Бакалавры С.-Петербургской духовной академии иеромонах Серафим (Азбукин) (1822–1854 гг.) и иеромонах Мартирий (Горбачевич) (1831г.)

СЕРАФИМ (Азбукин) скончался 32½ лет, а его недолгий педагогически-профессорский день, занявшись на горизонте Almae Matris в стенах Троице-Сергиевой Лавры, быстро пошел к вечеру в С.-Петербурге и догорел на небосклоне Академии С.-Петербургской грустным закатом.

В мире называвшийся Петром, – он был сын диакона Богоявленской церкви села Красного Тульской губернии Крапивенской округи (уезда) Ивана Семенова Азбукина и родился 9 января 1791 года¹. Согласно аттестату, при отправлении в Московскую Академию, – Петр Азбукин с 1802 года обучался в Тульской Духовной Семинарии российскому и латинскому чистописанию, русской и латинской грамматике, синтаксису, арифметике, географии, всеобщей истории, поэзии, риторике, философии, философской, естественной и российской истории, пасхалии, слушал богословие, толкование Священного Писания, церковную историю, книгу Кормчую и «О должностях пресвитеров церковных», изучал пастырское богословие, греческий и французский языки с успехом превосходным. Это выгодно выдвигало ревностного юношу, и – непосредственно по окончании семинарского курса – Петр Азбукин 12 октября 1814 г. преосвященным Амвросием (Протасовым, 1 июля 1831 г. архиеп. Тверским) определен в родную Семинарию учителем низшего грамматического класса на место М. А. Сахарова (после архим. Моисея), отправленного в сентябре сего года в состав первого курса Московской Академии. При преобразовании училищ он оставлен был в уездном училище учителем низшего отделения, а резолюцией епископа Тульского и Белевского Симеона (Крылова-Платонова, 27 мая 1824 г. архиеп. Ярославским) переведен учителем высшего класса Тульского уездного училища и с 8-го июня состоял в нём инспектором.

Служба молодого преподавателя была столь похвальна, что – по требованию Московской Академии от 21 июня 1816 г. о присылке туда воспитанников для II-го академического курса (1816–1820 г.) – местное семинарское правление, не колеблясь, отправило (в числе 6 человек и) Петра Азбукина, по соглашению с академическим ректором Филаретом (Амфитеатровым, 21 декабря 1857 г. митроп. Киевским), ревизовавшим в июле 1816 года Тульского духовно-учебного заведения. При этом П. Азбукин был рекомендован Семинарией, что все училищные должности проходил весьма исправно и поведения отлично-честного. В Московской Академии Петр Азбукин выгодно выдвигался и успехами, и благонравием. Так, инспектором о. Платоном (Березиным) отмечено, что тот к 1-й половине 4-го учебного года (1819–1820) оказал себя в должности ревностным, в поведении постоянно честным и благонадежным, а за вторую половину аттестуется в должности ревностным, по характеру твердым и постоянным, по поведению честным². Выслушал он высший курс наук богословских, философских, словесности всеобщей и церковной, истории всеобщей и церковной и обучался языкам еврейскому и греческому, всегда выделяясь с лучшей стороны. Например, пред рождественскими каникулами 1819 г. студенты II-го академического курса экзаменовались по Свящ. Писанию, богословию, церковной словесности, церковной истории, по языкам еврейскому, греческому, немецкому и французскому, а затем Петр Азбукин причислен к первому разряду. Выпускные экзамены этого курса производились при участии ревизора Филарета (Дроздова), архиеп. Тверского, и здесь 21 июня 1820 г. в присутствии митроп. Московского Серафима (Глаголевского) на устном испытании – по классу наук богословских «отличился студент Азбукин»³, который после открытых испытаний 24, 25 и 26 июня в выпускном списке поставлен первым, при чем по иным предметам отмечен высшим по тогдашней системе баллом 1⁴.

Соответственно вполне удостоверенным способностям этого питомца своего, академическое правление представило Комиссии Духовных Училищ 7 июля, чтобы «должность бакалавра богословских наук поручена была студенту Петру Азбукину», имевшему снова заменить иером. Моисея, предназначенного на ректору в Тульскую Семинарию, – и на запрос из Комиссии Филарет отвечал 25 июля, что обо всем этом деле «было прилежное совещание» и, «кажется, все положено сообразно с пользою места и с достоинством лиц»⁵. Утверждение последовало 18 августа, – и в сентябре 1820 г. при объявлении степеней II-го академического курса, происходившем в собрании с митроп. Серафимом и всеми почётными членами академической конференции, Петр Иванович Азбукин был провозглашен уже бакалавром и потом, по обычаю, получил на обзаведение 100 рублей. Вместо о. Моисея он занял кафедру профессора нравственного богословия, а от о. Платона (Березина) получил еще герменевтику и 21 сентября 1820 г. резолюцией митроп. Серафима определен на освобожденную первым вакансию библиотекаря. Тогда же новый бакалавр заявил о желании принять монашество и – по разрешении от Синода указом 27 октября 1820 г. – был пострижен 21 ноября в день Введения Пресв. Богородицы и наречен Серафимом, 25 декабря произведен в иеродиаконы в церкви святителя Алексия, в Пудовом монастыре, а 1 января 1826 г. в том же храме соименным ему митрополитом Московским рукоположен в иеромонаха и после обычным порядком получил магистерский крест из Комиссии Дух. Училищ (по утверждении её 20 декабря 1820 г.). Во всех отношениях дальнейшее служебное отношение пошло успешно: (25 января – ) 17-го марта 1821 г. о. Серафим был сделан членом внешнего академического правления; 12 октября 1821 г. представлен в соборные иеромонахи⁶ Ставропигиального Донского монастыря и произведен в этот сан указом Св. Синода 19 января 1822 г.; 15 июня 1822 г. назначен действительным членом академической конференции.

