Часть 4. Тексты отцов

1. Если же кто скажет: что же не мог ли Бог вначале представить человека совершенным? – то пусть знает, что Бог всегда Один и Тот же, безначальный, и относительно Него Самого все возможно Ему. Сотворенные же [существа], поскольку они впоследствии получили свое начало, постольку должны быть меньше Того, Кто создал их; ибо не могло быть несотворенным то, что недавно только произошло. А так они не суть несотворенные, то не имеют совершенства. Как недавние существа, они поэтому находятся в состоянии младенческом, а потому необучены и еще неупразднены в отношении к совершенному образу жизни. Как мать может доставить младенцу совершенную пищу, но он еще не может принять пищи старшего возраста, так и Бог мог вначале даровать человеку совершенство, но человек не мог принять его, ибо он был еще младенец. Посему и Господь наш в последние времена, восстановляя в Себе все, пришел к нам не так, как Он мог, но как мы могли Его видеть. Ибо Он мог прийти к нам в неизреченной славе Своей, но мы не могли вынести величия Его славы. И поэтому Он, совершенный хлеб Отца, представил нам младенцам Себя Самого как молоко – таково было Его человеческое пришествие, – дабы, как бы вскормленные от сосцов Его плоти и чрез такое млекотворение приученные есть и пить Слово Божие, мы могли содержать в себе самих хлеб бессмертия, который есть Дух Отца.

2. И поэтому Павел говорит Коринфянам: «Я питал вас молоком, а не [твердою] пищею, ибо вы были еще не в силах принимать такую пищу, то есть вы узнали пришествие Господа, как человека, но Дух Отца еще не почивает на вас по причине вашей слабости, ибо, – говорит, – если между вами зависть, споры и разногласия, то не плотские ли вы? и не по человеческому ли [обычаю] поступаете?» (1Кор.3:2–3). Это значит, что Дух Отца еще не был с ними по несовершенству их и немощи их в жизни. Итак, как Апостол мог дать пищу, ибо на кого Апостолы возлагали руки, те получали Святого Духа, Который есть пища жизни, но они не были в силах принять Его, потому что имели душевные чувства свои еще слабые и не приученные к обращению с Богом, так и Бог мог дать вначале совершенство человеку, но он, только что получивший бытие, не был в силах принять Его, или, приняв, вместить, или, вместив, удержать Его. И поэтому Сын Божий совершенный сомладенчествовал человеку, и не Сам по Себе, но ради младенчества человека сделался так доступным, как человек мог принять Его. Итак, неспособность и скудость не в Боге, но в человеке, только что созданном, потому что он не был [существо] несотворенное.

3. ...Таким-то порядком, по таким распоряжениям и руководству сотворенный и созданный становится по образу и подобию несозданного Бога, потому что Отец хочет и повелевает, Сын действует и исполняет, а Дух питает и возвращает, человек же постепенно преуспевает и восходит к совершенству, то есть приближается к Несозданному, ибо несозданный совершен, а таков есть Бог. Человеку надлежало сперва произойти и происшедши – возрастать, возросши – возмужать, возмужавши – размножаться, умножившись – укрепляться силами, укрепившись – прославиться и прославившись – видеть своего Владыку. Ибо Бог имеет быть видим; видение же Бога производит нетление, а нетление приближает к Богу.

7. Восхотев и это показать, Слово художника созидает живое существо, в котором приведены в единство то и другое, то есть невидимое и видимая природа, созидает, говорю, человека; и из сотворенного уже вещества взяв тело, а от Себя вложив жизнь (что в слове Божием известно под именем души и образа Божия), творит как бы некий второй мир, в малом великий, оставляет на земле иного ангела, из разных природ составленного поклонника, зрителя видимой твари, свидетеля тайн твари умосозерцаемой, царя над тем, что на земле, подчиненного горнему царству, земного и небесного, временного и бессмертного, видимого и умосозерцаемого, ангела, который занимает середину между величием и низостью, один и тот же есть дух и плоть, – дух ради благодати, плоть ради превозношения, дух, чтобы пребывать и прославлять Благодетеля, плоть, чтобы страдать, и страдая, припоминать и учиться, насколько щедро одарен он величием; творит живое существо, здесь предуготовляемое и переселяемое в иной мир и (что составляет конец тайны) через стремление к Богу достигающее обожения. <...>

8. Этого человека, почтив свободой, чтобы добро принадлежало не меньше избирающему, чем и вложившему семена его, Бог оставил в раю (что бы ни значил этот рай) делателем бессмертных растений – может быть, божественных помыслов, как простых, так и более совершенных, поставил нагим по простоте и безыскусственной жизни, без всякого покрова и ограждения, ибо таковым надлежало быть первозданному. Дает и закон для упражнения свободы. Законом же была заповедь: какими растениями ему пользоваться и какого растения не касаться. А последним было древо познания, и посаженное вначале не злонамеренно, и запрещенное не по зависти (да не отверзают при этом уста богоборцы, и да не подражают змию!); напротив, оно было хорошо для употребляющих благовременно (потому что древо это, по моему умозрению, было созерцание, к которому безопасно приступать могут только обладающие опытом), но не хорошо для простых еще и для неумеренных в своем желании, подобно как и совершенная пища не полезна для слабых и требующих молока. Когда же, из-за зависти дьявола и обольщения жены, которому она сама подверглась как слабейшая и которое произвела как искусная в убеждении (о немощь моя! ибо немощь прародителя есть и моя собственная), человек забыл данную ему заповедь и побежден горьким вкушением; тогда через грех делается он изгнанником, удаляемым в одно время и от древа жизни, и из рая, и от Бога, облекается в кожаные ризы (может быть, в грубейшую, смертную и противоборствующую плоть), в первый раз познает собственный стыд и укрывается от Бога. Впрочем, и здесь приобретает нечто, именно смерть – в пресечение греха, чтобы зло не стало бессмертным. Таким образом, само наказание делается человеколюбием, ибо так, в чем я уверен, наказывает Бог.

9. Но в преграждение многих грехов, какие давал корень повреждения от разных причин и в разные времена, человек и прежде вразумлялся многоразлично: словом, законом, пророками, благодеяниями, угрозами, карами, наводнениями, пожарами, войнами, победами, поражениями, знамениями небесными, знамениями в воздухе, на земле, на море, неожиданными поворотами в судьбе людей, городов, народов (все это сглаживало повреждение); наконец, стало нужно сильнейшее средство, по причине сильнейших недугов: человекоубийств, прелюбодеяний, клятвопреступлений, муженеистовства и этого последнего и первого из всех зол – идолослужения и поклонения твари вместо Творца. Поскольку все это требовало сильнейшего средства, то и дается сильнейшее. И оно было следующее: Само Божие Слово, превечное, невидимое, непостижимое, бестелесное. Начало от Начала, Свет от Света, источник жизни и бессмертия, Отпечаток Первообраза, Печать непереносимая, Образ неизменяемый, определение и слово Отца, приходит к Своему образу, носит плоть ради плоти, соединяется с разумной душой ради моей души, очищая подобное подобным, делается человеком по всему, кроме греха. Хотя чревоносит Дева, в которой душа и тело очищены Духом (ибо надлежало и рождение почтить, и целомудрие предпочесть), однако же Произошедший есть Бог и с воспринятым от Него, единое из двух противоположных – плоти и Духа, из которых Один обожил, другая обожена. О новое смешение! О чудное растворение! Сущий начинает бытие, Несозданный созидается, Необъемлемый объемлется через разумную душу, посредствующую между Божеством и грубой плотью; Богатящий становится нищим – нищает до плоти моей, чтобы мне обогатиться Его Божеством; Исполненный истощается – истощается ненадолго в славе Своей, чтобы мне быть причастником полноты Его. Какое богатство благости! Что это за таинство о мне? Я получил образ Божий и не сохранил его; Он воспринимает мою плоть, чтобы и образ спасти, и плоть обессмертить. Он вступает во второе с нами общение, которое гораздо чуднее первого, поскольку тогда даровал нам лучшее, а теперь восприемлет худшее; но это боголепнее первого, это выше для имеющих ум.

