II. Первый период пророческого служения в израильском царстве

Библейские сведения о пророческом служении в десятиколенном царстве, при первых царствующих в нём династиях вплоть до вступления на израильский трон Ахава, кратки, отрывочны и скудны. По историческим книгам ветхозаветного канона мы не видим еще той непрерывной и широкой общественной деятельности пророков, какая отмечает следующую эпоху их служения. Но и теперь мы нередко встречаем пророков, безбоязненно держащих знамя своего служения и не преклоняющихся перед мирской силой. Уже теперь можно предвидеть тот характер, какой примет пророческое служение в этом царстве. Пророки и теперь принимают живое участие в обстоятельствах своего времени, стараются руководить царями и указывают им закон, какого они должны держаться, а при уклонениях от него царей возвышают против них свой обличительный голос.

Начало пророческого служения в десятиколенном царстве совпадает с самим возникновением последнего. Деятельность первого израильского пророка Ахии стоит на самом рубеже разделения Еврейского царства и первая, известная по Библии (3Цар.11:29), встреча его с Иеровоамом составляет первый момент пророческого служения, который касается имеющего возникнуть в ближайшем будущем десятиколенного царства. Издавна подготовлявшееся естественным путем разделение одного царства избранного народа Божия совпало, наконец, с планами божественного промышления о наказании дома Давидова через отнятие от него десяти колен (3Цар.11:39); первоначальное неясное брожение среди народа, недовольного Соломоновым царствованием, созрело в решимость его к восстанию; приискан и глава для восстания, составлен к этому и замысел, и разделение одного народа на две неравные части уже существует внутри его, не обнаруживаясь пока вовне фактически. Скорое отделение десяти колен от дома Давидова уже неминуемо, и тут-то происходит встреча пророка Ахии с Иеровоамом, и пророк по божественному внушению начертывает Иеровоаму план его будущей деятельности в звании царя израильского, которого он должен неуклонно держаться, если желает сохранить за собою царство. На этом основании мы и начинаем свое изображение пророческого служения с первой встречи пророка Ахии с Иеровоамом.

Когда недовольство народа царствованием Соломона выросло до размеров враждебных начинаний против Соломона, когда явился в лице Иеровоама человек, на котором все недовольные могли сосредоточить свои надежды, и уже вышел из города с целью предпринять восстание, тогда встречается с ним пророк Ахия и решительно возвещает ему божественное предназначите, чтобы дать понять ему, что он только орудие гнева Божия на уклонившегося от закона Иеговы царя, но допущен быть главою народа, – что он должен помнить закон Божий и не забывать, что счастье владык земных находится всецело в руке Божией. Свои слова пророк подкрепляет символическим действием. Разорвавши бывшую на нем новую одежду на двенадцать частей, он дает десять из них Иеровоаму в знак даруемой ему от Бога власти, присовокупив: «так говорит Господь Бог Израилев: вот Я исторгаю царство из руки Соломоновой и даю тебе десять колен» (3Цар.11:31). Значение символического действия объяснено самим пророком. Новая одежда Ахии означала целое и политически могущественное царство, которое должно было раздробиться. В данном поступке пророк Ахия стоит в таком же отношении к Иеровоаму и Соломону, в каком некогда стоял Самуил к Давиду и Саулу. В своей речи пророк уясняет Иеровоаму, что разделение должно наступить только по смерти Соломона (3Цар.11:35), – и только в том случае, если Иеровоам, как раньше Давид, будет ходить во всех заповедях и постановлениях Иеговы и не будет подобен Соломону, он сохранит царство за своим домом; семя же Давида хотя и будет унижено, но не вечно (3Цар.11:37–39). Довольно важно здесь и то обстоятельство, что Ахия встретил Иеровоама на поле, когда Иеровоам хотел уже восстать против законного царя, и они были «только двое» (3Цар.11:29). Возвещение Ахии не было таким образом предназначено для всеобщего сведения¹³⁹, и в этом для Иеровоама было указание – не поднимать возмущения тотчас, но ожидать спокойно и смиренно, пока Господу будет угодно исполнить возвещенное ему решение через совпадение обстоятельств. Само обетование пророком царства не давало Иеровоаму права возмущаться против существующего законного царя; оно должно было только возвышать его дух и поощрять на дела, достойные будущего царя. О пути, которым Иеровоам мог бы достигнуть царства, пророком ничего не сказано, но тем более Иеровоам мог бы проявить свою веру в слово Божие, особенно, когда ему в поведении Давида, после избрания последнего на царство, был указан путь, который он мог и должен был избрать. Давид гораздо больше имел оснований восстать против Саула, потому что этот последний преследовал его, и однако, он терпеливо ожидал божественного указания, не захватывая самовольно власти. Иначе поступил Иеровоам: укрепленный лишь в своем намерении пророческим возвещением, он немедленно поднял руку на Соломона; но последний был настолько силен, что Иеровоам не мог ему противиться и принужден был спасать свою жизнь за пределами своего отечества, и только по смерти Соломона, вызванный из Египта своими единомышленниками, произвел отделение десяти колен от дома Давидова и образовал новое царство.

