Часть 2

Святой Мартин жил во времена Римских царей Грациана и Валентиниана и был искусным военным. В 381 году он был назначен на должность архистратига и ему подчинялось пятьдесят тысяч воинов. Однажды это многочисленное воинство отправилось в поход против варваров, которые начали войну с римлянами за овладение их областями. Когда Мартин со своим войском подошел к лагерю неприятеля, бесчисленное множество врагов испугало римских легионеров. Пока Мартин пребывал в недоумении и скорби, не зная что делать, перед ним предстал некий нищий в рваной одежде и стал просить милостыню. Милосердный и милостивый архистратиг пожалел несчастного и ввел к себе в шатер. Там он отрезал кусок от своей хламиды (дорогой офицерской одежды) и одел нищего, потом дал ему хлеба, вина и денег для приобретения самого необходимого. В этот день, от сильной скорби и тяжелых дум, Мартин прилег отдохнуть без ужина. Во сне в образе того нищего, которому днем военачальник оказал милость, архистратигу явился Господь наш Иисус Христос, одетый в кусок его хламиды.

– Что ты так печален, Мартин? – спросил его Спаситель.

– Оттого что не могу противостоять такому множеству врагов, и не знаю, что делать, – отвечал воин.

– Мужайся, нисколько не печалься и не бойся врагов, ибо за то, что ты, увидев Меня обнаженным, одел меня, алчущего – напоил и жаждущего – накормил, Я воздам тебе и сохраню от врагов твоих. Когда они увидят лицо Мое, то сильно испугаются, припадут к твоим ногам, и со многими обещаниями и подарками будут просить мира. Итак, с великой славой и почестями ты вернешься в Рим. Кроме того, всю твою жизнь Я буду помогать тебе, а после смерти удостою Царствия Моего, – ободрил Вседержитель военачальника, который тут же проснулся.

Утром Мартин приказал всем воинам вооружиться и выйти на битву, но они в страхе сказали ему, что не смогут противостоять такому множеству варваров.

– Я пойду на битву один, вы же оставайтесь здесь, а потом посмотрим, сможете ли вы спастись от врагов без руководства военачальника, – с гневом сказал им архистратиг.

Не ожидая такого ответа, воины упали в ноги своему начальнику и стали просить его перестать сердиться, потому что все войско готово идти за ним на верную смерть. Воины взяли оружие и вышли на битву. Но как только враги заметили их, то сильно испугались, потому что увидели вокруг римского войска вооруженных страшных великанов, восседавших на бесчисленных колесницах и конях – это были чины Небесных Сил, которых послал Всевышний на помощь Мартину, чтобы, согласно Своему обещанию, охранять его от врагов. Варвары сразу же послали к архистратигу послов для заключения мира, но военачальник не соглашался. Тогда к нему, со многими дарами и обещаниями быть в подчинении у римлян, пришли другие послы. Они едва смогли убедить архистратига заключить мир и окончить военные действия. Подчинив варваров римской власти, Мартин с великой радостью вернулся в Рим, где его со славой и почестями, как победителя, встретили сами цари с множеством своих вельмож.

Поведав царям о своем видении и о славной победе, блаженный Мартин сказал:

– Ту страшную войну прекратил не я, но Иисус Христос – Непобедимая Сила христиан. Он обеспечил нам победу, поэтому прошу вас, позвольте мне остаток жизни провести, работая Богу, Который мне помог.

– Мы хотим, чтобы ты был с нами, и вознаградим тебя большим достоинством и почестями за твою победу, – опечалившись этой просьбой, цари попытались отговорить любимца.

– Разрешение уйти на безмолвие, заботиться о спасении своей души, будет для меня выше всяких наград и почестей, – был непреклонен Мартин.

Удивляясь его достохвальной и богоугодной цели, правители позволили поступить архистратигу по своему сердечному желанию. Присноблаженный раздал нищим все свое имущество и, отрекшись от мира, пришел в тихое место, где принял монашество. Дни напролет он изучал Священное Писание и через семь лет, благодаря упражнению в подвигах, достиг самых высоких добродетелей. По откровению Божию и против своей воли священный Мартин был рукоположен во епископа города Констанции Галльской.

Приняв тяжелую ношу епископства, святой, как истинный пастырь окормляя словесных овец Христовых на спасительных пажитях заповедей Его и напояя их водами Божественного Его учения, стал для всех образцом добродетели. Мартину была дана от Бога благодать предсказывать будущее, воскрешать мертвых, изгонять бесов, творить знамения и чудеса, достойные удивления. Из них, для уверения в истинности многих других, мы расскажем только о некоторых.

Однажды преподобный шел по дороге и встретил погребальную процессию. Но один беззаконный клеветник не давал похоронить мертвеца, утверждая, что тот должен был ему триста золотых.

– Почему ты не даешь похоронить покойника, который, я слышал, отдал тебе эти деньги с процентами? – спросил нечестивца блаженный.

– Ничего он мне не давал, потому что если бы он вернул свой долг, тогда я дал бы ему расписку, – настаивал на своем лгун.

– Владыка, он лжет, потому что деньги свои получил с процентами. Однако, желая нас оклеветать, он не отдал нам расписку, оправдываясь тем, что потерял ее, – возражала на эти слова вдова почившего.

– Ты получил свои деньги, а теперь позволь похоронить мертвеца, – попытался еще раз образумить Мартин потерявшего совесть человека, продолжавшего настаивать на своем. – А если мертвец воскреснет и докажет, что ты получил свои деньги, как быть с тобой?

– Если и воскреснет, как ты говоришь, то пусть я умру, а он живет.

Конечно, он сказал так, потому что не верил в воскресение мертвого.

– Не было нужды ни в том, чтобы мертвый воскресал, ни в том, чтобы ты, несчастный, сошел во ад, но поскольку ты сам, по своему бесстыдству, предпочел жизни смерть и не даешь похоронить покойника, пусть будет, как ты хочешь, – ответил на эти речи владыка Мартин, подошел к мертвецу и помолился так:

– Господи Боже наш, Свидетель Истинный и Спаситель обидимых, Воскресение мертвых и Наставниче жизни, Един ведый глубины сердечныя и животворяй уповающим на Тя, повели во имя Твое святое и страшное воскреснуть сему мертвецу к познанию истины и обращению предстоящих, яко зряще дивная Твоя, прославили Тебя, Единого Истинного Бога нашего во веки. Аминь.

Затем, взяв мертвеца за правую руку, он слегка потянул его и – о чудо! – мертвый тотчас же воскрес, сел на носилках, увидел клеветника, стоявшего напротив него, и сказал:

– Ступай, злой человек, в темное место мучения, уготованное тебе за то, что ты беспокоил меня, добре почившего. Но праведный и святой Мартин своим молением к Богу взял меня оттуда, чтобы я обличил тебя за те деньги, которые тебе отдал, а ты не хотел отдавать мне расписку, ожидая моей смерти. Праведен Бог, воздающий каждому за дела его, и скоро отмщающий за обидимых.

С этими словами он встал с носилок и, подойдя к подвижнику, до земли ему поклонился, а клеветник, в тот же час упав на землю, испустил дух. Жена же его закричала:

– Горе мне! Какой страшный и горький обмен случился! Святый Божий, верни мне мужа живым, и я отдам и расписки триста золотых с процентами, и еще больше.

– Зря ты кричишь, женщина, ибо Сам Господь, Который воскресил этого, повелел тому умереть, как он же сам и захотел, – промолвил епископ, все же остальные прославили Бога.

В другой раз, проходя по городу, Мартин увидел некоего юношу, который повесился.

– Это зло случилось с ним от действия диавола, – сказал преподобный присутствующим и, обратившись на восток, стал долго молиться Всемогущему, а затем произнес:

– Душе нечистый и лукавый, подвигнувший юношу сего удавиться, во имя Господа нашего Иисуса Христа, явись пред всеми, чтобы тебя видели.

И тотчас явился бес в образе арапчонка, который держал в руках веревку. Глаза его сверкали огнем, губы были черны, зубы – белы, руки – длинны, ноги – кривы, а язык свисал изо рта, как у бешеной собаки.

– Душе нечистый и лукавый, какое твое занятие?

– Начальником моим, сатаной, я поставлен толкать людей на повешение.

– А зачем ты побудил этого юношу повеситься?

– Этот человек был раньше идолопоклонником, а потом стал христианином, но жил не по заповедям, а творил свою волю, нисколько не задумываясь о вечных муках. Он склонил свою выю под иго греха и, будучи уязвлен с головы до ног, потерял надежду на спасение. Тут я и нашел возможность толкнуть его, чтобы он удавился, и увлечь с собой на муку, поэтому и велик мой подвиг.

– Лукавый убийца, враг и обвинитель! Ты сам склонил его предаться во власть тьмы и на погибель, привел такое жалкое состояние, а сейчас обвиняешь? За это повелевает тебе Иисус Христос через меня, смиренного, убираться на край вселенной и быть там до скончания века потом сойти вместе с приспешниками твоими во ад, уготованный для вас.

В ту же минуту демон стал невидим, а святой подошел к мертвецу и сотворил молитву:

– Господи Боже мой, имеяй безмерное сострадание и неизреченную пучину милосердия, не оставь творение рук Твоих, но, яко Благ и Человеколюбец, призри с высоты святыя Твоея, и воскреси сего мертвеца, да прославляется пресвятое имя Твое во веки веков. Аминь.

В сей же миг мертвец воскрес и, пав к ногам владыки Мартина, стал благодарить треблаженного за то, что по молитве святителя Господь не оставил его в ужасном и скорбном аду.

– Чадо, поскольку сей ночью ты вкусил адских мучений и видел то великое зло, которое производят в человеке дела неправды, достойно покайся, оплачь свои грехи, возгнушайся ими и отныне воздерживайся от них, – утешил подвижник спасенного, дал ему подходящее поучение и, наставив на дела покаяния, отпустил с миром.

Как-то раз святого Мартина позвали прийти в другой город и научить жителей спасению. Выйдя из своей епархии, он отправился в путь и по дороге нашел человека, которого умертвил дракон, обитавший в том месте.

– Это зло сотворил наш враг диавол, – произнес Мартин. Поскольку в ту ночь досточудный видел во сне, как один страшный дракон вознесся до Небес, а он помолился Богу и низверг его на землю, то, оставив свой путь, Мартин пошел туда, где тот обитал. Увидев блаженного, дракон поднялся в воздух, став как свод, и открыл пасть, желая поглотить чудотворца. Но святой плюнул ему в морду, и – о чудо! – то упал на землю и испустил дух.

– «На аспида и василиска наступишь; попирать будешь льва и дракона» (Пс. 90: 13), – наступив ему на голову, сказал подвижник, потом подошел к мертвецу и, взяв за руку, помолился:

– Воскресый из мертвых Иисус Христос и животворяй мертвецов, да воскресит и тебя.

По совершении этого чуда, воскресший попросил святителя сделать его христианином, потому что он был идолопоклонником. Наставив его, Мартин крестил его во имя Отца и Сына и Святаго Духа, а затем причастил Пречистых Тайн и, научив всему необходимому, отпустил.

Подвижник продолжил свой путь и по пути в назначенный город встретил нищего, который попросил у него милостыню. Владыка велел диакону, назначенному раздавать милостыню, отдать все деньги, которые у него были, но священнослужитель отдал страждущему только половину, а другую решил раздать другим нищим, остановившимся на ночлег у весьма богатой женщины-идолопоклонницы, дом которой находился близ дороги.

Увидев святого со спутниками, она с радостью приняла их и накрыла богатый стол. Но блаженный ни к чему не притронулся, а все время молился о спасении ее души. В полночь женщина пришла к преподобному и, упав ему в ноги, просила сделать ее христианкой, говоря, что видела во сне Некоего Страшного Судию, восседавшего на высоком троне в окружении многих воинов. К Нему приводили множество связанных осужденных, и одних Он приказывал ввергнуть в огонь, других – жестоко мучить. Среди них, связанная и дрожащая, была и она, но один из воинов Судии подошел к ней и спросил:

– За что ты осуждена и связана? Не знаю, – ответила женщина.

– А что ты дашь мне, если я тебя освобожу? – спросил он.

– Все мое имение.

– Не нужно оно мне, но дай мне обещание, что станешь ты христианкой, и тогда я избавлю тебя от уз и от мук, которым ты должна подвергнуться.

И женщина, во избежание наказания, пообещала и поклялась Богом христиан принять Таинство Крещения. Только после этого она была освобождена от уз и отпущена.

– Поэтому прошу тебя, сделай меня христианкой и научи как спастись, чтобы не попасть в руки Того Страшного Судии, Который судит праведно и не взирает ни на подарки, ни на лица.

Услышав просьбу, святой обрадовался и, наставив ее и всех домашних, крестил во имя Святой Троицы. Научив их всему, что было необходимо, он уже собрался уходить, но женщина стала просить принять от нее в дар золотой сосуд в четыре литры и четыреста золотых. Чтобы не опечалить ее, и ради нищих, блаженный принял эти приношения, а затем, благословив, ушел. По дороге Мартин спросил диакона, сколько денег он дал нищему, повстречавшемуся им по дороге.

– Двести золотых, – ответил спутник.

– А сколько у тебя было?

– Четыреста.

– Маловер, что же ты не дал четыреста, как я велел тебе? Поэтому теперь ты получил от женщины четыреста золотых и четыре литры золота, а если бы ты отдал ему четыреста, то получил бы восемьсот монет и восемь литр золота. Своим преслушанием ты и женщине повредил, лишив ее четырехкратной награды, и себе.

Когда они, наконец, пришли в город, то услышали песни и музыку. Подвижник долго слушал, а затем с печалью промолвил:

– Видите, что делает диавол: он не хочет выглядеть жестоким, но всегда и во всем приятным, поэтому выдумывает обман, через который губит множество душ. С помощью мелодий, извлекаемых музыкальными инструментами, и песен он восхищает ум человека от памятования Бога. Многие оставляют духовные песнопения, и приходят слушать бесовские песни. Имея сладчайшие псалмы Давида, богодухновенные слова пророков, апостолов и песнопевцев нашей Церкви, они оставляют это духовное вспомоществование и бегут, чтобы с помощью инструментов и песен исполнять волю диавола.

В это время мимо него проходила некая женщина, украшенная многими драгоценностями, благоухающая миром и ароматами. Она с великим бесстыдством остановилась на дороге и, улыбаясь, жестами приглашала прохожих к распутству.

– Если эта блудница украшает себя как невеста, стремясь обольщать людей и увлекать их в погибель, чтобы понравиться диаволу, то насколько более мы должны украшать свои души добродетелями и хранить себя неоскверненными от всякого греха, чтобы понравиться нашему Жениху Иисусу Христу? Так мы удостоимся войти в Его вечные брачные чертоги и будем царствовать с Ним бесконечно, – в слезах проговорил святитель.

От этих слов та женщина пришла в умиление и, подойдя, пала к ногам Мартина.

– Господи, не отвращайся меня, жалкой и несчастной, не оставляй меня в тине моих беззаконий. Прошу тебя, недостойная и сей жизни, отягощенная бесконечным множеством грехов, осужденная на вечные адские горькие и жестокие муки, сжалься надо мной, грешной и отчаявшейся, и спаси меня, – начала она молиться.

Подняв жену с земли, чудотворец наставил ее на верный путь и призвал никогда не отчаиваться, потому что милость Человеколюбца Бога безгранична.

– Я горячо попрошу Его о твоем спасении, ты же только покайся от всей души и от всего сердца. Обещаю тебе, что Многомилостивый Бог примет тебя, как Своего блудного сына, и как наш Врач исцелит все твои душевные язвы. С того дня женщина не только отвратилась от своих грехов и возненавидела их, но вообще отреклась от мира, исповедала епископу Мартину свои грехи, раздала все свое имение нищим, после чего закрылась в малой келье и стала оплакивать свои прежние беззакония.

– Какие источники и какие реки смогут омыть мои бесчисленные нечистоты? Какие рыдания и слезы могут умолить Праведного Судию Бога простить мне мои беззакония? – укоряла себя женщина.

От всего сердца она просила Всемогущего простить ей прежние грехи:

– Боже, милостив буди мне, грешной, и не погуби меня, Владыка, со беззакониями моими. Не сведи меня в глубины адские ради грехов моих, но, яко Благ и Человеколюбец, спаси меня пучиной милости Твоей, ибо Ты есть вземлющий грех мира.

И такое покаяние выказала блаженная Зоя (так звали эту женщину), что целых двенадцать лет непрестанно подвизалась со слезами в посте, лежании на голой земле, бдении, коленопреклонении и молитве, многих своим примером приведя ко спасению. Многомилостивый Господь даровал ей благодать исцелений, по предстательству преподобной Зои многие страждущие получили исцеления. Богоугодно пожив, она с радостью упокоилась о Господе.

А святой Мартин, пока находился в том городе, непрестанно сеял семена Божественного слова в иссушенные и озлобленные сердца горожан и при всем народе, и в частных беседах. Епископ собрал многие и великие плоды: грубых сделал мягкими, гневливых – кроткими, немилосердных – милостивыми, пьяниц и распутных – целомудренными, нечестивых – благочестивыми, невежественных научил Божественной грамоте, они стали стремиться посещать богослужения, и вообще всех грешников привел в покаяние и исправил. После этого, радуясь и благословляя Бога, он вернулся в свою епархию.

В один из дней, обходя город, святой увидел бедняка, которого сильно притесняли заимодавцы: он был должен им триста золотых. Сжалившись над ним, владыка попросил заимодавца немного подождать, после чего, подняв к Небу очи и воздвигнув руки, произнес:

– Господи, одождивший свыше манну в пустыне и сорок лет питавший народ Свой, и через апостола Твоего Петра извлекший изо рта рыбы статир, ниспошли и ныне с высоты бедняку сему его долг во славу святого Твоего имени, яко Ты еси Бог Един, славный и дивный по всей вселенной, и Тебе подобает слава во веки. Аминь.

И -о чудо! – тотчас же с Небес слетела голубка и села на плечо треблаженного. Когда же он взял ее в руки, она превратилась в золотую. Преподобный отнес ее к золотых дел мастеру:

– Возьми ее в качестве залога, а мне дай триста золотых.

Завтра я верну их тебе.

Удивившись, с каким искусством была сделана голубка, ювелир с великой радостью дал ему триста золотых, надеясь, что голубка так и останется у него. Взяв деньги, святой Мартин отдал их заимодавцам и освободил бедняка от долга. На другой день к подвижнику издалека пришли христиане, чтобы получить наставление в вере и дали ему много денег для раздачи милостыни. С радостью приняв христиан, епископ научил их слову Божию и наставил на пусть спасения, после чего, благословив, отпустил в мире.

– Возьми, чадо, триста золотых и еще тридцать в придачу за то добро, что сделал для нас, а мне верни мой залог, – сказал он ювелиру.

Опечалившись, мастер взял деньги и отдал ему золотую голубку.

– Благодарю Тебя, Господи, что услышал моление мое, – обратился Мартин к Всевышнему, а затем отпустил голубку туда, где она жила. Когда голубка взлетела, ювелир упал к ногам достохвального и стал просить его принять триста тридцать золотых для нищих:

– Довольно мне и того, что я сподобился видеть это великое и странное чудо.

Приняв деньги, святой благословил его:

– Господь да помилует тебя, чадо, в день Судный.

После этого Мартин отправился в страну, где жили множество еллинов, чтобы научить их слову Божию и привести в познание Бога, но по дороге встретил еллина, который стоял над околевшим ослом:

– Напрасно христиане проповедуют воскресение мертвых. Как возможно, чтобы умерший человек, тело которого разложилось в земле, воскрес? – размышлял язычник.

– Друг, почему ты думаешь, что мертвые не могут воскреснуть? – обратился к нему присноблаженный.

– Как же возможно, чтобы воскресли те, кто умерли, разложились и стали прахом?

– У Бога все можно, и нет для Него ничего невозможного.

– Если ты воскресишь этого осла, тогда я поверю, что и мертвые воскреснут, потому что Тот, Кто воскресит это животное, может воскресить и мертвых.

– Бог не будет воскрешать бессловесных животных, потому что они не пойдут на Суд и не удостоятся воскресения, а воскресит только людей, чтобы судить их и потребовать ответа за их добрые или злые дела, и каждому воздать за них.

– А Кто Этот Бог, о Котором ты говоришь, что Он сделает все это?

– Иисус Христос, Сын Божий, Который был распят за спасение людей.

– А почему Он не отомстил тем, кто над Ним издевался?

– Не отомстил Он сразу потому, что ожидал их покаяния, по Своей крайней благости и долготерпению, но отомстит в будущем.

– Что толку многословить? Если ты воскресишь вот этого осла, то я поверю твоим словам.

Воздвигнув к небу руки, святой стал молиться такими словами:

– Господи Боже мой, Виновник спасения быв всем человекам, воскреси и сие животное для обращения и познания этого человека, ибо посредством этого чуда он познает Твое всемогущество и уверует в Тебя.

Как только блаженный Мартин произнес эти слова, осел воскрес и зашагал. Увидев это странное чудо, еллин упал к ногам подвижника.

– Сейчас познал я, что Сей есть Бог Истинный и Всемогущий. Прошу тебя, раб Божий, покажи мне Его, чтобы я услышал Его голос и уверовал в Него.

– Слушающий нас, смиренных Его рабов, слышит Его, потому что Бог видим не телесными очами, но уразумеваем душевными, которые есть ум и помышление. Ты же, чадо, если хочешь увидеть Его, уверуй в Него, и тогда умными очами своими увидишь Его и будешь жить вечно.

– Прошу тебя, владыка, приди в нашу страну и наставь нас на путь истинный.

Мартин как раз этого и хотел, поэтому отправился в ту страну вместе с еллином и воскрешенным ослом. Слушая проповедуемое Мартином слово Божие и узнав, что преподобный воскресил осла во имя Иисуса Христа, идолопоклонники уверовали во Христа числом до тысячи мужей, не считая женщин и детей. Наставив их, святитель крестил их во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Он пребывал с ними долгое время и постоянно поучал их до тех пор, пока прочие идолопоклонники не пришли в умиление и не крестились вместе с женами и детьми во имя Святой Троицы. Епископ Мартин провел с ними беседы о смерти, воскресении, будущем Суде, муках, вечных благах Царствия Небесного, и вернулся в свои родные края.

Сотворил чудо Мартин и в свой смертный час. Это событие стало большой радостью и утешением для жителей всей епархии. Случилась в их местности сильная засуха, что все пребывали в скорби и недоумении. Созвав свою паству, владыка дал людям много наставлений и призывал не отчаиваться.

– Не печальтесь, чада мои, по причине засухи. Завтра Господь пошлет вам такой дождь, какой желаете.

Затем, помолившись Богу и передав их под Его покров святой преставился о Господе 10 ноября. Тогда собрались из близлежащих стран все епископы, священники, весь клир и христиане, устроили Всенощное бдение. На рассвете же, взяв тело Мартина, со свечами, фимиамом и псалмопениями вышли из города и погребли подвижника на расстоянии одной мили, в храме Мучеников. Когда же вернулись назад, то небо наполнилось тучами, начали сверкать молнии, и в той местности пролился такой сильный дождь, какой и обещал блаженный. С тех пор и доныне бывает на могиле его множество исцелений у тех, кто приступает к нему с верой во славу Бога, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.

Великий учитель Церкви святитель Кирилл родился в Александрии и происходил из благочестивого и благородного рода. Он был племянником патриарха Александрийского Феофила. Кирилл получил блестящее образование и стал весьма искусен в философии. Будущий святитель всегда упражнялся не только во внешней премудрости, но и в духовной, любимым занятием преподобного было чтение и изучение Священного Писания, что и заставило блаженнейшего Феофила причислить племянника к церковному клиру и рукоположить в архидиакона.

По преставлении патриарха Феофила весь клир и паства единогласно приняли решение поставить предстоятелем божественного Кирилла. И как только он возглавил Патриарший престол, из Александрии были изгнаны все еретики и раскольники, называемые новацианами, считавшие себя подобно фарисеям чистыми и праведными. Как признак своей «чистой» жизни они носили белые одежды.

Новациане утверждали, что впадший в смертный грех после Крещения больше не является членом Церкви, совершенный грех может проститься ему только новым Крещением. Еретики не допускали второго брака, называя его блудом, зато крестили во второй раз тех, кто уже был однажды погружен в купель. Держась и прочих еретических мыслей, они были названы новацианами – по имени некоего Новата начальника этого раскола. Когда-то, при царе Декие, этот человек был священником и нес послушание в Риме. Он хотел стать папой Римским, однако, вопреки своему желанию и надежде, после мученической кончины папы Фабиана главой римских христиан был избран блаженный Корнилий.

Тогда гордец Новат откололся от Кафолической Церкви и начал враждовать с божественным Корнилием, который снова принимал в Церковь христиан, во дни гонения из-за страха перед мучениями отрекшихся от своей веры. В этом Корнилий подражал Самому Христу, Который после искреннего раскаяния восстановил Петра в апостольском чине. Гордец Новат осуждал папу Корнилия, называя его «общником» и «товарищем» идолопоклонников и, объединившись с единомышленниками, провозгласил себя вторым папой Римским.

Помимо выдворения из пределов Александрийской Православной Церкви раскольников вместе с их епископом Феопемптом, святитель Кирилл вел неустанную борьбу с языческими демонами. Неподалеку от Александрии находилось место, называемое Кановос, а рядом с ним – Мануфин, где издревле стоял жертвенник, служивший обиталищем бесов. Еще патриарх Феофил не раз хотел очистить это место, построив здесь монастырь для прославления Бога, но из-за множества преград и скорой кончины не смог воплотить свою мечту в жизнь. Заботу об этом принял на себя преемник Феофила, треблаженный Кирилл.

Однажды в тонком сне ему явился Ангел Господень и сказал, что бесы уйдут из Мануфина после перенесения туда честных мощей бессребреников Кира и Иоанна. И как только это повеление было исполнено, нечистые духи отступили, а бывшее капище стало источником исцелений. После того как святитель прогнал из Александрии бесов невидимых, о позаботился, чтобы изгнать отсюда и бесов видимых – христоненавистников евреев, облюбовавших старинный город еще во дни Александра Великого. С течением времени они сильно умножились и не переставали, по обычаю своего рода, склонного к мятежам, тайно и явно замышлять злое против христиан. В силу своей непримиримой ненависти к Спасителю, они стали причиной множества волнений, мятежей, кровопролитий и убийств.

Позвав к себе начальников синагог, блаженнейший патриарх Кирилл посоветовал им удерживать свой народ от скверных поступков и образумиться, но те начали действовать с еще большей злобой. Так, в Александрии был прекрасный большой храм, называемый Александровым, поскольку был построен епископом Александром. Задумав перебить христиан, нечестивые евреи вооружились и однажды ночью стали с шумом бегать по улицам и кричать под окнами домов, где жили христиане, что горит храм Александра. Услышав крики, христиане тотчас же с поспешностью бросались тушить пожар, но как только человек выбегал на улицу, на него набрасывались злодеи и убивали – кого мечом, кого ножом, кого копьем… Многие горожане погибли во время этой резни.

Утром, узнав о случившемся, святитель Кирилл сильно опечалился, и призвал Ореста, эпарха города, по закону судить евреев. Но тот, хотя и был сам христианином, из-за ненависти к преподобному помог евреям и скрыл убийц. Тогда, исполнившись Божественного гнева, предстоятель взял с собой множество христиан и сам прогнал евреев из Александрии, дома их разрушил, а синагогу закрыл. За совершенное самоуправство эпарх разгневался на патриарха и стал творить зло родным и друзьям святителя. Например, велел принародно сорвать одежды с Иеракса, секретаря блаженнейшего, мужа известного и всеми уважаемого, и нещадно бить его.

С той поры между эпархом и подвижником возник большой раздор и несогласие: святитель защищал христиан, а эпарх – евреев. Оба они порознь написали царю Феодосию Младшему об этом деле и ждали какой последует приказ. Между тем, в Александрии было и другое обстоятельство, ставшее причиной убийств и сильного возмущения.

Жила в городе Александрии дева-философ по имени Ипатия – благочестивая и добродетельная дочь философа Феоны. Епископ Киринский Синесий пишет, что своей премудростью она превосходила всех философов того времени. Она хранила чистоту девства, не желая выходить замуж, с одной стороны, преимущественно ради любви к Иисусу Христу, а с другой, чтобы спокойно предаваться чтению философских книг. Каждый день к ней в Александрию приходили из разных стран священники и вельможи; весь народ почитал ее и с любовью выслушивал душеполезные советы и наставления. Дева-философ хотела примирить патриарха с эпархом и со смирением и кротостью приходила то к одному, то к другому. Своими разумными словами она убеждала обоих примириться, хотя святейший патриарх и ранее несколько раз искал мира с эпархом, но тот, по своему злому нраву и злопамятству, не хотел ни о чем и слышать.

Однажды днем, когда дева-философ возвращалась на колеснице домой, какие-то мятежники, не желавшие мира между эпархом и святителем, неожиданно набросились на нее, стащили с колесницы и, разодрав одежды, стали немилосердно избивать, пока не убили, но даже этим они не насытили свою злобу. Какое бесчеловечие и зверская жестокость! Бросившись на тело девы, они разрубили его на куски и сожгли в местечке, называемом Кинарос.

Узнав об этой трагедии и несчастье, все александрийцы сильно опечалились, а живущие на Нитрийской горе монахи, исполнившись ревности, спустились в Александрию, чтобы помочь и защитить своего предстоятеля. Их было около пятисот человек. Случайно по дороге встретив эпарха, восседавшего на колеснице, они начали шуметь, понося его и называя идолопоклонником – прежде он был еллином и незадолго до того принял Крещение в Константинополе. Один наиболее раздраженный монах, отец Аммоний, бросил в эпарха камень и попал в голову. Собравшийся народ оттащил иноков от эпарха. Подозревая, что это святитель направил против него монахов, эпарх воспылал гневом и подверг Аммония таким жестоким пыткам, что тот умер. Узнав об этом происшествии, Кирилл опечалился и послал за телом инока, которого с почестями предал погребению.

Эти события придали смелости евреям. Они построили себе новую синагогу, а затем, для надругательства и посрамления Спасителя и христиан, дерзнули совершить следующее беззаконное деяние: соорудили длинный крест, поймали ребенка-христианина и, обнажив его, распяли на нем, но не с помощью гвоздей, а с помощью тонких прутьев. Надругавшись над ним, они плевали ему в лицо и глумились, так же как и их отцы издевались над Господом, и так сильно избили его, что ребенок умер. Так то благословенное дитя стало причастником и подражателем Иисусовых Страстей.

Божественный Кирилл сообщил царю об этом нападении и злочестии, и правитель, хотя и с промедлением, вынес справедливый суд. Он приказал жестоко наказать еврейских начальников, а эпарха Ореста лишил должности. После прекращения возмущений и соблазнов, святитель стал прилежно и богоугодно пасти свое словесное стадо, до определенного времени наслаждаясь миром. Следующим испытанием для александрийских христиан и всей Церкви стала богохульная ересь нечестивого Нестория, который стал Константинопольским патриархом после Сисиния. Вначале своего патриаршества он ничего противного вере не проповедовал и внешне казался благочестивым. Но в душе этот несчастный был еретиком, называя Владыку Христа только «Высоким Человеком», а не Богом, Госпожу же Богородицу – не Богородицей, а «Христородицей».

Первыми начали сеять эту ересь, как терние посреди пшеницы, единомысленные Несторию жившие вместе с ним епископ Дорофей и пресвитер Анастасий. Однажды, поучая народ в кафедральном соборе Константинополя, Дорофей произнес такое хульное слово: «Кто назовет Марию Богородицею, да будет анафема». А Анастасий во время своей проповеди сказал: «Пусть никто не называет Марию Богородицей, потому что Мария была человеком и женщиной. А как может родиться Бог из человеческого тела?» Когда народ услышал эти богохульные слова, то стал возмущаться и со своими недоумениями они пришли к патриарху Несторию. Тогда этот скверный, единомысленный иудеям, не смог уже более таить в своем сердце еретический яд, и открыто изблевал против Христа и Богоматери такие богохульства: «Я не называю Богом Того, Кто был зачат во чреве Жены, и ожидал дни и месяцы, пока не родился. И Ту Женщину, что родила плотского Человека из собственного естества, не называю Богородицей».

С той поры начались споры и разделения в народе, потому что одни противились ереси Нестория и отвращались ее, другие же имели с ним общение и соглашались с его нечестием. Но эти разделения случились не только в Константинополе, но почти по всей вселенной, поскольку Несторий вместе со своими последователями записал свою ересь в книги, которые распространял повсюду, даже в пустынях, где обитали монахи. И стольких клириков, иноков и мирян увлек в это заблуждение, что, как прежде Арий разодрал свыше тканый хитон Христов, так и Несторий разделил всю полноту Церкви на многие части.

Узнав обо всем, святитель Кирилл Александрийский сильно опечалился и как верный раб Христа и Божией Матери вооружился на брань за Их честь. Как истинный пастырь, он приготовился выгнать мысленного волка из загона словесных овец. Сначала предстоятель Александрийской Церкви написал Несторию письмо с назиданием, в котором с братской любовью советовал отречься от этих еретических мнений и, обратившись к благочестию, исправить тех, кого сам же увлек в нечестие. Однако, получив письмо треблаженного, нечестивый Несторий не только не исправился, но стал еще хуже, и старался еще больше распространить свое ложное учение, а противящихся его заблуждению клириков и монахов мучил различными способами. Он сильно разгневался на божественного Кирилла и клеветал на него перед всем народом.

Когда святитель Кирилл увидел, что Несторий не исправляется он написал к нему другое, уже более суровое письмо, в котором обличал его ересь; так же преподобный обратился с письмами к Константинопольскому клиру, к царю, а затем к папе Целестину и другим патриархам. Подобным же образом Кирилл написал в разные города и страны к епископам, правителям и архонтам, ко многим отшельникам и прочим монахам. Александрийский первоиерарх доказывал на основе Священного Писания, насколько страшным и душевредным было заблуждение Нестория, побуждал всех беречься от этой ереси, как от смертоносного яда.

Наконец, поскольку день ото дня ересь Нестория умножалась и уже многие епископы совратились в нее, благочестивый царь Феодосий желая утишить соблазны и очистить Церковь Христову и пшеницу веры от шипов и терний несториева заблуждения, повелел в 431 году собрать в Ефесе Третий Вселенский Собор, на который со всей вселенной собралось более двухсот епископов, а те, которые по причине каких-то препятствий не смогли прийти сами, прислали вместо себя своих представителей.

Римского папу Целестина представлял на Соборе патриарх Александрийский Кирилл – он был первым руководителем (вторым – Иувеналий Иерусалимский, третьим – Мемнон Ефесский). Блаженный вместе с другими отцами проповедовал и учил, что Господь наш Иисус Христос – Един по ипостаси, и Один и Тот же – Совершенный Бог и Совершеный Человек, а не один и другой. А Пречистая Дева, родившая по плоти, – Госпожа и воистину Богородица. И была у всех православных великая радость, и весь народ города Ефеса торжественно рукоплескал и говорил не как раньше: «велика Артемида Ефесская!» (Деян. 19: 28), а «велика Пречистая Дева Мария, Богородица!».

Скверного же Нестория, как богохульного еретика, отцы Собора анафематствовали и извергли из сана, но поскольку тот не успокоился, а снова стал проповедовать свою ересь, сначала сослали в Фас, близ Феофани, а затем в египетский оазис, по-турецки называемый Ибис. Находясь там, нечестивый познал на себе Божественный гнев, потому что, как пишет Евагрий, у раскольника сгнил богохульный язык и был съеден червями; так же, как утверждают Кедрин и Никифор, и все тело его сгнило. Несчастный, подобно Арию в верхней Фиваиде подвергся страшной смерти: Ангел Господень поразил его, и все его внутренности выпали в сосуд с нечистотами, когда он пошел по нужде и начал хулить Христа и Богородицу. Там, как рассказывает святой Герман Константинопольский, злой и испустил свой дух. Вот такому бесчестию и наказаниям подвергся иудеомудреный еретик Несторий.

Святитель Кирилл получил от Третьего Вселенского Собора большие почести и привилегии. Чудный Иоанн Зонара в хвалебном слове, посвященном этому подвижнику, описывает следующие награды: отцы Третьего Собора даровали божественному право называться «Судией вселенной» и во время богослужения носить на голове тонкую ткань в виде плата.

Наименование «Судия вселенной» указывает на дивный вселенский суд, произведенный предстоятелем Александрийской Церкви, который Православием объединил всю вселенную, разделенную на множество частей ересью Нестория.

Тонкий плат же означает тонкость ума преподобного, ибо он составил учение об ипостасном единении Христа. С помощью этого термина представляется одновременно и одно Лицо во Христе, и две Его природы.

Кроме того, божественный Кирилл был назван и «папой». Возможно, это произошло из-за того, что он замещал на Соборе папу Целестина. Другие же по-иному толкуют вышеуказанные привилегии, ведь все патриархи Александрийские приемники святого Кирилла, удержали наименование «Папы» и «Судии вселенной», а также право носить две короны и две епитрахили, возможно, указывая на ту тонкую ткань, дарованную Синодом.

Известно, что перед созывом вышеуказанного Собора, призванном укрепить православную веру, присноблаженный понес множество трудов, искушений, подвергся беззаконной клевете и нападениям со стороны еретиков, единомысленных Несторию. Заручившись помощью мирских правителей, они составили свое собственное совещание и ложно провозгласили святителя Кирилла еретиком, подобно Апполинарию, который отрицал истинное человечество во Христе и считал Его лишь Божеством. Клеветнические письма возбудили гнев царя против подвижника, он вместе с Мемноном Ефесским был посажен в темницу и закован в железо. Детально изучив дело и узнав о ложных обвинениях еретиков и о невинности святого, царь смирил еретиков ссылкой, а блаженнейшего вместе с единомысленными ему укрепил на их первосвятительских престолах, похвалами ублажая их терпение и кротость.

Чтобы понять, насколько ненавистна была Божией Матери богохульная ересь Нестория, против которой так подвизался святитель Кирилл, в качестве отступления приведем здесь историю, о которой повествуют отцы «Луга духовного» – Софроний и Иоанн. Как-то они пошли к авве Кириаку пресвитеру Каламонской Лавры, что на Иордане, и преподобный поведал им следующее.

– Однажды во сне я увидел Госпожу Богородицу со светлым лицом, одетую в порфиру, в сопровождении двух боголепных мужей, Которая стояла у моей кельи. Я узнал, что это была Владычица, Матерь Божия, а двое мужей с ней – святые Иоанн Креститель и Иоанн Богослов. Тогда я вышел из кельи и, поклонившись Пречистой Деве Марии, стал просить войти и благословить мою келью, но Она никак не соглашалась.

– Да не возвратится раб Твой, Владычица, постыженный и поруганный от Тебя, – умолял я Заступницу усердную.

– У тебя в келье Мой враг, как же ты просишь Меня войти? – ответила мне Богородица и стала невидима.

Проснувшись, я начал плакать и скорбеть, но поскольку никого другого в моей келье не было, то задумался, не погрешил ли я чем в мыслях против Пречистой, за что Она и отвратилась от меня. Однако ничего не находил, и продолжал пребывать в недоумении и скорби. Чтобы утешиться, я стал читать книгу Исихия, пресвитера Иерусалимского, которую некоторое время назад попросил у него. В конце этой книги я обнаружил два богохульных слова нечестивого Нестория. Вот тогда я понял, что он и есть враг Богородицы, который был в моей келье.

– Брат, возьми свою книгу, ибо я получил от нее больше вреда, чем пользы, – сказал я отцу Исихию. Когда тот узнал причину, ибо я рассказал ему о видении, он исполнился Божественной ревности и в тот же час вырвал из книги те два богохульных слова и сжег их, чтобы и в его келье не было врага Владычицы нашей Богородицы.

«Только одному Богу свойственно быть безгрешным и свободным от всякой страсти», – пишет Григорий Богослов в надгробном слове Василию Великому, поэтому мы не должны замалчивать здесь о грехе великого Кирилла Александрийского. Угодники Божии, какими бы святыми они не были, как и все люди подвержены человеческой немощи и каким-то небольшим страстям. Свою страсть святитель исправил удивительным образом.

Поскольку великий Кирилл был племянником патриарха Феофила, врага Иоанна Златоуста, он поверил в истинность ложных обвинений против святителя не по злобе, но по простоте: «незлобивый муж… верит всякому слову» (Притч. 14:15) и у него сложилось недоброе предубеждение против божественного отца нашего Златоуста. Он гневался на него не только при жизни архипастыря, но и после его смерти, и не хотел, как это обычно принято, поминать в диптихах среди прочих благочестивых патриархов блаженного Иоанна.

Следующий после Арсакия предстоятель Константинопольской Церкви Аттик написал Кириллу, что он и сам был врагом Златоуста, но потом, размышляя, понял, что тот святой муж был невиновен, поэтому раскаялся, сопричислил святителя со святыми, неукоснительно стал поминать почившего, и по-братски советовал Папе и патриарху Александрийскому поступить таким же образом. Но божественный не послушался его, видимо, не желая осудить бывший при Феофиле Собор против Златоуста. Затем обратился к подвижнику и святой Исидор Пелусит – его родственник и старший по возрасту. Он дерзновенно и с великой смелостью обличал Кирилла за несправедливый и неразумный гнев на несогрешившего Иоанна Златоуста. «Не должно осуждать человека, – писал Пелусит, – прежде чем подробно не исследована его вина и прегрешение, ведь и Бог, Который хотя все знает прежде, чем это совершится, и предвидит будущее как настоящее, согласно Священному Писанию, сошел с Неба на города Содомские посмотреть, правда ли, что содомиты согрешили, или нет: «вопль Содомский и Гоморрский, велик он, и грех их, тяжел он весьма; сойду и посмотрю, точно ли они поступают так, каков вопль на них, восходящий ко Мне, или нет; узнаю» (Быт. 18: 20–21). Все это сделал Господь дабы показать нам пример: не стоит сразу же верить словам обвинителей, но вначале нужно самим изучить все обстоятельства и проверить слухи».

– Вот так и ты, – говорил он божественному Кириллу, – должен сначала думать, а потом, если найдешь разумное основание для гнева, гневаться, потому что многие из тех, кто был с тобой на Соборе в Ефесе, открыто обвиняют тебя, что ты несправедливо выступаешь против невинного Иоанна, и что, будучи родственником Феофила, во всем ему подражаешь. И как он всенародно показал свое безумие, прогнав с престола несогрешившего, святого и возлюбленного Богом Иоанна, так поступаешь и ты, обвиняя и клевеща на гонимого, хотя тот уже умер. Примеры из Священного Писания устрашают меня и побуждают писать к тебе. Если я для тебя отец, как ты сам называешь меня, то боюсь я осуждения, которое принял священник Илий при Ветхом Законе, за то, что не вразумил согрешивших сыновей своих, как должно. Если же я твой сын, что я и сам знаю, то боюсь, как бы не настигло меня наказание Ионафана, сына Саулова, который мог помешать отцу своему, обращавшемуся к волшебнице, но не удержал его от греха. Потому тот и был убит первым на войне. Итак, чтобы не быть осужденным и мне, я говорю тебе то, что служит к твоей пользе, чтобы и ты не был обличен Нелицеприятным и Праведным Судией. Послушай меня, отложи гнев свой против покойного, и не смущай Церковь живых, вызывая в ней волнения, – увещевал святителя Исидор. – Ты спрашиваешь меня, за что и как был сослан Иоанн? Но я не буду тебе отвечать подробно, чтобы не оказаться поносящим и осуждающим других, а скажу лишь, что многие беззаконники несправедливо выместили на нем свою злобу. Я коротко поведаю тебе о Египте. Египет отрекся от Моисея и работал фараону. Смиренных он бичевал, израильтян, которые трудились, мучил. Они строили ему города, а он отдавал рабочим плату. Предаваясь таким делам, Египет взрастил Феофила, который почитал золото, как бога. Он с единомысленными ему возненавидел и преследовал возлюбленного Божия и богопроповедника Иоанна. Но дом Давида, как ты и сам видишь, все больше ширится и укрепляется а дом Саула уменьшается и хиреет, – обращался Пелусит к первоиерарху Александрийских христиан.

Благодаря таким посланиям божественный Кирилл начал сознавать свой грех и исправляться. Однако до конца он ясно осознал и загладил его после видения, в котором он находился в прекрасном, исполненном неизреченной радости месте, где пребывали Авраам, Исаак, Иаков и другие дивные и славные ветхо- и новозаветные мужи. Когда же блаженный вошел в светлый храм, наполненный народом, то увидел молящуюся и сияющую неизреченной славой Госпожу Богородицу, окруженную сонмом Ангелов. Возле Богоматери в великом почете стоял Иоанн Златоуст и держал в руках Книгу своих поучений. Вместе с ним находились многие славные мужи, готовые к мщению за оклеветанного архипастыря. Когда же великий Кирилл захотел поклониться Приснодеве Марии, святой Иоанн со своей стражей с гневом набросились на него и не только помешали подойти к Богородице, но совсем выгнали из храма.

В то время, пока предстоятель Александрийской Церкви стоял в ужасе, размышляя о случившемся, раздался голос Божией Матери. Царица Небесная просила Иоанна Златоуста не прогонять Кирилла Александрийского из храма, потому что он не от злобы, но по неведению имел против него недоброе предубеждение:

– По любви ко Мне прости его, ибо он много подвизался ради Моей чести, посрамив ругателя Моего Нестория, и провозгласил людям, что Я Богородица.

После этих слов Златоуст сразу успокоился и, обняв святого Кирилла, дружески облобызал его. Так, при посредничестве Пречистой, в видении двое святых между собой примирились.

Проснувшись и тщательно поразмыслив, треблаженный раскаялся и стал обвинять себя, что так долго был подвержен суетной и безрассудной страсти по отношению к столь угодному Богу святому мужу. Тотчас же он собрал всех епископов Египта и устроил великое торжество в честь Златоуста Он внес его имя в диптихи и стал поминать среди великих святых, каждый год ублажая его память похвальными словами. Кирилл написал первое житие Иоанна, которое легло в основу жития святителя Иоанна Златоуста, составленного Георгием Александрийцем.

С той поры оставшееся время жизни божественный Кирилл пас свое словесное стадо на пажитях живоносных, всегда вел верующих по пути спасения, премудро избавляя заблудших от диавольской прелести. Для доказательства его искусства приведем следующий рассказ в сладость слушателям, и этим окончим повествование.

Авва Даниил рассказывает в «Отечнике», что в Нижнем Египте жил один преподобный старец. Он был праведен, но довольно прост и даже груб умом. Так, он думал и говорил, что Мелхиседек есть Сын Божий. Об этом донесли святому Кириллу. Папа и патриарх Александрийский пригласил к себе инока, и узнав, что он совершает знамения, чудеса, и все, чего ни попросит от Бога, Тот ему открывает, воспользовался своей мудростью, кротко сказав старцу:

– Авва, меня одолевают сомнения. Один помысел мне говорит, что Мелхиседек – Сын Божий, а другой – что он простой человек и архиерей Божий. Потому я и позвал тебя, попроси Бога, чтобы Он открыл тебе истину, а ты скажешь мне.

– Дай мне, Владыка, на это три дня, и что мне откроет Бог, то я и скажу твоей святости, – с дерзновением отвечал авва, уповая на святость своего жительства.

Монах ушел и, затворившись в своей келье на три дня, стал горячо молить Господа открыть ему о Мелхиседеке.

– Владыка, Мелхиседек – простой человек, а не Сын Божий, – провозгласил старец по окончании положенного срока.

– Откуда ты это знаешь? – поинтересовался великий Кирилл.

– Бог показал мне всех патриархов от Адама до Мелхиседека. которые прошли передо мной, и когда проходил Мелхиседек, Ангел Господень сказал мне: «Видишь, вот Мелхиседек». Итак, Владыка, я узнал, что так оно и есть.

Тогда, возблагодарив Господа, святитель весьма обрадовался, что избавил старца от заблуждения и отпустил его в мире. С того дня авва стал проповедовать всем, что Мелхиседек – простой человек, а не Сын Божий. Вот так с помощью своей мудрости присноблаженный, прославившийся борьбой за чистоту Православного учения, привел простеца к познанию истины.

Пробыв на Александрийском престоле тридцать два года, святитель Кирилл составил для православных много душеполезных книг, из которых наиболее известными являются «Сокровища» и его Толкования на Ветхий Завет. Его память празднуется 9 июня – в день преставления ко Господу, а также 18 января, когда вспоминается день его прибытия из Александрии в Ефес. Это бегство святителя посчитали достойным празднования, потому что оно послужило причиной множества благ для Церкви Христовой, ведь благодаря ему был созван Третий Вселенский Собор, осуждена ересь богохульного Нестория и по вселенной проповедана православная вера. Об этом свидетельствуют и другие исторические документы, в которых под датой 18 января написаны следующие стихи:

«Бегства Кириллова ныне память совершается,

А не кончины присноблаженного действо».

Если же в печатных Минеях мы встречаем вместо «бегства» «молчание», это является типографской опечаткой, ведь и в рукописях Синаксаря под датой 9 июня стоит подпись:

«Умер Кирилл, Александрии Папа,

Ко Господу переселился всех господ.