Разумное это и мыслящее живое существо – человек – есть творение и подобие Божеского и чистого естества, ибо в повествовании о творении о нем написано так: «по образу Божию сотвори его» (Быт.1:27). Итак, в этом живом существе – человеке – страстность и поврежденность [существует] не от природы и не соединена с ним первоначально. Ведь невозможно было бы сказать о нем, что он создан по образу Божию, если бы отображенная красота была противоположна красоте первообразной. Но страсть привзошла в него уже после сотворения и вошла таким образом: он был образом и подобием, как сказано, Силы, царствующей над всем сущим, а потому и в своей свободной воле имел подобие со [свободно] Властвующим над всем, не подчиняясь никакой внешней необходимости, но сам по своему собственному усмотрению действуя, как кажется ему лучше, и произвольно избирая, что ему угодно. И то несчастье, которое терпит теперь человечество, навлек он на себя сам по своей воле, поддавшись обману, сам стал изобретателем этого зла (Рим.1:30), а не у Бога обрел его: ибо Бог смерти не сотвори (Прем.1:13), но некоторым образом творцом и создателем зла соделался сам человек.

Солнечный свет, хотя и доступен для всех, кто имеет способность видеть, однако ж, если кто захочет, может, зажмурив глаза, не ощущать его, не потому чтобы солнце куда-либо удалялось и таким образом наводило тьму, но потому что человек, сомкнув свои веки, преградил глазу доступ лучей. А так как, если глаза зажмурены, зрительная сила пребывает бездейственной, то бездействие зрения неизбежно будет действием, производящим в человеке тьму, вследствие его добровольного ослепления. Как тот, кто, строя себе дом, не сделал окна для проникновения в него света извне, будет, разумеется, жить во тьме, поскольку добровольно преградил доступ лучам света, так и «первый человек от земли» (1Кор.15:47, ср.: Быт.2:7) или, точнее, тот, кто породил зло в человеке, имел в [своей] власти повсюду окружающее его прекрасное и благое по природе, но сам собой добровольно измыслил противное природе, положив первый опыт зла самопроизвольным удалением от добродетели. Ибо зла, не зависящего от воли, имеющего свое самостоятельное бытие, во всей природе существ нет никакого: «всякое создание Божие добро и ничтоже отметно» (1Тим.4:4); «вся, елика сотвори Бог, добра зело» (Быт.1:31). Но когда указанным путем вошла в жизнь человеческую растлевающая привычка ко греху, и от малого начала проистекло необъятное зло в человеке, и та боговидная красота души, созданная по подобию первообразной, покрылась, словно железо, ржавчиной греха, тогда красота принадлежащего душе по природе образа уже не могла более сохраниться в целости, но изменилась в гнусный вид греха. Таким образом, человек, эта [вещь] великая и дорогая (Притч.20:6; 12:27), как назван он в Писании, лишившись своего достоинства, как если кто, поскользнувшись, упадет в лужу и вымажет в грязи лицо, [так что его] не узнают даже знакомые, [так он,] упав в лужу греха, потерял образ нетленного Бога (ср.: Рим.1:23; 1Тим.1:17) и чрез грех облекся в образ тленный и перстный, который Писание советует отложить (Иак.1:21; Еф.4:22), омывшись чистой жизнью, словно водой, чтобы, по взятии земного покрывала (Исх.34:34; 2Кор.3:16), опять воссияла красота души. Сложить же чуждое значит опять возвратиться к свойственному ему и естественному состоянию, чего можно достигнуть не иначе, как соделавшись опять таким, каким он был сотворен вначале. Ибо не наше дело и не силой человеческой достигается подобие Божеству, но оно есть великий дар Бога, который вместе с первым рождением тотчас же дает естеству нашему свое подобие.

Человеческому же труду предстоит только очистить наросшую от греха нечистоту и вывести на свет сокрытую в душе красоту. Этому, думаю, учит и Господь в Евангелии, когда тем, кто способен понимать «премудрость, глаголемую в тайне» (1Кор.2:7), говорит, что «царствие Божие внутрь вас есть» (Лк.17:21). Ибо я думаю, что это изречение показывает, что благо Божие неотделимо от нашего естества и недалече отстоит от тех, кто желает искать его, но оно всегда есть в каждом, неведомое и сокрытое, всякий раз от печали и сластьми житейскими подавляемое (Лк.8:14) и вновь обретаемое, если только обратим к нему свой разум. А если нужно подтвердить это учение и другими [примерами], то, я думаю, то же дает видеть нам Господь и в искании потерянной драхмы (Лк.15:8–10). Так как нет никакой пользы от прочих добродетелей (которые Писание именует драхмами), хотя бы все они и были, коль скоро душа вдовствует, лишившись той одной, поэтому Он, во-первых, повелевает зажечь светильник с елеем, которым, вероятно, обозначает слово Божие, освещающее тайное (ср.: 1Кор.4:5). Затем в собственном доме, то есть в самом себе, искать потерянную драхму. Этой искомой драхмой, конечно, означается образ царя, не совсем еще потерянный, но скрытый грязью; под грязью же, думаю, следует понимать плотскую нечистоту. Когда эта грязь будет выметена и вычищена тщательным образом жизни, искомое станет видным, и душе, нашедшей его, поистине следует радоваться и приглашать разделить эту радость соседей. Ибо подлинно, как только откроется и воссияет тот образ великого Царя, который искони запечатлел на драхме нашей Тот, «создавши на едине сердца» (Пс.32:15) наши, все сопребывающие в душе силы, которые Писание именует соседями, обратятся к божественной этой радости и веселию, неотступно взирая на неизреченную красоту обретенного. «Радуйтеся, – говорит, – со мною, яко обретох драхму погибшую» (Лк.15:9). Соседи или домочадцы души – это ее силы, радующиеся обретению божественной драхмы; способности – мыслительная, желательная – свойственное душе расположение к печали и гневу, и все другие силы, какие усматриваются в ней и по справедливости называются подругами, которым всем следует «радоваться о Господе» (Флп.3:1), когда все они обращаются к прекрасному и благому и «вся в славу Божию» (1Кор.10:31) совершают, перестав быть «оружием греха» (Рим.6:13).

Итак, если смысл обретения искомого есть восстановление в исконное состояние божественного образа, который теперь сокрыт в плотской нечистоте, то давайте будем тем, чем был первозданный [человек] в начале своей жизни. Чем же он был? Он был наг (ср.: Быт.2:25) от одеяния мертвыми кожами, он с дерзновением взирал на лик Божий, еще не поставляя судьей красоты (ср.: Быт.2:9) зрение и вкус, но наслаждаясь только Господом (Пс.36:4) и притом в согласии с данной ему на это помощницей (ср.: Быт.2:18), как дает понять Божественное Писание, потому что не прежде познал ее (Быт.4:1), как был изгнан из рая (ср.: Быт.3:24), а она осуждена была на болезни деторождения (ср.: Быт.3:16) за грех, который сотворила, прельстившись (Быт.3:13). Итак, каким путем мы оказались вне рая, будучи изгнаны в лице прародителя, таким же и теперь можем опять, если пойдем, возвратиться в исконное блаженство. Какой же это путь? Удовольствие, полученное обманом, было началом падения. Потом за страстью удовольствия последовали стыд (ср.: Быт.3:7; 2:25) и страх (ср.: Быт.3:10) и то, что они уже не смеют явиться пред взоры Создателя, но скрываются в листьях и тени (ср.: Быт.7–10); после этого облекаются мертвыми кожами (ср.: Быт.3:21) и таким образом высылаются жить в эту юдоль, полную болезней и трудов, где брак изобретен как утешение для смертных.

