Горский
Горский Александр Васильевич – протоиерей, ректор Московской дух. академии (род. 16 авг. 1812 г. Ум. 11 окт. 1875 г.). Г. родился в Костроме, в семье профессора семинарии Василия Сергеевича, необыкновенно доброго и образованного человека, бывшего потом смотрителем духовного училища и священником, наконец, кафедральным протоиереем. Первоначальное образование после домашнего Г. получил в духовном училище, среднее в семинарии, не покидая родительского крова и под руководством отца, внимательно следившего за успехами сына и прямо помогавшего ему в ученических работах. В 1828 г. Г. был взят в Московскую академию из философии (по теперешнему из 4-го класса): его одного, как наиболее способного и развитого из всей семинарии, выбрал посланный из академии ревизор Афанасий Дроздов (ум. 1876 г. архиеп. Астраханским). В академии Г. учился под наблюдением своего знаменитого земляка Ф. А. Голубинского, покровительствовавшего ему и после, и был довольно близок с Филаретом Гумилевским, старшим его на один курс. Окончив академию (в 1832 г.) третьим магистром, он был назначен профессором церковной и гражданской истории Московской семинарии, а 19 авг. 1833 г. переведен в академию на кафедру церковной истории, обнимавшую тогда целый ряд наук. В 1837 г. Г. был экстраординарным профессором, в 1839 г. ординарным. В 1860 г. он был рукоположен во священника, не вступив в брак, и в тот же год получил звание протоиерея. В феврале 1864 г. за ученые заслуги удостоен степени доктора богословия. 23 окт. 1864 г. после Саввы Тихомирова Г. был назначен ректором академии; по должности ректора перешел на кафедру догматического богословия. В звании ректора и скончался. Г. крупная личность в истории русского духовного просвещения прошлого века и едва ли не самый выдающийся человек, воспитанный Московской академией, оказавший огромное влияние на ее научное направление, учебный строй и склад жизни, – влияние, которое чувствуется и теперь в «академии Горского». Здесь сказалось не одно ученое, но и редкое по степени нравственное влияние замечательного человека. Г. получил строго-церковное и, особенно благодаря матери, суровое, чуть не домостроевское, воспитание. Годы детства он провел как «монастырка в келье»: без игр, без сверстников (так как был старшим ребенком в небольшой семье отца), всегда дома среди взрослых. Все это содействовало одностороннему развитию хорошо одаренного и сердечного мальчика: он стал замкнут и необщителен, неспособен к дружбе, в которой нуждался; воспитание не закалило его характера, развило напротив пассивность, привычку следовать воле других и беспрекословно повиноваться. Воля родителей долго управляла решениями Г. Свое одиночество он почувствовал еще в костромских школах, но в академии оно положительно угнетает его. Погрузясь в науку и разойдясь с товарищами, 18-летний Г. предается самонаблюдению, и беседе с собой начинает вести дневник, который вскрывает его тогдашнее настроение, и который он вел до конца жизни. Впоследствии, усиленной работой над собою Г. перевоспитал себя и был в высшей степени ласков и предупредителен в обращении. Все любили его, многие считали своим другом, но он не имел друзей, хотя и нуждался в них – никогда никому не открывал своих сердечных тайн. Под влиянием одиночества, религиозного воспитания и увлечения примером Филарета Гумилевского, принявшего монашество на студенческой скамье (19 авг. 1829 г.), мальчик Г. решается принять пострижение. Но родители не позволили ему этого. Не один раз и после того Г. просит у них разрешения на этот шаг, но напрасно. Голубинский, его руководитель, был так же не на его стороне. Впоследствии у самого Г. прошло желание иноческого звания; из боязни быть оторванным от академии и от науки, он несколько раз отказывался от предложения митр. Филарета постричься и занять место викария в Москве. Но, не приняв монашеского пострижения, Г. вел образ жизни совершенно монашеский, был «святее монаха», по отзывам в обществе. В душе Г. всегда жила пламенная религиозность. Воспитанный по церковному, он был уставщиком и канонархом, еще учась в