Правда о русских раскольниках, называющихся староверами и старообрядцами

Почти повсеместно в России можно встретить раскольников, которые называют себя староверами и старообрядцами, чуждаются православной Церкви и называют православных еретиками.

Около двух с половиною веков прошло, как возник раскол. В течение этого времени он разделился на множество отдельных толков, внутренно разложился, но продолжает существовать по разным причинам, преимущественно же по недостатку просвещения. Нет сомнения, что многие из раскольников хорошо и не знают, что такое раскол, и остаются в отделении от православной Церкви просто по неведению, будучи убеждены, что они действительно содержат истинную, древлеправославную веру. Да и среди православных можно встретить таких людей, которые прельщаются раскольническими заблуждениями – опять-таки потому, что совершенно не знают ничего о расколе. Для таких малосведущих людей и предлагается эта книжка, чтобы они видели, что такое русский раскол «старообрядчества», отчего он произошел и что в нем происходит, – видели бы всю правду о расколе и могли бы составить верное понятие о раскольниках и об их учении.

Русский народ принял православную веру от греков; греки же передали нам обряды и чины богослужений, хранимые греческою Церковию от времен св. апостолов и вселенских соборов, употребляемые и поныне во всей православной Церкви. От греков же мы, русские, получили и церковные книги, которые и были переведены на славянский язык.

Теперь у нас все богослужебные книги отпечатаны, а прежде печатать не умели, и книги были писанные. Перепиской книг занимались сначала со всевозможною тщательностию люди сведущие, но с течением времени, когда за дело взялись хотя и хорошо умевшие писать, но мало образованные, в книгах стали появляться ошибки, которых не замечали сами переписчики, а иногда и нарочно изменяли некоторые слова и выражения по своему разумению, думая, что так правильнее.

Эти ошибки и изменения, внесенные в книги и своевременно неисправленные, переносились в другие книги, а эти, в свою очередь, также наполнялись новыми ошибками и произвольными изменениями, сделанными переписчиками; явились даже изменения и вставки в символе веры, в котором вселенские соборы запретили прибавлять или убавлять хотя одно слово. Много раз архипастыри pyccкиe принимались за исправление книг, но те люди, которым поручалось дело, не могли, по незнанию греческого языка, верно сличить славянские книги с греческими подлинниками и исправляли кое-что – по своему разумению.

Кроме богослужебных книг, с греческого языка были переведены на славянский некоторые писания св. отцов и учителей Церкви; и эти книги сначала писались, а потом печатались с изменениями и искажениями. По образцу святоотеческих писаний, русские стали и сами составлять поучительные книги; а так как за это дело брались иногда люди недостаточно сведущие, то писали много неправого, несогласно с древними преданиями. Явились даже такие неосторожные писатели, которые вносили в свои сочинения совершенно неправильные мнения и выдавали их за сочинения св. отцов: Василия Великого, Иоанна Златоуста и других.

Так, напр., какой-то клирик Василий написал житие преподобного Евфросина псковского и внес в свое сочинение вымышленное сказание о том, что будто Пресв. Богородица явилась во сне преподобному и повелела говорить аллилуйя дважды, а не трижды, как написано в церковных книгах, а также и другие несообразности. Появилось в разных «сборниках» другое сочинение, выданное неизвестным сочинителем за творение блаженного Феодорита, который будто учил креститься и благословлять двумя перстами.

Когда заведены были у нас, русских людей, свои типографии и стали печатать книги, то так и печатали их со сделанными ошибками и изменениями. Мало того: и те неправильные мнения о двуперстном сложении при крестном знамении, о чтении аллилуйя дважды и другие, которые усвоили некоторые pyccкиe люди, также были внесены в печатные богослужебные книги и чрез это распространились повсеместно. Особенно много таких погрешностей внесено в книги при патриархе Иосифе.

Приезжавшие часто в Poccию православные греки замечали появившиеся у русских отступления от древних обрядовых установлений православной Церкви.

Правда, так как эти отступления не касались догматов веры, то греки не особенно настаивали на уничтожении их, но все же указывали на их неправильность и несоответствие древним церковным установлениям и советовали русским не впадать в такие погрешности, а для сего советовали заводить более школ и учиться.

Но русским в то время некогда было думать о школах, – приходилось постоянно бороться то с Литвою, с поляками и др. недругами, то с внутренними крамольниками и самозванцами.

С воцарением Михаила Феодоровича, когда внутренняя смута улеглась и враги стали не так страшны, явилась возможность заняться и образованием и церковными делами. Когда, в царствование Алексея Михайловича, русским патриархом сделался Никон, он ревностно принялся за исправление богослужебных книг и восстановление древних церковных обрядов.

Патриарх Никон, приступая к исправлению русских богослужебных книг и восстановлению древних обрядов, решил, что единственно верный способ правильного ведения дела состоит в проверке печатных книг с древними рукописями и с книгами греческими, что и поручил людям образованным и хорошо знакомым с греческим и церковнославянским языками.

Однако, еще не приступая к делу, в 1653 году патр. Никон сделал попытку к восстановлению двух древних обрядов: он издал «память», или, по-теперешнему, указ: 1) чтобы православные для крестного знамения складывали три первые перста правой руки и 2) при чтении молитвы великопостной св. Ефрема Сирина Господи и Владыко живота моего делали бы четыре земных поклона и двенадцать малых, а не семнадцать земных, как тогда стали делать. Это-то распоряжение патриарха и вызвало первое проявление раскольнического духа. Царский духовник, протоиерей Благовещенского собора Стефан Вонифатьев, его друг протоиерей московского Казанского собора Иоанн Неронов, бывший протоиерей г. Юрьевца Аввакум Петров, проживавший тогда в Москве у Иоанна Неронова, бывшие протоиереи – костромской Даниил и муромский Логгин и некоторые монахи решительно воспротивились принять распоряжение патриарха и начали ту смуту, из которой возник и теперь еще существующий раскол так называемых старообрядцев. Они составили выписки из недавно напечатанных книг о том, как складывать персты, и о поклонах, то есть выписали те самые неправильные мнения, о которых мы заметили выше, и подали царю, а по Москве разнесли злобную молву, будто Никон совсем запрещает поклоны. Особенно резко и грубо выступил против патриарха Иоанн Неронов, так что патриарх вынужден был предать его соборному суду. С Неронова сняли скуфью и отправили его в Вологодскую губернию в Спасо-Каменный монастырь. По отъезде Иоанна Неронова Аввакум оставался в Москве и, проживая на его квартире, ходил к богослужению в Казанский собор. Он, несмотря на то, что не принадлежал к соборному причту, вмешивался в дела собора и в богослужениях хотел первенствовать. Когда же соборные священники заметили Аввакуму неуместность его притязаний, Аввакум обиделся, ушел из собора и завел свое богослужение на сушиле (в сарае), на дворе дома Иоанна Неронова, куда и увлек за собою некоторых из богомольцев. Удалившиеся переманивали и других из церкви на сушило, говоря, – со слов, конечно, Аввакума, – что в иное время и конюшня лучше церкви, намекая этим на то, что патриарх Никон вводил будто в Церковь ересь. Патриарх призвал Аввакума и его последователей к допросу; но эти люди не только не выказали раскаяния, но дерзко поносили и патриарха и всех архиереев и даже самого царя, почему и были осуждены в ссылку в разные места: Аввакум сослан в Сибирь, Даниил и Логгин лишены священства и сосланы – первый в Астрахань, а второй в Муром. Оба они вскоре умерли.

В 1654 году в Москве собрался собор русских епископов. Патриарх Никон указал собору неисправности и разногласия печатных церковных книг в сравнении с древними греческими и русскими письменными книгами, в которых одинаково изложены все чины и уставы. Собор единогласно решил исправить богослужебные книги согласно древнейшим рукописям русским и греческим и уничтожить все нововведения и отступления от древних уставов.

Последовало только одно возражение по вопросу о поклонах, сделанное Павлом, епископом коломенским, который во всем остальном соглашался с мнением собора.

В том же 1654 году патриарх Никон послал грамоту константинопольскому патриарху, в которой указывал на свое намерение уничтожить неисправности, вкравшиеся в русские богослужебные книги, спрашивал, как нужно слагать персты для крестного знамения и для благословения и как поступить с теми, которые противятся распоряжениям церковной власти. Грамота Никона обсуждалась в Константинополе, на соборе. Константинопольский собор одобрил намерение русского патриарха и в ответной грамоте писал, между прочим, что греческая Церковь содержит древний обычай креститься тремя первыми перстами правой руки, сложенными вместе во образ Св. Троицы, a архиереи и священники благословляют людей, складывая пальцы именословно, т. е. так, что ими изображается имя Господа – Ис. Хс. – Иисус Христос. При этом греческие архипастыри поставляли на вид, что разность в обрядах не имеет существенной важности и не может служить препятствием к единению православных Церквей, лишь бы не было несогласия в главных существенных членах веры; что обряды не всегда и не везде были одинаковы в поместных Церквах, и это нисколько не препятствовало единению Церквей. Тем не менее, раз русская Церковь решила и в обрядах быть единогласной с греческою и другими восточными Церквами, то pyccкиe люди должны следовать указаниям церковного священноначалия, и противляющиеся Церкви выказывают в себе признаки раскола и, как ослушники, не могут быть терпимы.

