II. История Оптиной Пустыни

Вспомни дни древние, помысли о летах прежних родов; спроси отца твоего, и он возвестит тебе, старцев твоих, и они скажут тебе. (Втор. 32:7). Размышляю о днях древних, о летах веков минувших. (Пс. 78:6).

Главным пособием при составлении исторического описания Оптиной Пустыни служил архив ее, приведенный впервые в возможный порядок только в настоятельство о. Архимандрита Моисея.

До 1764 года, единственными источниками для истории обители служат:

1) вкладная книга, начавшаяся с 1670 года (неполная);

2) копии с двух жалованных грамот 7184 (1676) и 7188 (1680) годов;

3) выпись 1710 года, данная Пустыни по указу Петра Великого, впредь, для ведения ее владений;

4) три акта, найденные в архиве белевского Преображенского монастыря, которые поясняют период упразднения и восстановления обители (1724–1726 г.).

С 1764 года, когда Оптина Пустынь вошла в число семи заштатных монастырей бывшей Крутицкой епархии, история ее изложена по, хранящимся в архиве, консисторским указам. До 1800 года собрание их неполно; а с сих пор и обилие письменных фактов, и устные рассказы очевидцев позволили раздвинуть рамки описания гораздо шире и, тем полнее удовлетворить его цели.

Для большего удобства обозрения, разделим историю обители на пять отделов, сообразно важнейшим событиям, замечаемым в ее внешней и внутренней жизни:

1) от основания обители, до восстановления ее после литовского разорения, или от половины ХV столетия до 1630 года;

2) от 1630 года, до упразднения обители в 1724 году;

3) от восстановления обители в 1726 году до 1764, т. е. до объявления духовных штатов;

4) от 1764 до 1796, период оскудения и упадка обители;

5) от 1796 до 1875 период ее обновления, устройства и современного, цветущего состояния.

Мнози бо монастыри от Царь и от Бояр и от богатства поставлени, но не суть поставлены слезами, пощением. (Пр. Нестор).

Ни время, ни причины основания Козельской Введенской Оптиной Пустыни – письменно неизвестны. В период самозванцев, слывущий в народе под выразительным названием Литовского разорения, Козельск и (как должно полагать) сопредельная ему Пустынь, были разорены врагом. При этом случае, погибли, как городские, так и монастырские архивы; и нам, по необходимости, осталось в исследовании судеб обители до XVII столетия, довольствоваться одними преданиями. Следуя тому из них, которое сохраняется преемственно среди братства Оптиной обители, начало иноческого жития на месте, занимаемом ею, относится к XV столетию. Это предание, как кажется нам, главным образом, опирается, во-первых: на древность сопредельного ей города Козельска, известного в летописях с 1146 года¹; иноческие же обители были необходимой, так сказать, принадлежностью древних городов России – духовными крепостями их, и возникали еще во времена уделов; во-вторых, на том, что почти все окружные монастыри, также относят свое основание к XV и XVI столетию, начиная с самого знаменитого по древности и своему историческому значению Пафнутиева-Боровского, который основан близ города Боровска в 1477 году, в то время, когда уже в самом городе существовал Покровский Высокий монастырь, в коем постригся пр. Пафнутий в 1417 году.

В подтверждение этого предания, можно указать еще на переписанный с древнего, слово в слово, синодик Оптиной обители 1670 года, в котором, в числе поминаемых первых насельников обители, помещены попеременно иноки-схимники и инокини- схимницы. Полагаем, поэтому, что было время, когда обитель сия, подобно некоторым другим, как единственная в округе, не была исключительно мужской или женской, но служила убежищем для старцев и стариц, живших в двух разных отделениях, под управлением одного духовного отца. По два же отделения имели многие монастыри в древние времена, например, Хотьков, что видно из жалованной ему грамоты 1506 года от Царя Василия Иоанновича, в которой, между прочим, читаем: «да на семнадцать старцев и стариц, что живут в том монастыре…»²; также, Введенский подольский, находившийся под стенами Троицкого монастыря³.

Соборным определением 1504 года запрещено было жить в одних обителях инокам с инокинями: «а, что в монастырях жили в одном месте чернецы, и черницы, и мы уложили, что от сего дни, впредь, чернецом и черницам в одном монастыре не жити»⁴. Итак, упоминаемые в монастырском Синодике старцы и старицы монастырские пребывали в сей обители в XV столетии, а соборное определение 1504 года могло положить основание Козельскому Вознесенскому девичьему монастырю, упраздненному в 1764 году.

Для обследования обстоятельств, при которых, вероятнее, могла возникнуть, описываемая нами, обитель в течение XV столетия, обратимся к древней истории Козельска.

Козельск, называвшийся до XVIII столетия Козелеск или Козлеск, от своего положения среди дремучих лесов был один из значительнейших городов земли Вятичей, составлявшей удел князей Черниговских. Козельск является в летописях годом ранее Москвы, а, именно, в 1146 году. Он обессмертил себя в годину общего бедствия России геройской защитой против полумиллионной орды Батыя в 1238 году, за что и прозван от него злым городом. До 1402 года, Козельск имел своих удельных князей из рода мученика веры св. Михаила, князя Черниговского. В 1402 г. Козельск подпал под власть Литвы, в которой оставался до 1408 года. В этом году великий князь Литовский Витовт уступил его, вместе с Любутском и Пeремышлем, своему зятю, великому князю Московскому Василию Дмитриевичу, а сей последний, по договору того же 1408 г., отдал Козельск и Углич великодушному дяде своему, Владимиру Андреевичу Храброму, в роде коего, Козельск оставался 37 лет. В 1445 году Козельск вторично подпал под власть Литвы, но, через четыре года (в 1449 г.), снова отошел к своему законному владетелю, внуку Храброго, Воровскому князю Василию Ярославичу, который около 1456 г. Уступил, как Козельск, так и другие области своего деда, своему шурину, Московскому князю Василию Темному.

Период времени 1408–1445, в который Козельск состоял в роде Храброго, в течение всего ХV столетия, по нашему мнению, был самый благоприятный, для основания вблизи города иноческой обители, или для оглашения властям отшельства, существовавшего дотоле (как это, иногда, случалось) на собственных правах. Особенно же, способствовало этому, время жизни самого Владимира Андреевича. «Бяше бо, – говорит Летописец, – любя сей Князь чин мнишеский и священнический»⁵. Памятником и свидетельством этой любви служит монастырь, основанный им, среди новопостроенного в 1374 году города Серпухова. Для совершения сего благочестивого дела, Владимир Андреевич вызывал из своей отчины, Радонежа, игумена тамошнего монастыря, преподобного Сергия. Преподобный же, пришедши в Серпухов, «соглядав место, где есть подобно и прилично быти монастырю, и, молитву сотворив, основания церкви положи своими руками во имя Пречистыя Богородицы, месяца декабря в 9 день, Зачатия Святыя Анны, егда зачат святую Богородицу». Благословив новоустроенную обитель, преподобный Сергий, но просьбе князя, поставил ей игуменом ближнего ученика своего Афанасия, и с миром возвратился в Радонеж, в свой монастырь.

Теперь обратимся к исследованию второго местного предания, объясняющего причину названия обители Оптиной. Козельск, как и все города древних Вятичей, был основан в местах неприступных, среди дремучих лесов, от которых и получил свое первоначальное название Козелеск, или Козлеск. Густой бор, у опушки которого, на берегу Жиздры, расположена Оптина Пустынь, и до сих пор сохранил название Козельской засеки, указывающее на его прежнее назначение. Известно, что в древние времена, Русские засеками обеспечивали свои границы от нечаянного нападения Татар и других неприятелей. Лес, назначавшийся для сего, носил название заповедного, и не только не позволялась рубка в нем деревьев, но даже прокладывание дорог и стежек⁶.

Начало засек относится к XIV веку. Великий князь Московский, Иоанн Данилович Калита, желая, хотя сколько-нибудь воспрепятствовать опустошениям, делаемым Татарами в великом княжестве Московском, укрепил засеками всю страну от Оки к Дону и, через Дон – к Волге. Но эти же самые заповедные леса, по своей неприступности, служили иногда, особенно, в окраинных местах, притоном для домашних врагов древней Руси, станишников (разбойников); по временам, они усиливались до того, что устрашали жителей Русской Украйны (окраины – прим. ред.), не хуже Татар и Литвы. Вот почему имена некоторых атаманов, или предводителей этих шаек, и до сих пор еще живут в местных преданиях, песнях и рассказах⁷. Так, между прочим, сохранилось в устных преданиях Козельцев и имя Опты, сперва грозного предводителя шайки станишников (разбойников) Козельской засеки, а потом – смиренного отшельника, основателя Пустыни и вождя иноков.

Это предание об основании Оптиной Пустыни, получит для нас всю силу истины, когда вспомним, что история первых веков христианства, начиная с разбойника на кресте, исповедавшего Господа, представляет нам немало примеров, как иные, обратившись от душегубства, провели остальную часть своей земной жизни в подвигах всеискреннего покаяния, и были спасены чудным действием благодати Божией. Довольно указать на примеры Моисея Мурина и преподобного Давида. Эти примеры оправдывают обетование Божие, изреченное устами пророка Иезекииля: И беззаконник, если обратится от всех грехов своих, какие делал, и будет соблюдать все уставы Мои и поступать законно и праведно, жив будет, не умрет. Все преступления его, какие делал он, не припомнятся ему: в правде своей, которую будет делать, он жив будет. (Иез. 18:21–22).

Подробности благодатного обращения и, последующей за сим, жизни отшельника Опты, по недоведомым судьбам Божиим, навсегда сокрыты от нашей любознательности; однако, для любомудрствующего духовно, несомненно, что, обратясь на путь истины, он соделал и плоды, достойные покаяния, ибо из предводителей шайки душегубцев, Господь Бог взыскал его в вождя и наставника душ, ищущих спасения. Можно предполагать и то, что он благоугодил пред Господом, ибо благословение Божие не оскудевало и не оскудевает доселе над, основанной им, обителью.

Не более, как 70 верст разделяют Козельскую Введенскую Оптину Пустынь от другой обители, столько же древней, и, равным образом, носящей имя Оптиной (Орловской епархии города Волхова, Оптин Троицкий монастырь); почему, с большой вероятностью, можно предположить, что обе эти обители имеют одного и того же основателя.

Признав же отшельника Опту за основателя обеих сих обителей, совершающих уже четвертое столетие, со времени своей известности, мы приходим к заключению, что сей Пустынножитель пожил немалое время после своего благодатного обращения, и, подвизаясь подвигом добрым, восходя от силы в силу, от славы в славу, успел до исхода своего в вечность, благоустроить и усовершить, основанные им Пустыни. В которой из них преставился и погребен отшельник Опта, это, к сожалению, утаено от нас так же, как и другие подробности богоугодной его жизни после обращения. А, может быть, рука Промысла с намерением скрыла от людей это обстоятельство, чтобы, уменьшением внешней славы здесь, соделать блистательнее подвижнический венец его в небесном Царстве.

Можно предполагать, что Опта, при пострижении в монашество, был наречен Макарием, почему и Пустынь его (в которой, вероятно, он сам и был первым настоятелем), удержала за собою название Макарьевой Оптиной. В древних письменных актах, обыкновенно, писалось: «Макарьевы Пустыни Оптина Монастыря». Введенской же, Пустынь сия начала именоваться только с начала нынешнего столетия, хотя, по письменным сведениям, еще в 1629 году был уже в ней храм во имя Введения Пресвятой Богородицы. Впрочем, название Оптиной Пустыни Макарьевой, по другому предположению, объясняется и иначе: в истории Российской Иерархии (том V под литер. М.), упоминается о храме св. Макария, как о главном храме обители; а Введенская церковь показана, состоящей на воротах, но на чем основано это показание, не знаем. По крайней мере, известно, что со времени первых удовлетворительных сведений о состоянии Пустыни, т. е. с 1629 года и до 1864 г., в ней не было ни храма, ни придела во имя преподобного Макария.

Первые письменные свидетельства об Оптиной Пустыни относятся к царствованию Бориса Годунова. В козельских писцовых книгах (1629, 30 и 31 годов), значится, что монастырю сему дано на поминовение по царе Феодоре Иоанновиче, который умер в 1598 г. «на свечи и на ладан, под городом Козельском, на речке, на Другусне, место мельничное, да на берегу, против мельницы, место дворовое мельничное, да рыбная ловля по той же речке, обще с посадскими людьми». Это первое письменное сведение об обители показывает, что она издревле пользовалась благоволением царей.

О судьбах Оптиной Пустыни в смутное время междуцарствия никаких письменных сведений не сохранилось. Известно только, что соседний ее город, Козельск, по убиении Лже-Димитрия, с другими городами отказался от повиновения законному царю Василию Ивановичу Шуйскому и принял сторону второго Самозванца; был занят отрядом мятежников; два раза осажден царскими войсками; в 1610 г. разорен Запорожскими казаками; в 1617 г. сдался полякам и находился во власти их до Деулинского перемирия, по которому снова вошел в состав мирных и верных городов России, искупив свое непостоянство жертвами кровавыми и тяжкими. Все эти события, конечно, не могли оставаться без последствий и для сопредельной Козельску Оптиной Пустыни; и она не могла уцелеть во время всеобщего литовского разорения.

По окончании же междуцарствия, когда во всей России стал понемногу водворяться мир и порядок, и Оптина Пустынь, без сомнения, вскоре начала оправляться от, постигших ее, бедствий. По крайней мере, известно, что около 1629 года она уже существовала в возобновленном виде. В козельских писцовых книгах (1629, 30 и 31 годов) помещено следующее известие: «Государево, царево и великого князя Михаила Феодоровича вся Руссии Богомолье, монастырь Оптин Макарьевы Пустыни, на реке на Жиздре, а в нем Церковь Введения Пречистыя Богородицы древяна клецка (клетью), а в церкви образы, и книги, и ризы, сосуды церковныя и колокола, строенье мирское и монастырское чернаго священника Феодорита с братьею, а в монастыре шесть келей, а в них старцы, черной священник Феодорит с братьею питаютца от церкви Божией». Далее следует исчисление монастырских владений; они состояли, во-первых: из мельницы на речке Другусне, поставленной на месте, пожалованном монастырю еще при царе Борисе Годунове братьями Афанасием и Тимофеем Желябужскими, почему последний и держал ее на оброке от монастыря, по записи; во-вторых: из рыбных ловель а) по реке Жиздре от монастыря оба берега вниз до Жиздринской каменной тони; в) против монастыря перекоп с рыбною ловлею, «что прокопали из реки Жиздры, внове дан монастырю» (значит, уже при Михаиле Феодоровиче); с) по речке Другусне, от Зуйкова броду вниз до впадения ее в Жиздру, вообще, со всем городом. Наконец, луга по реке Жиздре и впадающим в нее речкам Клютоме и Другусне, да участок леса в длину на две, а в ширину на одну версту; «а иной земли (как сказано в писцовых книгах) к тому монастырю нет, изстари не было».

Вот первые, и весьма удовлетворительные, сведения о состоянии Оптиной Пустыни, вскоре после ее возобновления. Ими мы и окончим первый отдел ее исторического описания.

Из предыдущего отдела мы видели, что Оптина Пустынь в 1630 году успела уже, несколько, оправиться от Литовского разорения, и снова собралось в ней небольшое братство отшельников.

С 1630 по 1670 г., нет никаких свидетельств о состоянии обители.

В 1672 году начальствовал в ней строитель, старец Исидор. К его настоятельству относится первая тяжба с козельскими обывателями, за старинную монастырскую мельницу в городе Козельске, (построенную братьями Желябужскими на месте, пожалованном обители на поминовение царя Феодора Иоанновича). Это случилось таким образом: «некто Москвитин, Савинской слободы тяглец» Мишка Кострикин построил без царского указа, единственно, по согласию с козельскими драгунами и стрельцами, на речке Другусне мельницу и тем, старинную монастырскую мельницу, стоявшую выше по течению той же речки, «остановил и без остатку разорил».

Это самоуправство, которым пресекался главный источник содержания бедной Пустыни, вынудило смиренного старца Исидора с братией к 1675 году Августа 7, подать царю Алексею Михайловичу челобитную, в которой они, доказывая свои права на мельницу, в заключение просили, чтобы «досмотреть подтоп их монастырской мельницы, а мельницу Мишки Кострикина отписать, до подлинного розыска, на имя Государево».

Получив эту челобитную, Царь предписал грамотою козельскому губному старосте Ивану Головкову исполнить просьбу иноков Оптиной Пустыни, а досмотр и сказку прислать к Москве в приказ костромской чети.

Но, как дальнейших распоряжений о вознаграждении монастыря за убытки, понесенные им от разорения старинной его мельницы, не последовало, то старец Исидор нашелся вынужденным войти к Царю с новой челобитной, в которой, описывая положение вверенной ему обители, выражался в следующих примечательных словах: за «Оптиным монастырем крестьянских и бобыльских дворов нет, и денежной руги им нейдет, кормятца миром и своею работою», вследствие чего и просил Государя: «пожаловати бы их велеть, тое Мишкину мельницу Кострикина отдать им в монастырь на свечи, и на ладон, и на вино церковное и им строителю с братиею, на пропитание, чтобы им голодом не помереть, и о том бы им в Козельск дать царскую грамоту».

