Историческая заметка об араво-католиках, или униатах, в Сирии и Палестине⁴

В начале прошедшего столетия (именно с 1717 года), когда европейские державы стали превозмогать Оттоманскую Порту, папа римский послал в Сирию и Палестину несколько иезуитов, знающих арабский язык, снабдив их золотом и разными дорогими одеждами для подарков легкомысленным и бедным арабам. Одни под видом купцов, другие как ремесленники, эти миссионеры обходили всю Сирию и Палестину, помогая бедным, раздавая милостыню нуждающимся во имя папы, яко общего отца и покровителя всех христиан. Находя опору и защиту в консулах европейских держав (Австрии, Галлии, Генуи и особенно Венеции), которые в эту эпоху имели пребывание в прибрежных городах Сирии, имея надёжное убежище у маронитов, единоверцев своих, они тайно и явно проповедовали свои догматы и с помощью благодеяний успели привлечь на свою сторону довольное число порочных арабов и особенно тех, которые отлучены были от церкви⁵ за четверожёнство. Местные православные архиереи, слыша и видя всё это, хотя и усиливались изгнать волков, не возмогли, по причине вмешательства консулов⁶ и наипаче потому, что начальство, паша, мулла, получало много золота. В 1737 году тайные действия иезуитов принесли так долгожданный плод: в Алеппо явно обнаружилось униатство следующим образом:

Веррийский или алеппский митрополит, тогда подведомый патриарху антиохийскому, туземец, окружённый богатой роднёй, но человек порочный, многократно уличаем был в любодеянии, за что тогдашний патриарх антиохийский Афанасий принуждён был низложить его и на место его рукоположить другого и поставить митрополитом алеппским. Но от этого произошло разделение между алеппскими христианами. Богатые родственники низложенного, первые в городе, разгневавшись на патриарха за низложение своей родни, не приняли нового митрополита и даже перестали ходить в общую церковь, а завладев одним храмом, отдали его низложенному митрополиту; и он отправлял в нём богослужения с единомышленными священниками и рукоположил других иереев, каких хотел⁷: одним словом, в Алеппо возникли две церкви, и обе не имели никакого сообщения между собой, а смотрели одна на другую, как на еретическую.

Антиохийский патриарх Афанасий много подвизался, стараясь исправить дело, но не успел, и потому уведомил Великую церковь: а она написала послание к низложенному, советуя ему остаться на покое в собственном доме и заботиться о спасении себя самого, потому что он канонически низложен за грех, всем известный, и многое другое. Но он, получив сие послание, не только не послушался, но ещё злее сделался и рукоположил своих иереев и пр. Тогда Великая церковь довела всё это до сведения Высокой Порты, и Порта предписала алеппскому паше схватить его и сослать в ссылку. Но паша, будучи ему другом ради богатства его родных и его собственного, уведомил его о ходе дела и советовал ему бежать, куда ему угодно. По его известию и совету он скрылся в тогдашних консульствах. Лишь только узнали об этом иезуиты, пришли к нему и убедили его предаться папе, обещав ему и прощение грехов его и восстановление на митрополию, и кроме того безбоязненность и силу против врагов его. Митрополит, не зная, куда бы в другое место или к другой власти мог он прибегнуть, сдался иезуитам и переодетый ушёл в Рим, и, поклонившись папе, получил не только прощение грехов и устранение низложения, но и титул патриарха за признание следующих членов вероисповедания:

а) Папа есть глава церкви;

б) он непогрешим;

в) его одного надобно воспоминать в молитвах;

г) Дух Св. происходит от Отца и Сына;

д) есть чистилище.

