Иосиф Флавий и его свидетельство о Xристе

Иосиф Флавий и его свидетельство о Xристе. Со времени Евсевия (Demon Evang. Еvаng. 3, 5. Церк. Ист. 1, 11 и нек. кодд. Рrаер. Еvаng.) и древнелатинского перевода Иосифовых «Древностей» (VI в.) это свидетельство без существенных вариантов (в «Древн». 18, 3:3, по еd. Niese t. IV, 151–152, нек. в 8-й гл. и в виде приписок к «Иуд. войне», также в извлечениях у Свиды и др.) читается так (варианты в скобах):

Ι' ίvεται δὲ (δὴ) κατὰ τοῦτον (κατ'ἐκεῖνον) τὸν χρόνον Ἰησοῦς (τις) σοφὸς ἀνὴρ, εἴγε ἄνδρα αὐτὸν λέγειν χρὴ (χρὴ ἄvδρα αὐτον γέγειν – αὐτὸν ἄνδρα). ἦ γὰρ παραδόξων ἔργων ποιητής, διδάσκαλοσ ἀνθρώπων τῶν ἡδονῆ τἀληθῆ δεχομένων (τἀληθῆ σεβομένων), καὶ πολλοὺς Ἰουδαίους (τῶν ἰουδαίων – τοὺ ἰουδαϊκοῦ – иudeorum), πολλοὐς δἐ καἰ τοῦ Ἑλληvικοῦ (ἀπὸ τοῦ – ex gentibus – τοὺς ἑλληvικοὺς) ἐπηγάγετο, ο χριςτὸς οὖτος ῆ´ν. καἰ αὐτὸν ἐνδείξει τῶν πρώτων ἀνδρῶν παῤ ἡμῖν (τῶν παρ' ἡμῖν ἀπχόντων) σταυρῳ῀ ἐπιτετιμηκότος Πιλάτου (σεβάξειν) οἱ τό (γε) πρῶτον (αὐτὸν) ἀγαπήσαντες. ἐφάνη γὰρ αὐτοῖς τρίτην ἔχων (опуск.) ἡμέραν πάλιν ζῶν τῶν θείων προφητῶν ταῦτά τε (опуск.) καὶ ἄλλα μυρία περὶ αὐτοῦ θαυμάσια (опуск. περ αὐτοῦ приб.). εἰρηκότων. εἰς ἔτι τε (εἴς τεεἰσέτι καὶ – ὅθεν εἰσέτι) vῦv τῶν χριστιανῶν ἀπὸ τοῦδε ὀνομασμένον (ὀνομασμένων) οὐκ ἐπέλιπε ρὸ φῦλον. В буквальном переводе: «В это время (управления Пилата Иудеей) является Иисус, мудрый человек, если, впрочем, человеком его называть надо, ибо был он удивительных дел совершителем, учителем людей, с удовольствием истину принимающих, – и многих как иудеев, так и еллинов привлек. Христос (Мессия) это был. И после того как Пилат, по жалобе знатных мужей наших, осудил его на распятие, не прекратились ранее полюбившие Его (не перестали любить Его прежние ученики), ибо Он явился им на третий день снова живым, как божественные пророки это и тысячи других чудес изрекли о нем. Еще и теперь не прекратилось поколение христиан, названных по Его имени». Громадная литература об этом маленьком свидетельстве породила исследования, распадающиеся на три группы: в одних свидетельство считается подлинным во всем своем объеме, в других оно целиком объявляется подложным, в третьих признается искаженным. Не касаясь довольно обоюдной в данном случае области стилистических доказательств, заметим, что против первого мнения со всей неотразимостью стоит невозможность для Иосифа, как иудея, сказать помеченные нами в переводе курсивом слова: «если впрочем Его надо называть человеком». Не мог сказать этого и христианин с иудейским направлением, если бы даже, – вопреки всем данным, – считать фарисея Иосифа тайным христианином. Невозможна для иудея и речь о воскресении Христа, как исполнении ветхозаветных пророчеств, а равно и название Его Мессией – Христом. Это мог говорить только христианин, и притом строго православный. Поэтому уже Фотий (Biblioth. cod. 48: еd. Веkkеri, р. 11 b) справедливо заметил, что такое свидетельство о Христе, естественно, может вызвать сомнение в принадлежности его иудею Иосифу.