Челобитная эта осталась неудовлетворенною, вероятно, по поводу смерти царя Алексея Михайловича, приключившейся 1676 года 29 января. А, между тем, разоренная монастырская мельница стояла впусте, и не давала обители никакого дохода, тогда как Мишкины друзья, из мести к инокам, «стакався с набольшими козельскими градскими людьми», били челом молодому царю Феодору Алексеевичу, чтобы он позволил достроить им Мишкину мельницу и держать из оброка, имея ввиду потопить окончательно монастырскую мельницу и запереть им рыбную ловлю.

Это вынудило старца Исидора просить защиты и правосудия у молодого Государя, как он искал их у отца его. Изобразив в своей челобитной (18 июля 1676 года) подробно козни злоумышленников против его мирной обители, старец, в заключение, говорил, что, если позволят снова поставить мельницу на том месте, где начал строить ее Мишка Кострикин, то «их старой монастырской мельнице молотья и рыбного всходу из реки Жиздры не будет, и рыбная ловля будет заперта, и им, строителю с братиею, будет разоренье, а Оптину монастырю оскуденье большое; а вотчин за тем монастырем ничего нет, и руга нейдет, питаютца Христовым именем и тою рыбною ловлею».

К этому последнему челобитью Исидор приложил и выпись из козельских писцовых книг 1629, 1630 и 1631 годов, доказывающую права обители на мельничное место.

Рассмотрев дело, царь Феодор Алексеевич, 1676 года августа в 3-й день, прислал козельскому воеводе Василию Ивановичу Кошелеву грамоту, которою повелевалось: «мельницу Мишки Кострикина снесть, и впредь, ниже монастырской мельницы других не строить».

Старец Исидор продолжал управлять Оптиной Пустынью в царствование Феодора Алексеевича и ревностно заботился о ее благоустройстве. Так, в 1680 году снова бил челом царю, и, поставив сперва на вид, что: «к Оптину монастырю вотчин и земель не дано, и государева денежного и хлебного жалованья нет, а в монастыре их четырнадцать братий кормятся мирскою дачею, а около монастыря огородов нет», старец молил Государя пожаловать обители на поминовение царя Алексея Михайловича и братии на пропитание, под огород семь посадских мест, которые находились в городе Козельске, пониже монастырской мельницы, и лежали впусте, со времени литовского разорения.

Благочестивый Государь удовлетворил челобитную старца Исидора, и грамотою, данною в Москве 1680 года, Июня в 15 день, сии места утверждены за монастырем в вечное владение.

Кроме двух вышеупомянутых актов (дела о мельнице и грамоты на места под огороды), от настоятельства Исидора осталась в обители старинная вкладная книга, начатая, как значится в позднейших описях, с 1670 года; но, по недостатку в ней нескольких начальных листов, первые вклады относятся к 1675 году. Из этой книги можно видеть, что при о. Исидоре были довольно значительные, по тогдашнему времени, для бедной обители вклады усердствующих благотворителей⁸.

Неизвестно сколько времени продолжалось полезное для обители настоятельство старца Исидора, трудами и попечением которого благосостояние обители значительно улучшилось. В 1688 же году встречаем в монастырских актах нового настоятеля – иеромонаха Дорофея.

Старинная вкладная книга монастырская, начавшаяся с 1670 года, служит свидетельством, что и благочестивые Государи России не забывали Оптиной обители, которую еще родоначальник их, Михаил Феодорович, называл своим царским богомольем⁹. Так, в 1688 году, правительница София Алексеевна прислала 20 руб. вкладу по боярине Иване Михайловиче Милославском. Эти деньги стольник Андрей Яковлевич Чичерин вручил строителю Дорофею.

Вскоре явились и другие благотворители, доказавшие свое уважение к обители посильными вкладами. С помощью этих вкладчиков, и мирского подаяния, в 1689 г. началось в монастыре строение первой каменной церкви Введения Пресвятой Богородицы с приделом во имя преподобного Пафнутия Боровского, чудотворца, в теплой трапезе.

Более других способствовали сему благочестивому делу, как видно из вкладной книги: Окольничий Иван Афанасьевич Желябужский, пожертвовавший на церковное строение: «сто рублей денег и всякого припасу каменьщикам довольно»; а стольники Андрей и Иван Петровичи Шепелевы доставили, по обещанию, святые местные иконы: Спасителев образ, Введения Пресвятой Богородицы, Пафнутия Боровского, чудотворца, образ Пр. Богородицы: Что тя наречем; царские врата, северные и южные двери, образ Георгия Страстотерпца «в древних летах перенесена (сия икона) из села Мормыжева»¹⁰.

Далее во вкладной книге читаем: «в 1698 году великие Государи, цари и великие князи Иоанн Алексеевич и Петр Алексеевич, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержцы, пожаловали в Козельской уезд во Оптину Пустынь, вкладу на церковное строение десять пуд меди, и за ту медь взято 25 рублев. Великая Государыня Царица и великая княгиня Праскевия Феодоровна пожаловала две тафты на ризы».

Непосредственно за этими вкладами, доказывающими благоволение к Оптиной обители царского дома, следует несколько вкладов (1695 и 1696 годов) «всякого чину людей».

В 1698 г. Спасо-Преображенского Велевского монастыря архимандрит Иов дал вкладу в монастырь минею праздничную, при строителе Серапионе, который и упоминается лишь по сему случаю во вкладной книге, а в Синодике записан и род его.

Вообще, должно заметить, что от Литовского разорения и до начала текущего столетия, самым благоприятным временем для Оптиной Пустыни может почесться 24-х летний период, заключающийся между 1680 – 1704 годами. Это доказывают и вклады царские, и то живое участие, которое приняли тогда в судьбе обители окрестные бояре и, всякого чину, люди, усердием которых в 1689 году началось в Пустыни строение первого каменного соборного храма, во имя Введения Пресвятой Богородицы, с приделом Пафнутия Боровского, чудотворца, в теплой трапезе. Наконец, к этому же периоду относится учреждение в ней игуменского настоятельства, что в истории всех монастырей служит неоспоримым признаком их благоустроенного состояния.

Первый настоятель игуменского сана, упоминаемый в актах Оптиной Пустыни, был о. Моисей (1700 – 1709 г.). При нем продолжалось еще украшение новосозданного храма, и, как видно из вкладной книги, от 1700 – 1704 год, производился сбор на св. Евангелие и на Иконостас в придел св. Пафнутия Боровского, чудотворца. Между вкладами окрестных бояр, роды которых будут начислены ниже (при обозрении Синодиков обители), приятно встретить вклады настоятелей и старцев обителей, преимущественно, Крутицкой митрополии, доказывающие, что русские монастыри искони хранили братское общение между собою и связывались союзом той любви, которая, по слову апостола, николиже отпадает. Тут упоминаются: Иов, архимандрит Белевского Спасо-Преображенского монастыря¹¹; Симеон, игумен Болховского Оптина монастыря; Андрей, игумен Лихвинского Гремячего монастыря; Афанасий, архимандрит Мещовского Георгиевского монастыря; Патрикия, игуменья Белевского Крестовоздвиженского девичьего монастыря; строитель Перемышльского Шеровкина монастыря; игумен Петровского монастыря, что на Москве; Козельского Вознесенского девичьего монастыря¹² старица Екатерина Феодорова, дочь Кошелевых. Наконец, сам Оптинский игумен Моисей пожертвовал на св. Евангелие 6 алтын 1 деньгу; а два старца оптинские, Иринарх и Дионисий, каждый, по 10 алтын.

Далее, разбирая вкладную книгу, встречаем весьма любопытное сведение, относящееся к настоятельству игумена Моисея, – это вклад одного священника, поступившего в число братства Оптиной Пустыни: «1704 года марта в 22 день, Козельского уезда села Рысны, Вознесенский поп Максим Матфеев сын, постригся в Козельской уезд в Макарьеву Пустынь в Оптин монастырь, а ныне он в монахах Моисей: а дал укладу в обитель святую, на братию, на пропитание, ржи и пшеницы, и всякого хлеба 15 четвертей со осминою, да лошадь цена 5 рублев, за корову, цена 1¹/₂ рубля при игумене Моисее и при казначее Исайе».

К 1704 году относится событие, которое, как увидим впоследствии, имело значительное влияние на судьбу Оптиной Пустыни. В этом году, для умножения государственных доходов, по случаю построения Петербурга и войны со шведами, царь Петр Алексеевич нашелся вынужденным прибегнуть ко временной мере, а, именно: наложить пошлины на бани, мельницы, рыбные ловли, перевозы, постоялые дворы и т. п.¹³

Устав о мельничном сборе налагал оброк не только на все водяные, ветряные, мучные и пильные мельницы в Российском Государстве, но, равно, на железные и пороховые заводы. В указе, присланном из Семеновской канцелярии мельничного сбора в Козельск, к стольнику и воеводе Алексею Александровичу Юшкову, в 1704 году марта 25 дня, за подписью Степана Коровина, писано: «по имянному, Его Величества Государя, указу, велено: Его Великого Государя дворцовые, и архиерейские, и монастырские всякие мельницы, водяные и хлебные, и пороховые, и толчеи, и железные, и ветряные, которые были на оброке на Москве, и в московском уезде, и во всех городах и уездах, с нынешнего 1704 года, переоброчить, и отдать с торгу вновь, кто похочет взять; и для переоброчиванья, мельничные оброчные статьи собрать, изо всех приказов, в Семеновскую канцелярию мельничного сбора».

В указе о рыбных ловлях, от 25 января 1704 года повелевалось: «рыбные ловли всего государства оброком и денежным доходом ведать в Семеновской приказной палате, и присылать в ту палату окладные книги и всякие, о тех рыбных ловлях откупных и оброчных, ведомости». Точно такое же распоряжение последовало и относительно речных перевозов.

На основании упомянутых указов, старинная монастырская мельница в городе Козельске на речке Другусне, рыбные ловли по Жиздре и Другусне, и жиздринский монастырский перевоз были описаны и положены в оклад, т. е. с 1704 года начали отдаваться в оброк «из наддачи, кто больше даст».

Это распоряжение, не столь ощутительное для больших монастырей, за которыми состояли вотчины и различные угодья, было весьма обременительно для обители, подобной Оптиной Пустыни; потому что доход с этих статей, простиравшийся на сумму 61 рубля 22 алтын и 2 денег, служил для нее почти единственным источником, «прокормления братии». Отселе, она могла только содержаться, говоря словами одного из ее настоятелей, «мирским подаянием, кто что пожалует».

В 1700 году в монастырских актах встречаем уже нового настоятеля игумена Дорофея, и при нем 15 человек братии: казначей Сергий; иеромонахи: Пафнутий, Иосиф, Моисей; иеродиакон Софроний; монахи: Николай, Манассия, Никандр, Панкратий, Исаия, Илларион, Варсонофий; трудники: Никита, Иван, Михаил.

В настоятельство игумена Дорофея опять возобновились неприятности со стороны беспокойных соседей обители, козельских драгун. Дело в том, что драгуны Григорий Новиков и Никифор Стрыгин с товарищами завладели насильно сенными покосами, лежащими против Пустыни, на речке Клютоме, по урочищам; тогда как покосы эти расчищали собственными руками монастырские старцы в пределах своих старинных владений.

Игумен Дорофей с братией, испытав безуспешно все миролюбивые меры, был вынужден подать Государю челобитную, прося его царской защиты¹⁴. Челобитная достигла рук царских, и на ней была сделана помета: «сыскать к допросу». По учинении этого допроса, игумен подал Царю Петру Алексеевичу вторую челобитную. На ней также сделана помета, следующего содержания: «1709 г. Августа в 11 день; сыскать тутошними и сторонними людьми, чье владение против монастыря, что написано в другой статье: перекоп и с рыбною ловлею; кто тот перекоп против монастыря, до речки Клютомы, расчищал под сенные покосы, взять, в начале в монастыре у всех трудников и у старцев скаски».

Все старцы единогласно, по монашескому обещанию, а трудники – по Евангельской заповеди, показали, что владение то исстари Оптина монастыря, а расчищал сенные покосы того монастыря монах Иринарх. То же самое подтвердили перед воеводою и все «уездные люди».

Вследствие этих показаний, челобитье игумена и братии, по приказанию Царя Петра Алексеевича, удовлетворено во всей силе, и тогда же, по царскому указу, даны им, из поместного приказа и Козельской приказной избы, выписи со всего подлинного дела, впредь, для владения монастыря теми сенными покосами, бесспорно. Таким образом, попечением игумена Дорофея, пресеклись на время скучные раздоры с беспокойными монастырскими соседями. Других же сведений о настоятельстве сего игумена нет.

В 1716 году, как видно из вкладной книги, начальствовал в Оптиной Пустыни игумен Иосаф. Известие о нем заключается в следующих кратких словах: «1716 года Августа..., дня во Оптин монастырь, того же монастыря игумен Иосаф, дал по отце своем на поминовение и на строение Церкви Божией... рубли...».

В 1717 году упоминается уже иной настоятель, игумен Леонид. Посылая в окрестные места, для сбора подаяний, он внес во вкладную книгу небольшое просительное увещание, знакомящее нас с состоянием обители, незадолго до ее упразднения. «1689 года строилась каменная церковь в Козельском уезде в Оптине монастыре Макарьевой Пустыни, разными укладчиками и мирским подаянием, соборная церковь во имя Введения Пресвятыя Богородицы, да теплая церковь с трапезою во имя преподобного Пафнутия Боровского чудотворца».

«1717 года ноября в 1 день, Козельского уезду в Оптине монастыре Макарьевой Пустыне, игумен Леонид с братиею, прошу и молю со многим усердием, вашего благородия и любви, к дом Пресвятыя Богородицы прежних вкладчиков и новоподательных всяких чинов людей, на ту святую Божию церковь на кровлю, что та святая церковь отгнила кровлею, и ограда опала и кельи развалилися. Пожалейте нас, не оставьте сирых своих богомольцев, заставьте за себя вечно Бога молить, и родителей своих поминать, потому что у нас ни вотчин, ни крестьян нет, питаемся мирским подаянием, кто что пожалует».

В таком-то, можно сказать, бедственном положении находилась Оптина обитель в 1717 г.; а через семь лет после сего и совершенно запустела: в 1724 г. была упразднена и присовокуплена к Белевскому Спасо-Преображенскому монастырю.

В архиве сего монастыря, касательно этого события, найдены следующие акты:

1) Краткая записка о состоянии обители во время ее упразднения.

2) Указ преосвященного Леонида, архиепископа Сарского и Подонского, от 11 Июля 1727 года, Белевского Преображенского монастыря архимандриту Тихону, о возвращении восстановленной Оптиной Пустыни остального церковного и монастырского имущества, которое подробно исчислено в, прописанной в сем же указе, челобитной, поданной преосвященному Леониду от иеромонахов Оптиной Пустыни Леонтия и Сергия с братией, и вкладчиков ее – стольника Андрея Петровича Шепелева, Лейб-Гвардии Преображенского полка капитан-лейтенанта Никиты Андреевича Шепелева, да козельского воеводы Григория Аввакумовича Ардашева с товарищи.

3) Отписка на сей указ архимандрита Тихона преосвященному Леониду, 13 Августа 1727 года.

Самих же указов об упразднении и восстановлении Оптиной Пустыни, равно как и сдаточной описи ее церковного и монастырского имущества, к сожалению, не отыскано.

Прежде, чем приступим к изложению самого события, сделаем очерк современного ему состояния обители, на основании упомянутых актов. Братство ее в 1724 году состояло из 12 человек, в числе которых было два иеромонаха – Леонтий и Сергий. Леонтий, вероятно, был последний настоятель обители до ее упразднения, потому что он же является и главным распорядителем при ее восстановлении, в 1727 году.

Церковь была одна: каменный пятиглавый собор во имя Введения Пресвятой Богородицы, с приделом Пафнутия Боровского чудотворца в теплой трапезе. Этот храм вмещал в себе все церковное имущество Пустыни, все, что уцелело ей от литовского разорения и скопилось в течение с лишком 100 последующих лет.

За исключением собора, все остальное монастырское строение было деревянное. В уцелевших актах оно исчислено подробно и даже с оценкой, порознь каждого здания: деревянная ограда вокруг монастыря, цена 20 рублей; в ней святые ворота, рубленные, цена 25 рублей. Кельи: игуменская, двойня, перед нею сены с сушилом и задворки, цена 15 рублей; хлебня с сеньми и с чуланами, цена 15 рублей; келья братская, двойня с комнатою, цена 10 рублей. Скотный двор: три сарая рубленные, цена 15 рублей; поварня, цена 40 алтын; скотная изба с сеньми, цена 4 рубля.

Все это строение, в эпоху упразднения обители было в совершенном упадке; по свидетельству игумена Леонида, еще в 1717 году «ограда опала и кельи развалилися».

Скот монастырский состоял из 2 лошадей, 4 коров и 4 подтелков.

На пасеке было шесть ульев пчел, пожертвованных Пустыни еще в 1696 году старцем ее Дионисием.

