Беседа в день Рождества Спасителя нашего Иисуса Христа. Св. Феодота, епископа Анкирского⁶¹

Радостна и чудесна причина настоящего торжества. Радостна, ибо даровала спасение всем людям; чудесна, ибо препобедила закон природы. Чуждо природе, чтобы рождаю- щая пребывала девою; но благодать родившую сохранила девою, – соделала матерью, и не повредила девства. Сила благодати соблюла целомудрие. О, земля ненасеянная, произрастившая плод спасительный! О, Дева, превосшедшая paй Едемский! Paй изобиловал несеянными растениями всякого рода: они произошли из земли девственной. Но Дева явилась лучшею земли райской: Она произрастила не древо плодоносное, а жезл Иесеев, приносящий людям плод спасения. Земля рая была девственна: и здесь – Дева. Но райской земле Бог повелел произрастить древа; а от сей Девы Сам Творец произрос по плоти. И та земля не разверзала недр своих к принятию семени для произращения дерев; и сия сохранила в рождении девство свое невредимым, но явилась славнейшею земли райской. Рай насажден Богом; а сия Дева возрастила по плоти Самого Бога, благоволившего соединиться с человеческим естеством. Видишь ли, как совершилось чудное таинство, препобедившее законы природы? видишь ли сверхъестественное событие, совершившееся единою силою Божиею? видишь ли Слово, рождаемое паче слова? А что рожденный есть Слово Божие, сие видно из того, что Оно не разрушило девства. Рождаюшая простую плоть не сохраняет девства; но Слово Божие, родившись по плоти, сохранило девство родившей, показуя тем, что Оно есть Слово. Когда же ты слышишь о Слове, разумей Слово существенное и ипостасное, а не слово, устами произносимое.

Итак, рождается Единородный Сын Божий. Он именуется Словом, не начиная быть Словом от рождения, но в рождении начиная быть человеком. Бог Слово совечен родившему Его прежде веков. Но поскольку Оно восхотело соделаться человеком ради человеков, не чрез изменение Божественного естества, а непостижимым образом и хотением Божественным: то избрало рождение началом к тому, чтобы стать человеком. Посему Оно и как человек рождается, и как Бог Слово сохраняет девство родившей. И наше слово, рождаясь, не повреждает ума: так и Слово Божие, существенное и ипостасное, родившись, не повредило девства. Это событие – выше сил природы: и потому не обращайся к ее законам. Возвещаю тебе чудо: оставь исследования! Проповедую тебе Бога воплотившегося, восхотевшего родиться, но не начавшего быть Богом в рождении. Он усвоил Себе рождение, как Бог (а не рождение соделало Его Богом), – соделался человеком, не изменив Своего естества и не переменив свойств существа Божественного. Ты тойжде еси, и лета Твоя не оскудеют, возвещает Святое Писание (Псал. 101:28); Ты пребываяй во век (Варух. 3:3). Здесь Писание показывает неизменяемость Божественного естества, как и в другом месте Бог говорит: Аз Господь Бог ваш, и не изменяюся (Малах. 3:6). Итак, Бог соделалея человеком, без изменения естества Божественного, и без преложения оного в другое естество. Иначе то, что совершилось, не было бы чудом, если бы Он, изменив Свое естество, принял естество иное. Мы видим много таких перемен в природе; но в том-то и открывается сила Божия чудодейственная, что Бог, пребывая тем, чем был, соделался тем, чем не был. На сие-то указывает великий Апостол, говоря: Иже во образе Божии сый... Сый, говорит Апостол, желая показать непременяемость естества, а не имеющий быть когда-либо. Иже во образе Божии сый, не восхищением непщева быти равен Богу: быти равен Богу, говорится, а не соделаться таковым когда-нибудь; потом присовокуплено: но Ceбe умалил, зрак раба приим (Флп. 2:6, 7). Видишь ли, как Он и пребывает тем, чем был, – и уничижает Себя зраком раба? Пребыл Богом, и стал человеком, чудесно, не изменяя Своего естества, по Своей воле, а не по необходимости или по причине изменения естества. Ибо что Бог говорит, то и творит, хотя бы глаголы Его были превыше законов природы: в Его деснице – сила, могущая чудодействовать, и не ожидающая себе содействия сил природы. Посему Он и пребывает Богом, и уничижает Себя приятием образа раба, – пребывает равным Богу, и становится человеком, – пребывает предвечным, и подчиняется рождению: то есть производит чудо, неизъяснимое по законам естества.

