Глава 26. Царство Божие
Первым прошением Молитвы Господней является мольба о даровании Царства Божия: Да приидет Царствие Твое (Мф. 6:10). Устами Спасителя говорила в данном случае вся плеяда ветхозаветных праведников и пророков, включая и Иоанна Крестителя, вся ветхозаветная история еврейского народа. Ветхозаветные пророки все были в той или иной мере вестниками грядущего, неминуемого, «близящегося» Царства Божия. Священная идея этого Царства, память или мечта о нем жила еще в сознании первых людей, видевших Бога, ходящего в раю (Быт. 3:8). Эта идея возвещала о себе и в синайском законодательстве с его теократическим строем жизни и требованием к народу быть святым, как свят Господь Бог (Лев. 19:2), быть особым уделом Божиим, царством священников и народом святым (Исх. 19–6; 23:22), и в период великих пророков, когда ожидаемое Царство Божие более приблизилось к сознанию народа и стало называться грядущим Царством Давида (Иер. 33:15; Мк. 11:10).
Пророки подробно говорят об ожидаемом царе (Мессии), о Его чудесном рождении от Девы (Ис. 7:14), облекают его чертами кротости и смирения (Ис. 42:3). Они предвещают, что Мессия будет уничижен, поруган, изъязвлен и умрет на кресте за грехи людей (Ис. 53; Пс. 21), и произойдет это потому, что Израиль не примет Его, поскольку законнический дух в нем вытеснил идею Царства Божия. Однако придет время, и завет с иудейским народом будет обновлен, Царство Божие явится не извне, но приблизится изнутри: Но вот завет, который Я заключу с домом Израилевым после тех дней, говорит Господь: вложу закон Мой во внутренность их и на сердцах их напишу его, и буду им Богом, а они будут Моим народом. И уже не будут учить друг друга, брат брата, и говорить: «познайте Господа», ибо все сами будут знать Меня, от малого до большого (Иер. 31:33–34).
Воплощение Сына Божия – Иисуса Христа и явилось исполнением этого завета. Царство Божие открылось и «приблизилось» к нам во Христе; теперь его можно было «познать», войти в него, соединиться с ним. Иисус Христос пришел на землю прежде всего как провозвестник этого Царства: исполнилось время и приблизилось Царство Божие: покайтесь и веруйте в Евангелие (Мк. 1:15). В противоположность господству земному, каким представляли себе книжники и фарисеи Царство Мессии, Иисус Христос указывал на неотмирный (Ин. 18:36), духовный, сокровенный характер этого Царства. Быв же спрошен фарисеями, когда придет Царствие Божие, отвечал им: не придет Царствие Божие приметным образом, и не скажут: вот, оно здесь, или: вот там. Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть (Лк. 17:20–21). Уготованное от создания мира (Мф. 25:43) и восстановленное искупительной кровью Сына Божия, оно ближайшее отношение имеет к человеку, к его внутреннему миру, к его личности. В зародыше Царство Божие заложено в нашем существовании от самого рождения и предназначено к органическому произрастанию под воздействием призывающей, просвещающей, возрождающей благодати Божией. Однако незримый процесс внутреннего созревания Царства Божия в человеке не может совершаться без его желания, без напряжения всех его духовных сил, ибо оно не в слове, а в силе (1Кор. 4:20) и только употребляющие усилия восхищают его (Мф. 11:12).
Усилия должны быть направлены прежде всего на то, с чего начинается духовная жизнь: с личной веры в Бога Живого, с установления постоянной молитвенно-благодатной связи с Ним, с борьбы за чистоту сердца и любви к людям. Царство Божие начинается с рождения свыше (Ин. 3:3), ибо оно духовно и может быть усвоено, как говорит Симеон Новый Богослов († 1032), человеком, «рожденным благодатью Святого Духа, дарующего нам Царство Небесное внутрь нас».
Христос уподобляет Царство Божие сокровищу, скрытому на поле, которое нужно искать (Мф. 13:44), драгоценной жемчужине, для приобретения которой нужно продать все (Мф. 13:45), неводу, закинутому в море, в который попадает множество рыб всякого рода, хороших и дурных (Мф. 13:47), полю, на котором произрастают пшеница и плевелы (Мф. 13:24–30), горчичному зерну, которое меньше всех семян, а когда вырастет, становится большим деревом (Мф. 13:31–32), закваске, которую кладут в тесто (Мф. 13:33), брачному пиру, на который призываются все (Мф. 22:2). Некоторые уподобления говорят нам о том, что здесь на земле вход в Царство Божие доступен всем, но лишь за гробом пшеница будет отделена от плевел, хорошие рыбы отделены от плохих, вошедшие на пир не в брачной одежде будут изгнаны. Но пока люди живы и призыв, зовущий в Царство Божие, звучит в их сердце, никогда не поздно раскаяться и явиться перед Лицом Божиим отборной рыбой, доброй пшеницей, гостем в брачной одежде. Царство Божие часто называется в Евангелиях Небесным. О «небе» евреи чаще говорили потому, чтобы всуе не упоминать имя Божие. Поэтому оба термина равнозначны.
