Книга четвертая

Нахожу теперь последовательным приступить к речи о мученичестве, а также о совершенстве и совершенных. По поводу двух этих тем будет изложено и все то, что имеет связь с ними. Тут нам, безотносительно к полу человека, мужескому ли то будет или женскому, первее всего придется решить философский вопрос, кто раб и кто свободен. Затем, пополнивши прежние наши рассуждения о вере ⁴⁷⁰ и обсудивши о том вопрос, как прийти к ней, мы тут же войдем в рассуждение о символах; а после слова о нравах, мимоходом бросив о них несколько заключений, покажем вкратце, какую помощь оказала Эллинам варварская философия. По преднесении вниманию читателя очерка сего предмета, мы на некоторое время остановимся на местах Писания в опровержение разом как Эллинов так и Иудеев. Далее войдем мы в некоторые подробности, кои в предисловии обещали изложить в одном из очерков, но какого обещания своего не могли исполнить, будучи подавлены обилием материала и оные оставив для сего. По изложении, насколько это возможно будет, всех сих предметов, мы войдем в разбор и натуралистических принципов, насколько память о них сохранилась у Эллинов и варваров, чтобы потом перейти к обсуждению и главнейших учений философских. За сим, после беглого взгляда на богословие, нам естественно будет изложить предания и пророческие. По утверждении после сего достоверности Писания, в которое мы уверовали, и показании Божественного его авторитета, мы шаг за шагом в состоянии будем следить еретические учения, противопоставляя им учение об едином Боге и Господе Вседержителе, столь искренно возвещаемых в законе, писаниях пророческих и в благодатном Евангелии. Тут писателя естественно ожидают частые столкновения с приверженцами мнений противоположных; но намерение его все гнусности сектантов чрез занесение их в этот литературный памятник побороть и чрез изобличение ссылками на Писание изобретателей оных вопреки собственной их воле убеждать в ином. Наша задача таким образом будет исполнена во всей ее целости, как скоро своими разъяснениями, в меру внушения оных нам Духом Святым, – о чем считаем за необходимое предуведомить читателя ранее изложения самой истины, – удовлетворим настоятельнейшей потребности времени. После сего мы перейдем к изложению истинно-гностического воззрения на природу и посвятим читателя в тайны сначала меньшей важности, чтобы затем привести его к воспринятию тайн и важнейших ⁴⁷¹. Так, по разъяснении и формулировании предварительных принципов, согласное с Божественным разумом истолкование вещей святых уже ничем не будет затрудняемо. Ho это установление взгляда на природу видимую, или лучше сказать посвящение себя в тайну бытия вселенной, чрез ознакомление с преданием истинно-гностическим и чрез теорию космогоническую, возведет нас к познанию и Бога. Вот почему исходным пунктом нашего взгляда на природу есть взгляд на нее как на сотворенную, что установлено и пророками. Мимоходом мы припомним при сем теории и иномыслящих для изобличения, насколько это окажется возможным, их несостоятельности. И все же весь этот план может быть выполнен при содействии лишь милости Божией и в меру наития на нас Божественного.

Теперь обратимся посему к нашему предмету и первее всего окончим то, что нам осталось сказать о морали.

Этим «Воспоминаниям» нашим, как о сем уже не раз мы говорили, из-за читателей не очень-то рассудительных и многознающих, дан вид узорчатых ковров, или с пестрыми видами шпалер. В них постоянно мы переходим с одного предмета на другой, говоря о том, а давая говоримым другое. «Рудокоп, – говорит Гераклит, – ища золота в земле, перерывает массу ее, а находит малость». Читатель же сих наших «Записок», если он представляет собою так сказать истинное злато земли, и если он извлекать будет из сего творения нашего лишь то, что на него самого походит, и не особенно роясь в сем творении нашем, найдет здесь и в малом немало: встретит же ведь эта книга хоть одного читателя, который поймет ее. Сии наши «Строматы» в руках человека разумного суть лекарство для памяти его и средство, способствующее открытию истины. Ho они не делают для читателя излишней обязанности и самостоятельного отношения к делу и не будут в обиде на него, если он присоединит к ним и свои личные рассуждения. Путешественнику разумному, если он зайдет на дорогу незнакомую, достаточно лишь указать путь истинный, чтоб он достиг цели путешествия; делом уже его самого бывает идти без провожатого и на основании своих собственных соображений догадываться, где он и где цель его пути. Спрашивал раз у Дельфийской жрицы один раб совета: «Как бы это ему понравиться своему господину»? Пифия отвечала: «Думай и откроешь». И все же мне кажется, что открытие сокрытого прекрасного не может даваться без затраты сил и труда. «Добродетель только потом берется» ⁴⁷².

...Длинна и крута стезя к ней

И очень трудна сначала. Ho когда восходят на вершину,

Она представляется столь же легкою, как неудобной казалась сначала.

Да, действительно тесен и узок путь Господень Мф. 7:14) и лишь употребляющими усилие ⁴⁷³ восхищается царство небесное (Мф. 11:12). Вот почему Господь и говорит нам: Ищите и найдете (Mф. 7:7), найдете, если будете держаться пути царского и никогда с него если не будете уклоняться на пути сторонние.

Пусть никому однако же не кажется странным, что это сочинение наше похоже на поле с растущими на нем разных сортов цветами и травами. Растение, по словам Писания, хотя и мало пространства занимает собой, а содержит в себе множество плодотворных семян (Иов. 5:25). Следовательно если наши сии «Записки» называются «Строматами» (т.е. пестрыми лугами), то наименование сие их содержанию вполне приличествует, потому что действительно в них речь идет о разных предметах. По свидетельству Софокла, в древние жертвы

Входило и руно овцы, и вино,

И хорошо сохранившиеся виноградные кисти,

И разного рода плоды,

И оливковое масло в сосудах,

И самолучший мед,

И восковые медовые соты, искусное дело пчелы.

Подобно сему и в наших сих «Строматах», – воспользуемся сравнением, которое комик Тимоклей вложил в уста своему садовнику, – «как бы на плодородном некоем поле произрастают и винные ягоды и масличные деревья и дикие смоквы и мед несут пчелы». Эта-то плодовитость поля заставляет хозяина сказать:

Конечно не о поле обработанном ты это говоришь,

а про ветвь оливкового дерева, стоящую пред храмом.

У Афинских детей и действительно был обычай петь пред храмом такого содержания стихи:

Одна и та же ветвь оливы приносит и маслины,  и винные ягоды, и питательный хлеб,

И мед в наши блюда, и масло, чтобы смягчать кожу на наших членах ⁴⁷⁴.

Подобно веяльщику, отделяющему зерно от мякины, посему и в сих наших «Записках» следует чаще пропускать пшеницу сквозь решето и очищать ее от сора.

Большинство людей по непостоянству и безосновательности действий походит на изменчивость погоды. Слушайте. «Неверие есть мать всех благ, а вера – мать всех зол». Так говорит Епихарм. «Помни, что верить не следует», – говорит он; «это – нерв (проводник, посредник) разумности». Так. Ho неверие в истину смертью сопровождается, равно как вера в истину жизни равна. И наоборот верить в ложь, а истину отвергать, это значит копать под своими ногами яму, чтобы в ней сгинуть. То же самое следует сказать о воздержании и невоздержности: одно есть дело жизни; другая ведет к смерти. Воздерживаться от дел добрых равносильно бездельничеству; воздерживаться же от всякого рода неправд, это – начало спасения. И мне кажется, что субботою косвенно заповедуется воздержность, так как ею рекомендуется укрощение в себе склонностей ко всему злому. Иначе чем человек и отличался бы от животных? С другой стороны в чем Ангелы Божии были бы мудрее человека? Немногим Ты умалил его пред Ангелами, восклицает царственный пророк (Пс. 8:6). Действительно, никто не относит сего изречения Писания к Господу, хотя он также облечен был плотию. Лучше сказать имеет отношение это выражение Писания к совершенному мудрецу (гностику), лишь малым чем умаленному пред Ангелами, т.е. лишь временностью этой земной жизни и облечением в плотяную сию одежду (2Кор. 5:2,3). Посему под мудростью я не иное что могу разуметь как знание же. Потому что жизнь (бесплотных) от жизни (нашей) в сущности конечно не может быть отличной. Для природы смертной, т.е. человека, равно как и для всех других существ, вместе с ними одинаково возвышенных до бессмертия, жить это значит созерцать и во всем наблюдать умеренность и воздержность. (т.e. духовность) жизни, хотя степенью coвершенства и те и другие существа и могут превосходить друг друга ⁴⁷⁵. Именно в этом высоком смысле Пифагор посему говорит: «Только один Бог премудр». И Апостол в послании к Римлянам пишет: Открыта тайна сия всем народам, чтобы они повиновались вере и чрез Христа Иисуса познали единого премудрого Бога (Рим. 16:19). Из-за любви, которая соединяла Пифагора с мудростью (Богом), он назвал себя не мудрецом, а лишь любителем мудрости (Бога). И с Моисеем, по свидетельству Писания, Бог говорил как друг говорит co своим другом (Исх. 33:11; срав. Числ. 12:8; Втор. 34:10). Истина свойственна существу Божию с такой непосредственностью, что оно собою порождает истину; поэтому-то гностик и любит ее; (любовь к ней равнозначительна у него любви к Богу).

Пойди, ленивец, к муравью и поучись у пчелы (Притч. 6:6,8), говорит Соломон. Чему поучись? Тому, что каждому из живых существ свойственно свое особое назначение. Иное назначение жизни вола, иное жизни лошади, иное – пса. Значит свое особенное призвание имеет и человек. И какое же это? Человек, по моему пониманию, представляет собою нечто в роде мифического Центавра, почитавшегося в Фессалии. Он составлен с одной стороны из тех же элементов как и животные; с другой стороны есть в нем начало еще духовное; я хочу сказать: человек состоит из души и тела. Тело занято землею и гнется к земле; душа же стремится к Богу. Просвещена будучи мудростию (философией) истинною, она устремляется горе к родственным с нею небожителям; она всеми своими силами работает над освобождением себя от пожеланий тела, между прочим и от трудов и страхов, хотя, – как мы показали выше, – терпение и страх и необходимы для утверждения в добродетели.

To правда, конечно, что законом познается грех (Рим. 3:20), как это утверждают и хулители закона, хотя и  до закона грех был в мире (Рим. 5:13); но без закона, ответим им, грех был мертв (Рим. 7:6). Потому что если, исторгая из себя грех – причину страха – мы, состоя в законе, не освобождались от страха, то тем паче наказание значит мы от себя удаляем, как скоро иссякает источник бурного пожелания. Закон не для праведника положен, говорит Писание (1Тим. 1:9). Полны глубокой правды посему и слова Гераклита: «Люди никогда не имели бы и понятия о справедливости, если бы не знали преступлений». И по мнению Сократа «Законы не для добродетельных постановляются».

Хулители закона далее не постигли смысла и сих слов Апостола: Любящий ближнего (Рим. 5:8) зла не делает ему (Рим. 5:10). И действительно сии Божественные заповеди: He убий, не прелюбодействуй, не крадь (Лев. 19:18) и другие содержатся все уже в одной этой: Люби ближнего твоего как самого себя (Рим. 13:9). Вот почему и Господь наш говорит: Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и ближнего твоего как самого себя (Лк. 10:27; Мф. 12:37, 39). Ho так как человек любящий своего ближнего ничего дурного ему причинить не может, и так как сущность всех заповедей содержится в одном этом сокращенном слове: Любите ваших ближних, то из этого следует, что заповеди, коими имеется в виду пробудить страх, порождать собой должны любовь, а не ненависть. Закон, мать страха, следовательно не может в душе порождать ни смущения, ни печали. Закон свят и в высшей степени духовен, по Апостолу (Рим. 7:12, 14).

Итак, как скоро мы знаем природу тела и души сущность, то можно бы, как мне кажется, и то понять, что за участь ожидает тело и что за участь предстоит душе; следовало бы кажется после сего на смерть смотреть уже не как на зло. Ибо когда вы были рабами греха, говорит Апостол, тогда вы пользовались ложной свободой в отношении праведности. Какая же польза была вам от этой беспорядочной жизни, которой теперь сами стыдитесь? Конец ее смерть. Теперь же, когда вы освободились от греха и стали рабами Богу, плод ваш есть святость, а конец жизнь вечная. Ибо возмездие, за грех смерть, а дар Божий жизнь вечная во Христе Иисусе, Господе нашем (Рим. 6:20–23). После сего можно бы кажется понять, что жизнь души грешной, когда она еще соединена с телом, есть смерть для нее; действительной же для нее жизнью был бы лишь разрыв связей co грехом. Ho при этом постепенном отрешении от греха то и дело мы натыкаемся на пожелания как бы на тыны какие и канавы; затрудняется это очищение себя от греха еще вихрями гнева и других страстей; необходимо нам бывает при сем обходить пропасти плотских удовольствий. Приходится преодолевать их решительностью духа, избегать расставленных против вас сетей; и только при соблюдении сих условий возможно достигать созерцания Бога лицом к лицу, а не в зеркале только (1Кор. 13–12).

Половину силы отнимает всеназирающий Зевс у человека,

Которому приходится быть в рабстве у других.

(Одис. XVII, 322).

В состоянии же рабском находятся все работающие греху (Рим. 6:17, 20; 3:9), ему проданные (Рим. 7:14). Рабами греха Писание называет всех, кто занят доставлением себе лишь чувственных удовольствий, – всех занятых лишь своим телом. С точки зрения Писания эти несчастные походят более на животных (Пс. 48:12, 20), на разгоряченных лошадей, ржущих на жену ближнего (Иер. 5:8 и д.); они скорее скоты, чем люди. На символическом языке Писания плотоугодник есть похотливый осел (Иов. 11:12; 24:5); хищник чужого добра ⁴⁷⁶ есть хищный волк (Быт. 49:27; Иез. 22:27); клеветник – змея (Быт. 49:17 и др. места, где диавол называется змеем). Поэтому-то постепенное духовное отрешение души от тела, которым философ занят в течение всей своей жизни ⁴⁷⁷, пробуждает на дне его сердца искреннее стремление к познанию, дабы тем бодрее и спокойнее перенести ему и естественную смерть, которая есть разрыв уз, соединяющих душу с телом. Для меня мир распят и я для мира, говорит Апостол (Гал. 6:14). Хотя еще и плотию я облечен, но так уже живу, как если бы на небе был (Фил. 3:20), говорит он же.

Вот почему так называемый гностик (мудрец) весьма послушен; вот почему он даже и тело свое, сии бренные останки своей личности, охотно отдает тому, кто от него сей жертвы требует. Очистивши плоть свою от всех греховных склонностей, он не с ругательствами обращается к совратителю, а скорее, как нам кажется, со словами вразумления и обличения за бесчинство.

Сколь бы ни был он богат,

на какой бы высоте благоденствия он ни стоял,

нисходя с нее, как говорит Эмпедокл, он расстается со своим счастием без сожаления и возвращаясь в среду остальных людей занимает здесь указываемое ему место без ропота. Первее всего он свидетельствуется пред самим собою, что Богу искренно верен; во-вторых он свидетельствует против совратителя, доказывая ему, что совершенно напрасно он возмущается твердостью и неизменностью его любви к Богу; в-третьих и наконец он свидетельствуется пред Господом, что присуща Его учению особая Божественная сила убедительности, так что даже страх смерти не может понудить его к вероотступничеству. Но и учения истинность он подтверждает самым делом, открывая пред всеми всемогущество Бога, к которому стремится. Кто не удивится красноречивости сей проповеди ο любви со стороны столь благородного атлета? Кто чудным не найдет это чувство благодарности, с каким он стремится к соединению с душами ему родственными? Каким стыдом чрез пролитие своей драгоценной крови покрывает он неверующих! Будучи удерживаем от отступничества благотворным страхом заповеди, он отказывается отречься от Христа и чрез то свидетельствует ο присущем ему страхе Божием. И обратите на это внимание ваше особенное! Своей веры он не продает. Он поступает так, как поступает, не ожиданием водясь получить приготовленный ему венок; он оставляет эту жизнь единственно из любви к Богу, с радостью в сердце, с благодарением на устах как к Тому, который пробудил в нем этот голос, зовущий его из сего мира, так и по отношению к тому, кто злоумышленно посягнул на дни сей его жизни. Он благодарит их за доставление ему того, чего сам он никогда не добивался. Он благодарит их за доставление ему столь удобного случая явить себя миру и пред Богом таким, каким он есть: пред своим мучителем заявить энергию своего терпения; пред Богом искренность своей к Нему любви. О полнота милосердия Божественного! Оно еще ранее возрождения мученика (в водах крещения), чрез любовь возженную в его сердце, уже предопределило его в достояние Себе, с любовию призирало на его преданность и на принесение им себя на заклание. Вникните также и в полнейшее его доверие к Господу. С какими мужеством и радостностью он стремится на соединение с Ним, с Ним которого он любит, за Кого он добровольно жертвует своим телом, а кроме того и своей жизнью, как думают его земные судьи! Но этой он не теряет, напротив приобретает ее, слыша от Христа, за сходство взаимных их страданий, приветствие такими лестными словами «О брат мой возлюбленный», как выразился бы поэт.

Да, мы считаем мученичество «совершенством». Не бессодержательное понятие черни связываем мы с этим словом, видящей в мученичестве лишь известного рода конец жизни, нет; мы видим в мученичестве заявление совершеннейшей любви к Богу.

Древние Эллины в торжественных песнях прославляли смерть павших на поле битвы ⁴⁷⁸. Но это они вовсе не для того делали, чтобы рекомендовать кому-либо смерть насильственную, нет. Почтением, какое было воздаваемо павшим на войне, они свидетельствовали то лишь,, что храбрый, умирая на войне, отходил из сей жизни не испытывая страха пред смертью. Он отрешается от тела раньше, чем душа могла быть обнята смущением и впасть в состояние бесчувственности бессознательности, как это бывает с людьми, умирающими от болезней, ибо они отходят из сей жизни трусливо и снедаемые желанием еще пожить. Так происходит, что душа людей, умирающих от болезней, если только они не были людьми отменно добродетельными, вместо того, чтобы освобождаться из смертной сей темницы чистою, отходит из тела окруженная целым роем пожеланий, виснущих на ней подобно свинцовым гирям ⁴⁷⁹.

Есть впрочем и из падающих на полях бранных умирающие с пожеланиями и со всеми теми пристрастиями, которые они обнаружили бы, если б чахли и гасли и от какой-либо болезни.