Одновременно с отправлением грамоты в Константинополь патриарх Никон стал подготовлять все, что нужно для начатия работ по пересмотру церковных книг. Из Троице-Сергиева, Иосифова Волоколамского, Юрьева и Хутынского и других древних монастырей собраны в Москву все имевшиеся в них древние славянские и греческие рукописи. А так как греческих книг оказалось в России мало, то еще в 1653–1654 гг. был послан за ними на Афон ученый старец Арсений Суханов, который и привез в Москву из афонских монастырей до 500 древних греческих и славянских рукописей и книг, написанных за 400, за 500, за 600, за 700 и более лет.

Исправление книг поручено было людям хорошо образованным и основательно знавшим греческий язык. В 1655 году была исправлена первая книга – «Служебник», рассмотрена собором и одобрена.

В это время в Москву прибыли: антиохийский патриарх Макарий, сербский Гавриил, никейский митрополит Григорий и молдавский Гедеон. Патриарх Никон счел нужным обратиться к ним с вопросом о сложении перстов для крестного знамения.

Все четверо иерархов единогласно отвечали, что они, по преданию св. апостолов и св. отцов и св. соборов, творят крестное знамение тремя первыми перстами правой руки.

23 апреля 1656 года pyccкиe святители снова собрались в Москву на собор и, рассмотрев всесторонне вопрос о сложении перстов, постановили такое определение: «Если кто-либо с этого времени, зная (настоящее определение), не послушает и не будет изображать крестное знамение так, как издревле прияла св. Церковь, как и ныне содержат вселенскиe патриархи, как было и здесь (в России) до напечатания (подложного) слова Феодорита, а именно тремя первыми перстами правой руки во образ Св. Троицы, того мы считаем отлученным от Церкви».

Вскоре произошло чрезвычайно грустное обстоятельство, имевшее большое значение для усиления раскола. Патриарх Никон, человек твердой, непреклонной воли, строгий к себе и другим, имевший большое влияние на государя и принимавший самое живое участие во всех государственных делах, имел много врагов и завистников своего могущества. Враги патриарха сумели подорвать доверие к нему государя. Размолвка, происшедшая между царем и патриархом, по проискам недоброжелателей последнего обострилась и перешла в крупную ссору.

Никон оставил патриаршество и уехал из Москвы в Воскресенский (Новый Иерусалим) монастырь.

С отъездом патриарха дело исправления продолжалось под наблюдением собора святителей; новоисправленные книги рассылались по церквам и вводились в употребление. Но уже не было той власти и силы в деле исправления книг, какою владел патриарх Никон. Раскольники почувствовали себя свободно, возвысили голос и с большею настойчивостию и дерзостию стали распространять клеветы на православную Церковь. За время, пока, с отшествием Никона, патриарший престол оставался незамещенным, раскол очень усилился и распространился. Аввакум, возвращенный, по проискам друзей, из ссылки, явился в Москву и выдавал себя за мученика, претерпевшего гонения за древнее благочестие. Диакон Успенского собора Феодор, архимандрит Покровского монастыря Спиридон, игумен Златоустова монастыря Феоктист, боярыни Морозова и Урусова, инокиня Иустина – вот главные сподвижники Аввакума в Москве. В других городах выступили в защиту раскола: в Суздале – священник Никита, известный под прозвищем Пустосвята, в Романове – Лазарь, в Костроме – чернец Капитон, в Муроме – Антоний, в Соловецком монастыре – старцы Феоктист, Герасим, Епифаний и другие. Раскольники действовали открыто, никого не боясь, особенно Аввакум. Этот перешел уже всякие границы в своей дерзости, так что сам народ возмутился против него, и его двукратно высылали из Москвы.

Главная мысль, которую проповедывали расколоучители, была та, что русские богослужебные книги и чинопоследования, напечатанные ранее патриарха Никона, будто совершенно исправны и не содержат никаких ошибок и отступлений от древних преданий; наоборот, Никон-то, говорили они, и внес в книги эти ошибки и отступления, и этим повредил древнее благочестие, под видом исправления книг ввел в Церковь разные ереси; говорили, что Никон еретик, предтеча антихриста, заражен всеми ересями; говорили, что теперь Церковь осквернена антихристовою скверною, поэтому следует удаляться от Церкви, не принимать таинств, убегать священников и apxиepeeв; говорили, что православие погибло и в русской и в греческой Церкви и хранится во всей чистоте только ими, раскольниками. Народ слушал такие речи, видел, как отбирались прежние церковные книги и рассылались новые, а по новым книгам стали петь и читать, да и креститься не так, как делалось прежде, и соблазнялся. Проверить дело, вникнуть в смысл его народ был не в силах и в простоте сердечной шел за расколоучителями.

Обвиняя Церковь во многих ересях, расколоучители должны же были сказать – в какие именно ереси впала Церковь, и вот они выставили целый ряд обвинений на Церковь, которые повторяют и теперь раскольники.

Раскольники обвиняют православную Церковь в том, что она изменила символ веры, а именно в 8 члене читаем: (верую) и в Духа Святаго Господа животворящаго, а не так, как было напечатано в прежних книгах: (верую) и в Духа Святаго Господа истиннаго и животворящаго; в 7-м члене Прав. Церковь читает: Его же царствию не будет конца, а в старых книгах говорится: несть конца; есть и некоторые другие еще меньшие разночтения. Правда, разночтение раскольников не изменяет смысла читаемого, но и такой разнице лучше бы не быть, так как вселенскими соборами запрещено прибавлять или убавлять в символе веры хотя одно слово. Поэтому-то те произвольные вставки, которые были внесены в старопечатные книги и которые теперь остаются любимыми у раскольников, и внушили патриарху Никону сделать самое тщательное сравнение русского текста символа с текстами древнейшими греческими и русскими.

Раскольники обвиняют Прав. Церковь в том, что будто она изменила имя Спасителя, т. е. стала писать Иисус вместо Исус; говорят даже, что под именем Ииcyca правосл. Церковь молится какому-то иному богу, а не Сыну Божию, Спасителю нашему; но это – богохульство! Имя Иисус есть точное начертание имени Господа и всегда писалось так, как полное начертание; начертание же Исус есть сокращенное, а еще более сокращенное – Иис., Ис. Таким образом раскольники говорят, сами не зная что, Прав. Церковь верует в Ииcyca Христа, Сына Божия единороднаго, как и читаем в символе веры.

Раскольники обвиняют Прав. Церковь в том, что она изменила перстосложение при крестном знамении, т. е. повелела креститься тремя первыми перстами, а священникам благословлять именословно, т. е. складывать пальцы так, чтобы они изображали буквы имени Спасителя Ис. Хс., а не двумя перстами, как крестятся и благословляют любители мнимой старины. Такое или иное сложение перстов не имеет существенного значения в деле веры, если не заключает в себе какой-либо мысли. Это только обряд, и его всегда Церковь может изменить по своему усмотрению. Но русская Церковь и не изменяла в строгом смысле перстосложения, а только восстановила его в его первоначальном виде, в каком оно употреблялось и в русской и в греческой Церкви издревле. Обычай креститься и благословлять двумя перстами внесен в печатные книги только незадолго до патриарха Никона без всяких на то оснований.

Раскольники обвиняют Прав. Церковь в том, что она почитает четырехконечный крест, а крест восьмиконечный отринула. Неправда: Прав. Церковь почитает вообще крест Христов, как бы он ни изображался: четырехконечный ли, восьмиконечный или шестиконечный. Да и сами раскольники, отвергающие неизвестно почему четырехконечный крест, в противоречие себе полагают на себе крестное знамение четырехконечным крестом.

Раскольники обвиняют Прав. Церковь в том, что она стала употреблять при литургии 5 просфор, вместо прежних 7-ми. Для таинства нужна собственно одна просфора, из которой вынимается агнец; число же других просфор не имеет существенного значения.

Раскольники обвиняют Прав. Церковь, что она изменила слова в некоторых молитвах, как например, в молитве Господней вместо слов Сыне Божий поставила Боже наш; в молитве Св. Духу вместо слов Дух истинный поставила Душе истины; в молитве Богородице вместо обрадованная поставила благодатная; в пасхальном тропаре вместо слов смертью на смерть наступи –слова смертию смерть пoправ; в херувимской песне вместо печаль – попечение и проч. Обвиняют также, что православные поют аллилуй трижды, а не дважды и проч. Но все эти и подобные обвинения не имеют никакой важности, потому что касаются замены слов и выражений одних другими равнозначащими, что всегда православная Церковь в праве делать по своему усмотрению и всегда делала. Да притом эти изменения или, вернее, исправления сделаны правильно и согласно древнейшему тексту священных книг.

И много подобных обвинений выставляли и выставляют раскольники, которые или прямо ложны, как, например, обвинение в том, будто Прав. Церковь молится духу лукавому, или совершенно ничтожны, как, например, обвинение в том, что Церковь дозволяет молиться, стоя на коленях, или таковы, что служат к обвинению самих раскольников. Так, напр., раскольники ставят в вину Церкви то, что она запрещает поклоняться земно во время литургии священ. дарам, при перенесении их с жертвенника на престол. Прав. Церковь запрещает в это время кланяться дарам потому, что они еще не пресуществлены в Тело и Кровь Господню.

