Несколько слов о новейших событиях в расколе

Скоро исполнится пять лет, как старообрядческие духовные власти издали (24 февраля 1862г.) свое знаменитое Окружное послание, это были целые пять лет постоянной борьбы между защитниками выраженных в послании здравых понятий о церкви и ярыми поборниками старого раскольничьего фанатизма, пять лет непрерывных волнений и раздоров в старообрядчестве, распространившихся повсюду, до крайних пределов старообрядческого миpa. Трудно отыскать теперь счастливый уголок, обитаемый старообрядцами, в котором не знали бы Окружного послания и не ратовали за или против него, где в самом незначительном старообрядческом обществе не имело бы оно и своих защитников и своих горячих противников. По мере возможности мы следили за ходом этого, возбужденного окружным посланием, великого движения, в расколе и в свое время сообщали о нем довольно полные известия¹. Наша летопись доведена была только до конца 1865 года, особенно богатого замечательными событиями в современной нам истории старообрядчества. Но и минувший недавно 1866-й год нескуден подобными событиями. В прочем излагать их подробно мы теперь не станем; мы намерены только сделать замечания о происшествиях самого недавнего времени, которым доселе составляют предмет оживленных толков между старообрядцами и действительно вызывают на размышление.

События, которые имеем в виду, уже описаны в Современной Летописи (№ 43 1866 г.), в письмах из Серета и Ясс. Но так, как они изложены здесь не совсем в порядке и не вполне верно, то на основании полученных нами более достоверных сведений мы скажем сначала, как они происходили на самом деле.

Наблюдая за ходом пятилетних смут, раздирающих старообрядчество со времени издания Окружного послания, все сколько-нибудь рассудительные старообрядцы не могли не заметить, что поддержанию и усилению этих смут весьма много содействовал бесхарактерный и слабоумный Кирилл – митрополит белокриницкий. То изъявлял он согласие на выраженные в Окружном послании здравые учения (о имени Иисус, кресте четвероконечном и др.)², то вооружался против послания с новым ожесточением, то посылал мир и благословение епископам, приемлющим Окружное послание, то предавал их проклятию, отлучению и запрещению; мало этого, – как бы желая навсегда закрепить раздор между окружниками и неокружниками, тайком поставил для этих последних особого епископа – другого Антония. Этим безрассудным действием внес он еще больше разделенья в потрясенное раздором старообрядчество: с того времени, как по его милости явились у старообрядцев на одной и той же московской кафедре два Антония, споры и распри за Окружное послание сделались еще запутаннее и упорнее, чему опять – таки помогал со своей стороны все тот же Кирилл – митрополит переменными сделками то с одним Антонием, то с другим. Понятно после этого, что каждый, сколько-нибудь понимающей дело, старообрядец стал смотреть на Кирилла, как на одного из главных виновников пожирающего старообрядчество великого раздора; понятно, что так особенно должны были смотреть на него защитники Окружного послания, делу которых вредил он всего больше, ибо по своей продажности почти постоянно держал сторону «раздорников», заклятых врагов послания, понятно наконец и то, что всем рассудительным и благонамеренным старообрядцам, конечно из приемлющих Окружное послание (между не приемлющими таковых не имеется), стало желательно устранить каким – либо способом от участия в старообрядческих делах, первостепенного виновника раздоров. Не будь Кирилла, – рассуждали они, не издавай он своих бестолковых и возмутительных грамот: вражда из – за Окружного послания не достигла бы таких ужасающих размеров, прекратить ее было бы гораздо легче; можно бы надеяться даже сообщить посланию, хотя со временем, всю законную силу в старообрядчестве. Не нужно ли поэтому употребить все усилия, все законные меры, чтобы лишить Кирилла на будущее время всякого права – издавать свои безрассудные грамоты и делать какие – либо распоряженья по общим церковным делам у старообрядцев, – одним словом – нельзя ли окончательно устранить его от управления митрополией? Такая мысль действительно возникла в среде главных защитников Окружного послания. По тщательном и зрелом обсуждении, они нашли удобным следующий план для приведения этой мысли в исполнение. Прежде всего, полагали необходимо составить подробное и обстоятельное изложение всех противозаконных поступок Кирилла, с подведением соборных правил, определяющих меру наказания за каждый из таковых поступков: изложение это должно будет показать с несомненной очевидностью, что, по силе церковных правил, Кирилл митрополит не только не может оставаться долее в своем звании, но и подлежит конечному извержению из сана. Составленный таким образом обвинительный акт против Кирилла должен быть представлен на рассмотрение высшего старообрядческого духовенства не только российского, но и заграничного, для чего необходимо будет отправить за границу кого – либо из почетных и уважаемых в старообрядчестве лиц. Как скоро и русские и заграничные духовные власти старообрядцев, изъявят свое согласие со всем, изложенным в обвинительном акте, тогда, по соображению местных обстоятельств, избрать наиболее удобный способ для предъявления его самому Кириллу, при чем в виде снисхождения предложить сему последнему добровольно сложить с себя звание и власть митрополита, или же, если таким снисхождением он не пожелает воспользоваться, подвергнуть его низложению по точной силе церковных правил, о каковом решении и сообщить во всеобщее сведение. Осенью прошлого года решились приступить к осуществлению этого плана. Обвинительный акт против Кирилла был уже составлен. Трудолюбивый и многосведущий автор Окружного послания Иларион Георгиевич (Кабанов) приложил к нему все свое усердие; под его искусным и плодовитым пером это изложение благословных вин, возбраняющих Кириллу продолжать свое архипастырское служение, растянулось на целые сорок листов. Оставалось выбрать человека, которому можно было бы доверить эту драгоценную грамоту для доставления заграничным епископам, равно как поручить совершение всего дела за границей, и который согласился бы принять на себя такое нелегкое поручение. Выбор не трудно было сделать: общее внимание остановилось на человеке, весьма уважаемом всеми старообрядцами и однажды исполнившем уже подобное поручение – на Пафнутии Казанском, который в начале 1864 года, вместе с Иоасафом и Филаретом, ездил в Белую – Криницу за получением от Кирилла мирной грамоты и архипастырского послания³. Ради общей пользы старообрядчества, Пафнутий не отказался и теперь взять на себя новое, щекотливое поручение за границу. Так как прежних опытных руководителей назначить ему теперь было невозможно, то ему дали в спутники человека, тоже не раз бывавшего за границей и справедливо заслужившего у старообрядцев очень хорошую репутацию – инока Ипполита, состоящего в звании иеродиакона, при Балтовском епископе Варлааме.

В сентябре месяце, обвинительная против Кирилла грамота, подписанная Антонием первым (Шутовым) и членами состоящего при нем, духовного совета, также всеми находившимися тогда в Москве старообрядческими епископами⁴, была вручена Пафнутию, который в сопровождении Ипполита и отправился в предположенный путь. Благополучно перебравшись за границу, в турецкие и молдавские пределы, он имел здесь свидание с почетнейшими лицами из местного старообрядчества, только духовными, но и мирскими. Так как и здесь против Кирилла, за его безрассудность и продажность, вооружены были не меньше чем в Москве, то московский план все приняли охотно и изъявили полное согласие подтвердить привезенный Пафнутием обвинительный против Кирилла акт. Надлежало только обсудить теперь, каким образом предъявить его Кириллу, как и где произвести над ним суд. Признали за лучшее ехать прямо в Белую – Криницу, и таким образом совершенно неожиданно захватить там Кирилла и предупредить всякие с его стороны попытки уклониться от присутствия на соборе. А чтобы вполне обезопасить свое пребывание в австрийских пределах и самым действиям своим придать больше силы и значения, придумали испросить у буковинского областного начальства официальное дозволение отправиться в белокриницкую митрополию для устроения общим советом некоторых дел, касающихся исключительно старообрядческой духовной иepapxии, дозволенной к существованию как в Турции и Молдавии, так равно и в австрийских владениях, где при том, с разрешения императорского правительства, находится и самое ее средоточие. Имелся и человек способный и готовый принять на себя хлопоты пред австрийским правительством, известный некрасовский атаман Осип Семенов Гончаров, принимавшей некогда живое участие в учреждение белокриницкой иepapxии и теперь вместе с другом своим Славским епископом Аркадием, горячо принявшийся за дело о низложении нынешнего белокриницкого митрополита. Как старый и опытный раскольничий дипломат, имевший дело с турецким и русским правительствами и даже лично известный императору Наполеону III-му⁵, Гончаров кажется, не предвидел особенных затруднений устроить дело с австрийскими чиновниками.