Затем дано было ему от папы позволение хранить ненарушимо все прочие уставы церкви восточной, т. е. служить на квасном хлебе, праздновать по старому календарю, облачаться в прежние священнические архиерейские одежды; одним словом – во всём следовать древней греческой церкви касательно семи таинств и соблюдать старый устав и чин, и прежние чтения и пения, и посты и пр. Также папа дал ему позволение рукополагать и тех, которые впали в блудодеяние или в другой какой смертный грех, и разрешать браки даже в четвёртой степени. Обещано было ему и денежное вспоможение и защита, если он успеет упрочить и распространить униатство или отдельную церковь. После сего возвратился в Алеппо сей папский патриарх, снабжённый грамотами к консулам и достаточным количеством денег.

Тогда-то он начал действовать явно и бесстыдно, крестить своих приверженцев, благословлять браки и сожительства беззаконные и рукополагать не только в храме, но и в домах, бедняков, приводимых к нему богатой роднёй его.

При ежедневном умножении раскола⁸ тогдашний патриарх антиохийский уведомлял Великую церковь обо всём, происходившем в Алеппо, и просил её принять меры к прекращению зла. Она опять ходатайствовала по сему делу пред Портой⁹, которая послала в Алеппо грозное повеление, чтобы папский патриарх, заточённый вдаль, никогда не видел Алеппо, а рукоположенные им иереи обрили бы бороды и, скинув священническое одеяние, обратились в прежнее состояние, чтобы и беззаконные браки почитались недействительными, и чтобы, если в каком доме будет совершаться их литургия, этот дом срыт был до основания и пр. Всё это было исполнено. Патриарх был изгнан, схваченные священники были обриты, и запрещено им было строго-настрого совершать священнодействия; разведены были и беззаконные сожительства; но – на время, ибо паша и мулла за деньги позволили сожительство.

Таково было состояние православной церкви. По-видимому, она торжествовала. Но на самом деле пламень упорства и раскола более и более разгорался. Ибо униатский патриарх, убежав на Ливан, здесь тайно действовал, сколько мог, а родные его и другие отщепенцы, приняв название католиков, вовсе не ходили в общую церковь и, призывая обритых священников своих в дома свои, тайно отправляли тут богослужение и совершали все таинства и обряды.

Когда же пришло и второе, и третье таковое повеление Высокой Порты, чтобы все, искони принадлежавшие греческой церкви, и теперь принадлежали ей же и не переходили ни в какую другую; и чтобы все так называемые Ромеи непременно ходили в праотеческую их церковь, а не в другую: тогда и униаты стали ходить в неё напоказ в воскресные и праздничные дни, и слушали обедню и причащались Св. Таин, и детей своих крестили в ней; но тайно и детей своих перекрещивали и браки перевенчивали посредством своих иереев и пр.: так научали их иезуиты и их патриарх, побуждая их не соблюдать и постов, но есть рыбу в среду и пяток и даже в великую четыредесятницу, что они делают и поныне.

Замечая такое притворство, епархиальные архиереи и патриарх антиохийский молчали, безразличествовали, терпели и ожидали обращения униатов, по крайней мере, по смерти папского патриарха, но обманулись в своих надеждах. Ибо он с позволения папы рукоположил своего племянника в епископа и митрополита алеппского на Ливане и после вследствие буллы папской оставили его и преемником своего патриаршествования над этим расколом.

С сего времени раскол, как гангрена, распространился не только в Алеппо, но и на Ливане, где униатский патриарх имел своё пребывание; и пламень упорства увеличивался, находя себе пищу: во-первых, в сожительствах в 4 степени, во-вторых, в непосвящённых священниках, в-третьих, в разрешении есть рыбу в постные дни, ибо арабы преданы чревоугодничеству и, следовательно, и другим страстям.

С течением времени размножились униаты и при богатстве и взаимном единодушии и единомыслии возмогли построить и храмы на Ливанской горе, имея руководителями иезуитов, помощниками консулов и задаривая начальников золотом.