Обрелся во гробе земном Кирилл в девятый день»

При кончине великого Кирилла Александрийского присутствовала Сама Госпожа и Владычица Богородица. Богоматерь посетила Своего раба, потому что и он при жизни Ей верно работал, подвизаясь за Ее честь. А сейчас он пребывает на Небесах и сорадуется с ликами Ангелов, патриархов, пророков, апостолов, иерархов и со всеми святыми. Со своим возлюбленным другом, божественным Иоанном Златоустом, он стоит у Престола Христа Бога и Его Пречистой Матери, Которых защищал и за Которых пострадал. Он непрестанно просит Всесвятую и Единосущную Троицу за всех христиан, чтобы и они сподобились Царствия Небесного, чего да достигнем все мы по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, Которому подобает всякая слава со Отцем и Святым Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

(Из творений Никифора, Созомена и других церковных историков)

Сей преподобный отец наш Андроник происходил родом из Великой Антиохии. Он был весьма добродетелен, богобоязнен и богат не только мирским благами, ибо вся округа его знала как серебряных дел мастера, но и духовными. Он взял себе такую же скромную и боголюбивую жену по имени Афанасия. Посоветовавшись, они решили разделить свое богатство на три части, и из одной щедро давали нищим, из другой – взаймы без процентов всем нуждавшимся, а третью оставляли себе на жизнь. Родив двоих детей, мальчика и девочку, они более уже не хотели соединяться друг с другом, но проводили жизнь целомудренную и всегда по возможности заботились о спасении. Они часто молились, ходили на церковные богослужения, посещали больных, заботились о странниках, одевали нагих, освобождали из темниц заключенных и совершали другие добрые и богоугодные дела.

После двенадцати лет совместной жизни, их дети, будучи в том возрасте, когда родители не могли нарадоваться на них, вдруг умерли в один день. Блаженный Андроник не выказал при этом никакого малодушия, не рыдал бесчинно, как в таких случаях обычно поступает большинство, но, умеренно поскорбев, как и полагается по законам естества, перенес эту напасть, восклицая блаженным гласом Иова: «наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь» (Иов 1: 21). А супруга его Афанасия скорбела по детям неутешно, и после погребения их близ церкви святого мученика Юлиана не хотела отходить от могилы, говоря, что тоже хочет умереть и быть погребенной вместе со своими детьми.

Чтобы утешить Андроника, его взял к себе в Патриархию патриарх, а Афанасия, в скорби, не могла отойти от того места и оставалась вблизи церкви святого мученика Юлиана плача и рыдая со многими воздыханиями и воплями. И вот посреди ночи, в образе монаха ей явился мученик Юлиан и спросил:

– Женщина, что ты плачешь и не даешь покоя тем, кто здесь находится?

И отвечала она ему:

– Господин мой, не сердись на рабу свою. Сердце мое сильно болит, потому что было у меня двое детей, а ныне я их похоронила, вот и плачу сейчас.

– Не плачь о детях своих. Уверяю тебя, что как тело нуждается в пище и не успокоится, пока не дать ему еды, так и дети твои малые, которые умерли, просят у Бога Небесных благ, говоря: «Господи, Праведный Судия, вместо земных благ, которых мы лишились, дай нам Небесные». И невозможно, чтобы Бог не дал им.

Услышав это, Афанасия пришла в себя и, умилившись, переменила печаль на радость, сказав:

– Дети мои живы, и радуются Небесным благам, тогда зачем же я плачу и скорблю?

Она обернулась, ища монаха, который с ней говорил, но, обыскав весь храм, никого не нашла. Тогда женщина обратилась к служке с вопросом:

– Где тот монах, который сейчас зашел сюда?

– Видишь, все двери храма закрыты. Как же ты спрашиваешь, где монах?

Однако служка понял, что женщине было видение. Афанасия, устрашенная, пошла домой и обо всем рассказала мужу, а затем стала проситься в монастырь. Блаженный Андроник с радостью воспринял ее слова, потому что и сам желал того же, в чем и признался ей. И так оба решили отречься от мира и стать монахами.

Андроник немедленно раздал большую часть их имения нищим и отпустил на свободу всех рабов. Оставшуюся часть имения он оставил своему тестю, велев устроить на эти деньги больницы и гостиницы, и они, взяв немного средств на дороогу, ночью покинули дом. Взглянув издали на дом, блаженная Афанасия возвела очи свои к Небу и произнесла: «Господи Боже мои, Ты, рекший Авраму и Саре: «пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего… в землю, которую Я укажу тебе» (Быт. 12:1), веди и нас в страхе Твоем, ибо и мы оставили дом свой ради имени Твоего. Молим Тебя, не затворяй нам двери Царствия Твоего». Они заплакали и ушли из своего родного города. Придя в Иерусалим и поклонившись святым местам, они встретили святых отцов и беседовали с ними много дней. Уйдя оттуда, они пришли в Мисири к известному авве Даниилу и поведали ему о своем намерении, прося привести их на путь спасения.

Авва Даниил поместил Афанасию в женский Тавенисиотский монастырь, а Андроника удержал у себя. Испытав его какое-то время, он постриг его, облачив в ангельский образ. Так Андроник оставался при авве двенадцать лет, во всем оказывая ему послушание. По истечении двенадцати лет Андроник стал просить авву Даниила отпустить его в Иерусалим, чтобы поклониться святым местам. Преподав благословение, тот отпустил его. Идя по дороге, преподобный Андроник сел под деревом отдохнуть от зноя, а в это время, по устроению Божию, туда пришла и его жена под видом мужа, переименованная в монаха Афанасия. Она тоже направлялась к святым местам. Когда они поприветствовали друг друга, то она узнала Андроника, а он ее нет, потому что от чрезмерных подвигов увяла ее красота, и она походила на арапа. Она спросила его:

– Господин авва, куда ты идешь? Андроник отвечал:

– К святым местам.

– И я хочу пойти.

– Хочешь пойдем вместе? Как пожелаешь, только пойдем по дороге молча, чтобы не видно было, что я иду с тобой.

– Как пожелаешь, пойдем молча.

Тогда Афанасия спрашивает его:

– А ты не ученик ли аввы Даниила?

– Да, ученик.

– А тебя зовут не Андроник?

– Да, я называюсь Андроником.

– Молитвы старца да сопутствуют нам.

– Аминь. Да будет так.

Так вдвоем они пришли в Иерусалим, поклонились святым местам и молча вернулись в Александрию. Там Афанасия спросила Андроника:

– Хочешь будем жить вместе в келье?

– Как пожелаешь, но сначала я пойду к моему старцу – испросить разрешения и молитвы.

– Ступай, я буду ждать тебя в местечке Октокэдекатон. Если сможешь жить со мной и не разговаривать, как тогда по дороге в Святую Землю, то приходи. А не сможешь, не приходи.

Андроник пришел к старцу и поведал ему обо всем, попросив, если он сочтет разумным, позволить ему жить с монахом Афанасием. Со слов Андроника авва Даниил понял, что Афанасий весьма преуспел в добродетели, поэтому разрешил, сказав напоследок: «Ступай, возлюби безмолвие и пребывай с тем братом, потому что он настоящий монах». Так Андроник вернулся в условленное место и жил вместе с Афанасием двенадцать лет, не зная, что это была его жена. Сколько и какие подвиги они приняли на себя, невозможно достойно описать. Много раз их навещал авва Даниил, беседуя на духовные темы и рассуждая о спасении души. Однажды, когда авва Даниил снова пришел к ним и, уже достаточно побеседовав, простился и двинулся в обратный путь, авва Андроник побежал за ним и, догнав, сказал:

– Авва Афанасий занемог и скоро отойдет ко Господу.

Услышав это, авва Даниил вернулся и обнаружил, что у больного страшный приступ. Увидев авву Даниила, Афанасий стал плакать, а старец ему сказал:

– Вместо того, чтобы радоваться, что идешь к Богу, ты плачешь?

– Я плачу о том, что авва Андроник остается один. Прошу тебя, отче, окажи любовь. По моей смерти найдешь у моей головы маленькую табличку. Прочитай, что там написано, и дай прочитать авве Андронику

Затем все трое помолились, блаженная Афанасия причастилась Пречистых Тайн и почила о Господе. Тогда авва Даниил прочитал табличку, и они узнали, что приснопамятная Афанасия была женой Андроника. Об этом стало известно по всей Лавре. Авва Даниил послал сообщение братии, и на ее погребение собрались все отцы, жившие во внутренней пустыне, из всех Александрийских Лавр, из всей той местности и из скита. Скитские надели белые одежды, потому что был у них такой обычай – надевать белые одежды на погребение братии, как победивших трех врагов: плоть, мир и миродержца-диавола. Честные мощи преподобной Афанасии вынесли с ветвями вайи и, прославляя Бога, давшего святой такое терпение, погребли с большим благоговением и славословиями.

А авва Даниил остался там, чтобы совершить семь панихид по преподобной, после чего хотел взять с собой авву Андроника, но тот не желал оттуда уходить, сказав:

– Я хочу умереть здесь, вместе с моей госпожой Афанасией. Тогда, простившись с ним, авва Даниил тронулся в путь, но некий брат нагнал его по дороге и сказал, что у аввы Андроника приступ. И снова авва Даниил вернулся и послал сказать в скит, что преподобный Андроник идет вслед преподобной Афанасии. Снова собрались все братия и застали его еще живым. После того, как они получили от него благословение, он упокоился о Господе. А между братиями, которые жили в Октокэдекатоне, и скитскими возник спор из-за честных мощей преподобного Андроника, кто их возьмет. Насилу авве Даниилу удалось угасить этот спор, и преподобного Андроника погребли вместе с его сподвижницей, преподобной Афанасией, прославляя и благословляя Иже над всеми Бога. Аминь.

Родиной сего божественного отца нашего Андрея был знаменитый Дамаск, ныне называемый турками Сиам. Родился преподобный от богобоязненных и добродетельных родителей Георгия и Григории и до семи лет был немым, так что они очень печалились, думая, что он навсегда таким и останется. По истечении семи лет, когда однажды с родителями он пошел в церковь и причастился Пречистого Тела и Крови Господней, случилось чудо. Язык его тотчас же разрешился от уз, и мальчик стал свободно говорить.

Тогда родители отдали его в школу на обучение священным наукам. Обладая острым умом, Андрей с большой охотой и ревностью предавался занятиям, и с чрезвычайным желанием упражняясь в предметах, преуспел во всех науках. Имея опытных учителей, он в совершенстве овладел всем. Язык его очистился, и Андрей стал искусно и приятно говорить. Душу свою он соделал способной к стяжанию добродетели и истины, а ум к тому, чтобы преуспевать в созерцаниях горнего. Затем, изучив Священное Писание, он так был просвещен помыслом, что горячо полюбил истину и Божественную премудрость, к ней только всецело и стремясь.

Размышляя о том, что никаким другим способом нельзя соединиться с Божественной премудростью, кроме как освободившись от земных материальных вещей, он попросил родителей посвятить его Богу, ибо не имел никакой склонности и любви ко всему мирскому. Движимые, конечно, Богом, родители привели его к Живоносному Гробу Господню и посвятили как жертву благоприятную Богу. Патриархом Иерусалимским был тогда Феодор, человек святой жизни, который с большой радостью принял юношу и сделал его своим духовным чадом (ибо подобный всегда любит себе подобного). Облачив его в монашеский образ, он рукоположил Андрея в диакона и стал всецело заботиться о его преуспеянии, стараясь воспитать его в добродетели и возвести «в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова» (Еф. 4.13).

Имея перед собой как бы добрую землю – душу юноши, патриарх имел и добрые надежды, что с помощью Божественного слова и доброго примера собственной добродетели душа его принесет стократный плод. Но старец не смог в совершенстве насладиться им, потому что разрешился от уз телесных и, с радостью скончавшись на руках своего духовного чада, пошел ко Владыке Христу, чтобы принять светлые венцы за доброе управление Церковью. А божественного Андрея по своей смерти (помимо того, что сделал его экономом Церкви) назначил управителем и попечителем всей Церкви, потому что из-за юного возраста не мог оставить его преемником Патриаршего престола. Невзирая на возраст, в добродетели, заботе, надзоре и пользе, им приносимой, Андрей не уступал никакому другому покровителю Церкви, но был для Иерусалимской Церкви и отцом, и учителем, и экономом, и слугой, и ярким примером всякого добра.

По повелению благочестивого царя Константина, внука Ираклия, собрался тогда в Константинополе Шестой Вселенский Собор, который торжественно отверг монофелитскую ересь и составил священный свод догматов. По всем Церквам были разосланы письма от царя, в которых одобрялись им Соборные правила и все верующие призывались следовать им. Когда это письмо пришло в Иерусалимскую Церковь, то наполнило ее духовной радостью и явилось свидетельством того, что благочестие, на которое ранее ополчались еретики, снова славно укрепилось. Лучшие люди Иерусалима решили, что нужно отправить в Константинополь человека который сможет доказать, что и они согласны с догматами Божественного Собора; на общем собрании постановили послать с этой целью великого Андрея вместе с другими двумя клириками, поскольку он был обучен догматам благочестия и преуспел в них больше любого другого силой слова и Святым Духом.

Итак, взяв с собой двух выдающихся клириков, которых сам же и избрал, Андрей пришел в Константинополь. Царя он уже не застал в живых, наследником же царства стал его сын Юстиниан II, Ринилат. Ему он передал исповедание Иерусалимской Церкви, а все недостающее в нем восполнил прекрасной речью. Вызвав удивление своей святостью и премудростью, он хорошо управил дела порученного ему посольства и отослал клириков обратно в Иерусалим возвестить остальным, как закончилось посольство, а сам остался в Константинополе, чтобы избавиться от церковных дел и в безмолвии проводить уединенную жизнь.

Внутренне подготовившись, свободный от всех забот благовидных и неблаговидных, он полностью предался изучению и созерцанию Божественного, подвизаясь постом, бдениями и слезами. Таким образом, он очищался телом и душой, просвещался умом и, во всем став как бы подобным Богу, таинственно соединялся с Ним, получив предобручение будущим благам. Проведя долгое время в безмолвии, святой смог вместить совершенную меру добродетели и впоследствии много пользы сотворил всем, кто к нему приходил. Но поскольку этот славный делом и словом не мог надолго укрыться под спудом безмолвия, о нем стало известно как царю, так и Церкви. Насильно разлученный с безмолвием, он был против воли поставлен на служение Великой Церкви. Затем ему доверили попечение и управление сиротскими домами. Прекрасно справившись с послушанием, он стал отцом и питателем сирых и нищих. Прилежно заботясь об обоих сиротских домах Константинополя, он не только добился увеличения средств на их содержание, но и построил новые и обширные помещения для сирот. Оказавшись во всем достойным, он принял и большее попечение, будучи возведен на высокий архиерейский престол митрополии знаменитого острова Крита, и именно служба на этом острове позволила ему стать пастырем и учителем всей Церкви Христовой.

В своей епархии он сразу приступил к делу, прилагая все силы к тому, чтобы увеличить и спасти свою паству. Сначала он премудро обратился к священникам с весьма кротким словом о порядке при богослужении, показав, каким должен быть священник, который не только сам удостоен приближаться к Первому и Непреступному Свету – Богу, но обязан просвещать и других, примиряя их с Богом, то есть священник сам должен сиять и быть чистым, как зеркало, чтобы принимать в себя лучи Божественного света и светить другим. Затем преподобный привел в порядок заведения для содержания дев и монастыри, написав для них Устав. После этого стал заботиться о мирянах, уча их прилепляться к Богу, а не к плоти и миру, презирать мирские удовольствия, соблюдать заповеди Божий и подвизаться ради своего спасения. Юных он научал целомудрию, грешников возвращал к покаянию, кающимся давал надежду на Божественную милость, подвизающихся склонял на подвиги добродетели, помогал обуреваемым страстями, поддерживал тех, кому грозила опасность впасть в грех, павших поднимал, для немощных был силой, для печальных – утешением, для вдов – защитником, для сирот – отцом, для нищих – сокровищем, алчущих – питателем, для нагих – покровом. Да и к чему многословить?… "Для всех он сделался всем, чтобы спасти» всех (1Кор. 9, 22). И, как Господь в будущем веке станет для святых, и Светом, и Жизнью, и Славой, и Пищей и Одеянием, и Радостью и всеми прочими благами блаженства, так и сей великий Андрей был для жителей его епархии всяким благом – не только душевным, но и телесным, с которым можно было без печали проводить настоящую жизнь.

Он отверз благое сокровище своего сердца и вынес из него слова благие, и, расширив уста помышления своего наполнил их благодатью Духа Святаго (Пс. 44: 2). Премудростью, разумом и Божественным вдохновением преподобный составил книги, посредством которых предстает как способный ритор и богодухновенный священнословец. В своих «Словах» на различные Богородичные праздники он торжественно восхваляет Пречистую Матерь Сына и Слова Божия, похваляет Животворящий Крест Спасителя, на котором Бесстрастный Бог претерпел блаженные страдания и вольную смерть, соделав нас причастниками Своего Царства и славы, а также восхваляет еще многие другие Владычние праздники. Кроме того, преподобный воздал хвалу и некоторым святым, своими похвалами делая их мучения как бы своими. Особенных похвал удостаивает он великого Иоанна Предтечу. Составил преподобный Андрей и множество канонов и тропарей, которыми он не только украсил праздники и подвиг христиан к духовному веселью и радости, но и вызывал умиление, заставляя поющих и читающих их проливать источники слез; он составил тот достойный похвалы Канон Великий, чтение которого вызывает не только покаяние и умиление, но и дает обширные знания, так как учит христиан тому расположению, с каким они должны читать истории Священного Писания, и тому, как сделать их причиной высших нравственных созерцаний (Великий Канон Андрея Критского).

Преподобный Андрей не только словами, но делами и великими подвигами украсил свою паству и радовал другие христианские Церкви. Он обновил разрушенные храмы Божии, предоставляя щедрую помощь строителям, а в честь Пресвятой Богородицы и Приснодевы Марии воздвиг прекрасный храм, назвав его Влахернским. Строил преподобный и гостиницы, где давали покой престарелым, лечили больных и предоставляли кров странникам и нищим. Всем нуждающимся он не только щедро раздавал необходимое, премудро и богоугодно расходуя деньги, но, как во всем другом, так и в этом подражая своему Владыке и Учителю Христу, он собственными руками служил немощным и странным, омывал им руки, ноги и голову, очищал раны больных – так в нем горела любовь к Богу и ближнему.

Следует упомянуть здесь о двух чудесах святого, чтобы показать святость и дерзновение, которое имел к Богу божественный Андрей. Однажды на Крит напало войско варваров, желавших пленить и погубить паству святого, для чего они использовали все военные средства, подвергнув остров продолжительной осаде. Но богоугодные молитвы святого Андрея не только уберегли его паству от опасности, но и внушили варварам такой страх, что они убежали сами, никем не гонимые. Причем из-за этого поспешного и беспорядочного бегства многие из них погибли или в морских волнах, или от рук христиан.

В другой раз дело было в начале лета. Солнце палило землю, дождя не было, и все посевы завяли, так что появилась опасность голода. От страха голодной смерти, иссушенные, без воды, опаляемые солнцем, люди уже совершенно отчаялись. Но как же поступила в таком несчастье сострадательная и милующая душа святого? Может быть, он презрел свою паству, которой угрожала смертельная опасность? Нет. Воздвигнув к небу руки и подняв очи, он всей душой призывал Бога пролить на землю дождь. И – о чудо! – небо наполнилось тучами, и полился дождь. Растения напитались влагой и принесли обильные плоды, так что люди успокоились и утешились.

А в другой раз случилась в его епархии чума, которая погубила многих. Молитвы и слезы святого к Богу помешали распространению смертельной болезни. Совершил великий Андрей и множество других чудес, о которых, если рассказывать, не хватит и целой жизни, потому что, имея в душе Бога, он был для жителей своей епархии причиной всех благ от Него, избавляя их от всякого зла. Богу же, как жертву приятную и драгоценную, он предлагал души спасенных им людей.

Однажды святому, по необходимости, потребовалось отправиться в Константинополь. Прибыв туда, он был принят с великой честью и уважением как всей Церковью, так и царем и всеми архонтами. Проведя там некоторое время, он раздавал жаждущим Небесный хлеб – слова учения, и напоял жаждущих животворящей водой Духа Святаго, не чуждался и материальных благ – предлагал алчущим телесную пищу, помогал обидимым, защищал вдов, сирот, утешал скорбящих. Наконец он собрался возвращаться к себе в епархию и, хотя уже знал, что больше не увидит свою паству, тем не менее предал себя двигавшему им Духу Святому. Взойдя на корабль, он поплыл на Крит, но, достигнув Митилины, судно остановилось. На вопрос святого, как называется это место, ему ответили, что Ерессос. Тогда он сказал: «Здесь я должен передать Богу тот образ, который он мне дал, здесь я умру». Так и произошло. Разрешившись телесных уз, он в радости вознесся к Желанному Богу и, сияя от Непреступного Света Его Божества, наслаждается неизреченными благами Его Царства. А священные его мощи были положены в храме святой и добропобедной мученицы Анастасии, как сокровище некрадомое и источник чудес, приснотекущий во славу Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.

(Написано Макарием Макрийским)

Повествование о жизни праведного Евдокима приносит великую пользу и рассказчику, и слушателю. Причем не только потому, что святой горячо возлюбил добродетель, как и многие другие подвижники, но более по той причине, что, находясь среди житейских забот, носимый подобно кораблю по житейскому морю, погружаясь в волны мятежные и донимаемый с помощью различных видений диаволом, он невозмутимо уберег себя от всех страстей, происходящих от гнева, и сохранил душу чистой и неоскверненной – и от страстной похоти, и от самого малейшего помысла. И стяжал блаженный все добродетели, которыми уязвлял бесов больше, чем те, кто подвизались в пустынях по пятьдесят-шестьдесят лет и для которых он стал примером добродетели. Но самым высоким образцом для подражания он стал для тех добродетельных, что живут в миру, и они, обращая на него взоры, могли безопасно проходить свое жительство и спасаться. А теперь настало подходящее время предложить благочестивым слушателям рассказ, как некую трапезу, на которой подаются никогда не убывающие и не портящиеся Духовные яства.

Сей дивный Евдоким был родом из Каппадокии, сыном благочестивых родителей. Отца его звали Василий, а мать – Евдокией. Они были знатного рода, владели большим имуществом и занимали высокие должности. Отец Евдокима, Василий, был патрицием. Хотя Евдоким и был такого славного рода, его не столько почитали за знаменитое происхождение, сколько прославляли и удивлялись его подвигам, которым присноблаженный по собственной воле ревностно предавался. Отпрыски благородных родителей, чтобы стать знаменитыми (может быть даже занять высокие должности), в большинстве своем, остаются в миру. Но находиться в миру и проводить жизнь добродетельную и необычайно целомудренную, там, где предаются наслаждениям и неге, весьма трудно. Сего блаженного отрока, отданного родителями изучать грамоту, не потребовалось понуждать к учебе страхом наказания розгами, ибо он сам понуждал себя учиться со всяким прилежанием, день и ночь читая Священное Писание, изучению которого треблаженная та душа радовалась больше, чем те, которые находятся за роскошной трапезой и пируют с танцами и тимпанами. Сему святому подходило пророческое изречение: «Как сладки гортани моей слова Твои! лучше меда устам моим» (Пс. 118:103). Любил он ходить в храмы Божии, слушать священные службы и слова Божии, всячески стараясь стать чистым храмом «Бога Живаго», по выражению великого апостола (2Кор. 6:16).

И склонял враг истины многих юношей, ровесников Евдокима, понуждать его ходить с ними на пиры и приятно проводить время на охоте и в радостях, но сей приснопетый имел для себя лишь один пир, роскошь и наслаждение – молитву и чтение душеполезных книг. И не так, как поступают некоторые, которые молятся, хотя ум их не внимает молитве, и читают, не вникая ни в то, что сами читают, ни в то, что им читают другие. Но сей истинный раб Господень и когда молился, и когда читал, всем умом и всем помышлением прилеплялся к священным словам.

А целомудрие и чистоту, самую драгоценную из всех прочих добродетелей, соделывающую человека равным Ангелам, блажженный настолько возлюбил душой, что с дерзновением мог сказать вместе с праведным и многопобедным Иовом, что никогда «сердце мое не следовало за глазами моими» (Иов. 31, 7). Но самое великое то, что приснопетый задумал не смотреть на женские лица, пока находится в этой жизни. И в течение всей своей жизни на других женщин или девиц кроме матери, не смотрел и не разговаривал с ними.

Вместе с целомудрием он сочетал и милосердие, сопровождаемое тихостью. Целомудрием человек украшается пред Богом, а через милосердие душа питается благодатью Духа Святаго. Преподобный отличался таким милосердием, что даже необходимое ему самому для жизни раздавал нищим, причем не только деньги, но и все то, в чем другие испытывали нужду. Он столько помогал нищим, что если бы надо было продать себя в рабство, чтобы освободить других, он бы с радостью согласился, ибо знал блаженный, что милосердие есть плод любви. Он был отцом сирых, управителем вдов, одеждой нагих, насыщением алчущих, утешением скорбящих.

Сей дивный муж за свои добродетели и против собственной воли удостоился и царского достоинства, но при этом нисколько не перестал помышлять о Небесных красотах. Более того, думая, что это достоинство дано ему как дар от Бога, он стал трудиться еще более и посвятил себя Божественной любви. Этот святой был поставлен даже стратопедархом (военачальник, фельдмаршал) Каппадокии в епархию, называемую Харсиана. Как разумный эконом, он тратил деньги не ради собственной чести и славы, как поступает большинство, ибо получив какое-нибудь звание они стараются прославиться безумиями и имеют привилегии, и не задумываются, несчастные, о страшном Суде, который произведет над ними Праведный и Страшный Судия. Блаженный же Евдоким все тщание и заботу полагал на то, чтобы в преподобии и правде править малыми и великими, и саму душу свою, ее ли бы потребовалось, положил бы за своих подданных.

Да и что толку много говорить? Был блаженный Евдоким совершенным во всякой добродетели: в любви к Богу пламенной, в любви к ближнему неподражаемой, ради которой он избегал всякого злословия. И не только сам хранил себя от осуждения, но и другим всячески препятствовал произносить что-либо против ближнего. Он учил, что каждый должен уметь больше слушать, чем говорить. При такой блаженной жизни был Евдоким сосудом избранным, и словом учитель, и делом пример, и живой образец для тех, кто с ним общался. И это продолжалось до тех пор, пока он не приблизился к блаженному концу жизни там же, в Каппадокии, прожив тридцать три года, будучи молод возрастом, но старцем разумом и знанием.

Предузнав о грядущей кончине, праведник не смутился, потому что вся его жизнь была попечением о смерти. Единственное, чего ему не хватало, так это матери, которая находилась в это время далеко, и не могла присутствовать при его кончине. Итак, настал его последний час перед тем, как идти ко Господу. Многие пришли навестить его в этот час. После сказанных им слов о памятовании смерти, он завещал похоронить его в той одежде, которая на нем была, и не делать над ним того, что обычно делают для других умерших. Затем он подал знак и, как только все вышли, начал молиться Богу такими словами, которые слышали некоторые и впоследствии поведали: «Господи Боже мой, подобно тому, как при жизни я не хотел являть другим то, как живу, так и при кончине моей, прошу, пусть не будет никакого знамения, чтобы никто не подумал, что я Тебе угодил». После слов его: «В руце Твои, Господи, предаю дух мой» святая его душа отошла. Присутствовавшие там из благоговения к святому сохранили не только одежды, которые на нем были, но и постель, на которой он спал (она была сделана из грубо сколоченных досок), положив ее в могилу.

Однако солнце не могло укрыться за тучей, а светильник – под спудом, потому что, чем больше треблаженный таился, тем больше Господь открывал его для пользы многих. Некий Илия, одержимый страшным бесом, спустя много дней после кончины святого проходил около того места, где лежали его мощи, как бес вдруг начал мучить его и, сильно сотрясая, швырнул на землю, как мертвого. И так бес вышел, а тот человек освободился. Господь прославил своего раба, и слух о чуде, бывшем с Илией, распространился повсюду как звук трубы. К мощам Евдокима стало стекаться множество народа, приносили больных разными немощами, которые исцелялись у гроба святого.

У некой жены было дитя с парализованными руками. Как только они подошли к гробнице святого, в тот же день ребенок исцелился. А у другого ребенка были парализованы не только руки, но и ноги. Придя ко гробу с такой же верой, как и те, предыдущие, он тоже получил исцеление. Даже лампадка над гробом святого была источником исцелений, потому что все, страдавшие от каких-либо недугов, помазываясь елеем из нее, исцелялись. А одна жена имела в себе нечистого духа. Как только она приблизилась ко гробу святого, бес вышел. Другая жена долго мучилась от страшной и неизлечимой болезни. С верой придя ко гробу святого, она взяла землю, смешала ее со слезами и этой смесью помазала рану, немедленно получив желанное здоровье. А земля с могилы святого помогала не только тем, кто сюда приходил, но и тем, кто находился далеко и не мог прийти. Ее посылали больным и те, помазавшись ею, по вере своей обретали здоровье. Невозможно описать все чудеса святого.

А сейчас пришло время рассказать и о перенесении его честного тела из Харсиана в Константинополь. Молва о чудесах святого разошлась по всем городам и странам, так что многие удивлялись и недоумевали, как юный возрастом, находившийся среди соблазнов мирских и имевший высокий сан, смог достичь добродетелей, которых едва достигают подвижники в глубокой пустыне, и сохранил такую чистоту и целомудрие. Слыша о бесчисленных и скорых чудесах все изумлялись, большинство же только о святом и говорили. Когда до родителей дошел слух о его смерти, и чудесах на его могиле, они опечалились по поводу первого, а от второго получили утешение и очень захотели убедиться в том воочию. Побежденная любовью к сыну, мать святого не стала задумываться ни о дальности расстояния, ни о трудах и опасностях пути, но, движимая сильным желанием, отправилась ко гробу дорогого и святого своего сына. Увидев там множество людей, приходивших с великим благоговением, и те чудеса, что совершались от священного гроба, когда одержимые бесами и страдавшие от прочих болезней скоро исцелялись, она упала на землю и обняла гробницу. Мать плакала об умершем, одновременно дивясь благодати совершения чудес, которую он получил от Бога. Смешивая плач с похвалами, она говорила так: «Чадо мое сладчайшее, свет очей моих, неизреченная красота наша родительская. Откуда у тебя такая благодать исцелений? Конечно, эта благодать дается Богом тем, кто живет в чистоте и подвиге, скрывая труды и добродетели. Эта благодать дается Богом истинным Его рабам, как предвестница будущих благ Небесного Царствия. Ради тебя, чадо мое, и меня называют блаженной и треблаженной матерью. Не буду я более как мать плакать и рыдать, но как другу и возлюбленному Божию предложу песни и пения духовные. Не буду тебя более называть плодом чрева моего, но сыном Божиим по благодати. Я родила тебя по плоти, а сейчас сама рождаюсь от тебя по духу и не стыжусь называть тебя своим отцом. Ибо ради твоих добродетелей твой Отец – Сам Отец Небесный, родные твои – святые Ангелы и лики святых. Сделай милость, любимый, и нам, твоим родителям, которых скорбь по тебе удручает больше, чем старость. Воздай плату за твое воспитание мне, плотской твоей матери, породни меня с Небесным своим Отцом. Воздай также и родившему тебя по плоти отцу, и упокой его старость на лоне Авраамовом. Сие моление обращают к тебе, чадо мое благословенное, старость отеческая, и болезни чрева материнского, и сосцы молочные, имиже питался, и родные твои. Знаю, что если попросишь Бога о родителях твоих, у которых есть заповедь – почитать чад, он послушает тебя Ибо честь, бываемая родителям за детей, восходит к Богу Который всех Отец и Творец».

С этими словами благочестивая мать святого повелела поднять могильную плиту и вынуть гроб со святыми мощами. И явилось странное чудо, достаточное, чтобы подтвердить все сказанное. С тех пор, как погребли святого, прошло восемнадцать месяцев, и, находясь столько времени в земле, честные мощи нисколько не претерпели того, что обычно происходит с телами усопших. Ни цвет лица не изменился, ни следов гниения или малейшей порчи какого-либо члена не было. Святейшее тело нисколько даже не почернело, но лицо преподобного было веселым, цветущим и приятным, подобно лицу человека, который не умер, а спит. И в нем лишь не было движения, чтобы показалось, что святой жив. Не истлела даже одежда, в которой его положили во гроб. А мы все знаем, что бывает с телами усопших: кроме телесного зловония, и от одежды исходит тяжелый запах плесени и разложения. Но у этого треблаженного и само тело, и одежды испускали чудное благоухание. Приятно было на него и смотреть, и обонять. Казалось, что открыли не гроб мертвеца, но какой-нибудь прекраснейший сад с благоухающими растениями и цветами.

Был при этом один иеромонах по имени Иосиф, который взял святое тело, чтобы поставить его на ноги. И только он прикоснулся к святому, как тот сам встал как живой. В сильном страхе Иосиф упал к ногам святого и просил его, как живого позволить снять с него одежды. Сначала он снял хитон и надел другой, затем снял с ног обувь, причем так легко, что казалось, сам святой помогал в этом. Закончив все это, Иосиф снова привел его в прежнее положение, вместе с находившимися там прославляя Бога, Который прославляет прославляющих Его.

Из этого можно заключить, что гробница святого была открыта промыслительно, чтобы явилась великая благодать, которой Бог прославил его, вышеестественным образом сохранив тело святого нетленным. Когда оно было явлено, задрожали и убежали бесы, гонимые как бы молнией. Конечно, даже когда оно было сокрыто в земле, они боялись его и оставляли людей, насколько же больше стали бояться, когда оно явилось, сияющее во славе святости.

После этого между матерью святого и местными жителями разгорелся спор, потому что мать хотела забрать святые мощи с собой в Константинополь, говоря, что «эта звезда воссияла из моей утробы», местные же в ответ утверждали, что «действительно от тебя воссияла, но у нас царствовала. Как же ты можешь лишить нас такой благодати, которая именно здесь распростерла лучи стольких чудес? Да, виноград от вас, но благодатный плод он принес у нас. Так благоволил Бог и не противоречь решению Божию. Не завидуй нам по причине благодеяний Божиих, не лишай нас столь многой пользы душевной и телесной. Хватит тебе и славы, что ты мать такого святого». Услышав это, она благоразумно ушла восвояси. Прошло после этого много дней и тот иеромонах Иосиф, находившись в той местности, улучил время и похитил сокровище, уйдя так, что его не заметили местные. Хотя Иосиф уходил со святыми мощами тайно, об этом стало известно по миру, которое с них стекало, и по чудесам, совершавшимся на пути. Так, одна одержимая бесом жена, которую вели по дороге несколько человек, оказалась рядом со святыми мощами. Тогда демон пришел в ярость и она, понуждаемая им, стал кричать, понося святого и бесчинно прыгая. Бес вышел, изгнанный благодатью Святаго Духа, а жена выздоровела и вернулась домой, прославляя Господа. И другая некая дева, имея страшную болезнь, как только с верой приблизилась к святым мощам, сразу же по лучила исцеление.

Вот так чудотворениями святой воздал родителям драгоценным даром. Боголюбивая и чадолюбивая мать сделала серебряную раку для святых мощей, которые положила в прекрасном храме Пресвятой Богородицы, который построили до того. И каждый день там происходили бесчисленные... а Вот такую благодать получил от Бога святой Евдоким за свое необыкновенное милосердие, за то, что желание отдавать у него было гораздо сильнее, чем у тех, кто просил, – принимать. Блаженный изобильно сеял здесь временное, а сейчас пожинает тысячекратные вечные плоды в Небесном Царстве, которого да сподобимся и мы предстательством сего треблаженного Евдокима. Аминь.

(Написано божественным Симеоном Метафрастом)

Сей преподобный отец наш Павел происходил из Константинополя. Отцом его был царь Михаил куропалат, именовавшийся также и Рангаве, который, будучи человеком мирным и богобоязненным, не мог спокойно взирать на каждодневные беспорядки, происходившие тогда, отрекся от царства и постригся в монахи в основанном им монастыре Мирэлаон. Богоугодно пожив, он упокоился о Господе. Матерью преподобного была дивная в добродетели Прокопия, дочь царя Никифора и сестра царя Ставракия. Когда она была беременна святым, накануне родов ночью, она увидела сон, как будто родила на пшеничном снопе агнца. Когда же тот сошел со снопа, то пришли два льва и хотели его растерзать. Агнец стал с ними сражаться. Увидев это, царица бросилась ему на помощь и, когда была уже рядом, увидела, что это был не агнец, а мальчик, державший в руках крест, силой которого он и умертвил львов. Восстав от сна, мать родила блаженного Прокопия, потому что так назвали его во Святом Крещении. А сон имел следующий смысл: агнец означал беззлобие и кротость ребенка, мужской пол – мужество, убийство двух львов образно показывало умерщвление страстей, то есть что он станет монахом, подъяв на плечи Крест Христов и многие скорби, и им победит и умертвит двух страшных львов и двух самых больших врагов монаха – диавола со всеми его силами, и мир с его славой и насаждениями. Пшеничный сноп означал, что учительным своим словом и примером ангельской жизни он напитает множество алчущих душ, и многих бесполезных, похожих на мякину, сделает достойными Небесных житниц и приятным хлебом Богу.

И была большая радость во всем городе о рождении ребенка, потому что уже с малых лет было видно, что ему суждено было стать великим. Едва младенца отняли от груди, как отец его отрекся от царства и вместо него стал править Лев Армянин. Боясь, что Прокопий, когда придет в возраст, захочет отнять у него престол, он послал слуг оскопить ребенка. Когда Прокопий достиг двенадцатилетнего возраста, то, прилежно трудясь с присущими ему от природы способностями, он весь предался изучению священных наук, так что превзошел всех бывших тогда мудрецов, что видно из его сочинений его: «Слова на Праздник Введения во Храм Пресвятой Богородицы», восьми канонов на гласы Сорока Мученикам и ямбического канона Честному Кресту. Об этом свидетельствует и царь Роман в своем слове, называя его лучшим из философов. Когда преподобный пришел в такое совершенство, то достиг и блаженного созерцания, последовавшего от добродетели, в которой он с детства трудился. Размышляя о суете мира и обратив ум свой к изречению святого Макария: «Душа, если не избавится от мирских попечений, ни Бога не сможет истинно возлюбить, ни диавола возгнушаться по достоинству», он решил уйти из дома. Кроме этой, была еще одна причина: каждый день дивный Прокопий был у всех на устах: одни восхваляли его за любовь ко всем, другие – за смирение, третьи – за мудрость, четвертые – за воздержание, милосердие, презрение к мирской славе и блеску; ежедневно и ежечасно слышны были похвалы Прокопию. Вот для того чтобы избежать похвал человеческих, блаженный и покинул Константинополь. Надев старую рваную рясу, в виде нищего, как жаждущий олень он никем не узнанный, устремился на Святую Гору. Обойдя весь Афон, он пришел в монастырь приснопетой царицы Пульхерии-девы, тот, который ныне называется Ксиропотамским. Незадолго до этих событий его разрушили арабы, разбойно пришедшие на Гору; они разрушили и другие монастыри, а многих монахов предали мученической смерти, как в древности на Синае и в Раифе. Увидев прекрасное местоположение монастыря и безмолвие местности, преподобный сделал небольшую каливу на разрушенной монастырской стене, и стал жить один, беседуя с единым Богом. Недалеко от этого места жил замечательный безмолвник святой жизни по имени Косма, от которого он и получил монашеский постриг с именем Павел. С той поры преподобный положил себе за правило исключительный порядок и дисциплину. Он постился, молился, спал на голой земле, подкладывая себе в изголовье камень. Рукоделием его были умиление, слезы, любовь ко всем, безграничное смирение. Преподобный считал, что для того, чтобы монах пришел в совершенство, ему нужно стяжать плоды Духа Святаго, как говорит апостол Павел: любовь духовную, «радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, веру, кротость, воздержание» (Гал. 5: 22–23). Трудясь для достижения этих качеств, преподобный стал известен всем отцам, и все ему удивлялись и хвалили. Хвалил его и преподобный Афанасий Афонский, как это видно из его жития. И хотя премудрый Павел притворился неграмотным варваром и деревенщиной, оказалось, что все его замечают, как город, стоящий на вершине горы, и, в конце концов, слава о нем дошла до прота (начальник группы монастырей). Преподобный Павел имел обычай трижды в год, на три Великих праздника, ходить в келлиотский монастырь, называемый протским. Когда однажды он пришел в этот монастырь, по обычаю, прот спросил его наедине, кто он и откуда. Тихим голосом и с приятным лицом Павел отвечал: «Я бедный монах, как видишь, святый отче, из старого селения, называемого Ксиропотамом». Поэтому его и прозвали Павлом Ксиропотамским, а от него и обновленный им монастырь Пульхерии стал называться Ксиропотамским. Обновлен же он был так.

Во время своего царствования приснопамятный император Роман Старший, приходившийся родственником святому, послал своих людей найти святого, которого обнаружили на Святой Горе. После многих просьб и даже уговоров прота Павел послушался и пришел в Константинополь. О, кто может описать радость родных и всего города, увидевших ангела во плоти и учителя словесного. Архонты отбросили царские регалии и поклонились тому убогому, у которого не было ничего, кроме ветхой рясы и креста. Вот такова достойная удивления добродетель и таковыми делает работающих ей. Случилось тогда, что царь Роман лежал больной смертельной болезнью, но как только пришел преподобный и возложил на него руки, случилось чудо! Царь выздоровел, как он сам пишет в своей императорской грамоте. Это еще более прославило святого, который после многих просьб царя остался в Константинополе, но продолжал следовать своему монашескому распорядку и совершал подвижнические труды, одновременно обучая детей царя. Когда же закончилось время, которое он решил находиться в столице, Павел пришел к царю и сказал: «Подобно тому как рыба, вьнутая из воды, погибает, так и монах, если выходит из каливы, то невозможно ему трудиться в заповедях Божиих. Поэтому я оставляю вас и возвращаюсь к себе в келью, чтобы всегда пребывать с моим Царем Богом». Услышав это, царь сильно опечалился, однако не мог препятствовать, потому что имел к нему великое благоволение. Он лишь сказал: «Я бы хотел отче, чтобы мы никогда не разлучались, пока я жив, чтобы ты утешал меня и был моим учителем в спасении. Однако я не могу тебя удерживать. Об одном только прошу, возьми, сколько хочешь богатства, чтобы раздать нищим ради спасения моей души». Святой отвечал ему: «Я не нуждаюсь в богатстве, и раздавать-то не умею, а у тебя и здесь полно нищих, раздай сколько хочешь. Я лишь одно скажу тебе: если хочешь иметь по себе вечное поминовение, обнови разрушенный монастырь присноблаженной царицы Пульхерии». Царь принял слова преподобного с великой радостью и тотчас же послал людей, снабдив их средствами, чтобы от основания отстроить святой монастырь в несравненной с прежней красоте. Затем послал и своего собственного сына Феофилакта, который был патриархом, освятить церковь. Когда святой Павел хотел покинуть город, царь привел его в сокровищницу. Должно привести собственные слова царя, как они написаны в его грамоте: «Я вошел с некоторыми из синклита в мою царскую сокровищницу, где находилась величайшая из всех и достойная удивления святыня – частица Честных Древ Животворящего Креста Господня, которая до сих пор сохраняет память о Владычних страданиях – отверстия от гвоздей, которыми Божественная плоть Господа была пронзена, и на которую, во очищение грехов наших, излилась Пречистая Кровь Его (высота этой частицы, примерно, один локоть и одна палеста, ширина – около двух пальцев, толщина – один палец, полный вес – сто драхм. Взяв в руки это святое сокровище – страшное знамя Небесного Царя, на Небе явившееся знамением Сына Человеческого, имеющего судить живых и мертвых, я благоговейно передал сие Божественное орудие нашего спасения в святые руки преподобнейшего Павла Ксиропотамского, чтобы до пришествия Господа оно было неотчуждаемым даром вышереченному честнейшему нашему царскому монастырю, дав ему церковное и светское сопровождение, чтобы возложили сей дар в святом алтаре монастыря для его освящения и утверждения». Взяв Честное Древо, блаженный Павел пришел на Святую Гору и, после того как полностью обновили и освятили монастырь, патриарх положил Честное Древо, согласно царскому повелению, в святом алтаре. Поскольку же слава о преподобном разошлась по всей земле, в монастырь стали приходить множество монахов, работающих добродетели. Избегая смущения, преподобный оставил надзор за монастырем другому добродетельной жизни брату, а сам пошел к подножию Афона, где в безмолвии начал проводить жизнь. Однако и туда за ним пришли многие, так что пустыня стала как город. Вокруг аввы собралось на этот раз около шестидесяти учеников. Опасаясь, чтобы их не обратили в рабство или не убили арабы, часто нападавшие на Святую Гору, преподобный, с помощью благочестивых царей, построил другой монастырь, в честь святого Георгия, который и доныне сохраняет имя преподобного, называясь монастырем святого Павла.

Когда закончилось строительство этого монастыря, Павел был уже совсем старым. Предузнав из Божественного откровения о времени своей кончины, преподобный позвал всех учеников: и из Ксиропотамской обители, и из новой, и стал поучать их душеполезными словами: «Чадца, через два дня я выхожу из несчастного моего тела. Вы знаете, как я жил в этом святом месте и как все заповеди моих отцов сохранил от юности моей. Вот так и вас прошу, дорогие мои хранить их до смерти. Во время моей юности, когда была ересь иконоборцев, я столько подвизался, что готов был пролить кровь ради любви Христовой, и много побоев и ран претерпевал до тех пор, пока не была уничтожена эта гнусная ересь с помощью доказательств из Священного Писания и отеческих свидетельств. Говорю я вам это не от гордости но для того, чтобы, ожидая венцов от Бога, вы великодушно могли переносить всякое искушение и скорбь». Услышав это, все братия горько опечалились и со слезами сказали: «Отче, не оставляй нас сиротами, лишенными твоих духовных поучений. Мы, испытывая огромную любовь к твоей святыне, думали, что ты не умрешь никогда, а сейчас, услышав эти горькие слова, сердце наше скорбит, потому что ты был для нас утешением в скорбях и помощником в искушениях, мы знали тебя и как отца, и как мать, и как брата». Услышав такие слова, преподобный заплакал, потому что легко приходил в умиление, и всю жизнь имел благодать слез. Так, однажды, когда один брат спросил, что ему делать, чтобы стяжать слезы умиления, Павел ответил: «Помышляй всегда о Страшном Судилище Христовом, о грехах своих, и тогда слезы у тебя никогда не иссякнут».

Заплакав, как мы уже сказали, преподобный обратился к присутствующим: «Не плачьте, братия, но простите меня, потому что пришло время, которого всегда ожидала душа моя, а плоть боялась». Встав, он надел мантию, и после долгой молитвы причастился Пречистых Тайн. Вмиг просияло лицо его, как солнце, так что все присутствующие пали ниц, будучи не в силах вынести сияния, исходившего от преподобного. После причащения он сел и сотворил обычную молитву, которую всегда произносил: «Упование мое Отец, прибежище мое Сын, покров мой Дух Святый, Троице Святая, слава Тебе», после чего снова стал наставлять учеников, сказав: «Имейте, чада и братия, любовь, молитву, смирение и послушание, потому что тот монах, который не имеет этих добродетелей, должен называться не монахом, но мирским. А в конце сказал: «Горе тому монаху, который общается с безбородыми, потому что такой никогда не увидит лица Божия». Затем преподобный простер ноги, принял благообразное положение и, возвысив руки и очи к небу предал блаженную душу в руки Божий. Произошло это 28 июля. Монахи монастыря с гимнами и песнями духовными отнесли на корабль его священные мощи, чтобы отправить в Лонкос для погребения, как велел святой. Был вечер, и судно, направлявшееся ночью в Лонкос, утром – о чудеса Твои, Христе Царю! – оказалось в Константинополе. Узнав об этом, царь, синклит, патриарх и весь клир Церковный, одетый в священнические облачения, со свечами и многим фимиамом, подняли мощи преподобного, и с песнопениями положили в Великой Церкви, облобызав их с великим благоговением и благодаря Господа, Который обогатил их таким сокровищем. Ученики же святого, поклонившись мощам святого и призвав его самого в молитвах, купили горячего хлеба и взошли на корабль, чтобы плыть обратно. Во время плавания они беседовали о святом, как вдруг, через малое время, – яко дивны дела Твои, Господи! – оказались уже у монастырской пристани и, придя в монастырь, рассказали отцам о случившемся, показав и хлебы, которые были еще горячими. Слушавшие это изумлялись великому дерзновению, что имел приснопетый Павел к Богу, Которому подобает всякая слава, честь и поклонение, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Родиной сего треблаженного отца нашего Феодосия был знаменитый город Афины, родился он в 862 году от родителей благородных и богобоязненных, и был воспитан в «учении и наставлении Господнем» (Еф.6: 4). Когда его отдали в школу учиться священным наукам, то, будучи способным от природы, он быстро постиг их. Сей благословенный отличался великим благоговением к Богу и, посещая службы церковные, слушая о подвигах святых, он удивлялся их ревности и терпению. Везде, где только находил, он внимательно читал жития святых, и весьма желал подражать их подвигам, чтобы достичь таких же добродетелей, что и случилось впоследствии.

Прошло немного времени, и родители его преставились. После погребения блаженный Феодосий без промедления раздал нищим все свое имение и, отрекшись мира и того, что в мире, покинул родину, чтобы посетить одного духовного старца. У старца, после всевозможных испытаний, он принял монашеский образ жизни и предался духовным подвигам. Феодосий настолько преуспел в жительстве по Христу, что через малое время он захотел уйти на безмолвие, чтобы самому в умной молитве беседовать с единым Богом. Переходя с места на место в поисках безмолвия, он оказался в Морее. В Аргосской епархии преподобный нашел наконец уединенное, подходящее для безмолвия место, где и остался. И сразу же этот добрый делатель начал прилагать труды ко трудам, подвиги к подвигам, живя почти невещественной и бестелесной жизнью при крайнем воздержании, и продолжительных постах, всенощных бдениях, коленопреклонениях, лежаниях на голой земле, неослабных молитвах, во время которых стоял подобно непоколебимому столпу, всегдашнем плаче, вышечеловеческом нестяжании, возводящем на высоту смирения, кротости, чистоте душевной и телесной, твердой вере, крепкой надежде и венце всех добродетелей – любви. Был преподобный странником в этом мире, Небесным человеком и земным ангелом.