Итак решено было для суда над Кириллом ехать в Белую – Криницу. К условленному времени, именно в первых числах ноября, прибыли в Яссы Аркадий архиепископ Валуйский, Аркадий епископ Славский в сопровождении Гончарова, Иустин епископ Тульчинский, настоятель Тисского монастыря архимандрит Евфросин, священноинок Илия и депутаты от некоторых старообрядческих селений. Отсюда все это почтенное общество направило путь, через Баташаны, к Буковинской границе. Но здесь оказалось, вопреки ожиданиям, что областное буковинское начальство вовсе нерасположено покровительствовать пребыванию в австрийских владениях целого общества старообрядцев, Бог знает с какою целью прибывших из Турции, Молдавии и даже из Poccии на просьбу их о дозволении отправиться в белокриницкую митрополию и особенно производить там какие – то дела последовал в Черновцах решительный отказ. Это однако же нисколько не смутило Гончарова. Как человек бывалый, он надеялся и без письменного позволения от буковинских властей побывать в Белой – Кринице и если не совсем устроить дело, за которым приехали, то по крайней мере лично повидаться с Кириллом, чтобы лично условиться, как вести дело дальше. Действительно, Гончаров успел прописать в Серете паспорта для себя и для своих спутников, и все общество судей Кирилловых явилось в Белую – Криницу, как они думали, совершенно неожиданно для ее обитателей.

Однако же их прибытие для Кирилла и клевретов его совершенной неожиданностью не было. В молдавском селении Формосе есть некто Прокоп Лаврентьев, русcкий выходец (уроженец посада Лужков, Черниговской губ.), человек весьма даровитый, умный и начитанный, но к удивлению фанатически преданный расколу и страшный ненавистник Окружного послания. Этот Прокоп Лаврентьев, будучи в Яссах в то самое время, когда съехалось туда почтенное собрание Кирилловых судей, успел проведать, с какими намерениями стремились они в митрополию, мало этого, хитрый раскольник сумел даже познакомиться с содержанием привезенного из Москвы обвинительного акта против Кирилла. Он – то немедленно и дал знать в Белую – Криницу, чтоб там ожидали незваных гостей, – известил и о том, для чего эти гости прибудут. Пока Гончаров в Серете хлопотал о паспортах, в Белой – Кринице успели получить Прокопово письмо, и таким образом судьям Кирилла, вопреки их ожиданию, не пришлось застать его врасплох, что было уже не совсем благоприятным для них обстоятельством. Но было и еще обстоятельство, о котором прибывшие в митрополию гости получили только какие – то смутные слухи и которое также не обещало хорошего для предстоявших им сношений с Кириллом. Не очень задолго до их приезда этот последний учинил подвиг такого рода, что, казалось, трудно было ожидать теперь, чтоб он вошел с ними даже в какие – либо объяснения. Вот в чем состояло дело. Когда защитники Окружного послания в Москве составляли план как бы лишить Кирилла возможности издавать новые безрассудные и возмутительные грамоты, в то же самое время и там же в Москве коноводы враждебной им «раздорнической» партии задумали напротив выманить у Кирилла новые такого рода грамоты с окончательным и самым решительным определением на «окружников» и на Окружное послание. Избавляя владыку Кирилла от непривычного ему сочинительского труда, главный законоучитель московских «раздорников» Давыд Антипов сам написал от его имени желаемые грамоты: одну к Антонию первому, другую к Антонию второму. Ниже приведем мы обе эти грамоты вполне, а теперь заметим только, что в них Антонию второму предоставлены все права действительного московского епископа, а первый Антоний, также Пафнутий Казанский и все защитники Окружного послания подвергнуты отлучению и анафеме, яко еретики, с которыми отселе не подобает иметь никакого общения и которые должны быть принимаемы не иначе как третьим чином. Грамоты, фабрикованные Давыдом Антиповым, были прочитаны им главным лицам раздорнической партии: у одного из них, М. А. Муравьева, в его конторе эти грамоты были окончательно исправлены и решено препроводить их к Кириллу для подписания, что собственно и требовалось от его особы. Для сей цели грамоты вручены были, пребывавшему тогда в Москве, российскому раскольничьему первоепископу Софронию Жирову, который должен был отправиться в куреневский монастырь и там вручить их протопопу Филиппу для дальнейшего препровождения по назначению. Филипп самолично поехал в Белую – Криницу и вручил грамоты, кому следовало. Надобно заметить, что «раздорники» в этом случае, как и во всех подобных, обратились главным образом не к самому Кириллу, которого презирают не меньше как и «окружники».

В Белой – Кринице у них есть преданный им, или лучше купленный ими усердный слуга и ходатай по делам, Белокриницкий мужик Акинф Васильев, друг и сподвижник известного Ефима Федоровича Крючкова⁶, успевший забрать в свои руки несчастного Кирилла, и делающего из него, что захочет. К нему – то собственно, по поручению «раздорников», протопоп Филипп и должен был обратиться с просьбою о Кирилловой подписи для сочиненных Давыдом Антиповым грамот. Они были вполне уверены, что Акинф Васильев, который, надобно заметить, в начале года и сам приезжал в Москву для личного свидания с раздорниками, обработает дело как нельзя лучше, и действительно не ошиблись в расчете: 26 октября обе грамоты благополучно возвратились обратно в Москву к Давыду Антипову, собственноручно подписанные Бело – криницким владыкой и законно утвержденные его печатью. Таков был новый подвиг, совершенный Кириллом. не очень задолго перед тем, как готовились судить его, чтобы навсегда лишить возможности совершать такого рода подвиги.

Итак судьи Кирилла прибыли в Белую – Криницу не в очень добрую для них пору. Кирилл уже знал о цели их прибытия и, по смыслу недавно изданных им грамот, мог даже отказаться от всякого сообщения с ними как отлученными за ересь. Этого однако же не случилось. Кирилл по обычаю принял их так, как будто ничего особенного между ними не случилось, и вообще вел себя в отношении к ним довольно лукаво, чего даже нельзя было и ожидать от Бело – Криницкого владыки⁷. Заботу выпроводить непрошенных гостей принял на себя, вместо Кирилла, господствующий ныне в митрополии Акипф Васильев. Когда все прибывшее общество собралось в келлии митрополита Кирилла и рассевшись чинно по местам вело беседу о разных предметах, в намерении перейти к главному: в келлию вошли под предводительством Акипфа трое представителей бело-криницкого липованского общества: Иван Попович, состоящий в должности дворника (старосты), Дей Парамонов и Василий Перепелка. Bсе они были пьяны, ибо Акипф позаботился заблаговременно угостить их надлежащим образом. Попович, как почетная особа, пожелал иметь место среди заседающих, и так как места были все заняты, то без церемонии подвинул Кирилла и сел на одном с ним стуле. Затем эти пьяные мужики в самых дерзких и не приличных выражениях потребовали от бело-криницких гостей, чтоб они немедленно убирались вон, если не хотят быть представленными по начальству; при чем Акинф прибавил, что Форштеру уже дано знать об них. В монастырь набралось также не мало любопытных посмотреть что будет. Дело принимало дурной оборот, и не будь воинственного Осипа Семенова, епископам и прочим духовным особам не избежать бы неприятностей. Гончаров заставил молчать горланов, торжественно провозгласив, что если они позволят себе обидеть прибывших в митрополию епископов, то об этом узнает вся Европа и Белой – Кринице придется жестоко поплатиться за их вину. Однако же, не смотря на всю отвагу знаменитого некрасовца, бело – криницкие гости почли за лучшее поскорее выехать из австрийских владений. Пред отъездом они объявили Кириллу, что так как делом, ради которого приезжали в митрополию, им здесь не позволили заняться, то приглашают его самого приехать в ближайший к молдавской границе город Баташаны, что дело касается лично его митрополита и что если он не явится, то они будут вынуждены постановить решение в его отсутствие.