Скоро, однако, ему пришлось покинуть родную Академию и перейти в С.-Петербургскую. Здесь Григорий (Постников), определенный (7 мая 1822 г. по указу от 23-го апреля) викарием митрополии, епископом Рижским, оставлен был и в ректорской должности по Академии «впредь до рассмотрения, сообразно тому, как был Ректором Викарный Епископ Филарет» (Дроздов), но Комиссия Дух. Училищ 22 мая 1822 г. «предписала Академическому Правлению сделать надлежащее распоряжение, кому и на каком праве поручить кафедру Богословского класса, и о последующем донесть ей во известие». 1-го августа 1822 г. епископ Григорий «предложил Академическому Правлению, что так как он по настоящему положению своему не может иметь времени для преподавания уроков по классу Богословских паук с прежнею деятельностью; то уступает половину из своего профессорского жалованья с тем, чтобы в пособие ему и другим трудящимся по сему классу исходатайствован был для Богословского класса новый Бакалавр, которому в жалованье и обращена бы была уступаемая половина жалованья» [и именно тысяча рублей ассигнациями]⁷. Тогда же донесено было об этом Комиссии, которая 17 августа 1822 г. «положила перевести из Московской Академии Бакалавра тех же наук Магистра Иеромонаха Серафима», а 18-го числа определила выдать ему единовременно в награждение полный бакалаврский оклад «за ревностное и деятельное исправление должности». Есть все основания думать, что это передвижение совершилось по активному участию митроп. Серафима, занявшего с 29 июня 1821 г. кафедру С.-Петербургскую. В выданном 12 сентября 1822 г. аттестате о. Серафим рукою Московского ректора архимандрита Кирилла (Богословского-Платонова, 28 марта 1841 г. еписк. Подольским) рекомендован, что все должности исправлял он «с отличною ревностью, и деятельностью, к истинной пользе воспитанников, и утешению начальства».

В С.-Петербурге с 29 января 1823 г. о. Серафим был перечислен в соборного иеромонаха Александро-Невской Лавры; 1-го сентября 1823 г. митроп. Серафим утвердил его библиотекарем (с жалованьем в 500 руб.) по избранию с 23-го августа (вместо выбывшего из Академии бакалавра архимандрита Игнатия); 17 августа 1823 г. Комиссией Духовных Училищ представлен Св. Синоду к архимандритству на вакансию или без оной и 5 сентября назначен в третьеклассный Тверской епархии Старицкий Успенский монастырь настоятелем, с саном архимандрита, в каковой возведен 29 сентября в Троицком соборе Сергиевой Пустыни епископом Рижским Григорием, управлявшим ею⁸, а 23 октября 1823 г. Св. Синод утвердил представление от 28 сентября академической конференции об определении действительным её членом о. Серафима с правом присутствовать ему и во внешнем академическом правлении.

Как видим, и в С.-Петербурге все слагалось крайне благоприятно для о. Серафима, но оказался смертельный враг в его собственном организме, преждевременно скосивший расцветшую жизнь этого академического работника. Кажется, он был болезненным от природы, ибо в рапортах академического врача С. Витовского за четырёхлетний период Московского студенчества значится больным целых 12 месяцев⁹, а это могло быть только по действительным причинам, судя но всему студенческому поведению Петра Азбукина. Во всяком случае, в 1824 г. его постигла в С.-Петербурге тяжкая и долговременная болезнь, о чем прямо сообщается в документах и есть косвенные свидетельства в виде двух счетов, что 1) по рецептам академического врача штаб-лекаря Александра Петрова Жувенеля в 35 №№-ров за 19, 23, 24, 25, 27 и 29-е апреля, 2, 3, 5, 8, 11, 14, 15, 17, 19, 22, 23, 24 и 27-е мая, 3, 5, 6 и 7-е июня из аптеки Рейхера взято для о. Серафима лекарств на 106 р. 40 к. (ассигнациями), да «ладикалону» четыре бутылочки (по 2 р.) на 8 р., «зельской воды» 4 кувшина (по 1 р. 25 к.) на 5 р., всего же па 119 р. 40 к.: 2) по 9 №№-рам рецептов Жувенеля за 12, 18, 20 и 31-е апреля и 7-е июня, да еще камфарного деревянного масла на 19 р. 80 к., «ладикалону» 4 бут. (по 2 р.) на 8 р., «зельской воды» 4 кувшина (по 1 р.) на 4 р., а в общей сложности взято из аптеки Голлингера на 31 р. 80 к., из обеих вместе – на 151 руб. 20 коп. Уже самая значительность суммы аптечных расходов говорит об удручающей серьезности болезни, которая и унесла в могилу о. Серафима к огорчению начальства и сослуживцев¹⁰: он после исповеди и причащения св. Таин скончался 9 июня 1824 г. и погребен 11 числа. Соблюдая тогдашние обычаи такого рода¹¹ или почему-нибудь другому, но ближние и знакомые вспомянули почившего бакалавра столь пышною тризной¹², что за вычетом этих трат и других повинностей¹³ – всего из денег его осталось только 1 р. 54 к. медью, которые со всем другим скудным имуществом «по верющему письму» диакона Ивана Семенова Азбукина получил 26 декабря 1824 г. внук его и племянник о. Серафима, студент низшего отделения С.-Петербургской Академии Лавр Прохоров Соколов, кончивший 15-м кандидатом–магистрантом в составе VII-го академического курса (1823– 1827 г.г.)¹⁴

Недолговременное профессорство о. Серафима было посвящено разным предметам, ибо – после богословия общего и нравственного и герменевтики в Московской Академии – он в С.-Петербургской был «бакалавром по чтению Св. Писания Нового Завета». Это не давало ему возможности сосредоточиться и углубиться в подготовительных работах и соответственно отражалось на построении лекций. Мы имеем от него «Конспект предметов, в продолжении первых шести месяцев 1822 года преподанных на классе чтения Св. Писания» (без подписи и даты) – для Евангелий Луки и Иоанна, книги Деяний и всех соборных посланий – и собственноручное и подписанное «Показание предметов преподанных по части чтения Св. Писания в первую треть сего 1822 г.» (с датою от 19 декабря), где излагаются «взор па послания Св. Апостола Павла вообще» и «обозрение» послании к Римлянам, 1–2 Коринфянам и Галатам. Оба производят впечатление шаблонного однообразия конструкции по господствующим, совершенно общим рубрикам: реже лектор приспособляется к особенностям взятого частного писания (напр. Евангелий Луки и Иоанна), но всегда останавливается на изъяснении некоторых характерных или «прекословных» мест (без точного обозначения их в программах) и входит (для послания к Римлянам) в библейско-богословский анализ. Несколько содержательнее свидетельства из Московской Академии, где о. Серафим читал по латыни и откуда нам известны: conspectus rerum theologicarum к декабрьскому испытанию 1820 г. и два русские конспекта по герменевтике и «по части чтения Св. Писания» к таковым же испытаниям 1820 и 1821 годов¹⁵. Второй из них схоластичен, третий в общих чертах по библейской последовательности книги Исход отмечает «историю путешествия народа израильского из Египта до горы Синайской с описанием ея» и «историю пребывания израильтян при горе Синайской: в особенности преобразование их посредством закона 1) нравственного» (XIX–XX гл.) и «2) гражданского» (XXI гл.); за то первый очень благоприятно выделяется единством основной идеи, богатством и приспособленностью материй, стройностью развития и целостностью построения.

