Понятие о секте. Причины и условия происхождения и развития русского сектантства; юг России как наиболее удобное место образования и развития сект. Деление русских сект

«Секта» – слово латиское и в переводе на русский язык значит «правило, метод» – в особенности, философический – учение, школа, секта. Древние римские писатели этим словом обозначали философскую партию или школу, державшуюся отличного от господствовавшего в то время учения, метода и т. п., или партию политическую. В таком смысле приверженцы Антония называются у Цицерона secta Antonii, а Тацит говорит о секте стоиков, секте циников и др. Затем слово «секта» стали применять и к религиозным обществам, отличавшимся в своих верованиях и учении от остальной массы. В таком смысле Плиний младший говорит о «секте христиан», появившейся в его время среди иудеев; в таком же смысле употребляется это слово и в латинской библии (наприм., Деян. 24,5.14). С усилением христианской церкви, слово «секта» стало применяться лишь к тем христианским обществам, которые хотели жить сами по себе, совершенно отдельно от господствующей церкви, и обособлялись от нее в учении или порядке, управлении и дисциплине, т. е. имели характерные признаки ереси и раскола. Сообразно с этим, средневековые католические богословы стали употреблять это слово как термин для обозначения обществ, отделившихся от союза с римско-католической церковью и совершенно исказивших ее вероучение. С таким значением слово «секта» перенесено и к нам южнорусскими богословами, получившими образование в католических школах. В настоящее же время под сектой у нас разумеется такое отделившееся от единства православной русской Церкви, ее учения н обрядов религиозное общество, которое имеет особое, отличное от нее, учение, богослужение и устройство и живет отдельной, самостоятельной жизнью, стараясь осуществить в своей замкнутой среде свои религиозные идеалы.¹

Вопрос о происхождении сектантства давно уже волнует русскую мысль; особенно много говорят и пишут о нем в последнее время, однако к единодушному решению не пришли. Так, одни видят в сектантстве явление заносное и объясняют его иноземным влиянием, другие же считают его явлением самобытным и выводят из условий исключительно внутренних, местных. Одни смотрят на сектантство, как на явление религиозное, другие же – как на социально-политическое; одни признают его явлением светлым, свидетельствующим о прогрессивном движении нашего народа, а другие – болезненным, и сообразно с этим объясняют его происхождение. Более беспристрастные исследователи и писатели согласны, однако, в том, что причины сектантства нужно искать не в условиях быта и обстоятельствах истории, а в области религиозно-нравственной психологии. Поиски же в этой области приводят к тому заключению, что такими причинами служат: гордость и высокомерие, дающие в результате «духовную прелесть», самоволие в вере и самочиние в деле спасения, греховная воля и патологическое состояние сердца человека, как источника чувствования. Гордость как стремление человека стать выше какого бы то ни было стеснения и ограничения и быть абсолютно свободным деятелем в мире приводит в результате к теоретическому устранению Бога и поставлению на Его места человека, т.е. к самообожанию, а на дальнейшей ступени – к пантеизму. Гордый, самообольщенный в своем божестве человек считает излишним в деле спасения какие бы то ни было посредства – у него есть свои средства спасения: свою плоть он может обуздать радениями, оскоплением, постом, веригами и, восходя от совершенства к совершенству, достигнуть сам собой безгрешности и святости. Отсюда естественно, что церковь, которая будто бы порабощает человека и полагает границы его свободной воле, не нужна, таинства – тоже, потому что Дух Святый всегда прибывает в нем; иерархия – излишня, потому что каждый сам священник, царь и пророк; не нужны святые храмы, иконы, кресты, посты и уставы церковные, не нужно и Святое Предание, а Святое Писание если и нужно, то толковать его может каждый по своему личному разумению. Освобождая себя таким образом от всяких стеснений в деле веры и спасения, самообольщенный, гордый от сознания своих необычайных достоинств, человек впадает в состояние духовной прелести и то считает себя святым, безгрешным, о чем объявляет даже публично, то признает в себе пророческое и даже божеское достоинство, не стесняясь в то же время творить разные мерзости.² Все это – такие черты, которые ясно показывают, что сектантство – явление болезненное, патологическое, одностороннее, а все секты – не что иное как глубоко греховные, патологические, болезненные проявления ложно направленного религиозно-нравственного самосознания человека.³