Посему-то Еллины и почитают таинство Христово безумием, а Иудеи называют слово спасения соблазном, как свидетельствует Павел, говоря: мы проповедуем Христа распята, Иудеем убо соблазн, Еллином же безумие (1 Kop. 1:23). Почему это для Еллинов – безумие? – потому, что душевен человек не приемлет, яже Духа Божия: юродство бо ему есть. (1Кор. 2:14). Душевный человек, прилепляясь к земному, и испытуя все помышлениями ума, почитает чудеса Божии безумием, потому что они неизъяснимы по законам природы. Язычник, слыша, что Спаситель прошел чрез затворенные двери, обращается к телу, и, видя, что оно по грубости своей требует себе пространства, смеется, не верит чуду, и хочет знать, каким образам это могло быть; также, слыша, что Дева по рождестве пребывает Девою, почитает такую проповедь безумием: ибо он не научился верить чудодействию Божию: или слыша, что Бог соделался человеком не изменившись, почитает это событие невозможным, требуя здесь изменения природы. Но не так учил Павел, когда говорил, что равный Богу соделался человеком, и Себе умалил, не оставив полноты Божества. Так учил Павел; потому и говорил: мы проповедуем Христа распята, Иудеем убо соблазн, Еллином же безумие. Почему же, спросишь опять, безумие для Еллинов? – Если бы распят был просто человек, это никому не показалось бы безумием, как дело естественное; если бы пострадало то, что по природе своей может страдать: то для чего бы и считать безумною такую проповедь? поскольку же мы проповедуем Христа распятого, – Божиею силою и Божіиею премудростью (1Кор. 1:24): то мы, по мнению Еллинов, говорим безумно. Они не научились верить чудесам Божиим, судя о свойстве всякой вещи по ее природе, – и думают, что мы оскорбляем Бога, когда говорим, что Бог претерпел страдания, дабы спасти то, что подверглось страданию. Они не смотрят, что чрез сие достигнута цель спасительная и благости Божией приличная; а только повторяют, что Бог подвергся страданиям, не взирая на совершившееся чрез то спасение людей. Никакие средства, спасительные для человека, не могут служить оскорблением для Бога: они открывают Его человеколюбие, а не страдательность.

„Но я, скажешь ты, не могу приписать Богу страданий человеческих». Следовательно, ты не можешь сказать, чтобы Он страданиями спас человека, чтобы на кресте посрамил силу диавола, чтобы к древу пригвоздил грехи наши, чтобы Своими болезнями исцелил недуги человеческие, чтобы смертью упразднил смерть. Ибо, если Бог не претерпел страданий, то как совершились толикие дела страданиями Христовыми? как сотворены такие чудеса? как смерть истреблена смертью, если Бог не усвоил ее Себе? Так, страдания, воспринятые Богом, от Божества получили силу к совершению сих благ: ибо соделались собственными Богу, но естества Божественного не повредили, так как оно не подвержено страданию. Как пригвождено к древу рукописание греха, еже на нас (Колос. 2:14), если просто человек пострадал на кресте? Каким образом крест распял смерть, или, смерть уничтожила владычество смерти, если страдания не получили силу от Бога, восприявшего нашу страдательность, но не пострадавшего существом своим? На сие-то указывая, великий Апостол сказал, что никто из князей века сего не уразумел таинства страданий Господних: aщe бo, говорит он, быша разумели, не быша Господа славы распяли (1Кор. 2:8).