Вопрос, следовательно, может быть только или о полной подложности свидетельства или же о его искаженности.

Важное здесь значение имеют, прежде всего, две даты Оригена. В Comm. in Маtth. X, 17 (Migne gr. ХIII, 877), приводя свидетельство Иосифа об «Иакове брате Иисуса, называемого Христом» (Ἰάκωβον τὸν ἀδελφὸν Ἰησοῦ τοῦ λεγομένου Χριστοῦ), Ориген замечает: «καὶ τὸ θαυμαστὸν ἐστιν, ὅτι τὸν Ἰησοῦν ἡμῶν οὐ καταδεξάμενος εἶναι Χριστὸν, οὐδὲν ἧττον Ἰακώβῳ δικαιοσύνην ἐμαρτύρησε τοσαύτην», т.-е. «и удивительно то, что, не признав Иисуса нашего за Христа (Мессию), тем не менее засвидетельствовал о столь великой праведности Иакова». В Contra Celsum 1, 47 Migne XI, 745 sq., упомянув Иосифово свидетельство о Крестителе, Ориген продолжает: «ὁδ' αὐτὸς καίτοιγε ἀπιστῶν τῷ Ἰησοῦ ὡς Χριστῷ, ζητῶν τὴν αἰτίαν τῆς τῶν Ἱεροσολύμων πτώσεως καὶ τῆς τοῦ ναοῦ καθαιρέσεως. δέον αὐτὸν εἰπεῖν, ὅτι ἡ κατὰ τοῦ Ἰησοῦ' επιβουλὴ τούτων αἰτία γέγονε τῷ λαῷ, ἐπεὶ ἀπέκτειναν τὸν προφητευόμενον Χριστὸν. ό δὲ καὶ ὥσπερ ἄκων οὐ μακρὰν τῆς ἀληθείας γενόμενος φησὶ ταῦτα συμβεβηκένοι το῀ις Ἰουδαίοις κατ' ἐκδόκησιν Ἰακόβου τοῦ δικαίου, ὸς ῆ᾿ν ἀδελφὸς Ἰησοῦ τοῦ λεγομένου Κριστοῦ», т. е. «он (Иосиф), хотя и не веруя в Иисуса как в Христа (Мессию), когда отыскивает причину падения Иерусалима и разрушения храма, вместо того, чтобы, как надлежало, сказать, что причиной этих бедствий народа были козни против Иисуса, ибо умертвили Христа (Мессию), предвозвещаемого пророками, говорит, что это случилось с иудеями в отмщение за Иакова Праведного, который был братом Иисуса, называемого Христом (Мессией)». Оба эти места нисколько не говорят о том, что Ориген совсем никакого свидетельства о Христе не читал у Иосифа, а только о том, что Ориген не мог воспользоваться этим свидетельством для своих апологетических целей. Причина понятна: Иосиф не верил в Иисуса, как Мессию – Христа. Мог ли бы, однако же, Ориген с такой решительностью говорить о неверии Иосифа, если бы, он не прочитал об этом в его книге? Благосклонно относясь к Крестителю и Иакову Праведному, Иосиф с своей антимессианско-рационалистической и философско-космополитической точки зрения должен был осуждать мессианские идеи христиан и в этом духе говорить и об «Иисусе, называемом (у христиан) Христом-Мессией». Понятно отсюда и недовольство Оригена Иосифом за то, что причиной народно-иудейских бедствий он считает козни иудеев против Крестителя и «Иакова Праведного, брата Иисуса, называемого Христом», а не против самого Иисуса, называемого Христом. Наконец, что Ориген читал у Иосифа свидетельство о Христе, но только с противоположным теперешнему содержанием, т. е. антихристианским и иудейским, – это видно их аористов: οὐ καταδεξάμανος... ´εμαρτύρησε. Ориген умел, конечно, говорить правильным литературным языком: если 'εμαρτύρησε – «засвидетельствовал» относится к находящемуся в «Древностях» свидетельству Иосифа об «Иакове, брате Иисуса, называемого Христом», то и «οὐ καταδεξάμεος αι-῀ναι Χριστίν – не признав Иисуса за Мессию – Христа» должно указывать на свидетельство Иосифа об этом в его книге.

