Иисус Христос как совершенный образец идеальной нравственности
Иисус Христос, как совершенный образец идеальной нравственности. – В Своем лице Спаситель представляет совершенный образец, – образец и словом, и делом. Его учение вообще и нравственное в частности – идеально по своей чистоте и возвышенности. Его жизнь во плоти – совершенный идеал, к какому каждый человек должен стремиться.
В каком же именно смысле Иисус Христос может быть рассматриваем, как образец для нашего нравственного поступания?
По учению слова Божия, все призываются быть совершенными, как совершен небесный Отец (Мф.5:48). А так как И. Христос – такой же Бог, как и Бог Отец, столь же совершенный, то ясно, – другими словами, – что все приглашаются стремиться к совершенству, присущему и Христу-Спасителю. Христиане. по слову Божию, должны взирать на начальника и совершителя, веры – Иисуса (Евр.12:2). Они – овцы Христова стада: слушаются голоса своего Пастыря и идут за Ним (Ин.10:27). Кто говорит, что пребывает в Иисусе Христе, тот должен и поступать так, как Он поступал (1Ин.2:6); в том должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе (Флп.2:5), и т.д. Словом, служащий Ему за Ним и следует во всей своей жизни (Ин.12:26). Это – места, выясняющие общее положение дела. В частности, последователи Христовы приглашаются проявлять в отношении друг к другу любовь по образцу той любви, какую обнаружил в отношении к ним Сам Господь, для нашего спасения положивший даже душу Свою, предавший Себя в приношение и жертву Богу.... «следовательно, и они, в случае нужды, должны доводить проявление своей любви к ближним до подобной же высоты (Еф.5:2; 1Ин.3:16; Ин.15:12). При существовании между людьми искренней любви, естественно ожидать от них угождения друг другу, во благо, в назидание, так как и их высочайший образец – Господь – не Себе угождал (Рим.15:2,3). Раз отношения людей друг к другу проникнуты чувствами взаимной любви, взаимного угождения, естественно они носят на себе и печать кротости. Здесь снова образцом является Сам же Господь, приглашающий научиться от Него: ибо Я, – говорит Он, – кроток... (Мф.11:29). С кротостью тесно связано смирение, каковое опять воплотил в Своем лице наш Спаситель. Будучи Богочеловеком, божественным Учителем, Он умыл Своим ученикам их ноги, чем, – как Он Сам говорил, – дал пример им, чтобы и они делали тоже самое... (Ин.13:14–17). Будучи образом Божиим, Господь не почитал хищением быть равным Богу но несмотря на это уничижил Себя, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став, как человек; смирил Себя... (Флп.2:5–8). Те же чувствования, – прибавляет при этом слово Божие (ibid.), – какие проявились и во Христе Иисусе, т.е. чувства полнейшего смирения, должны быть и в вас, т. е. христианах. Призывая последних научиться от Него должному образу проступания и настроения и, в частности, как мы выше видели, кротости, Спаситель тут же говорит и о Своем смирении: научитесь от Меня, – говорит Он – ибо Я кроток и смирен сердцем (Мф.11:29). – Рассматриваемый вне активного отношения к своим ближним, или сам по себе, или в пределах воздействия на него со стороны последних, христианин призывается Спасителем проявлять, с одной стороны, мужество, а с другой, долготерпение. Иисус Христос засвидетельствовал пред Понтием Пилатом доброе исповедание, завещавая и тебе соблюсти заповедь чисто и неукоризненно, подвизаться добрым подвигом веры и т.д. (1Тим.6:12–14). Когда требуют интересы Христовой религии, каждый христианин должен, подражая высочайшему образцу – Господу, проявлять полное мужество при отстаивании незыблемых христианских истин, несмотря на угрозы, и проч. Если же ему по этой или другой причине придется страдать, терпеть всякие невзгоды, то он должен заявлять себя по возможности долготерпеливым, следуя своему образцу – долготерпеливому Спасителю. Что за похвала, – говорит слово Божие, – если вы терпите, когда вас бьют за проступки? Но, если, делая добро и страдая, терпите, – это угодно́ Богу. Ибо вы к тому призваны: потому что и Христос пострадал за нас, оставив нам пример, дабы мы шли по следам Его (1Пет.2:20–21). С терпением надлежит нам проходить предлежащее нам поприще, взирая па начальника и совершителя веры – Иисуса, Который, вместо предлежавшей Ему радости, претерпел крест, пренебрегши посрамление. Следует помыслить о претерпевшем такое над собою поругание от грешников, чтобы не изнемочь и нам и не ослабеть нашими душами (Евр.12:1–3). Наконец, подобно своему Спасителю, проявлявшему полное послушание Отцу, такое же отношение к своему небесному Отцу должны обнаруживать и все христиане. Господь был послушен даже до смерти, и смерти крестной (Флп.2:8). И у всех христиан, – говорит Апостол, – должны быть те же чувствования (Флп.2:5), т.е. все христиане должны и в данном случае иметь пред собою в качестве образца указанное поступание их Спасителя и Бога.