Потому мы и говорим, что Он пребыл тем, чем был, – и соделался тем, чем не был. Пребывая в существе тем, чем был, Он принял страдания, приобщив Себе природу могущую страдать. Стал послушлив (Филип. 2:8), не переставая быть Царем, – стал человеком, пребывая Богом и Словом; Бестелесный по существу соделался плотью, не изменившись. Как это? каким образом? Если это не согласно с образом твоего суждения, то не противоречит силе Божия чудодействия. Когда я возвещаю тебе чудо, то оставь свои рассуждения, знамения и чудеса приемлются верою Божиею, а не умом испытуются. Вот, не постигаются умом и другие чудеса; однако же они действительно совершились, хотя разум наш и не может изъяснить, как они произошли. Волхвы исповедали чудо, поверив звезде, а не исследовал неисследимого; ты же, верующий, почему не веруешь, увлекаясь человеческими помышлениями? Пришедшие из Халдеи, как ныне повествует Евангелист, самыми дарами своими указывают на таинство тому, кто внимательно смотрит на их намерение. Они приносят дары троякого рода – злато, ливан и смирну: злато, ибо чествуемый ими есть Царь; ливан, ибо родившийся есть Бог (ливан обыкновенно они приносили богам своим); приносят и смирну, обозначая тем страдание и смерть. Видишь ли, как даже волхвы исповедали, что Он пребыл Богом и соделался человеком, восприемлющим смерть. Он соделался тем, чем и мы, дабы возвести нашу природу к своему достоинству; и это совершается чрез соединение, взаимно сообщающее одному то, что находится в другом. Посему-то Бог, пребывая Богом, стал человеком, дабы и человек соделался Богом, и чрез таковый союз возвысился к Божественной славе, так что один и тот же страждет как человек, и прославляется как Бог. И приемлющие это вместе с нами исповедуют и Божество и человечество: ибо то, что соединилось, уже не именуется двойственным, но единичным. Если же ты произведешь деление даже мыслью, взирая на то и другое отдельно, уже разрушишь единение: поскольку невозможно соблюсти единство, взирая порознь на то и другое. Что соединилось, то неизменно остается единичным, и никак не есть двойственно. Ты скажешь: „я разделяю в одной только мысли“, но и мыслью ты уже нарушаешь единение: отделяя одно от другого, ты рассекаешь союз. Для чего разрушаешь домостроительство спасения, представляя в уме двоицу, и отвергая единство? Великий Апостол говорит, что Иисус Христос вчера и днесь, тойже и во веки (Евр. 13:8), – именует одного и того же и вечным Богом, и человеком, начавшим бытие во времени, – Богом от вечности, и человеком в последние дни.

Спросишь: „каким образом Единородный соделался рабом, пребыв тем, чем был, – и соделавшись тем, чем не был?“ Если хочешь знать это, то знай, что соделался; как соделался, сие ведает один Чудодействующий. Вот, ты не можешь мне сказать, как Египетская река обратилась в кровь, тогда как свойство воды не изменилось: ибо Евреи пользовались водою из той же реки; а для Египтян тот же Нил обратился в кровь, и сделался тем, чем не был, – пребыв тем, что был. Скажи мне: каким это образом? Но ты не скажешь, потому что это было Божественное чудо, непостижимое для нашего разума. Также, каким образом и свет в Египте сделался мраком, не потеряв свойства своего, но оставаясь тем, чем был? Ибо для Израильтян был день, и свет ясно светил: но для Египтян тот же самый свет был мраком. Было одно и тоже, но в одно и тоже время было и светом и тьмою, не так впрочем, чтобы одно свойство переменилось в другое: ибо сделалась тьма, и свет не уничтожался. Здесь Бог чудодействовал, не следуя закону природы. Как же вода в Ниле, оставаясь водою, сделалась кровью? Или, как свет, сохраняя свойство свое, сделался мраком? Ибо свет не