Раскольники ставят в вину Церкви даже недостатки некоторых отдельных лиц из православного общества, как, напр., небрежное изображение крестного знамения, нарушение постов, курение табака и т. п., как будто эти недостатки ввела или дозволила Церковь.

Итак раскольники ложно оклеветали Прав. Церковь в изменении догматов веры и в принятии ересей; обвиняя же Церковь за изменение или, правильнее, за исправление книг и обрядов, сами впали в великую ошибку, приняли обряды за неизменные догматы веры. Что они действительно усвоили обрядам и буквам значение догматов, это показывает самое отделение их от Св. Православной Церкви.

Дело раскола принимало серьезный оборот, и царь Алексей Михайлович созвал в 1666 году большой собор в Москве. Собрались митрополиты, архиепископы, епископы, архимандриты, игумены, протоиереи. Был и царь со своим синклитом. Собор прежде всего вновь рассмотрел все новоисправленные книги, напечатанные при патр. Никоне и после его отшествия, одобрил их и потом занялся судом над расколом и раскольниками. На этом соборе предстали главные вожди раскола; их подробно расспрашивали, указывали их заблуждения и убеждали покориться православной Церкви. Первым предстал на соборе епископ вятский Александр, который хотя и не был раскольником, но все же не сочувствовал делу исправления книг. Александр просил у собора вразумления, убедился в своей ошибке, принес покаяние и был принят в состав собора. Протопоп Аввакум, Никита Пустосвят, диакон Феодор упорно оставались при своих заблуждениях, почему преданы анафеме, лишены санов и сосланы: Аввакум в Пустозерский острог, а Никита и Феодор на Угрешу. Игумен Феоктист, соловецкий старец Герасим и дpyгие сознали свою неправоту, покаялись и были приняты в церковное единение; священнику Лазарю дано несколько месяцев на размышление, и когда, по истечении срока, он остался при своих заблуждениях, лишен сана, предан анафеме и сослан в Пустозерский острог. Иоанн Неронов, еще ранее принесший раскаяние в своих заблуждениях и принявший монашество с именем Григория, также вызывался на собор и, подтвердив свое раскаяние, поступил в единение с православными. В 1667 году в Москву прибыли патриархи александрийский Паисий и антиохийский Макарий с полномочиями от остальных двух патриархов – константинопольского и иepyсалимского. Заседания собора возобновились и происходили в присутствии восточных патриархов. Собор занялся сначала рассмотрением дела патриарха Никона и судом над ним. Никон был осужден, лишен сана и сослан в ссылку в монастырь (впоследствии Никон получил прощение, ему возвращен сан, и когда он, возвращаясь в Москву, умер, то был погребен в Воскресенском (Новый Иерусалим) монастыре, как патриарх). На место Никона поставлен новый патриарх Иоасаф, который также принял участие в следующих заседаниях собора. Bcе три патриархa рассмотрели деяния собора 1666 года и одобрили все распоряжения русских святителей. Было составлено общее соборное определение и завещание от лица всех патриархов, митрополитов, архиепископов и епископов русских и греческих и всего освященного собора: «Во всем без всякого сомнения и прекословия покоряться св. Церкви; принимать и употреблять новоисправленные книги; читать символ веры так, как сказано в новоисправленных книгах; творить крестное знамение тремя перстами правой руки, а пастырям благословлять именословно; вообще хранить церковный чин по преданию св. апостолов и св. отцов». Если же кто, определили отцы собора, не послушает нас и не покорится св. Церкви и сему освященному собору, или начнет прекословить и противляться, такого противника, данною нам от Св. Духа властию, если будет от священного чина, извергаем и проклятию предаем, если же из мирян, – отлучаем и предаем проклятию, пока не вразумится и не возвратится к правде покаянием.

После осуждения раскола собором всей православной Церкви в 1667 году, раскольники не только не смирились, но открыто восстали и даже с оружием в руках. Они подняли бунт сначала в Соловецком монастыре, а потом и в самой Москве. В Соловецком монастыре раскольнические мнения занесены при самом начале исправления книг. Так, когда в 1656 году в монастырь был прислан новоисправленный «Служебник», монахи не хотели его употреблять и продолжали служить по прежнему.

Когда же в монастырь прибыли из разных мест сподвижники Аввакума, Лазаря и других вождей раскола, частию присланные сюда на смирение, частию сами удалившиеся сюда, то раскол заявил себя открыто. Во главе раскольников стал проживавший в числе братии архимандрит Никанор. Здесь же, в монастыре, нашли приют и разбойники из шайки Стеньки Разина, которые воспользовались раскольнической смутой, объявили себя защитниками «древнего благочестия», забрали в монастыре власть в свои руки и выжидали случая завладеть монастырскими сокровищами. Среди соловецких монахов, впрочем, было не много приверженцев раскола и мятежа. Большинство иноков оставалось среди бунтующих поневоле, так как из монастыря их не выпускали, а пытавшихся тайно уйти ловили и запирали. В монастыре хранилось много древнейших книг, с которыми оказались согласны новоисправленные книги и которые, таким образом, обличали неправоту раскола. Все эти книги раскольники частию порвали, потопили в море или сожгли, частию переправили по своему мудрованию. Один из них даже вооружился почему-то против крестов, на которых положена известная надпись I. Н. Ц. I., и все их порубил и пожег.

Несколько раз приезжали в Соловки, по царскому указу, и духовные и светские лица увещевать бунтовщиков, но все попытки вразумить их оказались тщетны. К монастырю подступило царское войско. Мятежники заперлись и открыли стрельбу. Долго царское войско стояло около монастыря, не приступая к правильной осаде, в надежде, что мятежники образумятся. А те и не помышляли о сдаче. Архимандрит Никанор беспрестанно ходил по монастырским стенам, кадил пушки и кропил их водою, приговаривая: «Матушки мои галаночки, надежда у нас на вас, вы нас обороните». Мятежники постановили не молиться за царя; а так как иеромонахи отказались подчиниться этому требованию, то и совсем в монастыре прекратилась служба и иеромонахов выслали. «Мы и без священников проживем», говорил Никанор. И действительно, из мятежников и ранее того никто к службе не ходил. В монастыре открылась смертельная болезнь. Наконец, однажды ночью, царское войско вошло в монастырь чрез потайной ход и захватило мятежников врасплох. Многие из них тут же были убиты, другие захвачены, впоследствии судимы и приговорены, смотря по степени вины, или к смертной казни или к ссылке, а те, которые раскаялись, прощены. В числе других казнен и архимандрит Никанор.

Вскоре после того казнены, по царскому указу, и первые расколоучители Аввакум, Лазарь, Феодор и другие. Всех их раскольники занесли в число мучеников.

Вскоре после того раскольники произвели бунт в Москве.

По смерти царя Феодора Алексеевича в Москве произошла политическая смута, поднятая стрельцами, которою и воспользовались раскольники в своих интересах. Пользуясь покровительством начальника стрелецких полков кн. Хованского, раскольники стали требовать, чтобы правительство назначило публичное прение православных с раскольниками. За день до коронации царей Иоанна и Петра Алексеевичей раскольники, под предводительством Никиты Пустосвята, большою толпой пришли в Кремль к Красному крыльцу. Никита держал в руках крест, у других двоих раскольников были евангелие и икона страшного суда. «Пришли мы, –заявил Никита Хованскому, – бить челом великим государям о старой православной вере, чтобы они велели патриарху служить по старым книгам, на семи просфорах. Если же патриарх не изволит служить по старым книгам, то повелели бы ему дать с нами правильное рассмотрение, почему он на это не согласен». Хованский приказал им от имени государей прийти после коронации. Раскольники уступили, потребовали, чтобы коронование государей и обедня в этот день были совершены по старым книгам. Чтобы отделаться от них, Хованский обещал устроить это по их желанию и поручил им самим приготовить просфоры и принести в Успенский собор. Раскольники удалились. В день коронации Никита с просфорами пришел в Кремль, но в собор его не пустили. Озлобленные раскольники несколько дней буйствовали в Москве и потом снова, под предводительством того же Никиты, большой толпою, с зажженными свечами, с крестами и иконами пришли в Кремль, поставили аналои и скамьи, положили на них иконы и старопечатные книги и требовали, чтобы патриарх шел к ним на состязание. Так как толпа была возбуждена, многие были пьяны и держали под одеждой камни, то патриарх не вышел к ним, а прошел в Грановитую палату, куда собрались и другиe apxиepeи, архимандриты, игумены, бояре, окольничие и др. чины; пришла сюда и царевна София Алексеевна, правившая государством за малолетством царей. Позвали раскольников. С великим бесчинием вошла пьяная ватага. Стали было читать челобитную, но Никита заглушал чтение бранью и даже бросился бить одного архиерея. Взяв в руки евангелие, писанное рукою святителя Алексия чудотворца, патриарх со слезами вразумлял бунтовщиков, показывал им древние книги, свидетельствующие о заблуждениях раскольников. Вместо ответа раскольники, подняв кверху руки со сложенными по своему обычаю пальцами, кричали только: «Вот так, вот так!» и вышли из палаты с криком: «Победихом, победихом, всех apxиepeeв препрехом и посрамихом!» Дойдя до Лобного места на Красной площади, поставили на него аналои, положили иконы и начали учить народ своим заблуждениям, говоря, что делают так по царскому повелению. Потом с крестами и иконами пошли за Яузу, вошли в одну церковь, служили молебен и, отзвонив в колокола, разошлись по домам.

