Прыгуны
Эта секта распространилась в Закавказье и выродилась из секты «общих» в начале 50-х годов XIX столетия. Ее последователи известны еще под названием сопунов, веденцев, сиопцев и трясунов. Главным распространителем этой секты был крестьянин Лукьян Петров Соколов (†1862 г.), который ввел при богослужении, вместе с чтением и пением, обычай сопеть друг на друга, чтобы «очистить и облагодатствовать» (на основании невежественного понимания слов псалма 50: «окропиши мя иссопом»), и установил особые обряды: воскрешения дев и обряд, будто бы возбуждающий действие духа. Первый совершался так: во время моления какая-нибудь девица приходила в исступление, падала на пол и притворялась мертвой; по назначению учителя кто-нибудь простирался над ней, дул на нее или целовал ее. Это и было воскрешением. Второй обряд состоял в скакании и прыганье. Ссылаясь на Св. Писание, гласящее, что библейский царь Давид «пред сенным ковчегом скакаше, играя», прыгуны утверждают, что Дух Святой может снизойти к избранным людям только во время прыганья, при пении молитв, и только такие молитвы могут достичь Бога; потому-то и прыгают они в своих собраниях при богослужении. После Соколова и других учителей наставником и организатором секты был Максим Рудометкин, по прозванию Комар.
Во многих религиознообрядовых случаях прыгуны придерживаются Моисеева закона. Они празднуют, вместо воскресенья, субботу, еврейскую пятидесятницу, т.е. «Кущи», «Судный день» и многие другие еврейские праздники. Пасху празднуют также вместе с евреями, хотя соединяют с ней, как и православные, воспоминание о воскресенье Христовом, в которое будто бы веруют. Главным руководителем религиозных отправлений у прыгунов считается «пророк», которого в каждом селении выбирает себе само прыгунское общество. Обыкновенно на эту должность назначаются люди молодые, красивые, расторопные, умеющие петь и плясать без устали. В помощь такому пророку избираются две или три «пророчицы», также из молодых и красивых женщин. В выборе пророчиц общество руководствуется, главным образом, указанием пророка: на кого он укажет, те и посвящаются ему в помощницы.
Собрания у прыгунов обыкновенно устраиваются с пятницы на субботу и происходят, если нет особых помещений, в обыкновенных домах. Каждый, входящий в дом, кланяется присутствующим, которые отвечают тем же. Когда соберется достаточное число народа, начетчик, сидя в переднем углу, около пророка, приступает к чтению псалмов или Библии, разъясняя смысл прочитанного; если разъяснение недостаточно ясно, то пророк дополняет его более подробным толкованием. После чтения Библии или Псалтири происходит пение псалмов царя Давида или других религиозных песен. В пении принимают участие почти все присутствующие, мужчины и женщины. Мотивы пения, так же, как и у постоянных молокан, крайне монотонны и бедны гармонией. В известный момент бдения пророк предлагает помолиться о грехах «братий» и «сестер», не познавших истинной веры, т.е. не принявших учение их секты. Тут вся толпа падает ниц на землю и начинает плакать навзрыд. Некоторые из плачущих, в особенности женщины, на самом деле не плачут, а лишь показывают вид скорби, причем не брезгуют прибегать к способам, вызывающим невольные слезы (натирание глаз луком и т.п.). По окончании пения стихов начинается так называемый «выход на круг». Из присутствующих при молении подходит кто-нибудь к пророку, кланяется в пояс, а то и в ноги, целует его и становится с ним рядом; то же повторяют и другие, размещаясь так, чтобы каждый мог всем кланяться и со всеми целоваться, не исключая женщин и детей; дети и подростки, а также чувствующие за собой какой-нибудь грех целуют ноги пророка. Все это происходит чинно, тихо, с особенной торжественностью. Несмотря, однако, на видимую чинность «выхода на круг», случается иногда, что какой-нибудь совсем отживший старик с нескрываемым цинизмом и сладострастием обхватывает и целует подошедшую к нему молодую женщину или девушку.
От пения псалмов прыгуны переходят к пению молитв-песен, сочиненных пророками и называемых «чистыми». С лукавой улыбкой начинает пророк запевать сочиненную им или его предшественниками молитву; ему дружно подтягивают молящиеся, и, к удивлению слушателя, молитва, положенная на мотив: «Ах, вы сени, мои сени», гулко разносится по селению. Во время пения стихов на «пророка» «находит дух». В начале пения пророк приготовляется к восприятию «духа», выражая это топаньем об пол ногой и приглаживанием волос на голове, затем уже он проявляет волю «духа» покачиванием корпуса в разные стороны и, наконец, не будучи в силах сдерживать экстаза, начинает плясать перед пророчицей, которая не сходя с места отвечает ему нервным подергиванием плеч. Пение продолжается. Пророк, подняв вверх руки, не перестает прыгать. Но вот руки пророка опускаются на плечи пророчицы, и он, как бы падая на нее, начинает ее целовать, продолжая прыгать,– это значит, что «дух» от пророка сообщается пророчице, которая тут же пускается в пляс. Присутствующие, постепенно проникаясь «священнодействием» пророка, сами начинают прыгать до упаду. У некоторых экстаз доходит до такого опьянения: лезут на стену, залезают под печку, прыгают по столам и т.д. У многих изо рта бьет густая пена.
Во время прыганья пророк бормочет что-то непонятное; все присутствующие с затаенным дыханием прислушиваются к каждому сказанному им слову, но, конечно, ничего понять не могут, так как пророк бормочет какой-то вздор. Несмотря на это, прыгуны уверены, что устами пророка говорит «дух»; пророк же не только не рассеивает этой уверенности, но, напротив, старается поддержать ее, рассказывая всякие небылицы об откровениях «духа»; и другие, помимо пророка, часто болтают всякий вздор; но все это у прыгунов считается «даром языков». Усиленное прыганье налагает на прыгунов печать хлыстовства, худощавость, нервозность, бегающие по сторонам глаза и т.п.; так что по внешнему виду они отчасти напоминают хлыстов. По свидетельству некоторых, молитвенные собрания у прыгунов так же, как и хлыстовские, нередко оканчиваются «свальным грехом».
Свое вероучение прыгуны старательно скрывают; но вообще оно – молокано-субботническо-хлыстовское. Последователи этого учения находятся в Карской области, в Елизаветпольской, Эриванской, Бакинской, Тифлисской и Ставропольской губ.; существуют они также в Самарской и в других губерниях.