Из всех приведенных библейских мест получается такой вывод. Всюду в них речь идет о подражании И. Христу не в каких-либо единичных только, обособленных только поступках, а в общем направлении христианского поведения, в тожестве чувствований у христиан с чувствованиями Спасителя; следовательно, в тожестве общего духа, общего характера, лежащего в основе нравственной жизни христиан, причем особо оттеняются некоторые, наиболее выпуклые обнаружения последней, т.е. любовь христиан друг к другу, смирение и т. д., о чем речь уже была выше, но, повторяем, отнюдь не отдельные действия. Это несомненно. И в тех случаях, когда христиане призываются к подражанию Спасителю по поводу того или иного из единичных Его поступков, дело обстоит все-таки не иначе. Указывают на факт омовения Спасителем ног Своим ученикам, как на такой, к подражанию которому Он затем призывал их. Но в данном случае дело, конечно, не в самом по себе умовении, а в том, что им выражается, о чем выше уже и было упомянуто. Факт же – только своего рода иллюстрация дела. Указывают на страдания и крестную смерть Спасителя, как на такие отдельные факты, которым подражать мы будто бы опять должны до буквальной точности. Но и здесь дело не в букве. Конечно, если явится надобность, то мы должны пострадать за Христа с любовью и без всяких отговорок... Но буквальное наше подражание Спасителю уже потому невозможно, что мы не можем ведь страдать за спасение всего человеческого рода, не можем затем воскреснуть сами, как воскрес И. Христос, и т.д. Понимать дело иначе, конечно, нельзя... Присмотримся к нему поближе. И. Христос – наш идеальный образец – был во время Своей земной жизни во плоти и остается Богочеловеком. Как такой, Он совершал, с одной стороны, дела, свойственный только Богу, а с другой – человеку. Как Бог, Он совершал чудеса, какими полна Его земная жизнь. Ясно, что о нашем подражании Ему в этом отношении, конечно, не может быть и речи. Возьмем теперь человеческую сторону жизнедеятельности И. Христа, поскольку можно говорить о ней особо. Известно, что нет в мире и двух лиц, всецело тожественных между собою, – что каждая личность, как такая, отмечена специфическими, только ей присущими, особенностями, так называемыми индивидуальными. И. Христос, несомненно, обладал последними, что проявлялось разнообразно и в Его жизнедеятельности, тем более, что эти индивидуальные Его особенности в известной мере обусловливались «нераздельным» (хотя в то же время и «неслиянным») соединением Его человеческой сущности с божественною. Для примера укажем на то, что Он – и как человек – был безгрешен в течение Своей жизни во плоти – подобно тому, как безгрешным Он и родился, т.е. прародительский грех нимало не повлиял на Его человеческое естество. Эта особенность человечества Спасителя получена Им, с одной стороны, при самом Его рождении, а с другой, – поскольку Он всегда оставался не знающим греха, – состояла в прямой зависимости от нравственно-свободного «самоопределения» Его. Не говорим уже о таких индивидуальных чертах личности Спасителя, которые общепонятны и обусловливались особенностями той нации, сыном каковой Он был в смысле принадлежности к ней, и которые естественно обособляли Его в данном отношении от других людей, не бывших ни евреями, ни, в частности, иудеями, ни чем-либо другим в подобном роде. Не говорим уже об Его учительстве, об Его безбрачной жизни, отречении от материальных стяжений и проч. Даже и те Его поступки, какие у Него были общими с Его единоплеменниками (а иногда и с остальным человечеством), были отмечены особою печатью Его личной, как именно такой, нравственной свободы. Этими индивидуальными чертами личности Спасителя, как справедливо замечают различные богословы, и выясняются многие, па первый взгляд даже непонятные или мало понятные, факты