XX. Г. М. Прохоров. Преподобный Кирилл Белозерский

Преподобный Кирилл Белозерский – личность столь же крупного исторического масштаба, как его современники преподобный Сергий Радонежский, святители Дионисий Суздальский и Стефан Пермский, митрополит Киприан. Они – осуществители, реализаторы (но, конечно, не только они) православного возрождения Великой Руси, явления чрезвычайно исторически важного, имевшего результатом этногенез нового народа, великороссов, и возникновение мощного православного государства – Московской Руси.

Люди, которых я назвал, – личности яркие, со своими характерными чертами, особенностями. Что же представляет собой Кирилл Белозерский именно как личность, достойная нашего внимания, насколько мы о ней знаем?

Мы знаем, прежде всего, его как создателя, основателя Кирилло-Белозерского Успенского монастыря в Белозерской, ныне Вологодской, земле. Рассказывали, что еще до появления там, на берегу Сиверского озера, инока Кирилла, окрестные жители слышали колокольный звон и пение, разносившиеся отсюда по лесу, а когда приходили посмотреть, никого не обнаруживали. Но, начав при Кирилле, в течение столетий затем пела здесь в храмах, молилась по кельям, трудилась по службам, ведала обширным хозяйством, руководила духовной жизнью окрестного населения многочисленная монашеская братия.

Одновременно с иноческой обителью появилась и росла здесь библиотека, скоро ставшая одним из богатейших на Руси книгохранилищ, где не только берегли, описывали, переплетали и читали книги, но и писали их, при этом сочиняя и редактируя, – богослужебные, духовно-назидательные, философско-поэтические, исторические и энциклопедически широкие по содержанию. Из века в век работали здесь и художники, и зодчие – создавали прекрасные иконы, возводили и расписывали храмы, укрепляли монастырь стенами и башнями.

Житие Кирилла Белозерского, главный источник наших о нем сведений, написано Пахомием Логофетом, или Сербом, в 1462 году по словам «самовидцев» – людей, знавших Кирилла при жизни. Оттуда мы узнаём, что Козьма (так звали Кирилла до пострижения в монахи) был родственником Вельяминовых, одного из знатнейших и богатейших родов Московской Руси: умирая, возможно, от чумы, опустошавшей страну в середине XIV века, его родители отдали сына на воспитание «сроднику своему Тимофею» – окольничему великого князя Дмитрия Ивановича Тимофею Васильевичу Вельяминову. Козьма мечтал о монашестве, но Тимофей Васильевич, ценя душевные качества и ум молодого человека, старался удержать его при себе. Стать монахом Козьме удалось благодаря игумену Стефану Махрищскому, сумевшему перехитрить Тимофея Васильевича. Будучи пострижен в московском Симоновом монастыре, основанном и возглавлявшемся племянником Сергия Радонежского Феодором, Кирилл прожил там едва ли не четверть века, побывав – когда Феодор стал архиепископом Ростовским – и главой этого монастыря, но, «съблюдая свое смиренна любомудрие», то есть руководствуясь своей философией смирения, оставил «начальство» ради безмолвия и «безмолъствовати начатъ» в келье. Сменивший его в качестве игумена Сергий Азоков завидовал его популярности – к тому приходило множество людей «пользы ради» – и, видимо, как-то этим его беспокоил. И в возрасте шестидесяти лет, в 1397 году, Кирилл оставил место пострижения и родной город и вместе с другим симоновским иноком, Ферапонтом, ушел на север в Белозерье.

Вскоре они там расстались: Ферапонт покинул его, чтобы основать свою обитель, а Кирилл оказался сначала отшельником, потом – по мере прихода к нему других иноков и увеличения их числа – главой скита и, наконец, киповии-общежития.

