12. Приложение: Изъяснение Иоан. VIII:44, X:12–13; Лук. XVI, 1–13 – 13¹⁴³².

а) Иоан. VIII, 44.

Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего. Он был человекоубийца от начала, и не устоял в истине; ибо нет в нем истины. Когда говорит он ложь, говорит свое; ибо он лжец и отец лжи.

... Егда глаголет лжу, от своих глаголет: яко ложь есть и отец лжи.

.... Ὅταν λαλῇ τὸ ψεῦδος ἐκ τῶν ἰδίων λαλεῖ ὅτι ψεύστης ἐστὶν καὶ ὁ πατὴρ αὐτοῦ.

Выражение «отец лжи» совершенно бессмысленно и нигде более в Новом Завете не встречается. Мы знаем сочетание «отец обрезания» πατὴρ περιτομῆς Рим. IV, 12, но здесь обрезание употреблено вместо обрезанных, как я передано в русском переводе.

И выражение «отец лжи» имело бы смысл, если бы было употреблено вместо «отец говорящих ложь». Но в беседе Христа с иудеями не было речи об иудеях как лжецах, – не как лжецов обличал их Христос.

В Греческом тексте нет выражения «отец лжи», там стоит πατὴρ αὐτοῦ, отец его или ее. Переводчики отнесли αὐτοῦ к τὸ φεῦδος и поняли πατὴρ αὐτοῦ смысле «отец ее», т.е. лжи, – отец лжи. Но это есть толкование и толкование неверное.

Выражение «отец лжи» в русском переводе есть сказуемое: он лжец и отец лжи = он есть лжец и есть отец лжи. Но в греческом φεῦδος употреблено без члена, а ὁ πατὴρ с членом и потому эти два слова не могут быть одинаковыми частями одного предложения, именно двумя сказуемыми. Очевидно φεῦδος есть сказуемое, а ὁ πατὴρ подлежащее.

В славянском необходимо «отец (лжи)» принимать за сказуемое, но можно это слово принимать и за подлежащее: яко ложь есть (сказ.) и отец (подл.).

Как же нужно перевести и как понимать выражение? Αὐτοῦ нужно перевести местоимением «его» и отнести в лицу говорящему, – и принятьὁ πατὴρ αὐτοῦ за подлежащее: он (диавол) говорит, что и его отец (подл.) есть лжец (сказ.). Отец диавола есть Бог, ибо Бог есть Отец всего сотворенного. Диавол клевещет на своего Отца и, будучи сам лжецом, говорит, что Отец его есть лжец.

Христос обличал иудеев за то, что «они ищут убить Его, человека, сказавшего им истину, которую Он слышал от Бога».

В лице Христа пред иудеями был а) человек и была б) истина, слышанная от Бога, истина Божия (Бог истинен).

Иудеи же человека-Христа искали убить и истины Божией, которую Он говорил им, они не принимали. Они, во-первых, являлись человекоубийцами, т.е. хотели убить человека, и, во-вторых, не принимали правды Божией, т.е. представляли Бога лжецом.

И по тону и другому они оказываются детьми диавола, который, во-первых, человекоубийца от начала и, во-вторых, противник истины, именно Божией истины. Он противник Божией истины, потому что называет лжецом Отца своего; он говорит, что лжец и Отец его.

Прав ли диавол, когда называет Бога лжецом? Конечно, не прав. Он не прав, т.е. лжец, лжец по преимуществу, сама ложь, – он не прав, потому что в этом случае, он говорит от себя (ἐκ τῶν ἰδίων λαλεῖ), т.е. проявляет самоправедность, самоутверждение.

Выписанные выше греческие слова потому трудно перевести, что ὅτι одинаково относится и к λαλῇ τὸ ψεῦδος и к ἐκ τῶν ἰδίων λαλεῖ. Когда он говорит эту ложь, что лжец и Отец его, тоон от себя говорит, что лжец и Отец его. «Что лжец и Отец» это и есть собственно ложь, настоящая ложь τὸ ψεῦδος. Поставим первое «что лжец и Отец его» в скобки: Когда он говорит эту ложь (что лжец и Отец его), то он от себя говорит, что лжец и Отец его.

