Часть XII

На злое будьте младенцы, а по уму будьте совершеннолетни.

1Кор.14:20

Однажды епископ Нектарий, будучи еще малым ребенком, приехал с матерью в Оптину. Прозорливый старец Нектарий сказал тогда ей: «Берегите сына. Со временем он нам будет очень нужен».

Предсказание старца сбылось: приняв монашество, он стал одним из иерархов в Америке. Епископ Нектарий не снискал славы, не совершал выдающихся подвигов, но вся жизнь его олицетворяла простоту, смирение мягкость, доброту и сердечность оптинской духовности. Вот как вспоминает могучего седобородого епископа одна русская по имени Варвара, знавшая владыку со своего раннего детства еще по Сан-Франциско:

«Помню владыку Нектария с той поры, как мне исполнилось три года. В отрочестве я вступила в отряд юных скаутов. Владыка Нектарий был нашим духовником, приезжал служить акафисты и пил с нами чай. Был он чист сердцем как дитя. И любил детей. Помню, купил он с моим братом лодку и... утопили ее. Епископ Нектарий отлично плавал, научил и мою сестру.

В лагере скаутов, бывало, каждый день нам что-нибудь рассказывал. Рассказчик он был отменный, увлекался, глаза у него делались большие как блюдца. Разве телевизор заменит такое?

Он всегда нас развлекал: то рычал по-медвежьи, то ухал филином. Зверей очень любил.

Моя подруга Вера обычно подвозила его на машине. Однажды приехав за ним, застала почтенного старца на полу в кухне. Перед ним стояло блюдо, а вокруг копошились муравьи.

– Владыка! Что это блюдо делает на полу?

– Верочка, я кормлю муравьев.

Он был очень остроумен и любил шутить, но сам оставался серьезным. А какой заботливый! Однажды я сломала палец, так он пришел меня навестить. У него дома я однажды укрыла брата, которого очень бранила мама.

Епископ Нектарий был замечательный. Добрый, сердечный – таких очень-очень мало. Как все мы, дети, любили его!»

И платинские отцы вспоминали случаи, открывающие добрую, невинную душу епископа. Как-то раз он явился нежданно-негаданно, и отцы решили накормить гостя. В тот день поварничал Дэвид, монастырский механик, и в ту минуту он чинил машину. Повсюду валялись инструменты и запасные части. Впрочем, Дэвид сразу откликнулся на просьбу отца Германа приготовить обед епископу и решил угостить владыку спагетти. Решив, что чем знатнее гость, тем больше он съест, Дэвид наложил епископу целую гору спагетти и щедро сдобрил томатным соусом. Один из братии, как и было заведено, читал что- то душеполезное, а отважный владыка «сражался» с обильным угощением. Вдруг отцы заметили, что тот перестал жевать и выудил что-то изо рта. Оказалось, болт с гайкой! Вот каково совмещать механику с кулинарией!

Отцы изрядно смутились, сам же епископ не огорчился и не рассердился. С улыбкой в глазах он повернулся к отцу Герману и прошептал: «А я-то думаю, почему так вкусно!»

Уже упоминалось, что в Аламеде, рядом с Сан-Франциско, у епископа Нектария была маленькая домашняя церковь Курской иконы Божией Матери. После рукоположения отцы Серафим и Герман вместе с монастырской братией ездили туда каждый год в день празднования чудотворной иконы в ноябре, как раз в канун именин самого епископа. Они помогали ему служить всенощную и литургию. Служба начиналась вечером и завершалась в четыре часа утра. Присутствие монашеской братии утешало владыку, ведь некогда он замышлял открыть в Аламеде монастырь. Последнее из таких всенощных бдений прошло несколько месяцев спустя после кончины отца Серафима, и сам епископ был уже весьма слаб и приближался к смерти. Он выстоял всю службу и, сколько был в силах, служил сам, хотя в алтаре его ждала кислородная подушка.

Отцу Серафиму благо: он скончался раньше епископа Нектария. К концу жизни отец Серафим начал понимать, что никогда больше не встретит иерарха такого духовного масштаба, и потерять его конечно же было бы очень тяжело. В июне 1976 года, вскоре после кончины архиепископа Аверкия, отец Серафим отмечал в письме: «Нашими наставниками прежде всего должны быть гиганты старшего поколения: владыка Иоанн, владыка Аверкий и другие, подобные им. Из всех ныне здравствующих представителей этого поколения нам особо дорог и ценен владыка Нектарий. Да сохранит его Господь на многая лета!»¹⁶³³

За скромной внешностью епископа Нектария таилась глубокая духовность. Его советы отцам о молитвенной и духовной жизни всегда строились не только на святоотеческом учении, но и на унаследованном им живом Предании. Сам он уразумел, что такое внутренний покой и молитва сердечная, чему отец Герман явился свидетелем. Когда у владыки сдало сердце и ему хотели поставить монитор, он рассудил так: «Если мне вживят устройство на батарейках, оно будет заставлять сердце биться в определенном ритме. И он может не совпасть с моей Иисусовой молитвой».

Отец Серафим причислял владыку Нектария к «гигантам старшего поколения», но, как уточнил потом отец Герман, он был «тихим гигантом». После кончины владыки отец Герман вспоминал: «Признаюсь, я был несправедлив к епископу Нектарию при жизни, строго судил его. Хотел, чтобы он был так же отважен и непримирим, как архиепископ Аверкий, или посвятил бы себя апостольским трудам, как архиепископ Андрей. Епископу Нектарию было что дать людям, однако он мирился со своим скромным, незаметным положением, никогда не стремился “выдвинуться”. Ведь это все, так сказать, суета. Лишь потом я понял, почему он так жил: ему нестерпимо было видеть нестроения в Церкви, однако он смиренно продолжал свое дело. До конца жизни он сохранил поистине детскую невинность, как и старец Нектарий Оптинский».

Сам он жил с ощущением непосредственной близости своего оптинского наставника, старца Нектария. И судя по тому как он шел по жизни, чувство это его не обманывало: старец Нектарий словно охранял его на каждом шагу, и ему удавалось потихоньку следовать путем, проложенным некогда оптинскими монахами, – содержать душу в бесхитростной чистоте, как и подобает обитателю Небесного Царства.

«Врата адовы» не одолеют Церкви, но они одолевают и вполне могут одолеть многих, мнящих себя быть столпами Церкви, как свидетельствует церковная история.

Архиепископ Аверкий¹⁶³⁴

«Православие, – писал архиепископ Аверкий, – это не есть просто какая-то чисто земная организация, возглавляемая патриархами, епископами и священниками, несущими служение в Церкви, которая официально называется Православной.

Православие – это мистическое Тело Христово, глава которого Сам Христос.

...Церковь, правда, не может быть совсем оторвана от земли, ибо в нее входят и люди, еще живущие на земле, а потому в устройстве и внешней организации ее неизбежен известный элемент земного, но чем этого земного меньше, тем для вечных целей ее лучше, и уж во всяком случае это земное никак не должно затмевать и подавлять собою чисто духовное – дело спасения душ для жизни вечной, ради чего Церковь и основана, и существует».¹⁶³⁵

Взгляд этот во многом соответствовал образу мыслей отца Серафима. Будучи преданным чадом Православной Церкви, он тем не менее понимал, что не может уповать только на внешние церковные формирования, какими бы они ни были. В письме одному священнику, которое уже цитировалось в данной книге, он писал: «Православным пастырям в наши дни более, чем когда-либо, следует остерегаться надеяться на “церковную организацию”. Вместо этого нужно непрестанно возводить взор горе́, к Пастыреначальнику Христу».¹⁶³⁶

В другом письме, рассказав о небольшой православной общине в Этне, отец Серафим замечает: «Мы чувствуем – хотя чувство это ни на чем конкретном пока не основано, – что в будущем главная надежда на сохранение истинного Православия – в таких вот крохотных общинах “единомысленных и единодушных” христиан. История XX века показывает, что не следует ждать многого от “церковной организации”; в ней, даже если она свободна от ересей, слишком силен стал дух мира сего. Архиепископ Аверкий и наш епископ Нектарий призывают нас готовиться к “катакомбным” временам, когда благодать Божия может даже отойти от “церковной организации”, и тогда останутся лишь разрозненные горстки истинно верующих. Пример того, чего можно ожидать, дала советская Россия, только все будет еще страшнее, поскольку времена в лучшую сторону не меняются».¹⁶³⁷

Однако тот факт, что отец Серафим не возлагал последней надежды на внешнюю сторону церковной организации, не мешал ему непоколебимо верить в неодолимую Православную Церковь – мистическое Тело Христово, – которую врата ада не одолеют (Мф.16:18).

В православном догматическом богословии Церковь определяется не как организация, а как богочеловеческий организм. Христос – Глава Церкви, Дух Святой – ее животворящая сила, верующие (и те, что еще живут на земле, принадлежа Церкви воинствующей, и те, что уже пребывают на небесах, то есть Церковь Торжествующая) – члены тела Церкви. Сербский богослов Иустин (Попович) писал в XX веке: «Церковь есть... богочеловеческий организм, а не человеческая организация».¹⁶³⁸ О том же говорил отец Михаил Помазанский: «Жизнь Церкви в своем существе таинственна, течение ее жизни не вмещается вполне ни в какую “историю”; Церковь совершенно отлична от какого бы то ни было на земле организованного общества... Как все члены нашего тела составляют полный и живой организм, зависящий от своей головы, так и Церковь есть духовный организм, в котором нет места, где не действовали бы силы Христовы».¹⁶³⁹

Усматривая Церковь как богочеловеческий организм, во главе которого – Христос, отец Серафим имел способность не застревать на ошибках и грехах ее членов с присущими им человеческими слабостями, а видеть выше и дальше этого. Следуя словам Писания: Не надейтеся на князи,, на сыны человеческия (Пс.145:3), он полагал всю свою надежду во Христе, принимающем грешных людей, соделывающем их членами Своего Тела и предлагающем им спасение от греха. Отец Михаил Помазанский пишет в своей книге «Православное догматическое богословие»: «Святость Церкви не затемняется вторжением мира в Церковь или греховностью людей. Все греховное и мирское, вторгающееся в церковную сферу, остается чуждым ей и предназначено к отсеванию и уничтожению, подобно сорным травам в посеве. Мнение, будто Церковь состоит из одних праведников и святых, людей безгрешных, не согласуется с прямым учением Христа и Его апостолов. Спаситель сравнивает Церковь Свою с полем, на котором пшеница растет вместе с плевелами, с неводом, извлекающим из воды и добрую рыбу, и негодную. В Церкви есть и добрые рабы, и худые (см.: Мф.18:23–35), девы мудрые и юродивые (см.: Мф.25:1–13)».¹⁶⁴⁰

В 1972 году отец Серафим получил письмо от новообращенного американца, испытывавшего гнев при виде церковных руководителей, которые действуют как мелкие функционеры. Отвечая на это письмо, отец Серафим говорит о своей вере в организм Церкви – вере, не позволявшей ему очень уж огорчаться при виде того, как сами христиане относятся к Церкви, словно к политической организации:

«В целом наших епископов не отличает отсутствие организаторских качеств. Дело, скорее, в другом. Они столь всерьез озабочены “организационной стороной” жизни Церкви, что иногда “угашают дух” некоторых членов ее живого Тела. Те из нас, кто на это способен, должны стараться поддерживать жизнь духа, – именно так, как Вы пишете: “отвратиться от веры в организацию и оставаться верными организму. Так мы не только можем послужить Церкви, но и станем фактически лучшими помощниками епископов, истинно трудясь вместе с ними на благо церковного “организма”, который есть Тело Христово. Если же порой нам приходится терпеть друг от друга непонимание и обиды (а уж тут-то мы все грешим, не только епископы), Церковь дает нам духовные средства, помогающие простить и преодолеть их.

Особенно печалит нас, что Вы так гневаетесь на отца Г. Сами мы отказываемся питать к нему плохие чувства. Пусть он поставил себя в ложное положение, но ведь руководствовался он при этом искренними соображениями. Да, потенциальный вред от этого был, поскольку мотивы эти политические, то есть они учитывают лишь “организационный” аспект в ущерб “организму”. Вообще говоря, владыку Иоанна при жизни мало кто из собратьев-епископов понимал, именно потому, что он всегда и везде прежде всего заботился об “организме” Церкви, не позволяя “организации” занять главенствующее место. И так он завещал жить и всем нам. Не беспокойтесь, если пока не сможете понять этого. “Понять” это невозможно, можно только испытать и выстрадать по мере приобщения Церкви и ее Преданию, по мере духовного роста. Господь пошлет Вам “случаи”, чтобы вы ощутили это сердцем.

Не доверяйте чрезмерно уму. Мысль должна сперва очиститься страданием, иначе ей не вынести испытаний нашего жестокого времени. Вряд ли “логики” будут со Христом и Его Церковью в грядущих на нас испытаниях. Слишком много будет доводов против, и те, кто слишком доверяет своей мысли, сами себя отговорят от следования Христу».¹⁶⁴¹

В 1975 году в одном из писем, обсуждая проблему церковной «сверхправильности», отец Серафим вновь говорит о том, что уповает на Церковь, которая выше человеческих страстей и заблуждений: «В глубине души мы спокойны на этот счет, так как знаем, что Церковь сильнее любого из тех, кто обманывается, считая себя Церковью. Обычно они отпадают, а оставшиеся становятся после этого трезвее».¹⁶⁴²

В 1979 году на лекции во время Свято-Германовского паломничества отец Серафим говорил о том, как Господь ведет Свою Церковь:

«Чем шире вы «расправляете крылья” в Православии, читая духовную литературу, обретая новый опыт, общаясь с православными собратьями, все больше проникаясь благодатью Божией, тем острее вы ощущаете свой, особый путь в огромном мире Православия. Начинаете понимать, что в нем есть множество мудрых вещей, вначале, может быть, и не казавшихся вам таковыми. И даже если людей, связанных с ними, самих по себе никак не назовешь мудрецами, Бог все равно ведет и направляет Свою Церковь. Мы знаем, что Он пребудет с нею до конца, а потому нет резона отчаиваться, отступать от Церкви и еретичествовать».

В 1981 году в статье об отце Михаиле Помазанском отец Серафим подтвердил, что и отец Михаил, и архиепископ Иоанн учили его, что Церковь сама ограждает себя от впадения в крайность как правого, так и левого толка:

«К счастью, у истинно православного Предания есть свойство предохранять себя – с помощью Божией – от разного рода крайностей, возникающих довольно часто, которые иначе могли бы увести ее с предначертанного ей пути. Это самосохранение и поддержание преемственности Предания, присущие Православию, не требуют помощи “блистательных богословов”. Этими свойствами Православие обладает благодаря “соборному (кафолическому) сознанию” Церкви, задававшему ей курс с самого начала ее существования. Именно соборное сознание сохранило целостность Русского Православия в 1920-е годы, когда крайне радикальные реформы так называемой “Живой Церкви”, казалось, овладели Церковью и многими ее иерархами и богословами». И то же соборное сознание, что хранило Христову Церковь на протяжении почти 2 000 лет, сохранит ее во всех бедах нынешнего времени».¹⁶⁴³

Во время паломничества 1982 года отец Серафим закончил последнюю, как потом оказалось, в своей жизни беседу словами, выражающими надежду на то, что его слушатели – большей частью обращенные в Православие из числа коренных жителей Америки – будут истинными членами Тела Христова, Православной Церкви. Опровергая то, что он назвал «светским мнением о Церкви как о совокупности зданий или общественной организации», отец Серафим сказал, что мы призваны «глубже чувствовать Церковь Христову и то, что наша “формальная принадлежность” ей недостаточна для нашего спасения».¹⁶⁴⁴ Он процитировал слова современного румынского исповедника отца Георгия Кальчу о том, что значит быть в Церкви:

«Церковь Христова жива и свободна. В ней мы движемся и существуем через Христа, ее Главу. В Нем мы имеем полноту свободы. В Церкви познаете истину, и истина делает вас свободными (Ин.8:32). Ты находишься в Церкви Христовой всякий раз, поднимая сломленного скорбью, подавая нищему, навещая больного. Ты в Церкви Христовой, когда взываешь: “Господи, помоги мне!” Ты в Церкви Христовой, когда ты добр и терпелив и отсекаешь гнев на брата своего, даже если он ранил твои чувства. Когда молишься: “Господи, прости его!” Когда честно трудишься, возвращаясь домой уставшим, но с доброй улыбкой. Когда на зло отвечаешь любовью – значит, ты в Церкви Христовой. Посмотрите, мои юные друзья, как близка Церковь Христова. Ты – Петр, и Бог строит Свою Церковь на тебе. Ты – камень Его Церкви, и ничто тебя не одолеет... Давайте же строить церкви верою, церкви, которые власть мира сего не одолеет, – Церковь, основание которой Христос. Сострадай тому, кто рядом. Никогда не спрашивай: “Кто он?” – но говори: “Он не чужой, он – брат мой. Он, как и я, – Церковь Христова”».

«С таким зовом в наших сердцах, – заключил отец Серафим, – давайте всем сердцем прилежать Церкви Христовой, Православной Церкви. Внешнего прилежания недостаточно, что-то должно подвигнуться внутри нас, дабы сделать нас отличными от окружающего мира, даже если этот мир и называет себя “христианским” или даже “православным”... Если мы действительно живем православным мировоззрением, наша вера выдержит любые испытания и будет источником вдохновения и спасения для тех, кто все еще ищет Христа, даже среди крушения человечества, которое уже началось».¹⁶⁴⁵

Веря в могущество Христа, исцеляющего Свою Церковь, отец Серафим лелеял надежду, что в будущем и Православная Церковь в России исцелится от нанесенных ей тяжких ран. Эту надежду с особой силой выразил наиболее близкий по духу отцу Серафиму новомученик Российский, епископ Стародубский Дамаскин (Цедрик) († 1935).

Оказавшись в горниле испытаний во времена антихристианского эксперимента советской власти, епископ Дамаскин сам стал знамением и предтечей тех православных, кто будет жить во времена антихриста. Он не следовал за митрополитом Сергием в поддержке советского режима и за это был арестован и отправлен в ссылку. Считая, что компромисс митрополита Сергия – лишь рана на Теле Христовом, которая в свое время заживет, ссыльный епископ писал своему стаду прекрасные послания, радея об утешении и укреплении народа Божия в гонениях. В одном из этих посланий он говорит:

«Те чада Божии, что не пали под напором сатанинского урагана, не расшиблись обломками великого крушения, ясно сознают положение и совершенно спокойно и уверенно возьмутся за создание истинной Церкви Христовой на сохранившемся фундаменте ее, без излишней нервности, без ненужних сетований, ибо самый процесс их строительства и составляет весь смысл жизни их...