За это он и сподобился Божественного видения. Однажды ночью Феодосию явился Пророк, Предтеча и Креститель Господень Иоанн и, поприветствовав его, ободрил в духовных подвигах, велев построить церковь. Он обещал, что поможет в этом и будет спутником во всей его жизни. Ощутив себя исполненным духовной радости, преподобный от всей души прославил Бога, поблагодарил Честного Предтечу и необычайно ободрился на предстоящий ему подвиг. Начав дело, с Божественной помощью он построил монастырь во имя Честного Предтечи, который, по благодати Божией, сохранился до сих пор на том же месте, источая духовное благоухание и вызывая умиление у приходящих сюда с верою.

Создав подвижническое училище, он сотворил брань не против плоти и крови, то есть не против подобострастных людей, но, как говорит божественный Павел: «против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных» (Еф.6:12). Из-за краткости изложения я не описываю все его подвиги, но легко понять, какую борьбу выдержал мужественный Феодосий со страшными и злокозненными врагами, как всю жизнь он утеснял свое тело, чтобы меньшее подчинить большему, тело – душе, и плоть поработить духу. Поистине он достиг этой цели, и с помощью Божественной благодати и демонов победил, и тело покорил. Став духовным, весь божественным, преподобный сподобился получить от Бога и залог будущих благ: благодать чудотворений и исцелений, из-за которых и был прозван чудотворцем и целителем. Весть о добродетельном его житии распространилась повсюду, поскольку и Бог захотел открыть и прославить Своего раба, как говорит Он Сам: «Я прославлю прославляющих Меня» (1Цар. 2, 30). Чем больше святой избегал мира и славы его, тем большее, Богу содействуя, вызывал удивление и почитание, ибо отовсюду к нему приходили мучимые разными болезнями и скоро получали исцеление. Некоторые из них, выслушав духовные наставления преподобного, которые врачевали немощи душевные, то есть грехи (ибо от них в большинстве случаев происходят и болезни телесные), заботились о том, чтобы исцелить и их. Получив двойное исцеление – души и тела, они весьма благодарили Бога, а вернувшись домой, торжественно возвещали о Божественной благодати и дерзновении, которое имел у Бога святой. Другие же, под воздействием наставлений святого, вместе с телесной немощью совлекли с себя и плотское сладострастие. Отрекшись мира, и того, что в мире, они становились монахами, и имея перед собой пример жительства преподобного, с усердием шли по узкому и тесному пути, слушая его душеполезные поучения и подражая его Божественным добродетелям. Так, под руководством святого составился там, благодатью Христовой, загон словесных овец.

Но началозлобный и завистливый диавол, враг нашего спасения, не мог вынести этого. Используя как орудие своей злобы нескольких лицемеров, внешне казавшихся благочестивыми и благонравными, а на деле бывших завистливыми и развращенными, он убедил их пойти к тогдашнему епископу Аргоса святейшему Петру Знаменосцу, память которого празднуется 3 мая, и оклеветать перед ним преподобного Феодосия, говоря, что он волшебник и льстец, и своим волшебством обольщает людей, которые почитают его, что для многих может послужить причиной погибели. Услышав такие мнения о святом, увлеченный обманчивыми словами завистников, архиерей решил изгнать преподобного из епархии, но в это время он получил письмо из Константинополя от патриарха, который призывал его как можно скорее прийти на Собор и решить срочный Церковный вопрос. Божественный Промысл воспрепятствовал ссылке Феодосия, ибо патриарх немедленно отправился в Константинополь, решил сослать преподобного сразу после своего возвращения. Но Бог снова помешал ему это сделать и устроил так, что добродетель раба Его Феодосия и дерзновение, которое тот имел к Нему, еще более проявились к вящей его славе.

После рассмотрения вместе с патриархом и Священным Синодом Церковного вопроса Петр собрался возвращаться в епархию, но ночью в сонном видении ему явился преподобный Феодосий и сказал: «Владыко, почему ты несправедлив ко мне и хочешь прогнать из епархии, хотя я не сделал ничего дурного ни твоей святости, ни кому другому? Знай же, если ты прогонишь меня, то мне ты не причинишь никакого зла, но сам впадешь в грех и виновных в этом навете погубишь, и спасающимся, по благодати Божией, будет большой вред, потому что те ужасные клеветники из зависти ложно обвинили меня. Ты же не поступай со мной несправедливо, потому что и я раб Господа нашего Иисуса Христа, Ему единому служу и на Него с детства возлагаю все надежды на спасение мое. Если ты прекратишь это бессмысленное преследование, хорошо. Если же нет, Господь отомстит тебе за меня». Услышав такие слова, архиерей спросил: «Кто ты, что так говоришь со мной?» Феодосий ответил: «Я раб Христов Феодосий, живущий в твоей епархии». Блаженный Петр в страхе проснулся и, рассудив о том, что видел во сне, раскаялся в принятом решении. В это время к нему пришел патриарший слуга и позвал к патриарху, потому что Феодосий явился во сне и патриарху, поведал ему обо всем и сказал: вели Петру не поступать со мной несправедливо, чтобы он не прогневал Бога и не причинил вреда многим христианам. На вопрос патриарха, кто он такой, тот отвечал: «Я раб Христов Феодосий, живущий в пределах Аргосской епархии. Проснувшись. патриарх велел немедленно позвать и спросил его, есть ли в епархии некий Феодосий, и не обидел ли он его чем. «Да, – отвечал Петр, – святой Владыко, есть в моей епархии раб Божий Феодосий», и подробно рассказал ему обо всем, а также и о том, что видел во сне. Тогда и патриарх рассказал ему свой сон. Так они оба узнали, что Феодосий свят, и что имеет к Богу великое дерзновение, после чего прославили Бога, достойно прославляющего тех, кто прославляет Его. Затем патриарх велел божественному Петру отправиться в свою епархию и от имени патриарха поклониться святому и попросить ходатайствовать о нем ко Господу. Патриарх повторил свое повеление и в тот день, когда блаженный Петр собрался уезжать из Константинополя.

Достигнув Мореи, божественный Петр решил прежде всего навестить преподобного Феодосия, чтобы исполнить повеление патриарха и попросить у святого прощение за намерение сослать его по навету лжецов. Святой, предузнал о приходе архиерея, потому что сподобился приять от Бога вместе с прочими дарами и дар прозорливости, положил в свой куколь зажженные угли и, взяв в руку фимиам, вышел ему навстречу. Приблизившись, он положил фимиам на угли, при этом распространилось неизреченное благоухание, причем – о чудо! – куколь совершенно не сгорел, но преподобный стал им кадить, и Петр, удивившись этому странному чуду, понял, что перед ним преподобный Феодосий. Спешившись, он бросился лобызать преподобного, который, выпустив куколь из рук, низко поклонился архиерею Божию и с благоговением принял его. Тогда, прославляя Бога, божественный Петр испросил у преподобного прощение за прошлое и, поклонившись от имени патриарха, передал все его слова Феодосию. Тот отвечал с великим смиренномудрием и в словах, и в жестах, чем разжег в архиерее еще большую к себе любовь по Богу. Без промедления тот рукоположил его в диакона, а затем в священника, хотя преподобный по своему крайнему смиренномудрию отказывался от хиротонии. С той поры для мудрого архиерея Петра и его окружения, после того как они на деле узнали, насколько глаза вернее слуха, преподобный был образцом добродетели.

Слава о святом все больше распространялась по миру ибо исцеленные им от разных болезней рассказывали об этом повсюду, а божественный Петр и даже сам Вселенский Патриарх восхваляли святость преподобного и его дерзновение к Богу. Не было ни одного больного, который бы, с верой не призвав преподобного на помощь, не получил скорого исцеления. Таким образом, преподобный стал всем известен и всеми любим, оказавшись необходимейшим помощником в их болезнях и нуждах, и причиной спасения их душ.

Но когда святой пришел в глубокую старость и должен был как человек, выплатить общий долг (т. е. умереть) и получить вознаграждение за многие свои подвиги и пот, за три дня до его кончины, Бог открыл ему, что он преселяется из этого мира. Созвав своих учеников, он долго наставлял их в жительстве по Богу, а затем, сообщив о скорой своей смерти, стал утешать их, пообещав, что духом всегда будет с ними. Они же сильно плакали и сокрушались, что лишаются собеседования с ангелом. По наступлении третьего дня он облобызал учеников, возблагодарил и прославил Бога, напоследок воздвигнув руки к Нему, и сказал: «Господи, в руце Твои предаю дух мой». С этими словами Феодосий предал блаженную душу свою в руки Божий в седьмой день августа месяца.

Узнав о его смерти, божественный Петр пришел вместе со всем клиром и великим множеством народа. Они приготовили все необходимое для погребения и благоговейно погребли священные его останки перед храмом Честного Предтечи. И с тех пор все больные, склонявшиеся перед гробницей святого и с верой призывавшие его на помощь, вставали уже здоровыми, прославляя Бога и благодаря святого, во имя которого возвели и храм. С той поры и до сего дня в том храме Божием постоянно происходят чудеса и исцеления; я расскажу лишь о некоторых, для духовной радости любящих добродетель.

По прошествии долгого времени число подвизавшихся монахов стало мало-помалу уменьшаться, потому что ученики преподобного отошли ко Господу, а другие не селились по той причине, что здесь нельзя было найти места, потребного для тела. Местность опустела, и монахов здесь совсем не осталось. Однако жившие рядом христиане, имевшие сильную духовную любовь к святому, постоянно приходили сюда и каждый день прославляли Господа и преподобного песнопениями, псалмопениями и песнями духовными и совершали Божественную литургию.

Однажды священник и благочестивые христиане из Навплии, взяв все необходимое, рано утром вышли из своего селения и пришли в храм святого. Подходя к храму, они издалека увидели священнолепного старца, стоявшего у церковной двери с жезлом в руках. Решив, что он читает последование часов и собирается служить литургию, они опечалились, думая, что старец их опередил, но в храме они никого не обнаружили и подумали, что это было видение от Бога, так как храм был полон неизреченного благоухания. Благодаря Бога и святого, они очень радовались, но пока священник готовился к службе, пришли другие христиане, в большем количестве чем первые, и потребовали, чтобы литургию служил их священник. Пришедшие же первыми, движимые ревностью о святом и разгоряченные видением, стали противиться. Они долго ссорились у входа в храм, а затем двое юношей, один из одной группы, а другой из другой, вытащили мечи и бросились друг на друга. Но с помощью Божией и благодатью преподобного между двумя мечами взметнулась голубка, как будто кем-то специально ради этого выпущенная. Она приняла удар, и между юношами на землю упали два комочка, сами же они остались целыми и невредимыми. Увидев это чудо и размыслив о посещении святого, юноши бросили мечи на землю и, обняв друг друга, облобызались, прославляя святого, который чудесно избавил их от опасности. Пришли в умиление и оба священника, и народ, и, с теплыми слезами благодаря Бога, заключили соглашение, что один священник будет служить в храме преподобного, а другой – в храме Честного Предтечи. После этого в согласии, любви и при общем к Богу благодарении они вернулись в свои селения. А это странное чудо, случившееся с ними, стало для других примером, и если впредь приходили туда две группы христиан с двумя священниками, они уже не спорили друг с другом, но с любовью соглашались, что один священник будет служить в одном храме, а другой – в другом.

Один знатный муж из Навплии по имени Николай однажды днем, находясь в своем доме, вдруг наполовину усох. У него усохла часть головы вместе с ухом, глазом, плечом, рукой, половиной тела и ногой. И эти члены его стали совершенно бесчувственными и неподвижными, так что он являл собой жалкое зрелище. Его жена, брат и прочие родственники, жалея его, приглашали самых лучших врачей, однако, что бы те ни делали, вылечить его не могли. Наконец, посоветовавшись с благочестивыми и добродетельными мужами, родные решили прибегнуть к целителю Феодосию. Положив больного на одр, они принесли его к храму преподобного. Совершив Всенощное моление и славословие, а наутро Божественную литургию, они с верой призвали на помощь святого. Вечером они понесли больного обратно в Навплию. Когда же они поставили одр на землю, чтобы немного передохнуть, больной вдруг сам поднялся с одра, сказав: «Святой Феодосий, помоги мне!» Встав на ноги, он – о чудо! – понял, что полностью здоров, а от болезни не осталось и следа. Уже своими ногами он вошел в Навплию. Прославляя Бога и святого, он до конца жизни оставался в здравии, пройдя много путей и по суше, и по морю в разных местах, возвещая всем об удивительном чуде, которое сотворил над ним великий Феодосий.

Благочестивый священник из Навплии по имени Антонии серьезно заболел и долгое время лежал в постели, от чего в правом боку у него образовалась сильная опухоль, нога причинявшая ему страшные боли. От опухоли стала гнить и нога, и священник стал хромым. Отчаявшись в помощи людской, он прибег к помощи преподобного, но так как был не в силах пойти к нему собственными ногами, то его принесли в храм на носилках. После обычного Всенощного бдения и Божественной литургии родные были уже готовы вернуться домой, как вдруг больной почувствовал в себе какую-то силу и, уповая на благодать преподобного, нехотя, мало-помалу стал наступать на ноги. Укрепленный верой в преподобного, он собственными ногами дошел до Навплии, и чем дальше шел, тем больше укреплялся, до тех пор, пока не почувствовал себя совершенно здоровым. Незадолго до того парализованный, он беспрепятственно прошел расстояние свыше шести миль от храма преподобного, постоянно славя Бога.

Другой благочестивый и боголюбивый житель Навплии по имени Михаил, однажды, сидя за столом с женой и детьми, вдруг увидел, что у жены покраснел глаз, а верхнее веко опухло. Он спросил, что с ней случилось, но она не знала, что это такое. Через некоторое время опухоль увеличилась и стала свешиваться с глаза, напоминая ягоду красного винограда, что ухудшило зрение. Приглашенные опытные врачи ничем не смогли ей помочь. Михаил, отчаявшись получить от них помощь, побежал в храм целителя Феодосия вместе с женой и другими мирянами и клириками, где они совершили Всенощное моление и Божественную литургию. После службы муж дома сразу же уснул, а жена, посмотрев на икону преподобного, что была напротив, всей душой призвала его на помощь. И в тот же миг скорый на помощь чудотворец Феодосий явился ей, выйдя из иконы и держа в руке жезл. Подойдя, он краем своего куколя обтер ей опухоль и сказал: «Женщина, ты вместе со своим мужем пришла в мой храм с верою просить о помощи, вот и я пришел в ваш дом даровать тебе здравие». С этими словами он стал невидим, а она тотчас же почувствовала, что опухоль полностью пропала. Потрогав глаз рукой и обнаружив, что он совершенно здоров, она позвала мужа. Когда тот проснулся и спросил, что случилось, она ответила: «Великий Феодосий сейчас явился мне и исцелил меня». Михаил тотчас же вскочил с кровати, зажег свет и, увидев чудо, сотворенное святым, немедленно побежал рассказать о нем священнику, после чего попросил открыть церковь. Вместе со многими священниками и мирянами, принесли свечи, масло и ладан, они всю ночь благодарили святого. Наутро, после того как совершили Божественную литургию, Михаил позвал всех в дом и щедро угостил, раздав при этом обильную милостыню, рассказывая всем о чуде преподобного и прославляя Бога.

Некий албанец сильно страдал от дисурии и много дней не мог сходить по нужде, отчего у него вздулся мочевой пузырь доставляя нестерпимые боли. Несчастный перепробовал множество лекарств, но не получил от них никакой пользы, и чем больше проходило времени, тем сильнее становились боли. Тогда он пришел в храм святого и, пробыв там три дня и три ночи, с теплыми слезами молился преподобному об исцелении. На третью ночь во сне ему явился чудотворец Феодосий и, коснувшись больного места жезлом, произнес: «Быстрее выходи из моего храма и помочись». Проснувшись, больной в страхе выбежал из храма и долго отправлял естественную надобность. После этого опухоль прошла, боли прекратились и бывший больной, благодаря Бога и святого, здоровым вернулся домой.

У другого человека были больны ноги, но с верою призвав на помощь святого и помолившись Богу, он получил исцеление, и в благодарность изготовил серебряные ноги (по размеру своих собственных) и пожертвовал их в храм преподобного, чтобы всегда все помнили о чуде.

Некий знатный венецианец, занимавший правительственную должность, узнав о многочисленных чудесах, совершаемых святым, приехал в Навплию со своей бесплодной женой. Сильно горюя о своей бездетности, они с женой пришли в храм преподобного и с верою помолившись Богу, попросили у святого дать им ребеночка, пообещав назвать его Феодосием. Святой услышал их моление и дал им чадо. Они назвали ребенка Феодосием, во славу Бога, прославляемого во святых Своих, и он был единственным среди детей венецианской знати с таким именем.

И в наши дни (говорит автор жития) один знатный житель Навплии Георгий, из дома Пузикиев, мужественный опытный воин, страшный для врагов, но любимый венецианской аристократией, прославился удивительными и великими победами. Во время войны венецианцев с королями Запада он был удостоен звания генерала за свои подвиги. Однажды во время обеда, когда оба войска отдыхали после боя, один вражеский генерал, немец, огромного роста, сильный, исполненный зависти и злобы против Пузикия, в полном вооружении прискакал в стан венецианцев и закричал: «Кто здесь Георгий Пузикий? Выходи, сразимся с тобой». Как только Георгий услышал этот призыв, он, имея сильную веру к Богу и святому Феодосию, тотчас же поднялся, обнажил голову, трижды перекрестился и от всей души произнес: «Великий мой Феодосий, приди в сей же час из Навплии и помоги рабу своему». После этого, вооружившись и сев на коня, Пузикий ринулся в бой. Немец, в отличие от Пузикия, опустил забрало шлема, и они устремились друг на друга. Видя, что лоб Пузикия открыт, немец ударил туда копьем, и в том месте содрал кожу, немного зацепив и кость, однако не смог выбить его из седла. Пузикий же закричал: «Боже, Феодосий, помогите мне», и с этими словами ударил немца в грудь, сбросив его на землю. Спешившись, он отрубил немцу голову и, привязав за ноги к коню, приказал слуге протащить немца по земле так, чтобы видели оба войска. Сам же, держа в руках оставшуюся часть копья, которое сломалось от удара о грудь немца, с триумфом верхом объехал оба строя. Позже он велел сделать серебряную лампаду в размер остатка копья и вместе с другими подходящими дарами с большой благодарностью отослал в монастырь для благоукрашения храма преподобного Феодосия.

Жил в окрестностях Аргоса один агарянин, называемый Войвода. Однажды летом, обходя со своими писарями засеянные поля, он взимал десятину и записывал все в книги. Когда они пришли в небольшое селение Залевис и исполнили все необходимое, подошло время обеда. Но поскольку место для еды и отдыха было неподходящее, то, увидев храм преподобного Феодосия, агарянин сказал своим писарям (а они были христианами): «Пошли в вашу церковь, поедим и отдохнем, пока не спадет жара, а вечером снова вернемся к работе». Они вошли в храм, накрыли стол и стали есть. Агарянину очень понравилась красивая лампада, то висела перед иконой святого, и он сказал рабу: «Возьми ту стеклянную чашу, хорошенько вымой ее и принеси мне, я буду пить из нее вино». Один боголюбивый писарь по имени Гавр, имея сильное благоговение к святому, и движимый ревностью по Богу, сказал агарянину: «Не бери ничего из того, что принадлежит святому, чтобы не постигло нас никакое зло». На что тот отвечал: «Что может сделать этот умерший монах мне, живому, и притом господину?» Гавр стал еще больше возражать, а агарянин оправдывался тем, что имеет власть взять ее. Тогда Гавр поднялся из-за стола и сказал: «Если ты твердо решил взять ее, то позволь мне пойти домой, и тогда делай, что хочешь, ибо я уверен, что святой не даст нам подобру уйти». Видя, что Гавр с такой горячность защищает лампадку святого, агарянин с насмешкой сказал своему рабу: «Оставь, не будем соблазнять нашего писаря». Однако, когда они уже хотели уходить, агарянин тайно приказал рабу взять лампаду, чтобы никто не видел, и принести к нему в дом. Раб исполнил повеленное ему. Когда же агарянин, вернувшись домой и поужинав, лег спать, то во сне увидел того умершего монаха, то есть преподобного Феодосия, живого, со светлым лицом и страшным видом, который стоял над ним, держа в руках жезл. Коснувшись груди агарянина, святой спросил: «Как тебе кажется, у живого ты взял эту вещь или у мертового? Вот я пришел показать, кто ты и какая твоя сила, и кто рабы Христа моего, которые и мертвые живы, по благодати Иисуса Христа, и могут умертвить тебя, который думает, что жив, однако мертв душой». С этими словами он сдавил ему горло, глаза агарянина опухли, лицо почернело, язык выпал изо рта, а сам он стал визжать, как свинья при заклании. Услышав крики, домашние тотчас же прибежали к нему, и, увидев такое жалкое зрелище, спросили: «Что с тобой?» Однако тот ничего не смог ответить, кроме как с большим трудом звать Гавра. Слуги побежали за ним и привели к агарянину. Когда Гавр пришел, то спросил: «Что случилось?» Агарянин же, едва придя в себя, отвечал: «Я взял лампадку монаха, а он пришел убить меня жезлом. Возьми сосуд с маслом, свечей, лампадку и скорей ступай к нему и попроси его не приходить больше сюда, не гневаться на меня. Я же впредь буду всегда помогать его храму».

– Разве не говорил я тебе, чтобы ты не брал лампадку, – да не постигнет нас никакое зло? Но ты взял, и вот, теперь тебе угрожает опасность.

– То, что я поступил плохо, я понял из того, что со мной случилось. А сейчас, прошу тебя, возьми то, о чем я тебе говорил, и вместе со спутниками ступайте скорее в храм.

– Как же мне идти сейчас, когда ночь на дворе, я пойду на рассвете.

Агарянин весь затрясся и закричал:

– Горе мне, в эту ночь он придет убить меня!

Видя, что варвара объял непомерный страх, Гавр взял масло, свечи, лампаду, и в тот же час положил все в храме преподобного. Так нечестивый избавился от своего страха и от опасности, и с тех пор, даже издали завидев честной храм, кланяясь ему, уходил.

– Я хотел этим закончить мою речь, однако долг перед святым, – говорит святой Малаксос, – вынуждает добавить к этим и те чудеса, что чудотворец Феодосий сотворил со мной и моими присными. У меня был сын Андроник, который тяжко страдал горлом. Оно так распухло, что ему было трудно дышать. Поскольку никакое лекарство не помогало, мать его, с теплой верой молясь Богу, решила прибегнуть к помощи святого. Благоговейно взяв его икону, что была у нас дома, она положила ее у изголовья ребенка и со слезами молила святого посетить ее чадо. Через некоторое время ребенок вздрогнул и позвал мать. Та услышала его голос и спросила: «Что случилось?». С плачем тот отвечал: «Ко мне пришел священнолепный монах и слегка стукнул жезлом по горлу. Он прорвал опухоль, и весь гной вытек». Мать тотчас зажгла всеет и – о чудо! – обнаружила, что опухоль как бы прорезана бритвой, а одежды ребенка испачканы гноем вперемешку с кровью. Сам же мальчик, прежде из-за болезни не говоривший, мог спокойно разговаривать. Так, по благодати Бога и святого, он избавился от смертельной болезни. Однажды мне необходимо было отплыть в Венецию. Как только мы поплыли, началась сильная буря, которая все усиливалась. Отчаявшись в людской помощи, с плачем мы призывали на помощь Бога, Пресвятую Богородицу и всех святых. Я же, уйдя туда, где спал, стал читать канон Божией Матери и призывать святых, одного за другим. Вспомнив о бесчисленных чудесах преподобного Феодосия, я попросил с теплой верой и сокрушенным сердцем о помощи и его, чтобы он и над нами сотворил чудо. Так с просьбами я и уснул, и во сне увидел, что нахожусь в прекрасном храме вместе с другими священниками. Мы совершали моление Богу с благоговением и умилением. Там я увидел некоего ребенка с матерью, которые продавали лампадное масло для храма. Подойдя ко мне, ребенок дал мне сосуд с маслом и сказал: «Налей это масло в лампадку преподобного Феодосия и своим предстательством он поможет и тебе, и твоим спутникам, и буря на море прекратится». Внезапно проснувшись, я увидел чудо. Сильнейшая буря утихла и обернулась штилем. Прославляя Бога, я благодарил святого, чудесно избавившего нас от смертельной опасности. А в другой раз святой скорейшим своим заступлением неожиданно избавил моего старшего сына Ставракия от неправедной смерти.

Эти и другие бесчисленные чудеса совершал и продолжает совершать сей дивный и великий Феодосий, за что по достоинству он был назван всеми верными целителем и чудотворцем во славу Отца, и Сына, и Святаго Духа, единого всех Бога, Тому подобает слава и держава, во веки веков. Аминь.

(Написано святым Николаем Малаксосом, протоиереем города Навплия)

Сей божественный отец наш Лука был отрасль, или лучше сказать, украшение Греции. Предки преподобного происходили с острова Эгина. Не в силах выносить частые набеги агарян, они оставили свою родину и переселились в Грецию, в область Фокида, которая ныне называется Салон, в селение Касторий, где и родился блаженный Лука. Отца его звали Стефан, а мать – Евфросинией. В детском возрасте Лука не любил, как другие дети, играть, смеяться, беспорядочно носиться, но вел себя тихо, чинно и во всем выказывал твердый старческий ум. Он настолько возлюбил воздержание, что еще с детства не вкушал ни мяса, ни сыра, ни яиц, ни другую какую жирную и приносящую наслаждение пищу, ни фруктов, но ел лишь ячменный хлеб с водой, овощами и бобами, по средам же и пятницам постился до захода солнца. А самое удивительное то, что никто его не учил так поститься или жить такой подвижнической жизнью, но он сам по себе отвращался от всякой пищи, услаждающей гортань, и возлюбил голод, труды и все, что служит к утеснению плоти. Однажды, когда божественный Лука обедал вместе с родителями, они, думая, что он воздерживается от пищи не ради Бога, но по тщеславию и невежеству, присущим детям, решили испытать его. В одном горшке они сварили мясо с рыбой и подали на трапезу. Не зная об этом, и думая, что отец дает ему рыбу, Лука начал есть. Но почувствовав во рту вкус мяса и поняв хитрость родителей, он сильно огорчился и выплюнул то, что ел. В доказательство своей терпеливости преподобный три дня провел без пищи, все это время оплакивая свой невольный грех. Поскольку же родители поняли, что намерение его не от человека, но от Бога, они позволили ему жить так, как он хочет.

Лука очень уважал родителей и, подчиняясь им, в подражание Авелю, Иакову и Моисею, пас родительский скот. Блаженный был настолько милостив и сострадателен к нищим, что нисколько не заботился о себе. Когда родители посылали Луку исполнять обычную работу, то, встречая по дороге нищих, он отдавал им свою пищу, а сам оставался голодным, ибо для него пищей было напитать алчущих братьев. Подобным же образом он поступал и с одеждой: если по дороге находил нагих, то снимал с себя одежду и отдавал им. Часто возвращаясь в дом отца раздетым, преподобный нисколько не заботился ни о холоде, который терпел, ни о стыде, ни об осуждении и уничижении со стороны родных. Несколько раз и родители побивали его за это, но треблаженный даже и не тужил, но когда его били, он был уверен, что получает почести, венцы и дары.

Много раз его оставляли обнаженным на долгое время и не давали одежды, чтобы он отказался от того блаженного человеколюбия, которое оказывал нищим. Однако благословенный Лука все эти наказания вменял в Небесные награды, потому что, когда душа пленится узами Божественной любви, она ни за что считает наказания, которые претерпела за возлюбленного ею Бога, но радуется страданиям. И когда страдает за Возлюбленного ею, тогда еще больше думает о страдании, и убегает покоя и наслаждения как муки. Человеколюбие преподобного явно проявилось и в том, о чем я хочу сейчас рассказать. Когда преподобного отправляли засевать отцовские поля, больше половины зерна он раздавал нищим, но за милосердие, оказанное нищим, следовало вознаграждение от Бога, потому что, чем меньше семян Лука сеял в землю, тем больше приносили они плода.

Прошло немного времени и отец преподобного отошел ко Господу, а блаженный посвятил себя Небесному Отцу.

Отказавшись от попечений о скоте и землях, он предался только молитве, чтению и изучению Священного Писания. Преподобный преуспел в молитве, о чем свидетельствуют многие, особенно же его мать, что немаловажно, ибо ее слова приводят в изумление всех, слушающих ее рассказ. Желая собственными глазами увидеть, как ночью молится ее сын, она однажды спряталась рядом с тем местом, где молился преподобный, да так, чтобы сама она могла видеть, но не была видима другими. И узрела она страшное и великое, как позже под клятвой уверяла сама, что сын ее молился предстоя Богу, с необычайным благоговением и сосредоточенностью, ноги же его совершенно не касались земли, но были от нее на расстоянии одного локтя, и неким образом восходили к Богу. Это странное видение мать зрела не один и не два, но три раза. Это чудо видели и другие свидетели, и об этом возвестили нам.

Поскольку святой уже давно желал безмолвной монашеской жизни, то, выбрав удобное время, он отправился в Фессалию. По дороге его схватили солдаты, которым было велено ловить беглых рабов и сажать их в темницы. Заметив, что святой почти ничем не отличается от беглого раба и по худой одежде, и по движениям, они спросили его, чей он раб, откуда и куда идет. Святой им отвечал, что он раб Христа и идет туда, куда обещал пойти Богу. Думая, что он смеется над ними, скрывая свое рабское состояние, они сильно избили его, заставляя сказать, чей он раб. Лука же из любви к истине и из подлинного великодушия подумал, что было бы малодушием сказать ложь, что он чей-то раб, только для того, чтобы его не били. В результате его, избитого, посадили в темницу. Диавол же думал, что таким образом он отомстил и наказал преподобного за то, что во время брани, с помощью которой скверный с великим бесстыдством вооружился на преподобного посредством помыслов и страстей, тот сильно сопротивлялся ему и побеждал. Вскоре некоторые его друзья, которые хорошо знали преподобного, засвидетельствовали, что он не раб, его освободили из темницы, и он снова вернулся к родным. Однако те стали его сильно уничижать и осуждать, что было намного тяжелее ударов солдат. Зная, что диавол препятствовал ему идти к Богу, преподобный не переставал умолять Его Милосердие исполнить желание его души, что Содействующий всегда на благое и совершил следующим образом.

Двое монахов из Рима остановились на ночлег в доме его матери. Когда преподобный увидел их, то, полный любви к Богу, снова возжелал монашеской жизни. Беседуя с ними, он попросил их взять его с собой в монастырь. Те же не соглашались из-за его молодости и неопытности, а еще и потому, что если бы узнали его родители и родные, то монахов подвергли бы наказанию. Но после того, как преподобный сообщил им, что он странник и никто не будет его искать, они согласились взять его с собой. Тайно выйдя из селения, они направились в Афины и остановились в одном тамошнем монастыре. Войдя в храм Пречистой Богородицы, они помолились, а Луку передали игумену с тем, чтобы он постриг его через некоторое время и причислил к прочей братии, сами же монахи отправились в Иерусалим.

Много раз игумен монастыря пытался узнать, откуда Лука, кто его родители, но, ничего не добившись, облачил его в малую схиму. Однако мать преподобного, не в силах вынести разлуки с дорогим сыном, печалилась и горько плакала. От сильной скорби она жаловалась Владыке всех Богу, говоря: Горе мне, Господи, Свидетель моего вдовства и одиночества. Ты, прежде предавший смерти мужа, егоже Сам мне дал, и соделал меня вдовой, что для женщины тяжелее самой смерти, снова забрал у меня того, кто был для меня утешением в этом горе. Не вижу я более истинного света в несчастной моей жизни. Для чего ты удалил от меня любимого сына? Может, я помешала ему предаваться беседам с Тобой и молитве? Может, я понуждала его оставить служение Тебе и заботиться обо мне? Может, я учила его предпочитать вещественное невещественному, и временное вечному? Разве могла так поступить я, которая была хорошо научена моими родителями быть своим детям матерью не только по плоти, но и по душе? Разве могла так поступить я, которая молились, чтобы сын мой возлюбил свою душу более тела? Я лишь желала всегда видеть любезнейшего сына, или, хотя бы, увидеть его один раз за столько лет. Мне было бы достаточно, если бы я услышала о его добрых делах, чтобы возрадовалась душа моя и я стала прилежать о ней. Царю всяческих, не презри слез моих, но положи их пред Собою, как говорит божественный Давид, и рассей тьму скорби моей, что Ты сможешь сделать, если снова вернешь глазам моим сына моего. Тогда я отовсюду созову людей и буду прославлять величие Твое и восхвалять Тебя во все дни живота моего».

Молясь таким образом, мать преподобного склонила Человеколюбца Бога на милость и сострадание, и что же произошло? Бог, Который все творит Своим мановением, помог и ей. Мать Луки во сне явилась игумену монастыря и стала строго обвинять его: «Отче, зачем ты мне, вдове, причинил такие мучения и прибавил рану на другую мою рану? Зачем ты, немилосердный, лишил меня единственного утешения моего вдовства? Зачем ты похитил моего сына, упокоителя моей старости? Верни мне его скорее обратно, верни мне свет мой и единственную мою надежду. Если же нет, я не перестану просить Бога, Царя всяческих, и вызову тебя на суд, потому что я претерпела от тебя великую обиду». Это видение сильно смутило игумена. Сначала он подумал, что это был призрак и искушение от врага, но поскольку и дважды, и трижды, и много раз он видел женщину, которая жестоко поносила его, он решил, что видение было от Бога и не должно его презирать.

Итак, через некоторое время игумен позвал юношу и строго сказал ему: «Почему ты не рассказал мне о себе, когда я столько раз спрашивал? Ответь мне, почему ты говорил, что у тебя нет ни родителей, ни родных? Как ты дерзнул приять сию святую монашескую схиму, будучи исполнен хитрости и лицемерия? Если бы ты с самого начала открыл о себе бесхитростно всю правду, тогда бы она не открылась сейчас против твоей воли. Уходи же от нас и из пределов Афин, ступай к своей матери, которая три ночи подряд доставляет мне сильное беспокойство». Во время этой речи блаженный Лука стоял в страхе, опустив взгляд в землю, он ничего не говорил, но слезы его и весь вид показывали, что он сильно скорбит из-за того, что разлучается с монастырем и братией. Заметив это, игумен смягчил гнев, тронутый великим смиренномудрием божественного Луки, однако сказал ему: «В настоящее время невозможно тебе не вернуться к матери. После же того, как это исполнишь, уже никто не сможет воспрепятствовать тебе заботиться о спасении твоей души в любом месте. По всему видно, что молитва твоей матери весьма богоугодна и победила твою собственную». Как только божественный Лука услышал это, то не стал возражать, так как был очень застенчивым и по своему благоговению всех почитал. Положив поклон и испросив молитв игумена, он нехотя вышел из обители и отправился домой к матери.

Когда он вошел в дом, мать его сидела на пепле в сильной печали. Увидев сына, она исполнилась удивления и одновременно радости и поднялась со своего места. Размысли о добродетели женщины, ибо именно такому дереву – матери – соответственно было принести и такой же плод – сына. Ведь эта благословенная, внезапно увидев сына, не бросилась сразу же обнимать его или рассматривать, почитая это вторым делом, а обратила сначала очи свои к Богу и, воздвигнув руки, исповедала Ему это благодеяние, благодаря которому снова обрела потерянного сына. Она обняла любимого ею со словами: «Благословен Бог, Который не отвратился моей молитвы и не удалил милости Своей от меня».

Возвращенный матери таким образом, блаженный Лука служил ей и оказывал честь и послушание, приличествующее матери от сына, но через месяца им снова овладела непреодолимая любовь к Богу и безмолвию, заставив о обо всем позабыть и сделаться своим лишь Богу. Тогда и мать не стала препятствовать ему, не считая это презрением к себе, потому что знала, что хотя любой сын и должен всему прочему предпочитать родителей, но Бога – даже самим родителям. Взяв благословение матери, он пошел на гору Иоаннитра. Обходя ту ее часть, что спускается к морю, он нашел храм святых бессребреников Космы и Дамиана и соорудил там отшельническую келью. Сколько браней и битв выдержал там преподобный, борясь с голодом, сном и бесчеловечными демонами, которые воюют на нас через эти страсти, никто не может ни проверить, ни поведать, по причине превосходства сего предмета. Но если и должно на немногих примерах показать подвиги преподобного, как можно описать льва по когтям, а качество воды источника по вкусу небольшого количества воды, то не будет грехом к повествованиям о его добродетелях добавить и следующие рассказы.

Один ученик преподобного не верил ему и подозревал, что преподобный лишь притворяется, что предается молитве и бдению, а на самом деле большую часть ночи тратит на сон. А подозрение это возникло у ученика потому, что преподобный не предавался по ночам изучению наук и не читал книг Священного Писания, но был якобы весьма невежествен. Так говорил тот ученик о преподобном. Желая проверить, так ли все на самом деле, однажды, когда дверь в келью святого была закрыта, ученик близко подошел к ней и прислонил голову, чтобы послушать, что говорит преподобный. Простояв так до утра, он вернулся в свою келью, исполненный удивления и свободный от прежних помыслов неверия, которые искушали его. А узнал он, когда находился у двери преподобного, следующее, как сам об этом рассказывал после кончины Луки: «Я услышал, что преподобный, совершая коленопреклонения и касаясь лицом земли, каждый раз говорил: «Боже, милостив буди мне грешнику» (Лк. 18:13). Чем больше разогревался преподобный, тем больше поклонов полагал, до тех пор, пока не истощал все свои телесные силы и не мог уже следовать желанию духа. Тогда он падал на землю, и долгое время лежал без движения. Но и на земле он не пребывал в бездействии, не лежал просто так и не спал, но поднимал руки и воздвизал мысленные очи свои к небу, усердно возглашая: «Господи, помилуй». Дав немного отдохнуть телу, он снова вставал и молился, пока не рассветало». Таковы доказательства тайных подвигов преподобного и горячей его любви к безмолвию.

Однажды преподобный пришел к одному своему святой жизни другу, игумену монастыря. Пробыв у него три дня, он почувствовал сильное желание снова вернуться на безмолвие в свою келью. Лука стал проситься уйти, но игумен не отпускал его, потому что любил преподобного и не мог вынести разлуки с ним, ибо любовь друзей в Боге сильнее любви природной. Поскольку преподобный не соглашался остаться, желая вернуться в свою каливу, игумен, под предлогом, что скоро большой праздник, сказал: «До каких пор ты будешь вот так, по-мужицки, противиться и более предпочитать пустыню церковному собранию, да к тому же скоро всеобщий праздник, и если ты не услышишь священные слова и песнопения, то нанесешь себе величайший вред». На это богоносный Лука с обычной ему блаженной простотой отвечал: «Учитель благой, пастырь благословенный, хорошо ты повелеваешь, однако, какую пользу приносят человеку каноны, чтения и Церковное богослужение? Какова их цель? Услышав вопрос, игумен не знал, что и отвечать. Преподобный же, заметив его недоумение, снова с присущей ему простотой отвечал: «Учитель благой, пастырь благословенный, псалмопения, чтения и любая служба приводят добродетельных в страх Божий, как ты учишь. А тому, кто усердно заботится стяжать в сердце этот страх Божий, разве нужно все то, о чем ты говоришь?» Настоятель монастыря сильно удивился услышав это, и более уже не стал удерживать преподобного, но позволил ему возвратиться в келью.

Вблизи своей каливы преподобный разбил небольшой садик, чтобы утруждать свое тело и раздавать братиям необходимое на потребу. В садике были разные деревья, он выращивал и овощи, которые каждый день раздавал приходящим к нему. Иногда, собрав плоды своего сада и нагрузив ими мула, он отвозил их в близлежащие селения. Тайно сгрузив, он оставлял плоды посередине селения и во вращался в келью. Так преподобный щедро раздавал другие плоды своих трудов.

Однако в этот садик преподобного повадились приходить олени с гор, вытаптывая копытами растения. Преподобный прогонял их иногда камнями, иногда криком, но те продолжали приходить и вредить растениям. Однажды, увидев одного оленя, бывшего крупнее прочих, преподобный стал тихо говорить ему, как будто беседовал с человеком: «Зачем вы обижаете меня и портите плоды трудов моих, хотя я вас ничем не обидел? И я, и вы рабы одного Хозяина и Творца Бога, но я, созданный по образу Божию, имею власть над всеми Его творениями. Итак, Бог повелевает тебе, да не сойдешь ты с этого места, где стоишь, но воспримешь достойное от Него осуждение». И в тот же миг олень упал и остался без движения. Бывшие поблизости охотники, увидев лежавшего без движения оленя, сбежались и хотели его зарезать. Это не понравилось преподобному. Он пожалел несчастного оленя и, подойдя к охотникам, кротко сказал: «Братия, вы не имеете права убивать этого оленя, потому что вы не гонялись за ним и не трудились. Ясно, что это животное, которое упало, нуждается больше в милости и помощи». Этими словами он убедил охотников, и те не только оставили оленя, но и помогли преподобному поднять его, после чего отпустили его на волю. Охотники же только удивлялись великому состраданию и кротости преподобного.

Нельзя не рассказать и о следующем случае. Хотя преподобный подвергал свое тело мучениям столькими трудами, постоянными бдениями, бесчисленными коленопреклонениями, скудной пищей, потому что вкушал только ячменный хлеб и воду, и то воздержанно, иногда ел овощи и попадавшиеся бобы, мерз зимой от холода, а летом сгорал от жары, страдал от множества вшей (я оставляю все прочие злострадания, им испытанные: ночные стояния, непрестанную молитву, одиночество, пустыню, которая обычно делает человека грубым и ожесточает его душу), он, тем не менее, никого не оскорбил, но всегда был приветлив, весел и кроток с приходившими к нему. Он предлагал им и телесную и духовную пищу, вкушая вместе с ними до тех пор, пока не насытятся, ничего не утаивая из еды, и не оставляя про запас, потому что знал, что Бог, питающий скотов и птиц, не оставит без Своего попечения тех, кто непрестанно в истине призывают Его божественное имя.

Поскольку преподобный весьма желал принять великую ангельскую монашескую схиму, то удостоился этого Божественным Промышлением таким образом. Двое благолепного вида и святой жизни престарелых монахов, по дороге в Рим проходили через те места, где жил преподобный, как будто их кто-то послал. Приняв их с большим дружелюбием, преподобный открыл им свое сильное желание стать великосхимником и горячо просил их постричь его. Видя, что преподобный был достойным для схимы сосудом, монахи не стали медлить, но, исполнив положенные священнодействия, облачили его в этот ангельский образ с новыми, строжайшими обетами самоотвержения на узком и скорбном пути, ведущем в жизнь. Все этому возрадовались: и Бог, и Ангелы, и люди. Весьма скорбел и был напуган только диавол, потому что видел нового воина Христова и истинного подвижника, облаченного в оружие Святаго Духа и дышащего мужеством и благородством, готовящегося воевать против него еще с большим пылом, чем прежде.

Для угощения монахов, которые стали для него причиной великого добра, у преподобного не было ничего, кроме обычной скудной пищи. Из-за этого преподобный был весьма опечален. Но Бог, отверзающий щедрую Свою десницу насыщающий всякое животное от Своих щедрот, и здесь сотворил чудо. Когда на рассвете монахи сидели на берегу и любовались тихо плещущими волнами и видом яркого солнца, вдруг из воды выпрыгнула огромная рыба и упала прямо к их ногам, она тихо билась, как бы прося взять ее. Увидев это, монахи подивились Промыслу Божию и поблагодарили Господа, но Тот, Щедрый, как бы не довольствуясь одной рыбой, послал им еще одну. И тотчас же другая рыба, такая же как первая, выпрыгнула из воды на землю, как бы прося взять и ее, и еще больше возблагодарить Бога. Вот таким образом Бог открыл монахам, насколько велик был Лука, и они, получив от него больше пользы, чем доставили ему сами, ушли.

Восприяв духовное оружие великого ангельского образа и размыслив, что теперь он впервые записан воином Христа и должен сражаться с диаволом, а для этого требуется совершить еще больше подвигов, чем прежде, преподобный присоединял пост к посту, слезы к слезам, жил еще в большем безмолвии и проводил время в еще более теплой и протяженной молитве. За это он получил от Бога большую помощь, благодать исцелений, ведение прошедшего и будущего, и того, что происходит втайне в настоящем. Так, болгар, которые пленили почти весь Эпир, своими молитвами к Богу он предал погибели, но за много дней предсказал, что они причинят много зла. Говорил он это неясно, чтобы люди не стали прославлять его за прозорливость, ибо некоторые слышали, что он говорил: «Эллада будет захвачена, а на Пелопоннес пойдут войной».

Калива преподобного была построена безыскусно, но не для того, чтобы защищать его и что-то хранить в ней, потому что ничего, кроме собственного тела, у него не было, а для того, чтобы скрывать его подвижнические труды, о которых он не хотел, чтобы знал кто-либо, кроме Бога. Для того, чтобы всегда помнить о смерти, он выкопал в каливе глубокую яму и входил в нее, как в могилу. Улучив немного сна, он вставал и произносил слова Давида: «Предварих в безгодии и воззвах», а потом: «Очи мои предваряют утреннюю стражу, чтобы мне углубляться в слово Твое» (Пс. 118:147–148).

Какими словами возможно поведать о великом сострадании и доброте преподобного? Хотя в предыдущих рассказах мы и говорили об этих его качествах, ибо он миловал и был благодетелем не только для людей, но и для скотов, птиц, и даже ядовитых гадов. Этот присноблаженный долгое время кормил двух змей, помня о заповеди Господней, в которой говорится: «любите врагов ваших, благотворите ненавидящим вас» (Лк.6,27) и эти змеи не причиняли ему никакого вседа. Много раз кормил он и малых птиц полевых, будучи милосердным, как говорит божественный Давид: «он всякий день милует и взаймы дает» (Пс. 36: 26).

Поскольку слава о святом разошлась повсюду, однажды к нему пришли два брата. После того, как преподобный принял их и они насладились беседой, братья рассказали, что отец их перед смертью закопал в землю деньги, но они не знали, где именно, поэтому и просили преподобного открыть им это место. Они были нищими, лишенными самого необходимого, и что самое худшее, из-за этих денег боролись друг с другом, обвиняя один другого в том, что это брат украл деньги. Услышав все это, преподобный, по своему смиренномудрию, размыслил, что на их слова не требуется даже и давать ответа, поэтому сразу же ушел. Они же, надеясь все же с его помощью отыскать деньги, пошли к нему во второй раз, и снова стали просить. Преподобный отказывался, говоря, что не имеет такой Божественной благодати. Но так как они просили его долгое время, обещая, что не уйдут, пока он не удовлетворит их просьбу, он с трудом согласился им помочь, но сделал это искусным способом. Подобно тому, как поступает желающий скрыть то, что он знает, он сказал им: «Вы знаете то место, где отец ваш спрятал деньги (по такому-то и такому признаку). Зачем же напрасно приходите и покоите меня?». Услышав ответ, они тотчас же пошли на место, указанное преподобным. Там они нашли подтверждение его слов, и, взяв деньги, разделили их между собой, а о чуде разгласили всем бывшим там людям.

Однажды пришли к преподобному некие люди. Вслух он сказал: «К нам идет человек с тяжелым грузом». После этих слов преподобный оставил всех и ушел в гору. Слышавшие же его слова стали размышлять, кем бы мог быть тот, который идет с тяжелым грузом, и что это за груз. И вот, как и предсказывал преподобный, к ним пришел человек, но без груза. Он стал спрашивать о преподобном, говоря, что ему требуется его помощь. Люди предложили ему подождать, так как незадолго перед этим святой ушел. Человек стал ждать, говоря, что не уйдет отсюда, пока не встретиться с преподобным. Так прошло семь дней, и едва преподобный вышел из своего тайного убежища на горе и увидел человека, как суровым и непривычным для его кротости голосом сказал: «Человек, чего ты пришел искать в пустыне? Для чего оставил города и пришел сюда, в горы? Зачем ты оставил архиереев, учителей, духовников и ищешь неграмотных отшельников? Как ты не боишься Божественного осуждения, будучи виновен в стольких грехах?» Услышав такие слова, человек тот задрожал, и от страха связался его язык так, что он не мог говорить, а только плакал. Святой продолжил: «До каких пор ты будешь молчать и не исповедуешь перед всеми свой грех, открыв беззаконное убийство, тобой совершенное, и хотя бы немного не умилостивишь Бога, ненавидящего зло?» А тот, как выяснилось убийца, понуждая себя, с прерывающимся дыханием, произнес: «Человек Божий, что ты еще хочешь узнать от меня, ибо ты уже все узнал от обитающей в тебе благодати, даже прежде чем я поведал тебе обо всем? Однако я подчиняюсь твоему повелению и перед всеми исповедаю сотворенное мною зло, и все присутствующие будут свидетелями тайного моего греха».

С этими словами он открыто исповедал свой грех, в деталях указав место, способ и причину убийства своего товарища, обличая и себя, и сеятеля греха – виновника всякого зла. Затем он припал к ногам преподобного и стал просить его об исправлении и избавлении от сетей вражиих. Сострадая ему, преподобный поднял его с земли, утешил, дал совет и правило, чтобы совершал, где будет возможно. Вместе с этим он велел ему идти на могилу убитого, проливать потоки слез и сделать три тысячи поклонов, щедро совершая положенные поминовения. Всю жизнь он должен был оплакивать свой грех, и постоянно помнить о нем. После этого, еще немного наставив его, преподобный вложил ему в ум осуждение греха и заповедал отныне показать сильное покаяние исповедать перед духовным отцом грехи, чтобы получить прощение.

