10-я ГЛ. ЕВАНГЕЛИЯ ОТ ЛУКИ

(Лк. 10:38–42)

Евсевий, архиеп. Могилевский. Беседы на воскресные и праздничные Евангелия

Когда проходил Иисус Христос по разным странам и селениям Иудеи, сопутствуемый Своими учениками и проповедуя Евангелие Царствия, однажды «пришел Он в некое селение». Это селение была Вифания (Ин. 11:1), лежащая недалеко от Иерусалима, за горою Елеонского.

Жена же некая именем Марфа прият Его в дом свой. Женщина именем Марфа приняла Господа Иисуса в дом свой, или как владетельница дома, или как старшая в семействе, или как принявшая на себя попечение о доме и об исполнении обязанности странноприимства. Марфа приняла Господа в дом свой как великого Странника; ибо Иисус Христос, путешествуя с евангельскою проповедью по разным странам, не имел где главу приклонить (Мф. 8:20), получая содержание для Себя и учеников Своих от усердия благотворителей (Лк. 8:3; Ин. 12:6). И в настоящем случае Марфа приняла Господа, надобно полагать, вместе с Его учениками; это можно видеть из того, что Господь обыкновенно ходил вместе со Своими учениками, и из того, что принятие или угощение Его стоило Марфе больших забот. Не упоминается об учениках Господа, как и во многих других местах, конечно, потому, что Он был главный Гость и Глава странствующего общества. Но Марфа приняла Иисуса Христа не как простого странника; она, как показывает евангельская история, веровала в Господа и питала к Нему благоговейную любовь.

И сестра ей бе нарицаемая Мария, яже и седши при ногу Иисусову, слышаше слово Его (ст. 39). «У Марфы была сестра, именем Мария, которая села у ног Иисуса и слушала слово Его». У Марфы был и брат, по имени Лазарь (Ин. 11:2), о котором здесь не упоминается, вероятно, по той же или подобной причине, по которой не говорится и об учениках Господа, вместе с Ним вошедших в дом Марфы: повествование говорит о делах Марфы и Марии, потому о них только и упоминается; а Лазарь, можно полагать, был в числе слушающих Господа вместе с Его учениками, или не было его дома.

«Мария села у ног Иисуса и слушала слово Его». Марфа исполняла внешнее служение Господу, приняв Его в дом свой; а Мария, наряду с учениками Господа, слух и мысли свои обращает к спасительному учению Его. Предоставив Марфе заботиться об угощении великого Гостя с Его спутниками, Мария вся предалась слушанию Божественного учения и не хотела отойти от Иисуса, чтобы не прекратить или не прервать слушания небесных истин, возвещаемых Господом. Что же делает в это время Марфа?

Марфа же молвяше о мнозе службе: ставши же рече: небрежеши ли, яко сестра моя едину мя остави служити? рцы убо ей, да ми поможет (ст. 40). «Марфа же заботилась о большом угощении». Марфа, принявши Господа в дом свой, вся была занята попечением о том, чтобы как можно лучше угостить великого Посетителя и спутников Его. Как Мария вся была занята слушанием спасительного учения, исходившего из уст Божественного Учителя, так Марфа предалась исполнению долга странноприимства. Но Марфа видела, что ее рук недостает для того, чтобы все исполнить по ее желанию, – чтобы приготовить достойное угощение по ее мысли. Может быть, она приглашала на помощь и Марию; но та не хотела оставить беседующего Учителя; сладость слов Его удерживала Марию у ног Иисусовых. На что же решается Марфа? «Подошедши к Иисусу, она сказала: Господи! Или Тебе нужды нет, что сестра моя одну меня оставила служить? Скажи ей, чтобы помогла мне». Как Марфа ни старалась сама исполнить все нужное, по ее мысли, для приличного угощения гостей, но видела, что не успевает, а Мария не отходит от Иисуса, потому обращается с простосердечным доверием к Иисусу и просит Его сказать Марии, чтобы помогла заботам ее о приготовлении нужного для угощения, надеясь, что Мария, по слову Иисуса, поможет ей.