Близость людей к Царству Божиему определяется исключительно их внутренним, духовным состоянием. Так оно даруется нищим духом (Мф. 5:3), гонимым за правду (Мф. 5:10), детям и тем, кто подобен им (Мф. 19:14). Кроме того, Царства Божия могут «достигать» те люди, которые веруют во Христа как Сына Божия, веруют, что Он Духом Божиим может изгонять бесов (Мф. 12:28) и творить чудеса. Те же, кто «хулит» Бога, восстает против Духа Святого, не наследуют Царства Божия ни в этом веке, ни в будущем. Спаситель заповедал всегда и неуклонно искать Царство Божие. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все (то есть остальное. – Ред.) приложится вам (Мф. 6:33). Тот, кто озирается назад на этом пути, не благонадежен для Царства Божия (Лк. 9:62).
В чем же правда этого Царства? Правда – в учении о воплощении Сына Божия для нашего спасения. Правда – в Его жизни, проповеди, искупительной смерти, воскресении, вознесении, ниспослании на учеников Его Духа Святого. Правда – в том, что Христос победил Своих врагов и основал Свое Царство и Свою Церковь. Правда – в евангельских истинах о возрождении и спасении во Христе. Правда – в учении о Церкви Христовой как носительнице и раздавательнице даров Святого Духа, как устроительнице нашего спасения.
Понятия Церкви Христовой и Царства Божия тесно связаны, хотя и не тождественны друг другу, как думал, например, блаженный Августин (354–430). Связь этих двух понятий принадлежит к числу самых сложных и высоких богословских проблем. Сложность эта вызвана тем, что Иисус Христос в Евангелии говорит больше о Царстве Божием, чем о Церкви, однако именно это учение о Царстве, как и искупительный подвиг Иисуса Христа, является необходимой предпосылкой к учению о Церкви и к ее созданию. «Церковь живет и растет за счет Царства Божия, – пишет профессор Московской Духовной Академии M. М. Тареев (1867–1934). – Она из него берет своих членов. Это улов Сына Человеческого, Его посев».
Самое трудное определение сути Церкви, ибо она не человеческое, но Божие установление, а все Божественное неисчерпаемо и до конца неопределимо. В Церкви соединяются усилия человеческие, «восхищающие» Царство Божие, с дарами этого Царства, то есть действиями благодати Божией. Поэтому в Церкви различают объективную (Божественную) и субъективную (человеческую) стороны. «Объективная и субъективная сторона христианского спасения возводятся в Церкви к высочайшему, объединяющему их синтезу», – говорит протопресвитер E. А. Аквилонов (1862–1911), профессор Петербургской Духовной Академии. И смотря по тому, на какую из этих двух сторон обращается преимущественное внимание, Церковь и является перед нами одновременно и собирающей и собранной, и рождающей и рожденной, и матерью и дочерью, и орудием для Царства Божия и Царством Божиим.
Достигнутым Царством Божиим Церковь становится там, где осуществляются ее спасительные цели, где происходит мистическое, духовное и нравственное соединение людей со Христом.
Такое учение о Церкви намечено уже у апостола Павла. Он называет Церковь Телом Христовым (Еф. 1:23; 2:16; 4:4; 1Кор. 12:27; Кол. 1:18, 24 и др.), а нас, людей, – членами этого Тела, Христа же – Главой его. Мы члены тела Его, от плоти Его и от костей Его (Еф. 5:30). В живом Теле Церкви все отдельные члены органически связаны друг с другом и с Главой – Иисусом Христом. Здесь человек живет полной жизнью, но не сам по себе, а как член этого Тела (1Кор. 12:12–31). Поэтому, как говорит святой Киприан Карфагенский († 258), «кому Церковь не мать, тому и Бог не Отец», ибо присутствие Божие дается по обетованию не одному человеку, а двоим-троим, собранным во имя Его (Мф. 18:20). Даже тогда, когда мы молимся келейно и произносим, скажем, Молитву Господню (Мф. 6:9–13), то тем самым уже объединяемся со всеми членами Церкви. Ибо, пишет A. С. Хомяков (1804–1860), «в Церкви человек находит себя не в бессилии своего духовного одиночества, а в силе своего духовного, искреннего единения со всеми братьями и со своим Спасителем во взаимной любви». В этом основа того, что называют соборностью Церкви.