Затем привлекается к доказательству суждение Фотия о свидетельстве, – но только по недоразумению. В код. 48 (еd. Веkk. р. 11b – 12 а) Фотий говорит: «Прочитано Иосифово περὶ τοῦ παντός, которое в других рукописях я читал с заглавием περὶ τῆς τοῦ παντός αἰτίας, а в иных περὶ τῆς τοῦ παντός οὐσίας. Сочинение состоит из двух небольших частей (λογιδίοις). Автор раскрывает здесь самопротиворечия Платона с самим собой, изобличает неразумность и ложь учения Алкиноя о душе, материи и воскресении, противопоставляет ему свои собственные об этих предметах мнения и доказывает гораздо бо́льшую древность иудейского народа пред эллинами. Он полагает, что человек состоит из огня, земли и воды и еще из духа, который называет и душою. Об этом духе он дословно говорит так: «главнейшую его часть взяв, образовал (Бог) вместе с телом и сообщил ему проникновение чрез все части и члены. Созданный вместе с телом и проникая чрез все тело, он образован в одинаковом виде с видимым телом и имеет только более холодную сущность по сравнению с (вышеназванными) тремя элементами тела». Так говорит он совершенно несоответственно с иудейским учением о природе человека, и в общих чертах касается и творения мира. Но также и о Христе, истинном Боге нашем, богословствует весьма верно, употребляя и самое название Христа и безукоризненно выражая Его неизреченное рождение от Отца, что, может быть, заставит кого-либо и усомниться в том, Иосифово ли это сочинение (συνταγμάτιον), хотя в слововыражении нет несоответствия стилю этого писателя. Впрочем, я нашел указания, что книга эта (λόγος) не Иосифа, а некоего Кая, бывшего пресвитером в Риме, который, говорят, сочинил и «Лабиринт», – ему же приписывается и «Диалог против Прокла», одного защитника Монтанской ереси. Так как книга была оставлена без подписи (имени автора), то одни приписали ее Иосифу, другие Иустину Мученику, а иные Иринею, как и «Лабиринт» некоторые усвоили Оригену. Однакоже в действительности это есть труд Кая, составившего и «Лабиринт», как и сам он в конце «Лабиринта» засвидетельствовал, что ему принадлежит книга Περὶ τῆς τοῦ παντὸς οὐσίας, – впрочем эта ли или какая другая, для меня пока еще не вполне ясно». Отсюда видим: а) указание на авторство Иустина, Кая и Иринея относится не специально к свидетельству о Христе, а ко всей книге «об универсе»; – б) содержание Фотиева сообщения хотя и может быть, покрыто теперешним свидетельством Иосифа, но с натяжкой, ибо слова «о Христе, истинном Боге нашем, богословствует весьма верно, употребляя и самое название Христа и безукоризненно выражая Его неизреченное рождение от Отца», невольно наводят на мысль о богословских рассуждениях, ничего общего не имевших с теперешним свидетельством Иосифа, где ничего нет о «неизреченном рождении от Отца» и о Христе, как Сыне Божием; – в) выражение «συνταγμάτιον» может указывать на небольшой отдел сочинения, маленький параграф, соответствующий размерам теперешнего свидетельства, но оно будет странно для тех рукописей, в коих вся книга усвояется писателям христианским – Иустину, Каю, Иринею, – в коих свидетельство могло бы приводиться, очевидно, только как цитата из Иосифа, и в таком случае мы имели бы указание на глубокую древность теперешней редакции свидетельства; – г) но, в конце концов, ничто не ручается за то, что Фотий говорит именно о рассматриваемом нами теперешнем свидетельстве Иосифа.

Легко объясняется молчание Фотия о данном свидетельстве и в тех случаях, когда он излагает содержание Иосифовых. «Войны» и «Древностей» (кодд. 47 и 76: Веkk. 11 а – b и 52b-53b), касаясь при этом новозаветных лиц и событий – Иакова, брата Иоанна Богослова, – Петра и Павла, избиения Иродом вифлеемских младенцев при рождении Христа (код. 238: Векк. 313b – 318b, особенно 216b и 317а). Фотий мог не упомянуть свидетельства Иосифа о Христе или потому, что не считал его, в настоящем его виде, подлинным, – или же потому, что не читал его в своем экземпляре Иосифовых сочинений. Как неблагоприятное для христиан, в первоначальном своем виде, свидетельство это естественно: а) одними христианскими писцами (среди иудеев сочинения Иосифа не сохранялись) выбрасывалось совсем, б) другими переделано в теперешний христианский вид и в) только в немногих древних рукописях, – вероятнее происхождения назарейско-евионского, – могло сохранять свой первоначальный антихристианский вид. У Фотия могла быть рукопись первой редакции, Евсевию известна вторая редакция, а Оригену – третья.

Не имеет здесь значения и выражение Фотия о Иусте Товериадском (код. 33): «ώς δὲ τὰ τῶν Ἰουδαίων νοσῶν Ἰουδῖος τε καὶ αὐτος ὑπάρχων τὸ γένος, τῆς Χρυστοῦ παρουσίας καὶ τῶν παρι αὐτὸν τελεσθέντων καὶ τῶν ὑπ' αὐτοῦ περατουργηθέντων οὐδενὸς ὃλως μvήμημ ἐποιήσατο» т. е. «подверженный иудейскому недугу и сам будучи родом иудей, он совсем не сделал упоминания о пришествии Христа, ни о содеянном с Ним, как и ни об одном Его чуде». Слишком рискованно «иудейский недуг» специально ограничивать молчанием писателей иудейских о Христе, а не относить его к общеиудейскому неверию. Но если и относить к молчанию иудейских писателей о Христе, то в отношении к Иосифу оно могло быть у Фотия только личным его предположением. Надо при том иметь в виду замечание Фотия, что Иуст вообще слишком краток и опустил весьма много важного («ἔστι δέ τὴν φράσιν συντομώτατος καὶ τὰ πλεῖστα τῶν αναγκαιοτάτων παρατρέχων»), что он был «коварнейшим человеком, любил деньги и удовольствия и много ложного написал в своей истории» (Веkk. 6b-1а). Наконец, и у Иуста, как и у Иосифа христианские писцы могли выбрасывать все антихристианское (ср. отзывы о нем Иосифа в Vita 9: Niese IV, 328 и 375 sq).

Таким образом отсутствие Иосифова свидетельства о Христе у Оригена и других древне-христианских писателей-апологетов нисколько не говорит за полное отсутствие такового у самого иудейского историка. Мы можем находить у них прямое доказательство только того, и не более, что у Иосифа не было свидетельства о Христе с теперешним христианским содержанием.

Однако же Ориген уже дает нам косвенное указание и на то, что свидетельство все-таки было, но только с иудейским характером и с заявлением Иосифа о своем неверии в Иисуса, как Мессию – Христа. Сюда же можем присоединить Иосифово выражение, коего подлинность засвидетельствована вышеприведенными цитатами Оригона, об Иакове Праведном, как τόν ἀδελφὸν Ἰησοῦ τοῦ λεγομένου Χριστοῦ («Древн.» 20:9 у Niese IV, 310). Выражающийся так не только знает об Иисусе, но и косвенно намекает на то, что он не разделяет (τοῦ λεγομένου) веру христиан в Его мессианство.

