Отдел второй

Во втором отделе преподобный Нил показывает, в частности, как вести нам внутреннюю брань против каждого из осьми греховных помыслов и страстей, от которых рождаются все прочие, именно: против чревообъядения, против помысла блуда, против страсти сребролюбия, против страсти гнева, против духа печали, против духа уныния, против страсти тщеславия, против помыслов гордостных.

Говоря о борьбе и победе над осмью главными страстными помыслами, святой Нил учит нас, что война с лукавыми помыслами ведется и победа в борьбе одерживается, по словам отцов, различным образом, смотря по мере и степени нравственного совершенства подвизающихся, именно: через молитву на помыслы, через пререкание им, через уничижение их и отгнание. Уничижать, подавлять и отгонять помыслы могут только совершеннейшие, пререкать им или противуотвещать – преуспевшие, новоначальным же и немощным надлежит молиться на них и переводить – превращать их на добрые, как повелевает святой Исаак: в образе добродетелей предукрадати страсти, или как говорит Петр Дамаскин: благий прилог к мыслям дело уготованно да имать. Так говорили и другие отцы. Итак, когда нас обуревают помыслы, так что мы не в состоянии бываем, в мире и внутренней тишине, совершать молитву, тогда надобно молиться на самые помыслы и лукавые прелагать на полезные. А как именно молиться на тот или другой помысл, и как, прелагать злой на добрый, о сем представим Святые Писания.

Святые отцы сказали, что главных страстных помыслов, от которых и прочие многие родятся, восемь: а) чревообъядный б) блудный в) сребролюбивый г) гневный д) печальный е) уныния ж) тщеславный з) гордостный

Итак, как первым из всех помыслов отцы положили чревообъядный, то и мы скажем о нем прежде, дабы нам неразумным не переменить чина премудрых: делаем так, следуя словам святых отцов.

1. Мера пищи

2. Время пищи

3. Различие пищи

4. Различие тел

Велик наш подвиг в борьбе с духом блудным и крайне труден – лют зело; ибо борьба эта обнимает и душу и тело – все существо наше, поэтому нужно нам крепко и непрестанно стараться о том, чтобы бодренно и неусыпно соблюдать сердце свое от блудных мыслей, а особенно – в святые праздники, когда готовимся причаститься Святых Таин: в это время враг всячески силится осквернить нашу совесть.

Но когда стужают нам блудные помыслы, тогда надобно оживлять в себе страх Божии, приводить себе на память то, что от Бога ничто не может быть утаено, ни даже самое тонкое движение сердца, и что Господь есть Судия и Взыскатель за все – даже самое тайное и сокровенное. Должно тогда оживить в памяти своей и то обещание, которое изрекли мы перед Ангелами и человеками, обещание пребыть в целомудрии и чистоте.

Целомудрие и чистота не ко внешнему только житию относятся, но обителью целомудрия должен быть потаенный сердца человек, соблюдающий себя от скверных помыслов: сие-то перед Богом многоценно и вселюбезно, а кто часто предается блудным мыслям и сквернит себя ими, тот любодействует в сердце своем, сказали отцы, – и если не соблюдает себя, то от мыслей и к самому делу приходит. А сколь велико бедствие – это самое дело – видно из того, что ни один грех не называется таким именем, каким сей грех называется у отцов: они именуют его падением; ибо впадший в него становится бездерзновенен и сильно влечется к отчаянию.

Во время брани против блуда, думаю, полезно размышлять о себе самом, о том образе и звании, в каком находимся, размышлять, что мы облечены в образ Ангельский: как же дерзнем попрать совесть нашу и уничтожить носимый нами Ангельский образ мерзостью блудной? Вспомним еще о стыде и сраме перед людьми; ибо и этим представлением стыда и срама можем отразить студное и гнусное намерение. В самом деле, вообразим себе, что мы застигнуты кем-либо в сквернодействе: не пожелали бы мы тогда лучше умереть, чем оказаться в таком сраме? Так и иными способами постараемся отсекать нечистые помыслы.