Вся наша духовная жизнь глубоко укоренена в Церкви. Ее зов к истине, к добру, к согласию и миру, к нравственному совершенствованию проявляется во всех ее действиях: в богослужебных чинах, в Таинствах, в обрядах, в молитвенном предстоянии Богу – во всем, в чем она раскрывает и утверждает себя как истину.
Смысл жизни во Христе открывается в Церкви, в постоянно творящемся чуде обновления человека, хотя подчас и частичного, незаконченного. Вся многовековая история Церкви и есть чудо Божие в мире, рассказ о том, как действует благодать Божия в спасении человека.
Особое значение в Церкви Христовой имеет пастырь. Он служитель в Боге (Кол. 4:7), пример стаду (1Пет. 5:3). По учению преподобного Максима Исповедника (582–662), «пастырь любит Бога и в Боге всех людей, потому что не привязывается ни к чему человеческому, не соблазняется ничьими погрешностями». Основная сила пастыря – не в нем самом, а в действии в Церкви благодатных даров Святого Духа. Преподобный Симеон Новый Богослов (949–1022) взывает как бы от лица пастыря ко всем братьям и отцам о дарах Божиих: «Бегите, братья, бегите получать дары Божии в нашей Церкви». Такой же призыв слышим из уст преподобного Иоанна Лествичника (VII в.): «Восходите, братья, восходите усердно, полагая восхождение в сердце своем... на гору Господню, в дом Бога нашего», то есть в святую Церковь как прообраз Царства Божия.
...Да приидeт Царствие Tвоe; дa будет воля Твоя яко на небеси и на земли (Мф. 6:10). В устах Христа эти слова были не только молитвой, упованием, чаянием, пророчеством, но также и исполнением всех ветхозаветных чаяний, упований, пророчеств. Сам Христос – как Слово Божие, как Благая Весть, Богочеловек, Спаситель и Искупитель – был и остается явлением этого Царства во всей его силе, во всей его Божественной реальности. Тем более, что после того, как земная жизнь Христа была окончена, вся реальность, вся полнота этого раскрывшегося в Нем Царства Божия осталась с нами – в Церкви. Реальность эта – тайна нашего соединения с Богом, возвещенная нам Христом и осуществленная в Нем. Это соединение должно осуществиться уже здесь, в Церкви, хотя полностью оно может раскрыться лишь в Царствии Небесном. Путь в это Царство, по учению православной Церкви, это жизнь во Христе.
Жизнь в единстве Тела Христова сообщает человеческим личностям необходимые условия для стяжания благодати Святого Духа, для участия в самой жизни Пресвятой Троицы, участия в высочайшем совершенстве, которое есть любовь.
Любовь неотделима от познания, от гносиса (который, конечно, не имеет ничего общего с умозрительным мышлением гностиков). Любовь – признак личностного сознания, без которого путь к единению был бы слепым и бесцельным. Аскетическая жизнь познания, по словам аввы Дорофея (VI в.), не имеет никакой цены. Только сознательная духовная жизнь, жизнь в непрестанном общении с Богом, может преобразить нашу природу, делая ее подобной природе Божественной, приобщая ее нетварному свету благодати по образу человеческого Христа, Который явился ученикам на Фаворе облеченным нетварной славой. Гносис, личное сознание, растет в той мере, в какой наша природа изменяется, входя в более тесное единство с обожающей благодатью. В совершенной личности больше не остается места для бессознательного, инстинктивного, непроизвольного; все пронизано Божественным светом, усвоенным человеческой личностью, ставшим ее собственным качеством по дару Святого Духа, ибо праведники воссияют, как солнце, в Царстве Отца их (Мф. 13:43).