И так все общество Кирилловых судей отправилось в Баташаны ожидать подсудимого. Надобно полагать, что они не слишком надеялись на прибытие этого подсудимого после того, что случилось в Белой – Кринице; и действительно напрасно ждали его целую неделю, коротая время в интимных беседах о смутных обстоятельствах современного старообрядчества, и в жарких спорах за Окружное послание Прокопом Лаврентьевым, который нарочно приехал из Формоса, чтобы присутствовать на соборе⁸. Однакоже спустя неделю к немалому удовольствию и вместе удивлению ожидающих, Кирилл явился в Баташаны. К этому путешествие убедил его главным образом, тот – же Прокоп Лаврентьев. Выпроводив гостей из Белой Криницы, Акинф немедленно послал Прокопу известие о всем, что у них происходило, и просил у него совета, ехать ли митрополиту в Баташаны. Прокоп отвечал, что ехать следует, дабы не подать противникам повода обвинить митрополита заочно, но что при этом необходимо принять некоторые предосторожности против действий епископов на соборе, – между прочим он советовал Кириллу не позволять, чтобы соборные рассуждения происходили пред Евангелием, что, как узнал он из обвинительного акта, предположено было сделать, дабы предать деяниям собора особенную важность. Прокоп извещал также, что сам явится в Баташаны. Акинф с своей стороны не находил никакой опасности для Кирилла ехать на собор: так удачно выпроводив судей из Белой – Кринице, он надеялся не дать Кирилла в обиду и в Баташанах, куда, само собою разумеется, считал обязанностью ему сопутствовать. Для лучшего ограждения своих интересов на соборе он только советовал Кириллу взять с собою двух духовных особ, очень ему близких, – пьяного бело-криницкого попа Никиту (Кириллова сына) и климоуцкого Степана лысого.

И вот послушный велениям Прокопа и Акинфа, Кирилл явился в Баташаны, к немалому, как мы сказали, удивлению и удовольствию ожидавших его епископов и прочих особ; но совсем иное впечатление произвел на них приезд его спутника Акинфа, причинившего им столько неприятностей в Белой-Кринице; общим советом они решили даже не допускать его, равно как и прочих мирян, до участия в соборных рассуждениях, чему и Кирилл не мог противиться. Акинфе также подчинился этому распоряжению, и в том чаянии, что его помощь скоро понадобится владыке Кириллу, отправился набирать между Баташанскими раскольниками людей, способных вместе с ним постоять за веру. Когда же именно понадобится его помощь, об этом он надеялся получить известие от своего достойного сподвижника попа Степана. Кстати заметим, здесь, что оба эти ратоборцы за раздорническую партию руководились единственно своими денежными расчетами и готовы были променять свои услуги на более выгодные предложения окружников, еслиб таковые были сделаны, о чем с наглой откровенностью даже говорили Пафнутий еще в Белой – Кринице: Степан просил с него только 600 карбованцев (целковых), чтобы все устроить по его желанию, но Акинф продавал себя несколько дороже, он говорил, что винокуровцы дают ему 1000 карбованцев, а так как окружников и больше и они богаче, то с них следует взять по крайней мере две. Пафнутий, конечно, отверг с негодованием такие бессовестные предложения.

Итак, наконец, 28 ноября, в Баташанах, в доме некоего Сидора Прокофьева, открыто было первое заседание собора, долженствовавшего положить конец девятнадцатилетнему господствованию Кирилла в звании Бело-криницкого и всех древлеправославных христиан митрополита. Как и следует в подобных случаях, хотели на приличном месте положить Евангелие; но Кирилл, предупрежденный Прокопом, решительно воспротивился этому.

– «Нет, говорил он, не треба Евангелия; я кажу, добре и так, – есть тут святые иконы.»

Сделали ему это снисхождение и предложили выслушать изложение дела, подлежащего соборному решению, то есть приступили к чтению обвинительного акта. Но едва успели прочесть введение к изложению проступков Кирилла, как поп Степан встал с своего места, молча вышел из комнаты, в которой происходило заседание, и бросился к другу своему Акинфу, который с набранной им и уже достаточно угощенной дружиной был наготове

– Что вы тут зеваете? – вопил поп Степан, ведь владыку – то нашего совсем решают.

И Акинф с товарищами немедленно отправился спасать своего злополучного владыку. Повторилось тоже, что происходило в Белой – Кринице: с шумом ворвались они в комнату, где заседали епископы, осыпали их бранью и угрозами, ничего не слушая, схватили Кирилла под руки и увезли в Формос, местопребывание Прокопа Лаврентьева. Все почтенное собрание Кирилловых судей снова повергнуто было в крайнее изумление и огорчение. Такого буйства и такой дерзости они не ожидали даже от клевретов Кирилла! Печальный опыт теперь ясно показал им, что о личном присутствии Кирилла на co6opе, по его делу, нечего больше и думать и что остается судить его заочно. В Баташанах, где пришлось им испытать такое оскорбление, они уже не хотели оставаться и поехали обратно в Яссы. Между тем как пребывали они в Яссах, собираясь приступить к соборному суду над Кириллом, этот последний находился в Формосе, и научаемый Прокопом, спешил предупредить их суд и сделал распоряжение о предании их самих новым всевозможным клятвам. Для составления запретительных грамот нашелся у него и достойный сочинитель – мануиловского монастыря инок – схимник Корнилий. 4, 5 и б декабря Кирилл подписал девять составленных им грамот, – именно 1) Аркадию Васлуйскому, с строгим выговором за участие с окружниками, 2) Аркадию Славскому, 3) Иустину Тульчинскому, 4) Пафнутию Казанскому, всем трем с запрещением священнодействия, 5) архимандриту Евфросину только с строгим выговором, 6) Ясскому протоиерею Георгию, 7) священноиноку Илии 8) Иеродиакону Ипполиту, всем трем также с запрещением священнодействия, и наконец 9) Ясскому обществу – с странным воспрещением освящать вновь отстроенную и совершенно приготовленную для освящения церковь. 6 декабря вечером все эти грамоты получены были в Яссах и возбудили против Кирилла новое, сильнейшее негодование, не только в духовенстве, но и во всем обществе Ясских старообрядцев, которое было особенно недовольно нелепым распоряжением Кирилла относительно новоустроенного храма. В этом именно храме, на следующий день, 7 – го декабря, собрался собор из всего находившегося в Ясах духовенства: здесь составлено и подписано всеми заявление на имя Кирилла, которым извещали его, что отселе по соборному решению, ему самому воспрещается священнодействовать и что суд над ним окончательный произведен будет вслед за этим по силе составленного в Москве обвинительного против него акта, который и препровождается к нему для сведения. И заявление и московский обвинительный акт того же 7 – го числа отправлены к Кириллу. На следующий день, вечером, в том же храме собрано было все Ясское общество, которому предъявлены были сделанные накануне распоряжения: общество с своей стороны их вполне одобрило. После сего занятия собора были окончены и находившиеся в Яссах епископы и прочие лица стали разъезжаться восвояси; отправились в обратный путь и Пафнутий с Ипполитом.

Не в особенно приятном расположении духа пришлось им возвращаться домой. Правда, поручение они исполнили, хотя не вполне; Кирилл митрополит, по определению собора, подвергнуть запрещению и предан суду; но все это сопровождалось столькими неудачами и такими прискорбными оскорбительными для них обстоятельствами! И Однакоже, как ни дурны были известия, с которыми Пафнутий возвращался в Москву, здесь, в Москве, его ожидали новости еще хуже.

Что же именно случилось в Москве в отсутствие Пафнутия? Во – первых, как мы уже сказали, «раздорники» получили от Кирилла две грамоты на имя обоих Антониев и, как следует, предъявили их духовному совету, одну, на имя Антония первого, в подлиннике, а другую в засвидетельствованной копии. Приведем здесь эти любопытные документы, представлявшие, замечательный обращик работы Давыда Антипова.

Грамота к Антонию второму от слова до слова гласила так:

«Божией милостью смиренный архиепископ Белокриницкий и всех древлеправославных христиан митрополит Кирилл.