Главное же и сильное и победоносное оружие против духа нечистоты состоит в прилежной молитве к Господу Богу, как учат святые отцы. Святой Максим Исповедник наставляет вооружиться на блудные помыслы молитвой, заимствуя слова для молитвы у псалмопевца Давида: «Изгонящии мя ныне обыдоша мя» (Пс. 16, 11); «радосте моя, избави мя от обышедших мя» (Пс. 31, 7). И святой Иоанн Лествичник, говоря об этом же предмете, представляет свидетеля, молившегося на помыслы блудные так: «Боже, в помощь мою вонми» (Пс. 69, 1) и т. п.

Нужно при этом призывать на помощь тех святых, которые известны особенными подвигами и трудами в сохранении чистоты и целомудрия, как например, Даниил Скитский одному брату, ратуемому от блуда, велел помолиться и призвать на помощь мученицу Фомаиду, убитую за целомудрие, и сказать так: «Боже, за молитвы мученицы Фомаиды, помози ми!» И боримый брат, помолясь так у гроба мученицы, тотчас избавлен был от блудной страсти. Имея такие свидетельства, будем и мы молиться и призывать на помощь тех, о которых в Святом Писании говорится, что они подвизались о целомудрии и чистоте.

Если же брань сильно належит, то, встав и простирая очи и руки на небо, помолися, как повелел Григорий Синаит, и Бог отгонит помыслы. Молись же так, как говорит святой Исаак: «Ты силен еси Господи и Твой есть подвиг: Ты и ратуй и победи в том, Господи, за нас». И как Иоанн Лествичник научает: «Возопий к могущему спасти тебя, не хитро сложенными словами, но смиренным и простым вещанием – помилуй мя, Господи, яко немощен есмь! И познаешь силу Вышнего и невидимых врагов невидимо отженешь. Всегда бей ратников Именем Иисусовым; ибо крепче этого оружия не найдешь ни на небе, ни на земле».

По замечанию Иоанна Лествичника, бес назирает за нами, и в то время, когда заметит, что мы не можем вооружиться против него молитвой телесне, т.е. помолиться и внешне и внутренне, тогда особенно нападает на нас. Внимай же бдительно и не ослабевай в молитве особенно в то время, когда смущают тебя скверные помыслы, как сказали мы. Возводи око телесное, или душевное, как тебе удобнее будет по времени и по мере силы твоей; и если будешь это делать, опытом познаешь, что Силой Вышняго и невидимой помощью они крепко побеждаются. Если же обленишься, то потом постыдишься, как побежденный от них и имеющий оскверненную совесть.

Нужно же нам знать и то дьявольское ухищрение, сказали отцы, которым он влагает в ум наш мысли и воспоминания о женских и юных доброзрачных лицах, чтобы тотчас же отсекать их, хотя бы лица те были благочестивые какие и по-видимому не могли возбуждать страсти; ибо если замедлишь, то злой прелестник удобно превратит и облечет эти мысли в скверные и мерзкие похоти. Бывает иногда, что и сами мы на блудные помыслы огорчаваемся и, размышляя о них, зазираем себя в том, что желаем такой гнусности, которая свойственна одним только бессловесным, даже обуреваемся тем, что, будучи противоестественно, и скоту чуждо... Но в таких чувствованиях, особенно новоначальным, нужно хранить себя, чтобы долго думая о том, под предлогом борьбы, не оказаться исполнителями страсти. Поэтому безопаснее для нас отсекать прилоги – начало помысла. Вступать же с ними в брань свойственно сильным, которые привыкли благоугодно разграничивать эти помыслы.

Наконец, сохраняй себя от собеседования с женщинами и от взирания на них; удаляйся также от сожительства с юными, женовидными и красивыми лицами, и от взоров на них удерживайся; ибо это есть сеть диавола на иноков, как сказал некто из отцов. И, если можно, не бывай с ними наедине, говорит святой Василий Великий, – ни в нужной потребе; ибо ничего нет нужнее для тебя души твоей, за которую Христос умер и воскрес... И не желай слушать от кого-либо непристойных разговоров, которые возбуждают страсти.