Наконец, много говорит нам о собственнике и посмертная опись оставшегося имущества о. Серафима¹⁶. Инвентарь его жизненного обихода – весьма немногочисленный¹⁷, бедный и даже убогий, почему бесспорно, что покойный в одежде, в житейских принадлежностях и во всей обстановке ограничивался лишь самым необходимым, имея средства завести вещей больше и лучше. Но у него была порядочная библиотека из 111 №№-ров названий в 76 книг на русском языке, 31 на латинском, 2 на греческом. 1 на французском и 1 на еврейском – по догматике, этике, библиологии (с библейскими изданиями и словарями), археологии, географии¹⁸, церковной истории, политике. Сверх сего перечисляются следующие рукописи: 1) Историческо-богословское рассуждение, в лист: 2) Предварительные понятия о Евангелисте Иоанне, в лист; 3) Canon chronologicus ex Veri Testamento S. Scripturae, в лист; 4) Нечто о философии, в лист:); 5) Краткое понятие содержащего в книге: Биологическое исследование природы в творящем и творимом её качестве, содержащее основные начала всеобщей физиологии, сочин. Дан. Велланского¹⁹; 6) Dissertatio de eo, quod vera et solida scient Scientiala S. Scriptura acquiritur; 7) Тетрадь философской истории на латинском языке, в 4-ю долю; 8) Собрание разных слов в переплете, в 4-ю долю; 9) Акт публичных философских испытании; 10) Акт богословских испытаний; 11) Еще разных подобных испытаний четыре экземпляра: 12) Аттестат и диплом, данный Петру Азбукину из Московской Академии. Все это поступило чрез Л. Соколова по наследству диакону Ивану Семенову Азбукину, и теперь нельзя точнее определить конкретное содержание всех поименованных манускриптов, хотя вполне вероятно, что в некоторых были части подлинных курсов или подготовительные к ним работы. А вполне, несомненно, по всей совокупности библиотеки о. Серафима, что он отличался глубиною и разносторонностью научных интересов и обладал широкою и основательною эрудицией.

В целом – о. Серафим производит впечатление ученого анахорета, жертвующего житейскими попечениями ради научных стремлений и богатого серьезными знаниями и солидным педагогическим опытом. Понятно, что все это должно было отражаться на профессорских лекциях, – и его ученик по V-му курсу (1819–1823 г.г.) С.-Петербургской Духовной Академии Иосиф Акимович Самчевский²⁰ от лица тамошних студентов решительно свидетельствует²¹: «отличный бакалавр Азбукин, в котором мы имели преподавателя – достойного всякого уважения».

***

Материалами для биографии о. Серафима служат: I) Запись в приходской метрике архива Тульской Дух. Консистории (по сообщению преподавателя Тульской Семинарии Михаила Николаевича Руднева). II) Архив С.-Петербургской Дух. Академии – дела 1822 г. № 43 (о переходе из Московской Академии в Спб., аттестат и формуляр), 1823 г. (формуляр), № 50 (о назначении соборным иеромонахом Лавры), № 59 (о библиотекарстве), № 80 (об архимандритстве), № 147 и 176 (о членстве в академической конференции), 1824 г. № 52 (о смерти и о всех, связанных с нею, обстоятельствах); два конспекта. III) Архив Св. Синода: – а) по Комиссии Дух. Училищ 1820 г. № 2.909 (о монашестве и магистерском кресте), 1823 г. № 842 (об архимандритстве и Старицком настоятельстве; два формуляра), 1824 г. № 3.753 (о возвращении магистерского креста); – б) по Синодальной канцелярии 1824 г. № 680 (по поводу смерти).

Литература немногочисленна и небогата. Собрание мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского и Коломенского, по учебным и церковно-государственным вопросам, изд. под редакцией † архиеп. Саввы, т. II (Спб. 1885), стр. 40, 42, 59, 60. † Прот. С.К. Смирнов, История Московской Духовной Академии до её преобразования (1814–1870), Москва 1879, стр. 16, 385, 530. † Проф. И.А. Чистович, История С.-Петербургской Духовной Академии (Спб. 1857), стр. 341, 392. «Тульския Епархиальныя Ведомости» 1871 г., № 7, стр. 189. Н. И. Борисоглебский (архим. Григорий, † 18 ноября 1893 г.), Воспитанники Московской Духовной Академии из Тульской Духовной Семинарии за 75 лет (1814–1889) ibid. 1891 г., № 7, стр. 216, 218, 221, 225, 226, 227, 228; № 11, стр. 328, 331, 332, 333–338. Письма духовных и светских лиц к митрополиту Филарету (1812–1867 г.г.), изданные † А.Н. Львовым (Спб. 1900), стр. 65 и в «Христ. Чтении» 1898 г., № 3, стр. 407.

МАРТИРИЙ (Горбачевич) только промелькнул своею профессорской службой в С.-Петербургской Духовной Академии, но это была замечательная и симпатичная личность, а вся его жизнь оставляет впечатление трогательной и возвышающей грусти.