Все условия, необходимые для достижения этой конечной цели, даны христианам в Церкви. Но соединение с Богом не есть плод какого-нибудь органического или бессознательного процесса: оно совершается в человеческих личностях Духом Святым и нашей свободой. Здесь есть парадокс: человек на пути соединения с Богом никогда не теряет ничего личностного, хотя и отказывается от своей собственной воли, от своих природных наклонностей. Лишь при свободном отречении от всего, что свойственно ей по природе, человеческая личность полностью раскрывается в благодати, становится пригодной для Царства Божия. Чем дальше личность движется по пути соединения с Богом, тем сознательней она становится. Поэтому Евагрий Понтийский (IV–V вв.) отождествляет Царство Божие с познанием Пресвятой Троицы, с сознанием единения. Наоборот, незнание в своем крайнем пределе есть не что иное, как ад – предел падения человеческой личности. Духовная жизнь – возрастание человеческой личности в благодати – всегда сознательна, ибо светосна. Нужно быть постоянно бдительным, поступать как чада cвema (Еф. 5:8).
Во свете Твоем мы видим cвem (Пс. 35:10). Это и есть чаяние Царства Божия, которое становится в Церкви видимым, проницаемым для нашего зрения, очищаемого непрестанными усилиями и молитвой. Ибо «Бог свет есть, и те, которые сподобляются узреть его, все видят Его как свет, и те, которые прияли Его, прияли как свет», говорит святой Симеон Новый Богослов. Святой Макарий Египетский (301–391) говорит, что огонь благодати, возжженный Духом Святым в сердцах христиан, заставляет их сиять как светильники перед Сыном Божиим. Если Бога называют Светом, так это не только по аналогии со светом материальным. Божественный свет не имеет аллегорического или абстрактного значения: он реальность, данная в мистическом опыте. «Это опытное познание Божества дается каждому по его мере и может быть различным по степени, в зависимости от достоинства тех, которым он дается», – говорит святой Григорий Палама (ок. 1296–1359). Совершенное видение Бога, могущее быть воспринятым в Его нетварном свете, есть тайна «восьмого дня»: оно относится к будущему веку. Однако те, которые достойны, достигают того, что видят Царствие Божие, пришедшее в силе (Мк. 9:1), уже в этой жизни, подобно тому, как три апостола видели его на Фаворе.
Большинство святых отцов, говоривших о Преображении, утверждают нетварную и Божественную природу света, явленного апостолам. Святые Григорий Богослов, Кирилл Александрийский, Максим Исповедник, Андрей Критский, Иоалн Дамаскин, Симеон Новый Богослов высказываются именно в этом смысле, и не следует слова их принимать за метафорические выражения. Святой Григорий Палама развивает это учение в связи с вопросом о мистическом опыте. Свет, который апостолы видели на Фаворе, свойственен Богу по природе. превечный, бесконечный, существующий вне времени и пространства, он является в Ветхом Завете как слава Божия: явление страшное и невыносимое для твари, ибо оно было внешним, чуждым человеческой природе до Христа и вне Церкви. В момент Воплощения Божественный свет сосредоточился во Христе Богочеловеке, в Котором телесно обитала полнота Божества. Это означает, что человеческая природа Христа была обо́жена ипостасным единением с природой Божественной, что Христос во время земной жизни Своей всегда был озарен Божественным светом, остававшимся невидимым для большинства людей. Преображение Господне не было явлением, заключенным во времени и пространстве, даже и в Его человеческой природе; но изменение произошло в сознании апостолов, получивших на некоторое время способность видеть своего Учителя таким, каким Он был, блистающим в превечном свете Своего Божества. Для апостолов это было выходом из истории, восприятием открывшегося им Царства Божия. Святой Григорий Палама говорит о своей беседе на Преображение: «Свет Преображения Господня не начался и не закончился; он остался невключенным во время и пространство и неподдающимся внешним чувствам, хотя и был созерцаем телесными очами... По особому претворению своих чувств, ученики Господни перешли от плоти к Духу». Уже здесь нам открываются тайны, относящиеся к будущему веку, к Царству Божию.
На протяжении всей истории Церкви эти тайны открывались нам в опыте святых. Свет Преображения, отблеск Царства Божия осенял их уже здесь, на земле. Тем самым святые, чей опыт, чье подвижничество, чьи дары выражали и как бы концентрировали в себе сущность и тайну Церкви, самим фактом своего существования свидетельствовали о близости и сопряженности Церкви с Царством Божиим. Святые, как и ветхозаветные пророки до них, были вестниками этого Царства, но не только. Они были уже посланцами этого Царства, соприкоснувшимися с ним, побывавшими в нем. Они явили или, если можно так выразиться, проявили его в себе. Свет и теплота Духа Святого вошли через них в мир. Чтобы сделать это утверждение понятным, нельзя не привести одного известного отрывка из беседы преподобного Серафима Саровского (1759–1833) с H. А. Мотовиловым, той беседы, которая поистине являет нам Царствие Божие, пришедшее в силе (Мк. 9:1) и пришедшее именно в Церкви, через святость, достигаемую и даруемую только в ней.