Как-то раз владелец корабля по имени Димитрий, бывший другом преподобного, ловил рыбу вблизи того места, где жил Лука, и решил послать ему рыбу. Он много трудился но ничего не поймал. Наконец он бросил сети в море, призвав на помощь имя преподобного, и – о чудо! – тотчас же на крючок, как будто кто-то ее притянул, попалась большая рыба. Увидев такое, Димитрий удивился, но снова попробовал забросить крючок во имя преподобного; с такой же легкостью, как и в первый раз, попалась другая рыба, только немного меньше первой. Но здесь отец зависти, диавол, сотворил с владельцем корабля то же, что некогда и с Каином. Он убедил его оставить для себя большую рыбу, а преподобному отдать меньшую, которую тот с благодарностью и благопожеланиями взял, притворившись, что не знал о хитрости. Однако, чтобы владелец корабля не остался без исправления, и впредь предлагал Богу дары с рассуждением (ибо то, что он дал святому, он думал, что дает Богу), преподобный тихо сказал ему: «Зачем мы, люди, согрешаем по собственной воле и неразумно гневим Бога, как поступил некогда Каин, а затем Анания и его жена? Каин предпочел Богу собственное наслаждение, а Анания и его жена украли деньги, посвященные ими Богу. Возможно, подобное произошло и с этой рыбой, ибо человеку было оказано большее предпочтение, чем Богу». Из этих слов владелец судна понял, что преподобный имел дар прозорливости и узнал о совершенном им грехе. Немедленно раскаявшись в недостойном поступке и попросив прощения, Димитрий пообещал впредь так не поступать. Получив прощение преподобного, он вернулся домой.

Приготовив рыбу, ученик преподобного предложил ее учителю, как нечто весьма желанное. Но Бог, знающий, что для преподобного наслаждение и нега – забота о ближнем послал в тот час нескольких христиан. Увидев их, святой сказал ученику: «Рыбу эту Бог велел дать в пищу братьям, а не мне, так что подай ее им на стол». Так те христиане ели рыбу, а преподобный питался своей к ним любовью.

Проведя на горе Иоаннитре семь лет, преподобный вынужден был покинуть ее, потому что князь болгарский Симеон, в нарушении договора с царями ромеев, начал войну в Эпире: у одних жителей он отнял жизнь, у других – свободу. Из страха перед болгарами одни укрывались в городах, другие уходили в Эврипос и Морею. Крестьяне, соседствовавшие с преподобным, отплыли на близлежащие острова. Но и там завистливый враг подверг их опасности: болгары заметили их, плывущих в лодке, и, внезапно напав, всех почти убили; спаслись только те немногие, которые умели плавать. Среди них был и преподобный Лука. Позже с родными и знакомыми он отплыл в Коринф. Там он пожелал выучиться читать и записался в школу, однако это принесло ему мало пользы, потому что, видя, что дети шалят, он ушел оттуда, предпочтя лучше остаться неграмотным, чем научиться недоброму. Услышав, что в Патрах Ахайских был тогда один преподобный столпник высокой жизни, он захотел с ним встретиться.

В это же самое время, тот столпник, находившийся в Земене, послал к Луке человека с просьбой прийти к нему, быть ему сожителем, и послужить ему, если для него это не будет тяжело. С большой радостью приняв это слово, потому что преподобный любил больше подчиняться, чем подчинять, ибо молодым это полезнее, и знал, какое великое приобретение происходит от подчинения и смирения, он пошел к столпнику в услужение. И с той поры треблаженный старался исполнять для него всякую службу, потому что почитал для себя великим бесчестием и вредом, если кто-либо делал это вместо него. Он носил дрова, воду, заботился о трапезе и кухне, чинил сети, ловил рыбу, причем делал все это не один, не два и не три года, но целых десять лет, подражая смирению Иисуса Христа, Который, как Он Сам об этом говорит, «не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить» (Мф.20: 28). Преподобный оказывал столпнику не только послушание, но и проявлял любовь, которая превосходит любовь плотского сына к отцу. Однажды он услышал как один из тех, кто любит осуждать других, поносил и осуждал его старца; это показалось ему очень обидным и он разжегся такой ревностью, что забыл о присущей ему кротости и стыде, и вынужден был против того бесстыдного сказать жесткие слова. Однако тот, будучи бесчеловечным и жестоким, имея немалые и трудноисцелимые страсти, нуждался в большем вразумлении. Не в силах вынести обличений преподобного, он ударил мерзкой своей рукой святого, но одновременно получил удар и от беса, упал на землю, стал трястись и испускать пену. Но самое-то страшное и достойное слез то, что он до конца жизни остался одержимым бесом, наказуемый сатаной «во измождение плоти, чтобы дух был спасен», как говорит Павел (1Кор. 5: 5). Об этом должны помнить все, кто не сдерживает свой язык. Вот так тот, кто должен был быть учителем и наставником других, потому что был священником, и давать советы другим и словом и своей жизнью, оказался настолько неразумным, что стал примером душевного вреда и явным позором священнического достоинства.

Но, ненавистник добра, не в силах вынести того, что божественный Лука до конца пребывал в подчинении у столпника и приобретал от этого многую пользу для своей души, приложил все силы, чтобы вывести его оттуда. Начальник портов той местности не дозволял судам плавать в Центральную Грецию из-за нашествия врагов. И случилось так, что в одной из лодок он встретил преподобного, который как раз и хотел плыть туда. За это начальник очень сильно избил его. С той поры преподобный решил жить один и пошел в монастырь святого Прокопия, где и стал безмолвствовать. Но однажды случился сильный дождь, который разрушил небольшую келью, где жил преподобный, и он вынужден был уйти оттуда. Возможно, так устроил Бог, чтобы, пребывая в Морее, он не лишался родины надолго, потому что прошло немного времени, как умер нечестивый болгарин Симеон, власть досталась его сыну Петру. Ненавидя войны и кровопролития, новый царь заключил с ромеями мир, и все беженцы вернулись на родину. Вернулся к желанному безмолвию на гору Иоаннитру и божественный Лука, продолжая свои подвиги и подъяв еще большие труды добродетели, заботясь о разрешении трудов путников, по человеколюбию оказывая им гостеприимство.

Однажды, направляясь в Константинополь, недалеко от этого места остановился на отдых епископ Коринфа. Преподобный пришел к нему, принеся самые лучшие из овощей, что были в его маленьком саду. Узнав, кто он, где живет, и какова его жизнь, епископ захотел сам пойти и посмотреть его каливу. Увидев вольную и небывалую нищету преподобного, он удивился и велел самому близкому из своих людей дать ему золота. Преподобный же не хотел брать золото, говоря, что'молитв и поучений желаю приять, Владыка, а не золота, ибо что мне, который так бедно живет, в нем пользы? Дай мне то, чего я весьма жажду и то, в чем так нуждаюсь, научая меня, грубого и необразованного, спасению». Тогда архиерей опечалился, подумав, что преподобный презрел его и не взял дар не потому, что он был не нужен, а потому, что не понравился. С болью в сердце епископ произнес: «Почему ты отвернулся от моего дара? И я христианин, хотя и грешный, и епископ, пусть и недостойный. Как же ты, который во всем подражаешь Христу, не стал подражать Ему в этом? Ибо он принимал произволение и дары тех, которые желали принять Его в своем доме, свидетель тому ковчежец. Если же тебе не нужен мой дар, дай его тому, кто нуждается в нем. А сейчас мне кажется, что заповедь о милости для тебя тщетная и бессмысленная вещь, ибо ты вредишь своему боголюбивому и человеколюбивому устроению. Короче говоря, ты ниспровергаешь то, что может утешить бедных и стать для многих путем ко спасению».

Как только преподобный услышал это, то не стал уже более противиться, чтобы не выглядеть гордым и не огорчать архиерея. Он принял дар и за него воздал богатством своих молитв. Затем с великим смиренномудрием произнес: «скажи мне, Владыка, как нам причащаться Божественных Тайн потому что, по грехам нашим, мы находимся в горах и пустынях. Мы лишены не только Божественного священнодействия, но и священника». Похвалив преподобного за его вопрос, архиерей ответил так: «Отче, хорошо, что ради добра о доброй вещи ты спрашиваешь. Ибо добро не будет добром, если совершается недобрым образом. Должен быть священник, чтобы преподать тебе Пречистые Тайны. Если же нет священника, тогда, по необходимости, поставь на Святую Трапезу Дароносицу с Преждеосвященными Тайнами – это если в церкви. А если в келье, то расстели на чистой скамье малый плат и на него положи частицы Пречистых Тайн, затем покади, произнеси обычные псалмы, Трисвятое, Символ веры, сделай три поклона и, сложив руки, причастись Божественных Тайн, говоря «Аминь». Вместо воды выпей чашу вина, но эта чаша не должна быть использована для чего-то другого. Прочие же частицы собери в плат и положи в Дароносицу, следя при этом, чтобы ни одна частичка не упала на землю и не была бы попрана». Выслушав это, преподобный премного благодарил архиерея.

Был у преподобного обычай на Праздник ваий брать в руки божественное оружие Честного Креста и подниматься утром на вершину горы, восклицая всю дорогу: «Господи, помилуй». Когда он так восходил однажды, ненавистник добра позавидовал ему и, желая помешать, заставил выползти из гнезда гадюку, которая ужалила Луку в палец ноги. По своей благости и любви к Богу преподобный тотчас же наклонился и, взяв гадюку сказал: «Ни ты меня не обижай, ни я тебя, но каждый пойдем своим путем, потому что мы творения одного Творца, Который, если чего не захочет, того мы сами сделать не сможем». После этого гадюка уползла в гнездо, а преподобный не потерпел никакого вреда от ее укуса.

Однажды отправлен был от царя в пределы Галльские специальный чиновник, но когда он достиг Коринфа, у него похитили деньги, выданные на служебные расходы. Он послал людей повсюду искать вора; всех подозрительных, кого поймали, он подвергал допросу и наказанию. Однако все было напрасно и не осталось никакой надежды, что деньги найдутся. Посланник так горевал, что захотел от скорби умереть. Князья утешали его различным образом, говоря, чтобы он надеялся на Бога, Который часто являет выход из безвыходного положения. Этим они старались привести в чувство того, кому от скорби угрожала смерть. И один из князей, встав посреди всех, сказал: «Никто не сможет открыть эту кражу кроме божественного Луки, сияющего в наши времена множеством чудес». Все коринфяне подтвердили его слова и премного хвалили преподобного. Услышав о преподобном, царский посланец ободрился и несколько успокоился. В тот же час он послал за ним, но тот, убегая славы человеческой, не хотел идти, однако, узнав о чрезмерной скорби несчастного и сострадая ему, пошел вместе с посланными. Когда он вошел в дом, навстречу ему вышел сам царский чиновник и, оказав подобающую честь, сказал, что ему самому надо было бы отправиться к преподобному, но из-за сильной скорби он не смог. Затем он поведал святому о краже. Чтобы немного успокоить его и положить доброе начало радости, преподобный сказал: «На данный момент воздадим должное чреву и будем радоваться вместе. Силен Бог, напоивший нас вином умиления и скорби, Он же напоит и чашей радости». Чиновник с радостью воспринял слово преподобного и повелел своим рабам приготовить «трапезу в виду врагов» его, согласно божественному Давиду (Пс.22:5). После того как они достаточно вкусили и насладились воспоминаниями о Боге, преподобный неожиданно поднял глаза и, посмотрев на одного из стоявших здесь рабов, подозвал его к себе, назвав по имени. Когда тот подошел, преподобный спросил: «Зачем ты захотел навлечь смерть на себя и опасность на своего господина. дерзнув похитить царевы деньги? Ступай же скорее и принеси их сюда, если хочешь получить милость и прощение». Услышав это, тот онемел, потому что его обличала и собственная совесть. Немедленно припав к ногам преподобного, он исповедал свой грех, прося прощения. Получив его, он тотчас же вышел и принес деньги, положив их на виду у всех.

А сейчас ты, возлюбленный, задумайся, сколько благ последовало от одного этого чуда преподобного: скорбящий возрадовался, согрешивший исправился, темное деяние было обличено и от этого прекратилось зло. Виновник всякого зла диавол был постыжен, а Христос был прославлен через Своего служителя.

Однажды пошел преподобный к боголюбивому Антонию, который был игуменом монастыря, что перед городом Фивы (у преподобного был обычай ходить к богобоязненным и благочестивым мужам). Случилось тогда, что смертельно заболел сын первого вельможи той страны, и уже не было надежды, что он выживет. Вокруг него стояли в печали родители, все родные и друзья, ожидая скорой смерти. Один из них рассказал им о преподобном и предложил позвать его, ибо если он посетит больного, то сможет избавить его от болезни. Отец больного сейчас же побежал к преподобному, находившемуся в монастыре, упал к его ногам и с горячими слезами просил его навестить больного. Но поскольку он один не мог убедить преподобного, то сделал знак игумену, чтобы и он поспособствовал ему в этом. Игумен горячо просил преподобного навестить больного, однако тот не соглашался, говоря: «Кто я такой, и что доброго обретается во мне, что вы имеете ко мне такое уважение? Обманываетесь вы, только Бог силен избавить от смерти, человек же тленный и подверженный греху не может сотворить такого чуда». После таких слов отец больного в печали и отчаянии вернулся назад. Когда же наступил вечер, то, беседуя с преподобным, Антоний сказал: «Я думаю, отче честный, что мы поступили худо и вопреки заповедям Божиим, не посетив больного, особенно же после того, как нас просили об этом со многими слезами. Поэтому мы по праву услышим: «болен… был… и не посетили Меня» (Мф. 25: 43). Вообрази в какую скорбь впали родители и родные больного? По моему мнению, наш отказ – весьма безжалостен и далек от человеколюбия».

На это божественный Лука отвечал: «Исцелять больных – свойственно только Богу и Его благодати, утешать скорбящих – свойственно тем, кто имеет дар слова и разум, я же лишен и того, и другого. Какую пользу принесу я тому, кто просил меня прийти? Но если ты, отче, считаешь этот поступок хорошим и приятным Богу, то сначала иди ты, а я последую за тобой». После этого они встали и, когда вошли в дом больного, был уже поздний вечер. Они нашли больного безгласным, бесчувственным, слышалось только его дыхание, показывавшее, что он еще жив. Присутствовавшие там тихо плакали, только отец больного сказал преподобному, который сел рядом с ложем: «Помолись, отче честный, за раба Божия, моего сына, и сотвори на нем знамение во благо, только бы мне увидеть его здоровым силой твоих молитв к Богу». На это преподобный отвечал, что не может творить такие чудеса. Но отец больного снова стал его просить, к его просьбам присоединился и игумен. С большим трудом они смогли убедить преподобного. Встав, он поднял руки и в слух всех стал молить Бога о больном, а после молитвы вместе с игуменом ушел в монастырь. Наутро преподобный отошел на гору, убегая славы человеческой, ибо знал, что совершила его молитва. Игумен же, желая узнать, принесла ли молитва преподобного пользу больному, послал своего человека спросить об этом. Посланный вернулся назад и поведал то, что и сказать-то страшно, но и замалчивать худо, ибо того, кого недавно причисляли к мертвым, он увидел верхом на коне; тот в полном здравии ехал в баню.

В другой раз, когда преподобный пел утреню вместе с обретавшимися с ним братьями и служба приближалась уже к концу, он сказал трапезному: «Позаботься, чадо, приготовить еду и подать ее для братьев, которые к нам идут». Трапезный разжег огонь, но впал в недоумение, кто же к ним придет, о чем и спросил преподобного: «Ты велел мне приготовить трапезу, а никого нет. Кто же пришел и сказал тебе, что идут братия?» Тогда, притворяясь, что не знает, преподобный ответил ему: «Прости меня, чадо, бесы прельстили меня, вот я и сказал так». Услышав такой ответ, монах не стал ничего готовить, но когда рассвело, пришли те братья, о которых сказал ему ранее преподобный. Увидев их, монах стал осуждать себя за неверие и подивился дару прозорливости преподобного. Он приготовил еду для гостей, однако тайно оставил и для себя некую часть, что, впрочем, не укрылось от преподобного. Отослав его за водой, преподобный забрал эту часть и положил на стол вместе с остальной едой. Братья все съели и ушли. Когда же трапезный захотел съесть спрятанное, то не нашел ничего и, расстроенный, обвинял святого, что тот его обидел. При этом трапезный говорил: «Разве я не достоин того, чтобы и обо мне позаботились, как о гостях? И если ты не нуждаешься в еде, то зачем же нас лишаешь необходимого?» На это святой тихо ответил ему: «Брат, эту пищу Бог приготовил для братии, пришедшей к нам в гости, а не для нас. Конечно, если бы это было к нашей пользе, то Бог напитал бы и нас этой едой». Услышав это, трапезный раскаялся в своих словах и, припав к ногам преподобного, просил прощения.

Поскольку в том месте, где обитал преподобный, его сильно беспокоили постоянно приходившие к нему люди, возмущая его безмолвие, он решил уйти в другое, более пустынное место. Однако, не желая делать это по собственной воле, послал своего ученика Германа в Коринф к знаменитому тогда в добродетели и премудрому учителю Феофилакту вопросить, что ему делать. Тот велел передать ему, чтобы он следовал примеру святого Арсения Великого, которому Бог сказал: «Арсений, бегай и спасайся». И снова: «Арсений, бегай, молчи, безмолвствуй». Услышав эти слова, божественный Лука покинул гору Иоаннитру и пошел в другое, спокойное и здоровое, место Каламион, подвизаясь так, как он желал, в полном безмолвии, духовно веселился и радовался.

Прошло три года с тех пор, как преподобный поселился там, и поднялся народ Агарянский, и стал разорять Грецию набегами. Поэтому преподобный вместе с другими местными жителями переправился на ближайший остров Амбелон, лишенный воды и покрытый высохшей растительностью. Пребывание на острове стало для него училищем добродетели и причиной добрых плодов. Преподобный на лодочке развозил воду, раздавал ее народу, а когда у него были вино и еда, то раздавал и их. Иногда он ловил рыбу, и также раздавал ее. Жители же, надеясь, что Греция уже освободилась от турок, просили его переправить их в Морею, но он препятствовал им, говоря: «Братия, эта весенняя туча скоро рассеется, и для нас снова воссияет мир», как и случилось позднее. Греция стала свободной от агарян, и люди вернулись к себе на родину. Преподобный провел на острове три года и часто не имел ни хлеба, ни воды, потому что когда дули сильные ветры, он не мог на лодочке переправляться на материк, и оставался на острове, сгорая от жажды. Кроме того, враг принес ему болезнь: у него возник невыносимый и страшный зуд в детородных органах, так что он уже готов был отсечь их. Преподобный стал просить Бога и святого, чьи мощи пребывали на острове, исцелить его. Однажды во сне ему явился тот святой и указал на растение, сказав: «С ним найдешь исцеление, однако знай, что при этом лишишься награды за терпение». Проснувшись, преподобный предпочел лучше временно пострадать от своей болезни, чем потерять вечную награду. Так что, увидев крайнее его терпение, Бог исцелил его.

Сестра преподобного, монахиня, однажды привезла ему, испытывающему страдания на острове, хлебы. Взяв их, преподобный похвалил ее за доброе произволение, однако сказал: «Я не должен съесть ни одного из них, потому что Бог уготовил их не для меня, а для других братьев, и через некоторое время ты их увидишь и подивишься, как необходимы будут эти хлебы». Та же недоумевала и ожидала увидеть братьев, о которых он ей сказал. Сам же преподобный через некоторое время стал тревожиться и, казалось, сострадал каким-то братьям, которым угрожала опасность. Потом показалось, что он напрягает слух, чтобы услышать голос, обращавшийся к нему из какого-то места. И, наконец, стало заметно, что он приободрился, весьма возрадовался и благодарит Бога.

А причина такого поведения преподобного была в следующем. С Запада шел корабль, который настигла буря и ему угрожала опасность утонуть, от чего он избавился заступничеством преподобного и, приплыв к острову, бросил якорь. А поскольку моряки знали, где искать преподобного, они пришли к нему и рассказали о постигшей их опасности, и о том, что уже отчаялись в спасении, не ведая, что говорят это тому, кто знал об их опасности, и своими молитвами к Богу избавил от нее. По своему человеколюбию преподобный предложил им хлебы, принесенные сестрой, и всячески проявлял заботу о моряках, утешая их словом и делом. Он имел такую ревность, что если бы было возможно, то отверз бы свое сердце и поместил их туда, так необычайна была его любовь к людям. Это и есть наказ: давать с веселостью и иметь душу Авраама, то есть принимать гостей без всякой печали и с большим желанием отдавать, чем получать.

Настало время сказать и о том, как преподобный покинул остров и поселился в горе Стерийской, где и ныне пребывают его святые мощи. Христиане, которые нашли убежище на острове вместе со святым, после того как вернулись на родину, вспомнили о его благодеяниях и, зная, насколько он велик в добродетелях, пожелали, чтобы преподобный поселился с ними по соседству. Покидая остров, они склонили его пойти ними, чтобы только посмотреть местность и, если не понравится, то снова вернуться на остров. Когда преподобный увидел, что место то спокойное, с умеренным климатом, радует глаз, свободно от людей и изобилует водой, то решил там поселиться. Очистив подступы к воде от леса, росшего вокруг, и возделав землю, святой устроил прекрасный сад, насадив разные деревья. Келью же свою он выстроил не рядом, но поодаль, чтобы ее не было видно. Целью его было – всегда отсекать всякое тщеславие, чтобы люди считали его как бы мертвецом.

Однако завистливый диавол не прекращал воевать на преподобного: иногда в помыслах, иногда искушениями от злых людей, иногда представляясь ему в виде призраков чувственным образом. Однажды он появился у двери в его келью в виде черного мерзкого человечка и сказал: «Ты сжег меня, монах, но подожди немного, и узнаешь, кто жжет сильнее». Сотворив знамение Честного Креста, преподобный ответил: «Да уничтожит тебя Господь». И в тот же момент тот стал невидим. После этого пришел к преподобному его знакомый монах и друг Григорий, которому тот сказал: «Тебе встретился по дороге Конидариос?"(этим именем преподобный обычно в насмешку называл диавола). Григорий, недоумевая, спросил: «А кто этот Конидариос?»

– Пришел низкого роста арап и устрашал меня, что скоро сожжет, после чего ушел.

Тогда Григорий понял, о ком говорил преподобный, и сказал ему:

– Отче, да избавит нас Бог от его сетей твоими святыми молитвами. Он ничего не сможет сделать тебе, потому что тебя хранит Бог.

Проводя святые дни Четыредесятницы с преподобным, сей Григорий не переставал просить избавить его от болезни (он весьма страдал желудком). И хотя преподобный уверял, что это выше его сил, Григорий с болью и дерзновением (ибо знал какое дерзновение имеет к Богу святой) все просил его, до тех пор, пока преподобный уже более не мог ему сопротивляться. И тогда он сказал: «Смиренный Григорий, из-за тебя этой ночью надо мной посмеялись бесы, не знаю, что и сказать тебе». Веря в то, что видение преподобному было от Бога, Григорий стал просить открыть ему, что он видел. Преподобный Лука поведал тогда следующее: «Мне показалось, что я видел мужа, страшного видом, который стоял рядом со мной и был украшен золотыми и светлыми одеждами. Рядом стоял ты и смотрел на меня. Показывая на тебя, я спросил явившегося: «Зачем он меня беспокоит? Смилуйся над ним прошу тебя, или избавь меня от беспокойства, которое он мне доставляет». Явившийся отвечал: «Оставь его, потому что он хочет стать монахом». Я же сказал: «Он, как ты и сам видишь, уже стал монахом», и одновременно показал пальцем на твою схиму. Явившийся возразил: «Я говорю тебе о мере монашеского совершенства, а не о схиме, ибо истинного монаха видно не по одежде, но больше по поступкам и по преуспеянию в добродетели. Если настоящий признак совершенства в добродетели есть распятие и умерщвление себя для мира, ясно, что и телесная немощь также приводит человека к совершенству и есть главное училище добродетели. Телесная немощь весьма полезна тому, кто хочет стать истинным монахом». Вот что имел в виду явившийся, когда сказал: «Оставь его, потому что он хочет стать монахом"». После этого Григорий ничего не сказал, а только запел тридцать девятый псалом: «Твердо уповал я на Господа, и Он приклонился ко мне и услышал вопль мой» (Пс. 39: 2). Однако святой не презрел его до конца, но явился ему во сне в образе врача и притворился, что дает ему лекарство от желудка, а затем сказал: «Ступай, смиренный Григорий, в здравии, и больше у тебя не будет болеть желудок от пищи». Так и случилось на самом деле, потому что он жив до сих пор и свидетельствует об этом случае.

В то время замышлялось восстание против царя Константина Багрянородного, и поэтому в Константинополе задерживали всех, кто состоял в крамольной организации или был под подозрением. Но жена главного военачальника Греции Пофоса в письме попросила генерала поскорее вернуться в столицу, ибо царь весьма желал его присутствия там, и, кроме того, смертельная опасность угрожала их ребенку. Генерал очень опечалился и не знал, что делать, потому что опасность, грозившая ребенку, вынуждала его отправиться Константинополь, но волнения, бывшие там, устрашали его и он не хотел идти. Особенно его смущало то, что написал письмо не царь, а его жена. Пока генерал пребывал в сомнениях, один князь посоветовал ему: «Если ты расскажешь о своем деле божественному Луке, то у тебя не останется никаких сомнений по поводу того, что делать, и ты ясно узнаешь что послужит к твоей пользе». Услышав это, генерал тотчас же позаботился о встречи с преподобным, который сказал ему: «Ступай, господин военачальник, в Константинополь без печали и без страха, а все неровности и трудности Бог исправит и соделает легкими, ибо царь хочет видеть тебя, к тому же он воздаст тебе большие почести. А ребенка твоего ты увидишь здоровым». Нисколько не колеблясь после этих слов преподобного, генерал отправился в Константинополь, и все свершилось именно так, как предсказал святой, о чем он с удивлением и стал возвещать всем.

Другой знаменитый архонт Кринит отправился управлять Грецией и достиг Лариссы. Услышав о подвигах преподобного, он пожелал его увидеть и побеседовать с ним. Придя в Фивы, он послал людей за преподобным и тот немедленно последовал за посланными. Архонта он застал за столом, ибо время было обеденное. Преподобный тоже сел за стол, а когда все встали из-за стола, вместе с ними встал и преподобный, не удостоившийся услышать ни одного слова от архонта, который так звал его прийти. Преподобный опечалился, но не из-за себя, потому что никто другой так не любил бесчестия, как он, а за архонта, презревшего досточтимый монашеский образ и его имя. Святой Лука собрался уходить, но при выходе обратился к слуге: «Без всякого смущения передай от меня своему хозяину следующие слова. «Зачем ты заставил меня оставить свою келью и прийти сюда, для чего я подъял из-за тебя столько напрасных трудов? Для чего ты вынудил любителя пустыни прийти в город, не удостоив меня ни одним словом, и не поприветствовав меня. Ты поступил не как благочестивый человек, который любит добродетель. Неужели ты позвал меня только отобедать, думая, что для меня это удовольствие? Какими духовными речами или какими полезными чтениями ты порадовал нас за своей трапезой, исполненной смеха и непотребных слов? Каким ты сам себя выставил перед теми, кого угощал? Почему ты восседал не на троне или на чем-либо другом, благообразно и благочинно, но лежал на ковре непрепоясанный, далеко отбросив пояс, ничем не отличаясь от язычника? Или у христиан и тех, кто не имеет в уме Бога и не желает спасения, все одинаково?» Уйдя с трапезы, преподобный пошел в монастырь к преподобному Антонию, который находился чуть дальше в той же стране. Слуга же обо всем поведал стратегу, и тот сразу же понял, что не по достоинству обошелся с преподобным и стал винить себя в небрежности там, где требовалось усердие. А поскольку он на самом деле был смиренным и кротким, то вскочил на коня и, не взяв с собой слуг, поскакал к преподобному. Вначале он с горячностью и болью в сердце исповедал свой грех, а потом, получив прощение, велел всем находившимся здесь выйти, после чего беседовал с преподобным до самого вечера. Святой стал ему настолько близким, что душа его прилепилась к нему по слову Давида, и он не хотел разлучаться с ним даже на малое время. Посему в любой нужде, которая возникала у святого, архонт с готовностью помогал, содействуя ему и потратив средства на строительство храма Святой Варвары. Когда же закончилось время пребывания Кринита у власти, он пришел к преподобному, испросил у него молитв и просил никогда не забывать. Преподобный, по Божию откровению, предсказал ему, что в настоящее время он не увидит Царствующий град, потому что Бог хочет, чтобы он был правителем Западных областей, что позже и произошло. Когда архонт возвращался в Константинополь и достиг Лариссы, предсказание преподобного сбылось. Криниту пришлось повернуть обратно, так как он получил царское письмо и был поставлен правителем Морей.

Все предсказания преподобного достойны удивления, но предсказание о Крите кажется почти невероятным, тем более что оказалось истиннейшим. За двадцать лет до того как предсказание сбылось, Лука, по Божию откровению, предсказал, что остров будет освобожден во времена некоего царя. Он ясно сказал, что возьмет Крит царь Роман. Поскольку в это время царствовал престарелый Роман Лекапен, кто-то спросил преподобного, не этот ли Роман, что царствует сейчас. Святой отвечал, что не этот, но другой, внук престарелого Романа.

Одна богатая и знатная женщина из Фив тяжело заболела, а ее муж, истратив много денег на врачей, не смог ей ничем помочь. Последней их надеждой был божественный Лука, который помолился Господу, и, сострадая ее мужу и утешая его, позвал своего ученика по имени Панкратий, сказав ему: «Возьми этот сосуд с елеем и ступай к больной, помажь ей все тело». Монах без рассуждения, потому что был простым и украшен благими нравами своего старца, отправился к женщине. Сначала она посчитала это неприличным и не соглашалась, чтобы ее помазали. Но потом, рассудив вместе с мужем, каковым великим был тот святой, кто его послал, и понуждаемые необходимостью, они согласились. Панкратий, как сын послушания, повинуясь заповеди старца, помазал ее с головы до ног. Размысли, какой плод он получил от своего послушания, потому что даже скверным помыслом не повредил себе от прикосновения к телу женщины. Размысли и о силе веры тех, кто попросили преподобного о помощи, потому что как только больную помазали, она сразу же получила здравие и прославила Бога.

Сей Панкратий рассказывал мне: «В то время, когда на те места напали язычники, мы с моим духовным отцом спрятались вдвоем в пещере, а на закате солнца к нам пришли укрыться также две женщины. Жалея замерзших беженок, преподобный принял их и проявил всевозможную заботу. Когда настало время сна, он повелел мне спать на одном краю, сам лег на другом, а их устроил посередине. И подобно тому, как ребенок касается своей матери, или как кто-либо касается камня или дерева, и к нему не приходит никакой плотской помысел, так и преподобный объят был простотой и бесстрастием.

У другого ученика, преподобного, Феодосия, был брат-мирянин по имени Филипп, спафарий (телохранитель императора), который часто приходил к преподобному. Однажды, когда Филипп хотел прийти, святой сказал Феодосию: «Приготовь все для встречи, потому что идет твой брат обедать с нами». Услышав это, Феодосий обрадовался и одновременно подивился прозорливости преподобного. Ожидая брата, он смотрел на дорогу. С наступлением вечера пришел и Филипп, неся с собой все самое необходимое. Была приготовлена трапеза, и вместе с преподобным все сели и ради общей любви одинаково вкусили от нее. После того как они закончили трапезу и прочли малое повечерие, то отправились спать. Однако, через малое время преподобный разбудил их на утреню, и они стали читать утреню, а Феодосий, зная, что брат его был непривычен к бдениям и стояниям, дал ему поспать до окончания песнопений утрени. Филипп же в это время не спал из-за помыслов, так как начал считать преподобного обжорой и пьяницей, только притворяющимся благочестивым, а на самом деле обманывающим людей. Эти помыслы были, конечно, от содействия диавола, который всевает лукавые семена в наши души, а также от малодушного его ума, который обо всем судит только по виду, не в силах помыслить о более великом и высоком, ибо принятие пищи не было признаком чревоугодия, но величайшей экономии. С одной стороны, по чрезмерной любви преподобный презрел малое ради того, чтобы приобрести более великое, ибо что такое воздержание от пищи рядом с любовью? Естественно, оно ничтожно. А с другой стороны, преподобный еще более показал людям крайнее смиренномудрие. Филипп же был сбит с толку своими поыслами, погрешив против истины, как об этом было показано свидетельством с Небес. Пока он ворочался в кровати, чтобы уснуть, то был восхищен и увидел двух прекрасных и светлейших света юношей, которые, взглянув на него суровым и враждебным взглядом, произнесли: «Зачем ты смущаешь себя такими помыслами, для чего осуждаешь невинного? Возведи очи свои вверх, ты, который видит только внизу, и увидишь, какой славы удостоился от Бога тот, кого ты считаешь обольстителем, лицемером и хулителем монашеского образа». Подняв глаза вверх, он увидел разостланную на земле драгоценную порфиру, а на ней стоял преподобный. Лицо его и одежды испускали дивный и неизреченный свет, и сам он был поистине светом. Филипп в страхе проснулся и пошел туда, где отцы в собрании славословили Бога. Рассказав обо всем преподобному, – и о своих помыслах против него, и о том, что сверхъестественным образом увидел во сне, Филипп попросил прощения и получил его.

Пробыв на горе Стирийской семь лет, преподобный Божиим откровением предузнал, что близится его кончина, однако никому не сообщил об этом. Выйдя из кельи, он обошел всех друзей и соседей и попрощался с ними, лобызая каждого и говоря: «Молитесь, братия, за меня, молитесь, потому что не знаем, увидимся ли еще друг с другом». Затем, вернувшись в келью, он прожил еще три месяца: сначала он немного приболел, после чего последовал более сильный приступ, а через восемь дней все узнали, что он отходит к Богу, Которого так возлюбил.

Как только об этом узнали все христиане, жившие в округе, они, хотя и была зима, и выпало столько снега, что были перекрыты дороги, все пришли к преподобному. Они пребывали рядом с ним до девятого часа, не вспоминали даже про еду и не шли домой, но все смотрели на веселое лицо святого, слушали его сладчайший голос и его последние слова, не желая с ним разлучаться. Из глаз их реками текли слезы, что свидетельствовало о той скорби, которая овладела ими из-за разлуки с преподобным. После того, как он попрощался со всеми и пожелал им всех благ, они ушли. Тогда преподобный спросил у стоявшего рядом пресвитера Григория, сколько сейчас времени, и, услышав, что скоро зайдет солнце, понял, что и он как светлая звезда, сейчас зайдет. Преподобный попросил Григория поскорее читать вечерню, после чего Григорий спросил его, где он хочет, чтобы его погребли. Преподобный сказал: «Не стыдно тебе спрашивать меня об этом, разве ты не знаешь, что меня должно связать по ногам веревкой и бросить в ров на съедение зверям». Григорий же не стесняясь слез, стал горячо просить его сказать, где он хочет быть погребенным, поскольку ничего не хотел делать вопреки его воле. Тогда преподобный сказал: «Копай в сем месте, где я лежу, и найдешь камень. Подними его и предай прах мой земле. Затем положи камень сверху, потому что Бог, имиже веси судьбами, будет прославлять место сие до скончания этого мира. Соберутся сюда множество христиан и прославят имя Его святое». С этими словами, облобызав пресвитера и бывших с ним, он возвел очи к небу и сказал: «В руце Твои, Господи, предаю дух мой». И так он предал блаженную свою душу Богу. Наутро, позвав христиан из близлежащих селений, Григорий попросил их выкопать могилу. Подготовив тело святого к погребению и прочитав положенное Последование, он похоронил святые мощи преподобного. Затем, закрыв могилу камнем, он ушел.

По прошествии шести месяцев некий монах, евнух из селения Пафлагонцев, по имени Козьма, решил пойти в Западные страны. Путь его пролегал вблизи Стирийской горы и вот, во время короткой остановки, он увидел странный сон, о котором и рассказал местным жителями. Обитатели этого места объяснили, что воля Божия повелевает ему остаться здесь, и из-за этого Господь и привел его сюда. Нисколько не колеблясь, монах пришел в келью преподобного, как будто ведомый кем-то за руку. Увидев, что местность спокойная и приятная, он пообещал Богу здесь поселиться. Сразу же монах начал ухаживать за могилой преподобного, поднял ее из земли, обложил плитами, а вокруг поставил ограду, чтобы никто не заходил сюда, кроме тех, кто приходит ради благочестия. Затем, через два года, ученики преподобного, наблюдая исцеления и чудеса, постоянно происходившие при гробе преподобного, рассудили, что будут недобрыми детьми доброго отца, если не воздадут до конца долг своем духовному отцу, и с ревностью приступили к постройке храма и келий. Сначала они завершили строительство церкви святой Варвары, украсили ее, а затем построили в достаточном количестве кельи и разные здания, необходимые для нужд общины и приема гостей. Потом они придали совершенно другой вид келье, где была гробница преподобного, построив прекрасную церковь в форме креста. Так что предсказание преподобного о прославлении места сего сбылось: и о христианах, приходящих к нему, и о ежедневно совершающихся чудесах. О нескольких из этих чудес мы должны рассказать во славу Бога и преподобного.

У одной женщины были совершенно обездвижены руки и ноги и она не могла ими пошевелить. Самое же тяжкое заключалось в том, что сын ее, который должен был бы утешать ее в болезни, сам был одержимым, и бес часто швырял его о землю. Из сострадания родные водрузили ее на осла и в таком положении привезли к могиле преподобного, оставили ее там вместе с сыном, а сами ушли. Но дивны суды Господни! Преподобный оставлял ее неисцеленной в течение долгого времени. Женщина ослабела от долгого ожидания и совсем отчаялась в своем исцелении. Но – о неизъяснимая Твоя благость, Господи! – незадолго до этого из гроба преподобного истекло благоуханное миро. Пришел алтарник, и налил его в лампадку, повесив прямо над гробом преподобного. Сын же парализованной, улучив время, когда никого не было рядом, сказал матери: «Я хочу выпить миро из лампадки». Мать же не разрешала ему, говоря: «Чадо, не делай этого, потому что алтарник гневлив и может нас выгнать отсюда». Однако сын повторил: «Я хочу выпить». Тотчас же он взял лампадку и выпил миро. В ту же минуту он упал на землю, начал кататься и пускать пену. Мать, пожалев сына и желая помочь, вдруг – о чудо! – сама, собственными ногами, подбежала к сыну, взяла его за руки и подняла. В тот же миг сын пришел в разум и освободился от бесовского действия. Удивившись двойному чудотворению, женщина прославила Бога и преподобного и, припав к его могиле, благоговейно и со слезами стала лобызать ее, воспевая благодарственные песнопения и возвещая всем о двойном явленном чуде святого.

У другой женщины было двое детей: мальчик и девочка. Они не могли ходить, так как были хромыми. Из-за этого мать постоянно сокрушалась и плакала, не зная, что делать. Услышав о чудесах преподобного, она с детьми пришла к его гробнице. С теплыми слезами мать стала умолять Бога и преподобного о помощи, ожидая, что Он уврачует ее детей. Прошло восемь дней, исцеления не наступало, и женщина в отчаянии решила вернуться домой, говоря от великого смирения: «За многие мои грехи я оказалась недостойной, чтобы меня услышал преподобный и чтобы Бог исцелил моих чад». За это смирение она удивительным образом и получила благодеяние, ибо в ту же минуту, как вошла в дом, случилось чудо. Она увидела, что оба ее чада здоровы и идут на собственных ногах. Это вызвало удивление у других, а мать наполнило безмерной радостью. Она с горячими слезами благодарила Бога и святого, потом созвала друзей и родных, и все вместе славословиями и похвалами они воспели Господа.

Еще у одной женщины была неисцелимая язва на лице, причинявшая ей сильнейшие боли и стыд. Ей пытались помочь врачи, но у них ничего не вышло и она только потратила на них свое время и богатство. Отчаявшись, она пришла к гробнице преподобного и, омывая ее слезами, и молясь ко Господу, просила исцелить ее. Помазав больное место елеем из лампадки над гробницей преподобного, она полностью исцелилась от своей болезни, да так, что на лице не осталось ни малейшего следа.

Жила в Беотии престарелая женщина, богатая и знатная. У нее сильно болел глаз, причиняя не только страшные боли, но из него, как из злого источника, постоянно истекала жидкость. Женщина перепробовала множество лекарств и они не принесли ей никакой пользы. Испытав все средства, женщина пошла в обитель преподобного Луки. Припав к его гробу с теплой верой, она горячо помолилась Богу и помазала глаз елеем из лампадки, смешанным с миром из гроба через несколько дней прозрела – глаз совершенно очистился, и от болезни не осталось даже следа.

Некий человек по имени Николай страдал от проказы будучи поражен ею с головы до ног. Из ран его постоянно вытекал смердящий гной, поэтому все от него отвращались. Отчаявшись получить помощь от людей, он с верой пришел к священному гробу преподобного, помолился Господу, и помазался как лекарством елеем из лампадки святого и миром из гроба. Однажды, сидя у сосуда, наполненного божественным миром, и с радостью наблюдая, как вытекает из гробницы благословенное миро, он, сам того не желая (однако не без Божественной воли), упал в этот сосуд и, как только упал, произошло чудо. Кто не порадуется, или кто не подивится этому новому чуду? Больной так же легко очистился от проказы, как от обычной телесной нечистоты.

Другой человек, много лет страдавший от бесов и тяжко мучимый ими, поскольку они часто швыряли его на землю, пришел ко гробу преподобного и оставался там несколько дней. Поняв, что Бог не торопится подать ему исцеление, что замыслил этот боголюбец, почитавший Бога? Он вернулся домой, но снова и снова приходил и просил Господа и преподобного об исцелении. Проводя в ожидании по трое или более суток, он снова возвращался домой. Так, однажды, когда он снова просил преподобного вместе с отцами монастыря, ему во сне явился святой и, позвав по имени, сказал: «Отверзи свои уста». Когда тот открыл уста, святой дунул в них и произнес: «Ступай в здравии и рассказывай всем о чудесах Божиих». Проснувшись, больной понял, что сон был истинным, и он избавился от беса. Рассказывая о чуде, он подвигал всех прославлять Бога и Его служителя.

Некий Иоанн много лет страдал от темного демона. Он также пришел к гробнице божественного Луки за исцелением и использовал то же самое лекарство – елей из лампадки и миро, вытекавшее из гроба преподобного, которыми его помазал монах Панкратий (он сострадал страждущим и помазывал их). Между тем прошло много дней, а больной все не исцелялся, однако, проявляя великое терпение, молился Господу и нисколько не колебался, но приходил ко гробу без помыслов неверия и малодушия. Он ждал шесть месяцев, пока ему во сне не явился преподобный и не изгнал из него нечистого и лукавого духа. Кроме того, преподобный открыл ему нечто такое, о чем повелел не говорить никому до самой смерти.

Другой человек, также именем Иоанн, тоже много лет страдал от действия бесов. Он пришел к гробнице преподобного и призывал его со слезами. Ночью во сне ему явился преподобный, коснулся головы, открыл ему рот и поместил туда крючок, который спускался до самого горла. Он дернул за крючок и вытащил беса, после чего сказал: «Вот, ты получил исцеление по своей вере. Избавившись от лукавого духа, ступай в мире». И тотчас слово стало делом, потому что, как только больной проснулся, он обнаружил, что свободен. Благодаря Бога и святого, он с радостью вернулся домой.

Некий христолюбец был слеп на оба глаза. Он пришел к святому и, войдя в храм, стал горячо просить, говоря: «Святый Божий, разреши тьму очей моих. Наследник Истинного Света, избавь меня от темной ночи, да увижу святую Твою икону и священную гробницу преподобного, позволь мне насладиться красотой божественного храма, и наполни радостью и весельем уста мои и язык. Буду проповедовать всем чудеса Твои». Он долго молился, но не получив тотчас же исцеления, человек тот смалодушествовал и пошел домой. Однако божественный Лука не презрел его, и на обратном пути даровал ему свет очей, причем не сразу, а постепенно, свет для него становился все ярче, а тьма отступала. Поэтому слепец вначале не поверил, что это происходит на самом деле, но потом, когда стал видеть так же ясно, как и другие, он исполнился одновременно радостью и удивлением, и очень благодарил Бога и преподобного.

Иоанн с острова Тервении из-за сильных болей в ногах был прикован к постели. Услышав о чудотворениях великого Луки, он пожелал посетить его гробницу, чтобы припасть к нему, однако для этого все не было никакой возможности Что же он сделал? Он мысленно пошел в монастырь, мысленно же пришел к чудотворному гробу и призвал преподобного, воскликнув: Да «придет моление мое пред лице Твое; по слову Твоему избавь меня» (Пс.118:170). Если исцелишь меня силой, полученной от Бога, то я приду поблагодарить тебя и поклониться твоему святому гробу на своих ногах». Вот с такой просьбой обратился больной к преподобному, и тот скоро исцелил его, освободив от расслабления ног и сделав здоровым, так что тот через некоторое время на собственных ногах пришел в обитель и припал к чудотворному гробу преподобного со словами: «Благодарю тебя, святый Божий, что избавил «очи мои от слез и ноги мои от преткновения» (Пс.114:8). Затем, рассказав отцам монастыря о своей болезни и о том, что преподобный быстро исцелил его, он с радостью вернулся домой, прославляя Бога и преподобного.

Димитрий Калонас, молодой человек сильный телом, копал яму в своем доме для хранения зерна. Яма была уже глубокой, когда ему встретился огромный камень. Решив вытащить его, Димитрий взялся за камень обеими руками. Но поскольку вес камня превышал его силы, у него образовалась грыжа в паху, такая большая, что он не смог двигаться. Родные с большим трудом вытащили его из ямы и положили изнывающего от боли на кровать. Никто из людей не мо помочь ему, но Бог послал ему милость в виде сострадания преподобного Луки. Как раз в это время к Димитрию при шел один знакомый со Стирийской горы, у которого было миро с гробницы преподобного. Он дал его больному, который помазал им грыжу и через три дня полностью исцелился. Когда к нему вернулось здоровье, он стал прославлять Бога и преподобного и проповедовать всем Его чудеса.

Константина, родом из Фермопил, беспокоил бес, который не только бросал его о землю и сотрясал, но и душу его наполнил тьмой и страхом, всячески донимая страдальца. Что же тогда сделал Константин? Презрев помощь от людей, и прибег к Богу и божественному Луке, служителю Божию. Пойдя в его храм, он припал к гробнице и стал омывать ее горячими слезами, а затем помазался миром – лекарством от всякой болезни. День и ночь он молился постоянно, клал поклоны, плакал и в ожидании человеколюбия Божия помазывался миром, смешанным с горячими слезами. Но Человеколюбец Бог медлил и не совершал благодеяния, видимо ради какой-то пользы для его души и спасения, ибо Бог все делает для нас для нашей же пользы. Но добрый Константин все это время не колебался, не угашал теплоты своей души, не отчаивался в вере надежде, не помышлял вернуться домой, что было бы понятно, но недостойно удивления. Исцеление Константина затянулось на целых шесть месяцев, настолько же, сколько терпения было в его сердце, чтобы он избавился не только от беса, но и сподобился спасения души. Через полгода Константин избавился от бесовской тирании, а награду за терпение и веру он получит в будущем веке.

С другим человеком, родом из Еврипа, случилось то же самое: его беспокоил жесточайший бес, поэтому он также пришел к чудотворному гробу преподобного. Один из государственных служащих по имени Христофор из благоговения пришел в храм преподобного и, приложившись к честной гробнице его, попросил отцов позволить ему ночевать у гроба. Отцы позволили ему, но сказали, что здесь будет спать и одержимый бесом. Христофор возразил: «Пусть бесноватый в эту ночь спит в другом месте, потому что я хочу спать у гробницы один». Отцы позволили и это, и Христофор остался у гроба один. А страдалец, которому назначили другое место для сна, очень опечалился, что не получит благодати святого, и посчитал это для себя бесчестием. Но Господь, утешающий скорбящих, не только утешил, но и чудесным образом избавил его от лукавого демона. Окруженный сияющим светом преподобный явился ему во сне, посмотрел на него веселым взглядом и, позвав по имени, велел открыть рот. Когда он вложил в рот пальцы, то показалось, что вынул оттуда черный волос, на котором висел жук-скарабей. Прогнав его, преподобный спросил страдальца: «Видишь ли ты своего врага? Вот, ты освободился от того, кто мучил тебя» Таким образом святой показал ему и свое человеколюбие, и демона представил подходящим образом в виде жука-скарабея, а в виде волоса показал его бессилие. К человеку вернулось здоровье, и он с радостью отправился домой, возвещая всем о чудесах Бога и преподобного.

Один клирик из Диавлии, по имени Николай, заболел водянкой и истратил множество денег на врачей, однако исцеления не получил, а болезнь все усиливалась, так что ему грозила смерть. Оставив врачей и лекарства, он обратился с просьбой к общему благодетелю Греции, к безмездному и истинному врачеванию – чудотворному гробу преподобного Луки. Монах Панкратий, бывший там, увидел, что Николай сидит у гроба, и сжалился над ним, решив оказать ему какую-нибудь помощь. Он намочил водой губку и протер ей священную гробницу, а затем ей же помазал больного от головы до ног и – о чудо! – тот стал здоров.

