Полтава. Архиепископ Славянский и Херсонский

Архиерейская хиротония происходила в столице. 22 июля 1779 года было совершено наречение иеромонаха Никифора в архиепископа Славянского и Херсонского, а 6 августа, в день Преображения Господня, в соборной церкви Преображенского полка архиепископы Гавриил Новгородский и Иннокентий Псковский⁸¹, в присутствии двух находившихся в то время в Санкт-Петербурге греческих митрополитов Игнатия Готфского⁸² и Венедикта Навплийского, совершили чин хиротонии⁸³. При посвящении присутствовала и императрица, перед которой Никифор произнес благодарственную речь⁸⁴.

Новопосвященный архиепископ⁸⁵ приехал в Полтаву лишь в конце октября. Его попечению была вверена епархия обширная, многонациональная, многоязычная; значительная часть паствы – «овец избранного стада Христова» – коснели в невежестве. Тотчас по приезде святитель обратился к ним с первым архипастырским наставлением. В этом трогательном и проникновенном слове он размышляет об архиерейском звании: «Слышу... глас пророка, вопиющего: «се, Аз на пастыри, и взыщу овец моих от рук их» (Иез. 34, 10); слышу то, и ужасом весь объемлюсь... како возмогу я, будучи немощен, понести толикое бремя и толикие исполнить обязанности...», – и зовет «возлюбленных христиан» ко всякой добродетели и к послушанию «гласу пастыреву»⁸⁶.

В течение семи лет Феотокис нес каждодневные архипастырские труды в Славянской епархии, управляя «благочестивыми сими людьми»: «обращал грешников от путей их греховных, утверждал добродетельных в делании добродетели, подкреплял бедствующих, восстановлял падших, врачевал немощных...»⁸⁷. Дела Канцелярии Св. Синода «по донесению архиепископа Славенского» открывают его многообразную деятельность, а также показывают тот круг сложных вопросов епархиальной жизни, которые ему приходилось решать⁸⁸. Среди них – дела о построении новых храмов, о назначении священников, о пострижении послушников и белиц в монастырях⁸⁹, о «злословиях на Церковь» раскольников, «о духоборцах на православную веру», а также множество дел об епитимиях: за всевозможные убийства, неправильные браки, разводы, кровосмешения, прелюбодеяния и т.д.⁹⁰

Ахиепископ Никифор заботился о христианах вверенной ему епархии с истинной пастырской ревностью и страхом Божиим. Немало сил и времени уделял он путешествиям по епархии, целью которых было личное знакомство со своей паствой⁹¹. Первое попечение его было о пастырях, «да будут они, яко светильники горящие, просвещая Божественным словом проповеди и святым добродетельным примером»⁹². Тотчас по вступлении на епископскую кафедру он разослал присутствующим в Духовных правлениях⁹³ протоиереям и иереям послание, в котором увещевал их заботиться о том, чтобы священный сан принимали люди достойные. Это увещание начиналось словами: «Блажен тот народ, где священники ревнительные. Оные бо примером жизни своея всех, как бы небесным светом, озаряют и к богоугодным делам непрестанно возбуждают... Вопреки же, горе тому народу, где священники нерадивые и развратные. «Аще убо свет, иже в тебе, тьма есть, то тьма кольми» (Мф. 6, 23)"⁹⁴.

Одним из главнейших дел архиепископа Никифора было устройство Полтавской семинарии. В этом ему пришлось полагаться в основном на свой собственный опыт, возможности и силы, поскольку никаких определенных правил для семинарий, кроме устаревшего «Духовного регламента», в то время не существовало – ни в составе курсов, ни во времени, ни в методах преподавания⁹⁵. Еще находясь в столице, он неоднократно обращался к императрице с просьбой о выделении средств на организацию столь необходимой Славянской епархии семинарии. 22 сентября 1779 года Екатерина издала Указ об учреждении семинарии и ассигновала на ее содержание 2000 рублей в год⁹⁶, что равнялось наивысшему штатному окладу для семинарий, минимальный же оклад составлял всего 490 рублей в год⁹⁷.

