1885-й год

Переписка за этот год начинается письмом ко мне отца Павла от 3-го января:

«Во-первых, спрашиваю вас: как ваше здоровье? Потом прошу принять мое запоздалое поздравление с наступившим новым годом: желаю вам новых сил на ваши для святой Церкви полезные труды.

Вы желали знать о моем свидании со владыкой. На праздник Рождества Христова всем архимандритам, желающим принести поздравление владыке, велено было консисториею явиться в первый день после литургии в Чудов монастырь. Но я по слабости моих сил не мог этого сделать без опасения еще более повредить здоровью, a после беспокоить владыку поздравлением в неназначенное время но осмелился, зная притом, что владыка мало о чем заводит разговор, а самому кое о чем нужном завести речь не почел своевременным. На новый же год с прочими явился в Чудов принести владыке поздравление: принял ласково и спросил о здоровье.

Отец архимандрит Вениамин спрашивал, когда вы будете в Москве; я ответил: не знаю. Уведомьте, когда ждать вас для окончания дела о известном проекте, требуемом Святейшим Синодом.

Прошу ваших молитв и на вас и семейство ваше призываю Божие благословение»

6-го января я отвечал:

«Взаимно приветствую и вас с новым годом: да подаст вам Бог обновление сил душевных и телесных для труда на пользу святой Его Церкви!

В Москву хотелось бы приехать в следующее воскресенье (13-го числа). С 8-го по 11-е число я должен отбыть повинность, – попал в число присяжных, призываемых судить человеки. Если представление в Синод исправлю удовлетворительно, то привезу переписанное; а если буду иметь сомнение относительно его достоинства, то попрошу опять сделать собрание Совета. Пробудет ли отец Вениамин до того времени в Чудовом? Теперь уже несомненно, что он более не наместник. Как он принял это решение власти? О приезде моем буду писать в свое время определеннее.

Как-то Бог даст справиться с журналом! Вот первая книжка запоздала. В ней обратите внимание на беседу Алексия Иродионова о пятипросфории: кратко, но прекрасно написана,– я лучшего не читал. К вам боюсь и обращаться с просьбою, зная, как тяжело вам при вашем нездоровье писать; но, может-быть, что-нибудь Бог поможет вам дать для украшения Братского Слова.

Подписка идет туго. В Москве совсем почти не выписывают: ни власти, ни подвластные нами не интересуются. Да будет воля их!

Прошу молитв ваших и благословения».

Между тем, еще до получения этого письма, отец Павел, как бы предупреждая мое желание, при письме от 7-го января прислал мне для Братского Слова одну свою беседу и капитальный труд о сектах раскола, который при всей слабости своих сил успел окончить. В письме он писал:

«Составил я о сектах раскола сочинение. Думаю, что оно будет не бесполезно. Разделение раскола на многие секты не менее других доказательств может служить к его обличению. Может, я во многом не потрафил; но надеюсь, что вы исправите недостаточное. Об австрийской же иерархии и разделении её на окружников и неокружников вам лучше известно, потому и исправить здесь недостатки вам удобно. Ежели мой труд не останется тщетным и найдете удобным напечатать его в вашем журнале, то мне желательно для братской лавки сделать несколько оттисков на братский счет».

Благодаря отца Павла за такой ценный вклад в Братское Слово, я вместе послал ему для прочтения весьма любопытное письмо, полученное мною из Петербурга. В нем сообщалось, что 9-го января в заседании Святейшего Синода, когда шла речь о назначении викария в Новочеркасск, Киевский митрополит Платон указал на отца Павла, как на человека, который мог бы принести особенную пользу в этом звании, что со своей стороны и митрополиты Новгородский и Московский с прочими присутствовавшими в Синоде согласились с мнением преосвященного Платона, признавая полное достоинство отца Павла, но в виду его болезненного состояния вопрос о нем, как об кандидате на Новочеркасское викариатство, был устранен. Далее в письме выражалась мысль, не следует ли, в знак особого внимания к отцу Павлу, возвести его в епископский сан, оставив на настоящем его месте. Об этом требовалось и от меня дать мнение, а я просил высказаться и отца Павла.

18-го января я послал в Петербург требуемый от меня отзыв, и в тот же самый день отец Павел писал мне:

«Присланное вами письмо К. П. прочитал и силу его уразумел, и по поводу его честь имею ответствовать вам.

Я чувствительно благодарю К. П. и Киевского владыку и всех членов Святейшего Синода за внимание ко мне, убогому человеку; но вот мое мнение по этому предмету:

Во-первых, силы мои стали слишком слабы, чтобы мне быть викарием коей-либо епархии. Если бы отец Филарет не нес мои тяготы, то я еще в прошлом году был бы должен отказаться и от управления монастырем: коль паче не могу исполнять обязанности викария.

Второе, занимаясь по силе моей своим делом, я нахожу себя несколько полезным святой Церкви; а принявши обязанности викария, едва ли уже смогу принести какую пользу; да и обязанностям викария, кажется, уже поздно мне учиться.

А принять сан епископа, оставаясь в том же Никольском, единоверческом монастыре, опасаюсь, чтобы сим не проложить дорогу для единоверцев стужать правительству об учреждении единоверческих архиереев и тем не подать повода к разделению иерархической власти, что я не нахожу полезным и даже считаю вредным. Об этой опасности вы сами знаете не хуже меня. А потому быть первым единоверческим архиереем я не имею желания, особенно когда это сделается только для того, чтобы почтить меня.

По всем вышеизложенным причинам я нахожу, что едва ли будет какая польза для Церкви, если я приму епископский сан. А посему покорнейше вас прошу сообщить К. П, чтобы уволили меня от столь великого сана, как человека немощного; а за внимание ко мне, убогому человеку, прошу вас его поблагодарить.

Об отношениях епархиального начальства к моей личности я должен сказать, что как самим владыкою, так и преосвященными викариями я весьма доволен; а если иногда вижу, что не сделано должное для пользы Церкви, о том поскорблю и затем решу так: что же делать? может, тому исполниться не пришло еще время?

Что писано в газете «Старообрядец» о стах рублях, о том говорить вам в Братском Слове, думается мне, едва ли нужно. Больше о том известия – больше торжества старообрядцам»³⁶³.

28-го января я писал отцу Павлу:

«Отвечаю на письмо ваше по вопросу о епископстве. Наши мысли об этом предмете оказались совершенно одинаковы. Что пишете вы, то же самое, только постраннее, и я написал К. П. Когда-нибудь при свидании прочту вам мое письмо³⁶⁴.

В четверг предполагаю быть в Москве на самое короткое время. Утро проведу в типографии и там оставлю для доставления вам окончательно исправленное представление в Синод: потрудитесь отправить. Дал бы Бог в добрый час!

Ваша беседа в неделю сыропустную уже напечатана³⁶⁵; но книжка явится не ранее воскресенья: значит как тут ко времени.

Печатаю еще продолжение разбора ответов Верховского. Прочтете, скажите ваше мнение.

Хотелось бы с следующей книжки начать печатание вашего сочинения о раскольнических сектах.

Приветствую вас с приближающимся постом и желаю вам пройти его поприще в душевном и телесном здравии».

В тот же день отец Павел писал мне:

«Честь имею поздравить вас с наступлением Сырной седмицы Дай вам Бог благополучно встретить и св. пост.

За сим уведомляю вас: в нашем монастыре новый казначей – отец Филарет. Дай Бог ему управить порученную должность и преуспевать на предняя! Так сделать вынудили обстоятельства. Я стал слаб силами, ничего сам доглядеть не могу; отец Ипполит тоже стал по слабости здоровья не способен к делу; отец Онуфрий по старости один не сможет управиться: итак, всюду требовалась помощь отца Филарета. Поэтому мы с отцем Онуфрием и придумали – кто делает дело, того и сделать казначеем. А помогать отцу Филарету, вестимо, не откажутся и отец Онуфрий, и отец Ипполит, – дело будут делать опять сообща, – это уж так у нас сложилось. Должная почесть за отцом Онуфрием оставлена, чтобы столь уважаемому старцу было не оскорбительно³⁶⁶. Для меня утешительно, что назначение отца Филарета всему братству приятно. Помолитесь и вы о нашем новом казначее, чтобы Бог помог ему, и пожелайте ему успеха. И я прошу ваших молитв, а на вас и семейство ваше призываю Божие благословение».

Получив это письмо накануне предположенной поездки в Москву, я в тот же день, 30-го января, писал отцу Павлу:

«Я где-то простудился и чувствую сильную головную боль, так что не знаю, решусь ли завтра ехать в Москву: поэтому признал за лучшее послать вам по почте приготовленное представление в Синод. Отправьте по назначению. Паки реку: дал бы Бог в добрый час!

Прилагаю еще исправленное мною предисловие к вашему сочинению о сектах. Посмотрите, можно ли дать такое заглавие, и годится ли то, что я прибавил в предисловии³⁶⁷. Просмотревши листочек, возвратите мне. Первую главу уже отправляю в типографию и надеюсь поместить в четвертой книжке Братского Слова³⁶⁸.

Благодарю вас за письмо. Радуюсь, что отец Филарет и официально становится вашим ближайшим помощником в монастыре».

Вскоре после этого произошло событие, которое давно ожидалось. В первых числах февраля, по выходе в свет третьей книжки Братского Слова, в которой было напечатано продолжение моего «разбора сочиненных Верховским «ответов на вопросы новинковских старообрядцев, митрополит Иоанникий в ближайшем заседании Святейшего Синода представил эту книжку и, указав в ней наиболее важные подлинные слова Верховского, потребовал предать его суду на основании церковных канонов³⁶⁹. Узнав об этом, Верховский немедленно скрылся из Петербурга, а многочисленные друзья его восстали на его защиту. Первое известие об этих событиях прислал отцу Павлу протоиерей Нильский, письмо которого отец Павел поспешил препроводить ко мне; вслед затем и я получил из Петербурга подтверждение этого известия.

11-го февраля я писал отцу Павлу:

«То, о чем извещает вас отец Нильский, сообщил мне и К. П. в очень любопытном письме. Он прибавляет, что на защиту Верховского поднялись и казаки, приславшие депутацию, и генерал Сафонов (кто это?), и сам Т. И. Филиппов. Вот что значит коснуться Верховского даже Святейшему Синоду! По-моему, владыке нашему делает честь, что поднял дело о Верховском. Лишь бы не отступили.

Я не понял, что пишет Нильский (ужасно неразборчиво пишет он) о петербургском митрополите. Ужели то, что он будет защищать Верховского? A известие, что Верховский скрылся из Петербурга, очень любопытно и важно. Значит сам он чувствует, что дело его плохо. Быть может, но случайность и то, что в Москве он был в одно время с Филипповым. Но замечательно, что в Москве о его приезде не говорят ничего, – хранят его в секрете. Вообще, дело интересное. Чем-то оно кончится?

Еще не понял я в письме Нильского, почему он не разделяет моих мыслей о Пафнутии и Верховском. По его словам выходит, что лучше бы молчать об них. Однако, они пишут и действуют. Как же молчать? Да вот являются и результаты того, что я писал о Верховском.

Но оставим Верховского. В письме К. П. есть нечто более интересное, касающееся именно вас. Я должен вам признаться, что когда писал ему ответ по вопросу о вашем архиерействе, то упомянул, что для вас теперь всего нужнее и важнее было бы помочь вам в устроении, т.е. обеспечении монастыря, и ещё дать вам возможность со всеми удобствами съездить на морские купанья. Вот на это теперь К. П. и отвечает.

О монастыре он пишет, что готов содействовать его обеспечению и что говорил об этом с митрополитом; кроме того желает звать, что сделал комитет по устройству монастыря (в письме я упомянул об этом комитете), – из кого он состоял и было ли что сделано им. Не можете ли сообщить мне, для доставления К. П., нужные об этом сведения?

В деле же о вашей поездке на морские купанья К. П. принял живейшее участие. Пересчитывает места, где вам было бы удобно жить, и находит, что всего лучше было бы вам поселиться в Севастополь, в Херсонисском монастыре, – говорит, что сносился уже по этому делу с севастопольским головой, и отзывается с похвалой о нынешнем настоятеле монастыря. Надеюсь, вы не обидитесь на меня, что, но спросив вас, написал К. П. о необходимости для вас съездить на морские купанья, и, быть может, сообщите мне о времени, когда вам было бы можно предпринять это путешествие. Меня очень тронула внимательность к вам К. П. Дай Бог ему здоровье!

Пожалуйста, уведомьте меня поскорее, сколько оттисков вашего сочинения о сектах напечатать. Не два ди завода? Да кстати скажите мне ваше мнение о моих поправках для руководства в дальнейших исправлениях:

Прошу ваших молитв и благословения».

13-го февраля отец Павел отвечал:

«О комиссии, учрежденной в 70 -х годах для приискания средств к содержанию монастыря нашего, честь имею сообщить вам следующее.

Главные члены единоверческого общества и двигатели единоверческих (типографских) капиталов быть в комиссии не захотели, а избрали купцов М. Г. Борисова и Г. И. Чибисова, да мещанина А. Е. Сорокина: все они уже скончались. Г. И. Чибисов приискал было для покупки в пользу монастыря доходный дом в Газетном переулке, заложенный, за который нужно было доплатить 20.000 руб., – пригласил попечителей типографии и меня посмотреть. Дом драгоценный, самый выгодный; но попечители купить не захотели, имея в виду известную вам цель – держать монастырь в зависимости от них. Два раза пытались выпросить для монастыря землю и лес, но было отказано местным правительством по разным причинам: в первый раз потому, что лес не в Московской губернии, а в Московской губернии леса нет, потом отказано на том основании, что просилось небольшое количество, которым монастырь не может быть обеспечен. Тем деятельность комиссии и кончилась. Теперь, как вы знаете, я хлопочу о покупке дома для монастыря, чтобы сколько-нибудь обеспечить его. Дом³⁷⁰ мне нравится, потому что в нем нет жилых помещений, а только две лавки; он не большой, потому не потребует большой починки и хлопот; а доходу дает до 6000 р. Главную стоимость дает ему место, на котором стоит. Монастырю нужна ссуда, тысяч в двадцать с тем, чтобы постепенно уплачивать долг и проценты. Вот, что мог сказать об этом деле, сказал вам.

В письме отца Нильского сказано, что когда наш владыка сделал в Синоде предложение о Верховском, то его поддержал и владыка Исидор. А не находит полезным отец Нильский писать о Верховском потому, что сомневается, поступит ли с ним Синод решительно, – опасается, как бы Верховский не вышел победителем и не стал хвалиться тогда, что ему ничего сделать не могли и не могут. Но ваши ответы хороши и нужны для того, чтобы вразумить читателей: этого отец Нильский не взял во внимание.

Генерал Сафонов из кавкасских казаков, бывший раскольник, а теперь единоверец, наперсник Верховского. Я на Кавказе видел его брата, слепого, – он и теперь еще в расколе. О нем упоминается в описании моей поездки на Кавказ.

За сим скажу несколько о себе. Нa сырной седмице в четверток ездил кое к кому попрощаться и неизвестно как простудился, – охрип и кашляю. Первую седмицу Бог помог ходить в церковь и в неделю православия служил; а, теперь сижу в келье, никуда не выхожу. Чувствую однако, – стало получше.

Благодарю вас за ходатайство о моей поездке на море. Но только думаю – здоров едва ли буду. Если же буду только поддерживать жизнь, a делать ничего не смогу, то не будет во мне, как и в мертвом, никакой пользы. Благодарю и К. П., что он так заботится о немощном старце. Бог да воздаст ему Своею великою милостию!

О приезде Верховского в Москву не слышно. Однако Шeстов что-то чувствует о невзгоде над Ворховским,– говорил о Егору Антонычу: жаль, что о. Иоанн связался с поповцами!

Прошу ваших молитв и на вас и семейство ваше призываю Божие благословение».

Через два дня, 16-го февраля, отец Павел писал мне снова:

«Скажу вам: что-то на этой неделе здоровье мое много ухудшилось, или вернее – умалилось. Главное – нельзя мне лечь, а все нужно сидеть. Доктор дал лекарство: что будет, не знаю. Не хотелось мне умирать в настоятелях; а как бы не пришлось так: буди воля Божия!

Мне желательно с вами повидеться. Решаюсь беспокоить вас: когда приедете в Москву, не соблаговолите ли доехать до Никольского монастыря и тем сделать мне утешение?»

Письмо это очень смутило меня. Ясно было, что давно начавшийся у отца Павла упадок сил превратился в опасную болезнь. Воспользовавшись первым свободным временем, я отправился в Москву, чтобы с ним повидаться. Нашел его крайне изменившимся, хотя это был уже день, в который он почувствовал некоторое облегчение болезни, после ночи, первый раз проведенной в постели и легком сне, тогда как перед тем слишком неделю провел неподвижно сидя, не имея возможности не только лечь, но и прислониться к спине дивана, на котором сидел. Моему приезду, несмотря на крайнюю слабость, он был очень рад и о многом со мною беседовал. Приглашал он меня не только затем, чтобы повидаться со мной, как полагал, в последний раз, но и особенно затем, чтобы вручить мне написанную им в форме завещания посмертную исповедь для просмотра и приведения в порядок, a затем и для хранения³⁷¹. Спустя несколько дней по возвращении из Москвы, я получил от отца Павла, писанное под его диктовку Егором Антонычем, но собственноручно им подписанное, следующее письмо от 2-го марта:

«Премного благодарю вас, что доставили мне великое утешение вашим посещением. Господь да воздаст вам Своею милостию!

Болезнь моя облегчилась; но силы еще не восстановляются. Отек весь опал; лекарство продолжаю принимать; пища меня еще не весьма крепит. Простите, что долго замедлил благодарить вас за ваше посещение.

Что слышу о Верховском, о том в болезни моей не хочется и писать. Мало ему того, что обругал и бросил православную российскую Церковь, он еще простер до того свою дерзость, что признал австрийских лжеиерархов истинными иерархами, получая от них благословение! А теперь ему желательно опять получить прежнее место, чтобы попрежнему поносить святую Церковь: об этом, слышно, хлопочут его ходатаи. Если успеют в этом, не без грусти будет сердцу. Дай Бог полезное святой Церкви! Потворства, которые деланы Верховскому до сего времени, довели его до какой уже дерзости! А если будут и далее продолжаться, то чего ожидать хорошего? Строгий взгляд на Верховского и других мог бы образумить.

Помолитесь, да устроит Бог к лучшему для святой Церкви. Помолитесь и о моей немощи».

4-го марта я отвечал:

«Напрасно вы благодарите меня за посещение. Я исполнил мое желание видеть вас и побеседовать с вами, чем весьма утешен. Если приеду в Москву, постараюсь и опять быть у вас.

С Игнатием Александрычем я послал вам составленное мною прошение от имени мальковцев. Исправил также рассказ Андрея Степаныча. Конец, хотя и хорош, но опасаюсь, как бы не возбудил гнев тех, которые будут «читать» и «разуметь». Поэтому я смягчил и изменил окончание статьи. Думаю напечатать ее³⁷².

Я приготовил для седьмой книжки Братского Слова и послал уже в типографию ту часть вашего сочинения о сектах, где идет речь о беспоповщинских чинах и службах. Пришло мне на мысль, что у вас не упомянуто, как исповедуют «отцы». Слыхал я, что они сидят и что исповедник каждый раз, как скажет «грешен», кланяется в ноги «отцу». Так ли это? И не нужно ли упомянуть об этом? Вообще о поклонах и еще о каждении, как оно совершается у беспоповцев, не найдете ли нужным сказать кратко? При корректуре я все это внес бы в ваше сочинение.

О Верховском сообщаемым вами известия достойны удивления. Нe думаю, чтобы замыслы его исполнились; а исполнятся, зло будет горше первого. Егор Антоныч прислал мне статью о бегстве Верховского за границу в сопровождении Швецова, постриженного в иноки и вскоре же поставленного в «священно-иноки». Спасибо ему. Статью напечатаю и от себя кое-что прибавлю»³⁷³.

6-го марта отец Павел отвечал:

«У беспоповщинских наставников нет обычая на исповеди сидеть. Это бывает только у бракоборов, когда исповедуют новоженов, т.е. поженившихся, и это делается для того только, чтобы кто не зазрил наставника, зачем принял на исповедь новожена. Нa такой случай у него и готов ответ, что он не исповедывал, a только поговорил с новоженом и дал ему полезное наставление. В статье о новоженах о такой их исповеди упомянуто. А чтобы за каждый грех кланяться наставнику в ноги, этого обычая у беспоповцев нет, и никакого учения об этом у них не имеется.

О кадиле и каждеиии. Кадильница у беспоповцев употребляется с ручкою, потому что кадило с цепями считают принадлежностию священника и диакона. Каждение производится тогда же, когда и у православных, т.е. когда показано в уставе. Кадит наставник сам, или кто другой, кого он благословит. У федосеевцев иконы и людей кадят крестообразно, т.е. проводят кадильницею сверху вниз и поперек; а у филипповцев кадящий только подносит кадильницу к иконе или к стоящему, а креста не делает: они говорят, что посвященному лицу этого делать нельзя. У филипповцев и еще есть особенность: когда наставник подойдет кадить человека, кадимый должен вынуть из пазухи тельной крест, к которому наставник и подносит кадильницу. О каждении у меня действительно сделан пропуск»³⁷⁴.

Вскоре поcле этого, бывши в Москве, я снова посетил отца Павла, и нашел его в лучшем сравнительно положении, хотя из кельи он не мог еще выходить.

Накануне Пасхи, 22-го марта, я писал ему:

«Приветствуя вас с светлым праздником Воскресения Христова, молю Воскресшего из мертвых, да воздвигнет и вас от немощи, да подаст вам полное здравие души и тела. Благодарение Ему, Господу, Владыке и Благодетелю нашему, что и паки сподобил нас узреть праздник Воскресения Его! Да будет во всем воля Его благая, угодная и совершенная!

Господь не лишил меня трапезы Своей в день тайной Его вечери, хотя и приступал я с великим недостоинством.

Как вы провели Страстную седмицу и как встретили Пасху, – в храме ли Божием, в служении ли?

В последний день Пасхи или в первый Фоминой недели, аще изволит Бог, посещу вас.

Прошу молитв ваших и благословения».

В тот же самый день и отец Павел писал мне:

«Христос воскресе! –возглашаю вам, возлюбленнейший о Господе Николай Иваныч, и приветствую вас и семейство ваше с праздником Воскресения Христова. Володе от меня скажите: Христос воскресе!

Я, по милости Божией, начиная с праздника Цветоносия ходил во св. церковь и, хотя все время сидя, утешался службою. Во св. Великий четверток сподобился служить святую литургию; a Великий пяток на утрени уже снемог, – более нехватило сил моих, лежал в келье. В самый же праздник светлую утреню и святую литургию сподобился отслушать в церкви. Авось даст Бог, – радость праздника и еще несколько оправит мои силы. На Страстной неделе величество дней всегда как-то дает более крепости, и радость праздника укрепляет силы. Дай Бог, чтобы и вы с праздником укрепились силами на труды святой Церкви!

Прошу ваших молитв и на вас призываю Божие благословение».

В конце Пасхи, согласно обещанию, я был у отца Павла. Силы его настолько восстановились, что можно было помышлять о поездке в Крым, которую рекомендовали ему доктора. К тому же, сколько мог, старался и я склонить его. Отец Павел подал прошение об отпуске. 5-го апреля, после того, как вышла седьмая книжка Братского Слова, он писал мне:

«Читая в седьмой книжке статью «Назидательный пример для православных и мнящихся древлеправославных», я подумал: не будет ли эта статья воспоминательным примером г. Филиппову? Если прочтет ее, ему будет ведомо, что ржевское дело вам вполне известно, но предается молчанию до известного времени³⁷⁵.

Во вторник на Фоминой неделе я был у владыки-митрополита, просил отпуска в Крым для поправления здоровья. Владыка отпустил с удовольствием. В четверток я подал прошение о билете. Теперь нужно сбираться в путь.

Случаем путешествия желательно воспользоваться, чтобы и посмотреть, если где есть, древности. Ежели будет дозволена доктором поездка морем, то желательно побывать на новом Афоне, как месте Апостольском. Весьма хвалят природу этого места. Купаться в море мне запрещают, а велят принимать только теплые морские ванны. Поэтому мне нужно избрать такое место, где можно с удобством иметь такие ванны Буду смотреть, как пробраться в те монастыри, которые указываешь К. П. Беру с собой одного услужливого старика. Жаль, что нет у меня в спутники такого человека, который мог бы пописать. Перед отъездом постараюсь уведомить вас. Затем признаюсь вам: не с охотой отправляюсь в этот путь, потому что мало имею надежды на выздоровление. Однако рассуждаю, что все же лучше последовать советам врачей.

В бытность у владыки, завел я речь о новинковской моленной, чтобы по прошению её хозяина освятить ее в приписную церковь. Владыка, как только услышал это, почти мало внимая, своим благословением отпустил меня.

На покупку дома для монастыря тоже просил благословения у владыки. Он не уверен, чтобы консистория одобрила нашу покупку по её ценности. Я просил отца Вениамина посодействовать делу, и он обещался.

У отца Филарета болит правая рука ревматизмом, так что нельзя писать и ночью не дает спать».

7-го апреля я отвечал:

«Грустно на меня подействовало ваше письмо. Нe того ждал я от вашего свидания с митрополитом. Да и мысль, что вы уезжаете далеко, уезжаете без помощи, с одним стариком, очень тяжела мне. Пишу вам теперь только затем, чтобы попросить вас–известить меня о времени вашего отъезда: несмотря на все недосуги, приеду проститься с вами».

Между тем накануне, 6-го апреля, и отец Павел снова писал мне по одному неприятному делу. Когда в шестой книжке Братского Слова напечатана была статья о бегстве Верховского, наши неблагоприятели, и прежде невыгодно смотревшие на мои обличительные против Верховского статьи, воспользовались случаем, чтобы обвинить меня в излишней якобы придирчивости и даже жестокости относительно Верховского, вынудившей его к бегству. Протоиерей Виноградов написал даже заметку в таком смысле. Я спрашивал отца Павла, стоит ли отвечать на такое несправедливое обвинение. Об этом отец Павел и писал теперь:

«Отец Иоанн обвиняет вас в придирчивости; а между тем не видит, как сам впадаешь именно в придирчивость. Обвиняя вас в недостатке милосердия и даже в жестокости к Верховскому, о чем давно проповедывал своим охотнорядским друзьям, он с тем вместе отвергает нужду церковного правосудия над еретиками. Нa это не худо ответить; но не теперь, чтобы не раздражить противника более, а со временем, когда еще будете писать о Верховском (кажется, суждению о нем еще не конец). Отец Иоанн не различает нужное для церковной пользы требование суда над нераскаянным хулителем церкви от происходящего из жестокости сердца, и смешивает желание милосердия к раскаявшемуся хулителю, высказанное и вами, с равнодушием к хулителю, в каковое не впадает ли сам? Если вас обвиняет он в жестокости к Верховскому, то с вами должен обвинить и Церковь, зачем она почитает празднествами подвиги святых отцов, защищавших православие против еретиков. Вот на что, по моему мнению, нужно ответить при случае, а всего прочего нужно быть выше. Ваши силы, нужные для дела, не тратьте на пустяки. Я вам скажу откровенно, чего другому сказать опасаюсь и не желаю: отец Иоанн имеет слабость к придиркам, не вникая в дело; препираться с ним не полезно, а пожалуй и вредно³⁷⁶.