Итак, мученичество состоит в исповедании Бога, а если так, то и каждая душа, устрояющая свою жизнь согласно с познанием ο Боге и исполняющая Его заповеди, есть уже исповедница, исповедница делом и словом. Не все ли равно так или иначе освободиться из темницы сего тела? Вместо пролития крови она свидетельствует ο своей вере всей своей жизнью и исповедует Бога в минуты даже смерти. Не говорит ли Господь в Евангелии: Кто оставит отца или мать или братьев и проч. ради Евангелия и имени Моего, тот блажен (Мф. 19:29, 30). He о каком-либо простом мученичестве и в обыкновенном смысле этого слова Господь говорит здесь, а ο мученичестве и исповедничестве, истекающих из познания, об исповедании Господа жизнью чрез устроение ее из любви к Нему по принципам Евангелия. Ибо двумя этими словами: «знание Моего Имени» и «разумение Моего евангелия» обозначается более чем суетное и бесплодное выкликанье имени и дела Христова, а указывается на необходимость истинного познания, проведенного в жизнь; и такое познание будет действительно исповедничеством, сопровождающимся не только оставлением земного семейства, но и всех благ внешних, оставлением всех страстей и всех пожеланий. Словом мать, которую приходится оставлять ради Христа и Его евангелия, обозначено аллегорически отечество и родная страна. Под словом же – отец Писание разумеет порядок частной жизни, над которыми праведник с благодарением и великодушно должен возвышаться, чтобы стать угодным Богу и занять место в святилище (царства Божия) на десной стороне (достигнуть высшей степени славы), чего добивались и Апостолы ⁴⁸⁰.

Уже и Гераклит говорил: «Себя принесших в жертву Марсу и боги чествуют и люди». Платон в 5-й книге своего творения «О государстве» пишет: «Тем между сражающимися и умирающими на войне, которые падают со славой, не первое ли место мы предоставим среди золотых людей поколения? Без сомнения это отличнейшие из всех людей» ⁴⁸¹. Золотыми людьми известного поколения состоят потомки богов, потом населяющие небо, неподвижущую сферу и принимающие наибольшее участие в управлении судьбами людей.

Из еретиков же некоторые, недостаточно ясно понимая Господа, питают нечестивую и трусливую привязанность к сей жизни и утверждают, что истинным исповедничеством состоит уже и познание Бога ⁴⁸². Дело это, конечно, хорошее, но когда они называют посягателем на свою личность и самоубийцей всякого христианина, который своей смертью прославил бы Бога, то в этом мы видим уже нечестие. Подтверждают они свое мнение софизмами, внушаемыми им трусостью. Они несогласны с нами в самых принципах касательно сего и мы опровергнем их, когда настанет минута для того.

Есть и другого рода люди, не имеющие ничего общего с нами кроме имени, на деле же христианами не состоящие. Они уже преднамеренно ищут смерти, бегут навстречу палачу и отдают себя на смерть, делая это из ненависти к Творцу. Несчастные! Что это у них за дикое желание поскорее расстаться с жизнью! Относительно этих самоубийц мы провозглашаем: Смерть их не есть мученичество, хотя они и бывают казнимы по приговорам власти государственной. На них нет ореола мученичества за веру. Они не ведают истинного Бога и смерть их напрасна. Подобным образом индийские гимнософисты совершенно без смысла бросаются в пламя. Этим лжегностикам, нечестие свое изливающим на свое собственное тело, мы объявляем прямо, что гармония и целость телесных органов напротив весьма много способствуют развитию счастливых способностей нашей души. Вот почему Платон, которого еретики не боятся призывать во свидетели якобы враждебности его произрождению, в 3-й книге своего творения «О государстве» пишет: «Для установления гармонии между телом и душой следует особенно заботиться ο теле», под условием облечения которым только и может жить и честно действовать славный провозвеститель истины. Только при сохранении жизни и здоровья мы можем восходить на высшие ступени познания. Тот же, кому, при отсутствии этих первых условий успеха, не дано подниматься до этой высоты, ни всего того кто не в состоянии делать, что направляет его на путь к познанию, тот не тем ли паче дорожить должен благосостоянием тела? Только живя мы можем утверждать благосостояние жизни; и лишь под сей телесной оболочкой привыкши к благоприличию жизни мы перейдем в состояние бессмертия.

Удивления достойны Стоики со своим учением, что телесные недуги нисколько не влияют на душу; ни болезни де не располагают ее к порокам, ни здоровье и добродетели; состояние тела и настроение душевное не имеют де между собой никакой связи.

По-видимому и так. В лице напр. Иова, из богатства низведенного в нищету, из известности в безвестность, из красоты в уродство, из здоровья в болезнь, не представлен ли нам блистательный и превосходный пример веры и душевной крепости, так как он низлагает искусителя, Создателя благословляет и переносит унижение так же, как переносил и славу? Удивительный пример того, как истинный мудрец (гностик) и среди всех превратностей жизни остается добродетели верен! А что добрые примеры древних праведников поставлены пред нами в качестве как бы картин, которыми мы должны возбуждаться к преобразованию нашей жизни, это объясняет нам и Апостол. Так он пишет, что цепи eго сделались известны в претории и остальным всем во славу Христа Иисуса; и что большая част братьев, ободренные его цепями, начали с большею смелостию безбоязненно возвещать слово Божие (Фил. 1:13, 14). Апостол имел все причины сказать это, так как и мученики представляют собою примеры святого переворота, в них произведенного Христовым учением, который они и засвидетельствовали славно. Да и  все, что было писано, говорит Писание, все то написано нам в наставление, чтобы мы чрез терпение и утешения, примеры которых предносит нам Писание, сохраняла надежду (Рим. 15:4).

На деле оказывается однако же иначе. Душа, при поражении ее какой-либо скорбью, как будто никнет, низится пред ней и полагает великую важность в том, чтобы освободиться от налегшей на нее тяжести. Несомненно, что во все продолжение этого кризиса ο предметах познания она не заботится, но нерадит и ο других добродетелях. Мы не то хотим сказать сим, что самая добродетель в ней терпит что-либо; добродетель не может хворать. Но человек, которому свойственно и добродетельным быть и болезни испытывать, острыми болями недуга бывает обеспокоиваем и подавляем. Если он еще не выработал в себе душевной твердости, которая могла бы его поддерживать; если он еще не воспитал в себе того великодушия, которое себя ставит выше несчастия, то он бывает выводим из состояния спокойного. Не в силах будучи сопротивляться приражению несчастия, он дезертирует из-под знамен.

Что ο болезнях, то же самое должно сказать и ο бедности. И она лишает душу единого на потребу, я хочу сказать: отклоняет ее от созерцания и затрудняет сохранение безупречной нравственной чистоты и безгрешности. Человека, который из любви к Богу еще не посвятил Ему всей своей личности, она вынуждает к трудам, чтобы было чем питать ему свое тело. Доброе здоровье напротив и имение вещей, необходимых для поддержки телесной жизни, развивают в душе свободу и независимость, если только она умно умеет пользоваться земными благами. Незнающие же сего искусства, говорит Апостол, будут иметь скорби по плоти; α мне вас жаль и я хочу, чтобы вы были без забот... – чтобы вы благочинно и непрестанно служили Господу без развлечения (1Кор. 7:28, 32, 35). И все же материальными потребностями заниматься нужно: не из-за них самих это нужно делать, а в интересах тела. О теле же заботиться следует из-за души, к которой и все имеет отношение. Эти побуждения и ревнителя жизни гностической (свойственной истинному мудрецу) заставляют учиться полезному.

Есть множество удовольствий непозволительных; отсюда следует, что удовольствие еще не есть благо; иначе благо могло бы оказываться злом, а зло благом. Но из сего обстоятельства, что есть удовольствия, которых мы ищем и есть другие, которых мы избегаем, не тем ли с большей необходимостью следует, что не всякое удовольствие есть благо?

То же самое, что сказано нами об удовольствиях, должно сказать и ο скорбях. Одни из них мы еще переносим, других избегаем. Чем же руководимся мы в различении их и предпочтении одних другим? Наукой, знанием. Но отсюда опять следует, что истинное благо значит не в удовольствии, а в науке, в познании; им-то руководясь мы и выбираем одни из удовольствий, а другие отвергаем.

Здесь равным образом и того причина, почему мученик, из-за ожидаемых им радостей и благоволения к нему Божия, переносит страдания и скорби настоящей жизни.

Если под жаждой разумеется чувство мучительное, а под утолением ее удовольствие, то основой этого удовольствия состоит значит внутреннее мучение. Но зло никогда не может быть причиной добра; следовательно ни мучительное чувство жажды, ни удовольствие, происходящее от утоления ее, не есть зло. Так думали Симонид и Аристотель ⁴⁸³. И тот и другой писали, что «первое благо человека в здоровье; вторым состоит симметрия и красота тела; третьим – богатства, приобретенные законными путями». И мегарянин Феогнис говорит:

Чтоб избегнуть бедности, бросься, Кирн, в рыбообильное море;

Или же – низвергнись с вершины высоких скал.

Напротив по Антисфену комику «Богатство ослепляет именно тех, которые кажутся ему прозорливее других». Уже и поэты посему поют ο слепом от рождения.

И она ему родила мальчика, который никогда не видал света солнечного,

говорит халкидянин Евфорион.

Богатство и жизнь чувственная, стоящая в связи с ним, – дурная школа;

Трудно воспитать в ней твердость душевную,

говорит Еврипид в «Александре ». Известна пословица: «Бедность избрала себе в подруги мудрость только вследствие своего несчастия». «Любовь же к деньгам может подчинить себе не только суровую Спарту, но и всякий другой город». – «Истинное богатство смертных, – говорит Софокл, – не в золоте и не в серебре; ценнее их добродетель».

Божественный Спаситель наш как бедность так и богатство, а равным образом и все то, что подходит под одну категорию с ними, причислил к вещам одинаково как духовным так и телесным. Он сказал: Блаженны преследуемые из-за правды (Μф. 5:10), чем ясно показал нам, что ни в каком жизненном положении от мученичества (исповедничества) отказываться не следует. Низведен ли был бы кто в бедность за правду: он свидетельствует (исповедует), что правда, которой он предан, есть благо. Алчет ли и  жаждет ли кто правды: он доказывает тем, что правда есть высшее из благ. Подобным образом плачет ли кто из-за правды и скорбит: он дает тем свидетельство превосходства закона, красоты его и достопочтенности. Посему как преследуемых за правду, так и алчущих и жаждущих правды Господь одинаково называет блаженными, одобряя чистоту и искренность желания, которого даже голод подавить не может. Да, если жаждут они правды из-за ней самой, то они блаженны (Мф. 5:6).

Блаженны также и  нищие, будет ли то духом (Мф. 5:3) или естественными богатствами, лишь бы это было из-за любви к правде. Не бедность вообще из-за ней самой Господь благословляет, а ту бедность, которая пренебрегает мирскими сокровищами из-за любви к правде, а также бедность, которая пренебрегает мирскими почестями, лишь бы приобресть сокровище истинное. Посему Он называет блаженными также и тех, которые чрез наблюдение чистоты телесной и душевной сохраняют чистоту нравов. Блаженны эти души благородные и славные, которые из-за постоянного наблюдения правды получили привилегию быть усыновленными и в соответствие сему получили власть быть чадами Божиими (Ин. 1:12), наступать на змей и скорпионов, покорять демонов и господствовать над всею силою вражиею (Лк. 10:19). И вообще стояние за Господа отвлекает душу от тела, проникает ее благодарностью к Богу, добрыми расположениями и, сосредоточивая ее в самой себе, возносит ее в места иные. Любящий жизнь свою погубит ее, а ненавидящий свою жизнь найдет ее (Ин. 12:25; Мф. 10:39), лишь бы только опирались мы своею бренностью на вечность Божию. Воля же Божия такова, чтобы мы Его знали; чрез это мы становимся причастниками Его вечности. Кто во свете покаяния усматривает пятна на своей душе, тот ее губит (убивает) для греха, ибо он вырывает ее из его объятий для жизни. Но, погубив ее таким образом, чрез приведение ее к послушанию Богу, он снова обретает ее, ибо чрез веру в ней возгорается новая жизнь (Рим. 6:4, 5), а для греха она умирает. Итак, это обретение своей души равнозначительно с самопознанием.

Стоики говорят, что это обращение души к вещам божественным происходит вследствие некоторого в ней нравственного переворота, потому что душа при сем от греха обращается к мудрости. По Платону же «душа в сем случае после блуждания по сфере, где господствует лишь слабое мерцание дня, возносится в область высшего света» ⁴⁸⁴. И другие философы признают за человеком честным право лучше покинуть эту жизнь, чем отказаться от своего образа мыслей и действий, если все способы к нему оказываются настолько затрудненными, что не остается уже никакой надежды на более славный исход, что же касается до судебной власти, прибегающей к насилию, чтобы вынудить Христова последователя к отречению от Избранного, то мне кажется, лучше было бы ей обращать свои старания на открытие, кто поистине состоит другом Божиим и кто нет. При даваемой же теперь подобным делам постановке и немыслимо колебаться в выборе, кому повиноваться, угрозе ли людской или же любви к Богу.

И от злых дел воздержание в некотором роде равносильно ослаблению и потушению растленных наклонностей, потому что влияние их чрез отречение от образа действий, согласующегося с указанием их, – что само собой понятно, – уничтожается. Таков именно смысл слов: Продай имение твое и роздай нищим и приходи и следуй за Мною (Мф. 19:21), т.е. исполняй заповедуемое Господом. Некоторые с этим словом имение соединяют понятие ο всем инородном содержании души. Но как оно может быть роздано бедным, сего такие толкователи не могут объяснить. Не лучше ли посему в основу истолкования сего изречения Спасителя положить убеждение, что Бог все раздает всем соответственно достоинству каждого, потому что Его домостроительство правосудно. «Итак, пренебрегая богатствами, – говорит Господь, – разделяй их от имени Божия щедро и следуй говоримому Мною, устремляясь в области духа. Не ограничивайся лишь воздержанием от зла, но поступай в совершенствовании себя вперед, подражая благодеяниям Божественным» (Деян. 10:38). Так, пристыждая хваставшегося исполнением всех заповедей закона, а по отношению к ближнему своей любви не проявившего, Господь на место сего рабского исполнения закона заповедует ту любовь, которая в строе гностического совершенства, возвышаясь и господствуя над субботой (Мф. 12:12; Мк. 7:1; Лк. 6:6), обнаруживается благотворительностью.

Нужно же, думаю, приходить к Логосу Спасителю, водясь не страхом наказания и не ожиданием даяния какого-либо, а из-за превосходства добра самого в себе ⁴⁸⁵. Такие станут во святилище одесную: воображающие же чрез раздачу тленных имуществ приобресть нетленные в притче ο двух братьях названы наемниками (Лк. 15:11).

И теперь «в подобии и образе» Божиих (Быт. 1:26) не открывается ли и объяснение всего этого? Не значит ли все сие, что сообразующие свою жизнь с жизнью Господа делаются подобными Ему, а которые находятся ошуюю во святилище ⁴⁸⁶, те только образ Божий носят в себе, а делами на Господа не похожи? От древа истины произрастают две ветви (привитая и непривитая); корень один, но далеко не безразличное дело выбрать ту или другую; или лучше сказать от различия способов выбора между ними (т.е. со знанием дела или без знания) и разность тех ветвей ощутительнее. Иное дело попробовать яблоко и иное посмотреть на него. Различие большое, думаю, следуя ли чьему-либо примеру нечто выбрать; или – опираясь на голос только своего рассудка: иное дело – огонь горящий и иное дело отраженный. Так Израиль, по Писанию, есть свет «по подобию»; другие же народы только «образ» Божий в себе носят ⁴⁸⁷.

Что хочет Господь сказать притчею ο Лазаре, где преднесены очам нашим образы богача и бедняка (Лк. 16:19)? Что означается также этими словами: Никто не может служить двум господам, Богу и маммоне (Мф. 6:24; Лк. 16:13)? Господь говорит и там и здесь ο беспорядочной любви к собиранию богатств. Не видите ли также, что люди пристрастные к ним не являются и на пир, к которому были приглашены (Мф. 22:2; Лк. 14:16)? Не потому не приходят, что были людьми имущими и богатыми, но потому что слишком заняты были своим имуществом и привязаны были к своим богатствам.

И в изречении: Лисицы имеют логовища (Мф. 13:20; Лк. 9:58) Господь называет лисицами людей, все занятие которых состоит только в выкапывании и зарывании золота; вот род людей прелюбодейный, истинные сыны земли. В этом же смысле Он сказал об Ироде: Пойдите и скажите этой лисице: вот Я изгоняю демонов и совершаю исцеления сегодня и завтра, и в третий день кончу (Лк. 13:82). Тех напротив, которые небом отличены от других птиц, которые поистине чисты и всегда готовы направить свой полет к познанию небесного Логоса, он называет птицами небесными (Мф. 8:20; Лк. 9:58).

Бесчисленные заботы порождает собою не только богатство, не только слава и брак, но и бедность, если кто переносить ее не умеет. В притче ο семени, павшем на почву четырех различных свойств, под тернием и местами каменистыми разумеются именно эти беспокойства и заботы, заглушающие собой семя и не дающие ему прорасти, развиться и принести плод (Мф. 13:4; Лк. 8:5). Итак, необходимо учиться тому, как нам следует держать себя в различных жизненных несчастиях, чтобы жизнь, проникнутая мудрой благопристойностью и определяемая познанием, делалась для нас средством к достижению жизни вечной. Видел я ⁴⁸⁸ , говорит Писание, нечестивца превозносившегося и высившегося как кедры Лuванские; я прошел мимо, и его больше не было; я его искал, и не нашел места его. Охраняйте невинность; не теряйте из виду правды: и последний день ваш окончится в мире (Пс. 37:35–7). Таковым бывает человек, которого вера искренняя и душа которого всегда покойна. Другой же народ хвалит Бога концами губ своих, а сердце его далеко от Господа (Ис. 29:13); устами благословляет, а сердцем своим клянет (Пс. 61:5). Они Ему льстили языком своим и лгали Ему своими устами, но их сердце в действительности не было с Ним и они не остались верны завету с Ним (Пс. 58:8, 9). Да онемеют же все лживые уста (Пс. 30:19) и да погубит Господь язык, себя прославляющий. Да погубит Он тех, которые говорят: Прославим наше слово; наши уста независимы и кто нам господин? Горе угнетенных и стоны бедных Меня восставят, говорит Господь; освобожу я презренных и буду говорить их устами (Пс. 12:3–5). Христос есть Господь ведущих себя скромно, а не тех, которые восстают на Его стадо. Не собирайте себе сокровище здесь на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут (Мф. 6:19), говорит Господь, желая пристыдить частию тех, кои пристрастны к богатствам, а частию и тех, кои предаются суетам и заботам; наконец быть может и тех, кои чрезмерно любят свое тело. И действительно, плотские и любострастные пожелания, болезни, дурные мысли, проникая в последние изгибы нашего сердца, подкапывают и разрушают всего человека. Истинное наше сокровище находится там, где познанием находим мы божественных сродников нашей души (Бога и духов бесплотных). ибо свойственна праведности и к общению склонность; по силе ее-то она отказывается от древнего образа жизни (Еф. 6:22) и возвращает жизни то, что от нее приобретено; сама же она к Богу воспаряет, моля Его ο милосердии. Вот влагалища (кошелек), по истине не ветшающие (Лк. 12:33); вот расхожие деньги на пути к жизни вечной; вот сокровище не оскудевающее на небесах (Лк. 12:33), потому что милосердуя Я милосерд к тому, кому оказываю милосердие, говорит Господь (Исх. 33:19; Рим. 6:15). Эти последние слова относятся также и к тем, кто желает (лучше) нищенствовать правды ради; они знают слово это, что широкий и пространный путь ведет в погибель и что многие идут им (Мф. 7:13).