Как ни старались Никита и его сподвижники увлечь стрельцов к дальнейшим беспорядкам, стрельцы отказались, сами же схватили вожаков раскола и передали их в руки правосудия. Никита был казнен, а другие бунтовщики разосланы по разным местам.

После тех бунтов, которые чинили раскольники, цари Иоанн и Петр Алексеевичи издали в 1685 г. весьма строгий указ, надеясь страхом повлиять на раскольников.

Указом предписывалось всех, кто не хочет отказаться от раскольнических заблуждений, предавать смертной казни, а тех, кто покается, рассылать по монастырям на испытание, а в случае вторичного отпадения от Церкви – казнить смертию; имения раскольников продавать в пользу казны; обличенных в укрывательстве раскольников бить кнутом или ссылать в дальние города.

Поставленные этим указом в чрезвычайно тяжелое положение, раскольники, избегая казни, или таили «свою веру», или скрывались по глухим непроходимым лесам брынским, вязниковским, стародубским, в тундрах поморских, в Сибири и друг. местах, а иные и совсем выселились из России в Польшу, Швецию, Пруссию, Австрию и др. места.

С течением времени эти строгие меры были отменены; раскольникам дозволено возвратиться в свои места и жить, не скрываясь. Но распространять раскол, совращать православных, строить свои церкви и скиты запрещалось под опасением строгих взысканий. Точно так же раскольникам воспрещено публично совершать свои моления и требы, и ни священники их ни наставники не признаны законными, как самозванцы.

В то время как правительство старалось ослабить раскол своими узаконениями, церковная власть употребляла свои средства для той же цели. Пастыри Церкви и устно и письменно объясняли раскольникам их заблуждения, неоднократно вступали с ними в совместное рассмотрение спорных вопросов и ясно показывали всю неосновательность раскола.

Много из раскольников убедились в истине православной Церкви и присоединились к ней, а другие упорно продолжали отстаивать свои раскольнические положения.

Отделившись от православной Церкви, раскольники должны были составить свою собственную Церковь, и именно по подобию православной, отвергнув только то, что, по их мнению, нарушило древнее благочестие православной Церкви, т. е. те немногие и несущественные изменения в богослужебных книгах и в обрядах, которые сделаны при патриархе Никоне и после него. Но Церкви они не составили, да и не могли составить. Правда, храмы они построили; священники, хотя и беглые и лишенные сана, у них были и совершали богослужение по старому, крестили, исповедовали, причащали иногда, отпевали и вообще исполняли многое из того, что нужно. Но так дело продолжалось недолго. Священники их, поставленные ранее Никона, когда, по воззрению раскольников, русская Церковь сияла в благочестии, не могли жить вечно, померли, а заместить их было некем. Своего apxиepeя, который бы поставил новых священников, у раскольников не было; и приходилось, таким образом, или оставаться без священников или сманивать в раскол православных священников, поставленных по новопечатным книгам. Отсюда и началось разделение раскольников на толки. Одни полагали, что лучше остаться вовсе без священников, чем заимствовать их от еретиков, подпавших яко бы власти антихриста. Эти раскольники, оставшись без священников, составили особый толк беспоповщины. Другие не разделяли этих взглядов и находили, что хотя русская Церковь и впала в ереси, но священство в ней все же истинное, только зараженное ересями, и если какой священник или епископ откажется от этих мнимых ересей и согласится служить по-старому, то его можно, не сомневаясь, принять в качестве пастыря. Эти раскольники составили другой толк – поповщины. Епископа они не находили, а священников переманивали. Понятно, что из православных священников уходили в раскол или такие же невежественные в деле веры, как и сами раскольники, или виновные в каких-либо проступках и убегавшие от возмездия, иногда лишенные сана и даже самозванцы с похищенными или поддельными грамотами.

Вскоре потом оба главные толка поповцев и беспоповцев подразделились на несколько отдельных толков, друг с другом несогласных в каких-либо вопросах, друг друга чуждающихся и считающих еретиками.

Беспоповцы первоначально составляли одно общество, содержавшее во всей строгости учение первых учителей раскола. Так как, по учению беспоповцев, в православной Церкви царствует антихрист, то они ожидали скорой кончины миpa и потому не сокрушались, что у них нет священников, а чрез это и таинств. За неимением священников богослужение совершали у поповцев простолюдины, особо избранные для этого, которых они называли наставниками. Наставники служили вечерни, утрени, часы, пропуская в чинопоследованиях все то, что должен читать священник; другие же богослужения, а также таинства, совершать которые, по самому их существу, должно только лицо, облеченное благодатию священства, у беспоповцев не совершались вовсе или же совершались по какому-то ими измышленному чину, с пропуском всего, что усвоено собственно священнику. Так, в крещении пропускались все молитвы, которые должен читать священник; на исповеди наставник только выслушивал перечень грехов, а разрешительной молитвы, в которой сообщается прощение кающемуся, не читал; ни миропомазания, ни причащения, ни священства, ни елеосвящения у беспоповцев не было совсем. Что касается брака, то беспоповцы учили, что в виду близкой кончины мира и не должно вступать в брак, а должно всем вести жизнь безбрачную. Поэтому и те, которые уже вступили в брак, разводились или оставались «на чистом житии». Если у таких супругов рождались дети, то родители наказывались епитимией. Некоторые из беспоповцев пришли даже к той мысли, что лучше жить блудно, чем в законном браке.

За государя беспоповцы не молились, как за слугу антихриста. Считая православных хуже всех еретиков, они вновь перекрещивали их при переходе в раскол, отчего и получили название перекрещенцев. Кроме того, в виду воцарения антихриста, беспоповцы измыслили, что самое верное и богоугодное средство избежать антихристовой скверны, это – самоумершвление посредством огня или голода.

Беспоповщинская секта распространилась главным образом в пределах костромских и вязниковских, в Сибири, около Белого моря, в окрестностях Новгорода и Пскова и в других местах.

Главою костромских и вязниковских беспоповцев был чернец Капитон, ученики и последователи которого заявили себя необычайно невежественным суеверием. Отвергнув священников и не имея возможности причащаться тела и крови Господней, они задумали заменить это таинство своим причастием. Во время молитвенных собраний избранная девица скрывалась в подпольи и, выходя из него через некоторое время, произносила: «Всех вас да помянет Господь Бог во царствии Своем всегда, ныне и присно и во веки веков» – и подавала присутствующим решето с изюмом. Присутствующие говорили аминь, принимали решето и причащались изюмом.

В Сибири распространял раскол еще Аввакум Петров. После него вождями раскола в духе беспоповства были: чернец Иосиф, осужденный собором в 1660 году, лишенный монашества и сосланный в Енисейск, перед смертию принесший покаяние; священник Дометиан; какой-то еврей, принявший христианство, по имени Авраам; бывший служивый атаман Яков Лепехин и ученик Дометиана Василий Шапошников. У сибирских беспоповцев особенно сильно было распространено убеждение в спасительности самосожжения, и много их погибло в огне.

Изуверством раскольников пользовались некоторые недобросовестные люди, как средством обогащения, нарочно уговаривали несчастных к сожжению, а сами забирали имущество сгоревших.

Особенно важное значение среди беспоповцев приобрели раскольники, поселившиеся в поморском крае, в пределах олонецких. Насадителем беспоповщины здесь раскольники называют епископа комошенского Павла, который за свое противление решению собора об исправлении книг был сослан в Палеостровский монастырь, где вскоре и умер. Беспоповцы говорят, что он будто бы и благословил их оставаться без священников; но это ничем не подтверждается. Известнейшим из первых учителей раскола в Поморьи был инок Корнилий, бежавший сюда из Ниловой пустыни по следующему обстоятельству. Когда в Нилову пустынь были доставлены новоисправленные книги и чередной иepoмoнах стал служить по ним литургию, Корнилий, бывший пономарем, стал возбранять служение и даже ударил служащего кадильницей по голове настолько сильно, что глиняная кадильница разбилась. Избегая наказания за свой поступок, Корнилий и бежал в олонецкие пределы, вошел в сношения с Аввакумом и Лазарем и стал во главе поморских раскольников.

Много способствовали распространению и укреплению раскола беспоповщинского толка в Поморьи также выходцы Соловецкого монастыря, бежавшие сюда от правосудия. Они увлекали простодушных поморян своими рассказами о мнимой святости соловецких мятежников, о бывших будто бы чудесах и знамениях во время осады.

В диком поморском крае раскольники чувствовали себя настолько свободно, что не только открыто проповедывали свои заблуждения, но иногда и силой заставляли православных переходить в раскол, нападали на православные монастыри и церкви, изгоняли и даже сжигали иноков и забирали имущество. Впрочем, нередко раскольники сжигали и сами себя, в надежде очиститься этим «огненным крещением» от всех грехов и войти в царство небесное.