В 1747 году была и другая причина успеха и умножения араво-униатства в Сирии и в прибрежных городах. Патриаршествовавший тогда Сильвестр, муж не только просвещённый, но и добродетельный и ревнитель православия, видя соблазн и нарушение законов церковных касательно браков и поста, вздумал исправить и своих овец неким снисхождением. В один воскресный день, созвав духовенство и первостатейных жителей Дамаска в патриархию, говорил им об отеческом православии и о необходимости соблюдения Божеских законов; потом сказал им следующее: «Чада мои возлюбленные, я вижу, что многие между вами мужи и жёны разрешают есть рыбу в середу и пятницу; слышу, что некоторые из вас делают это и в великую четыредесятницу, подражая приверженцам латинов. Итак, если вы есть чада Восточной Церкви, то вы должны хранить отцепреданные посты. Ибо вера от дел познаётся, а не от слов. Я часто в церкви поучал вас и многими доводами подтверждал святость поста и долг соблюдать оный; но вы не послушали. Бедный, несчастный я, что сделался в такое время архиереем и пастырем вашим бесполезно. Ибо, желая управить вас, делаю снисхождение касательно супружества и дозволяю приобщаться нарушающим посты. Но ныне, по неизменному долгу моему, заклинаю всех соблюдать и среду и пяток и великую четыредесятницу и не есть во все эти святые дни рыбы подобно франкам, но только масло деревянное. Впрочем, уступая вашему чреву, преступая закон, и я делаю вам следующее снисхождение: когда в среду и пяток случится память какого-либо святого, которому по уставу положено славословие, тогда вы имеете позволение есть рыбу; если же нет великого славословия, то да не дерзает кто-либо вкушать рыбу; таковой не получит от меня разрешения сего греха, и я не позволю ему приобщаться Пречистых Таин. Если же какой иерей причастил бы такового, то я лишу его священнодействия». Так говорил патриарх Сильвестр и, встав, вздохнул тяжко и заплакал. Священники и старшины обещались соблюдать волю патриарха, и исполняли свои обещания в течение многих дней. Но общий враг мира новое посеял зло.

Когда патриарх выехал из Дамаска в окрестности для обозрения и посещения христиан, тогда эконом церкви Дамаскоидов, по имени Муса, т. е. Моисей, и согласившиеся с ним некоторые бессовестные старшины стали петь великое славословие в каждую середу и пятницу и разрешали рыбу, говоря: «патриарх наш заповедал нам не есть рыбы, когда нет славословия: и вот мы поём славословие, следовательно, не грешим, едя рыбу». Когда патриарх узнал об этом, опечалился ради разврата эконома; но не мог ничего сделать. Спустя несколько дней, возвратившись в патриархию, сидел в ней печальный. В одну пятницу, когда патриарх обедал и ел растения, сваренные без масла, хлеб и несколько маслин (ибо был воздержан и весьма благочестив), приходит за делом упомянутый эконом. Поклонившись патриарху до лица земли по обычаю, он сел, а патриарх сказал ему:

– Приступи, святый эконом, к трапезе моей, пообедаем вместе.

– Мы уже отобедали, владыко святый.

– А что вы ели сегодня, чадо?

– Рыбу, владыко святый.

Тогда патриарх, возстенав, продолжал: а почему вы ели рыбу сегодня в пятницу, когда нет славословия?

– Да мы пели славословие с таким и таким старшиной.