Итак, если мы хотим здесь «разрешитися и быть со Христом» (ср.: Флп.1:23), то должны начать свое отрешение с брака. Как изгнанные из своего отечества, когда [собираются] вернуться туда, откуда отправились, сперва оставляют конечную точку своего удаления, так и тем, кто возвращается ко Христу, слово это советует оставить прежде всего, словно последний ночлег, брак, поскольку он оказывается последним пределом нашего удаления от райской жизни. Потом [надо] удалиться от тяжкой заботы о земном, на которую осужден человек после грехопадения. Затем – сбросить покровы плоти, совлечься риз кожаных (Быт.3:21), то есть плотского мудрования (Рим.8:6), и, отрекшись от всех тайных срама (2Кор.4:2), не укрываться уже более под тенью смоковницы (ср.: Быт.3:7), то есть горестной жизни, но, отбросив покровы из скоропреходящих листьев этой жизни, вновь предстать пред очи Создателя. [Еще следует] удаляться от соблазна для вкуса и зрения и держаться советов уже не ядовитого змия, но одной только заповеди Божией. А она состоит в том, чтобы стремиться к одному добру и отвергать вкушение зла (ср.: Быт.2:9); ибо все дальнейшее зло получило у нас начало оттого, что мы не захотели оставаться в неведении зла. Потому-то и повелено было прародителям не приобретать познания ни о добре, ни о том, что противоположно ему, но, удаляясь от познания как добра, так и зла (Быт.2:9), наслаждаться чистым, несмешанным и непричастным злу благом. А это благо, говорю я, состоит не в чем ином, как в том, чтобы пребывать лишь с Богом, и этим наслаждаться постоянно и непрестанно, не примешивая к этому наслаждению ничего, влекущего к противному. И если позволено будет сказать дерзновенно, может быть, таким образом кто-либо будет восхищен от сего мира, который во зле лежит (1Ин.5:19), в рай, где оказавшись, Павел слышал и видел неизреченное и незримое, о чем «нелеть есть человеку глаголати» (2Кор.12:4).

Святые, приявшие много Божественных тайн, по преемству переданных им через тех, которые были прежде них, от последователей и «слуг бывших Словесет» (Лк.1:2) и от Него непосредственно посвященных в познание сущих, говорят, что бытие всего сотворенного объемлется пятью различиями, из которых первым называют то, которое разделяет нетварное естество от вообще [всякого] тварного и приявшего бытие от сотворения...

Вторым различием [называют они] то, по которому вся от сотворения ее Богом приявшая бытие природа разделяется на умопостигаемое и чувственное. Третьим – то, по которому чувственная природа разделяется на небо и землю. Четвертым же – то, по которому земля разделяется на рай и мир; и пятым – то, по которому человек, который надо всем, словно некая все обобщающая мастерская, и который для [всех] сущих благолепно введен по сотворении в качестве естественно [представляющего] собой посредствующего для всех сообразных всем разделениям противоположностей, [сам] разделяется на мужское и женское. Тот то есть, кто естественно обладает по причине своего нахождения посередине между всякими противоположностями благодаря свойствам своих частей, сообразных всем противоположностям, всякой способностью к соединению, посредством которой совосполняемый по причине сотворения разделенных [между собой сущих] тропос должен был явить собой великое таинство Божественного намерения – гармоничное единство друг с другом [заключающихся] в сущих противоположностей, восходящее по порядку от ближних к дальним и от худших к лучшим и завершающееся в Боге.

По этой-то причине человек вводится последним в [число] сущих, словно некое естественное связующее звено, посредствующее [различными] своими частями между [всеми] вообще противоположностями, и приводящее в себе во едино то, что по естеству отстоит друг от друга на большое расстояние, дабы [посредством] приводящего все к Богу, как Виновнику [бытия всего], единения, начиная прежде с собственного разделения и затем через находящееся посередине по порядку и чину приближаясь к Богу, он достиг конца совершающегося посредством соединения всего высокого восхождения [к Богу], в Котором нет разделения, полностью, то есть изгнав из естества никак не связанное, по прежде сказанному слову, с Божественным намерением о создании человека, свойство мужского и женского [пола] посредством относящейся к божественной добродетели бесстрастнейшей связи, так, чтобы явиться и стать согласно Божественному намерению единым человеком, не разделяемым по наименованию на мужское и женское и, как было сказано выше, неделимым на части по ныне существующим в отношении его подразделениям, по причине совершенного познания своего, как я сказал уже, логоса, по которому он существует.

Затем рай и мир объединив посредством своего святолепного жития, сотворил бы единую землю, не разделяемую им сообразно различию ее частей, но скорее приводимую вместе, будучи не подверженным никакому обольщению никакой из ее частей.

Затем, объединив небо и землю по причине тождества по добродетели во всем своей жизни с ангелами, насколько это возможно человеку, он соделал бы единой и совершенно нераздельной по отношению к самой себе чувственную тварь, совершенно не разделяемой им пространственно расстояниями, поскольку он соделался бы легким и не влекомым никакой телесной тяжестью к земле, и ничего не препятствовало бы его восхождению на небо по причине того, что ум его, истинно устремляясь к Богу, совершенно не взирал бы ни на что такое, и мудро соделывал бы по порядку, как бы на общем пути, естественно дошедшее до него, точкой опоры своего устремления к Нему.

Затем, объединив к тому же умопостигаемое и чувственное по причине своего равенства с ангелами в том, что касается ведения, он соделал бы единой тварью всю тварь, не разделяемую [более] для него на ведомую и неведомую, когда его гностический опыт в отношении заключающихся в сущих логосов станет во всем равным ангельскому, по которому бесконечно щедрое излияние истинной премудрости, последующее, насколько это возможно, без изъяна, непосредственно подает, наконец, достойным непознаваемое и невыразимое понятие о Боге.

И в конце концов, после всего этого, любовью соединив и тварное естество с нетварным (о, чудо Божьего к нам человеколюбия!) он явил бы [их] по дару благодати одним и тем же, весь всецело облекшись всем Богом и став всем, чем только является Бог, кроме тождества по сущности, и восприяв взамен себя самого всего Бога, и, как бы в награду за восхождение свое к Самому Богу, стяжав Самого же единственнейшего Бога, как конец движения движимых и твердый и неподвижный покой устремляющихся к Нему, и являющегося неопределимым и бесконечным определением и концом всякого предела и установления, закона и логоса, ума и природы.

Поскольку же человек не стал двигаться по естеству, как он был создан, вокруг недвижимого, как своего начала (я имею в виду Бога), а стал добровольно вопреки [своей] природе двигаться вокруг того, что ниже его, чем ему было заповедано повелевать, злоупотребив данной ему при сотворении для соединения разделенного естественной силой скорее для разделения соединенного, и так едва не обратился жалостнейшим образом снова в небытие, то вот поэтому обновляются естества, и парадоксально и превыше естества неподвижно движется, – выражусь так, – вокруг по естеству движимого совершенно по естеству недвижимое, и Бог становится человеком, дабы спасти погибающего человека и сообразно природе соединив Собой разрывы всеобщего естества всего и выявив общие логосы частных [предметов], коими (то есть логосами) свойственно производиться объединению разделенных, исполнить великий совет Бога и Отца, в Себе «возглавив всяческая яже на небесех и яже на земли» (Еф.1:10–11), «в Немже и создана быша» (Кол.1:16).