Что представляется нам в поступках Марфы и Марии? Борьба добродетелей. Марфа заботится исполнить обязанность странноприимства, а Мария слушать учение Господа, вся преданная попечению о спасении. Марфа, стараясь исполнить свою добродетель в совершенстве, хочет и Марию привлечь к своему делу; а Мария, дорожа сокровищем небесного учения и ради вспомоществования сестре не хочет отойти от Иисуса. Обе сестры показывают крепкую любовь к Иисусу и стараются выразить эту любовь пред Господом, только по-своему: Марфа приготовлением большого угощения, а Мария полным вниманием к Его Божественному учению. Обе показывают искреннюю преданность и доверие к Господу и взаимную любовь между собою; только доверчивая преданность могла так говорить: «Господи! Или Тебе нужды нет, что сестра моя одну меня оставила служить?» И только уверенность в любви Марии позволяла Марфе говорить так великому Учителю о сестре своей без опасения оскорбить ее. Без сомнения, и Мария позволила себе всецело предаться слушанию спасительной беседы Господа потому, что уверена была в любви Марфы, надеялась, что она и за нее исполнит долг гостеприимства; и любовь к Господу и доверенность к Его благости уверяли ее в том, что она не оскорбит Его своею видимою беззаботностью о приготовлении угощения. Поступки Марфы и Марии показывают, что они уже не в первый раз принимают Иисуса Христа в своем доме.

Что же Господь сказал на слова Марфы?

Отвещав же Иисус, рече ей: Марфо, Марфо, печешися и молвиши о мнозе (ст. 41): едино же есть на потребу, Мария же благую часть избра, яже не отымется нея (ст. 42). «Иисус сказал ей в ответ: Марфа! Марфа! Ты заботишься и суетишься о многом; а одно только нужно. Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у нее». В словах Господа раскрывается снисходительная любовь и мудрая попечительность Учителя. «Марфа! Марфа!» В двух словах ясно выражается и любовь к Марфе, и участие в положении Марфы. «Ты заботишься и суетишься о многом; а одно только нужно». Не обличает Господь Марфу, но, раскрывая качество ее добродетели, обращает взор ее к высшему благу и в примере Марии указывает ей путь к достижению этого блага, говоря: «Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у нее». Как бы так говорит Господь: Марфа! Марфа! Ты заботишься о многом, ты стараешься приготовить то и другое; но в этом нет необходимости; потому напрасно ты много заботишься. Скажу тебе: одно только необходимо. А что это такое? Посмотри на Марию: она заботится о том, что всего нужнее для человека, она избрала благую часть, внимая спасительному учению и заботясь о своем спасении. А спасение такое благо, которое пребудет с нею и в этой жизни, и в будущей, нескончаемой. Так Господь показал Марфе, что хотя она делает доброе дело, заботясь о странноприимстве, но важнее и необходимее того – внимать спасительному учению и заботиться о своем спасении.

Едино есть на потребу. Одно только нужно, или одно всего необходимее для человека; об одном более всего должны мы заботится, именно о том, чтобы, внимая Божественному учению, всегда искать своего спасения. Эту истину Господь раскрывал и при других случаях. Так говорил: ищите прежде Царствия Божия и правды его, и сия вся приложится вам (Мф. 6:33). Кая бо польза человеку, аще мир весь приобрящет, душу же свою отщетит. «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Мф. 16:26).

Свт. Филарет, митр. Московский. Из Слова в день Успения Пресвятой Богородицы

Бысть же ходящим им, и Сам вниде в весь некую: жена же некая именем Марфа прият Его в дом свой (Лк. 10:38). Евангельское повествование о Марфе, приявшей Господа в дом свой, к вразумлению нашему показывает, что наиболее препятствует благодатному посещению Божию попечение житейское или привязанность к земному.