He о другом чем, а о распущенном образе жизни, ο безумной страсти к женщинам, ο страстном стремлении к славе, к власти и других подобных страстях говорит здесь Господь. Безумный, говорит Он, в сию ночь душу твою возьмут у тебя кому же достанется то, что ты заготовил (Лк. 12:20)? Итак, берегитесь от всякого рода любостяжания, потому что жизнь не в изобилии имения состоит (Лк. 12:15). Какая польза человеку, если и весь мир приобретет, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою (Мф. 16:26)? Посему Я говорю: Не заботьтесь для жизни вашей: что вам есть, ни для тела: во что оденетесь. Жизнь большее нечто чем пища, и тело большее нечто чем (только) одежда (Мф. 6:31; Лк. 12:22, 23). И опять: Знает Отец ваш, что имеете нужду во всем этом. Ищите же прежде царства небесного и правды; ибо это велико, малое же и что к способам жизни относится ⁴⁸⁹ приложится вам (Мф. 6:32, 33; Лк. 12:30, 31). Не к жизни ли гностической (соответствующей познанному нами учению) здесь ясно приглашает нас Господь? Не убеждает ли Он нас сим оставаться и на словах и на деле верными истине? Он Христос, Божественный Воспитатель нашей души, богача ценит не за великость дара, а за доброе произволение. Позему Закхей, а по другим Матфей, начальник мытарей, услыхав, что Господь намерен войти в его дом, сказал: Вот половину моего именья отдам бедным, Господи; и если кого чем обидел, возвращу вчетверо. Посему и Спаситель ο нем сказал: Сын человеческий пришедши ныне погибшее взыскал (Лк. 19:8–10). В другой раз увидевши богача, опустившего в сокровищницу дар, соответствовавший его богатству и вдову, которая положила туда две лепты, Он сказал, что вдова положила больше всех, потому что один дал от излишества, а другая от скудости (Лк. 21:1; Мк. 12:41), а так как все Господом направлено к воспитанию нашей души, то Он говорит: Блаженны кроткие, потому что они наследуют землю (Мф. 5:5). Кто эти кроткие? Те, которые укрощают поднимающиеся в душе опасные бури, как то: гнев, пожелания и другие зависящие от них страсти. Не ту кротость хвалит Он, которая есть дочь необходимости, а ту которой основания полагает собственная наша воля и доброе произволение. Действительно в дому Господнем есть и наград много и обителей много (Ин. 14:2) по различию образа нашей жизни на земле. Кmo примет пророка, говорит Господь, во имя пророка, получит награду пророка; и кто примет праведника во имя праведника, получит награду праведника; а кто примет одного из учеников сих малых, не потеряет награды (Мф. 10:41, 42). Другой раз чрез неодинаковое количество часов Господь обозначает различные степени добродетели, с заслугами каждого соразмеряя и величие ожидающих его наград.

Далее одинаковостью награды, обещанной каждому работающему в винограднике, т.е. спасением, здесь обозначаемым чрез динарий, Спаситель указывает на одинаковость права всех на получение награды; а различие званных – чрез неодинаковость числа рабочих часов и размеров труда (Мф. 20:7 и д.)· Являясь пособниками домостроительства неизреченного и дара Божественного, избранные трудами своими следовательно должны соответствовать наградам, кои им обещаны, делаясь достойными небесных обителей. «Призванные же, – говорит Платон, – превосходят других людей святостию своей жизни, по освобождении из дольних сих мест как бы из каких темничных уз, возносятся в жилища небесные» ⁴⁹⁰. То же самое, но яснее он выражает и в следующих словах. «Между этими людьми, – говорит он, – те которые философией (добродетельной жизнью) достаточно очищены, во все последующее время живут совершенно бестелесными» (в нашем смысле сего слова), будучи облечены одни в тела воздухообразные, другие же в огненные». К этому Платон еще прибавляет: «И они приходят в жилища еще славнейшие, красоту которых не легко изобразить, да и времени для сего не достало бы». И вот почему Господь, ценя их, говорит: Блаженны плачущие, ибо они призваны будут. Потому что печалящиеся ο своей прошлой дурной жизни и раскаивающиеся во грехах ее тотчас откликаются на призывный сей голос. Именно таков смысл греческого слова παρακληϑῆναι, т.е, что их утешение состоять будет в призвании, в призыве их. Есть два рода кающихся: одни из них, и это класс самый многочисленный, – раскаиваются из страха пред наказаниями, которых они и заслужили; другие же, и число их очень ограниченно, – повинуясь внутреннему стыду, который пробуждаем бывает в их душе голосом совести. Можно приходить к раскаянию как тем, так и другим из двух этих путей, это все равно, потому что нет места, которое укрылось бы от Божественного милосердия.

Господь говорит еще: Блаженны милостивые, потому что они помилованы будут (Мф. 5:7). Милосердие же это не есть, как думали некоторые из философов ⁴⁹¹, огорчение, причиняемое каким-либо несчастием, а скорее на языке пророков нечто прекрасное и приятное. Милости хочу, говорит Господь, а не жертвы (Ос. 6:6; Мф. 9:13; 12:7). Он называет милосердыми не только тех из людей, которые заняты делами милосердия, но и тех которые желали бы милостивыми быть, но не имеют средств для этого, т.е. стало быть – расположенных к милосердию. Нам и действительно часто бывает желательно оказать кому-либо некоторую милость или денежным пособием или чрез телесный труд; желательно было бы напр. помогать бедным, ухаживать за больными, навещать несчастных: но мы своих благочестивых намерений не можем привесть в исполнение, потому что препятствует тому либо бедность, либо болезнь, либо старость, которая та же болезнь. Желание нас побуждает, но каким-нибудь препятствием исполнение его затрудняется. Воле нашей в этом случае воздается такая же почесть как и власти; она здесь равна самой себе, отличаясь от той лишь тем, что та имеет способы действовать.

Так как к спасительному и осчастливливающему нас совершенству есть два пути, дела и познание, то Господь сказал: Блаженны чистые сердцем, потому что они Бога узрят (Мф. 5:8). Если внимательнее вдуматься в дело, то познание есть очищение правительственной части души: и очищение сие конечно представляет собою нечто доброе. Между делами добрыми одни добры сами по себе, другие же чрез соотношение с делами добрыми; так мы говорим ο добрых отношениях. Без вещей посредствующих, относящихся к классу материальных, как напр. без здоровья, без жизни и других вспомогательных средств, существенно необходимых или же только споспешествующих, действительно не может состояться никакое ни доброе дело, ни злое. Господь желает посему, чтобы мы к познанию Бога приступали с сердцем, от плотских пожеланий чистым, с умом всецело занятым думами святыми, чтобы в господственной части нашей души не было ничего ей чуждого, что препятствовало бы здесь действию Его благодати. Итак, когда ученик истины, погружен будучи в созерцание, входит в общение и нравственно чистое обращение только с Богом, то он соприкасается с Божеским бесстрастием ⁴⁹², чрез что отождествляется с Богом; он не занят больше наукой, он не выбирает более в средствах познания; сам он становится наукой и познанием.

Блаженны миротворцы. т.е. те, которые смягчали и умиротворяли закон, борющийся против закона нашего ума (Рим. 7:28), – угрозы гнева, обольстительные приманки сластолюбия и иных страстей, выводящих душу из спокойного и рассудительного состояния. Занятые в жизни наукой добрых дел, погруженные в нее и отличавшись истинной рассудительностью, они тем теснее сдружены будут с благодатным правом усыновления. Умиротворением же полным состоит то, которое среди всех земных превратностей сохраняет неизменную твердость духа, исповедует Провидение вечно святым, всегда дивным, являющим вещи божеские и человеческие как они суть; но даже и в катастрофах, по-видимому нарушающих порядок природы, открывает оно прекрасную гармонию творения. Миротворцы успокаивают и тех, которые обуреваемы грехом и осаждаемы его приражениями; они их возвращают к вере и восстановляют в душе их мир.

И все же совокупностью всех добродетелей состоит наш Господь, который нас учит еще более совершенному презрению смерти из любви к Богу. Блаженны, говорит Он, преследуемые правды ради, потому что они сынами Божиими нарекутся (Мф. 5:10) или как некоторые из изъясняющих Евангелия: «Блаженны преследуемые за правду, потому что они будут совершенны». Α также: «Блаженны терпящие преследование за Меня, потому что они получат место, куда преследование до них не достигнет» ⁴⁹³. И еще: блаженны вы, когда возненавидят вас люди, когда они вас отринут и когда будут поносить ваше имя как бесчестное за Сына человеческого (Лк. 6:22). Впрочем, нужно наблюдать для сего следующие условия: не гнушаться наших преследователей, оставаться твердыми среди страданий, ни ненависти не питать к тем, кто нам причиняет оные. Утешать себя такою мыслью должны мы при сем, что испытание нас посетило все же позднее, чем мы ожидали того; должны мы быть убеждены напротив в том, что в основе всякого искушения, какое бы нас ни постигало, лежит мученичество и представляется нам случай к исповедничеству.

И теперь какое громадное преступление собою представляет вероотступничество! Оставляя Бога вероотступник куда отходит? Под знамена сатаны. Итак, чрез отступничество свидетельствующий об оставлении своей веры в Бога обманывает Господа или лучше сказать отказывается от своей надежды и ее объявляет суетной. Без сомнения оказывается неверующим в Бога и тот, кто не исполняет Его заповедей. Но какое огромное различие между неисполнением Божественных заповедей и отречением от Господа! Кто отрекается от Господа, тот отрекается от самого себя. Кто не исполняет воли Божией, тот еще не отказывается от власти над самим собою; оставаясь хозяином над самим собою, он порывает еще не все связи, его соединяющие с самообладанием. От Спасителя же кто отрекается, тот от жизни отрекается, потому что будучи светом, был Он жизнью (Ин. I:4) ⁴⁹⁴. Этих малодушных вероотступников Он не маловерами (Мф. 6:30) называет, а неверными и лицемерами; на своем знамени они пишут Его имя, а верными быть своей присяге отказываются. Зато верующему в Него Он дает имя друга и раба. Итак, кто себя самого любит по истине, тот любит и Господа и  исповедует Его во спасение (Рим. 10:10), чтобы сохранить целостность своей жизни. И если бы вы решились пожертвовать вашей жизнью за ближнего из любви к нему (Рим. 5:7), то помните, что ближним нашим состоит Спаситель, потому что спасающий нас Бог с отношением к спасаемому назван Богом, который близ есть, Богом приближающимся (Втор. 6:7; Иез. 23:23). Не добровольно ли Он смерть избрал, чтобы даровать нам жизнь? Не из любви ли к нам более чем для удовлетворения правде Божией, страдал Он? Оттуда Он и братом нашим Себя именует. Тот, кто страдает из любви к Богу, страдает ради своего собственного спасения; а умирающий во имя сохранения целости своей собственной личности страдает и за себя и из любви к Богу. Действительно, будучи Сам жизнью, Он восхотел пострадать ради нас, чтобы Его страдание для нас сделалось жизнью. К чему вы обращаетесь ко Мне: Господи, Господи, и не творите заповедуемого Мною? – говорит Писание (Лк. 6:46). Народ, который любит Господа лишь губами своими, сердцем же своим далеко отстоит от Него (Ис. 29:13), есть чуждый Ему народ. Повинуется он учителю иному, добровольно себя продавши ему (Рим. 7:14).

Народ же, соблюдающий заповеди Спасителя, свят. Они свидетельствуют ο Нем каждым из своих действий; они слушаются его воли; соответственно сему они и называют Его Господом и своими делами свидетельствуют торжественно, что Тот, в Кого они веруют, есть Бог, для которого они распяли свою плоть с ее пожеланиями и страстями. Если мы живем духом, то по духу и поступать должны, говорит Апостол (Гал. 5:24, 25). Тот, кто сеет в плоть свою, от плоти пожнет тление; сеющий же в дух, от духа пожнет жизнь вечную (Гал. 6:8).

Исповедывать имя Христово ценою своей собственной крови некоторым жалким людям кажется бесчеловечным насилием над самими собой. Но об омирщении их образа мыслей надобно сожалеть; они не ведают, что в этих вратах смерти открывается путь в истинную жизнь, жизнь вечную. Ни о том они не хотят подумать, как по смерти будут награждены жившие свято, – ни ο том, какие муки будут испытывать жившие нечестиво и беспутно. Они отказываются верить не только тому, что на сей предмет написано в наших священных книгах, где все заповеди имеют соотношение с этими наказаниями и сими наградами, но они не хотят слушать наставлений на сей счет даже и своих собственных философов. Что пишет напр. Феано пифагореянка? «Жизнь сия для злых действительно была бы веселым пиром. Позволяя себе в течении жизни всякого рода злодеяния, потом они умирали бы; преступлениями обремененные, но за них не отвечая. Но душа бессмертна...» И Платон пишет в «Федоне»: «Смерть для злых была бы находкой, если бы она была разрушением всецелым. С гибелью тела они и душой от ответственности за свои злодеяния освобождались бы». Но не следует воображать с Толефом Эсхила, что «одна только дорога верная, это сойти во ад» ⁴⁹⁵: туда ведет нас дорог много, потому что множество преступлений нас увлекает туда, Вероятно этих-то людей вероломных и витающих во всякого рода заблуждениях комик Аристофан и отдает на публичное посмеяние, когда говорит (в «Птицах»): «Идите-ка вы, бледнолицые, которых и вся земная жизнь была лишь бледным мерцанием, – которые исчезли с лица земли, как лист с дерев осенью, на ней дел не оставив, – люди тщедушные, – фигуры восковые, – народ теней пустых, как дыхание скоропреходящие, парить кверху неспособные, как если бы птицами вы были, крыльев лишенными, – существа как бы одного лишь дня жизнь имевшие». И у Эпихарма мы читаем: «Что такое жизнь человека? Это козий мех, воздухом наполненный» ⁴⁹⁶.

Спаситель же нам сказал: Дух бодр, плоть же немощна (Мф. 26:41). Потому что плотские помышления суть вражда против Бога, говорит Апостол, ибо закону Божию они не покоряются, да и не могут. Но живущие по плоти Богу угодными быт не могут. И раскрывая свою мысль шире, чтоб не позволил себе кто вместе с Маркионом неблагодарно хулить творение, как если б оно было дурно, Апостол прибавляет: Но если Христос в вас, то тело мертво для греха, а дух жив для праведности. И опять: Ибо если вы живете по плоти, то умрете. Думаю же, что страдания настоящей жизни ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас, лишь бы только мы страдали со Христом, чтобы с Ним и прославленными быть, как Его сонаследники. Ибо мы знаем, что любящим Бога, призванным по Его изволению, все способствует ко благу. Ибо кого От предузнал, тем и предопределил быть подобными образу Сынα своего, дабы Он был первородным между многими братиями. И кого Он предопределил, тех и призвал, а кого призвал, тех и оправдал; а кого оправдал, тех и прославил (Рим. 8:7, 8, 10, 17, 18, 28–30). Видите из сего наставления, что любовь есть принцип мученичества. И если вы решаетесь быть свидетелями Христа Иисуса из-за воздаяния, положенного за добрые дела, то слушайте опять: Мы спасены надеждою. Надежда же когда видит, не есть надежда, ибо если кто видит, чего уже и надеяться? Если же мы надеемся на то, чего еще не видим, то ожидаем того с терпением (Рим. 8:24, 25). Но если мы и страдаем за правду, говорит Петр, то блаженны. Нe страшитесь бедствий, которыми они стращают (которых они хотят вас заставить бояться), ниже смущайтесь ими. Святите в своих сердцах Христа Господа и будьте всегда готовы всякому, требующему у вас отчета в вашем уповании, дать ответ с кротостью и благоговением и сохраняя чистую совесть, чтобы хулящих святую вашу жизнь во Христе стыдились злоречия, распространяемого ο вас. Если воле Божией угодно, чтобы вы страдали, то лучше пострадать за добрые дела, нежели за злые (1Пет. 3:14–17).

Если же какой-нибудь насмешник вас остановит здесь таким возражением: «Как же это может происходить, что плоть немощна, а со властями (Еф. 6:12) и с духами (направлениями мысли), господствующими в жизни, борется», то пусть он узнает, что мы боремся с началами (принципами) тьмы и со смертью, сильные помощью и щедрым обнадежением Вседержителя (Отца) и Господа. Возвысьте голос ваш, говорит пророк, и  на первый же ват призыв Господь ответит: вот Я (Ис. 63:9). Таков непреоборимый Помощник, прикрывающий нас своим щитом. Когда Господь испытывает вас огнем печали, говорит Петр, то не дивитесь как если бы особенное что в этом случае с вамп происходило, но радуйтесь, что участвуете в Христовых страданиях, дабы исполниться вам радостью и при обнаружении славы Его. Блаженны вы, если вас злословят за имя Христово, потому что Дух славы, Дух Божий покоится на вас (1Пет. 6:12–14), как написано: Ради Тебя нас ежедневно смерти предают, считают нас за овец, назначенных на заклание. Но среди всех этих бедствий мы остаемся победителями силою Того, Кто возлюбил нас (Рим. 8:36, 37).

Секрет, который ты желаешь вырвать из моей груди,

Его ты не узнаешь, ни даже если б жег ты меня;

Ни даже если б с головы до ног меня распиливал острою пилою;

Ни даже если б ты обременил меня тысячью цепей ⁴⁹⁷.

Так заявляла на трагической сцене свое непоколебимое мужество жена. Антигона, презирая приговор Креона, также отвечает ему смело:

Но ведь не царь богов мне это приказание продиктовал ⁴⁹⁸.

Мы же говорим: Это Бог нам повелевает; должно повиноваться Ему. Нужно веровать сердцем, чтоб достигнуть праведности, и исповедывать устами, чтобы получить спасение (Рим. 10:10, 11). Вот почему и говорит Писание: Верующий в Него не будет постыжден (1Тим. 1:7,8). С правом потому и Симонид пишет:

Сага говорит, что Добродетель живет высоко, на трудно доступных скалах.

Одна безраздельно здесь господствуя над душами.

Не от всякого глаза смертного она может быть видима,

Потому что только тот, кто проливал в жизни пот,

В стремлении объемлющем всю душу,

Только тот, развивая полноту духовного мужества, достигает высоты.

Открываю Пиндара и вот у него читаю:

Путем лишь трудов и работ, осиливаемых по́том,

Юность обретать может прочную славу;

Высокие дела ее тогда начинают наконец светом блистать

И озарять небеса.

Эсхил ту же мысль выразил так:

Себя обрекший на труды

Наконец увидит свою виноградную лозу от богов выращенною,

  а свой труд увенчанным славой.

По мнению Гераклита «чем выше предприятие, тем славнее награда».

Покажите мне напротив раба, который не дрожал бы пред смертью?