Оптина Пустынь была упразднена, как сказано в одном из ее актов, по Духовному Регламенту. Действительно, в прибавлении к нему, сделанном в 1722 году, в статье о монастырях (пункт 45, лист 41 – 42) находим следующее постановление: «монастыри, идеже мало братии, надлежит сводити во едину обитель, идеже прилично, толико, елико препитаться могут, обаче по самой нужде, да не менее тридесяти братии будет ради лучшого благоговения... а оставшиеся монастырския церкви, в приходския поверстати, а попу и церковникам дать той монастырской земли неоскудно, а оставшееся, что есть приписать к тому ж монастырю, в онь же братии будут переведены».

В силу такового постановления, в числе прочих и Оптина Пустынь, в 1724 году, была присовокуплена к степенному Белевскому Преображенскому монастырю; т. е. братия ее, состоявшая из 12 человек, в числе которых было 2 иеромонаха – Леонтий и Сергий (вероятно, строитель и казначей), со всем их церковным и монастырским имуществом, были выведены на жительство в означенной монастырь. Все наличное монастырское строение, как то: ограда, кельи и скотный двор, было разобрано и перевезено в Белев. По бумагам Белевского Преображенского монастыря, во время присоединения к нему Оптиной Пустыни, «наличных денег и хлеба не явилось, братия питались подаянием»; а из челобитной, поданной тою же братией в 1727 году (во время восстановления Пустыни), видно, что во время перевода их в Белев, взято у них 240 копен сена, ценою на 25 рублей, осмина пшеницы, осмина гречи, да осмина овса, ценою на 60 алтын.

Как бы ни было, все это, хотя, в сущности, и бедное имущество, но приобретенное потом и трудами, в течение многих десятков лет, плод усердия к обители «всякого чину людей», исчезло из своего хранилища в несколько дней, и на месте, еще не так давно бывшей Пустыни, в которой два с половиною столетия непрестанно славословили имя Божие собором иноческим, остался один осиротелый храм «с отгнившею кровлею» и, лишенный всего своего внутреннего благолепия. Тем же указом, по которому упразднена Пустынь, храм обращен в приходскую церковь; а для служения в ней оставлен белый поп Федор Григорьев, да дьячок, которым дано, из числа монастырских угодьев, 20 копен сенных покосов, пропитание же повелено иметь от церковного подаяния.

По принятому нами порядку, следует сказать о доходах обители в течение этого периода. До 1704 года, главный и постоянный доход доставляли ей следующие оброчные статьи:

1) Мельница в городе Козельске, на речке Другусне. Из монастырской сказки, при описи этой мельницы в казну, в том же 1704 году, видно, что мельничное строение состояло из следующих частей: «плотина, а у той плотины мельничный амбар, в нем трое жерновы пятерики, а подле той мельницы, двор мельничный, а на том дворе изба-клеть, двор огорожен забором». Мельница эта отдавалась от обители погодно в наем козельским посадским людям. В 1703 году монастырь получал за нее оброку 83 рубля на год: сверх того, наемщик обязывался смолоть на монастырский обиход ржи – по пятидесяти пяти четвертей с осьминою, солоду – по десяти четвертей, овса – по пяти четвертей с полу-осминою, пшеницы – по три четверти в год; а, как за помол этого количества, против посторонних людей, следовало бы монастырю платить наемщику 2 рубля 22 алтына 2 деньги, следовательно, всего доходу с мельницы монастырь получал 85 рублей 22 алтына 2 деньги.

2) Рыбная ловля по реке Жиздре и, впадающей в нее, речке Другусне, которые отдавались Пустынью в оброк за 16 рублей на год.

3) Перевоз по речке Жиздре, против монастыря, давал Пустыни ежегодного дохода 10 рублей 2 алтына. Все эти статьи в 1704 году были положены в оброк в Ижерскую канцелярию, а во время упразднения Пустыни, в 1724 году, состояли в ведомстве Камер-Коллегии, исключая жиздринского перевоза, который, хотя в 1704 году и был взят в казну, но, как видно из актов, в 1725 году снова принадлежал обители, и, как упоминают в своей челобитной иеромонахи Оптиной Пустыни Леонтий и Сергий, денежный сбор за перевоз, за два года, в которые Пустынь считалась упраздненною (1725 и 1726), простирался на сумму 14 рублей. По показанию архимандрита Преображенского монастыря Тихона, сбор за перевоз на 1725-й год был отдан им на прокормление, оставшемуся при церкви Оптиной Пустыни священнику Федору Григорьеву, а за 1726 год, иеромонах Леонтий употребил в «зажилое жалованье себе и братству своей Пустыни, порядно».

4) Монастырская земля, что на колодези, с 1710 года отдавалась по записи белевским посадским людям Замятниным, под их винокуренный завод, с платою обители ежегодно по 20 рублей.

5) Жалованные места, что в городе Козельске, давали в год 3 рубля 10 алтын дохода.

6) Сенные покосы, на которых становилось до 150 копен сена, отдавались в оброк за 16 рублей.

Помянутое запустение на месте святом продолжалось не долго. Господь благоволил возвести в пакибытие святую обитель, где три века почти непрестанно славословилось Его святое, великолепное имя.

В конце 1726 года, по указу императрицы Екатерины I, из Святейшего Правительствующего Синода, повелено было: восстановить Оптину Пустынь на прежнем основании, т. е. монахов, переведенных из нее в 1724 году в степенный Белевский Спасо-Преображенский монастырь, отпустить обратно в их Пустынь, а церковную утварь и все, что было взято у них при совокуплении монастырей, возвратить по-прежнему.

Был ли этот указ следствием общих распоряжений по духовной части, или следствием ходатайства бояр, братьев Шепелевых, которые, как видно по всему, принимали деятельное участие в судьбах Оптиной Пустыни, к сожалению, неизвестно; потому что означенного указа не оказалось ни в архиве Белевского Преображенского монастыря, ни в архиве Оптиной Пустыни.

Как бы то ни было, известно, что в конце 1726 года, во исполнение Высочайшей воли, оптинские иеромонахи Леонтий и Сергий, и с ними 10 человек братии, с радостью восприняли свою упраздненную и разоренную обитель и усердно начали восстановлять ее на прежнем основании. К сожалению, спасительная ревность их, так сказать, на первом шагу встретила препятствие, вовсе неожиданное. Настоятель белевского Преображенского монастыря, архимандрит Тихон, радея лишь о пользе своей обители, не хотел возвратить восстановленной Пустыни сполна всего церковного и монастырского имущества, которое поступило в его распоряжение по указу 1724 года.

Оптинские иноки, желая кончить дело миролюбиво, просили благодетеля своего, стольника Андрея Петровича Шепелева, быть их заступником. Он немедленно написал к архимандриту Тихону следующее письмо:

«Отец архимандрит Тихон, спасайся в милости Божией и в праведных своих молитвах.

Послал я к твоему благословению иеромонаха Леонтия и человека своего Ивана Монастырева, и приказал твоего благословения просить, дабы ты, по своему обещанию, Козельской Пустыни Оптина монастыря, отдал достальную церковную утварь, то есть: образы, ризницу и посуду, медные котлы и железные, и деревянную посуду; святые вороты, кельи: строительскую хлебню, гостиную келью, амбары, скотские дворки, лошадей, коров, пчелы, хлеб, денги привесные, и золотой крест, и серги серебреные, и прочее, что есть взятая монастырская; пожалуй, прикажи все привесть, не удержав, как ты у меня в доме обещал, что все отдашь, взятая монастырская и с оградою, а ты только прислал медных две сковородки, противень, горшок, да оловянной посуды: два блюда и три миски, и то чрез многие письма и посылки; сам ты читаешь Божественное писание, друга любишь, а брата ненавидишь, дом сам созидает, а другой разоряет, – ложь есть; да и разом ее Императорского Величества повелено все монастырская взятая отдавать по прежнему. Пожалуй, отец архимандрит, безо всякой злости, повели приказать то отдать и прислать, не удержав, дабы нам до указу ее Величества развезсца, и запись Замятниных, и письмы монастырские, все отдать, чтобы нам впредь в том не иметь вражды меж себя; при сем, требует твоего к себе благословения и просит Андрей Шепелев.

Маия 18 дня, 1727 года. Из Парфенова».

Но, к сожалению, архимандрит Тихон не внял просьбе благочестивого боярина. Вследствие чего, Оптинские иеромонахи Леонтий и Сергий с братией, да вкладчики, стольник Андрей Петрович Шепелев да лейб-гвардии Преображенского полка капитан-лейтенант Никита Андреевич Шепелев, да козельский воевода Григорий Аввакумович Ардашев с товарищами, нашлись вынужденными подать на архимандрита Тихона челобитную преосвященному Леониду, архиепископу Сарскому и Подонскому 1727 года июня 26 дня.

В этой челобитной значатся следующие, удержанные Тихоном, вещи: из церковного имущества – две иконы, Спасов образ, да Богородицын, окладные, серебряны, позлащены, против промена 5 рублев; привесных денег, старых копеек – 3 рубли 28 алтын 2 деньги; привесных же денег позлащенных – 11 алтын 4 деньги; привесных же 17 крестов серебренных, цена 3 рубли с полтиною; четыре серьги серебряные, цена 2 рубли; один червонец золотой, двойной; один покров белого атласа, шитой серебром, ценою 2 рубли.

Затем, следует монастырское имущество, во-первых, деревянное строение: ограда со святыми вратами, кельи и скотный двор; это все, по распоряжению архимандрита Тихона, в 1724 году, было разобрано, что называется, дотла, и свезено в Белев. В челобитной, строение оценено порознь, всего на сумму 114 рублей 40 алтын. Далее следует: братская посуда, два оловянных блюда, ценою в 1¹/₂ рубля, шесть ульев пчел, ценою 9 рублей; 4 коровы и 4 подтелка ценою 12 рублей; сена 250 копен, ценою на 25 рублей: шесть кос, ценою 2 рубля; пшеницы осмина, овса осмина, ценою на 60 алтын; коляска игуменская, ценою в рубль; сани, ценою в 18 алтын 2 деньги.

Запись белевских посадских людей Замятниных на отданную им в 1710 году монастырскую землю, что на колодези, под их винокуренный завод.

Наконец, деньги, взятые архимандритом Тихоном за 1725 и 1726 год с оброчных статей Оптиной Пустыни, а, именно: с Замятниных – 40 рублей; за жалованные места, что в городе Козельске, 6 рублей 20 алтын; за сенные покосы – 32 рубли; да за перевоз, что под монастырем на реке Жиздре, 14 рублей. Всего 92 рубли 20 алтын.

Преосвященный Леонид, указом своим 11 Июля в белевский Преображенский монастырь, приказал архимандриту Тихону все монастырское имущество Оптиной Пустыни, исчисленное в реестре, приложенном к челобитной ее братии, вкладчиков, «что не возвращено – возвратить, а буде что не возвращено, зачем не возвращено, о том ответствовать имянно, в немедленном времяни».

На этот указ архимандрит Тихон послал отписку августа 13 дня 1727 года, в которой говорит, что вся церковная утварь, а, равно, и, упоминаемые в челобитной братии Оптина монастыря, иконы: Спасов и Богородицын образ в серебрянных окладах, и покров белого атласа, шитый серебром, а, также, запись белевских посадских людей Замятниных, на владение монастырской землей, состоящей под их винокуренным заводом, отданы им, Тихоном, в Оптину Пустынь и с распиской, еще до получения указа.

Привесные же деньги, исчисленные в челобитной, употреблены им на переделку старой архимандритской шапки Преображенского монастыря на новую.

«Посуда вся отдана с роспискою, а оловянных блюд не брано, и в сдаточной описи, не написано. Пчелы с ульями, что взяты были, также и коровы, волею Божиею, померли, только из оных остался один подтелок бык, и оной, по присылке для взятия, им отдан».

Относительно монастырского строения, Тихон говорит, что во-первых, судя по дешевизне леса в местах, где расположена Оптина Пустынь, оно в челобитной показано высокою ценою; во-вторых, при упразднении обители, строение это было чрезвычайно ветхо, так что он взял только часть его, рублей на 20, или малым, чем больше, а остальное, как, например, ограду, оставил на месте так, в рассыпании; взятое же в Белев, будучи везено по дурной дороге, через засеку, многое переломано, а из выбранного, большая часть употреблена на общее келейное строение в Преображенском монастыре, для помещения переведенной в него братии белевской Жебынской Пустыни (в 1723) и козельской Оптиной (в 1724); а отдельно поставлены только хлебня с сеньми и чуланами, да поварня. Святые же ворота, взятые из Пустыни, отданы им, Тихоном, по прошению, за нуждою, в белевский Крестовоздвиженский девичий монастырь.

Сена и хлеба, показанного в челобитной, не брано; коляска игуменская и сани, за ветхостью, оставлены на месте; кос тоже не брано, а взято 6 искосов, которые и переделаны в серпы.

Относительно денег, полученных с обрачных статей Оптиной Пустыни за 1725 и 1726 год архимандрит Тихон, в своей отписке, говорит, что часть их собирал иеромонах Леонтий и употреблял «в зажилое жалованье себе и своему братству, порядно», а, полученные им от белевцев Замятниных, за два года, 40 рублей употреблены на общие монастырские расходы, в силу указа о совокуплении обоих монастырей.

Чем кончилось это дело, неизвестно; но справедливость требует заметить, что, с одной стороны, были предъявлены неумеренные требования, а с другой, выказалось большое недоброхотство и неуступчивость.

Более никаких подробностей о восстановлении Оптиной Пустыни нет; знаем только, что в 1728 году управлял ею строитель Сергий. О нем упоминается во вкладной книге по следующему случаю: «1728года апреля 5-го дня, дано на поминовение по князе Александре Лукиче Долгоруком¹⁵, вкладу во Оптин монастырь: ризы парчевые золоченые; принял вышеупомянутые ризы строитель Сергий».

В 1731 году является новый строитель, иеромонах Авраамий. Он занес во вкладную книгу краткое известие о предшествовавших обстоятельствах, в таких выражениях: «Лета 1689, в Козельском уезде. Макарьевой Пустыни, во Оптине монастыре, строилася соборная церковь, во имя Введения Пресвятыя Богородицы, да теплая церковь с трапезою, во имя преподобного Пафнутия Боровского чудотворца, разными вкладчиками и мирским подаянием, и была разорена, и отобраны были святыя книги, и ризница, и всякая церковная утварь, и колокола в белевской Спасской монастырь, и, по их Величества указу, из оного белевского Спасского монастыря возвращено и повелено по-прежнему быть оной обители».

Вслед за этим известием, поместил он увещание к прежним вкладчикам и всякого чину людям, прося их помочь ему в обновлении восстановленной обители. Это увещание знакомит нас с состоянием Оптиной Пустыни в эпоху ее восстановления, и свидетельствует похвальную ревность о. Авраамия об ее устройстве.

«В нынешнем, 1731 году, мая, – пишет о. Авраамий, – во оной Макарьевской Пустыни, во Оптином монастыре, строитель, иеромонах Авраамий с братиею, прошу и молю, со многим усердием, вашего благородия и любви, в доме Пресвятыя Богородицы и явленному, честному и животворящему кресту, у прежних вкладчиков и новоподательных всяких чинов людей, в оную святую Божию церковь на иконостас, понеже вельми ветх, а в приделе преподобного Пафнутия, за ветхостию, и служить не можно; иконостас весь опал и на святом престоле одежда изотлела; а также, и ограда вновь строилася вами, укладчиками.., малое число».

«Пожалейте, государи, нас, не оставьте сирых своих богомольцев, заставьте за себя вечно Бога молить и родителей своих поминать, потому что у нас ни вотчин, ни крестьян не имелося, и ныне питаемся вашим мирским подаянием, кто что пожалует».

Такое крайне скудное положение обители тронуло сердца окрестных бояр, и, как видно из вкладной книги, довольно значительные лица приняли участие в судьбе ее, каковы, например: генерал-майор и гофмаршал Дмитрий Андреевич Шепелев пожаловал в обитель годовую пропорцию хлеба; брат его, Лейб-Гвардии Семеновского полка майор Степан Андреевич Шепелев (на церковную утварь) пять рублей, князь И. М. Черкасский, генерал – майор Н. М. Желябужский, тайный советник Беклемишев, полковники: П. Д. Бестужев-Рюмин и Кошелев, Лейб-Гвардии лейтенант Чичерин, коллежский прокурор Камынин, заводчики братья Петр, Александр и Григорий Баташевы и многие, «всякого чина, люди» способствовали обновлению обители, по мере своих средств и усердия, жертвуя, кто деньгами на церковь, кто хлебом на прокормление братии.

Но замечательнее всех вкладов того времени, следующий: «1733 года, Июня в 20 день, принял я Оптина монастыря иеромонах Иосаф, да слуга Артемий Лаврентьев, приняли мы у калужанина посадского человека, у Филимона Пантелеева сына Мельникова, которое прислано сукно, на ряски, за поминовение Его Императорского Величества¹⁶ 43 аршина, которое послано от капитана Шепелева».

Дальнейшая история обители, до 1750 года, вообще мало известна. Из вкладной книги узнаем, между прочим, что в 1741 г. началось строение деревянной колокольни, 1750-й год ознаменовался важным для Пустыни событием, – заложением нового соборного храма. Первый собор, воздвигнутый еще в 1689 году, по недостатку внешних пособий, пришел с течением времени в такой упадок, что в нем с трудом совершалось богослужение. Поддержка храма, как мы уже видели, составляла главную заботливость настоятелей. Наконец, Господь призрел на их усердие и немощь: в 1750 году, (как значится во всех позднейших описях), начато сооружение и ныне существующего каменного соборного храма во имя Введения Пресвятой Богородицы, с двумя приделами, от южной стороны – преподобного Пафнутия Боровского чудотворца, с северной – великомученика Феодора Стратилата.