Недуг сребролюбия приходит отвне нашего естества и бывает от маловерия и неразумия, – сказали отцы. Поэтому и подвиг против него невелик бывает у тех, кои внимают себе со страхом Божиим и истинно желают спастись. Но если этот недуг укоренится в нас, то бывает злее всех других недугов; и если подчинимся ему, в такую пагубу приводит, что Апостол назвал его не только корнем всякого зла – гнева, скорби и проч., но и идолослужением (1Тим. 6, 10; Кол. 3, 5). Многие из-за сребролюбия не только от благочестивой жизни отпали, но и в вере погрешив, душою и телом погибли, как говорится в Святом Писании. И отцы сказали, что «собирающий злато и сребро и уповающий на него – обнаруживает этим свое неверие в ту истину, что Бог печется о нем». И то еще говорит Святое Писание, что если кто порабощен – или гордостью, или сребролюбием – какой-нибудь одной из этих страстей, то бес уже не борет его иной какой-нибудь страстью, потому что и этой одной достаточно для его погибели. Поэтому всячески надлежит ограждать себя от столь гибельной и душетленной страсти, прося Господа Бога, да отженет от нас дух сребролюбия… Не только золота, серебра и имений подобает нам отчуждаться, но и всяких вещей, кроме нужных для употребления – одежды, обуви, келлии, посуды и орудия для рукоделия; и это все имеет немногоценное, неукрашенное, удобно приобретаемое и несоединенное с какими-либо заботами и беспокойством, дабы не впасть нам в мирские связи. Истинная победа над сребролюбием и вообще вещелюбием состоит в том, чтобы не только иметь, но и не желать никаких стяжаний. Это приводит нас к душевной чистоте.

Если нас томит гневный помысл, понуждая к злопамятству и поощряя к ярости, чтобы воздать зло оскорбившему нас; тогда мы должны припомнить слова Господа: «Аще не отпустите кийждо брату своему от сердец ваших прегрешения их, ни Отец ваш Небесный не простит вам согрешений ваших» (Мф. 18, 35; Мк. 11, 26). Итак, всякий, кто хочет получить отпущение своих согрешений, прежде сам должен от сердца простить брата своего; ибо Господь повелел просить оставления долгов, якоже и мы оставляем. Ясно, что если мы сами не оставим, то и нам не оставится (Мф. 6, 12, 15); так надобно разуметь сие, что если даже мы думаем благотворить, но не отлагаем гнева, то это неприятно Богу. Отцы говорили: «Гневливый если и мертвого воскресит, молитва его неприятна», – не потому так говорили отцы, чтобы гневливый мог воскресить, но чтобы показать мерзость, его молитвы.

Поэтому нам никак не должно гневаться, ни творить зло брату не только делом или словом, но и видом, ибо иной может и одним взором оскорбить брата своего, а следует гневные помыслы немедля отметать. Великая над ними победа бывает, когда мы молимся за оскорбившего нас брата, как повелевает авва Дорофей, такими словами: «Помоги, Господи, брату моему и, ради его молитв, помилуй и меня грешного». Молитва за брата есть любовь и милование, а призывать на помощь его молитву есть смирение; и так исполняется закон Господа: «Любите враги ваша, благословите кленущия вы, добро творите ненавидящим вас и молитеся за творящих вам напасть» (Мф. 5, 44). Исполняющему сие Господь обещал такое воздаяние, которое выше всех прочих обетовании, обещал не Царство только Небесное, не утешение только и радость, как прочим, но сыноположение: "Будете, – сказал Он, – сынове Отца вашего, Иже на небесех» (Мф. 5, 45).

Сам Господь, давши нам сию заповедь, научает нас и Своим примером, дабы мы по силе подражали Ему. Сколько зла претерпел Он от иудеев нас ради грешных, и не только не прогневался на них, но молился за них Отцу: «Отче, отпусти им: не ведают бо что творят» (Лк. 23, 34). И все святые, шествовавшие путем сим, обрели благодать; ибо не только не воздавали зла оскорбившим их, но молились о них, покрывая их недостатки, и радовались их исправлению, когда они приходили в чувство, и наставляли их с милостью и любовью.

Не мал подвиг в борьбе с духом печали, ибо он ввергает душу в погибель и отчаяние. Если скорбь нанесена от людей, должно претерпевать ее благодушно, и за того, кто причинил ее, молиться, как сказано выше, твердо ведая, что все бывающее с нами не без Промысла Божия бывает, и что вообще Бог все, что ни посылает нам, посылает на пользу и на спасение душ наших. И если посылаемое не представляется нам полезным в настоящее время, то последствия ясно покажут, что истинно полезно нам не то, чего сами желаем, но то, что устрояет Бог. Посему не должно нам увлекаться человеческими помыслами, но веровать вседушно, что око Господне все видит, что без Его воли ничто не может с нами случиться, и что искушения посылает Он на нас по Своей благости, чтобы, претерпев их, мы приняли от Него венцы.