И действительно Бог дал нам не духа рабства, чтобы опять жить в страхе ⁴⁹⁹ , пишет Апостол к Тимофею, но дух силы, любви и мудрости. Итак, мужайся в исповедании Господа нашего и не стыдись меня, который нахожусь в цепях за Него (2Тим. 1:7,8). Но таким свидетелем за имя Христово будет, по суждению Апостола, постоянно привязанный к добру, отвращающийся зла и любовь имеющий непритворную (Рим. 12:9), ибо любящий другого закон исполнил (Рим. 13:8). Но если Бог, которого мы исповедуем, есть Бог упования нашего, чем действительно Он и есть, то мы открыто должны признаваться в этом, осуществляя и оправдывая надежду сию всеми силами. Сие-то и есть дело важнейшее, по суждению Апостола, чтобы вы полны были блюсти, исполнены всякого (необходимого) познания (мудрости) (Рим. 15:13, 14).

Индийские мудрецы говорили Александру Македонскому: «Наши тела ты можешь переносить с одного места на другое; души же наши, их ты не можешь вынудить делать то, чего мы не хотим. Огонь, который наводит на других такой ужас и кажется столь мучительным, мы презираем» ⁵⁰⁰. Отсюда Гераклит «славу предпочитает всем благам мира; толпе же, – как сам в этом признается, – он предоставляет лишь это глупое удовольствие наедаться до отвалу на манер животных».

Почти все свои труды мы предпринимаем для тела.

Чтоб защитить его от вредных влияний времен года, мы строим домы.

Для тела мы выкапываем серёбро из недр земных.

Для него мы засеваем поля. Из-за него наконец тысячи забот,

  которым мы даем разные названия.

Безрассудная толпа тратит свои силы, надсажается в излишних этих трудах. Нам же Апостол говорит: сие да знаем, что ветхий наш человек распят, чтобы упразднено было тело греховное и чтобы впредь нам уже не быть рабами греха (Рим. 6:6). Показывая же нам, в какой степени презрительно относится простой народ к вере и какие жестокие оскорбления он причиняет ей вследствие своего презрительного отношения к ней, Апостол прибавляет с полной откровенностью: Мне кажется, что Бог с нами и другими Апостолами обходится как с последними из людей, как бы с жертвами, приговоренными к смерти· потому что мы посмешищем стали для мира, для Ангелов и для людей. Даже доныне мы терпим голод и жажду, мы наги и терпим побои, не имеем постоянного жилища. Мы работаем до изнеможения своими руками: нас проклинают, а мы благословляем; нас преследуют, а мы терпим, нас злословят, α мы отвечаем молитвою ми сделались как бы сором мира (1Кор 4:9, 11–13). Нечто подобное Платон пишет в своем творении «О государстве»: «Терзайте праведника, мучьте, выкалывайте ему глаза: он всегда останется блаженным» ⁵⁰¹. Конец предносится истинному мудрецу (гностику) не в этой земной жизни; он переносит свое дело в высшую область; всем своим существом он обращен к вечному блаженству и взывает к царственной дружбе Божией. Какому бы бесчестию ни подвергли его, какой бы полнотой позора ни покрыли его; ссылке ли его самого подвергнут; именье ли его конфискуют; на смерть ли его осудят: никогда никто его не в состоянии лишить свободы, ни главнейшего его блага, любви, которою он соединен с Богом. Любовь, она все переносит, все терпит (1Кор. 13:7), ибо она убеждена, что Божественное провидение управляет всеми вещами премудро. Будьте подражателями мне: умоляю вас, пишет Апостол (1Кор. 4:16).

На первую ступень, нас возвышающую над плотским человеком, возводит нас заповедь, соединенная с устрашением: страх удерживает нас от всякого рода неправд. Второй ступенью состоит надежда, нас устремляющая к верховному благу. К совершенству же, как и естественно, приводит любовь, оканчивающая дело нашего воспитания на путях познания. Эллины, приписывая все происходящее слепому предопределению, – я не понимаю уже, как это у них выходило, – утверждали, что они следуют ему вопреки собственной своей воле. По крайней мере так говорят Еврипид. Слушайте.

Женщина! Вслушайся хорошенько в то, что я говорю.

Нет ни одного существа здесь на земле, которое бы не страдало.

Хоронить детей, рождать других, а после того вскоре самой умереть

Такова печальная участь человечества ⁵⁰².

И затем поэт прибавляет:

Беды, на нас налагаемые природой, нужно переносить

  с покорностью судьбе и мужественно.

Что необходимо, то смертным, значит, и перенесено быть может.

Стремящиеся же к совершенству стремятся к цели разумной, указываемой им познанием. Сущность этой цели определяется такой святой триадой: верой, надеждой и любовью; но любовь из них больше (1Кор. 13:13).

Поистине хотя все мне позволено, говорит Апостол, но не все полезно; все мне позволено, нo не все назидательно. И еще: Никто да не ищет своего только, но пользы и другого (1Кор. 10:23, 24), чтобы можно было в одно и тоже время и творить и учить, – созидать, но и устроять созидаемое. Потому что хотя Господня земля и все, что наполняет ее, – и пункт этот не подлежит никакому сомнению и оспорению; – и все же не следует соблазнять совесть слабую. Совесть же разумею не свою, а другую, ибо для чего же моей свободе быть судимой чужой совестью (Свобода же сия мне позволяет употреблять в пищу все). Итак, если я с благодарением принимаю пищу, то для чего порицать меня за то, за что я благодарю? Итак, едите ли, пьете ли, или иное что делаете, все делайте во славу Божию (1Кор. 10:26, 29–31). Несмотря на то, что мы находимся во плоти, не по плоти воинствуем, ибо оружия воинствования нашего не плотские, но Богом сильные, способные разрушать вражеские твердыни и ниспровергать человеческие измышления и всякое превозношение, восстающее против познания Господа (2Кор. 10:3–5). Снабженный этими оружиями истинный мудрец (гностик) восклицает: «О Господи, даруй мне случай к борьбе и прими мое исповедание. Пусть приходит этот враг опасный и страшный: силен я любовию к Тебе и презираю его нападения».

Изо всех человеческих дел только одна добродетель

Не может удовлетвориться наградой внешней:

Она себе самой благороднейшая награда.

Итак, облекитесь, как избранные Божии, святые и возлюбленные, в благоутробие милосердия, в благость, смиренномудрие, кротость, долготерпение; более же всего имейте любовь, которая есть совокупность совершенств. И да владычествует в сердцах ваших мир Христа, к которому вы и призваны, чтобы составлять одно тело и будьте благодарны (Кол. 3:12, 14, 15), состоя хотя и во плоти еще, но наблюдая, подобно древним праведникам, душевный мир и бесстрастие.

Не только Эзопляне ⁵⁰³, Македоняне и Спартанцы умели держать себя мужественно под пытками, – ο каком их отношении к оным свидетельствует Эратосфен в своей книге «Добро и Зло», – но и Зенон элеатянин. Вынуждаемый под пытками объявить некую тайну он выдерживал истязания мужественно и тайны не открыл. При сем он даже большее нечто сделал. Почувствовав приближение смерти он откусил себе язык и выплюнул его в лице тирану, по одним Нэарху, по другим же Дэмюлу. Подобным же образом поступил Феодот пифагореянин и Павел, ученик Лакюда, как свидетельствуют ο сем Тимофей пергамлянин в своей книге «О храбрости философов» и Ахаик в своей «Ифике». К сим может быть присоединен еще римлянин Постумий ⁵⁰⁴. Взятый в плен Певкетиянами он подвергнут был пыткам. И среди их он хранил доверенную ему тайну. Он к самому огню оставался даже как будто нечувствительным: нисколько не изменившись в лице, он опустил в огонь свою руку, как бы над чашей какой медной ее протянув. Умалчивать ли мне ο геройском восклицании Анаксарха под железными толчейными пестами тирана? ⁵⁰⁵ «Толки, толки, – возглашал он, – мешок Анаксархов; самого же Анаксарха тебе не истолочь». Так надежда на блаженство и любовь к Богу не только не издают жалоб и ропота на превратности жизни, но среди их они поддерживают в себе и полную свободу духа. Они могут попадать в среду свирепейших зверей, могут быть пожираемы огнем, быть истязаемы смертоносными орудиями палачей: будучи соединены с Богом узами неразрывной любви, они воспаряют в небесные обители, поработить себя не позволив и оставив людям лишь бренные сии телесные останки, эту единственную вещь, над которой как будто они еще имеют некоторую власть.

Варварский народ ⁵⁰⁶, не чуждый мудрости ⁵⁰⁷, говорят, ежегодно выбирал легата к полубогу Замолксу, некогда бывшему учеником и другом Пифагора ⁵⁰⁸. Сей легат выбирался из мужей достойнейших и был приносим Замолксу в жертву; другие же из домогавшихся этой чести, но не удостоенных ее, сокрушались, что лишаемы возможности достичь таким путем блаженства.

Итак, тело церкви составляется из смелых мужей и честных женщин ⁵⁰⁹, чрез всю жизнь свою, на всех путях ее, думавших лишь ο смерти, имеющей оживить их для новой жизни во Христе. Потому что кто упорядочивает свою жизнь согласно с нашими нравами, тот уже чрез это самое, без помощи ученья и наук, погружается в истинную мудрость. будет ли он варвар, или Эллин, раб, старец, мальчик или жена (Гал. 3:28; Рим. 10:12; 1Кор. 12:13). Мудрость (добродетель) есть достояние общее всех людей: для сего стоит лишь усвоить ее. У нас признается за несомненное, что в каждом человеке природа одна и та же и что к добродетели все одинаково способны. Что касается свойств человеческих, то не иную природу имеет женщина сравнительно с мужчиной: следовательно и к добродетели одинаково способны как мужчина, так и женщина. Если же наоборот к умеренности, справедливости и другим, вытекающим отсюда добродетелям, способен только мужчина, то женщина по необходимости способна значит только на несправедливости и склонна лишь к разнузданности. Но это уже что-то и нелепое представляет собою. К наблюдению умеренности, справедливости и вообще всем добродетелям способны одинаково как мужчины так и женщины, как человек свободный так и раб; если одинаково обща им человеческая природа, то очевидно обща им значит и способность быть людьми добродетельными. Мы не то хотим этим сказать, что женщине, хотя она и женщина, свойственна природа мужская: свойственны обоим полам и некоторые различия, по силе которых одна есть женщина, а другой мужчина. Так напр. беременной быть и рождать свойственно женщине; и это – ее принадлежность именно как женщины, а не как человека. Если бы между мужчиной и женщиной не существовало никакого различия, то и поступали бы они совершенно одинаково и состояния они испытывали бы совершенно одни и те же. Тождественна будучи с мужчиной по душе, женщина может и возвышаться до одинаковой с мужчиною добродетели, по органическому же ее устройству ее назначение зачинать, рождать и смотреть за внутренним состоянием дома. Ибо я хочу, говорит Апостол, чтобы вы знали, что всякому мужу глава Христос, жене же глава муж. Не муж от жены был создан, α жена от мужа. Однако же ни муж без жены, ни жена без мужа в Господе (1Кор. 11:3, 8, 11). Как к мужчине обращаясь говорим мы: «Будь воздержен, господствуй над своими пожеланиями»: подобно этому и женщине мы объявляем: «Будь умеренна, побеждай склонность к удовольствиям». Что советуется нам Апостольской заповедью? Поступайте по духу, и вы не будете исполнять вожделений плоти, ибо плоть желает противного духу, а дух противного плоти; они друг другу противятся. Апостол все же не так противополагает их, как зло противоположно добру, нет; он противопоставляет их друг другу, как противостоят один другому два соперника, не без пользы борющиеся друг с другом. Посему он прибавляет. Не делайте того, чего желаете. Дела плоти известны: любодеяние, другие грязные пороки, распущенность, идолослужение, чародейство, вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия, ереси, ненависть, пьянство, бесчинство и тому подобное. Предваряю вас, как и прежде предварял, что поступающие так царствия Божия не наследуют. Плоды же духа суть: любовь, радость, мир, долготерпение, милосердие, воздержание, благость, вера, кротость (Гал. 5:16, 17, 19–22). Плотью Апостол без сомнения грешников назвал, точно так же как словом дух он означал праведников.

В дополнение к сему нам следует вооружиться мужеством, чтобы упрочить в себе покорность и терпение, так чтобы нам в состоянии быть обуздывать свой гнев душевной твердостью: ударившему по щеке подставляя другую и отнимающему гиматион не препятствуя взять и хитон (Лк. 6:29).

Мы не упражняем женщин в воинском искусстве и не поставляем себе целью сделать из них каких-то Амазонок: мы желаем, чтобы и мужчины были помиролюбивее; и вот нам говорят на это, что у Сарматов женщины ходят на войну наравне с мужчинами, что Сакидянки являются на боевых полях и в притворном бегстве взад себя наравне с мужьями пускают стрелы (Герод. IV, 117). И то мне известно, что женщины из Иберии (Испании) разделяют с мужьями все работы и труды, не оставаясь праздными даже во время беременности и тотчас по рождении. Бывает часто, что в рабочую пору женщина у них и родит на поле, поднимет ребенка и несет домой. – Наравне с мужьями они смотрят за домом, вместе с ними охотятся, вместе пасут стада. Несмотря на то, что была беременна,

Критянка быстро погналась за оленем.

Да. Истинная мудрость составляет задачу не менее женщин чем и мужчин, хотя мужчина и может превосходить во всем женщин и первенствовать над ними, если только не расслабевает он от изнеженности. Добропорядочность и добродетель необходимы и всему человеческому роду, если только правда, что он стремится к совершенству. Посему нельзя сказать, что Еврипид очень рассудительно пишет, когда говорит, будто бы «все вообще женщины злее мужчин; если бы и наихудший из мужчин женился даже на самой Добродетели, то и тогда жена его все же была бы злее мужа». И в другом месте: «Всякая женщина, если хочет она слыть разумной, должна быть рабой мужа; та же, которая берет верх над мужем, непременно унижает его и своим безумием».

Ничего нет лучше и желаннее

Согласия между собой супругов, соединенных под общей кровлей

одними и теми же чувствами (Одис. VI, 182–4).

И однако же главой состоит тот, кому принадлежит первенство начальства и власти. Если же Господь глава мужа, а глава жены муж, то муж есть господин над женой, потому что он состоит образом и славой Божией (1Кор. 3:3, 7). Вот почему Апостол и пишет в посл. к Ефесеям: Повинуйтесь друг другу в страхе Божием. Жены, повинуйтесь своим мужьям как Господу, потому что муж есть глава жены, как и Христос глава церкви и Он же Спаситель тела. Ηо как церковь повинуется Христу, так и жены должны повиноваться своим мужьям во всем. Мужья, любите своих жен. Как Христос возлюбил церковь, так и мужья должны любить своих жен как свои тела; любящий свою жену себя самого любит, ибо никто никогда не имел ненависти к своей плоти (Εф. 5:21–25, 28, 29). И в посл. к Колоссянам Апостол пишет то же. Жены, говорит он, повинуйтесь своим мужьям, как прилично в Господе. Мужья, любите своих жен и не будьте к ним суровы. Дети, будьте послушны своим родителям во всем, ибо сие благоугодно Господу. Отцы, не раздражайте своих детей, опасаясь чтоб они не впали в уныние. Рабы, во всем повинуйтесь господам вашим по плоти, не в глазах только служа им, как человекоугодники, но в простоте сердца, Бога боясь. Все, что делаете, от души делайте как для Господа, а не для людей, зная что вы в воздаяние от Господа получите наследие, ибо вы служите Господу, а кто неправо поступит, тот получит по своей неправде: у Него нет лицеприятия. Господа, оказывайте своим рабам должное и справедливое, зная что и вы имеете Господа ни небесах (Кол. 3:18–25; 4:1), где нет ни эллина, ни иудея, ни обрезания, ни необрезания, ни варвара, ни скифа, ни раба, ни свободного, но все и во всем Христос (Кол. 3:11). Церковь земная есть образ церкви небесной (Евр. 9:23). Вот почему мы и молимся, чтобы воля Божия исполнялась на земле так же, как она исполняется и на небе (Мф. 6:10: Лк. 11:2): чтобы исполнялась сия воля чрез облечение наше в благоутробие милосердия Божественного, в благость, смиренномудрие, кротость, долготерпение, снисхождение друг другу и прощение взаимное, если кто имеет на кого жалобу: как Христос простил вас, так и вы прощайте. Более же всего облекайтесь в любовь, которая есть совокупность совершенства. И да владычествует в сердцах ваших мир Божий, к которому вы и npuзваны во одном теле и будьте дружелюбны (Кол. 3:12–15).

Не излишне почаще повторять этот священный текст в опровержение Маркиона, лишь бы только привести его к раскаянию и к убеждению, что всякий правоверный должен быть благодарен Богу Создателю за то, что Он призвал нас и чрез посредство воплощенного Слова (Логоса) дал нам Евангелие.

Из сего же ясным становится для нас, что верой обусловливается и единение; а еще яснейшим то отсюда становится, кто́ совершен. Как бы ни было это кому неприятно: как бы ни упорно кто сему противился: все-таки и женщина и раб, – какими бы муками ни грозили одной муж, другому господин, – будут следовать на деле нами проповедуемой истинной мудрости. Да и человека свободного, – от имени тирана пусть угрожают ему смертью, пусть зовут его к суду, влекут на крайние муки, пусть стращают его конфискацией имущества, лишением всех прав, какие бы средства ни применяли для того, – никогда никому не удастся отвлечь его от поклонения Богу истинному. Никогда никому не удастся жену заставить жить с нравственно-презренным мужем; никогда ни сын, если он имеет такого отца, ни раб, если он имеет жестокого господина, не могут быть отклонены от мужественного и благородного следования добродетели. Прекрасно и славно для человека умереть за добродетель, за свободу, за целость своей личности: почему же то же самое действие не может быть прекрасным и славным и для женщины? Это не одних мужчин ведь некая привилегия: это право всех людей добропорядочных. Всякий старец, всякий молодой человек, всякая женщина, всякий раб, всякий желающий слушаться заповедей имеет право жить согласно со своей верой, а если нужно будет, то и умереть за веру, – ах, ошибся, – и оживотворить себя смертью. Сколько сыновей нам известно, сколько женщин, сколько рабов, лучшими и совершеннейшими ставших вопреки воле отцов и матерей, вопреки воле супругов, в противность воле господ! Итак, вы все, решившиеся жить благочестиво! Ваше усердие к тому пусть не погасает и не ослабевает при виде препятствий. Напротив среди их еще усугубьте оное и боритесь за свое усовершенствование мужественно, страшась, как бы под какими-нибудь предлогами не отказаться вам от своих намерений, наилучших однако же и (рано или поздно) неизбежных. Можно ли хотя одну минуту в том сомневаться, что́ лучше: почитателем ли всемогущего Бога быть или в мраке с демонами вращаться?