Марфа уже не только искала или желала посещения Христова, но и получила оное. Прият Его в дом свой. Она приняла Его с благоговением, ибо и Господом нарекла Его, и от Него просила повеления сестре своей, будучи властна сама распоряжаться в доме своем. Господи, не брежеши ли, яко сестра моя едину мя остави? – Рцы убо ей. Марфа приняла Господа с усердием, ибо тщательно готовилась угостить Его, как поступил и Авраам во время бывшего ему посещения Господня. Марфа же молвяше о мнозе службе. Не располагает ли сие думать, что приняла она Христа достойно и благоугодно Ему? Не спешите мнением решительным. Подождите суда Христова. Что же глаголет Господь? Не одобряет приема, который делала Ему Марфа, и дарует преимущественное благословение Марии, на которую Марфа жаловалась. Что сему причиною? В чем укорить можно Марфу? Она укорена в житейском попечении. Марфо, Марфо, печешися и молвиши о мнозе.

Если, таким образом, уже принятому благодатному посещению повредило житейское попечение и более или менее похитило плод оного, – не больше ли еще может оно препятствовать и вредить тем, которые только еще начинают искать Бога и благодати Его?

При внимательном рассмотрении евангельского повествования можно различить некоторые особенные действия, которыми житейское попечение препятствует человеку благоугождать Ему и приобретать благодать Его или сохранить приобретенную. Оно развлекает и смущает. Отуманивает око ума в усмотрении света истины. Обессиливает волю в избрании лучшего.

Житейское попечение развлекает и смущает. Посмотрите на Марфу. Христос в ее доме – Тот, для Которого множество народа бегало по селениям и по пустыням, чтобы увидеть Его, чтобы услышать слово Его, – Тот, Которого мнози пророцы и царие восхотеша видети, и не видеша (Лк. 10:24), – Тот, Которого день знакомый уже с Божественными посещениями Авраам рад был видеть, и когда увидел только издалека, возрадовался (Ин. 8:56), искомый, вожделенный для Марфы близок, видим, слышим. Что же Марфа? Радуется ли о Нем? Наслаждается ли Его лицезрением и слышанием глаголов Его? Сомнительно. У нее иное занятие, иные мысли и чувствования. Она думает и заботится о муке и елее, о хлебе и рыбах. Божественного Учителя истины, Подателя благодати почти нет для нее: Марфа же молвяше о мнозе службе. Негодование на сестру, не разделяющую сей заботы, обращает наконец ее ко Господу, но и у Него ищет она помощи для того только чтобы увеличить заботу и развлечение и вовлечь в то же других. Ставши же рече: не брежеши ли, яко сестра моя едину мя остави служити? Рцы убо ей, да ми поможет.

Житейское попечение отуманивает ум пред светом истины и благодати. Такое затмение ума Господь обличает в Марфе, когда сказует ей, что едино есть на потребу. Как прежде сего вразумления не уразумела она сама сей истины, если не глубоко, то по крайней мере в простом и открытом значении слов? Положим, что не вдруг она могла возвыситься к постижению того, каким образом единое на потребу есть Бог, и Его слово, и Его Царствие. Но прияв Христа в дом свой, и следственно, имея о Нем некоторое познание предварительно, как не поняла она, что нарицающий Себя хлебом животным, призывающей к Себе жаждущих не тем благоугождается, чтобы Ему в изобилии предлагали брашно гиблющее, но разве тем, чтобы от Него принимали брашно негиблющее, воду живую, слово истины и спасения? Нет! Не поняла сего пекущаяся о мнозе – не поняла по тому самому, что пеклась о мнозе; потому что привыкла житейским заниматься, о житейском заботиться, как свинец, отягчала крило ума и не допускала возвыситься к разумению духовному.

Житейское попечение обессиливает волю в избрании лучшего. Мария, благую часть избра, глаголет Спасатель. Избрала же она то, чтобы, седши при ногу Иисусову, слышати слово Его. Как не избрала и другая сестра сей благой части? Разве не желала она приближаться ко Иисусу? Но сие желание оказалось в ней еще прежде, нежели в Марии, когда Марфа прият Его в дом свой. Почему же одно семя неодинаково возросло и принесло плод? Потому, что в сердце Марии оно росло свободно, а в сердце Марфы заглушали оное плевелы житейского попечения. Молвяше о мнозе службе. Волею духа стремилась она к Господу и привлекла Его к себе; но склонностью к житейскому отвлекалась от духовного Ему благоугождения к телесному служению и не достигла близости к Нему благодатной.