Кроме того, у другого Николая, что происходил из одного селения в Коронии, называемой всеми Растамиты, неизвестно по какой причине, по всему лицу пошли пузыри, напоминавшие тлеющие угли. От гноя, вытекавшего из них, лицо было не только грязным, но и горело, как в огне. Николай потратил множество денег на врачей, не получив никакой пользы, потому что до тех пор, пока он давал им деньги, они говорили, что он выздоровеет. Если же давал еще, то слышал от них, что совсем скоро болезнь его исчезнет, и к нему полностью вернется здоровье. Когда же у него закончились почти все деньги, и он перестал тратить их на врачей, тогда и сказали ему правду. Те, кто ранее из-за выгоды убеждали его в выздоровлении, теперь, наконец, сказали, что болезнь его неизлечима земными врачами, и что требуется помощь Божественная, превышающая всякое человеческое искусство, ибо только Богу возможно то, что невозможно людям. Услышав это, несчастный Николай стал обвинять себя в безумии и сильно печалился, потому что вместе с деньгами потерял и надежду на выздоровление. Неожиданно, будучи в такой скорби и недоумении, он встретил одного знакомого, у которого был елей из лампадки святого Луки. Зная о Божественной силе, что заключалась в елее, он поведал больному о людях, которые исцелились с его помощью от болезней. Знакомый побежал домой, принес елей и с молитвой и сильной верой в исцеление помазал лицо больного, а также и свое. Во время этого помазания оба призывали на помощь Бога и божественного Луку. Что же за этим последовало? Через несколько дней ослабла сила этих пузырей, и истечение гноя из ран совершенно исчезло, а вскоре от ран на лице не осталось и малейшего следа.

Как невозможно исчислить песок морской, так невозможно и точно сосчитать с точностью бесчисленные чудеса преподобного, который и доныне не перестает и не перестанет совершать чудеса. Посему мы привели лишь некоторые в доказательство святости и дерзновения, которые имел святой к Богу. Преподобный Лука прожил всего было пятьдесят шесть лет: в четырнадцатилетнем возрасте он оставил мир и стал монахом. Первые семь лет и все время после возвращения из Морей, то есть двенадцать лет, он обитал на горе Иоаннитре, десять лет служил столпнику Земены, три года провел в Каламе, еще три на острове и семь лет в Стирийской горе. Кончину своей временной жизни приял седьмого числа февраля месяца и отошел к Желанному Богу, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.

(Написано Симеоном Метафрастом)

Сей преподобный отец наш Евфимий был родом из Иверии, из города Тао, сын благочестивых, знаменитых и богатых родителей. Когда отец Евфимия отрекся от временной и преходящей знатности и славы мира сего, предпочтя обогащающую во Христе нищету и облекшись в ангельский монашеский образ (с именем Иоанн), он отправился в Константинополь. Евфимий же, будучи еще весьма малым, остался со своим дедом, мужем знаменитым в славе и добродетели. Дед и воспитывал его в «учении и наставлении Господнем» (Еф.6: 4). Прошло немного времени и дед, взяв с собой Евфимия, пришел в Константинополь, чтобы найти сына своего Иоанна. Найдя его, дед, плача, уговаривал сына вернуться на родину, но тот не только не послушался, но всячески пытался удержать с собой сына Евфимия, что заставило отца сильно опечалиться.

Поскольку между ними вышел спор: Иоанн хотел оставить сына у себя, а дед не позволял этого, царь Никифор, узнавший о распре, приказал обоим прийти к нему и привести с собой Евфимия. Когда они втроем предстали перед царем, и он услышал всю историю, то велел не тянуть дитя силой, каждый к себе, а оставить суд об этом Богу. К кому ребенок захочет пойти сам, к тому пусть и идет. Как только ребенка отпустили, он тотчас же подбежал к своему отцу, которого никогда не видел и до того часа не знал. Поступок ребенка у присутствующих вызвал изумление и слезы.

Приняв как бы из рук Божиих своего сына, блаженный Иоанн немедленно облек его в монашеский образ и отдал учиться. Добрый Евфимий обладал не только острым умом, но имел большую горячность и прилежание, так что в скором времени изучил и внешнюю премудрость и внутреннее богомудрие, вместив в себя учения духовные. Вскоре он тяжело и сильно заболел, но попечением и помощью Пресвятой Владычицы нашей Богородицы через некоторое время избавился от болезни. Он продолжал преуспевать в добродетели, премудрости, благодати и во многом другом, достойном удивления, из чего всем становилось понятно, каким дивным мужем он будет. Поэтому мы расскажем об одном из чудес Евфимия во уверение истинности многих других.

Однажды пришел к Евфимию один еврей, чтобы побеседовать с ним о вере. Блаженный же Евфимий никак не хотел говорить с ним, так как был убежден, что с евреями напрасно беседовать. Однако, поддавшись на уговоры отца, он все же согласился и вынужден был опровергать слова еврея доказательствами из Ветхого Завета. Не в силах вынести поражения, мерзкий еврей стал хулить Господа нашего Иисуса Христа, а блаженный Евфимий воспылал божественной ревностью и сказал: «Да заградятся уста, яже глаголют хулы на Господа и Бога нашего». И – о чудо! – тотчас еврей онемел, упал на землю, испуская из богохульных уст пену, и так лежал, представляя собой жалкое зрелище. На другой день он изверг мерзкую свою душу. Это чудо вызвало у всех страх и удивление, сделав дивного Евфимия знаменитым во всем Константинополе.

Ненавидя славу человеческую, как противную славе Божией, блаженный тотчас же ушел из столицы и отправился месте со своим отцом на Святую Афонскую Гору. Встретив там преподобного Афанасия, они хотели все вместе поселиться с ним в Священной Лавре, но божественный Афанасий, провидя прозорливыми душевными очами по Божию откровению благодать Святаго Духа, обитавшую в Евфимие, убедил его принять священнический сан. Тот поначалу не хотел, ссылаясь на свое недостоинство, но позже послушался преподобного и был рукоположен во священника.

После этого святой прилагал подвиги к подвигам воздержание к воздержанию и умножил в себе все те блага, что имел, став божественным сосудом Пресвятаго Духа. Он перевел Священное Писание на язык иберов, написал много книг учительных, построил множество храмов и больниц и всю Святую Гору украсил обителями. Кто сможет достойно поведать о его благородном отношении к людям о его несравненном смирении, благодаря которому он четырнадцать лет обихаживал своего немощного отца и помогал великому Афанасию? Когда оба они отошли ко Господу, блаженный Евфимий заботился о Священной Лавре, и не только о ней, но и о всех монастырях Святой Горы. Он был ревностен и скор в заботах о душах и телах братьев, а божественные его уста всегда источали реки премудрости и учение во славу Божию. Однако, любовь к крайнему безмолвию возобладала, и он поставил игуменом Лавры своего родственника Георгия, а сам стал подвизаться в одиночестве, угождая Богу день и ночь. И никто не знал о его духовных подвигах и плодах, потому что преподобный старался совершать их втайне, чтобы о них знал только Бог, Который и сделал его подвиги известными, о чем будет рассказано далее.

Однажды преподобный пришел в Салоники и был с большой любезностью принят местным архиереем, который был дивен в добродетели, но и сам, в свою очередь, поражался жизни преподобного. Архиерей дружил с одним евреем, который служил ему, поэтому архиерей, в награду за дружбу, всегда советовал и убеждал его многими поучениями уверовать во Христа. Однако тот никак не слушался. Все то время, что преподобный был с архиереем, и еврей тоже приходил к нему. Епископ давал ему спасительные советы, которые не убеждали еврея, и, во время бесед о вере, он употреблял слова, полные бесстыдства, уничижая и вменяя ни во что слова архиерея. Однажды архиерей попросил преподобного опровергнуть высокомерного еврея мудрыми своими речами, однако истинный ученик кроткого и смиренного Иисуса Христа сказал, что он земля и пепел, и что уговаривать еврея подобает архиерею, а не ему, но епископ просил его снова и снова и преподобный вынужден был согласиться. Блаженный Евфимий опроверг слова еврея доказательствами из пророков, заставив того умолкнуть, ясно проповедал о домостроительстве Господа нашего, так что еврей, не в силах вынести стыда, начал говорить хульные слова на Христа. Посмотрев на него, святой произнес: «Да заградятся твои нечестивые уста, глаголющие ложь и хулу против Творца и Владыки всего Христа». В тот же миг еврей онемел и упал на землю, при этом глаза его окосели, а рот свернулся набок. Увидев такое, все бывшие там евреи и христиане изумились и очень испугались. Припав с мольбой к преподобному, они стали просить его сжалиться над евреем и исцелить его. Услышав их мольбы, святой Евфимий пожалел еврея и, осенив его знамением Животворящего Креста, исцелил, сделав здоровым, как и прежде. После этого еврей стал громогласно возвещать, что Иисус Христос есть Истинный Бог и Творец всего, Хранитель и Промыслитель всех живых существ, а затем крестился не только сам вместе со своими домочадцами, но и все бывшие там евреи, которые присутствовали при этом чуде, а многие другие евреи уверовали во Христа. В благодарность исцелившийся принес преподобному много денег, но тот не принял их и велел раздать нищим.

Случилось однажды на Святой Горе сильное бездождие, и все отцы по причине засухи были объяты скорбью. Они стали просить преподобного помолиться Богу и лишь с большим трудом смогли убедить его. Преподобный Евфимий поднялся в Часовню пророка Илии, что вблизи Иверского монастыря, и со слезами стал молиться Всемилостивому Богу, принося Ему Словесную и Бескровную Жертву. И – о чудо! – тотчас же полил такой сильный дождь, что досыта напоил землю, и все прославили Бога, прославляющего прославляющих Его.

Издревле у Святогорских монахов повелось в светлый праздник Преображения Спасителя подниматься на вершину Горы Афон, служить Всенощное бдение, а на следующий день, после совершения Божественной литургии, спускаться вниз. Однажды, в этот праздник, поднялся на вершину и божественный Евфимий вместе со многими другими братьями. Когда же они захотели совершить Божественную литургию, то стали единодушно просить об этом преподобного. Евфимий с великим смирением послушался и начал служить. Когда же он произнес: «Победную песнь поюще, вопиюще, взывающе и глаголюще», а братья ответили: «Свят, Свят, Свят Господь Саваоф», внезапно всех объял невыносимый свет, и затряслась земля. Все братья тут же попадали на землю вниз лицом, только блаженный Евфимий стоял без движения, похожий на столп огня. Это чудо сделало его еще более известным повсюду.

Поэтому, когда отошел ко Господу архиепископ Кипрский, тогдашний царь ромеев послал к святому людей с письмом, горячо прося его принять попечение над архиепископией. Преподобный же не хотел об этом и слышать, говоря, что недостоин такового попечения, и что заслуживает он только, чтобы его окормляли, а не он должен окормлять других, ибо в сердце его укоренена была мать всех добродетелей – смиренномудрие.

Диавол-отступник, который всегда завидует и воюет на добрые и богоугодные дела, не мог спокойно взирать на богоугодные подвиги святого, которые он совершал всякий день, во славу Христа, Бога нашего, и от зависти и злобы сгорал еще больше. Найдя монаха, который только по внешнему виду был таковым, а в сердце – прескверным и нечистым, достойным жилища диавола, он вошел в него и внушил убить преподобного, нашептывая монаху, как некогда в древности нашептал Еве: «Если убьешь преподобного, то получишь великую награду». И тот несчастный с ревностью взялся за дело, приготовив нож и поднявшись в башню, где была келья преподобного. Ученик святого, заметив, что тот полностью покорен демону и держит в руке нож, закрыл дверь кельи, не дав ему войти. Не найдя преподобного, чтобы утолить бешенство, которое он в нем вызывал, убийца вонзил нож в его блаженного ученика. Убежав оттуда с бесчинными криками и шумом, он встретил другого ученика преподобного, на которого напал тем же образом. Затем, пробежав небольшое расстояние. монах упал лицом на землю, и с бесовскими речами на устах изверг гнусную свою душу. А святой, благодатью Духа Святаго узнав о случившемся с учениками по действию диавола, спешно спустился с башни и постриг обоих своих учеников в великую схиму, после чего оба они скоро отошли ко Господу.

Бесстыдный же и грязный пес диавол не мог взирать на подвиги преподобного во славу Божию, и снова подговорил некоего садовника зарезать святого. Тот приготовил нож, подошел к святому и ударил его в живот. Но – о чудо! – святой не потерпел никакого вреда, конец ножа стал как воск, а рука, ударившая преподобного, высохла и осталась без движения. Тогда садовник, со слезами припав к ногам преподобного, исповедал ему диавольский замысел и просил о прощении и исцелении. Сжалившись, святой помолился о нем Богу, и его душе и телу было даровано здоровье.

Какими словами можно достойно поведать о добродетелях преподобного? Он был сострадательным, веселым, безгневным, смиренным, проводил все ночи в непрестанной молитве и стоянии пред Богом, соблюдал скудость и в пище, и в одежде, сурово обращался с телом, ибо носил тяжелые вериги. Проще говоря, он был ангелом в земном теле и светильником в мире, имеющим слово жизни.

Но поскольку повсюду нас преследуют соблазны, ведь земля по преимуществу есть место соблазнов, случались некоторые и на Святой Горе. По этой причине отцы попросили святого пойти в царствующий град, чтобы царским указом искоренить из их среды соблазны и обеспечить в этом месте прочный мир. Послушавшись их, преподобный отправился в Константинополь. Царь со всем синклитом архонтов с благоговением приняли его, дружелюбно приветствовали и тотчас же исполнили его просьбу.

Находясь в столице, преподобный однажды поехал с одним монахом на муле по какой-то нужде в ту часть города, которая называлась Платия. По дороге им встретился нищий, просивший милостыню. Увидев его, святой сжалился и хотел ему что-нибудь дать, но вдруг мул испугался, рассвирепел и, сильно дернув преподобного, побежал, бесчинно стуча копытами, и не останавливался до тех пор, пока не сбросил святого Евфимия на землю, отчего тот сильно разбился. Подбежали христиане, подняли его и отвели туда, где он жил. Через несколько дней преподобный предал святую душу свою в руки Божий тринадцатого числа мая месяца. При погребении его случилось множество исцелений и чудес в доказательство святости и дерзновения преподобного к Богу.

Впоследствии святые мощи преподобного Евфимия перенесли на Святую Гору и положили в обители Честного Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна, которую построил он сам, и которая была названа Иверской во славу Отца, Сына, и Святаго Духа, Единого Божества же и Царства, Которому подобает слава, честь и поклонение, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Сей преподобный Лазарь происходил из одного селения в Азии, что близ Магнезии. Его знатных, богобоязненных и добродетельных родителей звали Никита и Ирина. В момент рождения преподобного в доме появилось необычайно светлое облако, которое указывало на то, что младенцу суждено было стать сыном света и сосудом божественного освещения. Женщины, что пришли посетить роженицу, при виде странного зрелища так испугались, что выбежали из дома. Позже случилось еще одно чудо. По прошествии достаточно долгого времени, когда облако уже поднялось и женщины снова вошли в дом, они увидели, что младенец со скрещенными на груди руками стоял на собственных ногах, обратившись на восток. С той пор все стали говорить, что младенец тот будет во всем весьма известен и знаменит.

Когда преподобный подрос, родители отдали его учиться священным наукам, которые он постигал с легкостью. Однако нрава своего учителя мальчик отвращался всей душой, потому что наставник был порабощен страстью сребролюбия. По этой причине любую принадлежавшую учителю вещь, которая попадала ему в руки, или деньги, Лазарь отдавал нищим. И хотя учитель постоянно ругал его за это и бил, преподобный продолжал одаривать нищих, ибо переносить оскорбления и побои его заставляли милосердие к нищим и ненависть к сребролюбию. Несмотря на поношения и побои, которыми учитель награждал ученика за то, что тот брал у него вещи и деньги для раздачи нищим, он восхищался милосердием и хвалил перед всеми.

Придя в более зрелый возраст и достигнув более совершенного знания, Лазарь возжелал покинуть родину и пойти на поклонение к Святому Гробу Господню и прочим святым местам Иерусалима. Однако, сколько бы попыток он не предпринимал, всякий раз родные препятствовали ему. Чтобы он не сбежал тайком, родители отправили его в близлежащий Оровоский монастырь, где он мог предаваться священным наукам и упражняться в добродетели, но более всего из-за того, что там он находился под присмотром. Распаляемый любовью к Богу, блаженный Лазарь не успокаивался, но всегда помышлял о побеге. Улучив однажды такую возможность, он с одним из монахов, незаметно от родителей и родных, со всей ревностью устремился в Иерусалим.

Проходя через Хони, местечко, где совершилось чудо Архистратига Михаила, он вошел в храм, посвященный Архангелу, и попросил у него помощи в пути. Затем путники направились в Атталию. Однако монах, сопровождавший его в пути, замыслил продать Лазаря в рабство сарацинам. Когда монах (если такового можно назвать монахом) уже торговался с сарацинами по-армянски о цене, случилось проходить там одному христианину, знавшему этот язык, что было не иначе как действием Божественного Промысла. Христианин понял намерение монаха и сообщил о нем Лазарю, который тотчас же ушел оттуда. Неподалеку был монастырь, и Лазарь нашел там одного почтенного иеромонаха, старца возрастом и умом, которому и рассказал о своей родине, о родителях, о желании поклониться святым местам Иерусалима, о замысле сопровождавшего его монаха, и обо всем, что случилось с ним по дороге. После этого иеромонах поинтересовался, думает ли Лазарь все еще идти в Иерусалим. Узнав, что преподобный весьма желает этого, почтенный старец сказал, что юноше, которого легко может одолеть диавол, не должно идти куда захочется, поскольку следовать своим помыслам – большое зло, ибо своевольник становится жертвой врага, повсюду расставившего свои погибельные сети. Если же ради пользы своей души юноша послушается его совета, то должен остаться в этом монастыре, где старец был игуменом, стать монахом, прожить долгое время, пока не придет в зрелый возраст, и только тогда ему можно будет без опаски выходить.

Услышав добрый совет, божественный Лазарь принял его с большой радостью и остался в монастыре. Совлекшись вместе с мирскими одеждами ветхого человека, он облекся в нового, во Христа, надев монашеское, и с той поры предался аскетическим подвигам.

Пост, утончающий тело и успокаивающий страсти, восстающие на душу, блаженный возлюбил так, как плотолюбцы не любят наслаждение и многоедение. Усердно подвизаясь, Лазарь стяжал послушание – основу монашеского жития, и смирение – высочайшую из всех добродетелей, став для всех образцом и примером этих двух добродетелей. А что сказать о бдении, об иссушении тела и прочих суровых подвигах, предпринимаемых им для утончения плоти? Скажем лишь, что, будучи здоровым по природе, он стяжал и добрый подвиг, потому и имел в себе всякую добродетель, как будто был не земным, а Небесным, ибо доброе естество дает силу душе, а добрый подвиг приводит душевную силу к доброму завершению.

Не было никого, кто бы не удивлялся подвигам божественного Лазаря, не хвалил бы его и не рассказывал о нем другим. Но более всех ставил его в пример другим его духовный отец, игумен монастыря, которому служил преподобный и который обучал его духовному подвигу. Преподобный Лазарь провел в монастыре уже достаточно долгое время, когда однажды старец сказал ему: «Чадо, я через малое время отойду в землю, общую для всех мать, а тебя посвящаю общему всех Владыке Христу, Он и позаботится о тебе». При этих словах преподобный застонал из глубины души и горько заплакал, потому что не хотел и слышать о разлуке со старцем. Но прошло немного времени, и старец его отошел ко Господу. Оплакав его смерть, божественный Лазарь через три дня покинул обитель и, придя к одной пещере, что располагалась в труднодоступном месте, остался там, чтобы одному беседовать с единым Богом.

Человеческим языком трудно передать, скольким подвигам и утеснениям тела предала себя эта терпеливая душа. Но чем более он старался скрывать свои добродетели от людей, тем более становился известен всем, потому что того, кто работает добродетели, она открывает взорам людей, как бы тщательно тот не скрывался. Увидеть преподобного, чтобы получить от него благословение, ежедневно приходили толпы людей. Ни дальность пути, ни труднопроходимая местность, ни иные причины не останавливали людей. Чтобы облегчить путь к его пещере, они даже построили дорогу: собрали в большом количестве хворост и дрова, разожгли на каменистой дороге костер, затем полили уксусом, чтобы размягчить жесткие камни, и разбили их металлическими орудиями. После этого дорога, ведущая к преподобному, сделалась легкой, ибо желание добра в Боге подвигает людей предпринимать почти невозможное.

Вот такую любовь испытывали к преподобному множество людей, а местный епископ, услышав о нем, возжелал подняться к Лазарю в пещеру, чтобы побеседовать с преподобным. Из-за многочисленности приходивших к нему, святой решил построить в этом месте храм во имя Пресвятой Богородицы и кельи для братьев, которые желали принять монашество, ибо многие отрекались от мира и хотели жить с преподобным. И поскольку многие с готовностью откликнулись и всеми силами стали помогать этому богоугодному делу, преподобный Лазарь построил там замечательный монастырь, и каждый из тамошних христиан испытывал великую радость при мысли о том, что исполняет повеление преподобного.

Как-то раз один человек пришел к нему и сказал, что хочет пойти на отвесную скалу, чтобы собрать там дикий мед. Преподобный, по благодати Святаго Духа, мог предвидеть и понял, что человек тот может погибнуть (а место было и вправду обрывистое), и он сказал ему: «Чадо, для твоей же пользы не нужно тебе и видеть этого места, потому что нависла над тобой великая опасность, и ты можешь погибнуть, если не удалишься от него. Если хочешь избежать опасности, оставь свое намерение». Однако тот человек не послушал совета преподобного и вместе со спутниками пошел на скалу. Обвязавшись веревкой, он с помощью друзей начал спускаться. Подумайте, как плохо не слушать советов тех, кто дает их для нашей пользы. Не успел тот несчастный и наполовину спуститься, как веревка оборвалась, и он упал вниз, испустив дух еще до того, как коснулся земли, от множества ударов о выступавшие камни. Так он пожал смертоносный плод своего же безумного помысла. С того времени все стали внимать словам преподобного, как словам пророка, нисколько им не противореча.

Однажды пришел к преподобному человек, который исповедал свои грехи, а в конце сказал, что зарабатывает себе на жизнь удобным и разумным способом, не требующим знания ремесла. Он по ночам заходил в чужие дома, брал все, что находил, и прятал в укромном месте. Когда хозяева начинали искать пропажу, он говорил им, что святые, открывая ему многие тайны, открыли и то место, где воры спрятали их вещи. Водрузив на плечи Честной Крест или икону какого-нибудь святого, он шел вместе с хозяевами, показывал, где копать. Так все находили свои вещи, а его почитали как друга Божия, достойного зреть Божественные откровения, и в качестве награды отдавали ему часть найденных вещей. Выслушав это, преподобный сказал: «И употребляя такое дурное ремесло, ты, чадо, говоришь, что зарабатываешь себе на жизнь разумным и искусным способом? Горе тебе, помраченному умом, потому что ты обольщен и осмеян диаволом, считая разумным его учение, которое ты выучил на погибель своей души, принимая тьму за свет. Если не престанешь от этого греха, то – горе тебе, как говорит пророк Исайя (Ис.3: 11), принимающему горькое за сладкое, потому что скоро найдут на тебя наказание и гнев Божий». Услышав все это, тот упал в ноги к преподобному и со слезами стал просить прощения грехов, обещая впредь, что не будет верить диавольской лести, но престанет от греха и всеми силами будет работать добродетели. Получив от преподобного прощение, он, с помощью Божией и молитвами святого, сдержал данное обещание.

И хотя своими наставлениями и поступками святой приносил многим великую пользу, поднимая впавших в грех, а стоявших укрепляя в добродетели, он очень хотел уйти оттуда в Иерусалим, чтобы избежать славы человеческой (преподобный знал, каким великим препятствием является она для тех, кто идет по вышнему и Небесному пути), и исполняя, таким образом, бывшее у него с младых лет желание поклониться святым местам Иерусалима. Объявив монастырской братии о своем намерении и, сколько было возможно, утешив их (ибо они очень печалились при разлуке с ним), он повелел им соблюдать обеты монашеского звания, а также всеми силами заботиться о своем спасении, после чего ушел в Иерусалим.

Поклонившись тамошним дивным святыням и Гробу Господню, преподобный через несколько дней пришел в Лавру святого Саввы, где рассудил остаться на долгое время, чтобы подвизаться в подвигах вместе с жившими там преподобными отцами и получить от них великую пользу. Ничто так не подвигает людей на добродетель, как доброе соперничество с теми, кто живет в добродетели. Подобно тому как камень трется о камень и в результате становится гладким и блестящим, так и добродетельный соперничая с добродетельным приходит в большее преуспеяние, становится более светлым. С радостью принятый братией, преподобный остался в Лавре и получил послушание парекклисиарха (один из низших чинов в степени пономаря). Это послушание он исполнял шесть лет, подвизаясь наравне с первыми и избранными монахами той обители, которые постоянно стремились достичь состояния бесплотных ангелов. Но божественный Лазарь подвизался не только наравне с ними, но и превосходил их во всем, а подвиги его вызывали удивление. Он был признан достойным сана священника и игумен монастыря уговаривал его принять сан. Вначале преподобный отказывался, говоря, что недостоин такого сана, но поскольку игумен продолжал уговаривать его (ибо знал, каков Лазарь в добродетели и какого звания достоин), то и преподобный, чтобы не показаться дерзким, рассудил, что неразумно более противиться. Он послушался и был рукоположен во священника тогдашним патриархом Иерусалимским, после чего провел в монастыре еще шесть лет. Затем, видя, что наиболее преуспевшие в добродетели монахи в первую седмицу Великого поста по старому обычаю выходят из монастыря в пустыню, а в Неделю ваий возвращаются обратно в обитель, неся добрые плоды подвига, и он возжелал также уйти в пустыню. Не открыв своего желания игумену, он тайно покинул монастырь, и не потому, что пренебрег игуменом (ибо кто другой показал большее к старшим послушание, чем блаженный Лазарь?), но потому, что был побежден сладостью безмолвия, которого желал уже много лет, и ради достижения которого употреблял столько способов. Проведя в пустыне положенные дни Четыредесятницы, он вернулся в обитель вместе с другими братьями. Но если всех других приняли и позаботились о них, потому что монахи были утомлены от долгих пустыннических трудов, то божественного Лазаря, единственного, по повелению игумена выгнали из монастыря, не позволив ему даже переступить порог. Лазарь долго плакал у дверей монастыря, прося о прощении, но, не получив его, отправился в Иерусалим к эконому великой Иерусалимской Церкви, который был его старым другом, чтобы тот попросил за него игумена. Как только эконом выслушал его, он сразу же пошел в Лавру и долго просил игумена простить его друга Лазаря, после чего преподобный получил от игумена прощение и был снова причислен к лаврским братьям.

Когда наступил следующий Великий пост, то, увидев, как другие монахи снова уходят в пустыню, преподобный не подумал ни о гневе игумена, ни о возможном изгнании из монастыря, ни о прочих последствиях, но тоже пошел, ибо для того, кто хотя бы раз вкусил сладость и мед безмолвия, оно становится навсегда желанными, заставляя презирать все прочее, и к нему одному (безмолвию) стремиться. Вкусив этого меда однажды, преподобный был не в силах оставаться в монастыре и лишиться столь великого блага. Поэтому, придя в безмолвное место, он не захотел более возвращаться в Лавру и полностью предался безмолвию. На весьма высоком месте он построил столп и, совершенно отрекшись от всего вещественного и земного, взошел на него, как воин, свободный от всяких тягот, чтобы вести великую «брань не против крови и плоти… но… против духов злобы поднебесных» (Еф.6:12). Он много лет провел на столпе, мужественно подвизаясь против демонов, и добился великих побед над ними.

Однажды, сойдя со столпа и идя по равнине, преподобный услышал глас, говоривший ему: «Лазарь, ты должен вернуться на родину». Удивившись, он осмотрелся кругом и, никого не увидев, подумал, что это сказал бес. Но и в следующий раз, когда ему случилось проходить это место, он услышал тот же голос и подумал, что это может быть Божественный Промысл. Чтобы в точности убедиться в этом, он остался там еще на некоторое время, и еще раз услышал голос. Тогда преподобный пошел к обитавшим поблизости подвижникам, которые провели в пустынях всю свою жизнь, с юных лет до старости, и поведал им о голосе, который слышал, спросил, что ему делать. Когда же они сказали ему, что голос тот был от Бога, он ушел в Иерусалим и, взяв в спутники монаха добродетельной жизни по имени Павел, пришел в Севастию. Там они разделились: Павел отправился в Трапезунд, а преподобный Лазарь – в Рим, куда уже давно желал пойти поклониться двум верховным апостолам.

Проходя по дороге через какие-то заросли, он встретил огромных медведей. Очень испугавшись и не зная, куда бежать от опасности, он прибег к помощи Бога. Воздев очи и руки к Небу, он произнес слова из псалма Давида: «Боже мой, «не удаляйся от меня, ибо скорбь близка, а помощника нет» (Пс.21: 12). Спаси меня, Господи, от уст кровожадных зверей и от смерти исторгни душу мою». Как только он произнес эти слова, то (о чудо!) увидел, что медведи склонили главы и, смиренно свернув на одну сторону дороги, уступили место преподобному, как своему хозяину, ибо добродетель даже зверям внушает уважение.

Хотя человек Божий остался невредимым от чувственных зверей, мысленный зверь, диавол, не в силах этого вынести, превратился в огромного черного пса и побежал за преподобным. Иногда он забегал вперед и грозил растерзать его зубами, а иногда бежал позади и злобно лаял, делая вид, что сейчас схватит за ноги. Так поступал треклятый в течение трех дней. Когда же понадобилось преподобному зайти в селение, чтобы купить еды на дорогу (у него не было с собой хлеба, ибо он никогда не заботился о завтрашнем дне), пес стал мешать ему. Долгим лаем он привлек деревенских собак, и раззадоривая их, первым бросался на святого, а за ним бросались на него и все остальные. Преподобный вынужден был оставаться голодным весь день и всю ночь, потому что не мог подойти к селению из-за донимавших его бесов. Однако, с помощью Божией, преподобный избавился от этого искушения; враг устал противиться великой душе и, пристыженный в своей немощи, был прогнан, как бы бичом.

Промыслом Божиим став выше искушений врага, преподобный достиг Ефеса, где пришел к местному епископу в беседе с ним открыл свое намерение идти в Рим.

Подивившись кротости преподобного, его простоте, сладости слов и благодати Святаго Духа, сиявшей чрез него, архиерей был пленен любовью к нему и стал возражать против его путешествия в Рим. Тогда преподобный, по совету ефесского епископа, отказался от своего намерения, но отказаться от безмолвия и жить у архиерея никак не соглашался. Уйдя от епископа, он пришел в монастырь Оровог откуда когда-то отправился в Иерусалим. В начале своего там пребывания преподобный скрыл, кто он такой, но потом братья стали просить его рассказать о себе, ибо сами не узнали его. Тогда преподобный сказал, что он и есть тот Лазарь, который некоторое время назад ушел от них. Тотчас же весть о том, что Лазарь снова вернулся в обитель, разошлась по окрестностям, и все устремились в монастырь, чтобы посмотреть на него, особенно же его мать, уже оплакавшая смерть его отца.

Кроткое лицо преподобного и его душеполезные слова вызывали в людях душевный восторг, ибо наряду с прочими добродетелями слово его, по апостолу (Кол. 4: 6), было «всегда с благодатию, приправлено солью». Говорил же благословенный ласково, с большой добротой, так что мог умягчить и жесткую как камень душу. Потому многие из тех, кто слушал божественные речи дивного Лазаря, плакали от радости. Однако людские толпы нарушали его покой, и Лазарь решил уйти из монастыря в тихое место. Пробыв на родине еще немного дней в благодарность матери за ее любовь (ибо он видел, как она печалилась от разлуки с ним), он ушел в поисках тихого места. Узнав, что напротив Галлисийской горы есть небольшой монастырь с храмом святой мученицы Марины, он отправился туда. Место было весьма тихое, а в монастыре он обнаружил двух своих родных братьев. Ефесский епископ очень обрадовался, когда узнал о том, что любимый им Лазарь пришел туда, так как всегда желал общаться с ним. Придя в монастырь, он радостно приветствовал Лазаря и назначил его игуменом, а братьям заповедал слушаться преподобного, как отца, и никогда, даже в самом малом ему не противиться.

На безмолвии божественный Лазарь стал предаваться еще более суровым подвигам и с еще большей ревностью заботился о стяжании всех добродетелей. Ему нравилось, чтобы о его подвигах никто не знал, ибо он справедливо рассуждал, что совершать подвиги добродетели напоказ и ради человекоугодия то же самое, что и вовсе не совершать их. Он говорил, что творящие добродетель ради стяжания славы человеческой не получат никакой награды, как говорит Святое Евангелие: «не будет вам награды от Отца вашего Небесного» (Мф. 6: 1). Многие люди, если бы не было хвалящих их, конечно, не стали бы даже и пытаться быть добродетельными, но те, кто творят добродетель втайне от людей и известны лишь Богу, такие приимут многократную славу. Итак, насколько выше слава Божия славы человеческой (потому что первая – вечна и нетленна, а другая – временна и тленна и не сопутствует человеку постоянно, ибо прежде кончины таких людей их лицемерие обнаруживается), настолько выше и тот, кто творит добродетель втайне. И хотя преподобный именно поэтому и скрывал свои добродетели, показывая себя нижайшим всех в речах и поступках, все выходило как раз наоборот. Подобно тому, как некто, стоя на базарном помосте, созывает всех трубными звуками и потому становится заметным, так и божественный Лазарь, хотя и скрывался, все равно был виден всем, но не из-за трубных звуков, а из-за подвигов добродетели.

И в монастыре к преподобному постоянно приходили бесчисленные толпы народа. И всегда первым его делом было напитать спасительным словом души приходивших к нему, а затем и пищей телесной. И так он поступал всегда, даже если не хватало еды для себя и братии, даже если на всех был только один хлебец, и это у каждого вызывало изумление. Преподобный отличался таким человеколюбием, что превосходил в этой добродетели самых знаменитых мужей. Те творили милостыню от избытков, или уделяли немного от своих нужд и раздавали неимущим, но ровно столько сколько надо было дать, чтобы самим не зависеть от других. И только преподобный великодушно отдавал другим пищу, в которой нуждался сам для подкрепления ослабевшего поста и уставшего от трудов тела, не заботясь о себе и считая своей пищей то, что он питал нуждающихся. Это и есть в собственном смысле слова, милостыня. Ибо человеколюбивое расположение заключается не в том, чтобы давать от избытков, но чтобы отдавать то, что необходимо тебе самому и добровольно раздавать нищим то, в чем сам испытываешь недостаток.

Такого человеколюбия преподобного не смогли вынести двое братьев, которые сильно скорбели и постоянно ворчали, считая, что преподобный отдает посетителям ту еду, которая предназначена для них. Они пытались переубедить Лазаря, но, ничего не добившись, ушли из монастыря, оставив преподобного с несколькими учениками. Ученики, с согласия преподобного, посеяли недалеко от дороги бобы, а поскольку земля была хорошей и плодородной, бобы принесли обильные плоды, однако все проходившие мимо поля срывали плоды, ели их, и даже набирали домой. Заметив, что плоды их трудов поедают путники, ученики преподобного сильно огорчились, сам же святой не скорбел, но утешал учеников, пытаясь развеселить их радостными словами. Когда же пришло время сбора урожая, он отправил их собирать бобы, они же не хотели идти и трудиться напрасно, потому что хорошо знали, что плодов там почти совсем не осталось, ибо проверяли стручки наощупь. Преподобный же, отчасти силой, отчасти просьбами, все же убедил их пойти на поле. Они собрали оставшиеся плоды и принесли на гумно, но когда прочли положенную при веянии зерна молитву, случилось чудо. В веялке оказалось столько бобов, что можно было подумать, что все стебли превратились в бобы. Весьма обрадовавшись этому и вспомнив слова преподобного, которые он говорил им в утешение, они побежали к нему рассказать о чуде, одновременно прося прощение за то, что выказывали противление, не желая собирать бобы. Преподобный сразу же простил их, потому что знал, что они сделали это не по злобе, но потому что не ведали того, что может произойти по молитвам к Богу.

Через некоторое время преподобный, поняв, что не получает пользы, но только вред от постоянных беспокойств, пошел к одному добродетельной жизни старцу, жившему напротив Галлисийской горы, который рассказал ему, что на вершине горы есть весьма удобная для подвигов пещера, поскольку местность та была пустынной из-за неприступности горы, лишена всякого утешения, и на всех, кто приходил туда, жестоко ополчались бесы. В той пещере совершал подвижнические труды великий в добродетели Пафнутий. Тогда божественный Лазарь решил поселиться в той пещере. Но едва он начал подниматься туда, бесы, поняв, что идет их губитель и воин, задумали напугать его и стали возмущать местность непонятными и ужасными звуками. Преподобный же бесстрашно воспевал псалмы и шагал с еще большим дерзновением, зная, что все бесовские предприятия – лишь призраки, которых на самом деле нет. Когда он, наконец, поднялся на гору, то обнаружил пещеру. Он закончил петь псалмы, осенил себя крестным знамением и перекрестил также и камень, который был перед пещерой. И – о чудо! – на камне тотчас же отобразился крест, который был выбит так глубоко и красиво, словно его высек какой-нибудь искусный камнетес. Из этого чуда преподобный заключил, что его приход сюда был промыслительным, и что за благим началом должен последовать благой конец, и поблагодарил Бога и вошел в пещеру. Увидев, что она была удобной, как ему и хотелось, а с одного камня сверху даже капала вода, которой можно было утолить жажду, преподобный решил остаться здесь на безмолвие, чтобы постоянно беседовать с Богом.

Кто может описать невыносимые искушения, что претерпевал преподобный от бесов, находясь в пустыне без братьев? Все дни, что преподобный был в пещере, проклятые разными способами не переставали его искушать, устрашая разными призраками, чтобы только заставить уйти. Но святой мужественно принимал бои, не уставая побеждать их искушения. Так он провел в безмолвии много лет, беседуя наедине с единым Богом. После этого шесть монахов (никто не знал откуда они узнали о преподобном, потому что никто, кроме того старца, не знал, где он подвизается, а старец тот, по просьбе преподобного, никому этого не открывал) пришли к нему и со слезами просили позволить остаться жить вместе с ним. Видя их сильное желание, преподобный принял их и дал им правила монашеской жизни. Уже давно он хотел построить рядом со входом в пещеру небольшую церковь во имя Владыки Христа, но не мог этого сделать один, а теперь, найдя помощников, решил осуществить задуманное. У преподобного не было средств на постройку, но Божественным Промыслом нашлась в Ефесе одна богатая женщина добродетельной жизни, которая оплатила расходы, и храм во имя Христа Спасителя был построен.

После этого пришли еще шесть братьев, и всего их стало двенадцать. Место же было узким, что не позволяло построить ни дом, ни даже просто навес или иное что, так что жили они под открытым небом. Тогда преподобный поднялся с братьями на вершину Галлисийской горы и построил там храм во имя Богородицы, а вокруг достаточно келий для братьев. Затем он выстроил кельи за монастырем, на большом расстоянии одна от другой, чтобы братья могли наслаждаться в них безмолвием. Однажды в летнее время, когда стояла сильная жара, а преподобный был в одной из этих келий, читая последование шестого часа, он так сильно захотел пить, что чуть не умер от жажды. Не найдя воды, благословенный Лазарь в обмороке упал на землю лежал с воздетыми к Богу руками, прося у Него помощи. Скорый на утешение и быстрый на помощь Человеколюбец Бог не презрел Своего раба, находившегося в опасности, послал Своего Ангела к жившему там ученику преподобного с сосудом, наполненным водой, велев ему бежать к старцу. Прибежав, ученик оживил своего духовного отца водой, избавил его тем самым от смерти. Но враг наш диавол не успокоился на этом, но, приняв образ огромного черного змея, заполз преподобному в одежду, чтобы его напугать. Зная уловки сатаны и имея опыт борьбы с ним, он нисколько не испугался, но перекрестил его Честным Крестом, и тот немедленно исчез.

С той поры монахи стали умножаться числом, монастырь же уже не вмещал всех (когда преподобный строил его, то не думал, что их соберется так много, ибо место было суровое, лишенное воды и всего прочего, необходимого для жизни). По этой причине преподобный однажды много дней подряд со слезами молил Бога открыть ему, есть ли Его святая воля на то, чтобы построить больший по размерам храм и монастырь, способный вместить всю приходившую братию, и где заложить фундамент для будущего храма. Когда он так молился, то как-то ночью услышал голос, повелевавший ему выйти из кельи. Преподобный вышел, и увидел огненный столп, достигавший Небес, и Ангелов Божиих, сходивших на землю и сладко певших: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его» (Пс. 67: 2). Он сразу же понял, что Богу было угодно, чтобы он строил храм в том месте, где явился столп. Преподобный с великой ревностью приступил к строительству, возведя вокруг храма и монастырь, не хуже чем любой другой, как по размерам, так и по красоте постройки.

Хорошо бы рассказать, откуда преподобный, не имея и обола (монеты) за душой, нашел средства на дорогостоящее строительство, за короткое время завершив столь необычайное и великое дело. Тогдашний царь ромеев Роман враждовал с Константином Мономахом, одним из первых архонтов Константинополя. По разным причинам, а более всего потому, что подозревал его в намерении захватить царство, Роман сильно разгневался на Константина и сослал его на остров Митилену. Услышав об этом, божественный Лазарь от сострадания к Константину очень опечалился, потому что наказание постигло того, кто не сотворил никакого зла. Преподобный послал к Константину людей, чтобы утешить его в страданиях и подать благие надежды на то, что он станет преемником царства ромеев, ибо Лазарь провидел это Божественной благодатью. Спустя короткое время Роман скончался и, по предсказанию преподобного, царем стал Константин. Тогда он послал Лазарю много денег, драгоценных сосудов, святынь, даров, чтобы он смог полностью достроить обитель. На эти средства преподобный возвел храм Воскресения и огромный знаменитый монастырь. Строительство монастыря началось после Божественного видения, и Божественным же Промыслом обрелись средства. Благодаря славе преподобного, монахи постоянно умножались, и скоро их стало уже больше семисот человек. Один из них был родным братом божественного Лазаря, который, научившись от него монашескому жительству, настолько преуспел в добродетели, что стал превосходить всех прочих, кроме своего брата. После кончины преподобного, по решению всей братии, именно он принял управление монастырем, похвально преуспев в должности настоятеля.

По завершении строительства святой построил близ храма, позади его, столп без кровли, неудобовосходимый и очень тесный, потому что ширина его была всего три пяди. Он поднялся на него в кожаной одежде, с непокрытой головой, с босыми ногами и с тяжелыми веригами на теле. Там преподобный терпел все напасти зимы: сильные дожди, снега, холода, жестокие морозы, от которых приснопамятный стал почти прозрачным. Подобно этому он переносил жару и невыносимый зной, проводя жизнь на столпе как бесплотный.

Однажды случился такой сильный дождь, что вода увлекла за собой огромные камни, погубив много животных и повредила плоды. Один козопас, находившийся недалеко от монастыря, не в силах вынести такого потопа, побежал в обитель, спасаясь от опасности. Подойдя к святому и попросив у него помощи (о, кто может по достоинству поведать о величии чудес Твоих, Христе Боже!), он увидел Пресвятую Богородицу, стоявшую в воздухе над столпом, оберегая преподобного от дождя. Кто видел или слышал когда о таком чуде? Хотя авву Макария Египетского охранял Херувим, а Паисия Великого – Ангел Господень, но такого чуда, думаю, никто не видел и не слышал, чтобы Лазаря, как облаком, покрывала Сама Царица Ангелов, сохраняя Своего слугу и раба невредимым.

Послушайте и о другом чуде, подобным этому. По всем окрестностям разошелся слух, что столпа святого не касается ни дождь, ни град, ни снег, и капризы погоды не причиняют ему никакого вреда. Если одни уверовали в это чудо без всякого сомнения, то правитель той местности не верил до тех пор, пока не увидел его собственными глазами. В зимнее время, когда снег падал хлопьями и бил ему в лицо, так что он не мог даже свободно дышать, сильно понуждая себя, правитель с большим трудом поднялся в монастырь и, подойдя к столпу, увидел удивительное чудо. Снег, который валил с такой силой, приближаясь к столпу, разделялся надвое и падал на землю, так что ни одна снежинка не касалась столпа.

Удивляясь этому чуду, правитель попросил у преподобного прощения за прежние свои сомнения. Получив прощение, он вернулся домой, рассказывая всем об увиденном чуде, и все верили тому, что говорилось о святом.

Ученик святого по какой-то необходимости пошел как-то раз в близлежащее селение, и увязалась за ним блудница, которая пыталась разными способами совратить его. Он же – о легко сокрушимое естество человеческое! – помыслил впасть в грех. И в тот момент, когда он был уже готов совершить его, он услышал голос преподобного, который устрашал его вечными муками. Ученик так испугался этого голоса, что задрожал и отвернулся от блудницы, тем самым избавившись от греха. Об этом чуде преподобный ничего не знал до тех пор, пока ученик ему сам не рассказал. Бог, прославляющий рабов Своих, воззвал к ученику голосом преподобного Лазаря, избавив его от опасности.

Во время войны ромеев с персами в плен попал старый друг преподобного, Филиппик. Вместе с другими его отвели в рабство в варварскую землю и бросили закованным в железо в темницу. Сильно мучаясь от голода и прочих бед, он просил у Бога послать ему смерть, чтобы избавиться от такой несчастной жизни. Страдая и не получая помощи ниоткуда, несчастный провел в темнице много лет. Но однажды ночью, вспомнив о великом Лазаре и совершенных им чудесах, он с теплыми слезами стал просить преподобного избавить его от уз и несчастья. И – о чудо! – среди ночи явился ему преподобный, и как только дотронулся до его цепей, они сами упали с ног, после чего велел следовать за собой. Так, вместе, они тронулись в путь и шли оставшуюся часть ночи. Когда же рассвело, оказалось, что оба они поднимались на гору. Преподобный тут же стал невидим, и Филиппик остался один. Когда он пришел в себя и понял, что это была Галлисийская гора, он прославил Бога за полученную свободу. Придя в монастырь и поведав о чуде, он долго благодарил преподобного. Не желая более возвращаться к родным, Филиппик стал монахом и оставшуюся жизнь провел, угождая Богу.

Однажды, поссорившись с преподобным, эконом монастыря построил на монастырские деньги обитель в другой местности, приятной и здоровой: зимой здесь было не холодно, а летом не жарко, в изобилии была вода. Эконом хотел привлечь монахов красотами места и увести их из монастыря Лазаря, чтобы лишить обитель святого людей, а самому прославиться. Это деяние не могло укрыться от преподобного, хотя эконом прилагал все усилия, чтобы скрыть свой поступок. Узнав о постройке, преподобный позвал эконома, попросил его прекратить строительство и не ссориться с ним. Эконом же не только не захотел послушаться своего духовного отца, но и грубо отвечал ему, продолжив дело с еще большим рвением, или, лучше сказать, неведением. После того как преподобный и дважды, и трижды просил его, а тот все стоял на своем, Лазарь сказал: «Чадо, Бог Сам позаботится о том, чтобы исправить тебя». И тотчас же, по слову преподобного, Бог вразумил ослушника. Прежде чем тот дошел до своей кельи, он жалким образом изверг свою душу, пожав, таким образом, от своего дурного непослушания самые худшие плоды. Нет худшей страсти, чем непослушание, поскольку за ним следует смерть. Доказательство этого – преслушание Адама и Евы, породившее смерть.

В другой раз некие братья везли на мулах в монастырь вино. Приехав на постоялый двор, они разгрузили животных и сели обедать. Когда пришло время пить, один из них, поднимая сосуд, сказал: «Благослови, отче». И – о чудо! – он тотчас же услышал голос преподобного, отвечавшего ему: «Бог благословит тебя, чадо». Этот же голос услышал и другой брат, сидевший рядом. На другой день, когда они привезли в монастырь вино, святой велел им выпить его немного. Тот же самый брат поднял сосуд и сказал преподобному: «Благослови, отче». Преподобный ему ответил: «Чадо, ты и вчера получил благословение, а твой товарищ нет». И в тот же момент они поняли, что слышанный ими вчера голос в действительности принадлежал преподобному. Так, благодаря душевным своим очам, святой знал все, и ничего не могло от него укрыться, ибо те, у кого душевные очи чисты от страстей, могут взирать на Мысленное Солнце – Христа, и от Него освещаться ведением тайн, сокрытых от прочих.

Как-то один старый друг преподобного послал ему со своим рабом два сосуда с хорошим вином. Раб спрятал один сосуд по дороге, а другой принес преподобному. Зная о краже, преподобный сказал ему: «Берегись, чадо, не приближайся к тому сосуду, что ты спрятал на дороге, чтобы не подвергнуться тебе опасности». Тот же не придал значения словам преподобного, но с радостью пошел, чтобы взять спрятанный сосуд. В тот же момент из сосуда выпрыгнула огромная и страшная змея и набросилась на него. Если бы он не призвал на помощь святого, то не спасся бы от опасности.