При делах, нами творимых в угоду другим, всегда обращается внимание на благо тех, в угоду которых мы творим их. И какому же другому принципу мы следуем при сем, как не тому, чтобы сделаться им приятными? При делах же, кои скорее мы для себя делаем, нежели в интересе чужом, мы к тому прилагаем старание, себе остающееся всегда верным, одобрены будут наши действия другими или нет. Если некоторые из благ, обладание которыми само по себе маловажно, оказываются однако же стоящими того, чтобы – несмотря на все препятствия и затруднения со стороны других людей – добиваться приобретения их, то не тем ли необходимее, – не смущаясь тем, нравится это другим или нет и что они говорят ο нас, – бороться за добродетель и не другим чем-либо руководиться при сем, как исключительно красотой ее и праведностью? Прекрасны посему эти слова Эпикура, им обращенные к Менойкию, в письме к нему: «Юноша пусть без замедления прилежит к добродетели. Но и старец пусть не уклоняется от нее. Оздоравливать душу никогда ни слишком рано, ни слишком поздно. Говорить, что пора быть добродетельным для меня еще не пришла или же что она прошла, это значило бы сказать почти тоже, что время для моего счастья еще не наступило или что оно уже прошло. Добродетель столь же необходима для юности как и для старости: для этой чтобы состарившись могла она юнеть чрез обновление себя добродетелями или иначе чрез благодарное воспоминание ο ранних делах; юности же, чтоб она в одно и тоже время и юна была и стара спокойствием и обеспечением себе будущности» ⁵¹⁰.

Соберем во едино, там и здесь по Писанию рассеянные, ясные изречения Христа Спасителя ο благотворности мученичества. Он сказал: Говорю же вам: Всякого, кто исповедает Меня пред человеками, и Сын человеческий исповедает пред Ангелами Божиими. Α κтο отвергнется Меня пред человеками, тот отвержен будет пред Ангелами (Лк. 12:8). Ибо кто постыдится Меня или Моих слов в роде сем прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын человеческий, когда приидет во славе Отца Своего со ангелами своими (Мк. 8:38). Итак, всякого, кто исnoведает, Меня пред людьми, исповедаю и Я пред Отцем Моим небесным (Мф. 10:32). Когда же приведут вас с синагоги, к начальствам и властям, не заботьтесь, как отвечать или что сказать: ибо Святый Дух научит вас в тот час, что должно сказать (Лк. 12:11,12).

Гераклеон, значительнейший из учеников Валентина, объясняя это место, говорит буквально следующее: «Исповедывать Господа можно двояким образом: верою вместе с образом жизни, а потом еще словами. Свидетельство ο Господе словом есть то самое, которое дается пред сильными земли». «Многие, – продолжает он, – думают, что это исповедание Господа пред властями и есть единственное свидетельство ο Нем. Они грубо ошибаются в этом. И лицемеры могут исповедывать Господа таким образом. Но нельзя доказать, что с сими изречениями должен быть соединяем именно этот строгий смысл. Не все избранные исповедали Господа словом и не все умерли за Его имя. Таковы Матфей, Филипп, Фома, Левий (Мк. 11:14; Лк. 5:27) и многие другие. Свидетельство ο Господе публичное и торжественное далеко не составляет обязанности всех; оно есть особенная милость Божия и зависит от обстоятельств. Свидетельство же о Христе делами и образом действий, соответствующим вере, оно, – говорит Гераклеон, – составляет общую обязанность всех. К этому исповеданию, обязательному для всех, присоединяется частное, даваемое пред лицом властей, если это бывает нужно и если этого требует разум. Стоит ли правоверному много заботиться об исповедании Господа словом, когда он уже соединен с Ним искренностью любви? Обратите на то внимание, с какой высокой мудростью Господь говорил об обязанности исповедывать Его. Об исповедающих Его Он сказал Кто исповедует Меня (ἐν ἐμοὶ), а о вероотступниках: Кто отречется от Меня (ἐμὲ). Эти последние, хотя бы они и свидетельствовали ο Нем устно, уже потому отступают от Него, что не соединяется с сим свидетельства делами. Исповедуют имя Христово лишь те, которые жизнию ο Нем свидетельствуют и делами. Он хвалит их, так как в лице их сам Он ο Себе свидетельствует, потому что Он живет в них, а они в Нем. Вот почему Он от Себя самого отречься никогда не может (2Тим. 2:13). Отрекаются же от Него не живущие в Нем. Обращайте тщательное внимание на Его слова. Он не сказал: „Кто отрекается Меня‟ (ἐν ἐμοὶ), а кто отрекается от Меня (ἐμὲ), пοтому что всякий, кто в Нем, не отречется от Него, что же касается этих слов перед людьми, то под людьми нужно разуметь и тех, кои ищут спасения, а равным образом и язычников, нас преследующих. Свидетельствовать образом жизни следует пред теми; свидетельствовать поведением и словом пред этими. Вот почему они никогда не могут отречься от Господа. Отрекаются же от Господа не живущие в Нем».

Таковы рассуждения Гераклеона. И кое в чем он как будто и согласен с нами. Но он позабыл одну сторону вопроса. Он не думает об очень возможном случае, что никогда не исповедывавший Христа перед людьми делами и жизнию вдруг может дать ο Нем словесное исповедание перед судьями, не изменяя себе среди пыток даже до последнего часа и свидетельствуя тем, что верит во Христа от глубины сердца. Это великодушное настроение, которого не могла изменить даже и смерть, в состоянии изгладить в мученике все пороки, какие порождаются в нас пожеланиями, т.е. стало быть и с началами их. Это мученичество есть так сказать покаяние, свидетельствуемое в конце всей жизни действием; оно вместе с тем есть и блестящее ο Христе свидетельство, исходящее из уст исповедника.

Если же Дух Отца в нас свидетельствует, то каким же это образом мы можем быть при сем лицемерами, которые, по мнению Гераклеона, только на словах исповедуют Господа? Но некоторым, если это нужно, Дух сей дан будет; это обещано им; дан будет Он для оправдания веры их словами, чтобы их мученичество и их свидетельство могли быть полезными для общества. Члены церкви все мужественны. И те из язычников, которые с пламенным усердием ищут пути спасительного, (смотря на них) удивляются и увлекаемы бывают их верою: другие же все поражаемы бывают удивлением и изумлением.

Исповедание Господа следовательно есть безусловная обязанность всех, так как оно зависит безусловно от нас самих. Являться же апологетами религии и защищать ее словами, это не составляет безусловной обязанности всех, потому что это не зависит от нашей власти.

Претерпевший же до конца спасется (Мф. 24:13). Найдется ли хотя один здравомысленный человек, который рабствованью демону не предпочитал бы царственное достоинство в Боге? Без сомнения есть люди, которые, по Апостолу, говорят что знают Бога, а делами отрекаются, будучи гнусны и непокорны и неспособны ни к какому доброму делу (Тит. 1:16). Они, ограничивающиеся лишь таким исповеданием Бога (т.е. только знанием Его), по крайней мере при конце своей жизни могут свидетельствовать ο Господе хотя одним добрым делом, это мученичеством за Него. Оно есть тоже крещение, смывающее все грехи. В «Пастыре» мы читаем: «Вы ускользнете от нападений этого дикого зверя, если ваше сердце останется чистым и свободным от всяких пятен» ⁵¹¹. Но и сам Господь говорит: Сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу, но Я молился (Лк. 22:31, 32). Господь один пил чашу (Мф. 20:22) в очищение как тех, которые злоумышляли против Него, так и тех, которые еще не знали Его, а Апостолы, уже только по Его примеру, в качестве истинных гностиков и людей совершенных, страдали за основанные ими церкви. Отсюда следует, что гностики, если хотят быть верными подражателями Апостолам, должны хранить себя чистыми от всякого греха и любить ближнего из любви к Богу, чтобы при наступлении опасности со славою перенесть испытания, их удручающие и чтобы выпить за свою церковь чашу Господню.

Итак, открывается, что все исповедующие имя Христово делами своей жизни, равно как исповедующие оное пред судьями, будет ли то по побуждениям надежды на воздаяние, или же уступая страху наказаний, достойнее тех, кои исповедуют спасение только устами. Если же какой христианин возвысится и до любви, то сей подлинно блажен и мученик по истине и совершенный: он дает и пред Богом Отцом чрез посредство Господа доказательство совершенного исполнения заповедей. Он доказывает, что состоит братом нашего Господа, страстно Его любящим, себя предавшим исключительно Богу. С любовию и благодарностью он возвращает сокровища, к хранению которых был приставлен; возвращает Он Богу человека, от него назад требуемого.

Когда же вас будут преследовать в одном городе, сказал Господь, бегите в другой (Мф. 10:28). Не то это значит, что Господь советует спасаться бегством от преследования за веру, как если бы быть преследуемыми за сие собою представляло несчастие. Ни смерти избегать не было у Него в намерении посоветовать здесь, как если бы страх смерти одобрял Он. Что же хотел Он сказать данными словами? Α тο, чтобы мы не делались ни для кого ни причиной зла, ни соучастниками в нем; ни себе самим не причиняли бы зла, ни преследователям нашим, ни убийцам. И способ Он показывает нам, как должны мы избегать преследования нас. Безрассудным делом было бы ослушание, но и напрашиваться на опасность тожё безрассудно. Если грешит против Бога тот, кто предает смерти человека Божия (1Тим. 6:11; 2Тим. 3:17), то становится соучастником в убийстве и тот, кто добровольно предает себя судьям ⁵¹².

A именно таким содействователем преследованию ⁵¹³ и становится тот, кто вместо того, чтобы уклоняться от преследователей дерзко выставляется пред ними и бежит навстречу им. Это значит, что он, сколько от него зависит, способствует озлоблению преследователя. Если же к этому да еще и нарочно возбуждает его гнев против себя, то он уже всецело виновен; это равнозначительно с натравливанием на себя свирепого животного, а равным образом если б давал кто повод кому-либо к задору против себя или к оштрафованию себя или к судебному процессу против себя или вообще к неприязненным и враждебным отношениям против себя: тот сам становится причиной всего этого. Именно с этой целью (утишения вражды против нас) нам и заповедано никаких вещей сего мира не удерживать у себя силою, если кто их будет отнимать у нас, но отнимающему верхнюю одежду не препятствовать взять и рубашку (Лк. 6:29). Господь хочет, чтобы мы оставались свободны от всякой чрезмерной к чему-либо привязанности; Он опасается, как бы усилиями удержать за собой какое-либо из земных благ не восстановить нам против себя тех, кои у нас оспаривают его и чтобы своим сопротивлением не навлечь нам хулы на имя Бога христианского.

Говорят: «Если Бог печется ο вас ⁵¹⁴, то почему же преследования против вас ведутся; почему вас смерти предают»? «Ужели это Он на вас попускает такие бедствия», – восклицают наши противники.

Мы не думаем, чтобы по воле Божией нас постигали такие бедствия. Но нам при сем на память Его предречение приходит, что во времена последующие с нами все это случится, т.е. что все эти напасти нас постигнут, что за имя Его будем мы на смерть осуждаемы и ко кресту пригвождаемы ⁵¹⁵. На преследование нас следовательно воли Его не было; но бедствия, имеющие нас постигнуть, Он для того заранее предвозвестил нам, чтобы заблаговременным нас предъизвещением предстоящих нам испытаний приучить нас к терпению и безропотной покорности, за что Он обещал нам наследие. Не мы одни умираем; подвергаются вместе с нами казни и многие другие.

«Но эти другие, – продолжают наши противники, – суть злодеи; их казнят во имя закона и справедливости».

Но чрез это наши противники невольно сами против себя свидетельствуют; значит, мы невинны и нас лишь из-за соблюдения формальной верности закону приносят ему в жертву. Но несправедливостями судебной власти не ниспровергается провидение Божественное. Судебной власти следует господствовать над своими приговорами, а не рабски оные произносить. Не на бездушные же струны музыкальных инструментов судьи должны походить, которые при нажиме на них повинуются причине инородной и получают ими производимые впечатления от силы чуждой. Вот почему от наших судей в свою очередь и от самих будет потребован отчет в их судебных приговорах. Они дадут отчет в применении, какое сделали из своей свободы, мы же в стойкости, которую противопоставили их угрозам. Мы невинны, а судебная власть нас преследует, как если б мы были нарушителями законов и какими-то тяжкими преступниками, хотя она дел наших не знает, да и осведомляться ο них не желает ⁵¹⁶. Даже ужаснейшее нечто она себе позволяет против нас. Она руководится по отношению к нам лишь пустым предубеждением против нас, за что сама будет суду Божию подлежать. Нас преследуют не за преступления, а лишь по неосновательному ο нас мнению, будто мы люди вредные в мире, – единственно за то что мы христиане и притом не свою только жизнь устрояющие по христианским началам, но увлекающие и других к следованию тем же принципам.

«Но почему же к вам помощь не приходит в жару гонений на вас», – восклицают наши противники. Отвечаем им. Мы ничего не теряем от того; по крайней мере мы сказать это можем ο себе лично. От всех сих бедствий чрез смерть освободиться имея, мы воспарить имеем к нашему Господу и этот переход в мир иной для нас не более значит, чем переход из одного возраста жизни в другой. Не мудруя много, мы еще благодарим тех, кои нам случай доставляют отойти из сего мира быстро, и лишь об одном при сем хлопочем, чтобы наше мученичество поддерживалось любовию к Богу. Без этих душевных расположений наших большинство смотрело бы на нас как на извергов. И это большинство, если узнает истину, и само, купно люди все, обратится на тот же путь (Деян. 9:2; 19:9, 23; 24:22: 18:25, 26; 22:4), и избранных с поры той не будет более. Да, вера наша поистине имеет стать светом для мира (Мф. 5:14) и ею изобличено будет неверие его. «Ни Анит не причинит мне зла, ни Мелит; они не в состоянии этого сделать. ибо я не верю, чтобы во власти было человека злого повредить человеку доброму» ⁵¹⁷. Поэтому каждый из нас может смело восклицать: Господь за меня, не устрашусь; что может сделать человек мне (Пс. 66:6). Души праведных в руке Божией и мучение не коснется их (Прем. 3:1).

Василид в 23-й гл. своих «Толкований» касательно тех, кои за веру приговором судебной власти бывают осуждаемы на мученическую смерть, утверждает следующее: «Относительно тех, кои подвергаются так называемым преследованиям, мое мнение такое: Все они несомненно виновны в грехах неведения и даруется им сие счастие (мученичества) благостию Провидения, приводящего их к тому. Оно это попускает приводить их на суд по причинам весьма разнообразным. Оно это устрояет, что они подвергаемы бывают пыткам не как простые преступники, осуждаемые на смерть по уликам неоспоримым и за пороки не какие-либо бесславные в роде прелюбодеяния или убийства, а обвиняют их за то лишь, что они христиане; и этим бывают муки их смягчаемы, так что представляется, как будто они и не страдают. Α если бы подвергнут был пыткам и кто-нибудь из таких правоверных, за коим не имеется никакого греха неведения, что однако же редкость, то и испытываемые им страдания никто не имеет права приписывать злобе и заблуждению властей, а должен думать об его страданиях, что это страдания безгрешного ребенка». Потом немного ниже Василид прибавляет: «Подобно тому как ребенок, еще не успевший совершить никакого греха или по крайней мере самопроизвольно его не учинивший, может быть постигнут страданиями уже за то одно, что носит в себе зародыш греха (душу, еще до ниспослания в сие тело согрешившую) и в ниспослании их на него должен видеть благодеяние себе, его знакомящее со многими трудностями жизни: подобно этому и приражение страданий к человеку, ни в чем не погрешившему или же ни в тем, – по крайней мере самопроизвольно, – не нарушившему своего долга, будет истекать из того же принципа, и те страдания его будут иметь характер страданий ребенка. Он уже носит в себе склонность ко греху; и если еще не погрешил, то единственно потому, что случая к тому еще не представилось, так что он значит не имеет права себя считать совершенно невинным. Всякий, расположенный к нарушению верности своему долгу или слову, есть уже преступник, хотя бы он и держался еще слова или исполнял свой долг (Мф. 5:33); всякий, намеревающийся совершить убийство, есть уже убийца, хотя бы убийства он и не совершил еще. То же самое следует сказать и ο праведнике, еще не согрешившем: праведность его мнимая. С той самой минуты, как увидел я его страдающим, я уже объявляю его преступником, хотя бы он и не совершил еще никакого проступка: он уже носил в себе желание согрешить. И по истине скорее все, что вам угодно, я скажу, только не это, что Провидение жестокосердо». – Далее и еще ниже Василид и ο Господе выражается так, что очевидно его мнение ο Нем, как ο простом человеке. «Если бы, – говорит он, оставляя все предшествующие рассуждения, – кто-либо попытался мне доказать противное, ссылаясь на некоторые личности: такой-то де страдал, следовательно он согрешил? Я отвечу тому с его же позволения: он не грешил, а страдал подобно тому, как ребенок страждет, а если бы противник мой все еще продолжал на своем настаивать, то я прибавил бы: Назовите мне какого вам угодно человека, все-таки он будет человек, а Бог правосуден. Кто родится чистым от нечистого? Никто (Иов. 14:4).

Василид держится того исходного пункта, что души, привлекаемые за свои грехи к наказанию здесь на земле, грешили еще во время жизни предшествующей; душа избранного наказывается мученичеством, которое покрывает ее ореолом славы; всякая же другая душа заслуженной ею казнью очищается.

Но весь набор сих доказательств Василидовых падает, как скоро мы на то обратим внимание, что вполне от нас ведь зависит, исповедать Христа или нет; и это в нашей власти, подвергнуться за Него мученической смерти или нет. Для того же, кто отрекается от Господа, существует ли уже и Провидение, если его понимать в Василидовом смысле? Спрошу теперь и я его. Ответь мне, Василид: Вот подстражный христианин. По воле или против воли Провидения произошло то, что узник сей будет свидетельствовать ο Христе и подвергнется казни. Если он отречется от Христа, то казни избежит, но что станется тогда с очищением его от греха? Если же Василид скажет, что исповедник сей не должен и на арену выходить для свидетельства, а следовательно и казни не подвергнется, то он сам себе будет противоречить, ибо должен будет сказать, что и отрекающимся от Христа вечная гибель устрояется Промыслом. Далее как же это слава и воздаяние блаженной вечностью может становиться уделом мученика, если при исповедании Господа воля его в том не участвовала? Если же Василид скажет, что имевшего пострадать Провидение и не допустило до греха, то чрез это разом приписывается Провидению двойная несправедливость: во-первых та, что во имя справедливости Оно не освобождает несчастного, влекомого на смерть; а затем та, что Оно содействует судье, чрез привлечение к суду невинного, поступающему вопреки долгу. Выходит, что первого Оно наказало за дело исповедания, согласовавшееся с его убеждениями; второму же, порабощенному своей беспутной воле, несправедливо благоприятствовало и не отклонило его от дела, им неправо предпринятого.

Скажем не колеблясь: Василид в этом случае оказывается безрассудным нечестивцем, потому что он обоготворяет сатану и дерзко осмеливается превращать Господа в человека грешного. Когда демон нас искушает, хорошо зная кто мы, но не зная, окажем мы ему сопротивление или нет, то чрез это он желает поколебать веру нашу, пытаясь подчинить нас своему влиянию: и далее сего власть его над нами не простирается.