Без всякого сомнения, начав всеобщее объединение всего с Собой с нашего разделения, Он делается совершенным человеком, от нас, ради нас и по нам, все наше без изъятия имеющим, разве греха (Евр.4:15), не имея для этого совершенно необходимости в брачном [законе, как его, то есть греха] последствии, вместе же и показывая этим, как я полагаю, что, возможно, был и иной предусмотренный Богом способ увеличения численности людей, если бы первый человек сохранил заповедь и не низвел бы самого себя в скотоподобие путем злоупотребления своими [естественными] возможностями, закрепив тем самым различие и разделение естества на мужское и женское, в котором, как я уже говорил, он совершенно не нуждался, чтобы стать человеком, и без которых (то есть мужского и женского полов), наверное, возможно [обойтись]. Этим [половым различиям] нет нужды пребывать вовеки. «Во Христе бо Иисусе», – глаголет божественный апостол, – «несть мужеский пол, ни женский» (Гал.3:28). Затем, освятив нашу вселенную Своим подобающим человеку житием, по смерти невозбранно уходит в рай, как Он неложно обетовал разбойнику: «днесь, рече, со Мною будеши в рай» (Лк.23:43).

Поэтому, так как для Него больше нет разницы между раем и нашей землей, Он снова явился на ней, обедая с учениками по воскресении из мертвых, показывая, что земля является единой и не разделенной сама в себе, сохранив логос бытия своего свободным от разделения по различению [между раем и миром]. Затем через вознесение на небо Он объединил небо и землю и, отойдя на небо с этим единосущным и сродным нам земным телом, явил единой всю чувственную природу посредством сообразного ей всеобъемлющего логоса, уничтожив в Себе признаки рассекавшего ее разделения.

Затем к тому же объединил чувственное и мысленное, по порядку через все небесные умопостигаемые и божественные чины [ангелов] пройдя с душой и телом, то есть с совершенной нашей природой, показав в Себе Самом совершенно нераздельным и непротиворечивым схождение воедино всего творения согласно его начальнейшему и наиболее общему логосу.

И наконец, после всего этого предстает по человечеству перед Самим Богом, «явився», то есть «о нас, – как написано, – лицу Бога» (Евр.9:24) и Отца как человек, как Слово никоим образом не будучи способен никогда отделиться от Отца, и как человек делом и истиной исполнив по непреложному послушанию все то, чему как Бог Он предопределил быть, и совершив всякий совет Бога и Отца о нас, отделавшихся непотребными от злоупотребления этой изначально данной нам для сего по естеству силой, и прежде соединив нас в Себе с самими собой посредством отнятия разделения на мужское и женское, и явив нас вместо мужчин и женщин, – в которых особенно наблюдается этот тропос разделения, – просто человеками, в собственном и истинном смысле слова, целиком сформированными по Его [подобию] и носящими целостный и совершенно неподдельный Его образ, к которому никоим образом не пристает никакой из признаков тления; и с нами и ради нас всю тварь [объединил], посредством средних – как Своих членов – объяв концы и вокруг Себя неразрывно сжал их друг с другом, [соединив] рай и мир, небо и землю, чувственное и умопостигаемое, как имеющий наши тело, чувство, душу и ум, коими по отдельности как частями, усвоив каждой [из них] совершенно сродное ей крайнее, вышеприведенным способом боголепно все возглавил в Себе, показав все творение пребывающим единым, словно другой человек, совосполняемым посредством единения своих частей друг с другом, и склоняющимся к самому себе всецелостью своего бытия по единому и простому и неопределяемому и неразличимому смыслу произведения [его] из небытия, по которому вся тварь может приять один и тот же совершенно неразличимый логос, поскольку ее «не было» старше, нежели «быть».

И опять же, как чувственный мир является по природе предуготовительным для пяти чувств, подпадая им и направляя к постижению себя, так и мысленный мир добродетелей, подпадая силам души, направляет их к духовному, объединяя их [все] в занятии одним лишь им и сосредоточении на духовных восприятиях. И даже сами телесные чувства называют, согласно подобающему им божественнейшему логосу, предуготовительными для сил души, незаметно приуготовляющими их к действию своим восприятием [сокрытых] в сущих логосов, посредством коих – словно посредством неких букв – зорким в отношении истины является Бог Слово. Потому и назвали чувства примерными изображениями сил души, что каждое чувство вместе с его инструментом, то есть органом чувств, первоначально наделено по природе неким таинственным логосом, соответственно каждой силе души. И говорят, что умственной силы, то есть ума [подобием] является зрительная способность; словесной, то есть рассудка – способность слышать; яростной – обонятельная; желательной – способность чувствовать вкус; а жизненной – осязательная. И просто, чтобы яснее выразиться, скажу, что образом ума является зрение, то есть око; рассудка – слух, то есть ухо; ярости – обоняние, то есть нос; похоти – вкус; а жизни – осязание, которыми душа по закону все премудро создавшего Бога согласно природе управляя посредством своих сил и разнообразно обращаясь к чувственным [объектам], если бы хорошо пользовалась чувствами, собирая посредством собственных своих сил всяческие логосы сущих и смогла бы мудро перенести к себе все видимое, в коем сокрыт Бог, молчанием возвещаемый, то и она своим произволением сотворила бы прекраснейший мысленный и духовный мир, соединив друг с другом по подобию стихий четыре главных добродетели к составлению из них мысленно совершаемого духовного мира, осуществляя каждую добродетель соединением действия своих сил с [соответствующими] чувствами, как например: рассудительность [осуществляя] относящейся к познанию и науке деятельностью, [бывающей] от соединения умной и рассудочной силы со зрительным и слуховым чувством применительно к чувственно воспринимаемым ими [предметам]; мужество – крайней ровностью в том, что касается действия в отношении сродного [ему] чувственного [объекта], [что бывает] от соединения яростного [начала] с обонянием, то есть с ноздрями, в которых, как говорят, водворяется дух ярости; а благоразумие – [бывающим] от соединения похотной силы [души] с чувством вкуса умеренным употреблением соответствующего чувственного [продукта]; а справедливость – [совершаемым] посредством осязания во всем равным, чинным и гармоническим распределением жизненной силы в том, что касается действия по отношению почти ко всем чувственным [объектам].

Также научается из этих четырех главных добродетелей посредством синтеза производить две главнейшие – я имею в виду мудрость и кротость: мудрость – как предел познания, а как предел деятельности – кротость. Так из рассудительности и справедливости творит мудрость, как являющуюся причиной, соединяющей [в себе] ведение сообразной рассудительности и сообразной справедливости науки, и поэтому – как я сказал – служащей пределом познания. А из мужества и благоразумия соделывает кротость, являющуюся нечем иным, как совершенной неподвижностью гнева и похоти по отношению к тому, что противно природе, что иные назвали бесстрастием, и посему служащей пределом деятельности. Также и эти [две добродетели] сводит в [одну] самую главную из всех, – я имею в виду любовь, – которая поставляет вне того, что [происходит] от нее, и приводит к тому, что [бывает] при посредстве нее, и объединяет [в себе] то, что в ней началось и двигалось, и окончилось, и в особенности во всем боготворящую.

Таким вот образом душа, двигаясь мудро и действуя в соответствии с боготворящим логосом, по коему она и есть, и создана, должным образом воспринимает чувственное посредством чувств, усваивая себе [сущие] в них духовные логосы; а сами чувства – уже ологосенные избытком Логоса – использует как разумные колесницы своих сил; а сами силы соединяет с добродетелями и себя саму посредством добродетелей – с сущими в них божественнейшими логосами; а божественнейшие логосы добродетелей – с невидимо сокровенным в них духовным умом; а духовный ум сущих в добродетелях божественных логосов, отталкивая от себя всякую естественную или произвольную связь души с настоящим, всю ее простою предает Богу; а Бог, объемля ее всю вместе со сращенным с ней телом, соответственно [природе каждого] уподобляет их Себе, так, чтобы посредством ее всей мог бы неописанно явиться весь Он, Который отнюдь не обладает природой, могущей сама по себе каким-либо образом являться какому-либо из сущих.