По возвращении в Полтаву преосвященный Никифор занялся ее устройством. Он снова обратился к графу Разумовскому и заручился его письменным согласием на уступку дома, занимаемого Епархиальным училищем, для семинарии на срок, пока она будет существовать в Полтаве. Вскоре были торжественно открыты классы от латыни до риторики⁹⁸, а также общежитие (бурса) для сирот. Ректором семинарии преосвященный Никифор определил полтавского протоиерея Иоакима Яновского⁹⁹. Новооткрывшаяся Полтавская семинария была всесословной: в нее поступили ученики из Киевской Академии, Харьковской коллегии (семинарии) и Переяславской семинарии, дети священно- и церковно-служителей Славянской епархии, а также дворян и купцов Новороссийской и Азовской губерний. В 1780 году были введены дополнительные классы греческого, французского и немецкого языков, а также арифметики и рисования. Внимательный к делу духовного образования, архиепископ сам лично подбирал преподавателей. Кроме образованных полтавских протоиереев, здесь преподавали француз Петр Антон (во французском классе) и специально вызванный из Лейпцигского университета профессор Шаль (в немецком и математическом классах). В сентябре 1783 года был открыт класс философии¹⁰⁰. Первым учителем философского класса и одновременно префектом семинарии был назначен выпускник Киевской духовной академии Гавриил Бодони – впоследствии выдающийся церковный деятель, митрополит, член Св. Синода, экзарх Молдавии, Валахии и Бессарабии¹⁰¹. В 1786 году семинария торжественно праздновала открытие богословского класса, чем был завершен ее полный курс¹⁰².

Торжество началось литургией в Успенском кафедральном соборе, затем, в семинарии, преосвященный Никифор обратился к ученикам с «назидательнейшим поучением» на латинском языке, после которого кафедральный протоиерей произнес слово на русском языке. Церемония закончилась провозглашением многолетий и архиерейским благословением учителя и шести учеников богословского класса¹⁰³.

О содержании курсов, преподававшихся в Полтавской семинарии при архиепископе Никифоре, мы не имеем определенных сведений. Думаем, архипастырь стремился к тому, чтобы они были не формальны, а содержательны и интересны и соответствовали уровню современной церковной науки и естествознания, с этой целью и подбирал талантливых учителей. Наладить учебный процесс было непросто – различные предметы вводились в курс семинарии последовательно и с большими перерывами. Другой причиной тому были частые задержки средств, ассигнованных императрицей, которые семинария получала через Курское правление, и то лишь после многих хлопот архиепископа. Так, в одном из рапортов в Синод (от июня 1780 года) Феотокис жаловался на задержку денег и говорил, что он обращался за помощью к наместнику Курской губернии генерал-губернатору П. А. Румянцеву, который повелел Курскому наместничеству выдать деньги; тем не менее, они до сих пор не получены. Далее он описывает плачевное состояние семинарии: жалование преподавателям не выплачивается, дом обветшал, а ученики, живущие при школе, находятся в опасности остаться без пропитания¹⁰⁴. Очевидно, что семинария существовала во многом благодаря попечению архиепископа Никифора, который неустанно хлопотал не только об ее устройстве, но и об изыскании средств для ее существования. Несмотря на все трудности, Полтавская семинария стала одним из первых рассадников просвещения в Новороссийском крае.

Всюду, где это было возможно, преосвященный Никифор стремился организовывать и начальные школы. Примером тому служит его забота об открытии начального народного училища в городе Мариуполе, населенном греками, который в 1786 году был присоединен к Славянской епархии¹⁰⁵.

