XXI. С. В. Чертков. Православный богослов протоиерей Валентин Свенцицкий

Замечательные люди исчезают у нас,

не оставляя по себе следов. Мы ленивы

и нелюбопытны...

А. С. Пушкин. «Путешествие в Арзрум»

Валентин Павлович Свенцицкий – одна из самых мифологизированных фигур среди русских мыслителей начала XX века. До последнего времени все очерки его биографии содержали сведения недостоверные, несоответствующие действительности, а творчество оставалось малоизученным. В результате обыденное сознание усвоило некий образ, весьма далекий от истинного лица православного богослова. Далекий и фактически, и духовно.

К сожалению, до сих пор переиздается, без согласия автора, предисловие о. Леонида Калинина к «Диалогам», написанное в 1993 году. Тогда это был прорыв, но за полтора десятилетия историками проделана огромная работа по восстановлению подлинной биографии прот. Валентина, опубликована масса архивных документов и ранее неизвестных его трудов. Сейчас надежными ориентирами служат статьи в словарях «Русская философия» (М., 2007), «Русские писатели» (т. 5) и 1-м томе его Собрания сочинений (М.: Даръ, 2008), издаваемого по благословению патриарха Алексия II; электронная версия биографии доступна на сайте «Википедия».

На основании письменных свидетельств самого Свенцицкого и воспоминаний родственников лишь недавно удалось установить точную дату его рождения – 30 ноября 1881 года. Брак родителей, потомственного дворянина, присяжного поверенного Болеслава Давида Карловича Свенцицкого и вятской мещанки Елизаветы Федосеевны Козьминой, официально не регистрировался, поскольку развод отца с бывшей женой (сбежала, бросив пятерых детей) не разрешила католическая Церковь. Как и три его старших брата, Валентин был признан незаконнорожденным и отчество получил по имени восприемника при крещении. В 1891 году поступил в 3-ю казанскую гимназию, после переезда семьи в Москву (1895) продолжил учебу в 1-й классической гимназии, но в апреле 1898 года конфликт с законоучителем вынудил мать подать прошение об увольнении сына. С этого времени его духовным руководителем стал оптинский старец о. Анатолий (Потапов), который утвердил ищущую душу на спасительном пути ко Христу. В 1900 году Свенцицкий перешел в частную гимназию Ф. И. Креймана, а после ее окончания в 1903 году был зачислен на историко-филологический факультет Императорского московского университета (слухи об учебе разом на двух или даже трех факультетах неверны), его любимым учителем стал профессор С. Н. Трубецкой; осенью вступил в Историко-филологическое студенческое общество, был инициатором открытия в нем секции истории религии, подружился с В. Ф. Эрном, познакомился с А. В. Ельчаниновым и П. А. Флоренским.

После Кровавого воскресенья 9 января 1905 года, не найдя поддержки у церковной иерархии и петербургской интеллигенции, Свенцицкий создал с друзьями Христианское братство борьбы, призывавшее интеллигенцию, крестьян, войска к безусловному соблюдению Божьих заповедей, неповиновению противоречащим им постановлениям властей вплоть до мученичества за Христа. Экономику и политику Братство признавало лишь внешними формами устроения духовной жизни, основой же всех человеческих отношений определяло христианские любовь и свободу; идеалом считало Церковь, а не государство. ХББ призвало епископов выступить с окружным посланием, указывая их долг: сказать, что Церковь не может благословлять неограниченной власти, ибо всякая власть ограничена законами Божиими, не может связывать христианскую совесть присягой, ибо это противоречит Евангелию; открыто защитить справедливые христианские требования освободительного движения, тем самым сведя на нет силы революции. С мая 1905 года ХББ организовывало нелегальные собрания Московского религиозно-философского общества памяти Вл. Соловьева, в котором Свенцицкий стал товарищем председателя; при содействии С. Н. Булгакова издавало «Религиозно-общественную библиотеку» и газеты на Кавказе, в Киеве, Москве, Санкт-Петербурге.

Одной из задач ХББ, а соответственно и первых статей Свенцицкого, было «показать, что христианство раскрывает не только Правду о небе, но и Правду о земле», что в этом самая сущность христианского учения. Идея витала в воздухе, но кто-то должен был ее оформить, отчетливо высказать; ас 1901 года, когда темы вскользь коснулся В. А. Тернавцев на Религиозно-философских собраниях, в печатных выступлениях она вовсе не затрагивалась. Сколько труда потребовалось от участников Братства, чтобы осветить забытое, объяснить очевидное и изменить сознание людей! Велика их заслуга в том, что ныне Церковь призывает своих чад к преображению не только личной, но и общественной жизни, всех человеческих отношений.