...Пусть временно тьма покрыла землю (от часа шестого до часа девятого), пусть светильники некоторых Церквей сокрыты под сосудами, дабы не быть загашенными сатанинским вихрем, как у большинства, – малое время покоя от Господа (может быть, даже время, когда тьма возомнит свое дело уже завершенным), и светильники откроются, соединятся, зажгут множество иных загашенных было светильников, сольются в великий пламень веры, который при попытках загасить его будет лишь больше возгораться...

...Надо [ли] отступить пред натиском воинствующего безбожия? Да не будет сего! Как бы мало нас ни было, вся сила Христовых обетований о неодолимости Церкви остается с нами. С нами Христос – Победитель смерти и ада. История христианства показывает нам, что во все периоды обуревавших Церковь соблазнов и ересей носителями истины церковной и выразителями ее являлись немногие, но эти немногие огнем веры своей и ревностным стоянием в Истине постепенно зажигали всех.... То же будет и теперь, если мы, немногие, выполним свой долг перед Христом и Церковью Его до конца.

Безбоязненное исповедание веры и упования своего и твердое стояние в церковных установлениях является убедительнейшим возражением на уклонение митрополита Сергия и несокрушимой преградой направленным на Церковь враждебным силам: Не бойся же, малое стадо, ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство (Лк.12:32). Аминь».¹⁶⁴⁶

Как показало время, позиция епископа Дамаскина была верной, Господь не посрамил его надежды. Ведь Православная Церковь – Тело Христово – это на самом деле живой организм, извергающий из себя все нечистое.

В 1988 году отмечалось тысячелетие Крещения Руси. И Господь внял пламенным молитвам верующих в самой России и за рубежом, положение начало меняться. В 1991 году, через несколько месяцев после обретения мощей преподобного Серафима Саровского и перенесения их в Дивеевский монастырь, тоталитарный атеистический режим рухнул. В последующее десятилетие молитвами преподобного Серафима и сонма российских святых Россия пережила величайшее в истории Церкви духовное возрождение.

В книге «Святые русских катакомб» отец Серафим предсказывал, что после краха безбожного режима в России прежняя церковная организация и вся ее философия, которая оправдывает христиан, повинующихся государству, рассыплется в прах.¹⁶⁴⁷ Именно это и происходит сейчас в России. Тем, кто, подобно епископу Дамаскину и отцу Серафиму, видит в Церкви бессмертный богочеловеческий организм, совершенно ясно, что философия, которая оправдывает ложь и измену под видом сохранения Церкви, – это и значит “превращение в прах”. Все это уступает место чему-то иному, церковный организм выздоравливает, Христос исцеляет его, и соработники Ему в этом – сами члены Церкви. Доказательством служит тот факт, что в 2000 году Собор епископов Московского Патриархата, откликнувшись на горячее желание народа Божия, канонизировал тысячу двести новомучеников и исповедников Российских» в том числе множество священномучеников, протестовавших против склонения митрополита Сергия перед антихристианской властью. Среди новопрославленных иерархов был и Дамаскин, епископ Стародубский.

В 2000 году Поместный Собор Русской Православной Церкви принял исторический документ «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви», отвергающий принцип государственного контроля над Церковью и не считающий грехом неповиновение государству:

«Государство не должно вмешиваться в жизнь Церкви <...> Если власть принуждает православных верующих к отступлению от Христа и Его Церкви, а также к греховным, душевредным деяниям, Церковь должна отказать государству в повиновении. Христианин, следуя велению совести, может не исполнить повеления власти, понуждающего к тяжкому греху».

Этот факт весьма наглядно показывает нам, что такое на самом деле Православная Христова Церковь и как «врата ада не одолеют ее», даже если порой некоторые церковные руководители поддаются искушению и давлению мира сего.

С надеждой на грядущее возрождение России у отца Серафима была связана и вера в восстановление литургического общения между Русской Зарубежной Церковью и Русской Православной Церковью Московского Патриархата. В этом он был единомыслен с носителями лучших традиций Русской Зарубежной Церкви. Как мы помним, веру эту передал ему блаженный архиепископ Иоанн. Еще в 1960 году он называл Церковь в России «страждущей Матерью» Русской Зарубежной Церкви. Владыка Иоанн писал: «Русская Церковь за пределами России не отделена духовно от своей страждущей Матери. Она молится за нее, хранит ее духовное и материальное богатство и в должно е время воссоединится с ней, когда исчезнут причины разделения».¹⁶⁴⁸

По примеру владыки Иоанна отец Серафим, понимал, что разделение между Московской Патриархией и Русской Церковью Заграницей хотя и является реальностью, однако имеет место только на уровне организации, не затрагивая более глубокого единства, существовавшего в церковном организме. Теперь, когда в России меняются внешние обстоятельства, это единство должно быть открыто подтверждено. Отец Серафим писал от лица членов Зарубежной Церкви: «Наша Церковь не имеет общения с Москвой. Но наша Церковь считает подобное положение временным. Оно должно закончиться с падением коммунистического режима».¹⁶⁴⁹ В другом месте, говоря об отце Димитрии Дудко, священнике Московской Патриархии, отец Серафим утверждает: «Как только в России изменится ситуация, породившая политику митрополита Сергия, станет возможным полное единство в вере с такими мужественными борцами, как отец Димитрий».¹⁶⁵⁰

Кульминацией перемен в России явилась канонизация новомучеников и исповедников в Москве. Сбылась надежда отца Серафима.

На торжествах в храме Христа Спасителя в 2007 году Святейший Патриарх Московский Алексий II и первоиерарх Русской Православной Церкви Заграницей митрополит Лавр, епископ Джорданвилльский подписали Акт о восстановлении канонического общения Московской Патриархии и Русской Православной Церкви Заграницей. Сразу по подписании Акта патриарх Алексий II и митрополит Лавр служили Божественную литургию в кафедральном соборе. Это историческое событие, уврачевавшее восьмидесятилетнее разделение Русской Церкви, послужило поводом для ликования всего православного мира.

Зачастую причиной разделений в Церкви является недостаточная вера в саму Церковь, в то, что Христос силен исцелить ее недугующих членов. Взгляд на Церковь как на богочеловеческий организм помогает нам сохранять терпение при виде совершающихся в Церкви человеческих ошибок и воздерживаться от стремления к размежеванию. Такое понимание Церкви даст нам возможность склониться перед Промыслом Божиим, ведь Господь Сам сказал, что до Страшного Суда позволяет тернию расти вместе с пшеницей. В бедственные времена мы сможем сохранять постоянство и верность Преданиям и учениям Церкви, не подливая масла в огонь раскола или злого умысла среди чад Церкви.

Для отца Серафима восприятие Церкви как живого организма со временем росло и углублялось. Он обрел способность подняться над перегородками, разделяющими «церковные юрисдикции», ведь в конце концов они воздвигаются только на организационном уровне. К концу жизни он в значительной степени дистанцировался от изоляционизма, который многие в Русской Зарубежной Церкви старались сохранить. Отец Алексий Янг отмечал, как со временем менялась позиция отца Серафима по отношению к православным «юрисдикциям», не принадлежавшим к Русской Зарубежной Церкви:

«Он рьяно “отгораживался” от других юрисдикций в первые несколько лет нашего с ним знакомства (примерно 1966–1975 годы).

Я полагаю, что в это время его знания о других православных группах были довольно ограниченны и почерпнуты из книг и строгие взгляды сложились в основном на идеологической основе. Однако они разительно изменились, когда он увидел: 1) результат подобного “отгораживания” в Зарубежном Синоде и 2) резко возрастающий фанатизм “сверхправильной” группировки Синода, выступающей за слепое уставничество в Православии. Поначалу ему было просто не по себе, а затем он уже открыто ужасался абсолютному отсутствию любви к ближнему у так называемых “ревнителей”. Он сам был “ревнителем”, но не отвержения милосердия. В конце своей жизни он сказал мне: “Я сожалею, что ранее мы опубликовали много «проревнительских» статей в «Православном слове» и тем самым помогли в сотворении этого чудовища. Я раскаиваюсь в этом...” Каялся он горячо и искренне.

За год-два до смерти отец Серафим часто говорил мне, что начал причащать мирян из других юрисдикций, и добавлял: “Я знаю, что этого не одобрили бы, но люди приходят и ждут духовного руководства и окормления... Что ж делать? Прогнать их?” Когда я спросил, не боится ли он, что ему предъявят обвинение ультраревнители в Синоде, он ответил: “Ты плохо меня знаешь, если думаешь, что меня это беспокоит. Я знаю – так нужно поступить, а наживу ли неприятности – не важно”.

Вообще, я должен заметить, что отец Серафим, уважая букву правил и законов, всегда старался проникнуть в их дух. С начала 1970-х годов (насколько я помню) он понимал все яснее, что мы должны подняться над различиями юрисдикций, – не для того, чтобы стать обновленцами и изменниками, а для того, чтобы спасти как можно больше душ, ищущих “аромат истинного христианства” (как он любил говорить). Таким образом, избегая крайней меры – скандала и не стараясь кого-либо провоцировать, он тем не менее раскинул сети далеко и широко. И насколько мы знаем, этот “ловец человеков” преуспел».¹⁶⁵¹

То, что говорил отец Алексий, взято из летописи и сохранившихся писем отца Серафима. В 1980 году, когда в монастырь начали приезжать паломники из антиохийских православных приходов Калифорнии, отец Серафим с радостью отметил их ревность о вере. «Это все молодые ревнители Православия, – записал он, – Америка охвачена пламенем подлинного духовного возрождения».¹⁶⁵² Некоторые из антиохийских паломников были православными по рождению, принадлежали к разным народам, другие же – новообращенными. Со временем трое из этих мирян примут священство.

В декабре 1981 года отец Серафим сообщил в письме: «Недавно у нас побывал еще один антиохийский священник (из Лос-Анджелеса).¹⁶⁵³ Сам факт дружбы между нами стал источником, из которого они черпают силы для самостоятельной борьбы. Не знаю, чем все это закончится в смысле “юрисдикций”. Но нам нужно отделить образ Русской Зарубежной Церкви от образа “фанатиков партийной линии”, старающихся поглотить ее всю и явно обреченных на неудачу».¹⁶⁵⁴

В другом письме отец Серафим отвечает на вопросы своего духовного сына, который, будучи в Русской Зарубежной Церкви, хотел жениться на женщине из «соперничавшей» Митрополии (Православная Церковь в Америке). Духовник этой женщины, будучи полностью предан своей юрисдикции, отказался обвенчать пару, пока молодой человек не покинет Русскую Зарубежную Церковь. «...Смело соединяйся с единой Святой и Апостольской Церковью, – самоуверенно писал ему этот пастырь. – Шаг в этом направлении значительно изменил бы мое решение».

«Помогите! – взывал молодой человек к отцу Серафиму. – Я нуждаюсь в Вашем совете и молитве, что делать? Мы с невестой оказались в очень неловком положении...»

Столкновение любви и церковной политики отец Серафим рассудил так: «Я думаю, что он (священник) слишком сгущает краски. Вопрос “юрисдикций” (в случае Американской Митрополии и Русской Зарубежной Церкви) не настолько важен, чтобы помешать женитьбе, даже если жених и невеста принадлежат разным лагерям. Единодушие здесь, несомненно, предпочтительнее, но решать самим молодым».¹⁶⁵⁵ Спустя несколько дней отец Серафим послал этому священнику письмо, желая утешить его.

Отец Серафим был также убежден, что принадлежность к разным юрисдикциям не должна служить препятствием к причащению Святых Христовых Таин. Во время летнего Свято-Германовского паломничества 1979 года в беседе, которая называлась «Православные христиане на пороге 1980-х годов», он привел пример, найденный им в письменных работах отца Димитрия Дудко: «Отец Димитрий пишет о своем разговоре с одним человеком из Катакомбной Церкви. Человек этот был полностью лишен возможности участвовать в Таинствах, поскольку там, где он жил, Катакомбной Церкви не было. Он как-то старался сохранить и поддержать свою веру, не дать ей охладеть. У них с отцом Димитрием состоялся разговор на тему духовной жизни; и, как пишет отец Димитрий, “закончив говорить со мной, он принял из моих рук причастие”. Если смотреть на все строго и считать, что нужно любой ценой всегда оставаться в Катакомбной Церкви, то можно сказать, что ему не следовало так поступать. Однако с точки зрения пастырской, духовной, в данных конкретных обстоятельствах для него это было наилучшим выходом: принять Святые Тайны и благодать Божию, чтобы иметь силы для продолжения борьбы. И в результате, вспоминает отец Димитрий, в христианина этого словно заново вдохнули жизнь. До того, не имея доступа к Таинствам, он вел духовную битву сам по себе. Теперь же, причастившись, он вдруг ощутил, как в него вливается сила жизни, сила благодати Божией. Живи он и дальше без причастия, кто знает, может, он бы в конце концов охладел в вере и вообще отпал бы от Христа. В таких случаях нельзя судить по букве закона. Судить тут следует исходя из духовной потребности настоящего момента, как и делает отец Димитрий».¹⁶⁵⁶

Отец Серафим полагал, что когда для Церкви настанут более тяжелые времена, для верующих еще важнее будет способность смотреть поверх перегородок, разделяющих «юрисдикции». В 1978 году он замечал в одном письме:

«Мы чувствуем, что знамения времени все более и более указывают нам на приближающееся “катакомбное” существование, какую бы форму оно ни приняло. Чем быстрее мы сможем приготовиться к этому, тем лучше... Каждый монастырь или общину мы рассматриваем как часть будущей катакомбной “сети” борцов за истинное Православие, и вероятно, в эти времена (если они действительно будут настолько критическими, как представляется) вопрос юрисдикций отступит на второй план...»¹⁶⁵⁷

Мы говорили ранее, что отец Серафим никогда не менял своего отрицательного отношения к экуменизму и церковным реформам. Однако в последние годы, когда он увидел людей, называвших тех, кто был из других юрисдикций, еретиками, потому что они ходили в экуменические собрания, он постарался высказаться по данному вопросу более ясно. В статье «В защиту отца Димитрия Дудко» он писал:

«Некоторые “ревнители” Православия употребляют этот термин [экуменизм] в весьма расплывчатом смысле: так, будто одно это слово, произнесенное вслух или напечатанное, или любой контакт с “экуменической” организацией – это уже “ересь”. Такой взгляд – явное преувеличение. Экуменизм – ересь лишь в том случае, если действительно отрицается, что Православие есть истинная Церковь Христова. Мало кто из православных участников экуменического движения зашел так далеко, большинство же никогда не выражали сию ложную точку зрения, а некоторые, например ныне покойный отец Георгий Флоровский, лишь только раздражали протестантов-экуменистов частыми заявлениями, что Православие – это и есть Церковь Христа. Определенно можно критиковать даже последних за участие в экуменическом движении, которое, при самых благих намерениях, – заблуждение и неопределенность в отношении природы Христовой Церкви, но мы не можем называть этих людей еретиками, как и не можем утверждать, что все, кроме незначительного числа православных представителей, действительно подходят к экуменизму как к ереси. Крайности в борьбе за истинное Православие в наше время только мешают».¹⁶⁵⁸ В другом месте отец Серафим замечает: «Чрезмерная реакция на экуменическое движение несет в себе тот же мирской дух, что и само экуменическое движение».¹⁶⁵⁹

В вопросе о церковном календаре отец Серафим также предостерегал от крайностей, хотя собственную позицию на этот счет не менял. Он считал, что не стоит преувеличивать важность этой проблемы и вызывать таким образом ненужные раздоры и разделения в Церкви. В беседе во время Свято-Германовского паломничества 1979 года, после долгого рассказа о жизни бурно развивающейся Православной Церкви в Африке, отец Серафим заговорил о сильном беспокойстве «сверхправильных» православных по поводу того, что африканские новообращенные живут по новому календарю:

«Некоторые, желая быть “правильными”, скажут, что главой Африканской Православной Церкви является патриарх Александрийский, а он служит по новому стилю. Может быть, они даже решат, что мы вообще не должны иметь с православными африканцами никакого контакта. Так вот, я хочу сказать об этом несколько слов.

Хранение древних церковных Преданий и канонов само по себе очень ценно. И тех, кто произвольно и без нужды отступает от них, будет судить Бог. Тем, кто в 1920-х годах и позже ввел новый календарь, принесший Церкви разделение и модернизм, придется ответить за это деяние.

Но простые африканцы в этом всем совершенно не разбираются. Проповедовать им сейчас возврат к старому стилю – значит заставить их грызться по теоретическим вопросам, что лишь замутит их простое восприятие православной веры. На Западе новообращенные нередко искушены в спорах по конкретным пунктам теории, даже, бывает, пишут целые тома и трактаты о канонах и их толковании. Но ведь это Православие от головы, оно пропитано духом расчета и самооправдания. А нужно, особенно в грядущие полные опасностей дни, Православие более глубинное, идущее от сердца, и его-то мы и видим в бесхитростных письмах из Африки».¹⁶⁶⁰

Одно время отец Серафим также полагался на объединенное движение «Ревнители Православия» как противодействие обману последних времен. «В годы нашей наивной молодости, – писал он в 1979 году, – мы с отцом Германом мечтали о деятельном движении единомышленников – ревнителей Православия – среди молодых новообращенных русских, греков и т.д. Увы, мы стали старше и мудрее и теперь не ожидаем многого. Всем нашим исповедникам Православия не чуждо ничто человеческое... У весьма многих православных “ревнителей”, мне кажется, присутствует интеллектуальная ограниченность, сочетающаяся с некоторого рода политической ориентацией, что порождает левые и правые “фракции” и затмевает “общую задачу”, которая, как мы думали (и до сих пор думаем), очень ясна, особенно когда сопоставляешь ее с откровенным обновленчеством, происходящим ныне в Митрополии (Американской Православной Церкви), Греческой Архиепископии и др.».¹⁶⁶¹ –

Но, потеряв надежду на всякого рода движения «ревнителей», отец Серафим не оставлял упования на движение душ, чудесным образом приходящих ко Христу в Его Православную Церковь от всяческих напастей, грехов и отчаянных обстоятельств. Само христианство именно так и возникло: грешники чувствовали в Самом Иисусе Христе веяние благодати, и души их откликались; они знали, что тонут, и Он спасал их; и из них Он воздвиг Церковь Свою, которая пребудет до конца времен.

В лекции «Поиск Православия», прочитанной в 1981 году во время Свято-Германовского паломничества, отец Серафим поделился своим оптимизмом: люди всего мира, в каких бы условиях они ни жили, находят истинный образ Христа в Православии.

«И молодым и старым американцам надоело неглубокое и произвольно толкуемое учение современного протестантства, они открывают истинное и глубокое христианство Православия...

Римокатолики, наблюдая распад своей Церкви, признают, что Православие – это все то, чем некогда они считали римокатолицизм.

Молодые евреи, как в Советском Союзе, так и во всем мире, чтобы заполнить духовную пустоту современной жизни своего народа, все чаще обращаются в Православие...

В России поиск духовных истоков очевиден. Это связано с возрождением национального сознания в среде русского народа после десятков лет атеизма и разрушения религиозных институтов. Если попытаться вернуться к тому, что было до безбожного режима, мы непременно придем к Православию...