Архипастырь, всю жизнь неутомимо заботившийся о благе своих соотечественников, не мог не обратить особого внимания на греков, проживавших в Славянской епархии. Они были хотя и малой частью его разноплеменной паствы, но частью наиболее для него дорогой –верными и возлюбленными (1Тим. 6, 2) «единородными» братьями. Архиепископ Никифор заботился о том, чтобы они имели священников для совершения богослужения и Таинств¹⁰⁶. Как стало известно в недавнее время, он находился с ними в постоянной переписке, рассылал по городам, где жили греки (например, в Еникале, Керч, и др.), послания, предназначенные для прочтения в местах их собраний – в храмах или домах¹⁰⁷. В одном из таких посланий, адресованном «благословенным христианам греческого рода», речь идет об исполнении указа Екатерины II (от 3 августа 1779 года) о создании греческого полка и о переселении всех греков в Таганрог. Видя в этом распоряжении благодеяние к грекам со стороны единоверной им Российской Империи, святитель убеждает своих соотечественников быть законопослушными гражданами и в точности исполнить его. Это послание исполнено признательности и благодарности к России и императрице Екатерине. «Возлюбленные мои христиане, – обращается он к своей греческой пастве, – никакое другое царство не любит наш род так, как державнейшая и великая Империя Русских. В любом другом царстве тебя считают схизматиком, тобой пренебрегают как иноверцем. Потому-то как бы ты ни поработал для того, чтобы иметь честь и благосклонность, должен ты отступить от своей веры и своей Церкви. В Империи же Русских за единоверие ты равночестен, вне подозрения, любим. Мы любим превыше всех других народов русских, потому что мы братья по вере, они же любят нас, как единоверных, превыше всех других родов. Никакой другой царь на земле не имеет столько благосклонности и человеколюбия к нашему роду, сколько имеет человеколюбивейшая и боговенчанная императрица Екатерина II»¹⁰⁸. Надежду на освобождение своего народа «от тиранского рабства, которое почти уничтожило его» Феотокис связывает с Россией. Помощь с Запада, по его глубокому убеждению, была невозможна по причине существующей схизмы¹⁰⁹ и угрозы потерять православную веру. Образование греческих поселений в единоверной России как государства в государстве, с целью сохранения рода, а также создание греческого военного подразделения было, по его мысли, предпосылкой возрождения Греции. «В будущем же, когда соблаговолит Бог, – пишет он, – тогда великую помощь сможете вы оказать им [своим братьям на родине]»¹¹⁰. Архипастырь призывает своих соотечественников к послушанию: «Таковая помышляя, советую как единородный вам и любя чрезвычайно свой род, и как пастырь и отец ваш, отправиться вам с желанием и без всякого промедления во времени в Таганрог». Ибо, убеждает он их, «Бог повелевает нам быть послушными и подчиняться повелениям царей, и тем более благочестивых и православных, благодеющих нам и любящих нас, которых сердце их в руках Его»¹¹¹. Как видим, Феотокис был поистине пастырем для греков диаспоры. Он призывал их именно к стоянию в вере и покорности, предоставляя судьбу своего Отечества промыслу Божию и ожидая помощи от правителей единоверной, сильной и независимой России¹¹². Глубоко религиозные греки не могли не исполнить совета и благословения своего архипастыря; известно, что на основании упомянутого указа Екатерины II вскоре началась организация Греческого полка в Таганроге¹¹³.

Еще одна сложная проблема, с которой архиепископу Никифору пришлось столкнуться на Славянской кафедре, была связана с населенностью Новороссийского края старообрядцами. Их число стало быстро увеличиваться после Манифестов от 16 марта 1754 года и 4 сентября 1755 года, которыми правительство приглашало их вернуться из Польши и Молдавии на новые территории Российской Империи. Особенно приток переселенцев усилился в первые годы царствования Екатерины II. Раскольники, если не de jure, то de facto, получили почти полную свободу своей веры и прежние суровые меры против них потеряли свою силу. Архиепископ Никифор стал одним из первых иерархов, предпринявших попытку воссоединить их с Церковью, воплотив в жизнь идею единоверия еще до появления самого этого термина¹¹⁴.