Тогда патриарх, побив его и обличив соблазн, начал учить его о посте. Но эконом противоречил ему, говоря, что Господь Иисус Христос сказал: «Не входящее в уста человека, а исходящее сквернит человека» и т. п. Патриарх, раздосадовав на его дерзость и упорство, прогнал его, а в следующее воскресение, став на своём троне, по прочтении Евангелия, довольно поучал народ о посте и наконец, сказал и следующее: «Я, видя ваше чревоугодие, сделал вам снисхождение, позволил вам в противность Божеских канонов разрешать рыбоястие в середу и пяток, когда славословится святый; но некоторые из вас, играя тут Божескими уставами, поют славословие великое во всякую середу и пяток и, едя рыбу, бессовестно нарушают каноны Богоносных отцов, не различая будня от Господского или Богородичного праздника. Посему, чада мои возлюбленные, я, управляя вами столько лет, делал вам снисхождение во многом, нарушая Божеские каноны. Но, несмотря на то, вижу, к величайшей скорби моего сердца, что дело идёт всё к худшему; посему говорю вам, свидетельствуясь Духом Святым, что кто сохраняет определения святых отцов, следуя и повинуясь святой общей нашей матери, говорю, Восточной церкви, тот да будет благословен от Господа Вседержителя: а кто в противность отеческим канонам и обычаям разрешает ястие рыбы в середу и пяток, исключая Господни и Богородичные праздники и также телесную немощь, таковой, кто-бы он ни был, да будет не разрешён, не прощён и недостоин Пречистых Таин; и если бы кто из священников приобщил такового, да будет он запрещён. И вот есть у нас запрещённый, отец Муса эконом, яко виновник соблазна, многократно благословлявший незаконные браки и никогда не повиновавшийся моему недостоинству».

Когда патриарх сказал это, сделался великий шум в церкви. Ибо этот эконом, услышав своё запрещение, бросился на патриарха и непременно прибил бы его, если бы не воспрепятствовали ему христиане. В те же минуты и родственники его, теснясь в средину церкви, поносили святителя и говорили, что они не признают его патриархом, но почитают папу, и пр. и пр. По окончании божественной литургии патриарх звал старейших христиан и эконома судиться и мириться пред ними: но эконом не только не явился, но и в укор патриарху облачившись, ушёл в один дом к родственнику и служил обедню, воспоминая имя папы. Униаты купцы алеппские, проживающие в Дамаске, узнав об этом, приходили к нему и убедили его не подчиняться более патриарху и обещали ему помощь и защиту всякую.

Так началась и в Дамаске, и в окрестностях уния и скоро распространилась, потому что всякий, кто только отлучён был от церкви за четверожёнство, или за браки в родстве, или за кровосмешение, прибегал к эконому, который благословлял и беззаконные браки и литургисал в досаду патриарха, который не мог ничего сделать ему по причине связей его с первыми и богатейшими христианами и купцами алеппскими. Впрочем, хотя этот эконом по истечении 7 месяцев и погиб Божиим судом, но родные его и прочие, кои сделались схизматиками за браки и чревоугодие, остались таковыми и размножились.

Когда патриарх Сильвестр объявил обо всём этом Великой церкви, тогда опять послано было в Дамаск повеление, совершенно подобное вышеупомянутому последнему.

В силу оного приостановились немного смуты, но в прибрежных городах Сирии и, особенно на Ливанской горе, некоторые порочные иеромонахи, низложенные, запрещённые за блудодеяние, сделались униатами и стали служить, выполнив малую епитимию, наложенную на них униатским патриархом. Они-то, нося греческие рясы и камилавки, обходили деревни, обольщая простейших, которые не видели никакой перемены в вере и в обычаях, кроме разрешения рыбоястия в посты и упоминания папы, впрочем, редкого.

В 1759 году иезуиты, обходящие Сирию и Палестину, соединившись с иерусалимскими францисканцами, поучали араво-униатов, что если они не последуют Римской церкви и в обрядах, то они не суть истинные католики, а полу-католики, а, следовательно, ни в чём не различествуют от греков, и убеждали их принять папский календарь, пост по субботам, преклонение колен и пр. От сего произошло разделение и между ними, и обе стороны писали к папе. Тогдашний папа отвечал обще всем сим католикам следующее: «Издревле сестра наша восточная церковь разнилась от западной в обрядах и обычаях. Но так как предшественники мои терпели эту разность, смотря только на одни догматы, то и мы терпим это, нисколько не вредя католической вере. Ибо ничего не значит, если какой униато-католический иерей будет служить на квасном или пресном хлебе, или если пасху и другие праздники станут праздновать по старому или новому календарю; да и пост в субботу, издревле принятый западными католиками, не есть догмат, но обычай. Посему, ежели ваше христианское благочестие хочет сохранить отцами преданные уставы восточной церкви, пусть будет так, и мы даём вам позволение следовать и во всём прочем древним обычаям вашим и иметь любовь и единодушие между собой. Мы ничего другого не требуем от вас, кроме того, чтобы вы подчинялись католической церкви Римской и признавали её непогрешимой, и преемника Апостола Петра почитали бы викарием Христа и главой Церкви и пр.»¹⁰ Араво-католики, получив сие письмо, превозмогли и опять соединились. Папа писал и иезуитам сирийским и францисканцам палестинским не требовать от униатов ничего более, кроме того, что признано ими.