Что-то подобное, но только в меньшем масштабе происходит с православными молодыми людьми в Греции. Они отвергают современное «западничество”, коим отравлено греческое общество за более чем 100 лет. Эта молодежь находит свои корни в православном прошлом Греции, особенно в монашестве – сердце православной жизни».¹⁶⁶²

Отец Серафим очень интересовался обращением африканских народов в Православие. Годами он следил за этим явлением, переписывался с православными африканцами, опубликовал ряд статей об «африканской миссии». «А как насчет Африки? – спросил он как-то на своей лекции. – Какие православные корни способны найти ее народы? Мы можем очень удивиться, но Православие и вообще христианство в Африке прививается быстрее, чем где бы то ни было, и, по-видимому, через несколько лет эта часть планеты станет ведущим христианским континентом как по числу верующих, так и по истовости веры. Тертуллиан, христианский писатель II века, говорил, что душа по природе христианка, что видно из стремления некогда языческих народов принять христианство. Южнее Сахары его стали проповедовать только последние 100 лет. Римокатоличество и протестантство снискали в Африке много последователей, но кто действительно ищет истоки христианства – приходит к Православию. Вероятно, не многие из вас знают историю о двух семинаристах-англиканцах, обучавшихся в Уганде в 1920 году, которые в своих исследованиях пришли к заключению, что только Православие есть “истинная древняя религия”, от которой уклонились все современные западные секты. Сегодня Православные Церкви Уганды, Кении и других стран восточной Африки являются подтверждением плодотворности идей Православия. Почти без помощи внешнего православного мира они пришли ко всей полноте христианства, избегая ловушек, в которые попалось множество обращенных Запада».¹⁶⁶³

Уже после кончины отца Серафима в другом уголке африканского континента – Заире – выросла и окрепла православная христианская миссия. Случилось это главным образом трудами праведного иеромонаха Космы Асланидиса († 1989), а также монахов-миссионеров с Афона.¹⁶⁶⁴ Позднее один греческий священник из Австралии (ныне епископ) Нектарий Келлис († 2004) основал православную миссию на Мадагаскаре, и теперь она процветает.¹⁶⁶⁵ Тысячи людей крестились в обеих этих местностях, веруя в Иисуса Христа, исповедуя нестяжание, смирение и истину. Отец Серафим был бы счастлив увидеть это.

Многие американские протестанты возвращаются к историческим христианским корням. «В Америке, – говорил отец Серафим, – потребность в этом очевидна: разрозненность христианских сект, разное толкование христианского учения и жизни, основанное на личной интерпретации Писания, – все указывает на необходимость возвращения к изначальному, нераздельному христианству, коим является Православие. За последние несколько лет все больше и больше протестантов находят свой путь в Православную Церковь. Существует даже группа, известная как Евангельская Православная Церковь, прошедшая путь от “Студенческого крестового похода” (движение в духе Билли Грема 50-х годов) до глубочайшего осознания Таинств, иерархии, исторической связи с Древней Церковью и всем тем, что предлагает Православная Церковь как истинное апостольское христианство. Эти христиане еще скажут в современной Америке свое слово, и мы, православные, можем им в этом помочь».¹⁶⁶⁶ В 1987 году, через пять лет после кончины отца Серафима, Евангельское православное движение окончательно пришло в Православие через Североамериканскую Архиепископию Антиохийской Православной Церкви. С тех пор они уже успели много потрудиться для людей, разочаровавшихся в протестантизме, приводя их в Церковь.

Поиск духовных истоков, как указывал отец Серафим, является поиском надежности:

«Надежность Православия – это неизменная истина, которую оно получило и передавало из поколения в поколение со времени Христа и Его апостолов до наших дней. Поэтому неудивительно, что оно привлекает души, которые более всего жаждут истины – истины, идущей от Бога и дающей смысл и точку опоры всем тем, кого носит по житейским волнам...

Но, пожалуй, глубочайшая и наиболее привлекательная сторона в Православии сегодня – его призыв к любви. Самое печальное в нынешнем мире то, что он стал холоден и бессердечен. В Евангелии Господь говорит нам, что основным признаком последнего времени будет то, что во многих охладеет любовь (Мф.24:12). Но ведь апостол любви святой Иоанн Богослов благовествует, что основной отличительной чертой христиан является любовь друг к другу (см.: Ин.13:35). И самые выдающиеся учителя последних времен –те, кто исполнен этого чувства и открывает для людей богатство православной веры собственным примером изливающейся самоотверженной любви. Это и святой праведный Иоанн Кронштадтский, и святитель Нектарий Пентапольский, и наш архиепископ Иоанн (Максимович).

Будучи преисполнены евангельского учения и пытаясь жить в соответствии с ним, мы должны иметь любовь и сострадание к несчастному человечеству наших дней. Никогда еще не было оно столь несчастно, несмотря на все удобства и технические достижения. Люди страдают, умирают без Бога, а мы можем помочь им обрести Его. Любовь многих действительно охладела в эти дни, так не охладеем же мы сами! Пока Христос посылает нам Свою благодать и согревает наши сердца, нам нельзя быть холодными...»¹⁶⁶⁷

Надежда отца Серафима на обращение людей в Православие коренилась в его вере в то, что Православная Церковь, будучи истинной Церковью, основанной Христом, несет полноту Христовой благодати и обладает всеми средствами, данными Христом человечеству для подготовки к жизни в Его Царстве. В 1963 году, вскоре после своего обращения, отец Серафим говорит в письме к Алисон: «Православие – это подготовка душ к Царству Небесному. Схизматические Церкви, отколовшиеся от Православия, в большей или меньшей степени забыли эту истину и пошли на компромисс с миром сим; Православие одно сохранило неотмирность. Цель православной жизни (в которой мы все, увы, хромаем на обе ноги) – пребывать в этом мире в постоянном памятовании о жизни будущего века и по благодати нашего Господа видеть в земной жизни начало жизни оной, небесной».¹⁶⁶⁸

Упование отца Серафима на Церковь, по существу, было надеждой на жизнь в Царстве Небесном, ибо, веруя во Христа и принадлежа Телу Его на земле, мы сможем вечно пребывать в Нем и на небесах. В этом – в вечной жизни во Христе, в Царстве Небесном – полагал отец Серафим всю свою надежду.

Музыка появилась в Великом Начале всего. Она – отзвук гармонии меж небесами и землей.

Чжи Мин-шень¹⁶⁶⁹

В годы монашества, как мы уже знаем, отец Серафим не дозволял себе простого наслаждения классической музыкой, включая ее только тогда, когда она была ему нужна в работе с паломниками как средство, способствующее правильному формированию их душ, особенно молодежи.

Поскольку и отца Германа к вере привела музыка великих христианских композиторов, он не понимал «излишней аскетической осторожности» собрата, с которой тот подходил к классическим музыкальным произведениям. Ему запомнился такой случай. Теплый летний вечер, на горизонте еще розовеет закат, они с отцом Серафимом возвращаются из Сан-Франциско. Отец Герман попросил поставить запись Моцарта. Отец Серафим с неохотой исполнил его просьбу, однако слушал внимательно. Музыка кончилась. Напрасно ждал отец Герман отзывов друга, тот молчал.

– Ну и как тебе? – прервал долгую паузу отец Герман.

– Лучше бы мне слушать эту музыку в раю, – серьезно ответил отец Серафим.

Слова эти еще больше заставили задуматься отца Германа. «Я никогда не рассматривал музыку таким образом, – признал он позже. – Очевидно, она задела какие-то струнки в его душе, связывающие его с Божественностью. И перед таким великолепием запредельной небесной красоты в ангельской музыке Моцарта, в высоких и благородных творениях Баха и Генделя он ощущал свое недостоинство. Для него было почти святотатством наслаждаться прекрасными звуками, будучи еще на земле».

Музыка эта, хотя и звала к небесам, была написана людьми, она давала лишь частичное представление о небесной радости, не утоляя ее жажды, а лишь разжигая. Возможно, оттого и было грустно отцу Серафиму. Он понимал, что, радуясь всем сердцем этой музыке, он сознательно ограничивает себя, довольствуется малым, со сладостной горечью тоскуя о чем-то неизмеримо большем. Он обрел Царство Божие внутри себя (см.: Лк.17:21), и прекрасная, как отголосок этого Царства, музыка была ему уже не нужна. Как сказал старец Варсонофий Оптинский († 1913), сам исполнявший и слушавший классическую музыку до принятия монашества, «когда клапан сердца закрыт восприятию мирских удовольствий, открывается другой клапан для восприятия духовных радостей».¹⁶⁷⁰

Отец Герман заметил, что собрат исключительно строг к себе в отношении Баха. Сам отец Герман считал душеполезным слушать «Страсти по Матфею» на Страстной седмице, когда в православных монастырях на службах читают все четыре Евангелия. Отец Серафим ни разу не слушал вместе с ним. «Никакой музыки», – говорил он.

Любопытно, что, включая паломникам сочинения Генделя – современника Баха, отец Серафим вел себя совершенно по-иному. Вероятно, ему были более созвучны плавные, выверенные звуки, в них ощущались благородство и высокая культура. Они не доходили до глубины души, не вызывали щемящей тоски, как музыка Баха или некоторые произведения Моцарта. Поэтому однажды отец Серафим признал: «Я знаю, что Бах самый великий, но я больше люблю Генделя».¹⁶⁷¹

В 1982 году отец Герман достал запись кантаты «Имел довольно я», не подозревая, какую роль сыграла она в жизни собрата. Однажды он слушал ее у себя в «валаамской» келье, когда к нему зашел отец Серафим.

– Поразительная кантата! Я только что привез! Никогда раньше не слышал. Послушай непременно!

Отец Серафим отказался, но потом уступил настоянию отца Германа. Слушал музыку молча, закрыв глаза, застыв точно статуя. Отец Герман чувствовал, что в душе брата поднимается необъяснимый страх. Когда кантата кончилась, отец Серафим сказал: «Я знаю эту кантату. Слышал много раз». И тут же ушел, оставив отца Германа в недоумении: что-то он сделал неверно, а что – не знал.

Летом 1982 года, во время Свято-Германовского паломничества, кантата эта вновь прозвучала в монастыре. Один из братии рассказывает: «Съезд подходил к концу, на душе было легко от сознания выполненного дела, перед отъездом выпала свободная минутка. День только занимался, было свежо, ветрено, ощущалось дыхание осени. Солнечные лучи робко пробивались сквозь кроны деревьев, выхватывая из полумрака то кучку оленей, то пушистых белок, то павлинов, без страха вышагивающих перед гостями монастыря и невольно приводя их в состояние умиротворенного созерцания. И отец Серафим собрал всех, попросил сесть и слушать музыкальное произведение. Но прежде чем зазвучала музыка, он произнес отрезвляющие слова: “Какова цель богословия, всей христианской жизни среди прекрасного убранства земли? Не сладость ли и жизнь по ту сторону смерти, венчающей наши земные дела?”

И в этот момент зазвучала кантата Баха, история праведника Симеона, принявшего на руки Самое Воплощение Жизни, предвкушающего свою блаженную кончину:

Имел довольно я, Спасителя приняв...

Его я видел... и в радости покинул мир сей...

Усните ныне, утомленные глаза...

Не в силах, мир, я быть с тобою доле...

Лишь там, вдали, мне предстоит вкусить отдохновенье...

Когда в лесу замерли последние отзвуки кантаты, разнесшейся эхом по склонам гор, отец Серафим сказал на прощанье, какую радость испытывает душа, возрастая в православном Христе, как христианская культура, столь униженная современным “обесчеловечиванием”, может образовать душу и поднять ее к вратам рая. Он не упомянул, что именно эта кантата в годы его становления зачаровала его, привела к мысли о необходимости умереть для мира сего».¹⁶⁷²

Отец Герман ничего не знал о роли этой кантаты. Лишь после смерти отца Серафима Алисон рассказала ему все. Тогда-то он и понял, почему, столь напрягшись и застыв, слушал брат Баха у него в «валаамской» келье.

Отец Герман поясняет: «В молодости в глубине души отца Серафима таилось желание умереть. Он чувствовал в себе какой-то изъян, казалось, что от мира сего “имел довольно он”. Он чаял сладости смерти и находил ее в кантате Баха.

Придя к Православию, он обрел жизнь. Теперь ему было уже мало того, что он имел. Его ждали важные дела. Нужно было донести Православие до других людей. И он уже не хотел умереть. Надеялся жить долго. Когда же слушал кантату у меня в келье, невольно она напомнила о смерти. Он словно встретился со старым другом. В кантате послышался погребальный звон. И душа вняла ему».

«Имел довольно я» было последним классическим произведением, которое довелось услышать отцу Серафиму в земной жизни. Через три недели по нем ударил погребальный колокол.

Истинный христианин – воитель, пробивающийся сквозь незримые вражьи ряды к небесному дому своему.

Преподобный Герман Аляскинский¹⁶⁷³

Последние годы жизни отца Серафима были счастливыми для монастыря. В церковных кругах к монастырю относились теперь с большим уважением, в подтверждение чего в Прощеное воскресенье 1978 года архиепископ Антоний наградил отца Германа золотым крестом, а отца Серафима – палицей. 18 января 1981 года владыка возвел отца Германа в сан игумена, а отца Серафима также наградил золотым крестом.

Кроме того, монастырь, как выразилась Валентина Харви, «приобрел необыкновенную популярность». «Поехать туда стремились все, – вспоминает Валентина, – невзирая на бытовые трудности и неудобства». Отец Алексий Янг, выступая от лица своего поколения православных американцев, говорил: «Монастырь был для нас “путеводной звездой”. Это был наш “Камелот”».¹⁶⁷⁴ «Платина – это чудо!» – повторяли многие.

В конце 1981 года, менее чем за год до смерти, отец Серафим писал своей крестной, Светлане: «Похоже, что за все эти годы мы пустили здесь глубокие корни».¹⁶⁷⁵ В 1980 и 1981 годах братия пополнилась тремя новыми искателями монашества. Раньше отец Серафим писал, что «гораздо большее единодушие с нами проявляют сестры, нежели братья».¹⁶⁷⁶ Теперь же, по его наблюдениям, и среди братии появились люди, «настроенные на серьезную жизнь в монашестве; может быть, они приживутся».¹⁶⁷⁷ «Братия у нас теперь все больше простая, – записал он, – что не может не радовать после общения с теми “сложными натурами”, что мы здесь успели повидать».¹⁶⁷⁸

Деятельность Братства расширилась далеко за пределы изначально намеченных планов и охватывала все новые и новые сферы: печатались новые книги, все больше доброхотов жертвовали временем и силами, помогая Братству в издательских трудах. В монастырь приезжало теперь много молодых, серьезно настроенных паломников, особенно во время летних Свято-Германовских паломничеств. Отец Серафим отмечал, что «среди молодежи, и американской, и русской, происходит “возрождение”, все хотят полнее приобщиться Православию».¹⁶⁷⁹

Отец Алексий Янг вспоминал, что в последний год жизни отец Серафим выглядел очень счастливым, умиротворенным больше, чем когда-либо. Вне всякого сомнения, растущая деятельность и влияние Братства радовали отца Серафима, и все же ясно было, что вся глубина его мира и радости имеет в первую очередь внутренний источник, не зависящий от внешних обстоятельств. Отцу Алексию вспомнился один июльский день 1982 года, примерно за два месяца до кончины отца Серафима. В тот день отец Алексий наиболее полно ощутил исходящий от отца Серафима внутренний покой. Как оказалось, это была его последняя более или менее долгая беседа с отцом Серафимом.

«Из Аризоны ко мне приехали сестры, Иустина и Анна (обе новообращенные в Православие), – рассказывал отец Алексий. – Они еще ни разу не были в скиту, и мы отправились туда. Отец Герман куда-то уехал по миссионерским делам, отец Серафим находился в своей келье. Когда мы появились, он вышел повидаться с нами. Сели на лесной полянке, где в хорошую погоду обычно проходили лекции и беседы, стали пить чай. Никогда раньше не видел я отца Серафима таким спокойным, безмятежным. Отвечал моим сестрам на вопросы о духовной жизни просто, по существу и с пользой для них. Самое же главное – им передался его внутренний покой, и потом ощущение это не оставляло их еще много дней».¹⁶⁸⁰

Может быть, этот внутренний покой, это время благоденствия монастыря и внешний успех его деятельности были Божиим даром отцу Серафиму в самом конце его жизни, не чуждой страданию. И все же отец Серафим хорошо понимал, что совершенный покой и процветание в этом мире невозможны, ибо все в нем преходяще.

Как-то раз в конце жизни отец Серафим сказал отцу Герману, что, похоже, Господь отпустил ему двадцать лет (несмотря на неизлечимую болезнь, обнаруженную в 1961 году), чтобы он потрудился во славу Его. И вот эти двадцать лет истекли. Отец Серафим никогда не говорил об этом и, вероятно, никогда не осознавал это так ясно. Бог уже уготовлял ему обитель в Царствии Небесном.

Книги и лекции отца Серафима всегда прямо или косвенно носили эсхатологический характер. Особенно ярко это проявилось в его последних трудах. «Душа после смерти», несомненно, подготовила его к собственной грядущей жизни. Последний сдвоенный номер «Православного слова», над которым он трудился не покладая рук, был посвящен Апокалипсису. Все статьи и переводы принадлежат перу отца Серафима. В журнал вошли: запись его последней беседы «Будущее России и конец мира», его введение к толкованию книги Апокалипсиса, статья о жизни и значении современного пророка архиепископа Аверкия и предисловие к его книге. За этим следовала первая глава святоотеческого толкования Апокалипсиса, написанная архиепископом Аверкием (уже несколько лет отец Серафим мечтал перевести ее на английский язык). Перевод всей книги отец Серафим закончил перед самой кончиной, и впоследствии Братство опубликовало ее отдельным изданием.¹⁶⁸¹

В последней лекции отца Серафима «Православное мировоззрение», с которой он выступил на Свято-Германовском паломничестве летом 1982 года (за три недели до смерти), он снова указал знамения близящегося конца света:

«1. Мир сделался ненормальным. Никогда еще бесовские и противоестественные явления не усваивались людьми как нечто обыденное. Приглядитесь, что пишут газеты, какие показываются фильмы, телепрограммы, что интересует людей, что их радует, веселит, – все это за пределами добра, в мире оккультном. И много людей, которые сознательно насаждают эти взгляды и вкусы (из корыстных, разумеется, побуждений), потому что они в моде, потому что у людей противоестественная тяга к подобному.

2. Войны и слухи о войнах, все более безжалостных, все более жестоких, но и они отходят на второй план перед угрозой немыслимой всемирной ядерной войны, которая может начаться простым нажатием кнопки.

3. Усиливается централизация информационных источников и тем самым контролируется сознание людей.

4. Появляются все новые лжепророки, лжехристы и ложные антихристы.