Главным деятелем в этом благом деле является незабвенный по своему благочестию и усердию к православной церкви вельможа, обер-гофмаршал Дмитрий Андреевич Шепелев¹⁷, сын того стольника Андрея Петровича Шепелева, который, как мы видели, принимал деятельное участие в построении первого соборного храма в 1689 году и в восстановлении обители в 1727 году. Подробности построения храма неизвестны. К сожалению, мы даже не можем назвать настоятеля, который, без сомнения, подъял немалые труды при совершении этого богоугодного дела. Строение продолжалось не более 9 лет. В 1759 году храм уже был готов вчерне, и в том же году освящен предел Пафнутия Боровского чудотворца в теплой трапезе, при Иларионе, епископе Сарском и Подонском; но внутренность главного храма оставалась неотделанной до 1768 г., чему причиной была ранняя кончина храмоздателя.

В 1760 году настоятелем Оптиной Пустыни значится игумен Пафнутий. Заметим смиренный дух и простоту братства тогдашнего времени, и уважение ревностной, ко спасению жизни, и душевной чистоты в людях, преимущественно, перед внешней образованностью. Этот настоятель не умел писать¹⁸; значит, он мог удостоиться звания игумена не иначе, как за свою добродетельную жизнь.

Место игумена Пафнутия в 1762 году занял игумен Моисей. К его настоятельству относится первая, уцелевшая до наших времен, опись монастырских зданий, сделанная в 1762 году. В ней показано следующее:

1) «Соборная каменная церковь во имя Введения Пресвятыя Богородицы с двумя приделами, Пафнутия Боровского чудотворца и великомученика Феодора Стратилата. Служба производится в приделе Пафнутия Боровского, а главная церковь и второй придел не отделаны».

2) «Колокольня деревянная на столпах, на ней пять колоколов (построена в 1761 году); святыя ворота покрыты дранью; двое въезжия ворота накрыты дранью же: кругом монастыря, ограда деревянная заборами. На монастыре строения: келья игуменская, деревянная; три кельи братския, в том числе одна хлебня: погреб дубовый с выходом, на нем погребица деревянная; житница деревянная. Конской двор: на нем амбар деревянный, да два сарая ветхие, не покрыты».

Со времени игумена Моисея, все последующие настоятели обители значатся в консисторских указах о их определении, сохранившихся в монастырском архиве.

Под 1763 годом упоминается новый настоятель, игумен Филагрий.

Следующий, 1764-й год, ознаменовался, как известно, повелением императрицы Екатерины II, об упразднении всех церковных владений, и назначении определенных окладов для содержания церквей и монастырей. В докладе от комиссии о церковных имениях, конфирмованном императрицею 30 марта 1764 года, положено было «в епархиях второго класса, на своих содержаниях состоящих, сверх штатов, мужеских монастырей оставить по 7-ми». Вследствие чего, во второклассной Крутицкой епархии оставлены следующие семь заштатных монастырей, на своем содержании: 1) приписанный к Крутицкому архиерейскому дому, Московский Покровский училищный, 2) Мещовский Георгиевский, 3) Мещовский Казанский Ехнов¹⁹, 4) Малоярославецкий Николаевский Черноострожский, 5) Перемышльский Успенский Шаровкин, 6) Малоярославецкий Тихонов и 7) Козельский Оптин Макарьев. Монашествующих в этих монастырях положено по штату семь человек в каждом, а именно: строитель, 4 иеромонаха и 2 иеродиакона. А из, поданной от игумена Филагрия в Крутицкую консисторию, ведомости видно, что в Оптиной Пустыни против штата не доставало 2-х человек, иеромонаха и иеродиакона. На эти вакансии, в том же 1764 году, назначены и переведены два инока из братии упраздненного Перемышльского Николаевского монастыря.

Доходы обители, по возобновлении Пустыни, остались прежние, т. е. она продолжала содержаться своими трудами и благотворениями частных лиц. Постоянными вкладчиками обители, как видно из вкладной ее книги, были, преимущественно, соседственные бояре и, всякого чину, люди. Кроме исчисленных выше фамилий, там упоминаются бояре: Пушкины, Яковлевы, Румянцевы, Полонские, Хлоповы, Нарышкины и другие. В конце этого периода, а именно в 1762 году, в первый раз упоминается мельница, построенная монастырским иждивением на речке Клютоме и названная впоследствии – Болотской. По доверенному письму, заключенному игуменом Пафнутием с служителем Козельского Вознесенского монастыря²⁰ в 1762 году, марта 1-го дня, мельница эта была отдана сему служителю на 5 лет, с платою по 18 рублей в год. Эти 18 рублей составляли, кажется, главный постоянный доход Пустыни.

К сожалению, нет никаких источников, из которых молено было бы почерпнуть сведения о внутреннем устройстве и состоянии обители, в течение трех, обозренных нами, периодов ее существования, о влиянии ее на народ и на край, где она создана. Усердие и расположение к обители Царского Дома и окрестных жителей, доказываемые посильными вкладами, позволяют заключить, что обитель славилась добродетельной жизнью иноков и этим, привлекала к себе усердие Христолюбцев.

Время, протекшее с 1764 по 1796 год, по справедливости, может быть названо периодом оскудения обители: постепенно клонилась она к упадку, несмотря на, бывшую, по временам, попечительность о ней некоторых строителей.

В течение всего этого периода, число братий Пустыни не только случайно не превосходило положенного по штату числа 7-ми, но, как видно из годовых отчетов, постоянно было меньше его, и даже доходило до того, что, кроме самого настоятеля, не было в обители другого иеромонаха. Уже одно это обстоятельство достаточно показывает тогдашнее бедное положение Пустыни, из которого извлечь ее могла десница Того, Кто убожит и богатит, смиряет и возносит во благовремении и всегда, почти непостижимым образом для человеческих мудрований. Мы увидим впоследствии, как неожиданно совершилось дело возрождения Пустыни в жизнь новую, лучшую; а теперь будем продолжать историю ее, придерживаясь хронологического порядка.

Вскоре, после объявления духовных штатов, а именно, в 1765 году, назначен в Оптину Пустынь новый строитель, Никанор, из иеромонахов Пафнутиева Боровского монастыря. При самом вступлении его в управление монастырем, были похищены из соборного храма «воровскими людьми» несколько церковных вещей: дискос, два блюдца, звездица, лжица серебряная позлащенная, и таковые же вещи оловянные. Воровству этому, как видно из донесения настоятеля, немало способствовало то обстоятельство, что старая деревянная ограда монастыря, окруженного с трех сторон дремучим бором, совершенно развалилась и опала.

О. Никанор обратил внимание на отделку соборного храма, и в 1767 году входил с прошением к архиепископу Крутицкому и Можайскому Амвросию, дать ему для сбора шнуровую книгу. В этом прошении он изъяснил, что «храм, как железною крышкою, так наружною и внутреннею выделкою совсем ко окончанию приведен, точию иконостасом и другим церковным благолепием, за приключившеюся вкладчику (обер-гофмаршалу Д. А. Шепелеву) смертию, не убран, почему и доныне стоит не освящен, и за тем-де ныне священная служба исправляется в одном только приделе (Пафнутия Боровского чудотворца), от чего приходящим в праздничные дни богомольцам бывает не без утеснения». Но ранняя смерть прекратила заботы Никанора: он умер в 1768 году марта 27, и храм, по-прежнему, остался не отделанным.

До назначения нового настоятеля, место его, почти в течение двух лет, занимал казначей Пустыни иеромонах Серапион, и все консисторские указы этого времени писались к монашествующим. 1768 год достопамятен для обители тем, что Бог призрел, наконец, на сиротство дома Своего, то есть послал для довершения начатого храма новых благодетелей. Во вкладной книге читаем: «1768 года июня 10-го дала вкладу в Козельской Оптин монастырь в Макарьеву Пустынь девица Елисавета Никитична Шепелева, на строение иконостаса во вновь устроенную церковь Введения Пресвятыя Богородицы денег 800 рублев; на построение колокольни 250 рублев».

Благочестивая вкладчица сия была племянница покойного храмоздателя обер-гофмаршала Д. А. Шепелева. Ревнуя добродетели, как бы, наследственной в ее фамилии, она решилась довершить благое дело, начатое ее родственником, и оставила в обители вечную память своих благодеяний. На полученные от Шепелевой деньги, в 1769 году, вместо ветхой, деревянной колокольни, была построена новая каменная, небольшая и тонкая; шейка и глава были обиты железом по дереву, крест, местами, позлащен, а большая часть выкрашена ярью; на нее перемещены со старинной колокольни пять небольших колоколов. Сверх того, от колокольни была тогда же заведена ограда каменная, к полудню на одну сажень, а в полуночную сторону на пять сажень с половиною, в вышину на три аршина. Постройки эти производились под присмотром казначея Серапиона и монашествующих, которых, как видно из отчета 1770 года, всего было 3 человека и, в том числе, «невидящий глазами» иеромонах Карион. Несмотря на столь малое братство, как заметно из некоторых обстоятельств того времени, отсутствие лица, облеченного законной властью настоятельства, было ощутительно. Неудовольствия братии на казначея Серапиона ускорили назначение ей настоятеля: 1770 года декабря 3-го дня был определен на это место Аристарх, бывший игумен Владимирского Боголюбова монастыря.

Это был муж, достойный особенной памяти за его труды и попечения о благоустройстве вверенной ему обители. Все его распоряжения показывают настоятеля опытного, деятельного и рачительного в монастырском хозяйстве, т. е. именно такого, какого надобно было желать в то время для обители, находившейся в самом крайнем положении, как видно из описи, составленной о. Аристархом в 1771 г., при приеме монастыря от казначея Серапиона²¹.

Первым делом попечительного игумена, было окончить внутреннюю отделку соборного храма, на что еще в 1768 году благочестивая девица Елисавета Никитична Шепелева пожертвовала 800 рублей. Когда поставлен был в главном алтаре иконостас, Елисавета Никитична снабдила храм ризницею и церковною утварью, по словам о. Аристарха, достаточно. И, действительно, дары ее и по нынешнему времени были не только достаточны, но и щедры, что можно видеть из реестра их, хранящегося при деле о построении храма²². 21 июня 1771 года, игумен Аристарх имел радость освятить, по предписанию консистории, главный алтарь. В то же время, Е. Н. Шепелева, говоря ее словами, по обещанию покойного дяди, устроила (в трапезе по левую сторону) второй придел во имя великомученика Феодора Стратилата и, равным образом, снабдила его всею церковною утварью и ризницею. Таким образом, бедная Оптина Пустынь украсилась изящным и богатым храмом, существующим и доныне.

Окончив внутреннюю отделку соборного храма, о. Аристарх в 1773 году вошел с прошением к преосвященному Самуилу, епископу Крутицкому и Можайскому, прося его ходатайствовать о выдаче, следовавшей монастырю, части из суммы 20000 рублей, оставленной, по духовному завещанию обер-гофмаршала Д. А. Шепелева, на окончание начатых при его жизни церковных построек по монастырям и селам.

На полученные деньги, о. Аристарх имел в виду, как видно из донесения его преосвященному Самуилу, построить вокруг монастыря каменную ограду, поставить новые кельи и, вообще, поправить монастырское хозяйство; но, вероятно, не получил ничего, ибо строения монастырского при нем не прибавилось, а каменная ограда, начатая еще в 1769 году, осталась недостроенною. Впрочем, как замечено на полях описи, все ветхости в строении были исподволь исправлены, а из вкладной книги узнаем мы, что, сверх того, при о. Аристархе же производился сбор на колокол (вместо 12-пудового старого) и на перестройку древней каменной монастырской часовни в городе Козельске, которая, как значится в указе игумену Филагрию 1763 г., была устроена издревле, для собрания свеч в воскресные и праздничные дни. Впрочем, по недостаточности ли сбора, или по другим причинам, часовня не была возобновлена, и более о ней уже не упоминается.

При попечениях игумена Аристарха о внешности Пустыни в его время очень ощутительно было оскудение братства. В начале ХVII столетия и в бедном деревянном храме славословили Господа Бога довольное количество иноков; а из отчета 1773 г. видно, что братство Пустыни, вместе с о. игуменом, состояло в этом году только из трех человек; почему и богослужение в большом соборном храме исправлялось с великою нуждою.

Вообще, несмотря на все свое попечение о благосостоянии Пустыни, Аристарх не успел прекратить крайней ее бедности в краткое время своего настоятельства, продолжавшегося всего четыре года. Потребно было много лет и труда, чтобы даровать ей надлежащее благоустройство. Это совершилось после, и пало на долю других. Аристарх же сделал то, что мог: с помощью Божией, поддержал на время обитель, и тем удержал святое место от конечного запустения.

Ко всему этому, остается присовокупить, что о. Аристарх оказал немаловажную услугу обители, сохранением ее старинных актов. До него, как видно из показаний Серапиона, не было в обители верных описей церковному имуществу, ни приходных и расходных книг, а подлинные грамоты были отобраны еще в 1764 году в консисторию, откуда в том же году отосланы в государственную коллегию. Заботливый Аристарх исходатайствовал копии с них монастырю в 1774 году, составил сам подробные описи церковному и монастырскому имуществу, завел шнуровые приходные и расходные книги, и основал порядок хозяйственного делопроизводства.

Сверх занятий по монастырю, о. Аристарх был главный управитель дел Козельского духовного правления. Этот замечательный настоятель скончался в январе месяце 1775 года, 58-ми лет от роду, и погребен в обители.

Несколько частных бумаг игумена Аристарха, уцелевших в монастырском архиве, свидетельствуют, что он был человек, по тому времени, достаточно образованный, или, по крайней мере, любознательный. Так, опись собственного его имущества, составленная им еще в бытность игуменом Боголюбова монастыря, в 1767 году, знакомит нас с избранной его библиотекой. И, если справедливо, что библиотека человека составляет один из вернейших источников для его характеристики, то мы, не обинуясь, можем сделать самые выгодные заключения о личных достоинствах почтенного игумена Оптинского.

По точности, которая запечатлевала все распоряжения и дела о. Аристарха, он в списке своих книг означил и цену каждой из них, что в наших глазах делает опись²³ его еще более любопытной.

Между книгами о. Аристарха найдена писанная им рукопись: Описание Боголюбова монастыря. Оно расположено по царствованиям, доведено до половины царствования Екатерины II и составляет летопись, весьма замечательную в историческом отношении, потому что в ней рассмотрены все главнейшие и многие частные события нашего отечества.

Преемником игумену Аристарху был назначен в 1775 году иеромонах Феодосий из экономов Крутицкого архиерейского дома.

Около 1779 года, место Феодосия занял иеромонах Корнилий, также из экономов Крутицкого архиерейского дома; но в 1780 году, согласно его желанию, возвращен к прежней своей экономской должности.

Преемник его, строитель Александр, поступил из иеромонахов Александро-Невской Лавры, и в 1782 году скончался в здешней обители. Тогда иеромонах Корнилий вторично назначен в настоятели Оптиной Пустыни, с исправлением и экономской должности. Он состоял в звании строителя всего несколько месяцев, 26 октября 1782 года определен на его место из наместников Пафнутьева Боровского монастыря, иеромонах Николай; но, не являясь в обитель, он подал прошение, что по престарелости лет и слабому здоровью, чувствует себя не способным к занятию строительской должности, почему и оставлен на покое в своем монастыре.

Преемником Николая с 1783 года был Андрей, из иеромонахов Московского Чудова монастыря; но и он в 1789 году, за старостью лет, уволен в Троицко-Сергиеву Лавру в число больничных²⁴.

Таким образом, в течение каких-нибудь 14-ти лет (1775 – 1789), переменилось четыре настоятеля, и, конечно, не без вреда для Пустыни. Не много пользы приносят частые перемены начальников и в гражданских заведениях, тем более, в соборе иноческом, которому надлежит быть врачебницей недугов душевных, и тайноводственным училищем духовной жизни.

Что сказать о положении монастыря в течение этих 14-ти лет? О нем легко догадаться уже по одному тому, что из 4-х настоятелей, двое добровольно отказывались от управления обителью, без сомнения, не видя никаких средств дать ей приличное устройство: братство Пустыни уже с 1770 года состояло из трех человек, в числе коих был (как видно из отчетов 1764 и 1773 годов), несколько лет тому назад лишившийся зрения, иеромонах Карион, который, по долгу христианской любви, должен был иметь прислужников в двух других братиях. По недостатку иеромонахов, богослужение в большом соборном храме отправлялось с великой нуждой; а через несколько лет, как увидим ниже, едва и совсем не остановилось, потому что, кроме настоятеля, в обители не было других иеромонахов.

Но в это печальное для Оптиной Пустыни время, был в ней инок, который, ревнуя о сиротстве своей обители, деятельно заботился о поддержке ее: это был казначей, иеромонах Арсений. Главный памятник его, полезной для обители, деятельности состоит в том, что он первый рассмотрел тщательно права Пустыни на старинную монастырскую мельницу, потом предъявил их гражданскому начальству и до самой кончины своей (1788 года) ходатайствовал по этому делу, имея ввиду возвратить бедной Пустыни главный источник ее доходов.