Провидение же, попуская сие, имеет в виду тройную цель: во-первых Оно хочет, чтобы мы спасались своими собственными усилиями, в наблюдении заповедей закона имея средство к тому; во-вторых Оно хочет, чтобы искуситель из-за встреченной им неудачи был покрыт стыдом; наконец Оно хочет, чтобы примерами вероисповедной твердости была укрепляема вера членов церкви и чтобы свет веры проник в совесть и неверующих, уже удивляющихся геройству мучеников.

Но если мученичество есть воздаяние за добродетель, и если смертная казнь играет роль лишь средства для сего; то это же самое должно сказать и ο вере и об учении, коими вызывается мученичество; верою и учением мученичество обусловливается. Известно ли вам учение нелепее этого?

Что же касается до вопроса: Переходит ли душа из одного тела в другое и в чем состоит участие демона при сем, то мы рассудим ο сих предметах в другое время. В данную же минуту к тому, что уже сказано нами, прибавляем следующее размышление, что на будущее время вышло бы из веры, если бы мученичество считалось не более как наказанием за соделанные в предшествующей жизни грехи? Чем оказалась бы любовь к Богу, которая переносит преследования и стоит твердо за истину? Чем были бы заслуги исповедника? Чем оказалась бы бесчестность вероотступника? К чему тогда служил бы правый образ жизни, умерщвление своих пожеланий и непитание ненависти ни к какому созданию?

Далее если, по свидетельству самого Василида, одной из черт характера, согласующегося с Божественною волею, есть та, ο кοтοрой мы и говорили, чтобы «ко всему относиться любвеобильно», потому что части должны иметь отношение к целому и состоять в гармонии с ним; если другой чертой такого характера должна быть та, чтобы «ничего не желать»; и наконец третьей «ни к кому не питать злобы и вражды и ко всему относиться без ненависти», то что из этого следует? То ли, что казни происходят по воле Божией? Безбожное учение! Вовсе не по воле своего Отца наш Господь страдал; нет воли Божией и на то, чтобы христиане были преследуемы. Одно из двух: или преследование нас есть благо, если оно происходит по воле Божией; или же палачи и преследователи наши невинны. Но в природе ничего не происходит без воли Властителя вселенной. Заключая все в одном слове, остается нам сказать, что все это потому происходит, что Бог не противится тому ⁵¹⁸. Этим единственно возможным разъяснением провидение примиряется с милосердием Всевышнего. Не нужно воображать, что сам Бог поднимает на нас руки и на нас наводит напасти; мы далеки от этой мысли. Но следует верить, что Бог не останавливает руку тех, которые нам устрояют несчастия, и гнев наших врагов обращает нам во благо.

Отниму у него ограду, говорит Господь, и  он будет опустошаем (Ис. 5:4). Таковы вразумления, нам даваемые Провидением в лице других, наказываемых за их личные грехи; а наставления, нам даваемые Христом и Апостолами из-за наших грехов, таковы. Воля Божия, говорит Апостол, есть та, чтобы вы были святы, чтобы вы избегали любодеяния, чтобы каждый из вас умел соблюдать сосуд своего тела в святости и чести, не предаваясь чувственным вожделениям как язычники, незнающие Господа и чтобы никто не поступал со своим братом противозаконно и корыстолюбиво, потому что Господь мститель за все сие, как и прежде мы говорили вам и свидетельствовали. Ибо Бог призвал нас не к порочности, но чтобы быть святыми. Презирающий сказанное мною не человека презирает, а самого Бога, который нам дал Духа своего Святого (1Сол. 4:3–8).

Для нашего же освящения Бог не воспрепятствовал страдать и нашему Господу. Если же кто-нибудь из учеников Василида в свое оправдание сошлется на то, что мученик терпит кару за грехи, совершенные душой его раньше ее перехода в тело, плоды же своей добродетели получит после сей жизни и что в этом и состоит домостроительство Божие, то мы спросим у сего отделяющегося от церкви: будет ли и тогда возмездие распределяться согласно с видами Провидения? Если оно не будет истекать из закона Божественного правосудия, то и мир значит не представляет собою чего-то в роде очистительной каменоломни, и все подмостки Василидовы тогда рушатся под тяжестию его собственных ног. Если же они утверждать захотят, что очищение исходит от Провидения, то следовательно от Него же проистекают и наказания. Но провидение, как его понимает Василид, хотя оно первое свое движение и получает от верховного Архонта, все же присоединилось лишь в минуты творения Богом тварей. При этой системе Василидиане и сами должны признать, что пытки или не несправедливы и тогда судьи, на оные нас осуждающие, палачи мучеников пытающие, также поступают по праву; или же что преследования проистекают прямо из Божественной воли. Мучения и страхи посему, как сами они говорят, не суть необходимые акциденции вещей, а пристали к ним тому подобно, как ржавчина пристает к железу и приражаются к душе только вследствие свойственной ей воли.

Нам оставалось бы теперь обстоятельнее разъяснить эти предметы, но это мы оставляем до более благоприятного времени.

Валентин в одной из своих бесед пишет следующее: «Вы бессмертны по самому происхождению своему и состоите чадами жизни вечной; вы пожелали в смерти участие принять, дабы ее истощить и изгладить и чтобы в вас и чрез вас смерть умерла. Ибо когда мир вы укротите, то себя самих сил не лишите и будете господствовать над творением, одержав верх над владычеством смерти».

Валентин вместе с Василидом предполагают, что есть род людей пο самой природе своей спасаемых, получающих привилегию на это по праву самого рождения своего. Этот отличный от прочих смертных род людей ниспосылается на эту землю свыше для ниспровержения здесь владычества смерти, сего мрачного дела, созданного злым началом, сотворившим мир. В подтверждение своего учения еретики сии ссылаются на следующее слово Писания: Никакой человек не может увидеть лица Божьего и остаться в живых (Исх. 33:20). На основании сего изречения они утверждают, что Бог есть виновник и причина смерти. На сего-то самого Бога Валентин намекает и в следующих словах: «Насколько изображение ниже живого лица, настолько же мир ниже живого Эона. Итак, что же за предмет образа? Тип был сообщен художнику величием лица, дабы чрез имя его быть созданию его славным. Действительно не по собственной воле его и почину форма была измышлена, но именем в создании сем было восполнено то, что было в нем несовершенного ⁵¹⁹. Незримое в Боге нам объясняется сим вещественным миром». И так как Творец мира назван в Писании «Богом» и «Отцом», то Валентин называет сего Творца мира «образом истинного Бога» и «пророком»; мудрость же, во славу невидимого, воспроизведшую образ (Его), он превращает в художника. «Ибо существа, происходящие ex conjugatione, представляются плеромою; существа же, происходящие от начала единичного, суть только образы. Так как мир явлений не имеет отношения к незримому Богу, то душа представляет собою начало посредствующее, т.е. тем, что есть в ней отличного от сего вещественного мира, наполовину принадлежащая миру высшему, а тем, что есть в ней чуждого тому высшему миру, принадлежащая к сему миру феноменальному; и она представляет собою эманацию различающего Духа; так как была она вдохнута Духом, то вследствие сего самого и стала душой и образом Духа». Вообще Валентиниане утверждают, что их учение ο Димиурге, созданном по образу Божию, выражено ясно в том месте кн. Бытия, где под образом чувственным она рассказывает ο сотворении человека. Α подобие Божие они усвояют самим себе, утверждая, что вдунутие в них духа иной природы Димиургу осталось неизвестным. Когда мы будем доказывать, что существует только единый и единственный Бог, провозвещенный законом, пророками и Евангелием, мы опровергнем и это учение, ибо вопрос ο нем очень важный. Здесь же обратимся к тому, на чем в данную минуту настоять считаем за необходимейшее. Если правда, что род людей привилегированных ниспослан для упразднения чрез них смерти, то значит не Христос ее упразднил, если только и Его природе Валентиниане не усвоят субстанциальности подобной же, какой носителями состоят сами. «Но Он ее упразднил, – скажут Валентиниане, – чтобы она их не коснулась, рода людей избранных, привилегированных». Α следовательно, мы ответим им, они, состязающиеся с Димиуром, смерти не упраздняют, они, – по учению ими содержимому, – в образе Божием своей души, по субстанции наполовину сему, наполовину иному миру принадлежащей, высшую жизнь носящие. И в том случае если б они сказали, что сие упразднение смерти происходит чрез мать (мудрость?); а также и в том, если бы они вздумали утверждать, что это с согласия Христа они воинствуют против смерти, в обоих этих случаях они окажутся приемлющими и содержащими тайное учение, будто должно и можно бороться против Божественной власти Творца мира (Димиурга), а его создание можно и должно улучшать и преобразовывать, как если б они были существами какими-то высшими и будто следует стараться ο спасении сего душевного (плотского ) образа, коего и сам Он от тления освободить не мог. Но если и так судить, то Господь не должен ли быть признаваем за существо высшей природы, чем Бог Димиург (Творец мира)? Потому что какой же это сын когда состязается со своим отцом? И что между людьми дико, то ужели бывает в мире божеском? Α что Бог Вседержитель и Творец вселенной есть Отец Сына, изложение сего мы отложим до того места, где будем опровергать эту ересь, согласно с нашим обещанием имея доказать, что существует только единый Бог, и именно тот самый, который провозвещен Сыном.

Апостол, убеждая нас к терпению в скорбях, нам говорит: И сие от Бога, который вам даровал милость не только веровать во Христа, но даже и страдать за Него, призвав вас к той же самой борьбе, какую вы видели во мне и ο каком моем подвиге и ныне слышите еще. Если вы находите некоторое утешение во Христе, если есть какая отрада и некоторое облегчение в любви, если есть какое общение духовное, если есть какое милосердие и сострадательность между нами: то сделайте мою радость совершенною, оставаясь единомысленными, проникаясь одною и тою же любовию, один и тот же дух имея и одни и те же чувства. Если же после того как принесена Богу в жертву ваша вера, требуется еще, чтобы и моя кровь была пролита в качестве той же жертвы, то я утешен и радуюсь вместе со всеми вами (Фил. 1:29, 30; II:1, 2, 17). Я спрашиваю Валентина: Как же Апостол тех самых Филиппиян, которых назвал своими соучастниками во благодати (Фил. 1:7), как же он называет их соучастниками в том и по душе и по плотской организации? Подобным же образом он и ο Тимофее, но и ο самом себе пишет: Я не имею никого равно усердного (ίσόψυχον), кто стал бы искренно заботиться ο вас, потому что все ищут своего, а не того, что угодно Христу Иисусу (Фил. 2:20, 21). Итак, не только выше названные еретики оскорбляют нас, усвояя нам организацию лишь плотскую, но и Фригияне, которые называют так людей не верящих новому пророчеству. Мы опровергнем их, когда будем рассуждать ο пророчестве.

Нужно следовательно, чтобы тот, кто предъявляет права на звание человека совершенного, упражнялся в любви: только тогда он в состоянии будет возвыситься и до содружества с Богом, исполняя Его заповеди из любви к Нему. Если Господь нам заповедует любить наших врагов, то не то это значит, чтобы Он повелевал любить зло, нечестие, прелюбодеяние, воровство, нет; а заповедует Он самого вора любить, нечестивца, прелюбодея, но не настолько, насколько они грешат и бесчестят собой достоинство человека, а насколько они люди суть и творение Божие. Грех несомненно есть нечто актуальное, а не субстанциальное. Вот почему он и не может быть делом Божиим. Мы говорили, что грешники суть враги Божии. Почему? Потому что они состоят врагами заповедей Божиих, восставая против них. Наоборот тех, кои подчиняются Божественным заповедям, мы называем друзьями Божиими. Одни – друзья, по причине добровольных уз, их соединяющих с Богом; другие – враги по причине добровольного отчуждения их от Бога. Не существовало бы ни неприязни ни ненависти, если бы не существовало врагов и грешников.

Не пожелай. Этой заповедью не пожелание некоторых вещей из области другого Бога запрещается, как понимают сию заповедь еретики, от первого Бога различающие Димиурга или Творца и считающие некоторые вещи сего мира со своей превышеестественной природой не гармонирующими, ей чуждыми. Но произрождение сей заповедью не бесчестится как если бы оно было актом неким гнусным: это было бы учением поистине нечестивым. Мы не потому мирские вещи называем нам чуждыми, как если бы они были непристойными и гадкими самими по себе, и не потому, как если бы они не имели никакого отношения к Богу, Владыке вселенной, но потому, что мы не вечно живем среди их. С точки зрения собственности они нам чужды, ибо они уплывают из наших рук, переходя в руки наших потомков; в отношении же пользования ими они для каждого из нас имеют значение существенное, потому что для нас они и сотворены. И все же во время сей земной жизни нашей к ним отношения нам следует определять известными естественными границами, от перехода за кои заповедь нас мудро предостерегает; остерегаться мы должны всякого излишества и всякой к материальным благам привязанности.

Но до каких пределов должна простираться благосклонность? Господь нам отвечает на это: Благословляйте проклинающих вас; молитесь за тех, кто преследует вас и клевещут на вас (Мф. 5:44). И так далее Он продолжает в том же духе, и пοтом прибавляет: Да будете сынами Отца вашего небесного (Мф. 5:45), указывая таким образом, как можно подобием приближаться к Богу. Спеши помириться с твоим соперником, говорит Он в другом месте, пока находишься еще в дороге с ним (Мф. V, 25). Под соперником, ο котором говорится здесь, не тело это нужно разуметь, как утверждают некоторые, а демона и подобящихся ему; в образе людей, творящих на сей дольней земле беспутство демонское, он сам, демон, находится в дороге с нами. Вещь весьма возможная, что чрез устное исповедание дела Христова можно способствовать величайшему злу, если делами в то же самое время мы будем на стороне демона. Ибо написано: «...из страха, чтобы ваш противник не привел вас к судье, а судья чтобы не выдал вас нечестивому заправителю царством демонским». Ибо я убежден, что ни смерть, которой предают нас наши преследователи, ни жизнь сия временная, ни ангелы отступники, ни начала, т.е. влаственное достоинство сатаны, утвержденное им на возмущении против Бога; а также и все власти мрака, ни настоящее, среди которого в течение сей жизни мы находимся, каковы надежда солдата и барыш торговца, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не в состоянии остановить дел веры у человека, следующего в частных своих действиях свободной своей воле. Именем же твари называются здесь действия чисто человеческие, представляющие собою людское творение. Такие действия не могут нас отлучить от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем (Рим. 8:38,39). Вот краткий очерк исповедничества и мученичества, каких носителем состоит истинный мудрец (гностик).

Знаем, говорит Апостол, что все мы имеем знание, науку, которая занимается вещами, касающимися до общества и составляет общее всех достояние; известно нам и учение ο бытии только единого Бога. Апостол обращался с этим словом к верующим; потому он прибавляет: Но не у всех (такое) знание; не все содержат его, и составляет оно достояние лишь немногих ⁵²⁰. По пониманию некоторых здесь Апостол заповедует не всем сообщать ο том сведение, что можно употреблять в пищу мясо, приносившееся в жертву идолам. Он опасается, чтобы свобода наша не послужила соблазном для немощных и чтобы сим сведением не погубить брата (1Κοр. 8:1,7,9,11), а если бы некоторые обратили в вопрос Апостольское слово и стали бы спрашивать: Можно ли покупать все продаваемое на рынке и последующим его выражением: ничего не расследуя воспользовались для ответа, говоря так: «Делайте то, ничего не расследуя», то все место получило бы смешной смысл. Апостол сказал: Все остальное покупайте с рынка без всякого исследования (IКор. 10:25), за исключением впрочем того, что перечислено в соборном послании всех апостолов, где написано, что так угодно Духу Святому. Послание сие внесено в книгу «Деяний Апостольских» и приведено было к верующим заботливостию самого Павла. Итак, Апостолы в сем послании извещают, что следует воздерживаться от идоложертвенного и крови и удавленины и блуда; соблюдая сие хорошо сделаете (Деян. 15:29). Апостолом же сказано иное нечто ⁵²¹. Или мы не имеем власти есть и пить? Или не имеем власти иметь спутницею сестру жену, как и прочие Апостолы и братья Господни и Кифа? Ho мы не пользовались сею властию, говорит Апостол, но все переносим, дабы не поставить преграды благовествованию Христову (1Кор. 9:4,5,12), т.е. мы переносим эти очень важные неудобства, потому что спешим ответствовать явлением на всякий призыв ⁵²²; или же потому, что собою желали представить пример воздержности тем, кои также желали жить в воздержности. «Имея в виду это, – хочет сказать Апостол, – мы не расположены были есть все, нам предлагаемое, ни тем паче cum muliere habere consuetudinem». Особенно тем, которым вверено было столь важное домостроительство, надлежало собою представлять для учеников пример чистоты и безупречности. Вот почему Апостол продолжает: Будучи свободен от всего, я всем поработил себя, дабы больше приобресть. И всякий состязающийся воздерживается ото всего (1Кор. 9:19,25). Но Господня земля и все что наполняет ее. Итак, ради совести должно воздерживаться от того, от чего воздерживаться запрещено; совесть же разумею не свою: моя просвещена познанием, а совесть другого. Воздерживайтесь же из желания, чтобы назидание вашего брата шло тем успешнее, чтобы по неведению не вздумал он подражать тому, чего не знает или чтобы вместо возвышенных чувств у него не явилось высокомерия. Ибо для чего моей свободе быть судимой чужою совестью? Если я с благодарением принимаю пищу, то для чего порицать меня за то, что я благодарю? Итак, что ни делаете, все делайте во славу Божию. Под всем же нужно разуметь дела, позволенные правилами веры.

