Госпожа Индумати пишет своему супругу Пандиту Гаури
Желаю тебе мира, блаженный мокша,– больше тебе, чем себе.
О, как рада была бы я, если бы могла написать тебе такое письмо, которое усладило бы тебя, как букет благоуханных цветов. Но на этот раз лишены мы этой радости, и я, и ты. Это мое письмо – не цветы, а терния. Христиане рассказывают, как евреи возложили на Христа терновый венец вместо полагавшейся Ему Царской короны и как из-под тернового венца кровь текла по Его лицу. Видимо, и наши индийские боги желают, чтобы кто-то из нас понес терновый венец из-за людей безбожных и неправедных.
Известный воевода Рамачандра из славного рода индийских кшатриев написал мне письмо, умоляя меня как можно скорее пойти к старой госпоже Катьяяни, матери твоего друга и спутника Рамы Сисодии. Зачем – не сказал мне. Но я почувствовала недоброе. Когда я пришла в дом князя Сисодии, мне сказали, что старая госпожа арестована и к ней невозможно попасть. Когда я спросила о молодом князе Арджуне, брате Рамы, слуги с горькой усмешкой покачали головой и промолчали. «Что делать?» – думала я. Чего хотел от меня воевода Рамачандра? Недоумевая, я сразу поспешила в ближайший храм бога Шивы, принесла ему в жертву цветы и масло и направилась в темницу.
– Здесь ли благородная госпожа Катьяяни Сисодия и могу ли я с ней поговорить? – спросила я стража.
– Здесь, но говорить с ней нельзя.
Я дала ему на чай, прости меня.
Увидев меня, старая госпожа зарыдала. Сквозь слезы она поведала мне о своих действительно горьких муках.
Первая мука в том, что она арестована. А арестована она за то, что, по мнению полиции, побудила Сакунталу, молодую вдову Кабира, пойти на самосожжение и что при самосожжении помогала ей одеваться, ободряла ее, и прочие безумства, какие только могут взвалить на человека полицейские, чтобы показать себя заслуживающими свою плату. Как тебе известно, закон против самосожжения вдов весьма строг, так что старую госпожу Сисодия может ожидать самое худшее.
Но вторая мука страшнее первой. Она полагает, что полиции на нее донесла какая-то любительница-журналистка, шоферка что ли, не знаю, по имени Глэдис Фаркхарсон, в которую влюбился ее младший сын князь Арджуна. Эта дама, кажется, намного старше Арджуны, а ее манеры и поведение таковы, что ее появление в нашей божественной Индии можно уподобить открытию гнойной раны. Ну, представьте себе подобную личность связанной со славным кшатрийским и княжеским родом Сисодиев!
Но к этому позору добавляется еще одна срамота, пятнающая и дом воеводы Рамачандры. Уже семь лет как дочь Рамачандры помолвлена с Арджуной. А сейчас Арджуна избегает ее и дурачится с этой, как я назвала ее, Глэдис Фаркхарсон. (Ух, что за страшные имена!) Тут я поняла, зачем писал мне воевода Рамачандра. Но я еще не могла понять, зачем меня во все это вмешивают и чем бы я могла тут помочь.
– Ничем другим, дочь моя золотая, ничем другим, как только написать Пандиту Гаури Шанкаре, чтобы он как-нибудь исподволь и умело дал знать моему Раме, солнцу жизни моей, не причинив ему сильных страданий. А ему боги откроют, что нужно сделать.
Когда я вышла из темницы на мрачную улицу, кто-то схватил меня за руку. Я испугалась и вздрогнула.
– Не бойся, благородная Индумати, да наградит тебя Вишну тысячу раз за твою доброту. Разве ты не узнаешь меня? Несчастье изменило меня, и беды состарили. Я воевода Рамачандра. Благодарю тебя за то, что ты вняла моей просьбе и пришла.
– Не стоит,– отвечала я,– мне только жаль, что я совсем не нахожу, чем бы могла послужить и тебе, и старой госпоже Катьяяни.
– Ты можешь многое,– сказал воевода,– вернее всё. Напиши твоему супругу, нашему знаменитому брамину, которого сам махараджа ценит выше всех браминов в царстве, напиши ему, пусть расскажет Раме, какую срамоту навел Арджуна на его и на мой дом. И пусть скажет ему прямо, что я приложу все старания, чтобы Арджуна своей кровью смыл эти два позорных пятна с двух индийских кшатрийских домов.
Вот таковы терния – большие, чем ты ожидал. Сожалею, но что делать? Когда розы отцветают, остаются терния. И только терния не исчезают. Сточные канавы жизни неожиданно вливаются в наши тихие воды, и наши родники забрасывают камнями. Делай как знаешь. В этом я тебе не советчица. Могу только сказать, что всей душой чувствую боль старой Катьяяни и гнев воеводы Рамачандры.
Почитает тебя и кланяется тебе Индумати