Талант оратора обеспечивал неизменную популярность выступлениям и проповедям Свенцицкого. На суде за «Открытое обращение верующего к Православной Церкви», звавшее ко всенародному посту в знак покаяния за братоубийственную бойню, он был оправдан после яркой речи в свою защиту. В 1907 году Свенцицкий открыл с Эрном Вольный богословский университет при МРФО; до 1908 года сделал около двадцати докладов, опубликовал десять книг и около пятидесяти статей. Обличал преступление евангельских заповедей в государственных и церковных делах, бездуховность «передового» общества; со строго православных позиций критиковал социалистическую утопию, позитивизм, ницшеанство, розановскую клевету на Церковь, толстовство, либеральное христианство Н. А. Бердяева и Е. Н. Трубецкого, черносотенную подделку под Христа, сектантские идеи Д. С. Мережковского и Д. В. Философова, духовный блуд мистическо-декадентских кружков, языческий цезарепапизм; требовал освободить Церковь от гнета мирских властей, вернуть канонические права Поместному Собору, уничтожить эксплуатацию труда и частную собственность на землю, права отказываться от воинской повинности. Категорически отвергая хилиазм, Свенцицкий считал долгом каждого верующего стремиться освятить духом Христовым не только частную, но и всю жизнь, в том числе политический строй, а улучшение его трактовал как необходимый этап в богочеловеческом процессе борьбы со злом мира Осенью 1907 года Свенцицкого исключили из университета за невзнос платы, в восстановлении и сдаче экзаменов экстерном было отказано ввиду «неблагонадежности». Через год он вышел из состава МРФО, признав справедливость обвинений «в ряде действий, явно предосудительных» (бывшие друзья имели в виду рождение двух внебрачных дочерей). Молитвами о. Анатолия (Потапова) преодолел жесточайший внутренний разлад, победив в себе врага, и никогда более не поддавался плотским соблазнам. Впоследствии пятнадцать лет прожил в целомудренном браке с дочерью священника Евгенией Сергеевной Красновой, с которой познакомился в Царицыне летом 1911 года.

Один из мифов гласит, что после –1908 года, скрываясь от преследования полиции, Свенцицкий эмигрировал во Францию, где прожил чуть ли не до Февральской революции... Действительно, за печатные выступления против него было возбуждено шесть уголовных дел, что и вынудило автора на короткий срок перейти на нелегальное положение. Но территорию Российской империи он не покидал: странствовал от Выборга до Иркутска, постоянно печатался в повременных изданиях (до 1917 года около трехсот статей и путевых очерков), пьесы его шли в столичных театрах.

Столь же мифичен и ярлык «христианского социализма». В отличие от Булгакова, Свенцицкий последователем этой идеологии не был; уже в программе ХББ показывал, почему это определение к ней не подходит. К действиям «пошлейших немецких христианских социалистов» относился скептически, а само понятие считал такой же бессмыслицей, как «сухая вода или мокрый огонь», прямо называя социалистов и анархистов «носителями духа Антихриста». Абсурдны и обвинения ХББ в «призыве к террористическим акциям»⁷¹³, ведь крайним методом борьбы с экономическим гнетом и произволом чиновников оно считало забастовку, категорически отвергая вооруженное восстание. И социализм не являлся «программой максимум» Братства, и не было оно «крайним выразителем нового религиозного сознания», никогда не поддерживалось кругом Мережковского и не проповедовало анархизм, как говорится в «Православной энциклопедии» (Т. РПЦ. С. 481). Это явная нелепость, поскольку прямо противоречит тексту программы ХББ, а «новое сектантство» Свенцицкий критиковал неоднократно, в том числе на первом заседании питерского РФО (неслучайно именно из ранней работы Свенцицкого выбрал цитату патриарх Тихон в 1922 году для обличения обновленцев).