Мы уже видели, что в 1704 году мельница эта, наряду с другими архиерейскими и монастырскими мельницами, начала отдаваться в оброк от казны; с той поры ее постоянно держали на откупе козельские посадские люди.

Высочайшим указом 1726 года, мая 5-го дня, постановлено было, «чтобы, которые мельницы в дворовых волостях и в архиерейских, и монастырских вотчинах, прежде сего, отдаваны были на откуп, на урочные годы, нынче оные отдавать самим владельцам, а именно..., в монастырских вотчинах властям..., за которые мельницы оброчные деньги выбрав средние, по откупам, оклады, велеть платить им в казну, по вся годы, сполна, а посторонним людям, кроме самих хозяев тех мельниц, в оброк никому не отдавать, чтобы те мельницы, хозяева, проча себе, всегда содержали в добром смотрении»²⁵. Но, несмотря на столь определительное приказание, старинная мельница Оптиной Пустыни по-прежнему оставалась в чужих руках: Козельское градское общество, пользуясь давностью времени и стесненным положением обители, присвоило себе ее древнюю собственность, прикрывая, впрочем, до 1774 года свое хищение оброчным платежом в воеводскую канцелярию, по 41 рублю 7³/₄ копейки в год. Во время генерального межевания 1776 года, «земля, состоявшая под плотиною и мельницею, обмежевана с прочими городскими землями в одну округу бесспорно», – бесспорно потому, что спорить было некому: деятельный Аристарх скончался за год до этого события, Пустынь терпела крайнюю нищету и не имела постоянного настоятеля. Впрочем, в плане, данном козельскому городскому магистрату от калужской межевой конторы в 1778 году в мае месяце, о мельничном месте было сказано следующими словами; «на речке Другусне, мельница владения козельского купечества и мещанства, состоящая занятием на земле Макарьевской Пустыни Оптина монастыря, в коей, по нынешней мере, состоит под плотиной и мельницей 900 кв. сажень».

Вникнув во все обстоятельства дела, и найдя, что старинные акты обители неоспоримо доказывают ее права на мельницу, казначей иеромонах Арсений подал, вкупе с братией, в 1779 году прошение, к исправлявшему должность Калужского и Тульского государева наместника, о неправильном завладении козельского общества мельничным местом, издревле принадлежавшим обители. В подтверждение этого прошения, о. Арсений представил копии с жалованных грамот 1676 августа 3-го и 1680 июня 15-го, от Царя и Великого Князя Феодора Алексеевича и выпись 1710, данную монастырю по указу царя Петра 1, впредь, для ведения его владений. По указу калужского наместнического правления, дело началось в 1782 в Козельском уездном суде, который в 1789 г. решил: «утвердить спорное мельничное место за козельским градским обществом».

Арсений не дождался этого неблагоприятного решения: он скончался еще в 1788 году. Вскоре, а именно, в 1789 году, выбыл из обители и последний из пяти, современных о. Арсению, строителей, Андрей. На место его поступил иеромонах Иосаф из строителей Давидовой Пустыни.

О. Иосаф возобновил дело о мельнице, и в 1791 году подал апелляционную жалобу на решение козельского уездного суда в калужский верхний земский суд.

Между тем, Иосафа взяли в Москву, а на место его назначен в начале 1792 года строителем в Оптину Пустынь о. Антоний, из иеромонахов Песношского монастыря. При этом настоятеле (1792 г. апреля 2 дня), калужский верхний суд, обще с губернским магистратом, утвердил решение козельского уездного суда, т. е., чтобы мельничное место осталось за козельским градским обществом. Но о. Антоний подал на это решение апелляционную жалобу в калужскую палату гражданского суда и имел удовольствие дождаться более удовлетворительного решения, нежели его предшественники. В 1794 году, палата, рассмотрев представленные при деле копии с старинных монастырских актов, решила: утвердить спорную землю навсегда за монастырем с тем, чтобы «буде граждане Козельска желают на том месте снова иметь свою мельницу, то, по согласию с настоятелями, производили бы в Пустынь денежную плату, какая между ими положена будет, а в противном случае, мельницу уничтожить, потому что она построена не на градской, а на монастырской земле». По сему решению, о. Антоний подписал удовольствие. Но, тем дело не кончилось: включенная в решение оговорка: буде и проч., сделалась источником новых неудовольствий для обители.

Положение Оптиной Пустыни при двух вышеупомянутых настоятелях, Иосафе и Антонии, нимало не улучшилось. Из кодового отчета, представленного в консисторию Иосафом, видно, что в это время братство Пустыни состояло по-прежнему только из трех человек: белого священника, иеродиакона и послушника. Вскоре священник умер, и сам строитель должен был отправлять священнослужение без чреды. Он просил прислать ему кого-либо в помощь, но вскоре и сам был взят в Москву, и уже при строителе Антонии, в 1794 году, прислан был в помощь ему иеромонах из Екатерининской Пустыни.

Эти события были уже последними свидетельствами упадка и оскудения Оптиной обители. В 1795 году воссияла для нее светлая заря, предвестница дней лучших. Высокопреосвященный Платон, митрополит Московский и Калужский, обратил отеческий взор на нужды обители. Первым знаком его внимания было то, что он предписал опытному старцу Макарию, строителю Песношского монастыря, посещать эту Пустынь и учреждать к лучшему. В то же самое время, иеромонах Песношского монастыря Иосиф, получил от высокопреосвященного владыки резолюцию от 1-го февраля 1795 года, следующего содержания: «Тебе, иеромонаху Иосифу, в козельской Оптиной Пустыни, на место строителя иеромонаха Антония, быть строителем, под непременным Песношского монастыря строителя, иеромонаха Макария, наблюдением и распоряжением. А Московской консистории, в то же время, о имении, надлежащего за тобою и всем, той Пустыни распоряжением, присмотра и нередкого посещения, помянутому строителю Макарию, повелено мною к нему с надлежащим предписанием послать указ».

Строитель Иосиф, по принятии в свое ведение Пустыни, завел в ней продолжительнейшую службу, по примеру Песношской обители. Некоторые из братии, оставшись недовольными сим распоряжением, просили высокопреосвященного Платона о переведении их в те монастыри, где есть больницы, представляя ту причину, что они, по слабости своего здоровья, не могут понести продолжительнейшей службы.

На эту просьбу последовала от высокопреосвященного резолюция: «дабы они благоучреждению, в пользу их же душевную, и к порядку монашеского жития, повиновались». Вскоре, по недостатку в Оптиной Пустыни иеромонаха, указом преосвященного Серапиона, (епископа Дмитровского, Московского викария) был переведен из Перемышльского Лютикова монастыря, иеромонах Сергий.

Иосиф, вероятно, желая пресечь навсегда скучные, для настоятелей и отяготительные, для обители раздоры, с беспокойными ее соседями, неправо, и к явному ущербу обители, заключил в 1795 году с козельским градским обществом обоюдное письменное обязательство, об отдаче им спорной мельницы «в неотъемлемое и вечное владение» с платежом в монастырь по 60-ти рублей в год. Стеснительное, для обители, условие это, очевидно, не могло продлиться долго. Как увидим в следующем периоде, оно рушилось тотчас же, с переменою настоятеля. Иосиф управлял Пустынью всего один год: согласно его собственному прошению, он был уволен от строительской должности за болезнью. На место его, по выбору старца Макария, определен иеромонах Песношского монастыря Авраамий, двадцатилетнее настоятельство которого составляет новую и, навеки незабвенную, эпоху в истории Оптиной Пустыни.

Из бумаг казначея Серапиона видно, что в 1770 году доходы Оптиной Пустыни простирались на сумму 118 руб. 46 к., расходы – 88 р. 49 к. Остальные, затем, деньги, по окончании года, делились между монашествующими.

Главная статья этого скудного дохода была мельница на речке Клютоме. До 1772 года она отдавалась в наем за 25 р., а в 1772 году, игумен Аристарх отдал ее козельским посадским людям на 5 лет по 18 рублей в год, с тем, однако, условием, чтобы возобновить ее, и, что надо выстроить вновь; а по истечении сих 5-ти лет, обязался отдать им еще на 5 лет, уже за 25 р. в год.

Но самое удовлетворительное сведение о доходах Оптиной Пустыни, в течение этого периода, доставляет нам донесение строителя Андрея (1785–1789) на предписание Крутицкой консистории, представить ей: 1) сколько и каких хлебных денежных доходов получает обитель, разумея монастырские, церковные и кружечные деньги; 2) всегда ли бывает общая трапеза, и из каких припасов, покупных или даваемых от христолюбцев, также, сколько всех, со строителем, на содержании братий?

На эти вопросы строитель Андрей отвечал, что вышеозначенных доходов в год бывает «хлебных окладных от разных христолюбцев, разного хлеба двадцать пять четвертей: да за, имеющиеся под монастырем на Жиздре, реке перевоз пять четвертей, или, иногда, и менее, и более, как прилучится. Денежных монастырских за луга 69 рублев, за мельницу 25 рублев, за горшечную глину 5 рублев, да за рыбную на Жиздре реке ловлю 5 рублев, а всего 104 рубли. Церковных никогда, а кружечных, по примеру прошлых годов, полагаем 30 рублев с тем, что иногда бывает и больше, а нередко, гораздо и меньше, а аккуратно узнать никак не можно. Трапеза ж бывает общая всегда, иногда, из покупных на монастырские доходы, а иногда, и из подаваемых, от христолюбцев, припасов. За всем тем, на содержании всей братии и со мною находится 9 человек».

С расходами обители знакомят нас подробные счеты и ведомости игумена Аристарха (1770 –1775), которые могут отчасти объяснить, как могла содержать себя обитель, при столь скудных средствах²⁶.

Заметим еще, что в 1765 году, при строителе Никаноре, в монастырском лесу, между рекою Жиздрой, речкой Железенкой, открыта железная руда. По сделанной над нею пробе, в пуде руды содержалось двадцать четыре фунта железа. С 1765 года руда эта отдавалась заводчикам, братьям Баташевым; а в 1774, по договору с игуменом Аристархом, перешла к заводчику Масолову. Наемщики платили обители по 4 рубля со ста возов руды. Но, как доход этот был очень незначителен, а от копания земли происходила напрасная трата леса, то впоследствии времени (около 1775 года), разработка руды была прекращена.

В конце предшествовавшего периода, мы уже упомянули, что Оптина Пустынь обязана была возрождением своим незабвенному для России архипастырю Платону, митрополиту Московскому и Калужскому.

В Истории Российской Иерархии, приснопамятное, для обители, событие это описано таким образом:

«В 1796 году преосвященный митрополит Московский Платон, посещая Пустыню сию, признал место сие для пустынно-общежительства весьма удобным, почему и решился оное тут учредить, по образу Песношского монастыря. А, дабы сколько можно успешнее привести предположение сие в самое исполнение, то просил он у Песношского настоятеля, строителя Макария, дать ему для сего, способного человека, каковым и признан иеромонах Авраамий. Он, пришед на место сие, застал тут несколько монашествующих, а строение, кроме соборной церкви, все деревянное, и то обветшавшее и т. д.»²⁷.

Действительно, назначением в настоятели преобразовываемой обители иеромонаха Авраамия, опытный старец Макарий оправдал вполне доверенность и боголюбивое желание Московского и Калужского архипастыря. В сем благочестивом настоятеле, двадцать лет управлявшим Оптиной Пустынью, собранная им братия видела назидательного отца, обитель – попечительного и искусного правителя, посторонние видели в нем пример истинного христианина и указателя деятельной духовной жизни.

В бедственном и жалком положении застал о. Авраамий, вверенную ему, обитель. Не говоря уже о внутреннем расстройстве, какое мы видели прежде, самое внешнее ее состояние, дотоле еще порядочное, после смерти деятельного казначея Арсения, значительно изменилось. Строение, кроме соборной церкви, было все деревянное; оставаясь в течение нескольких лет без поддержки, оно пришло, наконец, в совершенный упадок, так что, исключая настоятельской, только одна келья способна была вмещать монашествующих. Братство обители состояло всего из трех человек, и в числе их не было ни одного иеромонаха, а, новоприходящих на послушание трудников, не было уже с незапамятных времен. Предшественник о. Авраамия Иосиф, конечно, не надеясь ввести во всем благоустройство, отказался, за болезнью, от строительской должности, чтобы, по крайней мере, не быть свидетелем конечного запустения святого места, которое, по всему видимому, было почти неминуемо.

Но невозможное у человек, возможно у Бога (Лк. 18:27), а помощь Его близка ко всем, призывающим Его, во истине. По прибытии в Оптину Пустынь о. Авраамия, в несколько лет все изменилось в ней к лучшему: препобеждая трудности терпением, он, с помощью благочестивых людей, быстро воздвиг обитель от ее падения и постепенно приготовил к настоящему благолепию.

Приведем здесь рассказ о выборе и назначении в настоятели о. Авраамия, слышанный от самого старца и записанный нами со слов его бывшего келейника, впоследствии, иеромонаха Оптиной Пустыни о. Филарета. О. Авраамий, состоя в братстве Песношского монастыря, перед назначением своим в настоятеля Оптиной Пустыни, был огородником и спокойно, в простоте сердца, занимался своим послушанием, не ища и не желая ничего иного. Когда иеромонах Иосиф отказался от должности за болезнью, и митрополит Платон стал просить старца Макария дать в Оптину Пустынь, для ее устройства, совершенно способного и вполне благонадежного человека, старец с обычной своей простотой отвечал: «да у меня нет таких, владыка святый; а вот, разве, дать тебе огородника Авраамия?» Преосвященный, поняв, что хотел выразить такой оговоркой старец (т. е., что совершенства нет на свете, и трудно отвечать иначе на требование: дать человека совершенно и вполне способного, и благонадежного), не спрашивая ничего более, приказал представить к себе о. Авраамия. Архимандрит Макарий, спустя некоторое время, призвав к себе Авраамия, приказал ему приготовиться ехать с ним в Москву, для некоторых покупок, а по приезде в столицу, представил его архипастырю. Тогда только узнал о. Авраамий о своем назначении. Тщетно, по чувству смирения, отпрашивался он у своего старца, о. Макария, представляя, что, налагаемое на него, бремя выше его сил, поставляя на вид свои немощи и болезненное состояние. Советы Голутвинского старца Самуила и Песношского Ионы, убедили его не уклоняться настойчиво от звания Божия, и он вскоре отправился по назначению, напутствуемый благословениями старца и, любившей его, братии.

Прибыв в Оптину Пустынь, он нашел, как было упомянуто, крайнее запустение: «не было полотенца, рук обтирать служащему, – говорил о. Авраамий; – а помочь горю и скудости было нечем; я плакал да молился, молился да плакал. Проживши в обители два месяца, не видя ниоткуда помощи к исправлению плачевного ее состояния, и скучая, притом, по своей духовной родине и прежней мирной беспечальной жизни, я отправился на Песношь, открыть старцу (о. А. Макарию) свою душу и молить снять с меня бремя не по силам. – Но вышло иначе: старец принял меня с отеческой любовью, и, выслушав мои сетования о скудости вверенной мне обители, велел запрячь свою повозочку, и, взяв меня с собою, поехал по знакомым ему помещикам. Они в короткое время, по его слову, снабдили меня всем необходимым, так что я привез в монастырь воза два разных вещей. Возвратясь со сбору, старец пригласил меня отслужить с собою, а после служения и общей трапезы, совершенно неожиданно для всех, обратился к своему братству с такими словами: «отцы и братия! кто из вас пожелает ехать с о. Авраамием, для устроения вверенной ему обители, я не только не препятствую, но и с любовью благословляю на сие благое дело».

Вследствие такого объявления, за Авраамием добровольно последовали во вверенную ему обитель несколько человек из братии Песношского монастыря. К ним, по времени, присоединились сторонние трудники, и, таким образом, составилось братство, которого давно уже не видала в своих стенах Оптина Пустынь. До утверждения на прочном основании, иноки сии должны были бороться со многими затруднениями и недостатками. Никто, однако же, не роптал на свою участь, и все сподвижники доблестного Авраамия, сильные единодушием, перенесли нужду с христианским самоотвержением. Вскоре, постоянство их принесло вожделенные плоды: времена переменились, и все устроилось ко благу предприятия.

Первые затруднения в улучшении состояния обители – были неприятности, претерпеваемые ею от козельских граждан, инвалидных солдат и крестьян, которые наносили обители постоянный ущерб, а братии – всегдашнее огорчение. Это вынудило смиренного Авраамия (в 1797 году) войти о сем с прошением к высокопреосвященному Платону, под покровительством которого возрождалась Пустынь. Вот как изъясняет о. Авраамий эти ущербы и беспокойства: «1) воруют лес; 2) в монастырских дачах ловят рыбу усильственно; 3) рубят хворост, который должен быть употребляем на монастырские нужды; 4) приезжают ночью и выкапывают, что наилучшие места в монастырских лугах; 5) сего мая 7-го числа увели пару монастырских лошадей, и, хотя воры уже нашлись, но козельские присутственные места не делают обители никакого вспоможения, а паче, оных воров защищают; 6) сего же мая месяца, оные присутственные места, при отводе других обывательских лугов под полковую конницу, отвели и монастырские луга, которые отдаваемы были в наем козельскому купцу для монастырской нужды, а, как и вам известно, оная Пустынь, кроме сего, не имеет никаких иных доходов и живет на своем пропитании; 7) как зимою ездят чрез наш лес в засеку, подле самого монастыря, так летом ходят по нашим дачам и поют песни, что и во время Божественной службы слышно в церкви..., то и приходит нам в мысли, что и бывший строитель отказался не за болезнью телесной, а паче, за приходящей от сего беспокойства болезнью душевной; посему из послушников многие вон вышли и прочие выйти вон намереваются, от чего оная Пустынь и не может прийти в, подобающее ей, устройство и порядок, и т. д. Мая 30 дня 1797 года».