из Его жизни. Указывают, напр., на Его отношение к известным «торжникам», к «смоковнице», к «хананейской женщине», – на Его «пребывание на браке в Кане галилейской», на многие, по-видимому, необычные Его заповеди: о возненавидении человеком отца и матери, как необходимом условии для следования за божественным Учителем, – о подставлении получившим удар в одну щеку другой для удара же и проч. При иных индивидуальных чертах, Господь, может быть, во всех этих случаях выразил бы Свои божественные взгляды и мысли в иной внешней форме, так как от формы здесь существо дела нимало не зависело... По крайней мере, так думают многие богословы, не без основания полагающие видеть на своей стороне дух святоотеческого взгляда на то же дело... Выше мы сказали, что о подражании И. Христу, насколько Он был Бог, и говорить даже, естественно, не приходится. Затем мы рассмотрели человеческую сторону жизнедеятельности Спасителя, именно кратко наметили индивидуальные Его особенности. Ясное дело, что и здесь – в последнем случае – говорить о «подражали И. Христу» не приходится: насколько эти особенности были присущи только личности Спасителя, как именно индивидуальной, подражание им могло бы сопровождаться и полнейшею неудачей и такою же бесцельностью. Это уже само собою очевидно. Остаются, таким образом, те стороны в жизнедеятельности Богочеловека, которые не носят на себе отпечатка индивидуализма и, следовательно, так или иначе общи у Него со всем человечеством. Они-то естественно и могут, и должны быть предметом нашего подражания. В этом именно отношении Господь и является нашим идеальным образцом. Если теперь припомним, что Он Сам говорил по этому случаю, в каких отношениях приглашал христиан брать с Него пример или в каких отношениях приглашали к тому же их Апостолы (см. выше), то все это и будет совпадать с только что отмеченными у нас выводами и соображениями. Все, что Он или Апостолы говорили по этому поводу, относится также к той стороне Его жизнедеятельности, которая не отмечена ни божественным отпечатком (поскольку, – говорим, – божественный элемент в личности И. Христа отделим мысленно от человеческого), ни индивидуализмом (в смысле несродства тех или иных черт в личности Спасителя с чертами, присущими остальному человечеству).
Теперь, следовательно, можем подвести итог исследованию смысла библейских данных касательно вопроса об И. Христе, как идеальном нашем образце. Вопрос должен быть понимаем так: примером для нашего подражания в личности И. Христа должно являться то, что у Него общо с личностями всех людей, как именно людей; и в этом случае мы должны подражать не каким-либо единичными обособленным Его поступкам, но всему характеру, общему направлению Его жизнедеятельности, поскольку последнее проявлялось в Его отдельных действиях. Если мы будем стараться и, насколько то для человека возможно, успеем внедрить в себя, по выражению Апостола, чувствования, тожественные с теми, какие были присущи Спасителю во время Его жизни во плоти, дело будет осуществлено.
После всего вышеизложенного сами собою отпадают мнения некоторых лиц по данному вопросу: одно, по которому подражание Спасителю должно быть рабским снимком всех Его поступков, насколько это – в силах человеческих, – и другое, впадающее в обратную крайность и противостоящее мнению первого рода. Истина, как мы видели, в средине.
В частности, если мы обратим взимание на существенные элементы нравственности (каковы: нравственная свобода, нравственное чувство, нравственный закон, чувство долга, совесть), то увидим, что они, насколько возможно говорить о них в приложении к человеческому естеству Спасителя, являются у Него во всем своем блеске и в идеальной чистоте и тем самым призывают нас, взирая на них, по возможности сообразовать с ними свою жизнедеятельность.
