Глава VII. Старчество в Задонском монастыре

Содержание: Отношение к Св. Тихону монастырских властей и монахов. Духовное содружество Святителя Тихона: старцы Феофан, Аарон, схимонах Митрофан, Кузьма Студеникин, Григорий Ростовцев, Никандр Бехтеев. Келейники Святителя. – Восстановление Елецкого девичьего монастыря. Основание Сиротинской женской общины.

Последние годы жизни Святителя. Полное уединение и мысль о вечности. Кончина Св. Тихона и его духовное завещание.

Тяжелое положение содружества Св. Тихона после его кончины. Гонение на схимонаха Митрофана и Никандра Бехтеева. Временное оскудение старчества в Задонском монастыре.

В отношении к монашеству Святитель Тихон, после удаления на покой, пережил такой же душевный процесс, какой отмечен выше относительно всех других сторон его пастырской жизни. Нашедши, что жизнь монахов не соответствует этому высокому званию, Святитель, будучи епархиальным епископом, вооружился против монастырских нестроений рядом суровых взысканий и наказаний. Но трудно судить, имели ли большое практическое значение эти его меры. Судя по тому, что настоятели некоторых монастырей были равнодушны и даже враждебно настроены к его распоряжениям. (Серафим Толшевский, Георгий Спичинский Елецкий игумены Феодосий и Засима), можно с вероятностью предполагать, что его распоряжения об упорядочении монастырской жизни мало встречали сочувствия в монастырях. О том же свидетельствует и тот факт, что, удалившись на покой, Святитель в Толшевском, а потом и в Задонском монастыре встретил враждебное к себе отношение со стороны монастырских властей. В своих письмах он прямо указывает на врагов, которые перетолковывают в неблагоприятном смысле его поступки. А его келейник Чеботарев рассказывает, что частью недоброжелательством игумена Серафима вызвано его удаление из Толшевского монастыря. Он же говорит, что игумен Задонского монастыря заочно глумился над Святителем. Только недружелюбным отношением монашествующих можно объяснить выезды затворника из Задонска и продолжительное пребывание его то в Толшах, то в Липовке. Очевидно, его угнетала отчужденность от него братии, и он отдыхал душою в полном уединении. Можно себе отчасти представить силу такого отчуждения, если принять во внимание, что в течение 13-летнего пребывания в Задонском монастыре он ни разу не обедал вместе с братией в монастырской трапезной. Общение в пище есть вообще признак душевной близости сотрапезников. И Св. Тихон неоднократно доказал в своей жизни, что он именно так понимает сотрапезование⁵⁴³. Поэтому уклонение от монастырской трапезы было прямым следствием того, что он не нашел в Задонском монастыре, среди первенствующей братии, сочувствия своим аскетическим стремлениям. Монастырская братия, не понимая этих стремлений, подозревала его чуть не в ханжестве и осуждала его. А так как Святитель не переставал и на покое обличать слабости и пороки монахов, то холодность к нему братии не ослабевала долгое время. Святитель терпеливо выносил и нерасположение игумена, и насмешки монахов. Заслуживает особенного внимания один поразительный случай его терпения. В числе переписчиков его сочинений был у него один из монастырских послушников. Раз, когда он доканчивал у Святителя переписку одного сочинения, понадобился он и настоятелю монастыря, который и послал за ним в келью Пр. Тихона. Святитель сказал посланному, что послушнику осталось переписать несколько строк, после чего он придет к настоятелю. Но самолюбивый и вспыльчивый игумен посылает за послушником во второй раз. Послушник побежал на зов, а за ним пошел и Св. Тихон, с тем, что в случае, если настоятель будет гневаться на писца, вступиться за него, сняв вину на себя. Лишь только подходит, слышит шум и гнев настоятеля: Святитель удваивает шаги и, отворив дверь, видит настоятеля, распаленного гневом, и не успел Святитель переступить через порог, как получил сильную от него пощечину. И тотчас же Тихон повергается к ногам настоятеля и просит у него же прощения. Изумленный и пристыженный этим, настоятель опомнился и, бросившись в ноги Святителю, просит у него прощения⁵⁴⁴. Прощение лучше отмщения, говаривал Святитель, когда речь заходила об обидах ему в монастыре⁵⁴⁵. Но он не только прощал, а и помогал всячески досаждавшим ему монахам. Когда они заболевали, он раза по два и по три в день навещал их, утешал и ободрял своими благоразумными и душеполезными разговорами и снабжал их пищей и питьем⁵⁴⁶.

Такие факты должны были существенно изменить отношение к нему монахов. Как и везде, здесь ярко выступает иной, сравнительно с первым, прием влияния не приказание и штраф, а личный пример истинного подвижничества изменяют нравы монашествующих. И вполне понятно, что к концу жизни Святителя перед ним благоговели и такие монахи, которые раньше смеялись над ним. И эти же монахи проникались теми подвижническими чувствами, которыми одушевлен был живший среди них епископ отшельник. Уже одно молчаливое пребывание среди них смиренного Святителя служило закваской новой жизни.

Но чтобы понять силу этого влияния, необходимо присмотреться к друзьям Святителя. И в Толшах, и в Задонске он начинал с одиночества среди монастырской братии. Но скоро его высоко настроенная душа притягивала к себе другие родственные души, и вокруг него группировалось духовное братство, отражавшее на себе его духовный свет и переливавшее в мир его духовную теплоту.

Из всего этого содружества следует остановиться на именах трех старцев: Феофана, Аарона, Митрофана, и трех послушников: Никандра, Ивана и Василия.

Феофан жил при Святителе еще в Толшах. Это был неграмотный крестьянин из однодворцев. Он портняжничал и плел лапти. Но в его простых «поселянских» разговорах Святитель находил отраду и утешение в минуты уныния. Старик и называл Святителя попросту: «бачка», но это «бачка» было много сильнее и задушевнее, чем «Владыка» или «Ваше Преосвященство». И за простоту Святитель любил Феофана и редкий раз без него обедал. Феофане утеха моя, говорил Святитель: я им весьма доволен; за то я его хвалю: первое за простосердечие его, второе – за то, что он никогда празден не бывает, но всегда в благословенных трудах упражняется».

И с этим стариком-крестьянином просвещеннейший богослов беседовал о вечности, находя немногоречивое, но нелицемерное сочувствие своим задушевным стремлениям. «Феофан, пора, пора в отечество: мне уже истинно наскучила жизнь сия, я рад бы хотя и теперь блаженно умереть, только б не лишиться вечного блаженства.. Бедные, окаянные мы! Теперь избранные Божии радуются и веселятся, а мы, странники и пришельцы, в маловременной сей жизни бедствуем и волнуемся. Туда, Феофан, надобно всегда мысленно стремиться, чтобы не лишиться с ними участниками быть! Пусть, Феофан, мир мирское и любит, а мы непременно всегда будем стремиться горняя доставать. Так то, Феофанушка!»⁵⁴⁷. Какая нежность звучит в этом «Феофанушка»! Видно, что этот простец был тем подвижником, каким хотел бы быть и сам Святитель, когда говорил, что если бы было возможно, то он сложил бы с себя и епископский сан, и клобук, и рясу, сделался бы простым мужиком и пошел бы в самый пустынный монастырь, и употребил бы себя в черную работу, рубить дрова, носить воду, сеять муку, печь хлебы и проч.⁵⁴⁸.