Навет должен быть публично опровергнут автором энциклопедической статьи. Здесь надо руководствоваться примером Ю. Шеррер, нашедшей мужество признать свои ранние заблуждения по этому вопросу. Вот итог ее исследований: христианский социализм подлинным проблемам Церкви уделяет лишь второстепенное внимание, тогда как из сочинений основателей Братства ясно следует, что не религия должна служить политике, а наоборот; в приложении к ХББ самый термин «христианский социализм» неуместен. «Речь идет лишь о “социальных христианских реформах”, которые в Западной Европе были ошибочно подведены под понятие христианского социализма»⁷¹⁴. Отверг это понятие применительно к Братству и В. И. Кейдан как «взятое из западноевропейской политической жизни» и неадекватное его идеям и идеалам, назвав программу «первой попыткой вывести и сформулировать социально-экономическую доктрину, исходя из догматики Православия»⁷¹⁵. Лучшим подтверждением правоты суждений Свенцицкого стали «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви» – во 2-м томе Собрания сочинений (М., 2009) прослежено более пятидесяти текстуальных и смысловых параллелей между ними. Например, в 1907 году Свенцицкий утверждал, что вся православная метафизика заключается в догматах, но ни один из них е обязывает признавать самодержавие. Понадобился еще век, дабы Церковь документально зафиксировала, что замена Царя Незримого царем видимым свидетельствует об ослаблении веры, и осудила искажения нормы в синодальную эпоху, в том числе абсолютизацию власти, ведущую к обожествлению властителей (ОСК. III, 2, 4, 7).

Бытует и еще один миф: дескать, в священстве о. Валентин полностью изменил прежние взгляды. Ничего подобного: он никогда не противоречил ранее написанному; четверть века развивал идеи, озарением возникшие в юности. В частности, в 1919 году только глубже раскрыл вопрос о христианском отношении к насилию, отточив формулировки 1906 года. Так было и с воззрениями на церковное устройство, и с докладом «Мировое значение аскетического христианства» (Т. 2. С. 487–508⁷¹⁶), и с романом-исповедью «Антихрист» (Т. 1.

С. 57–225), основное положение которого, почерпнутое у св. прав. Иоанна Кронштадтского, о. Валентин утверждал и в 1925 году, а отрывки использовал в «Диалогах». Мнение же нынешних критиков («убеждал читателей в праведности греха», «был предтечей Распутина»⁷¹⁷) нельзя назвать иначе как фальсификацией. Так повелось еще с В. В. Розанова, оболгавшего доклад об аскетизме⁷¹⁸: глубочайшее святоотеческое прозрение «Уничтожь искушения и помыслы – и не будет ни одного святого»⁷¹⁹ вульгарное сознание сводит к тезису «Нет святости без греха» и проповедь его приписывает Свенцицкому. Таким подлогом он сам был «положительно изумлен», поскольку утверждал как раз необходимость христианской аскетики для духовного становления личности, считал ложь и сладострастие грехом к смерти и обличал их убийственную сущность.

Самый распространенный миф представляет молодого Свенцицкого «революционным радикалом», мятущимся интеллектуалом-декадентом, со временем оставившим «мудрствование» и превратившимся «из Савла в Павла»⁷²⁰. Это совершенно противоречит фактам, ведь искушения неверием он преодолел еще в гимназии и возврат ко Христу случился задолго до первых публичных выступлений. А со студенческих времен и до кончины в ссылке перед нами человек, сознательно выбравший Бога Господом, сердцем, помыслами и душой возлюбивший Его и всецело преданный Церкви. Каждая строка Свенцицкого дышит любовью к ней и болью за ее нестроения, каждое его слово – призыв ко Христу.

Уже в ранних работах выступил как оригинальный и глубокий мыслитель, всесторонне исследуя должное отношение личности к Богу и миру. Индивидуализму Ницше он противопоставил христианский персонализм – религию свободного человека. Раскрытие Свенцицким христианского учения о свободе как важнейшей сущности духовного мира – значительное свершение в мировой философии. Впоследствии Бердяев сделал себе имя, повторяя, продолжая и на свой лад переиначивая рассуждения тогдашнего идейного противника. Такова стезя эпигонов – использовать открытия, не упоминая автора. Но справедливость должна быть восстановлена – Свенцицкий первым исследовал глубины свободы, представил творчество как ее феномен и обосновал эту позицию⁷²¹.

Он диалектически трактовал свободу как дар и долг: возможность и необходимость творческого раскрытия личности, выражения ее Божественного начала. Свободный человек – это новое существо, пребывающее в любви, радости и вечном уповании, его действия, желания и помыслы облечены во Христа. Оговаривая, что «всякое логическое познание есть ограничение, потому ничто безграничное познано быть не может», Свенцицкий установил формальные признаки свободы – вечность и беспричинность (качества Творца бытия); различал ее внешнее условие (свободную волю) и внутреннее содержание (святость); первым выражением свободы полагал ничем не обусловленный творческий акт – хотение, осуществляемое путем воли. При истинной свободе хотение следует не низменным началам души, а совершенному закону, при всяком же его нарушении, грехе (поскольку он – рабство похотям), свобода (залог нашего бессмертия) заменяется причинностью. Достигнуть совершенства – значит очистить свой дух от всякого зла, то есть стать абсолютно свободным. Но это недоступно одному: только любовное единение свободных людей, сознающих себя сынами Божиими, дает простор индивидуальным силам человека.