Боголюбивому епископу Антонию Московскому и прочим епископам с вами, во едине Духе о Христе пребывающе, и попечителем Рогожского кладбища, и гражданам царствующего града Москвы, и жительствующим в ее окрестностях и во всей России, всем древлеправославным христианам, неприемлющим окружного послания и всякого нововведения, от моего смирения определение и подтверждение.

Благословляю вас боголюбивые епископы, и священноиepeи, и попечителей Рогожского кладбища, и гражданов и всех православных христиан, исполнить данную моим смирением бумагу от 26 июля 1864 года, епископу Антонию Московскому, на управление московским престолом, и прочими вдовствующими престолами: и устроить безотлагательно особенный духовный совет, и иметь при себе трех священноиереев, и шесть мирских старшин, для твердого и верного наследования касающихся дел, на основании Божественных правил.

2)Заповедаю вам боголюбивым епископам, и священноиереем, и мирским людям, чтобы с приемлющими окружное послание и его защитниками – как с епископами, так и со священноиереями и мирскими людьми, чтобы с теми не соединится в Богослужении, понеже Св. Апостол правила гласят, 10, 11 – «Со отлученным моляйся, сам отлучен да будет.» Притом никаких треб и таинств не принимать

3) Отделившихся от моего смирения изданием Окружного Послания, епископов и иepeeв известить их, чтобы они на будущее время прямо ко мне не писали более бумаг никаких, и не присылали, и от моего смирения прямо к ним не ожидали.

А когда они покаются и исполнят бумагу от 2 ноября о 5 пунктах, и придут с чистосердечным раскаянием, за составленное Окружное послание и всякое нововведение, тогда должны составить и написать бумагу о своем coгрешении, и подписаться в оной и подать ее епископу Московскому Антонию, а меня об оном уведомит епископ Антоний Московский

Отселе благословляю принимать тех принявших Окружное послание, составленное Московским Духовным Советом и последователей оному: принимать третьим чином, согласно преданиям Седьми Вселенских Соборов и Св. Отец, на основании Божественных правил.

Моим смирением поставленный епископ Антоний Московский, 26 июля 1864 года, паки утверждается на московский престол правителем, и прочими вдовствующими престолами и всеми иepapxическими делами, и отселе благословляю епископа Антония вкупе со епископами, которые с вами нераздельно пребывают; аще ли не в бытность оных, то благословляю вас одних со священноиереями, достойного человека на какой – либо престол и поставить во епископа, и об оном нашему смирению донести в скором времени, для нашего утверждения, и наше смирение с вами во едином Дусе пребывать буду.

. Моим смирением высланные в Россию бумаги, от 20 июня, от 2 октября, от 2 ноября, о пяти пунктах, от 8 декабря 1864 г. запрещение архиепископу Антонию Владимирскому и всему их беззаконному собору, такожде и от 8 и 12 мая. и от 26 июля 1864 года, и февраля 20, 7372 года – тетрадка на окружников, в которой ихния деяния, пояснено о духовных особах и о их соборе, на неправильные действия их; все эти вышеписанные бумаги остаются правильные, законные и действительные, в полной силе и распоряжениях, без всяких изменений навсегда, а в случае по каким – либо обстоятельствам кто – либо из высших священных лиц, или мирских людей, что будет изменять из вьшепрописанных бумаг, тогда таковых лиц не принимать и считать навсегда незаконными и недействительными, а моим смирением за несоблюдение моих грамот, будут подлежать суду церковному.

В заключении же сей бумаги, да будет благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любы Бога и Отца, и причастие Святаго Духа, да умножится в вас, нашего смирения от души братское приветствие да будет с вами, всегда и ныне и присно и во веки веков, аминь.

Белокриницкий и всех древлеправославных христиан митрополит Кирилл. Во уверение же прилагаю вашего смирения собственную печать. 14 октября 1866 года писана и выслана 29 октября I866 года.

Нельзя не согласиться, что это, правда, не совсем грамотное, произведение Давыда Антипова составлено довольно лукаво, интересы «раздорников» ограждены в нем очень искусно. Новый Антоний поставляется во главе всего якобы православно – мудрствующего старообрядчества, то есть не приемлющего Окружное послание – ему повелевается вступить на московский престол, устроить свой духовный совет из трех иереев и шести мирских старшин⁹, и наконец для полноты и дальнейшего обеспечения отдельной раздорнической иерархии – поставить нового apxиеpeя вкупе с единомышленными ему епископами (каких однакоже у него не имеется, за исключением давно и многократно изверженного Софрония), или же (что конечно удобнее, хотя и совершенно противно церковным правилам) – одному с священно-иереями. Положение Антония относительно епископов приемлющих Окружное послание определяется также весьма решительно. Он должен почитать их состоящими в ереси, никакого общения с ними не иметь, и если сами они изъявят желание покаяться, принимать в общение не иначе как третьим чином (к сожалению в грамоте не сказано, от какой именно «гнусной и богомерзкой ереси»¹⁰ должны при этом отрекаться злополучные епископы – окружники); самое право принимать их таким образом в общение предоставляется исключительно ему, Антонию второму, так что даже себя самого Кирилл устраняет от прямого и непосредственного участия в этом деле (см. пункты 3 и 4), предоставляя таким образом новому Антонию самостоятельность и независимость, каких доселе не давал ни одному из старообрядческих епископов. Понятно теперь, чего хотели достигнуть «раздорники».

Обе приведенные нами грамоты, как сказано выше, переданы были раздорниками в состоящий при Антонии первом духовный совет: 11 ноября Давыд Антипов лично вручил их самому председателю совета – Антонию. В тоже время копии обеих грамот раздорники начали распространять между старообрядцами. Казалось бы Антонию с его советниками пора было привыкнуть к Кирилловым грамотам и слишком огорчаться или слушаться вновь полученными вовсе не следовало. Не представлялось особенной надобности и отвечать на них в виду предстоявшего решения Кирилловой участи Антонию хорошо известно было, зачем Пафнутий Казанский отправился за границу и что следовало ожидать в непродолжительное времени известий об исходе его посольства. Если исход будет благоприятный для защитников Окружного послания, в чем нельзя было и сомневаться, если соборным судом Кирилл будет окончательно низложен, то с его низложением сами собою должны будут потерять силу и обе изданные им грамоты, равно как все его нелепые распоряжения. Во всяком случае благоразумие требовало не делать формального ответа на грамоты Кирилла, быть может уже лишенного своей архиерейской власти, не получив определенных известий из-за границы от Пафнутия. Но Антоний Шутов смотрел на дело иначе. Его смущало то обстоятельство, что Кирилловы грамоты расходятся между старообрядцами: чувствуя за собой не мало разного рода грешков, он боялся, как бы взводимые на него обвинения не уронили еще больше его сильно пошатнувшуюся репутацию в старообрядческом обществе, хотя обвинения эти были далеко не новы для старообрядцев; поэтому нашел он нужным поскорее написать на них опровержение. В таком случае, следовало по крайней мере написать опровержение с большею осторожностью, чтобы не войти в какое нибудь противоречие с ожидаемым актом Кириллова низложения, и никто, конечно не мог лучше исполнить это дело, как искусный автор Окружного послания, составлявший и обвинительный против Кирилла акт. Но Антоний Шутов имел свои побуждения отстранить его от этого труда, так как по его желанию сюда должно было войти нечто такое, чего достопочтенный Илларион Георгиевич никогда не согласился бы написать. Антоний обратился к другим лицам, ради личных интересов, готовым написать что угодно, и который на этот раз даже сошлись с ним в воззрении на дело. Они – то по желанию Антония и составили ответ на Кирилловы грамоты, который 9 декабря подписан был членами духовного совета и издан под названием «извещения ко всем православным христианам, обитающим в Богохранимом государстве Всероссийском». Приводим здесь и этот документ, любопытный в некоторых отношениях:

«С душевным соболезнованием сообщаем во известие ваше, возлюблении о Христе чада смирения нашего, яко г-н Белокриницкий митрополит Кирилл, делавший в продолжение cего 1806 года разные противозаконные вмешательства в распоряжении пo церковно-иерархическим делам неподчиненные ему Российские области, в настоящее время еще усилил вредные свои деяния и издал 11 числа прошедшего октября грамоты, первую на имя архиепископа Антония, и вторую на имя нового Антония, в коих взводя ложные, не существующие вины на московского архиепископа Антония и Казанского Епископа Пафнутия, подвергает их и всех епископов и священников, именуемых им приемлющими окружное послание, запрещению от священнодействия, с положением на них клятвы св. отец, а с последующими им простолюдины, воспрещает вкупе не ясти, ни пити и Богу не молитися, приходящих же от таковых к новому Антонию и к подведомых ему попам, заповедует принимать третьим чином. Каковые бумаги, первая в подлиннике, а последняя в копии, доставлены к архиепископу Антонию от имени нового Антония Давыдом Антиповым 11 числа минувшего ноября».