Иеровоаму и его народу, по отделении от законной Давидовой династии, оставалось решить: исполнять ли планы Божии по намерению самого Господа, или по собственному своеволию, – служить ли строгими, но праведными судиями над домом Давида, или быть исполненными насилия законопреступниками, действующими лишь по собственным целям и вовсе не принимающими в соображение воли Божией. Решение не заставило себя долго ждать.

Иеровоам не замедлил уклониться от указаний пророка. Вместо выполнения той цели, которая ясно была указана ему пророком при обетовании царства, вместо охранения последнего от проникающего в него идолослужения, он всецело заботится об упрочении своего могущества и оснований постоянной династии – чисто внешними средствами, строит и укрепляет города, – занятый приисканием укрепленной и безопасной столицы меняет один город за другим (Сихем, Ненуэл и Фирца последовательно становятся его резиденциями), – ведет постоянные войны с иудейским царством (3Цар.15:7) с целью упрочить свое преобладание над ним. Поставив своей задачей победить внутренние волнения в своем государстве, он в тоже время принужден был железной рукою удерживать под своей властью иноземные народы, стремившиеся освободиться из под власти Израиля, а эти стремления облегчались для них политикой Иеровоама, направленной на подчинение иудейского царства.

Скоро обнаружилось, что достаточно было и малого времени, чтобы многие из лучших граждан убедились, что они обманулись в своих ожиданиях лучшего царя, чем был Соломон. Изменившееся настроение народа тот час сказалось тем, что он в большом количестве опять начал посещать Иерусалим (3Цар.12:26; 2Пар.11:16) с целями религиозными. Положим, нельзя не признать, что гражданская взаимная ненависть колен не должна была необходимо обращаться и в религиозную, и хождение граждан нового царства в Иерусалим с религиозными целями могло представляться делом естественным, – но если Иеровоам выразил опасение относительно возможности нового политического объединения колен, с которым должно было пасть и его царство, то, по всему вероятию, он имел основания к этому опасению в настроении народа, едва ли скрываемом последним. Опасения его за прочность своего царства вызвали его религиозную реформу, обратившую политическое разделение в постоянное и непримиримое, определившую новое состояние теократии в израильском царстве и составившую предмет упорной борьбы со стороны пророков.

Не имея веры в обетование Божие, надежды на Бога, послушания Его слову, Иеровоам ищет спасения в мнимой государственной мудрости, орудием которой в его руках становится религия. Он снова оживляет древнюю склонность народа к почитанию Иеговы под образом: в Вефиле и Дане, двух крайних пределах своего государства, он поставляет двух золотых тельцов, учредив для них особые святилища. Побуждения у Иеровоама при этом учреждении им нового культа, как видно из 3Цар.12:26,27., были чисто политического характера. Не из религиозного убеждения, не для уничтожения возможных злоупотреблений, не ради Бога и совести, но ради себя самого, чтобы себе и своей династии упрочить господство над новообразованным государством, он завел свои религиозные порядки, опасаясь, что при тожестве религиозных оснований политическое разделение не будет прочно. В виду этого он и придумал такие изменения в религии, от которых он всего больше мог ожидать успеха. Этой своей религиозной реформой Иеровоам стал на ту дурную дорогу (3Цар.13:33), по которой шли все последующие израильские цари, разделявшие «грехи Иеровоама», понесшие за это тяжкое наказание и погубившие царство. Что же это за новый культ, поставленный в тяжкую вину первому царю и вызвавший против себя упорную борьбу израильских пророков? Точная характеристика его тем более необходима, что им главным образом определялась деятельность пророков первого и последнего периодов существования израильского царства.

Ссылка Иеровоама при поставлении им тельцов на слова Аарона при подобном же случае у Синая (Исх.32:4; 3Цар.12:28) приводит нас к мысли, что тельцы, поставленные Иеровоамом, несомненно, были подобны тельцу времен Аарона. Иеровоам, вводя служение тельцам, несомненно, имел в виду не египетский культ, а присинайское богослужение.

Из указания Иеровоама на это последнее достаточно видно, что новое богослужение не было почитанием и призванием египетских богов, а что под образом тельца почитался тот же Иегова, как было и до разделения. В этом убеждает нас и выбор мест для поставления тельцов. Избраны не новые, ничем неизвестные, или известные по языческим преданиям, места, а Вефиль и Дан. В первом Бог являлся патриарху Иакову во сне, здесь же поставлен в жертвенник Богу патриархом и место явления названо домом Божиим (Быт.28:19,22; 35:7). Во втором – во время судей был поставлен истукан, при котором Ионафан, сын Гирсона, сам и сыновья его были священниками (Суд.18:30)¹⁴⁰. Правда, позднейший дееписатель кроме тельцов упоминает еще и козлов, которых будто бы сделал Иеровоам (2Пар.11:15), но о культе козлов в северном царстве еврейская история ничего не знает¹⁴¹. Быть может здесь тельцы названы козлами в несобственном смысле, а козлов – символов иных богов, бесспорно, там не было. И пророки, позже действовавшие в Израиле, говорят, что в Вефиле перед тельцом клялись именем Иеговы (Ос.4:15), равно как в Дане перед ним же возглашали: жив бог твой, Дан! (Ам.8:14). Таким образом, несомненно, – новое богослужение было восстановлением древнего ложного присинайского служения, а что теперь были сделаны два тельца, а не один, это, по всему вероятию, может быть объяснено отдаленным положением северных колен от Вефиля, а не позднейшим заимствованием символов из Египта, где и ранее времен Аарона были почитаемы два быка, хотя уже при Синае мы видим одного тельца (Исх.32:4).