Ученик Корнилия, беглый дьячок Даниил Викулов, основал на реке Выге скит и был около 40 лет его первым настоятелем. Скит этот получил величайшее значение у беспоповцев не только в Поморьи, но и в других местах и особенно славился, когда настоятелями его были братья Андрей и Симеон Денисовы. Настоятели Выговского скита сумели выхлопотать от правительства дозволение свободно совершать богослужение в часовне скита, чем и привлекали беспоповцев, поселившихся в других пределах и не имевших такого преимущества. Кроме того у выговцев было даже свое причacтиe, принесенное одним из соловецких выходцев, который разгласил, что он принес с собою древние запасные св. дары. Так как принесенных даров было очень мало, то он растворил их в квашне, смешал с большим количеством теста, испек хлебы и крохами этих хлебов причащал желающих, которых было очень много. Люди богатые не жалели денег на приобретение крошек и доставляли скиту большие средства.

Как и другие беспоповцы, поморцы сначала не молились за государя, но потом, когда, вследствие открывшихся в скиту беспорядков, прибыл туда назначенный правительством чиновник Самарин, они стали молиться, к величайшему соблазну других беспоповцев. Следует указать еще, что выговские раскольники не поклонялись кресту, если на нем положена известная надпись: I. Н. Ц. I (Иисус Назарянин, Царь Иудейский), считая эту надпись латинской ересью, нововнесенной Никоном.

В новгородских и псковских пределах известным расколоучителем был беглый дьячок Феодосий, перекрещенный в раскол с именем Дионисия. Спасаясь от преследования, Феодосий бежал в Польшу и основал там две беспоповщинские обители – мужскую и женскую. Содержа общие всем беспоповцам верования, последователи Феодосия кое в чем не сходились с поморцами. Так, они 1) признавали правильным полагать на кресте надпись I. Н. Ц. I.; 2) не расторгали браков, как делали поморцы; 3) пищу, покупаемую на торгу, считали оскверненной и очищали ее молитвою и поклонами, чего поморцы не делали; 4) переходящих в раскол иноков не признавали таковыми и не поручали им совершение духовных треб, как велось у поморцев; духовные требы совершал сам Феодосий, причем, будучи только дьячком, надевал священнические поручи и читал священнические молитвы, что особенно соблазняло поморцев.

Таким образом в самое же первое время в беспоповском толке уже были несогласия во взглядах, положившие начало тому разделению беспоповщины на многочисленные толки, которое существует и в настоящее время. И замечательно, отделяясь друг от друга иногда из-за самых незначительных разностей, каждый толк смотрит на другие толки как на еретиков и только себя одного считает святою соборною и апостольскою Церковию.

Федосеевцы. Основателем федосеевского толка был упомянутый Феодосий Васильев. Выше были указаны те отличия, какие существовали у последователей Феодосия сравнительно с поморцами. Из-за этих разностей и произошло выделение федосеевцев в особый толк. Феодосий Васильев насчитывал до 30 отступлений поморцев от тех взглядов, которые усвоены им, о чем и писал Андрею Денисову, настоятелю Выговского скита, предлагая уничтожить эти отступления. Вскоре после письма Феодосий лично прибыл с шестью старцами в Выговскую пустынь и вел там прения с поморскими наставниками. Так как поморцы не хотели поступиться своими обычаями, то Феодосий, удаляясь из обители, отряс прах от ног своих и сказал: «Небуди нам с вами имети общения ни в сем веке ни в будущем». С этого времени федосеевцы и отделились от поморцев, а когда, с приездом Самарина, выговцы положили молиться за царя, федосеевцы еще более стали чуждаться их, называли еретиками и самарянами. Последователи Феодосия утвердились в Новгороде, Ярославле, Старой Руссе, Пскове, Риге и друг. городах, а также за границей: в Австрии, Пруссии и Польше. Наконец, им удалось прочно засесть и в Москве. Здесь федосеевцы основали свое общежитие, существующее и ныне под именем Преображенского кладбища.

Основателем Преображенского кладбища был купец Илья Алексеев Ковылин. В 1771 году в Москве была страшная смертность от чумы и голода. В Москве были устроены карантины, чтобы не распространять заразы. Под благовидным предлогом прийти на помощь правительству в борьбе с чумою Ковылин и устроил преображенский карантин для зараженных чумой. По прекращении болезни карантин превратился в раскольническую общину, с двумя молельнями, с обширными помещениями для мужчин и женщин, которые жили по уставу монастырскому. Близкое соседство мужчин и женщин имело своим последствием открытие новых помещений для так называемых воспитанников Ковылина.

Преображенская община, получившая богатые вклады от умерших во время чумы раскольников, обеспеченная всем состоянием самого Ковылина и имевшая своими прихожанами многих богачей Москвы и Петербурга, приобрела великое значение в федосеевском толке.

В учении московские федосеевцы имеют некоторые отличия от других беспоповцев того же толка. Так, они учат, что во время молитвы благодать Божия беспрепятственнее сходит, если не будет над молящимся никакой внешней преграды; поэтому они в своих домах устраивают особые отверстия, которые и открывают во время молитвы; пред чужими иконами, а также пред иконами в киотах со стеклом они не молятся; ходить в торговые бани считают осквернением. В 1780 году московские федосеевцы после долгих споров согласились с поморцами не употреблять на кресте надписи, или титла I. Н. Ц. I.

Отвержение Пилатовой надписи, или титла было неприятно тем из федосеевцев, которые хотели сохранить все предания своего учителя Феодосия; поэтому они отделились от московских и других единомышленных с ними федосеевцев и остались верны преданиям Феодосия Васильева. Так как разделение вышло из-за надписи, или титла на кресте, то общество, сохранившее эту надпись, получило название титловщины.

В 1809 году, вследствие некоторых послаблений во взгляде на брак, сделанных федосеевцами в угоду богатым купцам-раскольникам, не желавшим оставаться безбрачными, противники брака, привыкшие к распутной жизни, выделились в особый толк, названный по имени основателя толка, купца Аристова, аристовым согласием.

Это выделение аристова согласия заставило федосеевцев отказаться от сделанных послаблений, и они снова стали чуждаться брачных членов своего общества. А так как вообще безбрачие – удел немногих избранников, то в федосеевстве царит всеобщий разврат. По тому же вопросу о браке имеют свои особые взгляды и потому чуждаются других федосеевцев федосеевцы польские и федосеевцы рижские.

Поморские беспоповцы также выделили из своей среды несколько отдельных толков.

Когда в Выговском скиту стали молиться за государя, старец Филипп не захотел иметь ничего общего с выговскими старцами и счел за лучшее сгореть живым. С Филиппом сгорело и несколько его последователей, а другие, оставшиеся в живых, выделились в особый толк под именем филипповцев.

От филипповцев вообще отделяется небольшое общество филипповцев орловских. Причиной отделения было то, что среди последователей филипповского толка появились модные одежды, а именно: картузы, новомодные шапки, большие воротники, смазные сапоги и проч., а также нарушения святости праздничных дней работами. Эти обстоятельства и заставили орловских филипповцев отделиться от других, нарушивших древнюю простоту одежды и святость праздников.

Есть в филипповском толке и другие деления и подразделения. Например, московские филипповцы чуждаются кимрских, а кимрские – московских; на низовьях Волги филипповцы, сознавая, что беспоповское учение о всеобщем безбрачии, противное евангелию и природе человека, ведет только к распутству, стали принимать брак вопреки общему учению беспоповцев, и потому выделились от других в особый толк.

Кроме указанных существуют еще следующие толки в беспоповщине:

Рябиновцы. Рябиновцы не поклоняются иконам, на которых кроме св. лиц изображены какие-либо другие предметы, например, иконе Входа Господня в Иерусалим, на которой обыкновенно изображается осел, деревья, народ и проч.; иконе Сошествия во ад, иконам Распятия и Воскресения, если на них изображены воины, стены города и проч.; не поклоняются они еще иконе Господа Саваофа. Вместо икон рябиновцы имеют в домах восьмиконечные кресты. Кресты рябиновцы делают только из рябины, почему и получили свое название. Рябину же они избрали потому, что по их мнению это единственное растущее у нас одно из трех дерев (певга, педра и кипарис), из которых был сделан крест Спасителя, а именно певга. Толк рябиновцев распространен по Волге, около Чистополя.

Дырники. Последователи этого толка не поклоняются иконам, вообще новым, потому, что, за неимением священников, их некому освятить, а старым потому, что считают их оскверненными от обладания еретиков, т. е. православных. За неимением икон дырники поклоняются прямо на восток и не чрез окно или стену, а непосредственно на воздухе. Поэтому, чтобы в зимнее и ненастное время не выходить для молитвы наружу, они проделывают в восточной стене домов небольшие дыры, в которые и молятся. Отсюда и получили свое название.

Середники. Середники получили свое название потому, что празднуют вместо воскресенья в середу. Середники выделились в отдельный толк после того, как при Петре Великом стали праздновать Новый год вместо 1-го сентября – 1-го января. Они, не понимая хорошо церковного летосчисления, утверждают, будто при перемене новолетия передвинуты самые дни, и прежнее воскресенье теперь будто приходится в среду. Последователи этого толка находятся в Астрахани и Саратове.