В мире он назывался Михаилом Семеновичем Горбачевичем²² и происходил из поветового (уездного) города Бельска, Гродненской губернии. Время рождения указывалось различно²³, но теперь несомненно для сего 7-е сентября 1801 года²⁴. Родопроисхождение его выясняется следующими документами. 8 апреля 1825 г. сам ученик богословия Михаил Горбачевич обратился в правление Минской Семинарии с таким прошением: «Обучаясь я нижайший с 1817 г. в сей Семинарии, по будучи звания мещанского, числюсь учеником приватно-обучающимся. Поскольку же имею от Бельской городской Думы увольнительное из мещанства свидетельство, которое при сем прилагаю, и состою принятым в духовное звание, то нижайше прошу Семинарское Правление включить меня в число действительных учеников Семинарии и о чем не оставить милостивейшею резолюцией»²⁵. 10 апреля (за №-ром 63) семинарское правление запросило Минскую Консисторию, «подлинно ли проситель ученик Горбачевич принят в духовное звание и если подлинно, то когда и на каком основании и по какому месту состоит ныне приписанным». При этом приложено и свидетельство от 31 мая 1815 г. (№ 158), которое в переводе с польского языка гласит: «Дума поветового (уездного) города Бельска, снисходя к просьбе жителя того города Михаила Горбацевича, выдает ему настоящее свидетельство в следующем: если бы оный Горбацевич пожелал поступить в духовное звание, – в сем случае Дума та, увольняя его от всяких повинностей, принадлежащих мещанскому сословию, обязывается настоящим все подати и повинности, какие по постановлению высшей власти наложены будут, собственными средствами (коштом) нести до имеющей быть новой ревизии, в чем за подписью и с приложением казенной печати утверждается». В ответе консисторском от 2 мая 1825 г. (за № 703), между прочим, сказано, что «по справке ж в Консистории с делами учиненной значится: Михаил Семенов сын Горбачевич из мещан, с повеления Преосвященного Иова, Архиепископа бывшего Минского²⁶, вытребован из Брестского монастыря²⁷ от архимандрита Зосимы еще 1808 года Декабря 28 дня в число певчих Минского архиерейского дома и, находясь в оном беспрерывно, записан по ревизиям 1811 и 1816 годов в число духовных при Минском Кафедральном соборе». Сам Мих. Горбачевич дал такое собственноручное «показание»: «По требованию Семинарского Правления, кто и чем был мой отец и почему я до 1825 года состоял в числе приватнообучающихся, честь имею оному Правлению донести: 1) что отец мой Симеон, уже умерший, был при Николаевской церкви²⁸, состоящей Белостокской области, в поветовом городе Бельске пономарем, 2) что в Семинарию поступил я из Архиерейского хора и, не знаю почему, включен был в число приватных, а не действительных учеников: о включении же себя в число действительных учеников я медлил единственно потому, что по неопытности считал равным – быть ли действительным или приватно-обучающимся учеником. Впрочем, подлинность того, что я сын умершего пономаря Симеона, засвидетельствована Его Высокопреосвященством Анатолием, Архиепископом Минским и Литовским и Кавалером, пред о. Ректором Семинарии архимандритом Аркадием лично». Соответственно полученным сведениям, семинарское правление «включило», наконец, своего питомца «в число действительных учеников, как состоящего в духовном звании и имеющего отцом умершего пономаря Симеона».

Будучи мещанского звания²⁹, Михаил Горбачевич не обладал счастливыми семейными условиями, которые всего менее способствовали его образовательным успехам. Передается (в «Православном Собеседнике» 1874 г., I, стр. 117), что он «почти в младенческих годах лишился родителей», – и это вполне вероятно, ибо во всех документах пономарь Симеон показывается умершим, а в 1815 г. сын его хлопочет об увольнении из мещанства самостоятельно, – очевидно, – как сирота. Мальчик попал в Брестский Симеоновский монастырь, откуда архимандритом Зосимой – по распоряжению архиепископа Минского (13 мая 1796 г. – 7 февраля 1812 г.) Иова (Потемкина, 28 марта 1823 г. архиеп. Екатеринославским) – в декабре 1808 вместе с другим мальчиком (Стефаном Парфиновпчем) он был препровожден в г. Минск к архиерейскому дому, при чем «иеромонах Иона обязался доставить увольнение из мещанства», но потом этого не сделал. Здесь Мих. Горбачевич был певчим в «Минской вокальной Музыке» – сначала дискантом (в 1809, 1810,1812 и 1813г.г.), а потом (в 1815 п 1816 г.г.) альтом, при чем после состоял иногда надзирателем или даже учителем пения, так как 15 марта 1825 г. архиерейским предписанием (Анатолия Максимовича) ему поручено было приготовить «малых певчих» и отправить (из Слуцка) в Минск (где с августа 1799 года была Минская кафедра, находившаяся дотоле в г. Слуцке), – и правление Слуцкого Троицкого монастыря уже 19 марта доносило³⁰ Минской Семинарии, что приготовлены и препровождаются три человека. Постоянное присутствие в храме Божием не было для Михаила Горбачевича формальным отправлением обязанностей, – и он проникался духом церковного благочестия, воспринимая от архиеп. Иова «искусство совершать богослужение чинно».

Одновременно Михаил Горбачевич числился при Минской Духовной Семинарии в ряду «учеников, обучающихся по Российски читать и писать»³¹, а 23 сентября 1817 года – по своему желанию³² – поступил в Минскую Духовную Семинарию, помещавшуюся в Слуцке. Тяжело для учебных занятий складывалась жизнь у юного Горбачевича: «бедным сиротою рос он и воспитывался на чужих руках; в училищах, до академии, за неимением учебников, бо́льшую часть ночей проводил без сна, дабы заучивать уроки по книгам спавших своих товарищей»³³. Той порой приходилось много отвлекаться для певческих дел, да еще необходимость заставила укрываться в Киеве с половины 1812 по 1815 г. по случаю французского нашествия. Сверх сего, не смотря на все свои отличия, Михаил Горбачевич долго учился «на собственном содержании»³⁴, и только в годичной ведомости за 1821 г. добавлено, что он «воспитывается на коште Слуцкого Троицкого монастыря»³⁵. Естественно, что юноша постоянно «имел необходимые надобности»³⁶ и потому с необыкновенным упорством взыскивал не только свое певческое жалованье за время «укрывательства» в Киеве от французов и почти все получил, по даже два рубля серебром долга с «реента» архиерейского хора подканцеляриста Кирилла Орисенкова (Орисенки)³⁷. Приходилось подкреплять себя и другими способами, навлекая иногда неожиданные неприятности³⁸. При таких условиях тем ярче и рельефнее удостоверяются отовсюду выдающиеся способности и ревностное усердие к учебным занятиям Михаила Горбачевича³⁹, если в семинарских списках мы находим его по всем предметам под 1-м №-ром⁴⁰ и если он заслуживал особой похвалы в качестве «старшего». А насколько это ценилось в корпорации, – видно потому, что 24 декабря 1824 г. учитель греческого языка свящ. Алексей Рождественский ходатайствовал пред правлением Семинарии об определении Михаила Горбачевича, как «успешнейшего и благороднейшего», «лектором»⁴¹ по этому предмету для поднятия успехов учеников низшего отделения⁴², хотя о результате сего ходатайства документов не сохранилось.