Необходимо признать приоритет Свенцицкого и в решении вопроса о допустимости насилия как ограничения злой воли. Вкладом его в новозаветную экзегетику стало раскрытие кажущейся антиномии о власти, а его понимание государства как становящейся Церкви обогащает противоположные области познания – политику и богословие. Сия высокая мысль – лучший ответ сторонникам мелких притязаний на «третий Рим», но и тем, кто панически гнушается государством как «дьявольским исчадием». Осмысление Свенцицким исторического процесса явилось завершением трудов сонма святых мыслителей, а в его краткой формулировке «Весь мир есть становящаяся Церковь» заключена поистине грандиозная христианская философия (не абстрактно «религиозная», именно христианская) – плоть от плоти святоотеческого учения, но и творчество в области догматики. То же относится и к его исследованию двойственности понятия «красота», диалектике любви и апологии бессмертия, определению смысла бытия. Все эти вопросы ставились и решались им уже в 1905–1908 годах; работы того периода и 1920-х годов представляют Свенцицкого как одну из крупнейших фигур в православном богословии и русской философии XX века.

В сентябре 1917 года митрополит Вениамин (Казанский) рукоположил Свенцицкого во иерея. Несколько месяцев он служил проповедником при штабе 1-й армии Северного фронта, а с 1918 года стал проповедником Добровольческой армии. Активно участвовал в подготовке и деятельности Юго-Восточного Русского Церковного Собора; в печати и с амвона призывал обезумевший народ к покаянию и борьбе с бесовской силой большевизма. Только Церковь признавал нравственным фундаментом, на котором должна строиться Россия; главную роль в объединении живых сил страны отводил приходам, превращенным в сплоченные верой и любовью общественные организации, способные устраивать местную жизнь, а впоследствии и общегосударственную: «Приходы должны сознать себя не только религиозными, но и общественными единицами. Они должны организоваться для общественных выступлений и взять в свои руки все, что касается жизни православного человека, начиная с решений продовольственного дела и кончая самыми высшими запросами духа». Так раскрывался императив, высказанный в 1911 году: «Вся жизнь должна объединиться вокруг храма, а несовместимое с ним – отпасть вовсе».

Опровергая тезис «христианство безусловно осуждает насилие», не отвергал свои основные положения раннего периода, как мнится некоторым исследователям, но последовательно их развивал⁷²². Признав, что война бывает добром или злом в зависимости от преследуемых целей, он пришел к выводу: иногда благословить ее есть прямой долг Церкви. Но для христианина нравственно обязательна лишь война, защищающая святое дело, когда, выбирая между двумя неизбежными убийствами, он по совести может сказать: «Я поднимаю меч на насильника, чтобы меч его не опустился на неповинную жертву». Показал, что механическое, бездушное исполнение заповеди «не убий» может быть преступлением: «Убил – если не защитил! Убил своим попустительством». Считая толстовское «непротивление злу» одним из самых опасных врагов Церкви, он предостерегал от смешения любви со слащавой улыбкой; обличая в «преступном самодовольном непротивленстве» подмену сожигающей огнем проповеди Христа – сентиментальными словами, обосновывал допустимость «насильственного ослабления зла» как «подлинного служения свободе»⁷²³.

Провидя трагедии XX века, Свенцицкий еще в 1907 году предупреждал: обезуметь может не только индивидуум, а и правительственная организация, даже государство. И тогда сплоченная сила (в том числе религиозная – Церковь) обязана усмирить умоисступленного. Сейчас ясно, насколько он был прав: о торжестве положения по существу свидетельствует и насущная ныне фраза – «принуждение к миру».

С осени 1920 года отец Валентин проповедовал в московских храмах, в том числе за службами, совершаемыми патриархом Тихоном, которого почитал совестью Православной Российской Церкви. Летом 1922 года он дважды арестовывался за публичное обличение обновленцев-живоцерковников; в Бутырской тюрьме находился в одной камере с. И. Фуделем, в Таганской – в одиночке; в феврале 1923 года был отправлен по этапу в Пенджикент (Таджикистан), где участвовал в хиротонии свт. Луки (Войно-Ясенецкого) и написал практическое руководство для желающих подвизаться молитвой Иисусовой – «Тайное поучение о нашем спасении». По возвращении в Москву в декабре 1924 года отец Валентин создал общину в храме сщмч. Панкратия на Сретенке, вел еженедельные беседы о преп. Серафиме Саровском и творениях св. Иоанна Лествичника. Осенью 1925 года он представил доклад «Против общей исповеди» митрополиту Петру (Полянскому) и по его благословению провел Великим постом 1926 года шесть чтений «О Таинстве покаяния и его истории». Летом вместе с общиной отец Валентин совершил паломничество в Саров и Дивеево, где получил предсказание блж. Марии (Фединой) о переходе в другой храм. Через месяц он стал исполняющим обязанности настоятеля храма свт. Николая Чудотворца на Ильинке («Никола Большой Крест»), а еще через полгода – настоятелем.