В тяжелые часы раздумья, когда Святитель с минуты на минуту мог оставить навсегда не только Задонский монастырь, но и Воронежскую епархию, чтобы переселиться в родную Новогородскую епархию и уже заготовил об этом прошение, его духовное испытание переживали преданные души. В одно время келейник Василий Чеботарев был за монастырскими воротами. Туда же вышел и монах Аарон. «Я и сказал ему, пишет келейник: что Преосвященный наш положил непременное намерение выехать отсюда в Новогородскую епархию, а отец Аарон на сие сказал мне: «что ты беснуешься? Матерь Божия не велит ему выезжать отсюда». Когда послушник передал свой разговор с Аароном Святителю, он спросил: «точно ли говорил о. Аарон такие слова»? Я сказал, что точно говорил. «Ну, так я же не поеду отсюда», сказал Преосвященный, взял просьбу и разодрал⁵⁴⁹. Так в твердом уповании строгого по жизни простеца-старца Святитель нашел духовную поддержку, помогшую ему освободиться от тягостного испытания. Достойны замечания слова Аарона «Матерь Божия не позволит ему выезжать отсюда». Очевидно, этот Аарон воочию видел, как важно для монастыря, для его нравственного благоденствия пребывание в нем Святителя Тихона. И простец-подвижник с уверенностью говорит, что за монастырь заступится не человеческая власть, а сама Матерь Божия, а рассказ келейника об уходе Святителя не обинуяся называет беснованием.

Но особенно близок к Святителю был схимонах Митрофан, с которым Святитель был в духовном общении еще во время своего епархиального служения. Теперь, на покое, ничто не препятствовало этому общению. В их взглядах было много общего. Митрофан исполнял правила монастырского устава, нес монастырское послушание просвиряка. Но он устроил свою келию за монастырской стеной и принимал в нее паломников, искавших духовного утешения или научения. И эта келья привлекала толпы богомольцев. Не трудно видеть, что Митрофан делал то же дело, которому посвятил себя на покое и Святитель Тихон. И так же это дело схимонаха вызывало нарекания и клеветы среди братии, не понимавшей старчества, как высокого служения ближнему. Но, как и Святитель, Митрофан терпеливо выносил клеветы и осуждения, не оставляя своего дела.

Глубокое благочестие задонских старцев притягивало к ним души аскетически настроенных мирян. Особенное утешение старцы находили в благочестивых елецких горожанах. Среди них выделялся Козьма Игнатьевич Студеникин, ведший безбрачную жизнь и бивший церковным старостой Покровской церкви Святитель любил его за благочестивую жизнь и во время приездов в Елец останавливался в его доме. Он видел в нем тоже родственную душу, так как Студеникин тоже жил для ближнего. Он устроил в своем доме школу для обучения детей, и, несмотря на скудость своего состояния, все получаемое в награду за труды раздавал бедным. Неудивительно, что Святитель называет его своим «любезным приятелем». Ему он поручает для раздачи деньги вдовам и сиротам и для выкупа содержавшихся под стражею должников⁵⁵⁰. К нему же Святитель обращался за духовным утешением. Однажды в минуты уныния, долго не прекращавшегося, он послал к нему в Елец, прося его приехать в монастырь. Несмотря на начавшийся разлив рек Сосны и Дона, Студеникин отправился к Святителю. После беседы с ним, продолжавшейся за полночь, он отправился ночевать к схимонаху Митрофану. А на другой день они шли вместе обедать к Святителю, по его приглашению. Навстречу им шел знакомый рыбак, несший Митрофану живого верезуба для Вербного Воскресения. Митрофан отослал его к келейнику, но дорогою, остановивши Козьму Игнатьевича, сказал ему: «Знаешь ли ты, какая пришла мне мысль? Вербное Воскресение будет, а Космы у меня не будет, станешь ли ты есть верезуба»? «С охотою», ответил Студеникин. Митрофан воротился домой, велел келейнику из принесенной рыбы приготовить уху и холодное, и опять пошел к Св. Тихону. Обед у Святителя был самый простой и без масла, так как была пятница. Гости – друзья, утешенные ласковым приемом Святителя, его спокойным и веселым расположением духа, после обеда, простившись с ним, воротились в келию Митрофана и сели снова за стол есть уху и холодное, а келейника послали за водой для чая. В это время отворяется дверь и, сверх всякого чаяния, является Святитель. Митрофан смутился и пал на колена пред Святителем, извиняясь и говоря, что он соблазнил Козьму. Но Св. Тихон, зная строгую жизнь обоих, сказал: «садитесь, я знаю вас, – любовь выше поста». Севши около них, он велел налить и себе ухи и, не смотря на то, что во весь Великий пост даже не вкушал масла в понедельник, среду и пятницу, съел ложки две и подчевал Козьму⁵⁵¹. «Любовь выше поста» – это существенная черта старческого направления в монашестве. Буква устава подчиняется духу подвижничества. Выходя из этого, Святитель говаривал, «что если бы он в правлении своем имел монастырь, то лучше б присоветовал и благословил престарелым монахам, для поднятия и несения трудов, употреблять пищу питательную, а хмельного пития или очень мало, или бы вовсе не вкушать, дабы свободнее избегнуть вражеского наваждения и многоразличных искушений⁵⁵². А выше воздержания от пищи он ставил воздержание духовное. «Многие не едят рыбы, мяса, молока и прочих снедей, которых Бог не запретил, а паче благословил верным и познавшим истину со благодарением принимать (I Тим. гл. 4, ст. 3 и 4); но пожирают людей живых. Многие не подают делами своими соблазна; хорошо сие и похвально; но языком разносят соблазны, и от места на место переносят зло, как зараженный – заразу, и ветер – пожар, от чего много бед и напастей бывает»⁵⁵³.

К этому же духовному братству принадлежал елецкий купец Григорий Федорович Ростовцев со своими двумя сыновьями, Димитрием и Михаилом, ведшими безбрачную жизнь. «Нам, чернецам, говорил Святитель, надобно учиться добродетельной жизни из дому Гр. Фед. Ростовцева». Особенно любил Святитель Димитрия Ростовцева, проводившего в своем доме келейную жизнь. Он останавливался в его келье и много разговаривал с ним о христианском благочестии. Ему же он поручал продавать вещи, даримые почитателями. С радостью принимал его Святитель и у себя в Задонске.

Но замечательно, что Святитель не звал этих благочестивых людей в монастырь. А других он даже настойчиво отговаривал от монашества. Это было тогда, когда он видел увлечение монашеством, а не воспитанное испытаниями убеждение в необходимости покинуть мир. Так он отговорил одного помещика, бросившего жену и детей для пустынно жития. В письме к нему Святитель убеждал не бросать своих священных семейных обязанностей. И при личном свидании ему удалось убедить, помещика не делать этого шага. Впоследствии оказалось, что этот помещик снова обратился на путь рассеянной жизни.

Даже одной монахине, писавшей ему, что в монастыре происходят беспорядки, а в мире у ней осталась мать, которая проводит благочестивую жизнь, он писал: «Ежели мать твоя ищет спасения, а не миру сему угодить, то рассуди, не лучше ли к матери идти и с нею жить, когда в монастыре соблазны являются»⁵⁵⁴.