Прямое подтверждение этим косвенным указаниям дает один апокриф, изданный проф. Е. Вratke в «Техtе und Untersuchungen» и. О. Gеbhаrdt und А. Наrnасk, Neue Fоlge IV, 3 (Leipzig 1899), излагающий споры при персидском дворе между эллином, иудеем и христианином. В числе других иудейских свидетельств о Христе христиане приводят и Иосифово, но в таком виде (pag. 36, lin. 8–11): «Ἰώσιππος ὁ συγγραφὺς ύμῶν, ὁ᾿ς ειπερὶ Χριστοῦ, ἀνδρὸς δικαίου καἰ ἀγαθοῦ, ἐκ θείας χάριτος ἀναδειζ θέντος σημείους καἰ τέρασιν ἐυεργετοῦντος πολλούς» – т. е. «Иосиф, ваш историк, говорит о Христе, (как) муж (человеке) праведном и добром, засвидетельствованном от божественной благодати знамениями и чудесами благодеянием многих». Ни по содержанию, ни по слововыражению это свидетельство но имеет ничего общего с теперешним: ни слова – о воскресении Христа, Его вышечеловечестве и даже мессианстве (слово «Христос» здесь употреблено в значении собственного имени, а не достоинства, – притом не видно, чтобы оно принадлежало Иосифу, а не апокрифисту). В цитате нет ни одного штриха даже назарейски-евионского характера, – вся она не выходит за пределы свидетельств Иосифа о Крестителе и Иакове Праведном. Но, судя по Оригеновским «не признав Иисуса за Христа» и «не веруя в Иисуса, как Христа», можно думать, что в апокрифе свидетельство приведено сокращенно, по общему своему содержанию, и что у Иосифа было, вероятно, сделано более решительное и прямое заявление о своем неверии в мессианство Иисуса, быть может даже с порицанием христиан. Кратко относит происхождение апокрифа к V веку (стр. 271). Таким образом мы имеем здесь след древнейшей и от Евсевиевой независимой редакции Иосифова свидетельства о Христе (ср. стр. 223 сл.). Что свидетельство приведено, хотя бы и в сокращении, но точно, за это ручается точность других цитат апокрифа (стр. 33 стрк. 26 и стр. 36 стрк. 8 и соответствующие примечания издателя).

Не лишним считаем также обратить внимание на то, что указанные Иосифом в конце «Древностей» (20, 12 Niese IV, 320) «двадцать книг с шестьюдесятью тысячами стихов», при определенных максимумах длины для фабричной выделки тогдашних папирусов, дают некоторую возможность заключать о пропусках и вставках в Иосифовых книгах. Исследователь папирусов Бирт (Тh. Вirt, Das Вuchwesen in seinem Vеrhältniss zur Litteratur, Веrlin 1882) обычный размер их определяет в 2.500 стихов (строк), – или в 2.610 и 2.714 стихов, кои находит Рюэгг (А. Ruegg, Die Lukasschriften und der Raumzоang des antiken Buchоesens, в «Studien und Kritcken» 1896, I, 94–101), – пользуясь наблюдениями Вирта, – в Евангелии Луки и Деяниях ⁷. К этим размерам приближаются и книги Иосифа, имеющие от 1,030 (20-я) до 2,116 (8-я) строк, по изданию Низе. Книга 18-я, содержащая свидетельство о Христе, имеет нормальный средний размер в 1694 строки, равняющиеся Иосифовым 3,000. Приблизительно такой же размер имеют 11, 15, 16, 17, 19 книги. Несколько более: 6–18, 12–14, – и несколько менее: 9 – 10 и 20. Поэтому ни больших пропусков, ни больших вставок мы не должны предполагать в 18-й книге, содержащей свидетельство о Христе. Эти размеры должны были мало отличаться от теперешних 9 1/2 строк по изданию Низе, т. е. около 19 Иосифовых стихов. Замечательно, что и свидетельство Иосифа о Крестителе занимает только 18 строк (18, 5у Niese IV, 161 – 162).