5. Поистине ужасно наблюдать, какой всплеск зрительских симпатий вызвал недавний фильм “Е.Т.” Миллионы вроде бы нормальных людей выражают любовь к герою, “спасителю” человечества из космоса – явному бесу. Это ли не шаг к обожествлению грядущего антихриста!

Примеров можно приводить множество, но я хочу не запугать вас, а лишь привлечь внимание к тому, что происходит. И впрямь у нас времени меньше, чем вы думаете. Время Апокалипсиса уже наступило. И как же горько видеть христиан, и тем более молодых православных, проводящих как ни в чем не бывало так называемую “нормальную жизнь”, не чувствующих нависшей угрозы, ужаса нашей эпохи. Они капризны, своевольны и себялюбивы до самообожествления. Им невдомек, что “праздник жизни” вот-вот кончится и они не будут готовы к отчаянным грядущим временам. Вопрос уже не в том, хорошие мы христиане или плохие, а в другом: удастся ли вообще сохранить нашу веру?»¹⁶⁸²

В той же лекции отец Серафим в последний раз высказался и по поводу «Православия сердца», видя в нем защиту от современных влияний и обманов.

«Нужно трезво и реально оценивать жизнь, не витая в облаках фантазий и не прячась трусливо от действительности, какой бы она не представала. Высокое “заоблачное” Православие – продукт тепличный, в повседневной жизни не поможет, и уж тем более не спасет тех, кто рядом с нами. Наш мир жесток и тяжко ранит души. Нам надобно первым делом отвечать простой христианской любовью и пониманием, оставив “высшие сферы” молитвенного состояния тем, кто способен им приобщиться.

Христиане должны не замыкаться в себе, а идти к тем, кто ищет Бога и богоугодной жизни. Сегодня, где ни появится достаточно большая православная община, велико искушение превратить ее в закрытый клуб довольных собой, своими добродетелями и “достижениями”: красивыми церквями и убранством, пышностью служб, даже “чистотой” самого учения! Но истинная христианская жизнь со времен апостолов неразрывно связана с передачей христианства другим людям, – потому-то и освещает она путь нашим ближним и дальним. Для этого не нужно создавать особую организацию или открывать миссию. Возгоревшись, истинная вера огнем побежит от сердца к сердцу...

Относиться к людям мы должны с любовью и прощением. Сегодня и в православную жизнь прокралось жестокосердие. “Это еретик – к нему не подходи”. “Вон тот, кажется, православный, но надо бы проверить”. “А вон этот уж точно лазутчик”. Никто не спорит: Церковь сегодня окружена врагами. Есть и те, кто злоупотребляет доверием. Но то же самое было и в апостольские времена, христианская жизнь в ее практическом применении всегда сопряжена с риском. Но даже если нас обманывают и нам приходится “осторожничать”, все одно – нельзя отказываться от любви и доверия, иначе мы утеряем самое главное в христианской жизни. Мир без Христа недоверчив и холоден, поэтому христиане должны быть любящими и открытыми, иначе в душах своих лишимся соли Христа и сделаемся как прочие в мире сем – ни к чему не пригодными, разве только быть выброшенными вон, на попрание людям.

Взглянем же на себя со смирением – и станем более щедры и незлобивы к недостаткам других. Как мы любим осуждать людей за не похожее на наше поведение: мы их обзываем и “свихнутыми”, и “чокнутыми” новообращенными. Конечно, нужно опасаться психически неуравновешенных людей в Церкви, они могут принести много вреда. Но разве всякий истинно верующий христианин не кажется прочим людям чокнутым? Мы не умещаемся в прокрустово ложе современной жизни, а если ее мерки нам в самый раз, значит, мы не настоящие христиане... Так не убоимся быть в глазах других немного “чокнутыми”, исполнимся христианской любовью и прощением, которых миру сему никогда не понять... хотя в душе своей люди чувствуют в этом нужду и к этому тянутся.

Наконец, христианское наше отношение к людям должно быть “простодушным” – лучшего слова не подобрать. Сейчас в мире ценится “изысканность”, “светская мудрость”, “профессионализм”. Православие их не ценит, ибо качества эти убивают христианскую душу. И тем не менее они прокрадываются в Церковь и находят себе место в нашей жизни. Как часто приходится слышать от новообращенных об их желании отправиться в знаменитые центры Православия, где в больших соборах и монастырях собираются тысячами, толкуют о церковной жизни, исполняясь важностью Православия. Однако в жизни общества Православие – капля в море, а в больших храмах и монастырях создается превратное впечатление, что это нечто значительное и важное в жизни мира. И сколь жалки эти люди, удовлетворяющие свою гордыню. Они возвращаются из великих центров Православия, полнясь церковными сплетнями и смутой, ставя превыше всего уставную “правильность” и мирское мудрование в решении вопросов церковных. Короче говоря, они теряют простодушие и неотмирность, их слишком пленяет внешняя, обращенная к миру сторона церковной жизни.

Искушение это в разной степени и форме коснулось каждого, и мы должны с ним бороться, чтобы это внешнее, второстепенное не заслоняло главного – Христа и спасения наших душ от злобного современного поколения людей».¹⁶⁸³

Через несколько дней после паломничества 1982 года, на праздник Преображения, отец Серафим по обыкновению выступил с проповедью под открытым небом, усыпанном звездами. В прошлый раз он говорил о нашем земном призвании, теперь – в последней, как оказалось, проповеди – он напомнил слушавшим его о цели нашего земного пути. Любопытно: восемь лет тому назад, тоже на праздник Преображения, он отмечал, сколь мало времени отпущено нам в этой жизни, чтобы приготовить душу ко спасению. Сейчас же, накануне неожиданной и безвременной кончины, он говорил в основном о жизни грядущей. Одна из сестер скита Блаженной Ксении записала события той ночи:

«Для всех нас, сплотившихся вокруг него, последняя проповедь была особенно дорога и важна. Во время литии монахи, монахини, гости со свечами пошли крестным ходом по лесу, распевая праздничные гимны.

Мужчины сначала направились к Преображенскому скиту, женщины – к скиту Илии Пророка. Встретились у изножия большого креста, установленного над ущельем. Ночь выдалась ясная и звездная. Отец Серафим (в белом облачении) подошел ко кресту, показал всем затушить свечи. Постоял, помолчал, глядя на черное ущелье, на звездное небо, и заговорил: «Пред нами предстает не только мир сей – великолепное творение Божие, но и совсем немного, мельком и туманно – Божие Царство Небесное, уготованное всем нам. Мы все должны помнить, что там наш дом, что нужно стряхнуть с себя все пустые и мелочные страсти и попечения – все это привязывает нас к земле, к падшему миру сему и мешает осознавать, для чего мы созданы. Так легко забыть первопричину нашего существования.

Мы живем в конце времен. Все отчетливее знамения антихриста, к его воцарению готовится весь мир сей. И христианам выпадут неслыханные испытания веры и любви ко Христу. Нам придется скрываться в пустыни – таких вот укромных уголках, как и этот. Конечно, враг сыщет нас в конце концов и там. Скрываться надобно не для того, чтобы спасти свою жизнь земную, а чтобы выгадать время и укрепить души перед последней битвой. Начинать нужно уже сейчас. Хотя бы бороться с мелкими страстишками, памятуя, что истинный дом наш не здесь, на земле, но на небесах. Так потрудимся же ради нашего небесного отечества, как говаривал преподобный Герман... К звездам! К звездам!”

Он замолчал, но продолжал глядеть на божественную синеву неба, усыпанного звездами, отрешившись от нас. Мы же видели, как приоткрылась тайна человека, который давно уже готовил душу к вечности и вот-вот приобщится ее».¹⁶⁸⁴

Огонь небесный затухает,

Мой бренный остов покидает

Не вдруг, но в трепетном томленье.

Блаженна боль! И смерть – забвенье.

Так сжалься, о Природа, надо мной

В грядущей жизни даруй мне покой.

Уходит мир, он исчезает.

Мне небо очи отверзает.

Я Серафимам внемлю. Чу!

Так дайте ж крылья! Я взлечу!

Ну что, могила, где ж твоя победа?

Ну что же, смерть, так где ж твоя коса? Александр Поуп. Из «Слова умирающего христианина своей душе»

На следующее после Преображенской всенощной утро отец Серафим совершил последнюю литургию в жизни. Вскоре он заболел и более не мог присутствовать на монастырских богослужениях. И раньше случалось недомогание, но отец Серафим никогда не жаловался, и трудно было судить, насколько он болен. На этот раз стали докучать сильные боли в животе. Отец Серафим уединился в своей келье, в одиночку сражаясь с недугом. Жара, спавшая было в дни паломничества, воцарилась снова, что лишь усугубляло самочувствие больного. Выше упоминавшийся студент Джон, ныне находившийся в монастыре и готовившийся ко крещению, зашел к отцу Серафиму с вопросами по Священному Писанию. Он вспоминает: «От сильной боли у него даже путались мысли. Он, как всегда терпеливо, выслушал меня, стараясь не выдавать своего самочувствия, но в конце концов признался, что сейчас не в состоянии что-либо мне посоветовать».

Несколько дней боли не прекращались. Стало очевидно, что недуг серьезный, и, как ни отказывался отец Серафим ложиться в больницу, надеясь на выздоровление, он все же уступил настояниям отца Германа. Боль к этому моменту была уже невыносимой. По пути в больницу он все повторял слова, сказанные святителем Иоанном Златоустом, когда того увозили в последнюю ссылку: «Слава Богу за все!»

После осмотра врачи нашли его состояние очень серьезным. В сосудах кишечника образовались тромбы, кровь не поступала, началась гангрена. Случай весьма редкий, как указали врачи, и болезнь эта коварна, она разрушает кишечник без видимых симптомов, и долгое время больной ничего не подозревает. Удивительно, как отец Серафим столько дней терпел жуткую боль, не прибегая ни к каким болеутоляющим средствами. По мнению врачей, от невыносимой боли впору было кричать.

Отца Серафима немедленно отвезли в операционную и удалили омертвевшую часть кишечника. Отец Герман один пошел к нему после операции и увидел ужасающую картину: отец Серафим, привязанный к кровати, с какой-то трубкой во рту, метался в невыносимой агонии, кляня самых близких ему во всем мире людей, говорил, что ненавидит всех, грозил отомстить, как только обретет свободу. Отец Герман был шокирован, услышав такие слова, исходящие из уст собрата, но, взглянув в глаза отца Серафима, увидел, что они затянуты пеленой и ни на что не смотрят. Отец Серафим действительно не был в этот момент самим собой, находясь в состоянии бреда, вызванного болью и остаточным действием анестезии. Отец Герман тотчас же пошел сказать врачу, что отец Серафим испытывает сильнейшую боль, и попросил дать ему обезболивающее. Сказал он и о том, что отец Серафим говорит шокирующие вещи, но доктор посоветовал не обращать на это внимания, поскольку люди, выходящие из состояния анестезии, могут вести себя как лишенные рассудка.

Джон, готовившийся тогда принять крещение, вспоминает: «Я был среди тех, кто ждал, когда отец Герман выйдет из палаты. Мы его стали расспрашивать о состоянии больного. Он рассказал нам, какие слова говорил отец Серафим в бреду. Отец Серафим был для меня героем, и мне больно было слышать, что он сказал такое. Но отец Герман утешил нас, передав разговор с врачом, объяснившим ему, что пациенты, выходя из наркоза, нередко ведут себя так. Позже я от кого-то услышал, что отец Герман, возможно, стал свидетелем последнего предсмертного искушения отца Серафима. Ведь известно, что бесы, бывает, нападают на душу перед исходом ее из тела, и тут они могли воспользоваться действием анестезии, от которой рассудок отца Серафима помутился. Не знаю, точно ли было так, или следует принять объяснение врача, назвавшего чисто физические причины, – оно меня, кстати, тогда вполне устроило. Но вот что я могу сказать точно: слова, которые отец Серафим говорил после операции, не выражали его мыслей и чувств в момент смерти. Позже, когда он был уже в здравом рассудке, я видел, с какой любовью он смотрел на отца Германа и на всех нас из-под надетой на лицо кислородной маски и с какой неколебимой верой тихо, со слезами молился Богу».

После первой операции врачи полагали, что отец Серафим выживет. Однако последующие анализы показали: тромбы стали образовываться снова.

Провели вторую операцию. Врачи столкнулись с неразрешимой задачей: если вводить препараты, разжижающие кровь, она не будет свертываться и пациент умрет от кровоизлияния. Если таких лекарств не давать, кровь будет загустевать, по-прежнему образовывая тромбы, и придется удалять все новые и новые участки кишечника. Из Сан-Франциско приехал профессор – специалист по этому редкому заболеванию, но и он не смог помочь. Доктора сказали, что у отца Серафима один шанс из пятидесяти справиться с болезнью.

Отец Герман и на этот раз пошел поговорить с собратом наедине. Отец Серафим был теперь совсем не такой, как после первой операции: спокойный, в своем уме, но слабее. Он попытался говорить с отцом Германом через кислородную маску, но от слабости не мог внятно произносить слова. Отцу Герману удалось понять только, что собрат пытается рассказать о явлении ему Архиепископа Иоанна и что это имеет отношение к будущему. Архиепископ Иоанн пришел утешить и успокоить своего ученика в страданиях, но открытые им тайны так и останутся известны лишь самому этому ученику.

«Доктора говорят, что ты умрешь. Но как же с Аляской?! – воскликнул отец Герман, видя явный конец собрата. – Ведь мы же не выполнили обещания отцу Герасиму. Если ты умрешь, благослови нас продолжать Новый Валаам преподобного Германа». Отец Серафим взглядом дал понять, что расслышал, сложил пальцы, пытаясь осенить брата перстосложением, и, благословив, бессильно уронил руку... Это его благословение значило для отца Германа, что дело пойдет на Аляске. Так оно и случилось.

После этого отец Герман загадочно говорил всем, что нужно ехать на Аляску, но мало кто тогда придал значение его словам.¹⁶⁸⁵

О безнадежном состоянии отца Серафима известили его духовных чад. По словам одного из них, «словно лавина обрушилась. Последовала череда мучительных, как кошмарный сон, дней: все были подавлены, ошеломлены, чувствовали беспомощность, страх, одиночество, отчаяние – всего не опишешь».¹⁶⁸⁶

Накануне Успения многие полагали, что именно в этот день Богородица восхитит отца Серафима на Свой праздник. К этому мнению склонялся и отец Герман, ибо знал, как в последние месяцы отец Серафим усердно молился Ей.

В пятницу 27 августа в церкви Рединга в канун Успения собралось много народа: провести полночную литургию и помолиться о выздоровлении отца Серафима. Отец Алексий Янг причастил болящего в больнице, там неотлучно находился отец Герман и братия. Врачи разрешили всем по очереди повидать отца Серафима. Он находился в реанимационном отделении, то и дело впадал в беспамятство, от лекарств и боли взор вновь затуманился. Все думали, что настал час прощания. Однако, не желая отпускать отца Серафима, еще молились о чуде.

Приехал и архиепископ Антоний. Помолился с отцом Германом об исходе души и отбыл в Сан-Франциско. Было почти два часа ночи.

Мария Мансур рассказывает в статье, которую написала потом для «Православной Америки»: «Дежурившие у постели умирающего не желали расходиться, – вспоминает одна из его духовных дочерей. – И словно по мановению Утешительницы, Матери Божией, распахнулись двери, и народ стал заполнять палату. Собралось человек двадцать. Несколько часов кряду в последний раз пели они отцу Серафиму прекрасный Успенский светилен: “Апостоли, от конец совокупльшеся зде, в Гефсиманийстей веси погребите тело Мое...” Потом – весь Пасхальный канон. Отец Серафим не мог говорить: он дышал через кислородную маску, но был в сознании и, услышав свое любимое “Благообразный Иосиф”, прослезился».¹⁶⁸⁷

«Не сдерживали слез и все, кто был рядом. Не хотели, да и не могли. Особенно когда просить прощения к отцу Серафиму подошел Феофил. Перед самой болезнью наставника юноша повздорил с ним, чем только усугубил состояние болящего. Теперь же Феофил говорил о своей любви к нему, благодарил за отеческую заботу.

Тяжко было видеть страдания отца Серафима, но и покинуть его было невозможно. Лишь по настоянию медсестры всем пришлось уйти из палаты. Никто и не предполагал, что их бдение продлится пять дней и пять ночей.

На Успение должны были крестить Джона. Ранее предполагалось, что отец Серафим будет его восприемником. Отец Герман, полагая, что благодать крещения поможет и отцу Серафиму, решил сам совершить Таинство. В сопровождении четырех братий он отправился в монастырь, пообещав отцу Серафиму отслужить для него тем же днем литургию. Ручей на Благородном кряже играл солнечными бликами. Когда новокрещенный вышел из воды, луч радости согрел опечаленные сердца присутствующих.

Измученные дежурством в больнице и долгой службой, они пытались хоть немного отдохнуть. Но тревожное ожидание не давало уснуть. Как там отец Серафим, жив ли еще? Со слезами молились перед иконой Богоматери “Скоропослушницы”. Одновременно перед тем же образом о выздоровлении отца Серафима молились и афонские монахи на Святой Горе. Перед обратной дорогой в Рединг позвонили в больницу. В напряженном ожидании сердце, казалось, вырвется из груди. Состояние больного немного улучшилось – можно перевести дух».¹⁶⁸⁸

Трогательно было видеть, как в минуты просветления отец Серафим старался приветить посетителей сердечной улыбкой. Вошел новокрещенный Джон, прямо в крестильной рубахе. Отец Серафим просиял, крепко сжал руку юноше, и жест этот в духовном осмыслении был особенно прекрасен, ведь болящий буквально сотрясался всем телом от боли!

«В тот вечер, – вспоминает далее Мария Мансур, – в больнице собралось еще больше людей. Появилась робкая надежда, врачи давали чуть больше шансов на выздоровление.

Рано поутру сиделки разрешили гостям подольше побыть с больным. Те, у кого доставало времени, молились, читали Евангелие у постели отца Серафима. Им не забыть этого трезвенного настроя. То было время задуматься: о смерти, витавшей рядом, о страданиях ради Христа, о том, как много это значит. Отец Серафим лежал беспомощный и неподвижный – его привязали к постели, чтобы избежать опасности от возможных сильнейших приступов боли, оплели проводами с датчиками, от рук тянулись трубки к капельницам, дышал он через кислородную маску – воистину отец Серафим был распят, и мы все лицезрели мученичество. Сам он так часто говорил о страданиях и их пользе для христианской души. Он так болел сердцем и восторгался страждущими православными за железным занавесом. Может, поэтому Господь сподобил его приобщиться подобных страданий».¹⁶⁸⁹

Позже один из духовных сыновей отца Серафима так описал его страдания: «Для отца Серафима современное увлечение “удобствами”, “техническим прогрессом” несло не меньшую опасность для души, чем любая ересь. Многим присутствовавшим при нем во время роковой болезни показалось, что сами силы ада пытались отомстить ему за то, что он нес людям Истину, – среди всей этой медицинской техники он казался распятым: его раздели, пригвоздили, привязали к разным аппаратам, и неделю длилось это страшное мучение».