академии. Не ограничиваясь внешностью, религиозность Г. была жизнью духа и отличалась глубиною проникновения. С восторгом и умилением в своем дневнике он описывает «дни благословения и благодати», когда приобщался св. Таин, и замечательно тонко анализирует «чувство праздника». Поэтому профессор Г. ищет дополнения к своему состоянию в духовном звании, ищет получить «приближенье к престолу благодати». Но путь к монашеству был ему загорожен; на дороге же к священству лежало препятствие – необходимость жениться. Вечно занятой, привыкший к уединению и не склонный к откровенности Г. ни за что не хотел жениться. Митр. Филарет, знавший о желании Г., поручает ему сделать научную справку по вопросу, необходимо ли связать сан белого священника с вступлением в брак, и, получив отрицательный ответ, 24 марта 1860 г. посвящает в священника холостого профессора Г., что было у нас едва ли не первым примером. Г. стал священником, но не искал пастырства: у него не было прихода, он отказался от духовничества – священство нужно ему было «для себя». Г. был выдающейся нравственной личностью. Постоянное самоуглубление, борьба с низшими движениями природы, наблюдение над духовными расположениями своими делают Г. из ряда вон выходящим человеком. Он подавляет свою природную склонность к насмешке и осуждению, борется с вспыльчивостью, подавляет разные виды самолюбия, совершенно естественные в душе выдающегося ученого, и воспитывает в себе удивлявшую всех «бездну смирения». Не удовлетворяемый своим ученым подвижничеством, он стремится к проявлению деятельной любви. Г. преподавал первые 30 лет своей службы церковную историю и славно послужил этой науке. Но тогдашняя кафедра церковной истории совмещала в себе четыре теперешних – библейскую историю, историю древней и византийской церкви, историю русской и историю западных исповеданий – и, как добросовестный профессор, Г. не упускал ни одного отдела из своих наук; к тому же счастливые природные дарования, выдающаяся любознательность и беспримерное трудолюбие со студенческой скамьи до конца жизни – все это содействовало всесторонней историко-богословской учености Г., изумлявшей всех, кто его знал. Г. звали энциклопедией, премудростью и к его советам обращались даже академики. Но этот «великан учености» не успел проявить себя во весь рост и ему суждено никогда не дождаться своей оценки. Время не благоприятствовало тому, чтобы Г. высказался весь в своих научных взглядах, в системе научного миросозерцания и во всей широте своих познаний. Митр. Филарет, управлявший тогда академией, зорко следя за ее жизнью и мыслью, стеснял свободу научного развития и, будучи богословом-догматистом, не сочувствовал церковно-исторической постановке богословского образования, представителем которого был Г. Г. остерегался писать и оставил сравнительно мало печатных трудов, притом большая часть их возникла по поручениям. Между тем, Филарет выделял Г. из академической братии, потому что нуждался в его ученой помощи, обращался за разными справками, давая поручения не всегда научного свойства. Близость властного святителя неблагоприятно отражалась и на мягкой природе Г., порабощая ее. Частые поручения отвлекали ученого от прямых его занятий. Но не следует забывать, что по поручению митр. Филарета Г. предпринял тот труд, который обессмертил его имя в русской науке – «Описание славянских рукописей Московской Синодальной Библиотеки». Замечательная не многочисленностью, а качеством своих рукописей и систематичностью их подбора, эта историческая библиотека начала описываться в славянской своей части светскими учеными – Погодиным и Ундольским, жаловавшимися, в то же время, на недоступность ее сокровищ. Это побудило митрополита в 1849 г. поручить дело описания Г., «познаниям и духовной опытности» которого он верил. Г. выбрал себе в сотрудники магистра Московской академии, профессора Симбирской семинарии К. И. Невоструева, который жил в Чудовом монастыре и вместе с двумя писцами вел черновую работу по описанию. Г., жившему в Сергиевом Посаде, принадлежала ученая редакция труда и руководительство своим