XXX. Закон Божий в народных школах

(О преподавании закона Божия в начальных народных училищах. Сем. Ширского. Кострома, 1876 г.) 

Едва ли нужно много распространяться о пользе, даже больше – о положительной необходимости изданий, подобных настоящему. Осмотреться в своей деятельности, проверить свою практику теорией, рационализировать ее теми законами и правилами, какие выработали наука и многовековой опыт опередившего наше отечество и в деле школьного обучения, как и во многих других отраслях общественного развития, запада, было бы делом отнюдь не излишним для наших оо. законоучителей сельских школ и даже в том случае, если бы в их деятельности все обстояло вполне благополучно, если бы жалобы, которые слышатся в нашей печати весьма нередко (см. напр. «Голос», № 293), на деятельность оо. законоучителей, не имели достаточных оснований. Мы, с своей стороны, признаемся, не даем слишком большой веры этим жалобам по той простой причине, что на ряду с ними столь же часто слышатся в печати (например в «Церковно-Общественном Вестнике», также и в некоторых епархиальных ведомостях) заявления непомерной притязательности, иногда недостаточной компетентности лиц, предъявляющих помянутые жалобы. Но все же мы знаем, что число оо. законоучителей в наших сельских школах, более, или менее основательно знакомых с началами дидактики и методики, не может быть слишком большим, так как педoгогика с своими отраслями вошла в число учебных предметов наших семинарий еще слишком недавно, лишь со времени их преобразования, доселе еще не законченного. Таким образом едва ли мы ошибемся, если предположим, что, по меньшей мере еще целая половина наших сельских оо. законоучителей, при всей добросовестности отношения к своему делу, вынуждена, по необходимости, довольствоваться старинными приемами обучения, составляющими не результат общепризнанных научных положений дидактики, а плод личного вдохновения тех или других из этих почтенных тружеников, их индивидуального понимания дела. 

Как пособие для педагогического самообразования тех из наших оо. законоучителей, которые имеют в том надобность, книга г. Ширского составляет весьма ценное, по нашему мнению, приобретение нашей вообще весьма скудной духовно-педагогической литературы. С внешней стороны, она довольно полно обнимает весь круг вопросов, относящихся к законоучительству в начальных народных училищах²⁰⁰. Со стороны, содержания она довольно красноречиво свидетельствует о весьма солидной эрудиции автора в немецкой педагогической литературе, также об обилии фактов и сведений, добытых путем непосредственного, долголетнего наблюдения автора над нашими народными школами (г. Ширский состоит с 1864 года членом костромского уездного училищного совета). Почти все основные положения из общей методики и дидактики (автор приводит их впрочем лишь настолько, насколько они имеют непосредственное отношение к его главному предмету – преподаванию закона Божия) и специальные – по методике закона Божия (изложенные в его книге в форме тезисов и напечатанные особым, крупным шрифтом), а также весьма значительная доля частных правил, относящихся к технике преподавания закона Божия – происхождения компилятивного, заимствованы из сочинений Олера, Цечвица, Шютце, Мюнха, Шмида, Пальмера, Раумера и других немецких писателей. Но то, что во многих других случаях было бы недостатком, в настоящем – является положительным достоинством. Педагогическая литература немцев так богата, дидактика и методика находятся у них на такой высокой степени совершенства, что при относительной скудости этого рода произведений у нас, нашим педагогам долго еще не придется ничего другого делать, как черпать обеими руками из этого обильного источника, следуя при этом апостольскому наставлению: вся искушающе, добрая держите. К чести автора следует заметить, что он твердо помнит это наставление, проверяя постоянно положения западных педагогов учением священного писания, святоотеческими творениями и символическими книгами православной церкви. Первые два отдела книги –"о том, каков должен быть законоучитель» и «приучение детей к исполнению закона Божия» в этом отношении настолько хороши, что, отнюдь не утрачивая педагогического характера, могли бы целиком войти в учебник по пастырскому богословию. Да и в методической части своего труда к теориям немецких педагогов автор относится с полною критическою осмотрительностию. Так, советуя законоучителю читать книги педагогического содержания, автор замечает: «нужно помнить, что все немецкие писатели педагоги делятся, по основным началам своего учения, на два класса: богословствующих и философствующих. У первых основные педагогические понятия заимствуются из Божественного Откровения, у последних – из начал разума. Первые, например, признают конечною целию воспитания – благочестие (Целлер), приготовление детей для царства Божия (Шпенер, Франке), достижение целей жизни, указанных человеку Богом (Пальмер) и т. д. Вторые выводят конечную цель