Во время этой беседы, проходившей в зимнее утро на лесной опушке, ученик преподобного Серафима говорит своему учителю: «Все-таки я не понимаю, почему я могу быть твердо уверен, что я в Духе Божием? Как мне самому в себе распознать истинное Его явление?» Батюшка отец Серафим отвечал: «Я уже сказал вам, что это очень просто, и подробно рассказал вам, как люди бывают в Духе Божием и как должно разуметь Его явление в нас... Что же вам, батюшка, надобно?» «Надобно, – сказал я, – чтобы я понял это хорошенько».
Тогда отец Серафим взял меня весьма крепко за плечи и сказал мне: «Мы оба теперь, батюшка, в Духе Божием с тобою; что же вы глаза опустили, что же не смотрите на меня?» Я отвечал: «Не могу, батюшка, смотреть, потому что из глаз ваших молнии сыпятся. Лицо ваше сделалось светлее солнца, и у меня глаза ломит от боли».
Отец Серафим сказал: «Не устрашайтесь, ваше Боголюбие, и вы теперь так же светлы стали, как и я сам. Вы сами теперь в полноте Духа Божьего, иначе вам нельзя было и меня таким видеть». И, приклонив ко мне голову, тихонько на ухо сказал: «Благодари же Господа Бога за неизреченную к вам милость Его! Вы видели, что я и не перекрестился даже, а только в сердце моем мысленно помолился Господу Богу и сказал внутри себя: «Господи, удостой его ясно и телесными глазами видеть то сошествие Духа Твоего Святого, Которым Ты удостаиваешь рабов Своих, когда благоволишь являться им во свете великолепной славы Твоей», и вот, батюшка, Господь и исполнил мгновенно смиренную просьбу убогого Серафима... Как же нам не благодарить Его за этот неизреченный дар нам обоим? Этак, батюшка, не всегда и великим пустынникам являет Господь милость Свою, это уж благодать Божия благоволила утешить сокрушаемое сердце ваше, как мать чадолюбивая, по предстательству Самой Матери Божией. Что ж, батюшка, не смотрите мне в глаза? Смотрите просто, не убойтесь: Господь с нами!»
Я взглянул после этих слов в лицо его, и напал на меня еще больший благоговейный ужас. Представьте себе, в середине солнца, в самой блистательной яркости полуденных лучей, лицо человека, с вами разговаривающего. Вы видите движение уст его, меняющееся выражение его глаз, слышите его голос, чувствуете, что кто-то вас руками держит за плечи, но не только рук этих не видите, ни самих себя, ни фигуры его, а только один свет, ослепительный, простирающийся на несколько сажень кругом и озаряющий ярким блеском своим и снежную пелену, покрывающую поляну, и снежную крупу, осыпающую и меня, и великого старца...
«Что же чувствуете вы теперь?» – спросил меня отец Серафим. Сказал я: «Необыкновенно хорошо». – «Да как же хорошо-то? – спросил он, – что же именно-то?» Я отвечал: «Чувствую такую тишину и мир в моей душе, что никаким словом то выразить не могу».
«Это, ваше Боголюбие, тот мир, – сказал отец Серафим, – про который Господь сказал ученикам Своим: «Мир Мои даю вам, не яко же мир дает...» «Мир», по слову апостольскому, «всяк ум преимущий»... «Что же еще чувствуете?» – спросил меня отец Серафим. Я сказал: «Необыкновенную радость во всем моем сердце». И батюшка отец Серафим продолжал: «когда Дух Божий снисходит к человеку и осеняет его полнотою Своего наития, тогда душа человека преисполняется ней ре радостью, ибо Дух Божий радостворит все, к чему бы Он ни прикоснулся... Предзадатки этой радости даются нам теперь, и если от них так сладко, хорошо и весело в душах наших, то что сказать о той радости, которая уготована там, на небесах, плачущим здесь, на земле. Вот и вы, батюшка, довольно поплакали в жизни вашей на земле, и смотрите-ка, какою радостью утешает вас Господь еще в здешней жизни! Теперь за нами, батюшка, дело, чтобы, труды к трудам прилагая, восходить нам от силы в силу и достигнуть меры возраста исполнения Христова... Вот тогда-то теперешняя наша радость, являющаяся нам вмале и вкратце, явится во всей полноте своей и никтоже возьмет ее от нас, преисполняемых неизъяснимых пренебесных наслаждений».