Для достижения праведности требуется вера сердечная, блаженство же достигается устным исповеданием. Отсюда такое обетование Писания: Всякий верующий в Него не будет постыжден. Проповедуемое же нами слово веры таково: Если будешь исповедывать устами твоими, что Иисус есть Господь и сердцем своим веровать, что Бог воскресил Его из мертвых, то спасешься (Рим. 10:10,11,8,9). Очевидно, что Апостол набрасывает здесь образ совершенной праведности, полнота коей слагается из дел и созерцания. Итак, следует благословлять нам наших преследователей. Благословляйте их, говорит Апостол, а не проклинайте (Рим. 12:14). Ибо наша слава сия есть, свидетельство нашей совести, что мы знаем Бога и сие знание доказываем святостию и богоугодной икренностию, даже и маловажными случаями открывая дела любви и обнаруживая, что не по плотской мудрости живем в этом мире, то по благодати Божией (2Кор. 1:12). Таково свидетельство Апостола ο познании. Общее же учение веры ⁵²³ в том же самом послании к Коринфянам он называет благоуханием познания (2Кор. 2:14). Ибо для большинства даже до сего дня при чтении ими Ветхого Завета остается неснятым то же самое покрывало (2Кор. 3:14), которое кажется должно бы уже открыться до обращении их к Господу. Вот почему тем, которые могут созерцать это, Господь явил, что принципом жизни сей, змеем ползающей на чреве, может быть и более возвышенный, хотя мы и остаемся прикрытыми плотию. Людей же печально ползающих по земле, преданных плотским удовольствиям, рабски служащих чреву и подчревию и всех тех, кои будучи преданы мирским пожеланиям, отсекают друг у друга головы ⁵²⁴, Господь назвал порождениями ехидниными (Мф. 3:7). Дети, не любим словом, ниже языком, говорит Иоанн, уча нас быть совершенными, но делом и истиною; чрез это познаны будем, что состоим чадами истины (1Ин. 3:18,19). Но если Бог есть любовь, а любовь если есть вместе с тем и благочестие, то страха нет в любви, но совершенная любовь изгоняет страх (1Ин. 4:16,18). Это есть любовь к Богу, чтобы мы соблюдали Его заповеди (1Ин. 5:3). В другом месте для тех, кои страшатся быть истинными мудрецами (гностиками), написано: Будь образцом для верных в слове, в своем обращении с ближними, в любви, в вере, в чистоте (1Тим. 4:12). По моему мнению совершенство веры (милосердие) отличается от всеобщей веры. Божественный Апостол в таких словах передает правила истинного мудреца: Я научился быть довольным положением, в котором нахожусь. Я умею жить и в бедности и в богатстве. Испытав все, я способен ко всему, быть в сытости и голодать, изобиловать и недостатки терпеть; могу все ο Укрепляющем меня (Флп. 4:11,12,13). С другими же рассуждая, чтобы побудить их к скромности, Апостол не колеблется стыдить их (1Кор. 6:5; 15:34) в таких выражениях: Вспомните первые дни ваши, когда вы, быв просвещены, выдержали великий подвиг страданий, то сами среди обезчещения и скорбей служа зрелищем для других, то принимая участие в скорбях тех, которые находились в подобном же состоянии. Ибо вы и моим цепям сострадали, и расхищение имения вашего приняли с радостию, зная что есть у вас имущество лучшее и непреходящее. Итак, не оставляйте упования, которому предстоит великое воздаяние. Терпение нужно вам, чтобы исполнив волю Божию, получить обещанное. Ибо еще немного и Грядущий приидет и не замедлит. Праведный Мой верою жив будет, а если кто поколеблется, не благоволит к тому душа Моя (Авв. 2:3,4). Мы же не из колеблющихся на погибель, но остаемся тверды в вере ко обретению души (Евр. 10:32–9). Затем Апостол приводит нам в пример людей, вдохновленных и укрепленных Богом. Поистине не достославно ли они засвидетельствовали свою веру терпением, перенесением оскорблений и бичеваний, цепей и темничного заключения? Они были побиваемы камнями, подвергаемы жесточайшим мучениям, умирали от лезвия меча, вели скитальческую жизнь покрытые овечьей и козьей шкурой, оставаясь беспомощными, сокрушаемые изнурением, преследуемые; они, которых весь мир не был достоин, блуждали по пустыням и горам, скрываясь в вертепах, земных пещерах и ущельях. И все сии, которых вера соделала столь достойными одобрения, не видели исполнения Божественных обетований. Чтобы вполне постигнуть смысл этой фразы, нужно подразумевать при ней слово «одни только», в нее вставляя оное безмолвно. Вот почему Апостол прибавляет: Потому что Бог, ибо Он благ ⁵²⁵, нечто лучшее ο нас предусмотрел, дабы они только с нами получили совершенное блаженство. Посему и мы, окружены будучи таким множеством свидетелей, этим священным и блестящим облаком, свергнем с себя все, что нас обременяет и запинающие нас цепи греха и устремимся мужественно на открытое пред нами ристалище, взирая на начальника и совершителя веры Иисуса (Евр. 11:36–40; 12:1,2). Но хотя и ясно Апостол сказал, что как для праведных, предшествовавших Христу, так и для нас, одно и единственное спасение во Христе ⁵²⁶, однако же, говоря ο Моисее, он прибавляет: Поношение Христово он считал для себя сокровищем наибольшим из всех богатств Египта, ибо он взирал на воздаяние. Верою он оставил Египет, не убоявшись гнева царского; он был тверд как бы видя Невидимого (Евр. 11:26,27). Божественная мудрость говорит ο мучениках: В глазах неразумных они казались умершими, кончина их считалась гибелью и отшествие от нас уничтожением. Но они пребывают в мире; и если пред людьми и терпели пытки, то надежда их полна бессмертия (Прем. 3:2–4). Потом, показывая, что мученичество есть очищение, Премудрость добавляет: Их страдания были легки, а им воздаяние велико. Бог их испытал, т.е. допустил, чтоб они подверглись испытанию для большей же их славы и для пристыждения соблазнителя и  нашел их достойными Себя, того т.е. чтобы называться им чадами. Он их испытал как золото в горниле и принял их как жертву всесовершенную, и в день Его посещения к ним, они возблистают искрами, пробегающими по сухой соломе. Они судить будут нации и господствовать над народами, а Господь над ними будет царствовать во веки (Прем. 3:5–8).

И Апостол Климент ⁵²⁷ в своем послании к Коринфянам начертывает нам некоторый образ истинного мудреца (гностика). Он пишет: «Столько иностранцев перебывало за стенами вашего города. И кто же из них не поражался этой твердой верой вашей и украшенностью ее всякими добродетелями? Кто из них не восхищался этим благочестием вашим во Христе, полным кротости и мудрости? Кто из них не хвалил этой щедрости вашей и прекрасного обычая гостеприимства? Кто из них наконец не распространял везде молвы ο том, как вы счастливы, содержа с уверенностью столь обширное и непоколебимое знание? Действительно вы всякое дело делаете, не обращая внимания на лица и следуете верно заповедям Господним» и проч. И затем в выражениях еще более точных Апостол прибавляет: «Будем постоянно взирать на этих людей ⁵²⁸, воздававших Его славе и Его величию почитание достойное Его. Обратим внимание на Эноха, который чрез послушание Богу праведным соделался и преложен был на небо; – на Ноя, который спасся от потопа, потому что верил; – на Авраама который в награду за свои веру и гостеприимство был назван другом Божиим (Иак. 2:23) и соделан отцом Исаака. Но это еще не все. Лот в воздаяние за свою веру и оказанное Ангелам гостеприимство выходит из Содома, не потерпев никакого вреда. Раав блудница среди всеобщего истребления спасается единственно благодаря своей вере и своему гостеприимству. Будем подражать тем, которые, прикрываясь то козьими и овечьими шкурами, то плетеньем из верблюжьего волоса, ходили везде, предрекая царство Христово. Таковы были св. пророки Илия, Елисей, Иезекииль и Иоанн. Авраам, давший блестящие доказательства свободной своей веры и названный за величие своей веры другом Божиим, далекий от того чтобы гордиться своей славой, в чувстве глубокого смирения воскликнул: Я только пыль и пепел (Быт. 18:27). Вот что Писание говорит об Иове: Иов был человек праведный, безупречный, прямодушный и благочестивый, избегавший всякого зла (Иов. 1:1). Он доблестностью своего терпения победивший искусителя, он свидетельствовавший ο Боге, но о котором и Бог свидетельствовал, смиренно говорит ο самом себе: Никтоже чист от скверны, хотя бы и один день был жизни его (Иов. 14:4, 5). Моисей, который найден был верным во всем дому Божием (Евр. 5:5), на голос к нему говоривший из объятого пламенем куста, отвечал: Кто я, что посылаешь меня? Я имею медленный язык и слабый голос (Исх. 3:11; 4:10), чтобы своими человеческими устами служить Богу в истолковании слов Его. Он прибавляет: Я пар воды кипящей. Бог гордым противится, смиренным же дарует милость (Иак. 4:6; 1Пет. 4:5). Но что сказать нам ο Давиде, ο котором Бог столь блистательно свидетельствует: Я нашел человека по Моему сердцу, Давида, сына Иессеева. И Я помазал его елеем святым на царство во веки веков (Пс. 88:21). Ho и сам Давид говорит к Богу: Помилуй мя, Боже, по великости милости Твоей и no множеству милосердия Твоего изгладь беззаконие мое. Омой меня от беззакония моего и от греха моего очисти меня, Беззаконие мое я признаю и грех мой всегда предо мною (Пс. 50:1–4) Потом намекая на грех, не подлежащий законной каре, он со смирением мудреца (гностика) прибавляет: Я согрешил единственно npomuв Тебя, я зло соделал npeд лицем Твоим (Пс. 50:6). Не говорит ли Писание в одном месте: Дух Божий есть факел, исследующий и глубины сердечные (Притч. 20:27). И чем выше восходим мы в знании, идя путями праведности, тем ближе к нам Дух света. Так Господь приближается к праведным. Никакой грех посему, даже и самый тайный и потаеннейшая мысль, не остаются сокрытыми от Него. И что же это за Дух света? Это Христос Иисус, наш Господь, испытывающий своею всемогущею волею наши сердца, кровь которого соделалась нашим освящением (Ин. 17:19). Итак, будем подражать образцам нам в пример предложенным: будем чтить старцев, воспитывать будем юношество в страхе Божием. Поистине блажен тот, который чему учит, то и исполняет, исполняет как следует заповеди Господни: это признак духа возвышенного и расположенного к созерцанию истины. Будем обращать волю наших жен на добротворение. «Сколь достолюбезна чистота нравов, – говорит наш Апостол. – И пусть жены наши выражают ее всем своим поведением, скромностью всех своих приемов, сдержанностью своего языка, ограничением чрез молчание излишества своих слов; любовию своею да не уклоняются они в стороны, но свидетельствуют ее по отношению ко всем, боящимся истинного Бога, и в ней всегда пусть остаются равными самим себе. Детей своих будем воспитывать в заповедях учения Христова, дабы они знали, насколько смирение сильно у Бога, – как ценна в очах Божиих чистая и незапятнанная любовь, – в какой степени прекрасен и величествен страх Божий, спасающий всех ходящих пред Ним в святости и соблюдении чистоты сердца. Повторяю: Бог проникает в помышления и мысли сердечные. Дух Его в нас и Он отнимает Его от нас, когда Ему угодно. Все же эти истины утверждаются верою во Христа Иисуса. Приидите, чада, говорит Господь, послушайте Меня, страху Господню научу вас. Хочет ли кто жить, любит ли долгоденствие и счастие? Потом Господь, изъясняя тайну чисел седмеричного и восмеричного ⁵²⁹, прибавляет: Удерживай язык свой от клеветы и свои уста от речей льстивых. Уклоняйся от зла и делай добро; ищи мира и постоянно соблюдай его. Уча же отвергать зло и прилежать к добру, Господь сим означает иносказательно «знание», совершенство которого слагается из дел и слов. Очи Господни отверзты на праведных; Его уши внемлют их молитвам; лица же Его гнев обращен на творящих злое и Он стирает с земли и память ο них. Взывает праведник и Господь слышит его и от всех бед избавляет его (Пс. 33:12–19). Много скорбей у грешников, надеющихся же на Него Господь окружает милостью (Пс. 31:10), что еще сказать? Полнотою милости будет окружен тот, чья вера чиста и правильна. Посему написано в послании к Коринфянам: «Разумный наш дух, до Христа вращавшийся в густом мраке, был выведен Им на свет (Ил. 1:236). Во свете сем Всевышним еще здесь на земле даровано нам предощущение бессмертия. Климент, еще обстоятельнее нам разъясняя природу сего ведения, прибавляет: «Приемля с полной верою сии истины, мы должны погружаться своими взорами в глубины сей Божественной мудрости, с надлежащей точностью и своевременно исполняя заповеди Господни. Мудрец посему пусть заявляет свою мудрость не пустословием, а добрыми делами. Смиренный пусть не самолично ο сем свидетельствует, а предоставляет другому воздаяние ему должным. Наблюдающий чистоту телесную и целомудрие пусть не делается от того суетнее, относя свое воздержание к дарам ему Божиим. Усмотрите, братия, что чем полнее и глубже полученное нами ведение, тел больше и очевиднее и опасность, которой мы подвергаемся».

Пo Клименту ⁵³⁰, «благоприличные и чистые расположения нашей любви ищут пользы общей». Она или исповедничеством и мученичеством заявляет себя; или назидает ближнего своими словами и делами, двоякой сей речью, письменной и неписанной. Любить Бога и ближнего, вот в чем она поставляет свой долг ⁵³¹. И она возносит нас на высоту, изображение которой не поддается никакому описанию человеческим словом. Любовь покрывает множество грехов (Иак. 5:20; 1Пет. 4:8). Любовь все терпит (1Кор. 13:4,7), ожидает с терпением исполнения обетований; она соединяет нас теснейшим союзом с Богом; в делах она наблюдает дух единодушия и общего согласия; это любовь делает избранных Божиих совершенными в добре. Никакое дело не может быть угодным Богу, если не будет оно проникнуто любовию. Коротко, ее превосходство таково, что слабым человеческим словом оно и передано быть не может. Быть собственником сего драгоценного дара способен только тот, кого сам Бог удостоил его.

Весьма определительно посему пишет ο любви св. Павел. Если я отдам тело мое (на сожжение), α любви не имею, говорит он, то я не более как медь звенящая или кимвал звучащий (1Кор. 13:1,3). Как если бы так говорил Апостол: Разве это не свободной моей воли и не разумом руководимой любви избрание, что я стражду за Христа и свидетельствую веру в Него исповедничеством? Если же я поступал бы так, что во исповедание Господа двигал лишь устами, чувством страха проникаясь, то жалким же я был бы человеком. Не бездушным ли инструментом я был бы, лишь механически издающим имя Бога, самому мне остающееся неизвестным? Действительно есть народ. свидетельствующий свою любовь к Господу лишь устами своими (Ис. 29:13); и есть другой народ, за веру предающий тело свое на сожжение (2Кор. 13:3). И если я роздам все имение мое, говорит Апостол, чтобы им содержать бедных, но если в этой благотворительности я буду руководиться не началом любви, а расчетом на благодарность от человека, коему оказана услуга, или же – ожиданием воздаяния, обещанного Господом; то хотя бы я имел и такую полноту веры, что горы мог бы переставлять и страсти ею утишать, помрачающие разум: если любовь не делает меня верным Господу, я ничто, т.е. сравнительно с праведником, свидетельствующим ο своей вере пред народом согласно с правилами своей мудрости, я человек темный и ничем не отличающийся от толпы. «Много поколений со времен Адама и даже до настоящего времени жило на поверхности земли, и все они исчезли; в любви же совершенные, по благодати Господней, наследуют землю благочестивых и святых, как откроется то при наступлении дня, в который Христос Иисус приидет судить мир и откроет свое царство. Любовь не позволяет себе грехов. Если же кто-либо из владеющих сим сокровищем по навождению искусителя и впадет в какой-либо невольный грех, то он, подражая Давиду, тотчас поет: Превознесу Господа в славословии; и сия жертва да будет Ему благоугоднее, нежели телец с рогами и с копытами. Да увидят это бедные и да возрадуются (Пс. 68:32,33). Ибо говорит Он: Принеси в жертву Богу хвалу и воздай Всевышнему обеты mвou. И призови Меня в день скорби; Я избавлю тебя, и ты прославишь Меня (Пс. 49:14,15). Жертва Богу – дух сокрушенный (Пс. 50:19).

Бог также именуется любовию (1Ин. 5:8,16), потому что Он благ. С полнотой Его любви несогласимо, чтобы кто-либо вредил своему ближнему (Рим. 13:10) или чрез причинение ему несправедливости или чрез отмщение за зло новым злом. Сокращаем все в одном слове: подражая Богу, мудрец изливает благодеяния на всех безразлично(Мф. 5:44 и д., Лк. 12:36). Итак, исполнение закона есть любовь (Рим. 13:10), т.е. по примеру Христа (Мф. 5:17) исполнение закона должно быть столь деятельным осуществлением любви, чтобы живо чувствовалось присутствие между нами Господа, нас любящего; иначе сказать, исполнение закона состоит в исполнении Господня учения ο любви; это – жизнь любовию проникнутая и устроение ее по заповедям Спасителя. Некогда дана была устрашающая заповедь: Не прелюбодействуй, не пожелай жены ближнего твоего (Рим. 13:9); ныне этой заповеди указано совершеннейшее исполнение чрез любовь. Дело вовсе не безразличное, исполняется что-либо по побуждениям страха или любви, вытекает что-либо из веры или из знания. По справедливости существуют следовательно и различные ступени воздаяния. Для мудреца (гностика) уготовано то, чего глаз не видел и ухо не слыхало и чего на сердце человеку не входило (1Кор. 2:9; Ис. 64:4); того же, кто ограничивается лишь верою, Господь обещает вознаградить сторицею за то, что он оставил (Мф. 19:29; Мк. 10:29,30). Обетование сие без сомнения всяким может быть понято ⁵³².

Припоминаю по сему поводу странное объяснение сего места одним из мнимых мудрецов (гностиков). Спаситель говорит: А Я вам говорю, что всякий, кто смотрит на женщину с пожеланием, уже ищет преступной связи с нею (Мф. 5:28). Истолкователь сей говорит, будто бы Господь нас не за простое пожелание здесь осуждает, а за то, если дело, обыкновенно состоящее следствием пожелания, выходя из пределов его, в нем самом и завершение находит. Нет никакого сомнения, что во сне пожелание не пользуется зараз видением и телом. Писатели, собиравшие анекдоты, усвояют такую сентенцию справедливому Бакхору ⁵³³. Молодой человек, увлеченный любовью к куртизанке, склонил ее за условленную плату прийти к нему на другой день. Случилось же, что молодому сему человеку приснилось, будто эта молодая девушка отдалась ему и удовлетворила его пожеланию. Вопреки ожиданиям страсть молодого человека оказалась насыщенной, так что он затворил дверь пред своей любовницей, когда согласно с условием она пришла к нему. При известии ο том, что случилось, выпровоженная молодая девушка потребовала обещанной платы на том основании, что она хотя и во сне, но удовлетворила желанию молодого человека. Так дошло дело до суда. Судья, приказавши молодому человеку положить на солнышке кошелек, содержавший плату за стыд, куртизанке повелел взять тень его, хитро осуждая ответчика на уплату тени вознаграждения за тень владения, pro imagine coitu ⁵³⁴. Если душа, потрясенная видением, вступает в связи с ним во время сна, то это сон. Если же наяву человек грезит, если он смотрит на какой-либо предмет глазами пожелания, то он гоняется за видением, которое не имеет уже ничего фантастического. Преступление, по мнению нашего мнимого гностика, начинается не тотчас, как извещается кто-либо глазом; зачинается блудодеяние или прелюбодеяние в мысли; оно дело пожелания, насколько преступление начинается в пожелании. Но если бы кто посмотрел на красоту тела, говорит Логос, то плоть окажется красивой с точки зрения пожелания. Вы рассматривали его глазом плотским и греховным, и ваше созерцание преступно. Смотрите напротив на красоту с точки зрения целомудренной страсти, тогда вы забудете красоту плоти для красоты душевной ⁵³⁵; вы будете тогда смотреть на тело как на статую, возвышаясь чрез эту земную красоту до самого Творца и до того, что действительно прекрасно, собою являя ангелам, охраняющим всходы на небо, печать святости, светлый характер праведности ⁵³⁶. Я хочу сказать сим, что отпечаток благой совести приятен Богу; приятно Ему бывает радостное обнаружение добродетельных чувств, которыми бывает волнуема душа, счастливая тем, что состоит вместилищем Святого Духа. Это и есть свет, которым сияло лицо Моисея, и блеска которого народ не мог переносить. Вот почему он и должен был прикрыть оное от плотских глаз толпы покрывалом (Исх. 34:19 и д.). Люди, с собой вносящие что-либо из земных вещей, бывают останавливаемы надзирателями небесных обителей и бывают освобождаемы от человеческих скорбей, обремененные которыми они приходят. Не то бывает с теми, кои оставили в мире сем товар неприемлемый в мире небесном: богатых сокровищами познаний и праведности, состоящей в делах, ангелы пропускают их среди единогласных благословений и провозглашают счастливыми их личность и их дела.