После воскресной литургии в Рединге в тот же вечер над больным совершили елеосвящение. Духовная дочь отца Серафима вспоминает: «Каждый чувствовал, что своими грехами причастен к болезни отца Серафима. Каждый, приняв елеосвящение во исцеление души и тела, покаялся и вознес истовые молитвы: “Услыши нас, Боже! Услыши нас, Владыко! Услыши нас, Святый!” После чего отец Герман поехал в больницу помазать отца Серафима.

Для всех близких отца Серафима то были тяжкие испытания – и душевные, и физические, и духовные. Со всех концов страны звонили люди, справлялись о здоровье болящего и молились о нем. И у нас, и за рубежом в истовой мольбе припадали люди к престолу Господню, просили избавить отца Серафима от его участи – не ради него самого (ибо сам он уже давно приготовился к этому часу), а ради тех из нас, кто нуждался в его попечительстве о спасении души. Редкий молитвенник, светильник во мраке безбожия и хаоса... Не может Бог лишить нас столь яркого светоча так несвоевременно!

Нестерпимо медленно ползет время. Зазвонит телефон, зайдет доктор или медсестра – и снова вспыхивает надежда, равно и самые худшие опасения. Приемный покой превратился в молельню. Акафисты и каноны читались один за другим. Так долго и так истово почти никто из присутствующих никогда не молился».¹⁶⁹⁰

Во вторник утром состояние отца Серафима вновь ухудшилось. Обзвонили всех знакомых, испрашивая еще более усердных молитв. Побыть со своим духовным сыном приехал епископ Нектарий. Он пробыл в больнице несколько дней, совершил не одну службу, моля о милости. Однако отцу Герману шепнул: «Готовьтесь, отец Серафим, видимо, приспел для Царства Небесного».

В полночь в больничной часовне неподалеку от реанимационного корпуса отслужили литургию. Тесная клетушка без окон, низкий потолок – обстановка почти катакомбной церкви. В часовню набилось много народа, в основном американцы-новообращенные, – они помнили всю литургию наизусть. Сердечная общая молитва прибавляла духовных сил, сплачивала людей, объединенных общей целью. Отец Герман сказал: «Будто потолок церкви раздвинулся, и мы предстояли перед небесами». А собрат его тем временем уже стоял у врат смерти.

Отец Герман исповедал умирающего друга, напомнил ему о греховных помыслах, словах и делах. Говорить отец Серафим уже не мог, он лишь кивнул, когда отец Герман спросил, раскаивается ли он.

Отец Герман как мог сдерживал душевную боль, окунувшись с головой в хлопоты, молитвенные бдения, богослужения. Но когда он утешал рыдающих посетителей, некоторые чувствовали, что и у него что-то надломилось в душе. «Для него это был страшный удар, – сказала потом Сильвия Андерсон. – Я случайно увидела, как он плачет у постели отца Серафима, умоляя его не умирать». Ведь отец Серафим для него и друг, и собрат, и критик, и советчик; их связывало взаимное послушание, общие мечты, безграничное доверие, ведь сказал же ему отец Серафим некогда судьбоносные слова: «Верю тебе». Отец Герман знал, что без собрата он как корабль без якоря и штурвала в бескрайнем море. Своим постоянством в повседневной духовной жизни, нерассеянным вниманием в монашестве, строгим следованием принципу «взаимного послушания» отец Серафим удерживал этот корабль на заданном курсе. Но и сам отец Серафим однажды сказал ему, что надеется умереть раньше него, потому что не представляет, как жить без собрата. Теперь же сокрушался отец Герман: как-то выстоит Братство без отца Серафима?

За неделю предсмертных мучений отца Серафима его собрату и всем прочим стало очевидно, как очищается душа отходящего, как побеждается самость и пепел ее приносится в жертву Богу. Ни злобы, ни бунтливости в отце Серафиме сейчас не было, лишь верность Богу, любовь, сокрушенное сердце и покаяние. Раз, причащая умирающего, отец Герман поднял над его головой Евангелие, благословляя. Отец Серафим смотрел на него с надеждой, будто чего-то ожидая от него. Собрав последние силы, отец Серафим вдруг приподнялся и поцеловал ту небесную Книгу, которая даровала ему жизнь. Откинулся на подушки – на глаза навернулись слезы. Бывшие рядом тоже зарыдали. Один из них, Мартин, готовившийся в ту пору ко крещению, но не решавшийся сделать самый важный шаг к Церкви, сказал потом, что увидел последнее героическое усилие отца Серафима – и все сомнения отлетели прочь, он убедился в силе Иисуса Христа, непобедимой даже перед лицом смерти. Вера в Него побеждала действительность земного бытия.

Можно лишь гадать, какая благодать Божия, Его Пресвятой Матери и Его святых снисходила на отца Серафима в те дни. Достаточно было взглянуть ему в глаза, чтобы понять: боль не заглушила его непрестанную молитву.

Во вторник ночью в реанимационную палату привезли паренька при смерти: он попал в страшную мотоциклетную катастрофу. Его мать безутешно плакала в приемном покое, бок о бок с близкими отца Серафима. Утром к ней подошел отец Герман, постарался утешить и спросил, не хочет ли она крестить сына. Она согласилась, и не мешкая отец Герман совершил Таинство, явив на свет раба Божия Христофора. А несколько часов спустя его душу, отмытую водой крещения, Господь восхитил на небо. И в этом люди увидели плод страданий отца Серафима.

Днем в среду отцу Серафиму привезли из Сан-Франциско икону Божией Матери «Нечаянная Радость». Весь день подле нее молились люди, чувствуя, что Пресвятая Богородица охраняет отца Серафима. Снова в больничной часовне в полночь отслужили литургию. В три часа утра отец Серафим причастился Святых Таин. Отец Герман и несколько братий решили наконец немного поспать и уехали в Рединг, в дом Валентины Харви. Остальные не покинули больницы и, когда дозволялось навещать умирающего, приносили в его палату и икону.

Под утро в четверг Елене Юрьевне Концевич, жившей в Беркли, приснился сон. «Рядом со мной стоял незнакомый священник и укорял за грехи. Говорил, что я ни на кого не должна держать зла. Вместе мы вошли в какой- то зал, большой и великолепный.

Вдалеке на возвышении стоял человек и пел. Я не могла разобрать лица, но пел он чудесно (хвалу Пресвятой Богородице: Величит душа Моя Господа...). До меня долетали лишь отдельные слова. Священник показал подойти ближе. Теперь я отчетливо слышала каждое слово. Голосом певец напоминал отца Серафима (я слышала, как он поет, лет двадцать тому назад в соборе Сан-Франциско. Тогда он единственный пел на клиросе всю утреню от начала до конца. Никогда не слышала я такого истинно молитвенного пения. Душа так и воспарила...). И теперь во сне тот же голос – Ангела, райского небожителя. Неземной красоты пение! Проснувшись, я поняла, что надежд на выздоровление отца Серафима нет».¹⁶⁹¹

И Алисон (к тому времени овдовевшая и жившая в Канзасе) тоже неисповедимыми путями узнала о близящейся кончине отца Серафима. В отличие от Елены Юрьевны Концевич, Алисон не знала даже о его болезни. Но долгие годы, даже за тысячу миль от него, она чувствовала крепкие узы, связующие их. Письма от него получала она всего несколько раз в год, но ежедневно молилась об отце Серафиме и знала, что он молится о ней. Всякий раз перед тем как получить письмо, она чувствовала, что он вспоминает о ней, и с уверенностью ждала весточки. И теперь в предсмертный час он подал о себе знак. Она увидела его во сне, он был привязан к кровати, а во взгляде сквозила невыносимая боль. Даже для Алисон, медсестры по профессии, видеть такое было чрезвычайно тяжело. Говорить отец Серафим не мог. Она тут же написала в монастырь, не обманывает ли сон.

В то же время отец Герман нашел ее адрес и послал письмо. Еще много лет назад отец Серафим наказал, случись что с ним, известить Алисон. Письмо она получила уже после смерти отца Серафима и убедилась, что сон не обманул даже в мелочах: отец Серафим и впрямь уже не мог говорить в последние дни. Утешало ее то, что даже в последние минуты жизни отец Серафим помнил о ней, пытался связаться с ней.

В четверг, в половине одиннадцатого утра, врачи сказали, что более помочь ничем не могут – в ослабленном, изболевшемся теле отца Серафима начали один за другим отказывать различные органы. Через несколько минут он вступил в жизнь небесную.

Отец Герман приехал в больницу несколько позже. Известие о кончине собрата не застало его врасплох, хотя до последней минуты он молился о его выздоровлении. Одна из сестер скита Блаженной Ксении присутствовала при последних минутах жизни отца Серафима. «Мужайтесь!» – таково было ее последнее напутствие уходившему в мир горний, духовный.

Отец Серафим скончался 20 августа / 2 сентября 1982 года, всего лишь сорока восьми лет от роду. Достигнув совершенства в короткое время, он исполнил долгие лета; ибо душа его была угодна Господу, потому и ускорил Он из среды нечестия (Прем.4:13–14).

Кончина отца Серафима пришлась на дни попразднства Успения, из чего многие заключили, что Пресвятая Богородица особо оберегала его в смертный час. Страдания его, мучительные, но недолгие (пред лицом вечности), ознаменовали последнюю главу в его духовном развитии, подведя к порогу рая. Ибо кратковременное легкое страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу (2Кор.4:17).

Отец Герман с братией облачили отца Серафима в монашеское и священническое одеяние, хотели подвязать челюсть, но не удалось: на лице покойного так и застыла тихая улыбка небесного счастья. По православной традиции на усопшего надели сначала крестильную рубаху, потом монашеское облачение, а сверху – священнические ризы. Свою крестильную рубаху отдал отцу Серафиму Джон, крестившийся за четыре дня до того.

Потом приехал друг и сосед Братства Дэвид де Марс, перенес тело в машину и повез в Платину. Вереница автомобилей растянулась по извилистой дороге вверх по Благородному кряжу, из каждой машины доносилось непрестанное молитвенное пение.

Тело отца Серафима в простом деревянном гробу, сколоченном сыном отца Владимира Андерсона, Василием, до похорон оставили в монастырской церкви. Круглые сутки читали Псалтирь. Вечерняя служба превратилась в ночное бдение, в нескончаемую молитву об упокоении души раба Божия иеромонаха Серафима.

Днем в монастырь приехал из Этны отец Алексий Янг. «Всю ночь я провел в храме с отцом Серафимом, – вспоминал он. – Люди приходили, уходили. Электричества, само собой, не было, только свечи. Время от времени я вставал и служил панихиду – снова и снова. Помню, смотрю на него и думаю: “Он не умер. Это невозможно!” Особенно запомнилось, как смотрел на его правую руку и думал о том, что никогда уже эта рука не поднимется, чтобы благословить меня. Тогда я взял его руку, приподнял и благословил себя ею. В последний раз».¹⁶⁹²

Добродетель не умирает с человеком, ибо она бестелесна.

Еврипид

За три дня (с момента смерти до похорон) тело отца Серафима не одеревенело, не начало разлагаться, несмотря на летнюю жару. Кожа не приобрела серо-синеватый оттенок, а оставалась теплой, золотистой на вид, была мягкой, как у «спящего младенца», по словам одного из паломников. Другой паломник, профессор из Беркли, сказал, что тело «подобно святым мощам». Нетленность издавна считалась в Православной Церкви признаком святости.

Все находившиеся в ту пору в монастыре считали, что это проявление благодати Божией.

Лицо отца Серафима в гробу прояснилось, разгладилось, воссияло покоем и счастьем, и хотя монашеский обычай предписывал накрывать лицо усопшего, этого делать не стали. Он лежал будто живой и выглядел моложе, чем при жизни. Весь вид его свидетельствовал о победе над смертью, и множество людей проводили долгие часы в молитве у гроба. Маленьких детишек приходилось едва ли не силой уводить из церкви – столь сильно было настроение любви и покоя. «Усните ныне, утомленные глаза... – вспомнились отцу Герману, когда он смотрел на блаженный лик покойного, строки кантаты. – Имел довольно я». Отец Серафим наконец разгадал тайну смерти, которая не давала покоя всю его сознательную жизнь.

4 сентября, в день похорон, с утра архиепископ Антоний и епископ Нектарий отслужили Божественную литургию архиерейским чином. Монастырская церковь была переполнена. На литургии Владимира Андерсона рукоположили во священника, а Лоренса Уильямса (из прихода в городке Этна) – во диакона. Когда все в храме пели Символ веры, архиереи и священники, глянув в алтарное окно, увидели трогательную сцену: на том месте, где предстояло похоронить отца Серафима, собралась семья оленей.

После литургии состоялось отпевание. Снова служили архиепископ Антоний и епископ Нектарий. Сколько народу прошло мимо гроба, целуя на прощанье усопшему лоб и руки, написавшие столько душеполезных книг, статей, текстов церковных служб. На клиросе пели чудесные и трезвящие слова, написанные святым VIII века Иоанном Дамаскиным: «Кая житейская сладость пребывает печали непричастна...»

Согласно учению Церкви, которое она стяжала ангельским откровением, двое суток после смерти душа пользуется относительной свободой и вольна посетить дорогие ей места. В «Душе после смерти» отец Серафим писал: «Описание этих двух дней никоим образом не догмат, а лишь приближенное представление о том, что чаще всего ожидает душу непосредственно после смерти. И в православной литературе, и в современной научной описаны случаи, когда усопшие на короткое время (иногда во сне) являлись живым, что подтверждает истину: несколько времени после смерти душа пребывает вблизи земли».¹⁶⁹³

То же было и с отцом Серафимом. Одна из его духовных дочерей, Элли Андерсон, стояла у гроба, рыдая и причитая, что-то ей теперь делать без духовного отца, и вдруг, «не двигаясь, не осознавая, что происходит, очутилась перед огромным ликом Христа, почуяла запах тлена и услышала голос отца Серафима: “Это все Христос соделывал – не я, я же – тлен”. Я обернулась к отцу Серафиму, от него исходило сладостное благоухание, и совершенно успокоилась.

Когда все прощались с ним, я вдруг увидела его за гробом, лицом к алтарю. Трудно описать: он весь сиял, хотя на нем была монашеская ряса. Пока пели, он, стоя лицом к алтарю, непрерывно кадил».¹⁶⁹⁴

Народу собралось столько, что многим пришлось лишь слушать службу со двора. Была среди них и мать Бригитта (некогда Барбара Маккарти). К ней подошел епископ Нектарий, видя, что она убита горем, утешил: «Молитесь не за отца Серафима, а отцу Серафиму!» – сказал он.

Жизнь отца Серафима продолжала приносить духовные плоды и теперь, когда он лежал «безгласен и недвижим»: над его гробом архиепископ Антоний постриг в рясофор двух послушников монастыря. Один из них, вышеупомянутый Григорий, спустя восемнадцать лет станет следующим настоятелем монастыря Преподобного Германа.

После пострига архиепископ Антоний произнес проповедь, в которой сказал:

«С особым чувством вспоминаю я один осенний день – холодный- холодный, – когда у этого храма еще не было крыши, а вместо купола было небо. В тот день на этом самом месте приняли монашеский постриг отец Герман и отец Серафим. И раньше, еще в Сан-Франциско, мы чувствовали, что отец Серафим – Божий человек. Чувствовали и тогда, когда он, будучи смиренным псаломщиком – чтецом, пел с нами на клиросе, и тогда, когда он помогал отцу Митрофану собирать средства для Святой Земли. Но именно здесь, в Платине, начался его особый путь, и какой путь! И сегодня все, кто любят отца Серафима, и не только присутствующие здесь, но и те, кто не смог приехать, вспоминают его жизнь. Рассказывать ее я не буду: пусть расскажет отец Герман; о ней гораздо больше говорят стены этого храма, печатной мастерской, его монашеской кельи.

Хочу лишь напомнить дорогому отцу Герману слова, сказанные тысячу лет назад одним человеком своему брату. Братьями этими были святые равноапостольные Кирилл и Мефодий.¹⁶⁹⁵ Кирилл, умирая (в Риме), обратился к брату со следующими словами: “Брат, мы тянули эту лямку подобно двум быкам. Я знаю, тебе дорог твой Олимп (он говорил не о греческом Олимпе, а о малоазийском). Но ты ни в коем случае не бросай этого труда. Если лямку тянули два быка, то какая же сила нужна теперь оставшемуся, чтобы продолжать работу!”

Молитвами святых Кирилла и Мефодия, молитвами преподобного отца нашего Германа Аляскинского, молитвами близкого собрата нашего иеромонаха Серафима да вдохнет Господь, собравший нас вместе у этого гроба, в души наши желание помогать отцу Герману, несущему теперь свой груз в одиночестве. Простимся же с отцом Серафимом со всей любовью, на которую способны наши, увы, небольшие сердца».¹⁶⁹⁶

Гроб отца Серафима понесли из храма к могиле, вырытой на месте открытой часовни в честь Сретения Господня. Стали засыпать землей. Всеобщая скорбь сменилась радостью – не сговариваясь, все запели «Христос воскресе из мертвых». Слова, которые некогда отец Серафим сказал о похоронах архиепископа Иоанна, цитируя святителя Игнатия (Брянчанинова), могут теперь быть отнесены к нему самому: «Видели ли вы когда-нибудь тело усопшего праведника? Оно не смердит, к нему подходят без страха. А на похоронах скорбь растворяется в неизъяснимой радости... Это знак того, что душа усопшего стяжала милость и благодать Божию».¹⁶⁹⁷

Для многих обращенных американцев похороны отца Серафима и преизбыточная благодать того дня имели особое значение. Люди убеждались, сколь велики возможности всех православных американцев. В связи с этим интересно отметить особый символический смысл места, где покоится тело отца Серафима. Как мы помним, за тринадцать лет до его кончины он и отец Герман проводили здесь первые службы, архиепископ Антоний отслужил здесь первую литургию. «Православие пришло в дикие земли Северной Калифорнии, – писал отец Серафим, – со служением здесь, на этом месте, Божественной литургии». И теперь земля эта приняла и упокоила здесь первенца – первый плод исконно американской святости, первое «живое связующее звено» со святоотечеством. .

Стоит еще отметить, что место это посвящено празднику Сретения Господня – тому празднику, для которого была написана кантата «Имел довольно я». Тело отца Серафима приняла земля. Та тоска, которую пробудил в нем когда-то музыкальный шедевр Баха, утолена. Подобно праведному Симеону, встретившему в храме Младенца-Христа, отец Серафим радостно ступил за порог, отделяющий этот преходящий мир от вечной небесной жизни, – ибо узрели очи его спасение Господне (ср.: Лк.2:30).