Что же имея в виду и чего ради учитель соединил рождение от крещения с воплощением... по силе скажу теперь кратко, насколько я это дознал. Говорят таинственно исследующие Божественные речения и почитающие их как должно возвышеннейшими созерцаниями, что человек изначально сотворен «по образу Божию» (Быт.1:27; 5:1) для того, чтобы ему всяко согласно произволению «родиться духом» (Ин.3:5) и сверх того получить относящееся к подобию посредством хранения Божественной заповеди, дабы один и тот же человек был по природе творением Божиим, а по благодати Сыном Божиим и Богом через [причастие] Духа. Ибо невозможно было иным образом сотворенному человеком явиться по благодати обожения Сыном Божиим и Богом, если не прежде по [собственному] произволению родившись в Духе посредством естественно присущей ему самодвижной и никому не подвластной силы. Какового боготворящего и божественного, и невещественного рождения лишившись тем, что предпочел умопомышляемым и неявным тогда еще благам приятное и явственное для чувств, первый человек справедливо осуждается на непроизвольное, вещественное и тленное рождение, потому что Бог достойно рассудил добровольно предпочетшему лучшему худшее переменить и рождение со свободного, бесстрастного, произвольного и чистого на страстное и рабское, и вынужденное по подобию сущих на земле бессловесных и неразумных скотов, и вместо божественной и неизреченной чести [пребывания] с Богом воспринять ему бесчестное овеществление вместе с несмысленными скотами (Пс.48:3; Еккл.3:19). От сего восхотев освободить человека и снова возвести к божественному наследию, создавшее человеческое естество Слово воистину становится человеком от человеков и телесно без греха рождается ради человека, и, будучи по существу Богом и Божиим по естеству Сыном, крестится, ради нас добровольно принимая на Себя рождение в духовное усыновление, во отложение рождения от тел.

Итак, поскольку ради нас сотворивший нас и единый Отцу с Духом единобожественный и единославный Сын и Слово воистину становится из нас подобным нам человеком и телесно рождается без греха, и соизволяет воспринять ради нас рождение от крещения в духовное усыновление, являясь по естеству Богом, то поэтому и присоединил, как я думаю, учитель к воплощению рождение от крещения, чтобы оно помышлялось как [совершающееся] в отложение и разрешение рождения от тел. Ибо чего Адам добровольно лишившись (я имею в виду рождение от Духа в обожение), был осужден рождаться плотски во нетление, то по желанию [Своему], как Благой и Человеколюбивый в [самом даже] нашем падении, став человеком и добровольно осудив вместе с нами Себя Самого, Он, единственно свободный и безгрешный, и соизволивший родиться рождением от тел, в котором состояла сила нашего осуждения, таинственно в Духе исправил рождение, и, разрешив в Себе Самом ради нас узы плотского рождения, даде нам область посредством [совершающегося] по произволению рождения в Духе чадом Божиим – а не плоти и крови – «быти, верующим во Имя Его» (Ин.1:12). Итак, воплощение и прежде всего телесное рождение явилось для Господа последствием моего осуждения, а затем воспоследовало и упущенное [мною] рождение в Духе посредством крещения, [принятого Им] ради моего по благодати спасения и повторного призвания или – вернее сказать – воссоздания, когда Бог сочетал по отношению ко мне логос моего бытия и [логос] благобытия и упразднил соделанные мною разделение и пропасть между ними, и посредством сих мудро возвел к логосу приснобытия, в котором уже не существует для человека [возможности что-либо] претерпевать или устремляться [к чему-то], поскольку тогда конец домостроительства видимых [сущностей] в отношении стремления уже наступит посредством великого и всеобщего воскресения, рождающего человека в бессмертие неизменным в отношении [его] существования, ради коего [человека] естество видимых получило при сотворении бытие и вместе с коим по благодати примет [способность] не истлевать по [своей] сущности. Но если [вам] угодно, чтобы мы снова вкратце воспомянули значение сказанного, то перечислим. [Итак] мы имеем от тел рождение Спасителя нашего, мысленно разделяемое на предшествующий естеству логос и на ныне существующий в нас, согласно коему оно и совершилось, и также на природный логос сотворения и на тропос сотворения, а к тому же еще и на разные тропосы сотворения согласно сущности души и тела, а еще сверх того на бессемейное зачатие и нетленное рождение. Вам же принадлежит, как праведным судиям приведенных истолкований, выбрать [из них] лучшее.

Ибо и естество человеческое от начала составлено было для нового человека, и ум, и желание приготовлены были для него, и разум мы получили, чтобы познавать Христа, и желание, чтобы к Нему стремиться, память имеем, чтобы Его держать в ней, потому что и для творимых Он был первообразом. Ибо не ветхий для Нового, но Новый Адам для ветхого служит образцом. Ибо хотя и сказано, что Новый рожден по подобию ветхого, но только в отношении к тлению, которое тот начал, а Сей последовал, чтобы немощь естества уничтожить своим собственным врачевством, и чтобы, как говорит Павел: «пожерто было мертвенное животом» (2Кор.5:4).

Каким же образом, по самому естеству, ветхий Адам может быть первообразом для нас, когда мы знаем, что прежде него был Сей, у коего все перед очами прежде самого бытия, и как старейший служит подражанием второму, когда по Его виду и образу создан последний, но не прибыл таким, устремлен был к сему, но не достиг сего. Потому и закон принял тот, а сохранил Сей, и послушание требовалось от ветхого, а оказал его Новый, притом «даже до смерти, смерти же крестныя», – говорит Павел (Флп.2:8), и первый, очевидно, был преступником, несовершенно имея то, что надлежало иметь человеку, ибо закон не превышает природы и преступник его справедливо подлежит наказанию, а другой совершен был во всем. ...и [первый Адам] внес жизнь несовершенную, которая имела нужду в бесчисленных вспомоществованиях, а Сей соделался для людей Отцом совершеннейшей, то есть нетленной жизни, и природа человеческая от начала предназначена была к нетлению, а достигла его впоследствии в теле Спасителя, которое Он воскресил из мертвых в жизнь бессмертную, и потом соделался вождем бессмертия для рода человеческого, и словом сказать, истинного человека и совершенного в нравах, и жизни, и во всем прочем показал первый и единый Спаситель.

Если таков поистине предел человека, на который взирал Бог как на конечный, создал его, – разумею жизнь нетленную, – то и тело его было бы свободно от тления, и воля свободна от всякого греха, ибо тогда бы он был совершен сам по себе, когда бы творец сделал все, что почитал нужным для него, как и красота статуи окончательно устрояется рукой художника. Если же одному недоставало многого, чтобы быть совершенным, а другой совершен во всем, и людям даровал совершенство, и весь род человеческий привел в сообразность с собой, каким образом второй не будет образцом для первого, и как того не почесть первообразом, а сего созданным по нему? Всего неуместнее думать, что совершеннейшее из всего устроено по образцу несовершенного, и что худшее служит примером для лучшего, и слепые руководят видящими. Ибо не тому должно удивляться, что оно ранее по времени, но надлежит верить, что совершенное сие служит началом несовершенного, помышляя то, что и сначала для нужды человека многое приготовлено было заранее, и человек, мерило всего, уже после всех пришел на землю.