Некоторые беспоповцы отделились от других потому, что не признают правильным тот порядок при крещении, какой введен беспоповскими наставниками. Так как у беспоповцев нет священников, то и крещение, говорят они, должно происходить так, как, в случае крайней необходимости, совершается оно повивальными бабками, т. е. следует только прочитать, если умеешь, символ веры и погрузить три раза во имя Отца и Сына и Св. Духа, не прибавляя никаких молитв. Этот толк называется бабушкиным согласием, или толком самозванцев, так как основатели толка перекрестили себя сами.

Странники, или бегуны. Принадлежащие к этому толку раскольники утверждают, что в лице русского правительства царствует антихрист, и, не имея возможности бороться с ним, считают необходимым, чтобы не подпасть его власти, бежать и проводить жизнь в странствовании, не платить податей, не иметь паспортов и скрывать даже свое имя. Толк странников состоит из двоякого рода членов: собственно странников и странноприимцев. Последние, не покидая своего местожительства, укрывают у себя странников, разделяя их верования, а потом и сами делаются странниками. Отделившись в отдельную секту, странники сами себя перекрестили и перекрещивают всех, кто желает вступить в их общество. Странники вообще чуждаются брака; но есть особое согласие брачных странников, которые и в бегах проводят брачную жизнь.

Резко отличается от других беспоповщинских толков глухая нетовщина, или толк по Спасову согласию. Имея одинаковые с другими беспоповцами мнения, они не допускают перекрещивания; мало того, сами не решаются крестить и детей своих и отправляют для крещения в православную церковь. Равным образом и браки нетовцев совершаются в православной церкви; а без венчания нетовцы жить не дозволяют. В случае же смерти кого-либо из членов своего общества нетовцы, наоборот, всячески стараются избежать отпевания в православной церкви и погребения на православном кладбище, а хоронят сами где-либо в лесу, в овраге.

Нетовцы получили свое название от слова нет, потому что у них нет ни одного совершаемого ими таинства, ни одного богослужения. В оправдание свое нетовцы говорят, что они надеются на Спаса, который Сам знает, как спасти их, почему и называют себя Спасовыми. Нетовцы основались во Владимирской и Нижегородской губерниях и вниз по Волге до Астрахани.

Некоторые из нетовцев, впрочем, стали совершать богослужение – вечерню, утреню, часы, стали сами и детей крестить и совершать браки по благословению родителей. В отличие от других их называют нетовщиной поющей.

Известны и другие беспоповщинские толки, о существовании которых в настоящее время сведений не имеется: может быть, последователей этих толков осталось очень мало, а может быть и совсем уже нет. Таковы, напр., толки: степановщина, названный так по имени своего основателя. Последователи этого толка гнушались браком, предпочитали блуд и детей своих бросали в лесу.

Онисимовщина, или разини. Последователи этого толка, лишенные, за неимением священства, св. причастия, собирались в Великий четверг на молитву и стояли с раскрытыми ртами в ожидании, что причащать их будут ангелы.

Вот к каким печальным последствиям привело раскольников их самочинное отделение от православной Церкви. Не менее печальна участь и раскольников-поповцев.

Поповщинский толк раскола держится тех же почти взглядов на православную Церковь, как и беспоповщинский, и вся разница между тем и другим сводится главным образом к тому, что поповцы, боясь оставаться без священства, а следовательно и без таинств, заимствуют священников из православной Церкви, заставляя их предварительно отречься от мнимых ересей православной Церкви.

Поповщинский толк, как и беспоповщинский, рассеян по многим местам России и за границей.

В Нижегородской области первыми насадителями раскола поповщинского толка были иеромонах Авраамий, монах Ефрем и старец Сергий. Авраамий и Ефрем отказались от своих заблуждений и собором 1866¹ г. воссоединены с Прав. Церковью, но оставленные ими ученики не последовали их примеру. Укрываясь в лесах, они основали несколько скитов, известных под именем керженских, из которых особенную известность получил скит старца Онуфрия. Старец Онуфрий увлекся сочинениями известного раскольника Аввакума Петрова, наполненными многими нелепыми и прямо еретическими мыслями. Когда другие раскольники стали убеждать старца отказаться от усвоенных им взглядов Аввакума, он не хотел и слушать и отделился с своими единомышленниками в особый толк. Только по смерти Онуфрия, в 1717 г., его последователи решились отвергнуть, как еретические, сочинения Аввакума и даже постановили всякого, кто станет держаться мнения Аввакума, отлучать от своего общества. Таким образом согласие между керженскими скитами восстановилось. Впрочем, последователи Онуфрия, отвергая сочинения Аввакума, самого его продолжали почитать как святого, поклонялись его иконе и пели молебны.

Поповцы, живущие на Дону и Кубани, на первых же порах заявили себя разбоями, которые они производили на Волге; а когда в 1705 г. сюда прибыли сосланные на поселение московские раскольники из взбунтовавшихся стрельцов, то соединенными силами они разграбили Астрахань, Саратов и Царицын. Спасаясь от посланного против них войска, они бежали за Кубань, отдались в подданство крымского хана и потом перешли в Турцию. Эти беглецы известны под именем некрасовцев, по имени своего предводителя Игнатия Некрасова.

В Стародубье (Черниговской губ.) раскольнические мнения занес беглый московский священник от церкви Всех Святых, что на Кулишках, Косма, бежавший с несколькими прихожанами после большого московского собора 1667 года.

После известного указа царей Иоанна и Петра Алексеевичей, повелевавшего сыскивать и подвергать казни раскольников, стародубцы выселились в польские владения, верст за 70 от Стародубья, на о. Ветку. Но Стародубье не опустело: на место бежавших явились новые поселенцы, которые уже прочно засели на этих местах и не боялись преследований, получив от царя Петра стародубские земли в потомственное владение в награду за услугу, оказанную ими русским войскам в войне со шведами. Стародубцы поддерживали постоянные сношения с Веткой и сначала получали оттуда и священников, пока у них не явился собственный священник, по имени Патрикий. Человек честолюбивый и корыстный, Патрикий не допускал в Стародубье других священников, а так как один он не мог управляться с многочисленными требами своей паствы, то избрал помощниками мирян-стариков и старушек, поручив им исповедывать и давать причастие больным. Через несколько времени, однако, отягощаемый непосильной работой, Патрикий взял помощника, беглого иеродиакона Воскресенского Новоиepycaлимского монастыря Амвросия, который ложно назвался иеромонахом Афиногеном, и поручил ему, как священнику, совершать богослужение и требы для раскольников отдаленных местностей.

В 1750 году по назначению Патрикия Афиноген отправился в Борскую слободу, в Польше, к тамошним поповцам, построил там церковь и начал совершать богослужение. Встреченный с большою радостию, окруженный почетом, Афиноген возмечтал о еще больших почестях. Не довольствуясь тем, что дерзко носил непринадлежаший ему сан священника, Афиноген решил выдать себя за apxиерея и повел дело очень хитро. Он сшил себе архиерейскую одежду – омофор, положил его в своей келье так, чтобы его видели приходящие, а иногда надевал его на себя и становился на молитву, оставив дверь кельи незапертою. Приходящие видели омофор, видели, что их священник надевает его на себя, и спрашивали, что это значит. Афиноген, притворно смущаясь, молчал, чем еще более заинтересовывал своих пасомых. Подготовив таким образом почву, Афиноген открыл своему духовнику на исповеди, будто он, Афиноген, архиерей, посвящен Антонием, митрополитом сибирским (какого и не было никогда), епархии не имел, а состоял, по требованию начальства, при некоем важном преступнике. Расчет Афиногена был верен: духовник не преминул разгласить тайну, которая самым удовлетворительными и приятным для раскольников образом разрешала загадку омофора. Раскольники поверили, что у них скрывается архиерей; но Афиноген пока молчал, и только, когда прибыл в Валахию, объявил себя епископом. И молдавский митрополит и господарь поверили обманщику. Афиноген начал посвящать священников и диаконов и имел намерение поставить другого епископа себе в помощники. Епископство Афиноген предложил своему благодетелю Патрикию, которого и вызывал к себе для посвящения. Патрикий не спешил, а навел справки о самом Афиногене и к ужасу своему узнал, что Афиноген не только не епископ, но и не священник, и даже не Афиноген, а Амвросий, беглый иеродиакон. Узнали об этом и стародубцы, послали вторично за справками, и печальное известие подтвердилось. А к Афиногену тем временем обратился с просьбою о посвящении в епископа некто Анфим, выдававшей себя за священника и незадолго до того возведенный Афиногеном в архимандриты. Анфим жил в Польше, лично ехать к Афиногену почему-то боялся и просил посвятить его заочно, а именно так: в назначенный день и час Афиноген должен служить у себя литургию и в установленное время прочитать положенный на посвящение архиерея молитвы, а в это время Анфим, также служащий литургию у себя, будет возлагать на себя архиерейские одежды. Афиноген согласился и назначил это странное посвящение в Великий четверг. Настал этот день, и Анфим в условленный час начал литургию. Когда пришло время, он возложил на себя apxиepeйские одежды и докончил службу уже как apxиерей. А между тем, когда Анфим облекался в святительский омофор, Афиноген не только не читал посвятительных молитв и не служил литургию, а был уже в Польше, и в самый Великий четверг вступил в военную службу к польскому королю, избегая преследования от молдавского господаря, узнавшего про его самозванство.