Не в продолжительном времени араво-католики, размножившись, появились и в городах Тире и Сидоне и в окрестностях. Причиной их размножения было позволение сверхзаконных браков. Всякий, желавший жениться в четвёртый раз, прибегал к униатам, и получал желаемое, равно как и тот, кто желал вступить в брак со второй двоюродной сестрой, что запрещено в православной церкви.

В 1771 году униаты начали гнездиться и в епархии Иерусалимской. И во-первых как купцы и грамматики сатрапа поселились в Птолемаиде и, защищаемые тамошними консулами, как скоро размножились, успели построить и собственный храм в 1779 году: в 1809 году, когда и в городе Назарете возгнездились и оттуда в Тивериаде, а потом и в деревни, начиная от Птолемаиды до Тивериадского моря в длину и от Джини до Сафата в ширину. Напрасно подвизались тогдашние и последующие патриархи иерусалимские и старались прекратить язву. Ибо, желая строго хранить каноны касательно браков, тем способствовали увеличению католиков¹¹. Потому что, примером сказать, такой-то хотел вступить в четвёртый брак¹², но воспрещаемый законом, уходил к католикам, и получал желаемое, сделавшись ихним сам с детьми, а иногда и с родными всеми или некоторыми¹³. То же самое делали и те, которым не позволили брачиться в 7 и 6 и даже в 5 колене¹⁴, как случалось и случается и в наши дни, – целые деревни от того поуниатились. А Тивериадцы первые из всех тех мест сделались католиками в угодность чреву, овладев вместе со своими попами и тамошним храмом Петропавловским, что видно и поныне.

В 1818 году по челобитью армян константинопольских выдан был фирман Высокой Порты¹⁵ касательно армено-католиков, равно и араво- сиро- и копто-католиков, чтобы они не имели собственных церквей, ни священников, но ходили бы в церкви предков их. Сей фирман был сильно и грозно написан: ибо, между прочим, угрожал непокорным и заточением и конфискации их имуществ. Фирман сей¹⁶ получен был и антиохийским патриархом, и митрополитом алеппским Герасимом туземцем, который и показал его тогдашнему судье и паше. Паша, имея непримиримую ненависть к католикам, на другой день созвал старейшин их и попов и прочитал им фирман; но они нимало не поддались и ровно ничего не сделали. Спустя два дня, паша, внезапно схватив иереев их, сослал в ссылку. Католики же, разъярённые сим, устремились в митрополию, чтобы убить митрополита, почитая его виновником. Он, услышав шум их, тотчас вышел одной боковой дверью и убежал в дом муллы, т. е. в Мегкеме. Католики, узнав сие, устремились и туда с криком, ругая и хуля и митрополита, и патриарха, и пр. Мулла, устрашившись толпы, убежал с митрополитом и пришёл к паше, вопия: «гяуры пришли убить нас». Лишь только паша успел спросить их, как это случилось и за что, прибыли туда и католики с криками. Тогда паша, разгневавшись, приказал солдатам схватить главных бунтовщиков и в тот же час отрубили им головы: их было 13. Прочие разбежались от страха по домам.