Однажды случилась в тех местах сильная засуха: высохла земля, пересохли источники и реки, завяли растения, погибли плоды, и все, что произрастало на земле. В монастыре же преподобного засуха была еще сильнее, потому что в силу своего месторасположения на вершине горы обитель была лишена воды не только во время засухи, но и во время дождя. Когда преподобный увидел, насколько сильна засуха, у него не высыхали глаза от изливаемых потоков слез, так сильно он опечалился из-за постигшей всех беды. Он горячо просил Бога помиловать Свое создание и напоить высохшую от бездождия землю. И что же сделал все устрояющий ко благу Бог? Он не презрел моления святого, но и полностью на его просьбу не снизошел, потому что тот просил дождя для всей земли, а Бог на всю землю дождь изливать не хотел, может быть, для того, чтобы этим наказанием привести грешников к покаянию. Он пролил дождь только на монастырь, причем весьма удивительным образом. Когда прошла ночь и засияло солнце, внезапно показалась с одной стороны неба туча, которая встала над монастырем и пролила дождь только на обитель; вся же земля вокруг по-прежнему изнывала без дождя. Только братия монастыря насладились водой и наполнили ею цистерны; потом же небо опять стало безоблачным.

Увидев это чудо, жители близлежащих селений в печали прибежали к преподобному и с теплыми слезами просил его пожалеть их и выпросить у Бога помилование. Сострадая им, преподобный стал просить Господа сильнее, чем первый раз, и Господь услышал Своего раба и прекратил засуху, поля же после дождя вновь стали зеленеть. По молитве преподобного ко Господу однажды прекратился и сильнейший ливень.

Был случай, когда монастырь испытывал сильный недостаток в хлебе. Преподобный благословил всего лишь три маленьких хлебца, что у него оставались и насытил ими более семисот монахов, ибо для чистого верой преподобного было возможно, и не было для него ничего невозможного.

Случилась после этого у преподобного, мертвого телом, сильная и страшная болезнь. Тяжко страдая, он с радостью ожидал смерти, потому что давно уже был готов к ней, и сам, по апостолу, желал разрешиться от уз тела «и быть со Христом» (Флп.1:23). Вокруг него собралось множество учеников, скорбевших и оплакивавших смерть духовного своего отца, и готовых ради него отдать и свою жизнь. Их стенания и плач могли вызвать слезы и у самых жестокосердных. Потому божественный их отец, хотя и был уже при последнем издыхании, сам заплакал от жалости к своим чадам. Печалясь по причине их будущего сиротства, он просил о них Божию Матерь, обычную свою Помощницу, Покров и Прибежище. Преподобный молился Ей, чтобы ему была дарована жизнь, но не для себя (как мог для себя просить тот, кто умер для мира и всегда желал умереть, чтобы быть со Христом?), а для духовных своих сыновей. И Матерь Дева, родившая Саму Жизнь, Общее Спасение человеческого рода, хранившая преподобного от всех бед, и в конце его жизни стала ему Помощницей и воспрепятствовала смерти. Она попросила у Своего Сына, имеющего власть над жизнью и смертью, добавить к жизни преподобного еще пятнадцать лет. Пребывая в исступлении во время болезни, преподобный видел Богородицу, просившую об этом Своего Сына, что и было исполнено, потому что преподобный жил еще пятнадцать лет.

После этого случая прошло четырнадцать лет, в течении которых преподобный еще более усиленно подвизался и утеснял себя, чем когда был молод и силен телом. Семь дней подряд он мог ничего не вкушать, а потом употреблял только овощи. Измучив себя такими трудами, он уже не мог стоять на ногах и сидел на своем столпе, ибо уже не владел ногами, которые болели и были покрыты ужасными язвами. Хотя он и сидел на столпе, и ноги его ничего не касались, он испытывал еще более сильные боли, чем прежде. Из него вытекал гной и заливал поверхность столпа. Преподобный промучился так целый год. Таким образом прошли пятнадцать лет, что Бог, предстательством Богородицы, ему даровал. Он узнал о своей кончине от Господа, но не открыл о ней ни одному монаху (они бы стали сильно плакать и рыдать). Собственными руками преподобный составил завещание и спрятал у себя за пазухой. Так в конце жизни сбросив с себя перстного человека и расставшись с нижней темницей и страданиями, он преселился к Богу, будучи семидесяти двух лет.

По его кончине последовали удивительные явления: как только его божественная душа разлучилась с телом и взошла на Небеса, вниз спустилось светлое облако, подобное тому, какое явилось при его рождении, указывая на кончину преблаженного и странным своим светом созывая всех к столпу преподобного. Оно позвало и ученика святого, Григория, который безмолвствовал тогда в том храме Богородицы, который построил святой для двенадцати монахов. Все, кто видел облако, прибежали к столпу. При виде мертвого тела преподобного они стали безутешно плакать и рыдать, называя его отцом, оплакивали свое сиротство и, не в силах вынести разлуки с ним, желали умереть вместе с ним. Горько плакали они, думая, что он скончался, не оставив духовного завещания. Однако более всех печалился Григорий, который, благодаря своей близости к преподобному, обратился к нему, как к живому: «Отче, почему ты нас так безутешно опечалил? Зачем вызвал у нас скорбь, которую мы не в силах перенести? Почему не захотел составить завещание с повелением, что нам должно делать, но от всех скрыл свою смерть? Разве тебе не жалко нас, своих чад, разве ты не видишь, что с нами сделала скорбь по тебе. Так рыдая, говорил Григорий, обращаясь к преподобному, – и случилось чудо. Бездыханный мертвец, как живой, поднял руку, опустил ее себе за пазуху и, взяв завещание, отдал его Григорию, после чего снова стал бездыханен. Григорий начал внимательно читать завещание и увидел, что оно не было подписано по обычаю, именем святого. Тогда он снова обратился к мертвецу: Отче, если своей подписью ты не заверишь написанное, то мы, твои чада, не сможем похоронить тебя как должно». Тогда преподобный – о страшное чудо! – снова встал и перед всеми подписал завещание своим именем, удостоверяя написанное, а затем почил сладким сном. Тело его было погребено близ столпа, где он совершал свои сверхъестественные подвиги, чтобы это место и могила подвижника были ясным свидетельством и доказательством его подвига во имя Господа. Таким образом, преподобный как бы разделился надвое. Нижним и земным были оставлены его святые мощи – как неистощимый источник исцелений, врачевство от различных болезней, убежище от демонов, щедрый дар спасительных благ и от всякого вреда избавление. Божественная же его душа в сопровождении Ангелов полетела на Небеса, туда, где Церковь первородных, где чины Ангельские, лики апостолов и пророков, полки мучеников, соборы учителей, сонмы подвижников, собрание преподобных и песнь непрестанная Святой Троице, Которой подобает всякая слава, честь и поклонение, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

(Написано Григорием, святейшим Патриархом Константинопольским)

Сей блаженный Кирилл происходил из областей Фракии из местечка, называемого Филеа, в Дерконской епархии. Он был рожден от благородных родителей и в Святом Крещении назван Кириаком. С детства изучив священную грамоту, он превзошел всех своих сверстников в остроте ума и сообразительности, ибо это дитя было просвещено Самим Богом. Когда Кириак подрос, то был поставлен местным архиереем во чтеца, и с той поры, будучи посвящен Богу, день и ночь поучался «в законе Господни» (Пс.1: 2). Он постоянно читал священные книги, воспевал псалмы, молился Богу, совершая при этом множество коленопреклонений. Юноша избегал общения с беспутными сверстниками и своим молчанием врачевал и исправлял многословие, а безмолвием исправлял смятение, которое испытывает душа после бесполезного общения. Во время Божественной литургии он с необыкновенным благоговением стоял, устремив взор свой долу, а в мыслях обращался к Богу, с верой и надеждой прося у Него помощи. И, горячо веруя, получал от Господа помощь.

Юношу этого, умом подобного старцу, видели проливающим потоки слез, соблюдающим молчание по Богу, которое есть матерь премудрости, ибо скорбь не только способствует преуспеянию, но с помощью смирения сохраняет достигнутое. Скорбь – это печаль по Богу, которую порождает покаяние. Поэтому видя юношу, который проводил такую жизнь, добродетельные радовались и безмерно его почитали, называя юным старцем, как некогда и святого Савву. Слыша такие отзывы, юноша говорил: «Убегай, Кириак, похвал и стыдись осуждений, тогда не будешь помышлять о суете, ища похвал человеческих, ибо таковой пусть не надеется на награду от Господа». А дурные обвиняли его, пытаясь своими обвинениями охладить его ревность, но блаженный взирал только на Бога не радуясь почестям, и не обижаясь на причиняемое бесчестие. Как мертвый не чувствует ни чести, ни бесчестия, так и христианин не должен воспринимать ни славы, ни похвалы, ни презрения, ни оскорбления. Невозможно не гневаться, когда тебя оскорбляют и обвиняют, или долготерпением побеждать искушение, бывающее в скорби, если не будешь считать себя ниже всех и не станешь обладать крайним смирением. Прося Бога даровать ему терпение, когда его осуждают, юноша говорил: «Положи, Господи, охрану устам моим, и огради двери уст моих; не дай уклониться сердцу моему к словам лукавым для извинения дел греховных» (Пс. 140: 3–4). Видя его доброе произволение, Господь Сердцеведец прибавлял ему желание к желанию, и ревность к ревности, так что был преподобный «как зеленеющая маслина, в доме Божием» (Пс. 51: 10), уповая на милость Божию.

Был у благословенного обычай приходить на службы церковные раньше всех, а уходить позже всех. Он читал и пел таким приятным голосом, и так истово служил Богу, что все боголюбцы просили его стать священником, потому что от Всевидящего не может укрыться ни благоухание добродетели, ни зловоние греховное. Так и епископ Дерконский часто просил его принять сан, ибо ему хотелось иметь такого трезвенного клирика, целомудренного, учительного, знающего Священное Писание, сосредоточенного, несребролюбивого, спокойного, тихого, боголюбивого, нищелюбца, негневливого, незлопамятного, нетщеславного, недоступного для лести, стойкого и усердного в наставлении ближнего. Но смиренномудрый Кириак, хотя совесть ни в чем и не осуждала его, посчитал себя недостойным высокого священнического сана и продолжал оставаться в степени чтеца, к которой и был призван. Он так говорил: «Хорошо протягивать руку помощи тому, кто падает, если ты сам сможешь не пасть вместе с ним. Если же потом будет страдать тот, кто сострадал другом, тогда пусть предпочтет выгоде другого собственную выгоду, потому что нет ближе у человека никого, кроме его самого. Тот, кто может исправлять других, пусть общается со злыми и исправляет их. А тот, кто, как я, немощен, пусть убегает злых, чтобы не быть ему общником злобы и вреда для других. Святитель Василий Великий говорит, что тот, кто хочет поднять павшего, сам должен быть сильнее его. Если же и он падет, тогда нужен кто-то другой, чтобы поднять его. Один отец сказал, что если у тебя нет дел, не говори о добродетели, потому что как Иисус начал творить и учить (Ин. 7: 14–17), так и мы должны, преуспевая в словах, иметь и жизнь соответствующую. Поскольку мы страстны, то должны подчиняться другим и просить Бога очистить нас от страстей, ибо только с помощью Божией мы сможем предвосхищать страсти. «Мудрость бедняка пренебрегается, и слов его не слушают», – говорит Екклисиаст (Еккл. 9: 16). Как может править другими в согласии с Божественными установлениями тот, кто не может властвовать над самим собой? Не все из нас должны спасать других, но точно все должны спасать самих себя».

Когда Кирилл достиг двадцатилетнего возраста, он взял себе законную жену, но не для наслаждения, а для деторождения. Она была ему помощницей и ревностной, мужественной сотрудницей на пути к добродетели. И были они оба едины, как в мыслях, так и в образе действий, подвигая друг друга к исполнению заповедей Божиих. После того как у них родился сын, блаженный стал говорить ей о целомудрии: «Несправедливо нам оказаться более неразумными, чем бессловесные животные, потому что те сходятся с особями женского пола один раз в году в определенное время, а мы, будучи разумными, часто делаем это ради сластолюбия, которое я называю распутством. Если не сможем вести жизнь целомудренную, тогда пусть это будет два, три или четыре раза в году. Хотя воздержникам и этого не подобает, но Бог, надеюсь, простит нас как немощных и не осудит за распутство. Целомудренным называется не тот, кто воздерживается от удовольствий запрещенных, но от разрешенных. Поскольку мы ожили посредством Святого Крещения, то сделаем члены наши оружием правды и освящения, потому что Бог Сам свят и во святых почивает. Не должно нам бояться высоты воздержания, но более опасаться глубины и бездны невоздержания. Воздержание чувственное – это когда человек воздерживается от всех неразумных поступков, что действуют через тело. Воздержание мысленное – это когда ум устраняется от наслаждения страстными помыслами. Но нельзя достичь воздержания чувств, не помышляя и не храня воздержание в мыслях, которое должно быть неразрывно связано с душой». Выслушав его доводы, супруга согласилась с ним и с той поры пребывала в воздержании и целомудрии, более уже не соблазняя его своим внешним видом, ибо начало плотской любви – зрение. Надежда на удовольствие увеличивает страсть, воспоминание питает ее, а привычка сохраняет. Так от зрения рождается страстная любовь, от нее происходит согласие, за которым следует сам грех.

Зная, что тому, кто сам побежден чревоугодием, невозможно победить плотские страсти, преподобный, согласно Божественным канонам, начал с сухоядения по средам и пятницам, вкушал пищу поздно и пил только воду. Затем, по прошествии времени, он стал также вкушать сухую пищу по понедельникам, вторникам и четвергам, а в субботу и воскресение ел всякую пищу и пил немного вина. Причем пищу, так и вино преподобный употреблял в меру и в определенное время, соблюдая подвижническое правило и в Господские праздники. Потом преподобный стал совершено воздерживаться от вина, потому что вино, по Григорию Богослову, никогда не делает естество целомудренным, но склоняет его к наслаждению. Избегал он насыщения чрева ибо невозможно стяжать бесстрастие тому, кто насыщает себя пищей. Бесстрастием называется не то состояние, когда кто-то воздерживается от совершения греха делом (это называется воздержанием, а не бесстрастием), а когда кто-то искоренит из своего сердца страстные помыслы. Это называется еще и чистотой сердца. Все свое время, а особенно в праздники, преподобный старался проводить в бдениях, псалмопениях, молитве, чтениях, ибо знал, что бдение утончает ум, который становится способным созерцать душеполезное, в то время как долгий сон утучняет его. Семь раз в день святой воспевал псалмы Давида со многими коленопреклонениями и часто говорил: «Увы», «горе», качая головой, сильно бия себя по щекам и дергая за волосы, потому что сердце его от благодати Божией возжигалось. Потому сей отважный не чувствовал боли при совершаемых им подвигах, но в своих по Богу скорбях веселился более, чем подверженные страстям радуются плотским наслаждениям.

Целомудренная его супруга по мере сил своих старалась следовать ему в подвигах, а присноблаженный побуждал ее продвигаться вперед и не оглядываться назад, размышляя о пройденном пути добродетели, но до конца претерпевать подвиги ради Господа. Видя, что она с ревностью следует за ним, преподобный благодарил Бога.

Слыша о подвигах и добродетелях истинных монахов, он необычайно возлюбил монашество и весьма желал отречься мира и того, что в мире, чтобы в монашеском житии безмолвии работать Богу. Поскольку же начало и основание монашеской жизни есть послушание, Кириак захотел испытать, сможет ли он соблюсти его и отсечь собственную волю. Ради этого он на три года предал себя в полное послушание некоему хозяину корабля, чтобы, без ропота и ревностно исполняя приказания корабельщика и его сотоварищей, самым делом знать, сможет ли он слушаться духовного отца и соблюдать правила монашеского жития. Лучше подчиниться ученику, чем жить как тебе хочется, пожиная негодные плоды собственной воли. Блаженный Кириак служил корабельщику и его товарищам как ангелам Божиим, исполняя все что ему приказывали, почетное или бесчестное, будучи для всех как раб, который не противоречит, не спорит, не оказывает непослушание. И хотя безумные издевались над ним и часто поносили его, он с радостью все претерпевал, и наоборот, когда его не поносили, печалился, как если бы терял сокровище, потому что с надеждой взирал на будущее воздаяние. Полагая, что поношения и бесчестия есть лекарство от гордости, он просил Бога за бесчестящих его, как будто они в действительности были его врачами. И хотя неразумные осуждали его за лицемерие, ложное благочестие и пост, он никогда не нарушал его. Те вкушали жирное мясо и рыбу, наслаждаясь всеми видами пищи, а преподобный, смотря на них, испытывал радость, вкушая лук с хлебом или чесноком, или дикими травами. Довольствуясь этим, он говорил: «Я, братия, немощен и не могу уцеломудрить плоть свою жирной пищей, потому что она разжигает во мне пламень страстей».

Всякий раз, когда корабль приставал к земле, блаженный выходил на сушу собрать дров или набрать воды, или еще по какой-нибудь надобности, а затем шел туда, где его никто не видел, и молился Богу, совершая множество поклонов. Потом он немилосердно бил себя по бедрам, по плечам, иногда веревкой, либо палкой, а иногда и колючим терновником. После таких побоев кровь из рассеченных бедер заливала даже лодыжки, как он сам рассказывал автору жития, однако по благодати Божией, раны его не воспалялись. Когда он бил себя, то жалобно плакал, призывая на помощь Бога. А поступал он так в тот момент, когда его донимал какой-нибудь страстный помысел похоти или гнева.

Однажды, когда они возвращались из придунайских городов, куда плавали по каким-то торговым делам, святой сидел в углу корабля. Размышляя о своих грехах, он мысленно говорил: «До каких пор ты будешь медлить угождать Богу, несчастный? Какого возраста ты ждешь? Ты не юноша двадцати лет, а совершенный муж, и если будешь пренебрегать этим сейчас, откладывая со дня на день, то никогда не преуспеешь. Таким образом ты будешь обольщать себя до тех пор, пока не придет твой конец. Потщись в подвиге, потому что подвиг здесь и сейчас, и медлить нельзя». Рассуждая таким образом, он уже не мог более сдерживать себя, но начал громко плакать, бить себя по лицу и немилосердно царапать, потому что сердце его сгорало, как от огня. Моряки стали спрашивать, что с ним происходит, и о чем он думает, если так плачет. Будучи не в силах заставить их замолчать, он сказал: «Если бы у вас было столько грехов, сколько у меня, и вы бы оставались в нераскаянии, то плакали бы еще больше, чем я». Те отвечали ему: «И мы тоже грешники, но никто из нас так не плачет, поэтому мы решили, что ты скорбишь о чем-то другом». Восстенав из глубины сердца, преподобный сказал: «Сия река, которую вы видите, выходит, как я слышал, из рая, и окружает всю землю. Я представил себе ее в виде бумаги, на которой записаны все мои грехи, что наполняют и оскверняют вселенную. Вот почему я плачу. Когда неразумные услышали это, то стали надсмехаться над ним, а разумные со стоном говорили: «Горе нам! Если ты, который постится, бдит и беспрестанно молится Богу, служа нам, недостойным, как раб, пребываешь в таком злострадании оттого, что имеешь грехи, и так плачешь, то мы, жестокосердные и нераскаянные, которые каждый день прилагаем грех ко греху, как будем страдать в Страшный день Судный? Горе нашему бесчувствию, потому что проводим дни наши в суете!»

Однажды блаженному было велено подняться на мачту. Будучи утомлен постом и холодом (ибо носил только легкую одежду и был босиком), исстрадавшийся от невыносимых побоев и ран, он попытался забраться, но не смог. Положив поклон сотоварищам, преподобный сказал: «Простите меня, братья, ради Господа, потому что если я и заставлю себя подняться на мачту, то не удержавшись, упаду в море, потому что я болен и лишился последних сил». Моряки пожалели его и предложили: «Отойди от нас, человек Божий, мы боимся, как бы Бог не потопил нас в море, видя твое смирение. Если же не уйдешь с палубы, то хотя бы сиди спокойно и молись о нас Богу. Он даст нам силы исполнить твою работу». Им удалось уговорить его не работать, пока корабль не прибыл в родной порт. Там Кириак пошел домой и, рассказав супруге о случившемся, сказал: «Я должен сделать одно из двух: либо пойти в монастырь, либо остаться здесь, но тогда я буду бесполезным из-за телесной болезни». Супруга отвечала ему со слезами: «Оставайся здесь, с нами, господин мой, а я прокормлю детей с помощью того немногого, что у нас есть. Верю, что Бог не попустит нам лишиться необходимого для жизни».

Кириак устроил себе в доме крошечную келью, в которой он совершал поклоны и молился, и много лет провел в ней в безмолвии, предаваясь посту, псалмопению и молитве. Он занимался рукоделием, плетя для соседей сети, но не брал за них платы. При этом преподобный говорил: «Если руки твои заняты работой, язык твой должен воспевать песнопения, а ум – молиться, потому что Бог требует от нас в качестве долга, чтобы наши ум и помышления всегда были заняты Им. Если же хочешь, чтобы творения рук твоих были угодны Богу, а не земле, то отдавай их нищим». Преподобный носил на теле железные вериги, которые сдавливали его так, что от ран исходило невыносимое зловоние. Однако он все сносил с радостью, говоря: «Для тех, кто любит труд и воистину хочет покаяться, это ничтожно и легко, хотя кажется тяжелым и вызывает смех у любящих плоть и беззаботных, ибо апостол говорит, что «нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас» (Рим. 8: 18). Чтобы утешить его в трудах, Господь дал преподобному дар слез, через который он получал отдых и утешение.

Поскольку он весьма любил безмолвие, то выходил ночью из своей кельи и шел в пустынное место близ озера, где пребывал в посте два или три дня, а иногда и по целой неделе, совсем ничего не вкушая, голод же он иногда утолял травой. От чрезмерного поста, крайнего безмолвия и многих слез, он умертвил в себе телесные чувства, пробудив внутренние силы души. Поскольку же ум его сиял от непрестанного поминовения Бога и постоянной молитвы, то восхищался в созерцание Бога, отчего преподобный испытывал наслаждение.

Часто оставляя мысленные созерцания, он говорил себе: «Оставь вышняя, нечистый, потому что всякий беззаконник и гордец – нечист пред Богом. Сойди умом во ад, чтобы созерцать там подобных тебе, к которым скоро будешь сопричислен и ты, несчастный, и к их страшным мучениям. Вот при дверях посланный от Бога Ангел, что же ты сидишь? О, как сможешь ты вынести червя неусыпающего и претерпевать огнь неугасимый? Как окутает тебя тьма осязаемая, как разлучит тебя Бог от праведников и как поместит с демонами, дела которых ты сотворил? Бога не боялся, людей не стыдился, самого себя не помиловал, кто же помилует тебя? Праведен Бог, и праведны суды Его, потому Он воздаст по делам твоим». И снова, и снова, скорбя, со слезами и рыданием он произносил такую молитву: «Помилуй, помилуй, помилуй, Христе мой Сердцеведец, согрешил я, не осуди меня. Приими рыдание мое от горести души моей, Страстями Своими исцели страсти души моей, ранами Твоими излечи раны ума моего, Кровью Своею очисти меня, якоже веси, и сотвори причастника мя Божественного Тела Твоего. Желчи же горечи, еюже от врагов напоен был еси, Христе мой, избави мя скоро. Телом Своим, распростертым на Древе Креста Твоего, простри ум мой к Твоему созерцанию. Главой, еяже приклонил еси на Кресте, сия моя глава да превознесется над противниками моими. Пригвожденные Твои пречистые руки да возведут меня к Тебе из рова погибельного. Заушенный и оплеванный проклятыми, сие мое лицо, оскверненное беззаконием, да озарит лик Твой святой. Душа, еяже на Кресте предал еси Отцу Своему, сия да приведет меня к Тебе Твоею благодатью, да избавлюся от пищи радостно-печальной. Да будет пищей мне, о Христе мой, воля Твоя святая всегда, ныне и во веки веков». Молясь так, жалуясь и укоряя себя он не хотел взирать на горняя, но день и ночь размышлял о своих грехах. Когда не было зимы, он часто уходил в пустыню и подвизался, как мы уже сказали, а затем снова возвращался домой, к жене и детям.

Был у преподобного обычай заботиться о больных. Однажды, придя к одной прикованной к постели старице и найдя ее в сильной печали, он спросил ее о причине такого состояния. Та же ответила, что в другой деревне, отстоявшей за восемнадцать миль, у нее была дочь, которая заболела и находится при смерти. Старица решила отправить к ней ее сестру, но поскольку та была еще юна, она боялась отпустить ее одну, чтобы кто-либо не причинил ей вреда. Услышав это, преподобный тоже опечалился и сказал старице: «Хочешь, я отведу твою дочь к ее сестре». Та отвечала: «Да, хочу, потому что я передаю ее не человеку, но ангелу Божию». Кириак вместе с отроковицей пришли к сестре, которая была еще жива. Радостно поприветствовав сестру и преподобного, больная предала душу свою в руки Божий. Через три дня Кириак вернулся с девушкой к ее матери. Вот таким сострадательным и человеколюбивым был благословенный. А в ту ночь, когда он привел девушку назад к матери, он увидел во сне прекрасную деву, одетую в светлые одежды. Плащ ее покрывал почти все небо. В удивлении он спросил ее: «Кто ты, Госпожа, и для чего пришла сюда?» Та отвечала ему: «Называюсь я благодатью Божией и пришла к тебе». Дева обняла его и покрыла своим плащом. Почувствовав исходившее от нее неизреченное благоухание, преподобный исполнился радости и веселья, ибо понял, что Бог так прославляет прославляющих Его.

Преподобный был настолько милостив к братьям, что даже самые необходимые инструменты отдавал испытывавшим в них нужду, причем с такой радостью, как будто получал их. О хлебе же и прочей пище излишне и говорить, настолько щедро он их раздавал, особенно, когда в них испытывали нужду больные. Супруга же его радовалась этому так, как будто раздавала сама. Говорил при этом преподобный, что миловать должно с рассуждением, и только тех. кто достоин милости, но нельзя давать то, что приобретено неправдою. Если же кто не творит милости, то должен хотя бы сносить несправедливость обижающих его, умоляя за них Бога. Милостивым должен быть и сам помилованный. А если увидит или услышит что-то, что печалит брата его, и сердце его тоже опечалится, то Бог вменяет это за милость. Если кто-то обругает или заушит кого, а тот, устыдившись, не обратится против него и не опечалит его, но отнесется к нему с кротостью и долготерпением, то это то же самое, что и истинная милость.

Своей же супруге преподобный говорил так: «Благотворящий другим уподобляет себя Богу. Любовь к ближнему познается не только в раздаче денег, но намного более в слове утешительном и служении телесном. Хорошо благотворить всем, но более всего тем, кто не может воздать. Авраам, сидя перед своей скинией, приглашал путников без всякого различия и оказывал им гостеприимство. Потому он сподобился принять не только Ангелов, но и их Владыку. Если кто может оказать кому-то благодеяние и не оказывает, то обижает его, а себя подводит под осуждение Владыки. Итак, мы должны с ревностью благотворить всем».

Случилась однажды непогода: сверкали молнии, гремел гром, лил сильный дождь, а преподобный в это время сидел перед домом. Подошел к нему один путник, уставший от дороги и холода и, глядя на него, спросил: «Господин, где здесь дом Кириака Милостивого?» Удивившись его словам, он сказал: «Я Кириак, но кто милостивый, я не знаю. Ответь мне ради Господа, почему ты так сказал?» И благочестивый тот муж отвечал: «Поскольку я неожиданно впал во многие искушения и в безумии погрузился во глубину от помыслов себялюбия, то просил Бога презреть мои грехи и показать мне образ защиты и спасения. Тотчас же явился мне воин, прекрасный видом, на коне, и сказал: «Не печалься, потому что Бог позаботится о тебе. Ступай в селение и спроси дом Кириака Милостивого, он даст тебе покой». Вот что сказал мне воин, а больше я ничего не знаю, потому, господин мой, я и спросил тебя». Преподобный вошел в дом, налил в умывальницу воды, чтобы омыть гостю ноги, но тот, поняв его замысел, не дал. Преподобный же на это заметил: «Подумай, брат, Кто умыл ноги Своим ученикам, и какие страшные слова были сказаны Петру, из благочестия не дававшему Господу сделать это». После этих слов гость послушался, и преподобный умыл ему ноги, как привык поступать с гостями. Он также дал ему смену одежды и, накрыв стол, угощал гостя и радовался со всей своей семьей, прославляя Бога.

Однажды преподобный безмолвствовал в своей келье, а дочь его играла с подругой. Не без наущения диавола девочка бросила камень и выбила дочери правый глаз. Мать ее, сильно испугавшись, стала возмущаться и ругать девочку и ее родителей. Выйдя из кельи, преподобный не произнес ни одного плохого слова, но благодарил Бога с теплыми слезами, считая себя самого виновником такого несчастья. Супруга называла его жестокосердным, а дивный Кириак стал наставлять ее, приводя множество изречений из Священного Писания и житий святых. Так, с помощью Божией, ему удалось смягчить гнев жены и привести ее в мирное устроение. Он убедил ее примириться с родителями той, которая ослепила их дочь, и простить девочку, которая сделала это не нарочно.

Любил преподобный посещать церкви. В течение всего года каждую пятницу он пешком ходил в Константинополь, чтобы поклониться Влахернскому храму Пресвятой Богородицы и облобызать Ее святую икону, а по окончании ночного славословия снова возвращался домой, проходя примерно тридцать или сорок миль. «Преподобный рассказывал мне, – говорит автор жития, – как радовался он ходить по той дороге весной и осенью, и как страдал в зимнее время. Добавлял он и следующее: «Горе тому, кто страдает от двух зим, от холода и голода. Если же его теснят вериги и он утесняет себя бдениями, то беда эта становится в три раза горшей».

Однажды в стране, где жил преподобный, начался сильный голод, от которого многие умерли. Вскоре и он лишился самого необходимого, осталось лишь немного хлеба для жены и детей, и Кириак голодным отправился в Константинополь. Пройдя восемнадцать миль, он ослабел от предыдущего поста и трудностей пути. Тогда преподобный стал просить Бога дать ему силы жить не только хлебом, но и словом Божиим духовным. И человеколюбивый Господь, сказавший: «Се, работающие мне, едят, и пиют, и возвеселятся», указал преподобному на свежий хлеб, лежавший на камне, и сосуд воды. Сотворив молитву, он сел, вкусил хлеба и попил воды, после чего встал и поблагодарил Бога. Придя во Влахернский храм Богородицы, он возблагодарил Ее и Сына со слезами и радостью духовною.

У преподобного был обычай принимать облик Христа ради юродивого. Однажды, возвращаясь из храма Богородицы, он пришел в город Неаполь. На вопрос правителя, кто он и откуда идет, преподобный молчал, притворяясь немым. Вопрос был повторен и дважды, и трижды, и правитель, не получив никакого ответа, ударил Кириака со словами: «Скажешь кто ты?» Преподобный головой и руками указывал на небо. Разгневавшись, властитель снова ударил его, а затем, решив, что он шпион, бросил в темницу, приказав надеть на него деревянные колодки. Через двое суток, проведенных святым в темнице, по устроению Божию случилось проходить там его другу. Посетив преподобного в темнице, он с удивлением спросил: «Человек Божий, какое зло ты сотворил, что пребываешь в таком месте?» На это преподобный отвечал: «Не место возвеличивает добродетель, но добродетель место, ибо Бог не стыдится искать горячий дух и душу целомудренную. Я не совершил никакого зла, но, по воле Христа и правителя, сижу здесь. Когда же захочет Христос мой, тогда и выведет меня отсюда». Услышав это, правитель упал на колени перед преподобным, прося прощения, после чего отпустил его с миром.

В другой раз, услышав, что в Константинополе живет один добродетельной жизни и рассудительный монах по имени Иларион, преподобный пришел к нему, чтобы вопросить его, не напрасно ли он следует по пути добродетели. Иларион с радостью принял его и, выслушав его рассказ, похвалил за все его дела, кроме ношения вериг, о которых сказал, что если некоторые из отцов и носили вериги ради смирения плоти, то они были столпниками, пустынниками, отшельниками, но не теми, кто живет в городах и весях. Хотя такие и пытаются скрыть ношение вериг от людей, но долго этого делать не могут, поэтому их и называют «верижниками». И в действительности, преподобного до самой смерти так все и называли. Сказал также авва Иларион ему, что добродетельные весьма почитают тех, кто носит вериги, но от этой чести рождается тщеславие, похищающее добродетель. Нерадивые, в свою очередь, осуждают носящих вериги, и из-за этого осуждения тех, кто не имеет самоукорения, рождаются другие осуждения, и все, что за этим следует. Мужественные же душой претерпевают все осуждения и взирают только на Бога, избегая любого обвинения или похвалы человеческой. Однако многие, будучи не в силах вынести бесчестия от людей, обольстились и пали, потому что не каждому свойственно не обращать внимание на поносящих его и насмехающихся над ним.

Услышав от аввы Илариона такие премудрые слова, смирененомудрый Кириак в ту же минуту припал к его ногам и просил повелеть ему снять вериги, говоря: «Ненавижу труд, который приносит ущерб». Сняв вериги и бросив к ногам аввы, преподобный снова сказал: «Вот, разрешился пес от своих уз. Помолись, отче, да обрету защиту от диавольского лукавства, чтобы не повредить ни себе, ни моим братьям. Если же ты найдешь справедливым, то позволь мне связать себя вервием, чтобы не оставлять плоть свободной». С согласия аввы Илариона он так и поступил. Старец же, видя невыносимые раны на теле подвижника, удивился смирению, которое даровал ему Бог, ибо смиренномудрие не есть обличение совести и самоукорение, но познание благодати Божией. Размышляя о ревности этого святого мужа и его бесхитростном нраве и простоте, авва Иларион сказал ему: «Бог смиренным дает благодать. Да увидит Он смирение твое, твои труды и возвысит тебя над плотскими помышлениями и приведет «в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова» (Еф. 4: 13) ради свободы души твоей, и даст тебе Духа Святаго все претерпевать с благодарностью». После этого он попросил Кириака пойти с письмом к одной знаменитейшей жене из рода Комнинов, которая в то время не была еще царицей, потому что царствовал тогда благочестивый Михаил Дука.

И отправился блаженный с этим письмом к адресату. Женщина, прочитав письмо, узнала Кириака по одежде, походке, взгляду, желтизне и сухости лица. Упав к ногам преподобного, она просила его благословения, но и преподобный упал на колени, испрашивая ее благословения. Женщина настаивала, и преподобный благословил ее словами: «Господь Бог да сподобит тебя видеть сынов сыновей твоих, и дети твои да обладают городами и народами, а имя их да станет знаменитым и страшным для всех врагов их». И благословение это потом исполнилось. А Комнина обратилась к нему с такими словами: «Скажи мне, раб Божий, слово спасительное». И отвечал преподобный: «Пока кто-то порабощен страстями, он не считается рабом Божиим, потому что и пророк говорит, что все «будут научены Господом» (Ис. 54:13). Послушай, что сказал Даниил Навуходоносору: царь, «да будет благоугоден тебе совет мой: искупи грехи твои правдою и беззакония твои милосердием к бедным» (Дан. 4: 24), и Давид говорит: «расточил, роздал нищим; правда его пребывает во веки» (Пс.111.9) и Соломон: «Благотворящий бедному дает взаймы Богу» (Притч.19.17). И святитель Василий Великий учит: «Если ты не миловал, то и сам не будешь помилован, не открыл дверь дома, – будешь выслан из Царства, не дал хлеба, – не получишь вечную жизнь». Затем Комнина сказала ему:

– Хочу открыть твоей святости мои помыслы, но боюсь, что не исполню твои слова и согрешу пред Богом.

– Невозможно, чтобы испытывал страх тот, кто поистине боится Бога. Как пишет Соломон: «Кроме Него (Бога), никого другого не бойся». Если кто открывает свои помыслы мужам духовным, то это признак, что такой хочет исправить свою жизнь. Сокрытие помыслов означает, что человек подвержен страстям, ибо тот, кто общается с ворами, никогда их не выдаст, потому что любит страсть. Тот же, кто спрашивает, слушает, и когда выказывает преслушание, но при этом осуждает себя за это, такой смиряется и от смирения обретает немного милости. А тот, кто не спрашивает, не слушает и не оказывает преслушание, тот не смиряется и не обретает милости. Подобно тому, как больной отвращается от приносимой ему пищи, однако потом находится такая еда, которую он принимает с удовольствием, ест ее и поправляется, так и боязливая душа, хотя много раз и слушает, и оказывает преслушание, однако, по прошествии определенного времени, приходит в стыд. Таким образом, выслушав доброе слово, которое ей нравится, она поступает согласно ему, и спасается.

Выслушав это, Комнина сказала:

– Это в действительности так. Но да будет тебе известно, что грехов, которые кажутся малыми, то есть пустословия, злословия, насмешек и им подобных, я боюсь больше, чем больших.

– Не верь, что тот, кто не радит о малых грехах, радит о больших. Большим называется тот грех, который побеждает человека, а малым – который побеждает сам человек. Если диавол будет пренебрегать малыми грехами, то не сможет ввергнуть человека в другой больший грех, так как большие грехи рождаются от меньших. А почему рождаются большие грехи? Да потому, что должным образом не исправляли малые. Ты же храни себя от малых грехов и, по благодати Христовой, не впадешь в большие.

Услышав это, Комнина пришла в умиление и исповедала ему большинство самых насущных своих помыслов, испросив совета, как, когда и какому помыслу следует отдавать предпочтение перед другими. Поскольку же блаженный Кириак подобающим образом ответил ей на все вопросы, она весьма обрадовалась, что нашла такого богомудрого советника. Любя монахов, она дала ему немного денег, которые преподобный не хотел принимать. Однако она закляла его именем Божиим, он послушался и взял, потому что очень боялся имени Божия. Благословив ее и ее чад, преподобный оставил их, а большую часть денег по пути домой раздал нищим.

Однажды преподобный Кириак захотел пойти в Хони, где совершил чудо Архистратиг Михаил, чтобы поклониться святой его иконе. В пути Кириак остановился переночевать на постоялом дворе. Гостинник же оказался вором, и стал задавать ему много вопросов:

– Кто ты, и откуда идешь, ибо глаза твои похожи на глаза вора, да и речь твоя выдает тебя? А что у тебя в сумке?

– Я, по благодати Христовой, не вор и иду в Хони, поклониться Архистратигу Михаилу. В сумке у меня необходимые на дорогу средства из дома, чтобы не просить милостыню.

Будучи вором, гостинник забрал сумку и начал снимать с него одежды. Призвав на помощь Бога, преподобный сказал ему:

– Человек, побойся Бога, не раздевай меня на виду у этих женщин, но если хочешь, раздень в углу твоего дома, чтобы не открывать мой срам.

Тот же зверопободный и жестокий все-таки раздел Кириака, но когда увидел раны от веревки, которой тот был туг обвязан, и почувствовал сильное зловоние, исходившее от ран, сжалился, снова одел его и отпустил.

Препобный же говорил сам себе: «Если ты, Кириак, потерпишь этот грабеж с благодарностью, то получишь такую же награду, какую получил, если бы отдал эти средства нищим. Когда он уже немного отошел, то гостинник стал кричать ему вслед. Услышав крик, преподобный остановился. Гостинник подошел и отдал ему отнятые деньги. Испросив преподобного прощение и благословение, он сказал: «Теперь я узнал, что ты человек Божий». Взяв у гостинника деньги и простив его, преподобный так наставил его:

– Брат, разве ты не христианин и не слышал слова Господа: «был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня?» (Мф. 25: 35,36) И снова: «Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный…ибо… Я был… странником, и не приняли Меня; был наг, и не одели Меня?» (Мф. 25: 41–43) Ты же, раздевая одетых, как войдешь в храм Божий, как облобызаешь сию святую икону Христа, разве ты не собираешься умирать, разве не воздаст тебе Господь по делам твоим? Послушай меня, покайся и исповедуй грехи своему духовнику. Исполняй правило, которое он тебе даст, и воздерживайся от грехов своих.

Дав ему еще и другие многие советы и благословив, преподобный двинулся в путь, радуясь и благодаря Бога за неожиданное изменение в гостиннике. Придя в храм Архангела Михаила и поклонившись его святой иконе, он попросил и далее сохранять его невредимым от видимых и невидимых врагов, и так вернулся снова в свой дом.

Как-то раз захотел он осмотреть те немногие виноградники, что у него были, и работников, которые тогда там работали. Увидев издали, что они не работали, но лежали земле, он тоже пал на землю и лежал так три часа. Затем его стал беспокоить помысел устыдить их как-нибудь, но преподобный сопротивлялся ему, говоря: «Если веришь, что Бог промышляет о тебе, зачем же ты сам заботишься о себе, ведь «одно только нужно» (Лк.10:42). Несчастный, ты радеешь о том, чтобы стал плодоносить виноградник, но не заботишься о том, как бы не осталась без плода твоя душа. Зачем же тогда ты живешь и занимаешь землю?» (Лк. 13: 7) «Возверзи на Господа печаль твою, и Той тя препитает» (Пс. 54: 23), «уповай на Господа и делай добро» (Пс. 36: 3). Но поскольку помысел снова напоминал ему, что с его имения кормятся приходящие в его в дом странники, и если он будет пребывать в небрежении, то лишит их пищи и крова он так говорил себе: «Пусть нас утешит апостол, который сказал: «Я ищу не вашего, а вас» (2Кор. 12: 14). Если мы не можем оказывать благодеяния братии телесно, будем тогда благотворить им духовно. Тогда Бог точно вменит нам это в добродетель, ибо Сам говорит: «Старайтесь не о пище тленной, но о пище, пребывающей в жизнь вечную» (Ин. 6: 27). Истинная пища, пребывающая в жизнь вечную, есть кротость, смирение, беспопечительность, незлобие, братолюбие, и им подобные». Так говоря себе, преподобный не поднимался с земли до тех пор, пока не увидел, что рабочие сами встали и пошли работать. Блаженный так поступил потому, что не хотел их стыдить, обвиняя в лености. Для того и я привел этот рассказ, чтобы показать самоукорение, кротость, беспопечительность и любовь преподобного к ближним еще до того, как он стал монахом.

Был у преподобного младший брат, совсем неграмотный, но просвещенный Богом, ревностный, братолюбивый, любитель безмолвия, боголюбивый, целомудренный и более чистый, чем кто-либо другой. Он хотел пойти в Рим поклониться честным мощам святых апостолов. С ним пошел и преподобный. Оба брата пошли вместе босиком, не взяв с собой ни посоха, ни сумки, ни смены одежды. Ели они по вечерам, да и то лишь хлеб да траву. По дороге они рассудил не приветствовать других путников, но безмолвствовать. От сильных трудов в пути преподобный заболел и слег недалеко от одного селения, под деревом, пережидая дневной жар и зной и не имея иного утешения, кроме Бога, на Которого он возложил все свои надежды. Брат со слезами просил его согласиться на посещение врача, который бы позаботился о нем, умолял его съесть что-нибудь вареное, или выпить немного вина. Но треблаженный ни на что не соглашался, говоря: «Брат, если хочешь, помажь меня елеем из лампадки от иконы Христа моего, ведь не попустит нам Господь искушения больше того, которое можем понести, как говорит божественный Павел» (1Кор. 10: 13). Через несколько дней после того, как он помазал его святым елеем, преподобный, по благодати Христовой, укрепился, и они снова тронулись в путь. Придя в Рим, они поклонились гробницам святых апостолов и, принеся многим большую пользу своими беседами, снова вернулись в свое селение. И была близ их селения одна древняя церковь, ветхая и заброшенная, освященная во имя Спасителя нашего Иисуса Христа. Приняв в ней монашеский постриг и из Михаила переименованный в Матфея, брат преподобного, с помощью Божией и своими трудами, превратил ее в монастырь и собрал здесь братию. Приходил в этот монастырь навестить братию и преподобный, который устроил их образ жизни и привел в порядок псалмопение с молитвой. Кириак и сам имел открытый нрав, употреблял над собой усилие во всем и имел совесть, не осуждавшую его, и советовал такими же быть и братьям. Из монастыря он возвращался домой, где безмолвствовал в келье вместе с женой и детьми, что было, по правде говоря, весьма странно и чуждо для монахов.

Как-то раз напали на те края язычники, причинявшие зло христианам. Из страха перед ними все укрылись в городах. Так же поступил и брат преподобного, который вместе с монахами своей обители укрылся в городе Деркос. Блаженный же Кириак не захотел уйти вместе со всеми, потому что избегал беспокойства, причиняемого ему множеством народа. Он отправился в пустынное место близ озера и, построив небольшую каливу, оставался там до тех пор, пока Бог прогнал тех варваров. С той поры он не хотел более возвращаться в свой дом, но направился в упоминавшийся ранее монастырь Христа Спасителя и там принял монашество, получив имя Кирилл. Местность, где преподобный захотел построить себе келью, поросла терновником, но между кустами он увидел колонну. Он спросил, что это за колонна, но братья отвечали, что ничего не видят, и очень удивлялись. Так как это повторялось и дважды, и трижды, то преподобный понял, что то был знак от Бога. Он охотно построил себе келью и, войдя в нее, произнес: «Это покой Мой на веки: здесь вселюсь, ибо Я возжелал его» (Пс.131: 14). В начале он воспевал песнопения и молился вместе с братьями. С ними же преподобный ходил на трапезу, но ничего не вкушал, читал жития святых. По прошествии трех лет он стал приходить в церковь только по субботам, воскресениям и Владычным праздникам. Вблизи кельи преподобный отгородил небольшое место, чтобы выращивать овощи, и кроме кельи перестал выходить куда-либо, потому что весьма любил безмолвие и одиночество. Одиночество есть мать безмолвия, а безмолвие, в свою очередь, – мать помышлений о Боге и созерцаний, посредством которых ум соединяется с Богом.

Три года преподобный пребывал в молчании, не разговаривая ни с кем, кроме служившего ему монаха, ибо мысленно собеседовал с Богом. Святой постоянно укорял себя за одиночество, говоря: «А сейчас, кому тебе служить, кому омывать ноги, кого ты должен стать ниже? Кому оказывать милосердие, как упражняться в терпении, когда никто не противится твоей воле? Горе тому, кто впадет в нерадение, беспечность или иное что, потому что не будет никого, кто его поднимет. По этой причине прежде, чем будешь осужден праведным судом Божиим, осуди самого себя и свои помыслы на судище сердца своего, исследуя их, какие из них твои собственные, а какие от врагов. Свои помыслы, добрые, сохраняй как сокровище в глубине сердца, а противные секи розгой ума своего и изгоняй их из сердца, совершенно не оставляя им там места или прибежища. Лучше сказать, руби их мечом молитвы и размышлением о Божественном, что первый вор – диавол – убоялся, когда увидит, что другие его товарищи, воры и лукавые помыслы, преданы смерти. Наш судья – совесть, потому не пренебрегай ею, потому что, когда она тебя не обличает, то научает познанию Божественного. Если же ты будешь пренебрегать ею, тогда наполнишься тьмой. Так размышлял преподобный в своей келье, оплакивая себя день и ночь.

Работал преподобный Кирилл и руками, плетя шерстяные камилавки (головной убор священнического сана), некоторые из которых он продавал, другие дарил, и третьи просто отдавал в монастырь братьям, чтобы не быть им в тягость. Иногда он работал и для того, чтобы прогнать нерадение и беспечность, ибо нерадение рождается тогда, когда ум повсюду рассеивается. Рассеяние же ума происходит от праздности рук, от суетных разговоров, от оставления чтения, от многоядения и от великого по Богу подвига и трудов. Проявляемое в трудах терпение прогоняет нерадение.

А если кто-нибудь хотел прийти к нему ради пользы, то преподобный давал ему свое рукоделие и говорил, что покой и праздность есть погибель для души и могут причинить вред больший, чем бесы. Монастырской братии он советовал, по заповеди Божией, с веселостью принимать приходящих к ним странников, не считая препятствием для своего безмолвия причиняемое ими беспокойство, чтобы не нарушать закон любви. Обязательно нужно ухаживать за ними, насколько это возможно, и причем так, как будто это мы принимаем от них милость, а не сами ее оказываем. Однако не нужно выставлять гостям разные яства или говорить им изысканные слова, но заботиться о них скудостью пищи и слов. Если те окажутся более мудрыми, то братьям следует промолчать, если же равны им, говорить в меру. Однако самое лучшее – всех считать большими себя. Тех же, кто переходит с места на место, не принимать вообще, но не из-за ненависти к ним (да не будет!), ибо «всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца» (1Ин. 3: 15), а для того, чтобы избежать вреда от их присутствия. «Худые сообщества развращают добрые нравы» (1Кор. 15: 33). Не нужно быть с ними дерзкими, поскольку такие вредят не только себе, но и более простым братьям. Есть, однако, и те, кто странствует ради Господа или по какой-то духовной причине, или ради желания паломничества к святым. Тот, кто принимав таких, принимает Самого Христа, ибо «так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф. 25: 40).

Однажды преподобный дал некоему торговцу из Анхиалоса одиннадцать камилавок, чтобы тот продал их и принес ему пшеницы. Торговец забыл о просьбе и не продал их, но в печали принес обратно, прося прощения. Преподобный же сказал ему, что это случилось не из-за него, но так захотел Христос: «Ибо я видел во сне человека в светлой одежде страшного видом, который сказал мне: «Авва, почему ты отдал свои камилавки не мне, но торговцу? Если бы ты давал их мне, то я бы без труда питал тебя». Я его спросил: «Кто ты, господин?» И он отвечал: «Зовут меня Эльпидий». Тогда я снова сказал ему: «Надеюсь на Бога, что если ты примешь их, то отныне я буду давать их тебе, а не кому-либо другому». С тех пор так и повелось: все изготовленные им камилавки преподобный дарил нищим, говоря самому себе: «Дай, чтобы принять». Если же он делал камилавку, но не имел, кому ее отдать, тогда бросал ее за забор монастыря, чтобы брали прохожие, ибо желание святого ничего не иметь было настолько же велико, как у других – обладать.