Если я написал что полезное, примите ради пользы; а не полезное – простите ради моей немощи.

Денег на дорогу мне Бог послал достаточно: жалованья получил 250 руб., племянник прислал 100 руб., и сестра брата 50 руб.».³⁷⁷

Вскоре после этого я ездил проститься с отцем Павлом, и 16-го февраля он отправился в путь. По прибытии в Крым он писал мне 20-го апреля из Херсонисского монастыря:

«Честь имею уведомить вас, что я вместо Георгиевского монастыря, где предполагал поместиться, водворился в монастыре Херсонисском. Это потому, что все местные жители и врачи находят климат Херсонисского монастыря благоприятнее; а в монастыре св. Георгия местность очень высокая, потому и климат суровее. Для меня и благоприятнее на первый раз пожить в том месте, где наш равноапостольный князь принял святое крещение, а в лице его и вся Россия просвещена христианством. Настоятель монастыря, о. архимандрит Пахомий, принял меня с любовию и все делает, что для меня потребно. Когда будете писать мне, напишите и ему за меня благодарность, если это прилично.

Вы мне предлагали содействовать суммою для поездки в Крым; а теперь я, посмотревши Крым и ощутивши благоприятность его климата, готов бы вам помогать, чтобы вы для поправления и поддержания своего здравия хотя на месяц приехали пожить в Крыму в вакационное время.

Келью мне дал отец архимандрит весьма удобную и пространную.

Прошу ваших молитв и на вас призываю Божие благословение».

26-го апреля я отвечал:

«Сердечно рад, что вы благополучно совершили путь, и весьма благодарен вам, что ускорили дать о себе весточку.

Вскоре же по отъезде вашем я получил письмо от К. П. Он озабочен вашим путешествием; но выражает надежду, что в Крыму вас устроят с удобством и советует вам в случае надобности обратиться к севастопольскому градоначальнику адмиралу Рудневу, которого называет добрым человеком, а в Одессе к полицеймейстеру Бунину, который, по его словам, сделает все возможное для приходящих от его имени; а чтобы вы могли являться от его имени, прислал для вас свою (прилагаемую при сем) визитную карточку с надписью. Жаль, что все это несколько поздно. Спасибо К. П. за его заботы о вас: этим он утешил и меня. Пишет также, что будут хлопотать по новинковскому делу.

Я очень занят отзывом о книге Гиббенета: к первому мая нужно послать³⁷⁸. Поэтому и пишу вам только самое необходимое. Как удосужусь, буду писать пространнее».

2-го мая, действительно, я писал отцу Павлу пространнее:

«Радуюсь, что вы нашли место, где можете спокойно пользоваться благорастворением крымского воздуха. Вероятно, о. архимандрит был предупрежден о вас из Петербурга, – не даром же К. П, писал мне, что в Херсонисском монастыре вас примут хорошо и отца архимандрита хвалил. Я же писать отцу архимандриту затрудняюсь, не будучи знаком с ним, да и писание мое не важно.

Должно-быть, в Крыму хорошо дышется, когда вы зовете туда и меня. Будь я один, ни минуты не задумался бы и полетел бы в разные места, где и жить хорошо и есть что посмотреть; но крылья у меня подрезаны или, вернее сказать, хвост слишком длинен и тяжел. Семью бросить не могу: и мне и ей тяжело будет надолго расстаться; с семьей же как ехать? Впрочем, подумаю. Говорят, для Володи было бы очень полезно покупаться в море и подышать морским воздухом.

Дай Бог вам в Крыму восстановить ваше здоровье совершенно! Е. С. Кроткова виделась с Чериновым, и он утешил нас добрыми вестями о вас: сериозного расстройства у вас не находит и полагает, что при спокойной жизни и хорошем питании здоровье может быть восстановлено. Приятно мне было узнать, что Черинов с удовольствием читает вашу книгу³⁷⁹.

Я начинаю понемногу управляться с делами. Отзыв о книге Гиббенета послал. Девятая книжка журнала на сих днях выйдет, а за ней вскоре напечатается отдельно и ваша статья о сектах. Десятая почти готова. Для августовской оставляю вашу статью: «Советы старообрядцу», чтобы ею начать, если Бог даст, новое полугодие журнала³⁸⁰. Но есть у меня старое дело, которое хочется кончить, – нужно написать предисловие к седьмому тому «Материалов для истории раскола», который уже кончен печатанием. Только беда, – экзаменов много в академии. Вакация начнется с половины июня.

Получил я от отца Филарета, а он от отца председателя, «Устав» замышленного известными лицами «миссионерского отдела» в нашем братстве. К удивлению, подписи викария под ним нет. Кроме вас подписались о. Виноградов и о. Нечаев. В тексте есть приписки между строк, именно о председателе, что «избирают его из членов Совета Отдела, представляя сие(?) на изволение(?) его высокопреосвященства». Еще: «председатель Отдела, утвержденный его высокопреосвященством, становится и председателем Совета» (в Братстве?). Прочитав всю бумагу, я нашел в ней несколько выражений неудобовразумительных, да и назначения её не понимаю. Говорится: «члены Братства осмеливаются просить архипастырского благословения». Что же это, – «прошение», а не «устав»? Если прошение, то зачем же подается в Братство, а не «архипастырю», благословение которого испрашивается? И если просят «члены Братства», то почему же подписались только трое? И зачем в «прошении» излагается «устав», который должен быть только приложен к прошению? Тут что-то неладно. Я право не знаю что делать. Посоветуюсь с отцом председателем.

Еще прислал мне отец Филарет полученное на ваше имя письмо из Сызрани. Препровождаю его к вам. Что вы скажете об этом грустном деле³⁸¹? У кого искать помощи? Писать в Петербург? Но не прискорбно ли, что о симбирских и московских делах нужно ходатайствовать в Петербурге?

Жаль мне, что нарушаю ваш покой такими вестями.

Преосвященный Алексей был здесь³⁸², и еще будет. В свою епархию собирается выехать в 20-х числах мая; будет останавливаться в Орле, Курске и Харькове, так что в Крым ранее июня не приедет. С ним беседовал о вас. Митрополита ждем к Троицыну дню, – вернее сказать: ждут; для меня его приезд не интересен.

Простите до новой беседы.

Прошу благословения вашего и молитв».

7-го мая отец Павел отвечал:

«Два письма ваши, одно с визитной карточкой К. П., другое с сызранским письмом, получил и благодарю вас, что утешаете меня вашими письмами. Чувствительно благодарю и К. П., что так заботится о мне. При случае, когда будете ему писать, поблагодарите его от меня за его о мне попечение. Сам я не осмеливаюсь его беспокоить благодарственным письмом, зная, сколько он отягчен делами.

Действительно, К. П. просил о мне отца архимандрита чрез севастопольского городского главу, который был в Петербурге; но глава запамятовал мое имя, а передал отцу архимандриту просьбу о каком-то преосвященном, которого он забыл имя, так что о. архимандрит не мог понять, о ком было прошение. Я же еще более должен быть благодарен о. архимандриту, что он так братолюбно меня принял, и не зная, что о мне было это прошение. Братолюбие его еще более укрепила присланная вами карточка К. П. А приведенный в вашем письме добрый отзыв К. П. об о. архимандрите весьма утешил его, и он просит меня написать вам благодарность за эти строки вашего письма и свидетельствует вам почтение.

О письме из Сызрани. Эти печальные события не в одной епархии случаются, а почти везде, где преосвященные передают миссионерские дела в консисторию. В прошлом году, по вашему предложению, хотели сделать постановление, чтобы делами, касающимися обращения раскольников, преосвященные занимались сами, а не поручали их ведение консисториям. В виду этого не рассудите ли послать сызранское письмо (возвращаю его) в Петербург? Человеческая немощь везде требует побуждения; но тут не немощь даже, а блюдутся интересы приходских священников, которые предпочитаются интересам Церкви.

О проекте Отдела. В Совете Братства, кажется, было постановлено, чтобы комиссия выработала проект миссионерского Отдела и представила на рассмотрение Совета Братства, а потом он должен поступить на утверждение владыки. Теперь следовало бы именно представить проект в Совет, где он должен быть рассмотрен. А почему председатель комиссии не соблаговолил подписаться под проектом, недоумеваю.

Слава Богу, что вы кончаете еще полугодие вашего журнала. После вакантных дней отдыха да подаст вам Бог новые силы продолжать ваши труды на пользу святой Церкви!

Не нужно ли будет оттисков моей статьи о сектах послать К. П., чтобы он знал, что есть оттиски?

Погода здесь прекрасная; только мало дождей. Сирень уже отцветает, и белая акация хочет зацветать. О поправке здоровья еще ничего сказать не могу. Скучно без дела; но надо покоряться обстоятельствам, – за перо браться боюсь».

14-го мая отец Павел снова писал:

«Такие архипастыри, как высокопреосвященнейший Александр³⁸³ и преосвященнейший Тихон³⁸⁴, отъемлются от нас! Не в наказание ли за грехи наши мы лишаемся их? Они были не по имени только, но и делом архипастыри. Насколько я знал преосвященнейшего Александра, как он был заботлив о пастве и как тонко понимал дела, как благорассудно принимал советы! Таков же был и преосвященнейший Тихон. Да сотворит им Бог вечную память, да молятся о душах наших! Пастыреначальник Господь Иисус да даст им достойных преемников!

Я живу милостию Божиею. Дышу, слава Богу, легко; но только и на малейший изволок идти чувствую тяжесть. Немощь почти та же. Что вперед будет, не знаю.

Прошу уведомить о вашем здоровье и молитв ваших прошу. А на вас и на семейство ваше призываю молитвы херсонских святых и Божие благословение их молитвами».

20-го мая я отвечал:

«Сердечно благодарю вас за письма ваши от 7-го и 14-го числа. Прошу простить меня, что замедлил ответом. Поистине, некогда было. Окончив десятую книжку журнала, я задумал поспешить выпуском 7-го тома. «Материалов для истории раскола, – он был уже напечатан, но недоставало предисловия: вот и просидел за этим предисловием довольно долго. Вчера, слава Богу, кончил и эту работу, так что надеюсь в непродолжительном времени прислать вам новую книгу. А тут еще экзамены, сочинения студентов и прочие дела. Вот почему и замедлил отвечать вам. Теперь буду писать попорядку.

Мне очень приятно слышать, что отец архимандрит так внимателен к вам. Вчера я писал об этом К.П. Когда выйдет десятая книжка Братского Слова, пошлю отцу Пахомию журнал за полгода.

Воспользуюсь завтрашним свободным от занятий в академии днем, чтобы написать в Петербург о сызранском деле: авось помогут.

Отдельная книжка ваша о сектах в расколе еще не вышла. Как получу, немедленно пошлю К. П. Недавно я был в типографии: там сказали, что ждут только из монастыря ответа о цене, какую выставить на обертке.

Об «Отделе» надобно поразмыслить. Что-то не по душе мне мысль раскалывать Братство на отделы. Если хотят завести миссионеров, хотят искренно, ради дела, а не на показ и не из личных расчетов, могут завести их, и не замышляя никаких отделов в Братстве. Я остановился на том, что если комиссия тянула дело более года, не представляя проекта устава (которому придала еще несоответствующую форму прошения), то Совет Братства может также помедлить. Отца председателя не имел времени видеть: надобно с ним посоветоваться

Разделяю вашу скорбь о преосвященных Тихоне и Александре. Вы знаете уже и о преемнике последнего. Дай Бог, чтобы преосвященный Алексей повел дело в Литве так же, как вел преосвященный Александр, и на раскол обратил бы внимание. Но обратит ли? Судя по тому, как действовал в Москве, трудно надеяться. Впрочем, в Москве он не был самостоятелен. Нa сих днях был он здесь. Мы чтили его обедом и речами. Говорить ему, чтобы обратил внимание на раскол, где вы некогда его сеяли, а потом столько потрудились о его искоренении, я не решился: сам разум имать; если не расположен к нашему делу, совет не поможет. Да, люди сходят с поприща; достойные ли заменяют их? Но судьба преосвященного Алексея замечательна. Так и не удалось ему быть в Крыму! Я жалею об этом больше потому, что ожидал от его прибытия в Крым пользы для вас. Нa его место Дмитровским именоваться назначен епископ Мисаил (а жить, конечно, останется в Богоявленском); быть Можайским назначен вифанский ректор Александр, как и ожидали. Бог да устроит все ко благу Своей Церкви! Ему повинемся. Однако на других должностях епископ Мисаил не является преемником преосвященного Алексея. Так, в академии избрали в председатели Братства преп. Сергия не его, а В. Д. Кудрявцева, и к нам в Дом Призрения мы выпросили в попечители преосвященного Иакова³⁸⁵.

В письме к К. П. я выражал опасение, как бы не затормозилось дело с нашим проектом синодального изъяснения о порицательных выражениях полемических книг, – как бы не дали его на просмотр и исправление известным московским деятелям, при чем поставил на вид, что здесь можно испортить дело и одним необдуманным выражением. К. П. успокоил меня, – обещает успех нашему изложению.

Порадуйте меня лучшими вестями о вашем здоровье. Я и семейство мое живем по милости Божией за ваши молитвы, которыми прошу не оставлять нас».

29-го мая отец Павел писал:

«Благодарю вас, что в отдаленности от Москвы утешаете меня письмами. Случается не без скуки по той причине, что нужно удерживаться от пера и что не вижу друзей, да по приказу доктора удерживаюсь от ходьбы. Утешение – церковь и чтение. Отец архимандрит также развлекает мою скуку, – вместе обедаем и пьем чай. Особенное утешение – ваши письма.

Радуюсь и благодарю Бога, что помог вам кончить журнал за прошедшее полугодие и выдать седьмой том «Материалов». Дай Бог, чтобы за два месяца получили хотя несколько свободна времени отдохнуть и запастись силами на будущие труды для святой Церкви!

Чтобы помедлить с «Отделом», на это я согласен. Вы сами знаете, что хлопочут об учреждении особого миссионерского отдела в Братстве едва ли не с тою только целию, чтобы иметь особого председателя, от которого предполагают много иметь пользы для дела. А теперь видно, какая может быть от него польза! Потому не станем спешить: авось время покажет, что делать. В Гуслицах пока имеем миссионера; со временем, может-быть, даст Бог и еще что-нибудь сделать для миссии.

Благодарю за хлопоты по письму из Сызрани и за готовность послать К. П. статью о сектах.

Насколько я узнал здешнюю епархию и сколько знаю литовскую, пожалел я о преосвященном Алексее, что не угодил сюда, а назначен в Вильну. Там, кроме старообрядчества, сильна польская пропаганда, и требуется усиленное противодействие ей. Церквей в Виленской и Ковенской губерниях по одной в уезде, кроме Гродненской губернии, в которой особое викариатство. А в Таврической епархии ныне около трехсот церквей, и есть очень богатые, – край населяется, потому и церкви умножаются. В Симферополе при соборе четыре священника; в епархии шесть монастырей, – в некоторые монастыри на храмовые праздники богомольцы с дальних мест стекаются тысячами; противодействий никаких нет, нужно только тщание к улучшению. Видно, преосвященному Алексею так суждено. Помоги ему Бог бороться там с врагами!

Сюда ожидаем преосвященного Николая, викария Одесского, для управления епархиею до приезда преосвященного Мартиниана».

2-го июня я отвечал:

«Сейчас получил письмо ваше, и именно тогда, как собирался писать вам, чтобы сообщить о моей вчерашней неожиданной поездке в Москву. Ездил хоронить нашего доброго М. А. Хлудова. Умер он на даче, в Сокольниках. За сердечную доброту его да помилует его Бог! Супруге его в день смерти мужа пришлось хоронить отца. Вот как бывает! Я доволен был, что Михаила Алексеича отпевал преосвященный Алексей, все еще пребывающий в Москве (через неделю предполагает выехать). Встретил на похоронах всех наших друзей и знакомых – отца Вениамина, отца Василия, отца Филарета и пр. Разумеется, вспоминали о вас. В Покровский монастырь³⁸⁶ я нарочно поехал с отцем Вениамином, чтобы поговорить о затее «миссионерского отдела»: и он соглашается, что надо помедлить делом. Нa этом и положили, от времени ожидая дальнейших указаний, как и вы пишете. Пред обедом мы почти кончили хорошее дело: упросили Герасима Иваныча³⁸⁷ быть преемником покойного Михаила Алексеича по должности братского казначея, – преосвященный Алексей, спасибо ему, принял в этом живое участие. После номинального обеда, выходя из залы, где всегда происходили наши годичные братские собрания, я подумал, что выхожу из неё навсегда, и стало грустно... Так-то все минуешь! Дал бы Господь нам еще пожить и потрудиться, аще сие на пользу...

Вот какими неотрадными вестями нарушаю я покой ваш.

О преосвященном Алексее рассуждаю и я так же, как вы. Признаться, опасаюсь, что раскольническим делом не займется он, как должно. Я и беседы с ним не начинал об этом. Но зато из Москвы он уезжает, сопровождаемый выражениями общего расположения. Много способствует этому нерасположение к иным...

Книжки ваши послал К. П.; ответа еще не имею. Седьмой том «Материалов для истории раскола» доселе не вышел: книга в цензуре. Между тем я начал печатание и восьмого тома (новые сочинения Аввакума, Житие Морозовой и др.). Но теперь экзамены и чтение студенческих сочинений заставляют бросить все другие дела. А потом нужно немного и отдохнуть. Ах, с каким удовольствием пожил бы у вас, в Крыму! Знаете ли, что мы мерзнем, – по ночам чуть не морозы!

Дай Господи, чтобы вам помог благодетельный воздух Крыма! Только, пожалуйста, не скучайте бездельем: довольно вы поделали, а Бог даст, и еще поделаете, поправившись здоровьем, для чего и нужно на время поудержаться от дела.

Спасибо отцу архимандриту, что печется об вас. Дерзнул написать ему и посылаю журнал.

Поручаю себя и семейство молитвам вашим».

13-го июня отец Павел отвечал:

«Благодарю за уведомление о смерти и погребении Михаила Алексеича. Бог да помянет простоту нрава его!

И мне грустно стало, читая в вашем письме о выходе вашем из тех палат, в которых с такою любовию и радостно покойный Алексей Иваныч всегда принимал нас и где так торжественно совершались наши братские праздники. Теперь этот дом для Братства едва ли будет входным.

Хорошо, что вы упросили Герасима Иваныча быть братским казначеем. Каков он будет деятель, это покажет время; но важно то, что он будет собою напоминать нам дорогого Братству Алексея Иваныча, и сим Братство будет утешаться.

Последние три книжки вашего журнала за минувшее полугодие прочитал. Весьма доволен ответом вашим «Старообрядцу»³⁸⁸. И воспоминания Чичкина очень хороши, – особенно разговор в Белой-Кринице³⁸⁹.

Благодарю за присылку журнала отцу архимандриту, моему доброму странноприимцу: он принял с большою благодарностью.

Что вас интересует, о том теперь скажу, т.е. о моем здоровье. Пользуясь здешним воздухом, я теперь болезни – удушья почти не чувствую; а как будет в московском климате, не знаю. Силы еще слабы; однако ходить могу более прежнего, но только не нарушая тихости; а и при умеренной поспешности, или немного на гору, еще чувствую удушье. Потому заключаю, что болезнь моя умалилась, но еще не уничтожилась. Спина попрежнему болит часто.

Вечером, сидя в саду лицом к морю, смотря, как пред закатом солнца появляется в море золотой столп и все море позлащается, а потом солнце опускается в море, приходит мне на память Николай Иваныч и Володенька. Думаю, – если бы вы сидели со мной на этой скамеечке и смотрели на эту неизобразимую красоту природы, как бы радовался ваш милый мальчик!

Был я в Балаклаве. Туда возил меня отец архимандрит на монастырских конях. Это небольшой греческий городок, в нем жителей не более 1000 душ. Стоит в затишной бухте. Пo малочисленности жителей воздух в нем благоприятный. Вокруг бухты отличное гулянье; купальни такие, что лучше требовать нельзя. Жители большею частию рыболовы. Квартиры здесь недороги, не как в Ялте. Я подумал о вас: если придет вам желание пожить в Крыму, тут было бы хорошо. Отец архимандрит велел мне написать вам: ежели надумаете ехать в Крым, то на первый раз приехали бы прямо к нему, в Херсонес, а потом посодействует вам в приискании удобного места.

Читали ли вы, что назначенный в Тавриду на временное правление преосвященный Николай, херсонский викарий, скончался на пути, на пароходе? Человек еще не старый. Не благоприятствует Тавриде.

Прошу ваших молитв и на вас призываю молитвы херсонских святых».

17-го июня я извещал отца Павла:

«Только что получил письмо ваше. Благодарю вас за постоянную о мне память. Не знаю, приведет ли Бог видеть когда красоты Крыма; но как хотелось бы! Прошу вас передать от меня благодарность вашему доброму хозяину и сказать, что я не забуду его слова и, если буду иметь возможность, не премину воспользоваться его, обязательно предложенным, руководством для приискания удобного приюта на крымских берегах.

Я давно собираюсь писать вам, да все мешали сначала недосуги, а потом нездоровье: вот уже третий день больше лежу в постели. Это последствие утомление и простуды. Чувствую большой упадок сил.

Из письма вашего вижу, что до 14-го числа вы еще не слышали, что нестало и нашего предызбранного казначея. Чудная судьба! Не прошло девяти дней по кончине Михаила Алексеича, как умирают и Герасим Иваныч! и умирает совершенно так же, как Алексей Иваныч! Несмотря на недосуги, я ездил на похороны, где еще раз виделся и простился с преосвященным Алексеем. Итак, мы опять без казначея. Это забота. Указывают разных лиц; но я думаю отложить решение этого дела до вашего возвращения в Москву.

Из Петербурга имею интересные вести. Извещают, что о сызранском деле писано симбирскому преосвященному. Потом мне прислали дело Верховского, чтобы изложить определение Святейшего Синода об извержении его из сана. Определение это уже составлено обер-секретарем; но его нашли неудовлетворительным, и оно действительно таково, – длинно, беспорядочно и не вполне основательно. Я написал свой проект и отправил, при чем прошу, чтобы не медлили окончанием этого дела. А о нашем Разъяснении порицательных выражений в полемических книгах извещают, что наш митрополит его уже пропустил, а лежит оно шесть недель(!) у самарского, ныне присутствующего в Синоде. Вот вы и судите о внимательности к делам по расколу сих судей! A ведь он и с расколом то, конечно, совсем не знаком. Наконец, вот неожиданность! – желают, чтобы я присутствовал в Казани на соборе, имеющем открыться 8-го июля. Об этом написал мне сам К. П. из Москвы, куда приезжал на одни сутки. Это предложение поставило меня в затруднение. И нездоровье, и разлука с семьей, и опасение, будет ли на пользу для дела мое присутствие в сонме архипастырей, и, наконец, опасение, как бы не огорчился моим приездом казанский специалист по расколу и как возмутит это наших охотнорядских недругов, – все указанное не мало страшит меня; а между тем и проехаться хочется, даже приходит на мысль, что, быть может, скажу какое-нибудь полезное для нашего дела слово в столь редком у нас совещательном собрании епископов. Решился написать К. П., что отдаюсь на его волю, – скажет, чтоб ехал, – поеду. В таком случае детей завезу на родину, в Шую, и там оставлю у родных. Что вы мне скажете на все то? Нe дадите ли и совета доброго? Вам бы, а не мне, присутствовать на соборе!

К. П. и еще оказал мне любезность: разослал ко всем архиереям циркулярное письмо, которым рекомендует выписывать Братское Слово и духовенству и семинариям, выражая удивление и сожаление, что издание это так мало распространено, частию по неведению о нем, частию по равнодушию к вопросам о расколе. Спасибо ему! Я отвечал: если ваше слово не разбудит спящих, придется сказать: спите прочее и почивайте³⁹⁰...

Вот все, кажется, что накопилось у меня нового. Если поеду в Казань, уведомлю вас. A ведь из Казани можно бы спуститься до Царицына, а оттуда в Дон и на крымские берега, куда манит и ваше там пребывание!

Получили ли седьмой том «Материалов»? Я поспешил послать его вам; а написать не имел возможности.

Радуюсь, что здоровье ваше хоть немного поправилось. Дай Бог совершенного выздоровления! Помолитесь о нас. Володя мой бегает по нашему маленькому саду. А как бы хорошо ему побегать по морскому берегу»!

22-го июня отец Павел отвечал:

«Прискорбно, что вы не так здоровы. Ваше здравие нужно для пользы иных: дай Бог вам здравия и благополучия!

Благодарю за печальное уведомление о смерти Г. И. Хлудова. Вот как промысл Божий вразумляет нас, чтобы были всегда готовы к переселению в будущий век, дабы не отъити туда тщим.

Седьмой том «Материалов» получил. Благодарю. Мне помнится, на вашем диспуте сколько нынешние модные умники оспаривали, что начальники раскола акибы не были подвизаемы враждою против патр. Никона, а только от ревности за старые обряды воздвигли распри о раскол. А что за нужда была Аврамию³⁹¹ писать личности Паисия Лигарида против Никона, если не вражда и ненависть к нему, потому что это до обрядов не имеет никакого отношения?

Спасибо К. П. за рекомендацию Братского Слова. Авось поможет.

Вы пишете, что из Казани хорошо бы проехать через Царицын в Крым, посмотрев Волгу и Дон. О, как бы мы были вам рады! И насколько это полезно было бы для вашего здоровья! Только я сомневаюсь, не было бы одним скучно в дороге: езды будет на неделю, хотя и весьма приятной. А притом не будет ли поздно? – в августе нужно издать книжку журнала. Впрочем, буди воля Божия и ваше благое рассуждение!