скрывался, чтобы уступить место мраку: равно не изменялось и свойство воды. Свидетельствуют то Евреи, употреблявшие воду в питие: она и свое свойство сохранила невредимым, и сделалась кровью, тем, чем она не была; – не чудо ли это Божественное, превосходящее наш ум? А Вавилонский пламень как соделался росою для трех отроков? Он и пламенем пребыл, и росою соделался; то и другое обнаруживается из самого опыта: что пламень соделался росою, – это показывают три отрока, прохлажденные ею; что пламень оставался и пламенем, – это доказывают Вавилоняне, пожранные им. Видишь, как огонь пребыл огнем, и обратился в росу: не два было вещества, и не два свойства, но было одно и тоже; пламень сделался росою: свидетельствуют то праведники. Итак, не спрашивай меня более: каким образом Бог производит знамения? Я опять скажу тебе: вижу, что чудеса действительно были; но предоставляю Богу знать, каким именно образом производятся чудеса. Теперь отвечай мне. Такие чудеса являет Бог – делает пламень росою, не измѣеняя свойства пламени, и обращая его в росу, чтобы тем уничтожить определение тирана, защитить невинных, и истребить виновных варваров, – такие чудеса являет Бог, сохраняя невредимым свойство огня, и показывая его росою, чтобы спасти трех отроков, – такие, говорю, чудеса являет Бог; а ты сомневаешься в том, что Он, дабы спасти мир, пребывая Богом, стал человеком? Он не имел нужды переменить свойство пламени, дабы соделать из него росу: а Сам, восхотевши для спасения людей соделаться человеком, возымел нужду изменить Свою природу? – Огнь, пребыв огнем, стал росою; и ты спрашиваешь: как Бог, пребывая Богом, становится человеком? Бог, восхотев спасти естество наше, устроил наше спасение не чрез какую-либо тварь, а чрез Самого Себя: поскольку никакая тварь не сильна была спасти нас, находившихся в состоянии греха и заблуждения. Долговременные греховные привычки обратились в новую природу человека, а древнюю изгнали. Пророки предвещали: но вешания их оказывались бессильными, быв побеждаемы грехом. Ангелы были служителями нашего спасения, – свидетельствует то великий Павел, говоря об ангелах: не вси ли суть служебнии дуси, в служение посылаеми за хотящих наследовати спасение (Евр. 1:14)? Ангелы, лучшие нас по природе, служили нашему спасению: но человек лежал во грехах, и лишен был спасения. Ничто не могло преодолеть немощь человеческую. Грех и рабы греха торжествовали над добродетелью и ревностью добродетельных, не потому, чтобы Бог не мог победить, но потому, что Он предоставляет добродетель свободному избранию; – не нудит тебя силою к подвигам, не влечет тебя против воли к добродетели, дабы ты, преклонившись к добродетели произвольно, соделал ее твоим подвигом.

Что же? Когда и пророки не одерживали победы, и учители не успевали, и закон оставался бессильным, и ревностное служение ангелов не достигало цели, потому что воля человеческая не следовала урокам добродетели: после того приходит Сам Творец природы исправить поврежденную природу человека; но приходит не в величии, как Бог, не поражая слуха громами, не препоясуясь облаками, извергающими огнь страшный, не ужасая людей звуком трубным, как некогда Он явился Иудеям и привел их в трепет, не притесняя раба, но призывая его паче любовью и благостью. Не окружает Себя ангелами, не ополчается сонмами архангелов, ибо не желает устрашить беглеца, неповиновавшегося Его законам. Приходит Господь всяческих в образе раба, сопутствуемый смиренным убожеством, дабы не встревожить и не отогнать добычи, – рождается в незнатной земле, избрав для рождения Своего скромную весь, – рождается от бедной Девы, и окружает Себя совершенною тишиною и безызвестностью, дабы в тишине