Первый элемент нравственности – нравственная свобода. Она была присуща Спасителю, Который, по словам св. Григория нисского, «соединил с Собою способную (саму по себе) ко греху душу человеческую» (см. москов. перев. твор. св. Григ. нисск. VII, стр. 105). Другими словами: Богочеловек (Которому в то же время, конечно, всегда оставалась присущею и божественная свобода, общая у Него с Богом-Отцом и Богом-Духом Святым, – но о ней здесь мы не имеем надобности говорить) мог определять Себя в каждом отдельном случае Своей жизни на земле или в нравственно-добром, или ином направлениях. Что Он в действительности ни разу не определил Себя в направлении нравственно-порочном (2Кор.5:21), это – уже совсем другой вопрос. О нравственной свободе Спасителя ясно говорит и слово Божие. Господь, читаем здесь, возведен был Духом в пустыню для искушения от диавола (Мф.4:1), и, когда плоть Его была затем изнурена 40-дневным постом (Мф.4:2), так что Он, наконец, взалкал (ibid.), к Нему приступил диавол, полагая, что данный случай наиболее благоприятен для искушения Спасителя (Мф.4:3). Искусителем были употреблены всякого рода средства (Мф.4:3, 5, 6, 8, 9). Если бы у И. Христа не было нравственной свободы в полном смысле слова, тогда и речь об Его искушении была бы нелепою. Обладая же этою свободой, Он не поддается обольщениям диавола и твердо определяет Себя в нравственно-добром направлении (Мф.4:7, 10). Ср. Мк.14:35, 36, 37, 38, 39, 40, 41. Лк.22: 42. Мф.26:39. Господь родился плотски с природою, чуждой последствий прародительского греха, и, следовательно, с так называемою « формальною» нравственною свободой, т.е. такою, когда Он, ни разу не определив Себя ни в сторону добра, ни в сторону зла, мог одинаково легко склоняться в пользу первого, как и последнего. Затем первыми же Своими действиями, носившими нравственный характера Он сразу определил Себя именно в нравственно-добром смысле. Значит, Его свобода заявила о себе, как «реально-добрая». В этом одном направлении она затем и развивалась, не уклоняясь никогда в другую сторону, несмотря на все, лежавшие пред нею, препятствия. Такая свобода, т.е. свобода от греха, и есть свобода в истинном смысле слова, по учению Самого Спасителя (Ин.8:31–36). К ней-то мы и должны стремиться.
Дальнейший элемент нравственности – нравственный закон (и вместе с ним – нравственное чувство, чувство долга). Богословы-моралисты приводят классическое место из Н. Завета: Ин.4:31–34. Когда ученики Спасителя, – читаем здесь, – предлагали Ему есть и когда на последовавшие Его слова, что у Него есть пища, о которой им неизвестно, они выразили свое недоумение (кто, – говорили они, – принес Ему есть), – то Он сказал: Моя пища есть творить волю Пославшего Меня и совершить дело Его. Отсюда ясно, что Христу Спасителю была присуща так называемая нравственная потребность. Дело выражено здесь образно. Нашему физическому организму присуща потребность в пище; без удовлетворения этой потребности он не может и существовать. Такою пищей, без которой Спаситель не мог существовать нравственно, являются исполнение Им воли Пославшего Его и совершение дела Отца. Ясно, что удовлетворение этой потребности (о неудовлетворении ее не может быть и речи в отношении к И. Христу, ни разу не определившему Себя нравственно-дурно) сопровождалось успокоительными и одобрительными движениями нравственного чувства, присущего Спасителю. Воля Пославшего и дело Его, к исполнению которых влекла Спасителя коренившаяся в Нем нравственная потребность, поддерживаемая и подкрепляемая движениями нравственного чувства (по удовлетворении ее всегда заявляющего о себе неизбежно), – это и было тем нравственным законом, какой лежал в основе нравственного поступания Богочеловека. Нравственный закон со стороны его частного содержания, – тот закон, каким руководствовался Спаситель во время Его земной жизни, – выясняется Им определенно, напр., в Нагорной беседе (Мф.5–7). Нравственный закон с его требованиями, как известно, всегда находит себе поддержку в так называемом чувстве долга. И это чувство, по слову Божию, составляло, бесспорно, достояние личности Господа. Оттеняя эту сторону дела, богословы-моралисты указывают два наиболее характерные факта из жизни И. Христа. Первый – таков. Когда родители отыскали 12-летнего