Имея корни в области религиозно-нравственной психологии, русское сектантство стоит, в то же время, в тесной связи с общим движением исторической жизни русского народа; поэтому как появление, так и развитие его немало зависели от некоторых исторических условий. Важнейшими из этих условий были следующие: а) распространение в русском обществе XVII-XIX вв. иноземных влияний, б) религиозное неведение многих русских людей и в) недовольство многих состоянием православной русской Церкви и общегосударственной жизни.

а) Распространение в русском обществе XVII-XIX вв. иноземных влияний. До XVII в. в России господствовало влияние греческое или византийское; оно было принесено и приводилось Церковью и направлялось к религиозно-нравственным целям. С Западной же Европой Россия хотя имела общение (вступала с ней в торговые и дипломатические отношения, вызывала ее художников, мастеров, врачей и военных людей), но держала себя по отношению к ней довольно далеко, а в делах веры даже «твердо и опасливо», стараясь, по возможноси, не допускать иноземцев в свою среду, не учиться у них, не подражать их обычаям, одежде и т.п. Однако путем войн и разного рода сношений для русских все более и более раскрывалась недостаточность собственных материальных и духонных средств и отсталость, во многих отношениях, сравнительно с Западной Европой, так что невольно являлось сознание необходимости поучиться у нее, позаимствовать не только житейские удобства, но и взгляды, понятия, обычаи и т. п.. Таким образом началось влияние западное. Это влияние постепенно проникало во все сферы жизни, изменяя понятия и отношения, внося новые идеи, требования, новые области знания, переделывая костюмы, нравы, обычаи, верования. Сначала все эго проникало к нам через Польшу и Литву, а потом – и непосредственно. Иноземцы, раньше являвшиеся к нам единицами, теперь явились в таком количестве, что к концу XVII в. на восточной окраине Москвы образовали целую немецкую слободу, скоро разросшуюся в значительный городок.⁴ Живя бок о бок с русскими и постоянно сталкиваясь с ними, иноземны, как более образованные и развитые, невольно оказывали на них влияние, знакомили со своими взглядами, верованиями, а также и новыми западными идеями рационалистического и мистического характера. В конце XVII в. в Москве появились даже два проповедника мистицизма: прибывший из Силезии фанатик Кульман и проживавший в Москве немецкий купец Нордерман. За свою проповедь оба они были сожжены в 1689 г., но мысли их стали распространяться не только в Москве, но и по всей России.