уловить человека в сеть спасения. Если бы Он родился в славе, и явился в великолепии и богатстве: то неверующие сказали бы, что победа над вселенною совершена чрез щедрое раздаяние сокровищ. Если бы Он избрал знатный Рим, опять преобразование вселенной приписали бы могуществу его обитателей; если бы Он был сын земного Царя, то успех отнесли бы к силе царской власти. Если бы Он был сын мирского законодателя, тогда отдали бы всю честь постановлениям и законам. Что же творит Господь? Избирает для Себя все, что только есть бедного и презренного, смиренного и низкого в глазах человеческих, дабы все познали, что Сам Бог преобразил вселенную. Избирает бедную матерь, беднейшее отечество, и отчуждает от Себя всякое богатство, как-то доказывают тебе ясли: ибо не было обители, где Господь мог бы преклониться, и Он возлег в ясли, нуждаясь в самом необходимом, и представляя Собою прямое указание на пророчество. Возлежанием же в яслях Он показывает, что Он будет пищею и для бессловесных. Ибо Слово Божие, возлегшее в бедных яслях, влекло к Себе и богатых, и бедных, и красноречивых, и неискусных в слове. Видишь ли, как нужда бедности исполнила пророчество, и как нищета Обнищавшего для нас показала Его приступным для всех? Никто не терял дерзновения, страшась огромного богатства Христова; никому не препятствовал высокий сан Царя приходить к Нему; Он был для всех видим и доступен, предложив Себя за всех в жертву спасения. Слово Божие являет Себя лежащим в яслях, на ложе животных, дабы всякий, разумный и неразумный, имел смелость вкушать спасительную пишу. Может быть, сие-то самое возглашал некогда и Пророк, возвещая тайну яслей. Позна вoл стяжавшаго и, и oceл ясли господина своего: Израиль же Мене не позна, и людие Мои не разумеша (Ис. 1:3). Хотя сие место имеет буквальный смысл, более близкий и просторный, представляющий Евреев неблагодарнейшими самых животных, однако оно может содержать и другой разум, более глубокий, именно – означать ясли Господа, в которых Он возлег, предлагая Себя в пишу и бессловесным.

Мы показали, что богатый Божеством обнищал ради нас, дабы соделат спасение удобоприступным для всех, что и утверждает великий Апостол, говоря: нас ради обнища богат сый, да мы нищетою Его обогатимся (2Кор. 8:9). Кто же сый богатый? чем Он богат? и каким образом Он обнищал ради нас? Пусть скажут нам те, которые отделяют Слово Божие от человека, и, говоря об естествах, разделяют соединенное, находя во Христе какую-то двойственность, и оправдывая себя тем, что разделяют только мысленно. Скажите мне: кто сей, богат сый, приял нашу нищету? Не человек ли видимый, которого вы отделяете от Божества? Но он никогда не был богат. Он был беден, родился от бедных родителей. Кто же сей богатый, соделавшийся бедным для нас? и какое – богатство его? Бог, скажете вы, богатый Своим творением. Следовательно, Бог же и бедным соделался, соделав бедность видимого человека Своею собственною: Он и богат по Божеству, и вместе стал бедным для нас. Ибо ты не можешь назвать богатым человека, бедного и природою и дарами земными, – равно как не можешь называть и обнищавшим того, кто – богат по величию Божества, если не усвоишь Ему человеческой бедности. Посему и Апостол, согласуя славу Божественную с человеческими немощами, не желает ни мыслью отделять, ни словом расторгать того, что соединено; но одного и того же именует и богатым по Божеству, и обнищавшим нищетою человеческих немощей, – богатым по существу Своему, и приявшим нищету для нас. Если же богатый по Божеству восприял ради нас нищету: то не претерпел ли Он и всего другого, благоволив по человеколюбию Своему соделаться совершенным человеком? Но о сем довольно.

