О том же

Еп. Михаила

Об особенной, сравнительно большей, набожности афинян Павел заключил особенно из того, что, проходя и осматривая их святыни (то, что они чтут) – храмы, алтари, статуи богов и т. п., он нашел и такой жертвенник, на котором написано: «неведомому Богу». Таких жертвенников, как видно из свидетельств самих греческих светских писателей (особенно Павзания и Филострата), в Афинах было несколько и, – кажется, на иных были надписи во множественном числе «неведомым богам», на некоторых же или, по крайней мере, на одном – в единственном: «неведомому Богу». Многобожие, в каком бы виде и развитии ни было, никогда не может уверить последователей своих, что они почитают всех богов, – и вот страх, как бы эти непочитаемые (по неизвестности их) боги не прогневались за непочтение их и не наслали бы каких-либо бедствий, заставляет прибегать к тому, чтобы умилостивлять и этих неведомых богов и воздвигать алтари, или жертвенники «неведомым богам» или «неведомому Богу». Такие жертвенники были и в Афинах. Каким богам или какому богу воздвигались подобные жертвенники и каких богов или какого Бога чтили так афиняне, нечего и спрашивать: они не чтили при сем никаких богов и никакого бога, ибо не знали таковых или такового; это было одно отвлеченное понятие в их представлении, с которым определенного ничего не соединялось. – Сего-то, Которого вы, не зная, чтите: по некоторым древним рукописям и чтению некоторых древних толкователей – сие то, что вы, не зная, чтите, – неопределенное, вместо определенного, безличное вместо личного, соответственно незнанию (не зная); сие-то, что составляет для вас неизвестный божеский предмет почитания, есть Бог личный и живой, Творец мира, Которого я и проповедую вам. Это, очевидно, мощный ораторский оборот речи, определяющий неопределенное, влагающий в отвлеченное понятие конкретный смысл, какого в неопределенном представлении слушателей собственно не было, так как он не был сознан, но который мог быть ими сознан, как единственный истинный смысл в неопределенном – «неведомому Богу». Из такой надписи апостол заключает, что афиняне, кроме своих, им известных, богов (Зевса, Афины и пр.), признают и чтят еще божественное Существо, как нечто отличное от тех их богов, и так как Бог, проповедуемый Павлом, есть Существо отличное от тех их богов и им известное, то он со всем полным правом мог сказать в ораторском обороте речи, что это им неизвестное и ими чтимое божественное Существо есть Бог, им проповедуемый, хотя в мыслях их не было того, что «неведомый бог» есть именно этот Бог, проповедуемый теперь Павлом. Это – основная мысль всей речи Павла в ареопаге, смело и премудро выведенная из окружающих его обстоятельств или примененная к ним. Приметить еще надобно при сем мудрость Павла в том, что, когда афиняне надеялись слышать от него речь о чужих богах (ст. 18), о чем-то странном, чуждом для них (ст. 20), Павел полагает в основу проповеди их собственное, в глубине их души лежащее, только не сознанное ими чувство о Боге (Толковый Апостол, стр. 436).