«Не безызвестно христианам, что митрополит Кирилл, при изъявлении согласия в подтверждении действиям и постановлениям Всероссийского освященного собора, учиненным в 1863 года, предупреждал в грамоте своей от 24 Февраля, 1864 года,¹¹, что если будут получаться какие бумаги от имени его одного, вопреки изложению правил св. Апостол 34-е, Aнтиохийского собора 9-е в толковании и Кароагенского собора 39-е, не дозволяющих митрополиту ничтоже творить без согласия всех епископов: таковые не признавать действительными. Поэтому и настоящие его грамоты, последовавшие от одного митрополита, без согласия епископов, могли бы быть нами отвергнутыми, даже и без подробного их рассматривания, но как в них кроме излагаемых беззаконных самовластительных распоряжений по иерархическим делам Российской церкви, помещены еще личные ложные обвинения на архиепископа Антония и епископа Пафнутия. которые могут приводить христиан в недоумение и соблазн; бумаги же cие последователями нового Антония, распространяются в многочисленных копиях, то мы и сочли непременною обязанностью во всеобщее известие объявить следующее.

1) «Изложенные в 1, 3, и 4 пунктах митрополитовой к архиепископу Антонию грамоты, обвинения на него суть ложны, что доказывается следующим: А) по учении митрополитом Кириллом, вообще с архиепископом Антонием и с прочими епископами и священными лицами 24 Февраля 1863 года уничтожения Окружному посланию, оное архиепископом Антонием не только не возобновлялось, но и еще несколько раз уничтожалось в грамотах, издававшихся 23 и 29 Февраля 1864 года, в надписи на извещении митрополита Кирилла от 28 сентября того же года и в соборном определении 1-го ноября 1865 года; что ж касается до общего нашего несогласия на третий пункт составленная некоторыми московскими гражданами 11 октября 1865 года Акта,¹² относительно не сообщения в молитве» с неуничтожающими Окружное послание. Причина сего та, что свое послание уничтожено не за ересь, но единственно по случаю церковного возмущения, произошедшего чрез народное не постижение и не вмещение смысла состава его, что и было буквально выражено митрополитом Кириллом в помянутой его грамоте 24 Февраля 1863 года с приведением слов Божественного писания: «Аще и Христос повеле, а видиши некоего вредящася от того, удержися и не сотвори по поведению его». В извещении же от 28 сентября 1864 года,¹³ митрополит Кирилл объяснил, что уничтожает окружное послание за возмущение некоторого народа. Но того митрополит не писал, что оное послание уничтожается за ересь, разделение же в молитве должно иметь только с еретиками, или с отлученными от церкви за важные преступления, да между тем из духовных лиц и нет несогласованных на уничтожение Окружного послания, но все согласились соборне уничтожить оное, а мирских людей нет основания приглашать к уничтожению сочинения, изданного духовенством, ибо христиане должны только беспрекословно исполнять наставление своих пастырей, право правящих слово истинны, а не восхищать не предоставленное простолюдинам полномочие распоряжения церковными делами. Б) Никогда архиeпиcкоп Антоний не посылал донесения Немецкому правительству о бытности митрополита Кирилла в Москве и о поставлении им во епископы Сергия и нового Антония, сего ложного обвинения митрополит ничем подтвердить не может. Но напротив того достоверно нам из хранящихся в духовном совете писем, получавшихся из Белокриницы в то время, когда производилась о сем следственная комиссия, что доказательство о всем этом было сделано самим помянутым Сергием, по личной злобе на Митрополита. Тоже было подтверждено и в изданной в 1865 году книжке, под названием: «Современные движения в расколе», на стр. 90-й. Оный Сергий в последствии, сделался отступником от православной церкви, перешел в единоверие. В) Взводимое Митрополитом Кириллом обвинение на Архиепископа Антония, в мнимом заказывании его имени печати и прикладывании оной к каким-то запретительным грамотам, с подведением будто бы сходственного с Митрополитовым подписа есть очевидно ложное, ибо никакими доказательствами не подтверждается и потому не заслуживает ни малейшего вероятия. Священные бо правила повелевают принимать доносы на священный чин от достовернейших точно лиц, могущих несомненными свидетельствы утвердить доносимое при личности самих обвиняемых.

2) «Анафемы на Митрополита Кирилла от своего лица Архиепископ Антоний не произносил, но говорил, что митрополит подвергается ей, что и действительно справедливо, по следующим причинам – блаженные бо памяти Преосвященный Митрополит Кир Амвросий в грамотах от 28 Октября 1863 г., утверждая все постановления и действия бывшего в том году всероссийского освященного собора, наложил запрещение на митрополита Кирилла, если он не престанет от сопротивления собору, всех же творящих церковное возмущение не только лишить своего благословения, но и предал проклятию. Согласно сего и сам митрополит Кирилл подтвердив, как выше сказано, оные соборные действия в грамоте 24 Февраля 1864 года, сопротивляющихся им признал подлежащими свешенных извержению, a мирских отлучению. И в грамоте от 28 сентября того года, паки изъясняя подтверждение соборных действий и уверяя о примирении и единомыслии своем со всеми епископы, на опровергающих сие наложил проклятие и анафему. А как в настоящее время митрополит Кирилл делает противление установлениям собора 1863 года, отвергая законность учиненного на оном разрешения бывшего епископа Ануфрия и возведения на Московский святительский престол архиепископа Антония, а признает московским епископом беззаконно поставленного им нового Антония; опровергает заключенный с епископами мир, и рассылаемыми такового направления вредоносными бумагами производит величайшее церковное возмущение, то неизбежно за сие подвергается вышеозначенным: запрещению и клятве митрополита Амвросия и собственным: извержению, проклятию и анафеме.

3) «Обвинение митрополитом Казанского епископа Пафнутия в мнимом клятвопреступничестве, никакими доказательствами как и прочие обвинения, им не подтверждаемые, есть також де ложное и мы уверены и свидетельствуем, что никогда епископ Пафнутий не согласится целовать крест и евангелие в клятвенное уверение чего бы то ни было, так как священным лицам клятися положительно воспрещено правилами. Номоканона 181 и 182, и Зонаря 156. А между тем этим обвинением митрополит равномерно и самого себя обвиняет, ибо он, как старейший святитель, никак не должен при своей личности допускать до таковой клятвы священных лиц, и 165 правило Номоканона сведущего о согрешающем и могущего возбранити греху, а не возбраняющего подвергает равному с согрешающим запрещению.

Как взводимые митрополитом Кириллом на епископов обвинения оказались ложными, а распоряжения его по общим церковно – иерархическим делам, производимые однолично, без согласия епископов противоречат вышеприведенным священным канонам св. апостол 34-е, Антиохийского собора 9-е в толковании, и Карфагенского собора 39-е и сверх сего за противление собору и производимое церковное возмущение, он сам стоит под запрещением и клятвою митрополита Амвросия под собственным анафематисанием; от какового тяжко виновного лица не токмо запрещение или отлучение не может быть действительным, но и благословение его, донележе не раскается, не имеет никакой силы, а посему мы, сообразуясь священным каноном – 7-го Вселенского собора 4-е, Сардикийского 21-е, по общему рассуждению собравшихся епископов и членов духовного совета, налагаемое митрополитом запрещение нисколько не признавая связующим ны и прочих епископов и священников и нимало не считая оное к нашему исполнению обязательным, определили продолжать в настоящем виде принадлежащее нашему званию действие и священнослужение.»