(Лк. 10:25–37)

«Воскресное чтение», 1825

Один законник спрашивал Христа о средствах к приобретению жизни вечной. Христос, обратив его внимание на предписания закона, заставил его самого искать там ответа на вопрос свой: законник сослался на две главные заповеди – о любви к Богу и любви к ближним, но затем снова предложил вопрос о том, кто наш ближний. Чтобы дать способ к разрешению сего вопроса, Спаситель рассказал в притче законнику о том, как один путешественник (сколько можно судить по ходу целой притчи – из евреев) попался разбойникам на дороге из Иерусалима в Иерихон, был ограблен ими, изранен и брошен на дороге; как потом путешествовавшие тою же дорогою священник и левит прошли мимо него, не обнаружив участия, а один из самарян, увидев его положение, сжалился над бедствующим и употребил все способы к его облегчению и врачеванию.

Окончив Свой рассказ, Спаситель предложил законнику высказать свое мнение о том, кто из названных трех лиц оказался ближним для пострадавшего от разбойников; и когда тот должен был по самому ходу дела указать на самарянина, Спаситель сказал ему: «Иди, и ты так же поступай».

Не будем касаться таинственного смысла этой притчи, который усвояется ей иногда у святых отцов – толкователей Писания – и даже в наших службах церковных, когда под видом пострадавшего от разбойников представляют человека вообще, в его настоящем бедственном положении, под именем священника и левита разумеют весь ветхий закон с его служением, бывший не в состоянии доставить человеку всю необходимую помощь, а под именем самарянина – Самого Христа Спасителя, Который нам подал животворное врачевство святых таинств и в Себе Самом сосредоточил для нас драгоценное сокровище двух заветов – Ветхого и Нового. Не станем также и ослаблять значение подобного изъяснения – в той мысли, что частный случай, поставленный в предмете притчи, действительно напоминает собою о том различии, которое имеют между собою времена ветхозаветные и новозаветные по своему отношению к последним целям нашего спасения. Но мы остановим в настоящее время свое внимание на том, что составляло ближайшую и непосредственную цель притчи.

Притча имела целью показать законнику, кого считать нужно ближним своим. Законоучитель этот был не тот, о котором говорится в Евангелии (Мф. 22:35–46). Тот искал узнать, какая из заповедей больше всех в законе, а этот сам с первого же раза указал на главную обязанность любви к Богу и ближнему. Значит, он был разумнее того в понимании существенных требований закона. Но, с другой стороны, здесь же – в его вопросе: Кто есть ближний мой? – отразилось колеблющееся мнение тогдашнего большинства насчет прямого разрешения сего вопроса, склонявшееся главным образом в пользу исключительных симпатий единоплеменности и единоверия. Притча дает с решительностью понять, что ближние наши суть – все люди без различия.

Если бы указанные в притче лица были представлены в обратном отношении между собою – например, самарянином был бы пострадавший от разбойников, а иудеянину выпало бы на долю оказать ему пособие свое, то настоящий смысл ответа, данного законнику, не мог бы быть еще понятен. Тогда законник мог бы отозваться, что иудеянин поступил не по прямому предписанию своей обязанности, переступил черту закона, и, пожалуй, осудил бы его. Но что он должен был сказать теперь, видя благотворительный поступок со стороны самарянина?.. Законоучитель не мог не признать самарянина ближним иудеянина; потому что тот сам обращался с этим последним как ближний его и оказал ему такую милость, которой можно ожидать только от братской любви к ближнему и после которой называть самарянина человеком чуждым или же не стоящим внимания было бы оскорбительно для самого обыкновенного чувства гуманности. А если так, то преграда разногласий, внешней разнородности и родовой вражды падает пред требованием братского сочувствия – и для самого иудеянина обратно, так же как потом и для каждого из нас, возникает очевидная обязанность относиться с чувством любви ко всем людям без исключения, как своим ближним. Как же выполнять это и выражать вовне? Совершать дела благотворительности всюду, где представляется к ним вызов и возможность и где дается непосредственное побуждение для человеческих чувств сострадательности и доброжелательства. Будем только следовать этому правилу, тогда само сердце укажет, где наш ближний, – тогда мы узнаем на опыте, что такое и самая любовь к ближним. В чем состоят разнообразные дела истинной благотворительности и как они в частных случаях должны соразмеряться и согласоваться с целой совокупностью внушений совести и закона Божия – это другой уже вопрос.