Спасителя во храме и говорили Ему о скорби, с какою они отыскивали Его, Он сказало им: зачем было вам искать Меня? Или вы не знали, что мне должно быть в том, что принадлежит Отцу Моему (Лк.2:48,49)? Второй случай – следующий. Когда ученики спрашивали Спасителя относительно причины, по какой один человек, мимо которого они проходили, был слеп от рождения, то Он ответил: это для того, чтобы на нем явились дела Божии. Мне должно делать дела Пославшего Меня, доколи есть день (Ин.9:1–4). Смысл и того, и другого места – один и тот же: в обоих случаях Господь говорит, что чувство долга постоянно обязывает Его исполнять веления нравственного закона или, что то же, волю Отца Его, дела Отца, причем даже и намеком не указывает на какую-либо возможность не последовать этому чувству... Итак, можно говорить: о нравственной потребности, нравственном чувстве, нравственном законе, чувстве долга, – когда речь идет о Спасителе. Каждый из нас должен, конечно, заботиться о том, чтобы и у него все эти «моменты» заявляли о себе нормально, как и у И. Христа, насколько то возможно для человека, как такового... Теперь спрашивается: как Спаситель, поскольку Он был человеком, относился к удовлетворению потребностей, так называемых – «индивидуальных» и «социальных»? Что он всегда отдавал предпочтение потребностям «духовным» (а не «материальным»), это ясно подтверждается всею земной Его жизнью, а также и Его учением. Душа не больше ли пищи и тело одежды (Мф.6:25)? спрашивал Господь. Какая польза человеку, вопрошал Господь, если он приобретет весь мир, а душе своей повредить? Какой выкуп даст человек за душу свою (Мк.8:36–37)? Но, ставя духовные свои потребности над материальными, Спаситель не отвергает должного значения и за последними и в необходимой степени всегда удовлетворяет их. В подтверждение этого богословы-моралисты делают ссылки: на то, напр., что Он ел и пил, каковое обстоятельство ставилось Ему в вину некоторыми лицами, говорившими: вот, человек, который любить есть и пить вино, друг, мытарями и грешникам (Мф.11:19), – далее на то, что насыщал чудесным образом (хлебами, рыбами) сопровождавши Его народ, – что на браке в Кане, снисходя к положению присутствовавших, претворил в вино воду, – что не нашел ничего худого в факте срывания и вкушения Его учениками колосьев в субботний день, – что исцелял различная рода больных, даже умершим возвращал жизнь, – что для спасения жизни людей укрощал на море бурю, – что благосклонно относился к помазанию одною женщиной ног Его миром, – что в Своих беседах постоянно брал в примеры для пояснения тех или иных истин различные предметы материального мира, притом, брал с любовью (ср. Его слова о «птицах небесных», о «лилии»)... Заботы Спасителя о духовных потребностях Своих были весьма велики. С малых лет Своей жизни во плоти Он заботился о приобретении премудрости: исполнясь ею, Он возрастало и укреплялся духом (Лк.2:40). Для того, чтобы у Него в деле исполнения Им великой миссии было возможно меньше препятствий всякого рода, Он оставил в стороне попечения о Своем материальном «благополучии», напр., о приобретении «недвижимой собственности» и т. д., так что, – по противоположности не только прочим людям, но даже и птицам небесным и лисицам, – Он иногда не имел пристанища, куда мог бы приклонить Свою главу... В результате подобной заботливости Спасителя об Его духовных потребностях явились идеальные Его добродетели, проявлявшиеся Им при встрече с противодействовавшим Ему внешним миром... Чтобы понять высоту их (насколько это, конечно, доступно для человеческих спл), припомним, при каких обстоятельствах пришлось И. Христу предстать пред лицо Пилата Понтийского, – и, однако, Он держал Себя с недостижимым для нас «мужеством», с недостижимым для нас «самообладанием», с таким же «самоуважением». Или: когда Он был в Геосиманском саду и увидел приближавшихся к Нему врагов во главе с Иудой, то нимало не пытался уклониться от них, но встретил их спокойно... Об Его идеальных качествах, обнаруженных Им во время страданий до креста и на кресте, и говорить уже излишне и проч. Короче сказать: ставя «духовные потребности» выше «материальных» и, когда следовало, без всяких колебаний жертвуя последними в интересе первых, – однако, где позволялось обстоятельствами