Еще в московском Симоновом монастыре Кирилл стремился к развитию в себе чувства «умиления». Будучи поначалу определен работать в хлебне и в поварне, он старательно там трудился, подвергая себя при этом строгому воздержанию, и «прият умиления дар, слезам источники проливаше», ибо «толико умиление дарова ему Бог, яко ни самого того хлѣба могущу ему без слезъ вкусити или слова проглаголати»⁶⁹⁴. Надеясь на еще большее умиление, он подумал, что хорошо бы ему «изыти от поварни въ келию – не покоя ради, но яко да от безмолвия олше умиление стяжати в келии»⁶⁹⁵; а когда это осуществилось, ибо «помысли архимандрит некую книгу писати и сего ради блаженому Кириллу повелевает изыти от поварни в келию и тамо книгу писати», оказалось, что в келии «не толико ему бяше умиление, елико въ поварни бяше», и он рад был, когда архимандрит вернул его в поварню, где Кирилл и провел затем «в той службе 9 лет въ всяком въздержании и злостраданнихъ, въ дни отъ огня угараем, в нощи же студению померзаемъ», и «множае оттуду умиление стяжа»⁶⁹⁶. Сподобленный «повелениемъ настоятеля» священнического сана, отслужив в свой черед в церкви, он «пакы в поварню отхождаше» и работал там «якоже и прежде». И в дальнейшем, уже будучи игуменом в Белозерье, Кирилл имел обычай «по отпении заутреняго славословия и по своем обычнем правиле приходити в поварню видети, кое братиам будет утешение. (...) Иногда... и сам споспобъствоваше... своима рукама к тех учреждению и тако всякыми виды упокоение братиамъ готовляше»⁶⁹⁷, используя, видимо, полученный в Симоновом монастыре богатый способствующий «умилению» опыт. И в написанном им уже в киновиальный период Поучении новоначальному иноку Кирилл дает совет на случай, если того начнут одолевать сон или уныние, поступать так, как, ясно, поступал он сам: «Аще ли не возожеши оттрясти сна, и тебъ, благословленіе взявъ, да ити в поварню или в пекарню, да что ти вялять, то ти послужити»; «Аще ли не возможеши... побъдити уныніе, то, взявъ благословеніе, и ити ти в поварню, или в пекарню, да послужити что велят с молитвою и с молчаніемъ и с любовию»⁶⁹⁸.

Очень интересно свидетельство Жития Кирила о беседах с ним в Москве Сергия Радонежского: «Егда же по некоему времени случашеся святому Сергию приити в монастырь Владычица нашеа Богородица ради посещениа братаничя своего, архимандрита Феодора, и прочихъ иже тамо братий, прьвее всех прихождаше въ хлебию къ святому Кириллу и наедине на многъ часъ беседующе беяху о ползе душевней»⁶⁹⁹. О чем они могли говорить, «о поле душевней» беседуя, мы можем судить по составу библиотек Троице-Сергиевой Лавры и Кириллова Белозерского монастыря в начальный период их существования, отражающему, несомненно, интересы их основателей. Ведь именно «пользе душевной» посвящена так называемая аскетическая, точнее сказать, практически-психологическая, исихастская литература, где классифицируются страсти, прослеживаются этапы их развития в душе человека и говорится, как с ними бороться. Это сочинения таких писателей, как Иоанн Лествичник, авва Дорофей, Исаак Сирин, Симеон Новый Богослов, Григорий Синаит и им подобные учителя «умного делания». Так вот, в Троице-Сергиевой Лавре переписка х при Сергии и его непосредственном преемнике Никоне была такой интенсивной, какой она уже не была никогда после них⁷⁰⁰; и в Кирилло-Белозерском монастыре при жизни Кирилла ее активно переписывали, а сразу после его смерти стали переписывать значительно меньше (но с середины XV века в Кирилло-Белозерском монастыре, в отличие от Троице-Сергиева, начался большой подъем интереса к ней)⁷⁰¹. Так что нет, думаю, сомнений, что, говоря о «пользе душевной», Сергий и Кирилл должны были вспоминать обоих их интересовавшую исихастскую келейную литературу, как раз тогда обильно поступавшую с Балкан на Русь.