Сверх всего этого и естеством, и волей, и помыслами человек всегда стремится ко Христу, не ради божества только, которое составляет конец всего, но и ради другой природы, и Он, с одной стороны, прибежище человеческих желаний, с другой – наслаждение помыслов, и кроме Него иное что-либо любить, или об ином чем-либо рассуждать, – очевидно, есть опущение долга и уклонение от вложенного в душу от начала. А чтобы могли мы о Нем всегда иметь размышление и сию всегда имели ревность, Его, как главный предмет помыслов, должны мы призывать каждый час. И не приготовление к молитвам, не место, и не вопли нужны призывающим Его, ибо нет места, где не присутствовал и где не был бы с нами Тот, Который для низших Его ближе их собственного сердца. Потому и о молитвах весьма нужно верить, что Он исполнит их, и не сомневаться, так как мы злы нравами, но дерзать, потому что призываемый благ на безблагодатные и злые, так что не только не презирает Он прошения оскорбивших Его рабов, взывающих к Нему, но когда они еще не призывали Его и не говорили Ему никакого слова, Сам, сошедши на землю, первый призвал их. «Приидох, – сказал Он, – призвати грешники» (Мф.9:12–13); а Взывавший тогда, когда сего не хотели, каким будет, когда станут призывать Его? и если возлюбил Он, будучи ненавидим, как отринет, будучи любим нами? На сие указывая, Павел говорит: «аще врази бывше примирихомся Богу смертию сына Его, множае паче примирившеся, спасемся в животе его» (Рим.5:10). Посмотрим еще и на форму прошения, ибо просим мы не того, что прилично просить друзьям, но чего дозволено просить и оскорбителям, и виновным рабам, и особенно им. Ибо мы просим Бога не о том, чтобы Он увенчал или иную подобную даровал нам благодать, но чтобы помиловал нас. Помилования же, и прощения, и отпущения долга просить у человеколюбца, и прося, не с пустыми отходить руками, кому приличнее, если не виновным, ибо здоровые не имеют нужды во враче. Ибо если вообще указано людям воссылать к Богу глас, просящий помилования, то это есть голос людей, делающих то, за что нужно помилование, голос грешников. Будем же призывать Бога и языком, и волей, и помыслами, чтобы ко всему, чем согрешаем, приложить одно спасительное врачевство, ибо «несть, – сказано, – инаго имени, о немже подобает спастися нам» (Деян.4:5).

А для всего этого достаточен, и доставляет ревности силу, и изгоняет прирожденную душе леность, истинно укрепляющий сердце человека хлеб, который, снизойдя с неба, принес нам жизнь, насыщения которым всячески нужно желать, и вечеря сия постоянно приступающих к ней сохраняет от голода, и более должного не надлежит удерживать от сих таинств на том основании, что мы недостойны их, дабы не сделать душу более слабой и худшей всего, но приступая прежде к священникам с покаянием в грехах, надлежит пить очистительную кровь. Вообще же не столь много будем мы повинны, чтобы нам удалиться от священной трапезы, если только будем питать себя сими размышлениями. Ибо как вообще было бы не законно, когда бы кто, согрешая к смерти, дерзнул потом приступить к святыне, так тем, кои не болезнуют столь тяжко, не следует удаляться хлеба.

Поскольку некоторые образованные и притом занимающиеся священным богословием, читая в новоизданной книге «Невидимая брань» мое примечание о Госпоже Богородице, недоумевают: почему я сказал, что если, допустим, все люди и прочие творения сделались бы злыми, то одна Пресвятая Богородица могла бы удовлетворить Создателя, и почему я сказал, что весь духовный и чувственный мир был сотворен ради этого конца [или: цели], то есть ради Госпожи Богородицы, а Госпожа Богородица опять же – ради Господа нашего Иисуса Христа. Так вот, поскольку, говорю, некоторые по поводу этого недоумевают, я привожу здесь для разрешения их. недоумений краткую апологию.

...А на второе недоумение отвечаю, что не только весь мир, духовный и чувственный, был сотворен ради этого конца, то есть ради Госпожи Богородицы, а Госпожа Богородица опять же – ради Господа нашего Иисуса Христа, как об этом совершенно ясно и вполне очевидно свидетельствует мудрый и изрядный богослов Иосиф Вриенний, который говорит буквально следующее: «И если сказать кратко, конечной целью всего этого мира и всякого создания – всех стихий и всех родов, и всего рода нашего, и всякого человеческого племени всех веков, и всех пределов (их обитания), и цветом их является Госпожа Богородица, а прекраснейшим плодом (я говорю это о человеческом) – Сын Ее Единородный». Не только, говорю, это я утверждаю, но и то еще, что весь духовный и чувственный мир ради этого конца от века был предузнан и предопределен. Из чего это следует? Из следующих изречений. Ибо Божественные Писания свидетельствуют, что таинство воплощенного домостроительства Бога Слова есть начало всех путей Господних, что оно – прежде всех творений, и было предопределено прежде предопределения всех спасаемых. А свидетельствующие об этом изречения Писаний таковы: «Господь созда мя начало путий Своих в дела Своя; Прежде век основа мя» (Притч.8:22–23); «Иже есть образ Бога невидимаго, перворожден всея твари» (Кол.1:15). И обрати внимание, что не сказал он здесь просто «твари», но «всей твари» (то есть мира духовного и чувственного); и «Ихже... предустави сообразных быти образу Сына Своего, яко были Ему первородну во многих братиях» (Рим.8:29). Все это слова божественного Павла.

С Божественными Писаниями согласны и многие Святые Отцы. Ибо они, изъясняя упомянутые изречения: «Господь созда мя начало путий Своих и Перворожден всея твари», говорят, что понимать их следует в приложении к Иисусу Христу. Причем в отношении не Божества Его – ибо как Бог, будучи единосущным и совечным Отцу, Он не был ни сотворен Отцом, ни являлся первым из творений, как богохульствовал Арий, – а человечества, которое Бог прежде всякой другой вещи предузнал как начало божественных Своих и вечных определений ранее всех других творений. Отцы же эти – Афанасий Великий (Против ариан слова второе и четвертое), Кирилл Александрийский (Сокровищница, кн. 4, гл. 4, 6 и 8) и божественный Августин (Книга о Троице).

А что предопределение Христа есть начало предопределения всех спасаемых, и апостол, как мы сказали ранее, свидетельствует: «Ихже... предустави сообразных быти образу Сына Своего», и Экумений, толкуя его слова, подтверждает: «Каков, говорит, есть Сын Божий по природе после вочеловечения (то есть, очевидно, святой и безгрешный), такими и они стали по благодати; образом же Сына он называет домостроительство, и отсюда тело». Этот образ истолковывает как жизнь в святости и во всем непорочное жительство и Кирилл Александрийский у Экумения. Коресий же в своей книге о предопределении излагает эту истину более подробно.

А богоносный Максим в 60-м ответе на недоумения Фалассия говорит о божественном вочеловечении следующее: «Это есть великое и сокровенное таинство. Это есть Божественный конец, ради которого и возникло все [тварное бытие]. Это есть Божественная цель, задуманная [Богом] еще до начала сущих, которую мы определяем таким образом: она есть заранее продуманный [Богом] конец, ради которого существует все [тварные вещи], но который сам существует не ради какой-нибудь одной из них. Имея в виду этот конец, Бог и привел в бытие сущность [всех] сущих. Это есть в подлинном смысле слова предел Промысла, а также тех [тварей], о которых Он промышляет, – тот предел, согласно которому происходит возглавление в Боге [всех существ], созданных Им. Это есть объемлющее все века таинство, открывающее сверхбеспредельный и великий Совет Божий, бесконечно беспредельно предсуществующий векам, ангелом которого было Само сущностное Слово Божие, ставшее Человеком. Оно явило, если позволительно так сказать, самое глубинное основание Отеческой Благости и показало в Себе Конец, ради которого, как очевидно, твари и восприняли начало своего бытия». Слышишь ли, что все было предназначено, предопределено и получило бытие ради этого таинства, само же оно не было ни предназначено, ни предопределено, ни осуществлено для какого-либо иного конца?