Как бы то ни было, но такая краткость свидетельства Иосифа, – не говорим уже о полном (предположительном) отсутствии такового, – о Христе и христианах, уже имевших всесветную известность и распространявшихся по всем концам мира в то время, когда Иосиф кончал свои «Древности» (13-й год царствования Домициана и 56-й год от рождения самого Иосифа, т. е. 93 – 94 г. по р. Хр.: Древн. 20, 12 Niesе IV, 320) вызывает невольное недоумение. Оно усиливается полным отсутствием у Иосифа речи о христианах там, где она естественно ожидается и требуется, – именно: в сообщениях о сектах иудейских – фарисеях, саддукеях и ессеях (особенно в «Древн.» 13, 5:9–10. 6; 18, 1:2–6. «Иуд. войн». 2, 8: 2–14. «Жизнь» 2 др.). Молчание это тем удивительнее, что историк находит же нужным сообщать даже о таких, сравнительно менее значительных, лицах, как Матфий («Древн», 17, 6сл. «Иуд. войн.» 1, 23сл.), Иуда Галилеянин («Древн.» 18, 1:6. «Иуд. войн». 2, 8 др.), Февда («Древн.» 20, 5:1) и под. Ссылки на антимессианские воззрения историка, его политиканство пред Римом и под., конечно, не могут иметь серьезного значения и ничего не доказывают, в виду упоминаний Иосифа об Иуде, Февде и под.

В ответ на это недоумение можем поставить другое: почему Новый Завет и раввинская литература, зная фарисеев и саддукеев, ничего не говорят о столь известной и пользовавшейся всеобщим уважением секте ессеев, кои не только в большом количестве жили около Мертвого моря, но и постоянно путешествовали по городам Палестины, повсюду имея себе пристанище у своих собратий (см. о них еще «Древн.» 13,11: 2; 15, 10: 4 – 5; 17, 13:3. «Иуд. войн.» 1, 5:3; 2,20:4:3, 25, 2 – ессейские ворота в Иерусалиме: у Филона Quod omnis probus liber: Маng. II, 457 – 459 и 632 – 634; ср. Евсевия Рrаер. Еvаng. 8, 11 и Плиния Hist. Nat. V; 17)?

Из соединения этих двух вопросов можно получить вероятной ответ на поставленное недоумение.

По учению, жизни и влиянию ессеи описываются у Иосифа и Филона весьма сходными с христианством чертами, и потому довольно раннее соединение их с христианами является совершенно естественным. Таким образом, для новозаветных писателей они были уже христианами, и иудейско-раввинская литература не отличает их от назареев (христиан). Напротив, Иосиф Флавий, среди постоянного политиканства и интриг, как видно, мало следивший за движением новой веры, легко мог, смешивать христиан с ессеями и считать их одной сектой. В своей автобиографий («Жизнь» 2, у Niese IV, 322–323) Иосиф сообщает, что знакомству с иудейскими сектами он посвятил три, именно 16–19, годы своей жизни. Но, судя по тому, что эти же самые три года юный Иосиф, как он наивно сообщает здесь же, провел в учении у одного пустынника и аскета Ваннуса, он не мог посвятить себя опытному изучению ессейской секты. Да это едва ли и могло быть серьезной потребностью такого юнца. Потом, выйдя из пустыни на 19-м году жизни, он увлекается тогдашним бурным водоворотом фарисейского интриганства и политиканства, так что ему было уже не до сект. Предполагая совершенно естественным очень раннее объединение ессеизма с христианством, получаем полную возможность смешения их в 53 – 55 годах по р. Хр. для отшельника Ваннуса, а тем более для 16–18 летнего Иосифа и для простого народа. Отсюда и впоследствии, при составлении своих «Войны» и «Древностей», Иосиф легко мог перенести на ессеев и некоторые характерные черты христиан. Таким соображением можно объяснить как краткость (если не полное отсутствие, как думают другие) известия Иосифа о Христе (в редакции, сходной с апокрифом), так и отсутствие у него ближайших сведений вообще о христианстве. Для Иосифа христианство могло быть только одной из разновидностей ессеизма, а Христос, Креститель, Иаков Праведный – только одними из многих выдававшихся мужей секты.

М. Муретов