«А как за сие возмутительные действия: клеветания и безразсудныя запрещении митрополит Кирилл сам подлежит по правилам тому же суду, которому тщится подвергнути невинных, то нами сообщено заграничному освященному собору о истребовании от него нужных объяснений, и потом, если он не принесет раскаяния. имать соборне судится.»

«Описавши убо по сущей справедливости вся сия, убеждаем и отечески молим всех вас православных христиан, Богом собранных в священное совокупление св. соборныя и апостольския церкви, не смущатися сими грамотами митрополита Кирилла и не внимати нимало возвещаемому в оных бессловесному между себе разделению, вины коему он и сам не показует и ни в какой ереси обличити вы не может а посему слепотствующии его последователи, или, правильнее сказать, подстрекатели, новый Антоний со единомысленики если будут исполнаяюще его заповедание, принимати православных третьим чином, яко еретиков, проклиная ересь неведомую, не сами ли и с приемлемыми ими паче подвергнутся проклятию, по словеси Господню, реченному ко Аврааму: «Благословлю благословляющия тя и клянущия тя прокляну». Да никто же убо от христиан дерзнет покуситися на сицевое беззаконное действие.»

«Уверяем вас истинным святительским уверением, что мы благодатию Божью хранимы, соблюдаем неизменно вся предания, чины и уставы богоносных отцов наших в древних книгах до лет Патриарха Никона изданных, положенные и никаких новин, с того времени введенных великороссийскою церковью никакоже не приемлем, чесо ради и отдельную от нея иерархию имамы, и приходящих из оной, неинако приемлем в свое общение, но по совершении установленного чиноприятия чрез отречение от ересей и миропомазание. Пребывайте убо ничто же сомнящеся, ни в чем же колеблющеся в должном повиновении законней власти местного иеррархического священноначалия и во всяком единении со св. церковью, вне коей несть спасения и мир Божий, нашего же смирения архипастырское благословение да пребудет с вами.

Поданное подписали: смеренный Антоний архиепископ Московский и Владимирский, Иов епископ Кавказский в лице иерея Василия, смиренный Варлаам епископ Балтовский, иepeй Петр, иерей Федор. 9 декабря 1866 года.

Итак изданное «духовным советом» извещение есть не что иное, как апология Пафнутия и Антония (главным же образом этого последнего) против взведенных Кириллом на того и другого обвинений, составленные с целью – предохранить «православных христиан» от всякого смущения по поводу последних Кирилловых грамот и от всякого между себе разделения. Не совсем понятно, что надобно разуметь под этими последними словами, о каком разделении идет здесь речь. Если «Православные христиане», т. е. старообрядцы, находящиеся в общении с Антонием первым и прочими епископами, или, что тоже, старообрядцы приемлющие Окружное послание, предупреждаются здесь, чтобы не отделялись от своего священноначалия и не переходили на сторону Кирилла и Антония второго, – на сторону священноначалия не приемлющего послание, то едва ли была надобность писать для этого особое извещение: при существующем уже разделении старообрядческого общества на окружников и неокружников, для первых нисколько не обязательны грамоты идущие от противной стороны, и особенно грамоты Кирилла с проклятиями на Окружное послание и разными изветами на епископов окружников, – грамоты, которых видели они так много и к которым успели привыкнуть; для них было бы вполне достаточно, если бы «духовный совет» только известил их о получении новых Кирилловых булл, с кратким замечанием что никакой силы за ними не признает, и если бы при этом кстати уведомил, что над самим Кириллом производится уже окончательный соборный суд. Если же извещение к «православным христианам» разумеет здесь в собственном смысле между себе разделение, если оно имеет здесь в виду разделение в самом обществе старообрядцев, приемлющих Окружное послание, то такого разделения можно опасаться не от грамот Кирилла, а скорее от этого самого извещения, изданного Антонием Шутовым и состоящим при его особе «духовным советом». Оно так составлено, что истинные окружники искренние почитатели и поборники послания, найдут в нем много законных поводов отвернуться с негодованием от »священноначалия», издавшего такое извещение, и легко может случиться, что разделение, уже давно посеянное в обществе окружников двусмысленными и недобросовестными поступками старого Антония, решительнее обнаружится теперь, когда в своем извещении представил он новое, замечательное доказательство того, что нисколько не изменил своему характеру и по прежнему готов на всякую ложь для ограждения своих личных интересов, при малейшем опасении за их неприкосновенность. В самом деле каждому следившему за ходом событий, беспристрастному и рассудительному старообрядцу нельзя не приметить в извещении Антония очевидную лживость и внутреннее противоречие, как ни старался прикрыть их искусный и опытный в своем деле сочинитель, писавший его по поручению Антония¹⁴. Эта фальшивость и противоречие особенно ясно выступают в первом и вместе самом главном пункте извещения, о котором мы и скажем несколько слов.

Здесь, прежде всего нельзя не обратить внимания на то, как Антоний защищается против обвинения, будто доносил немецкому правительству «о бытности Кирилла в Москве и о поставлении им в епископы Сергия и нового Антония». Вся вина в этом деле слагается на одного Сергия, который будто бы действовал здесь по личной злобе, на митрополита и о котором тут же, совершенно не кстати замечено, что «оный Сергий в последствие сделался отступником от православной Церкви, перешед в единоверие». А что дело происходило будто бы именно так, как уверяет Антоний, в доказательство делается ссылка на какие – то письма из Белой – Криницы, хранящиеся в духовном совете, и на свидетельство изданной в 1865 году книжки под названием: «Современные движения в расколе». Если Антонию с его духовным советом угодно было сделать нам честь, в доказательство своей невинности, опереться на наше свидетельство и таким образом открыто признать справедливость наших повествований о событиях в старообрядчестве, то при этом никак не следовало навязывать нам то, чего мы не говорили. Не только на странице 90, на которую он указывает, но и во всей упомянутой книжке нет ни слова и даже мысли о том, будто Сергий во время следствия над Кириллом действовал «по личной злобе на митрополита». В примечании на стр. 90 сказано только, что Сергий передал «дворнику» письмо, полученное из Москвы от Антония Шутова, в котором была речь о поставлении Кириллом Антония нового, и что письмо это послужило для Австрийского чиновника уликой против Кирилла; а по каким побуждениям Сергий действовал и в этом частном случае, здесь не сказано об этом ни одного слова. И если бы читатель пожелал узнать из нашей книжки, какими в самом деле побуждениями руководился Сергий, став в известные отношения к Кириллу, во время производства следствия, то нашел бы, что им управляло не столько личное нерасположение к Кириллу, сколько желание оказать услугу самому же Антонию и прочим епископам – окружникам, на сторону которых перешел он в ту пору и которые при личном свидании с ним в Москве, также посредством письма, именно поручили ему защищать их интересы против нелепых распоряжений Кирилла (см. в той же кн. стр. 43 и 49). Все это должно быть известно Антонию лучше, нежели кому – либо другому; он должен при том помнить, что в то время, когда производилось следствие в Белой – Кринице, и не думал он винить Сергия за образ его действий в отношении к Кириллу, напротив внутренне доволен был приключившейся с этим последним невзгодой, как довольны были и многие другие не только в Москве, но и в Белой – Кринице, что могут подтвердить даже «получавшиеся оттуда письма, хранящиеся в духовном совете.¹⁵ Зачем же теперь всю вину за следствие над Кириллом Антоний слагает на одного Сергия? Ужели потому только, что следствие кончилось не так, как может – быть хотелось тогда Антонию, и что есть возможность сослаться на человека, который, по деликатному выражению Антония, сделался «отступником», и на которого, по его рассуждению, можно слагать теперь всякие вины? Зачем еще так беззастенчиво приписывать печатной книжке то, чего совсем не говорит она? Ведь с книжкой могут справиться не одни православные читатели, но и читатели – старообрядцы; и если Антоний нисколько не дорожит мнением первых, то по крайней мере должен знать, что для него будет не выгодно, если и последние станут уличать его во лжи.