Но когда Святитель убеждался в глубоком религиозном чувстве мирянина и в его полном отречении от мира, тогда он привлекал его в свою келию, хотя бы это вызывало неудовольствия со стороны родных. Особенно много неудовольствий со стороны родственников вызвало поступление в монастырь Никандра Бехтеева.

Бехтеевы жили в с. Ксисове. И здесь, еще будучи на кафедре, Св. Тихон обратил внимание на юного Никандра. Братья его, принявши благословение у Св. Тихона, ушли играть; но Никандр безотлучно оставался при Святителе, слушая его наставления. Уезжая, Святитель подозвал его к себе и, дунув ему в лице, сказал: «да будет благословение Божие на сем юноше». При этом Никандр испытал какую то неизъяснимую радость и потом пользовался случаями видеть Святителя в Воронеже, а потом в Задонске. Святитель любил поучать его, а когда молодой Бехтеев отправился на службу в Петербург напутствовал его своими благословениями. Святитель руководил юношей из Задонска. По всем признакам, ему написано было следующее письмо. «Письмо твое я чрез твоего отца получил. Благодарствую, что меня помнишь. Помни же и то, что я тебе вкратце говорил. Приметил я твоего молодого сердца восхищение к будущему блаженству: желаю, чтобы оное в твоем сердце действовало и плод показало. Путь к оному блаженству не тот, которым нынешнего века христиане идут, но описанный в св. Евангелии, которое ты у себе имеешь. Читай его с почтением, вниманием и молитвою и оное тебе укажет, и за руку вземши, поведет тебе к оному блаженству, только слушай его. Однако ж и совет мой тебе предлагаю; внимай сему, что пишу. 1) Помни, что в Петербурге живешь, где столько видишь того, что от пути благочестивых отводит, сколько ни выходишь из своей квартиры – берегись же! 2) Помни: развращенных, как моровой язвы, берегись. Не скоро узнаешь язву от них на себе, но далеко вреднейшую нежели моровая язва делает… 11) Уши затворяй от слухов, и глаза от видения лиц известных, как от страшилищ, отвращай. 12) Береги языка своего, и ни о ком не говори, кроме нужд. 13) Наконец, помни всегда, что все так в мире оставим и пойдем нагие в оный свет. Краткое сие, но тебе полезное посылаю»⁵⁵⁵.

Через три года службы, Бехтеев вышел в отставку и на пути домой заехал к Св. Тихону принять его благословение. Святитель заметил, что молодому человеку надобно еще послужить. Но Никандр ответил, что желает теперь служить Царю Небесному. Одобряя его намерение, Св. Тихон советовал ему прежде испытать себя и приготовиться к духовной жизни. Для этой цели он посоветовал ему чаще приезжать в монастырь из своего именья и открывать ему свои мысли. А при прощании он снова дунул в уста Никандра, сказав: «воля Божия да будет с тобою», благословил и отпустил его со слезами. – Молодой офицер, возвратившийся из столицы, поразил своих родителей: они увидели не светского веселого молодого человека, каким думали его встретить. Никандр был молчалив и задумчив, постоянно уединялся, читал Св. Писание, постился и молился. Родители объяснили такое состояние сына влиянием на него Св. Тихона и схимонаха Митрофана, поэтому они запретили сыну свидание с задонскими подвижниками и держали его под надзором, боясь, как бы он не ушел к ним. Однако Никандру удавалось вести с ними переписку. Когда родители узнали об этом, они приставили к комнате сына караул. Но Никандр, во время отсутствия родителей, в темную ночь ушел из-под караула. Он спустился из окна своей комнаты и, пробравшись садом к реке Дону, сел в лодку и поплыл. Ночь была темная, а река была широка в этом месте. Долго Никандр плыл, не видя берега, наконец увидел его и на берегу встретил Св. Тихона и схимонаха Митрофана. Оказалось, что он подплыл к самому монастырю, отстоявшему в 12 верстах от Ксизова. При встрече Св. Тихон сказал: «я чувствовал, что вы ныне оставите дом родителей и вышел встретить вас; дерзайте и не бойтесь. Хотя со стороны родителей ваших и будут поиски, но вы останетесь в ограде Христовой». Никандра отвели в келию о. Митрофана и скрыли его там в пещере, выкопанной руками схимонаха, о которой никто не знал, кроме Св. Тихона. На другой день приезжал в монастырь отец Бехтеева в сильном гневе, испросил у игумена разрешения осмотреть все монашеские кельи, кроме Св. Тихона. Не найдя нигде сына, он отправился с жалобою к Воронежскому губернатору и Преосвященному Воронежскому Тихону III. Но последний успокоил разгневанного помещика: он указал ему, что грешно оскорблять праведных мужей и препятствовать сыну в его отречении от мира. «У вас есть еще два сына, так пусть же третий служит Царю Небесному». С тех пор Никандр так и остался послушником у схимонаха Митрофана; но он часто бывал у Св. Тихона и душою был предан ему. Под влиянием таких наставников, он проникся деятельною любовью к обездоленным ближним. По смерти отца он хотел было отпустить на свободу достававшихся на его часть крепостных крестьян. Но это не удалось ему, так как на это не согласились его братья. Вместо крестьян, они выдали его часть деньгами. Тогда Никандр часть этих денег роздал бедным, часть на украшение сельских церквей, часть на Задонский монастырь. Здесь же он выстроил себе келию и питался трудами рук своих. Святитель любил Никандра и читал его мысли, узнавая тайные его помышления, чем поражал Бехтеева – «Как это вы, Владыко Святый, провидели мои мысли»? спросил он однажды. «Нужно внутренние очи совершенствовать, отвечал Св. Тихон: тогда и внешние откроются. Например: брось горсть пшеницы в стакан воды, смотри – зерна видны. Так и наши помыслы видны провидящему»⁵⁵⁶.

Кроме перечисленных друзей Святителя, необходимо упомянуть его послушников. Достаточно прочитать записки двух из них – Василия Чеботарева и Ивана Ефимова, чтобы понять, какое глубокое влияние производила на них личность Задонского Отшельника. И они явились проводниками в мире его мыслей, чувств и дел. А один из них – Иван Ефимов, впоследствии сам принявший имя Тихона, явился основателем Усманского женского монастыря. Правда, до сих пор официальные сведения о нем далеко расходятся с преданиями, живущими до сих пор в Усманском монастыре. Но если бы эти официальные данные были и вполне достоверны, то они касаются только позднейшей его жизни, именно как строителя женского монастыря. Его же благочестие за время послушничества у Св. Тихона нигде не подвергается сомнению.

Еще более заслуживает внимания послушник Алексей Федорович Болховитинов, сын священника с. Борков, Задонского уезда, известный впоследствии иеросхимонах Агапит. То духовное влияние, каким он пользовался впоследствии, имело свои корни в духовных наставлениях, в живом общении с Задонским Святителем.

Влияние Святителя еще при жизни отразилось на других монастырях. С его именем связано восстановление Елецкого женского монастыря и начало женских общин среди донского казачества.