Вы спрашиваете моего совета, ехать ли вам в Казань на собор. Вы хорошо сделали, что спросили о том К. П. Его ответом и должно решиться дело: тогда никто не может говорить о вас: зачем поехал! О казанском специалисте я думаю, что он соблюдет приличие, не станет много сетовать о вашем приезде. Да и ужели не примет во внимание, что в делах церковной пользы нет места личностям? А мой взгляд на то, ехать вам или не ехать, вот каков. Ныне вновь полагается доброе начало соборов, потому нужно их поддержать, чтобы были достойны своего имени и назначения, чтобы принесли пользу и чтобы обычай этот утвердился, как весьма полезный, а не походил бы на съезды благочинных, где рассуждают только об одних почти материальных нуждах и выгодах. По всему этому и необходимо, чтобы кто-либо из специалистов по церковным вопросам присутствовал на соборе и напамятовал бы владыкам о нужных для рассуждения предметах и, напр., в вопросах о расколе, указывал бы сектантские тонкости и полезный против раскола меры. Притом нужно кому-нибудь тоже из специалистов изложить и решения собора, чтобы они были достойны памяти и получили действие: не самим же владыкам излагать! – для них достаточно рассмотреть изложенное. Ко всем сим причинам найдутся и еще многие другие, так что вам ехать необходимо нужно. Ежели я понял дело как следует, примите во внимание; а если не так, простите.

Бог да поспешит вам в полезное. И о мне помолитесь».

29-го июня я отвечал:

«Пишу вам в день вашего ангела и мыслимо поздравляю вас, моля Господа, да подаст вам, ходатайством великого Апостола языков, крепость сил душевных и телесных.

Ныне же, дорогой именинник, вы утешили меня письмом вашим, за которое сердечно благодарю вас.

Ехать на собор я не решился бы, если б пришлось явиться туда одному. Но в Казани будет присутствовать на всех заседаниях В. К., и обещал быть на несколько дней сам К. П. Я, по всей вероятности, праздник лаврский³⁹² проведу здесь и затем пущусь в путь. Моего присутствия настоятельно требуют (ожидаю и официальной о том бумаги), и обещают недолго продержать меня. Семью оставляю в Шуе и опять за ней заеду. Дай Господи, чтобы мог сделать хотя что-нибудь полезное в Казани; но поездка все-таки страшит. Так обсиделся я дома! Помолитесь о мне, чтобы путешествие было и безбедно, и не без пользы для дела Церкви.

Пишут мне, что дело о Верховском кончено: мое изложение акта об его извержении из сана – принято.

Здоровьем все еще не похвалюсь. Моя мечта проехать в Крым есть, конечно, мечта, которую осуществить не вижу возможности. Месяц прошел, а ничего не успел сделать для журнала. По возвращении из Казани придется прямо сесть за дело. Теперь занимаюсь просмотром вашей статьи: «Совет старообрядцу»: хочется пред отъездом отдать ее в типографию. Надумал еще печатать находящуюся у меня переписку о. Пафнутия с Пафнутием Казанским, Семеном Семеновым и Ксеносом. Считаю не лишним это сделать, во-первых, потому, что из неё видно, по каким основательным причинам Пафнутий оставил раскол (тогда как доселе не показал причин, почему возвратился в тот же раскол), и, во-вторых, потому, что здесь он много и верно, даже резко, говорит о лжеучениях Павла Белокриницкого и вообще раскольнических. А для меня печатание такого, давно заготовленного, материала большое облегчение³⁹³. Дал бы Бог еще потянуть журнал!

Из Казани постараюсь написать вам.

Еще раз желаю вам здоровья и прошу молитв и благословения.

Ваш преданнейший H. Субботин».

Получив официальное предложение присутствовать на Казанском соборе епископов приволжских епархий³⁹⁴, в первых числах июля я отправился в путь. В Нижнем сел на пароход, и после приятного плавания по Волге, в полдень 7-го числа прибыл в Казань, где и прожил одиннадцать дней. Краткие, но точные сведения о происходившем на соборе были тогда же сообщены мною в Московских Ведомостях (№226), откуда потом эта статья с добавочными примечаниями была перепечатана мною в тринадцатой книжке Братского Слова 1885 г. (т. II, стр. 129). Здесь, между прочим, говорилось: «Все собравшиеся архипастыри с великим уважением и вниманием вспоминали об отце Павле и, сожалея, что по причине болезни он не мог лично прибыть в Казань для участия в рассуждениях по вопросам о расколе, поручили профессору Субботину послать к нему в Крым, где он находился на лечении, телеграмму от их имени с выражением особого уважения к его трудам на пользу святой Церкви и желанием восстановления сил для дальнейшего их продолжения. Досточтимый старец, изнуренный трудами, болезнию и в последнее время некоторыми душевными огорчениями, был глубоко тронут и утешен таким вниманием целого собора архипастырей (стр. 135). Эти последние слова были сказаны мною на основании следующего письма, которое отец Павел 11-го июля послал мне в Казань:

«Возлюбленнейший о Господе Николай Иваныч.

Я имел счастие 10-го июля получить посланную вами телеграмму, которою вы извещаете меня, что все собравшиеся архипастыри торжественно выразили сочувствие моим трудам и желают мне здравия, и вам поручили о том известить меня, что и вас, всегда мне сочувствующего, тронуло глубоко.

Эти строки телеграммы, извещающие о таком внимании собравшихся святителей к малейшим трудам убогого старца, бывшего раскольника, весьма глубоко тронули мое сердце; я не нахожу слов, которыми бы выразить мою чувствительнейшую глубокую благодарность собору святителей, и паче потому, что это внимание архипастырей к моему труду (который и ваш труд) придает ему значение к большему распространению. Прошу вас передать собору святителей мое глубокое чувство благодарности за их архипастырское внимание к малейшему труду моему, и прошу их святительских молитв, чтобы ничтожный мой труд послужил в пользу святой Церкви, пред которою я настолько виноват своими действиями в расколе, что вину свою никакими трудами загладить не могу, но надеюсь получить милость только по человеколюбию Владыки Господа молитвами их, православных святителей. Прошу их святительского благословения. Благодарю и вас за сочувствие ко мне и за содействие мне в трудах моих.

Ваш покорный слуга архимандрит Павел».

Письмо это я получил 18-го июля, в день моего отъезда из Казани, когда уже простился с присутствовавшими там архипастырями. И так как сам не мог уже прочесть его в собрании преосвященных, то просил исполнить это остававшегося в Казани В. К. С., которому для этого и передал письмо.

21-го июля я приехал на родину, где находилось мое семейство, и оттуда на другой же день, 22-го числа, извещал отца Павла:

«Пишу вам с родины, из Шуи, куда приехал вчерашний день прямо из Казани или, точнее, из Нижнего, так как по случаю замедления парохода должен был целые сутки пробыть в этом городе, который Бог и привел посетить первый раз в жизни.

В самый день моего отъезда из Казани, 18-го числа, уже простившись с преосвященными, я получил письмо ваше и передал В. К., чтобы в следующее собрание прочел его членам собора. Нас обоих оно тронуло глубиною вашего смирения: потому я почел необходимым сделать его в подлиннике известным владыкам, которые, к моему великому утешению, все без исключения относятся к вам со всем подобающим вниманием и уважением.

Я очень виноват пред вами: обещал вам писать из Казани, и не исполнил обещания. Простите Бога ради. Но, право, не видел, как проходило время. И теперь не стану входить в подробности, которые удобнее передать при свидании, если приведет Бог. Притом же К. П. поручил мне написать о соборе для Московских Ведомостей: там, надеюсь, скоро прочтете. Скажу теперь нечто лишь о том, что всего ближе нас касается и вас особенно интересует.

С докладов о расколе началось первое же (общее) собрание. Доклады были уже заготовлены вам хорошо знакомым казанским специалистом по расколу и, как видно, вполне одобрены были казанским владыкой. Первый доклад, о необходимости издать от собора воззвание к старообрядцам, встретил возражения, – говорили, что этим следует не начинать, а заключить рассмотрение вопросов о расколе. Владыка Палладий, как председатель собора, настоял однако, чтобы немедленно прочитано было самое воззвание, уже составленное специалистом-докладчиком. Длинное-предлинное и, говоря откровенно, во всех отношениях неудачное, воззвание это произвело тяжелое впечатление на присутствовавших. Произошло довольно неловкое молчание; затем постановили – отложить решение вопроса о воззвании до последних заседаний. Между тем, спустя некоторое время, секретно предложили мне написать другой проект воззвания. Я старался разъяснить все неудобства, какие представляет для меня это поручение; но должен был уступить настоятельному требование, и последние два дня занимался именно этим делом, для большего удобства переехав из города на прекрасную архиерейскую дачу, которую обязательно предложил мне занять на это время преосвященный Палладий. Пойдет ли в дело мой труд, не знаю; уезжая, я передал его в полное распоряжение владык³⁹⁵. Затем рассмотрение докладов по расколу происходило в комиссии, которая состояла из преосвященных Пермского Ефрема, Саратовского Павла и Оренбургского Вениамина. Важнейшее, что решено принять: выделение дел по Единоверию из ведения консисторий в полное ведение преосвященных, назначение миссионеров с достаточным содержанием и совершенно освобожденных от занятий по приходу, учреждение миссионерских съездов в Москве, и именно у вас. Не знаю, как исполнят все эти предположения, войдут ли они в церковную практику; но важно уже то, что пришлось преосвященным объяснить многое, чего они не знали. В этом отношении считаю бывший съезд их очень важным и думаю, что даже мое присутствие не было бесполезным. Некоторые владыки были очень внимательны к тому, что приходилось говорить. Мне особенно понравился своим сердечным и сериозным отношением к вопросам о расколе оренбургский преосвященный³⁹⁶. Он жил на даче казанского владыки и в последние два дня, которые я там же провел, мне пришлось много и о многом говорить с ним, прогуливаясь по аллеям превосходного дачного парка.

Три дня пробыл в Казани К. П. Спрашивал о вас. Особенно много пришлось беседовать с В. К. Я просил его помочь вам в деле о покупке дома для монастыря вашего. Незадолго до отъезда получил плачевное письмо Игнатия Александрыча об отказе новинковским единоверцам в их просьбе об освящении у них церкви. Я показал это письмо В. К., и оба поскорбели о том, что делается в Москве. А все Охотный ряд...

Ныне отправляюсь отсюда в Москву и лавру. Пора. Дела предстоит много. Я распорядился, чтобы вам послали корректуру вашей статьи: это для того, чтобы вы взглянули, все ли верно исправлено мною³⁹⁷. Корректуру возвратите мне с вашими замечаниями, если найдете нужным их сделать. Но боюсь теперь, как бы не запоздать с этим делом. Расстояние большое, а на исправность почты не всегда можно рассчитывать. По приезде, нужно будет немедленно начать печатание. Как-то Бог даст справиться с делами!

Из Казани я вынес самое отрадное впечатление. Меня принимали так, как и не заслуживал. А всего более утешен я тем, что видел полное внимание к вам.

Вы не спешите из Крыма, если пребывание там приносит вам пользу. Притом же осень – лучшее время в Крыму.

Как здоровье ваше? Я нашел здесь семью здоровой по милости Божией. Володя даже не особенно скучал; но встретил меня с неописанной радостью».

Немедленно по получении этого письма отец Павел отвечал:

«Чувствительно благодарю вас за уведомление с родины. Сорадуюсь вам о утешении вашем в Казани и благодарю Бога, что даровал вам быть полезным для Церкви вашим трудом на совещаниях святителей. Дай Бог, чтобы составившиеся на них решения пришли к благому совершению! Благодарю и за ходатайство по делу о покупке дома для монастыря. А что дело новинковских единоверцев решено не в их пользу, это жалко. Делать нечего. Грустно то особенно, что не исполняют обещаний и не помнят их. Значит, нет и надежды начинать с ними какое-нибудь дело.

Радуюсь, что благополучным обрели ваше семейство.

Прошу вас, – когда статья ваша о Казанском соборе будет напечатана в Московских Ведомостях, пришлите мне тот № газеты, где она будет помещена.

Я от скуки написал здесь небольшую статейку о том, зачем старообрядцы не христосуются с нами в день Пасхи. Цель моя – сблизить старообрядцев с православными. Посылаю вам эту статью. Если годится, напечатайте ее с вашими исправлениями³⁹⁸. Нa днях я написал еще, в форме письма к вам, описание виденных мною здесь на древних памятниках изображений четвероконечного креста. Посылаю и его, – может, найдете неизлишним напечатать³⁹⁹.

Совет ваш пожить в Крыму буду иметь в виду.

Прошу ваших молитв и на вас с семейством призываю Божие благословение и молитвы херсонских святых».

Из Крыма же отец Павел писал мне 18-го августа:

«Имею честь уведомить вас, что я 19-го или 20-го числа намерен, если Бог благопоспешит, отправиться в Москву. По пути, если благоугодно Богу, думаю на денек заехать в Харьков получить благословение от преосвященного Амвросия и в Курск к преосвященному Михаилу. Дай Бог благополучно прибыть в Москву, видеть вас и соутешаться общею беседою».

О возвращении отца Павла немедленно уведомил меня, по его поручению, отец Филарет. Потом и сам он писал 29-го августа:

«Простите, что я своеручно вас не уведомил о моем приезде, а поручил это сделать отцу Филарету. Теперь, отдохнув с дороги, уведомляю, что доехал до Москвы, слава Богу, благополучно. По пути остановился в Харькове. Преосвященный Амвросий принял меня весьма радушно, оставил у себя до другого дня, к обеду пригласил ректора и инспектора семинарии, за обедом поминал былые братские одушевленные праздники и просил засвидетельствовать вам почтение. Заехал я и в Курск; но преосвященного Михаила не застал, – он был в епархии.

Дай Бог лично увидеться с вами. Был по приезде у владыки-митрополита: принял как обыкновенно; спросил об успехах лечения, и больше никаких разговоров не было».

Я поспешил увидеться с отцом Павлом, и при свидании нашел его в гораздо лучшем сравнительно положении, нежели в каком видел при отъезде его в Крым. Спокойная жизнь там и особенно морской воздух благотворно повлияли на его здоровье. Много говорили о моей поездке в Казань и об его пребывании в Херсонисском монастыре. В это время он весьма озабочен был делом о покупке дома для монастыря, чтобы обеспечить хотя немного его, ничем необеспеченное, материальное положение. 12-го сентября он писал мне:

«Я всегда докучаю вам своими просьбами, потому что вы сами поощряете меня к этому вашим к моим просьбам вниманием или, точнее, тем, что не менее, как мы сами, показываете сочувствия к нашим монастырским нуждам. Вот в чем моя просьба к вам.

Вчера я подал прошение владыке-митрополиту о покупке дома. В прошении пояснена нужда и выгодность для монастыря этой покупки. Владыка благосклонно принял прошение, так как был в добром расположении, но высказал сомнение, разрешит ли Святейший Синод покупку, так как капиталы, которые предположено употребить на нее, пожертвованы монастырю для пользования процентами, которые должны быть употребляемы не на одно содержание монастыря, а и на другие предметы, например на училище. Я ответил, что все, что завещано, будет удовлетворяемо из доходов, какие будут получаться с дому. Итак, дело начато, и я хочу теперь письмом попросить В. К., чтобы посодействовал успеху нашей просьбы, а вас прошу и с своей стороны поддержать мою просьбу вашим ходатайством в Петербурге.

У меня гостит Василий Егорыч Кожевников из Калуги⁴⁰⁰. Он написал сказание о Ксеносе. Нам понравилось; только, думаю, нужно несколько сократить его. После праздника Воздвижения он намерен лично представить вам это сказание. Ему желательно дней пяток пожить в Параклитовом скиту, близ Лавры: порекомендуйте, чтобы его там приняли и приютили».

15-го сентября я отвечал:

«По желанию вашему я написал в Петербург о вашем монастырском деле, хотя уверен, что ваше собственное письмо будет принято там с полным вниманием и без моего ходатайства.

Вчера я послал вам экземпляр моей статьи о Казанском соборе⁴⁰¹. Она произвела впечатление. Дударев⁴⁰² написал мне по её поводу восторженное письмо. А особенно любопытно то, что очень большое и очень уважительное благодарственное письмо прислал Шестов, приятель Т. И. Филиппова и Верховского: ему весьма понравились мои примечания об Единоверии⁴⁰³. Для меня письмо его – совершенная неожиданность. Что означает оно?

Василья Егорыча рад видеть. Постараюсь сделать для него, что могу.

Не посетите ли вы нас на праздник? Но смотря на ужасную погоду, боюсь и звать. Жаль мне, что вы не пробыли сентябрь в Крыму. Там не то теперь, что у нас. Как ваше здоровье? Нa меня погода плохо действует.

Обратили ли вы внимание, как раздувается дело о речи при открытии шумовских бесед? Мне, кажется, лучше бы не прибегать к защите, с какою выступили Московские Ведомости. Странная защита! И не вызовет ли она новых резких замечаний?»⁴⁰⁴

18-го сентября отец Павел писал в ответ:

«Шестов знает, что известные мысли его об Единоверии вы не разделяете; но он, очевидно, доволен тем, что вы написали о необходимости справедливого отношения к единоверцам.

Весьма благодарен вам за ходатайство о доме для монастыря. Ваша помощь не излишня. Если бы владыка взялся за дело так, как требует его обязанность обеспечить монастырь столь выгодной покупкой, тогда никого и не понадобилось бы беспокоить просьбами. Но мы, единоверцы, такого внимания еще не заслужили. Притом же наш монастырь стоит каким-то межеумком: православные (вы знаете, кого я разумею здесь) толкают от себя прочь за то, что не те обряды имеем; единоверцы⁴⁰⁵ толкают от себя прочь и помогают только тем, от чего нельзя уклониться, потому, что мы не обрядоверцы, а смотрим на обряды, как на вещь среднюю⁴⁰⁶. Скажите мне, как научиться переносить несправедливость от тех и других? Кто не понимает моего положения, думает, что я спокоен. О себе я уже не помышляю; но как не думать мне, сколько из-за меня⁴⁰⁷ терпит Никольский единоверческий монастырь с самого моего вступления в настоятельство! И вот, если бы удалось совершить покупку дома, я помышляю, что хотя несколько заплатил бы монастырю за то, чего он чрез меня лишался. Простите за это выражение моих чувств. Я не всех виню; я знаю и ценю расположенных ко мне и к монастырю, – но их немного. Это пишу вам одному под бременем тяжести.

Начал сочинять маленькое замечание на одно письмо Аврамия⁴⁰⁸ о числе лет 1666. Не знаю, как довершу».

20-го сентября я отвечал:

«Получил грустное письмо ваше. Вполне сочувствую вам. Станем терпеть, и да наградит Господь наипаче ваше терпение. Терпение убогих не погибнет до конца: к вам и братству вашему эти слова жалостные имеют полное приложение.

В. К. обещает быть в Москве, и именно для свидания с вами: тогда еще лучше можно будет поговорить о вашем монастырском деле.

Тяжелая осень плохо отражается на здоровье: вы как здраствуете?

Был у меня Василий Егорыч. Побеседовали и почитали его воспоминания о друге – Ксеносе. Можно напечатать, но многое требует исправления».

25-го сентября отец Павел был в лавре, на празднике преподобного Сергия, и посетил меня. Он привез мне очень интересную статью о свидании и беседе с некиим Дитманом, сектантом в роде Пашкова. 28-го сентября я писал ему:

«Ныне отправляюсь в Москву по делам редакции. Отдам в типографию и вашу статью о Дитмане, за которую очень вам благодарен. Но имею к вам два вопроса относительно этой статьи, на которые прошу ответить: 1) Как озаглавить статью? Я озаглавил: «Свидание и беседа с одним из верующих в новые откровения и новое апостольство». Годится ли?⁴⁰⁹ 2) О каком откровении, бывшем в Антиохии, упоминается в статье? Это нужно бы указать точнее. Пожалуйста, пришлите мне нужные сведения: я ими воспользуюсь при просмотре статьи в корректуре.

Сердечно благодарю вас за посещение, которым много меня утешили.

Звали меня назавтра в Ростов, на праздник; побоялся погоды и утомления, – не поехал. Да и в Москве нужно побывать».

Через день, 30-го сентября, отец Павел ответил:

«Заглавие статьи вы изложили правильно, – я согласен. Мнимый апостол сослался на то откровение, бывшее в Антиохии, о котором говорится в 13-й главе книги Деяний Апостольских, и которым Варнава и Павел были посланы на проповедь Евангелия. Таким мой собеседник признавал и свое посланничество.

Благодарю вас и ваше семейство за любовное гостеприимство: Бог да воздаст вам мзду странноприимства и любви!»

В следовавшем за тем письме моем⁴¹⁰ к отцу Павлу я извещал его, что по делу о покупке дома писал к К. П., – просил и его содействия этому делу. В том же письме я спрашивал отца Павла, доволен ли он только что вышедшей тогда шестнадцатой книжкой Братского Слова и особенно, как судит о напечатанном в ней дополнении к статье о Казанском соборе⁴¹¹. Это дополнение вызвано было особыми обстоятельствами. Названная статья, как уже было замечено, вызвала многие сочувственные отзывы, а со стороны наших охотнорядских неблагожелателей, поощряемых и московскою духовною властию, неблагосклонно смотревших на самое участие мое в заседаниях собора, подверглась порицанию, – недовольны были особенно постановлениями об Единоверии, в которых заподозрили мое влияние. В противовес этим порицаниям я решился привести теперь полученные мною сочувственные письма духовных и светских лиц⁴¹², содержащие в себе много ценных замечаний об отношениях православного духовенства, и вообще православных, к расколу и Единоверию, а предварительно раскрыл, на основании несомненных данных, что постановленное в Казани есть не что-либо новое, а только восстановлению прежних предписаний Святейшего Синода православному духовенству о наиболее желательных и целесообразных отношениях его к Единоверию и расколу, – предписаний, к сожалению, забытых и остающихся без исполнения. 21-го октября отец Павел отвечал мне:

«Во-первых, приношу вам чувствительную мою благодарность за попечение ваше о покупке дома для монастыря, – за то, что попросили содействия этому делу и у самого К. П. На-днях мы собрали все требуемые консисториею документы и представили ей. Что Бог даст!

За сим прошу вас, когда будете писать К. П., принесите ему глубокую благодарность от меня за его о мне отеческое попечение, и объясните ему, какой я имел привет в Херсонисском монастыре у отца архимандрита. Я сам не всегда осмеливаюсь беспокоить К. П. письмами, зная, сколько он отягощен делами.

Теперь буду исполнять ваше поручение. Вы писали обратить внимание на вашу статью в 16-й книжке Братского Слова: «По поводу статьи о Казанском соборе». Вы хорошо сделали, что привели в ней прежние Высочайшие повеления и предписания Святейшего Синода: этим вы оправдываете постановления собравшихся в Казани архипастырей, так что никто не может указывать на них, как на узаконение чего-то нового. Важно потом, что в ней приводятся мнения людей, знающих миссионерское дело. Поэтому статья ваша драгоценна.

За сим я вам скажу и о своих, на сих днях бывших, по сему предмету печальных впечатлениях. Еще до получения 16-й книжки Братского Слова я получил известие, что в Нижегородской губернии много православных уклонилось в раскол по австрийскому священству. А причина уклонения та же, о которой и в вашей статье писано⁴¹³, – та, что духовенство не хочет следовать народным русским религиозным обычаям, то есть не хочет молиться, как молится русский народ, именно – полагать на себе крестное знамение по уставу на главу, живот, правое и левое плечо, и потом поклоняться Богу, но хотят как-то молиться по моде, и тем отчуждаются от русского народного обычая, утвержденного русскою православною Церковию. Также не хотят исполнять уставленных поклонов, и с тем вместе не соблюдают апостольское правило: вся вам благообразно и по чину да бывают. Хотя нечинность такая и не повсюду встречается, но несомненно, что бывает в немалой части. Архипастыри на все это не обращают должного внимания, или обращают не с такой настойчивостью, чтобы искоренить недостаток. И вот делаются опущения, как будто так и надо. А народ простой, видя такие небрежения, говорит: учится духовенство наше лет по десяти и более, а не выучат его, как Богу молиться, как не себе положить крестное знамение, – какая польза от их учения! И действительно, когда из ученых семинаристов кого поставят в единоверческую церковь, его с трудом приучишь молиться как должно и как молится русский народ. Значит, у нашего духовенства есть как будто отвращение к народному русскому обычаю. Мы осуждаем греков, что они не пекутся о разноплеменных с ними их паствах, только тщатся о выгодах еллинизма; а мы сами хуже их,–наше природное русское духовенство не ищет пользы своей родной русской Церкви, ибо не старается уничтожить раскол и тем соединить весь русский народ в единомыслии, гнушается своего русского народа обычаям, как креститься, и пренебрегает своей русской Церкви уставом о крестном знамении и поклонах, чем и отворяет расколу дверь, отдает раскольникам на расхищение православную свою паству. Миссионеры будут хлопотать об обращении из раскола в православие; а не будет исправления в духовенстве о крестном знамении и о поклонах и о благочинии в церковных службах, успеху будет мало, обращение будет единицами, a совращение в раскол попрежнему целыми деревнями. Простой народ в книгах мало понимает; он смотрит на наружное, на обрядность. Потому, если духовенство не оставит пренебрежения к истовому служению, дело миссионеров будет безплодным трудом, ибо, как писал вам справедливо ваш корреспондент, один будет созидать, а другой разорять.

Я скажу вам нечто новое. Если бы исправная была служба в церквах, не было бы нужды и в Единоверии, особенно ныне, когда многие вопросы раскола так уже разъяснены. Старообрядцы теперь уже стремятся в церковь, но не могут примириться с небрежением православного духовенства о крестном знамении и поклонах и о благочинии церковном. Самое первое средство уронить раскол, или остановить его распространение – это исправить в вышеозначенных предметах духовенство. А как исправить? Нужно от Святейшего Синода разослать предписание, чтобы духовенство полагало на себе крестное знамение так, как указано во Псалтырях и Часовниках, также о поклонах и чинном отправлении служб. А чтобы это распоряжение не осталось втуне, нужно назначить лиц, который тщательно наблюдали бы за точным его исполнением. А прежде всего нужно обратить внимание на учебные заведения, чтобы в них измлада учили детей истовому изображению на себе крестного знамения. А без тщания о исправлении этого недостатка уронить раскол невозможно, потому что мы сами даем ему пищу.