Символ – телец, как символ царственного господства и божественной крепости, сам по себе не заключал ничего, противного монотеистическому принципу. Но так как для неразвитого сознания древнего человека близка была опасность смешать и уравнять символ с воплощаемой им идеей, то второй заповедью десятословия было, безусловно запрещено всякое изображение Бога под каким бы то ни было символом (Исх.20:4,5). Поэтому-то и поступок Иеровоама был решительным и прямым нарушением заповеди Моисея. Он уничтожил тот духовный элемент в религии, который делал израильскую религию единственной в тогдашнем мире, и положил начало дальнейшей порчи религии в своем государстве. Чем мог объяснять Иеровоам свой поступок, нарушая ясную заповедь закона, мы не знаем; по всему вероятию, это было для него второстепенным вопросом, «а извращать смысл закона в угоду своему произволу – это старое искусство»¹⁴². Одновременно с нарушением одной заповеди Иеровоам приступил и другую – о единстве места поклонения Иегове для всего народа (Втор.12:13–14; ср. Втор.12:5,11). Взамен Иерусалимского храма – дома Иеговы – Иеровоам устроил для своего нового богослужения новое «капище на высоте» (3Цар.12:31), хотя едва ли это был «блестящий храм (в Вефиле) по хананейскому образцу», как это думает Эвальд»¹⁴³. Что именно в Вефиле и Дане были устроены «домы высот», об этом не говорит священный дееписатель, но это предполагается само собою, так как «тельцы» едва ли стояли под открытым небом; кроме того, пророк Осия упоминает о «доме Бога Ефремова», т.е. о храме тельцов (Ос.9:8), – затем о храмах в Вефиле и Дане упоминает и пророк Амос (Ам.2:8; 7:9). Амасия, вефильский первосвященник, называет Вефильский храм святынею царя, т.е. святилищем, устроенным царем Иеровоамом (Ам.7:13).

Преследуя политические цели в религии, Иеровоам встретил сильное противодействие своим нововведениям со стороны левитов, а потому, отставив их от священства (2Пар.11:14; 13:9), он основал новое священство из всего народа, которое не было из сынов Левия, а из всех тех, кто имел к тому охоту (3Цар.12:31; 13:33). Очевидно, эта мера была вынужденная, так как члены священнического колена ничем не могли быть привлечены к новому культу и согласились скорее перейти в южное царство, нежели, пользуясь влиянием и довольством, быть служителями новой религии. Из прочих распоряжений Иеровоама в области религии мы знаем еще, что он установил праздник в восьмой месяц, в пятнадцатый день его, перенеся на него праздник кущей с седьмого месяца. Этой мерой он имел в виду разорвать религиозное единение между севером и югом – под тем благовидным предлогом, что на севере царства уборка с полей оканчивалась месяцем позже, чем на юге.

Упоминанием о тельцах, высотах, священниках и празднике кущей ограничиваются известия, сообщаемые священным дееписателем о новой религии, введенной Иеровоамом. Не смотря на краткость этих сведений, не трудно видеть, что Иеровоам старался удержать почитание Иеговы, насколько было возможно, именно в том виде, как оно было определено Моисеевым законом. Более подробные сведения о характере Вефильского культа мы находим у позднейших израильских пророков. Так, у пророка Осии мы читаем такую угрозу Израилю от лица Иеговы: «прекращу всякое веселие, праздники, и новомесячия, и субботы, и все торжества» (Ос.2:11). Так как пророк, предрекая прекращение праздников, весьма вероятно имел в виду все праздники, то можно думать, что законы Моисея о праздниках Иегове (Лев.23; Числ.28) имели полное действие и при служении тельцам. В другом месте пророк говорит: «что вы будете делать в день торжества и в день праздника Господня» (Ос.9:5)?, указывав тем на соблюдение израильтянами праздников; на праздник кущей в частности указывает и Ос.12:9. Еще выразительнее о действии закона Моисеева относительно праздников среди поклонников тельца говорит пророк Амос (Ам.8:5–6,10). И вообще, частое упоминание пророков о праздниках свидетельствует, что закон Моисея у поклонников тельца строго исполнялся. Исполненное укоризны изображение пророком Амосом чисто внешнего соблюдения праздников его современниками (Ам.4:4,5) показывает, что израильтяне были иногда слишком ревностны в соблюдении праздников. Далее, пророческие обличения указывают на практическое применение среди Израиля законов о десятинах, исполняемых с ревностью, достойной лучшей участи, – об обилии хлебных приношений на жертвенник с целью умилостивить Бога (Ам.4:4,5; ср. Ос.9:4), о добровольных приношениях, в религиозной ревности возводимых израильтянами в обязательный для всех закон. – Уже на основании сказанного можно видеть, что новый культ в северном царстве был соблюдаем согласно с законом Моисея, а многие частные указания пророков дают возможность видеть широкую распространенность в израильском царстве закона, определявшего весьма многие частные обстоятельства богослужебной и религиозной жизни Израиля. В обстоятельствах гражданской жизни израильтяне – в пору существования служения тельцам – так же не отрешались совершенно от основ закона Моисеева – относительно, например, прокаженных (4Цар.5:27; 7:3), о пище (Ос.9:34), о должниках (4Цар.4:1), относительно торговли (Ам.8:5–6), земельного имущества (3Цар.21:2,3), – законов в судебных процессах (3Цар.21:10,13) и пр.