воспитания – например так называемые евдемонисты – из назначения человека для временного благополучия (Базедов, Кампе, Рохов, Зальцман), последователи Канта из нравственного закона разума, из идеи нравственно-доброго. Фихте поставляет конечную цель воспитания в свободной деятельности разума и истекающем отсюда нравственном добре (Фезе, Нитгаммер). Шеллинг ищет основной идеи педагогики в абсолютном. Иные – в идее человечества, в чисто человеческом (Песталоцци, Арндт и др.), в понятиях гуманности (Денцель), божественности (Гразер), образования христианской цивилизации (Блаше, Бенеке). В сочинениях первого разряда, т. е. с богословским направлением, нужно при чтении строго различать: что в них принадлежит протестантству или католичеству, а что вытекает из общего христианского вероучения. Сочинения второго разряда нужно читать со всею осторожностию и принимать в них только то, что не противно христианскому учению и началам здравого разума» (стр. 39). Для знакомства читателя с воззрениями, принадлежащими лично автору, составляющими результат его личного опыта наблюдений, укажем некоторые. «Детей, приученных в домах родителей молиться двуперстным сложением, отнюдь не следует принуждать к оставлению этого обычая» (стр. 58). «Советами прихожан-крестьян отнюдь не следует пренебрегать. Руководствуясь простым религиозным чувством и житейскою опытностию, они нередко разрешают самые сложные педагогические задачи далеко вернее многих записных педагогов. Семья и училище должны идти рука об руку» (стр. 42–43). «Нет ничего обманчивее, как безусловно верить в природную невинность каждого дитяти. Для нравственно-испорченных детей духовник часто является единственным ангелом-спасителем. Вместо, того, чтобы писать пространные книги о способах врачевания детей от пороков, лучше заботиться том, чтобы дети чаще должным образом исповедывались. Протестантские педагоги, признавая в принципе воспитательное значение исповеди, стараются ослабить его указанием на те злоупотребления, какие допускаются при исповеди в римско-католических школах. На этом основании наши педагоги смотрят недоверчиво на исповедь детей в начальных училищах. На это мы ответим: 1) злоупотребления возможны при всяком деле; 2) духовенство наше вовсе не имеет стремлений, свойственных иезуитам» (стр. 86). «Присяжные в новых судах нередко оправдывают явных преступников, виновность которых совершенно доказана, большая часть таких оправдательных вердиктов дается по делам, признаваемым уголовными – из уважения к нравственному закону и к уставам церкви православной, например по делам о раскольниках. Христианская совесть общества справедливо возмущается подобными приговорами. Это происходит от того, что присяжные выбираются часто из людей, не обучавшихся закону Божию и не бывавших у исповеди. Такие люди не могут иметь правильных христианских понятий преступности, виновности и оправдании» (стр. 84). «Великое зло во многих училищах составляют сами учители, открыто нарушающие заповедь о постах. Они дают пагубный пример детям и сверх того вооружают православный народ против училищного образования. Многие училища в селах пали именно от того, что учителя, без разбора определяемые сельским начальством и мировыми посредниками, не соблюдали постов. Подобным учителям место в протестантской Германии, но не в православной России. Настоятели церкви обязаны делать учителям замечания сначала наедине, а потом в присутствии заведывающих училищем, если бы их замечания не были приняты, доносить том своему начальству и училищным советам» (стр. 100). «Игры зрелища в простом народе носят большею частию на себе отпечаток язычества. Многие из них грубы и безнравственны (посиделки, когда молодые люди того и другого пола собираются вместе и проводят время без всякого надзора, в пении песней, в играх, допускающих самое непозволительное сближение полов). Малые дети присутствуют при этом в качестве зрителей и таким образом с юных лет воспитывают в себе понятия, разрушительно действующие на их целомудренное чувство» (стр. 103). «В ряду исторических книг, особенно полезных для преподавателей Закона Божия в начальных народных училищах, по всей справедливости должно поставить на первом месте Четии-Минеи св. Димитрия Ростовского. По этим книгам воспитались в христианскую жизнь миллионы людей в православной России. Они написаны образцовым языком, проникнуты глубоким благоговейным чувством, представляют христианское учение и христианскую жизнь наглядно в совершеннейших образцах благочестия. Они имеют неизъяснимую привлекательность для детей, потому весьма желательно, чтобы законоучители хорошо были знакомы с содержанием этих книг, и как можно чаще обращались к ним на уроках, по закону Божию» (стр. 36). Эти прекрасные мысли, к которым мы охотно присоединяемся, дают читателю понятие о характере воззрений автора и направлении его книги. Из оригинальных суждений автора, относящихся к методике, преподавания закона Божия, укажем на его разбор программ известного русского педагога барона Корфа (в его «Начальной школе» стр. 311–325) священника Ветвеницкого. Относительно первой г. Ширский говорит (стр. 115–119), что в ней «закон Божий умален в своем значении и поставлен в невозможные для него условия». Г. Ширский, отнюдь не хочет думать, чтобы автор программы намеренно старался отнять у закона Божия подобающее ему значение, так как в указаниях барона Корфа; есть места, несомненно удостоверяющие, что он имеет высокое понятие о воспитательном значении закона Божия, что он под законом Божиим разумеет не только нравственное, но и догматическое учение. Причину не совсем правильной постановки закона Божия в ряду прочих учебных предметов нашей народной школы Корфом г. Ширский видит в непомерном увлечении почтенного педагога немецкими педагогическими теориями, в том, что он не искал оснований для своей программы. «ни в учении и практике церкви, ни в учебной практике русской» (стр. 117). Не менее жестоко нападает автор рассматриваемой книги на так называемый совместный метод преподавания закона Божия, вошедший у нас в последнее время почти в общее употребление. Автор не имел в виду нового опыта, этого метода, какой представляет, недавно вышедший в свет учебник о. Михаила Соколова, о котором, мы своевременно оповестили читателей «Церковного Вестника», а говорит лишь по поводу «начального наставления в православной христианской вере» о. Дмитрия Соколова. Метод этот, по мнению автора, отнюдь не новый, так как в Германии он, был известен еще в первой половине прошедшего столетия, где скоро впрочем был оставлен, как «неудовлетворяющий требованиям здравой дидактики». Метод этот 1) ставить, предметы преподавания, относящиеся к закону Божию, в ложные несвойственные им положения: один предмет ставится в положение, так сказать, хозяина дома, а все другие занимают в нем временное помещение: «и хозяин и гости в подобных случаях обыкновенно терпят стеснение». У о. М. Соколова св. история служить канвою для других предметов потому, с одной стороны, во многих местах намеренно расширяется; для того, чтобы было к чему приставить подходящие к рассказам молитвы, катехизические истины, а с другой – сокращается, чтобы дать место молитвам, объяснению богослужения и т. д. Некоторые события, весьма важные, у него вовсе опущены, так не говорится о Мельхиседеке, об Иове, о многих событиях из жизни царя пророка Давида; другие рассказаны сухо и кратко, так что не могут произвести впечатления на души детей. Мало того: «новый» метод «ставит детей в ложные несвойственные им отношения к предметам преподавания». Вообще к совместному методу г. Ширский не менее беспощаден, чем достопочтенный о. Василий Рождественский, не так давно рассуждавший о том же предмете на съезде московских законоучителей (см. «Моск. Епарх. Ведом.» 1874 г. № 37, стр. 391). Любопытно будет выслушать суждения защитников нового метода; книга, обещанная о. Михаилом Соколовым как послесловие к его «Закону Божию для начальных народных училищ», представит в этом отношении особенный интерес: путем прений вырабатывается научная истина. Но всего больше достается от достопочтенного автора рассматриваемой книги нашим переводчикам и парафрастам молитв, особенно о. Чемене и о. Иоакиму Романову. Переводов молитв на русский язык у нас появилось уже несколько (кроме изданий оо. Чемены и Романова, известны переводы оо. П. А. Лебедева, В. Я. Михайловского, Думитрашко, Свирелина), следовательно необходимость их для школьного преподавания признается в законоучительской практике почти за аксиому. Наш автор доказывает, и доказывает, по нашему мнению, вполне основательно, что общеупотребительные молитвы вовсе не требуют перевода на русский язык, что этим переводом, если бы даже он мог быть сделан гораздо лучше, нежели как он сделан в имеющихся изданиях, лишь прибавляется новая трудность к уразумению молитв, что наконец перевод этот положительно вреден для детей, потому что утверждает их в ложной мысли, будто церковно-славянского языка нельзя изучать без перевода на русский, будто православная церковь, говорит с народом на совершенно непонятном для него языке (стр. 334–347)! Наконец, как на одно из более удачных мест книги, укажем на вполне практичные рассуждения автора о съездах законоучителей (стр. 45–47), которые, по его мнению, должны происходить в уездах не менее одного раза в год, а в благочиниях и по два раза в тот же срок. 

Вообще, повторяем, почтенный труд г. Ширского составляет весьма ценное приобретение в нашей духовно-педагогической литературе. Нужно желать и можно надеяться, что новизною своего содержания, интересом поставленных в нем педагогических вопросов, полемическим отношением к практикующимся у нас теориям, он возбудит оживленную полемику между нашими законоучителями-педагогами и будет способствовать категорическому ответу на те вопросы, в решении которых, в интересах религиозно-нравственного воспитания народа, давно уже ощущается у нас положительная необходимость.