Как указано выше (гл. V) Елецкий женский монастырь в 1769 году сгорел, после чего сестры были переведены в Воронежский Покровский монастырь. Вскоре после пожара поступила в Покровский монастырь Елецкая девица Матрона Солнцева. Однажды, на пути в Елец для свидания с отцом, она остановилась в Задонске. чтобы принять благословение Св. Тихона. Святитель благословил ей остаться в Ельце на месте погоревшего монастыря, предрекая, что по молитве почивших там стариц, после разных скорбей, устроится монастырь. На месте сгоревшего монастыря Матрона нашла одну только убогую келию, где жила старица Ксения. Келья была сделана из каменного погреба, покрытого дубовыми ветвями, смазанными глиною. Но она уже была занята: в ней до Матроны проживала старица Ксения, которая сложила печку и сделала дверь. Но Ксении тяжело было жить здесь, да еще подвергаться притеснениям со стороны крестьян. Поэтому Матрона не решилась остаться в Ельце, а направилась в Воронеж. На пути она опять зашла к Св. Тихону и объяснила, почему она не может остаться в Ельце. «Ну, Матрона, не послушалась меня остаться в Ельце, потужишь да поздно будет; это тебе так не пройдет». Возвратившись в Воронеж, Матрона заболела и полтора года пролежала в постели. Признавая в своей болезни наказание Божие за ослушание Св. Тихону, она дала обещание, если выздоровеет, исполнит волю Святителя. Вскоре после этого болезнь ее прошла, и она, с другою послушницею – Екатериною, родом из Липецка, отправилась в Задонск. Испросивши благословение у Св. Тихона, она поселилась в Ельце вместе с старицей Ксенией, которая имела уже деревянную келию. По просьбе Святителя, Елецкий купец Конон Никитич Кожухов выстроил для Матроны с Екатериною особую келию. Около них начали собираться сестры. Матрона, постригшаяся с именем Олимпиады, при помощи Св. Тихона, выстроила деревянную церковь во имя Знамения Божией Матери. Святитель Тихон, во время приездов в Елец, навещал сестер, руководил их своими советами и наставлениями в духовной жизни. Он же просил елецких купцов благотворить сестрам. «В часы искушений он особенно являлся со своею помощью и, благодатною силою своей молитвы, ограждал от падения. Он часто являлся ангелом-утешителем во время недостатков их, посылая им нужное для пищи и питья. Однажды, в зимнее время, не имея дров, Матрона хотела изрубить половицу из пола и ею истопить печь. Св. Тихон послал схимонаха Митрофана купить им дров, и последний доставил им дрова в то время, когда сестры собирались рубить половицу. При умножении сестер, Матрона, тяготясь неприятностями, хотела было оставить это место и поехала в Задонск просить благословения Св. Тихона; но, переезжая Дон на лодке, едва не утонула, и воротилась обратно в свою общину⁵⁵⁷.

Так снова возродилась женская обитель в Ельце. Правда, официально монастырь здесь не признавался, несмотря на то, что за его восстановление ходатайствовали Елецкие жители. В 1774 году они подавали об этом просьбу в Св. Синод, обещаясь устроить монастырь своим иждивением и ручаясь, что на содержание обители не потребуется никакой помощи от казны. Но Св. Синод отказал в этой просьбе, находя, что это будет противоречить указу Имп. Екатерины II от 31 марта 1704 г., коим предписано «вновь монастырей и пустынь нигде ни под каким видом без особливого Ее Имп. Величества соизволения не строить»⁵⁵⁸. Однако возникшая община существовала. Здесь подвизалась затворница Мелания, неоднократно ходившая в Задонске за благословением к Св. Тихону и в Задонске же, по преданию, получившая пострижение в схиму с именем Миронии. Ее жизнь и наставления были того же духа, каким был проникнут Задонский Отшельник, она не только учила богоугождению, но и посылала избранные натуры для деятельного служения ближним. Она явилась духовной наставницей замечательной благотворительницы Матроны Наумовой⁵⁵⁹.

Знаменательно, что убогий своими материальными средствами Елецкий женский монастырь находился под особливым покровительством двух Воронежских Святителей – Митрофана и Тихона, которые заботились и о его духовном процветании и о его материальном благосостоянии.

Не меньшего внимания заслуживает начало женских общин среди казацкого населения. Это крупное событие связано с именем вдового диакона Василия Михайлова из Сиротинской станицы. Это тот самый диакон Михайлов, которого Св. Тихон, еще будучи на кафедре, определил быть при миссионерско-следственной комиссии, как весьма способного в рассуждении и в доказательствах от Св. Писания⁵⁶⁰. Ранее он проживал в Вознесенском Кременском монастыре. Этот-то старец-диакон и явился насадителем женского монашества в Войске Донском. У него была дочь Евдокия, не пожелавшая идти замуж. В 70-х годах ей было 50 лет. Вокруг нее, и собрались родственные, аскетически настроенные души. Община образовалась весьма просто. Жители Сиротинской и других станиц стали вручать Евдокии своих дочерей для обучения грамоте. Из этих учениц некоторый, после долговременного учения, «поревновали и девственному ее житию и так одна по другой с великим усердием и многослезною просьбою, с воли родителей их, начали приставать к ней и в наивсегдашнее житие». Когда их собралось до десяти, о возникшей общине доложено было Преосвящ. Тихону II, чему последний «весьма порадовался», и вместе со своим благословением прислал им для науки несколько псалтирей, часослов и святцев. Между тем община продолжала возрастать. В 1776 году г. Черкасск посетил Преосвящ. Тихон III. Посетивши потом Сиротинскую станицу, он, в знак отменной своей архипастырской милости, в мантии и с пастырским своим жезлом из церкви направился в жилище девиц, посвятивших себя Богу. Преподавши им наставление, он снабдил их щедрым подаянием. Таким отношением к общине Преосвящ. Тихон III «житие оных девиц весьма поутвердил», показавши всему народу, что «предпринятое ими житие дело есть богоугодное и душеполезное». В 1779 году диакон Михайлов вместе с дочерью направился в г. Ростов для поклонения мощам новоявленного чудотворца Димитрия. По пути они заезжали к Пр. Тихону III для принятия от него благословения, и Епископ благословил Евдокию образом; в тоже время он разрешил общине, которая с малыми сиротами насчитывала до 50 душ, отправлять обычное монашеское правило в приходской церкви. Община имела уже особые грамоты от Войска-Донского, ограждавшие ее от притеснений.

В руководство юной общине диакон Михайлов в 1777 году составил особые правила, на основании творений св. отцов и житий св. подвижников. Правила эти были прочитаны еще в черновом виде преосвящ. Тихону III, когда он приезжал в Сиротинскую станицу. Потом они были посланы Святителю Тихону Задонскому, и Святитель «келейно рассматривал» правила и одобрил их для руководства общине. «Сии наставления пункты, написал на них Святитель, – душеполезны суть, а потому достойны прочитания и внимания. Сего ради советую вам, о, души, избравшие житие чистое, оный с усердием прочитывать и им внимать и по наставлению их нравы и житие свое исправлять, да будет достойны чертога небесного Жениха Христа. Молю же вас и я: поминайте мене, о, юные голубицы, в святых ваших молитвах, а я вам всего того желаю, чего и себе».

Это наставление было дано Святителем 20 июня 1779 г. С тех пор «Правила», составленные диаконом Василием Михайловым, вошли в употребление не только в Сиротинской женской общине, но и в нескольких других женских общинах на Дону. В 1785 г. состоялось закрытие Устьмедведицкого мужского монастыря. Вместо него, по ходатайству Войскового правительства – здесь был открыт женский монастырь. Настоятельница его Мария Карпова приняла сюда и Сиротинское девичье собрание из сорока девиц. А вместе с тем приняла в руководство для обители и одобренные св. Тихоном «Правила»⁵⁶¹.