дела, удовлетворяя и «потребности материальные» и вообще относясь к ним не с презрением, не с пренебрежением, а с достодолжным уважением, – И. Христос всюду являл Собою пример, взирая на который и мы все должны поступать по возможности подобным же образом... Далее, когда речь идет об удовлетворении человеком «общественных потребностей», то выступают начала «справедливости» и «любви». Что же в данном случае можно сказать о Спасителе? Вся земная Его жизнь была проявлением той и другой. Ап. Петр к Нему применяет пророчество Исаии, говоря: не было лести в устах Его (1Пет.2:22). Этими словами сказано все. Действительно, всюду, где только Господь входил в соприкосновение с людьми, Он проявлял всецелое беспристрастие, полную справедливость. Отметим некоторые моменты из Его жизни, сюда; относящиеся. И. Христос выступал с проповедью о «царстве Божием». Его слушатели ни на минуту не оставались, – по крайней мере, не имели действительных оснований оставаться, – в заблуждении. Из «речей» Спасителя сразу становилось ясно, что Он проповедовал не внешнее какое-либо царство, полное внешней заманчивости, а внутреннее. Чтобы войти во владение последним, человек должен решиться на великие подвиги, требующие большой энергии и неослабной деятельности... О чем-либо, сколько-нибудь похожем на сомнительные зазывания к себе слушателей со стороны множества всякого рода известных в истории проповедников, здесь говорить немыслимо. Та же безусловная правдивость проявляется и во всех других отношениях Спасителя к окружавшим Его людям. Ближе всех к Нему стояли (после Его земных родителей), конечно, Апостолы. Но и в отношении к ним Его справедливость не ослаблялась нимало. Проявляют они маловерие, – грозное слово Спасителя упрекает их неуклонно (Мф.8:26, 14:31). Когда Ап. Петр начал прекословить Ему, Господь назвал Своего ученика сатаною (Мф.16:22, 23; Мк.8:32, 33)... Богатые, полагавшиеся на свое богатство, слышат от Господа слова: горе вам богатые (Лк.6:24). Тоже слышат от Него и другие подобного рода люди (Лк.6:25, 26). О книжниках и фарисеях, которых Он всегда обличал, не приходится уже и трактовать подробно (ср.Мф.23). Но, однако, то же чувство справедливости позволяет Ему пить и есть вместе с мытарями и грешниками, смиренно сознававшими свою греховность и уже по тому одному стоявшими в нравственном отношении выше гордых одною только наружною праведностью фарисеев... Отправляя учеников на проповедь, Господь, между прочим, говорил, что участь города, который не примет их, печальна: отраднее будет земле Содомской и Гоморрской в день суда, нежели городу тому (Мф.10:15). Такую печальную участь последнему предрекает Спаситель опять в силу справедливости, так как подобный город своим отношением к евангельской проповеди вполне то заслужил. Вся земная жизнь Спасителя переполнена свидетельствами в том смысле, что Он всюду и всецело был справедлива.. Но Господь в такой же степени проявлял и Свою «любовь», к кому надлежало. О любви Своей к Богу Отцу Он заявлял всюду и вполне ясно, – всегда на первом плане ставил волю Своего Отца, исполнение ее, а не Своей. Движимый любовью к Нему, Господь молился Ему, как именно Отцу. В его же руки Он предал и Свой дух, пламеневший к Нему Сыновнею любовью... О любви Спасителя к людям, на какую был способен только Он и никто больше, в свою очередь нет надобности много рассказывать. По Своему бесконечному человеколюбию, Бог-Сын и воплотился, и не только терпел всякого рода невзгоды во время Своей жизни во плоти, но даже, пострадав, вкусил смерть. После этого излишне уже приводить те или иные отдельные факты из жизни Спасителя, свидетельствующие о Его любви, в частности: к Матери (ср. Ин.19:26, 27), к ученикам (напр., к отрекшемуся от него Петру, к обнаружившему сомнение Фоме), к прочим людям (которых Он научал истине, исцелял от недугов и проч.; участвовал в людских радостях, печалях, благословлял детей). Любя прежде всего своих соплеменников, Израиля, к погибшим овцам которого Он был послан, еще более любя, в частности, Своих учеников, а в числе их предпочтительно пред прочими – Иоанна, т.