В XVII в. влияние иноземцев на русское общество не проявлялось, однако, сколько-нибудь заметно; за то в XVIII в., особенно с воцарением Петра I, благоволившего ко всему иноземному, оно обнаружилось со всею силою: в это время иноземцы нисколько не стеснялись распространять среди русских даже вольнодумные мысли и находили себе последователей. Одним из таких последователей был московский лекарь Дмитрий Евдокимов-Дерюжкин, по прозванию Тверитинов, человек выдающихся способностей, наблюдательный, начитанный и очень образованный для своего времени, но «дерзкий на язык».⁵ Изучая медицину у немцев, он знакомился и с их религиозными взглядами, читал лютеранские катехизисы и латинскую библию и мало-помалу заинтересовался религиозными вопросами. Но ни православие, ни протестантство не удовлетворяли Тверитинова, и он составил свою «новую догму», в которую наряду с заимствованиями от иноземцев внес немало «от своего вымысла». Так, он отвергал Св. Предание и православное учение о церкви, говоря о себе: «я сам – церковь»; не признавал епархии, отрицал в таинстве причастия пресуществление хлеба и вина в тело и кровь Христовы, почитание святых икон, мощей и креста, учение о блаженстве душ св. людей до всеобщего суда, молитвы за умерших, посты, монашество и все церковные чины и обряды.⁶ В подтверждение своего учения Тверитинов постоянно ссылался на Св. Писание, но обращался с ним довольно свободно: опускал в приводимых текстах слова, изменял порядок следования стихов, соединял в один различные тексты и т. п.. Мысли свои он открыто высказывал всем, с кем сталкивался, говоря: «ныне у нас, на Москве, слава Богу, повольно всякому – кто какую веру изберет, такую и верует».⁷ Над обрядоверием современников прямо смеялся.⁸ У себя в доме вместо икон держал картину, на которой золотыми буквами были написаны две заповеди Моисеевы. Часто нарочито заводил споры о вере со знающими людьми: протестантами, монахами, учеными и простецами. Переспорить его не удавалось никому; напротив, многие повреждались от его умствований. Мало-помалу вокруг Тверитинова образовался кружок последователей, из которых особенно ярыми были: бывший ученик славяно-греко-латинской академии Максимов, «фискаль» Михаил Босой, «цылюрик» Фома Иванов и некоторые др. Слухи о новой догме все более и более расходились по Москве и интересовали многих. Дошли они и до духовного начальства во главе с местоблюстителем патриаршего престола митрополитом Стефаном Яворским. В 1713 г. началось дело о еретиках; тянулось оно долго, рассматривалось даже в Сенате и кончилось лишь в декабре 1717 г. отсылкою «еретиков» к архиереям.⁹ В 1723 г. Тверитннов публично отрекся от своего учения, но оно пустило уже корни и продолжало распространяться. Следы его можно найти у некоторых современных сектантов; не без влияния его возникла молоканская секта.¹⁰

Чтобы парализовать силу учения Тверитинова, митрополит Стефан Яворский написал сочинение «Камень Веры»; но при Петре I оно не было дозволено к напечатанию как оскорбительное будто бы для иностранцев и напечатано лишь в 1728 г., однако в царствование Анны Иоановны, когда у власти стояли немцы, опять было запрещено. Вообще в первой половине XVIII в. было очень заметно немецкое влияние.

Во второй половиве XVIII в. немецкое влияние сменилось французским. В это время западно-европейская интеллигенция, а за ней и наша, увлекались так называемой французской философией, которая или совсем отвергала христианство, проповедуя деизм и атеизм, пли признавала за ним только политическое и нравственное значение, отрицала всякую веру в чудеса, откровение, в божественность Иисуса Христа и т. д. Поэтому неудивительно, что в русском обществе стало распространяться вольнодумство. Больше всего им было заражено дворянство и высший свет Петербурга, а отсюда оно проникло и в низшие классы.¹¹

Не прекратилось иноземное влияние и в XIX в. Расселившиеся по разным местам, особенно на юге России, немцы-колонисты усердно сеяли семена лжеучений и, как люди зажиточные и влиятельные, имели немалый успех среди простого народа. Приезжали в Россию некоторые иностранцы с нарочитой целью религиозной пропаганды и действовали так же успешно как среди интеллигенции, так и простого народа. В настоящее время заграницей имеются целые общества, который руководят нашими сектантскими общинами, подготовляют проповедников-миссионеров и присылают в Poccию книги, брошюры и листки сектантского направления в громадном количестве.