Из подписей под этим прошением, видно, что братство Оптиной Пустыни в то время состояло из 12-ти человек, а именно: строитель Авраамий; иеромонахи: Иоанн и Пимен; иеродиакон Афанасий: монахи: Парфений и Игнатий; послушники: Максим, Гавриил, Михаил, Онисим, Евстигней, Матвей.²⁸ Преосвященный Платон, получив прошение о. Авраамия, отнесся к губернатору калужскому, А. Д. Облеухову, по предписанию коего велено было местному начальству взять надлежащие меры, для ограждения целости монастырских владений, и подтвердить козельским гражданам, дабы они хранили должное, к обители, благоговение: а, между тем, в духовное назидание братии монастыря, митрополит Платон изложил следующую, достойную его духовной мудрости, резолюцию: «Святая, монашествующих, жизнь, все сии напасти или отвратит, или терпением препобедит, а Бог, видя терпение рабов своих, невидимо защитит».

Вскоре после этого, строитель Авраамий вошел к сему архипастырю с новым прошением: «дозволить поручику Ф. И. Рахманинову в приделе св. великомученика Феодора Стратилата на свой кошт иконостас вновь вырезать, и вызолотить, и написать св. образа иконным греческим писанием». Высокопреосвященный Платон удовлетворил это прошение следующей резолюцией: «Бог благословит! се видите, что иные вас оскорбляют, а других Бог возбуждает к вашему утешению».

Так действовал незабвенный Платон, поддерживая, с одной стороны, возрождавшуюся, по его воле, обитель своей архипастырской властью, а с другой стороны, утешая иноков духовно-назидательными советами.

1797 год был достопамятен для всех русских обителей милостивым вниманием к ним, блаженной памяти, императора Павла Петровича. Вследствие Высочайшего указа от 18 декабря сего года, Оптина Пустынь, в числе прочих, получила в милостивое подаяние на вечные времена по 300 рублей в год. Сверх того, пожалована Пустыни мукомольная мельница о двух поставах на речке Сосенной и для рыбной ловли, на Митином железном заводе, пруд. Эта царская милость немало способствовала начальному благоустройству обители, обеспечив ее братство, со стороны первых потребностей жизни.

В 1799 году, Оптина Пустынь перешла во вновь открытую калужскую епархию. Уважая труды Авраамия, преосвященный Феофилакт, первый епископ новой епархии, обращал особое внимание на возрождавшуюся обитель. Доказательством его доверенности и расположения к о. Авраамию, между прочим, служит то обстоятельство, что в 1800 г., при возобновлении московским купцом Терентием Целибеевым Малоярославецкого Черноострожского монастыря, преосвященный поручил начальное устройство сей обители Авраамию, «яко человеку в общежитии довольно обращавшемуся и сведущему в распоряжении строения общежительных монастырей». Поручение исполнено с успехом, и иеромонах Оптиной Пустыни Мефодий сделан строителем в восстановленном монастыре; впоследствии времени, Мефодий был перемещен в Тихонову Калужскую Пустынь, а место его занял иеромонах Оптиной Пустыни Парфений.

В 1801 году, «за отличные услуги обители к общей пользе», Авраамий произведен в игумена Лихвинского Покровского Доброго монастыря, с управлением, в то же время, и Оптиной. Но, вскоре, немощь, а, отчасти, и опасение, чтобы не нарушилось заведенное им в Оптикой Пустыни благоустройство, заставили Авраамия отказаться от нового достоинства. Преосвященный уважил просьбу старца, и он по-прежнему был оставлен начальствовать только в одной Оптиной Пустыни, но уже в игуменском сане.

Введя в обители примерный внутренний порядок, о. Авраамий снискал ей уважение и почтение всего окрестного народонаселения, и, по мере, увеличивавшихся от того, средств, занялся и материальным устройством обители, при помощи доброхотных даятелей, сочувствовавших ему. Авраамий был, вместе, и учредитель, и зодчий. В 1802 году, против возобновленной им соборной церкви, начато строение новой трехъярусной колокольни в 30 сажень вышины. К ней с обеих сторон пристроено по каменному флигелю, для братских келий. Колокольня эта, составляющая красу обители, и левый флигель, окончены в 1804 году, а правый – в 1806.

Первый камень трехпридельного Казанского храма положен в 1805 году, а в 1809 – начато построение больничной церкви с шестью, при ней, кельями, из материала, пожертвованного надворным советником Камыниным. Оба эти храма окончены одновременно в 1811 году, и освящены в то же время преосвященным Евлампием, епископом Калужским и Боровским: больничная – 26 августа, а настоящая, в Казанской – 23 октября. Все деревянное монастырское строение было исправлено; а, сверх того, построены вновь, два каменные двухэтажные (верх деревянный) флигеля, братской трапезы и настоятельский, а внутри монастыря разведен фруктовый сад. Словом, Авраамий не забыл ни о чем: все было придумано и исполнено самым рачительным образом.

Но, занимаясь внешним устройством вверенной ему обители, о. Авраамий давно скорбел, видя в ней многих желающих и достойных принять иноческий сан, но не имевших на то права, потому что по штату 1764 года, определено было содержать в Оптиной Пустыни не более семи монашествующих и с настоятелем. Посоветовавшись с единодушной братией, о. Авраамий решился утруждать, блаженной памяти Государя Императора Александра Павловича, просьбою, дабы он благоволил умножить число монахов в Оптиной Пустыни. Вот содержание этой просьбы:

«Оная Пустынь издревле состоит на своем пропитании, близ города Козельска, при реке Жиздре, в которой церковь Введения Пресвятыя Богородицы и два придела: Пафнутия Боровского и Феодора Стратилата, братские келии и ограда каменная, да еще вновь воздвигнута теплая церковь о трех престолах и колокольня; а при оной – восемь братских келий, каменные же, и выстроено все сие иждивением доброхотных боголюбивых даятелей; в оной же Пустыни положено семь братий и с настоятелем, кои едва могут совершать божественные литургии, а иные, посещением Божиим, бывают одержимы болезнями; почему священнослужение отправляется с крайней нуждой, и чрез оное, стекающимся в число братства разного звания людям, равно, приходящим из разных мест богомольцам, наносится ощутительное прискорбие; почему я, движим ревностью к Богу, хотя и желал бы всеусердно доставить тем, стекающимся слушателям, душеспасительное удовольствие каждодневным совершением божественной литургии, но, иногда, оного выполнить не можно, по малобратственному числу. В рассуждении чего, настоит крайняя необходимость в составлении штата; и, живущие в оной Пустыни, в числе братства, желают воспринять на себя монашеский чин, но по неимению праздных вакансий, с великим прискорбием выходят вон, а, за всем тем, и ныне имеются в означенной Пустыни до пятидесяти человек, и неотступно просят меня о водворении их в монашеском чиноположении, о чем всеподданнейше прошу, дабы Высочайшим, Вашего Императорского Величества, указом повелено было во Святейшем Правительствующем Синоде, сие мое прошение принять, и по тем значительным обстоятельствам благоволить в сей Пустыни, к лучшему устройству и благолепию в отправлении службы Божией и к удовольствию стекающегося народа, равно, и желающей быть в монашестве братии, прибавить 23 человека, чтобы составилось тридцать человек, комплект на братство, с оставлением их на таковом же пропитании, как и ныне оная Пустынь содержится. Июля 21 дня 1808 года».

По ходатайству преосвященного Феофилакта, епископа Калужского, благочестивый Монарх всемилостивейше изволил согласиться на прошение игумена Авраамия. Указом из Святейшего Синода 1809 года января 18 дня, дозволено: «к настоящему, в Оптиной Пустыни штатному положению монашествующих, прибавить еще двадцать три человека, так, чтобы число оных и с настоятелем было из тридцати».

Восполнив таким образом важнейший недостаток в Оптиной Пустыни, Авраамий в последующее время не ослабевал в трудах своих и попечении о благе ее. Не умолялось, также, но еще более возрастало и, заслуженное им, благорасположение калужских архипастырей. Так, преемники преосвященного Феофилакта, епископы Евлампий и Евгений, оказывали особое благоволение к Оптиной Пустыни. Первый из них даже желал провести в обители остаток дней своих в молитвенном покое, почему и построена была для него на сей предмет особая келья (ныне настоятельская).

Таким образом, обитель Оптина процветала в тиши безмятежной, упокоеваемая заботливостью своего настоятеля. Когда наступил грозный двенадцатый год, с сокрушенными сердцами принимались в обители вести о бедствиях отечества, о взятии Смоленска, занятии Москвы и нечестии нового Амалика, не пощадившего святыни московской. Храмы обители были открыты с утра до глубокой ночи и полны народа, который, признавая над собою крепкую руку Божию, плакал и молился, да сотворит Господь, со искушением и избытие.

Несмотря на близкую опасность, епархиальное начальство не сделало никакого распоряжения о удалении иноков и вывозе церковного имущества, потому что фельдмаршал, князь Кутузов, уверил калужского градского главу и депутатов от купечества, что он не пустит Наполеона в Калугу; а слова архистратига наших сил принимались тогда всеми, как слова пророчества, исполнение которого, как уверены были все, не замедлится. Однако, игумен Авраамий принял некоторые необходимые меры предосторожности, особенно, от него зависевшие, а именно: церковную утварь, ризницу и библиотеку приказал уложить в сундуки; свечи и другие церковные вещи были заложены в палатку, что под соборной церковью. Братия приискали в дремучем бору, окружающем их Пустынь, недоступный по положению своему овраг с пещерой, в 15-ти верстах от обители, чтобы удалиться в него на первый случай, при появлении врага.

Между тем, вражеские полчища, выступив из Москвы, бросились на калужскую дорогу, думали пробиться на юг России; но Кутузов предупредил их коварные замыслы: он стал у Тарутина, и Россия, опершись на Кутузова, устояла. Малоярославец, как гласит одна из надписей его памятника, «сделался пределом нападения и началом бегства и гибели врагов». Здесь дана была последняя на русской земле битва, 12 октября 1812 года. Упорное сражение продолжалось целый день: город шесть раз переходил из одних рук в другие: из 200 обывательских домов сгорело 180. Улицы были устланы трупами, обгоревшими и раздавленными при проезде французских пушек. Сотни раненых и умирающих лежали среди смрада курившихся домов. В стенах Малоярославецкого Черноострожского монастыря сохранились и доселе следы ярости и нечестия врагов, не уваживших святыни Дома Господня²⁹, и вот, Бог отмщений пролил на святотатцев чашу Своего праведного гнева: Русские остались победителями, а Наполеон, увидя невозможность пробраться на Калугу, гонимый и преследуемый нашими войсками, отступил по смоленской дороге; но этот путь его гордого шествия в Москву, уже обратился для него в путь скорби, отчаяния и гибели.

Теперь посмотрим, что происходило в Оптиной Пустыни в тот победоносный день, когда одно из духовных чад ее, монастырь Малоярославецкий принимал удары врагов отечества на щит своей святыни? Одушевляемая ежедневной церковной службой и увещаниями доблестного и опытного своего настоятеля, старца Авраамия, Оптина Пустынь пребывала в твердом уповании скорой помощи от Бога и от верных сынов России. Радостно принята была в обители весть, что молитвами и заступлением Святителя Христова Николая, враг бежал от Малоярославца, посрамленный в своей гордыне. На третий день после малоярославской битвы, т. е. 14 октября, совершено было в Оптиной Пустыни благодарственное, с коленопреклонением, молебствие, и своды Казанского храма огласились хвалебными песнями Заступнице усердной, имущей державу непобедимую. Молебствие заключилось крестным ходом вокруг обители при многочисленном стечении народа.

Таким-то образом спасся, под щитом своей святыни, от нашествия нового Батыя и орд всей Европы, и город Козельск, который, некогда, шесть недель держался против полумиллионной орды древнего Батыя, защищая своего юного князя!

Бог судил старцу Авраамию насладиться плодами своих начинаний и тяжких трудов. После достопамятного 1812 года, несколько лет еще прожил он, всеми любимый и уважаемый в обители, им обновленной и устроенной.

Вскоре, по миновании опасности, Авраамий просил преосвященного Евлампия, епископа Калужского и Боровского, дабы во внимание его постоянной болезни, дать ему в помощь управления монастырем оной же Пустыни иеромонаха Маркелла, бывшего прежде экономом в доме его преосвященства, с тем, дабы он имел присмотра, как за порядком и благочинием братии, так и за всем, относящимся до экономии и устройства обители.

На прошение старца последовала следующая резолюция преосвященного: «Известна мне игумена болезнь, почему я и за нужное почитаю просьбу сию утвердить, о чем и братии дать знать, чтобы во всем сему помощнику должное послушание оказывали, по духу евангельскому, смирению и кротости истинно братской, монашеской, да все славят Бога жизнью и зиждут спасение душевное, молясь и о нас, пекущихся о их душах».

В 1815 году окончены были и приделы Казанской церкви; освящены, Воздвиженский – преосвященным епископом Калужским и Боровским Евгением³⁰, а Георгиевский, Новоспасского монастыря – архимандритом Амвросием. Эти духовные торжества были последней радостью, увенчавшей труды боголюбивого старца. Телесные силы его заметно ослабевали, постоянная болезнь делала бремя настоятельства неудобоносимым. Это понудило о. Авраамия войти к преосвященному Евгению с прошением, которое составляет, как бы, краткую биографию просителя, им самим начертанную, и потому, заслуживает быть помещенной вполне:

«Начально поступил я, именованный, из мирского звания, московской епархии в Никольской Песношский монастырь, в 1790 году, где и был пострижен в монашество, а, равно, и посвящен во иеромонаха; а из оного монастыря, в 1796, по резолюции его высокопреосвященства, митрополита московского Платона, определен в означенную Оптину Пустынь строителем, а в 1801 году, бывшим преосвященнейшим Феофилактом, епископом Калужским, произведен в Лихвенский Покровский Добрый монастырь в игумена, и в том же году, ноября 25 дня, по прошению моему, и, паки, из оного перемещен в Оптину Пустынь на строительскую вакансию, и во время моего настоятельства, во оной Пустыни, при помощи Божией, присовокуплено моим прилежным старанием немалое количество прибытку обители святой, а именно: церковной утвари, ризницы и разного церковного украшения, а, равно же, немалое количество, вновь, разного монастырского строения созиждено, о чем всей братии небезызвестно, и всем ближним окрестным благодетелям; а притом же, не безызвестно и о том, что я одержим желудочными спазмами, и сия моя болезнь чинит мне немалое препятствие и неудобство в рассуждении понесения необходимых монастырских забот, по заведению общежительных образов; а, к тому же, почасту бывает со мною дурнота, по причине моей болезни, от нечаянных огорчений, и препятствует мне ежедневно быть в церкви Божией, от чего, по общежительному заведению, немалое бывает упущение к благоустройству братии, почему и чувствую себя быть неспособным ко управлению настоятельской должностью.

Того ради, ваше преосвященство, милостивейшего моего отца и архипастыря, всепокорнейше прошу: меня, нижайшего, уволить от настоятельской должности и позволить мне жительство иметь в сей же Пустыни в уединенной кельи, с тем, дабы я мог довольствоваться содержанием монастырским, как то: трапезою, одеждою и обувью, также, и дровами для келии моей; а за прилежное мое попечение и управление обителью и за понесение моих трудов девятнадцатый год, не соблаговолите ли, преосвященнейший владыко, мне определить по смерть мою и в общественных, оной Пустыни, доходов, на самые нужнейшия потребности, по причине моей болезни, для издержки, по ста рублей в каждый год, то есть половинное количество жалованной суммы, положенной на оклад при своих местах игуменам.

О чем, всенижайше и прошу сие мое прошение принять, и по оному учинить вашего преосвященства милостивейшую архипастырскую резолюцию... Августа … дня 1815 года».

Столько-то умеренны были желания этого человека, который в 19 лет совершил то, что чаще бывает делом столетий, т. е. воссоздал и поставил на прочном основании обитель, уже близкую к конечному запустению, и, невзирая на все это, руководимый христианским смирением, искал передать свой игуменский посох другому, потому что, расстроенное трудами, здоровье, уже очевидно препятствовало ему посвящать свою деятельность на пользу обители, которую он всегда предпочитал своей собственной. Смиряясь, он называл себя неспособным, тогда как другие признавали его необходимым, и, как милости, просил уделить себе, обнищавшему ради Христа, самое необходимое от средств обители, можно сказать, им созданных... Однако, скромное желание о. Авраамия не исполнилось. Преосвященный Евгений убедил достопочтенного старца отложить еще на несколько времени искание молитвенного покоя. Но уже дни его были сочтены: слабое, от природы, его здоровье, расстроенное беспрестанными трудами и борьбой с обстоятельствами, как лампада, приметно угасало, и силы жизни его более и более истощались.