Согласно православному учению, душа на третий день после смерти проходит мытарства, ее проводят и по небесной обители, и по аду, и она еще не знает, куда ее определит Бог, лишь на сороковой день решается, где ей пребывать вплоть до всеобщего воскресения. Поэтому Церковь и молится особенно усердно о душах первые сорок дней после кончины. Отец Герман ежедневно совершал литургии в поминовение отца Серафима.

На сороковой день, когда Церковь особенно усердно молится о душах усопших, к могиле снова потянулись паломники. Многие уже последовали совету епископа Нектария, данному Бригитте: молились не столько за отца Серафима, сколько ему самому, дабы он и из мира иного не оставлял их молитвой и духовным покровительством. Приехал и сам владыка Нектарий с несколькими священниками, он еще раз удостоверил те чувства, которыми уже полнились сердца людей. Совершив литургию и панихиду у могилы, он обратился к собравшимся, закончив проповедь следующими словами: «Отец Серафим был праведником, может, даже святым». Старый иерарх имел право на такое предположение: он немало повидал истинно святых людей как в России, так и в «свободном» мире. Священник, переводивший его проповедь, запнулся, не решаясь повторить последнее слово. Столь смелое заявление могло оказаться не по вкусу церковным руководителям, не определившим еще своего мнения. Переводчик попросил владыку Нектария уточнить смысл. Стукнув посохом оземь, тот громогласно повторил: «Да! Святым!» И смущенный переводчик вынужден был повторить это по-английски.

От могилы паломники вслед за владыкой Нектарием пошли в церковь. На пороге он остановился с кадилом в руке, обернулся и с чувством, во весь голос запел величание: «Ублажаем тя, преподобие отче Серафиме, и чтим святую память твою, наставниче монахов и собеседниче Ангелов». Монахи, священники, паломники подхватили, и снова горечь разлуки с усопшим скрасилась радостью.

В тот день отец Серафим, американец, принявший Православие после долгого скитания в дебрях атеизма и буддизма, обрел свое место в Царствии Божием. Епископ Нектарий был на тридцать лет старше, он получил наставления Оптинских старцев, когда отец Серафим еще только открывал свои глаза, родившись в мир, однако американец подвигом добрым подвизался и первым течение совершил (2Тим.4:7). «Пришел и “похитил” у нас рай», – с улыбкой сказал епископ Нектарий отцу Герману.

Помнится, много лет назад владыка научал отцов продолжать труды, даже когда останется лишь один из них. И вот теперь, с упокоением отца Серафима, он обратился к Братству с такими словами: «Платина – что первая скрипка в оркестре. Сейчас оборвалась одна из струн. Но свою партию нужно доиграть даже с оборванной струной!»

Со святыми упокой, Христе, душу раба Твоего, идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная.

Кондак панихиды.

Прп.Иоанн Дамаскин

Не прошло и месяца после кончины отца Серафима, как «Православная Америка» посвятила ему целый номер. О нем похвально отозвалась Елена Юрьевна Концевич, одна из последних представительниц тех «живых святоотеческих звеньев», что связывали нас с предыдущим поколением. «Преклоняюсь перед новопреставленным отцом Серафимом и высоко ценю его высокие заслуги перед Богом. Хотелось бы сказать несколько слов об особенно дорогой и близкой моему сердцу его черте: верности подлинному Православию. Он ни в чем не отступил от учения Церкви, не зависел от чьего-либо мнения или суждения. Таким же был и мой муж, Иван Михайлович Концевич, имевший несколько университетских степеней и уже к концу жизни окончивший Богословскую академию. Ему и в голову не могло прийти погрешить против Церкви.

Учение Православной Церкви – это не плод умственной работы или рассуждений великих отцов Церкви. Сам Святой Дух преподал им это учение через Свое наитие. Вот почему Православие непоколебимо. Любое преступление против Святого Духа – грех непростительный (см.: Мф.12:31–32). Верность Православию в наши тяжкие и смутные времена – большая заслуга. Отец Серафим был светильником горящим и светящим. И свет свой он оставил в печатных трудах. Слава Богу за все».¹⁶⁹⁸

В том же номере помещены и прочувствованные сердцем строки отца Алексия Янга:

«В одной из последних его проповедей, которую мне довелось услышать, он вновь повторил: “Будьте добрее друг к другу. Друг друга тяготы носите во имя Христа”. .

Смерть вырвала этого верного слугу Господня из и без того малочисленных рядов миссионерского Братства преподобного Германа. Будучи способен постигнуть глубокие начала богословия, он никогда не уклонялся со стези евангельской простоты, отражая данный в Священном Писании образ праведника, уста которого источают премудрость (Притч.10:31).

Со слезами на глазах пишу эти строки, ибо отец Серафим был не только соратником и сотоварищем моим, но и моей совестью. Ни строки не написал я без оглядки на отца Серафима, зная, как нельзя доверяться себе. Теперь лишь Христос может утолить мою сердечную скорбь...

Конечно, при жизни мы все не оценили его сполна. Ведь тех, кого мы любим, мы чаще всего принимаем как нечто непременное; мы забывали, сколь хрупко его здоровье, полагали, что он всегда будет с нами. Всего сорок восемь лет прожил он, уйдя еще молодым, оставив незавершенными столько трудов. Его путь как православного христианина и того меньше – около двадцати лет. И вот после краткой мучительной болезни он скончался. И немного наказанные, они будут много облагодетельствованы, потому что Бог испытал их и нашел их достойными Его (Прем.3:5).

В «Наставлениях о деятельной жизни” блаженного Евагрия находим следующие строки: “Одному монаху сказали, что у него умер отец. Тот обратился к печальному вестнику: «Перестань богохульствовать. Отец мой бессмертен”.

То же почувствовал и я, узнав о смерти отца Серафима. Нет, он не умер, он воистину живет во Христе! Он ушел в мир иной к любимым святым: архиепископу Иоанну, преподобному Паисию [Величковскому], святым Галлии и Северной Фиваиды, жития которых он переводил и публиковал.

Какой человек! Братья и сестры, дорогие читатели, не скоро сподобимся мы увидеть такого же! Слава Богу, что послал нам его, хотя и на короткое время. Всем сердцем верю, что он слышит сейчас блаженный голос Вседержителя: Хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего (Мф.25:21 )».¹⁶⁹⁹

В январе 1983 года, через четыре месяца после смерти отца Серафима и всего за три недели до собственной кончины, епископ Нектарий († 24.01 / 06.02.1983) прислал отцу Герману ободряющее письмо, в котором советовал: положись «на молитвы твоего небесного покровителя и конечно же на молитвы твоего сотаинника, усопшего иеромонаха Серафима. А архиепископ Иоанн? – продолжал владыка Нектарий. – Разве не возносит он свои святые молитвы к Престолу Всевышнего, умоляя ниспослать тебе помощь во укрепление воли и обретения сил для дальнейшего созидания и утверждения твоего святого монастыря? Ведь это детище владыки Иоанна!

Бог есть Бог живых, а не мертвых. И архиепископ Иоанн, и отец Серафим живы с Господом и несомненно имеют дерзновение пред Престолом Божиим. Обращайся к ним. Чувствуй и верь в их молитвенное заступление и помощь.

БУДЬ ХРАБР, БУДЬ МУЖЕСТВЕН, И ДА ПРЕБУДЕТ СЕРДЦЕ ТВОЕ ТВЕРДО».¹⁷⁰⁰

В последующие годы Братство преподобного Германа получило немало подтверждений тому, что отец Серафим, как святой Герман и святитель Иоанн Максимович, предстоит пред Престолом Господним в молитвах о тех, кто остался пока в жизни земной. Некогда Братство собирало свидетельства заступничества и небесной помощи блаженного Иоанна, теперь же оно стало собирать подобные свидетельства небесного предстояния пред Господом основателя Братства. Мы приводим в хронологическом порядке запись этих свидетельств.

1. В конце сентября 1982 года, вскоре после смерти отца Серафима, у жены отца Алексия Янга, Сусанны, обнаружилась меланома. Опухоль уже дала метастазы, и врачи считали, что шансов прожить еще хотя бы пять лет у Сусанны не более двадцати процентов. Ее младшей дочери Вере тогда не исполнилось и полугода, и ради нее матушка Сусанна стала просить Господа дать ей отсрочку. Отец Алексий каждый вечер маслом от лампады с могилки отца Серафима мазал ей то место на шее, откуда удалили первоначальную опухоль.¹⁷⁰¹

6 декабря 1982 года одна из прихожанок, Марта Николс, написала в Платину:

«Кажется мне, что отец Серафим совсем-совсем близко. Недавно видела его во сне в толпе людей, облеченного в монашеские одежды. На нем была черная скуфья. Он благословил меня и сказал: “Мир вам!” – “И духови твоему!” – ответила я, как положено на литургии. Потом он положил свое чело на плечо какой-то женщины, а поднял – у той женщины на шее и плече кровь. У самого же отца Серафима лоб чист. Диакон Лаврентий Уильямс, облаченный в белое с золотом, подошел, спокойно вытер кровь покровцем. Я подумала: “Это ведь кровь Христа”. Потом отец Серафим, обнял эту женщину, видно, утешая, и удалился. Кого – я не разобрала. А проснулась и поняла, что то была матушка Сусанна».¹⁷⁰²

Вскоре после этого больная матушка пошла к врачам. Анализы более не подтвердили злокачественной опухоли, она была совершенно здорова. Врачи той клиники, специалисты по меланоме, признали, что свершилось чудо. Матушка Сусанна прожила еще четырнадцать лет. Скончалась она 29 ноября 1996 года.¹⁷⁰³

2. 11 ноября 1983 года отец Алексий Янг записал следующее: «Два месяца спустя после смерти отца Серафима я узнал, что сестра (неправославная) одной из моих духовных дочерей, Барбары Мюррей, серьезно заболела и лежит в больнице. Она попросила моих молитв и чтобы я навестил ее. У нее было сужение кровеносных сосудов в ноге, отчего нарушилось кровообращение и началась гангрена. Врачи готовились ампутировать большой палец. Он посерел и стал гнить. Я видел собственными глазами – ужасное зрелище. В дальнейшем она могла лишиться и всей ступни, а то и ноги. Я помазал ступню маслом с могилы отца Серафима и в молитве просил его заступничества. Очень скоро от гангрены не осталось и следа. Врачи сказали, что в операции уже нет надобности и что они “изумлены” таким исходом. Сейчас прошло уже больше года, рецидивов нет, и врачи не могут объяснить такое исцеление. Я убежден, что оно произошло по ходатайству отца Серафима. Я лично не раз говорил с врачом и готов подтвердить диагноз до мельчайших подробностей.

Могу рассказать и еще об одном чуде: две недели назад Стефан (муж моей сестры, которого я крестил в прошлом году в июле) попал в аварию, сломал обе ноги, причем у него был открытый сложный перелом левой: повреждена лодыжка и большой палец ступни. Четыре с половиной часа провел он на операционном столе: врачи чистили раны (сломанные кости прорвали мягкие ткани тела в нескольких местах, туда проникла дорожная пыль, грязь, что грозило заражением крови). Я видел рентгеновские снимки его левой ноги – страшное зрелище, ступня держалась, что называется, на честном слове: кости перебиты, сухожилия и связки порваны.

Во время первой операции мы все молились в приемном покое. Памятуя о том, что епископ Нектарий пел величание отцу Серафиму, я тут же отслужил молебен ему и попросил помочь Стефану. Каждый день Стефан помазывался маслом с могилы отца Серафима – через повязки мы могли даже дотронуться до одного из его изувеченных пальцев на левой ноге.

После операции врачи сказали, что, возможно, он лишится ступни. Также не исключено, что все кончится общим заражением крови. Но мы все уповали на молитву нашего праведника, на его предстояние пред Престолом Господним и терпеливо ждали.

Спустя шесть дней провели повторную операцию. Наступил решающий момент: врачи сняли повязки, осмотрели ногу, от их приговора зависела ампутация. Хирург был потрясен чудом, он так и выразился: рана не только хорошо заживала, но исчезло и воспаление – значит, инфекция не попала в кровь. Уже одно это – чудо!

Стефану, конечно, пришлось три месяца провести в инвалидной коляске, потом заново учиться ходить. Возможно, грядут даже новые операции. Но я верю, что отец Серафим внял нашим молитвам и воззвал к Богу о помощи. Воистину Бог почивает во святых Своих!

Я лично свидетельствую об обоих чудесах. Рентгеновские снимки убедят любого – врача или непосвященного, – что произошло нечто необыкновенное».¹⁷⁰⁴

3. В марте 1984 года Алисон переехала на какое-то время в Рединг, чтобы быть поближе к могилке отца Серафима. Пока она искала, где можно снять квартиру, они с дочерью жили в мотеле. Однажды ночью ей там явился отец Серафим. Выглядел он так, как она в последний раз его видела (в I960 году). Он сидел в комнате мотеля (там, где кухня). Он был как живой человек из плоти и крови, а не как призрак. Она совсем не испугалась. «Евгений, – сказала она, – я думала, ты умер». Отец Серафим посмотрел на нее радостно. «Разве ты не знаешь, что мы всегда будем вместе?» – спросил он.¹⁷⁰⁵

Эти слова на всю жизнь остались в сердце Алисон. Отец Серафим после своей смерти подтвердил то, о чем писал ей еще в 1963 году: «Молюсь, надеюсь и верю, что когда кончится эта краткая земная жизнь, мы будем вместе».¹⁷⁰⁶

Алисон умерла 12/25 февраля 2002 года. По неисповедимому Промыслу Божию это произошло в день памяти святого Евгения Александрийского, в первые (еще в миру) именины отца Серафима и в сороковую годовщину его присоединения к Церкви.

Ее похоронили в монастыре Преподобного Германа. Такова была ее последняя просьба.

4. В 1979 году один из пасторов движения евангельских христиан, по имени Марион Кардоза, завязал переписку с отцом Серафимом, искренне желая глубже разобраться в Православии. В то же время его приходская церковь в городе Санта Круз (штат Калифорния) служила прибежищем хиппи – туда собирались приверженцы молодежной контркультуры. Каноническая Православная Церковь к ней отношения тогда не имела, и никакой связи с традиционным Православием, и тем более монашеством, у нее не было. В 1980 году отец Серафим написал пастору письмо, чтобы договориться о встрече с ним:

«Второе Ваше письмо я получил. Был очень растроган Вашей неотложной просьбой помочь Вам найти истинные корни христианства...

Да вознаградит Господь Ваше стремление обрести Истину в Православии. Сам я нашел ее двадцать лет назад после бесплодного блуждания в дебрях восточных религий. Ныне я не сомневаюсь, что это истинная Церковь, основанная Господом нашим Иисусом Христом.

Как Вы уже и сами поняли, препятствий на пути к Церкви Христовой, к единению с Ней, великое множество. Полагаю, однако, что если подходить к этому абсолютно искренне и серьезно и остерегаться доверять собственным мнениям и чувствам, Господь сподобит человека прийти в Свою Церковь.

В выходные на День Труда я приеду в Санта Круз выступать с беседой перед русскоязычными православными, и, если Вы пожелаете, почту за счастье встретиться с Вами и членами Вашей общины...

Отдельно посылаем Вам еще кое-какие православные материалы. Пожалуйста, молитесь Богу о том, чтобы наша встреча оказалась плодотворной».¹⁷⁰⁷

5 сентября отец Серафим явился на встречу с пастором. Один из прихожан, увидев его с улицы, доложил пастору: «Там такой чувак ошивается – отпад!» Пастор поспешил к двери, с тревогой ожидая встречи с хулиганом из модных в ту пору шаек лихих мотоциклистов, но его взору впервые предстал православный монах. Они проговорили почти три часа. На прощанье отец Серафим обнял пастора: «С вами Бог! Держитесь же своего пути!»

Отец Серафим отметил потом в своей летописи: «Добрая встреча. Он [пастор] много читал о Православии и, кажется, сердцем принимает его».

Конечно, отец Серафим видел, что община эта (в прошлом протестантская) должна еще многое познать в Православии, но он также верил, что если молодые люди и впрямь ищут Царствие Божие, все приложится. Особенно ценил он попытки уберечь молодежь от современной «антикультуры», к которой некогда принадлежал сам.

После смерти отца Серафима приход пастора Кардозы продолжал расти, нужна была новая, более вместительная церковь. Неподалеку, в городке Бен Ломонд, было подходящее здание. За него просили двести пятьдесят тысяч, а денег у церкви в то время не было. Пастор привез земли с могилы отца Серафима, рассыпал ее по двору и попросил небесной помощи отца Серафима. Назавтра же владелица продаваемого дома сказала пастору, что она может подождать с задатком, а перебраться в новый храм он может хоть сейчас. Община эта впоследствии вошла в Православную Церковь. Сейчас она насчитывает более трехсот семей. В США мало найдется приходов с такой пламенной верой, как у здешних новообращенных американцев. Бывший пастор (а ныне священник Серафим – имя, которое он принял из чувства благодарности отцу Серафиму) служит настоятелем православного (Русской Зарубежной Церкви) храма святителя Иннокентия. Он считает, что новым зданием обязан чуду, явленному небесными молитвами отца Серафима.

5. Незадолго до смерти отца Серафима ему стал приходить по почте журнал «Санфлауэрс», издаваемый обществом «Христиан новой эры», называвшим себя «Святой Орден МАНС» (акроним из греческих слов μυστηᾳριον, αςγαᾳπη, νου’σ, σοφιᾳα). Составители журнала явно делали его с большой любовью, тщательно, и видно было, что они пытаются нащупать мистическую сторону христианства, выйти в непривычное измерение. Святой Орден МАНС был всего лишь одним из сотен мистически настроенных обществ, в одночасье выросших, как грибы после дождя, в Америке 1960-х – начала 1970-х годов. Отца Серафима заинтересовала их решительно христианская направленность.

В 1974 году, после смерти их основателя, Орден находился в духовном поиске, похожем на тот, которым за много лет до того был занят сам отец Серафим. Их новый руководитель, Винсент Росси, принял под свое начало около двух тысяч душ, причём треть из них была связана обетами бедности и послушания. Членов Ордена объединяла вера в Иисуса Христа, богослужение строилось у них вокруг Евхаристии, однако в более ранние годы у них были еретические идеи наподобие реинкарнации и гностического просвещения, то есть учения движения «Новой эры» (или похожие на них), против которых предостерегал отец Серафим в своих книгах. К 1983 году Винсент уже отбросил многие из этих идей (из-за чего некоторые покинули Орден), но твердой духовной основы у его общины пока не было. Встал вопрос: если исповедовать христианство, то какое именно?