Старообрядцы-поповцы селения Знаменка Елисаветградского¹¹⁵уезда, вышедшие из Молдавии, еще ранее обращались к преосвященному Евгению Вульгарису с просьбой дозволить им «построить церковь, иметь священника из своей среды и употреблять старинные книги»¹¹⁶, но тогда дело это не имело движения. Те же староверы снова обратились к преемнику Евгения Никифору Феотокису. 14 февраля 1780 года они подали ему прошение с той же просьбой, которую сопроводили и письменным исповеданием своей веры, в котором, как свидетельствовал о том сам архиепископ Никифор, «от всего сердца и всей души отрицаются всех раскольнических толков и признают Церковь Греческую истинною, вселенскою, кафолическою и апо­стольскою, все ее догматы, Таинства и обряды – соглас­ными со Словом Божиим, преданиями св. апостолов и семи Вселенских соборов, а находящихся вне греко-русской Церкви – заблуждающимися»¹¹⁷. Под прошением подписалось 116 человек. Успев заручиться благорасположением генерал-губернатора Новороссийского края князя Г. А. Потемкина, податели вручили преосвященному также рекомендательное письмо от него, которое означало не что иное, как поддержку и ходатайство.

Для увещания староверов Феотокис составил «Окружное послание всем именующим себя староверами, в Славенской и Херсонской епархии обитающим»¹¹⁸. Оно было разослано по местам их жительства и, как замечает А. Стурдза, оказало на раскольников действие «торжественное» – «как свидетельство греческого епископа, чуждого их семейственной распре и пленившего их почтение светом кроткого благочестия»¹¹⁹. Архипастырь и лично посещал их селения, а также посылал для бесед с ними «почтенного и ученого» елисаветградского священника Димитрия Смолодовича, который впоследствии совершил над ними чин присоединения к Церкви. По свидетельству одного старообрядца – очевидца описываемых им событий – преосвященный Никифор увещевал их присоединиться к Православной Церкви¹²⁰, обнадеживая, что «он дозволит из... часовни церковь освятить и, кого пожелают, из своих поставить им священника, по старопечатным книгам служить дозволит и всякие христианские потребы отправлять тому священнику дозволит по старообрядчеству» (из частного письма). Их увещевал от его имени и священник Димитрий, но его речи не произвели действия на староверов. «Сего же июля (1780 года), – продолжает упомянутый старообрядец, – архиепископ Никифор приехал в слободу Знаменку, и похитил тамошних многих жителей, ибо они от него приняли священника, и освятил им церковь»¹²¹. Освящение вновь построенного храма произошло 18 июня 1780 года; святитель совершил в нем литургию при пении двух хоров – архиерейского (по новым книгам) и составленного из присоединившихся к Православию старообрядцев (по старым)¹²².

Имея в руках доказательство искренности старообрядцев и рекомендацию князя Потемкина, преосвященный Никифор удовлетворил их просьбу без предварительных переговоров с Синодом, основываясь на церковных правилах о снисхождении к обрядовым особенностям при единстве веры и догматов. При этом он имел в виду и изданное Святейшим Синодом в 1765 году «Увещание в утверждение истины» архиепископа Платона (Левшина, в то время еще иеромонаха), в котором утверждалось, что употребление как старых, так и новых книг и обрядов является православным и допустимым. Охваченный чувством великой благодарности Богу о присоединении к Церкви ее заблудших овец, 3 августа 1780 года Феотокис пишет восторженное письмо к Новгородскому архиепископу Гавриилу, первенствующему члену Св. Синода, в котором уведомляет его о происшедших событиях¹²³. К письму были приложены и официальные донесения в Синод. Однако в Синоде, вопреки ожиданию Феотокиса, его действия не вызвали восторга – в отличие от «Окружного послания», которое также было доведено до сведения Синода. Никифор долго не получал никакого ответа, и лишь 11 октября 1781 года архиепископ Гавриил написал ему письмо, в котором указывал на недопустимость такого снисхождения к «раскольникам». При этом он ссылался, в частности, на постановления Большого Московского Собора 1667 года, который с клятвой запрещал употребление старых книг и обычаев. «Желал бы я, – писал Гавриил, – чтобы ты посмотрел Деяния собора, который учредили в Москве греческие патриархи, правила, данные Синоду Петром Великим¹²⁴, и присягу, которую дают поставляемые во епископы¹²⁵, – увидишь, что они запрещают делать раскольникам такого рода снисхождение, какое ты сделал». Глубоко огорченный, Феотокис готов был подчиниться мнению высшего церковного правительственного органа. Тем не менее, считая не лишним обосновать свой собственный взгляд, он отправляет митрополиту Гавриилу и в Синод послание с подробным изложением оснований и причин, по которым он пошел на такое «снисхождение» («Краткое повествование о обращении раскольников селения Знаменки ...»). В нем архиепископ Никифор дает богословское обоснование своих действий, приводит многочисленные убедительные примеры из древней и новейшей церковной истории, совершает экскурсы в историю богослужебного устава, текстологию Священного Писания, ссылается на церковные правила и мнения святых отцов, во всем показывая незаурядную эрудицию и глубокие познания. Доводы его были столь вески, что его «снисхождение», встреченное сперва с неудовольствием, тем не менее, не было отменено – правда, в надежде на то, что в скором времени староверы будут приведены к полному единству.