В исходе 1816 года заболел он смертельно, и, почувствовав, что наступает для него время предстать пред суд Бога, Которого служению посвящена была вся общеполезная его жизнь, за несколько дней перед кончиною созвал он к себе всю братию Пустыни, неутешную от близкой его потери. В трогательных выражениях простился добрый сей пастырь с духовным своим стадом, завещал ему согласие, мир и единодушие и, собрав последние силы, благословил всех братий. Вскоре, потом, почил он сном праведным, 14 января 1817 года, сподобясь напутствия св. Христовых тайн. Притружденный старец погребен в паперти Введенской соборной церкви³¹. На гробнице его начертана следующая надпись: «под сим камнем погребено убогое тело многогрешного черноризца, игумена Авраамия, которому от рождения своего 58 лет, и во оной Пустыни был настоятелем 20 лет и 3 месяца, скончался 1817 года генваря 14 дня в ночи во исходе 12 часу». А при сем, его просительное завещание: «прошу вас и молю, духовная братия и спостницы, не забудьте меня, егда молитеся; но, зряще мой гроб, поминайте мою любовь, аще кто чувствовал; и молите Христа Бога нашего, да учинит дух мой с праведными в вечном блаженстве, аминь».

Как начальник братства, им самим собранного, о. Авраамий был строг и взыскателен, но, отнюдь, не своенравен. Введя в обновленной им обители новый порядок примерной, нестяжательной жизни, он был строгий блюститель его и, опираясь на личный пример, требовал точного исполнения своих приказаний и распоряжений в делах общежития. Посредников он не терпел: каждый из иноков, в нуждах своих, обязан был относиться прямо к нему, за что, особенно, и любила его братия. Его сердечная простота, соединенная с духовной мудростью и увенчанная достоподражательной жизнью, вселяла к нему невольное уважение. Он был радушен и приветлив в обращении, и, при совершенной нестяжательности, милостив и сострадателен к бедным; словом, никто из посетителей обители не оставлял ее без того, чтобы не унести в сердце памяти о добром настоятеле! Все калужские архипастыри удостаивали его особенного своего благоволения и доверенности, и часто представляли в пример другим Авраамия и его обитель.

Личные свойства достопочтенного старца весьма ясно высказываются в духовной грамоте, писанной еще в 1810 году, во время болезни, и вскрытой после его кончины. Прилагаем ее в подлиннике.

Козельской Введенской Оптиной Пустыни многогрешного черноризца игумена Авраамия.

Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь.

Се аз, многогрешный игумен Авраамий, слушая гласа Господа моего во святом Евангелии глаголющего: будите готовы, яко в оньже час не мните, Сын человеческий приидет; не весте бо, когда Господь приидет, в вечер, или в полунощь, или в куроглашение, или утро, да не пришед внезапу, обрящет вы, спящия; того гласа Господня слушая и бояся, а, к тому же, частым недугованием одержим бываю, и день ото дня изнемогаю телом, и чаю на всякое время оного Господом глаголанного нечаянного часа смертного, и по силе приуготовляюся ко исходу от сея жизни. Сею духовною грамотою моею вестно сотворити всякому, иже восхощет по кончине моей взыскивати имения моего келейного, во еже бы не трудитися ему вотще и не истязовати служивших мне Бoгa ради; да весть мое сокровище и богатство, еже от юности моея не собирах; сие не тщеславяся реку, но да искателям моего по мне имения вестно сотворю: отнележе бо приях святый иноческий образ и постригохся в Московской Епархии в Николаевском Песношском монастыре, в тридесять третие лето возраста моего, и обещах Богови нищету изволенную имети, от того времени даже до приближения моего ко гробу, не стяжевах имения и не лихоимствах; кроме святых книг и сорочек с карманными платками не собирах, злата и сребра не изволях имети, излишних одежд, ни каких-либо вещей, кроме самых нужных, и то для служения: две ряски, теплая и холодная, и один подрясник; во нестяжание и нищету иноческую духом и самым делом, по возможности моей, соблюсти тщахся, не пекийся о себе, но возлагая на Промысл Божий, иже никогда же мя остави; входящия же в руце мои от благодетелей святыя обители сея подаяния, и тыя истощевах на монастырския нужды для братии и разныя постройки, также иждивах на нужды нуждавшихся, идеже Бог повеле, а о имении моем никто же убо потрудится по смерти моей, испытуя или взыскуя какового либо келейного моего состояния, ибо ниже на погребение что оставлено, ни на поминовение, да нищета иноческая наипаче по кончине явится Богу, веруя бо яко приятнее Ему будет, аще ни едина цата но мне не останется, нежели егда бы многое было раздаваемо.

И аще моно тако нища никто не восхощет обычному предати погребению, молю убо тех, иже свою смерть памятствует, да отвлекут мое грешное тело на Козельское кладбище, и тамо между трупиями да повергнут е: аще ли же владычествующих изволение повелит меня умершого погребсти по обычаю христианскому, то прошу и молю христолюбивых потребителей, да погребут меня в сей Оптиной Пустыни у соборной церкви, по правую сторону, против южных дверей, и никого не зовите на погребение.

Аще ли же кто от христолюбцев, изволяяй безденежно помянути грешную мою душу в молитвах своих Бога ради, таковый и сам да помяновен будет во царствии небеснем; требуяй же за поминовение мзды, то молю, да не поминает мя нища, ничто же на поминовение оставльша, Бог же да будет всем милостив и мне грешному во веки, аминь. Сицевый завет мой, а моя духовная грамота, таковое о имении моем известие; аще же кто сему известию не имет веры, а начнет со испытанием искати по мне злата и сребра, то и аще много потрудится, ничто же обрящет, и судит ему Бог.

Написася сия грамота в богоспасаемой обители Козельской Введенской Оптиной Пустыни в игуменской келии, в лето 1810 года, августа 19 дня»³².

Доходы обители значительно умножились в 20-тилетнее настоятельство о. Авраамия. Как выше было сказано, вместе с, высочайше пожалованными в 1797 году, в милостивое подаяние, на вечные времена, по 800 рублей в год, Оптина Пустынь, в то же время, получила во владение мукомольную мельницу на речке Сосенной (Козельского уезда, по большой Белевской дороге) и, для рыбной ловли, пруд на Митином заводе.

Дело о старинной мельнице, (начало которого мы видели в предшествующем периоде), тотчас, со вступлением в настоятельство о. Авраамия, приняло совершенно иной оборот. В 1798 году, Авраамий подал в Правительствующий Сенат прошение, дабы дело о мельнице повелено было закончить, т. е., как поясняет он, «по всем правам принадлежащую к Оптину монастырю землю, равно, и мельничное место, за сим монастырем навсегда утвердить, не право же учиненное бывшим строителем иеромонахом Иосифом условие, уничтожить». Прошение о. Авраамия было удовлетворено во всей силе. Указом 1801 года, апреля 22 дня, Правительствующий Сенат окончательно утвердил прежнее решение Калужской гражданской палаты (1794 года), вследствие чего, Калужское губернское правление, 1801 года ноября 2 дня, предписало бывшему Козельскому городничему, надворному советнику В. А. Кавелину, чтобы он, «отобрав прописываемую землю и мельницу у Козельского общества, предоставил бы оную во владение Оптиной Пустыни; что же касается до контракта тем обществом с, прежде бывшим, строителем, иеромонахом Иосифом, 1795 года, июля 3 числа, сделанного, о бытии той земле и мельнице вечно во владении города, то предоставить оному обществу, буде пожелает и имеет законное право, ведаться с ним, Иосифом, формою суда». Итак, в 1802 году обитель получила обратно древнее свое достояние и обязана этим неусыпной деятельности о. Авраамия. Мельница находилась в постороннем владении 98 лет (1704–1802).

Средняя мера постоянных доходов обители в настоятельство о. Авраамия, кроме 800 р. ежегодного оклада, определяется оброчными статьями с трех монастырских мельниц. Вот, что пишет об этом о. Авраамий в одном из донесений калужской консистории: «находящиеся во владении Оптиной Пустыни мельницы: 1) Сосенная, о двух поставах, сукновальня, о восьми толкачах, и еще толчея, о шести толкачах, отдается в наем вместе с постоялым двором, в год 700 рублей. 2) Болотская, что близ монастыря, о двух поставах и при ней, толчея, о шести толкачах, ходит ценою в год по 300 рублей; 3) что на речке Другусне, о двух поставах, сукновальня, о шести толкачах, ходит, также, ценою в год по 800 р. С рыбных ловель и от лесу доходу никакого не получается».

Но главный доход Пустыни, во все время ее пятивекового существования, остается один и тот же, – это не оскудевающая, по милости Божией, помощь людей благочестивых, посильными вкладами доказывающих свое благочестие и любовь к дому Божию.

Но время обратиться к дальнейшей истории обители. Место игумена Авраамия занял помощник его, иеромонах Маркелл, сколько известно, первый настоятель Оптиной Пустыни, из среды ее братства. Более двадцати лет прожил он в сей обители, и только в 1808 году был взят в Архиерейский дом для исправления экономской должности; но в 1810 году, как по его собственному желанию, так и по просьбе Авраамия, уволен от сей должности обратно в обитель. «Отпускаю его, – писал преосвященный Евлампий в своей резолюции, – с Божиим благословением, и моим, за его честное и усердное поведение». А с 1812 года, как мы уже видели, Маркелл был назначен помощником игумену во всем, относящемся до экономии и устройства обители.

Будучи избран, по смерти Авраамия, в строительскую должность, Маркелл управлял Оптиной обителью только до 1819 года, в котором, согласно его желанию, уволен от настоятельства и перемещен в число братства Тихоновой Калужской Пустыни.

После Маркелла, принял начальство над Оптиной Пустынью игумен Даниил, из экономов калужского архиерейского дома. В это время, калужской епархией управлял преосвященный епископ Филарет, бывший впоследствии митрополитом Киевским. Как любитель безмолвной Пустынной жизни, он весьма много покровительствовал Пустынной обители Оптиной, нередко посещал ее, проживая иногда (во время постов) по целым неделям, и, в незабвенный памятник своего благоволения, основал при сей Пустыни скит во имя Св. Иоанна Предтечи, первого новоблагодатного Пустынножителя.

Приглашая из Рославских лесов пустынников, для устройства при Оптиной Пустыни скита, преосвященный отзывался о игумене Данииле следующими словами: «и настоятель теперешний, о. игумен Даниил, очень рад будет пришествию вашему. Он человек весьма добрый, благоразумный и монахолюбивый. Вы его полюбите».

Настоятельство о. Даниила замечательно для обители двумя событиями: 1) в 1822 году, на сумму, завещанную Анной Сергеевной Ртищевой, урожденной Богдановой, построено на могиле ее каменное здание братской трапезы, во втором этаже которого предположено было устроить церковь во имя св. Николая Чудотворца: 2) по прошению о. Даниила с братией, введен в Оптиной Пустыни, в 1824 году, устав Коневского монастыря, на что и дана от преосвященного Филарета грамота, за собственноручным его подписанием, следующего содержания:

Божией милостью

Смиренный Филарет, Епископ Калужский и Боровский.

Богоспасаемой Калужской епархии козельской Введенской Пустыни настоятель, игумен Даниил, со всею, во Христе, братией, во время посещения нами сей святой обители, лета 1824, месяца августа 28 дня, представили вам прошение следующего содержания: воспоминая, данные ими пред алтарем Господа нашего Иисуса Христа и Церковью Его святою обеты, провождать постническое, по Бозе, житие во всякой трезвенности, целомудрии, нестяжательности, послушании и взаимной, друг ко другу, любви евангельской, в надежде получить от Господа Царствие небесное, обетованное, любящим Его и работающим Ему всем сердцем, в хранении святых Его заповедей, по примеру преподобных отец, установивших правила общежительных монастырей, имеют они искреннее и единодушное желание исполнять устав общежительного монастыря, писанный для Коневской обители. Святейшим Правительствующим Синодом рассмотренный, и для подражания во все епархии Российской Церкви разосланный. Почему, призвав в помощь Господа и Спасителя нашего, да сила Его совершится в немощех их, просили нас благословить их намерение, и для введения означенного устава в Козельской Оптиной Пустыни, снабдить их архиерейскою нашею грамотою. Имея пастырское попечение о благоустройстве сей обители, по местному своему положению весьма способной к монашескому житию, вручили мы вышеозначенный устав, яко душеспасительный, игумену Даниилу, при всей братии, в соборной, Введения во храм Пресвятыя Девы Матери Божией, церкви, для всегдашнего хранения изложенных в нем правил, как в обители, так и в устроенном при ней, по благословению нашему, от доброхотных христолюбивых подателей, ските, для желающих провождать безмолвную жизнь. Калужской духовной консистории препоручаем препроводить сию грамоту к настоятелю игумену Даниилу с братией, и пастырским нашим словом завещаем пред Господом Богом и Спасителем нашим Иисусом Христом, дабы, данный сей обители, устав навсегда сохраняем был ненарушимо. Дана в Богоспасаемом граде Калуге, в доме нашем, в лето, мироздания 7332, воплощения же Слова Божия 1824 года месяца семтемврия в 8 день, с приложением архиерейской печати».

В начале 1825 года, игумен Даниил переведен архимандритом в Лихвинский Добрый монастырь, а место его занял начальник новоустроенного скита, духовник Пустыни, иеромонах Моисей.

Это случилось следующим образом. Еще в 1824 году, октября 13 дня, преосвященный Филарет в письме к игумену Даниилу, между прочим, писал: «Очень знаю и чувствую, что тебе нужен добрый, твердый и опытный помощник, и я бы крайне хотел, чтобы согласился быть таковым боголюбезный брат о. Моисей, так, чтоб и обитель, и скит были единое неразрывное, что весьма нужно для утверждения навсегда скита. Поговорите с ним вместе, прочитавши сие мое послание; а, ежели, нужным найдете, то, чтобы он ко мне приехал для личного собеседования».

Из итого письма ясно видно, что преосвященный Филарет еще до открытия строительской вакансии имел в виду о. Моисея, как способного занять это место; и потому, когда последовал указ о возведении игумена Даниила в сан архимандрита Лихвинского Доброго монастыря, то немедленно по назначению преосвященного, согласно с единодушным желанием всей братии, о. Моисей избран для исправления строительской должности. Эти перемены в Пустыни были последним распоряжением со стороны незабвенного для нее архипастыря, который указом Святейшего Синода от 28 января 1825 года назначен в Рязанскую епархию.

О. Моисея не было в то время в обители. Он, будучи озабочен окончательным устройством скита, поехал за сбором на свою родину, в Москву, и, вскоре по приезде туда, получил от о. Даниила письмо следующего содержания:

«Почтенный отец Моисей!

Возлюбленный присный мне о Господе Иисусе Христе брат и друг!

Радоваться тебе о Господе Дусе святе желаю!

Триипостасному Господу Богу угодно было дражайшему архипастырю и попечительному о нас, недостойных, отцу нашему вверить рязанскую епархию с званием епископа, о чем указ уж им 28 числа минувшего января получен, и, к сердечному нашему сожалению, должен он нас оставить, и по намерению его на второй неделе св. поста отправиться во вверенную ему от Господа паству. Я, грешный и недостойный, Святейшим Синодом утвержден Добринским архимандритом, с поручением поправить тот монастырь и, по обязанности благочинного, бдительно смотреть за всегдашним порядком и введенным уставом общежительности и скитской жизни иночествующих, богоспасаемой обители Оптиной. Почему остаться должен, по воле Господа и по соизволению Святейшего Синода, в означенном Добром монастыре и жительствовать всегда с вами. Извещаю тебя, возлюбленный о Господе брате и друже, и предлагаю о сем: призвав Господа Бога в теплых молитвах своих в помощь, со мною, недостойным, вся Христова братия единодушно предположили: согласно с соизволением боголюбезного архипастыря и Отца нашего, богоспасаемую обитель Оптину со скитом поручить тебе во управление и настоятельство. С искренним желанием и единодушным усердием молим Господа Бога и Спасителя нашего, сладчайшего Иисуса Христа, свыше, благодатью Его святою, вверить тебе сие пастырство святой обители и небесное, Святого Духа, благословение сниспослать на тебя, да сила всемогущая Бога и Господа о Святем Дусе, в немощех наших всегда совершаемая, спомоществует тебе и охранит от всех козней врага Господня.

Положившихся на Промысл святой Господа нашего Иисуса Христа, все, по воле Его Святой, производящего, по искреннему моему и самому сердечному моему к тебе, возлюбленный брате, расположению, советую тебе принять сие возлагаемое на тебя настоятельство, и в сходство Промысла о тебе Божия, единодушного и истинного желания моего со всею братиею и соизволения архипастырского, не оставлять, и по внушению неприязненному врага нашего не уклоняться, и не подвергать себя негодованию Божию о избрании твоем.