В поисках полноты истины Винсент перелопатил кучу книг. Как в свое время отца Серафима, его поразили работы Рене Генона, из которых он почерпнул мысль о необходимости придерживаться древней традиции, ортодоксальности. Теперь в центре его внимания находилось православное христианство, и из всего, что он прочел, особенно тронули его сердце труды отца Серафима. У него возникло желание наладить личный контакт с отцом Серафимом. Однако, к своему великому огорчению, он прочел в «Православном слове», что отец Серафим год назад умер. Проходили дни, недели, а мысль об отце Серафиме не покидала его. «Как странно, – недоумевал он. – Ни один автор так не “преследовал” его». Как он потом вспоминал, ему «казалось, будто отец Серафим зовет меня, притягивает к себе, не дает покоя, пока я не разберусь с Православием до конца». Он молил Бога, чтобы Он даровал Ордену живое Предание православного христианства.

Винсент начал рассказывать членам Ордена о Православии, и тут обнаружилось, что они необычайно восприимчивы к этому. Они видели в Православии подлинное мистическое христианство, которое они так долго пытались найти на ощупь в полной темноте. Однако с таким количеством народа нельзя было ожидать, что все в одночасье станут православными.

На Светлой седмице 1984 года один из лидеров Ордена, Нафанаил, предпринял паломничество в монастырь Преподобного Германа. Стоял холодный день, в воздухе висел туман. Нафанаил, побывав на службе, подошел к могилке отца Серафима. На сердце у него было тяжело. Он ощущал возбуждение и неуверенность, словно пытаясь уловить нечто недосягаемое. Красота и глубина Православия поразили его, утолили жажду души, но встал вопрос: как привести в Церковь всю общину?

Члены его общины отказались от многого в миру, приняли на себя пожизненные обеты, между ними за годы совместной духовной борьбы возникло единство. Они посвятили свою жизнь служению Христу, неся веру людям, живущим в самых опасных городских районах, кормя нищих, давая пристанище семьям, попавшим в трудное положение, в открытом общиной «Рафаиловом доме».¹⁷⁰⁸ Многие члены общины уезжали с миссией в другие города всего с двадцатью пятью долларами в кармане. Утро начиналось у них с молитвы, день заканчивался ею. Каждое утро они приходили в храм в шесть ноль-ноль, чтобы принять причастие.

Нафанаил понимал, что, всерьез погружаясь в мир Православия, многое в жизни Ордена придется менять, и процесс этот уже начался, – но он опасался, что столь внезапная и разительная перемена сметет все, что им удалось построить за долгие годы. Смогут ли члены Ордена, приобщившись Православной Церкви, отказаться от ошибочных взглядов и ложной практики, но сохранить при этом верные идеи и добрые дела?

Нафанаил стоял над могилкой, терзаемый всеми этими противоречивыми мыслями, и просил у отца Серафима помощи. Он чувствовал, что именно отец Серафим ведет общину к Православию, и просил его указать дальнейший путь. Горячая, нерассеянная молитва эта исходила из глубины «болезнующего сердца». Внезапно и неожиданно его объял удивительный покой. Сердцем он услышал голос отца Серафима: «Прочти Деяния, главу десятую». Никогда раньше он ничего таким образом не слышал и теперь подумал, что все это ему показалось. Но голос зазвучал в сердце снова, на этот раз более отчетливо: «Прочти Деяния, главу десятую».

В тот момент Нафанаил не мог вспомнить, что написано в десятой главе книги «Деяния апостолов». Когда же открыл потом эту главу, ему сразу стал ясен смысл услышанных слов. В десятой главе говорится об обращении и присоединении к Церкви римского язычника Корнилия сотника. Сначала Корнилий описывается так: благочестивый и боящийся Бога со всем домом своим, творивший много милостыни народу и всегда молившийся Богу. Господь, желая его спасения, сподобил Корнилия видения. Ему явился Ангел и возвестил: Молитвы твои и милостыни твои пришли на память пред Богом. Потом к Корнилию пришел апостол Петр, с которым Бог тоже говорил в видении. Петр сказал: истинно познаю, что Бог нелицеприятен, но во всяком народе боящийся Его и поступающий по правде приятен Ему.

Апостол рассказал ему о Христе, и Дух Святой сошел на Корнилия и всех слушавших Петра. Тогда Петр сказал: Кто может запретить креститься водою тем, которые, как и мы, получили Святого Духа?

Прочтя этот отрывок из Нового Завета, Нафанаил понял, что все, сказанное в Деяниях о Корнилин, применимо и к его Ордену. Подобно Корнилию, Господь принял членов Ордена за их искренние молитвы и милостыню и привел их в истинную Православную Христову Церковь, дав им все, ради чего Он приходил на землю. Став православными, они могут продолжать творить добрые дела, ведь именно эти дела изначально привлекли к ним благодать и милость Божию.

Таким образом, отец Серафим всего в трех словах дал Нафанаилу ответ на мучивший его вопрос. Несомненно, отец Серафим на небесах продолжал и дальше наблюдать за судьбой Ордена. Сегодня сотни людей из этого Ордена – теперь он носит название Братство Христа Спасителя – живут на «спасительном островке» Православной Церкви (как любил говорить отец Серафим). Они не бросили добрые дела, а, напротив, нашли новые, творческие способы применить данное им Богом апостольское рвение, занимаясь проповедью Евангелия в контексте Православия. Они открыли по всей Америке и за рубежом православные миссии и книжные лавки, а их «Рафаиловы дома» по-прежнему дают кров и поддержку нуждающимся семьям. Двадцать четыре человека из Ордена (в том числе их дети) приняли монашество и подвизаются сейчас в обители Преподобного Германа и других монастырях. Тридцать человек из Ордена стали священниками Церквей различных юрисдикций, многие готовятся к рукоположению.

Винсент Росси, открывший для Ордена Православие, считает, что чудом своего обращения он обязан молитвам отца Серафима. «Я верю, – говорит он, – что отец Серафим на небесах увидел, как мы боремся и ищем Истину. Может быть, со стороны мы выглядели странно, но он-то знал, что по существу мы, в общем-то, не так уж плохи. И пришел нам на помощь».

6. В 1985 году в Братство пришло письмо от частого гостя в монастыре, двадцатипятилетнего Павла Бабы (в его жилах течет греческая и арабская кровь): «Отец Серафим откликнулся на мою молитву! Вчера, возможно, был самый худший день в моей жизни! Места себе не находил. Дело в том, что я не хотел тратить время, ублажая и служа человеку мира сего своим талантом музыканта – талантом, Богом данным! Ведь когда я пишу всякие танцевальные мелодии, они не помогают спасению души, как не раскрывают и моего таланта. Писал я корысти ради, получая большие деньги. Вы знаете, я пишу и византийские распевы, и сердце мое радуется, когда удается послужить Богу, сделать что-то полезное и душеспасительное. Но хоть я и пишу православную музыку, жизнь моя все равно пуста. Мне говорят, что у меня должен быть соответствующий диплом, если я хочу продолжать писать для Церкви. Без диплома никто во мне композитора не признает.

Так вот, вчера знакомый пригласил меня к себе и дал почитать новый номер “Православного слова” про Оптинских старцев. Ушел я в полночь в препоганом настроении, еще более уверившись, что ни Церкви, ни миру я не нужен. Вдруг вспомнился отец Серафим, в гробу, как к нему подходили люди, касались его, просили его молитв. Они взывали к усопшему всем сердцем, похоже, им тоже была нужна помощь в духовной жизни...

С тоской на душе я лег спать, попросив отца Серафима о помощи... Даже прослезился – до того мне было грустно и одиноко. Во сне я вдруг оказался в церкви в Платине подле гроба отца Серафима. Смирен и невинен был лик его, я благословил его простым мирским крестным знамением. И не сдержавшись, разрыдался прямо у гроба – столь тяжким было бремя забот.

Ища утешения, я припал к покойному, уронил голову ему на плечо, горько рыдая от ощущения одиночества. Сквозь слезы поведал о своих бедах, о том, что у меня нет диплома. Излив все, что скопилось на душе, я так и остался у гроба. Мне стало хорошо, я словно отогрелся душой, и так не хотелось уходить. Но идти было надо. Уходя, взглянул на него: по щекам у него струились слезы. Как прекрасно – он разделил мои горести! Я обнял его на прощание и услышал голос: “Скоро получишь ответ”.

Утром я проснулся. Почему-то первым делом взялся за “Православное слово”, начал читать статью об Оптинских старцах. При жизни отец Серафим говаривал: “Появились заботы – читай жития святых”. С этим чувством я и принялся читать. Чудесные жизнеописания, но, увы, ответа на мучившие вопросы я не нашел. Но на следующей странице обнаружил статью Евгения Роуза “Любовь к истине”. Это было письмо Евгения родителям (приведенное выше, в гл.18), в котором он излагает причины, побудившие его покинуть академический мир. И там нашел ответ! До чего ж важно было мне убедиться в собственной правоте. Особенно вдохновили следующие строки: “Для многих главное – заработать деньги, добиться «положения», и ум используется как забава, занятная игрушка, за которую платят, вроде клоунских потех в цирке”. Нет, я не стану в угоду миру сему потешать его своим талантом, только чтобы быть сытым! Славен Бог во святых Своих!»¹⁷⁰⁹

Отец Серафим дал Павлу исчерпывающий ответ. Перед ним открылись дотоле неведомые возможности служения Богу в Церкви: подобно отцу Серафиму, он держал книжную и иконную лавку в Сан-Франциско, рядом с магазином, где некогда начинали отец Серафим и отец Герман. С его помощью сотни людей приняли Православие. Сегодня Павел – православный священник, служит в храме Пресвятой Богородицы (принадлежащем Антиохийской Православной Церкви) в Сакраменто (Калифорния). Он женат, имеет троих детей.

7. В 1988 году к нему в лавку заглянул монах, отец Тихон, и рассказал еще об одном чуде по молитвам отца Серафима. Павел посоветовал ему рассказать об этом отцу Герману, и на Успение отец Тихон написал следующее:

«В декабре 1987 года, накануне Рождества, я заболел. Доктора сказали, что у меня рак поджелудочной железы, то есть поставили смертельный диагноз. Я начал молиться, твердить Иисусову молитву, и мне пришло в голову попросить о помощи отца Серафима. (Я никогда не видел его, но мне всегда казалось, что он помогает мне статьями и книгами. Еще до болезни я получил от вас икону блаженного отца Серафима.)

Я истово молился и проспал трое суток. За это время ко мне являлся отец Серафим – он будто бы выходил из туннеля, а вдалеке за ним исходил свет. Он заговорил со мной, рассказал, какой должна быть монашеская жизнь и что делать мне. Говорил он мягко, однако перечислил мои грехи и указал, что изменить в себе. Словно старший брат, помогал он мне, младшему. Сказал, что мне еще не время умирать и что Бог уготовал мне труды во имя Его...

Очнулся я 28 декабря. Отец Дэвид причастил меня, и мы вместе помолились. Я рассказал ему о своих мольбах отцу Серафиму донести мою просьбу Господу.

Уже назавтра анализ крови показал улучшение, через два дня дело пошло на поправку, и врачи отпустили меня домой, наказав через неделю явиться для повторных анализов.

Через неделю я уже понял, что произошло. Анализы были все лучше, врачи не верили, послали меня в отделение радиологии, но и там ничего не нашли. Три раза мне делали сканирование и не обнаружили злокачественной опухоли. От меня отказался мой молодой врач. Он – японец, а японцы работают без ошибок. Он явно видел раковую опухоль, то же подтвердила и биопсия. Сейчас же опухоль вдруг исчезла, поджелудочная железа работала нормально! Мой юный эскулап опасался за свою репутацию: поставить смертельный диагноз, который не подтвердился, – дело нешуточное. Ну как было объяснить ему, что он не ошибся! Он не православный, вообще не христианин и не понял бы, как это по моей молитве усопший праведник испросил у Бога исцеление для меня. Навсегда праведник отец Серафим останется мне другом и братом. Своей жизнью и работами он изменил мою жизнь и жизни многих моих братьев во Христе».¹⁷¹⁰

8. 2 мая 1989 года д-р Рафаил Стивенс из городка Вирджиния Бич сообщил, как отец Серафим помог ему добиться успеха в мирном христианском движении и борьбе с узаконенным убийством – абортами. Неудивительно, что отец Серафим, видя, как нигилизм сегодня взращивает неуважение к таинству жизни, проявил заботу и об убиенных неродившихся младенцах – жертвах нашего общества. Вот что писал д-р Стивенс отцу Герману:

«Многоуважаемый Игумен!

Недавно я принимал участие в национальном Дне Спасения – попытке предотвратить убийство детей посредством аборта. Для меня этот вопрос так же однозначен, как и для святого Православия: это убийство сродни уничтожению невинных жертв фашистами, сродни истреблению “своего” же народа в коммунистической России (что продолжается и поныне). Я уверен в правоте своего дела, потому в прошлую субботу (на пасхальной Светлой седмице) я решил вместе с другими «лечь костьми” ради младенцев, но преградить путь в клинику, где делались аборты.

Но пишу я Вам не для того, чтобы просто поделиться личными взглядами, а рассказать нечто, имеющее прямое отношение к Братству преподобного Германа. Вскоре после кончины отца Серафима я написал в Братство, интересуясь Православием, и получил много полезного материала. Потом попросил прислать книжки “Малого русского Добротолюбия”. В ту пору я был едва знаком с работами отца Серафима... В последнее время Господь подталкивает меня все сильнее к святому Православию (сам я католик), и я знаю, Он призывает меня и всю мою семью в Свою Церковь. Я попросил еще материалов о Православии, и мне любезно прислали, в том числе и экземпляр “Православного слова” со статьями отца Серафима и его портретом на обложке. При чтении сердце мое возгоралось – отец Серафим нес слово Истины.

Перехожу к сути. В ночь перед Днем Спасения очень волновался, места себе не находил: по характеру я законопослушный, добропорядочный христианин. Я знал, что меня арестуют, а это не очень приятная перспектива. Так я и заснул. Но вскоре очнулся: прямо на меня глядел сияющий лик отца Серафима. Я знал, что мне нужно помолиться ему о помощи и защите в завтрашней “операции по спасению”. Похоже, он сказал, что Вседержитель на стороне “спасателей”, что я могу довериться его предстоянию перед Богом. Обращаясь к отцу Серафиму, я полагался на Христа. Несколько раз за ночь я пробуждался, и неизменно отец Серафим утешал меня. Мне он виделся чем-то наподобие святого заступника или Ангела Хранителя. Он не покинул меня и утром. Я обо всем рассказал жене, истой христианке, и отправился на “спасение”. По команде наших вожаков мы заняли места у входов в клинику (человек по тридцать у каждого). И я видел, что отец Серафим смотрит на меня и охраняет меня и моих друзей. Отче, не считайте меня умалишенным: мне не являются видения, я не слышу голоса. Но доподлинно знаю, что в нужные минуты из Царства Небесного нам посылаются святые и Ангелы и мы можем видеть и слышать то, что Бог дает нам видеть и слышать. И приведенный случай – лишь один из таковых примеров. Встав у дверей клиники, наш руководитель запел гимн о Херувимах и Серафимах. Не сомневаюсь, что в тот день с нами был отец Серафим. Нас всех (шестьдесят два человека) арестовали, всего же в движении спасения участвовало (но “не нарушая общественного порядка”) шестьсот человек. Арестованных привезли во 2-й полицейский участок Норфолка. По пути я молился отцу Серафиму, и меня не покидало ощущение, что все образуется. В полиции к нам отнеслись добродушно и с пониманием – не то что в Атланте или Лос-Анджелесе, где полиция применяла силу и пострадало много людей. Нам вменили в вину “неподобающее поведение”, нечто вроде штрафа за превышение скорости, и под расписку отпустили. Капитан намеренно передал наше дело единственному судье в округе, кто сочувствовал нашей борьбе “за жизнь”. Перед освобождением нам разрешили всем помолиться и спеть религиозные гимны. В полиции нам сказали, что не считают нас преступниками и не станут сажать за решетку. Разбирательство устроили прямо в спортивном зале участка и вскоре всех отпустили по домам. Это чудо! Норфолк – портовый город, и полиция обычно не миндальничает с правонарушителями.

Верно, что спасли нас молитвы СВЯТОГО – отца Серафима.

Благодарю и его, и Братство за то, что продолжает дело истинного Православия. Пожалуйста, помолитесь за меня, мою семью и всех “спасателей”. Я верю, отец Серафим на небесах защищает всех нерожденных младенцев и покровительствует нашему движению».¹⁷¹¹

Через три месяца после того как было написано это письмо, д-р Стивенс и его семья присоединились к Православной Церкви. В благодарность отцу Серафиму он принял имя Серафим. В 1992 году его рукоположили во священника, и сейчас он служит настоятелем храма Святого Игнатия (принадлежащего Русской Зарубежной Церкви) в городке Вирджиния Бич (штат Вирджиния), который они с женой сами и основали.

9. Следующий рассказ прислал священник Американской Православной Церкви отец Иоанн Мэк:

«В 1993 году я заканчивал докторскую диссертацию, работая над ней в библиотеке Союза выпускников Богословского факультета семинарии в Беркли (штат Калифорния). В то время я переживал серьезный духовный кризис. Я был официальным служителем Реформистской Епископальной Церкви, но внутри меня была пустота. Я руководил людьми в молитве, а сам не умел молиться. Внешне казалось, что у меня все в порядке, но сам я понимал, что в душе у меня царит хаос. Всю жизнь я был христианином и все же не знал Бога. Я знал много о Нем, но живой связи с Ним не чувствовал и даже понятия не имел, с чего начать. Дело усугублялось тем, что, тесно общаясь с другими религиозными руководителями, я видел, что у них, как и у меня, в душе пусто. Все, что связано с религией, казалось мне фальшью, мертвой и бессмысленной. Я находился в глубоком кризисе. Дошел до ручки. Даже не мог бы тогда точно сказать, способен ли я верить в Бога. “Что такое религия? Нечто подлинное, настоящее или всего лишь игра, в которую люди играют, чтобы иметь возможность манипулировать и управлять другими? Существует ли такое явление, как святой человек?” Я отдавал себе отчет, что положительный ответ на этот вопрос я получу, только если узнаю о существовании конкретного святого человека. Ничто другое не убедило бы истосковавшееся по Истине сердце.

В тот день я работал в библиотеке Союза выпускников-богословов, пытаясь разобраться в тонкостях богословия Англии XIX века, а в голове крутились все те же вопросы. Наконец я закончил. Склонил голову над столом и возопил к Богу: “Настоящее ли все это? Есть ли на свете святость? И Ты Сам – где Ты, есть ли Ты?” По лицу моему градом катились слезы. Боль многолетней борьбы и разочарований выплескивалась в этих слезах, грозя поглотить меня. Не знаю, долго ли я плакал; наконец слезы иссякли. Я встал и направился к лежавшей неподалеку стопке книг. Бесцельно проглядел заголовки... Нет, ничего нет! В отчаянии вернулся к своему столу. И там – среди моих книг и разбросанных в беспорядке бумаг – увидел какой-то каталог с рекламой книг. На первой странице каталога была фотография; фотография, взглянув на которую я получил ответ сразу на все мои вопросы, фотография, вдохнувшая жизнь и покой в мою умиравшую душу. Я не знал, кто тот человек, что изображен на ней, но знал, что он настоящий, подлинный, живой святой, что он встретил Живого Бога, пережил опыт Его присутствия. Это была фотография отца Серафима Роуза! В то время я и понятия не имел о Православии. Помню, как перелистывал страницы каталога и удивлялся: что это за названия такие?