Так инициатива Феотокиса стала для Св. Синода как бы катализатором в обсуждении вопроса об «условном единении», названном впоследствии «единоверием», которое вынашивалось еще с 60-х годов XVIII века. Решительные действия Славянского архиепископа сделали таковое реальностью и способствовали его окончательному признанию и узаконению¹²⁶. Немаловажную роль здесь сыграло и то обстоятельство, что инициатива эта принадлежала «мужу иностранну», архипастырю «рода греческого».

«Первый серьезный успех в создании условного единения, – замечает профессор Б. В. Титлинов, – выпал на долю святителя-грека. Весьма возможно, что это обстоятельство содействовало успеху. Как грек, преосвященный Никифор смотрел на обрядность с широкой точки зрения, развиваемой еще патриархом Паисием [в письме] Никону¹²⁷, и был чужд русских предубеждений по отношению к раскольникам. Заметим, как грек, Никифор и для раскольников явился в некотором роде лицом нейтральным, представителем вселенского Православия, голос которого был для них убедительнее. Наконец, может быть, именно благодаря своему иностранству преосвященный Никифор не усомнился сам обратиться к раскольникам со словом увещания и призывом к Церкви, обещая им сохранение старых обрядов...»¹²⁸.

Деятельность Феотокиса по обращению старообрядцев повлекла за собой переписку не только с первенствующим членом Св. Синода, митрополитом Новгородским и Санкт-Петербургским Гавриилом, но и с архиепископом (а затем митрополитом) Московским Платоном¹²⁹. Оба эти образованнейшие архиереи, каждый по-своему, были замечательными церковными деятелями екатерининского царствования. Митрополит Платон, автор упоминавшегося «Увещания», будучи членом Св. Синода и архиереем Московской епархии, занимался вопросом обращения старообрядцев; «пунктами о единоверии» с его поправками в 1800 году было определено церковное положение единоверцев. Архиепископ Никифор обращался к нему в связи со своей деятельностью в этой области¹³⁰. Очевидно, двух иерархов связывал не только вопрос единоверия, но и значительно более разнообразный круг общих интересов и взаимное расположение (в письме к Феотокису Платон упоминает также книги, которые тот просил у него, «рекомендует себя в его любовь», просит молитв).

К митрополиту Гавриилу Никифор относился с искренним и глубоким почтением – очевидно, не только из уважения к его сану и чину, не только как к святителю, от руки которого он принял благодать архиерейства, но и потому, что видел в нем человека близкого по духу и мировоззрению (несмотря на свое высокое положение, митрополит Гавриил был строгим постником, молитвенником и аскетом, насадителем в России православного просвещения, ревнителем монашеского возрождения)¹³¹. В ответном письме митрополита Гавриила к Феотокису видна искренняя дружба и неподдельная любовь, митрополит не скрывает своего нежелания огорчить адресата: «я не знал, да и теперь не знаю, что писать», в конце обещает содействие в издании русского перевода его проповедей¹³². И хотя ответ митрополита Гавриила оказался неблагоприятным, преосвященный Никифор, высоко ценя его мнение, просит дальнейшего руководства «в настоящем деле», умоляет любить его, как своего «послушнейшего во Христе сына, и никогда не забывать». И он действительно, на деле, постарался, «изменив свой образ мыслей» от снисходительности к строгости (акривии), «привести староверов к более здравым понятиям», о чем свидетельствует, в частности, письмо протоиерею Димитрию Смолодовичу, написанное вскоре после ответа митрополита Гавриила¹³³. Однако такой образ действий оказался значительно менее эффективным.