Если поставленное в скобки выбросить, как само собою подразумевающиеся, тогда получим такой окончательный перевод: Когда он (диавол) говорит эту ложь, от себя говорит он: что лжец и Отец его.

Для идеи лживого Бога в писаниях Иоанна ср. 1Иоан. V, 10: «неверующий Богу представляет Его лживым» (ὁ μὴ πιστεύων τῷ θεῷ ψεύστην πεποίηκεν αὐτόν = Иоан, VIII, 44ψεύστης ἐστὶνὁ πατὴρ), также 1, 10: представляем Его лживым (φεύστην   ποιοῦμεν   αὐτόν).

Грамматика греческого новозаветного языка за предлагаемый мною перевод (см. В. Вест. 1904, июль – авг. стр. 591 – 3).

В пользу моего перевода говорят также древние греческие тексты (ib. стр. 592) и древние славянские переводы: «яко ложь (прилагат. лжив) есть и отец его» (см. Бог. Вест. 1904, май, стр. 147)

б) Иоан. X, 12 13.

А наемник не пастырь, которому овцы не свои, видит приходящеговолка, и оставляет овец, и бежит; и волкрасхищает овец, и разгоняет их.

А наемник бежит, потому что наемник и нерадит об овцах.

А наемник, иже, несть пастырь, ему же не суть овцы своя, видит волка грядуща, и оставляет овцы, и бегает: и волкрасхитит их, и распудит овцы.

А наемник бежит, яко наемник есть, н нерадит о овцах.

Ὁ μισθωτὸς (δὲ) καὶ οὐκ ὢν ποιμήν οὗ οὐκ ἔστιν τὰ προ᾿ βατα ἴδια, θεωρεῖ τὸν λύκον ἐρχόμενον καὶ ἀφίησιν τὰ πρόβατα καὶ φεύγει, καὶ ὁ λύκος ἁρπάζει αὐτὰ καὶ σκορπίζει (τὰ πρόβατα)

(Ὁ δὲ μισθωτὸς φεύγει) ὅτι μισθωτός ἐστιν καὶ οὐ μέλει αὐτῷ περὶ τῶν προβάτων. 

Обращает на себя внимание странная перестановка написанных курсивом слов, в русском и славянском текстах, при чем славянский согласен с греческим. Эта перестановка относится к числу таких, которые наносят явный ущерб смыслу. Не все равно сказать: «любит детей и целует их» и: «любит их и целует детей». В последнем случае будет явная бессмыслица, если под «их» разуметь детей и относить глаголы «любит и целует», к одному подлежащему. Необходимо или под «их» разуметь не детей, или «любит» и «целует» относить в разным подлежащим

Так и в славянском тексте Иоан. X, 12; «волк расхитит их и рассудит овцы» нужно или под «их» разуметь не овец, или глаголы расхитит и распудит относить к разным подлежащим. И именно, как урядим, необходимо последнее.

Русский переводчик отнес оба сказуемых к одному подлежвщему «волк» и этим был вынужден перестановить «их» и «овцы», – имеете: «расхитят их и распудит овцы» сказать: «расхищает овец и разгоняет их». Иначе получилась бы полная бессмыслица.

Новейшие издатели греческого текста разумеют то же (одно) надлежащее и бессмыслицы взбегают тем, что отбрасывают τά   πρὸβατα при σκορπίζει и у них выходит: наемник оставляет овец, и волк расхищает их, и разгоняет.

