Благоговение

Благоговение. Совершенства Божии бесконечны и неописуемы. Не человеческим умом постигнуть их! «О глубина богатства и премудрости и разума Божия, яко неиспытани судове Его и неизследовани путие Его. Кто бо разуме ум Господень или кто советник Ему бысть? Или кто прежде даде Ему, и воздастся Ему? Яко из Того и Тем и в Нем всяческая»... (Рим.11:33–36). Представляя в своей душе, насколько то возможно и доступно, эти божественные совершенства, мы проникаемся чувствами – удивления пред ними, восторга и любви к их Обладателю, овладевающими нашим существом все более и более, по мере того, как постигаем неизреченные Божии свойства. Такая-то беспредельная наша преданность Богу, наша беспредельная к Нему любовь, возбуждаемая в нас и поддерживаемая только и только Его неизмеримыми совершенствами, Его божественною красотою, безотносительно к тем благам, какие мы от Него получили и получаем, и какие надеемся получить, и есть благоговение наше пред Небесным Отцом. Проникнутые этим чувством благоговения к Нему, мы безусловно и без колебаний одобряем все Его действия в мире, всецело ими восхищаемся и восторгаемся. Зная, что в мире царит божественный промысел – и общий, и частный, – все направляющий и устраивающий строго-целесообразно, – веря, что, помимо Божией воли, не происходят в мировой и человеческой жизни даже и самые ничтожные явления, – мы находим мировой порядок прекрасным. Нам не придет даже и в голову как-нибудь хулить что-либо из происходящего под божественным водительством. Тем более мы не позволим себе поддаться даже и тени какой-либо дурной мысли в тех случаях, когда дело идет как о Самом Боге, так и том, что к Нему имеет самое непосредственное отношение. Так именно поступаем, если хотим быть благоговейными. Благоговейный человек никогда не станет относиться с каким-либо даже хоть слабым намеком на шутку к вопросам религиозного характера, к вопросам, имеющим отношение к домостроительству нашего спасения, к самому последнему. Ко всем этим и подобным им вопросам он, напротив, относится всегда к подобающей серьезностью, будет ли это вопрос о молитве, в которой, как известно, ближайшим образом проявляется наше благоговейное настроение, или – о посещении Божиих храмов и стоянии в них как в часы богослужений, так и в другое время, или – о священных лицах, священных предметах, священных действиях, совершаемых служителями Христовой церкви и проч. Та или другая степень благоговейного настроения служит прямым и истинным показателем действительно религиозного богатства человека. О воспитании такого настроения, которым, – мимоходом сказать, – представители нашего современного поколения отличаются в сомнительной часто степени, нам и надлежит заботиться, так как оно только может служить надежным залогом нашего духовного преуспеяния и необходимым его условием. Впрочем, должно заметить, что нам трудно создать в себе чистое благоговейное настроение: так как мы ни на одно мгновение не можем забыть того, что сделал для нас воплотившийся Сын Божий, того, чем мы во все время нашего бытия обязаны Небесному Отцу, то, в силу этого, к названному нашему настроению, обыкновенно, всегда примешивается элемент признательности, благодарности, который усиливает его – настроение – в еще большей степени, нисколько не вредя его внутреннему достоинству, не окрашивая его элементом эгоистическим, корыстным, если понимать последний в сколько-нибудь грубом смысле слова, что понятно всякому, кто знаком с духом христианского учения о спасении человека: момент «благодарности», по выражению одного моралиста (Мартенсена), «расплавляется в универсальном» характере «благоговения» и отсюда не отзывается неблагоприятно на существе последнего. Другое дело было бы, если бы мы старались настроить себя благоговейно, имея в виду на этом пути достигнуть для себя каких-либо от Бога благ. Здесь выступил бы на лицо действительно элемент корыстный, нравственно нечистый и дурный. Но в то же время здесь мы уже имели бы дело не с истинным благоговением, а с фальшивым. – История Христовой церкви предлагает нам великое множество «образцов» высокого благоговейного настроения, в том или другом числе знакомых всякому.

А. Бронзов