Кончил Михаил Горбачевич в 1825 году по первому разряду с наилучшим аттестатом⁴³, открывавшим ему путь в святилище высших наук, куда и сам пламенно стремился⁴⁴. В августе 1825 г. он отправлен в Киевскую Духовную Академию (согласно предписанию её от 18 июля), вместе с Петром Елиновским, но последний был возвращен обратно с выговором по поводу недостаточных его познаний и с предупреждением, чтобы впредь присылали «надежных воспитанников»⁴⁵. Михаил Горбачевич оправдал семинарскую рекомендацию и был принят в Киевскую Академию беспрепятственно. Поступив туда в августе 1825 г., он с успехом прошел обычный круг богословия, философии, церковного красноречия, общей словесности, церковной и гражданской истории и языков: греческого, еврейского, немецкого и польского и кончил 6-м в составе IV-го академического курса (1825–1829 гг.)⁴⁶, удостоенный магистерства 26 сентября 1829 года. Тогда же Михаил Горбачевич был назначен профессором греческого и немецкого языков в Киевскую Семинарию, где 15 октября определен членом семинарского правления по училищной части и помощником ректора и инспектора по освидетельствованию экономических закупок.

Скоро жизнь его круто изменилась, ибо он заявил желание принять монашество и 9-го марта 1830 г. пострижен с наречением имени Мартирия в Киево-Братском училищном монастыре архимандритом Смарагдом (Крыжановским), знавшим Мих. Горбачевича еще по ревизии Минской Семинарии, в 1822 г.,⁴⁷ потом бывшим профессором и инспектором в Киевской Академии при начале IV-го академического курса (до 30 ноября 1826 г.) и ректором (с 23 августа 1828 г.) при конце. Киевским викарием Кириллом (Куницким, 16 апреля 1836 г.) 30 апреля инок Мартирий произведен в иеродиакона, а 9-го мая в иеромонаха и обычным порядком получил магистерский крест. Перешедши с 27 августа 1830 г. ректором в С.-Петербургскую Академию, Смарагд здесь не забыл своего ученика и постриженика: – уже 15 декабря 1830 г. последовало представление митр. Серафиму, а 19-го декабря Комиссии Духовных Училищ такого содержания: «Поскольку ныне состоят при здешней Академии два вакантныя Бакалаврския места, одно по классу Богословских паук за перемещением Архимандрита Иеремии в Киевскую Академию, а другое по классу Греческого языка за перемещением Бакалавра сего языка Иеромонаха Платона на класс Богословских наук на место выбывшего из Академии Архимандрита Никодима, а между тем Академия крайне⁴⁸ затрудняется в разделении между наличными наставниками как занятий по означенным вакантным местам, так и исполнений по особым поручениям высшего Начальства, каковы суть: пересмотр и исправление классических книг, корректура книг издаваемых по определению Комиссии Духовных Училищ⁴⁹: то Академии Ректор Архимандрит Смарагд предложил Академическому Правлению просить Высшее Начальство о назначении в здешнюю Академию прежде окончания настоящего учебного курса по крайней мере одного Бакалавра на класс Богословских наук, к занятию каковой должности находит он способным Киевской Семинарии Профессора Греческого и Немецкого языков Магистра Иеромонаха Мартирия, как известного ему по своей деятельности и ревности к службе»⁵⁰. Комиссия Духовных Училищ изъявила свое согласие, если со стороны местного начальства не встретится препятствий, о чем уведомила 23-го января 1831 г., – и с 15-го февраля о. Мартирий покончил свою службу в Киевской Семинарии, при чем в выданном 16-го числа «аттестате» отмечено рукою семинарского ректора архим. Иустина (Михайлова, 17 марта 1879 г. епископом Владимирским на покое), что свои семинарские должности тот проходил «с отличною рачительностию и усердием при поведении честном».

Но и в С.-Петербурге о. Мартирий оставался очень не долго, ибо 22 сентября 1831 года был назначен ректором Семинарии и профессором богословских наук в Пермь, где (с 8 августа 1831 г.) епископствовал Аркадий (Феодоров, 8 мая 1870 г. архиеп. Олоницким па покое), бывший ректором Минской Семинарии с 1824 года по 1827 г.⁵¹ и потому хорошо знавший его юношей и отправивший в Киевскую Академию. По докладу митр. Серафима от 7 октября 1831 г. о. Мартирий (вместе с Платоном) удостоен 2-го ноября Св. Синодом сапа Архимандрита с присвоением лично степени 3-го класса и произведен 1-го ноября ректором С.-Петербургской Академии Смарагдом в церкви Архистратига Михаила, что при С.-Петербургском архиерейском доме. Тяжелая миссия выпала новому ректору на далёком и непривычном для него севере. Прежде всего, продолжались еще семинарские постройки, которые велись и заканчивались при резком раздоре в строительном комитете. а совершались они настолько неудовлетворительно, что в апреле 1837 г. о. Мартирий должен был войти в семинарское правление с запиской о принятии особых мер, так как еще в 1834 г. полы третьего этажа каменного корпуса стали осаживаться и балки по концам погнили, почему была опасность для находившихся внизу классических комнат второго этажа. Семинарский учебно-воспитательный строй нуждался в упорядочении не только по отношению учеников, но даже и преподавателей. Грубость нравов и всякие резкие правонарушения проявлялись постоянно в весьма некультурных формах, а эксцессы пьянства и других еще более тяжких пороков заставляли ректора вмешиваться непосредственно и причиняли много тревог, хлопот и огорчений. Преподаватели не всегда помогали успеху семинарского дела, и об одном из них о. Мартирий в 1834 г. должен был докладывать правлению, обвиняя его в позднем приходе в классы. Наконец, преосвящ. Аркадий был крайне требователен, сам вникал во все надобности семинарской жизни и побуждал к неослабной и чрезвычайной осторожности, будучи – человеком исключительно тяжёлого характера⁵². При всем том о. Мартирий, состоя еще с 20 ноября 1831 г. членом строительного при Семинарии комитета и с 8-го декабря членом Пермской Духовной Консистории и цензором проповедей, с успехом отправлял свои ректорские функции. Так, – после собственноличной ревизии Семинарии в 1832 г. – преосвящ. Аркадий доносил Комиссии Духовных Училищ, что «ректор архимандрит Мартирий по способностям, отличным познаниям и постоянному усердию заслуживает внимания начальства», отдавая ему «справедливость в обращении должного внимания к местным обстоятельствам Пермской епархии в отношении к распространившимся в оной лжеучениям», чем тот «немало способствует успеху тамошней миссии». В виду сего Аркадий ходатайствовал о возведении о. Мартирия в настоятели какого-либо второклассного монастыря с оставлением его в Пермской епархии, где он весьма полезен и нужен. В формуляре 1833 г. о Пермском ректоре отмечено преосвящ. Аркадием: «поведения примерного, в должностях отлично ревностен, благоуспешен, всегда исправен и весьма благонадёжен; достоин особенного внимания от высшего начальства». По случаю ревизии Архимандриту Мартирию, рекомендованному с отличной стороны по усердию к службе и по стремлению к улучшению Семинарии, объявлено от лица Комиссии Духовных Училищ одобрение, а вследствие той же рекомендации об обращении должного внимания к местным епархиальным обстоятельствам, в отношении к распространявшимся лжеучениям раскольников, указом Св. Синода от 10 февраля 1834 г. присвоена ему лично степень 2-го класса, за неимением в Пермской епархии соответствующего монастыря. В формуляре за 1834–1835 уч. год об о. Мартирии сказано: «и по поведению, и по способности, и по ревности к службе достоен особенного внимания высшего начальства». После обозрения Пермской Семинарии в 1836 г. ректором Владимирской Семинарии архим. Неофитом (Сосниным, архиеп. Пермским 5 июля 1868 г.) и по его представлению правление Московской Дух. Академии ходатайствовало перед Комиссией Духовных Училищ о награждении по её усмотрению о. Мартирия «за ревностные труды по должности наставника, усердие соответствовать особенным потребностям места, на котором он поставлен (в наставлениях о расколах Пермской епархии), и свидетельствуемое из дел внимание к устранению усматриваемых во вверенном ему месте безпорядков», почему Комиссия предлагала 20 февраля 1837 г., не повелено ли сопричислить его к ордену Анны 2-й степени⁵³.