Дабы скорее ты, как возможно, поспешил прибыть в обитель, посылаю я, с согласия всей братии, которая нетерпеливо и душевно ожидает тебя, сего нарочного на своих лошадях; советую все дела твои оставить и самые неоконченные тобою сборы; н ничего с собою не брав, как можно во всем себя облегчить, и все нужное препоручить братцу своему, сесть и приехать прямо в Калугу, и явиться к владыке, где и я должен тебя ожидать. Когда бы и сего предположения не было с тобою, то тебе должно бы прибыть, по завещанию архипастыря, в назначенное им тебе время, а, паче при таком разлучении нашем с архипастырем, получить последнее, может быть, в жизни нашей благословение, прощение и, архипастырское его, душ наших разрешение. По установлении сего, и по провожании владыки, в свободное время тебе можно будет опять в Москву быть и дела нужные окончить; впрочем, Господь милосердием Своим исполнит все нужное для устройства обители и без наших преднамерений; тебе достоверно известно, как, при бытности моей, Господь Бог свою обитель не оставлял, и меня недостойного служителя облегчал; веру и надежду нашу на Него Он, по благости Своей святой, с избытком исполняет. Извещаю при сем: в обители все благополучно и спокойно. Призывая на тебя благословение Божие, с истинным моим усердием и братскою любовию, в ожидании тебя в самой скорости, пребываю усердный и покорный слуга, и богомолец, многогрешный Даниил, недостойный игумен Оптиной Пустыни. Февраля 5-го дня, 1825 г. 12-й час пополуночи».

Не легко было о. Моисею согласиться принять на себя звание настоятеля Оптиной Пустыни в то время. Довольно будет заметить, что ему, так сказать, на первом шагу предстояла забота немаловажная: уплатить, состоявший на обители долг, в 12000 руб., тогда как постоянные доходы ее едва обеспечивали главные нужды ежегодно умножавшегося братства. Но, привыкши покоряться воле Провидения, и на Него возлагать свое упование, он не усомнился последовать новому призванию. Препобеждая трудности терпением, о. Моисей явил себя достойным преемником о. Авраамия, т. е. поддержал и усовершил обновленную сим последним обитель.

Предложим здесь, вкратце, обозрение служебного поприща о. Моисея³³.

1826 года, сентября 12 дня, он утвержден в строительской должности преемником преосвященного Филарета, епископом Калужским и Боровским Григорием, и, в то же время, награжден набедренником.

В 1829 г., 8 Февраля, обвялена ему благодарность Преосвященного Гавриила за попечение о поддержании благоустройства и порядка в Оптиной обители, с напоминанием, однако, чтобы он, по мере возможности, старался уплачивать монастырский долг.

В том же году о. Моисей определен членом в комитете по устроению зданий в Лихвинском Покровском Добром монастыре; а в 1881 г. ему обвялено от Преосвященного Гавриила благословение за верное и успешное исполнение сего, возложенного на него, поручения.

В 1832 г., 12 февраля, о. Моисей определен преосвященным Никанором благочинным монастырей.

1837 г., сентября 5 дня, при освящении в сей Пустыни придельного храма во имя св. Николая чудотворца, преосвященным Николаем произведен во игумена; и в 1841 году, 28 мая, награжден наперсным крестом.

В 1853 году, 12 июля, вследствие представления преосвященнейшего Григория II, по указу Святейшего Синода, с Высочайшего соизволения, возведен в сан архимандрита; а в 1859 году, мая 2-го дня, сопричислен к ордену св. Анны 2-й степени.

Скончался 16-го Июня 1862 года, приняв незадолго до кончины, великий образ святой схимы. Погребен в Крестовоздвиженском приделе Казанской церкви, за правым клиросом.

Об о. архимандрите Моисее можно повторить краткую, по многозначительную похвалу русских летописцев древним преподобным игуменам: он устроил монастырь и собрал братию.

При поступлении его на настоятельство, из зданий, украшающих ныне Оптину Пустынь, существовали в теперешнем виде: одна церковь (Казанская), колокольня, старое здание трапезы, настоятельский корпус, два братских корпуса деревянных и два каменных одноэтажных. Был и собор Введенский, но очень тесный. Была и больничная церковь во имя Владимирской Божией Матери, но без притвора и пристроек. В настоятельство же о. архимандрита Моисея, Введенский собор распространен, и устроены два боковых придела с открытыми папертями; к больничной церкви сделана пристройка; в старой братской трапезе устроена церковь во имя Пр. Марии Египетской; построена кладбищенская церковь. Над двумя одноэтажными каменными корпусами надстроены верхние этажи; вновь построено семь братских корпусов внутри монастыря; каменная ограда с семью башнями, новая великолепная трапезная, библиотека, гостиницы (восемь корпусов с тремя флигелями, для богомольцев разных сословий); два конных двора с братскими калиями, скотный двор, заводы кирпичный и черепичный, мельница близ монастыря³⁴; новое братское кладбище, весь скит, с его церковью и калиями: все это возникло при о. Моисее. Оклады на местных и других иконах, все благолепие ризницы и, вообще, церковной утвари, все это, большей частью, принадлежит заботливости и трудам о. Моисея. Многие, видя его предприимчивость и обширную деятельность, думали, что он располагал большими капиталами, между тем, как он был, по его собственным словам, богат только нищетой, и, прибавим, нескудной верой во всеблагой Промысл Божий. В продолжение всего своего настоятельства, о. архимандрит Моисей терпел недостатки и боролся со скудостью; но, укрепляемый упованием на помощь Божию, он, и не имея в наличности никаких денежных средств, начинал и оканчивал большие постройки. По великой заботливости своей об устроении обители, он до самой смерти своей не выходил из долгов, хотя, по возможности, и старался об уплате их. Мы уже упоминали, что при вступлении о. Моисея на настоятельство, на обители лежал долг в 12000 рублей. Из них о. архимандрит успел уплатить только 5000; но зато, оставил после себя обитель, благоустроенную по всем частям. Вскоре же после его кончины, нашелся благодетель, который, по уважению к памяти о. архимандрита, заплатил, оставшийся после него, монастырский долг.

При о. архимандрите Моисее значительно увеличилось и число братства. В 1825 г. в Оптиной Пустыни братий было 40 человек, и, по недостатку служащих, иногда, приходилось в праздники приглашать к служению диакона из города, или из ближних сел. В 1862 г. Оптинское братство простиралось до 150-ти человек, в том числе, одних иеромонахов было 20.

Но не об одном внешнем устроении обители и численности братий заботился о. архимандрит. Благочиние и продолжительность церковных служб, все внешние и внутренние порядки Оптиной Пустыни, весь теперешний ее духовный строй, все это установилось и утвердилось в настоятельство о. Моисея. Главная же и неоцененная его заслуга состоит в том, что в его настоятельство и при его содействии, старцами иеромонахами Леонидом (Львом) и Макарием в Оптиной Пустыни введено, так называемое, старчество, т. е. подчинение иноков, по учению святых и духоносных отцов, духовному руководству избранных опытных, духовных мужей. Введением старчества, о. Моисей упрочил и на будущие времена внутреннее благоустройство и благосостояние Оптиной Пустыни³⁵.

По кончине о. архимандрита Моисея, в настоятели избран скитский иеромонах, о. Исаакий (Антимонов), который в том же 1862 г., 19 июня, утвержден в строительской должности, 8-го сентября 1864 г. возведен в сан игумена.

Подобясь во многом Песношской обители, которая в свое цветущее время даровала Оптиной Пустыни приснопамятного Авраамия, а также наделила настоятелями и устроила несколько других обителей, и сама Оптина Пустынь, в свою очередь, в настоятельство о. архимандрита Моисея и после него, наделила настоятелями и братией другие обители Калужской епархии, для устроения их по всем частям, и заведения порядка общежительного. Так, в 1837 г., в Калужскую Тихонову Пустынь назначен строителем Оптинский иеромонах Геронтий, который скончался в сане игумена в 1857 г., благоустроив, вверенную ему, обитель. В 1858 г. настоятелем Тихоновой Пустыни назначен Оптинский иеромонах о. Моисей, который и ныне управляет сей обителью в сане архимандрита, а с 1863 г. назначен и благочинным монастырей.

В 1839 г. в Малоярославецкий Николаевский Черноострожский монастырь отпущен с братией на игуменство иеромонах Антоний, бывший начальник скита, родной брат о. архимандрита Моисея. Окончив начатое о. архимандритом Макарием устроение обители, он в 1853 г., отказался по болезни от настоятельской должности и провел остаток дней своих в Оптиной Пустыни. Мирно почил о Господе в ночь на 8-е Августа 1805 г., приняв за несколько месяцев до кончины пострижение в великую схиму; погребен в Крестовоздвиженском приделе Казанской Церкви, рядом с братом своим о. архимандритом Моисеем.

В 1842 г. в Мещовский Георгиевский монастырь назначен строителем Оптинский иеромонах Никодим, с которым отпущено и несколько человек братий; управлял сею обителью 11 лет и много потрудился для ее благоустройства. В 1853 г. он переведен в Малоярославецкий монастырь на место о. игумена Антония. В 1862 г., по прошению своему, в сане архимандрита уволен на покой; а на место его, игуменом Малоярославецкого монастыря определен из Оптиной Пустыни скитоначальник и духовник братский, иеромонах Пафнутий, настоятельствующий и доныне.

В 1867 г. настоятелем Лютикова Троицкого монастыря назначен казначей Боровского Пафнутьева монастыря, иеромонах Макарий, полагавший начало иноческой жизни в Оптиной Пустыни; а в 1869 г. настоятелем Мещовского Георгиевского монастыря назначен Оптинский иеромонах Марк, который доныне правит сею обителью, в сане игумена.

Из питомцев Оптиной Пустыни, некоторые вызваны были Промыслом Божиим на служение св. Церкви и за пределы Калужской епархии.

Скитский иеромонах Ювеналий (Половцев) в 1857 г. назначен членом иерусалимской духовной миссии; согласно прошению его, уволен из оной в 1861 г. и назначен игуменом Глинской Богородицкой Пустыни Курской епархии; в 1862 г. перемещен в настоятеля Коренной Пустыни; в том же году возведен в сан архимандрита; в 1867 г. назначен наместником Александро-Невской Лавры. 1871 г. Июня 26, вследствие прошения, за слабостью здоровья, уволен от должности наместника, с помещением в Козельскую Оптину Пустынь.

Скитский Иеромонах Леонид (Кавелин), в 1857 г. вместе с о. Ювеналием назначен членом иерусалимской духовной миссии, из которой, согласно его прошению, по болезни, уволен обратно в скит Оптиной Пустыни; в 1863 г., по определению Св. Синода, возведен в сан архимандрита и назначен начальником иерусалимской духовной миссии; в 1865 г. определен настоятелем посольской церкви в Константинополе; в I860 г. назначен настоятелем первоклассного ставропигиального Воскресенского монастыря, Нового Иерусалима, Московской епархии, коим управляет и доныне.

Хранимая благодатью Божией, святая обитель Оптина ныне содержит безбедно около 200 человек братии, а по своему внешнему благолепию, внутреннему порядку и строгости жизни справедливо может почесться одним из надежнейших духовных пристанищ нашего времени, для ищущих спасения от бурь житейских.

В заключение, следует упомянуть, что с 1839 г., особенно же, с 1846 и поныне, Оптина Пустынь занимается изданием общеполезных духовных книг и, в особенности, святоотеческих писаний (в славянском и русском переводах).

Первые, потрудившиеся в Оптиной Пустыни над изданием душеполезных сочинений, были, жившие в Оптином Предтечевом скиту, иеросхимонах Иоанн и монах Порфирий Григоров.

Иеросхимонах Иоанн, некогда, по неведению, принадлежавший к сообществу раскольников и, потому, подробно знавший все их заблуждения, по ревности к Православной Церкви, 1839–1849 гг., написал и издал до 6-ти книг в обличение раскольнических мудрований.

Одновременно с иеросхимонахом Иоанном, другой Оптинский инок, о. Порфирий Григоров издал жизнеописания некоторых замечательных духовных лиц: схимонаха Феодора, настоятеля Синаксарской обители Феодора Ушакова, Петра Алексеевича Мичурина, пустынножителя Василиска и других; кроме того, письма Задонского затворника Георгия, имевшие несколько изданий.

После первых изданий иеросхимонаха Иоанна и о. Порфирия Григорова, положивших, так сказать, начало книжным занятиям в Оптиной Пустыни, с 1846 г. начали издаваться, под руководством старца и. Макария, при благом содействии М. Филарета Московского, особенно замечательные труды знаменитого Молдавского старца Паисия Величковского, скончавшегося в 1704 году. Сей блаженный старец, по особенной ревности к духовной жизни, с великим тщанием отыскивал, таившиеся в книгохранилищах Афона, писания святых мужей о внутренней христианской жизни и переводил оные, для назидания братий, управляемых им обителей. Сими же переводами он обогатил и русское иночество, и тем оживил в нем дух древнего подвижничества. Из переведенных им книг, за год до его кончины, напечатана в первый раз в Москве книга «Добротолюбие», а в 1812 г. изданы в Молдавии слова св. Исаака Сирина. Остальные же книги, переведенные Паисием Величковским и исправленные им по греческим подлинникам, более полувека хранились в рукописях, так что, весьма немногие могли ими пользоваться. По особенному устроению Промысла Божия, в Оптиной Пустыни собрались ученики учеников старца Паисия: иеросхимонахи Леонид и Макарий, и, имевшие с учениками старца духовное общение, архимандрит Моисей и игумен Антоний. У них обрелись верные списки переведенных и исправленных Паисием книг, – и эти-то духовные сокровища, Всеблагий Господь помог Оптиной Пустыни издать на общую пользу жаждущих душевного назидания и спасения. В 1845 году напечатано было в журнале «Москвитянин» житие старца Паисия. А в 1846 г. изданы особой книгой житие и писания его. В 1849 г. напечатана книга: «Восторгнутые класы в пищу души», то есть, несколько переводов из св. отцов старца Паисия. С 1852 по 1855 год из его же трудов изданы: Творения Преподобных Варсонофия Великого и Иоанна; «12 слов» пр. Симеона Нового Богослова и житие его; «Оглашения» Пр. Феодора Студита; Пр. Максима Исповедника «Толкование на Отче наш» и слово постническое; Слова Св. Исаака Сирина, и аввы Фалассия главы о любви, воздержании и духовной жизни.

В 1849 г., вместе с переводами старца Паисия, от Оптиной Пустыни издана книга: Пр. Нила Сорского «Предание ученикам своим о жительстве скитском».

В русском переводе изданы Оптиной Пустынью: книга Преподобных Варсонофия и Иоанна, поучения аввы Дорофея (книга эта имела четыре издания), слова Пр. Марка Подвижника. Пр. Орсисия, аввы Исаии, Иоанна Лествичника, Симеона Нового Богослова 12 слов, Феодора Студита, Святого Анастасия Синаита – Беседа на 6-й псалом и Иоанна Дамаскина – Слово о страстях и добродетелях.

Кроме святоотеческих книг, Оптиной Пустынью изданы: «Четыре огласительных слова к монахине» иеромонаха Никифора Феотоки, бывшего впоследствии архиепископом Астраханским; «Сказание о жизни и подвигах Оптинского старца иеросхимонаха Макария», и его же письма в 6-ти томах; жизнеописание Игумена Антония и его же письма к разным лицам; учение Св. Церкви о святых постах и учение о благих делах (заимствованные из «Камня Веры» Митрополита Стефана Яворского) и др.

Всех изданий Оптиной Пустыни с 1839 г. было более пятидесяти.

После первых изданий Оптиной Пустынью святоотеческих писаний, Оптинские старцы, утешаясь изданными на общую пользу сокровищами духовного разума, скрывавшимися в безвестности более полустолетия, прежде всего, памятовали, что книги эти не могли бы никогда появиться на свет, если бы Господь, видимо благоволивший к сему делу, не послал к успешному осуществлению оного покровительство, содействие и способы духовные и вещественные. В этих мыслях, настоятель обители, о. архимандрит Моисей, брат его о. игумен Антоний и старец о. Макарий на общем совете положили, что они ни чем приличнее не могут изъявить свою благодарность просвещенным их пособникам в изданиях, как сделав оные общеизвестными в заведениях, назначенных для образования духовного юношества, в рассадниках будущих пастырей и учителей Церкви, и с этой целью, о. архимандритом Моисеем своевременно были разосланы по экземпляру всех Оптинских изданий в дар во все библиотеки академические и семинарские, многим епархиальным архиереям, ректорам и инспекторам академий и семинарий, в лавры и во все общежительные русские монастыри, и на св. Афонскую гору, во все тамошние русские и болгарские обители³⁶.

Наконец, помянем, что бывшим иеромонахом Оптина скита, Леонидом Кавелиным (нынешним архимандритом Воскресенского монастыря, Нового Иерусалима), кроме первых двух изданий настоящего описания Оптиной Пустыни и скита, составлены исторические описания монастырей: Калужского Лаврентьева, Мещовского Георгиевского, Малоярославецкого Черноострожского, Лихвинского Покровского, Перемышльского Лютикова, Калужской Тихоновой Пустыни, Белевского Крестовоздвиженского Девичьего монастыря, Коренной Рождество-Богородицкой Пустыни и Борисовской Тихвинской Девичей Пустыни (Курской губернии). Описание Борисовской Пустыни издано Императорским Московским Обществом истории и древностей Российских; прочие описания изданы от означенных обителей.