Но если и новое богослужение и богослужебные формы вращались в пределах Моисеева закона, то в чем же заключается гибельность и вред этого богослужения, почему так тяжка вина основателя его?

Это богослужение вызвало потемнение религиозной идеи среди Израиля, нередко переходившее в языческое представление о Боге. Внешнее выражение идеи Иеговы под образом тельца должно было породить представления о Нем, недостойные единого, духовного, высочайшего по своим совершенствам Бога. Его нравственные совершенства, существенно отличавшие Его от языческих богов, оставались в тени для народного сознания, и только одна сторона Его бытия, Его сила, выступила вперед, т.е. то, что составляло существеннейшую сторону языческого представления о Боге. Далее, служение тельцам было средним примирительным путем сделок между истинным и ложным богопочтением. По вине Иеровоама был скоро совершенно искажен закон, требовавший безраздельного почитания одного только Иеговы, его реформой был указан греховный путь Ефрему, идя которым он скорее Иуды исполнил меру беззакония и понес наказание рассеяния, которым угрожал Моисей за отступление от Иеговы.

Как отнеслись к нововведению Иеровоама священники и левиты, мы уже отчасти упомянули выше: они оставили даже владения своих отцов и ушли в царство Ровоама искать поддержки, предвидя весь тот вред, какой должна была принести реформа, не говоря уже о невозможности для них согласиться с этим прямым нарушением закона. Но не менее чуткими к этому искажению древней религии оказались и весьма многие из народа: многие лучшие израильтяне в большом количестве переселились в иудейское царство, предоставив своим соотечественникам пожинать плоды произведенной царем религиозной реформы. Другие благочестивые израильтяне, не переселяясь на постоянное жительство в Иудею, продолжали ходить в Иерусалим, чтобы приносить жертвы Господу, Богу отцов своих (2Пар.11:14–16). Остальной же народ, в своем большинства, был даже доволен тем, что его Бог Иегова таким образом становится ближе к нему и доступнее (3Цар.12:30). Но зато тем сильнее оказали свое противодействие реформе царя пророки. Они не могли не видеть того, что почитанием тельцов широко отворяются ворота чистому язычеству и что само почитание это есть идолопоклонство.      

Священный дееписатель передает два весьма знаменательных факта борьбы пророков с нечестием Иеровоама еще при его жизни. Глубоко нечестивое отпадение Иеровоама от Иеговы не могло остаться без открытого и серьезного вразумления его, и Богу угодно было публично и для большего удостоверения народа – чудесными знамениями обличить грех Иеровоама через своих пророков. Весьма вероятно, что именно при первом торжественном жертвоприношении на новом жертвеннике¹⁴⁴ в Вефиле внезапно является пророк из царства иудейского. Не обращая внимания на царя и народ, он обращается к жертвеннику и произносит пророчество, что из племени Давидова родится царь Иосия, который заколет на нем непризванных жрецов и для осквернения жертвенника кости умерших сожжет на нем. В подтверждение его слов жертвенник разрушился, и пепел на нем рассыпался. Иеровоам велел схватить пророка, но тотчас рука, протянутая им при повелении, иссохла и когда она, по молитве пророка, исцелилась, Иеровоам, пораженный чудом, просил человека Божия зайти к нему для принятия пищи, – но пророк, исполняя повеление Божие, быстро удалился, не возвращаясь даже прежней дорогой. Другой пророк, живший в Вефиле, узнав от своих сыновей о чуде человека Божия, поспешил догнать его и, обманувши его явлением ангела, повелевшего будто бы возвратить пророка иудейского, пригласил его к себе вкусить хлеба. Но во время обеда Вефильский пророк, по вдохновению свыше, произнес божественный суд иудейскому пророку за его отступление от заповеди Иеговы, и этот суд не замедлил совершиться над ним по отправлении его из Вефиля: лев на пути умертвил преступного иудейского пророка. Узнавши о смерти человека Божия, Вефильский пророк похоронил его, достойно оплакавши, и завещал сыновьям своим похоронить и себя подле несчастного человека Божия (3Цар.13).