Но Антоний, очевидно, не дорожит и мнением самих старообрядцев, т. – е. тех старообрядцев, которые могут иметь свое мнение. Это всего яснее доказал он своею защитой против сделанного ему Кириллом обвинения за Окружное послание – защитой, основанной на преднамеренном искажении действительных, всем известных событий. Кирилл обличает Антония в противоречии самому себе, – в том, что он сам уничтожил Окружное послание и сам же его держится: обвинение в сущности справедливое, – Антоний действительно несколько раз отрекался от послания и не раз принимал его. Как же защищается он против этого обвинения?

Во первых он, нисколько не стесняясь, объявляет, что действительно, еще 24 февраля 1863 года, вместе с Кириллом и другими епископами подписал акт об уничтожении Окружного послания –, и нужно отдать ему справедливость, в этом случае показал он не мало отважности, сказавши правду. Документ, о котором идет речь, мало кому известен, и многие из самих старообрядцев не были уверены, что Антоний подписал его. Так припоминается нам, что писал достопочтенный автор Окружного послания, когда увидел под этим актом подпись архиепископа Антония. Он решительно отказался верить, чтобы «сей муж высокого ума и ведый священное писания решился толикими омышленьми помазанный акт утвердити», – и в полной уверенности, что подпись Антония была подложная, с восторгом восклицал тогда: «похвали Иерусалиме Господа, хвали Бога твоею Сионе, яко укрепи вереи врат твои», истинных пастырей и учителей, подтвердивших правоту учения церковного, изложенного в Окружном послании, и ни едино же от них простре руки своея к подпису горького и многим омышлениям подлежащего акта сего! не даст бо Христос жезла на жребий свой. Да будет о семь честь, благодарение и поклонение Господу нашему Ииcycy Христу, и вечная похвала добрым и бодрым пастырем, стоящим неуклонно в истине и бдящим присно»¹⁶. Да плачется же теперь ликовавший некогда ксенос.¹⁷ Тот «муж высокого ума», за которого он ручался так смело, как за доброго и бодрого пастыря, не способного подписать нечестивый акт об уничтожении Окружного послания, теперь сам говорит с полною откровенностью, что акт сей он подписал действительно. Что же? В этом случае он поступил правильно, – истина всего дороже. Но из уважения к той же истине ему никак не следовало говорить при этом, что подписался тогда вместе «с прочими епископами». Кто эти прочие епископы? Можно подумать, что здесь имеются в виду известные старообрядческие епископы: Онуфрий бывший тогда председателем «духовного совета», Пафнутий, Варлаам, Иов, Савватий; а между тем ни один из них, как выразился Ксенос, «не простер вместе с Кириллом и Антонием руки своей на подписание горького и многим омышлениям подлежащего акта» об уничтожении послания, и единственным и достойным сотоварищем его в этом деле был изверженный Софроний...

Итак, старый Антоний признал справедливым замечание Кирилла, что он еще 24 февраля 1863 г. подписал уничтожение Окружного послания; за то всеми силами восстал он против другого Кириллова замечания, – о том, что в последствии восстановил уничтоженное тогда послание и доселе его принимает Антоний уверяет, напротив, что не только не возобновлял послание, но даже несколько раз снова уничтожал его (в чем, казалось бы, не имел и нужды, если действительно, уничтожив однажды, ни разу потом не восстановлял его). В доказательство он перечисляет все когда – либо изданные им с этою целью грамоты. Прежде всего, указывает на свое объявление и увещание, – на два жалкие документа, которые издал он, без ведома и согласия прочих епископов, 23 и 29 февраля 1864 года, в то самое время, когда по его же и общему поручению Пафнутий Казанский ездил в Белую – Криницу, чтобы склонить Кирилла к подписанию «мирной грамоты и архипастырского послания», совершенно согласного по содержанию с Окружным¹⁸; ссылается потом на свою подпись под извещением, изданным 28 сентября 1864 г. от имени белокриницкого собора ¹⁹, – опять такой документ, которым крайне недовольны были сами присутствовавшие на соборе белокриницком, особенно Аркадий Славский²⁰, и которым еще меньше довольны были в Москве²¹, наконец, указывает на соборное определение 1 ноября 1865 г., изданное в Москве, под влиянием людей, руководившихся только личными, своекорыстными расчетами, горько оплаканное Пафнутием Казанским, имевшим неосторожность подписать его, и никого решительно не удовлетворившее²². Таковы все акты, на которые благоразсудил сослаться старый Антоний, чтобы опровергнуть обидный для него упрек–будто он признавал когда – то Окружное послание и чтоб упрочить за собой почетное титло его постоянного противника и уничтожателя. Другой, конечно, почел бы приличнейшим не напоминать об актах подобного рода, стал бы даже просить, чтоб их предали забвению; но если Антоний намерен ставить себе в особенную заслугу то, чего другие готовы стыдиться, никто, конечно, не имеет права препятствовать ему в этом; за то всякий в праве требовать, чтобы при этом говорил он всю правду, ни мало от нее не отступая. Зачем же он, исчислив разные акты, которыми уничтожал Окружное послание, не помянул ни об одном из тех, которыми напротив утверждал его. Ужели, например, забыл он, что признал во всей ея силе известную грамоту Aмвросия, от 28 октября 1863 года, в которой Окружное послание признано «очень полезным для церкви» и воздана благодарность издавшим оное²³? Ужели забыл и архипастырское послание самого Кирилла, вполне согласное с Окружным, по содержанию, которое получил чрез Пафнутия Казанского, и по общему coгласию напечатанное в Яссах? Зачем же он умолчал об этих и подобных случаях, где приходилось ему заявлять о своем согласии на Окружное послание? И как мог он после этого утверждать, будто не возобновлял его никогда?

Впрочем, предать совершенному забвению упомянутые случаи Антонию было не удобно, потому, что об них напоминал ему сам Кирилл в своей последней грамоте. Кирилл приводил ему на память именно то обстоятельство, что Антоний и прочие епископы «не согласились принять третьего пункта в составленном некоторыми московскими гражданами (раздорнической партии) 11 окт. 1865 г. акт²⁴, и отсюда делал заключение, что значит Антоний держится Окружного послания и доселе Поставленный в необходимость объясниться по одному из случаев, где он, хотя и против воли, явился защитником послания, Aнтоний прибегает для своей защиты к старой и странной уловке, доказывает что Окружное послание уничтожил «он» единственно по случаю невмищения некоторыми его содержания, а не за самое его содержание; и что по своему содержанию, как не имеющее в себе ничего еретического, оно не подлежит уничтожение и уничтожаемо не было. Объяснение действительно странное! – Выходит, что послание в одно и тоже время и уничтожено и не уничтожено! Притом, разве можно не уличенное в ереси и даже признанное полезным для церкви сочинение уничтожать потому только, что его не понимают и соблазняются им невежды?