Теперь, посмотри на убогое пристанище богатого небесами: посмотри на ясли, в кои положен седящий на херувимах; взгляни на пелены, коими повит связующий море песком; взгляни на земную бедность Его, и помысли о горнем Его богатстве. Таким образом, тебе представится все величие благости и человеколюбия, если обратишь взор свой на такое снисхождение Бога Слова; в самой бедности открывается богатство Его Божества, ибо сего бедного показует волхвам звезда. Вот, и Ангелы торжественно проповедуют сего бедного пастырям, воспевая богатство Его Божества. Видишь ли, что волхвы приносят Родившемуся ливан, как Богу, не отделяя природу от природы, и не разделяя мысленно того, что соединилось, но признавая Рожденного чудно и видимого ими – истинным Богом, – и, принося ливан, воздают Ему сим даром Божескую честь? Также и Ангелы не разделяли в Ангельском уме своем Родившегося и Бога Слова, но благовествовали одного и того же, видимого и разумеваемого, возглашая песнь: слава в вышних Богу, и на земли мир, во человецех благоволение (Лук. 2:14). Они не говорили одного, представляя в уме другое: исповедуя устами единого Христа Иисуса, они даже мысленно не разделяли соединенного, но прославляли одного и того же Бога. Итак, Бог является бедным в очах всех, и приемлет от волхвов поклонение, как Царь и Бог, – повивается пеленами, и воспевается Ангелами, – возлежит в яслях, и указуется звездою. Не звезда сходила к волхвам, ибо звезды не переменяют мест; но поскольку в земле Халдейской многие занимались наблюдением течения звезд: то сила высшая для путеводства волхвов прияла вид звезды, дабы Халдеи посредством того, что было им известно, увидали то, чего они не знали, и дабы самые звезды научили упражнявшихся в звездочетстве тайнам Христовым. Что сила Ангельская путеводила варваров к вере, это показывает сам Евангелист: ибо из повествования его видно, что звезда сия являлась и во время дня, а иногда скрывалась, показывала путь волхвам и с ними шла до Вифлеема (Матф. 2:2, 9). И сказанное о звезде, что она ста верху, идеже бе Отроча, – ясно показывает, что это была некая сила, казавшаяся в образе звезды, ибо ни одна из звезд, утвержденных на небе, не могла остановиться над тем местом, где было Отроча, потому что необозримое расстояние земли от неба не позволяет нашим глазам определенно различать ни стояния звезд, ни их движения. Ста, говорит Евангелист, звезда верху, идеже бе Отроча (Матф. 2:9); следовательно, одна из видимых звезд, оставив высоту небесную, сошла к земле, дабы стоянием своим явить рождение Царя. Ибо волхвы искали Царя, спрашивали о месте рождения Царя, и говорили Иудеям: где есть рождейся Царь Иудейский? видехом бо звезду Его на востоке, и приидохом поклонитися Ему (Матф. 2:2). Вы, волхвы, ищете Царя: для чего же приносите ему ливан, как Богу? – Но мы, отвечаете вы, величая Его Царем, вместе признаем Его и Богом: потому приносим Ему и злато и ливан, самыми дарами утверждая, что Он – и Царь и Бог.

Тот, Кто неизреченною силою влек тогда волхвов к вере, – Тот и ныне составил сие светлое торжество, уже не в яслях полагаемый, но предлагаемый на спасительной сей трапезе. Те ясли сделались как бы началом сей трапезы. Для того Он и был положен в ясли, чтобы быть вкушаемым на трапезе, и служить для верных спасительною пищею. Ясли соделали славу сей трапезы; а Дева собрала сии хоры девические. Тесное обиталище в Вифлееме воздвигло сии величественные храмы; Вифлеемские пелены стали врачебными обязаниями язв греховных. Видишь ли, сколь ныне славны последствия тогдашней бедности? видишь ли, какое великое богатство стяжала бедность? Воспрепятствовала ли бедность земная, кратковременная, одарить вселенную таким сокровищем? Для чего же почитаешь страдание недостойным Бога, когда оно доставило столь драгоценные блага? для чего лишаешь Единородного язв, которые источили столь обильное спасение людям? Почему останавливаешься на страданиях, и не смотришь ныне на утешительные последствия сих страданий? почему вменяешь в бесславие Богу бедность, чрез которую мир обогатился благочестием? почему