Сообщение Жития о том, чего ради Кирилл покинул Москву, и наши соображения о его интересах подтверждаются находящимися в его келейных книгах в Белозерье наставлениями и руководствами по «:безмолвию», исихии, вроде «Святаго Нила о осми помыслех», «Зачало умныя молитвы и вниманию» или «Послания некоего старца Феоктиста», где рекомендуется непрестанное повторение «Исусовой молитвы»: «или пъет, или ясть, или путьшествует, – а сие скровено, не объявлялся, не надымаяся (не напрягаясь. – Г. П.), ни же глаголати по-дважды или по-трижды въ единъ дъшник (вдох. – Г. П.), но удержати дыхание дóндеже единою рещи “Господи Исусе Христе Сыне Божий, помилуй мя грешнаго”. И сие безпрестани творити».

Но при всем том круг интересов Кирилла Белозерского был поразительно широким, пожалуй, как ни у кого другого в его поколении. Мы судим об этом именно по его келейным книгам – по двенадцати кодексам, сохранявшимся в монастыре отдельно от общей монастырской библиотеки⁷⁰². Это, насколько мы можем судить, древнейшая на Руси личная библиотека. В одном из его энциклопедически широких по содержанию сборников находится старейшая на славянском языке подборка материалов по естествознанию, восходящая к созданному в Византии в XI веке Евстратием Никейским греческому оригиналу. Здесь, в статье «Галиново на Ипократа» (то есть в комментариях Галена на Гиппократа), говорится об элементах («вещах»), из которых составлен мир, о веществах («стихиях»), составляющих «малый мир, сиречь человека», о возрастных изменениях, о причинах болезней и т⁷⁰³. пА Статья «О земном устроении» разъясняет, что Земля шарообразна, окружена со всех сторон, как яйцо скорупой, воздухом и небесами и носится среди небесной «празности», пустоты, «якоже некое перо»⁷⁰⁴. Ясно, что очень интересовало Кирилла и человеческое тело. Статья «Александрово» в этом же сборнике повествует о развитии младенца в материнской утробе и о разложении человеческого трупа⁷⁰⁵. Тут же – диетические и врачебные рекомендации на разные времена года и указания «когда сеяти и садити и врачевати человеки», где предписывается согласовывать сельскохозяйственные занятия, врачебное кровопускание и даже стрижку волос с лунным календарем, а также практическое руководство по применению лечебного метода флеботомии (кровопускания из вены), где говорится, от какой болезни в какой день из какой точки какой руки следует пустить кровь. Тут же – таблица девятнадцатилетнего лунного цикла, «лунного течения», по которой можно видеть, когда какое будет затмение солнца или луны⁷⁰⁶. Молитвенная самоуглубленность и жажда «умиления», столь сильная в Кирилле, как видим, прекрасно уживались в нем. с желанием знать и понимать, как устроен материальный мир, в котором он живет, а также, по возможности, врачевать не только души, но и тела.

Но и социальная жизнь страны была небезразлична Кириллу, о чем свидетельствуют его послания князьям, сыновьям Дмитрия Донского. Они, посылавшие ему «доволные милостыни», были инициаторами переписки с ним. Каждому из них он отвечал, что рад «воздати» им за их доброту, молясь со своей «братиицей» о них, об их княгинях и детках и о всех христианах. И при этом он их поучает. Так, в послании великому князю Василию Дмитриевичу он говорит о великой ответственности, связанной с властью в христианской стране: «...тя постави Духъ Святый пасти люди Господня, еже стяжа честною си кровию. Я коже бо великия власти сподобился еси от Бога, толикимъ болшим воздаяниемъ долженъ еси»⁷⁰⁷. Выказывая осведомленность о «кровопролитии великом», чинимом христианам из-за вражды великого князя с его «сродниками», князьями Суздальскими, Кирилл просит его выказать к тем «любовь и жалование», чтобы те «не погибли в заблуждении в Татарских странах, да тамо бы не скончалися». В Послании князю Андрею Дмитриевичу Можайскому, тоже ответном, Кирилл призывает его следить за тем, чтобы суды «судили праведно, какъ предъ Богомъ право», чтобы клеветы («поклепов»)