В январе 1928 года по благословению епископа Димитрия (Любимова) разорвал каноническое и молитвенное общение с митр. Сергием (Страгородским) и вышел из его юрисдикции вместе с паствой. Провел с возросшей и окрепшей общиной двадцать бесед о монастыре в миру (основной идее своего служения и задаче современной церковной эпохи), под которым понимал духовную преграду внешним соблазнам жизни и борьбу с внутренними страстями. На Пасху 1928 года отец Валентин был арестован за неприятие так называемой «Декларации», выражавшей позитивное отношение к советской власти части иерархов, и сослан в Тракт-Ужет (ныне Красноярский край). В итоговом труде «Диалоги» он дал цельное изложение христианского мировоззрения; используя метод Сократа, вскрыл противоречия принципов позитивизма и показал необходимость веры в познании истины.

Перед смертью, не изменив мнения о «компромиссах, граничащих с преступлением», отец Валентин умолял патриаршего местоблюстителя о воссоединении со святой Православной Церковью получил прощение. Последний наказ отца Валентина выражал «открывшуюся вполне истину»: не признавать законного первого епископа можно только тогда, когда он извращает догматы веры.

Протоиерей Валентин скончался 20 октября 1931 года в больнице Канска после долгих мучений от каменно-почечной болезни. 9 ноября на отпевании в Москве при огромном стечении народа тело было обнаружено нетленным⁷²⁴. Могила находится на Введенском (Немецком) кладбище Москвы – участок 5/7, слева от главного входа.

Как ни парадоксально, но имя Свенцицкого до их пор отсутствует в учебных курсах по философии и современному богословию⁷²⁵. Его игнорируют в энциклопедических изданиях при обзоре суждений российских мыслителей о каком-либо концепте (свобода, вера, смерть, красота, соборность). Не упоминаются ни оригинальный христианский персонализм, ни вклад Свенцицкого в философию истории и теорию познания. Несмотря на огромную популярность и духовную ценность «Диалогов» (совокупный тираж за пятнадцать лет – 125 тысяч экземпляров), приводящих в Церковь взыскующих истины, пока не появилось ни единой критической работы, посвященной великому апологетическому труду; научного осмысления одной из ярчайших православных книг XX века попросту нет. Что уж говорить о прочих его сочинениях, например критике толстовства: студентов ПСТГУ по этому вопросу знакомят с мнением кого угодно, кроме Свенцицкого, как будто нет трех его статей, подробно разбирающих «религию здравого смысла» (Т. 2. С. 324–360). В многочисленных учебных пособиях и монографиях по новейшей истории нашей Церкви рассматриваются и кощунства Розанова, и болтанка Бердяева, и ересь Булгакова, и модернизм Флоренского, но для православных идей Свенцицкого там места не находится. Вообще никакого упоминания – фигура умолчания. Фактически, он предан забвению в академических кругах; так мы обкрадываем себя и будущие поколения. Для живущих не в советские времена, не при информационном голоде и внешней цензуре это непростительно.

По меткому выражению С. В. Мироненко, «чтобы познать историю, надо разрушить мифы». В отношении Свенцицкого это значит преодолеть не имеющую ничего общего с действительностью схему «был черненьким, стал беленьким» (или наоборот, в зависимости от полюсов). Истинный масштаб православного мыслителя и писателя станет очевиден только после знакомства с его творчеством. Необходимость в пристальном изучении его трудов для православной культуры, для нашего духа назрела давно. Сейчас, когда литературное наследие отца Валентина издается в должном объеме и с соответствующим справочным аппаратом, к этому не остается препятствий... кроме указанных в эпиграфе. А историки, искажавшие его идеи⁷²⁶, должны порадеть о научной репутации и дезавуировать свои оценки, представив объективный взгляд. «В этом вопросе нельзя ничем иным руководствоваться, кроме совести. Это страшно, это непосильно человеку – совесть. Она возлагает такие ужасающие бремена, но без нее нельзя жить» (прот. Валентин Свенцицкий).