***

Между тем, здоровье Святителя, расшатанное еще до удаления его на покой и несколько окрепшее во время пребывания на покое, снова ослабело. Это обстоятельство, в связи с возвышенным созерцательным настроением, побудило его совсем затвориться в келию. Случилось это за 2½ года до его кончины. В праздник Рождества Христова 1779 г. в монастырь собралось много богомольцев, особенно из чиновников и дворян, по случаю открытия в Задонске уездного города. Святитель, никогда прежде не выходивший из церкви ранее окончания службы, на этот раз вышел из церкви после Евангелия. По окончании обедни к нему, по обычаю, пришли за благословением дворяне. С печальным лицом принял и благословил их Святитель, а затем, отпустивши их, приказал келейнику запереть двери и отказывать посетителям, вследствие нездоровья. С этого времени до конца дней своих Святитель пребывал почти в полном уединении. Исключение он делал только для острожников, заключенных, за неимением других помещений в новом городе, в монастырском здании. Только их он посещал лично, утешая их своими наставлениями и оделяя милостынею, а в дни Пасхи, Рождества Христова и в Прощеное Воскресение целовал их, чем вызывал насмешки и осуждения со стороны монахов. Свою любовь ко всем ближним Святитель выражал в письменных наставлениях и поучениях. Одно из таких писем излагает подробно взгляд Святителя на порядок келейной жизни.

В келии живучи, так поступай, восставши от сна, поблагодари Бога и помолись. Из церкви пришедши, прочитай от книги что-нибудь на пользу души твоей, потом за рукоделие принимайся и делай. Поделавши, встань и помолись; помолившись, паки от книги читай что-нибудь. И так все по переменам делай, т. е.: то молись, то читай книгу, то рукоделие твори. Но и в рукоделии и в чтении возводи ум твой ко Христу и молись Ему, да помилует тебя и поможет тебе. Когда все по переменам будешь делать, то ко всему – чтению, молитве и рукоделию большая охота и усердие будет. Переменность бо делает охоту и усердие. Тако люди с места на место переходят и прогуливаются. Тако и пища переменная приятнейшая людям бывает, нежели одна поставляемая. Переменяй и ты свое дело, да охотнее приступаешь к делу. Когда уныние, скука и тоска очень смущают, то выйди вон из келии и проходись, где возможно, и прохаживаясь воздыхай ко Христу, да поможет тебе. Часто поминай смерть, суд Христов и вечность. Сим поминанием, как бичом, прогонятся всякое уныние, скука и тоска. Временное все есть краткое и скоро минуется. Что по смерти будет, во веки пребывает. День проходит, и со днем все, то есть: печаль и радость проходят, а к смерти ближе и ближе приходим. А в чем смерть застанет человека, с тем и на оном веку явится. Блажен, кто боится и ожидает часа смертного… В монастырь не поспешай идти, но гораздо поискусись где живешь. В гости ездить берегись, да не рассеешь между людьми, что соберешь в уединении. Редко бывает, что человек тот же в келию возвращается, каким из келии в народ вышел. Пустыня и уединение собирает добро, но соблазны мира расточают. Нигде человек лучше не кается, как в уединении. Тут все житие свое прошедшее собирает человек во ум, а на то смотря, ко Христу воздыхает и кается и просит милостыни у Него. Ничем человек так не грешит, как языком; в уединении убегает того греха. Глаза и уши наши суть как двери, которыми соблазны до сердца доходит и ударяют в тое; уединение того убегает. Келья соблазнить не может, но и соблазна не приемлет. Юным, и наипаче без брака живущим, у которых плоть кипит, должно держаться уединения, да не попадут, не примут соблазна. Добре внимай сему и рассуждай, что пишу. Читаем в историях, что столпы падали от плоти; чего же чаять тростям? Пустыня и уединение, с помощью Божией от того сохраняют. Некоторый Святый слышал глас: бегай от человек, да спасешься. Да звенит сей глас и нам. Однако ж, убегая от человек не ради человеков, но ради греха убегать должны мы. Грех нам должно ненавидеть, а не человеков; любить должно их, а не ненавидеть, и молиться за них. О себе молиться нужда наша, а о ближних наших молиться убеждает любовь наша» (23 марта 1780 г.)⁵⁶².

Удалившись от непосредственного общения с людьми, Святитель проводил созерцательную жизнь. Безмолвие его теперь было почти полное. Даже с келейниками своими он почти не разговаривал. По обычаю, келейник читал ему Св. Писание, но он уже не прерывал этого чтения своими объяснениями и назиданиями, а подолгу слушал чтение молча и затем отсылал келейника.

Центральная мысль, приковавшая теперь его внимание, была мысль о смерти и загробной жизни. На стене его постели, у ног, т. е. постоянно пред глазами лежавшего, висела картина, изображавшая седого старца в черном одеянии, лежащего во гробе; а за стеной его спальни, в чулане стоял черный гроб с крестом из белой нитяной тесьмы. Каждый день, смотря на него, он говаривал: «до чего довел себя человек, что, как скот, зарывается в землю, будучи сотворен от Бога непорочным и бессмертным». И для могилы своей он определил уже место в монастыре, у порога при входе во Владимирскую церковь: «пусть, говорил он, мое грешное тело попирается ногами». Постоянная мысль о смерти и загробной жизни при полном уединении выводили Святителя из границ земного существования. В сонных видениях он предвкушал наступление вечности. За три года до смерти он увидел во сне, что его привели на прекрасный луг, на котором были устроены величественные палаты из чистого хрусталя. Здесь было много веселящихся; но когда он хотел войти туда, его остановили в дверях, сказав: «через три года ты можешь войти, а теперь потрудись». Проснувшись, Святитель чувствовал в себе неизреченную радость. И мысль о смерти была неотступна. Смотря на кончину старца во гробу, он молился: «скажи мне, Господи, кончину мою и число дней моих, кое есть. И однажды, повторяя эти слова, он услышал голос: «в день недельный». После того он каждое воскресенье причащался Святых Таин.

29 января 1782 года Святитель составил Духовное Завещание. Оно начинается предсмертными словами Св. Иоанна Златоустого, творения которого так любил Св. Тихон:

«Слава Богу о всем»!

В таком созерцательном настроении Святитель однажды увидал во сне высокую лестницу среди монастыря, окруженную множеством народа. Его подвели к лестнице и потребовали, чтобы он восходил по ней, он повиновался, несмотря на слабость. И когда он поднимался, то народ следовал за ним и подсаживал его, так что он не чувствовал никакой усталости. Так он поднялся до облаков и – проснулся. И друг угодника Божия – Косьма Игнатьевич, и сам Святитель одинаково истолковали это сновидение. Это было восхождение его в царство небесное, при содействии молитв любящей его паствы. Это – дивный символ всей многотрудной жизни великого Отшельника, сочетавшего самоотречение для Бога с самоотверженным служением ближнему. Так неразрывна была в нем любовь к Богу и ближнему! При такой живой связи этих важнейших христианских добродетелей никто не мог задавать праздного вопроса: нужно ли монаху служить ближнему? Так созрел многоценный плод для вечной жизни. Но для его паствы все же было тяжко терять эту опору, этот путеводный светоч жизни. И когда за три дня до смерти Святитель поведал о своей близкой кончине и разрешил друзьям приходить к себе, то эти друзья не могли спокойно ожидать близкую разлуку с любимым учителем жизни. Слушая его последние наставления, произносимые тихим угасающим голосом, они с рыданием припадали к его постели и, целуя его руки, говорили: «Отец ты наш! на кого ты нас оставляешь, сирых, печальных»? И обнимая их рукою, умирающий праведник сказал, указывая вверх: «Господу Богу вас вручаю!».