и анонимных доносов («подметов») не было, чтобы судьи удовлетворялись своим жалованьем («уроки») и не брали взяток. Он советует князю не лениться самому разбирать людские дела: «А християномъ, господине, не ленися управы давати самъ». И далее следуют поразительные слова: «То, господине, выше тебе от Бога вменится и молитвы и поста». Он просит также князя следить, чтобы в его отчине не было корчмы («занеже, господине, толика погуба душам: християне ся, господине, пропиваютъ, а души гибнут»), разбоя (если разбойники «не уймутся своего злаго дела, и ты их вели наказывать своимъ наказанием, – чему будут достойни»), а также сквернословия. Кирилл призывает князя воздерживаться от «упивання» и подавать милостыню («А от упивання бы есте уймалися, а милостынку бы есте по силе давали, занеже, господине, поститись не можете, а молитися ленитеся»). Учит он также ходить в церковь и стоять там «со страхом и трепетом, помышляюще в себе аки на пебеси стояще», не разговаривая и не позволяя беседовать другим, «понеже то все прогневаеть Бога»⁷⁰⁸.

«Правила святых отець», находящиеся в одной из рукописей Кирилла⁷⁰⁹, показывают, что он строго следил за посещением церкви, поведением в ней и нравственностью окружающего монастырь населения, врачуя души провинившихся постом и поклонами. Так, за непосещение храма полагалось шесть дней поста и по тридцать поклонов в день («Нешедшему къ церкви без некыя нужа, ли в кый праздникъ, обленившеся, да постится 6 дний, поклон 30»), за смех и разговоры во время службы – двенадцать дней поста и по сто поклонов в день («Иже в церкви смехъ и повести творяще, да имат епитемию: 12 дний сухо да ясть, а поклон 100 на день»). Особое внимание Кирилловы «Правила святых отець» уделяют половой жизни населения, запрещая сношения супругов «в субботу на вечеръ» «или в святый день» («8 дний епитемия, а поклон 200 на день»), близость с женой «не хотяще», без желания («3 дний сухо да ясть, а поклон 100») и разные беззаконные проявления похоти («Вьзревше на кого с похотию, да имат епитимию: десять дний сухо да ясть, а поклон по 30», «На ногу въегунивше съ похотию, да постится 6 дний, а поклон 25», «Смеявшеся и мегнувше чюжему мужу, ли чюжей жене помегиувше – поста 2 недели, поклон 60»), а также извращения (например, «Съ своею женою блудъ творящю, а чюжю за ссець держаще, или за иночто, да постится 30 дний, поклон 60»). Любопытно, что установлено здесь наказание и за неуважение к явлениям природы: «Похулившие что-любо: дождь или снегь, тварь Божию, – да имат епитимию: 3 дний сухо да ясть, поклона 25»⁷¹⁰

Наконец, насколько мы сейчас можем судить, Кирилл Белозерский – первый русский картограф: его рукой написанная тетрадка в одном из его сборников завершается планом строений на берегу, по всей видимости, его собственного монастыря, каким он должен был стать, когда вокруг него собралась значительная уже братия и «нужда бысть церковь воздвигнути ради общего събрания»⁷¹¹. По всей вероятности, с решением построить церковь связано планирование им вокруг нее всей обители, и этот его план мы и видим в его книге⁷¹².

Таким удивительным – небезразличным ни к своему внутреннему миру, ни к окружающему его природному и социальному миру и в каждом из этих миров изо всех сил с любовью к Богу разумно действующим и Божьему действию в этих мирах способствующим – человеком был преподобный Кирилл Белозерский. Благодаря таким, как он, людям и произошло в Великой Руси в XIV-XV веках православное христианское возрождение