Установить же правильное отношение духовенства к Единоверию, мне думается, крайне трудно; однако правительственное разъяснение этих отношений много может смягчить неправильность нынешних отношений. A где мало старообрядцев и где поэтому основать единоверческие приходы неудобно, там необходимо, для взыскания погибающих, дать разрешение православным священникам исправлять их требы по старопечатным книгам. Препятствия к тому, чтобы расположить православных священников к Единоверию, не только нравственные, заключающиеся в неразумении дела, но, что всего важнее, материальные, – опасение потерпеть уменьшение доходов чрез присоединено раскольников к Единоверию. А допустить самим православным священникам исправление треб у присоединившихся, где немного старообрядцев, по старым книгам, тут материального убытка для них нет, тут не в другой приход идут, а в том же остаются, и нужно здесь только разумное суждение о деле. Справедливо на такое мое предложено К. П. ответил, как вы помните: «это не от нас, а к нам же идут». Только как это осуществить? Все дело в том, что нет заботливости о обращении из раскола в православие.

В летописи 16-й книжки ваше подстрочное примечание о новинковской церкви драгоценно⁴¹⁴; но едва ли попользуешь тех, для кого сказано: они смотрят с высоты власти. Господь да смягчит сердца их!

Приношу вам мою благодарность, что поместили в Братском Слове мой разговор с Дитманом.

Вот я вам сколько написал! Не браните, что утруждаю вас изложением моих мыслей. Может, они не точны и к делу не приложимы.

Прошу ваших молитв и на вас и семейство ваше призываю Божие благословение. Господь да поспешит трудам вашим!»

Занятый изложенными в этом письме мыслями, отец Павел снова писал мне через два дня, 24-го октября:

«Перед сим в письме я написал вам многое о крестном знамении. Кто меня не знает, тот, если бы прочел мое письмо, может подумать, что я усвояю в крестном знамении силу только тому, чтобы полагать его на главу, живот и на оба рама. Но вы знаете, что я не имею такого мнения. А все дело в том, что неточное изображение крестного знамения соблазняет немощных и удаляет их от Церкви. Может кто скажет: «пусть соблазняются; а моя совесть спокойна; я уверен, что сила крестного знамения одинакова, хотя бы оно изображалось и не вполне так, как указано в Псалтырях и Часослове». Это верно; я согласен с этим. Но Христос распятие на кресте претерпел для спасения нашего: потому ради немощных, чтобы не соблазнить их, и нужно полагать крестное знамение так, чтобы достигалась цель, ради которой Христос пострадал на кресте, то есть спасение брата.

Еще мое к вам есть предложение: если оно полезно, примите, а если не полезно, оставьте без внимания. Предложение вот какое. При случае сделайте в вашем журнале коротенькое для непонимающих разъяснение, что Казанский собор, желая установить лучшие отношения православия к Единоверию, имел в виду не то, чтобы православные переходили в Единоверие (чего никогда не бывает, – напротив, единоверцы часто переходят в православную Церковь), а в выгодах самого православия, чтобы незаписные раскольники, или поколебавшиеся в преданности православию, чрез Единоверие возвратились в лоно Церкви. Это сделать нужно потому, что непонимающие подозревают вас в излишней приверженности к Единоверию, и даже люди из духовных непоследние⁴¹⁵. Хотя у вас и разъяснено это в ваших статьях о соборе Казанском, но не худо и повторить.

Я вам расскажу один случай. Некогда из Павлова, что к Новому Иерусалиму, пришли в наш монастырь двое молодых людей, оба женатые уже, и просили у меня дозволения поговеть, исповедаться и приобщиться святых тайн в нашем монастыре. Я спросил, не старообрядцы ли они. Ответили, что старообрядцами никогда не были, всегда в православной Церкви исповедывались и приобщались святых тайн; один постоянно даже ходил на крылос петь, и товарищ также грамотный. Я заметил им: «почему же вы пришли к нам, в единоверческий монастырь, и у нас желаете приобщиться святых тайн, когда вы православные? – таинства одинаковы, как в единоверческой, так и в православной Церкви». Они ответили: «Возле нас много старообрядцев,– они многое нам наговорили в обвинение Церкви и стараются нас привлечь в свое общество; но мы порешили не переходить к старообрядцам, ни к поповцам, ни к бозпоповцам, а молиться дома, таинства же принимать в единоверческой Церкви: тут священство законное, а служба идет постарому». Я много с ними говорил, разъяснял им правоту Церкви православной; однако убедить их, чтобы попрежному принимали таинства от православной Церкви, не мог. Тут я подумал: если не приму их, но ушли бы, помилуй Бог, в раскол! Решил дозволить им, чтобы поговели у нас и приобщились святых тайн. Отпуская, я наградил их книжками, разъясняющими правоту святой Церкви и обличающими заблуждение раскола. На другой год они опять пришли, поговели у нас. Я побеседовал с ними и дал еще книжек. Но в следующий год уже не явились. Я подумал о них и то и другое: может, ушли в раскол, а может, и вразумил их Бог, – приобщаются в православной Церкви! После этого вскоре я послан был владыкой митрополитом Иннокентием в ту сторону, где они жили, увещевать одного расколоучителя, распространявшего раскол, и нарочно заехал в Павлово повидать моих знакомых. К великому удовольствию нахожу, что они сделались первыми ревнителями православия и ревностными обличителями раскола. Тамошний священник даже благодарил меня за них. Теперь и рассудите: если бы я не принял их и если бы они ушли в раскол, Бог знает, возвратились ли бы в Церковь. Так вот Единоверие какие услуги может делать православной Церкви! Если не только потаенный раскольник, но и православный, поколебавшийся в преданности православию, прильнет к Единоверию, тут всего важнее то, что он не остался в расколе, или не отпал в раскол, но отторгся от Церкви: а кто не отсечен, тот может удобно целиться, хотя бы и имел какие неправильные понятия. Простите меня за многословие.

Известный вам миссионер, о. Стефан Луканин прислал большую тетрадь – описание жизни одного обратившегося из раскола. Я прочел эту тетрадь, и нахожу, что в ней почти ничего нет, или очень мало такого, что можно бы напечатать. Цель автора – показать нелепость сибирских раскольников-пустынножителей. Многого он и не видал, и приметно, что писал по слухам и едва ли точно. Думаю, нестоит и влагать такую мерзость во уши благочестивых читателей. Разве отчасти сказать что в общих чертах о жизни тех пустынножителей. Мы перешлем вам тетрадь.

Нa сих днях я был по случаю у преосвященного Мисаила. Он мне напомнил о проекте отдела Братства, рассматривали его, или нет. Я ответил: нет. Он просил предложить Братству, чтобы поскорее пустили дело. Я ответил: если угодно, чтобы в епархии были миссионеры, это епархиальное начальство может сделать и без Братства своею властию. Преосвященный сказал, что владыка так не хочет, а хочет, чтобы сообща с Братством делать дело. Я ответил: это дело не от меня одного зависит. Преосвященный сказал: вы предложите Совету. Так вот в чем дело: люди-трудолюбцы хотят делать дело, ищут работы, но только с Братством, образовав в нем (зачем-то) особый отдел.

Вам да благопоспешит Бог в делах ваших! Помолитесь и о нас».

Еще до получения этого второго письма, 23-го октября, я отвечал отцу Павлу на предшествовавшее:

«Ныне получил ваше большое, очень для меня интересное, письмо. Сердечно благодарю вас за него.

В семнадцатой книжке Братского Слова хочу я поместить беседу одного священника со старообрядцами о перстосложении⁴¹⁶; но не вполне уверен в её достоинстве: поэтому очень жалею, что не мог показать ее вам. Есть там, между прочим, замечание, что на Стоглав и его постановление о двуперстии нельзя найти ссылки ни в одной из старопечатных книг, изданных до патриарха Никона, т.е. до появления раскола, когда именно старообрядцы обратились и к свидетельству Стоглава о двуперстии. Кажется мне, что это справедливо; но не вполне уверен и прошу вас в том случае, если это замечание не вполне верно (а оно не лишено значения), поскорее уведомить меня, чтобы я мог исправить ошибку. Я послал бы вам и самую статью, да боюсь задержать выход книжки, и потому уже отдал ее в типографию.

Вот корректурные листы статьи В. Е. Кожевникова⁴¹⁷ послал к отцу Онуфрию, так как в ней не мало говорится о делах, которые делал именно он: для меня важно подтверждение с его стороны. Надеюсь, что он не откажет это сделать и не задержит корректуру.

Воейков начинает беспокоить меня по поводу жалобы, поданной раскольниками генерал-губернатору. Вчера получил от него письмо с вопросами и ныне ответил. Ныне же писал об этом деле К. П. Надеюсь, что он защитит меня от сильных московского мира. Он прислал мне выписки из какой-то газеты «Жизнь», где поносят меня за Верховского, утверждая, что не Синод, а я лишил его сана. Так будто бы говорит сам Верховский. Странные люди!»⁴¹⁸

Упоминание о г. Воейкове требует объяснения Еще в начале 1884 года раскольники австрийского согласия подали на меня жалобу тогдашнему генерал-губернатору Москвы, князю Долгорукову, что я будто бы оклеветал их, напечатав в Братском Слове, что они распечатали олтари Рогожского Кладбища, запечатанные по Высочайшему повелению, и нанес им оскорбление, назвав их фальшивомонетчиками, за что, равно как и за другие якобы клеветы на них, просили подвергнуть меня законной каре. Жалоба подписана была едва ли не сотней представителей Рогожского раскола, во главе коих красовались имена Тимофея и прочих Морозовых, Козьмы Солдатенкова и т. д. О том, что раскольники подали на меня какую-то жалобу князю Долгорукову, я скоро узнал; об этом писал мне и о. Павел. Никаких сериозных последствий жалобы, для которой, как я был уверен, раскольники не могли найти законного основания, я не ожидал и был совершенно покоен. Но вот, спустя слишком год, в августе 1885 года, является ко мне состоявший по особым поручениям при генерал-губернаторе, бывший жандармский генерал-лейтенант А. В. Воейков и объясняет, что ему поручено князем Долгоруковым конфиденциально отобрать у меня сведения по поводу поданной на меня его сиятельству жалобы старообрядцев Рогожского Кладбища, которую и предъявил мне для прочтения⁴¹⁹. Познакомившись с содержанием раскольнической жалобы, я объяснил генералу Воейкову, что в ней от начала до конца говорится совершенная неправда, – нигде и никогда не говорил я, что рогожцы распечатали олтари, а утверждал и утверждаю, что они совершенно незаконно, в посмеяние над Высочайшею волею, к запечатанному олтарю приставили новый, в котором их попы и отправляют торжественно литургии; что фальшивомонетчиками их не называл, а только уподоблял таковым за их фальшивое священство. Впрочем, прибавил я, князь Долгоруков сам легко увидит совершенную лживость сказанного в жалобе, если благоволит прочесть, со вниманием, указанный в жалобе, страницы Братского Слова, в которых раскольники видят оскорбление и клевету на них,– Братское же Слово я аккуратно доставляю его сиятельству по выходе каждой книжки. А чтобы сам генерал Воейков мог убедиться в этом, я вручил и ему нужные книжки моего журнала. Между тем, желая лично убедиться в том, что новопоставленный олтарь при запечатанном действительно существует, я поехал на Рогожское Кладбище, где и видел его самолично, даже был свидетелем совершаемой раскольническим попом литургии в этом олтаре. Об этом посещении Рогожского Кладбища я написал тогда подробную статью, которую немедленно напечатал в четырнадцатой книжке Братского Слова⁴²⁰. Чтению данных мною г. Воейкову книжек журнала, к моему удивлению, не имело однакоже надлежащего действия: я снова был приглашен им, приятным образом, для объяснений по поводу раскольнической жалобы, а 20-го октября он прислал мне письмо с требованием письменных, не приватных уже, ответов на некоторые довольно неожиданные вопросы. Тогда я уведомил генерала, что прошу его вести дело официальным порядком и дать мне копию поданной раскольниками жалобы на меня, чтобы сообщить о её содержании моему начальству, у которого буду просить защиты против содержащихся в ней, несомненно лживых, направленных против меня обвинений⁴²¹. Копию этого письма моего я тогда же послал К. П., о чем и извещал отца Павла. Об исходе этого дела будет речь дальше.

В то же время возникло еще дело, совсем другого характера. В Синодальной типографии предназначено было печатать новым изданием знаменитые «Беседы к глаголемому старообрядцу» митрополита Филарета. Узнав об этом, протоиерей Виноградов чрез викария, а может-быть и сам лично, доложил митрополиту Иоанникию, что в «Беседах», именно в десятой беседе «о пятипросфории и семипросфории», митрополит Филарет неверно привел одно свидетельство, которое поэтому необходимо исключить из книги при новом, предпринимаемом, издании её⁴²². Чрез управляющего Синодальной типографией об этом сообщено было в Петербург, и оттуда просили у меня объяснения по этому делу, так как прежде распоряжения о печатании книги, она была у нас, в Братстве, на рассмотрении, и никаких препятствий к печатанию её в полном её составе мы не нашли.

По сему случаю я писал отцу Павлу 26-го октября:

«Посылаю вам сейчас полученное письмо К. П. О чем тут дело? Помнится, что у нас была речь о какой-то неверности в «Беседах глаголемому старообрядцу»; но что именно постановлено и в чем неверность, не помню. Пожалуста, разъясните мне дело и возвратите письмо: нужно на него ответить. Отец Филарет на сих днях обещал сюда приехать: хорошо бы с ним прислать письмо; да и он сам объяснил бы мне дело. Если «Беседы» начинают печатать, то и корректуру, вероятно, будет держать отец Филарет. Все это, как видите и из письма К. П., затеи известного лица. Ради чего только? – не знаю.

Получил ваше письмо⁴²³: читал с большим вниманием и, полагаю, нет надобности говорить, что вполне разделяю ваши мысли.

Тетрадь о. Луканина посмотрю. Много труда с этими писаниями. Вот и сочинение Василия Егорыча наделало мне хлопот: я исправил, послал в типографию, потом дал посмотреть отцу Филарету и отцу Онуфрию: говорят, что много неверного. Пришлось переправлять печатное⁴²⁴.

К. П. хвалит вашу беседу с Дитманом; но прибавляет, что этих людей не образумишь. Любопытны его замечания по поводу моей второй статьи о Казанском соборе. Покажу при свидании».

Отец Павел не замедлил ответить:

«Книгу владыки Филарета, по вашему письму, занялся просмотреть, также и Служебник указанного в книге года. Нашел, что все взято в точности: агнец не в счету, как помянуто и у владыки; следуют далее пять просфор ; но затем у владыки пропущено следующее, после заупокойной просфоры: Таже прием шестую просфору глаголет: «помяни Господи по многим щедротам Твоим и мое недостоинство, и прости ми всякое прегрешение вольное же и невольное». И полагает на концы первого ряда под святым хлебом, си есть живых.

Мне думается, владыка опустил упомянуть эту просфору не потому, что не усмотрел её, когда все другие так подробно исчислил, а потому, что не почел седьмую просфору, приносимую священником за себя, находящеюся в числе служебных просфор, приносимых за здравие и за упокой. Она и положена здесь не под ряд с заздравными, a после заупокойной. А что положен на нее устав (т.е. что произносить), это могло быть сделано для того, чтобы дать священнику образец, как приносить за себя просфору. То же, что она не в числе уставных, ясно видится из того, что нигде в московских Служебниках она в уставную не положена, да и сами старообрядцы полагать ее в числе уставных никогда не требовали. У нас в Совете, при рассуждении об издании «Бесед», все это и имелось в виду. Сначала думали сделать в таком смысле подстрочное примечание; а потом и это нашли излишним, – положили так: когда сами старообрядцы поднимут речь об этом свидетельстве, тогда и разъяснить дело; а так как никто из них по сие время не сделал замечания против него, то, стало-быть, не находят этого нужным и удобным, значит и объяснения не требуется. A зачем притязательные люди поднимают теперь вопрос об этом свидетельстве в книге владыки Филарета, о том я не берусь судить.

Мне кажется нужнее сделать примечание о сказанном в “Беседах» относительно собора о Мартине⁴²⁵. И сделать его тем удобнее, что сам владыка Филарет впоследствии высказал о соборе мнение, что едва ли он был.

Представьте на рассуждение К. П. наше мнение по настоящему делу. Если рассудят сделать примечание, то вы сумеете его сделать».

Вскоре после этого я был в Москве и виделся с отцом Павлом. При свидании мы решили не исключать пререкаемое свидетельство из книги митрополита Филарета, как по уважению к столь знаменитому автору, так и потому, что книга имела уже много изданий, и никогда сами старообрядцы не оспаривали приведенное в ней свидетельство киевского Служебника 1639 г. о числе просфор, a сделать, если бы потребовалось, два подстрочные замечания, подобно тому, как сделаны были такие к братскому изданию книги митрополита Григория. В таком смысле и ответил я К. П. немедленно по возвращении из Москвы, приложив на случай и составленный мною два примечания к «Беседам». 2-го ноября я извещал отца Павла:

“Написал я примечания и теперь же отсылаю их К. П. с просьбою просмотреть и, если решат, что они нужны, сделать распоряжение о напечатании. Между тем признаю не излишним послать их и вам: взгляните, и если найдете что требующее исправления, скажите мне. Можно будет исправить при печатании.

Ныне получил еще письмецо от К. П. Извещает, что о жалобе на меня рогожцев говорил министру⁴²⁶, и что он принял к сердцу это дело, – хочет вытребовать его к себе. Оказалось, что министр и с статьями моими о том, что делается на Кладбище, знаком, – читал их, несмотря на нездоровье. Это мне очень приятно. Слава Богу, что такие сильные в правительстве лица стоят за правду! В Москве это не понравится. Но кто же виноват? Не принимай раскольнических кляуз и не потворствуй кляузникам ради того, что они Морозовы и Солдатенковы.

Очень утешен свиданием с вами. А. Н. Шишкова⁴²⁷ действительно не нашел в Москве».

4-го ноября отец Павел отвечал:

«Два написанные вами примечания к книге митрополита Филарета прочитал. В первом, о Мартине, не нашел ничего прибавить, или убавить, или изменить. Важно то, что в примечании вы объясняете, что митрополит Филарет не относит происхождение спорных обрядовых предметов к Мартину, – не допускает, чтобы от него заимствовали их наши предки. Это может даже вразумить и некоторых из православных, думающих, будто оные заимствованы от Мартина.

Второе примечание, о числе просфор в Служебнике 1639 г., также хорошо. Но тут я ввел вас в некоторую неточность известием, что изъятие священником части за себя положено и в наших седмипросфорных Служебниках после заупокойной просфоры, – оно положено после вынутия части из шестой, игуменской просфоры.

Примечания возвращаю. Как решат дело в Петербурге так пусть и будет».

В ответ я писал отцу Павлу 5-го ноября;

«Сейчас получил письмо ваше с моими примечаниями к «Беседам» митрополита Филарета. Вижу, что подлежит исключению или исправлению следующее выражение во втором примечании: “Что в Служебнике шестая (кроме агничной) просфора не признается уставною, это видно и из того, что здесь она положена уже после просфоры за умерших». Важно то, что ни в исправленных, ни в старопечатных Служебниках особой уставной просфоры (в числе пяти и семи) за священника служащая не положено. Примечания уже посланы мною К. П. Что сделают с ними, еще не имею известия⁴²⁸. Но Шишкову ныне же пишу, чтобы прежде печатания, корректура примечаний была прислана мне для просмотра: тогда и исправлю неверность. Благодарю вас за указание.

Начал просмотр вашей статьи об Аврамии: надеюсь напечатать ее в 19-й книжке Братского Слова⁴²⁹.

Прочитал и доставленную о. Луканиным статью. Много в ней крайне блазнительного, и вообще тон во многих местах нехорош. Но если из неё выпотрошить всю дрянь, могло бы выйти даже нечто интересное (если только все, что пишет сочинитель, справедливо). Сомневаюсь, чтобы пришлось ее печатать.

Как вы нашли семнадцатую книжку Братского Слова?»

Отец Павел отвечал 11-го ноября:

«Последнюю, то есть 17-ю, книжку вашего журнала прочитал. Беседа священника о крестном знамении хороша; хотя о Стоглавом соборе сказано и довольно резко, именно о том, что его постановления уничтожены собором 1667 года. Мне кажется, собором уничтожены только те его постановления, которых собор касался. Это я высказываю вам только свою мысль, а не говорю в уничижение статьи: она хороша.

А про ваши замечания газетчикам и журналистам⁴³⁰ должен сказать: они настолько сильны, что должны бы повлиять не только на издателей «Странника», но и на многих подобных им⁴³¹.

К вам есть у меня прошение, и прошение большое. Я написал разговор с православным священником о том, как ему нужно беседовать со старообрядцами, чтобы беседы имели успех. Но медлю посылать ее к вам, –думаю, не нужно ли кое-что прибавить. А когда решусь послать вам, то прошу рассмотреть ее, как имеющую важное значение, построже и недостатки исправить, чтобы могла она принести пользу.

Время идет, и братский праздник приближается. Как будем праздновать? Надобно для рассуждения о том составить собрание Совета».

Ответ мой не сохранился; но из следующего письма отца Павла видно, что я извещал его о высказанном К. П. опасении, как бы статья моя, которой, отец Павел придавал такое важное значение, но вовлекла меня в неприятную и безплодную полемику с издателями газет и «Странника», и что просил обещанный разговор со священником дать мне уже для следующего года, чтобы им начать первую книжку журнала. Отец Павел отвечал 18-го ноября:

«Что К. П. опасается, как бы не возникла полемика по поводу вашей статьи, это естественно с его стороны по нынешним обстоятельствам. Но я уверен, что вы сумеете рассмотреть, когда нужно возразить, и когда молчать. А при такой осмотрительности нечего бояться увлечения в полемику. Притом же, и отвечая, вы не пуститесь в широкие разъяснения, а только обратите внимание на самое главное и нужное. Я нахожу ваш ответ «Страннику» из нужных нужным. Если против таких господ будем молчать, то что же будет? А сколь прискорбно, что они даже в духовных учебных заведениях занимают учительские места! Об этом ли молчать? И важно еще, что они без боязни, ничего не опасаясь, возвышают глас свой. А обстоятельства заставляют опасаться, как бы не разгневать их. Горе эти обстоятельства! Когда избавить от них Господь и даст силу тем людям, которые могли бы эти обстоятельства разрушить! Простите, – я не хочу наводить на вас грусть этими строками, но хочу восставить вас к терпению и мужеству против бури к преплаванию.

Единоверческий попечитель Дмитриев, бывши в Петербурге, являлся к К. П. и от него слышал, что вскоре будет объявлено решение Святейшего Синода о полемических книгах. Дай, Господи, чтобы это сбылося!

Статью, которую готовлю, прежде будущего года напечатать не желаю и я: пусть в будущем году вашему журналу будет и моя лепта, если более ничего не придется написать. Но помози, Господи!»

Вскоре после этого произошло событие большой важности, составлявшее исход дела о поданной раскольниками московскому генерал-губернатору жалобе на меня: сделано, кому следует, замечание с приказанием впредь н принимать от раскольников подобного рода лживые коллективные жалобы и не давать им движения; о поставленном же противозаконно в часовне Рогожского Кладбища новом олтаре, рядом с запечатанным по Высочайшему повелению, доведено было до сведения Государя Императора, и последовал приказ снять его. Приказ немедленно был исполнен, и с тех пор раскольнические попы, к сожалению, все еще остающиеся на Кладбище, более не служат уже в его часовнях литургий, по крайней мере открыто и торжественно, как было перед этим. Таким образом жалоба гордившихся своим материальным могуществом московских раскольников, которою они хотели нанести мне жестокое поражение, имела совершенно неожиданный, крайне печальный для них и отрадный для ревнителей православия, исход. По сему случаю отец Павел писал мне 30-го ноября:

«Я думаю и у вас слышен плач Египта, плачущего по своих мертвецах. Благодарение Богу, благодарение вам и особенно высшим властям: приделанный олтарь уже снят! Солдатенков и Тимофей Морозов уехали в Петербург хлопотать. Что привезут оттуда, не известно. Интриги австрийцев, думается, не простанут и потребуют постоянной борьбы. Слышно, что они очень надеются на одного министра; но когда граф Толстой и К. П. так твердо стоят за дело Церкви против раскола, тому едва ли удастся много сделать для раскольников. Но интриги, несомненно, продолжаются и будут продолжаться. Бодрствуйте на страже!

За снятие приделанного олтаря одни из старообрядцев винят вас, a другие – Шибаева, зачем поднял против вас дело⁴³².

К именинам отец Павел прислал мне следующее приветствие:

«Возлюбленнейший о Господе Николай Иваныч.

Честь имею поздравить вас со днем ангела вашего св. Николая Чудотворца. Сколько вы имели ревности в прошлом году о святой Церкви в обличении раскола, и Бог благословил вашу ревность успехом в упразднении поддельных рогожских олтарей! Молитвами св. Николая Чудотворца да благословит вас Бог сугубыми успехами и на будущее время, и да подаст вам силы на издание вашего, столь полезного для святой Церкви, журнала!

Ваш покорный слуга и недостойный богомолец

Архимандрит Павел».

Были потом обычные собрания Совета пред братским праздником. На них в должность казначея предызбрана была супруга покойного М. А. Хлудова, Вера Александровна, изъявившая на то согласие⁴³³. Тогда же отец Павел вручил мне рукопись своей беседы со священником, предполагавшейся к напечатанию в Братском Слове следующего года.

Братский праздник праздновался обычным порядком. Но на сей раз, к сожалению, омрачен был неожиданным и очень неприятным «инцидентом», в котором особенно ясно выражалось недоброжелательное ко мне и отцу Павлу отношение известных лиц. Протоиерей Виноградов не явился ни в братскую церковь к службе, ни в собрание, первый раз происходившее в доме нового братского казначея. Но когда заседание было уже открыто под председательством первого викария, и я кончал уже чтение отчета, неожиданно, с некоторою особою торжественностью, вошел он в залу и, по прекращении чтения, потребовал у меня ответа, почему доселе не предложен на рассмотрение Совета проект Устава особого миссионерского отдела в Братстве. Я принял вину на одного себя, – ответил, что за множеством других занятий не мог приготовить доклада по этому делу, которое нахожу представляющим некоторые затруднения, но при первой возможности сделаю о нем доклад в Совете; здесь же, в общем собрании Братства, не нахожу удобным обсуждать это дело, так как по Уставу Братства оно не подлежит ведению общего собрания. После нескольких пререканий с противной стороны, этим «инцидент» и кончился. Ясно было, что он устроен был, и так публично, по соглашению с председательствовавшим на заседании. Это все поняли и тем с большим неодобрением отнеслись к случившемуся⁴³⁴.

На другой день после праздника, 22-го декабря, отец Павел отвечал мне:

«Прошу вас, – не оскорбляйтесь неприличными выходками о. Иоанна: оне служат к его же стыду, а преосвященный увлекается им. Дай Бог, чтобы вы наступающий великий праздник Рождества Христова встретили в мире и с достойным ему утешением.