сотрудником, сначала неопытным. Некоторые важные отделы написаны самим Г. Он трудился над описанием 13 лет до назначения ректором академии, но не оставлял своею помощью Невоструева и после, когда тот остался во главе труда. Описание рукописей Г. и Невоструева является самым лучшим русским трудом в этом роде: она составляет основу для изучения древней русской литературы, это Описание – сокровищница критически очищенных фактов для истории русского и южнославянского языков. Учеными описателями был сделан ряд открытий не только в области древней славяно-русской литературы, но и литературы греческой, древнехристианской. К сожалению, «Описание» не было окончено. Появилось в печати только пять томов, шестой, совершенно готовый, не издан, значительная часть тетрадей растеряна. – Все печатные труды Г. отличаются выдающимися достоинствами – полнотой материала, объективностью построений, крайней осторожностью в выводах, сжатостью, точностью и простотой стиля. Его исследования по русской и южнославянской истории, которой он занимался с особенной любовью, почти все составлены по рукописным источникам. В небольших статьях, обычно без подписи, Г. опубликовывал свои открытия в указанных областях. Но обработка новых источников отличалась здесь такою полнотою и тщательностью, что маленькие статьи Г. и теперь нисколько не потеряли в своем научном значении. – Лекции Г отличались новостью материала, строгостью метода и окрашивались оттенком религиозного одушевления. Но аудитория недостаточно ценила феноменального ученого. Большая часть курсов Г. сохранилась в студенческих записях, иногда не в полном виде: отчасти потому они и не изданы. С характером его лекций можно познакомиться по его курсу «История евангельская и церкви апостольской», изданному два раза.
Когда Г. учился в академии, любимым предметом была здесь философия, лежавшая во главе угла всего учебного строя. Г. вместе с Филаретом Гумилевским, который, впрочем, мало служил в академии (1830–1841 гг.), произвели переворот в учебной постановке академии и на самое видное место поставили историю. Проводником нового направления в общество был журнал «Прибавления к Творениям св. отцов», начавшийся изданием с 1843 г.: Г. был одним из редакторов нового журнала и самым деятельным его сотрудником. Проводником же нового направления в академическую среду был один Г. Его беспримерное служение науке выразилось всего оригинальнее в научном руководительстве. Сюда он вносит не только силу своего громадного ума и беспримерного трудолюбия, но и нравственную чистоту своей личности. Отличаясь необычайным смирением, никому не навязывая своего авторитета, Г. проявлял, в то же время, много терпения, чисто отеческой заботливости и педагогического такта в обращении со своими учениками. Он умел возбуждать в студентах научную любознательность, вызывая на споры и заинтересовывая то тем, то другим вопросом. Этот руководитель молодых умов терпимо и снисходительно относился к колебаниям и даже заблуждениям незрелой мысли. Студенты, получив тему по какому угодно предмету, шли к Г. А так как он в продолжение 20 лет (1842–1862) занимал должность библиотекаря, значительно умножил и обогатил библиотеку, перечитал и испещрил своими заметками большую часть книг и рукописей и знал библиотеку как никто, – то, пришедший за указаниями, снабжался книгами, справками и советами, после которых мог смело работать. Почти все начинающие академические ученые прошли школу Г. Он представлял пример удивительного научного бескорыстия и, так сказать, научного альтруизма. Чуждый авторского самолюбия он забывал подчас о своем авторском праве: не дорожа своими открытиями, доставшимися ему неусыпным трудом, он охотно и предупредительно уступал их другим (напр., древние свидетельства о двоеперстии – Филарету Гумилевскому). К Г. обращались за указаниями и советами такие ученые, как Погодин, Срезневский, Сухомлинов, Бодянский, другие работали при помощи Г.: А. Н. Муравьев, Савва, впоследствии Тверской, гр. М. В. Толстой, Филарет Гумилевский. Многие ученые общества «без его искания» избрали его в члены.