Все устроилось самым наилучшим образом для о. Мартирия, но тут обнаружилась тягостная болезнь, испортившая ему всю служебную карьеру и сделавшаяся мучительным испытанием для всей последующей долговременной жизни. Уже в формулярах за 183⁵/₆ уч. год преосвящ. Аркадием заявлено, что о. Мартирий «немаловременной и опасной болезни подвергался, но ревности к службе не изменил; впрочем, в другом более благоприятном климате может служить еще с большею пользою, в особенности если в воздаяние своих трудов получит по степени настоятельство монастыря». Болезненность постепенно прогрессировала, и 17 ноября 1839 г. ректор входил с особою запиской в семинарское правление, а на запрос его в 1840 г. отвечал, что должность профессора охотно желал бы продолжать и на будущее время, но просит помощника для облегчения трудов по части исправления ученических сочинений и слов церковных; дальше о. Мартирий говорит: «что касается до ректорской должности», то «состояние головных моих волос, свалявшихся и постепенно затвердевающих от исхождения в них болезни, называемой ковтуном, поставляет меня до времени снятия моих волос в невозможность совершать богослужение и при том заставляет меня держаться больше уединенно»; поскольку же приходилось носить болезненные волосы «в продолжении всего настоящего лета» и остричь предполагалось не ранее будущей осени, то, – будучи «в теле почти совсем здоровым, однако ж чувствуя еще во время ненастных погод в голове значительные остатки помянутой болезни», – «по сим обстоятельствам сам не могу дать прямое согласие на продолжение ректорской должности, но предоставляю благоусмотрению и воле высшего начальства оставление меня при сей должности, или увольнение от оной, будучи с моей стороны равно готов и на то и на другое, согласно с тем, как благоугодно начальству».

Сначала Св. Синод оставил о. Мартирия при всех должностях по Пермской Семинарии, назначив инспектора иеромонаха Гурия в помощь ему для чтения ученических сочинений и проповедей, но 7-го октября 1840 г. он по прошению был отчислен из учебного ведомства и назначен (за увольнением архим. Досифея) в Задонский Богородицкий третьеклассный монастырь с присвоением ему лично степени настоятеля второклассного монастыря. Однако и в ограде этой обители о. Мартирий, как некий Иов, оказался неугоден п неудобен, хотя уже в 1841 г. успел обратить внимание на ветхость трапезной церкви (местного собора) Владимирской Богоматери, на течь в братском корпусе, где училище, и на разрушение сараев и конюшен и возбудил дело о мерах исправления⁵⁴. Колтун (или polonica plica) развился до того, что в 1842 г. волосы па голове сплелись в массу – длиною более двух аршин и около 18 фунтов весу, а это было неблагообразно и даже неприятно в Задонском настоятеле для некоторых поклонников св. Тихона, особенно из важных фамилий. Известившись о сем. Св. Синод 23 июля 1842 г. перевел о. Мартирия в Свияжский Успенский Богородицкий монастырь, в северо-восточной части г. Свияжска, в 50 слишком верстах от Казани, при чем здесь с 1846-го по 1868 год он проходил должность благочинного, а с 1848-го по 1851 г. был первоприсутствующим Свияжского Духовного Правления.

В тиши и уединении этого монастырского захолустья совершалось все дальнейшее земное течение о. Мартирия. Оторванный от учебно-ученого дела ужасным недугом, он в Казани получил некоторую возможность снова принять в нем участие, когда, согласно избранию и ходатайству Казанской Духовной Академии, определен Св. Синодом, от 16 июня/19июля 1843 г., в число первых её действительных членов из местного духовенства⁵⁵. Сохраняя это звание вплоть до 1869 г., т. е. до введения нового академического устава, о. Мартирий проявил близкое и деятельное отношение, делая вклады в академическую библиотеку книгами⁵⁶, помогая деньгами сооружению иконы св. Димитрия Ростовского, в день памяти коего 21 сентября 1842 г. открыто академическое правление⁵⁷и исполняя академические поручения, напр., по рассмотрению магистерских студенческих сочинений, хотя однажды чрезмерно замедлил отзывом⁵⁸. Когда некоторые академические студенты не могли уезжать на вакаты, – тогда «истинным благодетелем этих горемык был свияжский архимандрит Мартирий, ученый член конференции, любивший академическую молодежь. По его любезному приглашению, в свияжском монастыре каждый вакат, даже в Рождество, всегда жило по нескольку человек студентов, пользуясь щедрым гостеприимством и полною свободой. Эти поездки в свияжский монастырь продолжались более 10 лет и прекратились почему-то при ректоре Агафангеле, вероятно по болезненности о. Мартирия»⁵⁹. Академические его тяготения были тем сильнее и искреннее, что Свияжский архимандрит, «находясь постоянно в кабинете, так окреп в любви к духовной науке, что, и возлегши уже на смертный одр, каждый день, по прочтении из Четьи-Минеи (которую называл опытным православным практическим богословием) жития дневного святого, читал или новый завет на греческом языке, сравнивая разные редакции, или ветхий на еврейской языке; а с посещавшими его учеными у него было постоянным правилом входит в рассуждения о каком-либо ученом предмете. В последние годы (жизни) любимым предметом его разговоров была современная духовная журналистика. Говоря о ней, он всегда скорбел о том, что болезнь его препятствовала ему самому излагать на бумаге свои мнения о духовных предметах»⁶⁰.