В статье моей, которая находится у вас, мне желательно то место, где говорится, что один и тот же обряд может быть православным и неправославным, пополнить следующим разъяснением. Единоперстие, когда употреблялось с православным исповеданием единого Божества, было православным (Злат. 54 беседа на Ев. от Mф.), а когда употреблялось с неправославным исповеданием единые воли во Христе, было уже неправославным, и не только считалось таковым, но в Потребнике, в чине приятия от хвалисин, на содержащих таковое единоперстие положено и проклятие: «иже не крестится двема персты, да будет проклят». Хотя здесь и не упоминается ясно о единоперстии, но так как проклинаются еретики-единовольники, то, очевидно, в словах проклятия имеется в виду употребляемое ими в образование единые воли во Христе единоперстие. И сие проклятие на единовольников, употребляющих единоперстие с их неправою мыслию, очевидно, не может простираться на употребляющих тоже единоперстие с православною мыслию о едином Божестве, чего и сами старообрядцы отрицать не станут. И Церковь, проклинающая единоперстников, не может быть обвиняема в том, что будто бы вместе с ними проклинает и древлеправославных христиан, употреблявших единоперстие в образ единая Божества, или даже самое исповедание единого Божества чрез единоперстие. Точно так же, когда произнесено проклятие на употребляющих двуперстие с неправою мыслию, или на полагающих его за догмата веры и чрез то отделяющихся от святой Церкви, клятва сия не простиралась на употреблявших двуперстие с православною мыслию и из-за него не отделявшихся от Церкви, – не простирается на таковых и теперь. Если эти мысли вы находите заслуживающими внимания, то прибавьте их в моей статье».

К самому празднику Рождества Христова отец Павел снова прислал мне поздравление и советовал о случившемся на общем собрании Братства не упоминать в печати⁴³⁵. 27-го декабря я отвечал:

«Возлюбленнейший о Господе отец архимандрит.

Взаимно и вас приветствую с наставшими днями праздника Рождества Христова и наступающим новым годом. Считаю излишним и говорить, как искренно желаю я вам великих благ от Подателя благих в наступающем новом лете Господнем. Богу угодно было, чтобы жизнь моя и посильная деятельность тесно соединились с вашею многоплодною жизнию и великими трудами: Ему благодарение, и Его святая воля да будет над нами ныне и присно и во веки веков, аминь!

Вашей заметкою к статье воспользуюсь, – дам ей надлежащее место⁴³⁶.

О празднике нашем я не имел намерения писать в газетах. И во всяком случае, ни в газетах, ни в Братском Слове не должно быть речи о том, что угодно было устроить о. Виноградову, только за тем, чтобы устроить это, и явившемуся в собрание, притом во время чтения отчета, с нарушением порядка. Разумеется, – позор тут падает не на вас; но не скрою, что мне больно вспоминать о случившемся. Больнее всего то, что о. Виноградов не осмелился бы так действовать, если бы не знал, кто стоит за его плечами и поддерживает его. Но оставим это неприятное дело.

Запоздаю я несколько с первой книжкой журнала. Жаль; но никак не справлюсь. Праздники тоже требуют своей дани.

Паки и паки прошу вас молиться о моем недостоинстве.

Душевно вам преданный Н. Субботин».

1886-й год.

Минувший год оставил нам память и о значительном успехе наших совокупных трудов и о неменьших огорчениях. Отец Павел, подвергшись тяжкой болезни, бывшей прямым последствием его чрезмерных трудов и суровой подвижнической жизни, испытывал притом немалую душевную скорбь, видя необеспеченность своей обители, особенно же безучастность со стороны ближайшей духовной власти и к монастырю, и к нему лично, и, что всего более огорчало его, к тому великому делу, на которое отдавал он все свои силы; на меня же все больше и больше ополчались и раскольники чрез посредство либеральной, купленной ими, печати вместе с светской властью, им покровительствовавшей, и недоброжелатели внутренние, из лжебратии, сильные поддержкой духовной власти. Обоих нас всего больше огорчали практические проявления этого недоброжелательства со стороны лиц, иже купно с нами наслаждались брашны в дому Божием и должны были бы ходить единомышлением. Последнее обнаружении этого недоброжелательства на братском празднике, заставлявшее опасаться и еще подобных, невольно возбуждало тревожные мысли. 7-го января отец Павел писал мне, имея в виду именно это обстоятельство:

«С Рождества Христова я вам ничего не писал. Причина тому та, что в это время чувствовал себя слабым и потому тщался дать себе покой.

У меня был Игнатий Александрыч и сказывал, что вы после братского праздника находитесь в печали. Признаюсь вам, что и я несколько покручинился; но, благодарение Богу, скоро одумался. Думаю: Зачем скорбеть! Это только радость врагам. Вспомним словеса св. Златоуста к Олимпиаде. Он писал: «Что ты себя убиваешь печалию, помогаешь тем врагам своим? И нам что много скорбеть? Слава Богу, – мы достаточно сделали в пользу святой Церкви, и что сделано, того недоброжелатели наши опрокинуть не могут. Достаточно вспомнить ваш недавний подвиг о снятии рогожских олтарей. Да и впредь делать доброе едва ли они могут нам воспрепятствовать, и что нам Бог поможет, столько по силе и будем делать. Потому нужно возложить всю надежду на Бога. Только не унывайте. Да еще нужно не спешить делом о замышленном отделе Братства, а лучше осмотреться и потверже узнать, насколько в нем участвует владыка и какая у него цель. Тогда лучше можно будет судить о цели. Об нем мне желательно с вами поговорить лично: тогда вместе все обсудим. Только не скорбите и не спешите. Потерпим. С нами Бог.

Я слышал, что деяния Казанского собора Синодом утверждены. Любопытно, как же Московский владыка не показал против них ревности? Ведь там раскрыт правильный взгляд на обряды, которого он не разделяет. Не понимают те, кто так ценит обряд, что из-за него закрывают доступ в Церковь, – не понимают, что Спаситель мира распялся за души людей, а не за обряд, и что поэтому нужно жертвовать обрядами ради спасения душ. Сироты мы после владыки – Филарета. Впрочем, покойный владыка Макарий это дело хорошо понимал».

Вскоре после этого я виделся с отцом Павлом в Москве, куда приезжал с моей семьей. Он посетил меня в гостинице, и о всем нужном мы переговорили. Тогда, между прочим, он передал мне статью по поводу напечатанного в Холмском Вестнике отчета о поездке протоиерея Добровольского к прусским старообрядцам. Я имел намерение перепечатать в Братском Слове этот очень интересный «отчет», и так как в нем шла речь о лицах, хорошо знакомых отцу Павлу и не редко упоминалось об нем самом, то я и просил его написать для меня свои заметки, или воспоминания в дополнение к тому, о чем сообщал о. Добровольский: эту статью, написанную в форме письма ко мне, отец Павел тогда мне и передал. Еще показал он мне письмо, полученное им от Оренбургского преосвященного Вениамина. Видаясь и беседуя с этим приснопамятным архипастырем, я советовал ему, в недоуменных случаях, касающихся раскола, обращаться непосредственно к отцу Павлу, которого он высоко чтил, не зная лично, – я уверял, что отец Павел со всею готовностию ответит ему на всякий вопрос. Теперь преосвященный Вениамин и спрашивал отца Павла: как поступать в тех случаях, когда переходит в Церковь старообрядец, венчанный в расколе, – следует ли его перевенчивать, или должно признавать действительным его брак? Отец Павел намеревался написать обстоятельный ответ на этот весьма важный для практического применения и довольно трудный вопрос, и обещал прислать мне для просмотра свой ответ. Тогда же отец Павел сообщил мне, что сбирается съездить в Гуслицы, к своему любимому духовному сыну А. В. Смирнову, от которого и мне передал приглашение. Возвратившись из Москвы, я писал отцу Павлу:

«Усердно благодарю вас за ваше «письмо» по поводу статьи Холмского Вестника: напечатаю его в следующей же книжке моего журнала. Оно очень интересно⁴³⁷. «Если поедете к А.В.Смирнову, передайте ему мою благодарность за приглашение и скажите, что, к сожалению, при всем желании, не могу им воспользоваться. По моим расчетам, если ехать, то придется употребить на это четыре или пять дней в общей сложности. При моих срочных делах это большая трата: могу запутаться и не справиться. Дал бы Бог хоть летом, на свободе, к нему съездить. А побывать у него, да и вообще в тех краях, мне очень хочется.

Написал я заметку против статьи Боголепова и думаю напечатать в четвертой книжке Братского Слова. Делаю это больше потому, что № газеты, где она напечатана, получил даже из Петербурга: думаю, что министру не будет неприятно мое замечание; а министру мы очень обязаны⁴³⁸.

Вчера, в Москве, случайно виделся с Сербским митрополитом (Михаилом): собирается посетить вас».

Вскоре после этого отец Павел писал:

«Посылаю вам мое письмо к преосвященному Оренбургскому: прошу прочесть и исправить, что требуется; может, вздумаете что и прибавить. Тогда я перепишу и пошлю.

Рад я, что видел все ваше семейство. Господь да хранит вас!»

18-го февраля я отвечал отцу Павлу:

«Возвращаю ваше письмо к преосвященному Вениамину. Оно очень хорошо. Кое-что я исправил; но если найдете, что исправлено не к лучшему, оставьте, как было. Приходит мне на мысль, нельзя ли со временем напечатать его, разумеется, не упоминая, к кому оно писано и по какому случаю. Вопрос имеет важное значение, и решать его нередко приходится на практике. А как решить? – многие могут затрудниться.

Наипаче я должен благодарить вас, что приняли на себя труд побывать у меня в гостинице. Возвратились мы благополучно.

Податель сего письма, наш студент, желает получить на неделю «Виноград» Денисова, чтобы поработать над ним здесь. Хотя по правилам и не следует отпускать книги из библиотеки, но окажите ему доверие, – он возвратит в сохранности».

На другой день, 19-го февраля, еще до получения моего письма, отец Павел писал мне:

Честь имею уведомить вас: вчера, т.е. 18-го числа, перед вечернею, посетил меня прокурор Московской Синодальной конторы А. А. Н–д. Он приезжал по поручению К. П. лично распросить меня о происходившем на братском празднике, – видно, дошли вести об этом и до Петербурга. Я высказал прямо, какая цель имеется у желающих открыть миссионерский отдел в Братстве. А. А. сказал мне, что имеет поручение сообщить викарию, чтобы прекратил это дело. Благодарение К. П., что не забывает о нас. Бог даст, этим и кончится дело».

Затея – расколоть Братство этим, действительно, и кончилась, – новых попыток к тому уже не делалось.

На другой день, 20-го февраля, отец Павел отвечал уже на мое письмо от 18-го числа:

«Приветствую вас с Сырною седмицею и наступающим святым постом, который да даст вам Господь препроводить с душевною пользою. В чем виноват, как человек, прошу у вас прощения. Взаимно и вам желаю получить прощение от Всевышнего.

Письмо, исправленное вами, получил. За исправление благодарю. В таком виде и пошлем его преосвященному. Напечатать его, если рассудите, не препятствую; только надо повременить.

Подателю письма рукопись «Винограда» отдали.

Боголепов большую услугу сделал православной Церкви, вызвав своею статьей ваш ответ. Теперь стало ясно для всех, что в законе 3-го мая 1883 г. нет разрешения раскольникам строить новые молитвенные здания.

Я читал отчет Владимирского Братства, – там помещено прекрасное распоряжение преосвященного Владимирского Феогноста о том, чтобы, где существует раскол, благочинные делали съезды подлежащего им духовенства для совещаний, какие меры предпринимать для сокращения раскола; есть и другие любопытные известия. Я советовал бы вам из этого отчета сделать извлечения с вашими замечаниями, чтобы возбудить к подражанию и духовенство других епархий. Если у вас нет отчета Владимирского Братства, я вам пришлю.

По множеству болезней моих греховных в сердце моем, утешения Твоя, Господи, возвеселиша душу мою (Пс. 93, 19).

Незадолго перед сим пришел в наш монастырь из Хвалынского уезда один крестьянин, бывший уставщик беглопоповцев, теперь не имеющих никакого священства: имя ему Филипп Леонтьев Углицков, человек начитанный и хорошо

понимающий Писание. Он привез вторую часть «Выписок Озерского», всю истрепанную, и цель его приезда именно проверить книгу Озерского, справедливы ли в ней свидетельства о имени Иисус, о тройственном аллилуйа и других предметах разномыслия между старообрядцами и православными. Занялся он этою проверкою с великим тщанием, и нашел, что выписки сделаны во всем согласно с теми книгами, из которых взяты. Кончилось тем, что 16-го числа он присоединился к Церкви в нашем монастыре. Я наградил его моими сочинениями, дал обе части Выписок Озерского и другие книги братского издания, что его весьма утешило. С благодушием и радостию духовною возвращается он восвояси, готовясь к подвигу терпения от своих родственников, пребывающих в расколе, ибо намерен не молчать о правоте св. Церкви. Не утешение ли это, что Церковь приобретает из среды раскола таких людей, которые могут быть проповедниками истины?

За сим призываю на вас и на семейство ваше благословение Божие и ваших прошу молитв».

23-го февраля я отвечал:

«Приветствую и вас с наступлением святого поста. Для вас настает великий подвиг: да укрепит Господь и духовные и телесные ваши силы! Помяните в молитвах и меня ленивого на покаяние и прощение. Приходится первую неделю оставить без говенья. Привел бы Бог исполнить этот христианский долг в неделю страстей Христовых.

Отчет Владимирского Братства имею и также обратил внимание на воззвание преосвященного Феогноста к подчиненному духовенству. Но приметил также, что духовенство (пока) не особенно усердно отозвалось на это воззвание. Много ли два-три деятеля на всю епархию, кто этот о.Трифон из ваших учеников? Желал бы иметь о нем сведения⁴³⁹. Написать об отчете имею намерение или в 5-й, или в 6-й книжке Братского Слова.

Отрадный случай обращения из раскола сообщаете вы мне. Хочется и об нем сказать в журнале⁴⁴⁰.

А письмо к преосвященному Оренбургскому, конечно, не теперь я предполагаю предать тиснению, а со временем⁴⁴¹.

Благодарю вас за доброе слово о моем объяснении с Боголеповым. Как приняли его в Петербурге, еще не знаю.

Прошу у вас прощения, благословения и молитв».

26-го февраля отец Павел отвечал:

«Вы спрашиваете, кто такой отец Трифон. Он прусский уроженец; мальчиком поступил ко мне в монастырь. Когда я уезжал навсегда из Пруссии, он еще состоял под опекой у родителей, и хотя желал ехать со мною, но должен был возвратиться к родителям и остался в расколе. Был он потом у рижских беспоповцев учителем в их школе, и когда я приезжал в Динабург, старообрядцы динабургские выписали его из Риги, чтобы выставить против меня собеседником, как начетчика. Он бился защищать раскол до положения рук; но беседа кончилась тем, что сам он, по зрелом размышлении, решил оставить и должность учителя у рижских беспоповцев, и самый раскол, а потом приехал в Москву, ко мне – своему бывшему в беспоповстве наставнику. А вот как он сделался священником. Один из старообрядцев того села, где он ныне священствует, более других начитанный, Стефан Борисов, услышав о моем обращении из раскола, приехал в Москву и присутствовал даже на моем присоединении к Церкви. По довольной беседе со мною он убедился в правоте Церкви, и вместе с другими обратившимися из раскола старообрядцами построил на общий счет единоверческую церковь, для которой им нужен был священник. Стефан Борисов часто приезжал ко мне. Увидев у меня молодого человека – Трифона и познакомившись с ним, стал просить его – идти к ним во священники, на что тот и согласился. Борисов представил его преосвященному Иакову Муромскому. Преосвященный, видя молодого человека, поусомнился в нем и послал его к одному во Владимире старообрядцу побеседовать и велел написать, как он будет вести беседу. О. Трифон исполнил все это удачно и преосвященный признал его достойным священства. Вообще, он человек способный и бойкий; но еще во многом надобно ему усовершенствоваться, чтобы быть как следует миссионером, именно к сметливости приложить усердие и труд. Об этом довольно⁴⁴².

Вот еще дело. Мои новоприсоединенные пруссаки желают оставить Пруссию и перейти в Россию. Действительно, в Пруссию их загнал раскол, а то разве матушка-Россия тесна! Вот теперь, оставив раскол, они и желают возвратиться в родную Русь. Они подали г. обер-прокурору Святейшего Синода прошение о своем перемещении в Россию. Теперь отец протоиерей Добровольский⁴⁴³ и они сами просят нашей помощи. Я посылаю вам их письмо: прочтите и подумайте, можно ли им помочь.

Лавр Загадаев⁴⁴⁴ просил меня написать ему о преданиях, какие из них подлежат изменению, и какие не подлежат. Я написал и хотел послать; но подумал, не годится ли это письмо в ваш журнал. Посылаю его. Если годится, то исправьте и пришлите мне, – я с исправленного пошлю копию Лавру, а другую в типографию; а если не вздумаете поместить в журнале, то не трудитесь исправлять письмо, а только пришлите мне обратно, чтобы послать Загадаеву, – он меня просил и нужно его удовлетворить.

Сейчас пришел крестьянин Владимирской губернии, Судогодского уезда, села Ликина, – сказывает, что у них в селе раскол распространяется. Я спрашиваю : а что священник? Он ответил: священник этим не занимается. Я и вспомнил ваше замечание, что воззвание Владимирского преосвященного мало подействовало на духовенство.

Будете печатать статью о летах воплощения Господня, распорядитесь, чтобы сделали оттиски на братский счет. Статью «Разговор со священником» требуют: нужно еще напечатать»

28-го февраля я отвечал:

«Благодарю за сообщение сведений об о. Трифоне. Я воспользуюсь ими.

Письма прусское и сувалкское получил. Очень понравилось мне, по своей простоте и искренности, письмо Филиппа, а особенно трогательна приписка его жены⁴⁴⁵. Мне кажется, вам следует написать К. П., – попросить о ваших прусских новых единоверцах. Если пожелаете, я просмотрю письмо, которое напишете. В виду желаемого новообращенными переселения в Россию не излишня ли моя заметка к вашему письму в Братском Слове⁴⁴⁶? А может, и не излишня. Варшавский владыка, конечно, примет участие в деле.

Ваше коротенькое, но важное по содержанию, письмецо к Лавру Загадаеву охотно напечатаю в следующей же, т.е. шестой, книжке журнала⁴⁴⁷. Оригинал, поправив кой-где, пришлю вам; а вы потом, как есть, с моими поправками, препроводите в типографию для набора.

Статьи о летах воплощения Господня, которую вчера просмотрел в корректуре и нашел еще лучше, чем когда читал ее в рукописи⁴⁴⁸, – статьи этой я уже велел напечатать отдельно 600 экз. на мой счет. Надеюсь, вы не откажете мне хоть этою малою лептою выразить мою благодарность вам за ваши многочисленные и безценные дары мне для моего журнала?

«Получил известие из Петербурга, что относительно проектированного на Казанском соборе миссионерского института и съезда миссионеров наш митрополит изъявил согласие, только находит удобнейшим для съезда временем сентябрь, а не июль, в котором, как видно, предполагался съезд; пишут еще, что Деяния Казанского собора печатаются и скоро выдут из печати. А вот известие оттуда же, для нас особенно важное: Киевский владыка два месяца продержал уже подписанное Новгородским «Изъяснение» о порицательных выражениях полемических книг и предложил какие-то редакционные поправки, а затем на сей неделе решится, наконец, и это дело. Дай Бог! И да будет сие во благо!

В наступающее воскресенье предполагаю ехать в Москву; пробуду там и понедельник. Не смею вас беспокоить: но если найдете возможным и необременительным для себя посетить меня утром в понедельник, доставите мне великое утешение.

С окончанием первой седмицы поста и, конечно, подвига говения приветствую вас.

Сию минуту получил из канцелярии обер-прокурора Святейшего Синода подлинную просьбу прусских единоверцев с требованием моего «заключения» по этому делу. Есть таким образом настоятельная нужда повидаться с вами. Если вам трудно будет приехать ко мне в гостиницу, известите меня: тогда я постараюсь сам побывать у вас».

При свидании с отцом Павлом в Москве я прочитал ему мой официальный ответ на бумагу из канцелярии обер-прокурора Святейшего Синода, коей требовалось мое мнение по поводу просьбы прусских единоверцев о дозволении им переселиться в Россию. Отец Павел одобрил мой ответ и вместе поручил мне передать в письме К. П. и с его стороны просьбу о содействии его прусским ученикам и знакомым в их добром намерении – оставить чуждый им немецкий край и возвратиться на родину. После этого отец Павел писал мне 8-го марта:

«Благодарю вас за напечатание статьи моей о летах Христова воплощения.

Прочитал и вашу статью о составе раскольнической иерархии. Начало её живописно, – лучше всякой картины! Важно то, что в начало или основание сказанного положено евангельское слово».⁴⁴⁹

11-го марта я отвечал:

«Благодарю вас за добрый отзыв о моей статье «Состав нынешней раскольнической иерархии». Ее требовали написать.

Ныне получил известие из Петербурга, что «Изъяснение» о клятвах и порицаниях старых обрядов решено напечатать славянским шрифтом в виде приложения к Церковному Вестнику, а не особо от Синода. Это жаль. Боюсь, не исключено ли и то, что говорится в конце от имени Синода: «оставьте сомнения, не смущайтесь» и пр.

Прислан мне также, в корректуре, экземпляр составленного мною «Воззвания» к старообрядцам от Казанского собора архипастырей. Прочитав его, я нашел, что в первой половине сделаны небольшие вставки и изменения, несколько нарушающие правильное течение мысли и речи, сделанные поэтому едва ли к лучшему (но так, быть может, кажется только моему авторскому самолюбию); вторая же половина, наиболее важная, оставлена без всяких изменений, чему я очень рад. Желал бы знать ваше мнение об этом «Воззвании» и послал бы его вам, но так как нашел в корректурном листе несколько важных опечаток, то, отметив эти опечатки, решил послать его обратно в Петербург: может-быть, успеют еще исправить.

Еще получил я от одного неизвестного мне священника письмо с вопросом о раскольнических браках, – нужно ли венчанных в расколе перевенчивать. Когда отвечу, покажу вам, что ответил. Вот доказательство, что ответ ваш преосвященному Вениамину не излишне напечатать.

Отослали ли в типографию ваше письмо Загадаеву о преданиях? Его нужно поскорее напечатать. С 6-й книжкой журнала доселе не справлюсь: все отвлекают разные дела и поручения. Написал нечто об отчетах Казанского и Владимирского Братств».

14-го марта отец Павел писал мне в ответ:

«Мою статью о преданиях (письмо к Лавру Загадаеву) в свое время отдали в типографию.

Слава Богу, что Деяния Казанского собора отпечатаны. А Изъяснение порицательных выражений в полемических книгах печатать не от имени Синода, кажется, нельзя, потому что это делается по просьбе единоверцев, a единоверцы просили это сделать от имени Синода. Изданное не от Синода, Изъяснение не будет иметь значения. Я думаю, все это затруднение от нашего владыки, если только не ошибаюсь. Он боится страха, идеже несть страх. Жаль, что не бывал он в доме Шумова на беседах: побывавши там, лучше узнал бы многое, что необходимо требуется для успешной борьбы с расколом. Буди на все воля Божия!»

Опасение наше было однакоже напрасно. «Изъяснение», о котором мы столько заботились и над которым мне столько пришлось потрудиться, напечатано было от имени Святейшего Синода и почти в том самом виде, как было предложено мною Благополучное окончание этого важного и долго тянувшегося дела было для нас истинным праздником. 17-го марта я писал отцу Павлу:

“Спешу послать вам ныне полученное мною «Изъяснение» о содержащихся в полемических против раскола сочинениях прежнего времени порицаниях на именуемые старые обряды». Слава Богу! – дело сделано, кажется мне, как следует. Желаю знать ваше мнение.

Письмо ваше получил и благодарю за него. Я писал отцу Филарету, чтобы статью вашу о преданиях, как весьма нужную, напечатали особым листочком: это будет отличный листочек для раздачи и продажи по копейке».

Отец Павел немедленно ответил мне следующим письмом:

«Возлюбленнейший о Господе Николай Иваныч.

Благодарю вас за сообщенную радость. Благодарение Богу, что Он вложил пастырям Церкви готовность издать такое «Изъяснение»! Сколько оно облегчит труд миссионеров по поводу сих пререкаемых выражений! Сколько успокоит совесть сомнящихся! А особенно важно сказанное здесь о великом Московском соборе что он не положил поречений на именуемые старые обряды и безусловно их не запретил. Благодарение Богу, что Он вложил вам тщание изъяснить все сие, и особенно разъяснить определение собора от 13 мая 1667 года!

Теперешнее «Изъяснение», изданное Святейшим Синодом, может привести и к тому, что в случае нужды не найдено будет препятствия православному священнику совершить таинство крещения или исповеди для присоединенных из раскола по старопечатным книгам. Этому, быть может, не пришло еще время; но тогда совершенно была бы снята преграда для старообрядцев к соединению церковному. Если бы жив был Ксенос, что сказал бы он, прочитав «Изъяснение»?

Отец Филарет вот что заметил об «Изъяснении»: в нем сказано, что поречения на двуперстие внесены в учебные Псалтири; а они находятся и в следованной Псалтири и в Часовнике. Поэтому нельзя ли исправить, – сказать: «в Псалтири и Часослов». Притом он исправил карандашом и корректуру славянского набора, сделанного в Петербурге. Если угодно вам, так и пошлите в Петербург; а если неугодно, карандаш сотрите⁴⁵⁰.

Благодарю, что письмо мое к Загадаеву о преданиях печатаете особыми листочками. Действительно, нам нужны такие копеечные брошюрки.

Прошу ваших молитв и на вас и семейство ваше призываю Божие благословение. Архимандрит Павел»

19-го марта, еще не получив этого письма я писал отцу Павлу:

«Посылаю вам обещанное письмо ко мне священника с вопросом о раскольнических браках и мой черновой ответ ему. Ныне же посылаю этот ответ вопросившему; а вы скажите мне, все ли в нем верно. Мне кажется, что со временем можно будет напечатать вместе и ваш ответ преосвященному Вениамину и мой – священнику⁴⁵¹, ибо не излишне, полагаю, разъяснить вопрос, как видно, занимающий многих. Письмо возвратите мне при случае или при свидании. Дело не к спеху.

