Глава 1. Общее состояние литургической культуры в начале XX века: свидетельства современников

Прежде чем обратиться к систематическому изложению материалов литургических дискуссий 1905–1918 годов, представляется полезным привести хотя бы немногие свидетельства современников, дающие представление о том, каким видели реальное состояние православного богослужения в России искренне преданные делу Божию епископы, священники и миряне этого периода. Ведь именно распространенное и почти общепризнанное тогда убеждение, что многое в нашем богослужении неудовлетворительно, и положило начало общецерковной дискуссии по литургическим проблемам. Сегодня откровенность высказываний авторов начала XX века может показаться даже шокирующей. Многие теперь считают неблагочестивым и просто неприличным критически относиться к любым аспектам церковной жизни – а уж тем более к богослужению. Дореволюционное же прошлое нашей Церкви иным мечтателям представляется идеальным воплощением образа «Святой Руси» в виде некоего райского сада или града Китежа, который был внезапно разрушен непонятно откуда взявшейся революцией.

Важно понимать, что приводимые нами подчас очень острые критические оценки принадлежат людям, которые единодушно признавали храмовое богослужение, литургическую культуру в целом драгоценнейшим наследием Церкви и горячо любили его. Именно от того, что любили, они не могли молчать о его недостатках. Боль, а вовсе не сарказм, слышны в их словах.

Вот, например, что писал епископ Нижегородский Назарий (Кириллов, 1850–1928)¹³ в своем отзыве 1905 года по вопросу о церковной реформе:

Церковное богослужение по справедливости считается лучшею веро- и нравоучительною и воспитательною школою, благодатно и спасительно действующею на все силы и способности души. Но для того, чтобы богослужение было действительно таковым, нужно непосредственное, сознательное и живое участие в нем всех предстоящих, нужно, чтобы оно захватывало и увлекало их и своим содержанием, и исполнением; нужно, чтобы оно стало насущною потребностью верующих и влекло их к себе.

К глубокому сожалению, этого нельзя сказать о богослужении Православной Русской Церкви. Давно это сознается, давно предпринимаются меры к лучшей постановке церковного богослужения; но дело мало улучшается. Вместо существенных и общих мер, для привлечения большего числа богомольцев в храмы предпринимаются меры частные и искусственные, иногда и неблаговидные. Диакон с сильным и зычным голосом, хор певчих с вычурным итальянским пением, богатое украшение храмов (...) таковы обычные по нынешнему времени способы привлечения богомольцев к церковному богослужению. Усиленная заботливость о внешнем благолепии богослужения рассчитывается на то, чтобы доставить эстетическое удовольствие слуху и глазу предстоящих; а существенное, главное в богослужении, его поучительное и молитвенное содержание (...) становится на второй план и как бы поглощается внешностью. Не лучше обстоит дело и там, где нет увлечения внешним благолепием. Там служба также не увлекает предстоящих своим внутренним содержанием, и оно также считается второстепенным. Служба совершается сама по себе, а предстоящие молятся сами по себе. Только немногие общеизвестные молитвы и песнопения останавливают на себе внимание молящихся и объединяют их в общей молитве14.

На ту же беду указывал и епископ Самарский Константин (Булычев, 1858-после 1926):

Народ терпеливо простаивает целые часы за храмовым богослужением, но это не есть молитва, потому что (...) слова храмового богослужения – выше понимания народа; богослужение непонятно народу не только потому, что совершается на церковнославянском языке и притом спешным чтением, но и прямо потому, что для понимания его требуется в известной мере богословское образование. Православное богослужение есть великое сокровище, если сравнить наши церковные песни с малосодержательными гимнами лютеранского Gesang-Buch 'а, и когда-нибудь дойдет дело до пользования этим сокровищем всего православного люда; но тем не менее в настоящее время это – еще сокровище, сокровенное «на селе», а народ бедствует и голодает духовно, почти вовсе не имея молитв, доступных его пониманию (...) Надобно воспитать народ настолько, чтобы он не считал за молитву одни поклоны с крестным знамением и одно механическое чтение или выслушивание непонятных слов¹⁵.