считаешь неприличною для Бога смерть, которою Бог умертвил смерть? Для чего не признаешь креста приличным Богу, когда Бог восторжествовал им над злобою демонскою? для чего не усвояешь одного только креста Богу, когда Он пригвоздил к древу грехи наши? Не уничижай страданий, даровавших свободу от страданий; не называй позорными для Бога заушений, освободивших человека от греха; не называй постыдными для Бога узы, разрешившие от уз греховных; не говори, что бедность не прилична Богу, когда ею обнищал богатый лжею диавол. Не бесславь креста, разрушившего капища; не отнимай цену у гвоздий, коими Христос прикрепил вселенную к единой мудрости благочестия. Не ограничивайся тем, что кажется презренным: но устреми взор на славу, которую Пострадавший приобрел ценою презренного. Если имеешь разум и веришь действительности, то не можешь говорить, чтобы такие дела могли быть произведены страданием простого человека. Для чего и называть презренным то, что Бог избрал для спасения людей? Если такое средство состоит в страдании, и если то, что называется страданием, уврачевало наши страдания: то не называй более такого средства страданием, а лучше – врачевством наших страданий. Также, не почитай бесчестными для Бога члены девственные: ибо не бесчестна их природа, хотя вторгшиеся в тело бесчестные страсти и лишили их благородства. Члены тела по природе не бесчестны, а бесчестятся греховными похотями: если бы они были бесчестны по природе, то Бог не творил бы их Своими руками. Вся, елика сотвори Бог, добра зело (Быт. 1:31): ничто из сотворенного Богом не есть по природе своей худо, и ничего бесчестного Бог не создавал; но мы, отпад- ши от первоначального совершенства, обесславили природу нашу бесчестными похотями. Итак, если нельзя обвинять Бога в сотворении жены, то нельзя порицать Бога и за то, что Он вселился в утробу жены. Пребывать в творении Своем для Бога не может составлять неприличия.

Если будешь любопытствовать: „каким образом Бог оставил небо, и вселился в утробу“, то я тебе скажу: как Бог, Он соделался человеком ради человеков, пребывая Богом, и не изменяя существа Своего. Посему исповедую Его и Богом и человеком: Богом от вечности и совечным Отцу, и человеком от рождения. Исповедую не двух, но единого, – не так, чтобы я говорил о Нем как о едином, а помышлял как о двойственном: мысль не должна противоречить слову. Итак, мы в своем уме не представляем Его двойственным, тогда как устами исповедуем Его единым. Что непостижимым для нас образом соединено по причине домостроительства спасения, то не может быть разделяемо ни словом, ни мыслью. Когда мысль каким-либо образом разделит соединенное, тогда уже расторгается мысленно, и выходит ложное представление, в котором разделяется то, что навсегда соединено. Должно согласно исповедовать и словом и мыслью: исповедуя словом единого Христа, Бога и человека, должно и мыслью исполнять тоже. Когда же того, кого устами исповедуешь единым, ты мысленно представляешь двойственным: тогда мысль твоя не согласна со словом. Итак, не признавай двоицу, имеющую какое-либо различие, и, что соединяешь словом, того не расторгай мыслью: ибо, расторгая, отвергаешь единство. Не упоминай о различии естеств: они и соединены Богом неразрывно и неизъяснимо. Веруй чуду, и не испытывай умом неиспытуемого; не ниспровергай чуда, ища изъяснения. Если чудо изъяснимо, то оно не есть уже чудо или знамение; а если остается чудом и знамением, то оставь пытливость и восприими веру, исповедуя единого Господа Иисуса Христа, Бога и вместе человека, неразделяемого ни словом, ни помышлением, дабы, мысленно разделяя единство, не отвергнуть спасительного домостроительства. Ибо если соединение Бога с человеком познается из домостроительства спасения, то разделяющий единство уже отвергает сие домостроительство. Итак, будем веровать чуду домостроительства, дабы Христос, в Коего веруем, даровал небесное царствие всем, исповедающим таковое благотворное Его чудо. Сего царствия да удостоимся достигнуть все мы благодатью Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь⁶².