Скончался о. Мартирий после долговременной тяжкой болезни в три часа пополудни 19-го ноября 1873 года на 73-м году от рождения, оставив по себе трогательную память. Мы читаем, что, «идя твердо свыше определенным ему крестным путем, он скорбями так возвышался в духовном отношении, что если внешний его человек тлел; то внутренний обновлялся на всяк день (2Кор. 4, 16). Сиротство и чувство зависимости его от других утвердили его в смиренномудрии и глубоком благоговении к небесному промыслу; в доверии к человечеству и незлобии; в мягкосердии к бедным и нищим, с неизменною готовностью помогать им словом и делом; в безыскусственном образе жизни; а страдания, которые причинила ему болезнь его, обогатили его духом терпения и чаяния будущего века». «Жизнь этого человека Божия вся протекла под крестом». «В нем лишились – казанская епархия верного священнослужителя православной церкви, монастырь – настоятеля, по духу древних основателей монастырей и авв; любители просвещения – глубокого знатока священного писания и церковной истории; сирые и бедные–доброхотного благотворителя; а все, кто имел с ним сношения, всегда назидательного собеседника»⁶¹. Погребение было совершено 22 ноября 1873 г. при многочисленном стечении почитателей о. Мартирия, при чем участвовавший в отпевании кафедральный протоиерей Виктор Вишневский произнес слово на текст Ин.15:28, где, восторженно восхваляя почившего, даже воспрошал его в утвердительном смысле: «которое из свойств апостольского служения ты не осуществил, служа Христу преподобием и правдою во дни живота твоего»?⁶²

По истине, у о. Мартирия по имени было и все житие его, которое являлось поучительною иллюстрацией слов его о «скорбном шествии к горнему отечеству»⁶³. Менее удалось ему исполнить частное стремление, одушевлявшее с юных лет до гроба, – о специально-научном и педагогическом богословском служении. Говорится⁶⁴, что в С.-Петербургской Академии он «преподавал учение о Церкви и св. герменевтику», но, кажется, замыслы его были шире, судя по трем сохранившимся конспектам: 1-й дает «обозрение исследовавания о Церкви, её таинствах, соборах и преданиях», 2-й – это на латинском языке «Conspectus ex Theologia generali» (по-видимому, не цельный – за утратою срединного полулиста, почему нет и подписи) и 3-й – тоже по латыни «Conspectus Hermenenticae Sacrae». Все они представляют детально разработанную систему взятого предмета во всех подробностях, при чем, вводя весьма богатое и разнообразное содержание, о. Мартирий умеет соподчинить его руководящей идее и все свести к сосредоточенному единству. Везде виден тонкий ум строгого систематика, всегда господствующего над материалом и способного к идейной конструктивности. Правда, не менее заметна и схоластичность даже в самых схемах, когда, напр., Церковь после «общего взгляда» – рассматривается под тремя рубриками: a) «общества избранных», b) «общества званных" и c) «общества управляющих и управляемых»; однако и это могло способствовать цельности и отчетливости убеждения. Едва ли только о. Мартирий мог хоть частию выполнить свои программы, так как состоял лишь конец одного и самое начало другого учебного года в С.-Петербургской Академии, куда и вызван он был просто в интересах дальнейшего служебного движения. Во всяком случае конспекты были собственно программами будущих курсов для контроля начальства и в таком качестве принимались последним, ибо в «обозрении» ректор Академии Смарагд собственноручно дополнил вставленными словами заголовок о частном взгляде па Церковь, «как на общество званных или Церковь [в рассуждении членов своих] смешенную». Несомненно, впрочем, что лекторские замышления о. Мартирия были добрые и обещали основательные курсы.

Что касается богословско-научной литературы, то именно в С.-Петербурге он успел послужить ей и превосходно оправдать свое возвышение двумя печатными трудами⁶⁵: 1) «Краткое историческое сведение о песнопениях нашей Церкви» в «Христианском Чтении» 1831 г., ч. XLII. стр. 70–106: 2) «Историческое сведение о пении Греко-Российской Церкви» ibid. 1831 г., ч. XLIII, стр. 132–186. Оба трактата взяты из курсового академического сочинения, по поводу которого с о. Мартирием не редко беседовал митр. Киевский Евгений (Болховитинов), яко бы сообщивший ему сведения о духе церковного богослужения⁶⁶. Автор исходит из того воззрения, что «пение есть излияние живых чувствований сердца, есть язык души, волнуемой сильным восторгом» (XLIII, 134), а вообще, высказываясь против партесной искусственности, защищает (XLIII, 184–185) взгляд блаж. Августина (Confess. X, 33): «я тяжко согрешал, когда, слушая певца, трогался более голосом его, нежели содержанием пения». Оба исследования отличаются обширною и документальною эрудицией, всесторонностью, основательностью и отчётливостью и – по малой разработанности обсуждаемых предметов – доселе сохраняют большую ценность, в особенности – второе.

О. Мартирий лишь случайно блеснул на педагогическом горизонте С.-Петербургской Духовной Академии, но были все резоны надеяться, что на её ученом светильнике он разгорится ярким пламенем, для чего у него имелось достаточно запаса и чистого елея и живительного огня.