Без искушений никто никогда не может получить венца; поэтому, будучи искушаемы, будем о всем благодарить Бога – Благодетеля и Спасителя нашего. «Уста всегда благодарные, – говорит святой Исаак, – удостаиваются благословения от Бога и в сердце благодарящее входит благодать». Всячески же нужно удерживаться от ропота на оскорбивших; ибо тот же святой отец говорит, что Бог все немощи человека терпит, но того, кто всегда ропщет, без наказания не оставит.

Но скорбь о грехах, полезную нам в покаянии, необходимо иметь, только с доброй надеждой на Бога, в уверенности, что нет греха, побеждающего милосердие Божие, что оно все прощает кающимся и молящимся. Эта скорбь соединена бывает с радостью, делает человека усердным ко всякому добру и во всякой болезни терпеливым: «Печаль бо яже по Бозе, – сказал Апостол, – покаяние нераскаянно – неотложно – во спасение соделавает» (2Кор. 7, 10). Скорбь же противоположную сей печали, скорбь, причиняемую нам от бесов, всячески нужно изгонять из сердца, как и другие злые страсти, изгонять молитвой и чтением, упразднять ее общением и беседами с людьми духовной жизни. Ибо скорбь, которая не по Бозе, бывает корнем всякого зла; и если надолго пребудет в нас, то скоро, приняв вид нечаяния, превратившись в отчаяние, делает душу пустой и унылой, некрепкой и нетерпеливой, к молитве и чтению ленивой.

Если возобладает нами уныние, то душе предлежит великий подвиг. Лют сей дух, жесток дух уныния, а в соединении с духом скорби, когда споспешествует, помогает сему последнему, он бывает еще лютее и тягостнее. Борьба с этим духом особенно сильна бывает у тех, которые живут в безмолвии.

Когда воздвигнутся на душу жестокие волны уныния, человек теряет надежду видеть когда-нибудь конец их, а враг при этом влагает ему убийственную мысль, что великое его страдание, в настоящее время, впоследствии еще больше увеличится, что он оставлен от Бога, что Бог о нем уже не печется, что все это с ним случилось без Промысла Божия, и что ему только одному приключилось это, а у других этого никогда не было и не бывает.

Но не так это, не так. Бог, как чадолюбивый Отец, не нас только грешных, но и святых Своих, от века Ему благоугодивших, как детей Своих, поражал духовным жезлом, по любви к ним, чтобы более преуспевали в добродетелях. Но такое тяжкое состояние духа скоро непременно изменяется; за ним следует посещение милости Божией и утешение. Как в этот злолютый час человек не думает уже, что он возможет долее пребывать в своем добром подвиге: враг все доброе представляет ему отвратительным; так по миновании сего часа все для него просветляется, все делается приятным; все скорбное исчезает как будто его и не было, он опять находит себя усердным к доброделанию, и удивляется изменению своему на лучшее. Тогда решимость его жить свято и богоугодно становится тверже, вследствие уверенности, что Бог Своей милостью все строит ему на пользу и искушения наводит единственно из любви к нему, для его усовершенствования. И еще больше воспламеняется любовью к Богу, узнав несомненно, яко верен Господь и никогда не попускает на нас искушений выше сил наших (1Кор. 10, 13).

Без Божия попущения враг ничего не может нам сделать: он опечаливает дух наш не столько, сколько бы ему хотелось, но сколько попустит ему Бог. Уразумев это из собственных опытов, инок более и более умудряется переменами, происходящими с его духом, и доблестно претерпевает всякое скорбное нанесение, зная, что ничем так не может доказать любви своей к Богу, как благодушным перенесением скорбей и что это возводит его к высшему совершенству. «Ничто столько не уготовляет иноку венцов, как уныние, если он – и при нем – неослабно понуждает себя к Божественному деланию», – сказал Иоанн Лествичник.