В следующий день, собравшись воедино, посоветовались и поклялись все, во-первых, при удобном времени умертвить митрополита, во-вторых, никому не ходить в церковь православную, хотя бы и смертью угрожали. Поклявшись хранить это, остались в домах своих и наставляли детей своих таким образом: «Чадо, Ромею, большому или малому, никогда не кланяйся; если тебе прилучится идти мимо церкви их и там какое дитя скинет с тебя шляпу и бросит её в эту церковь, то лучше тебе безнакрытому и обнажённому идти, нежели входить в церковь Ромеев; не дружись с ними; ибо они наветники и враги наши». Тому и многому другому они наставляли сынов и дочерей своих; и никто из них не входил в православную церковь даже в праздник пасхи. А митрополит Герасим, узнав о клятве их, и притом два раза подвергшись опасности скрытного убийства, удалился из Алеппо и отказался от архиерейства. На место его Великой Церковью послан был другой и исправил дела, сблизившись с католиками. То же самое сделал и Серафим, патриарх антиохийский.

Когда же (в 1821) восстали Еллины¹⁷ и когда все православные в Турецкой империи потеряли прежнее расположение Порты; тогда униаты нашли удобнейшее время и опять взяли своих попов, и они служили им тайно. Хотя патриарху и известно было это, но он не осмеливался тогда промолвить и слова. Католики и опять политически возвращённые в Дамаск, хотя и крестили детей своих через православных иереев и совершали браки и погребения, но в церковь ходили весьма немногие.

По смерти Серафима назначен был патриархом Мефодий (1820). Он запретил крестить, венчать и погребать католиков. «Худо делаем мы, говорил он, преподая святая псам и маргариты повергая пред свиньями. Ибо крестя, благословляя в супружество и погребая католиков, мы представляем их чадами церкви православной. Но явно, что они признают один Рим матерью своей, а православной церкви и чуждаются, и хулят её, и даже до смерти преследуют. Итак, они суть не чада, а враги и наветники, как непримиримые отступники». И поистине (по моему мнению) худо делала восточная церковь, преподавая им таинства: крещение, миропомазание, брак и многократно елеопомазание. Разве сказать только то, что она делала это в надежде обращения их, которого не было доселе и не будет. Впрочем, настало время; провеяна пшеница и отделены от неё солома и плевелы. Ибо – ¹⁸.

В 1829 году выдан был фирман Порты, дозволяющий свободу богослужения католиков как из армян так и из православных; с того времени начали являться открыто и священники их. А в 1832 году с позволения Ибрагима, паши египетского, они построили большой храм в Дамаске, в Алеппо и везде. В 1834 году и яффские грамматики и купцы, будучи богаты, хоть и не сильны числом, но успели состроить себе храм и украсили его иконостасом и образами.

В 1839 году грамматик иерусалимского паши и брат его, будучи весьма богаты и находясь под покровительством французского консула, купили один огород близ монастыря Св. Димитрия и захотели построить тут храм и монастырь униатский; но когда Палестина отошла от управления паши египетского, тогда турецкое правительство воспрепятствовало им. В 1842 году они опять попытались строить, но помешали им францисканцы, которые не хотят, чтобы в Иерусалиме была другая какая церковь католическая. Но французский консул граф Лантиви, защищающий их всеми силами, писал папе, писали и униаты. Папа отвечал им и консулу ободрительно, писал и францисканцам, чтобы они не ссорились с униатами, хотя бы они имели и свой храм, где пожелают, и отправляли богослужение на арабском языке, празднуя пасху и прочие праздники вместе с греками, и много др. По уступке францисканцев униаты тотчас начали строить щегольски каменную ограду своего монастыря в мае настоящего 1844 года.

Я видел постройку. Ограда кладена из тёсаных камней очень чисто. Внутри ограды ничего нет.

1844 года, Сентября 5 и 6 дня.

Константинополь¹⁹.