Начал исправлять вашу беседу о символе веры, которой я дал заглавие: «Строго ли и точно ли содержат именуемые старообрядцы изложенное в Символе учение веры?» Годится ли такое заглавие? Статья эта имеет большую важность, и хорошо, что она является отдельно, а не вошла в состав другой однородного содержания. Надобно побольше напечатать оттисков её из журнала. Сколько прикажете?

Желал я напечатать в седьмой книжке Братского Слова «Воззвание» отцов Казанского собора, которое ожидал из Петербурга; но, видно, не поспеть⁴⁵².

Имею известие, что вчерашний день должно было происходить в Петербурге, в академической зале, публичное собеседование о. К. Крючкова с раскольническими начетчиками, – ожидали для ратоборства с ним Швецова и Перетрухина. Что-то было?

А читали ли вы в Церковном Вестнике полемику о. И. Виноградова с профессором Катанским по вопросу о времени установления иерархии? При случае сообщите мне ваше мнение об ней».

На другой день, т.е. 20-го марта, получив приведенное перед сим письмо отца Павла, я снова писал ему:

«Вместе с вашим письмом получил я ныне из Петербурга целое собрание документов: изданное от Святейшего Синода предисловие к «Изъяснению» о порицательных выражениях и Деяния Казанского собора с воззванием. Воззвание дозволено мне и напечатать в Братском Слове. Посылаю его вам: посмотрите и скажите ваше мнение. Дайте его также прочитать любезнейшему отцу Филарету, – и не только прочитать, но и исправить, если нужно, правописание славянское, как исправил его в «Изъяснении». Потом прошу его переслать “Воззвание» в типографию. Мне хочется напечатать его славянским же шрифтом. Одобряете ли вы это? Или лучше напечатать гражданским, как и все печатается в Братском Слове?

Простите. Спешу на почту».

23-го марта отец Павел отвечал:

“Воззвание» от Казанского собора прочитал. Благодарю за сообщение. Все в нем сказано хорошо. А печатать его иначе нельзя, как славянским шрифтом.

Заглавие к статье моей о Символе веры вы сделали правильно. Отдельных оттисков нужно сделать для Братства побольше, – завода два или три. Я себе возьму сотни две для раздачи.

Ответ ваш священнику о браках также прочитал, и нахожу правильным. Напечатать его с моим ответом преосвященному Вениамину не худо. Советую вам только привести в вашем ответе постановление Синода об обращающихся язычниках, чтобы их не перевенчивать. Это даст статье большую крепость.

Статья ваша по поводу отчетов Казанского и Владимирского Братств весьма меня утешила; особенно хорошо то, что вы в мягком духе возбуждаете духовенство к деятельности против раскола. Жаль только, что возбуждать приходится частным лицам; а нужно бы это сделать высшей церковной власти.

О статье о. Виноградова против г. Катанского писать теперь не могу и все это письмо пишу с трудом: разболелась спина, – не дает ни сидеть, ни ходить. А статья эта требует внимательного рассмотрения.

Для Хлудовской библиотеки мы сделали ценное приобретение, – не полное, но весьма древнее харатейное Евангелие, полагаю, XII века. Заплатили 100 р. Большаков⁴⁵³ давал за него 150 р. Но если бы и больше давал, владелец и тогда не отдал бы ему, – это свой человек, сувалкский диакон. Рукопись принадлежала старообрядцу; но он увидел в ней имя Спасителя с двумя гласными, подумал, что книга никонианская, – и бросил ее на чердак. Но вот

судьбы Божии привели ее в знаменитое книжное хранилище, где нужна она для удостоверения многих в правильном начертании имени Спасителя».

26-го марта отец Павел снова писал:

“Хочу беспокоить вас просьбою. Майносский священник отец Иоанн испросил разрешение у Святейшего Синода посбирать на построение училища и поправку ветхой церкви. Как надо предполагать, сборы будут небольшие. Я ему советую поднять прежнее дело, – просить о назначении ему ежегодного пособия на прожитие. Действительно, при теперешних обстоятельствах прожить ему трудно без такой помощи. Прежде и вы в этом деле участвовали, но оно заглохло; а теперь, при случае, нельзя ли вам с вашей стороны возобновить ходатайство? Существование единоверческого прихода в Константинопольской патриархии для Единоверия имеет значение. Я желал бы, чтобы эта помощь о. Иоанну была связана с обязательством для него учить детей. Вот мое к вам прошение.

Вместе с сим сообщаю вам, по желанию вашему, мое мнение о напечатанных в Церковном Вестнике статьях о. Виноградова и г. Катанского.

Я нахожу статью г. Катанского в существенном более основательною, хотя в доводах есть у него натянутость и с некоторыми частными мнениями его согласиться нельзя, каково, напр., мнение, что Апостолы в самый день воскресения Господня совершали таинство Евхаристии и что при этом последовало и явление им воскресшего Христа. А у о.Иоанна Виноградова есть неточность, или неверность в самом основании, и это ставит его в противоречие с самим собою, что уже имеет большую важность. Он признает, что Церковь с иерархией получила начало (а не совершение) в день пятидесятницы, – значит, прежде её не существовало. Но какое же значение имеют слова Спасителя, сказанные Апостолам в первый день воскресения: приимите Дух Свят: имже отпустите грехи, отпустятся им? Что слова эти имели силу совершительную и преподательную, в том никто из верующих сомневаться не может. И сам о. Виноградов признает, что тогда Владыка преподал Апостолам Своим власть отпущать грехи; а получившего такую власть как справедливее назвать, –

простолюдином, или иерархом? Конечно, Иерархом: значит, иерархия получила начало не в день пятидесятницы, как утверждает о. Виноградов. И ныне иереи и сами архиереи в разрешении грехов кающимся исповедуют себя наследниками той власти разрешать грехи, какую Апостолы получили от Господа в первый день воскресения. А если Апостолы и не могли, или не имели надобности проложить сию власть к исполнению, это не умаляет имущего власть и не отрицается этим обладание властию. Притом же Господь не дал Апостолам повеления удерживаться от приложения сей власти, а только повелел им от Иерусалима не отлучатися. И паки, сказанные по воскресении слова Господни Апостолам: якоже посла мя Отец, и Аз посылаю вы, ясно означают, что Апостолы были тогда поставлены преемниками, или наследниками Христовой власти на домостроительство Церкви. Итак, Апостолов, по воскресении Спасителя получивших от Него такую власть, можно ли признать бывшими до дня пятдесятницы простыми людьми, а не иерархами? А также слова Спасителя на тайной вечери, сказанные Апостолам: сие творите в Мое воспоминание, но свидетельствуют ли, что они тогда же уполномочены быть совершителями таинства Евхаристии? И мы, при совершении таинства, говорим, что действуем во исполнение оной заповеди. Если по таковых им поручениях признать Апостолов до дня пятидесятницы не иерархами, а простыми людьми, не отнеслось ли бы это не только к унижению апостольской власти, но и к отрицанию силы и действенности словес Самого Господа, как будто не всемощных, не обладающих божественною силою?

Но, спросят, если Апостолы еще до вознесения Господня, будучи посланы в мир, получили власть проповедывать, крестить, оставлять грехи, – словом, были уже соделаны иерархами, то что же они получили в день пятидесятницы? и как смотреть на совершившееся в день пятидесятницы?

Апостолы получили тогда силу и полномочие на свидетельство о Иисусе Христе, как Он Сам предвозвестил им: приимете силу, нашедшу Духу Святому на вы, и будете ми свидетели… даже до последних земли. Без этого дара Апостолы были бы недостаточны на проповедание Евангелия во всю вселенную; а тогда они приняли все изобилие даров, укрепляющих на подвиг проповеди и всего их служения. И дар сей они получили власть преподавать другим, – и преподавали чрез возложение рук, а ныне все верующие приемлют чрез таинство миропомазания. Без сего дара и самая хиротония на высшую иерархическую степень, как и причтение Матфия к лику Апостолов, не была бы полна и достаточна, как не могущая подать полноты всех даров Духа Святого. Дары же Святого Духа, и до пятидесятницы, и в день пятдесятницы, и ныне, изливаются чрез Христа от Бога Отца.

Ошибка о. Виноградова, по моему мнению, состоит в том, что он отрицает самое существование церкви и иерархии до дня пятидесятницы. Мне же представляется более точным и благолепным основание сие видеть ранее, а в пятидесятницу уже совершение и утверждение основанного.

Однако мои мысли отдаю на ваше рассуждение. И мне желательно, чтобы к двум статьям о начале Церкви и иерархии явилась третья – ваша. Она была бы не вне вашей задачи, ибо вопрос имеет отношение к расколу.»

Моего ответа на это письмо отца Павла, равно как и ответов на два следующие за ним, не сохранилось. От предложения написать статью, в дополнение к статьям профессора Катанского и протоиерея Виноградова, я отказался, из опасения вызвать последнего на неприятную полемику. Однако, через год не избежал этой неприятности, которая приняла даже очень большие размеры, как будет сказано в свое время. А к самому отцу Павлу тогда же обращался я с просьбою – сообщить мне сведения по одному мало знакомому мне вопросу. С. А. Рачинский, в весьма интересном письме ко мне, излагал свои мысли о важном значении истового отправления некоторых церковных служб мирянами на дому, без священника, когда присутствие его, по каким-либо обстоятельствам, является невозможным, и спрашивал: дозволительны ли такие служения? – и если дозволительны, как должны быть отправляемы? Не имея точных по этому вопросу сведений, я и обратился за ними к отцу Павлу. 9-го апреля он писал мне:

«Приветствую вас со спасительною Страстною седмицею. Думаю, что вы сподобились приобщения святых тайн: соединение со Спасителем да послужит вам в наследие жизни вечной!

Прочитал в седьмой книжке Братского Слова статью вашу по поводу постановлений Казанского собора: очень хороша⁴⁵⁴. А всей книжки еще не мог прочитать по слабости сил.

И поручение ваше – написать ответ г. Рачинскому не собрался исполнить, – простите.

Да дарует вам Господь встретить в радости всерадостный праздник Его воскресения!»

Однакоже, несмотря на слабость и продолжительные службы Страстной недели, неутомимый трудолюбец вскоре же, именно 12-го апреля, писал:

«На вопрос г. Рачинского, можно ли в неприсутствии иерея, по его благословению, совершать вечерню, утреню, часы и прочие молитвенные службы, конечно, с теми изменениями, или изъятиями, которые требуются неприсутствием иерея, имею честь ответствовать вам, как я понимаю это дело. Но понятие свое настойчиво не утверждаю, – может, я и ошибаюсь. Ошибочное прошу простить и исправить.

В Уставе, напечатанном по благословению Святейшего Синода в Москве в лето от Рождества Христова 1876-е, читаем о среде пятой недели Великого поста: «Повечерие же поем малое в келлиях без поклонов, такожде и полунощницу». Той же пятой недели поста в пяток: «Повечерие же малое и полунощницу поем в келлиях. В Великую среду: «Ведомо буди, яко от сего святого дня полунощница (во обителях) не поется в церкви; в соборных же храмах и мирских поют в церкви. Сим уставом повелевается повечерие и полунощницу петь в кельях, значит без иерея.

А в Псалтырях с восследованием, напечатанных при первых пяти патриархах, положен устав «како несвященному иноку начати полунощницу и отпустити». Указано и то, как «простолюдину (в неприсутствии иерея) в келье сотворити отпуст повечерия», именно, вместо: Благословен Бог наш глаголати: Молитвами святых отец наших…, на отпусте вместо: Христос истинный Бог наш, глаголати: Господи Иисусе Христе и пр.; вместо ектении: помолимся о державном... глаголати: Ненавидящих и обидящих и пр. Так же и на утрени, по шестопсалмии (в неприсутствии иерея) и паки наедине вместо ектении показано глаголати: Господи помилуй 12.

Еще яснее устав о вечерне: «Аще наедине в келлии, начинает сице: За молитвы Пречистыя Tu Матере и всех святых Г.И. X. Боже наш помилуй нас, аминь. После псалма Благослови, душе моя, Господа: «Слава и ныне, аллилуиа трижды; аще наедине, глаголет вместо ектении Господи помилуй 12, слава и ныне.»

Этими уставами ясно показывается, что усердные к молитве миряне, в удалении от церкви, или по невозможности быть в церкви (но не по возношению над священными лицами), могут у себя в доме, как и монах в келье, наедине или с своим семейством совершать и без священника вечерню, полунощницу, утреню и часы. Но только, по сим уставам, на утрени пред Евангелием прокимнов и Всякое дыхание не петь и самое Евангелие не читать; также на часах, к Честнейшую херувим не должно говорить: Именем Господним благослови, отче, но сам чтец глаголет: Молитвами святых отец... Так же и в начале всякой службы, чтец, хотяй чести Царю небесный, сам благоговейно начинает: Молитвами святых отец наших...

По моему мнению, таковым уставом всякий для себя или со своим семейством, по случаю обстоятельств и за невозможностью быть на церковной службе, может совершать служебное правило. А чтобы совершать таковые службы соборные, т.е. многолюдным собранием, предварительно испросив на то благословение у священника, это едва ли можно, и священник дать такое благословение не имеет права, ибо и сам иерей, кроме случайных всенощных, совершать в каком-либо месте всегдашнее богослужение (по шестому правилу иже в Гангре собора) права не имеет, а кольми паче иным дать на то благословение. Но если бы местный архиерей по соображении обстоятельств нашел полезным где-либо такие служения и дал свое разрешение и благословение на совершение оных, тогда и не в присутствии иерея отправлять службы по указанному уставу было бы удобно и полезно, особенно во удаленных от церкви местах.

Вот вам мое суждение по предложенному вопросу, a более не знаю что сказать».

Нa Пасхе, бывши в Москве, я ездил к отцу Павлу, чтобы побеседовать о миссионерском съезде, который но 7-му пункту постановлений Казанского собора должен был состояться у него в монастыре именно осенью 1886 года, и о школе для приготовления миссионеров, которую по 6-му пункту тех же постановлений предположено было открыть также в монастыре отца Павла. 22-го апреля он писал мне:

«Благодарю вас за посещение на празднике. А я во вторник на Фоминой неделе был у владыки-митрополита. Принял очень ласково,– сам даже завел речь о миссионерском съезде, и говорил, что ради Хлудовской библиотеки ему прилично быть в нашем монастыре, – спросил, есть ли у нас место для имеющих прибыть миссионеров. Я ответил, что место найдется. Еще говорил владыка, что иные миссионеры знают раскол только по теории, а для практики нужно бы устроить при них собеседования со старообрядцами. Я опять ответил, что и это можно устроить у нас или в церкви, или в имеющемся довольно пространном помещении. Владыка обещался прислать о съезде указ.

Я слышал, что и вы были у владыки. Интересуюсь знать, о чем беседовали.

Благодарю вас за Историю, которою наградили меня. Прошу вас, не откажите послать экземпляр Херсонисскому отцу архимандриту»⁴⁵⁵.

25-го апреля я писал:

«Ответствую на сейчас полученное письмо ваше.

Был я действительно у митрополита, притом вместе с В. К. Говорили больше об академии, – он доказывал необходимость заменить нынешнего ректора новым. Потом В. К. склонил речь на раскол, и стали говорить о съезде миссионеров. Митрополит высказал мысль, что нужно сделать съезд в ноябре, когда бывают беседы в семинарии и в Таганке, чтобы миссионеры могли участвовать в беседах и даже поучиться-де у таганских собеседников. С вами он говорил, как вижу, несколько изменивши взгляд на сии беседы, должно-быть, под влиянием замечаний В. К. Нa прощанье сделал мне замечанию, зачем я продолжаю писать о новинковской церкви, когда дело уже сделано и церковь дозволена. Я ответил, что слышу об этом первый раз, и если бы дозволение было действительно получено, мне непременно и немедленно дали бы знать об этом, а между тем мне известно совсем противное. Последовало выражение

удивления и недоумения. Даже сказано было: «хорошо, что мы об этом заговорили, – надо навести справки». Что же это значит? Ужели консисторская власть, столь враждебная единоверцам, не слушает даже и митрополита? Дай Бог, чтобы из нашего разговора вышло что-нибудь полезное для исстрадавшихся новинковцев! Под влиянием этого разговора я изменил несколько заключение в статье Егора Антоныча, где опять были сетования, что не дозволяют открытие церкви в Новинках: сказал гораздо мягче, но все же сделал напоминание⁴⁵⁶. Повидимому, с нами хотят обращаться ласковее. Дай Бог! Тут заметно петербургское влияние.

Книгу херсонесскому о. архимандриту пошлю охотно.

Хлопочу теперь с девятой книжкой журнала и озабочен приготовлением десятой. А между тем надвигается туча экзаменов и прочих академических дел».

Так как продолжающаяся слабость здоровья указывала настоятельную нужду для отца Павла еще раз побывать в Крыму, где уже получил он однажды облегчение от болезни, то все друзья советовали ему предпринять эту поездку предстоявшим летом и пожить в Крыму до предназначавшегося на осень миссионерского съезда. 28-го апреля я писал ому:

Считаю необходимым сообщить вам, что на этой неделе M. П. Черинов уезжает за границу: не найдете ли вы нужным съездить к нему, чтобы посоветоваться, как вам провести лето? Он примет вас во всякое время, если только будет дома.

Предполагаю в четверг вечером отправиться в Москву, чтобы приготовить к выпуску девятую книжку журнала: не найдете ли нужным и возможным повидаться со мною в пятницу утром?

Повидавшись с отцом Павлом, я снова писал ему 6-го мая.

“Ныне посылаю в типографию окончательно просмотренные ответы ваши Зыкову⁴⁵⁷. Благодарю вас за это сочинение: в нем очень много полезных указаний. Сколько прикажете сделать отдельных оттисков?

Начались у нас экзамены, чтение студенческих сочинений и другие дела пред окончанием учебного года. Это совсем не оставляет мне времени для прочих занятий. Потому и назначить срок, когда можно бы собрать Совет Братства для рассуждений о съезде и миссионерском учреждении, не могу определенно. Когда откроется свободное время съездить в Москву, извещу вас».

16-го мая отец Павел писал: Вы всегда сорадуетесь нашим пользам: поэтому приглашаю вас разделить с нами наше утешение. На покупку дома для нашего монастыря последовало Высочайшее разрешение, и на-днях ожидаем о том указа из консистории. Теперь только нужно будет совершить купчую. Дал бы Бог кончить это дело!

Девятую книжку Братского Слова прочитал: очень хороша, Дай вам Бог кончить и десятую, а потом отдохнуть, чтобы справиться силами к будущим, трудам.

Статьи в ответ Зыкову прошу напечатать на счет Братства два завода: тут и себе я возьму сотню для раздачи.

Вчера был в Успенском соборе, – сподобился близко видеть все царское семейство и тем весьма утешился».

20-го мая я отвечал:

Благодарю за уведомление о деле по покупке дома. Искренно радуюсь, что, миновав все затруднения, оно приходит к вожделенному концу. Дай Бог и конец совершить благополучно для пользы обители и к вашему утешению! Хотелось бы думать, что и поездка ваша в Крым состоится. От о. архимандрита Пахомия я получил письмо: кланяется вам. Вижу из его письма, что он, к сожалению, болен, доселе не встает с постели.

“Десятую книжку журнала поспешил кончить, и не так, как бы хотелось: дела академические берут все время. Нe знаю, когда удастся съездить и в Москву. Полагаю, что можно будет между 25-м и 28-м числами. Желательно повидаться с вами и поговорить об известных делах, чтобы потом составить и собрание Совета. О приезде, конечно, извещу вас.

Сделал распоряжение, чтобы напечатали 2400 экз. ваших ответов Зыкову. Не сетуете ли на меня, что сделал значительные сокращения в этой статье? Я, впрочем, заботился существенное не оставить без употребления. Может-быть, следовало напечатать заключение; но мне показалось, что в нем повторение сказанного прежде. При том очень спешил.»

23-го мая отец Павел отвечал:

“ Весьма вас благодарю за издание ответов Зыкову. Они хорошо и ясно исправлены, сокращений совсем не чувствуется. Эта статья уже многих заинтересовала; просят отдельных оттисков, один А В. Смирнов требует сто экземпляров. Нахожу, что и вся десятая книжка хороша. Но как-то упомянутые в ней светские власти примут ваши замечания?⁴⁵⁸ Некоторые из весьма любящих вас опасаются, как бы эти власти не предприняли чего против вас. Но когда Господь хранит младенцев за их незлобие, то кольми паче бдит Его промысл над человеком, стоящими за истину.

Я начал большую статью – разбор Вопросов Никодима, и по слабости сил едва ли скоро ее кончу; а другое что из-за неё написать будет трудно. Поэтому едва ли могу вскорости дать еще какую либо статью для Братского Слова. А может, и сделаю что при помощи Божией».

После этого я неоднократно имел свидания с отцом Павлом в Москве, куда, между прочим, приезжал на юбилей митрополита Иоанникия, с большою торжественностию праздновавшийся на Черкизовской митрополичьей даче. Отсюда прибывшие на юбилей архиереи посетили, расположенный неподалеку от Черкизова, монастырь отца Павла и долго беседовали с ним в его келье: об этом посещении я напечатал тогда статью в Московских Ведомостях ⁴⁵⁹. Мои же личные беседы с отцом Павлом шли больше о предстоявшем миссионерском съезде: от митрополита ему поручено было сделать письменное представление о съезде и приготовить программу преподавания в предположенной миссионерской школе, и отец Павел просил меня заняться этим делом. 17-го июпя я писал ему:

«Жаль мне, что не взял у вас присланного из консистории указа о съезде. Помнится, в нем сказано, что о времени съезда сообщить епархиальным архиереям московский митрополит. А между тем в синодском указе, который напечатан в № 10 Церковного Вестника, говорится: определено «разрешить съезд осенью 1886 г. в Москве, поручив преосвященным войти по сему предмету в сношение с московским митрополитом». По смыслу этой редакции указа ни вам, ни даже митрополиту нет надобности начинать дело о съезде нынешнего года, а должны начинать его епархиальные архиереи. Поэтому, мне кажется, нет основания входить вам с представлением к митрополиту по сему делу. И не лучше ли вам словесно объясниться с ним о всем этом? А программу занятий съезда можно будет составить тогда, когда это предложит, хотя бы и словесно, митрополит. Вот почему, при всем желании исполнить вашу просьбу, я не придумал, о чем и как написать от вашего имени представление митрополиту.

Примусь, с Божией помощию, за составление правил миссионерской школы. Что напишу, пришлю вам для обсуждения.

Возвратившись из Москвы, занялся рассмотрением присланной для отзыва семинарской программы учения о расколе. Принята программа профессора Ивановского. Прочитав ее, я пришел в крайнее недоумение: программа так неудовлетворительно составлена, что нет и возможности исправить ее (да и поздно). Написал только замечания на нее. Что из этого выйдет? –не знаю. Очень грустно, что это важное дело, то есть преподавание учения о расколе в семинариях, может быть испорчено, если будет окончательно принята подобная программа.

Читали ли в Московских Ведомостях мою небольшую статью о бывших у вас гостях? Она написана и напечатана по желанию К. П. и, полагаю, не излишня».

Еще до получения этого письма отец Павел, озабоченный составлением бумаги митрополиту о миссионерском съезде, писал мне 18-го июня:

«Благодарю вас за статью в Московских Ведомостях о столь высоких посетителях нашей смиренной обители: нам то слава, а высоким посетителям и смирение высота.

Осмеливаюсь вам напомнить – изложить от меня донесение митрополиту о миссионерском съезде. Без вас мы ничего не сделаем. Простите за надоедливость: но вы своим ко мне снисхождением сами виновны в этой моей смелости.

Сегодня дал отцу Филарету доверенность от монастыря совершить купчую на дом: того требует порядок».

Однако, и сам митрополит увидел, что начинать дело об открытии съезда следует не настоятелю Никольского монастыря. Вскоре же по получении моего письма, именно 21 го июня, отец Павел писал мне:

Вчера я был у владыки митрополита. О съезде миссионеров никакого представления он уже не велел мне подавать: значит, я спокоен. Но съезд предполагается у нас.

А проект миссионерской школы, когда он будет составлен Братством, владыке желательно представить на рассмотрение съехавшихся миссионеров.

Свои замечания на книгу инока Никодима я не хотел посылать вам, пока не кончу все, если Бог поможет, полагая, что в целом вам удобнее просмотреть их. Однако рассудил послать вам, что готово, дабы вы могли посмотреть, годится ли в дело предпринятый труд. У меня еще написано столько же, сколько теперь посылаю; но нужно пересмотреть самому. Простите, что посланное написано не хорошо. И так я пишу плохо; а теперь, по немощи, стал писать и еще хуже».

В тот же самый день, 21-го июня, и я писал отцу Павлу:

“Удосужился я, как умел, изложить соображения о предполагаемом миссионерском учреждении, и спешу послать вам. Посмотрите повнимательнее и сделайте на полях ваши замечания. Если найдете, что изложенные мною правила не требуют больших перемен, то по соглашению с отцом председателем изберите день для собрания Совета и уведомьте меня: в этот

день я приеду утром и прямо к вам, чтобы предварительно посоветоваться о том, что требует исправления, и исправить».

24-го июня отец Павел отвечал:

«Проект, написанный вами, получил. За труд благодарю вас; но мне желательно помедлить представлением его в собрание Совета, а прежде обдумать хорошенько самим, потому что это не такое дело, как единовременный миссионерский съезд, и нужно поставить его твердо, чтобы не было унижения и Казанскому собору, сделавшему о нем постановление. Поэтому я желал бы, чтоб вы пожаловали к нам в монастырь для предварительного совещания и для разграничения, что в этом деле может касаться нашего монастыря и что не должно быть на его обязанности. A приехать можете, когда вам будет удобнее.

За сим сообщаю вам, что я слышал от владыки митрополита. Ему желательно, как я, кажется, и писал уже вам, представить наш проект предварительно на рассмотрение миссионеров, которые прибудут на съезд, а о назначении учителя спросить епархиальных архиереев, кого они назначат, на себя же он это взять не желает. По всему видно, что с нас снимут излишнюю тягость, да на одних наших плечах ее трудно и нести.

Когда вздумаете приехать, уведомьте, чтобы и отец Филарет был дома».

27-го июня я писал отцу Павлу:

“От всей души приветствую вас с наступающим, днем вашего ангела. Да сохранит вас Господь на многие годы среди нас, крепко вас любящих и чтущих!