Сравнение с богослужебной практикой других христианских конфессий проводил в своем отзыве и епископ Симбирский Гурий (Бурстасовский, 1845–1907):

Православное богослужение есть одно из главных выражений любви к Богу и лучшая школа для развития общительности среди членов прихода, ибо здесь, в храме, сотни души сливаются воедино (...) соединяются души пастырей и пасомых, клира и народа. Так, по крайней мере, должно быть в идее. К сожалению, настоящая постановка православного церковного богослужения не вполне содействует этому молитвенному слиянию душ пастыря и пасомых. (...) В то время, как клир возносит песни, благодарения, прошения и славословия, народ остается как бы в виде постороннего слушателя; отсюда поразительная разница в настроении присутствующих за богослужением мирян в православных храмах, с одной стороны, и инославных – с другой, разница же не в нашу пользу¹⁶.

«У православных есть молитва в церкви, но нет молитвы Церкви», – с горечью писал анонимный автор казанского еженедельника¹⁷. Другой южанин отмечал:

В настоящее время богомолец при богослужении находится в каком-то пассивном состоянии: за него молятся, за него читают и поют на клиросе молитвы, а богомольцу предоставлено стоять, молчать и... думать о чем ему угодно¹⁸.

Вот как описывал храмовое богослужение священник из Бессарабии Феодор Богос, который в 1915 году как будто предвидел массовое отпадение людей от Церкви, действительно случившееся спустя немного лет:

Все это совершается больше по какой-то традиции, вековой привычке, чем по ясно осознанному требованию души. Едва ли кто отчетливо сознает, что в храме братья-христиане собираются для общей молитвы, для того, чтобы согласным хором прославить величие Отца Небесного. (...) Да и не удивительно. Ведь до сих пор еще народ не принимает личного участия в богослужении и является лишь безмолвным зрителем. Все время он предоставлен самому себе. Любопытно, как он старается по-своему коротать время. [Подаст записку, поставит свечку, поцелует икону]. А после этого и кроме этого он уже больше ничего не знает, что ему еще следует делать в храме. Впрочем, никто и не требует от него больше ничего.

Покончив со своим личным делом, богомолец сливается с толпой других молящихся, одинаково равнодушных, безмолвных и скучающих. Терпеливо выжидают конца службы, в которой ничего не смыслят, и затем расходятся по домам, унося с собой чувство физического утомления и смутное сознание выполненного долга.

При таких условиях остается удивляться, как это до сих пор еще окончательно не атрофировалось у народа желание ходить в церковь, откуда еще берется это трогательное усердие к храму. (...)

Для развития религиозно-молитвенного настроения нужны, конечно, первее всего осмысленность и проникновенность церковной службы. (...) В самом деле, если смысл богослужения – непонятен, чтение и пение – невразумительно, так откуда явиться восторгу, сиянию и ликованию? Если народ выходит из церкви с пустотой и безразличием в душе (...) то в этом заключается большой грех духовенства (...) и тем более опасный, что за давностью он перестал уже тревожить совесть. (...)

Вместо проникновенного и осмысленного чтения, у нас часто слышится торопливое, бессвязное бормотанье, сливающееся порой в сплошной гул. Разве может кого-нибудь умилить это специально «дьячковское» чтение? Впрочем, наш клирик об этом и не мечтает. Раб буквы устава – он только о том и думает, как бы в самое короткое время вычитать все кафизмы, тропари и стихиры. (...)

Всему бывает предел. Можно ожидать, что истощится терпение даже самой незлобивой паствы, и нас могут оставить. Какая дерзость, – кощунственное словоизвержение называть богослужением. Разве это может быть угодно Богу? А разве это нужно людям?¹⁹

Профессор литургики Московской духовной академии и священник московского храма Христа Спасителя Илия Гумилевский видел в разобщенности молящихся не столько вину духовенства, сколько проявление глубокого кризиса христианской церковной общины:

В современный храм современные христиане идут каждый «своим» путем из «своего» уголка, творит «свою» молитву, скорбит «своей» скорбью и радуется «своей» радостью. (...) Вот печальный факт наших дней, вот причина паралича общественной молитвы, вот объяснение безжизненности современного богослужения. (...) Здесь – чужие друг другу. Они – не община, а случайное собрание в храме Христовом. (...) Реформаторы православного богослужения, прежде всего сделайте это богослужение общественным (...) тогда и только тогда соберутся на молитву живые во Христе.