Когда открылось это обстоятельство, Анфим вынужден был бежать, но с архиерейством не желал расстаться и пребывал там, где еще не знали истории его посвящения. С особенною честию приняли Анфима раскольники-некрасовцы. Он освятил им церковь и поставил нескольких священников. Когда же и некрасовцы узнали его самозванство, то так ожесточились, что утопили его в Днестре.

Из поставленных Анфимом священников некоторые, узнав, что Анфим не был apxиереем, благоразумно перестали почитать себя священниками, а другие не хотели расстаться со священством и, непринятые большинством раскольников, отделились, увлекли кое-кого за собой и составили отдельные толки, существовавшие, впрочем, недолго.

Раскольники, населявшее одну из стародубских слобод Лужки, отличались от всех поповцев своею ненавистию к православной Церкви и выделились в отдельный толк, известный под именем лужковского. Последователи этого толка, кроме Лужков, существуют и в других местах.

Между тем как в Стародубьи происходили описанные события, первые поселенцы этого края, бежавшее на Ветку, утвердились там очень прочно, построили церковь и привлекли этим много раскольников. Как и у других раскольников, у ветковцев не было св. мира. Недолго думая, они сами сварили миро, которым и помазывали как младенцев, так и взрослых, переходящих в раскол. Последних прежде помазания ветковские раскольники некоторое время и перекрещивали, крестили даже и священников.

Первого бежавшего к ним православного священника они погружали в воду во всем священническом облачении, чтобы он не потерял благодати священства; других священников уже не погружали, а только ставили в полном облачении перед купелью, читали положенные при крещении молитвы и потом, не погружая, прямо помазывали своим миром. Так же стали крестить и мирян, т. е. не погружая. Наконец перестали и это делать и принимали священников, заставляя их только проклинать мнимые ереси православной Церкви, а мирян через помазание.

Так как право освящать миро усвоено только apxиереям, то сваренное на Ветке миро послужило поводом к разделению между ветковскими раскольниками.

Некто диакон Александр особенно восстал против нового мира и с несколькими своими единомышленниками отделился от ветковцев и др. поповцев, принявших новое миро, в особый толк, названный диаконовщиной. Диаконовцы, кроме того, не сходились с другими поповцами в вопросе о способе каждения и, вопреки общему раскольническому мнению, почитали четырехконечный крест одинаково с восьмиконечным. Диаконовщина, возникшая в одном из керженских скитов, распространилась по многим городам. Впрочем, диаконовцы не порвали окончательно связей с другими поповцами и, не имея своих церквей, получали причастие с Ветки.

Появился, наконец, на Ветке и свой епископ, по имени Епифаний. Будучи монахом Козельского монастыря, Епифаний был уличен в зазорных делах и бежал за границу. Прибыв в Яссы, он подал ясскому митрополиту два прошения: одно от имени Киевского митрополита, а другое от имени жителей г. Чигирина. Оба прошения были подложные, написал их сам Епифаний, подделал подписи и приложил фальшивую печать. В прошениях высказывалась просьба посвятить подателя прошения Епифания во епископа в г. Чигирин. Не подозревая обмана, ясский митрополит посвятил Епифания в епископа. Епифаний отправился в Украину к раскольникам и поставил им несколько священников, но вскоре был схвачен и отправлен в Петербург. Сосланный в Соловецкий монастырь в пожизненное заточение, Епифаний бежал, снова схвачен и заключен в Киево-Михайловский монастырь; бежал и отсюда, опять пойман, взят в Москву, лишен монашества и приговорен на вечные работы в Сибирь. Во время следования на место ссылки раскольники отбили Епифания у конвойных и водворили на Ветке. На Ветке Епифаний пробыл около двух лет, совершая служение, поставляя священников и диаконов, пока в 1735 г. не был захвачен и заточен в киевской крепости. Здесь Епифаний заболел, пожелал исповедаться пред православным священником, был приобщен св. таин и погребен как православный мирянин.

Когда раскольники узнали историю Епифания, то многие отказались от него и не признавали поставленных им священников, другие же остались верными Епифанию и вместе с поставленными им священниками составили собственный толк, так называемую епифаньщину. Несмотря на то, что Епифаний пред смертию отрекся от раскола, его последователи продолжали почитать его как страдальца и ходят в Киев на поклонение его могиле.

Дело Епифания побудило русское правительство обратить ceрьезнoe внимание на Ветку. Так как население Ветки составляли беглые из разных мест pyccкиe раскольники, то им было предложено возвратиться в свои места, а когда они не пожелали этого, то заставили силой. Ветка опустела. Покидая ее, раскольники выхлопотали дозволение перенести в Стародубье ветковскую церковь, а также тела умерших настоятелей этой церкви: Иоасафа, Феодосия, Александра и Антония, считая тела их нетленными. Церковь они разобрали, стены и другие крупные части отправили водой плотами, а иконостас и мелкие части – сухим путем. И замечательно: плоты разбила буря, а иконостас и другие бывшие с ним части церкви сожгло молнией. Так же неудачна оказалась и попытка раскольников иметь свои мощи. Когда гробы настоятелей были вырыты и, опечатанные, сданы раскольникам, вдруг пришло Высочайшее повеление публично вскрыть гробы. Гробы вскрыли и, к разочарованию раскольников, вместо мощей нашли в них одни лишь кости.

Прошло года два, и снова раскольники устремились на Ветку, основали там две обители и построили церковь, но долго жить там им не пришлось. Русское правительство в 1764 г. выслало их на поселение в Сибирь. Вторая ветковская церковь перевезена в Стародубье и поставлена в глухом лесу. Ветка пала окончательно, а Стародубье процвело более прежнего.

В это же время возникли и стали известны во всей поповщине иргизские скиты, поставлявшие раскольникам беглых священников. Иргизские старцы разъезжали по всей России и разведывали, не совершил ли какой священник большого преступления, не попал ли под суд. Найдя такого, они предлагали ему во избежание наказания идти к ним, обещая полное спокойствие и довольство.

Наконец раскольники-поповцы приобрели себе прочное положение в Москве. В 1771 году, во время чумы и голода, они, по примеру беспоповцев, устроили под видом карантина так называемое теперь Рогожское кладбище, с двумя молельнями и обширными зданиями. Кладбище быстро заселилось беглыми монахами, монахинями, а преимущественно бельцами – мужчинами и женщинами.

Сначала Рогожское кладбище было в полном единении с Стародубьем, но спустя лет шесть после основания кладбища между ними произошло разногласиe по вопросу о том, как принимать в раскол переходящих из православной Церкви священников. Рогожские раскольники учили, что их нужно перемазывать, т. е. вновь помазывать миром, а стародубские, которые сначала не только перемазывали, а и перекрещивали беглых православных священников, в это время уже оставили и перекрещивание и перемазывание и принимали их только через одно проклятие мнимых ересей православной Церкви.

Св. мира у рогожских раскольников конечно не было, и они решили, по примеру ветковцев, сами сварить себе миро. В 1777 г. они купили большой самовар, налили в него деревянного масла, наклали разных благовонных веществ, развели самовар в Лазареву субботу и кипятили вплоть до Великого четверга. Рогожский священник Василий Чебоксарский читал над самоваром apxиерейские молитвы, положенные на освящение миpa, другие священники стояли вокруг самовара, а бывший дьячок, приписанный в мещане, в стихаре, помешивал в самоваре мешалкою.

Случившийся при этом мироварении строитель одного раскольнического скита Сергий заметил варившим, что напрасно они делают то, чего никто, кроме архиереев, не может делать, но его попросили замолчать, чтобы не соблазнять других.

Дело однако скоро огласилось. Сварив миpo, которого вышло около двух с половиной пудов, рогожские раскольники продали, за ненадобностью, самовар и забыли очистить его от прикипевших к стенкам остатков. Это и выдало тайну, и рогожское мироварение долго служило предметом насмешек над раскольниками. Сваренное миро было разлито в две стеклянный бутыли, но одна бутыль лопнула, и все содержимое в ней погибло.

Когда узнали о рогожском мире другие раскольники-поповцы, то в большинстве восстали против московской затеи. Особенно вооружились стародубские поповцы, и между ними и рогожскими возникли жаркие споры. Чтобы прийти к соглашению, решено было сойтись представителям того и другого мнения и рассмотреть дело сообща. Собрание состоялось в Москве, но согласие не было достигнуто, и обе стороны остались каждая при своем мнении. Рогожские раскольники отделились от стародубских и других и стали известны под именем перемазовщины.

Впрочем, перемазановцы и сами устыдились своего мироварения и весь остававшийся запас мира уничтожили, a вместо него стали помазывать простым маслом от лампады, вливая его в склянку, в которой будто бы когда-то было древнее св. миро.

С первого же времени своего отделения от Церкви раскольники поняли, что не могут они составить своей Церкви уже по тому одному, что не имеют епископов. Поэтому они всячески старались привлечь в раскол кого-нибудь из православных святителей или склонить их посвятить в епископский сан своего избранника. Многократно раскольники обращались с такими предложениями и к русским архиереям и к архиереям других православных стран, но ничего сделать не могли.