Получил оба письма ваши. Несколько удивило меня известие, что вопрос о миссионерском учреждении митрополит намерен отдать на обсуждение съезда миссионеров. Это будет несоответствовать синодальному указу, где прямо говорится, что соображения об этом учреждении, сделанный Советом Братства св. Петра митрополита, должны быть представлены митрополиту, а им – Святейшему Синоду. Но власть его. Нам надо повиноваться. Однако, что нас касается, то мы должны сделать согласно распоряжению Синода, то есть составить «соображения», а потом и отдать их в распоряжение епархиальной власти. Всего неприятнее здесь опасение, как бы этим делом не замедлился ваш отъезд на южный берег Крыма, если только вы решаетесь ехать, что весьма желательно. А для того, чтобы подробно переговорить о деле и вместе обсудить мой проект, я намерен, если ничто особенное не воспрепятствует, быть у вас 1-го числа, во вторник, по утру, – приеду прямо со станции.

Усердно благодарю за ваши замечания на книгу Вопросов Никодима. Вы предприняли очень важный и полезный труд: дай вам Бог успешно довершить его. Займусь немедленно приготовлением к печати того, что прислали.

Но вот беда. На меня возложили новую трудную работу, – требуют написать для семинарий программу учения о расколе. Отказаться нельзя, да и не хочется в виду важности дела. А оно не только важное и трудное, но и крайне щекотливое. Опять, против моего желания, приходится идти в столкновение с казанским специалистом по расколу. Поговорю подробно с вами и об этом, –привезу все дело о программах, которое ныне получил из Петербурга.

Итак, аще угодно Богу, до свидания».

При свидании этом мы и занимались обсуждением составленного мною проекта требовавшихся от Братства соображений по делу об устройстве противораскольнической миссионерской школы при Никольском Единоверческом монастыре. Труд был совсем напрасный, так как дело это, предназначенное в постановлениях Казанского собора, осталось без осуществления, и едва ли не от того, главным образом, что ему, видимо, не сочувствовала, митрополит Иоанникий, так же несочувственно относившийся и к съездам миссионеров, и к другим, касавшимся раскола, постановлениям Казанского собора архипастырей, о котором с насмешливостью отзывался даже и его любимый, авторитетнейший для него, московский борец против раскола, руководивший тогдашними таганскими беседами. В этих беседах, осязательную пользу от которых видел едва ли не один г. Шумов, но которые поставлялись в образец всем такого рода беседам, так что на них должны были поучиться своему делу и ожидавшиеся в Москву миссионеры, – в них видели единственно верный и вполне достаточный способ действования в борьбе с расколом. Не мало также поговорили мы при свидании о семинарских программах учения о расколе, присланных мне для рассмотрения. Тогда же я и простился с отцом Павлом, который окончательно решился съездить еще раз для леченья в Крым и именно предполагал отправиться в путь через несколько дней.

В самый день вторичного отъезда своего в Крым, 6-го июля, отец Павел извещал меня:

«Я сегодня отправляюсь в предположенный путь. Помолитесь о благополучном мне путешествии и, если будет угодно Богу, возвращении. В Крым спешу не потому только, что дорожу временем, но и потому, чтобы приехать в Херсонес прежде тамошнего праздника, 15-я числа: тогда монастырскому правлению много хлопот, и не желательно отвлекать его моим приездом от необходимых дел.

Хорошо вы делаете, что доклад о проекте миссионерского учреждения в нашем монастыре отлагаете до моего возвращения: к тому времени лучше все обсудите. Мне желательно, чтобы поступающих из простолюдинов, человек пять или более, определить на нашу монастырскую пищу, потому что они с учеными, то есть из семинаристов, в пище едва ли сойдутся и зато могут быть зазираемы; а с братией, в трапезе, им свободнее.

Бог да хранит вас на много лет в здравии».

16-го июля, по приезде на место своего прежнего обитания в Крыму, отец Павел писал мне:

«Я, слава Богу, приехал в Херсонес благополучно. Отец архимандрит Пахомий очень болен; но моему приезду весьма рад. Монастырские дела правит его наместник, отец Андрей, человек хороший. Адрес, по какому писать ко мне, вы знаете.

А вы неужто никуда не съездите проветриться? Съездили бы хоть на родину, или по Волге, – надобно освежиться силами, дабы способну быть на труды, вам предлежащие. 20-го июля будет освящение соборного храма в Гуслицком монастыре: вот бы вам проехаться туда! Кстати посетили бы и А.В.Смирнова.

Прошу ваших молитв и на вас с семейством призываю Божие благословение».

15-го июля, в день равноапостольная князя Владимира, светло празднуемый в Херсонесском монастыре, я отвечал на оба письма отцу Павлу:

«Радуюсь, что вы благополучно достигли берегов Крыма. Дай вам Бог под благотворным небом юга и на водах его обрести восстановление здоровья и с обновленными силами возвратиться к нам на труды ваши!

Очень благодарен за извещение и из Москвы и из Херсонеса.

Жаль, что отец Пахомий немоществует. Прошу вас передать ему почтение от меня.

Я живу безвыездно в посаде. Иногда с детьми делаю прогулки в скит, Вифанию, Хотьково. Приготовил довольно материала для двух ближайших книжек Братского Слова, чтобы засесть теперь за составление семинарской программы учения о расколе, – работу очень неприятную по известным вам обстоятельствам но нужную и важную.

В начале 11-й и 12-й книжек журнала я решился напечатать одно старое сочинение протопресвитера Полубенского⁴⁶⁰, содержащее, но моему мнению, очень дельные суждения и теперь не потерявшие своего значения. Руковожусь при этом и желанием показать новейшим писателям о расколе, что встарину писали не хуже нас, а пожалуй, и лучше понимали дело, чем иные гг. профессора, не говоря уже о нынешних отцах протоиереях, членах консисторий. Жаль, что не удалось показать вам это сочинение Полубенского: пожалуйста, скажите потом, когда прочитаете, ваше мнение о нем. С 13-й книжки предполагаю начать печатание вашего обширного труда – замечаний на книгу Никодимовых вопросов.

Князь Долгоруков был здесь на празднике (5-го числа) и пробыл даже до вечера. Отец наместник⁴⁶¹ сказывал мне, что князь, бывши у него, жаловался на меня за речь⁴⁶² и говорил: ужели православие так слабо, что боится раскола! – и прочие подобные сему глаголы. Видно, речь моя попала в цель, если помнят её доселе. Из Москвы же извещают меня, что раскольники теперь еще больше рассчитывают на покровительство генерал-губернатора, оскорбившегося моею речью, и что там ходят по рукам списки её, разумеется в искаженном виде. Да знаю, что из всего этого выйдет. Да будет воля Божия!

Чрез Грачева⁴⁶³ имею приглашение на праздник освящения церкви в Гуслицком монастыре. Хотелось бы кстати побывать Я. И. Лабзина и у А. В. Смирнова. Это преднамерение; а исполнится ли оно, Бог весть. Много зависит от того, какая будет погода.

Нынешний день, вы, конечно, вспомните моего маленького именинника на месте крещения его равноапостольного покровителя. Ныне приобщил милого именинника в Троицком соборе, у мощей преподобного Сергия, последний раз как младенца. Наступают годы развития душевных и телесных сил: да сохранит его Господь от всякого зла! Поручаю и его, и себя, и всех моих семейных вашим молитвам».

20-го июля, еще до получения этого письма, отец Павел писал мне:

«Как только приехал я в Херсонес, написал вам коротенькое письмецо; теперь пишу второе.

Благодетель мой, отец архимандрит Пахомий, 19-го сего июля отошел в вечную жизнь. Я как будто нарочно приехал закрыть ему глаза. Говорят, его испортил доктор усиленным электрическим лечением. На все воля Божия!

Здешнего владыку⁴⁶⁴ вижу второй раз. Сначала видел на празднике св. Владимира, – в этот день всегда бывает здесь преосвященный; а теперь приехал по случаю похорон о. Пахомия: он еще в силах и весьма легкий.

Дай вам Бог начать успешно второе полугодие журнала. Доставьте мне удовольствие видеть здесь первую августовскую книжку».

Затем, получив мое письмо, отец Павел снова писал:

«Дорогого вашего именинника в день ангела его я вспомнил. Желаю ему, по окончании лет младенчества, препровождать под кровом милости Божией и лета отрочества в добром направлении, а в мужестве быть сыном, достойным родителя, во славу Божию.

Князь Долгоруков говорит, что Церковь не столь слаба, чтобы за её существование опасаться, когда потворствуют старообрядцам. Действительно, Церкви, по слову Спасителя, и врата адова не одолеют; но христианским властям не отверзать же на нее адовы врата и не воевать же на нее вместе с сими вратами! Христианские власти должны становиться на защиту Церкви. А если хотят быть союзниками адовых врат, то нечего делать, пусть действуют заодно с адовыми вратами; но пусть так себя и выдают, что они сообщники адовых врат! Думаю, что князь Долгоруков тем и ограничится, что пожалуется на вас своим знакомым, a далее не пойдет. Я расскажу вам один случай. В Одессе супруга военного генерал-губернатора устроила приют для бедных и при открытии его велела приготовить им скоромный обед, хотя происходило открытие в постный день. Был тут и преосвященный Никанор, и его пригласили благословить трапезу. Он, увидевши, что приготовлена скоромная пища, не только не благословил трапезы, но и запретил убогим-презренцам вкушать скоромную пищу. Чрез это произошло столкновение между преосвященным и супругою генерал-губернатора. А когда потом на Пасхе Государь Император был в Ялте и прибыла туда же супруга генерал-губернатора, то, говорят, не удостоилась зато приглашения к царскому столу. Таковые благочестивейшего Государя Императора в защиту уставов святой Церкви действия отрадны для души православного христианина и могут некоторых удержать от подобных описанному поступков против Церкви и её уставов. А что есть распространяющее в списках речь вашу с искажениями, это не важно; только одно жалко, что эти люди состоят членами у нас в Братстве.

Были ли вы в Гуслицах и у A.B. Смирнова? Если были, это для меня утешительно.

Прошу молитв ваших и на вас с семейством призываю Божие благословение».

29-го июля отвечал я отцу Павлу на первое из этих двух писем:

«Получил я письмо ваше с печальным известием о кончине о. Пахомия. Сожалею о нем, хотя и не знал его лично. Заботит меня теперь, как вы будете обитать в Крыму, потеряв преданного вам настоятеля обители. Не оставьте уведомлением.

Я живу попрежнему, обремененный делами. Одиннадцатую книжку Братского Слова приготовил, и она уже напечатана: вы получите ее своевременно. Теперь сижу за семинарской программой учения о расколе: трудная работа! Половину её кончил, то есть написал уже программу истории раскола; пишу теперь программу рассмотрения, или обличения раскольнических учений. Нахожу, что эта часть программы хороша у о. Хр. Максимова⁴⁶⁵, только, по его обычаю, составлена слишком подробно, да еще не совсем в порядке. Удивляюсь, как могли предпочесть ей казанскую программу, – запутанную, неясную, поспешно написанную, сшитую белыми нитками.

Впрочем, я и гуляю. Был в Гуслицах на освящении церкви и оттуда заехал к А.В.Смирнову: много беседовал с его супругой Татьяной Яковлевной и двумя их приказчиками; постоянно при этом вспоминали вас⁴⁶⁶. Всей поездкой вообще очень доволен. Сопутствовал мне И.А.Александров. Монастырь и новая церковь мне весьма понравились. Освящение было торжественно; предложено богатое угощение. С митрополитом виделся, – и только.

Т. И. Филиппов ездил в мае месяце в Оптину пустынь и на пути туда, или оттуда, был в Калуге на беседе со старообрядцами, а потом собрал старообрядцев в квартире С. M Маркова⁴⁶⁷ и имел с ними продолжительный разговор!,. Г. Марков прислал мне очень интересное описание этого свидания и разговора г. Филиппова с раскольниками: думаю его напечатать. Филиппов сделал здесь значительный уступки в своих известных взглядах на раскол (что уже имеет важность); но в главном, в своем воззрении на собор 1667 г., остается тверд. Это обстоятельство, после изданного Святейшим Синодом «Изъяснения» имеет большое значение, и я не примину поставить его на вид. Есть упоминания о вас, – говорил, что будто своим влиянием содействовал вашему присоединению к Церкви. Есть ли тут правда? Еще, в оправдание Верховского, что он подходил под благословение к Савватию, упомянул о том, что и вы-де приняли благословение от экзарха болгарского⁴⁶⁸. Марков пишет, что после, при свидании с ним, Филиппов выразил сожаление, зачем сказал это о вас при старообрядцах. Найдете ли вы удобным, чтобы упоминалось об этом в статье? Впрочем, раньше сентября статья не будет напечатана. Не прислать ли вам выписку того, что о вас говорится? Сообщу, пожалуй, и то, что с своей стороны намерен сказать.

Помолитесь, чтобы Бог дал мне успешно кончить дела. Вам желаю здравия милостию Божиею».

Отец Павел отвечал:

«Послание ваше от 29-го июля получил. Благодарю, что утешаете меня вашими письмами и заботитесь о мне, как я живу на чужбине. Здешний наместник о. Андрей, управляющий монастырем за настоятеля, так же ко мне расположен, как покойный отец Пахомий, – покоит меня и утешает.

Тяжелый труд составления программы дай вам Бог кончить успешно в пользу святой Церкви. Вы удивляетесь, как могли предпочесть казанскую программу, сшитую нитками, программе Максимова. То-то и горе, что у дела стоят люди, не знающие дела. Чего же тут ожидать полезного? Хорошо, что В. К. обратился к вам. А то дело, имеющее важность для всей российской Церкви, и осталось бы сделанное кое-как. Хотя и трудно вам, но утешайтесь тем, что трудитесь для важного дела и что дело это, при помощи Божией, исполните как следует.

Хорошо, что вы съездили в Гуслицу и к А. В. Смирнову, – все же сколько-нибудь освежились и отдохнули. Да и Смирновых утешили вашим посещением, – это люди примерные: помоги им Бог!

Жалко, что в Гуслицах с митрополитом повидались, да и только. Вот В. К. и мирской человек, а столько заботится о делах Церкви!

Скажу на вопрос ваш о Филиппове. Когда я уже решился присоединиться к св. Церкви, о чем еще никому не было известно и только лишь сокрыто было в моем сердце, ехал я из Москвы в Пруссию последний раз, чтобы проститься с братией и, что можно, сделать для обращения моих бывших учеников. По пути туда, в Петербург случайно встретился на улице ст. г. Филипповым (он мне был уже знаком). Тут он, между прочим, сказал мне: подумай, – для того, чтобы создать Церковь, Сам Бог сошел с неба: как же она может быть побеждена или лишиться существования? Действително, эти слова г. Филиппова для моего сердца, уже решившегося на присоединение к Церкви, были чувствительны и влиятельны, и я впоследствии, видевшись с ним, за эти слова благодарил его. Вот что было в действительности. Теперь судите сами, в какой мере справедливы слова г. Филиппова, сказанный в Калуге.

Что говорил г. Филиппов о принятии мною благословения от экзарха болгарского, об этом, если вам угодно, напечатайте. Я не полагаю это стеснительным для меня, потому что знаю различие между блаженнейшим Кириллом, патриархом Иерусалимским, который страдал, не соглашаясь признать законными, отлучение болгар, и Кириллом, лжемитрополитом Белокриницким, между Святейшим Синодом Церкви Антиохийской и московским духовным советом старообрядцев, священства которых ни одна православная Церковь не признает. А особенно важно то, что я нахожусь в подчинении Церкви российской, которая суда над болгарами еще не утвердила, а потому и общения с ними не прервала. Так справедливо ли г. Филиппов мое случайно бывшее принятие благословения от болгарского экзарха сопоставляешь с принятием благословения Верховским от австрийского лжеархиерея, которого и сам даже не признает за архиерея? Я думаю, потому г. Филиппов и пожалел, зачем сказал о принятии мною благословения от болгарского экзарха, что сам почувствовал несообразность своих слов, а не из сострадания ко мне.

Скажу вам мою мысль, не потому, чтобы я на ней настаивал, а только потому, что пришла мне в голову. Стоить ли того беседа г. Филиппова с калужскими старообрядцами, веденная в духе, противном изданному Святейшим Синодом Изъяснению о клятвах 1667 г., чтобы печатать ее в Братском Слове? Не с тою ли целью она и ведена была, чтобы ее напечатали другие, а не он сам? и не будет ли она находкою для старообрядцев? Не отозваться ли о ней лучше, как о ничтожной и неавторитетной против решения Святейшего Синода, а потому и недостойной напечатания? Это и для Филиппова будет чувствительно. Впрочем, я пишу это не читавши беседу: вам дело виднее.

Живу здесь покойно, купаюсь в море. Что Бог даст? – не знаю. Жалко мне, что вам не удается для поправления здоровья побывать здесь. Свыше сила да укрепит вас на ваши, полезный для святой Церкви, дела!»

Не удовольствовавшись этим, отец Павел вскоре же, а именно 22-го августа, писал мне снова:

«Говоря в письме вашем о путешествии в Гуслицу, вы пишете, что виделись с владыкою-митрополитом, и только. Как это тяжело падает на сердце, что с человеком, который столько пишет в защиту Церкви и столько за это терпишь от недоброжелателей Церкви, при свидании не хотят заняться беседой и потолковать о полезном! Что делать? Не унывайте! Вы трудитесь ради пользы святой Церкви: ваша награда в будущем; но и здесь утешение вам – польза церковная. Не изнемогайте таковыми искушениями. Господь нам помощь и утешение. Вестимо грустно, и очень грустно, – кто должен быть первой опорой нашему делу по прямой своей обязанности, от того и нет ничего! Это не то значит, что только нет, – так можно выразиться о постороннем человеке; а когда от того, кто обязан помогать, нет помощи, это значит отнять подпору, обессиливать дело. И этого не понимают! Зато Бог вам помощник и тем более

награда от Бога. Сила Его в немощех совершается. Простите, что я этим воспоминанием и размышлением вам и себе приношу грусть. Долго не хотелось писать об этом; но думаю, что после грустных воспоминаний более приимет крепости сердце ваше, вооружившись упованием на Бога.

С сожалением вам скажу, что и я с здешним преосвященным виделся, и только. Но это дело другое, – я не его епархии человек и случайно сюда прибыл. И это не значит, чтобы он ко мне был неприветлив или невнимателен. Нет, – он и приветливо и внимательно обращался со мною при встрече; но дело в том, что ни разу не заводил и речи о раскольническом деле, точно как с намерением уклоняясь, чтобы не зашло о том речи. Так ему чуждо, или не по душе это дело! Был здесь еще, проездом с Кавказа, Екатеринославский преосвященный⁴⁶⁹. Я уже сам решился напомнить ему, что у него в епархии есть слобода, не менее славная в расколе, как и подмосковная Гуслица. Из неё на весь Кавказ исходят уставщики и выходят торговцы – проповедники раскола; но из них есть уже теперь обратившиеся к Церкви, люди начитанные, и их можно бы с большою пользою употребить на дело обращения раскольников к православной Церкви,– люди мне известные. Поэтому-то я и завел о том месте речь с преосвященным. Он много мне насулил в будущем, – что откроет мужской монастырь, в нем заведет миссионерство и против раскола, и против молоканства, и против штунды. А кто будут деятели и можно ли, легко ли из незнакомых с делом людей завести миссионерство, когда есть уже готовые на то люди, которыми можно воспользоваться, не устроив еще монастыря, – об этом, об настоящем-то деле, не сказал ни слова. Вот и утешайтесь такими мечтательными рассказами и обещаниями! Что делать! – знать, не пришло время, чтобы везде были радеющие о Церкви, боримой расколом. Нам нужно готовить оружие для борьбы с ним и не изнемогать в деле, а просить Господа, дабы извел делателей на жатву Свою.

Простите, – я много наговорил о печальном; но у нас есть не мало и радостного. Будем им утешаться и полагать надежду на Господа, – ожидать от Него милости и избавления.

Прошу ваших молитв и на вас с семейством призываю Божие благословение.»

Еще не получив этого, второго, письма, 23-го августа я отвечал отцу Павлу на предыдущее:

«Благодарю вас за вести о себе: дай Бог, чтобы купанье освежило вас и укрепило на новые труды для Церкви!

Благодарю вас и за то, что пишете по поводу статьи о Филиппове. Содержание этой статьи, особенно когда я сопровожу ее моими примечаниями, окажется не из таких, чтобы г. Филиппов мог торжествовать по случаю её напечатания; притом же в ней содержатся очень решительные его заявления, что Белокриницкая иерархия есть иерархия ложная, и раскол есть именно раскол, достойный всякого осуждения. Впрочем, письмо ваше дало мне мысль спросить К. П., находит ли он удобным, чтобы статья о Филиппове была напечатана. Спросить нахожу тем нужнее, что он как-то советовал мне не трогать Тертия Иваныча, благо молчит. Поступлю, как посоветует. Пишу ему ныне в Кисловодск, откуда прислал он мне письмо, в котором поручает передать поклон вам (что сим и исполняю) и извещает, что в Петербург возвратится около 20-го сентября.

Программы истории и обличения раскола написал и отправил в Петербург, где уже сделано распоряжение их напечатать. Как срочную работу, написал их не так удовлетворительно, как бы желал; но думаю, что оне все же лучше тех, которые были присланы мне на просмотр.

Первую книжку журнала за второе полугодие выпустил не запоздавши. Надеюсь, вы получили ее? Довольны ли замечаниями Полубенского? И вторая книжка приготовлена. В ней нового только описание моей поездки в Гуслицкий монастырь. Не откажите сказать об ней ваше мнение. С третьей хотелось бы начать печатание вашего большего труда – замечаний на книгу Никодима. Теперь же приступаю к пересмотру их и исправлению.

Вот вам наша академическая новость: ректор⁴⁷⁰ по болезни уволен от должности; вчера вступил в отправление своих обязанностей его преемник – бывший ректор Вифанской семинарии, архимандрит Христофор. Дай Бог, чтобы перемена была на благо академии!

Мы живем понемногу вашими молитвами. Приближается время

отправления детей в Москву⁴⁷¹. Юношу моего, если будет принята в училище, берет на содержание один из служащих и живущих в самом училище, человек семейный и, по общим отзывам, очень хороший. Этому я весьма рад.

За сим прошу молитв ваших и благословения».

Вскоре же отец Павел отвечал:

«Получил ваше письмо от 23-го августа. Чувствительно благодарю, что меня утешаете вашими любвеобильными посланиями.

В первой книжке вашего журнала за второе полугодие прочитал статью протопресвитера Полубенского, и вынес впечатление, что и тогда, в его время, были такие же взгляды на доказательства против раскола, как теперь у нас. Его труд имеет сходство с трудом отца Филарета «Сличение Потребников», только сделан в другом роде. Если бы собрано было поболее таких и так же издано, как труд о. Филарета и о. Полубенского, составилась бы полезная книга.

Слава Богу, помогшему вам составить и программу обличения раскола! Но кто напишет соответствующий программе учебник? Составленный в Казани (слышу, что он составляется) не подойдет к вашей программе; от о. Максимова не дождемся по его медлительности. Дай Бог делателя достойного⁴⁷²!

Дай Бог, чтобы изменение власти в академии послужило на пользу ей, а с тем вместе и на пользу Церкви!

Я намереваюсь прожить здесь до 26-го августа. Для здоровья нужно бы остаться и на сентябрь; но предположение о съезде миссионеров, хотя он, быть может, и не состоится, заставляет спешить в Москву.

По дороге думаю заехать в Симферополь, чтобы принести благодарность за приют местному преосвященному, и для отдыха остановиться в Курске.

Прошу ваших молитв и на вас с семейством призываю Божие благословение и молитвы св. князя Владимира».

Нe кончив лечения, которое могло бы принести существенную пользу его расстроенному здоровью, озабоченный предположенным съездом миссионеров, отец Павел действительно поспешил из Крыма в Москву в свой монастырь, где отец Филарет, по его указаниям, приготовил уже нужные для миссионеров помещения. Между тем оказалось, что вследствие несвоевременных распоряжений московской, а за ней и всех прочих епархиальных властей, недостаточно вникших в синодальное распоряжение об открытии, согласно постановлению Казанского собора, осенью 1886 г. в Никольском монастыре миссионерского съезда и о присылке в Москву в сентябре месяце епархиальных миссионеров, а отчасти, может-быть, и вследствие несочувствия многих епархиальных архиереев этому синодальному распоряжению, миссионерский съезд в 1886 г. не состоялся, так как явилось в Москву всего четыре миссионера. Немедленно по приезде отец Павел писал мне:

«Благодарение Господу Богу! – 2-го сентября я возвратился в царствующий град. Дал бы Бог увидеться с вами и о полезном побеседовать.

По дороге останавливался в Курске у преосвященного Михаила. Он просил засвидетельствовать вам большое почтение и передать поклон.

Миссионеров собралось пока трое; a более никого еще нет»

4-го сентября я отвечал:

«Ныне получил письмо ваше. Радуюсь, что благополучно возвратились в свою обитель.

Итак, миссионерского съезда, кажется, совсем не будет! Вот каковы распоряжения нашей власти. Сбывается то, что недавно писал мне К. П.: «не примешались бы к этому делу личные самолюбия и капризы».

Очень желал бы повидаться с вами; но не знаю, когда попаду в Москву. Что-то нездоровится; да и охоты нет при таких обстоятельствах выступать вперед.

К 14-й книжке Братского Слова приготовил начало вашего труда по разбору Никодимовых вопросов⁴⁷³. Замедлил немного, потому что не имел в руках самой книги Никодима, с которою необходимо делать справки: теперь получил вифанский экземпляр.

Печатать статью о калужской беседе Т. И. Филиппова получил от К. П. разрешение: готовлю теперь».

7-го сентября отец Павел писал:

«Прошу вас, – примите желающего побеседовать с вами подателя сего письма, отца Василия Травина, одного из приехавших на съезд миссионеров, моего земляка, из симбирской епархии. Он, как я примечаю, деятельный человек и понимающий дело.

Съезд миссионеров едва ли состоится. Определение Синода преосвященные или не поняли, или не вникли в него, или просто оставили без внимания».

Вскоре после этого я ездил в Москву, чтобы повидаться и побеседовать с о. Павлом, а также познакомиться и с прибывшими в Москву немногими миссионерами. По возвращении я писал отцу Павлу 18-го сентября:

«Посылаю вам корректуру статьи о калужской беседе Филиппова. Посмотрите, и если найдете нужным что-либо исправить, сообщите мне. Если исправления потребуются значительные, то возвратите и корректурные листы, а в противном случай потрудитесь послать их в типографию.

Благодарю вас за гостеприимство. Я был очень рад повидаться с вами и отцами-миссионерами.

Моя программа учения о расколе напечатана: мне присланы корректурные листы, которые я ныне же возвращаю. Жаль, что не мог показать вам мою работу».

Отец Павел отвечал:

«Беседу г. Филиппова и ваши примечания к ней прочитал. Ничего требующего поправки не нашел, – ваши примечания вполне достаточны. Корректурные листы посланы в типографию⁴⁷⁴.