Когда настанет страшная брань от духа уныния, тогда надобно крепко оградить себя от духа неблагодарности, опасаясь, чтобы не впасть в хуление; ибо враг во время уныния усиливается сразить душу именно этим оружием, т.е. оружением хулы и неблагодарности. Человек, одолеваемый унынием, по внушению врага, исполняется сомнения, страха и отчаяния, что он не может быть помилован от Бога, не может получить прощения грехов, избавления от вечных мук и спасения. Многие тогда и другие худые помыслы вторгаются в душу, которых описать нельзя, и не отступают от нее ни во время, ни после чтения и службы. Все усилие тогда нужно употребить иноку – подвижнику, чтобы не придти в отчаяние и не вознерадеть о молитве. Сколько силы есть надлежит тогда молиться, и в молитве сей весьма полезно повергаться лицом на землю.

Да молится же унывающий, по наставлению Варсонофия Великого, так: «Господи, виждь скорбь мою, и помилуй мя! Боже, помози мне грешному!» Или по научению Симеона Нового Богослова так: «Не попусти на меня, Владыко, искушение или скорбь, или болезнь свыше силы моей; но избавь от них, или даруй мне крепость перенести их с благодарением!» Иногда же молиться так, как Григорий Синаит велел молиться на сию страсть, т.е. возведши очи на небо и простерши руки на высоту; ибо две эти страсти – блуд и уныние – назвал он (Григорий) жестокими. К молитве приложи чтение и рукоделие, сколько можно, понуждая себя к ним; ибо то и другое великую подают помощь в борьбе сей. Бывает же, что и за всем этим, не бывает облегчения от этой страсти – лютого уныния, тогда настает великая нужда, и много нужно крепости, и изо всей силы вопить в молитве.

А против духа неблагодарности и хулы говори так: «Иди за мною, сатано: Господу Богу моему поклонюся и Тому единому послужу, и все горькое для меня и прискорбное приемлю с чувством благодарения, как ниспосланное от Него, для очищения грехов моих, как написано: «гнев Господен подыму, яко согреших Ему» (Мих. 7, 9). Тебе самому на твою голову неблагодарение и хула да обратятся, и тебе да вменит их Господь. Отступи убо от меня, Бог, создавший меня по образу Своему и по подобию, да низложит и да отженет тебя!»

Если же и после сего не перестанет стужать этот дух, перенеси мысль свою на иной какой предмет – Божественный или и человеческий. Прежде же всего, душа, хотящая угодить Богу, да возьмется крепко и держится терпения и упования, как пишет святой Макарий. Ибо хитрость вражеской злобы для того и наводит на нас уныние, чтобы лишить душу упования на Бога. Но Бог никогда не допускает, чтобы душу, уповающую на Него, одолели напасти, ибо знает все немощи наши. Если и люди знают, какую тяжесть может понести лошак, какую осел, какую верблюд, и налагают на каждого по силе его; если и горшечник знает, сколько времени нужно держать на огне делаемые им сосуды, чтобы излишне передержанные – не потрескались, а недодержанные – не оказались слабыми; если и в людях есть довольно на их дела рассуждения, не тем ли более разум Божий ведает, какое какой душе навести искушение, чтобы сделать ее годной и способной к Небесному Царствию и удостоить ее не только будущей славы, но и здесь – утешения от Святого Духа. Зная это, да терпим все доблестно и безмолвно, сидя внутрь своей келлии.

Правда, иногда бывает крайняя нужда, как говорит святой Василий Великий, войти в общение и собеседование с каким-либо опытным и назидательным человеком, ибо благовременное и благонамеренное посещение такого человека и беседа с ним в меру, т.е. без празднословия и многословия, могут не только изгнать из души уныние, в ней гнездящееся, но и, доставив ей некоторый отдых, придать силы и усердия к дальнейшему подвигу в благочестии; но отцы, уразумев дело из собственного опыта, говорят, что в часы искушения лучше пребывать в келлии, неисходно безмолствуя.