Характерны особенности явления иудейского пророка для его миссии. Внезапность и быстрота его появления и затем исчезновения рассчитаны на силу впечатления от его смелого слова, которая могла бы сглаживаться вниманием к его личности при более продолжительном пребывании его среди народа. Его личность должна была исчезнуть, чтобы мысли всех были направлены только на Господа и Его слово. Вместе с тем быстрота исполнения им божественного поручения должна была указать народу и царю и на важность того дела, которое привело его из Иудеи, и достойный пример послушания божественным заповедям. Далее, к слову пророк прибавляет дело, как залог верности своего предсказания. Разрушение жертвенника, совершившееся по его слову, должно было служить ручательством и за несомненное исполнение его предсказания в целом объеме, а равно свидетельствовало о его божественном посланничестве, обязывающем царя и народ к беспрекословному послушанию его слову. Пророк, затем, имел божественное повеление не заходить никуда, не вкушать пищи и даже не возвращаться прежней дорогой. Еда и питье, равно как и вообще сидение с кем-либо за одним столом, есть знак теснейшего общения с ним. Человек Божий, призванный к тому, чтобы возвестить отпадшим от Иеговы через слово и дело суд Божий, должен был избегать всякого общения с ними, потому что это стояло бы в полном противоречии с его миссией. Он должен был показать, что жители Вефиля до того заражены грехом идолослужения, что с ними не возможно общение пищи и питья. Таким образом, зашедши к Вефильскому пророку, он преступил более чем простую заповедь о пище. Наказание же иудейского пророка послужило новым подтверждением его божественного посланничества¹⁴⁵.

Явление иудейского пророка в Вефиле и грозные слова его не оказали надлежащего действия на Иеровоама; политические соображения были для него важнее, чем предостережения пророков. Потому, несколько спустя после описанного происшествия, представился пророкам случай возвестить Иеровоаму новое грозное определение Божие. Любимейший и подававший большие надежды сын Иеровоама Авия тяжко занемог. Не зная никаких средств помочь горю, царь вспомнил о пророке, который возвестил ему некогда царство и к которому он в глубине души всегда чувствовал глубокое уважение. Но пророк, уже слепой от старости, жил в Силоме, прервавши с царем всякие сношения по поводу его отступничества от Иеговы. Царь, не выполнивший условий, предложенных ему пророком, не решился лично обратиться к пророку, а попытался тайком вынудить ответ Ахии и с этой целью посылает к нему свою жену, приказав ей переодеться, чтобы пророк не узнал, от кого посольство. Но пророк по откровению узнал, что это жена Иеровоама, обличил перед нею царя за его отступничество от истинного богопочтения, предсказал время смерти сына и полную погибель всего дома, так что из всего дома Иеровоамова только один этот сын удостоился приличного погребения; предсказал также, что скоро явится новый искатель престола, который истребит весь дом Иеровоама. Но и этого мало: сам народ за поклонение идолам и за учреждение священных дубрав будет колебаться, как тростник на воде (намек на волнения в народе) и наконец, будет развеян по ту сторону Евфрата. Предсказание о смерти сына Иеровоамова исполнилось в точности: он умер едва лишь мать возвратилась от пророка (3Цар.14:1–18).

В этом обличении пророком Ахией Иеровоама мы видим новое доказательство того, как при религиозном падении Израиля Иегова открывает пророкам все новые случаи к возвещению своей воли. Все священники удалились из страны по влиянию царской власти, но она бессильна запретить обличение хотя бы одному истинному пророку, которому Бог повелевает говорить. Это последнее обличение Иеровоаму должно было быть для него особенно страшным: вызванный им себе божественный приговор шел из уст пророка, возвестившего ему некогда царство, а из исполнения первого возвещения Иеровоам мог заключать о необходимом исполнении и этого приговора. Если он еще мог сомневаться во всяком другом пророческом возвещении, даже в том, которое было запечатлено чудесными знамениями при совершаемом им самим богослужении в Вефиле, то в данном случае сомнение было невозможно.

Что наиболее замечательно в речи пр. Ахии, это определенное возвещение наказаний Израилю пленом – и выселение его по ту сторону Евфрата. Преступление Иеровоама, введшего Израиля в грех, должно было по смыслу пророчества навлечь наказание не только на его дом, но и на весь народ, тем более, что и последний не был неповинен в нечестии своего царя: без согласия народа предприятие Иеровоама едва ли имело бы успех. Таким образом, большая часть вины падает и на народ, хотя Иеровоам остается главным виновником и обольстителем народа. Далее, из речи Ахии мы видим и то великое уважение, каким пользовался пророк у царя, который оставляет пророка ненаказанным, – а равно упорство Иеровоама, до того закосневшего в своем нечестии, что пророк не видит возможности улучшений и при преемниках из его дома и возвещает последнему истребление. Вместе с тем, своим пророческим взором Ахия провидит и неуничтожимость зла в будущем и возможные следствия незаконного богослужения и называет его уже прямо идолослужением.

Как грехи Иеровоама были типом грехов всех последующих царей и всего царства израильского, так и последнее пророческое возвещение Ахии было типом всех последующих пророчеств, касающихся этого царства, – оно образует основный тон, звучащий во всех последующих пророческих обличениях (3Цар.16:4; 21:23; 22:28; 4Цар.9:36..., затем Амос и Осия в весьма многих местах своих книг).