«Воскресное чтение», 1810

Человек некий схождаше от Иерусалима во Иерихон и в разбойники впаде (Лк. 10:30).

Под Иерихоном разумеется мир, в который изгнанный из рая, то есть из небесного (оного) Иерусалима, Адам по падении своем шел, быв принужден переселиться из страны благословений в землю проклятия: не место переменив, но изменив образ жизни; ибо Адам по падении сделался не тем уже, чем он был до падения, когда он наслаждался совершенным блаженством; он впал в грех – в разбойники впаде. Если бы он не преступил заповеди Божией, то на него не напали бы разбойники. Эти разбойники суть не другие кто, как ангелы тьмы, часто преобразующиеся в ангелов света, в котором они не могли пребывать. Они прежде всего снимают одежду благодати, а потом наносят раны. Если бы мы сохранили это благодатное одеяние, то не претерпели бы никакого поражения от этих духовных разбойников. Итак, будем беречься этого обнажения; известно, что Адам был обнажен, то есть, преступив заповедь Божию, лишился небесной помощи и, лишившись одеяния веры, смертельно ранен, а в нем и весь род человеческий: эти тяжкие раны исцелил небесный Самарянин, Который по милосердию не презрел впадшего в разбойники человека, мимо которого прошли священник и левит. Здесь не оставим без замечания таинственного знаменования этого имени. Самарянин значит стража. Это тот страж, о котором сказано: храняй младенцы Господь (Пс. 114:5). Это Тот Самарянин, о Котором сказано: никтоже взыде на небо, токмо сшедый с небеси Сын Человеческий, сый на небеси (Ин. 3:13). Он уврачевал человека полуживого, которого никто не мог прежде Его исцелить; так Он исцелил жену кровоточивую, которая все свое имение раздала врачам, но не получила никакой пользы.

(Лк. 10:37)

Свт. Филарет, митр. Московский

Некто шел от Иерусалима к Иерихону. На него напали разбойники, обнажили его, изранили, оставили едва живого. Проходившие тою дорогою священник и левит видели его и прошли мимо. Но проходивший самарянин, увидев его, сжалился, перевязал его раны, возливая на них елей и вино, посадил его на животное, на котором ехал сам, привез его в гостиницу, продолжал и здесь пещись о нем, а отходя поручил продолжать сие попечение гостиннику, которому и дал на сие два сребреника, обещаясь заплатить и то, что сверх сего издержано будет. Христос Спаситель, заставив совопросника признать в лице и действии самарянина разрешение вопроса, кто есть ближний, и исполнение заповеди о любви к ближнему, сказал наконец: «Так поступай и ты». Иди, и ты твори такожде.

Посмотрим, как должно нам поступать, чтобы исполнить повеление Господне: Иди, и ты твори такожде. Как поступил самарянин, когда нашел на дороге ограбленного, израненного, полумертвого? Видев его, милосердова. Не сказал он в сердце своем: «Это иерусалимлянин, один из тех, которые не прикасаются самаряном (Ин. 4:9); что жалеть о тех, которые нас презирают?» Нет, в страждущем он не хотел видеть человека чуждого или неприязненного, но видел только человека и почувствовал жалость; страдания ближнего отозвались в его сердце.