Материалы для биографии о. Мартирия дают: I) Выписка в переводе с польского языка (Бильским о. протоиереем Гр. Пенькевичем чрез посредство г. секретаря Гродненской Духовной Консистории Николая Ивановича Шелутинского) из метрических книг бывшего Св.-Николаевского монастыря г. Бельска № 161 о рождении Михаила Горбачевича. II) Дела Архива Минской Духовной Консистории (чрез посредство помощника смотрителя Минского Духовного Училища Василия Васильевича Перепечина) 1808 г. № 4.969 (о высылке Михаила Горбачевича из Брестского монастыря в Минский архиерейский дом певчим), 1810 г. № 5.435 (ведомость о находящихся в Минской Семинарии учениках за 1809 г.), 1809 г. № 5.028, 1810 г. № 5.433, 1812 г. № 6.165, 1813 г. № 6.416, 1815 г. № 7.327, 1816 г. №7.814 (об уплате певческого жалования), исповедныя росписи Минского кафедрального собора за 1809–1811, 1815–1817 г.г. (с обозначением лет Мих. Горбачевича), 1815–1818 г.г. № 7.513 (о взыскании жалования за время «укрывательства» Михаила Горбачевича в Киеве и долга с регента К. Орисенкова), 1825 г. № 12.635 (о перечислении из мещанства в духовное звание). III) Дела в Архиве Минской Духовной Семинарии (чрез посредство В.В. Перепечина и – частию – [бывшего] о. ректора прот. Андрея Даниловича Юрашкевича) за 1820 г. списки учеников словесности. 1821 г. № 33 (ведомость об учениках за 1821 г. и списки) и № 34 (отчет инспектора о поведении учеников за январь и февраль), 1822 г. № 41 (дело о «ябеднических записках» Мих. Горбачевича), № 52 (разрядные списки по разным предметам и разрядный список, составленный г. Ревизором, Киевской Духовной Академии Инспектором, иеромонахом Смарагдом после внутренних испытаний в 1822 г.), № 53 (годовая ведомость об учениках за 1822 г.) и № 62 (список учеников философии), 1823 г. № 72 (разрядные списки) и № 73 (отчет инспектора), 1824 г. № 13 (отчет инспектора), № 54 (об избрании в старшие), № 76 (разрядные списки учеников богословия), № 77 (годичная ведомость за 1824 г.) и № 78 (список учеников высшего отделения за 1824 г.), 1825 г. № 30 (отчет инспектора). № 33 (заявления учителя о. А. Рождественского о рекомендации Мих. Горбачевича лектором по греческому языку для учеников низшего отделения), № 33 (ходатайство Михаила Горбачевича от 8 апреля 1825 г. о включении его в число действительных учеников Семинарии и ответ Консистории от 2 мая № 703), № 37 (аттестат), № 41 («показание» Михаила Горбачевича о родопроисхождении и о причинах, почему он до 1825 г. состоял в числе приватно-обучающихся; представление семинарского правления от 3-го августа № 170 в Киевскую Академию об отправлении туда в студенты Михаила Горбачевича и Петра Елиновского, с выдачею им денег на экипировку, прогоны и путевое содержание по 60 руб. сер.; отношение Киевского академического правления от 21 октября № 554 по поводу недостаточных познаний возвращенного обратно П. Елиновского) и № 65 (отношение правления Слуцкого Троицкого монастыря от 19 марта 1825 г. № 112 в правление Минской Семинарии о поручении Михаилу Горбачевичу архиеп. Анатолием Максимовичем от 15 марта приготовить малых певчих, каковых и отправляется трое из числа учеников училища). IV) Дела в архиве С.-Петербургской Духовной Академии 1830 г. № 87 и 1831 г. № 31 (о переводе в Спб. Академию и – в первом – аттестат из Киевской Семинарии), 1831 г. № 83 (два формуляра), № 84 (формуляр) и № 75 (о переводе в Пермь и о производстве в Архимандрита). V) Архив Св. Синода: – а) по Комиссии Дух. Училищ 1830 г. № 5.670 (о магистерском кресте), 1831 г. № 5.892 (о переводе в Пермь и об архимандритстве), 1837 г. № 9.725 (о Пермской службе); б) по Синодальной канцелярии 1831 г. № 821 (об архимандритстве), 1833 г. № 913 (о благодарности и о второклассном настоятельстве по представлению Аркадия).

Литература – следущая: М. О. Вержболович, История Минской Духовной Семинарии, вып. II (1817–1840 г.), Минск 1890. стр. 74. 108–109. 203. 215 и в «Минских Епархиальных Ведомостых» 1896 г. № 2, стр. 55–56 и ср. 1895 г. № 3–4. стр. 92; 1894 г. № 21. стр. 571 (ср. у † Д. С. Родосского, Биографический словарь студентов первых ХХVIII-ми курсов С.-Петербургской Духовной Академии: 1814–1869 гг., Спб. 1907,. стр. 402). Письма Ивана Алексеевича (а после Иннокентия) Борисова к А. И. Белюгову в издании Л. (Ст.) М(ацеевича) в «Киевской Старине» 1882 г., кн. III март, стр. 508, 510. † В.И. Аскоченский, История Киевской Духовной Академии, по преобразовании её, в 1819 году (Спб. 1863), стр. 114. † Проф. А.И. Чистович, История С.-Петербургской Духовной Академии (Спб. 1857), стр. 342. † Архим. Иероним (прот И.И. Лаговский), История Пермской Семинарии после преобразования её, бывшего в 1818 году (И), Пермь 1873, стр. (63–64.) 66. (80–86.) 91–93. (161–163.) 164. 167 (– 168. 179–180. 191–195. 241–) 249–250 (–256). Иеромонах Геронтий, Историко-статистическое описание Задонского Богородицкого монастыря, изд. 3-е, Спб. 1893 стр. 45–46 и 121. Протоиерей Д.П. Яблоков, Город Свияжск Казанской губернии и его святыни; историко-археологический очерк, Казань 1907, стр. 209. † П.М. Строев, Списки иерархов и настоятелей монастырей Российской церкви (Спб. 1877), стр. 874. 293. Проф. П.В. Знаменский, История Казанской Духовной Академии за первый (дореформенный) период её существования (1842–1870 годы) I (Казань 1891), стр. 276; II (ibid. 1892), стр. 512; III (ibid. 1892), стр. 14, 196, 316. «Православный Собеседник» 1874 г., ч. I, стр. 117–123 (некролог с биографическим очерком и характеристикой, об отпевании и надгробное слово о. В. Вишневского).

Н. Глубоковски