Из двадцатидвухлетнего (3Цар.14:20) правления Иеровоама I священный дееписатель отмечает только такие действия, которые указывают на отпадение его от закона, т.е. «грехи», и опускает деятельность его, как умного и сильного правителя, его войны и проч., потому что для истории теократии все прочее отступает на задний план сравнительно с «грехами», характеризующими направление его царствования. Умерший естественной смертью, он погребен с подобающей честью. Относительно заместившего его на троне сына его Навата известно только то, что «он делал негодное пред очами Господа, ходил путем отца своего и во грехах его» (3Цар.15:26), – т.е. во всем держался религиозной политики своего отца. Во время неудачной войны с филистимлянами он был убит одним из своих полководцев Ваасой при осаде города Гавафона, процарствовавши только два года (3Цар.15:25,27). С его насильственной смертью связано истребление и всего дома Иеровоама, – и таким образом исполнилось пророчество, произнесенное на дом Иеровоама пророком Ахией. Итак, виновник двойного отпадения Израиля – от Бога и от дома Давидова – посеял те семена, исход которых погубил его дом. Как Иеровоам не старался насадить в своем народе семян нравственности и страха Божия, а дал ему только пример счастливого восстания, так обратилось теперь восстание против его же сына.

С Ваасой начинается новая династия на израильском троне. Мы не имеем свидетельств в пользу того, чтобы этот храбрый полководец (3Цар.16:5), подобно Иеровоаму, получил пророческое возвещение о царстве, которое послужило бы прямым или косвенным основанием к его восстанию. Правда, недовольство пророков домом Иеровоама и пророчество о его гибели может быть и имели влияние на его восстание, но едва ли Вааса восстал по причине недовольства военными действиями Иеровоама и притом с целью вести их лучше. Эвальд соединяет обе эти причины, когда говорит о низвержении дома Иеровоама: «главной причиной восстания Ваасы было то, что дом Иеровоамов, при всё возраставшем недовольстве им пророков, не мог осилить царства иудейского и других врагов»¹⁴⁶.

О 24-х летнем (3Цар.15:33) его правлении сохранилось очень мало сведений, но насколько известно из всего хода истории этого царства и из краткого изображения жизни Ваасы, он вовсе не руководился иными правилами, а тем более лучшими, чем его предшественники – относительно того, что всегда было главным делом в царстве Иеговы, – относительно религии. Краткие известия о нем отмечают его, как человека властолюбивого, грубого и склонного к насилию. Восстание его произошло не из-за уничтожения грехов Иеровоама, к которым и он был привязан вопреки увещаниям пророков. Поднимая восстание из властолюбия, он считал необходимыми и «грехи» Иеровоама, а как грубый солдат – и вовсе не заботился о религии. Он – первый царственный убийца, положивший начало всем последующим отношениям в царской власти со стороны народа. Несколько определённее сообщает священный дееписатель, как это особенно видно из его упоминания о предприятиях Ваасы относительно Рамы (3Цар.15:17), о его непримиримой ненависти в иудейскому царству, в борьбе с которым он видел призвание и цель своего царствования. Но судьба царства при его правлении не улучшилась: то зло, которое тесно связано с самим возникновением десятиколенного царства, при Ваасе гораздо сильнее проникало в государство. Затруднения, опасности и слабость царства возрастали, а Вааса, вместо того чтобы править лучше, продолжал следовать политике Иеровоама и так же, как и Иеровоам, не мог основать прочной династии. Ведя постоянные войны с царством иудейским и задавшись целью прекратить сношения своих подданных с Иерусалимом, он в то же время подвергает опасности свое государство со стороны северо-восточных народов, которые овладевают областями по обеим сторонам верховьев Иордана (3Цар.15:20).

Продолжая ходить во грехах Иеровоама и поддерживая служение тельцам, Вааса не остался без предостережений и обличений за свое нечестие. Сильный пророческий дух не угас в Израиле, восполняясь и подкрепляясь по временам пророческими голосами, шедшими из Иудеи. Это мы видим и при Ваасе. Ииуй, сын Анании, пророк Иудейский (ср. 2Пар.19:2)¹⁴⁷, получил божественное повеление, подобное тому, какое прежде получил пророк Ахия по отношению к Иеровоаму, – возвестить проклятие Божие царю и истребление дому Ваасы за то, что он, возвышенный Богом «из праха» на трон израильский, поступал по путям Иеровоама (3Цар.16:1–4). Как и тот не названный иудейский пророк, который являлся для обличения Иеровоама (3Цар.13), Ииуй исполнил божественное повеление устно, а не письменно, причем весь тон и образ его речи подобны речи Ахии к Иеровоаму. – Таким образом, если критики утверждают, что древнейшие пророки вовсе не порицали служения тельцам в Израиле, то уже отсюда, из отношения пророка Ииуя к Ваасе и покровительствуемому им служению тельцам, – отношения, не затрудняемого противодействием израильских пророков и составляющего как бы продолжение пророческой борьбы, описанной в 3Цар.13 и 3Цар.14, должно признать, что обличения против вефильского святилища и ложного богослужения со стороны пророков обоих царств, – сильные и настойчивые, не были явлениями редкими и исключительными.