Но русский переводчик и новейшие издатели греческого текста поступают неправильно. Кроме того, что они вынуждены или переставить слово «овец» или отбросить его, они изобличаются также неверным пониманием слова σκορπίξει. Относя этот глагол в подлежащему «волк», они понимают его в смысле «разгоняет». Но это неверно. У Mф. XII, 43 и Лк. XI, 23 читаем: ὁ μὴ συν­άγων μετ᾿ ἐμοῦ σκορπίζειкто не собирает со Мною, тот расточает, т.е. здесь σκορπίζει означает не расхищает или разгоняет, а расточает, растеривает, – глагол относится не к разбойнику или вору, а к охранителю или управителю. Также Лк. XVI, I. один человек был богат я имел управителя, на которого донесено было ему, что расточает имение его δια­σκορπίζων τὰ ὑπάρχον­τα αὐτοῦ. 2 Κορ. IX, 9: ἐσκόρπισεν ἔδωκεν τοῖς πένησινрасточил, раздал нищим. И в Иоан. X, 12 σκορπίξει означает «расточает, растеривает», а не «разгоняет», и относится к подлежащему пастух-наемник. Наемник видит приходящего волка, и оставляет овод, бежит, волк расхищает их, – таким образом наемник растеривает овец. Примечательно также то, что Иоан. X, 13 начинается словами: «а наемник бежит», которых нет в лучших списках. Вставка этих слов также вынуждена неправильным пониманием слова σκορπίξειв смысле «разгоняет» и отнесением его к подлежащему волк.

Итак, Иоан. XII, 12. 13 нужно передать в таком переводе: Наемник, не пастырь, которому овцы не свои, видит приходящего волка, и оставляет овец, и волк расхищает их, и он растеривает овец, потому что он наемник и нерадит об овцах.

в) Лук. XVI, 1 – 13.