Почти одинаково с богоносным Максимом богословствует и великий Григорий Солунский в беседе на праздник Светов, говоря дословно следующее: «Отец, вещая свыше относительно Крестившегося плотию: “Сей есть Сын Мой Возлюбленный, о Немже благоволих” (Мф.3:17), показал этим, что все прочее, что было раньше явлено чрез пророков, чрез законоположения, обещания, усыновления, – было несовершенным и было предписано, и совершалось не по непосредственной воле Божией, но имело цель в том, что ныне совершается, и в силу того, что ныне совершилось и оно пришло к своему завершению. И что говорю: законоположения, данные чрез пророков, обещания, усыновления, когда и сотворение мира с самого начала имело свою целеустремленность в Нем, Который долу как Сын Человеческий крещается, свыше же свидетельствуется как единый Сын Возлюбленный Божий, для Которого все и Которым все было создано, как говорит апостол. Следовательно, для Него было и от начала приведение в бытие человека, созданного по образу Божию, дабы он возмог когда-то вместить в себе Первообраз; и закон данный Богом в раю был ради Него: потому что Давший не дал бы его, если бы он вообще имел остаться неисполненным; и то, что после сего было возвещено и совершено Богом, можно сказать, все было сделано ради Него; и как прекрасно мог бы прибавить кто: и все сверхмирное, я имею в виду: ангельские существа и чины и сущие там законы, имели свою целеустремленность к этому, я имею в виду – Богомужному домостроительству, которому от начала и до конца они служили. Потому что “благоволение” это – непосредственная и благая и совершенная воля Божия: Он же – Единый, в Котором Его благоволение, и в Котором Отец почивает и совершенным образом угождается, “чуден Его Советник, велика совета Его ангел” (ср.: Ис.9:6), Сам послушествующий Своему Отцу и глаголющий и дарующий послушествующим жизнь вечную». Слышишь ли, что Бог для того сотворил человека по образу Своему, чтобы он через воплощение [Сына] мог вместить Первообраз? Потому и соединением духовного и чувственного миров, и обобщением, синтезом и венцом всех тварей создал Бог человека для той же цели, чтобы, соединившись с ним, соединиться со всеми творениями, и тогда соединятся во Христе создания небесные и земные, как говорит Павел, и Творец и творение станут едины по ипостаси, согласно богоносному Максиму. А что вочеловечение Бога было необходимо, свидетельствует божественный Кирилл Александрийский (в 17-й гл. Толкований на Матфея). <...> Но и божественный Августин в «Энхиридионе» (гл. 26) говорит, что для того и Бог воспринял тело, чтобы сделались блаженными душа и тело человека – душа в Его Божестве, а тело – в человечестве.

Я уже не говорю, что и чины ангелов имели нужду в воплощенном домостроительстве, не только для того, чтобы получить через него неизменяемость – ибо до этого, по мнению многих богословов, они его не имели, – но чтобы стать, благодаря ему, способными больше вместить и, следовательно, с большей ясностью приобщаться богоначальных осияний и таинств. Почему и сказал мудрый Феодорит, что ангелы после воплощения видят Бога не в подобии славы, как ранее, но в истинном и живом одеянии плоти. И поэтому Павел Христа (по человечеству) назвал главой всему, или, как пишет святой Иероним, над всею Церковью, то есть над ангелами и человечеством (см.: Еф.1:22). И Дионисий Ареопагит говорит об ангелах, что они «удостоены также общения с Иисусом, не в священных образах, образно отпечатлеющих Божественное подобие, но, как истинно близкие к Нему, чрез непосредственное участие в познании Божественных Его светов» (О Небесной иерархии, гл. 7). И святой Исаак сказал: «До пришествия Христа во плоти не было в их власти (то есть ангелов) проникать в эти тайны. Но когда воплотилось Слово, отверзлась им дверь в Иисусе» (Слово 84).

И проповедник Минятий совершенно ясно говорит об этом в Неделю пред Рождеством Христовым: «Великое таинство воплощенного домостроительства, поскольку является высочайшим, благороднейшим и совершеннейшим делом созидательной Божественной мудрости и силы, прежде всего другого было испытано и предуведено всепремудрым умом Бога. Прежде чем Бог предопределил творение – ангелов, людей или других каких созданий, – Он предопределил в Своем вечном Совете воплощение Божественного Слова. Поэтому воплощение Божественного Слова называется в Священном Писании “началом путей Господних”, а Само воплотившееся божественное Слово – “перворожденным всей твари”». А сказав вышеприведенное, он прибавляет: «И справедливо прежде всех дел было предопределено Богом воплощенное домостроительство, ибо святые богословы говорят, что воплощенное домостроительство более всех дел Божиих воздает Богу величайшую славу. Все люди и все ангелы вместе взятые не могут воздать Богу столько славы, сколько приносит Ему Богомужное Слово, Которое, беседуя об этом с безначальным Отцом, говорит: “Аз прославих Тя на земли”». Если же, согласно этому мудрому учителю, таинство воплощения было предузнано и предопределено прежде всякого другого творения, следовательно, оно является концом, ради которого предузнаны и предопределены все творения как предузнанные и предопределенные после него.

Но и Георгий Коресий в «Недоумениях» по поводу воплощенного домостроительства говорит, что Христос у Кирилла Александрийского (в его богословии) и других наставников называется совершенным концом дел Божиих. Если же Христос по человечеству называется совершенным концом дел Бога, а совершенство всякого дела бывает прежде в созерцании и познании, а затем в деянии и исполнении, согласно Аристотелю (Метафизика, 7-я гл.) и всем древним и новейшим метафизикам; следовательно, Христос по человечеству, как совершеннейший конец дел Бога, прежде всего прочего был созерцаем, предузнан и предопределен Богом, а затем произошло исполнение. Ибо все средства предсуществующим в уме концом формируются, как говорят философы. Затем, таинство воплощенного домостроительства называется Исаией древним советом Бога, ибо он говорит: «Господи Боже мой, прославлю Тя, воспою имя Твое, яко сотворил еси чудная дела, совет древний истинный» (Ис.25:1). Древним же это воление Бога названо как первое и начальное из всех других Его волений, ибо если бы было иное воление прежде него, то оно не было бы уже древним, но, скорее, называлось бы новейшим и последующим.

Но скажу и более возвышенное, более глубокое слово. Три [момента] есть в Боге: существо, ипостаси и энергия: энергия – более внешняя, ипостась – более сокровенная, а сущность – самая сокровенная. Ибо говорит Василий Великий: «Если энергии Бога к нам нисходят, то сущность Его остается неприступной». В соответствии с ними Бог от века воспринял три общие внутренние связи: Отец воспринял связь общения по существу с Сыном и с Духом Святым: Первого от века рождая, Второго же испуская. Ибо если бы совершенно безотносительным и абсолютным пребыл Бог, Он не имел бы ни Сына, ни Духа Святого, и не приобщил бы Их Своего существа, но, однако, единое по существу есть три. Он воспринял и связь ипостасного общения Сына с человечеством, ради которой предузнал и предопределил действительное с последним по плоти соединение. Ибо человечество, не имея собственной ипостаси, приобщилось ипостаси Сына, получив в Ней бытие. Восприял Бог (и особенно, Дух Святой, к Которому исключительно относят всю общую энергию блаженной Троицы) от века и связь общения по энергии со всеми тварями, ради чего Он предузнал и предопределил появление всех духовных и чувственных созданий. Ибо твари приобщались одной лишь энергии и силы Бога, а не ипостаси, или существа и природы, как посредством энергии и силы получившие бытие. А раз они таким образом были предузнаны, и поскольку [понятие] ипостаси глубже [понятия] энергии, то стало быть, связь по ипостаси глубже связи по энергии. Если же это так, то, следовательно, предузнание и предопределение человечества Бога Слова в отношении связи по ипостаси должно быть более глубоким, чем предузнание и предопределение других тварей в отношении связи по энергии. И если предузнание человечества Господа более глубоко, то ясно, что и по порядку оно старше и является причиной предузнания тварей. Поскольку и Божественная ипостась, на которой утверждается [упомянутая] связь и предузнание человечества, является причиной Божественной энергии, как единодушно утверждают все богословы, а на этой энергии утверждается [соответствующая] связь и предузнание всех тварей.