Неизвестно, какое впечатление произвела речь пророка Ииуя на Ваасу, но достоверно то, что она не вызвала никакого улучшения в религиозной политике Ваасы. Однако он удержался на престоле до своей смерти и, процарствовавши 24 года, погребен в Фирце. Пророческая угроза исполнилась над домом Ваасы при его преемнике Иле, процарствовавшем только два года (3Цар.16:8). Замврий, начальствовавший над половиной царской конницы, составил заговор и убил царя в то время, как он пировал в доме Арсы, своего домоправители. Он истребил не только всех членов царствующего дома и родственников его, но и приверженцев и друзей, – и сам удержался на троне всего лишь сем дней и сжег себя во дворце в Фирце, чтобы не отдаться новому похитителю трона Амврию. Таким образом, Замврий восстал лишь для приведения в исполнение угрозы на дом Ваасы (3Цар.16:9–20).

О деятельности пророков во времена первых преемников Иеровоама в исторических книгах Ветхого Завета нет более речи. Краткими известиями о деятельности Ахии, не названных поименно – вефильского и иудейского пророков и пророка Ииуя ограничиваются все известия о пророческом служении в израильском царстве вплоть до времени Ахава и его современника пророка Илии. Повествования книг Царств и Паралипоменон быстро проходят это время, не сообщая подробных сведений ни о царях, ни о пророках, и если мы из появления многочисленных пророков со времени Илии, равно как и из отдельных замечаний священных книг (например 3Цар.18:13), можем заключать, что и раньше в пророках и их возвещениях не было недостатка, то все же едва ли можно предположить за это время столь широкую и многообразную деятельность пророков, какою она становится, в силу обстоятельств, при династии Амврия, поставившей в критическое положение дело теократии в Израиле и стремившейся уничтожить те духовные преимущества избранного народа, которые составляли его славу, силу и отличие среди языческих народов. Пока зло, вводимое и поддерживаемое израильскими царями, еще не отравило вполне, подобно яду, здоровых соков нации и пока в последней еще оставалось много достойных представителей, непоколебимых исповедников Иеговы, хранивших в себе святыню истинной религии, пророческое служение более касалось виновников нечестия и, почти не затрагивая народа, ограничивалось обличениями и возвещением угроз царям, за которыми немедленно следовали божественные наказания в исполнение слов пророков. Таким образом, божественные суды над царями, выражавшиеся в низвержении одной династии за другой, отодвигали пока на второй план деятельность пророков. Дело приняло другой оборот, когда, при посредстве династии Амврия, финикийское нечестие проникло в народ и произвело в нём крайнее религиозное падение. Необходимость действовать не только карательно по отношению в царской власти, но и просветительно на народное религиозное сознание, осложнила задачи пророческого служения и определила более величественный и чудесный характер последнего.

Переход полуистинной религии Иеровоамовой в языческое служение Ваалу, вызвавши против себя упорную борьбу со стороны пророков, был подготовлен деятельностью и политикой Амврия, основателя новой (4-й) династии в израильском царстве.