Последние два дня Святитель провел в уединении. В полночь с 12 на 13 августа началась предсмертная агония. Святителю хотелось в последний раз причаститься, и он просил пораньше отслужить раннюю обедню (после которой он обычно причащался), но просьба его не была исполнена. И в исходе 6 часа утра 13 августа угодник Божий почил о Господе.

Кончина Святителя собрала в монастырь толпы народа. Из сел и деревень, из Воронежа и Ельца собрались его почитатели, и началось непрерывное служение панихид над его телом, которое до самого положения в гроб не онемело и не обнаружило признаков тления. Рыдания друзей и почитателей, а особенно бедных и нищих оглашали монастырь. И этот плачь, был искренним выражением любви к почившему. Но рядом с любовью выражалось и почитание. Особенно горячее участие принял в этом Воронежский епископ Тихон III, который при жизни Святителя неоднократно приезжал к нему и принимал от него советы и наставления. Он не согласился на погребение угодника Божия при входе во Владимирскую церковь, находя, что оно не соответствует высокой жизни и заслугам почившего, а распорядился похоронить его под алтарем Владимирского храма, в особом склепе, выложенном кирпичом. А так как гроб, приготовленный почившим Святителем, оказался короток, то он приготовил новый гроб и обил его материей. Для облачения Святителя он прислал Архиерейские ризы из Воронежской архиерейской ризницы. После облачения, 17 августа всем собравшимся духовенством отслужена панихида, а затем тело Святителя на раменах священников вынесено в церковь, и началось непрерывное чтение священниками Евангелия. В тоже время Владыка приказал повсеместно в церквах Воронежской Епархии совершить поминовение за упокой Святителя. Со своей стороны, елецкие купцы устроили новый гроб, обитый черным плисом и обложенный мишурным белым газом.

20 августа Преосвященный Тихон III совершил чин погребения Святителя. По окончании литургии пред совершением отпевания он сказал трогательное слово, в котором изобразил добродетели и заслуги Святителя. «Я сам, говорил он, ныне лишен в нем не только собрата и сослужителя моего, но и друга. Я теряю в нем того, коего сердцу открыты были мои чувствования и коего опытность часто дополняла испытания мои. Поведайте же теперь чувствования свои все те, кои пользовались такою же доверенностью и дружескою откровенностью сего добродетельного мужа, поведайте нам праведные скорби сердца вашего. Придите ныне вы, коим он давал отеческие наставления и поучения; вы, коих решал он сомнения совести, коих сердца успокаивал он сладкими утешениями, коим подавал он душеспасительные советы... Но все сие есть еще не столь великая потеря для вас, воспользовавшихся его поучениями. Ибо он вам на все ваши нужды, на все недоумения совести, на все душевные скорбя оставил правила, советы, врачевства в своих книгах и в своих посланиях. Итак вы не все потеряли в смерти своего Пастыря. Он для вас и подобных вам бессмертен будет в своих благочестивых и доброучительных писаниях. Но вы, – вы, стенящие под гнетом житейских несчастий и бедствий! вы, сиротствующие и бедствующие! вы, лишенные покрова и жилища, неимущие одеяния, алчущие хлеба! вы, осужденные на заключение в мрачных темницах и узах! не больше ли всех вы потеряли? Се охладело смертным мраком то сердце: которое пламенело к вам сострадательною любовью; онемели те уста, кои утешали вас в скорби, кои приветствовали вас, яко детей, кои часто даже лобызали вас снисходительно; оледенели те руки, кои простирались к вам на помощь с щедрою милостынею; неподвижны те ноги, кои всегда поспешно шли к печальным; жилищам, аки в жилища радости. Отселе, когда вы рыдать будете под бременем несчастий, когда болезнью отягчаемы будете, останетесь без утешителя и помощника; когда истаевать будете от глада, скитаться без покрова, хладеть без одеяния, то не придет уже к вам ваш Св. Тихон, искавший некогда вас сам. Вы поищете его, и вам покажут гроб его, над коим вы, в тяжких скорбях сердец ваших, припадете с рыданиями».

Пред последним целованием тела, первенствующий иеродиакон прочитал духовное завещание Святителя Тихона:

«Слава Богу о всем!

Слава Богу, яко мене создал по образу своему и по подобию! Слава Богу, яко мене падшего искупил! Слава Богу, яко о мне недостойном промышлял! Слава Богу, яко мене согрешившего в покаянии призвал! Слава Богу, яко мне подал слово свое, яко светильник, сияющий в темном месте, и тем мене на путь истинный наставил! Слава Богу, яко мои очи сердечные просветил!... Слава Богу, яко помогал мне в многоразличных искушениях, бедах и напастях! Слава Богу, что при бедственных и смертных случаях мене сохранял.... Слава Богу и о прочих Его благих, которые мне к содержанию и утешению моему подавал! Столько я от него получил благодеяний, сколько дыхал! Слава Богу о всем! Ныне я к вам, братии мои, слово обращаю. Не могу я с вами, яко же прежде, устами и гласом беседовать, яко бездыханен и безгласен, но беседую малым сим письмецом.

Первое. Храмина тела моего разрушилась и яко земля земле предается, по слову Господню: «земля еси и в землю пойдеши». Но со св. церковью чаю воскресения мертвых и жизни будущего века. Надежда моя сидит одесную Бога, Иисус Христос, Господь мой, и Бог мой. Он воскресение и живот мой. Он мне глаголет: «Аз есмь воскресение и живот; веруяй в мя, аще и умрет, оживет». Он мене спящего всесильным своим гласом возбудит.

Второе. Отошел я от вас в путь всея земли и отлучился, и уже друг друга не видим, яко прежде. Но увидимся паки тамо, где соберутся вси язы́цы, от начала мира до конца пожившие. О, сподоби Господи и тамо видеться, где Бог видится лицом к лицу, и тем видящих оживляет, утешает, радостотворит, увеселяет и вечно блаженными делает! Тамо люди, яко солнце, сияют; тамо истинная жизнь; тамо истинная честь и слава; тамо истинная радость и веселие; тамо истинное блаженство, и все вечное и бесконечное. Буди Господи, милость Твоя на нас, яко же уповахом на Тя!

Третье. Благодетелям моим, которые мене при нужде и немощи моей не оставляли, но по своей любви и милости благами своими снабдевали много благодарствую. Да воздаст им Господь в день он, в котором всем по делам их воздастся!

Четвертое. Всем, которые мене как-нибудь обидели, простил я и прощаю; да простит им и Господь Своею благодатью! Прошу и мене простить, ежели кого чем обидел, яко человек. Оставите и оставится вам, глаголет Господь.

Пятое. Пожитков, как у мене не было, так и не осталось по мне; прошу убо с тех, которые при мне жили и служили мне, ничего не взыскивать.