Вскоре после описанных событий староверы Бахмутского уезда, прочитавшие «Послание» Феотокиса, направили ему «Соловецкую челобитную»¹³⁴, дополненную множеством своих возражений. Преосвященный Никифор, «облекшись духом акривии» составил на нее «Ответы»¹³⁵ в духе обличительной противораскольнической литературы. «Ответы», как и другие творения Феотокиса, предназначавшиеся для русской паствы, были написаны сперва на греческом и затем переведены на русский язык¹³⁶. Они отличались резкостью вразумлений и пришлись не по душе раскольникам, которые остались при своем мнении.

Среди населения Новороссийской губернии было также много униатов, переселившихся с польских земель. Под их влиянием здесь распространились некоторые западные обычаи, в частности, крещение обливанием; на эти обычаи, как на несогласные с церковными канонами, указывали старообрядцы. Феотокис обличил это уклонение в латинские обычаи в «Окружном послании против обливательного крещения всечестным протоиереем и честным иереем, во Славенской епархии состоящим». В послании он настаивает на том, чтобы вывести из употребления обливательное крещение и крестить так же, как и в Великороссии – через полное погружение¹³⁷.

Преосвященный Никифор принимал в церковное общение желавших перейти из Унии в лоно Православной Церкви, назначая в униатские приходы православных священников, но священников-униатов священниками не считал и принимал их как мирян. По этому поводу он направил в Синод свое «Рассуждение, содержащее причины, доказывающие, что с рукоположенными от униатских епископов поступать надлежит так, как с мирскими»¹³⁸.

Пребывая в Крестовоздвиженском монастыре, архиепископ Никифор расширил архиерейский дом пристройкой здания для епископа, построил величественную четырехъярусную колокольню, подобную колокольне Киево-Печерской Лавры, ставшую украшением монастыря.

При архиепископе Славянском и Херсонском Никифоре, по указу императрицы, состоялось открытие Екатеринославского наместничества (губернии). Поскольку губернский город Екатеринослав¹³⁹ еще не был построен, открытие наместничества в июне 1784 года происходило в Кременчуге. Сюда, по указу Синода, прибыл архиепископ. В первый и последний день торжеств святитель, всегда заботившийся о распространении слова Божия, сказал «приличную месту и времени проповедь», по уездным же городам он для этой цели разослал ученых священников¹⁴⁰.

В 1886 году Новороссийская губерния готовилась к встрече Екатерины II, которая в следующем году собиралась, по желанию Потемкина, совершить путешествие по югу России и в Тавриду. Архиепископ Никифор составил специальную «церемонию, которую намерен иметь преосвященный архиепископ Славенский» на этот случай¹⁴¹. Однако участвовать в ней ему не пришлось.

В Архиве Св. Синода (РГИА. Ф. 834. Оп. 1. Д. 1101), под именем «Никифора, архиепископа Словенского и Херсонского, из иеромонахов», хранится рукопись «Чин присяги архиерейския» на греческом и русском языках, на 36 листах, датированная 6 августа 1779 г., с пометкой: «против российского подлинника исправлял Святейшего Правительствующего Синода переводчик Лука Сичкарев». Очевидно, перед хиротонией Никифор перевел русский чин архиерейской присяги (вероятно, имеется в виду «чин обещания и исповедания архиерейского», включенный в чинопоследование архиерейской хиротонии, изданный в 1725 г.), отличавшийся от принятого в Греции.

Заметим и то, что единоверцы относятся к архиепископу Никифору с большим уважением, почитая его как первого учредителя единоверия, определившего его смысл и указавшего его основные начала; его «достопамятное имя» вспоминалось с особой признательностью в дни празднования 100-летнего юбилея единоверия (там же, с. 15–16). Н. Субботин замечает, что архиепископ Никифор «понимал единоверие и смотрел на него беспристрастнее, прямее и вернее, чем даже митрополит Платон» (там же, с. 82).