Антоний с своими клевретами как будто чувствовал фальшивость этого объяснения и потому, чтоб оградить себя по крайней мере от нападения раздорников, становится под защиту Кирилла, усиливается доказать, что и он будто бы уничтожал Окружное послание тоже не за самое его содержание: «того митрополит не писал, что оное послание уничтожает за ересь». Неправда; – еще в первом своем «определении об уничтожении Окружного послания сделанном в Москве 24 Февр. 1863 г., Кирилл писал: «наше смирение, приняв подробное исследование, нашли, что содержание его (Окруж. посл.) неправильно, и потом в акте Белокриницкого собора 11-го июня 1863 года, подтверждая это прежнее определение, говорил еще решительнее: «вторительно подтверждаем.. дабы каждый с признающими его (Окруж. посл.) уклонялся во всех обстоятельных сообщениях». А удаляться общения, как справедливо заметил сам Антоний, следует только с еретиками. Как же после этого мог он утверждать, будто Кирилл, «не писал, что послание уничтожает за ересь»? Правда, к его удовольствию нашлись в Кирилловых грамотах выражения, благоприятствующие этому yверению, выражения, которыми и не преминул он воспользоваться. Особенно рад он был одному месту в сейчас указанном «определении об уничтожении Окружного послания», где представлено даже свидетельство от писания, из которого якобы следует, что ради смущения некоторых подобает уничтожать творения, подобные Окружному посланию, хотя бы они были святы и непогрешительны. Это место Антоний приводит с заметным удовольствием. «Что послание уничтожено не за ересь, но единственно по случаю церковного возмущения, происшедшего чрез народное непостижение и невмещение смысла состава его, это, пишет Антоний, было буквально выражено митрополитом Кириллом в помянутой его грамоте 24 Февраля 1863 года, с приведением слов Божественного писания (?): «аще и Христос повелел, а видиши некоего вредящася от того, удержись и не сотвори по велению Его». Антоний может торжествовать: в Кирилловой грамоте нашел он, действительно, изречение, из которого явствует, что и сам Кирилл, согласно с Антонием, уничтожил Окружное послание за невмещение некоторыми смысла состава его. Но нельзя не удивляться, как мог он при этом забыться до того, что дерзнул привести слова, якобы божественного писания, в том же нечестивом смысле, какой усвоен им в грамоте Кирилла. Не повинуйся самому Христу, чтоб не соблазнить способного соблазниться! Какая богопротивная мысль и к каким страшным падениям может привести она! Мы охотно объяснили бы все дело только невежеством Антония, – тем, что он не в состоянии был понят истинный смысл изречения, принадлежащего святому Златоусту (а не божественному писанию); но даже и этого оправдания Антоний иметь не может, потому что вполне верное и очень обстоятельное изъяснение слов Златоуста мог он найти в Иларионновом «омышлении», которое хорошо ему известно и составлено в опровержение той самой грамоты Кирилла, на которую он ссылается. В «омышлении именно разъяснено, что слова св. Златоуста «речены не о догматических велениях, но о нраве жительства, что, предлагая в них толкование на слова Апостола Павла: Господь повелел проповедующим благовестие от благовестия жити... Но не сотворихом по области сей, но вся терпим, да не прекрощение некое дамы 6лаговестию Христову (1Кор.141;142), вселенский учитель выражает собственно следующую мысль: «Христос повеле священником от алтаря питатися и служителем церковным от доходов церковных потребная приимати; но аще неции соблажняются и повреждаются от сего, то не твори по повелению Христову, но подражай Павла, трудись делая своими руками и оттуду стяжевай потребная». В «омышлении обстоятельно показано и то, к каким бесместностям можно притти, если понимать слова вселенского учителя не в этом истинном их смысле, но «принимати тако просто», в том буквальном смысле, какой усвоил им невежественный сочинитель Кириллова акта об уничтожении Окружного послания²⁵. И если Антоний после этого не посовестился привести их в таком именно смысле, то повторяем, его поступка нельзя уже объяснять одним только невежеством; здесь нечто бoлее невежества. Усиленное желание явить себя пред «православными христианами» совершенным единомышленником Кирилла в действиях, направленных против Окружного послания, довело г-на архиепископа Антония до преднамеренного и сознательного нарушения церковных правил, повелевающих «старейшинам церковным словеса божественных писаний не от своего ума сказовати, но якоже церковнии светильницы и учители своими писании истолковаша» (шестого всел. соб. пр. 19).

До селе Антоний говорил только о себе; но дальше он уверяет, что и никого из духовных лиц, несогласных на уничтожение Окружного послания, нет, но все согласились соборно уничтожить оное. За себя Антоний мог говорить, что ему угодно; но за других следовало бы говорить осторожнее. Правда, акт 1 ноября 1865 г, об уничтожении послания подписали все находившиеся тогда в Москве старообрядческие духовные лица; но разве Антонию не известна жалкая история этого акта? Разве он не знает к каким недостойным уловкам прибегали тогда ловкие люди, чтобы склонить некоторых к его подписанию и как горько потом эти уловленные хитрецами оплакивали свою ошибку? Все это хорошо известно Антонию и утверждая, что из духовных лиц нет никого несогласных на уничтожение Окружного послания, он, очевидно, с намерением говорил неправду. Это тем более не простительно, что такой отзыв о всех духовных лицах он сделал без всякого с их стороны полномочия и в отсутствие Пафнутия, который, без сомнения, не дозволил бы ему подобного заявления, так как сам стоит во главе несогласных на уничтожение послания.

Наконец Антоний делает замечание о «мирских людях», поборающих по Окружном, что на них не следует обращать внимание, что «приглашать их к уничтожению сочинения, изданного духовенством, нет основания», ибо не подобает им «восхищать не предоставленное простолюдинам полномочие распоряжения церковными делами». Каждый поймет, что этот камень направлен владычней рукой Антония на злополучную главу многострадального ксеноса, неизменного и верного охранителя словес, в Окружном послании начертанных. Против него же, конечно, направлено и это, лукаво внесенное сюда, замечание, что мирским людям не подобает восхищать не предоставленного им полномочия в распоряжении церковными делами, как будто смиреннейший автор Окружного послания когда-нибудь посягал на это полномочие, и как будто не известно Антонию, что если принимал он участие в церковных делах у старообрядцев, то не иначе, как по просьбе и поручению самих же духовных старообрядческих властей. Да и кто, под прикрытием Антониева имени, является здесь обличителем ни в чем неповинного ксеноса? Taкие же, как он, мирские люди, ради своих корыстных видов тщащиеся восхитить это самое не принадлежащее мирянам полномочие церковных распоряжений! Нищелюбивый ксенос своими совершенно безкорыстными трудами по церковным делам у старообрядцев преграждал им путь к полному завладению таким полномочием: и вот руками слепотствующего Антония эти люди мещут в него камение, чтобы удалить с поприща, на котором желают властвовать безопасных соперников.

Но довольно о извщении Aнтония, хотя можно бы и еще много сказать об нем. И из того, что мы сказали, не трудно видеть, сколько насеяно в нем лжи намеренной и сознательной, и как поэтому должны принять его беспристрастные и рассудительные из самих старообрядцев, какое тяжкое впечатление должно было произвести оно в особенности на горячих почитателей Окружного послания Иллариона и возвращавшихся из-за границы Пафнутия Казанского и иеродиакона Ипполита. Пафнутию Антоний своим извещением, действительно, приготовил самую горькую неожиданность, и замечательно, что он как будто поставил себе за правило делать Пафнутию такого рода неожиданности после каждой его поездки за границу²⁶.

Впрочем, Антоний, по своему обычаю, встретил Пафнутия так, как будто ничего особенного не сделал в его отсутствие, и не входя в объяснения о московских происшествиях, более любопытствовал знать, что происходило за границей. Пафнутий передал ему все, что следовало, и вручил привезенные бумаги, но не принимал уже прежнего участия в дальнейшем ведении дела о Кирилловом извержении. В то время, как Антоний принялся за хлопоты, чтоб привести в действие сделанный за границей распоряжения, когда по его призыву раскольничьи попы един по единому съезжались в Москву для подписи привезенных Пафнутием бумаг, сам Пафнутий, уединившись с сетующим ксеносом, предался горьким думам о мудрых распоряжениях своего московского первоначальника и о будущих судьбах управляемая им старообрядчества... Предмет, действительно, достойный размышления, и можно надеяться, что новое, тщательное обсуждение сего предмета приведет их к добрым последствиям; черта, которую они, как истинные почитатели Окружного послания, давно уже и довольно заметно отделяются от Антония и от раскола (что в сущности одно и тоже, ибо Антоний есть истинное порождение раскола), теперь, по издании Антониева извещения, обозначится еще яснее, а тот, уже значительно приниженный вал, который якобы отделяет их от церкви, напротив мало по малу превратится в ровенник... Благоприятные задатки такого будущего заметны и теперь: издание извещения, действительно, отчуждало от Антония и поставило в весьма неприятные отношения к нему и к его наемным клевретам не только ксеноса с Пафнутием, но вслед за ними и многих других почитателей Окружного послания. То разделение в обществе окружников, о котором мы заметили выше, как о вероятном последствии Антонева извещения, готово совершиться на самом деле.

А между тем дела их с раздорниками нисколько не улучшились после описанных нами Баташанского и Ясского соборов: мы уже видели, что Кирилл предварил соборные решения новыми запрещениями и клятвами на всех, кто принимал в них участие; теперь же шлет в Москву к своим единомышленникам нарочное посольство с известиями о всем случившемся и, конечно, с новыми прещениями на непокорных²⁷. И таким образом не будет конца раздорам в старообрядчестве.

12 Февраля 1867 г.