е., другими словами, в отношении к различным членам Своего родного народа, из среды которого Он произошел по плоти, проявляя любовь не в одинаковой мере (соответственно тому, конечно, насколько все они заслуживали того своими достоинствами), – Христос Спаситель затем простер Свою любовь и на язычников (чит., напр., евангельские рассказы о сотнике, у которого заболел слуга: Лк.7:2, о сирофиникиянке и ее бесноватой дочери: Мк.7:25), оказавшихся потом даже более благодарными к Нему, чем какими заявили себя Его единоплеменники вообще. Короче: возлюбил весь мир, всех людей, как детей одного небесного Отца. Итак, Спаситель всюду был справедлив и любвеобилен. – При этом первое Его качество проявлялось и несколько особым, по сравнению с указанным, образом, поскольку имеем в виду законы и обычаи у Его соплеменников и отношение к тем Его Самого. Иудея в Его время была подвластна римскому государству. Кесаревы права Им признавались во всей их силе, о чем свидетельствует известный Его ответ искушавшим по вопросу о дани кесарю. Существовавшие у Его соотечественников обычаи и узаконения также не лишались Им силы и значения. Напр., однажды И. Христос исцелил 10 прокаженных. Если бы современные Ему узаконения, повелевавшие получившим исцеление такого рода больным, прежде возвращения их в города, селения, являться для освидетельствования к назначенным представителям санитарного надзора из членов иерархии, в Его глазах не имели силы, то Он, исцелив этих больных, не отослал бы их с вышеуказанною целью к священникам, а просто сказал бы: идите с миром или что-либо в подобном роде. (Лк.17:12–19). Или: два брата не могли поделить между собою доставшееся им наследство. Учитель – обратился один из них к Господу – скажи брату моему, чтобы он разделил со мною наследство (Лк.12:13). Но Господь ответил в том смысле, что никто не поставил Его судить или делить их (Лк.12:14) в подобного рода случаях, так как, – подразумевал Он, – в их среде существовали назначенные для такого рода судопроизводства специальные лица, к которым, конечно, и следовало тяжущимся обратиться, и т. д. Или: если Господь иногда, по-видимому, оппозиционно относился к отечественным узаконениям, обычаям (припомним, напр., Его отношение к срывавшим в субботний день колосья ученикам: Мф.12:1–8. Мк.2:23–28. Лк.6:1–5, к торжникам, открывшим торговлю в храме: Ин.2:13–16, и проч.), то это не означает того, что Он и в действительности являлся здесь врагом тех узаконений и обычаев, но только то, что указывал на истинный смысл тех и других, затемнившийся из-за людского произвола, или на противоречие обычаев иудейским же законам и т. п.
Третий основной элемент нравственности – совесть. Под нею разумеют (напр., о. И. Л. Янышев) сознание действий, мыслей, намерений человека, непременно свободных, так или иначе (одобрительно или порицательно) отмечаемых нравственным чувством, движения которого также являются объектами сознания в данном случае и в то же самое время. Спаситель был безусловно безгрешен (ср. 2Кор.5:21. Евр.4:15.). Отсюда движения нравственного чувства в Нем всегда «имели один только определенный характера т. е. отзывались об Его поступании лишь одобрительно. Следовательно, речи о сознании Спасителем какого-либо несоответствия Его поступков велениям нравственного закона, конечно, быть не может. Между тем, если взять всякого из обыкновенных людей, во грехе даже зачинаемого и, конечно, греховно же и живущего, то здесь гораздо чаще приходится говорить уже о сознании человеком такого или иного несоответствия его поступков, намерений предписаниям нравственного закона, т.е., иначе сказать, о так называемой злой совести (conscientia mala), нежели о доброй (с. bona). О последней можно говорить по отношению к обыкновенному человеку лишь сравнительно редко, да и то лишь в относительном смысле. Отсюда каждый должен по возможности настраивать свою совесть так, чтобы она все более и более приближалась к совести Спасителя, являясь сознанием лишь одного согласия нашей жизни со смыслом нравственного Христова закона, и чем более совесть наша будет заявлять себя только как «добрая», тем более и более можно будет говорить и об успехах нашего подражания И. Христу...
Мы видели, что основные элементы нравственности (а с ними, естественно, и остальные), поскольку речь о них идет в приложении к И. Христу, являются в идеальной чистоте, чем призывают челочка, взирая на них, сообразовать с ними свою жизнедеятельность...
А. Бронзов