Много и бдительно мы должны наблюдать за духом тщеславия; ибо он весьма сокровенно, со всяким ухищрением, вкрадывается в наши намерения и действия, преграждает иноку путь к истинному преспеянию и силится исказить и извратить дело наше так, чтобы оно было не для Бога, но из тщеславия и человекоугодия. Поэтому нужно нам во всякое время строго испытывать себя и свои упражнения – внешние и мысленные: для Бога ли и для пользы ли душевной они совершаются? Надлежит всячески избегать похвал человеческих и, памятуя сказанное святым Давидом: Господь рассыпа кости человекоугодников (Пс. 52, 6), отгонять всякий льстивый помысл, внушающий сделать что-либо по человекоугодию. Так вседушно да утверждаем помысл свой, чтобы все творить нам по Бозе!

Если же кто, при всем желании своем так вести себя, побеждается иногда помыслом тщеславия против воли своей, таковой пусть исповедает помысл свой в молитве к Господу, и да преложит его на противное, смиряя и уничижая себя; и Сердцеведец, перед Коим открыта душа наша и всякое в ней движение, простит и не вменит нам его.

В борьбе с помыслом тщеславия нужно так поступать: когда почувствует побуждение чем-либо потщеславиться, тогда вспомним свои слезы и страшное оное предстояние наше перед Богом в особой нашей молитве, если имеем их. Если же нет у нас ни того, ни другого, представим себе исход наш из сего мира, и бесстыдное тщеславие этим отгонится. Если же и за сим оно гнездится в нас, убоимся – по крайней мере – того срама, который последует за тщеславием; ибо «возносящийся, еще здесь, прежде будущего века, не избежит унижения», – говорит святой Иоанн Лествичник.

А когда кто-либо станет нас хвалить, и своей похвалой, при содействии врага невидимого и собственного нашего ослепленного сердца, породит в нас мысль, что мы достойны чести и повышения, и способны к занятию высоких мест, тотчас же вспомним себе множество и тяжесть согрешений наших, или одно только из них, наиболее гнусное, вообразим в уме нашем и скажем себе: суди, достойны ли похвалы и чести так поступавшие!.. Тогда вдруг увидим себя совершенно нестоющими никакой и ничьей похвалы, и внушения бесовские отразятся и смущать нас более не станут, – сказал Никита Стифат. Если же нет в тебе больших и студных грехов, то помысли о том, сколь широка, совершенна и многообъемлюща всякая заповедь Господня, и увидишь, что все твое подвижничество – капля в сравнении с обширным морем.

Так, всегда заботясь, будем всячески хранить себя от тщеславия. Если же не будем трезвиться, но часто склоняться к тщеславным помыслам, то, укоренясь, они породят в нас презорство и гордость – начало и конец всякому злу.

Что сказать о презорстве и гордыне? Имена у них различны, а, в сущности, они – одно и тоже: и гордыня, и презорство, и высокосердие, и кичение – все они преокаянны, как говорит Писание: «Бог гордым противится» и: «Мерзок есть перед Господем всяк высокосердый» (Притч. 3:34, 16:5), – и нечист именуется.

Имеющий сопротивником своим Бога, мерзкий и нечистый перед Ним, где, в чем, когда и какое может обресть благо? От кого получит милость? И кто очистит его? Горестно и говорить об этом... Кто поработил себя сей страсти – гордости, тот сам для себя и бес и враг, тот в себе самом носит скорую гибель. Итак, будем бояться и страшиться гордыни, будем отревать, отгонять ее от себя всевозможно, всегда памятуя, что без помощи Божией никакое добро не может быть сделано, что если оставлены будем от Бога, то, подобно тому, как лист колеблется, или как прах возметается вихрем, – будем мы смятены и поруганы от диавола и сделаемся от людей предметом плача. Уразумев это, всеми мерами постараемся жизнь нашу проходить в смирении.

Желающему обучиться смирению, этой божественной науке, во-первых, нужно ставить себя ниже всех, т.е. почитать себя хуже и грешнее всех людей, сквернее всех тварей, потому что вышел из порядка, указанного всякому естеству тварей, и хуже самых бесов, потому что и они преследуют нас и побеждают; во-вторых, избирать всегда последнее место и на трапезах и в собрании посреди братии, носить худшую одежду, любить черные и низкие работы, при встрече с братией каждого предварять низким и чистосердечным поклоном, любить молчание, не быть велеречивым в собеседованиях, избегать спорливости и противоречий, быть в трудах, не выказывать себя, не любить делать напоказ, и не настаивать на своем слове, хотя бы оно казалось справедливым; ибо «у новоначальных внутренний человек сообразен с внешним», – сказали отцы. «Если же внешний не благоустроен, не доверяй благоустроению и внутреннего человека», – говорит святой Василий Великий.