Простите, возлюбленные, и Тихона поминайте»⁵⁶³.

Искренний плач богомольцев сопровождал чтение завещания. С плачем подходили они для последнего целования к телу Святителя. С плачем проводили его в место упокоения. Но этот плач потом обратился в радость плакавшим, память праведного Отшельника сделалась утешением и отрадою в их жизни. И в скором времени день 13 августа в Задонском монастыре стал отмечаться необычайным стечением богомольцев. У могилы Святителя они изливали Богу свои думы и чувства, почерпая в воспоминании о нем силы к борьбе со грехом. И так на протяжении 70 слишком лет до открытия св. мощей Угодника Божия эта волна народная ежегодно устремлялась в обитель, все увеличиваясь и увеличиваясь в своих размерах. Так уже здесь, на земле исполнилось видение Святителя: он, поддерживаемый этой народной волной, все поднимался выше в своей славе, пока в 1861 году не последовало торжественное открытие его св. мощей.

***

Сиротливо почувствовало себя содружество Св. Тихона после его кончины. Пока толпы богомольцев окружали его гроб, пока еще памятна была речь почитателя Преосвящ. Тихона III над его гробом, они чувствовали острую скорбь о разлуке с почившим учителем, но не опасались за свое существование. Но когда разъехались и разошлись из монастыря богомольцы-почитатели Святителя, и жизнь монастыря вошла в свои обыденные, будничные рамки, они почувствовали свою отчужденность в монастыре. Их «старчество» было необычным и странным для монахов явлением. Уж если это направление вызывало осуждение и покивание главами против самого Святителя, то против рядовых монахов оно должно было возбудить открытое недовольство и преследование. Особенно подозрительным для монастырских властей было поведение схимонаха Митрофана. Он жил за монастырской стеной вместе с послушниками и, как и Св. Тихон, чуждался братской трапезы. И он не боялся обличать пороки монахов. В тоже время он продолжал принимать к себе богомольцев и давать им наставления; а так как старец разделял с ними трапезу и принимал от них приношения, то среди монахов распространилась молва о нем, как «о ядце и пийце». А монастырские власти воздвигли на него прямое обвинение в немонашеском образе жизни. Через четыре года после смерти Святителя, «игумен Климент с братией» жаловался в духовную консисторию, что «живущий за монастырем в особливой келье, называющийся схимонахом Митрофан в церковь весьма мало ходит и сказывается больным», а богомольцев к себе принимает в свою келью – и с ними яст, и пиет, и веселится ночью и днем». При этом, продолжает жаловаться игумен, он отбирает у них половину приношений на монастырь. Если же кто из богомольцев приходит в монастырь, минуя его келью, таковых он «не только бранит, но и пророчествует на них дурно и к себе не допускает до кельи». Он же посылает своих послушников к помещикам за подаянием «по нынешнему неурожаю хлеба», и, получивши от них хлеб «до монастыря не допущает, а где девает неизвестно». Неоднократно игумен посылал к нему иеромонахов для увещания, «чтобы впредь от таких дурных его поступков удержался»; но он не только не слушал этих увещаний, а встречал увещателей «поносительными монашеству словами». Находя, что от такого поведения Митрофана «чинятся монастырю великие непристойности», игумен просил консисторию положить этому конец. Стоя на почве уставного общежительного монашества, или точнее на почве Духовного Регламента, он просил «означенного называющегося святого схимонаха Митрофана из уединенной его кельи перевесть в монастырь и отдать под присмотр иеромонаху Феофилакту, а в сожитие в келию старику монаху Аарону». Но этого было мало игумену. Нужно было разрушить старческое содружество и лишить его возможности сноситься с мирянами. И игумен просил консисторию принять меры против главного ученика старца – Никандра Бехтеева, «живущему же в монастыре из дворян труднику Никандру Бехтееву, который пристрастился к оному схимонаху, а в монастыре никакого послушания не имеющему, ко оному схимонаху всегда ходящему, отныне ходить повелеть запретить, для того чтобы они обще (сообща) письмами более народу не прельщали». Для пресечения зла в будущем, игумен просит «жилище замонастырское того схимонаха, чтобы народ не имел об нем более памяти, повелеть употребить на топление церкви» («как уже весьма и ветхое»). Наконец, для той же цели просит запрещения схимонаху Митрофану иметь чернильницу и бумагу и не писать никому писем без дозволений настоятеля, так как по Генеральному Духовному Регламенту, кроме настоятеля, казначея и в трапезе, никому не разрешается в келье иметь чернила и бумагу.

Так как прошение игумена Климента было обосновано законами, то духовная консистория постановила удовлетворить его. Схимонаха Митрофана предписано было «из уединенной его кельи перевести в монастырь и отдать в сожитие и под присмотр кому заблагорассудит настоятель»; он же «может и воспрещение и дозволение сделать, кому должно к схимонаху в келию не входить»; чернильницы же и бумаги из братии при себе иметь, по силе Духовного Регламента в Прибавлении о монахах 36 пункта, никому не велеть, и буде у кого окажется, оную отобрать, дабы никто без дозволений настоятеля ни к кому писем писать не дерзал». «А прежнюю келию, в которой пребывал доселе схимонах Митрофан, разобрав употребить или на топление печей, или на монастырскую починку, по рассмотрению настоятеля»⁵⁶⁴.

Вчитываясь в приведенный документ, мы должны сказать, что с внешней или, точнее, юридической стороны он говорит против схимонаха Митрофана. Действительно, схимонах Митрофан повинен в неисполнении обычного монастырского устава: и жизнь за монастырской оградой, и редкое посещение богослужения, и резкие отзывы о монахах, и прием приношений в ущерб монастырю, – все это противоречит правилам монастырской жизни. Но если припомнить образ жизни Св. Тихона, то все эти черты мы найдем и у него. И мы видели, что и он подвергался нареканиям и осуждениям со стороны монастырских властей. И если эти нарекания не завершились по отношению к нему такими же суровыми мерами, какие употреблены по отношение к схимонаху Митрофану, то это объясняется только его высоким саном.

Очевидно, монахи и монастырские власти Задонского монастыря не поняли Св. Тихона и его последователей. Они смотрели на это содружество с обычной, уставной точки зрения. Между тем Св. Тихон и его друзья явились в монастыре представителями старчества. Они стали, так сказать, на рубеже между миром и монастырем, поставивши и свои кельи на границе монастырской усадьбы, один (Св. Тихон) у выхода из монастыря, а другой (схим. Митрофан) за монастырской стеной. И сами переживши и преодолевши монастырский искус, они возвысились до того состояния, когда нравственная сила неудержимо переливается в души простолюдинов, алчущих и жаждущих правды. Мы видели выше, какие подвиги понес Св. Тихон и как, достигши духовного совершенства, вышел на новое служение миру. Схимонах Митрофан шел по стопам своего друга. Тайно от всех он выкопал себе пещеру у монастырской стены. Тайно от всех он носил власяницу и вериги в 20 фунтов весом. И то, и другое узнали только после его смерти. А молитва пред образом Спасителя с предстоящими Богоматерью и Иоанном Предтечей была его постоянным подвигом. Но все это было незримо для обычных монахов и монастырских властей, которые судили о старце по внешности. Ведь, если бы в великий пост старца, угощающего друга-мирянина ухой, увидел настоятель монастыря, он резко осудил бы его и подверг суровому наказанию. Но Святитель, знавший «внутренняя» старца Митрофана, сказал при этом, что «любовь выше поста».