Присовокупим к сказанному и то, что почти теми же богоподобными и возвышенными эпитетами, которыми богословствует выше преподобный Максим, восхваляя таинство воплощенного домостроительства, прекраснейший среди песнописцев и проникновеннейший среди богословов Андрей Критский воспевает живоначальную и Богоприемную личность Пресвятой Богородицы как орудие, прямое средство и самую необходимую сопричину, без которой не могло совершиться такое великое таинство. Ибо как иначе он мог воспевать Ее, если не как Матерь Воплощенного Слова?! Вот как он богословствует о Ней во втором из трех Слов на Успение: «Следовательно, живоначально тело Богородицы, приявшее сию живоначальную полноту Божества; подобный первоначальной красоте образ; самый подходящий для Божественного воплощения материал; в малом мире мир великий приведшего мир из небытия к существованию. Сие пределом Заветов положил для нас Бог, сие есть откровение тайных глубин Божественной непостижимости, сия есть цель, предопределенная прежде века Творцом веков, сие есть венец Божественных пророчеств, сие есть неизреченный и превышающий познание совет Безначального о спасении человека» и прочее. Если Богородица этим богословом называется предопределенной Богом целью, а богоносный Максим, определяя выше предопределенную Богом цель, сказал, что она есть предопределенный Богом конец, следовательно, и Пресвятая Богородица не без оснований может быть названа предопределенным Богом концом, взирая на который Бог привел в бытие сущности тварей, то есть умный и чувственный мир. ...и это видно из результата. Ибо умный ангельский мир и чувственный мир людей благодаря Богородице удостоились один – неизменяемости в добре, а другой – познанию Бога, как свидетельствует об этом (во втором Слове на Рождество Богоматери) знаменитый среди учителей и богословов Иосиф Вриенний: «Иное (Бог) уготовил небо одушевленное и разумное, чтобы через него и людей к познанию Себя, и ангелов, еще не отпавших, к неизменности в добре учинить». И ныне Госпожа Богородица, как Матерь Бога стоящая сразу после Бога и несравненно превосходящая не только людей, но и самые высокие ангельские чины Херувимов и Серафимов, Сама раздает все богатство Божиих дарований и Божественных осияний всем – и ангелам, и человекам, как это согласно понимает вся Христова Церковь.

...Но почему богоносный Максим сказал выше, что ради таинства Божественного воплощения были произведены все твари, а само оно не ради какого-то конца произошло, в то время как Божественное Писание и другие богоносные Отцы ясно проповедуют, что это таинство имело своей целью воссоздание и спасение людей? Мне думается, что, поскольку, согласно утверждению метафизиков, одни вещи являются только средствами, но не целями, другие являются и средствами и завершениями одновременно, то есть для низшего – завершениями, а для высшего – средствами, а третьи являются только завершениями, но не средствами, которые и концами концов как все превосходящие называются. Поэтому и богоносный Максим говорит здесь, что таинство воплощения Бога Слова является только концом, но не средством как из всех дел Пресвятой Троицы самое высшее и возвышенное, и конец концов самый последний, ради которого все, а сам он не ради чего. Ибо что может быть выше соединения по ипостаси тварного и нетварного, хотя и оно, если посмотреть на это иначе, произошло ради воссоздания и спасения человека? И если говорить в общем, таинство Божественного воплощения есть начало, и средство, и конец всех тварей, и духовных, и чувственных, и смешанных. Оно есть начало всех тварей потому, что предведение и предопределение этого таинства стало началом и причиной предведения, предопределения и создания всех творений, по написанному: «Господь созда мя начало путий Своих и Перворожден всея твари», что говорится о Сыне и Слове, причем в отношении Его человечества, как мы сказали. И богоносный Максим в том же 60–м разрешении недоумений говорит: «Ибо через Христа или через таинство по Христу, все века и все, что в этих веках, приняли и начало, и конец своего бытия. Ведь еще до веков было продумано [Богом] соединение предела и беспредельности, меры и безмерности, края и бескрайности, Творца и твари, покоя и движения – то соединение, которое было явлено во Христе в конце времен и исполнило собой предведение Божие».

Средством же это таинство стало потому, что дало исполнение предведению Бога, как сказал ранее божественный Максим: оно даровало ангелам постоянство в добре и неподвижность на зло, как мы сказали выше, по божественному Григорию Солунскому, вместе с Иосифом Вриеннием и Никитой. А эту неподвижность ангелов на зло святитель Григорий Богослов в Слове на Пасху назвал спасением невидимого мира. И божественный Максим сказал, что для того было предопределено таинство вочеловечения, «чтобы окрест того, что является по своей сущности неподвижным, постоянно пребывали движущиеся по природе [вещи, однако пребывали], полностью выйдя из движения по отношению к самим себе и друг к другу», где и автор схолий на Максима говорит: «Благодаря соединению с Богом всех тех, которые изменяются для [обретения] неизменности». Оно даровало людям разрешение прародительского греха, дар Божественной благодати, нетление, бессмертие, неизменяемость, спасение и иные неисчислимые блага.

Это таинство есть и конец, поскольку и для ангелов, и для человеков, и для всего творения оно стало завершением, и обожением, и славой, и блаженством. И поскольку оно объединило собой небесных и земных и явилось единением по бытию Творца и тварей, славой безначального Отца, прославленного не одними только тварями, но Самим Сыном и Словом Его по существу, облекшимся в человеческое естество. Сей конец есть самый последний, и после него нет другого, более высшего конца, и ради него все, а сам он не ради чего, согласно изречению того же святого Максима: “Дабы, – говорит апостол, – пред именем Иисуса преклонилось всякое колено небесных, земных и преисподних, и всяк язык исповедал, что Господь Иисус Христос” (Флп.2:11). Почему это так и ради чего? Ради славы, говорю, Бога и Отца, “в славу Бога Отца”».

Таким образом, из сказанного можно сделать вывод, что непременно должно было осуществиться таинство вочеловечения, первой, основной и в собственном смысле этого слова причиной чего было то, что таинство это было первоначальным изволением Бога, как мы сказали вместе со святителем Григорием Солунским, основной побудительной причиной имея бескрайнюю, сущностную и всякое благо превосходящую благость Божию, или даже самую последнюю глубину Отеческой Благости, как сказал богоносный Максим; второй же причиной было то, что оно было необходимо для всех тварных существ, духовных и чувственных, как их начало, средство и конец, как было показано.

Я думаю, что этого немногого достаточно для оправдания перед благоразумными судьями и читателями названного моего примечания о Госпоже Богородице, которых я и прошу не клеветать на меня несправедливо, ибо не по своему мнению и разумению я написал это, но следуя мнению упомянутых богословов. Если же некоторые, движимые пристрастием (чего я не хотел бы думать), осуждают меня, пусть уж тогда осуждают богоносного Максима, Григория Солунского (Паламу), великого Андрея (Критского) и прочих, у которых я взял эти мысли.