Благодарю вас, что весьма хорошо исправили и пополнили предисловие к моим замечаниям на книгу Никодима.

Есть желание побывать в лавре на праздник преподобного Сергия; но что-то чувствую себя слабым и не знаю еще, как освобожусь с миссионерами».

Свое желание быть на лаврском празднике отец Павел однакоже исполнил. При свидании мы говорили, между прочим, о моей программе учения о расколе, которую я показал ему в рукописи, и о том, кому бы поручить составление самого учебника. По возвращении в монастырь он писал мне 29-го сентября:

«Во-первых, благодарю вас за ваше радушное странноприимство и любезное собеседование.

Мы с вами заботились, кому составить учебник для семинарий по учению о расколе, – а учебник уже готов, – по крайней мере, готова первая часть – история раскола. Я получил её от автора из Казани, и всю уже прочел. И вам есть экземпляр, присланный отцу Филарету. Кром первой главы, остальное кажется годилось бы, пока нет лучшего учебника, хотя и здесь есть неточности; о первой же главе, прочитавши, вы сами лучше меня можете судить, а в ней-то и вся важность».

Между тем, в тот же самый день, 29-го сентября, и я писал отцу Павлу:

«Сердечно благодарю вас за посещение, которым был я очень утешен.

Получил казанский учебник, который, без сомнения, есть и у вас. Желаю знать ваше о нем мнение. Сам еще не удосужился прочитать.

В 16-й книжке Братского Слова будет напечатано 14-е показание Никодима с вашими замечаниями. А за тем последует 15-е, самое важное, которое вами еще не все рассмотрено. Впрочем, вы не утруждайте себя много работою, – можно помедлить печатанием.

Пришлось мне быть у владыки-митрополита: принял сверх обычая внимательно и говорил далее о миссионерском съезде».

6-го октября отец Павел отвечал:

«Вы изволили писать, что разбор 15-го Никодимова показания мною не кончен. Это привело меня в недоумение, так как у меня готовы уже замечания на 16-е показание; а теперь написал и еще на три, – 17-е, 18-е и 19-е. Кажется, я доставил вам всю тетрадь разбора на 15-е показание. Посмотрите у себя.

Запоздалые миссионеры несколько отвлекают меня от дела. Теперь приехал миссионер из Казани, – он получил предписание ехать 23-го сентября. Говорит, что собираются и нижегородские».

8-го октября я писал в ответ:

«Простите, – я виноват пред вами: не просмотревши хорошенько ваши тетради, написал, что нет окончания замечаний на 15-е показание Никодима. Оказалось, что оно есть, а также и разбор 16-го показания. Очень этому рад. Теперь могу в 17-ю книжку журнала пустить разбор всего 15-го показания. А так как вы пишете, что у вас готовы замечания и еще на три показания, то я обеспечен теперь наиболее важным материалом на несколько книжек. Усердно благодарю вас за эту помощь в моем издательском труде.

Жаль, что съезд миссионеров так странно составляется. Это даже и не съезд. А вам только лишние хлопоты. Я получил присланные вами бумаги, касающиеся этого неудачного съезда, и на основании их напишу кое-что о сём съезде в 16-й книжке журнала, за которой теперь сижу»⁴⁷⁵.

Между тем, отец Павел, получив только-что вышедшую тогда 15-ю книжку Братского Слова, писал мне:

«Прочитал пятнадцатую книжку. Беседа г. Филиппова очень интересна; весьма интересно и письмо Бушева⁴⁷⁶. А особенно благодарю вас, что очень хорошо исправляете мои замечания на книгу Никодима.

Вспоминаю о казанском учебнике. Как понять, что после изданного Святейшим Синодом «Изъяснения» о клятвах собора 1667 г. в учебник для духовных семинарий пишут противное мнению и разъяснению Святейшего Синода? Понимал ли сочинитель, что идет в разрез с определением Синода? Или он думал, что этого не приметят? И какое будет последствие такого учебника для учащихся по нему?

Сейчас получил ваше письмо. Рад, что нашли мою тетрадь с замечаниями на 15-е показание Никодима».

В промежуток времени между этим и следующим письмом отца Павла мы виделись в Москве. 30-го октября он писал мне:

«Сего числа я, по милости Божией, кончил разбор книги Никодима. Теперь можно немощному старцу несколько отдохнуть. В конце я сделал краткое обозрение всех Никодимовых показаний, где раскрыл смысл их и несправедливость содержащихся в них обвинений на Церковь. Если годится, напечатайте это обозрение; а если не найдете нужным печатать, отдаю на вашу волю. В конце я написал еще письмецо на ваше имя, которое прошу вас непременно напечатать⁴⁷⁷.

Думаю, отдохнувши, изложить беседу о Церкви до дня Пятидесятницы, которую имел с беспоповцем прибывший на съезд о. Ксенофонт Крючков. Только сумею ли изложить ее? А что не сумею, то, надеюсь, вы исправите и дополните.

Есть и еще у меня мысль. Отдохнувши, приняться за разбор ответов Пешехонова. Не знаю только, будете ли вы печатать его, потому что об ответах Пешехонова есть уже книга отца Парфения. Но у него не вся сущность дела указана; a мне хочется и представляется интересным показать, как две отрасли раскола, поповщина и беспоповщина, одна другую обличают, а притом указать несправедливость и той и другой. Об этом труде я думал и прежде, еще не приступая к разбору Никодимовых вопросов; но предпочел заняться разбором книги Никодима, потому что об ней по сие время никем из православных ничего не сказано, а раскольники на нее ссылаются, – хотелось хоть не много сказать об ней. Эту умеренность, думаю, я и соблюл, так что разбор мой, вероятно, не отягчит читателя; а противники не могут ужо говорить, что на книгу Никодима ничего не отвечено.

Вчера был у владыки-митрополита. Был случай напомнить ему, что нужно иметь миссионера епархиального. Он сказал: чтобы был безприходный. Я подтвердил это. Владыка очень доволен, что в семинариях введено преподавание учения о расколе. Программа уже разослана.

Об этом, пока довольно; теперь о своей нужде.

Поехал я ко владыке ходатайствовать за нашего дьякона, чтобы испросил ему благословение Святейшего Синода за безвозмездное преподавание в нашем училище закона Божия. По дороге вспомнил, что прошло уже четыре года, как отец Филарет получил награду – орден Анны третьей степени, а трудов его по Братству очень много, и потому хорошо было бы от Братства исходатайствовать ему, в поощрение к трудам, награду. Я сам мог бы сделать представление о его награде; но мне желательно, чтобы это сделано было от Братства, дабы тем еще более привлечь его к Братству. Вы что на это скажете? Если согласны, то напишите представление о награде отцу Филарету, а потом попросите от себя и от меня К. П. и В. К., чтобы ходатайство Братства не оставили праздным. И еще приходит на мысль: председатель Общества любителей духовного просвещения едва ли что сделал больше нашего отца председателя; однако за пятнадцать лет службы получил высокую награду: почему же и нашему отцу председателю не дать бы награду, даже ради чести самого Братства? Уже ли нельзя только потому что к нему и к нам не благоволит покровитель охотнорядцев.

Вот я сколько написал вам! Если и не все исполнимо из написанного, то, по крайней мере, об отце Филарете просьбу исполните. Его необходимо наградить за труды по Братству».

Я отвечал отцу Павлу 5-го ноября:

Простите, что замедлил ответом на письмо ваше. Я ездил в Москву (в дождь и слякоть). Заходил там к отцу председателю, которого, к сожалению, нашел больным. На представление отца Филарета к награде он, разумеется, согласен и находит нужным поспешить этим делом. Возвратившись, я написал представление митрополиту и при сем препровождаю его к вам: дайте его переписать и потом, собравши подписи, пошлите, вместе с послужным списком о. Филарета, к митрополиту. Хорошо бы подписать бумагу и мне; но не замедлить бы этим дело? Жаль, что и митрополит уехал уже в Петербург. Я буду весьма рад, если наше ходатайство будет иметь успех. В Петербург конечно, напишу. Желательно бы ходатайствовать и о награде отцу председателю; но как это сделать? – научите.

За все обещанные вами труды земно вам кланяюсь. Тогда материалом для первого, главного в журнале, отдела я буду обеспечен. Только дал бы вам Бог здоровья!

Не знаю, кончу ли в нынешнем году печатание разбора Никодимовых вопросов. В 18-ю книжку журнала я приготовил, и набирают уже, разбор 20-го показания; а в две последние едва ли можно будет поместить все остальное. Думаю, не беда, если продолжение явится в следующем году. Впрочем, если желаете, постараюсь все напечатать в нынешнем. Разбор ответов Пешехонова я не затруднюсь печатать, потому что книга о. Парфения мало известна и по содержанию не достаточна.

Боюсь, как бы не нажить хлопот и затруднений от цензурного комитета, которому я подчинен теперь⁴⁷⁸. Требуют программы журнала и других справок, Зачем это? Конечно, по чьему-то приказу. В случае затруднений с этой стороны, брошу дело. Пусть работает Охотный ряд под покровом благодеющей ему епархиальной власти! Нам, видно, пора на покой!»

Полученные после сего два письма о. Павла каким-то образом затерялись, как видно из следующего моего ответа ему:

Приношу вам благодарность за ваши письма. Хочется лично поговорить с вами о том, что пишете, и о многом другом. В воскресенье я намереваюсь ехать в Москву и пробуду там утро понедельника. Не будете ли вы любезны, – не посетите ли меня в это утро? Если же здоровье и обстоятельства не позволят вам выдти из кельи, то в воскресенье, часам к двум, известите меня: тогда я сам приеду к вам вечером того дня. Итак, до свидания, аще Господь изволит. Спешу.

13-е ноября 1886 г. А 13-го ноября 1827 года я родился. Благодарение Богу, соблюдшему доселе жизнь мою!»

Следующее после состоявшегося тогда свидания письмо о. Павел писал мне 20-го ноября:

«Попечители единоверческой типографии, по моему предложению, подали чрез митрополита в Святейший Синод прошение – разрешить им напечатать Толковый Апостол и Никона Черногорца. Из Святейшего Синода, как сказывают, дело послано в Московскую академию для передачи вам на рассмотрение, 19-го августа сего года за № 4000. Получили вы это дело, или нет? и не лежит ли оно в академических бумагах? Если что вам известно о том, прошу меня о том уведомить».

23-го ноября я отвечал:

«Об указе Святейшего Синода, коим будто бы требуется мое мнение о предполагаемом издании Толкового Апостола и Никона Черногорца, слышу от вас в первый раз. Никакого подобного указа я не получал (а если бы получил, то, разумеется, обратился бы немедленно к вам за советом по этому делу); сомневаюсь, чтобы могла его получить и академия, которой дело это совсем не касается, точно так же, как и меня. И действительно, ни в Правлении, ни в Совете, сколько помню, доклада о таком синодском указе не было. Впрочем, при свидании с нашим секретарем, для большей верности, наведу справку. Меня удивляет, что люди, со слов которых вы пишете, говорят о деле с такой уверенностью и точностью, – называют не только месяц и число, когда послан указ, но и самый N его. Вообще, все это дело для меня не удобопонятно. Уж не хотят ли сказать, что я поставляю препятствия благим намерениям единоверцев? Кажется, от единоверцев я этого не заслужил. Да будет на все воля Божия!»

28-го ноября отец Павел писал:

«Я получил на мое имя из посада Воронка письмо от одного незнакомого мне старообрядца, который, читавши мои книги, уверился о святой Церкви и в защиту её имел беседу с одним раскольническим уставщиком⁴⁷⁹. Он просит, нельзя ли эту, изложенную им, беседу напечатать. Я написал ему, чтобы прислал статью для рассмотрения. Он прислал, и статья мне понравилась. Я пошлю ее вам вместе с его письмами. Не рассудите ли напечатать ее в Братском Слове? Уведомьте меня, чтобы я мог известить его о том.

Попечитель единоверческой типографии Дмитриев⁴⁸⁰ имел подозрение не на вас, а на меня, что якобы я почему-то намеренно задерживаю присланный из Синода указ. Я ответил, что когда сам завел дело о печатании Толкового Апостола и Никона Черногорца, то как могу задерживать его? – сообразно ли это? Он сознался, что у них, единоверцев, есть в Синоде какой-то чиновник, который там за их делами наблюдает, за что получает от них плату, – он де и уведомил, что указ послан такого-то числа и за таким-то нумером.

Я несколько страдаю головой. Прошу молитв ваших».

В ответ я писал отцу Павлу 1-го декабря:

«Вчера был я в Москве по делам редакции. Возвратившись, нашел ваше письмо.

Статью, о которой пишете, рад напечатать. У меня есть и еще из стародубских слобод известия – от о. Пимена, о котором я говорил с вами при свидании. Видно, там начинается движение у старообрядцев⁴⁸¹.

В 20-й книжке журнала или в первой следующего года напечатаю беседу, бывшую у вас в монастыре во время съезда миссионеров⁴⁸². Мне желательно бы только сделать выводы из собранных и приведенных вами текстов священного Писания. Вы этого не сделали, может-быть, с намерением; но мне кажется, хорошо бы это сделать, чтобы для читателей было яснее дело. Попытаюсь это исполнить, и в таком случае хотелось бы показать вам, что напишу⁴⁸³. Еще вот что пришло мне на мысль. Господь, избравши семьдесят Апостолов, послал их проповедывать, исцелять недужных, изгонять бесов, и они даже несомненно крестили во имя Иисусово, – крестили больше, нежели ученики Иоанновы: Сам Христос не крещаше, но ученицы Его. Не можно ли и здесь усматривать начало, или предначинание священства в Церкви Христовой, окончательное свое утверждение и силу получившего в день Пятидесятницы?

Думаю напечатать и о венчании присоединенных к Церкви из раскола⁴⁸⁴.

Я очень рад, что удосужился написать предисловие к 8-му тому «Материалов для истории раскола». Нa этой неделе книга может выдти из типографии. Здесь мне можно остановиться. Слава Богу! Что мог, сделал; пусть делают, кто больше может.

Около 15-го числа мне нужно будет приехать в Москву: тогда хорошо бы составить и собрание Совета пред праздником.

Скорблю о вашем нездоровьи. Этому причиной, быть-может, и погода, такая гнилая. Я тоже не очень хорошо себя чувствую, – видно, простудился немного в Москве».

5-го декабря отец Павел писал:

« Возлюбленнейший о Господе Николай Иваныч!

“Имею честь приветствовать вас со днем вашего ангела. Святитель и чудотворец Николай, столь ревностный святыя Церкви защитник, своими к Богу молитвами да укрепит дух ваш не ослабевать в ревности по святой Церкви и телу да подаст здравие, дабы служить пользам Церкви и в вашу душевную пользу.

Искренно любящий вас и уважающий

Покорный ваш слуга Архимандрит Павел.

Слава Богу, что окончили вы осьмой том «Материалов для истории раскола». Этот ваш труд сделает незабвенную вам память. Он дает возможность написать точную, не по раскольническим спискам, историю раскола.

Хорошо вы сделаете, если к моему собранию свидетельств священного Писания (при беседе миссионеров об основании Церкви) напишете свое замечание, или дополнение. A свидетельство о крещении, которое Апостолы совершали до распятия и воскресения Господня, не привел я потому, что в Благовестнике есть о нем замечание, приравнивающее его к крещению Иоаннову; крещение же Иоанново, по свидетельству книги Деяний апостольских (зач. 42), не считалось действительным, или совершенным, и требовало нового крещения. Притом еще нельзя доказать, что Апостолы совершали тогда крещение во имя Отца и Сына и Святая Духа, ибо повеление Господне – крестить во имя Святыя Троицы последовало уже после воскресенья. Это крещение можно считать только предуготовительным. Вот мое мнение, которое отдаю на ваше рассуждение».

8-го декабря я отвечал отцу Павлу:

«Усердно благодарю вас за поздравление. Дай нам Бог в мире, любви и согласии потрудиться для святой Церкви и еще, сколько угодно Ему Самому. Время наше сокращается. За сделанное, хотя бы и не в совершенстве, благодарение Господу! Ему предоставим и будущее. Так и вернее и покойнее. Будем только ободрять друг друга в труде.

Прочел беседу Сквозникова: напечатаю в одной из первых книжек Братского Слова в наступающем году. Ныне получил еще очень интересную беседу Касилова из станицы Гиагинской⁴⁸⁵. Он, еще будучи старообрядцем, защищал Церковь против беспоповцев. Слава Богу! В разных местах являются добрые деятели. А все руководствуются Выписками Озерского, вашими и подобными книгами.

Теперь меня заботит братский праздник. Надобно сделать собрание Совета. Я предполагаю приехать 12-го числа, в пятницу, утром. Займусь в типографии, а в 5 часов явлюсь в собрание. Пожалуйста, наведите справки, можно ли так устроить, и известите меня».

Предпраздничное собрание Совета, a затем и братский праздник, на котором председательствовал уже второй викарий московской митрополии, преосвященный Александру и на котором я прочел свой четырнадцатый отчет по Братству, прошли вполне спокойно и мирно, как в прежние времена. Вскоре после этого отец Павел писал мне:

«Честь имею приветствовать вас с праздником Рождества Христова и с наступающим Новым годом. Рождейся от Девы, понесый немощи рода нашего, да укрепит ваши силы на труды для святой Церкви еще на многия лета!

Вот, Бог благоволил нам утешительно отпраздновать братский праздник. Дай Господи, чтобы и впредь благополучно шли братския дела, а если какия и встретятся препятствия, по милости Божией были бы преодолеваемы.

За сим прошу ваших молитв, и на вас и семейство ваше призываю Божие благословение».

26-го декабря я отвечал отцу Павлу:

«Сердечно благодарю вас за поздравление. Взаимно и вас приветствую с праздниками. Дай Бог, чтобы новое лето, в которое вступаем, принесло вам облегчение телесных немощей ваших и укрепление сил. Молю Его об этом и ради блага Церкви, для которой вы так ревностно трудитесь, и ради моего личного. Мои труды так тесно связаны с вашими, что без вас, мне кажется, не мог бы я и продолжать мои труды. Предадим себя, весь живот наш и все дела в крепкую руку Господню!

Радуюсь и я, что нынешний братский праздник прошел совсем не так, как прошлогодний. Авось то, что было в прошлом году, не повторится более!

Я воспользовался пребыванием в Москве, чтобы присутствовать на наречении здешнего архимандрита Геннадия в сан епископа Сухумского. Тут встретил первого викария: сторонится от меня. Владыка же встретил меня ласково. Его ждут сюда, в лавру: воспользуюсь его приездом, чтобы поднести ему 8-й том «Материалов». Нe будет ли о чем говорить?

В первую книжку Братского Слова за наступающий 1887-й год уже набрали все 28-е показание Никодима; во второй книжке надеюсь кончить все сочинение. Глубокая вам благодарность за этот обширный и важный труд! Приготовил к печати и беседу Сквозникова, – остается написать к ней предисловие.

Помолитесь, чтобы не оставил меня Господь Своею помощию и в наступающем годе Братского Слова. С опасениями вступаю в него. Но доселе, думается, дело велось порядочно.

Прошу у вас благословения и себе и семейству

Ваш преданнейший

Николай Субботин

ИМЕЮЩИЕСЯ В ПРОДАЖЕ

ИЗДАНИЯ и СОЧИНЕНИЯ проф. СУББОТИНА.

1. Царские вопросы и соборные ответы о многоразличных церковных чинех. (Стоглав.) Изд. по списку XVI в. Ц. 1 р. 50 к,

2. Древний назидательный пример терпимости к обрядовым разностям церквей. (Послание патр. Антиох. Петра к Констант, патр. Михаилу.) Ц. 20 к.

3. Прение Палагиота с Азимитом в древнейших его списках. Ц. 15 к.

4. Материалы для истории раскола за первое время его существования, т. IX. Ц. 1 р. 50 к.⁴⁸⁶.

5. Сказание о Московском поповщинском соборе 1779–1780 гг. Ц. 40 к.

6. *Иеросхимонаха Иоанна сказание о обращении раскольников заволжских. Ц. 3 р.⁴⁸⁷.

7. Сказание о миссионерских трудах Питирима, архиепископа Нижегородского. Ц. 40 к.

8. Протоиерея Алексия Иродионова сочинения о расколе. Выпуск первый, ц. 1 р. (Второго выпуска нет в продаже.) Вып. третий, ц. I р.

9. Бывшего беспоповца Григория Яковлева извещение праведное о расколе беспоповщины. Ц. 60 к.

10. Обличение на раскольников, Василия Флорова. Ц. 40 к.

11. Аркадий, архиепископ Пермский и Петрозаводский, и некоторые его сочинения против раскола. Выпуск второй (первого нет в продаже), ц. 2 р.; выпуск третий, ц. 1 р.; выпуск четвертый, ц. 25 коп.

12. Материалы для истории так называемой Австрийской или Белокриницкой иерархии. Выпуск первый, ц. 2 р.

13. История так называемого австрийского или белокриницкого священства. Выпуск первый (Учреждение раскольнической митрополии в Белой-Кринице). 1895 г. Ц. 1 р. 50 к. Выпуск второй (Белая-Криница при Амвросии и до смерти инока Павла). 1899 г. Ц. 2 р. 25 к.

14. Переписка раскольнических деятелей. Выпуск первый. (Письма Павла Белокриницкого, Амвросия и др.) ц. 1. р.; выпуск второй (Письма Аркадия Славского, Ксеноса и др.) ц. I р. 25 к.; выпуск третий (Письма Антония Шутова, Аркадия Васлуйского, Онуфрия и др.) ц. 1 р. 25 к.

15. Окружное послание, с приложением Устава и омышления, с предисловием и портретом Ксеноса. Изд. 2-е. Ц. 75 к.

16. Богословие Павла Белокриницкого. Ц. 30 к.

17. Раскольнический лжеучитель Шведов пред судом одного из своих собственных епископов. Изд. 2-е. Ц. 25 к.

18. Обличение еретичеств Арсения Швецова составленное Механиковым по благословению Картушина. Ц. 25 к.

19. Дружба паче правды, заключенная между Швецовым и Mеханиковым. Ц. 20 к.

20. Правда паче дружбы. (К полемике между Швецовым и Механиковым.)

Ц. 15 к.

21. Полемика между Механиковым и Швецовым. Ц. 40 к.

22.* К истории Рогожского Кладбища. Ц,. 50 к.

23. *Из истории Рогожского Кладбища. Д. 50 к.

24. *Из истории раскола в первые годы царствования императора Александра II. (Ржевский раскольнический мятеж.) Ц. 50 к.

25. *Современные движения в расколе. 1865 г. Ц. 50 к.

26. *Несколько слов о новейших событиях в расколе. 1867 г. Ц,. 25 к. .

27. *Еще несколько слов о новейших событиях в раскол. 1867 г. Ц. 25 к.

28. *Современные летописи раскола. Выпуск 1-й. 1868 г. Ц. I р.

29. *Летопись раскола за 1876–1879 гг. Ц. 25 к.

30. Раскольнический собор в Москве, бывший в октябре 1879 г. Ц. 10 к.

31. Летопись происходящих в расколе событий за годы:*1886-й. ц,. 60 к.; *1887-й, ц. 80 к.; 1888-й, ц. 50 к.; 1889-й, ц,. 50 к,; 1890-й, ц. 50 к.; 1891-й, ц. 40 к.; 1892-й, ц. 50 к,; 1893-й, ц. 50 к.; 1894-й, ц. 50 к.; 1895-й, ц. 50 к,; 1896-й, ц. 50 к.; 1897-й, ц. 40 к.; 1898-й, ц. 50 к. (За все, начиная с 1888 г., 5 руб.)

32. *Двадцатипятилетие присоединения к церкви раскольнических епископов. Ц. 50 к.

33. Празднование двадцатипятилетия со дня присоединения к церкви архимандрита Павла. Ц. 25 к.

34. Первыя двенадцать лет служения церкви борьбой с расколом. (Переписка с архимандритом Павлом за 1867–1879 гг.) Ц. 1 р.

35. Еще пятнадцать лет служения церкви борьбою с расколом. Выпуск первый. (Переписка с архимандритом Павлом за 1879–1886 гг.) Ц. 1 р. 50 к.

36. Об исповеди беглого греческого митрополита Амвросия пред беглым раскольническим попом Иеронимом и заметка об основателях Белой-Криницы. Ц. 15 к.

37. О беседе иезуита Шептицкого с о. Пафнутием. Ц. 10 к.

38. Справедливо ли глаголемые сторообрядцы приводят в свидетельство о двуперстии Тихвинскую икону Пр. Богородицы. Ц. 15 к.

39. *Два примечательные свидетельства о перстосложении. Ц. 50 к.

40. О именуемом Феодоритовом Слове. Ц. 15 к.

41. *Мысли и заметки по вопросам о расколе. Ц. 50 к.

42. О Единоверии. (По поводу его столетнего юбилея.) Ц. 20 к.

43. *Нечто о притязаниях раскольнического духовенства на полноправность. Ц. 10 к.

44. *На вопрос: кто написал? Ответ «Новому Времени». Ц. 10 к.

45.* Несколько слов о Казансном собрании епископов в 1885 г. Ц. 25 к.

46. *0 представлении старообрядцев австрийского согласия митрополиту Сергию. Ц. 25 к.

47. *Праведная кончина императора Александра III. Ц. 10 к.

48. *Беседы в селе Бекове, записанные И. С. Храмовым (8 ст.). Ц. 50 к.

49. *Биографии бывших старообрядцев. (Отд. оттиски.) Ц. 75 к.

50. *Поездка в Белокриницкий монастырь. М. 1864 г. Ц. 1 р.

51. Из рассказов и воспоминаний В. А. Сапелкина. M. 1865 г. Ц. 1 р.

52. Три сочинения в Бозе почивающего оптинского старца иеросхимонаха Амвросия. Ц. 25 к.

53. «Братское Слово». Журнал, посвященный изучению раскола за след. годы: 1876. (Ц. 2 р.), 1883. (Ц. 1 р. 50 к.), 1884. (Ц. 3 р.), *1885. (Ц. 6 р.), 1886–1898. (Ц. 3 р. за каждый год), 1899. (Ц. 1 р. 50 к.). Желающие приобрести журнал за все годы (кроме 1885-го) платят без пересылки 45 р.

54. Указатель к «Братскому Слову» за 15 лет. Ц. 40 к.

Примечание. Цены за все книги показаны без пересылки.

За книгами желающие получить благоволят обращаться или к автору (Москва, 4-я Мещанская, д. Бучумова), или в склад изд. Братства св. Петра митрополита (Москва, Преображенское, Никольский Единоверческий монастырь).