Однажды он повесил свою одежду вне кельи и увидел, как один нищий тайно взял ее. Преподобный же спрятался, чтобы не вводить брата в стыд, говоря себе в это же время."Должно было мне самому отдать одежду какому-нибудь нищему ради Сказавшего: «у кого две одежды, тот дай неимущему» (Лк. 3: 11), но поскольку я не исполнил заповедь, то Бог послал нищего, чтобы помочь мне исполнить другую заповедь: «от взявшего твое не требуй назад» (Лк. 6: 30). Но и сейчас я не исполнил заповедь, потому что одежда-то была не моя, но того христианина, который мне ее дал». Вот таким смиренным был преподобный, ибо всегда считал свою волю ошибочной и заблудшей.

Когда святой был еще в миру, то вычитывал тот Часослов, какой читают монахи на горе Олимп. Когда же пришел в монастырь, то усердно старался выучить наизусть Псалтирь. Выучив наизусть половину, он отдал книгу нищему, который просил о помощи. В ту ночь, пропев половину Псалтири и сотворив пятьсот поклонов, как имел обыкновение делать каждую ночь, сдавленный вервием и страдающий из-за этого от невыносимых ран преподобный прилег на подстилку. Однако печалился он только оттого, что не успел выучить всю Псалтирь. Ему показалось, что он заснул и видит сон, что является к нему некий в белых одеждах и говорит:

– Авва, почему ты не поешь?

На что преподобный ответил:

– Знает Бог, что все псалмы и молитвы, какие знал, все пропел.

– А почему ты не поешь Псалтирь?

– У меня нет Псалтири.

– Поднимайся, будем вместе петь Псалтирь.

И так они пропели всю Псалтирь дважды. Затем явившийся исчез. Наяву ли было то видение, или в сновидении, и кто был научивший преподобного Псалтири, точно он сказать не мог, но с той поры он так хорошо знал Псалтирь, что мог объяснять многие псалмы некоторым братьям.

Когда преподобный принял монашеский постриг, сыну его было четырнадцать лет. Однажды тот пришел в обитель. Увидев его, преподобный сказал:

– Я с Богом, я монах. Если и ты, чадо, хочешь стать монахом, хорошо, если же нет, тогда в следующий раз ты меня уже не увидишь.

Тогда сын спросил его:

– Если я стану монахом, то буду видеть тебя?

– Да. И с того времени ты будешь вместе со мной и со Христом.

– Но мою мать и сестру я уже больше не увижу?

– Ты будешь видеть их за вратами обители, когда они будут приходить в монастырь. Если же исполнишь мое слово, то будешь со Христом и в этой жизни, и по смерти Он Сам сказал: «пустите детей и не препятствуйте приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное» (Мф.19: 14).

И тогда сын его согласился стать монахом. В ту ночь преподобный увидел сон: пришел к нему муж в белых одеждах с сияющим лицом, и просил у него жертву, которую тот держал в руках. И преподобный дал ему. Придя в себя, он понял, что означал тот сон, и захотел испытать своего сына и дважды, и трижды, чтобы узнать, насколько он привязан к родным. Мать и сестра звали его вернуться вместе с ними домой, но он не пошел, говоря: «Я хочу быть с моим Христом и с отцом, а не с вами». Преподобный оставил сына в монастыре еще на сорок дней, и тот, по истечении срока, опять не захотел вернуться к матери. Только после этого святой велел постричь его в монахи; отрок стал вместе с другими братьями вкушать сухую пищу без масла по понедельникам, средам и пятницам, и никуда не выходил из монастыря. Через восемнадцать месяцев отрок, немного поболев, предал блаженную свою душу в руки Божий. Преподобный же прославил Творца за то, что сын его отошел ко Господу монахом.

Случилось однажды преподобному беседовать с одним армянином; своими богомудрыми словами он старался убедить его отречься от своей ереси и соединиться с Соборной и Апостольской Церковью. Он говорил ему, что «человек должен иметь не только веру, но и добродетель, избегать всякого зла, побеждать страсти и следовать заповедям Христа. Ибо только такой и есть настоящий человек». Укрепив его таким образом в православной вере и дав ему множество наставлений, преподобный отпустил новообращенного в мире. Через некоторое время случилось так, что дети армянина вместе с женой, попущением Божиим, были проданы в рабство. Армянин, придя к старцу, поведал ему о своем несчастье. Сжалившись над ним, преподобный попросил у некоторых христолюбцев денег для выкупа порабощенных. Взяв деньги, армянин хотел поскорее вернуться к себе на родину по суше, но преподобный посоветовал ему плыть морем со знакомыми верующими корабельщиками, чтобы не попасть по дороге в руки к разбойникам, которые не только отберут деньги, но и самого его умертвят. Но армянин утверждал, что плыть придется долго, так как нет попутного ветра, и заторопился вернуться домой по суше. Преподобный не хотел отпускать его, уберегая от опасности, открытой ему Божиим Промыслом, но армянин сказал:

– Помолись обо мне, отче, и да будет воля Господня.

– Воля Господня есть Его повеления. Воля же разумного естества – творить волю Божию. Воля плотская есть нарушение закона Божия. Воля же Божия называется и волей Его рабов, от которой ты уклонился, я же да буду в этом неповинен. Если хочешь, иди, а Бог все устроит на пользу наших душ. Однако я знаю, что всякое суждение и проявление собственной воли человека ненадежны.

Спустившись в деревню, армянин тот случайно встретил двух воинов, которые собирались идти тем же путем. По дороге они стали расспрашивать его, кто он такой, откуда и почему так торопится. Он же рассказал им всю правду. Узнав, что у него с собой деньги, солдаты убили его, а деньги забрали себе. Таковы плоды преслушания. Если же кто скажет, что преподобный изрек пророчество, то не погрешит нисколько.

В то время племя скифов нападало и разоряло фракийские земли, а поэтому все жители этих земель укрывались от опасности в городах. Преподобный же не хотел укрываться в городе Деркисе из-за беспокойства от народа, и отправился монастырь, расположенный у Черного моря, где его с радостью приняли братия, а особенно игумен, отличавшийся добродетельной жизнью; к этому игумену ради пользы душевной приходили многие из ближних и дальних селений, и даже Константинопольская знать. Игумен выделил преподобному келью, где тот мог бы безмолвствовать. Однако, слава о преподобном распространилась повсюду, и те, кто приходили к игумену, шли также и к преподобному Кириллу. После беседы с ним каждый начинал относиться к нему с великим благоговением и любовью. Но всезлобный диавол вызвал у игумена зависть против святого (ибо нет праведника без греха, как и нет грешника без какой-нибудь добродетели). Не в силах побороть в себе эту зависть, игумен пошел к святому и, как бы заботясь о соблюдении заповедей Божиих, сказал ему: «Мне кажется, отче, что ты делаешь все в своей жизни ради человекоугодия. Для чего ты носишь рубище, ходишь босой, ешь сухую пищу без масла, пьешь только воду, не хочешь есть вареное и называешься «верижником»? Не знаю, носишь ли ты вериги, но имя твое настолько знаменито, что множество невежественных монахов считает, что ты лучше меня, меня, который столько лет трудился для Бога. Странно, что ты не соглашаешься есть вместе со мной, хотя я звал тебя столько раз, исполняя заповедь Господню. Разве ты не знаешь, что своей жизнью ты отличаешься от нас, и это свидетельствует о твоем высокомерии? Итак, прими мой совет, стань как все братья, потому что, как говорят отцы, высокое от демонов. Держись среднего пути, не ищи ни вышних, ни нижних, и тогда избавишься от бесчувствия своего, которое рождается от небоязни Бога, от крайнего невнимания и греха. Это не я так говорю, но божественные отцы. Прошу же тебя, приди в себя, чтобы жить блаженной жизнью, потому что знать, что не знаешь, уже есть знание. Если же хочешь познать Бога, сначала познай самого себя. Тот, кто считает, что он ничто, знает себя больше других. Разве ты не знаешь, что тот, кто не обличает грех брата своего, жесток? Ибо говорит Бог: «Обличением обличай ближнего своего, и не примешь за него грех». Обличение бывает двоякое: то, которое со злобой и местью, и то, которое со страхом Божиим и истиною. Я же, да не будет того, обличаю тебя не со злобой. Видя, как ты томишь свое тело и не получаешь от Бога награды, мне так жалко тебя из-за твоей несговорчивости, что я буду молить Бога, – да приведет в познание истины. Но ты не сможешь прийти в познание истины, если не оставишь своеволия и не перестанешь доверять самому себе. Потому что кто тверд в своей воле, тот заражен гордыней, а «Бог гордым противится» (Иак. 4: 6). Лучше называться учеником ученика, чем жить по своей воле и пожинать ее негодные плоды».

Выслушав такие слова, преподобный со смирением бросился к ногам игумена и сказал: «Благодарю Бога и твою святыню, что ты не только познал нечистоту моей души, но и отечески обличил меня, и как должно наставил. Ибо слова твои я слушал, как слова Божии, а не человека. Кроме того ты сказал, что будешь молить Бога, чтобы привел меня в познание истины. Прошу тебя, исполни это, по заповеди Господа, Который даст тебе стократную награду за твою любовь, ибо Он говорит, что «кто исторгает достойного из недостойного, тот как уста Мои будет». То есть тот, кто обращает человека от заблуждения к истине, и от греха к добродетели, тот подражает Ему. Ты же, отче, исполнил весь свой долг, оставив меня безответным». Увидев, что преподобный не возмутился его поучением, но с самоукорением и смирением припал к нему, прося его молитв, чтобы прийти в познание истины, игумен умилился и замолчал. Похвалив богоданное терпение преподобного, он вернулся в свою келью, обвиняя самого себя и говоря: «Горе мне, лицемеру, имея бревно в своих очах, я наставляю раба Божия в малом и сужу его, будучи сам осужден! Я не задумываюсь над тем, что тот, кто судит и сурово исследует поступки других, тот не получит прощения за собственные прегрешения, потому что Бог нас будет судить тем же судом, каким мы судим других. Горе мне, бесчувственному!» Размыслив обо всем, что произошло, игумен пошел к преподобному и поклонился ему, прося у него прощения. Преподобный так же говорил себе: «Быть осужденным многими злыми людьми – это неправда, которая не приносит вреда, а быть осужденным праведным – это правда, которая приносит пользу. Горе тебе, что тьма дел помрачает сердца святых». Молясь Богу, преподобный говорил: «Боже мой, не оставляй меня. Я не совершил никакого добра пред Тобой, но дай мне, по благости Твоей, положить начало, потому что спасение мое зиждится на Твоем милосердии и человеколюбии, яко Твоя есть слава во веки веков. Аминь».

В ту ночь преподобный увидел во сне, что стоит он на высокой башне, а под ним расстилается равнина без конца и края, и на него нападает огромный дракон, со свистом раскрытой пастью, желая проглотить. Не зная, что делать, преподобный посмотрел вокруг и увидел под ногами палку. Он взял ее и ударил дракона. Тотчас же тот упал и сдох. Падая, дракон разделился надвое, и от него пошло такое зловоние, что, не в силах его переносить, преподобный пришел в себя. Размышляя, он понял, что дракон – это бес гордости, палка – смирение, а поскольку он потерпел игумена и перенес его обличение с самоукорением, то заповедью Христа избавился от глотки дракона. Преподобный прославил Бога, потому что если бы стал противоречить игумену, то был бы поглощен гордыней. С тех пор все то время, что преподобный провел в монастыре, он падал игумену в ноги с великим смирением и, насколько было возможно, наблюдал за собой, чтобы не дать повод к соблазну. Через некоторое время, положив перед игуменом поклон, он покинул монастырь. Вернувшись в свою келью, преподобный Кирилл продолжал безмолвствовать, подвизаясь в подвигах молитвы, чтобы совесть не осуждала его, ибо подвиги поста, бдения и терпения очищают ее.

Рядом с кельей преподобного находился один источник с чуть теплой и грязноватой водой, которая была не очень хороша на вкус, однако он пил именно ее. Многие приходили на источник за водой, и вот, преподобный как-то раз перекрестил источник, помолился, и все, пившие ту воду, стали исцеляться от различных болезней. «Эту воду или, лучше сказать, святыню и Божественный дар вкусил однажды я, – говорит автор жития, – потому что от случившегося со мной приступа я семь суток не мог ни есть, ни говорить от сильных болей в животе. На седьмой день я послал к преподобному сказать о своей болезни и попросил прислать мне воды в качестве благословения от него. К исходу дня мне принесли воду, и как только я выпил ее, в тот же час, Бог свидетель, избавился от своей болезни».

В другой раз, когда я был вместе с преподобным в его келье, пришел один монах, его друг, и рассказал: «Авва, когда я в своей келье печалился о множестве собственных грехов и об отсутствии у меня покаяния, вдруг неожиданно, без труда, были даны мне плач и слезы непрестанные, так что двое суток я не вспоминал о хлебе, но с горячим сердцем, со сладостью и удовольствием неизреченным, с печалью и радостью горько скорбел о своих грехах. Иногда я исповедовался Богу, иногда молил Его, благодарил или славил. Пребывая в таком состоянии и постоянно думая о своих грехах, я обратился к своему Ангелу Хранителю: «Пресвятый Ангеле, заклинаю тебя Творцом нашим Богом, и молю тебя, огради меня, ибо ты видишь, какая опасность мне угрожает. Я прожил жизнь свою в суете, и ты, наверное, напрасно меня оберегаешь». Так я произнес трижды, и от усталости присел; ум мой находился в это время в глубокой тишине, мире и в памятовании о Боге. Поэтому не могу сказать точно, был ли я восхищен сном, или нет, но вдруг я увидел тонкую, белую как снег руку, которая не сильно, но и не слабо ударила меня по правой щеке. Благоухание этой руки сохранялось на моем лице в течение семи дней, и эти семь дней мне не хотелось вкушать никакой телесной пищи. Прошу же тебя, авва, скажи, как понять то, что со мной случилось, от Бога это, или от бесов?»

Со вниманием выслушав рассказ, преподобный Кирилл так отвечал ему: «Обычно добрый и чадолюбивый отец, имеющих двух детей: совершенного, храброго и отцелюбивого мужа и шепелявящего младенца, если вынужден отлучиться, поручает младшего брата заботам старшего, чтобы тот оберегал малыша от любой опасности до его возвращения. И старший брат из почтительности и любви к отцу, из своего доброго произволения и из-за любви к брату охраняет его своими силами. Младший же брат бегает повсюду, спотыкается и разбивает ноги до крови. Однако старший старается оберегать его от падений и следит, чтобы на него не напали звери. Не желая связывать волю своего брата, он лишь дает советы, позволяя ему ходить по своей воле надеясь, что с возрастом тот образумится. Младший же брат не осознавая своего невежества и не признавая мудрости и знаний старшего брата, с помощью которых тот старается сохранить его невредимым, ни его любви к нему, говорит: «Заклинаю тебя родившим нас отцом, хорошо меня оберегай, потому что видишь, какие мне угрожают опасности», и при этом показывает ему те немногие раны, которые имеет. Добрый же брат, который честно оберегал его, любя и желая вразумить, бьет его по щеке и говорит: «Себя заклинай и сам себе прикажи не ходить по крутым местам, я же в том невиновен». Такая же история случилась и с тобой, брат, и рука, явившаяся тебе, была не бесовской. Это ясно из того, что она была белее снега и благоухала, и что ты изменился и не хотел есть в течение семи дней. Изменения, случающиеся по действию бесовскому, не приносят мира душевным и телесным чувствам, не могут они вызвать и сверхъестественных чувств». Вот таким рассуждением по Богу обладал божественный Кирилл, что мог и немощных наставлять в добродетели.

Однажды, когда преподобный молился, то почувствовал запах, как бы исходящий от курящегося фимиама. Размышляя об этом благоухании, он вдруг услышал, как некто поет приятным и нежным гласом: «Яко пройду в место селения дивна, даже до дому Божия, во гласе радования и исповедания шума празднующаго» (Пс. 41: 5). Он сразу же ударил в било, потому что привык, когда звал, вместо голоса использовать деревянное било, и пришел ученик его, которого преподобный спросил: «Как наш болящий брат? Мне кажется, он отошел ко Господу, потому что я слышал такой глас. Пойди скорее и посмотри». Ученик пошел и обнаружил, что брат скончался именно в тот час. При этом известии преподобный произнес: «Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром, ибо видели очи Мои спасение Твое» (Лк. 2: 29–30); «как многочисленны дела Твои, Господи! Все соделал Ты премудро» (Пс. 103: 24). Так усопший о Господе брат три года назад пришел в монастырь и с кротостью и нелицемерным смирением служил братии, а преподобного слушался во всем. Однажды пришли к этому брату в монастырь родственники, чтобы посоветоваться по одному житейскому делу, но тот благословенный отвечал им: «Не могу я одновременно быть мертвецом и управлять живыми». Поистине, кто не поступает по своей воле, тот умер для всего мирского, а душа его, освободившись от привязанности к миру, вопиет вместе с Давидом: «снял с меня вретище и препоясал меня веселием» (Пс. 29: 12). Вот таким был божественный Кирилл, ибо мог и за малое время сделать из плотских людей духовных, что и произошло с этим братом.

В другой раз, когда преподобный сидел на подстилке, он услышал голос: «когда богатство умножается, не прилагайте [к нему] сердца» (Пс.61: 11). Размышляя утром над этими словами, он увидел, что к нему идет Константин, мясник, который имел большое благоговение к преподобному. После приветствия они поговорили немного о спасении души, и тот сказал преподобному:

– Мои земли, которые находятся рядом с монастырем, я передаю твоей святыне вместе со всеми животными. Пусть все принадлежит обители. Если ты сам не хочешь обладать ими, то продай, и раздай деньги нищим ради спасения несчастной моей души.

Преподобный же так отвечал ему:

– Мы обещали Богу быть свободными не только от своих имений, но и от самих наших тел, чтобы стяжать чистоту душевную. Потому не должно нам принимать чужое и связывать себя тяжелыми вещественными узами, потому что те невещественные, которые охотятся на нас, легче орлов. Если мы обременяем себя мирскими вещами, то будем передвигаться медленнее, и, следовательно, враг легко нас поймает.

Услышав эти и прочие богомудрые слова, христолюбивый Константин удивился и прославил Бога, Который покрывает и умудряет Своих рабов, после чего сказал преподобному: «И вправду ты не нуждаешься в моих богатствах, потому что тот, кто приобрел истинное богатство, ненавидит и отвращается от этих ложных и обманчивых благ». Испросив благословение, он ушел.

Когда благочестивый царь Алексий Комнин пошел войной на гордого латинянина Боэмунда, то одни говорили, что победит царь, другие, что Боэмунд. Автор жития, который все это время находился со святым, спросил у него: «Кто и вправду достоин победить в этой войне?» Преподобный ответил: «Достойного и правду знает только Бог, а то, что я видел несколько дней назад, не знаю, от Бога ли или от демонов, но сейчас тебе поведаю. Как только я, недостойный, завершил свое ночное славословие, то, следуя своему обычаю в молитве поминать царя, стал со слезами молить о нем Бога (кто же не будет молиться за такого христолюбивого мужа?). Я произнес Трисвятое, последующие молитвы, затем вслух сказал: «Господи! силою Твоею веселится царь и о спасении Твоем безмерно радуется» (Пс. 20: 2) и, размышляя, присел на подстилку. Вскоре я уснул, и увидел, что во сне иду по светлой равнине. Посмотрев вокруг, справа я увидел царский шатер, который имел вид церкви. Вокруг шатра стояло великое множество воинов, а внутри, на высоком троне, сидел сам царь. По левую сторону от него было огромное море, и в нем плавало множество небольших кораблей. Море разбивало их и выбрасывало на берег. Там же находился огромный черный пес с кровавыми глазами, смотревший в сторону царя. Его держал на цепи некий светлый воин. Немного погодя, он насильно подтащил его и бросил под ноги царя. Я думаю, что царь покорит Боэмунда». Так, с Божией помощью, и произошло на самом деле.

Как-то раз пришел к преподобному монах из общежительного монастыря и сказал: «Авва, что мне делать с моими грехами, как исцелиться, как избавиться от зла, и что мне делать, чтобы стать достойным Бога?» И преподобный ответил ему: «Господин мой (ибо так он привык называть всех), ты должен пройти сквозь злые дни и ночи, и даже после этого, не знаю, достигнет ли твой корабль спасительной пристани. Если ты ищешь лекарство, позаботься о своей совести и делай то, что она тебе советует, вот тогда ты обретешь пользу. Знай же, что злоба или страсть не присуща природе человека, потому что Господь сотворил в нас не страсти, но множество добродетелей, к которым принадлежат следующие: милосердие, ибо и еллины оказывают милость и любовь, как и неразумные животные часто плачут при разлуке друг с другом; вера, поскольку словами своими мы внушаем доверие и верим в те слова, которые слышим; надежда, потому что когда даем взаймы, или путешествуем, или сеем, надеемся на то, что получим. Итак, любовь для нас есть естественная добродетель, «любовь есть исполнение закона» (Рим. 13: 10). Добродетели присущи нашему естеству, и пусть устыдятся те, кто говорит, что у них нет сил совершать добродетели. Помимо этих, естественных добродетелей есть еще – девство, безгневие, смиренномудрие, молитва, бдение, пост и всегдашнее сокрушение сердца. Ты же, если хочешь избавиться от зла, борись с врагами, чтобы отсечь страсти, а затем потщись стяжать добродетели и сохраняй их. В этом и есть смысл изречения: «блажен бдяй и блюдый ризы своя» (Откр.16: 15). Если же хочешь стать достойным Бога, не совершай ничего, недостойного Его».

Услышав эти и многие другие наставления от преподобного, но не придя в чувство, брат через некоторое время оставил общежитие, потому что не хотел подчиняться и отсекать свою волю. Он пришел в пустыню и поселился в небольшом молитвенном доме, как будто бы для работы по Богу. Спустя еще некоторое время он подружился с разбойниками и, став предводителем, совершил убийство. Вот таким именно образом бесы платят тем, кто творит свою волю.

Однажды, когда я как-то раз был у преподобного, между игуменом и братией возникло некое раздражение, так что все стали громко кричать. Подозвав их, преподобный сказал игумену: «Так-то ты учишь своих чад? Отец потому называется отцом, что оберегает своих детей. Тот же, кто поступает наоборот, должен и называться по-другому. Если ты приобретешь все добродетели, но будешь пренебрегать душами тех, кто дан тебе от Бога, то не будет тебе никакой пользы от твоих добродетелей, но будешь осужден за пренебрежение, с которым ты относишься к братии. Не будь суровым в прещениях (угрозах), потому что ни строгое порицание, ни совершенная безнаказанность не приносят пользы. Не будь скор на обличения и не делай этого со страстью, ибо это есть бесстыдство. Не суди строго братьев в малых прегрешениях, а согрешивших отечески исправляй, как говорит апостол: «Братия! если и впадет человек в какое согрешение, вы, духовные, исправляйте такового в духе кротости, наблюдая каждый за собою, чтобы не быть искушенным» (Гал. 6: 1). Понуждай бесчинных не нарушать подобающий порядок и определенные законы». Игумен же отвечал:

– Я грешник, «грешнику же говорит Бог: «что ты проповедуешь уставы Мои и берешь завет Мой в уста твои?"" (Пс. 49:16) Для того Бог и дал нам тебя, чтобы ты нас направлял, потому что если бы не было тебя, то я бы точно не смог создать сей малый монастырь. Согласно воле Божией и твоей святости, веди нас, потому что знаешь, что мы слушаемся твоих слов.

– Брат, ты сказал, что ты грешник, однако в делах своих ты себя таковым не считаешь. Тот, кто считает себя грешником и виновным в грехах, ни с кем не спорит, не борется, не гневается ни на кого, но почитает всех лучшими и мудрейшими себя. Если же помыслы смеются над тобой, как же ты можешь считать себя грешником? Как они могут подвигать сердце твое против тех, кто лучше тебя? Внимай себе, брат ибо то, что ты говоришь – неправда. Мы еще не достигли той меры, чтобы считать себя грешниками. Если бы ты был грешником, как бы ты стал обвинять своего брата? Ты говоришь, что из-за него у тебя скорбь, но разве ты не знаешь, что каждый искушается от своей собственной совести, и именно она вызывает скорбь? Оставь свои оправдания, а если что и скажешь, не говори: «хорошо я сказал». Если что придумаешь, не говори: «как хорошо я придумал». Хорошо-то хорошо но где оно, это хорошо? Надо думать над тем, чтобы никого не опечалить ни словом, ни делом, а Бог нам поможет в этом. Как наши братья, которые служат ради Бога, так и мы должны носить «бремена друг друга», чтобы исполнить «закон Христов» (Гал. 6: 2). Когда кто-то смущается, скорбит и гневается на брата своего по якобы благовидной и душеполезной причине, уже понятно, что это не от Бога. Все, что от Бога, несет мир и приводит человека в смирение и осуждение самого себя, а не брата, возбуждая против него гнев.

Это и многое другое преподобный говорил игумену, а затем обратился к братьям и сказал: «Монах, который имеет послушание, подражает Иисусу Христу, а тот, кто подчиняется, подражает Ангелам. Тот же, кто прекословит и противится, делает себя чуждым Иисусу, и становится другом диавола. Прошу вас, дети мои, стяжите беспрекословное послушание, ибо послушание – матерь вечной жизни, как преслушание – матерь погибели. Пусть никто из вас не будет пустословом, или болтуном, или клеветником, или ругателем, или ропотником, потому что все это и подобное этому – плоды диавола. Если вы хотите нравиться Богу, то должны отсечь всякое своеволие и подчиниться поставленному над вами от Бога начальнику как Самому Христу. И да не будет среди вас Иуды, но будьте как апостолы, что подчинялись Христу. Те же, кто противятся, навлекут на себя великое осуждение. Не осуждайте друг друга и тем паче вашего духовного отца, потому что тот, кто осуждает, пойдет в погибель. Возлюбите старца как своего отца, но и бойтесь, как имеющего над вами власть. Вы не должны от большой любви относиться к нему без внимания или бояться его, как и от большого страха не любить его. Кто истинный ученик, тот любит своего старца и слушается его до смерти, назидается во всем, что бы ни делал, не дерзая рассуждать о том, что делает, не задавая вопросов, почему и зачем. Если вы так спрашиваете, то тогда вы не ученики, но судьи своему старцу. Все зло происходит от проклятой собственной воли. Не заблуждайтесь, братия, творя свою волю ибо своя воля никогда не доводит до добра. Когда же вы оставляете свою волю Богу, тогда Бог творит так, как хочет». Этими и прочими советами игумену и братии, преподобный с Божией помощью, привел их к согласию и примирил.

В другой раз, когда я беседовал с преподобным, к нему пришел некий брат из общежительного монастыря и сказал:

– Отче, я слышал от врача, что смоквы полезно есть с утра и потому ем их.

– Горе тому врачу, который подвиг тебя на это, и вряд ли ты получишь пользу. Если ты не победишь свое чрево, брат, то для чего ты тогда занимаешь место (Лк.13:7) и расслабляешь подвижников? Разве ты не слышал, что заповедует святитель Василий Великий монахам: из двадцати четырех часов в сутки они должны на еду тратить один час, а в остальное время заниматься умным деланием. Ибо то, что даешь телу, сразу теряешь, а то, что дашь душе, будешь иметь всегда. Итак, без телесной необходимости не ешь, и не пей, и пусть эта заповедь тебе не покажется тяжелой, ведь на самом деле это не так. Оставь свою волю, и твори волю предстоятеля. Отсеки пристрастие и привяжи себя к любви Божией – истинному врачу душ и телес. Кто следует своему собственному врачу, не только будет порабощен чревоугодием и будет есть как свинья, с утра до утра, но вместе с чревоугодием впадет и во все нечистые страсти.

Затем, так как была пятница, преподобный спросил монаха:

– А сегодня что вы ели?

– Сегодня мы ели «святую» похлебку.

– А что это за «святая» похлебка?

– Лук и прочие овощи с ароматами кладут в воду, это называется «святой» похлебкой.

Тогда, застанав, преподобный произнес:

– Горе, брат, не заметил ты, что это не просто «святая» похлебка, а «святая» похлебка для чревоугодников. Разве ты не слышал повесть из Отечника? Некий старец пришел к одному брату и увидел, что тот ест. Когда ядущий брат увидел старца, то спрятал за дверь то, что ел. На вопрос старца, что он ел тот ответил: «Прости меня, отче, я срезал финики, и от жары у меня пересохло горло. Поэтому я положил немного соли в воду и смочил хлеб, ибо не мог его есть сухим». Услышав это, старец закричал: «Идите посмотреть на Исайю, который ест похлебку». Брату же он сказал: «Если хочешь есть похлебку, ступай в Египет». Видишь, брат, какую «святую» похлебку ел тот монах, да и то со стыдом. Я думаю, что брат тот был новоначальным. Нам же, чревоугодникам и сластолюбцам, горе, а думаем, что удержали жительство древних отцов. Прошу тебя, брат, если вы не можете прекратить этот обычай, то не называйте, по крайней мере, эту похлебку «святой», потому что тем самым вы поносите святых. Если же мы поносим самих себя, то не чувствуем этого. Обилие яств рождает множество помыслов и скверных сновидений.

Таковы были слова преподобного, и неудивительно, что он так говорил, ибо сам более пятидесяти лет не вкушал пищу, приготовленную на огне, ни винограда, ни других каких фруктов, ни вина не пил, и лишь иногда ел айву. Я спросил его: «Авва, почему ты даже в Господские праздники не разрешаешь себе вкушать пищу с маслом?» Он же отвечал мне: «Я немощен, и если разрешу себе, то не смогу более удержаться. Те, кто может разрешать и связывать себя, те свободны от страстей и работы чреву». Вот так со смиренномудрием говорил преподобный.

Еще он говорил: «Насыщение хлебом и водой вызывает у человека желание разнообразных яств. Кому хлеб кажется сладким на вкус, и кто пьет воду с воздержанием, тот никогда не захочет разных яств и напитков, ибо от голода и жажды вкус забывается. Меня же не столько беспокоит голод, сколько жажда». Преподобный не только испытывал голод и жажду, но и ноги, и лицо не умывал, не имел и двух одежд, даже когда находился в миру. На ногах он носил только башмаки, да и то зимой. Спал, оперевшись на правый бок, а иногда забывался немного сном там, где сидел. Вместо матраса у него была тонкая подстилка и мягкая медвежья шкура. Когда преподобный шел спать, то говорил: «Боже мой, не оставляй меня, но избавь меня от смертного тела сего». И повторял наставления Василия Великого: «Спишь, а время тебя опережает, бодрствуешь, а ум твой блуждает в суете, жизнь сокращается, хотя ты того не понимаешь. Конечно, больше всего нам не хватает времени, потому что жизнь наша мала, а искусство спасения надо изучать долго и много, конец же жизни нашей близок. Бодрствуй же, о беспечный, не ложись спать, прежде чем не исследуешь соделанное тобою за день: какие заповеди Божий преступил, какие дела, угодные Богу, сотворил, а какие исполнил не как должно. Если же ты поступил плохо, то скорби и мучай себя стенаниями, слезами и горьким раскаянием. Если же поступил хорошо, то радуйся и благодари Бога, Который тебе помог. Если хочешь убежать зла, то должен сначала возненавидеть все, что в мире, потому что невозможно одновременно любить мир и не участвовать во зле, происходящем от вещей мирских».

Он каждый день произносил и такие прекрасные слова: «Прошу вас, ноги мои, не теките на зло, но до тех пор, когда уже не сможете стоять и двигаться, и прежде чем будете связаны и станете неподвижны, стойте с ревностью на молитве к Богу. Вы, руки мои, не наполняйтесь кровью и беззакониями, но простирайтесь к Богу в преподобии и правде, потому что придет час, и вы будете неподвижны, связаны одна с другой. Вы, очи мои, не смотрите на зло, но прежде чем закроются веки ваши, смотрите на творения Божии во славу Его. Вы, уши мои, не слушайте суетное, но только все спасительное и полезное. Вы, уста мои, не произносите лукавое и ядовитое, но поучайтесь в законе Господнем день ночь, чтобы излилась на вас благодать Божия, и возрадовались вы, когда поете Богу. Ты, язык мой, не становись острым ножом, но тростью книжника-скорописца, поучаясь в правде Божией. И ты, тело мое, прежде чем мы будем разлучены и удалимся друг от друга, ибо я пойду во ад, а ты распадешься во прах и зловоние, стой мужественно и поклоняйся Богу. Прежде чем тебя, мертвое, понесут другие, понеси меня, – да прославлю Бога и исповедуюсь Ему. Как бы желая лежать, блаженствовать на кровати и спать, ты не осудило меня на вечные муки, ибо придет время, когда нынешний сладкий сон превратиться в вечную горечь. Если ты тело мое, послушаешь то, что я тебе говорю, тогда мы вместе унаследуем вечную жизнь. Если же нет, тогда для чего ты соединилось со мной? Горе мне, потому что моя душа надолго соединилась с тобой. Горе мне, ибо из-за тебя душа моя, несчастная, будет осуждена! Если ты послушаешь меня, то станешь храмом Бога, и Бог даст нам большее знание и поведет нас ко всякой истине. Если же не послушаешь меня и не подчинишься мне, правду тебе говорю, тогда знай, что не перестану враждовать с тобой и всеми способами буду подвергать тебя мукам до тех пор, пока, с помощью Божией, не умерщвлю мертвотворящие твои деяния и болью не воскрешу себя от страстей. Хотя Бог и воскресит нас во время второго Своего пришествия, однако Он требует от нас и другого воскресения – нового жительства в настоящей жизни, которого можно достичь переменой нашего поведения и нрава. Когда нерадивый и сонливый станет ревностным и бодрым, и из делателя беззакония и зла станет делателем правды и добродетели, то уже здесь воскреснет и получит воскресение, которое послужит для него преддверием вечного воскресения. А как может произойти это воскресение? Через умерщвление греха и воскрешение добродетели, когда ветхая жизнь рушится и начинается новая, ангельская.

Но не можешь ты, тело, бодрствовать всю ночь, воспевая псалмы. Бодрствуй, воспевая тропари, совершая коленопреклонения, творя молитвы. Бодрствуй, скорбя и оплакивая свои грехи. Бодрствуй, славословя Бога и проводя время в чтении Священных Писаний. Не можешь бдеть всю ночь, бди половину, но только не расслабляйся и не помрачай меня долгим сном, не утучняй мой ум: «Призри, услышь меня, Господи Боже мой! Просвети очи мои, да не усну я сном смертным» (Пс. 12: 4), чтобы и я мог дерзновенно сказать как Давид: «Ложусь я, сплю и встаю, ибо Господь защищает меня» (Пс. 3: 6); «Тебе предает себя бедный; сироте Ты помощник» (Пс. 9: 35); я воспою и препрославлю пресвятое имя Твое, ныне и во веки веков. Аминь». Затем он говорил сну:

– Приди, злой раб раба.

Улучив немного сна, преподобный тотчас же вставал и славословил многопетое имя Отца и Сына и Святаго Духа. Говорил он мне также:

– С тех пор, как я стал монахом, не помню, чтобы провел хотя бы один день без псалмопения, молитвы, рукоделия и слез, которые есть дар Божий.

На это я спросил:

– А что, ты можешь иметь их, когда захочешь?

– Да, однако знай, что слезы вызываются ревностью, желанием, умерщвлением тела и чистым, ничем не развлекаемым умным размышлением. Слезы очищают душу от страстей. Вот уже восемнадцать лет, как Бог дал мне их, по реченному: «слезы мои были для меня хлебом день и ночь» (Пс. 41: 4), потому что по завершении повечерия, полунощницы и утрени я плачу. Днем, с помощью Божией, я плачу сколько хочу.

– Прости меня, отче, а что ты вспоминаешь, когда плачешь?

– Иногда я вспоминаю свои грехи, иногда – скорби нищих и сирых, иногда – Страсти Христовы, а очень часто вспоминаю о скорбях, претерпеваемых бессловесными животными, потому что и у них есть неразумная душа и потому им больно. Разве ты не знаешь, что чем больше сердце того, кто скорбит и плачет, разгорячается от слез, тем более очищаете страстей и просветляется? Тогда такой человек начинает жалеть и печалиться о всех разумных и неразумных творениях, и даже растениях. Но как можно передать словами сладость и меда тому, кто его не пробовал? Бывают рабские слезы и одновременно слезы благодарности от страха перед ранами и мучениями, бывают слезы от любви, а бывают от бесовского действия. И эти, последние, я называю не слезами благодарности, но только рабскими, – да упразднит их Господь. Сначала приходят слезы от страха, как говорят отцы. Они разжигают сердце иногда умеренно, а иногда чрезмерно, и иссушают тело. Если человек сохраняет благорасположение (которое есть жизнь по разуму и знанию, ведь именно это порождает и сохраняет скорбное состояние), будет усиленно подвизаться в безмолвии и трудиться по Богу, тогда, независимо от того, имеет ли он эти слезы или нет, открывается ему от Бога дверь тайн Его любви. То, что от Бога, будет приходить к нему само по себе; такому человеку не нужно будет предварительно помышлять об этом, если сердце его чисто.

От любви происходят слезы молебные и утешительные: «Блаженны плачущие, ибо они утешатся» (Мф. 5: 4). Утешение есть благодать Божия, которая приходит в сердца плачущих от божественного осияния Святаго Духа. Лицо такого человека распалятеся от радости, как от опьянения (так однажды некто подумал про меня, ничтожного, что я пьян), потому что вместе с сердцем распаляется и тело. Таковой тогда уже не имеет страха, но любовь. «В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх» (1Ин. 4:18).

– А как можно узнать, достиг ли ты этой любви?

– Когда человек вспоминает о Боге, тотчас же сердце проникается любовью к Нему, а из глаз его обильно текут слезы (ибо при любви свойственно проливать слезы от воспоминания о любимом). Тот, кто любит Бога, всегда имеет слезы, потому что у него есть причина, которая заставляет его постоянно вспоминать о Боге, так что даже во сне он беседует с Ним (ведь и тот, кто любит, так же поступает с любимым: он желает облобызать его святым лобзанием и готов за своего друга пожертвовать и самой жизнью). Он желает пребывать в одиночестве, чтобы наедине беседовать с Богом, и тогда поднимается в нем сила, которая собирает его ум, и приводит его как бы в исступление. И хотя человек помышляет о Небесном, но сладостное созерцание и частое делание неизреченной той беседы у него не пресекаются. Внешние же его чувства пребывают вне этого мира, потому что он опьянен божественной любовью и даже самую страшную смерть вменяет ни во что. «Вкусите, и увидите, как благ Господь! Блажен человек, который уповает на Него» (Пс. 33: 9). Сказано: «вкусите», а не насыщайтесь, потому что сейчас мы видим истину лишь отчасти, как бы отраженную в зеркале «гадательно» (1Кор. 13: 12), но придет время, когда нынешнее обручение и вкус благодати превратятся в совершенство наслаждения. Это есть плоды безмолвия по Богу и частого воздержания чрева от хлеба и воды, а также многие сознательные скорби, в которых укрепляется терпение. Терпение же, в свою очередь, укрепляется нелицемерным укорением себя, а от самоукорения, как от источника, проистекают слезы по Богу, которые убеляют нас паче снега. Именно те, кто убелен таким образом, вошли в субботу и в покой, ибо истинный покой для христиан – свобода от греховных страстей и как можно более полное и действенное обитание Духа Святаго в чистом сердце, потому апостол и говорит: «Итак постараемся войти в покой оный» (Евр. 4: 11). Сию благодать плача и слез многие обрели, а потом потеряли, потому что возымели дерзновение в сердце своем, раньше времени приблизились к миру и были побеждены его лестью и удовольствиями, пострадав по справедливости. Все, приобретенное без труда, не ценится, потому и пребывает в поношении, будь то дар деятельный или созерцательный, ибо таковой человек думает, что снова легко приобретет его. Ум же его не наблюдает за чувствами, потому и впадает через них в грехи.

Я снова спросил преподобного:

– Авва, почему ты не рассказал о слезах, происходящих о бесовского действия?

– А разве есть необходимость говорить о бесполезном? Если же хочешь узнать, то я расскажу тебе все, что знаю. Эти слезы иначе бывают у мирских, а иначе – у монахов. Когда люди лишаются чего-либо из благ мира сего, то они сетуют и плачут из-за любви, которую к ним имеют, а иногда плачут от опьянения. Монахи, гордящиеся своими добродетелями (хотя на самом деле они ничто) и неразумно оправдывающие себя, превозносят себя над нерадивыми монахами тем, что якобы имеют ревность по разуму, и порой обличают и запрещают даже святых, плача и печалясь из-за них, хотя сами достойны множества слез. Очень часто они плачут о своих грехах, но не ощущают их, потому что если бы чувствовали, что они тяжелее кантари (около 57 кг) свинца, тогда бы не плакали из-за грехов других. Такие думают, что имеют Божественную любовь. Когда же диавол раздувает в них надменность и гордость, приводя в умиление, чтобы умертвить, и умножая их слезы, они готовы плакать, неустанно исполняя свое правило, которое ничуть не мешает бесу, но содействует ему до тех пор, пока он не ввергнет их в какое-либо прегрешение. Счастлив тот, кто не побежден такими слезами, но сподобился насладиться рабскими слезами благодарности, и теми, что происходят от любви.

В другой раз я снова пришел к преподобному и нашел его сильно сокрушающимся и плачущим. На мой вопрос, что с ним случилось, он ответил:

– Бесы сожгли мне сердце, а я сжег их с помощью своего тела. Я чуть было не сжег себе жилы, скрепляющие члены, и не стал ползать по земле, подобно змее, как мне и подобает, если бы Бог не защитил меня.

– Ради Господа, скажи мне причину всего этого?

– Ты знаешь, что у меня есть ученик-священник, который принимает исповедь. Однажды он мне поведал, не называя имен помыслы неких сластолюбцев, и я тотчас же понял, сердце мое вместе с телом усладилось ими. Поэтому я опечалился и, разгневавшись на себя, взял угли и положил их на срамные уды. Как говорит премудрый Нил, «духовник, желающий очистить деяния исповедавшихся ему, по необходимости принимает от них некую скверну. Тот, кто беседует о плотских страстях и очищает других от скверны, сам не может остаться неоскверненным, ибо, естественно, что даже воспоминание оскверняет его ум».

С этими словами он обнажил свои уды, и я увидел страшное зрелище, потому что первое отверстие, которое он сделал, было так велико, что туда вмещалась рука, а другое отверстие было поменьше, поскольку от сильной боли он упал в обморок.

Увидев такое, я спросил:

– Неужели Бог радуется этому?

– Конечно, радуется, потому что, согласно Григорию Богослову, человек ничем иным не может послужить Богу столько, сколько злостраданием, а за человеколюбие Его – воздать слезами. Мученики – не только те, кто принял смерть за веру Христову, но и те, кто умерли, исполняя заповеди Христа. К скорбным помыслам мы должны относиться без злопамятства и вражды, а сластолюбивым противиться и воевать на них. Но никто не сможет победить, если убоится, подобно тому как воин, если испугается смерти, то не сможет совершить подвиг. Как говорит святой Исаак: малая скорбь ради Бога, лучше большого дела без скорби, потому что вольной скорбью испытывается наша вера и любовь. Я же верю, ибо это истина, что мученики по своей воле предавали себя на строгание, сожжение и страдания ради любви ко Христу, сильнее которой нет ничего в этом мире. Да и Христос Сам волею пострадал за нас, потому и мы должны пострадать за себя, чтобы не лишиться Его любви, как говорит апостол: «если терпим, то с Ним и царствовать будем» (2Тим. 2:12).

Услышав это, я сказал:

– Горе нам, любящим плоть! Ибо ради любви к телу мы становимся врагами Богу.

Улыбнувшись, преподобный произнес:

– Когда бес сделал так, что я немного усладился, он долго смеялся надо мной и явился в образе упитанной свиньи. Однако сейчас проклятый был постыжен и горько воздыхает, будучи обожжен более меня. Вместе с тем он снова устрашает меня, скрежеща зубами, как высохший и слабый вепрь. Но теперь я смеюсь над ним, и радуюсь, и говорю, что Христос мой разозлил тебя сейчас, и снова да будет воля Его.

– Ты хорошо говоришь, отче, что смеешься над ним и радуешься, Потому что тот, кто побеждает страсти, в бешенстве на него нападающие, радуясь победе от радости забывает боль.

В другой раз, когда я снова пришел к божественному Кириллу, то увидел, как он, оперевшись на локоть, собирает траву. Собрав охапку, он постучал посохом и пришел ученик, которому преподобный сказал:

– Господин мой, возьми эту траву и отдай какому-нибудь животному (преподобный привык так поступать иногда).

– Я удивляюсь, что ты милуешь бессловесных животных, а к себе немилостив. Разве ты не испытываешь телесных страданий?

– Сотвори так, и будешь назван праведником, как говорит Священное Писание: «Блажен, иже и скоты милует».

Однажды случился сильный голод, от которого погибло множество людей. А преподобный половину хлеба, что получал в монастыре, отдавал иногда сироте, иногда кому другому, и многих таким образом спас от голода и смерти, говоря:

– Если у тебя всего один хлеб, и пришел к тебе нищий просить милостыню, возьми хлеб тот в руки и, взглянув на небо, произнеси: «Господи, Ты видишь, что у меня только один хлеб, и я погибаю от голода, но исполнить Твою заповедь я почитаю более важным, чем сохранить свою жизнь. Поэтому, как я отдаю этот хлеб голодному брату моему, так Ты дай мне. Я знаю Твою благость и уповаю на Твою силу, ибо Ты не замедлишь в благодати Своей, но щедро раздаешь дары Свои». Если ты так поступишь с хлебом, который даешь от скудости своей, то он станет для тебя как семя, порождающее обильные плоды.

Многие из сирот считали преподобного своим кормильцем, и один из них мне рассказал, что однажды, когда они пришли к нему за милостыней, то нашли его плачущим и биющим себя по лицу руками, при этом преподобный приговаривал: «Горе мне, горе! Я, который враг Богу, ем каждый день, а чада Божий едят раз в два дня». После этого рассказа я сказал: «Святой Исаак говорит: «Того считай человеком Божиим, который от многого милосердия к другим отдает им то, что необходимо ему самому чтобы выжить, и по произволению умерщвляет самого себя, отдавая большее предпочтение нужде брата, нежели своей. Таковой имеет Христа, Который заботится о нем». Тот, кто обнищал ради Христа, находит себе сокровище неистощимое. Хотя Бог не испытывает нужды ни в ком, Он радуется, когда кто-либо дает покой Его образу – человеку, и оказывает ему честь ради Него. Емуже слава во веки».

У преподобного был обычай, когда он хотел вкусить пищи, обращаться с приветствием к Пресвятой Богородице и Честному Кресту такими словами: «Радуйся, Кресте Христа моего, скипетр Царя царствующих. Радуйся, Кресте, освятивший концы вселенной. Радуйся, Кресте, Серафимов и Херувимов Честнейший, потому что не на них был растянут обнаженным мой Господь во время страданий, а на тебе. Радуйся, радуйся, радуйся, потому что восприявший тебя на свои плечи и с искренним сердцем верующий в твою силу не будет ступать во тьме, но будет иметь свет жизни». А к Богородице он обращался так: «Радуйся, похвала моя, надежда моя, прибежище мое, сила моя, крепкая башня моя, защищающая врагов, обитать буду под кровом Твоим, ибо у Тебя «не… забыт будет нищий» (Пс. 9:19), и Ты – пение мое всегда! Как страшна Ты врагам, Ты, державная моя помощь, исполни уста мои хваления, яко да воспою славу Твою во все немногие дни жизни моей, яко препрославлено есть пресвятое имя у Отца, Сына и Святаго Духа».

Произнося эти слова, он оставлял пищу, и все продолжал приветствовать и славословить Богородицу. Если же сердце его разогревалось еще больше, он тотчас же вставал, делал множество поклонов и долго прославлял Бога. Иногда он взывал долго, потому что не мог более удерживать себя, прославляя пресвятое имя Божие, ибо Дух Божий, живущий в нем, не давал ему молчать. Когда преподобный заканчивал словословие, то иногда садился и вкушал свои хлеб, а иногда забывал о еде от гласа воздыханий своих и довольствовался лишь духовной пищей. И лицо его в тот момент было как лицо Ангела. Преподобный избегал знакомства с людьми, а особенно с архонтами и князьями. Насколько он был велик, настолько и смирял себя, однако Бог, дающий благодать смиренным, так прославил его, что привел к нему и царей.

Благочестивый царь Алексий, любивший монахов, пришел однажды к некоему монаху, который был близким другом преподобного. В беседе с царем инок случайно вспомнил слова преподобного, и тогда царь спросил:

– А кто этот авва Кирилл, о котором ты говоришь, и почему я не знаю его?

И отвечал монах:

– Кто я такой, несмысленный, чтобы говорить тебе о нем. Очи более надежны ушей. Что касается меня, то я верую, и Бог мне свидетель, что Кирилл – истинный Его раб.

Выслушав монаха, царь весьма обрадовался и немедля послал к преподобному своего шурина Михаила Августа, который тоже отличался любовью к монахам и был богобоязнен. В монастырь, где подвизался преподобный, Михаил пришел поздним вечером. На его стук вратарник открыл двери и тотчас же, взяв за руку, повел за собой, чтобы никто из братии не слышал, что пришел сановник, и не смутился. Придя к келье святого, Михаил постучал в дверь и сказал:

– Благослови, отче.

– Да не благословит тебя Бог.

Тот снова постучал и сказал:

– Благослови, отче.

– Я сказал тебе, да не благословит тебя Бог.

Затем Михаил постучал в третий раз:

– Открой, отче.

– Да не будет того, чтобы ты был мне сыном, проклятый. Ступай к своему отцу сатане.

– Авва, я человек, а не бес, и пришел к тебе за благословением.

– Я хорошо знаю, кто ты, и удивляюсь твоему бесстыдству, ибо несмотря на мои проклятия, ты продолжаешь лаять.

– Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас. Авва, я – Михаил Август.

Услышав эти слова, Кирилл немедленно встал и открыл дверь. Сотворив молитву, преподобный произнес:

– Если ты человек, перекрестись и сотвори молитву.

Когда тот все сделал, святой поприветствовал его и, после того как они сели, спросил:

– Кто ты и зачем пришел сюда к человеку-грешнику, который не имеет никакого духовного делания, но поступает по своей воле, чуждой Богу?

– Если бы и я, авва, мог иметь такое же делание, как и ты, и «чуждую» Богу волю, и не был бы знатного рода и не имел бы власти, званий и прочей суеты мира сего.

– Я не достоин неба и земли, а тебе да даст Господь по сердцу твоему, и по вере твоей да будет тебе. Если хочешь спастись, позаботься всегда о вечной славе, потому что слава мира сего – ложна, и многих сбила с толку. Поскольку ты человек, вспоминай общее несчастье всех людей, что нет ничего надежного в роде человеческом, никто из людей не живет той жизнью, какой хочет, и потщись всегда помнить о конце своем. Поистине знатен тот, кто презирает наслаждение, богатство, славу, жизнь и любит противоположное этому: боль, нищету, бесславие и смерть. Тот поистине богат, кто имеет много друзей – святых Ангелов и всех святых, и тот поистине нищий, кто оставляет друга – своего Ангела Хранителя. Самое величайшее звание не то, при котором имеешь много почестей, но – быть достойным почестей. А архонт и властитель тот, кто властвует над самим собой и подчиняет разуму душу и тело. Если же над архонтом возобладает какая-либо страсть, то он не сможет выносить правый суд. Знай же, что не должен властвовать над другими тот, кто хуже своих подданных. А ты, если хочешь быть другом Божиим, не побеждайся дарами, дружбой, враждой или чем другим, когда выносишь суд, который есть суд Божий, но суди правильно и по законам. Потому и говорит Давид, что «зело честни быша друзи твои, Боже» (Пс. 138: 17). Благочестивый не тот, кто милует многих, но тот, кто никого не обижает, а тот, кто не наказывает злых, несправедлив к добрым. Те, кто наказывают чинящих насилие, не дают другим поступать несправедливо. Ты же будь судьей тем, кто чинит насилие над другими. К тем же, кто чинит насилие тебе, будь сострадателен. У первых ты приобретешь имя, как соблюдающий законы, а вторым явишь свое человеколюбие и сострадание. Сегодня же мы видим, что происходит все наоборот. Если ты хочешь иметь ту, «чуждую» волю, о которой я говорил вначале, и если захочет Бог, то сделает тебя монахом – для Него нет ничего невозможного. А сейчас работай Богу со страхом, по силе своей, которую всегда понуждай творить добро. Если это увидит мой Христос, то придет к тебе, как к Закхею, и скажет: «сойди скорее» (Лк. 19: 5), и так ты оставишь смоковницу и последуешь за Ним. Если же, к твоей большой радости, Он остановится в твоем доме, тогда отдашь нищим половину своих имений, а если кого обидел, воздашь вчетверо. Тогда и ты услышишь: «ныне пришло спасение дому сему» (Лк. 19: 9) и сможешь возненавидеть сей мир.

Услышав эти и многие другие душеполезные слова святого, Михаил захотел разглядеть его лицо и сказал: «Авва, вели принести свет». Преподобный постучал посохом, и пришел ученик, которому он велел принести свет. Ученик же на это заметил:

– Сорок лет ты не вносил свет в свою келью, а теперь говоришь мне принести?

– Видишь, какой ты ослушник? Пойди и принеси свет.

Удивившись тому, что преподобный воздерживается и от света, Михаил спросил:

– Почему ты не зажигаешь свет, разве он не помогает при чтении и псалмопении?

– Церковь для каждого – его ум и сердце, там мы и должны совершать богослужения. Точно так же и ты, где бы ни был, если бывает служба в церкви, иди, а если нет, читай псалмы, Апостол, или Евангелие. Если бы у меня был свет, то я стал бы считать бревна на крыше своей кельи. Более того, свет – это признак тех, кто имеет светлую жизнь, а я потому и сижу во тьме, моля Бога о своих грехах, так как творил и продолжаю совершать дела, достойные тьмы. Если же вместо временного света, который я не вижу, сподоблюсь в будущем веке узреть луч того невечернего света, на что надеюсь, – да будет слава Святому Богу. Если же нет, все равно, – да будет слава праведному Его суду. Для меня уже много – видеть солнечный свет, потому я и не перестаю благодарить Бога, Который «повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми» (Мф. 5: 45).

После того как принесли свет и Август увидел преподобного, то стал вопрошать его о многих вещах, которых не знал. Преподобный же отвечал на все со знанием и премудростью Божией, наставив его за ночь множеством душеспасительных советов. Когда стало рассветать, Михаил поднялся, облобызал руки и уста преподобного и, прияв его святые молитвы, покинул его. Спросив братьев, есть ли у преподобного родные, которые еще живы, Михаил узнал, что живы его дочь и мать. Он тотчас же распорядился послать им все необходимое, после чего с радость ушел, благодаря Бога, Который сподобил его побеседовать с таким дивным мужем.

Когда Михаил Август пришел к царю, то сказал ему так:

– Поистине, святой царь, все то, о чем мы слышали, то видели. Преподобный – священнолепный старец, муж добрый, мирный нравом и уравновешенный. Да к чему многословить? Он украшен всеми благами и исполнен божественной любви. Обликом похож на пророка Илию.

Такие и многие другие похвалы расточал Михаил Август о преподобном благочестивому царю, который, как только выслушал все, исполнился великой радости и вскоре со всем своим домом пришел к преподобному. После того, как они обменялись лобзанием во Христе, преподобный спросил:

– Зачем ты пришел сюда, благочестивейший царь, к нему старику, который ничего доброго не имеет за собой? Неужели до твоего величества дошел слух о моих лицемерных словах и делах, что и привело тебя к моей худости? А ты по Божественному смирению своему, почитаешь меня, недостойного, как святых отцов наших. Жалкий я лицемер, чем оправдаюсь перед Всеблагим Богом, чем воздам твоему царству за такой труд?

Царь отвечал ему на это:

– Авва, «меньший благословляется большим» (Евр.7:7). Поскольку мне доверена от Бога такая власть, хотя и незаслуженно, я постоянно предаюсь заботам о ней и пребываю в таком смущении, что не помню Бога. Как же мне тогда не почитать боящихся Его, не ходить к ним за святыми их молитвами для просвещения помраченной моей души и благополучного исхода военного похода? Ты знаешь, что «много может усиленная молитва праведного» (Иак. 5: 16), а я, по своему нерадению, хотя и не поступаю по вашим святым молитвам, однако верю, что они способствуют моему укреплению. Я уверен, что те, кто живут отшельнической и монашеской жизнью предпочтительнее тех, кто живут в миру со многими людьми, пусть даже они и скромнее прочих. Монахи безмолвием усмиряют те страсти, которые у мирских от постоянных зрелищ разжигаются и делают их хуже, хотя они и не чувствуют их вреда, потому что за долгое время уже к ним привыкли, как к многолетней теплоте, тайно их (людей) пожирающей.

– И я согласен с твоими словами, однако знай, что, как говорит святой Иоанн Лествичник, невозможно всем стать бесстрастными, но спастись и примириться с Богом возможно всем. Как говорит божественный Иоанн Златоуст: «Я обещаю и уверяю, что если грешник оставит прошлые грехи и от всего сердца пообещает Богу более не согрешать, то Бог ничего другого не потребует от него в ответ, потому что человеколюбив. Подобно тому, как жена, испытывающая боли при родах, желает родить, так и Бог желает излить на всех Свою милость». Как говорит Григорий Богослов: «Тот кто пребывает в миру и достиг малых добродетелей, намного превзошел того, кто свободен, но не достиг всех. Более странно видеть человека, скованного цепями, который проходит малое расстояние, чем того, кто, не имея никакого груза, проходит большое; и удивительнее видеть того, кто упорно идет по грязи и немного испачкан ею, чем того, кто чист и идет по чистой дороге. Доказательство этого – блудница Раав, которую оправдало одно гостеприимство, хотя за все остальные дела она не удостоилась похвалы; мытаря возвысило только смирение, и нет свидетельств, были ли у него другие добродетели. А почему? А чтобы мы научились не отчаиваться. Ты сказал, мой господин, что от мирских попечений не помнишь Бога, а я говорю тебе, что, по благодати Христа моего, ты всегда помнишь Его.

– Откуда ты можешь знать это, авва?

– Память Божия есть боль сердечная, происходящая от благочестия, как говорит святой Марк, потому и попечение, которое ты имеешь об укреплении нашей веры, церквей, монастырей и мира, который тебе доверен Богом, есть боль сердечная, происходящая от благочестия.

– Хорошо ты говоришь, отче, и я, с помощью Божией, забочусь о царстве по мере сил, но не знаю, есть ли у меня память Божия, потому что я порабощен сластолюбием, славолюбием, сребролюбием. Как можно избавиться от них и угодить Господу моему?

– И вправду это три первородные дочери сатаны и супруги его, злобы, которые рождают в нас всякое лукавство. Ими думал сатана искусить Господа нашего после Его Крещения, но Господь наш победил их и стал примером и образом для нас, согласно Его же словам: «Ибо Я дал вам пример, и вы делали то же, что Я сделал вам» (Ин. 13: 15); «научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем» (Мф.11:29). Кротость успокаивает гневающуюся часть нашей души, а смирение освобождает от тщеславия. Кто имеет эти добродетели, не будет порабощен ни сластолюбием, ни сребролюбием. Истинный царь познается не по порфире, поясу и венцу на голове, а по царской добродетели. А тот, кем повелевают страсти и кто раб греха, тот недостоин властвовать над другими. Истинный царь тот, кто побеждает страсти и управляет по законам Божиим, и блюдет свободу своей души. Признаки же свободной души есть бесхитростность, кротость, человеколюбие, мужество, справедливость, целомудрие, снисхождение, великодушие судить не по благодати, а по праву. Такой царь не скажет просящему: «Уходи сейчас, и приди потом, тогда я тебе дам», но дает каждому по его потребности. Так и ты, по благодати Божией, поступал и поступаешь, особенно же с сиротским приютом святого Павла. Алчущих питаешь, жаждущих поишь, даешь кров странникам, одеваешь нагих, посещаешь больных, выкупаешь пленных, и не только у чувственных язычников, а и у мысленных – демонов. Потому что многие, порабощенные язычниками, предали на вечную смерть вместе с телами и свои души, потому что смешались с язычниками и научились совершать дела их. А выкупающий этих пленников не только видимо исполняет заповеди Христа, но и мысленным образом, ибо они поистине алчущие и жаждущие слушатели слова Божия. Они есть странники, лишенные христианского жительства, которых Бог хочет, чтобы мы одели и обогрели. Именно они больные, которым грозит опасность потерять живительную их веру. Они сидят в мрачной темнице безбожия и желают выйти из нее и увидеть свет Солнца Правды. Тот, кто исполнит это, по благодати Божией, есть равноапостольный.

Если же я вспомню тех, кого ты привел к Богу от каждого народа богомудрым своим языком, то мне не хватит времени рассказывать. Особенно же о скифах, потому что содействием Божиим и победой над ними ты сделал овцами тех, кто прежде были волками, и через Святое Крещение причислил к стаду Христову. И одна приобретенная душа, как говорит святитель Иоанн Златоуст, часто может истребить груз грехов и стать для нас средством спасения в Судный день. А если милостыню подают деньгами, то это служит причиной стольких венцов, стольких наград, что как же не будут все эти блага там, где душам приносится польза? Ибо такой человек будет устами Божиими, согласно изречению Священного Писания. Поступая так, христоподражательный царь, ты еще и говоришь, что не помнишь Бога? А вообще ты хорошо поступаешь, что так говоришь, чтобы научить нас, худых, не помышлять о себе высоко, за что также получишь награду в день Судный.

Об этом и еще много о спасении души беседовал всеблаженный царь с преподобным. Обрадовавшись такой приятной и искренней беседе, царь сказал:

– Как того, кто несет ароматы, даже если он и не захочет, узнают по их благоуханию, так и того, кто имеет Духа Господня, узнают по словам и смирению. Чей это монастырь, авва?

– Эту церковь мы унаследовали от наших предков, прежде меня здесь жил вот этот монах, – произнес святой, показывая на своего брата, – который, с помощью Божией и собственными трудами, составил малый сей монастырь, где сейчас обитаем мы, недостойные, моля Бога о собственном спасении и о державе святого царствия твоего, и о всем мире.

– Кому принадлежит место, где находится монастырь?

И, услышав, что это место государственное, сказал:

– От сего часа дарую его монастырю, за святые твои молитвы, а какие долги, если числятся за монастырем, прощаю и выдам свой хрисовул (грамоту), чтобы место это оставалось свободным.

Это и случилось позднее. Затем, получив благословение преподобного, царь дал ему пять литр золота для раздачи нищим и одну литру для монастыря, и так, в радости, что сподобился увидеть такого святого мужа и побеседовать с ним, ушел.

Царь сей весьма любил монахов и почитал их, поэтому очень часто, когда восседал на троне и ему говорили, что пришел некий добродетельный монах, он тотчас же просил себе пояс, препоясывался и выходил навстречу иноку. Поклонившись он лобызал его и оставался стоять со скрещенными руками. И если монах не садился, то и он тоже не садился на трон. Если же ему случалось есть, когда приходил инок, то он говорил: «Уберите, уберите стол», после чего, умывшись, вставал и лобызал инока. А во время болезни, если у ног его сидел монах, царь старался сильно их не вытягивать, чтобы не задеть инока, как будто тот был святой иконой. Если же иной раз, забывшись, он касался ногами монаха, то тотчас же отдергивал их, как бы обожженный огнем. Царь говорил: «Я верую, что все блага, которые даровал мне Бог, дарованы мне по молитвам святых моих старцев, и за мою любовь к ним, как я в том неоднократно убеждался». Но вернемся к нашему рассказу.

После того как царь с благочестивой царицей и детьми попрощались с преподобным, они испытали такую радость, что все свои одежды отдали нищим, и не только они, но и все, кто их сопровождал. Нищие же эти одежды снова продали им самим, ибо кто мог купить такие дорогие одежды? И была в той стране великая радость, потому что в то время случился сильный голод, и по стране разошелся слух, что авва Кирилл раздает деньги. В монастырь сейчас же собралось множество нищих, и после того, как было роздано пять литр золота, толпа нищих, которым ничего не досталось, стала кричать, прося денег у монахов. Преподобный велел отдать ту литру, что царь дал для обители, но другие нищие продолжали кричать. Тогда преподобный спросил братьев:

– Нет ли у кого денег, вырученных от продажи рукоделия?

И те отвечали:

– У нас есть восемьдесят монет.

– Отдайте нищим сорок.

Но и когда отдали эти сорок монет, другие нищие продолжали кричать. Преподобный велел отдать еще двадцать монет, но нищие все кричали, затем десять, но другие нищие все равно кричали. Тогда преподобный обратился братьям:

– Если хотите, примите мои грешные молитвы, и отдайте остальные десять монет, может, Христос нас искушает.

Но монахи не хотели отдавать деньги, потому что они были нужны для покупки церковного масла. Преподобный же на это заметил:

– Страсть сребролюбия проявляется тогда, когда берут с радостью, а отдают с печалью. Божественный Максим говорит, что'для любви к деньгам существуют три причины: сластолюбие, тщеславие и неверие, которое хуже двух других. Сластолюбивый любит деньги, чтобы оплачивать ими дурные свои похоти, тщеславный – чтобы прославиться, а неверующий, чтобы приберечь их в страхе перед бедностью, или старостью, или болезнью, или странничеством, и более надеется на них, чем на Бога, Промыслителя даже самых малых животных. Есть еще четвертый, который экономит деньги, чтобы раздавать испытывающим нужду. Кто считает нужду другого своей собственной, тот никогда не лишится денег». Так что прошу вас, будьте экономны, чтобы избавиться от сластолюбия, тщеславия и неверия. Разве вы не знаете, что Бог, по домостроительству Своему, привел сюда царей и их свиту, чтобы даже они отдали нищим свои одежды? Мы же, хотя видели царей, которые так поступили, не хотим отдать нищим то, что нам не принадлежит. Мы ничего не принесли в этот мир, поэтому ничего не сможем из него вынести. Как я уже сказал вам, отдайте остальные десять монет, и Бог даст вам стократную милостыню.

После того как братья отдали и эти монеты, другие нищие все еще продолжали кричать. Тогда преподобный позвал нескольких из них и сказал: «Поверьте мне, братья, больше нет денег, ибо они раздали и то, что имели от проданного рукоделия». Так нищие и ушли, благодаря святого Божия. Через несколько дней монахи стали испытывать нужду. Они пришли к преподобному и сказали:

– Где же, авва, стократная милостыня, о которой ты говорил.

– Зачем вы говорите как безумные? Я верую Христу моему, что Он пошлет нам все, что необходимо.

Через некоторое время пришел к преподобному родственник царя и дал ему большой мешок с деньгами. Тогда, позвав монахов, преподобный сказал:

– Видите, маловерные, зря вы поколебались! Возьмите, перстные, то, что принадлежит земле, и, удовлетворив свои потребности, раздайте остальное нищим, чтобы и вы были помилованы, и получили благодать Господа нашего, Которому слава во веки.

В селении преподобного жил один благочестивый и добродетельный человек по имени Мелимаврас, его друг. Однажды он пошел в другую местность и заночевал на постоялом дворе. Как только жена гостинника узнала, что он с родины преподобного Кирилла, да еще и его друг, то начала восклицать: «Слава Богу, что я обрела возможность поведать о чуде, что произошло в моем доме по праведному суду Божию, ибо если я умолчу, то не будет мне части с истиной и с Богом. Несколько дней назад ночевал здесь один воин, молодой возрастом и помышлением, который не переставал поносить преподобного Кирилла. А причиной этого было, по его словам, то, что он пошел поклониться преподобному, а тот не захотел его видеть. Я и мой муж долго просили его прекратить поносить святого, но тот не слушался, злился еще больше и ругался. Видя его полное бесстыдство и дерзость, не знаю как, но я сказала ему: «Человек, прекрати оскорблять авву Кирилла, потому что ты поносишь не его, а Бога, Которому служит. Весь мир провозглашает его истинным рабом Божиим, смотри не потерпит тебя Бог и поразит через Ангела Своего». Через некоторое время у воина началась страшная боль в желудке, он кричал, и не прошло и часа, как (о! чудо) все его внутренности выпали, и воин умер». Мелимаврас сказал об этом случае мне, а я посчитал достойным записать его ради Сказавшего: «Что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях» (Мф. 10: 27).

В возрасте девяносто лет преподобный заболел, и хотя он был измучен старостью и устал от болезни, но прежний свой подвиг не оставлял, но лежал, как адамант, как будто страдал кто-то другой, или как будто он был бесплотным. Преподобный победил господствующее чрево и достиг крайнего бесстрастия, шестьдесят лет питаясь хлебом, травой, водой да и этим понемногу. Он сам говорил: «С тех пор, как я стал монахом, то не пил воды досыта. А поскольку язык мой прилипал к гортани, то прежде чем положить хлеб в рот, я края губ смачивал одной или двумя каплями воды, чтобы можно было его проглотить». Когда царь услышал о его болезни, то пришел к нему со всей семьей. Увидев его мучения, царица собственными руками стала кормить его, (еду она принесла с собой) и дала попить немного вина. Поскольку же преподобный был уже несколько туговат на ухо, то царь велел своему слуге спросить, правильно ли он поступит, если сейчас пойдет на восток, чтобы воевать с безбожными турками. Немного подумав, преподобный сказал: «Ты примешь мой совет, и сейчас не пойдешь на восток, но, когда благоволит Бог, пойдешь, и Он Сам уготовит путь твой» (Мк. 1: 2). Услышав это, царь встал и, поклонившись Богу, сказал."Аминь, да будет мне по слову твоему» (Лк. 1: 38). Затем, получив его святые молитвы, царь вышел из кельи преподобного. Увидев, что монастырская церковь разваливается, он приказал разрушить ее до основания и выстроить заново, что и было исполнено. А пророчество преподобного Бог исполнил, когда царь спустя некоторое время пошел на восток и подчинил так называемый Солимопалос.

После того, как церковь была построена, как того и хотел преподобный, он велел отдать строителям овцу. Один из них, когда ее ел, стал жаловаться, что якобы она не очень жирная и оттолкнул кусок. Прочие же строители сказали ему, что таким образом он отвергает благословение преподобного. Но та неблагодарная душа была недовольна. И тогда случилось чудо: под воздействием демона он повернулся лицом назад, упал на землю, забился в припадке, стал скрежетать зубами и испускать пену. Видя это, товарищи его прибежали к преподобному и рассказали, как было дело. Преподобный им отвечал: «Господа мои, все человеческие грехи несет Бог, но грехи ропотника и неблагодарного Он не несет и наказывает его». Затем он наполнил водой стакан и дал им со словами: «Пойдите и вылейте ему на голову, или напоите его, и тогда, во имя Господа моего Иисуса Христа, он исцелеет». Как сказал преподобный, так они и сделали. Когда ропотник пришел в себя, он упал в ноги преподобному, благодарил его и просил прощения. Дав ему наставление, преподобный напоследок сказал: «Не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже» (Ин. 5: 14), и так от того часа, благодатью Божией, он исцелился.

Жил в монастыре молодой монах, племянник преподобного. Поскольку же у молодых в начале много ревности, он тоже захотел подражать преподобному не только в еде и одежде, но и превзойти его; Кирилл часто советовал ему воздерживаться от всего чрезмерного и не пытаться поставить ногу на более высокую ступеньку духовной лестницы добродетелей, а начинать с первой, ибо так, понемногу, можно восходить к вершине, которая есть любовь Божия, а то, что сверх меры, – от бесов. После множества наставлений преподобный велел юному иноку следовать средним путем и вкушать один раз в день, чтобы потом не начать есть помногу раз в день, и так отсекать волю. Однако юноша отвечал преподобному Кириллу:

– Отче, мне приличествует поститься всю неделю, а есть через день – для меня ничто.

– Брат, кто хочет сохранить истинное смирение, не должен полагаться на себя ни в чем, ибо это и есть истинное смирение. Тот же, кто не желает отсекать свою волю и постится неделю, затем, смалодушествовав от содействия бесов, доходит до того, что ест много раз в день без разбору. Это происходит с теми, кто не хочет хранить терпение и смирение, но уповают на самих себя.

А теперь настало время рассказать и о кончине преподобного. Преподобному Кириллу было тридцать лет, когда он начал подвиг, в котором провел более шестидесяти лет, при чем до девяноста трех лет у него ни разу не болели ни глаза, ни зубы, ни какие-либо другие члены. В последние же три года своей жизни он иногда немного заболевал. В свои девяносто три года преподобный был согбен от глубокой старости и многолетнего подвига, из-за чего редко поднимался. Видя его в таком состоянии, враг наш диавол позавидовал, как бы он не окончил свою жизнь в старости благой. Потому послушайте, что задумал этот скверный.

Племянник царя, Иоанн Август, часто приходил к преподобному за благословением. Зная это и видя, что преподобный прикован к постели, диавол показал ему в видении, что в монастыре рядом с его кельей поставлен шатер, в нем стоит кровать, застеленная красными коврами, на ней сидит Иоанн Август, а вокруг него множество слуг. После этого, как бы в продолжение видения, Август вошел в келью к преподобному и завел с ним беседу. И как только он заговорил, помрачился помысел преподобного, и чем больше говорил проклятый Август, тем больше помрачался ум преподобного, до тех пор, пока преподобный почти не сошел с ума. Ядовитые слова диавола по попущению Божию не только это, но и большее могут сделать. Затем бес сказал преподобному: «Ты знаешь, какое благоговение я имею к тебе, поэтому хочу, чтобы в твой келье совершили литургию, и ты причастился». Преподобный, не понимая что говорит, произнес: «Вот келья, и поступай, как хочешь». Тотчас же в келье преподобного как бы видимым образом возникла Святая Трапеза, жертвенник, дискос с потиром, покровцы, и внутрь вошли как бы священники, которые начали совершать литургию. Преподобный стоял в другом углу кельи и прислушивался к тому, что произносят служащие, однако не мог понять, что они говорят. Они прочли и Апостол, и Евангелие, но из ответов, преподобный ничего не слышал, кроме «Аминь»,"Аминь». Затем, когда эти нечестивые священники произнесли: «Приступите», Август из видения подошел и причастился от бесстыдства и нечестия их. Подобным же образом поступили и все, кто был с ним. Преподобный же задумался, не пойти ли и ему причаститься. Однако он не пошел, говоря самому себе: «Если есть на то воля Божия, то Август скажет мне, а если нет, то кто я такой, недостойный, чтобы причаститься». Всемилостивый Бог не презрел его смирения, но избавил от врагов и не попустил причаститься, ибо если бы он причастился, то полностью бы сошел с ума. Когда завершилась скверная их литургия, Август (который на самом деле был бес) вышел и пошел в шатер.

Преподобный, устав от бессмысленного стояния, сел с сильно смущенным и помраченным видом. Он постучал, и на стук пришел ученик, которого он спросил:

– Разве вы не христиане и вам не нужно умирать, почему вы не жалеете мою старость и не видите моих мучений? Разве можно, чтобы меня так беспокоили мирские и устраивали литургию в моей келье?

Ученик на это отвечал:

– Прости меня, авва, я не знаю, о чем ты говоришь.

– Если ты не веришь моим словами, то поверь делам.

– Каким делам?

– Разве ты не видел Августа с его людьми и шатер? – и он рассказал ученику обо всем произошедшем.

– Из того, о чем ты говоришь, я ничего не видел. Преподобный показал рукой в угол кельи:

– Ты даже не видишь этот дискос с потиром и покровцами?

Подняв стакан, ученик спросил:

– Разве это не тот стакан, из которого ты пьешь?

– Да.

Тогда ученик начал бить его по лицу, говоря:

– Горе, ты потерял ум свой, авва.

– Это ты потерял свой ум, а я в порядке.

– Да нет.

Так они препирались долгое время, и иногда преподобный приходил в себя. В один из таких моментов братья предложили преподобному:

– Хочешь, приведем к тебе того монаха (возможно автора сего жития), чтобы он помог тебе?

– Да, приведите.

Пришел тот монах и, положив поклон, спросил преподобного:

– Как ты, отче?

– Как говорят собратья мои, плохо.

Когда преподобный рассказал обо всем случившемся, монах произнес:

– Слава Господу, Который помог тебе, потому что, если бы ты причастился от их скверны, тогда бы совершенно потерял разум.

– А это точно, что то, что я видел, было лестью и видением? Не могу в это поверить.

– С помощью Божией поверишь, и не говори нет. Если же не поверишь, то я приведу тебе настоящего Иоанна Августа, и он подтвердит тебе мои слова. Разве ты не помнишь, отче, сколько в Отечниках рассказов о людях, которые были обольщены сатаной тем или иным способом.

– Да, помню, а что мне сейчас делать?

– Ты должен только поверить в наше свидетельство, потому что нас, свидетелей, много, и мы точно знаем, что Август в это время сюда не приходил, и ничего, из того что ты видел в видении, не случалось. Будучи не в силах обольстить твои мысленные очи, как бес обольщает очи мои и подобных мне, он обманул твои чувства, а это доказательство его слабости. Поверь, что ты видел все это при содействии бесов. Иногда и у хорошего капитана гибнет корабль, и очень редко идущий по дороге не спотыкается. Ты же знаешь, отче, что добродетельные, если иногда и впадают в грех, то могут снова встать и не малодушествовать.

Услышав это и многое другое, преподобный пришел в себя и начал плакать, повторяя:

– Горе, горе мне, ибо вселилась бы душа моя во ад, если бы Господь не стал мне Помощником. Горе мне, ибо я мог бы все потерять, ничего не приобретя. Христе мой, Христе мой, не оставляй меня. Ты знаешь, что меня не страшат муки ада, но страшно мне быть разлученным от Твоего Сладчайшего Лика и от братьев, и нельзя будет поклониться Честному Твоему Кресту и святой Твоей иконе, нельзя причащаться Пречистого Тела и Крови Твоей. Все это для меня хуже любой смерти и вечного мучения. Все это я испытал бы в настоящей жизни, если бы был оставлен Тобой в обществе бесов, а в будущей был бы осужден с ними на темный и неугасимый огонь и разлуку с Тобой, Христе мой. Остави мне, Господи, прегрешения мои, да успокоюсь я извещением от Тебя, прежде чем отойду отсюда. Помилуй, Христе мой, старость мою, сжалься над мучением моим, пожалей меня, заблудшего, и освободи меня от многообразных козней врага, ибо Ты есть Бог кающихся и на мне покажи всякую благость Твою. Недостойного меня спаси, по великой милости Твоей, и буду восхвалять Тебя всегда во все немногие дни жизни моей.

Исповедавшись так Богу со слезами, преподобный встал и положил перед братией поклон со словами: «Простите меня, заблудшего». Братья же, умилившись и прослезившись, уговаривали его назавтра причаститься Божественных Тайн, потому что он не причащался уже давно. Я сказал ему, что это Таинство потому и называется Причастием, что соединяет нас со Христом и делает причастниками Его Царствия. Один еврейский маг по имени Даниил, когда его хотели сжечь, закричал: «Вот, Ангел Господень меня мучит, чтобы я сказал христианам то, чего не хотел говорить. Клянусь смертным моим часом, что магическое мое искусство никогда не действовало на христианина, который причащается каждый день».

Услышав это, преподобный сказал Богу: «Благодарю Тебя, мой Господи, что «Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих; умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена» (Пс.22:5). Помолившись так, преподобный причастился Божественных Тайн, и лицо его стало подобно пламени. Немного погодя, с улыбкой и радостью душевной он произнес: «вечером водворяется плач, а на утро радость» (Пс. 29: 6). Поистине Господь смиряет, и возносит, «и восставляет всех низверженных» (Пс. 144: 14). Горе мне, пока я имею общение с врагами Божиими, какое мне общение с Богом? Во осуждение себе я причащаюсь, потому и произносит священник: «Святая святым», а не «нечистым». Если же я свят, то кто тогда эти враги, которые трудятся над моей погибелью. Блажен тот, кто приближается к Божественным Тайнам со страхом и трепетом, помышляя, что принимает жизнь вечную. Удивляюсь я, как, по попущению Божию, бесы могут выдавать людям одно за другое, и думаю, что если бы не было над людьми покрова Божия, тогда бы от сильной ярости, что имеют бесы к нам, они всех нас сбросили бы в море, как стадо свиней».

Через некоторое время бес в образе Августа снова пришел к преподобному, который, посмотрев на него, сразу узнал беса и хотел ударить его, но бес стал невидим. Преподобный же ударил рукой о стену, и потом показывал всем руку, почерневшую от удара. Совершенно избавившись от этого искушения, с помощью Божией, преподобный получил на время и телесное здравие. Потом он снова заболел, и я пришел навестить его. Увидев, что он лежит на голой подстилке, я попросил его подложить хоть немного травы, чтобы иметь малое утешение. Он послушался и положил вниз траву, сверху мы накрыли ее власяным покрывалом. Преподобный лег и со стоном произнес: «О, Кирилл, до чего ты дошел, лежишь на мягкой постели и ешь изысканную пищу», называя постелью траву, а изысканной пищей вареную свеклу. Когда он достиг возраста девяноста пяти лет, он стал еще более слабым и болезненным. Мы едва уговорили его поесть рыбы и выпить вина, потому что только в девяносто лет он начал на Господские праздники вкушать вареную пищу, но без масла. В девяносто два года начал вкушать и масло. В девяносто шесть лет преподобный был совершенно немощен, и от болезней, и от глубокой старости. Предузнав о скором конце своей жизни, он велел нам не хоронить его в храме Господнем, считая себя недостойным, но похоронить его в могиле брата. На главу его мы должны были положить камень, а тело покрыть землей. Подвизаясь еще много дней в посте, он предал свою блаженную душу в руки Божиии, а святые его мощи мы с честью и благоговением погребли в год тысяча сто одиннадцатый от Рождества Христова, во второй день декабря месяца.

Через одиннадцать лет после кончины преподобного, из великого к нему благоговения и желания облобызать его святые мощи, я дерзнул открыть гробницу и, с помощью Божией, обрел святую его главу, исполненную божественного благоухания. Положив ее в ларец, я поставил его в монастырском храме во исцеление души и тела тех, кто с верою лобызает ее, во славу Господа нашего Иисуса Христа. Мелимаврас, о котором рассказывалось ранее, услышав о кончине преподобного, пришел в монастырь и, увидев святую главу его, с сильной верой лобызал и обнимал с большой любовью. Радуясь и веселясь, он говорил:

– Где мне, недостойному, я не мог и надеяться увидеть святую главу доброго моего отца, все благодеяния которого мне не могу и перечислить, причем не только при жизни, но и по смерти.

Затем он сказал, обращаясь ко мне:

– Авва, ты слышал о чуде, которое он сотворил мне? И он стал рассказывать:

– Поднял я как-то большой якорь от своей лодки, чтобы положить его внутри, и вышла у меня грыжа. Я едва добрел до дома и от сильной боли и безмерной печали желал себе смерти. Вспомнив о преподобном, я пришел в монастырь и припал к его могиле, с верой прося помиловать меня. Я взял земли с его могилы и положил на больное место, как вдруг случилось чудо. Через день я был здоров по его святым молитвам, так что не осталось и следа от болезни. Потому я и прославил Бога, прославляющего Своих служителей.

Однажды произошел такой случай. Некая овдовевшая жена по имени Фока плакала день и ночь по причине своего вдовства, сиротства детей и сильной бедности, и от слез потеряла зрение. Продолжая плакать день и ночь, она призывала смерть, чтобы избавиться от всех этих мук. Фока обратилась к врачу, но желанное зрение к ней не вернулось, она очень страдала. Но однажды ночью Фока увидела во сне женщину, скромную видом, которая ей сказала, что она сможет исцелиться только от главы преподобного. Фока тут же пришла в монастырь, и как только священник начал совершать литургию (о неизреченные суды Твои, Христе Царю!), святая глава преподобного Божественной благодатью пристала к глазам женщины (до этого главу положили на ее глаза сверху) и до конца литургии держалась на глазах к удивлению всех, видевших это чудо. После этого слепая стала понемногу прозревать, пока к ней полностью не вернулось зрение, после чего она прославила Бога и преподобного.

Внук вышеупомянутого Мелимавраса, восемнадцати лет, однажды увидел, как к нему в нос залетела муха, и в него тотчас же вошел бес. Юноша упал на землю, стал кататься, испускать пену и скрежетать зубами. Так он мучился целый год, призывая на помощь множество святых. Не находя исцеления, он обратился за помощью к преподобному Кириллу. Его святую главу он сразу положил себе на лоб. И – о чудо! – она пристала ко лбу, а затем, под воздействием обитавшей в ней Божественной благодати, сама опустилась грудь страдальца, который с того часа исцелился.

Одного из жителей ближайшего селения к Деркису вместе с женой и детьми разбил паралич из-за действия волшебства некоего злонравного человека (попущением Божиим бесы могут делать и это). Помолившись Богу, они прибегли помощи преподобного и, получив священное масло от его главы, помазались этим маслом, после чего паралич прошел и они прославили многопетое имя Божие и данную Им преподобному благодать. Многие говорят, что чудеса бывают не для верующих, но для неверующих, и что нынешние христиане не могут стать святыми и совершенными, из-за чего и оскудела благодать чудес. И тому находится явное доказательство, ибо нет у нас христианских дел, поскольку мы нерадивы, помышляем о мирском, и потому благодать Божия не действует. Благодать же есть Дух Святый, Который не бессилен, но всесилен. Он не удаляется от нас, но присутствует везде, и проявляется, и действует по нашей вере, и по тому, как мы соблюдаем заповеди Христа, Которому подобает всякая слава, честь и поклонение со Безначальным Его Отцом, и Животворящим Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

(Написано преподобным Николаем Катаскепиносом)

Сей иже во святых отец наш Георгий происходил с острова Мителена из одного селения, называемого Акорни. Его благочестивые родители Георгий и Мария долго со слезами просили Бога дать им ребенка. Господь услышал их моление и дал им божественного сего Григория, которого во Святом Крещении, как и отца, назвали Георгием. Ребенка воспитывали с большим усердием, обучая его священной грамоте.

В то время царь издал указ, чтобы детей знатных родителей отправляли во дворец, где их воспитывали в течение трех лет, а затем возвращали на родину, откуда им на смену привозили других. Потому в возрасте четырнадцати лет сей добрый Георгий был послан вместе с другими детьми во дворец. Царем был тогда Мануил Багрянородный. В продолжение трехлетнего своего обучения во дворце, благословенный Георгий не предавался, подобно прочим детям, ни суете, ни непристойным играм, ни плотским душевредным похотям, но старался не давать покоя своему телу, умерщвляя и мучая его постами и суровым обращением. Весьма прилежно предаваясь изучению наук, он достаточно преуспел в них, имея учителем великого Агафона. Однако преподобный был старателен не только в науках, но изо всех сил старался приобрести необходимые добродетели. Даже получаемое им еженедельное пропитание он раздавал нищим, оставляя себе для еды ровно столько, сколько было необходимо для поддержания жизни в теле.

Когда детям пришло время возвращаться на родину, достохвальный Георгии, пока другие готовились к встрече с родителями, стал размышлять о непостоянстве мира и суете всго временного, и о связанных с этим смущении и заботе. Постоянно думая об этом, он мудро решил избрать тихую и безмятежную жизнь, чтобы быть свободным от попечений мира и всем существом внимать вечным и непреходящим Небесным благам, о них лишь помышлять каждый день и стараться их вкусить. Этого Небесного жительства достигнуть можно не иначе, как тесным и скорбным монашеским путем. Отрекшись от родины, родителей, богатства, мирской суеты и всяких плотских утех, он ушел из Константинополя вместе со своим учителем, дивным Агафоном, и пошел на восток, в построенный его аввой монастырь. Став в нем послушником, согласно правилам монашеского жития, преподобный поселился на близлежащей к монастырю горе, где провел три года, со всей строгостью подвизаясь во всех добродетелях. Затем, поскольку сердце его сгорало от божественной любви, он замыслил пойти в Иерусалим, чтобы поклониться святым местам и насладиться беседами с духовными и добродетельными мужами, научиться от них строгому монашескому житию и облечься в святую ангельскую схиму.

Объявив о своем намерении святому Агафону, преподобный понял, что тот с ним согласен. И тогда он с большим желанием отправился в Иерусалим. С Божией помощью придя туда, он с благоговением поклонился Святому Гробу Господню и прочим святыням, а затем пошел в Иорданскую пустыню. Найдя там дивных подвижников, он достаточно долго беседовал с ними на духовные темы, общался с ними, и видел их сверхчеловеческие подвиги. Удивившись, Георгий устрашился и подумывал уже о том, чтобы совсем не пытаться жить такой жизнью. Тогда он пошел к одному из самых добродетельных и опытных старцев и открыл ему свои помыслы. Выслушав, в свою очередь, от него все, что было необходимо, преподобный изгнал из сердца всякий страх и с надеждой на Господа предал себя этому старцу, став его послушником. Юноша был облечен им в ангельскую схиму, переименован в Григория и оставался с ним, питаясь травой той пустыни. Кто же сможет рассказать о подвижнических трудах и подвигах, которые предпринял там блаженный? Видя его подвиги, ненавистники добра, завистливые бесы разными способами начали вести против него жестокую брань. Но всуе трудились они, ибо, еще больше усилив подвиг и непрестанно с верой и слезами умоляя Господа, божественный Григорий, благодатью Божией, отбил все бесовские нападения. Став победителем злобных демонов, преподобный облекся в хитон радости и возвысился духом, стяжав плоды Пресвятаго Духа, как говорит божественный Павел.

Пятнадцать лет проведя в пустыне, Григорий снова вспомнил о божественном Агафоне. Уйдя оттуда, он пришел в упоминавшийся ранее монастырь и поселился в своей старой келье на горе, упражняясь в сверхчеловеческих подвигах, через которые он сиял для всех как пресветлая звезда, освещая все своими деяниями и видом. Потому и монахи, и мирские – все приходили к нему, чтобы послушать спасительные и душеполезные его учения. А божественный Агафон, видя и слыша о подвигах священного Григория, радовался духом, прославляя Начальника и Совершителя всех благ – Бога, и свидетельствовал пред всеми, что Григорий пришел уже «в меру полного возраста Христова» (Еф. 4:13) и стал совершенным в добродетели.

В то время овдовела одна епископская кафедра на востоке, называемая Ассосской, и клирики вместе с архонтами этой епископии просили у священноначалия Великой Церкви достойного пастыря. Когда патриарх и архиереи стали искать кого-либо достойного служения на этой кафедре, в столице как раз оказался великий Агафон. Будучи знакомым патриарха и всего Священного Синода, он рассказал им о подвигах божественного Григория. И тогда царь и патриарх направили великому Григорию грамоты, приглашая прийти в Константинополь. Не зная, для чего его зовут в столицу, Григорий пришел туда и против собственной воли был рукоположен во епископа Ассосского митрополитом Ефесским, после чего он с великими почестями от царя и Великой Церкви был отослан на свой трон.

Приняв великое бремя архиерейства, преподобный стал больше предаваться подвигам. Как истинный пастырь, он богоугодно окормлял свою паству, считая необходимым постоянно учить ее слову Божию, одновременно заповедуя всем хранить заповеди Божии и воздерживаться от всякого зла. Из чрева его как бы истекали реки живой воды, потому что была у него только одна забота и одно попечение: как приобрести души человеческие и принести их Богу. Иногда он употреблял суровость с духовной рассудительностью, исполняя заповедь апостола, который говорит, что домостроитель духовный должен знать расположение каждого: одного утешить, другого упрекнуть и обличить «во время и не во время» (2Тим. 4: 2). Он весьма прилежал духовному управлению и никого не рукополагал без тщательного испытания, чтобы не быть причастником чужих грехов. Таким образом, почитая Таинство Священства и показывая, сколь велико его достоинство и каким должен быть священник, святитель умножал талант, данный ему от Бога. Учил он не только словом, но и делами, став для всех образцом и добрым примером всех добродетелей.

Но, видя таковые подвиги преподобного, ненавистник добра диавол уже не мог выносить их. Он воздвиг против Григория беспокойных и бездеятельных клириков и священников. Протопоп епископии имел сына по имени Лев, которого он отдал божественному Григорию. Святой, взяв его под свою опеку, постоянно поучал страху Божию. А поскольку тот оказался разумным, верным, испытанным во всем и жил добродетельно, то святитель доверил ему управление церковным имуществом. Движимые завистью упомянутые клирики написали полную лжи и клеветы бумагу с обвинениями на святого и направили ее на Собор святых архиереев. Но никто не поверил в эти обвинения, потому что все знали о добродетельном житии преподобного. Между тем пришел на Собор и божественный Григорий. Как только завистники его увидели, то все обвинения рассеялись как паучьи сети. Обличаемые собственной совестью, обвинители раскаялись и припали к ногам святого, прося прощения за несправедливые обвинения. Как истинный ученик Христа, праведник простил их и в мире вернулся в свою епархию вместе с порочившими его противниками, которые, следуя его наставлениям, некоторое время слушались его. Но лукавый бес, который вышел из них при их покаянии, скитаясь по безводным местам и не находя себе покоя, снова вернулся к ним. Обнаружив их беспечными, он вошел в них вместе с семью еще более злобными духами, и снова воздвиг на святого с помощью этих клириков еще большую брань. Полностью предавшись сатане, эти люди снова написали бумагу против святого с обвинениями, большими прежних. Эту бумагу они принесли в Великую Церковь и, отдав ее, кричали против святого. Патриарх же и архиереи прогнали их, обругав за явную ложь и клевету.

Но что сделал добрый подвижник, божественный Григорий, который умел сражаться только с бесами, а не с людьми? Он велел своему ученику Льву взять его рясу, книгу и следовать за ним. Выйдя ночью из епископии, они сели на корабль и приплыли в Тенедос, где был прекраснейший и со многими иноками монастырь. Там преподобный некоторое время оставался на безмолвии, и там же постриг своего ученика в монахи, переименовав его из Льва в Леонтия. Затем они перебрались на Митилену и поднялись на гору. Желая повидать своих родителей, преподобный пошел в свою деревню в Акорни. Там случайно он встретился со своей матерью, которая направлялась в баню. Не узнав его, она поздоровалась и попросила благословения. Святой отвечал ей: «Бог благословит тебя и сподобит увидеть того, кто у тебя на чужбине». Исполнив свое желание, он тотчас же ушел оттуда и, поднявшись на гору Приант, безмолвствовал там вместе с Леонтием. Найдя труднодоступное и лесистое место, называемое Малым Левкопеди, по Божественному внушению, преподобный пришел к владельцам той местности и попросил разрешения очистить ее от леса и устроить там монастырь. Хозяева обрадовались такому предложению и отдали ему эти земли, приложив письменный документ о передаче. Местность эта была для них совершенно бесполезной, потому что была наполнена бесами.

Святой сотворил молитву, и как только приступил к делу, бесы поднялись против него, произведя сильное возмущение и шум: «Ты обижаешь нас, Григорий, уходи из нашего жилища». Возведя мысленные очи свои к небу, святой молил Вышнего Бога избавить его от злобных духов. Получив от Него помощь, преподобный прогнал их молитвой. Но эти проклятые пришли к владельцам той местности и привели их в смятение, ибо увидев, что место тщательно расчищено и прибрано, те раскаялись, что отдали его с документом. Они прогнали оттуда святого, хотя он столько трудился и терпел, пока расчистил это место. Некоторые из них, будучи злобными еретиками, услышав, что святой проповедовал православную веру, отнеслись к нему с враждой и, набросившись на него с палками и камнями, избили до полусмерти. Взяв за ноги, они бросили его у подножия горы. И на этом месте (о чудеса Твои, Господи!), куда бросили преподобного, до сих пор ничего не выросло, но оно выглядит сожженным.

Божественный Григорий чудесным образом был исцелен Господом и прославил Бога. Однажды, войдя в один сад вместе с учеником, он воткнул в землю свой посох из орешника, на который опирался двенадцать лет, и произнес: «Брат Леонтий, если Бог дарует нам Царство Небесное, то пусть посох прорастет и станет деревом, и принесет плоды, как и прочие деревья». И случилось чудо! Был сентябрь месяц, когда он посадил посох, и всю зиму он был сухой. Когда же пришел март, посох пророс и заплодоносил, причем плод его исцелял от всех болезней, во славу Христа и в честь святого. Некий безумец Михаил говорил, что это все волшебство, а не чудо. Прибежав к дереву, он бесстыдно обрезал все ветви посоха, но его собственные члены тут же омертвели. Он упал на землю и представлял собой жалкое зрелище. Родные подняли несчастного и принесли в дом, где, наказанный болезнью за свое неверие и бесстыдство, он лежал, прикованный к постели, пока был жив святой. После его кончины и погребения многие больные с верой приходили к гробнице святителя источавшей благословенную воду, и, выпив ее, исцелялись. Был принесен туда своими родственниками и Михаил, который с верой и теплыми слезами молился Богу и призывал святого на помощь. И случилось чудо! Как только больной выпил той святой воды, то сразу же стал здоров, прославляя и благословляя Бога и святого, и возвещая всем о чудесах, которые с ним случились.

Но вернемся к нашему рассказу. Узнав о чудесном исцелении Григория от Господа и его великом терпении, хозяева той местности переменили свою жестокость на кротость и (о Боже чудный!) изменили свой нрав и раскаялись в содеянном. Они припали к ногам святого, прося прощения, которое тотчас же и получили. Отныне они позволили святому спокойно делать с той местностью все, что захочет. Задумав построить церковь, но не имея животных для доставки всего необходимого для строительства, святой однажды в ущелье встретил женщину, вдову. Поведав ей о своей нужде, он дал ей в благословение три золотых. И тогда она с почтением сказала ему: «Отче, у меня много животных, но они все дикие. Если сможешь, собери все стадо, и я подарю их твоей святыне». Сотворив молитву, святой велел слуге подняться на гору, где паслись животные, и выбрать двух самых лучших, которые, подчинившись слову святого, тут же успокоились и последовали за слугой. С их помощью святой привез лес и выстроил прекраснейшую церковь во имя Пресвятой Богородицы, а затем построил кельи и основал монастырь. Узнавшие о подвигах святого люди, во множестве собравшиеся здесь, потом приняли монашество и пошли в послушание к святому Григорию, ибо был он пастырем неусыпным и во всем мудрым управителем. Однако в той местности не и было воды и монахи сильно скорбели. Тогда, воздвигнув руки и возведя ум к Небесам, святой с верой и слезами долго молился Вышнему Богу, чтобы Тот дал воду. С неба сошел к нему Ангел Господень и открыл о предстоящем преселении на Небеса. Показав святому место его погребения, Ангел сказал что из него истечет сладчайшая вода. Произнеся эти слова, Ангел поднялся на Небеса. Позвав своего ученика Леонтия и прочих братьев, божественный Григорий возвестил им то, что слышал от Ангела. Достаточно наставив их, он повелел им творить все, что подобает монашескому жительству, после чего предался молитве и так отошел ко Господу. Его священные и всечестные останки были преданы погребению там, где назначил Ангел Божий, и где позднее был построен храм во имя святого. Посреди храма находится его гробница, откуда истекает источник сладчайшей воды, которая доныне исцеляет всякую болезнь у тех, кто приходит с верою, во славу Бога и святого, предстательством которого и мы да избавимся от всякого зла и сподобимся Царствия Небесного. Аминь.