Я не буду повторять о тех затруднениях, которые представляет притча для комментаторов: они уже не раз указывались. Я отмечу лишь те затруднения и недоумения, которые вызываются принятым переводом и обычным объяснением. Вот главнейшее из них. В выражении ст. 9 мамона неправды – богатство неправедное (μαμωνᾶς τῆς ἀδικίας = ἄδίκος μαμωνᾶςс т. II) русскому прилагательному «неправедный» соответствует в греч. род. сущ. τῆς ἀδικίας. Равным образом в ст. 8 домустроитель неправедный – устроитель неверный по гр. передается тоже словом τ̭#8134;ς ἀδικίας . Итак, одно и то же греческое слово в одной и той же притче по-русски раз переведено неверный управитель, а другой раз неправедное богатство. Между тем сила притчи очевидно в повторении одного слова – раз в применении к управителю, одному из сынов века сего, и другой раз в применении к богатству, т.е. разумея отношение сынов царства к богатству. Равным образом и объяснение слова неправедное (богатство) должно быть приложимо (конечно mutatis mutandis) и к слову неверный (управитель). Более разумные и последовательные комментаторы это соотношение понимают и (обычное) объяснение «неправедного богатства» (т.е. земное, тленное богатство) прилагают и к «домоправителю неправды». «Б таком же смысле должно понимать и выражение: домоправитель неправды. Не то сие означает, что домоправитель был человек совершенно бесчестный я действовал без всякой совести, но то, что он, во-первых, неправедно или нерадиво управлял чужим имением и, во-вторых, правил тем, что по сравнению с верховною правдою не есть подлинная правда, т.е. земным богатством». Здесь в последних словах ударяется на том, что неправда – в богатстве, которое было вверено управителю, а не в управителе, чему способствует род. пад. «неправды», как будто неправда = мамона неправды, как будто управитель неправды – управлял неправдою. Но нужно устранить этот обман род. падежа, помня, что род. падеж имеет значение прилагательного, почему μαμωνᾶς τῆς ἀδικίας ст. 9 – ἄδίκος μαμωνᾶς ст. 11, так что мамона неправды – неправедное богатство и (тем более) домоустроитель неправды = домоустроитель неправедный. Примечательно, что в синодальном слав. переводе при мамоне ст. 9 оставлен родит. неправды, а при домоустроителе ст. 8 род переведен прилагательным. Итак, неправедность – в управителе, и применение к управителю обычного объяснения «неправедного богатства» даст понятие «недействительного, неистинного управителя», но такое понятие само себя погребает, потому что в притче разумеется действительный управитель, а не «тленный и скоропреходящий» (обычные эпитеты земных благ). Ἀδικίας нужно объяснять одинаково в применении к богатству и в применении к управителю, но переходить нужно не от богатства к управителю, от неизвестного в известному, а обратно, так как в притче управитель – образ, а мамона неправды обозначаемое, символизируемое образом. Что такое домоправитель неправды, это легко понять, – это, как переведено в русском, управитель неверный, т.е. не оправдавший доверия господина, неверный интересам имения, которое ему было вверено. В образе приточного управителя выставлены его неверность и его догадливость, больше ничего. Все догадки и рассуждения комментаторов о свойствах управителя и частных особенностях его неверности только (запутывают дело, затемняют схематический образ¹⁴³³: Сам по себе образ очень ясный – это управитель неверный и догадливый. В других притчах даны образы верного раба (πιστὸςδοῦλος), т.e. раба, оправдавшего доверие господина, верного интересам вверенного имущества, приумножившего вверенное (Mф.XXIV 45; XXV, 21; Лк. XIX,???? XII. 42). Если управитель τῆς ἀδικίας есть собственно и буквально управитель неверный (в указанном смысле), то и богатство τῆς ἀδικίαςесть тоже богатство неверное, но конечно mutatis mutandis, так как там лицо, а здесь вещь, – богатство неверное, т.е. интересам которого оказывают неверность, которое расточают. Хотя слово неверный у потребляется, и активно, и пассивно, и в отношении к лицу, и в отношении к вещи, хотя и род. гр. τῆς ἀδικίας может быть и obj. и subject, однако по-русски в указанном смысле неверный не употребляется в применении в вещи (неверное дело означало бы то, в котором человек проигрывает, которое не оправдывает надежды). Поэтому по-русски второе τῆς ἀδικίας неудобно перевести прилагательным, но нужно (как в слав. синод. домустроитель неправедный и мамона неправды) перевести: управитель неверный и богатство неверности, мамона неверности (= неверность богатству). Сравниваются управитель и богатство, посредствующий член сравнения – неверность, то активная, то пассивная: управитель – неверный, так как не соблюдает интересов имения, не приумножает его, расточает, и богатство есть мамона неверности, так как не соблюдают его интересов, расточают его. Неверность управителя неизбежно вызывает неверность имения: управитель – неверный (субъект неверности), след. имение есть мамона неверности (объект неверности). Нам заповедуется в притче: как управитель был неверным имению, так и мы должны быть неверны богатству. Но та и другая неверность в своем роде: догадливый управитель был неверным имению в земных-эгоистических расчетах (неверность субъективная), а сыны света должны быть неверными богатству ради царствия Божия, почему, в отношении к ним стушевывается субъективная неверность и выступает неверность объективная, т.е. ударение на объекте неверности, – μαμωνᾶς τῆς ἀδικίας = ἄδίκος μαμωνᾶς. Итак, притча научает: как неверный управитель был догадлив в своем роде, так мы должны приобретать себе вечные обители мамоной неверности, т.е. неверностью интересам богатства. Для управителя характеристично личное пользование своею неверностью; для сынов света характеристична (в их отношении к богатству) – объективная судьба богатства; для первого – что он сделал для себя из богатства, для вторых – что станет в их руках с богатством.

Что понимание неверного богатства в смысле неверности богатству, истинно, это видно из того, что ниже, в ст. 13 Бог и манена представляются двумя господами, которым нельзя служить одновременно: сыны света, служа Богу, должны ненавидеть мамону, нерадеть о богатстве. Мамона τῆς ἀδικίαςст. 9 это то же, что ненависть к мамоне, нерадение о богатстве ст. 13 – это одинаково неверность интересам богатства, расточение его. (Подробнее см. Бог. Вестн. 1904 май стр. 149 – 160).