Сидел я так, смотрел на фотографию и думал, кто это может быть, чей лик столько говорит моему сердцу, и что такое Православие. И вдруг чувствую, как кто-то дотронулся до моего плеча. Поднял голову, смотрю – незнакомец. Спрашивает меня: “Вы хотели бы быть православным?” – “Я не знаю, что значит – быть православным”. – “Вот, – говорит, – возьмите”. Что-то на листке бумаги нацарапал и подает мне: “Это телефон священника. Позвоните ему. Он может ответить на Ваши вопросы”. Я взглянул на бумагу, прочел, что священника зовут отец Антоний. А рядом номер телефона. Когда я поднял голову, его уже не было, и никто не видел, как он пришел и как ушел. До сих пор это для меня загадка.

Придя домой, я набрал номер отца Антония (он служит в Антиохийском Архиепископате, фамилия его Хьюз).

“Могу я поговорить с отцом Антонием?” – “А кто его спрашивает? Откуда у вас этот номер?” – “Не знаю, какой-то парень в Богословской библиотеке дал”. – “Поразительно, – говорит отец Антоний. – Я всего три дня назад сюда переехал.¹⁷¹² Телефон мой почти никто не знает. Даже в Архиепископии пока не знают. У вас-то он откуда?” Единственный ответ, который приходит мне в голову, – от отца Серафима.

Отец Антоний до обращения в Православие был протестантом и смог оказать мне неоценимую помощь на пути к Православию. Он изнутри изучил протестантизм и теперь смог разрешить многие мои недоумения, посоветовать книги, которые годятся именно для новообращенного из протестантов. Отец Серафим знал, кто мне нужен, и я верю, что он услышал мой крик о помощи и умолил Бога послать ко мне Своего Ангела.

Так я пришел к Православию. Господь призвал меня, привлек в Свою Святую Церковь посредством фотографии отца Серафима. С тех пор я вновь и вновь возвращаюсь мыслями к той фотографии и неизменно верую, что отец Серафим направляет меня, когда я не знаю, как поступить, когда чувствую себя потерянным».

10. В 1995 году на священника Римской Католической Церкви Андреа Кассинаско, живущего в Италии, так повлияло чтение жизнеописания и трудов отца Серафима, что он принял решение принять Православие. В дальнейшем он стал православным иеромонахом с именем Амвросий. В благодарность за то, что отец Серафим привел его в истинную Церковь и изменил всю его жизнь, отец Амвросий заказал иконографическое изображение отца Серафима и выбрал для этого румынского художника-иконописца, клирика по имени Иринеу. Художник тонко, с близким портретным сходством отобразил облик отца Серафима. Поскольку на иконе изображен праведник, еще не канонизированный Церковью, на ней отсутствует нимб и надпись «святой». Заказчик и художник явно надеялись, что недостающие элементы можно будет дописать, когда, если будет на то воля Божия, отца Серафима официально причислят к лику святых. Отец Серафим изображен с книгой в руках, на книге надпись на латыни: «Уже позже, чем вы думаете. Посему спешите совершить дело Божие».

Как мы видим, первое условие канонизации налицо – местное народное почитание отца Серафима, начавшееся с момента его кончины, продолжается и поныне. Вероятно, наиболее широко его почитают в России. Вышеупомянутое иконописное изображение его продается сейчас в магазинах церковной литературы Московской Патриархии. 19 февраля 2001 года Братство преподобного Германа получило письмо от американского православного миссионера Ричарда Беттса, жившего тогда в Москве. В своем письме Ричард рассказал о чуде, связанном с этим изображением:

«Только что я получил сообщение от Славы [Вячеслава Марченко], у него потрясающая новость. Как Вы, может быть, помните, мы со Славой и Димой [Дмитрием Родионовым] были у одного московского профессора – у него дома мироточит большая копия иконы отца Серафима, сделанной в Италии. Мы оставили тогда у профессора еще одну копию этой иконы, и, представьте, на ней тоже стало появляться миро! Профессор отдал ее Славе, и теперь она у Славы дома. Вот что сообщает Слава: “Икона уже три дня находится у меня дома. Стеклом она не закрыта. Когда я ее принес, на лике отца Серафима было две капли мира, а сейчас уже больше пятидесяти. Самые крупные капли – примерно два сантиметра в диаметре. Остальные поменьше. Невероятно. Их становится все больше, и они не высыхают, хотя икона не защищена стеклом”».

11. 4 сентября 2004 года в монастырь Преподобного Германа пришло следующее письмо от новообращенной американки по имени Селия Иенцен, пришедшей в Православие под влиянием своего мужа Дэвида, также новообращенного:

«Посылаю это письмо, чтобы рассказать о чудесном исцелении, которое я получила в июле 2004 года в монастыре Преподобного Германа Аляскинского.

Летом 1996 года, когда мне было двадцать четыре года, на спортивных соревнованиях я получила комулятивную травму спины, от которой так полностью и не оправилась. Бегать я больше не могла, при ходьбе или сидении на одном месте дольше двадцати – тридцати минут чувствовала боль и онемение. В том же году сделала рентген, обнаруживший легкие дегенеративные изменения, которые начали развиваться в нижнем отделе позвоночника, несмотря на мой молодой возраст. Отец мой страдает дегенерацией межпозвоночных дисков нижнего отдела позвоночника. Та же болезнь, скорее всего, ждала и меня, после долгих лет жизни с постоянной болью, хотя на такой ранней стадии подтвердить этот диагноз невозможно. За последние восемь лет я испробовала разные способы лечения, от электростимуляции до физиотерапии, таблеток, мазей и всяческих гимнастик. Ничто мне не помогало. Каждый вечер я, засыпая, корчилась от боли.

Все эти восемь лет боль не отпускала ни на один день. Я привыкла жить с ней. Пришлось отказаться от своего любимого занятия – бега, но в целом я с благодарностью воспринимала то, что в остальном я здорова и могу более или менее нормально ходить, несмотря на боль.

В июле 2004 года мы с мужем Дэвидом отправились в паломничество в монастырь Преподобного Германа Аляскинского. Там мы пошли помолиться на могилку отца Серафима (Роуза). Мы потихоньку молились, и в какой-то момент я почувствовала, что Дэвид положил руку мне на спину и продолжал молиться. Я не знала, о чем он молится, но, зная Дэвида, могла предположить, что о моем выздоровлении, чтобы прошла боль в спине. (Меня всегда смущало то, что боль в спине так затрудняет нашу с Дэвидом жизнь, и надеялась, что если он не будет знать о моей боли в данный момент, мне будет легче выполнять свои ежедневные обязанности.) Подумав, что Дэвид, вероятно, молится о моей спине, я произнесла короткую молитовку: “Отче Серафиме, я знаю, как любит меня муж и молится об облегчении моего состояния, но, по правде говоря, я не заслуживаю, чтобы исполнилась такая серьезная молитва. Я большая, очень большая эгоистка”.

Дэвид сказал: “Я просил у отца Серафима предстательства и не обязательно исцеления, а хотя бы облегчения хронической боли, чтобы легче было управляться с повседневными делами”.

На следующее утро, 8/21 июля, когда мы, собираясь уезжать из монастыря, шли из домика для гостей в гору, я заметила, что мне как-то непривычно легко нести сумку. В последующие дни я стала замечать, что просыпаюсь по утрам без боли и днем боль не появляется, как бы ни приходилось напрягаться, делая повседневные дела. С тех пор как я стала православной, мне ни разу не удалось сотворить земной поклон, не подгибая коленей и не опираясь рукой на ногу. Через несколько дней после возвращения из монастыря, творя земные поклоны, я легко опустилась коленями прямо на пол и впервые не ощутила при этом боли! Осознав, что произошло, я была поражена и взглянула на мужа в полном изумлении! Радости Дэвида не было границ! Мы поняли, что Господь ответил на его молитву. Спели молитвы благодарности отцу Серафиму за его предстательство и благодарственный акафист Господу. Как-то, недели две спустя, радуясь начавшейся для меня новой жизни, я решила попробовать заняться бегом, как раньше, до травмы. Прошла пешком три мили, а полмили пробежала! Боли не было, не появилась она и на следующее утро. Такой свободы движений я не испытывала уже много лет!

И сейчас, когда я пишу эти строки, по-прежнему не ощущаю боли. Несколько дней назад пробежала милю. За те полтора месяца, что прошли со дня возвращения из монастыря, боль вернулась всего один раз, совсем ненадолго, когда я целую милю тащила почти пятнадцатикилограммовую сумку с овощами! Но, как напомнил мне Дэвид, он и не просил полного исцеления, а лишь облегчения, чтобы я могла без серьезных помех делать повседневные дела. И я получила именно то, о чем он просил!

Слава Богу за все и бесконечная благодарность блаженному отцу Серафиму за его чудесное предстательство!»¹⁷¹³

В июле 1982 года, менее чем за два месяца до кончины отца Серафима, архимандрит Спиридон писал платинским отцам: «Да утвердятся калифорнийцы в Православии, чтобы, перенесясь через океан, вместе с русскими, возродившимися духовно, потрудиться во славу возрождения Святой Руси, что пойдет на пользу и Америке».

Для отца Серафима эти слова оказались пророческими. Множество американцев обратилось в Православие благодаря его работам, и сам он после своей кончины посредством этих письменных трудов «перенесся через океан» – сперва в Россию, а потом и за ее пределы.

В 1993 году в монастырь Преподобного Германа приезжал иерарх из древней православной Грузии, архиепископ Николоз. Он рассказал братии, что труды отца Серафима изменили всю его жизнь. Крестили его в Православие еще младенцем, но жить его стране довелось под коммунистическим ярмом, и он вырос без веры. Прочтя труды отца Серафима, он уверовал во Христа и вернулся в Церковь. Сейчас он делает все что может, стараясь возвратить грузинский народ в лоно Церкви, каждый год объезжает всю страну, наставляя тысячи людей в православной вере.

Случай с архиепископом Николозом – один из многих примеров того, как труды отца Серафима послужили катализатором духовного возрождения не только России, но и других православных земель, израненных и искалеченных десятилетиями коммунистического ига. Особенно это касается Сербии, Румынии и Болгарии, где труды отца Серафима сыграли ключевую роль в процессе возврата целых народов к своим духовным корням.

Но именно в Америке, на родине отца Серафима, его жизнь и труды приобрели совершенно особое, уникальное значение. Для Америки он «собственный», родной праведник, тот, с кого новообращенные американцы могут брать пример. По благодати Божией он появился в особом месте и в особое время и стал первопроходцем для новых поколений православных американцев, число коих постоянно растет.

Отец Серафим ведет их за собой не только своими письменными трудами. Как показывают случаи, описанные в этой главе, он и сейчас, будучи живым во Христе, лично привлекает людей к жизни в полноте древнего христианства.

Подобно всем православным праведникам и святым, отец Серафим принадлежит всей Церкви. Он по-прежнему «строит мосты», по которым и новообращенные, и православные по рождению могут дойти до глубин древнего христианства и достичь Царства Небесного. Об этом нам напомнил недавно митрополит Иосиф, православный экзарх Болгарии в США, Канаде и Австралии. 1 сентября 2004 года, накануне двадцать второй годовщины упокоения отца Серафима, митрополит Иосиф приехал в монастырь Преподобного Германа, желая, как он сам говорил, высказать слова благодарности отцу Серафиму и попросить его святых молитв. Ибо поистине был он великим вдохновителем людей. Отслужив в час заката панихиду на его могиле, митрополит Иосиф произнес прекрасную проповедь, заключив ее следующими словами: «Я изумляюсь, – сказал он, – как возможно сие, что отец Серафим стал тем, кто он есть? Я не знал его лично; я только слышал и читал о нем. Но я поражен и глубоко тронут отцом Серафимом... Как родившийся в православной семье (ибо все мои предки исповедовали Православие), я благоговею перед духовными дарованиями этого человека, обретшего православную веру. Я почитаю его за то, что он прошел все виды духовной брани и посему сделался для нас наставником. Он учил и продолжает учить, как воинствовать с успехом. Он мой учитель. Он для меня духовный гигант. Он бросает мне благочестивый вызов и обязывает меня, как монаха (не имеет значения, что я епископ) и как православного христианина, следовать за ним.

Я радуюсь, думая о том, что отец Серафим обрел свое место в Царстве Небесном. Он свершил течение жизни прежде нас – но мы последуем за ним. На сороковой день после его кончины епископ Нектарий сказал, что отец Серафим, новообращенный американец, «явился и похитил рай” у нас, православных от рождения. Но я, родившийся православным, хочу дополнить эти слова, напомнив, что он не только “похитил”, но и разделил рай с нами, получившими святое Православие от предков...

И теперь, стоя здесь с вами у могилы отца Серафима, я хочу попросить вас присоединиться ко мне в молитве: “Святый отче Серафиме, мы слышим твои отеческие наставления! Ты давал нам прекрасные советы. Не переставай же учить нас! Вечная тебе память!”»¹⁷¹⁴

Ищите же прежде Царства Божия и правды Его.

Мф.6:33

Памятью живи в Царстве Небесном, и скоро наследуешь его.

Св.Иперихий

В ранние и самые темные свои годы отец Серафим отчаянно тосковал, желая покинуть этот мир. Верой в Иисуса Христа эта тоска превратилась в благотворное упование вечной небесной жизни, где всё и во всем Христос. Все, что бы он ни делал после своего обращения в Православие, было так или иначе устремлено к этой светлой цели. Мир сей, царство человеческое, остались для него позади. Всю свою христианскую монашескую жизнь он посвятил подготовке к неземному Царству Божию; все свои миссионерские и пастырские труды – подготовке к этому других, создавая для них условия спасения – вводя их в спасительную ограду Церкви Божией. Он дал нам в руки путеводитель в сердце Церкви и снабдил нас путевыми указаниями. Следуя этим указаниям, мы можем приближаться к спасению и освящению – к Царству, которому не будет конца.

В конце жизни в одной из бесед отец Серафим говорил своим современникам о главной, окончательной надежде всех истинных христиан: «Мы чаем и ждем не царства в этом мире, не тысячелетнего рая на земле, будь то коммунизм или власть того или иного безбожного “спасителя” человечества. Духовные радости, которыми мы утешаемся в Церкви, – это наша подготовка к жизни в совсем ином Царстве. В том Царстве, как учат святые отцы и как пишет апостол Павел, не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим, Его (1Кор.2:9). Те, кому довелось на время покинуть тело и очутиться в том мире, возвратившись, не могут выразить словами то, что видели и испытали там. Вся наша христианская жизнь наполнена упованием, что мы бесконечно будем жить в этом Царстве.

Об этом говорит и апостол Павел, и святой Иоанн Богослов. Вот, например, что сказано в Послании апостола Павла к Римлянам: Так поступайте, зная время, что наступил уже час пробудиться нам от сна. Ибо ныне ближе к нам спасение, нежели когда мы уверовали. Ночь прошла, а день приблизился: итак отвергнем дела тьмы и облечемся в оружия света (Рим.13:11–12). Иными словами, раз мы пришли ко Христу, значит, приблизились к спасению. Нас ждет нечто столь великое – Царство Небесное, простирающееся до самой нашей земли, обновленной и преображенной, и пронизывающее ее. Ради этого мы ведем духовную битву, в наши времена это становится ближе, тьме мира сего наступает конец, приоткрываются врата Небесного Царства. Истинное христианство распространяется по всему миру, и неземной свет уже готов воссиять, то есть просветить сердца людей, сделать их жителями Христова Царства.

Святой апостол Павел пишет о себе, что пережил избиения, кораблекрушение, заточения в темницу. И что тяжелее всего – страдал от предательства братьев. Но, пройдя через все это, он проповедовал Евангелие радости и надежды. Также и святой Иоанн Богослов, рассказав в книге Откровения о страшных временах и событиях конца света, заканчивает описанием нового неба и новой земли. И в самом конце зовет: Ей, гряди, Господи Иисусе! (Откр.22:20), то есть ждет и чает пришествия Христа. Все, что было до того – зверь, блудница, лжецерковь, ложное правление антихриста, все это вторично, преходяще. Пребывает вечно лишь Царство Иисуса Христа.

Мы стараемся разобраться в основах христианства, понять, что это такое, но сделать это можно лишь в страданиях. Мы должны пройти сквозь испытания и обрести трезвость и умение различать. В то же время в горниле испытаний, видя вокруг себя трагедии, коим несть числа, мы должны быть радостными, понимая, что в конце этого последнего поединка настанет конец и всему этому тленному миру. Если мы будем готовить себя, используя выстраданные в духовной борьбе знания, мы узнаем Христа, когда Он придет. Если же мы не различим знамений времен, не поймем, что явился антихрист, если в нашем сердце не живет Христос, то мы окажемся среди тех народов, что восплачут и возрыдают, приняв антихриста. Они увидят пришествие Христово, и все их “христианство” окажется ложным. И это трагедия. Такое обольщение возможно потому, что, как говорит святой апостол Павел, в сердце человека есть ложь, и ложь эта не желает ничего подлинного, не хочет истинного христианства.

Нам истинное христианство дано во всей полноте, и мы обязаны трудиться над собой, наблюдая знамения времен и пребывая в радости. Вспомним еще раз апостола Павла, сказавшего: Радуйтесь всегда в Господе; и еще говорю: радуйтесь (Флп.4:4). Мы радуемся, ибо имеем нечто, что смерть и тление бессильны у нас отнять, – вечное Царство Иисуса Христа».¹⁷¹⁵

Возрадуемся же и о том, что один из нас, сынов современной Америки, достиг Царства Небесного прежде нас. Отец Серафим был погибающим грешником, но он искал истину и благодатью Иисуса Христа соделался праведником. Он сам нашел узкий путь к спасению и множество других людей повел по нему. Он претерпел до конца, в болезновании сердца, прошел весь этот православный путь ко спасению и теперь зовет и нас, своих современников, последовать ему.

«Да не одолеет тебя ни одно искушение, – написал он однажды в светлый день Пасхи. – Да не омрачит твой путь никакая тьма и да не постигнет тебя испытание, в котором ты тотчас не обратишь взор ко Христу, Всемилостивому Богу нашему, поправшему смерть и упразднившему силу диавола.

Пребывай в благодати Христовой, и Он приведет тебя к спасению. Помни, что когда временная жизнь наша закончится, для нас наступит незаходящий день, невечерний свет Христова Царства, и ты узнаешь, для чего жил, для чего боролся. Христос воскресе!»¹⁷¹⁶