Высокую добродетель старца прозрели не окружающие его монахи, а миряне, потянувшиеся к нему за советами в важных случаях жизни и за утешением в скорбях. И старец шел навстречу этой мирской нужде. Поэтому то и задерживались в его келье богомольцы, шедшие в монастырь. Потому-то к нему и стекались доброхотные приношения мирян. А когда наступил голод, он сам посылал за подаянием к помещикам, но передавал эти подаяния не в монастырь. Игумен Климент не говорит, куда шли эти жертвы. Если бы старец Митрофан корыстно распоряжался ими, то игумен не преминул бы написать и об этом. Но он говорит только, что ему «неизвестно, где он девает» эти приношения. Зная схимонаха Митрофана, как друга Святителя Тихона, мы в праве думать, что и он направлял эти приношения на нищих и бедных, для которых и просил их у помещиков.

О прозорливости старца записаны у иеромонаха Горения следующие случаи.

Однажды к нему пришла липецкая помещица-вдова Надежда Трофимовна Чернова (впоследствии скончавшаяся в тайном постриге монахиней) и стала просить у него благословения на раздел имения детям, из которых одна была родная дочь 14-ти лет и трое пасынков. «Подождите делиться, сказал старец: после хлопот будет много». В душе осудила вдова старца в непонимании житейских и семейных отношений; однако к разделу имения без его благословения не решилась приступить. Так прошло два месяца. В это время вдруг заболевает и умирает ее дочь. Если бы раздел совершился, хлопот было бы много по вводу матери во владение умершей дочери. Приехавши после похорон дочери в Задонский монастырь, вдова, выходя из церкви, встретила на паперти храма о. Митрофана, сказавшего ей: «твоя дочь скончалась, не печалься; теперь начинай предположенный раздел». Одна помещица, слывшая благочестивою, приехала в Задонский монастырь и, идя за благословением и беседою к старцу Митрофану, приказала слуге взять и нести за собою в подарок ему денег и масла. Оставивши слугу вне кельи, она попросила келейника доложить старцу о своем приходе. Старец весьма благосклонно принял почтенную посетительницу и, по окончании недолгой беседы, просил ее масло отдать в трапезную для пользы всей монастырской братии: «Деньги же, сказал он: отдайте вашему человеку: они ему необходимы более чем мне, потому что он хотя и имеет сапоги, но без подошв, и ноги его ничем не обернуты. Для Бога подобное дело будет приятнее великих пожертвований, совершаемых вами другим посторонним». Вышедши из кельи старца, помещица осмотрела обувь слуги и убедилась в справедливости слов старца. Между тем была глубокая осень, погода стояла сырая, холодная, со снегом.

Подобно Св. Тихону, и старец Митрофан любил Елец и иногда посещал его. Однажды он навестил знакомое семейство. В комнате, где он сидел, висела колыбель с младенцем. Во время беседы старца с хозяевами, младенец повернулся в колыбели и с криком упал на пол. Мать подхватила его и вынесла в другую комнату, выражая опасение не зашибся ли он при падении. «Особенно не жалей о нем, сказал старец: вырастет он – не оценит твоего сожаления; лучше бы было ему совсем убиться, хоть и жаль; будущее все докажет». И, действительно, выросши, он был крайне непочтителен к матери и провел жизнь зазорную⁵⁶⁵.

Имя старца Митрофана доселе чтится в народе, как имя друга, сподвижника и продолжателя того же старческого направления, каким проникнут был Святитель Тихон Задонский. А для современных ему монастырских властей этот старец казался разрушителем монастырского порядка и монастырского благополучия, почему по отношению к нему и применены были суровые кары. Келью его сломали, его самого перевели в монастырь в общую келью с другим монахом, от него удалили его друзей.

Другие старцы недолго прожили после Святителя. Старцы Аарон и Феофан скончались около 1788 года⁵⁶⁶, т. е. около времени переселения старца Митрофана в монастырскую келью. Сам схимонах немного прожил после этого. Он умер 27 февраля 1793 года, в четвертом часу пополудни. После его смерти нашли следующее духовное завещание.

«Во имя Отца и Сына и Св. Духа. Аминь. Се аз многогрешный раб Божий Матвей монах смиренно молю и прошу Ваше преподобие, отцы святии и братие, якоже в жизни сей сотвористе со мною милость, такожде и по умертвии моем прошу учините таковуюж отеческую и братскую любовь и милость, – помолите всещедрого и милостивого Бога о упокоении грешной души моей, при том же и погребения сподобите убогое мое тело на сем месте под кельею моею, где я жительство имею, в ископанной мною могиле». На этом завещании подписано рукою Св. Тихона: «учинить по сему завету. Смиренный и многогрешный Тихон, Епископ Воронежский»⁵⁶⁷.

Воля завещателя и его друга – Святителя была исполнена: старец Митрофан был погребен в своей пещере, которая пользуется до сих пор почитанием со стороны благочестивых богомольцев.

Так, по-видимому, замерло старческое направление в Задонском монастыре. Монастырские власти могли успокоиться: ничто не тревожило теперь заурядного монастырского строя. Но эта победа была кратковременной. Старческое направление уже успело пустить глубокие корни. Благочестивые паломники свыклись с мыслью, что в обители они найдут не только продолжительную службу по уставу, но и ответ на свои думы о жизни, и утешение в скорбях, и даже материальную помощь. А память Задонского Святителя, укреплявшаяся рассказами о его жизни и нравственном влиянии на окружающий мир, не позволяла замереть преданиям старчества. Волна богомольцев, год от году увеличившаяся в Задонском монастыре, особенно в дни памяти Святителя, самым своим усердием вызывала, требовала духовных руководителей и наставников. И старчество возродилось в Задонском монастыре лет через 20 после смерти схимонаха Митрофана. Это возрождение совпало по времени с оживлением монашеских идеалов в области Дона. Тогда именно началась подвижническая жизнь Задонского затворника Георгия Машурина, тогда в Задонск возвратился схимонах Агапит, ушедший из монастыря около того времени, когда скончался схимонах Митрофан. Тогда начала свой подвиг странноприимства удивительная старица Матрона Наумова и не менее ее удивительная старица Евфимия Григорьевна Попова. В то же время старчество утвердилось в соседней Тамбовской губернии. По соседству с Воронежской губернией прославился Сезеновсвий старец Иларион. Высший же расцвет старчества тогда испытала отдаленная от Задонска Саровская обитель со своим дивным старцем Серафимом. Духовные нити, связывавшие св. Тихона с Саровскими старцами при его жизни, оказались, самыми тесными родственными узами. Св. Тихон Задонский и святой старец Серафим это два светильника, горевшие однородным светом и производившие однородное влияние. Замечательно, что современник старца Серафима – Задонский затворник Георгий Машурин – в начале своей подвижнической жизни колебался, остаться ли ему в Задонском монастыре, или перейти в Саровскую пустынь.

Восстановление закрытых монастырей – Усманского девичьего, Дивногорского, основание новых обителей – Митрофановской, Белогорской – падает на те же годы, когда возродилось старчество. Тогда же и во главе придонского монашества стал третий светильник Воронежский Архиепископ Антоний II.