Святой Григорий Синаит говорит, что «тщеславие и гордость низлагаются, а смирение рождается и возрастает от самоукорения, выражаемого такими, например, словами: Верно ли я знаю грехи других, какие они и сколько их? И превышают ли они мои беззакония, или с ними равняются? Не ниже ли всех мы, о душа моя, по невежеству своему? И не то же ли мы, что земля и прах под ногами их? Не должны ли мы почитать себя хуже всех тварей, потому что всякая тварь сохранила то, что даровано естеству ее Творцом, а мы через свои беззакония потеряли все совершенства и назначение, свойственные нам по природе? По истине – и звери и скоты честнее меня грешного. По истине – я ниже всего, потому что я осужденник и ад уготован мне еще прежде моей смерти. Но кто не восчувствует и того, что он грешник, тот горше самых бесов, как их раб, послушник и сожитель их, имеющий сойти к ним во тьму бездны... Воистину – всякий, кто во власти бесов, тот горше и злосчастнее их самих. С ними ты, окаянная душа, низринулась в бездну.., а поэтому, будучи жертвой тления, ада и бездны, как ты прельщаешься умом своим и почитаешь себя праведной, будучи греховна, скверна и по злым делам своим бесподобна!.. Увы тебе, пес нечистый и всескверный, в огонь и тьму кромешную осужденный! Горе прельщению и заблуждению твоему, о злобесне!»

Все это говорится о гордости иноческой в собственном смысле, когда гордостный помысл входит в душу человека вследствие того, что он много потрудился, много подвизался, много претерпел озлоблений на пути добродетели, или ради благоговейного жития. Но есть еще гордыня, свойственная только мирским людям, когда кто-либо тщеславится званием и преимуществами монастыря, или многочисленностью братства, – сказали отцы. А гордость тех, которые гордятся множеством сел и имений монастырских, или известностью в мире и знакомствами, не знаю, как и назвать, – говорит преподобный Нил. Есть между иноками и такие, которые высятся перед прочими ничимже – ничего своего не имея, т.е. хорошим голосом, способным к пению, или языком, годным для звучного чтения и произношения. Какая честь и похвала от Бога человеку за то, что составляет не его собственность, не от его воли зависит, а от природы?! Некоторые еще тщеславятся искусством в рукоделии: суд о них таков же. Иные кичатся известностью в мире родителей своих, или славой родственников, или и тем, что сами до поступления в иночество находились в почестях и в числе сановников. Это крайнее безумие, ибо все сие надлежало бы скрывать. А кто, и по отречении своем от мира, стал бы домогаться славы, искать и принимать почести от людей – стыд ему! Такового чествования надобно скорее стыдиться, а не воздыматься им. Заискиваемое прославление для инока – не слава, а студ: сих слава студ есть.

Если кто-либо, ради добродетельного жития своего, будет нагло стужаем и борим от помыслов тщеславия и гордости, то нужно знать ему, что для побеждения этих помыслов нет более сильного оружия, кроме молитвы к Господу Богу. Боримому нужно из глубины души взывать: «Господи, Владыко и Боже мой! Дух тщеславия и гордыни отжени от меня; дух же смирения даруй ми, рабу Твоему!» А вместе с этим и укорять себя нужно, как сказано выше, ибо Лествичник, как бы от лица тщеславия и гордости, говорит: «Ежели сам себя чаще перед Господом укорять будешь, – нас как паутину расторгнешь».

Гордостью, впрочем, святой Исаак не то называет, когда гордостная мысль только пробежит в уме, не порабощая его и не задерживаясь в нем; ибо за один невольный помысл Бог не осуждает и не наказывает. Если человек, как скоро явится в душе гордостная мысль, тотчас же отринет ее страстные движения, то это не что иное, как поползновение, за которое Господь не истязует. Но гордыня собственно есть то, когда человек гордостные помыслы принимает как будто приличные и достодолжные и не почитает их за губительные и богопротивные. Верх же гордости, когда страсть сия обнаруживается и в словах и в делах: это не останется без осуждения. Так и о тщеславии и вообще, о каждой страсти говорят отцы.