Иди, и ты твори, такожде. Не проходи мимо бедствующего и страждущего без внимания, не смотри на него холодным оком; не скажи: он не из тех, которые возбуждают сочувствие. Он человек, и он страждет; чего более для побуждения твоего сочувствия? Не случается ли, что когда пред глазами нашими нож врача действует над телом больного, для нас постороннего, сердце наше невольно стесняется? Видишь ли, что ты невольно, природно, как бы телесно сострадателен – как же тебе не быть сострадательному душевно, свободно, рассудительно?

Что еще сделал со впадшим в разбойники сострадательный самарянин? Приступль, обяза струпы его, возливая масло и вино. Не остановился на одной мысли о жалком положении, на одном чувствовании сострадания к нему; но немедленно приступил к делу, чтобы оказать помощь, какая страждущему потребна, какая со стороны состраждущего возможна.

Иди, и ты твори такожде. Не довольствуйся мыслью, почувствованием, словом, где нужно и возможно дело. Хорошо, если у тебя не каменное сердце; то не хорошо, если у тебя сухая скорченная рука, не простирающаяся и не отверзающаяся для нищего. Аще брат или сестра, говорит апостол, наги будут и лишены будут дневныя пищи; речет же им кто: идите с миром, грейтеся и насыщайтеся, не даст же им требования телесного: кая польза? (Иак. 2:15–16.) Чадца моя, взывает другой апостол, не любим словом, ниже языком, но делом и истиною (1Ин. 3:18).

Что еще сделал сострадательный самарянин? Всадив его на свой скот, приведе его в гостинницу и прилежа ему. Здесь достойно примечания то обстоятельство, что самарянин имел одно только животное, на котором ехал сам, и не имел другого, которое мог бы предоставить немощному. Итак, он решился лишить себя того, в чем нуждался ближний. Всадив на свой скот, он вел немощного в гостиницу; а сам шел пешком, несмотря на то, что был утомлен, оказывая помощь страждущему.

Иди, и ты твори такожде. Угодную Богу добродетель творишь ты, когда служишь ближнему тем, в чем у тебя избыток, в чем ты не нуждаешься, если притом делаешь сие с любовью к Богу, заповедавшему благотворение, с любовью к ближнему, терпящему нужду. Но если ты лишаешь себя приятности, удобства, покоя, чтобы утешить и успокоить ближнего, уменьшаешь нужное для тебя, чтобы помочь нужде ближнего, то ты проходишь подвиг, который может привести к венцу; сеешь семя, которое способно принести обильную жатву благословений и воздаяний.

Наконец, сострадательный самарянин, изъем два сребреника, даде гостиннику для продолжения попечений о пострадавшем от разбойников, обещая и более впредь, по мере потребности. Благодетельный путешественник мог подумать, что уже довольно сделал для несчастного, когда с трудом избавил его от беспомощного страдания и смерти, доставил в безопасное место, ходил за ним на ночлеге, и что за сим, при необходимости продолжать путешествие, надобно предоставить его человеколюбию других. Но иное говорила сердцу истинная любовь к ближнему: не будь равнодушен к завтрашнему дню того, кому сострадал вчера; не оставляй доброго дела неоконченным; не довольствуйся цветом, когда можешь достигнуть плода. И самарянин устрояет и обеспечивает призрение несчастного до тех пор, как он с восстановленными силами получит возможность устроять сам свое благосостояние.

Иди, и ты твори такожде. Если ближнему нужно, если тебе возможно только одно временное дело милосердия, или только участие в оном, – сделав потребное и возможное, ты исполнил должное. Но если ближнему нужна и с твоей стороны возможна продолжаемая помощь – не допусти, чтобы твоя любовь к ближнему была короче его несчастия.

Особенно те, которые по доброму изволению и обету принимают на себя упражнения в каком-либо роде дел милосердия, никогда не должны забывать, что обет никого не вяжет поневоле, но что связавший себя обетом добровольно не может расторгнуть его безвинно, и что, по слову Господню, никтоже возложши руку свою на рало, и зря вспят, управлен есть в Царствии Божии (Лк. 9:62).