Последние 13 лет (1862–1875) – годы ректорства – были для Г. едва ли не самым тяжелым временем его жизни. Митр. Филарет, избравший Г. в ректора, не успел убедить его к принятию монашества и круто переменился в своих отношениях. Отношения со студентами на первых порах не ладились: сначала не поверили сердечности и вызовам на откровенность доброго ректора. Но это недоверие скоро прошло, и Г. стал для академии замечательным начальником. Его великий ученый авторитет, возвышавший его над всеми в академии, отеческая любовь к «деткам»-студентам привлекали чуткую сердечно молодежь, и А. В. сделался для нее «папашей». В Московской академии того времени царила чисто семейная атмосфера, умилявшая посторонних. Г., любя, страдал за своих деток: серьезных больных из студентов он беспрестанно посещал, развлекал их, исполняя даже больные капризы и как отец проливал неподдельные слезы над гробом умершего юноши. Студенты платили А. В. редким доверием, несли к нему свои горе и радости. Много огорчений доставляли впечатлительному ректору неурядицы, случавшиеся в академической корпорации, и проступки студентов, особенно обнаружение холодности к религии. Впрочем, любя и жалея своего «папашу», и студенты, и низшее начальство берегли его и многое, что бы могло огорчить А. В., не доходило до его сведения. Управляя академией, Г. оставил по себе добрую память церковью, которую он устроил в ее стенах, кладбищем, открытым по его ходатайству (теперь закрытым), оставил он и задачу для академии – издать богословский словарь, – дело; которое не удалось Московской академии не по вине его инициатора. В последние годы жизни много неудовольствия Г. доставил новый устав 1870 г., которому он не сочувствовал и который, в то же время, должен был проводить в жизнь академии. Здоровье его расшаталось от непосильных трудов. Помер А. В. от застарелой болезни, на которую не обращал внимания, от воспаления внутренних оболочек артерий. Над его гробом не в некрологах и речах, а на самом деле лились горькие слезы его многочисленных учеников и сослуживцев. Похоронен А. В. близ стен академии на бывшем академическом кладбище. В октябре 1900 г. Московская академия вспоминала своего знаменитого ректора по случаю исполнившегося 25-летия со дня его смерти.
Вот главнейшие труды А. В. Горскаго, кроме упомянутых, помещенных большей частью в «Приб. к Твор. св. отцев»:
I. По истории древней церкви·. «Образование канона священных книг Нового Завета» (Приб. кн. 24), «Жизнь св. Афанасия Александрийского» (кн. 10), «Жизнь св. Василия Великого» (кн. 3), «Жизнь бл. Феодорита, еп. Кирского» (кн. 14), «О сане епископском в отношении к монашеству в церкви восточной» (кн. 21).
II. По истории русской церкви: а) издания памятников – «Памятники духовной литературы времен в. кн. Ярослава» (Приб. кн. 2), «Послание к Василию, архимандриту Печерскому XII в.» (кн. 10), «О древних канонах св. Кириллу и Мефодию» (кн. 15), «О древних словах на св. Четыредесятницу» (кн. 17); б) исследования – «Историческое описание Свято-Троицкой Сергиевой лавры» (отдельной книгой, много раз изданной), «О свв. Кирилле и Мефодии (Моск. 1843. ч. 3), «О сношениях русской церкви с святогорскими обителями до XVIII стол.» (Приб. 6 кн.), «О духовных училищах в Москве в XVII в.» (3 кн.). Ряд биографий митрополитов русских: Кирилла II, св. Петра, св. Алексия, Киприана, Фотия, св. Ионы, Феодосия и Филиппа I, Петра Могилы (кн. 1, 2, 6, 11, 4, 16).
III. Поучения и речи, изданные в «Прибавлениях» и в «Богословском Вестнике». Подробный перечень всех трудов см. «История моск. дух. Академии», С. К. Смирнова, стр. 121–127.
Наиболее подробную биографию Г. представляет книга С. Попова. Ректор Μ. Д. академии А. В. Горский (Серг. Пос. 1897 – печаталась в «Богосл. Вестн.» 1896 г.), сжатую биографию-характеристику актовая речь С. Смирнова 22 окт. 1900 г. – довольно обширная литература о Г. указана там и здесь. Памяти Г. посвящена книжка «Богосл. Вестн.» за ноябрь 1900 г., составленная из речей, произнесенных на акте по случаю 25-летия со дня смерти Г., и материалов для оценки его жизни и деятельности. Эти речи и материалы изданы отдельно под заглавием: «Протоиерей А. В. Горский в воспоминаниях о нем Μ. Д. Академии в 25-ю годовщину со дня его смерти».
С. Смирнов.