б) Религиозное неведение многих русских людей. Несмотря на свою религиозность, многие из православных русских людей, особенно из простонародья, издавна отличаются крайним невежеством в религиозных вопросах; почти незнакомы со Св. Писанием, мало читают его и мало понимают.¹² В их вере множество неправых мнений, суеверий и т. п. Не имея правильных, точных понятий о вере, эти pyccкие люди не в силах, конечно, самостоятельно разобраться в религиозных вопросах: между тем, им сильно хочется уяснить себе истину в деле веры и нравственности. Поэтому более вдумчивые из них в поисках этой истины нередко заходили «на путь ложных мечтаний и в дебри разных лжеучений». Другие, увлекшись мнимыми подвижниками. лжепророкама и учителями какой-нибудь новой веры, в которой как будто есть ответы на запросы их души, шли за новоявленными учителями.¹³

в) Недовольство многих состоянием православной русской Церкви и общегосударственной жизни. В жизни православной русской Церкви существовало и существует немало разного рода недостатков, которые всегда вызывают недовольство в среде православных. Так, небрежное, чисто формальное отправление богослужений и разных треб, отсутствие учительства, нетрезвая жизнь, вымогательство за требы вызывали недовольство духовенством со стороны пасомых, возбуждали недоверие к нему и делали более восприимчивыми к проповеди лжеучителей¹⁴. Многочисленные недостатки, допускаемые православными в религиозной и нравственной жизни, и равнодушное, иногда даже презрительное, отношение высших классов русского общества к уставам и обрядам православной Церкви немало влияли на охлаждение к вере православной¹⁵ и вызывали недовольство самой Церковью, которая будто бы не принимает никаких мер к устранению этих недостатков. Наконец, нестроения в жизни государственной, напр., притеснение слабых сильными, бедных богатыми, злоупотребления властей, пьянство, разврат, самосуд среди простого народа, проникновение в его среду идей социалистических и т. п. возбуждали сильное недовольство против существующих в государстве порядков. Такое недовольство, развитое среди многих русских людей, немало содействовало как появлению, так, в особенности, развитию сект.

Наиболее удобным местом для образования и распространения сект был юг России, в особенности, его окраины: Украина c крепостью Азовом и Новороссия. В Украину бежали дворяне, покидавшие царскую службу, священники и монахи, недовольные церковной властью, крестьяне, нежелавшие служить помещикам, беглые солдаты и т. п. лица, почему-либо недовольные властями. В Азовскую крепость ссылались разного рода преступники. Новороссия же была предоставлена всем желающим в ней поселиться. Весь этотъ люд представлял собой весьма благоприятную почву для сектантства. А разные нестроения и беспорядки в церковной и общественной жизни, обычные на окраинах, вдали от властей, еще более способствовали его развитию. Поэтому уже в XVII – XVIII вв. здесь появился целый ряд сект, а в XIX в. весь юг России был охвачен сектантским движением.

Отделившись oт православной русской Церкви, сектанты, в силу общего исторического закона, не остановились на этом, а, в свою очередь, стали делиться между собой и распались на множество сект, а секты – на частные толки. Все наши секты обыкновенно делятся на мистические и рационалистические. Tе секты, которые признают начало внутреннего озарения и откровения, верят в непосредственное, таинственное единение человека с Богом через воплощение в нем Божества, допуская полное их отождествление, и в учении о нравственности держатся дуалистических воззрений, называются мистическими, а по своей скрытности – тайными. Tе же секты, которые единственным источником вероучения признают Св. Писание, но в толковании его допускают полную свободу, руководствуясь исключительно личным пониманием, и ставят человеческий разум в деле веры выше авторитета Церкви, не придают должного значения церковной внешности и тайнодействиям, отвергают иерархию, почитание св. икон, мощей, крестное знамение, посты и т. д., называются рационалистическими. К первым относятся: хлыстовщина, скопчество, новый израиль, киселевщина, новохлыстовщина и некоторые др., а ко вторым – духоборчество, молоканство, иеговизм, штундизм, пашковщина, адвентизм, толстовщина и др. Но деление это нельзя назвать вполне точным, потому что большая часть так называемых рационалистических сект заключает в себе очень много элементов мистических, и наоборот – в мистических сектах немало элементов рационалистических¹⁶, причем в некоторых сектах те и другие крайне смешаны. Ввиду этого, если и можно оставить такое деление, то лишь потому, что в одннх сектах преобладают мистические элементы, а в других – рационалистические.¹⁷