Тогда раскольники надумали сами поставить себе apхиерея и заготовили для будущего епископа полное святительское облачение. Совещание об этом происходило в Москве в 1765 г. Было решено: подкупив сторожей московского Успенского собора, забраться незаметно в собор, когда там не будет народа, подвести избранного к раке нетленно почивающего в соборе святителя Ионы, положить руку святителя на голову избранного, прочесть посвятительную молитву и облечь избранника в заготовленные архиерейские одежды. Когда было принято это решение, кто-то из более здравомыслящих раскольников поставил такие вопросы: «кто будет читать молитву, которую никто кроме архиерея читать не должен? кто поручится, что святитель Иона, руку которого мы возложим на посвящаемого, согласен с нами, и одобрит наши действия?» Вопросы были настолько важны и такие неразрешимые, что раскольники отказались от своего намерения и решились снова обратиться к прежнему способу искания apхиерейства.

В 1846 году, после долгих странствований, раскольнические иноки Павел, Геронтий и Алимпий нашли одного архиерея-грека, который согласился принять сделанное ему предложение. Это был заштатный босносарайский митрополит Амвросий, проживавший в Константинополе в крайней бедности.

Пользуясь тем, что Амвросий не имел надлежащего понятия о русских раскольниках, Павел и его сообщники постарались устроить дело так, что бы до времени он и не знал обстоятельно, с кем собственно имеет дело; а чтобы еще более повлиять на него, они заручились содействием его сына и не жалели денег.

Угнетенный бедностию и обманутый раскольниками старец не устоял против соблазна и переодетый бежал из Константинополя. Раскольники привезли его в Австрию, в селение Белая Криница (в 40 верстах от гор. Черновец), где все было приготовлено для встречи желанного гостя.

По плану раскольников, Амвросий по прибытии в Белую Криницу должен был поставить епископа из коренных раскольников.

Но прежде, нежели допустить Амвросия до священнодейства, раскольники положили принять его в свое общество, как переходящего от ереси. Они заставили Амвросия прочитать проклятие мнимых ересей православной Церкви, учинили исповедь и помазали маслом, за неимением св. мира. Так как Амвросий был грек и ни слова не понимал по-русски, а раскольники не знали по-гречески, то чин проклятия ересей был написан русским наречием, но греческими буквами, и Амвросий читал, совершенно не понимая, что он читает.

Но раскольникам это и нужно было, потому что если бы Амвросий понял, какие хулы на православную Церковь написали раскольники, он никак не согласился бы принять на себя такой великий грех. И на исповеди Амвросий также не понимал ни слова, что говорил ему по-русски духовник, да и духовник ничего не мог бы понять из того, что стал бы говорить ему Амвросий по-гречески. Тем не менее раскольники были довольны, поспешили помазать его маслом и заставили посвятить в епископа избранного уставщика Киприана Тимофеева, которому усвоили название наместника белокриницкой митрополии с именем Кирилла.

Между тем и русское правительство узнало о деяниях раскольников, и по его требованию Амвросий был сослан в Цилль. Здесь, хотя и поздно, Амвросий узнал, наконец, всю правду о русских раскольниках, отрекся от них, проклял даже их и скончался, исповедав свой грех пред православным священником.

Кирилл, уже как митрополит белокриницкий, поставил себе наместником Онуфрия, епископами в Россию сначала Софрония, потом Антония, который возведен был потом в архиепископы московские. Потом раскольники поставили себе архиереев и по другим городам.

Новоприобретенные епископы и поставленные ими священники были приняты однако только некоторыми раскольниками-поповцами. Раскольники беспоповщинских толков остались совершенно безучастны в этом деле, да и половина поповщины не хотела признать новых епископов. Противники нового священства основательно заявили, что Амвросий, бежав тайно от своего патриарха, не может быть признан законным архипастырем, не мог он по церковным правилам и один поставить епископа, нельзя признать законным и его принятие в раскольническое общество, нельзя по всему этому и поставленных им епископов почитать законными.

Таким образом поповцы разделились, и принявшие поставленных в Австрии епископов выделились в отдельный толк, названный потом толком по австрийской иepapxии, a прочии предпочли попрежнему довольствоваться одними священниками, сманивая их от православной Церкви.

Едва прошло несколько лет по появлении австрийского священства, как среди приемлющих его раскольников явилось несогласие и разделение на два отдельные толка.

В 1862 году некто Иларион Егоров, известный под именем Ксеноса (т. е. странник), человек начитанный, зная богохульные мнения беспоповщинские и видя несправедливость поповщинских мнений о православной Церкви, убедил наместника белокриницкой митрополии Онуфрия издать «окружное послание», в котором было сказано, что раскольники, приемлющие священство, отказываются от тех обвинений на православную Церковь, которые возводятся на нее за употребление имени Иисус, за почитание четырехконечного креста и проч., что обвинения эти ложны и измышлены беспоповцами. «Окружное послание» было подписано кроме Онуфрия и другими раскольническими apxиереями. Оно произвело величайшее волнение среди раскольников-поповцев, большинство которых одинаково с беспоповцами хулили и хулят православную Церковь. Были, впрочем, и защитники «послания». Спор из-за «послания» и разделил раскольников по австрийской иерархии на два толка: окружников и противоокружников.

Сами раскольнические архиереи, подписавшие «послание», то защищали его, то отказывались от него, и даже белокриницкий митрополит Кирилл несколько раз переходил то к окружникам, то к противоокружникам. В один из таких переходов на сторону противоокружников Кирилл поставил в Москву другого раскольнического apхиерея – Антония противоокружника, хотя в Москве и был раскольнический архиерей, Антоний же, державшийся «окружного послания». Это еще более увеличило распрю между тем и другим толком и повело к окончательному разрыву.

Нужно заметить, что раскольнические архиереи вообще не имеют ни силы ни власти, свойственных святительскому сану, и вынуждены говорить и делать то, что угодно раскольническим главарям, богачам-купцам, которые и являются вершителями судеб раскола.

Такова история русского раскола в главных чертах. Множество толков, чуждающихся друг друга, новые и новые разделения, взаимная ненависть, беспричинная вражда к православным, обманы и своих и чужих, упорство и ожесточение наставников и руководителей, самозванных священников и архиереев и полное неведение темной массы, – вот что представляет раскол. И многие из раскольников поняли свое жалкое состояние в отчуждении от православной Церкви и оставили раскол и соединились с Церковью, но значительное большинство еще влачит печальную жизнь в расколе.

Раскольники-поповцы хотя и имели, как выше сказано, у себя священников, перешедших из православной Церкви, но более рассудительные из них не удовлетворялись этим случайным священством, понимая, что православные священники, уходя в раскол и порывая связь с поставившими их архиереями и православной Церковью, тем самым лишаются права священнодействовать и потому не могут быть законными пастырями, раздаятелями благодатных даров. С другой стороны они убеждались и в том, что те обвинения в еретичестве, которые возводятся на православную Церковь раскольниками, совершенно ложны, и что раскольники отделились от Церкви в сущности только из-за обрядов. Сознавали они и то, что трудно простым, неразвитым людям отказаться от тех обычаев, с которыми они явились и которые почитают с полною искренностию. Поэтому среди раскольников явилось стремление искать законного священства в православной Церкви, т. е. такого, которое бы не покидало православной Церкви, а самою церковною властию поставлялось бы к ним для совершения пастырских обязанностей с соблюдением принятых у них обрядов и по старопечатным книгам. Такое стремление к воссоединению с православной Церковию обнаружилось во всех местах, населенных поповцами. Православная Церковь, видя искреннее желание обращающихся быть в единении с нею, с полною любовию приняла заблудших чад своих, снизошла к духовной немощи их и дозволила оставить в употреблении излюбленные ими обрядовые особенности и старопечатные книги, в надежде, что со временем эти немощные чада возрастут духовно и сами пожелают вместе со всею православною Церковью не только единым сердцем, а и едиными усты призывать небесного Отца.

Так как присоединяемые к Церкви, сохраняя свои обряды, исповедали единство веры с православными, то они и известны под именем единоверцев.

Не без борьбы совершилось это присоединение. Более упорные и ожесточенные раскольники чинили всевозможные препятствия, действовали угрозами и даже покушались на жизнь главных деятелей воссоединения, чтобы только остановить начавшееся движение. А когда это не удалось, они начали смущать единоверцев тем, что и присоединившиеся к Церкви, с сохранением старых обрядов, подпали будто бы под клятву, изреченную Церковию на московском соборе 1667 г. И действительно, клятва эта смущала некоторых единоверцев, и они просили архипастырского вразумления, которое и сделано приснопамятным митрополитом московским Филаретом.

Клятва положена и тяготеет на тех, кто не покоряется православной Церкви, и до тех пор, пока не вразумится и обратится в правду покаянием.

Единоверцы же вразумились и покаялись и таким образом стали свободны от тяготевшего до того на них проклятия. Что же касается употребления единоверцами прежних обрядов, то это подлежит свободе православной Церкви, – это ее право, которым Церковь всегда пользовалась и всегда будет пользоваться с полною свободою, по желанию всем спастися и в разум истины npийти.