Единственный выход о. Илия видел в «возрождении первохристианской общины из недр самой Церкви Христовой». Пока этого не произошло, по его мнению, «народ почти безучастен ко всему, что совершается в храме. Самое большое он – на религиозном зрелище», а если и молится, то «совершает, собственно свою молитву, совершенно случайно совпадающую со смыслом отправляемого богослужения»²⁰.

Быть может, все это – субъективные впечатления священников, которым трудно из алтаря уследить за религиозным настроением молящихся в храме? Но вот удивительно схожие мысли мирянина А. Никольского, высказанные семью годами раньше. Народ, по его словам,

идет в церковь с желанием помолиться, но и молитвы-то общей, сознательной-воодушевленной и нет! Его запас горячего чувства пропадает. Теперешнее богослужение не высекает молитвенного огня из душ верующих. Все себя чувствуют чужими друг другу. (...) Притом же никто не понимает ни мысли, вложенной в богослужение, ни молитв. (...) Печальное зрелище наше богослужение! На ложном месте оно покоится – удалить от участия народ. Требуется коренная его переделка. Богослужение должно сделаться общей молитвой, а не представлением (...) процесс охлаждения публики к церемониям налицо»²¹.

На чрезмерное разрастание пышной церемониальности богослужения, особенно архиерейского, в ущерб молитвенному содержанию сетовал даже такой столп церковного консерватизма, как К.П. Победоносцев²². Другие авторы высказывались в намного более резких выражениях. Например, религиозный публицист В. Германов писал:

Наше благолепие убивает живой дух богослужения, содержание его. Декорация заслонила смысл и идею. (...) Совершители богослужения превращаются в артистов, чувствующих себя на виду у публики; последняя критически созерцает и слушает. (...) Устранение духа создает искусственность и бездушную форму. Так постепенно произошло окаменение нашего богослужения, невнимание к его смыслу. (...) Сколько непонятных выражений, потерявших смысл действий»²³.

Миряне не скупились на упреки духовенству. Так, врач Сергей Апраксин сетовал на

крайне небрежное отношение пастырей и служителей Церкви к богослужению. Небрежение это проявляется двояко: 1) огромными пропусками и сокращениями службы, и 2) крайне небрежным, иногда граничащим с кощунством, исполнением того, что осталось не пропущенным. Все, что придает церковной службе красоту, смысл и содержание, чем обусловливается ее великое просветительно-воспитательное значение, или пропущено, или сокращено до крайности. От многих прекрасных служб осталась одна голая или с обрывками содержания схема, слишком мало говорящая и уму, и сердцу (...) Богослужение перестало быть школой. (...) То, что не пропущено, исполняется крайне небрежно, без всякого старания; священнослужители проникнуты, по-видимому, одним только чувством – поскорее окончить тягостное для них богослужение. (...) Картина получается прямо безотрадная. Выходишь нередко из храма не с радостным и умиленным сердцем, а с разочарованным, негодующим...»²⁴.

Те же недостатки возмущали и профессора Варшавского университета П.В. Верховского, известного церковного историка и юриста (1879–1932):

Неужели (...) наше духовенство не могло понять, что таким образом великое дело живого общения человека с Богом сведено к ряду формул, непонятных народу? Я утверждаю, что духовенство должно прежде всего познать самого себя, понять, что это оно разогнало из храмов молящихся, оставаясь само равнодушным к религиозным запросам своей паствы²⁵.

* * *

Каждое из этих свидетельств можно дополнить десятками других. Но достаточно и приведенных выше высказываний, чтобы сделать следующие предварительные выводы:

• состояние литургической культуры в предреволюционной России вызывало глубокое неудовлетворение у многих членов Православной Церкви «сверху донизу»;

• среди главных недостатков существующего положения называли непонятность богослужебных текстов, неразумные и механические сокращения богослужения, обедняющие его смысл, разобщенность и пассивность молящихся, подмену учительности богослужения театральностью.

К детальному анализу этих и других недостатков богослужения мы обратимся в следующих тематических главах. При этом нас, естественно, будет особенно интересовать вопрос о возможных мерах преодоления указанных пороков, которые, как нетрудно заметить, и поныне остаются болезнями нашей церковно-богослужебной жизни.