По низвержении Замврия, Амврий, выдержавши упорную четырехлетнюю борьбу со своим соперником относительно трона, остался единодержавным на троне. С целью усиления на троне он, вместо прежней, не выдержавшей его осады, столицы Фирцы, построил новую – Самарию, сообщившую свое имя десятиколенному царству и по своему укрепленному положению до конца царства составлявшую его прочный оплот. Но трон и корона не удовлетворяли его; он хотел воротить своей стране величие, почет и богатство времен Давида и Соломона. Как умный и проницательный политик, он видел вредные следствия взаимной непрерывной вражды обоих родственных государств. Вследствие этого он прежде всего постарался заключить мирный договор с Давидовым домом, ближайшим полезным следствием которого было восстановление им господства над прежде подчиненными израильскому царству народами. Мирные сношения с иудейским царством продолжались во все время его династии. Еще более желательно было Амврию добиться дружественных сношений с финикийцами, чтобы воспользоваться богатыми плодами их обширных торговых сношений. Другим важнейшим побуждением у Амврия к союзу с Финикийцами были враждебные начинания Дамасского царя Венадада (I), ревниво и завистливо следившего за каждым шагом усиления опасного соседа. Опираясь на союз с подчиненным Израилю Моавом, он предпринял войну против Амврия, которая окончилась миром на стеснительных для Амврия условиях, а именно: при уступке Венададу нескольких заиорданских городов, – быть может и Рамофа Галаадского в числе их, – и при праве беспошлинной торговли и свободе караванных путей для дамасских купцов во всех пределах израильского царства (3Цар.20:34)¹⁴⁸. Намерениям Амврия как нельзя более способствовали политические обстоятельства Финикийского государства. В Тире, столице Финикии, в это время взошел на трон Эфваал, бивший ранее жрецом Астарты. Предшествовавшие довольно частые государственные перевороты значительно ослабили финикийское государство, так что многие знатные фамилии вынуждены были выселиться из государства, – а приобретший силу Дамасский царь стремился завладеть финикийскими берегами. Эфваал должен был заботиться об укреплении государства посредством союзов, а наиболее удобным казался ему союз с десятиколенным царством. Общие интересы и обоюдные желания союза скоро сблизили Амврия и Эфваала и их политический союз скоро был скреплен брачным союзом сына Амврия Ахава с дочерью Эфваала Иезавелью (3Цар.16:31)¹⁴⁹. Этим двойным союзом широко открывалась дверь всем языческим религиям и нравам, которые с этого времени получают весьма благосклонный прием в Израиле и находят покровительство у царей при строжайших обличениях со стороны пророков. Все это, по словам Эвальда, быть может, составляет те «правила Амврия», на глубокий вред которых жалуются еще позднейшие ревнители теократии; политикой Амврия царство было возвращено к духу времени последних лет Соломона¹⁵⁰. По Гретцу – политика Амврия не ограничивалась только допущением в свое царство языческих религий. Теснейшего соединения обеих наций, сродных по языку и нравам, он стремился достигнуть перенесением на израильскую почву финикийских религиозных форм: так, он ввел культ Ваала и Астарты, как официальное богопочтение, построил храм Ваалу в Самарии, призвал для него особых священников и повелел повсюду в своем государстве почитать языческие финикийские божества, оттеснивши на задний план служение тельцам, которое, будучи все же почитанием Иеговы, казалось слишком израильским, и образовало собою средостение между финикиянами и израильтянами¹⁵¹. При молчании об этом библейских писателей, вышеприведенное суждение Гретца можно считать его личным предположением, многие элементы которого позаимствованы из последующего царствования. Тем не менее, приводимые им в свою пользу основания имеют некоторое значение. Именно он ссылается на личный характер Ахава, при котором мы действительно замечаем все эти нововведения, – «чуждый всякой инициативы», – на пророка Михея, который ставит рядом «обычаи Амврия и все дела дома Ахавова» (Мих.8:16) и на общее суждение священного дееписателя о направлении царствования Амврия в 3Цар.16:25. Говоря о нем: «он (Амврий) поступал хуже всех, бывших пред ним», дееписатель довольно выразительно, кажется, намекает на то, что Амврий не был простым продолжателем религиозной политики своих предшественников, а привнес в нее и новые вредные для истинной религии элементы. Что именно было основанием для этого замечания у дееписателя, не упомянуто им потому, что, быть может, начинания Амврия еще не принесли заметных плодов в краткий срок его царствования, но во всяком случае несомненно, что его политикой было вполне подготовлено, а пожалуй и создано, то религиозное состояние народа, которое мы встречаем тотчас по вступлении на царский трон его сына Ахава. – Каковы были взаимные отношения Амврия и пророков и в чем проявлялось в это время служение последних, при молчании библейских памятников – не известно; но нет никаких оснований считать эти отношения мирными, если принять во внимание приговор дееписателя, подводящего итоги деятельности Амврия, равно как нет оснований предполагать молчание со стороны пророков и полное отсутствие их деятельности, так что в этом отношении нельзя не согласиться с Эвальдом, предполагающим со стороны пророков широкое противодействие религиозным мероприятиям царя, а со стороны последнего резкие меры и строгое преследование по отношению к своим обличителям¹⁵².

Итак политикой Амврия была подготовлена и расчищена почва для дальнейшей религиозной деятельности его сына и преемника, заложено прочное основание дальнейшей реформы в религии и даны в ней средства в устроенном Амврием брачном союзе его сына с фанатически преданной своей отечественной религии дочерью сильного финикийского царя. С царской короной, завещанной Амврием сыну, были завещаны и правила отцовской деятельности; сын должен был хранить и приумножать отцовское наследство. Каково было состояние теократии при этом представителе израильской нации, превзошедшем своего отца в нечестии, увидим ниже, а здесь заметим, что политикой Амврия, составившей призвание жизни его сына и наследника, ставилась на карту национальность Израиля, его религия и всё его доселешнее историческое развитие. По намерениям правителей из династии Амврия Израиль должен был отказаться от своей национальности, от своего прошедшего, от своих священных воспоминаний и заветных надежд, и из свободного самостоятельного народа, имеющего мироисторическое призвание, стать придатком Финикии, слиться с хананейскими племенами и, прекратив самостоятельное историческое существование, впасть в духовное рабство язычеству. Но тут-то на защиту близкой к гибели нации, её духовных особенностей и истинной религии Иеговы, восстали пророки, истинные патриоты и ревностные стражи теократии, своею деятельностью спасшие священное достояние своего народа и обеспечившие ему дальнейшее историческое развитие и выполнение высочайшей миссии, высоко возносившей избранный народ Божий над всеми народами земли, лежавшими в непроглядном мраке язычества и сени смертной. Беспримерная и величественная борьба пророков с опасностями, угрожавшими теократии со стороны язычества при династии Амврия, отмечает новый период пророческого служения в израильском царстве, по всей справедливости заслуживающий название «цветущего периода».