И лист его не отпадет, т.е. лист древа жизни, посаженного при потоках вод (Пс. 1:3). Праведный сравнивается с деревьями, которые обременены плодами, не только с жертвами, которых запах поднимается до небес. По установлению закона левиты обязаны были осматривать жертвы и открывать их недостатки. Подобно этому умы изощренные ⁵³⁷ легко отличают законное желание от преступного. Они относят это последнее к сластолюбию и невоздержности, так как оно противоречит разуму. Первое же они относят к разряду вещей, которые в силу закона природы стали необходимыми, потому что оно имеет в основании своем и своим регулятором рассудок.

Как мужчина так и женщина одинаково способны к совершенству ⁵³⁸. Покажем это на примерах. Вот Моисей. Он слышит от Господа следующие слова ⁵³⁹: Я говорил уже тебе и повторяю еще раз: Смотрю Я на народ сей, и вот он народ жестоковыйный. Не удерживай Меня, и Я истреблю их и изглажу имя их из поднебесной, а от тебя произведу народ, который будет многочисленнее и дивнее сего (Втор. 9:13,14). Что же Моисей? Он не на личные свои интересы обращает внимание, а на общее спасение и отвечает неотступной молитвой: Не сотвори сего, Господи. Прости народу сему грех его или же изгладь и меня из книги живых (Исх. 32:32). Дивное совершенство! Человек сей желает лучше умереть вместе со своим народом, чем только одному спастись. Но самоотвержением Моисея не исключается способность к оному и женщины. Вот Юдифь. Видя город Ветулию осажденным, она, поручив себя молитвам старцев, проникает в лагерь иностранцев. Для освобождения своего отечества она презирает все опасности; в твердом уповании на Бога предается в руки неприятелей. И вскоре ее вера вознаграждается. Пылая мщением к врагу своей веры, она отрубает Олоферну голову. Вот и другая женщина, Эсфирь, также заявившая себя совершенством веры. Не она ли это освободила Израиля из-под власти деспота и от жестокостей сатрапа? Слабая, одинокая, вооружившись лишь постом и слезными молениями, она оказывает сопротивление тысячам рук, готовых наложить на ее единоплеменников цепи, хлопочет об отмене тиранического декрета, и благодаря энергии своей веры достигает своей цели. Но этим дело не кончается. Она умилостивляет Ассириянина, наказывает Амана и усердными своими, обращенными к Господу, молитвами спасает Израиля. – Говорить ли ο Сусанне и сестре Моисея? Одна вместе с пророком принимала участие в командовании войском и первая между еврейскими женщинами прославилась мудростью; другая, чтоб остаться верною своей девственной чистоте, презрела мучения и, будучи распутными стариками осуждена на оные, неустрашимо пошла на смерть геройской мученицей целомудрия.

По свидетельству Диона философа ⁵⁴⁰, жена по имени Люсидика, была столь целомудренна, что и купалась всегда в хитоне (тунике). Другая, по имени Филотера, входя в воду, поднимала свой хитон постепенно, по мере обнятия водой обнаженных частей тела; а выходя из воды после купанья она точно таким же образом постепенно покрывала свое тело. Знаменитая Леэна Афинянка не с непоколебимым ли мужеством перенесла все муки? Посвященная в тайну заговора Гармодия и Аристогитона против Гиппарха, она не открыла ни малейшей его подробности, несмотря на примененные к ней жесточайшие пытки ⁵⁴¹. А вот Телесилла, предводительствовавшая Аргивскими женщинами, в одно и то же время и предводителем бывшая и поэтессой, одним видом своим обратившая в бегство столь опытных в войне Спартанцев ⁵⁴²: такое презрение к смерти она сумела внушить своим подругам. – Автор стихотворения «Данаиды» подобное же рассказывает ο дочерях Даная:

И тогда дочери Даная поспешно взялись за оружие

На берегах величественной реки Нила  и проч. – Другие из поэтов прославляют Аталанту за ее быстроту на охоте, – нежную любовь Антиклейи ⁵⁴³, супружескую любовь Алкесты, мужество Макарии ⁵⁴⁴ и Гюакинтид. – А Феано пифагореянка разве не возвышенное свидетельство дала любви своей к мудрости, когда одному из своих обожателей так отвечала: «Какая прекрасная pука», –воскликнул этот поклонник ее, посмотрев на нее любопытным взглядом; «Да», – отвечала Феано, – но она не всем принадлежит» ⁵⁴⁵. Об этой же самой Феано рассказывают следующее. Спрошенная: «чрез сколько дней после соспания с мужчиной женщина может присутствовать на празднике Фесмофорий», она дала такой себя достойный ответ: «Если это муж ее, то сей час же; а если не муж, то никогда». Фемисто лампсакиянка, дочь Зоила, жена Леонтея лампсакиянина, была последовательницей философии Эпикура, подобно тому как Мюйя ⁵⁴⁶, дочь Феано, принадлежала к пифагореянкам. Аригнота ⁵⁴⁷ писала ο жизни Диониса. Дочери Диодора, прозванного Кроносом, все были сильны в диалектике, как об этом свидетельствует Филон диалектик ⁵⁴⁸ в своем «Менексене». Вот им передаваемые имена их: Менексена, Аргейя, Феогнис, Артемизия, Пантаклейя. Α я напомню здесь ο некоей Гиппархии маронитянке, жене Кратеса, принадлежавшего к школе Циников, в честь которой в Пойкилии и «кюногамии» были справляемы. Арета, дочь Аристиппа, киренеянка, была слушательницей философии своего отца и сама в свою очередь имела слушателем некоего Аристиппа же, прозванного «митродидактом» за то, что первоначальное образование получил он от своей матери. Между учениками Платона была и аркадянка Ласфенейя и флиасиянка Аксиофея. Аспазия милетская ⁵⁴⁹, из-за которой комики такой шум поднимали, имела полезное влияние на Сократа и его философию, а также и на Перикла и его ораторство. Из опасения затянуть речь, умолчу ο других. Не буду распространяться и ο поэтессах: Коринне и Телесилле, Мюйе ⁵⁵⁰ и Сафо; – ни ο женщинах-художницах как Ейрене, дочери Кратина, и Анаксандре, дочери Нэалка, как это открывается из «Сюмпозиак» Дидима. Евметис, дочь мудрого Клеобула, царя Индусов, не нашла для себя постыдным вымыть ноги гостей, которых принимал ее отец. Подобно сему жена Авраама, блаженная Сарра, сама приготовила для Ангелов хлеб и сама испекла его в золе. У Евреев девочки даже и царской крови занимались пасением овец ⁵⁵¹. Навсикая у Гомера сама идет мыть белье в ключевой воде ⁵⁵². Женщина целомудренная первее всего собою должна подавать мужу, если это возможно, пример совместного следования по пути к блаженству. Если же ей не удается это, пусть шествует к добродетели одна, повинуясь во всем своему мужу, не прекословя его воле, за исключением того что касается добродетели и спасения. Мужчина, который выгнал бы из дома жену или служанку за то одно, что они с нелицемерной искренностью исполняют Божественные заповеди, достиг бы не иного чего, как выпроводил бы из дому праведность и воздержность. Быть не может, чтобы мужчина или женщина что-либо понимали в своей науке, если они практически ее не изучали, не размышляли ο ней, не были заняты ею. Добродетель же не от иного чего зависит, как от нас всецело. Насилием и притеснениями можно у нас отнять все другие богатства; добродетель же, которая составляет содержание нас самих ⁵⁵³, никогда не может быть отнята у нас, хотя бы кто и неусыпно стал упорствовать в сем. Добродетель есть дар небесный и только Бог один властен над ней. Вот почему невоздержность составляет достояние лишь невоздержных, а воздержность есть благо лишь человека, умеющего владеть своими пожеланиями.

Еврипид, начертывая портрет супруги, любящей своего мужа любовью благонравной и честной, преподает ей такие советы:

Что бы ни сказал муж, супруге следует

Находить это прекрасным, хотя бы сказанное

Вовсе и не было таким:

Жены задача своему супругу нравиться.

Тот же самый писатель в другом месте пишет следующее:

Прекрасно убеждаться, что во дни несчастий жена

Печалится со своим мужем,

Что она берет на себя половину его скорбей, но и радостей.

Потом, рисуя жены кротость и нежность, когда постигнут муж напастьми, он прибавляет:

Болею я твоею скорбью, вхожу в твои печали,

Вполовину разделяю все твои бедствия.

И в другом месте:

Ничто из того, что терпло я для тебя,

Не тяготит меня. Любимых жребий, и добрый и дурной,

Переносить возможно; в чем же иначе и дружба?

Вот почему священ брак и по заповедям Логоса и совершен, если послушна брачная чета воле Божией (1Тим. 4:5), если во взаимных ее отношениях господствует искренность и полное доверие, если душа чиста от скверн злой совести, если тело омыто водою чистою, если остается она твердою в исповедании веры, раз принятой ею и благ ее, раз ставших предметом надежды. Потому что верен Обещавший (Евр. 10:22,23). Не следует полагать счастье брака ни в богатстве, ни в красоте. Где же она пребывает? В добродетели.

Красота, – говорит трагический поэт, –

никогда еще не давала сил жене удержать при себе

Сердце мужа. Добродетель же напротив полезна была большинству их.

Действительно, всякая добродетельная женщина,

Раз она связана союзом брака с мужем,

Остается строгою исполнительницей обязанностей стыдливости.

Потом писатель в виде предостережения прибавляет:

Пункт первый такой: Всякий мужчина, хотя бы он уродом был,

Должен ο том стараться, чтоб казаться жене красивым,

                                    хотя б она и не была очень умна.

Потому что ο сем не глаз ведь, а ум ее судит и проч.

Писание с великой мудростью сказало, что жена Богом дана мужу в помощницы (Быт. 2:20). Отсюда вытекают для нее обязанности и цель. Неприятностям, какие могут быть ей при общении с мужем, она противопоставляет рассудок, средство сильное, но вместе и убедительное. Если же муж не склоняется на ее убеждения, пусть она, насколько это дано человеческой природе, старается себя держать чистою от греха; жить ли нужно было бы или умереть, пусть она остается верною Логосу. Пусть она остается убежденною, что в течение как жизни всей, так и в час смерти она может рассчитывать на помощь и поддержку Божественные: близость к Богу действительно никогда и никого не обманывала. Спасает Он как в настоящем, так и в будущем. Пусть она имеет Его руководителем своих действий; пусть она считает своими обязанностями целомудрие и праведность, своей последней обязанностью по смерти стать угодною Богу. Открываю послание Апостола к Титу и там читаю такие мудрые советы: Старицы и в одежде должны обнаруживать святую скромность, не злословить, не предаваться вину, учить добру молодых женщин, внушая им любить мужей и детей, быть благоприличными, воздержными, ο своем доме попечительными, добрыми, своим мужьям покорными, дабы на слово Божие не было хулы (Тит. 2:3–5). Еще больше говорит Апостол в другом месте: Старайтесь иметь мир со всеми и святость, без которой никто не увидит Бога. Наблюдайте, чтобы не нашелся какой-либо чужой склонности преступный заискиватель или какой-нибудь нечестивец, как Исав, который, чтобы раз насытиться, продал право первенства; смотрите, чтобы какой-нибудь горький корень, пустив отпрыски, не заглушил собою доброго семени и чтобы не осквернил собою души многих (Евр. 12:13–17). Потом как будто для того, чтобы прибавить последнюю черту к вопросу ο браке, Апостол присоединяет: Во всех вещах да будет брак уважаем и брачное ложе безупречно, ибо преступных заискивателей преступной склонности у женщин судит Бог. Одна и та же и единственная цель и один и тот же самый конец существует как для мужчины так и для женщины. О христианине совершенном Петр следующее сказал в своем 1-м послании: Это должно вам доставлять радость даже и теперь, что для столь короткого времени вы огорчены многими соблазнами, дабы ваша вера, укрепленная и испытана будучи как золото в горниле, оказалась драгоценнее гибнущего сего металла, и найдена была достойною похвал, чести и славы в день явления Христа Иисуса, которого вы любите, хотя и не видели и в которого вы верите, хотя доселе не видели еще. Ибо надеетесь, что будете взысканы радостью невыразимой и славной, достигнув и наград за свою веру, которая есть спасение ваших душ (1Пет. 1:6–9) Вот почему Павел гордится, что из-за Христа был в трудах больших чем кто-либо, что получил за Него больше ударов чем другой кто, и что весьма часто из-за Него близок был к смерти (2Кор. 11:23).

Здесь я уместным нахожу заявить, что совершенства христианин, по крайней мере по моему пониманию, может достигать различным образом, смотря по природе избранной им добродетели. Можно себя совершенным заявлять в набожности, в терпении, чистоте, делах благотворительности, в исповедничестве и познании. Одновременно же достигать совершенства в каждой из этих добродетелей, я не знаю, дано ли какому человеку, доколе он человеком остается. Разве только Тому это было свойственно, Кто ради нас на Себя принял человеческую природу, чтобы воплотить в Себе это великое преимущество. Ибо кто из людей в глазах закона должен считаться совершенным? Тот, кто мог бы похвалиться непричастностью ко всякого рода злу. Но это путь, ведущий к Евангелию и ко всякого рода добродетелям. Гностическим совершенством для каждого человека. живущего под законом, посему состоит вера в Евангелие. Только ею человек подзаконный бывает возвышаем до совершенства. Поэтому-то Моисей, живший под властию древнего закона, и предвозвестил, что должно повиноваться этим древним постановлениям для того, чтобы стяжать Христа (Втор. 18:15; Деян. 3:22; 7:37), который, по Апостолу, есть полнота закона (Мф. 5:17; Рим. X. 4). И мудрец истинный (гностик) быстро переходит к сей вере в Евангелие. Это не потому только, что закон служит ему ступенью к принятию сего нового закона, но и потому, что истинный гностик пользуется законом и смысл оного так понимает, как он изъясняем был Апостолам самим Господом, Виновником обоих заветов.

Невозможно, чтобы истинный мудрец подвигался в добре вперед лишь вяло; потому что он устрояет свою жизнь мудро. Сверх того, своим безупречным поведением свидетельствуя ο Боге, он и мучеником состоит, и мучеником притом по любви. Сим исповедничеством он приобретает и высшую славу, какой только можно достигать между людьми. Но, несмотря на все эти заслуги, он все-таки не может считаться совершенным, доколе остается заключенным в это тело. Этого священного титула сей гностический свидетель ο Христе достигает лишь при конце жизни, потому что только тогда ему случай представляется заявить ο своей вере совершеннейшим делом и в великий сей день суда увидеть совершенство своих дел, а также и последствия их. Поддержанный милосердием Божиим, просвещенный мудростью Его, он запечатлевает свое самоотвержение кровью и испускает дух, полученный от Бога, истекая ею. Начиная с той минуты он блажен и по праву считается за совершенного, чтобы величественнейшее между нами было усвояемо по Апостолу, всемогуществу Божию, а не нам. Спасаемы мы с одной стороны только добрым своим произволением при выборе, с другой милосердием Божественным. Мы терпим всякого рода притеснения, но ими не стеснены; мы находимся в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся; нас преследуют, но мы не остаемся беспомощными; мы низлагаемы, но не погибаем (2Кор. 4:7–9). Нужно, продолжает Апостол, чтобы стремящиеся к совершенству никому ни в чем не служили соблазном, но чтобы они во всех отношениях оказывались достойными одобрения не только от людей, но и от Бога. Добавить следует: и чтобы они были послушны людям; этого требует рассудок по причине насилий и проклятий, которые на себя навлекают непослушные. Слава наша (не в непослушании, а) в великом терпении, в бедствиях, в нуждах, в стесненных обстоятельствах, под ударами, в темницах, в изгнаниях, в трудах, в бдительности, в постах, в чистоте, в познании, в великодушии, в благости, в делах Духа Святого, в нелицемерном милосердии, в слове истины, в силе Божией (2Кор. 6:4–6), дабы нам быть храмом Божиим (2Кор.6:16), очищенным ото всего, чем оскверняются тело и дух (2Кор. 7:1). И Я, продолжает Апостол именем Божиим, прииму вас и буду вам Отцом и вы будете Мне сынами и дщерями (2Кор. 6:17,18). Итак, будем совершать дело освящения нашего, говорит Апостол, в страхе Божием (2Кор. 7:1). Потому что хотя страхом и порождается печаль, но я радуюсь, говорит он же, не потому что вы опечалились, но что сия печаль вас довела до покаяния. Печаль, вами испытанная, вас постигла по воле Божией, и таким образом вы не понесли от нее из-за нас никакого вреда. Ибо печалью ради Бога производится неизменное покаяние во спасение, тогда как печалью сего мира порождается смерть. И действительно. Смотрите, что произвела в вас эта печаль по Бозе, вами пережитая: какую заботливость, какие извинения, какое негодование, какой страх, какое желание, какую ревность, какую взыскательность за преступление! Всем своим поведением вы показали, что в сем деле вы были чисты и безупречны (2Кор. 7:1,9–11). Таковы упражнения, предшествующий вступлению христианина на гностическое поприще. Но так как Вседержитель Бог сам поставил одних Апостолами, других пророками, этих евангелистами, тех пастырями и учителями, чтобы они трудились над усовершением святых чрез исполнение обязанностей своего служения, чрез созидание тела Христова, доколе все мы прийдем во единство веры и познания Сына Божия, в меру полного возраста Христова (Еф. 4:11–13), то должны стремиться к сему мужескому возрасту чрез познание; должны мы подходить к совершенству как можно ближе, хотя мы и облечены еще плотию. И мы сего достигнем, если еще здесь на земле сердцем и духом состоять будем в союзе с Богом, если будем согласовать свои действия с Его волей, чтобы чрез полноту Христа, в котором все совершенства совмещены в степени неограниченной и окончательной, восстановить нам привилегии своего благородства и своего высокого происхождения.

Мы понимаем теперь, почему, как и когда человек бывает совершен, по воззрению преславного Апостола и какие существуют различия, по пониманию его, между людьми, достигшими совершенства. Дары Святого Духа, говорит он в другом месте, обнаруживающиеся вовне, распределены между членами церкви для пользы ее. Один получил от Святого Духа дар говорить разумно, другой от того же Дyxa говорить с знанием дела, третий опять от того же Святого Духа дар веры; иной приемлет от Святого Духа дар исцелять болезни; еще иной творить чудеса; другой – дар пророчества·, сей распознавание духов; этот – дар говорить на разных языκαх, тот истолковывать сказанное на них. Все же сие творится одним и тем же Духом, разделяющим свои дары, как Ему угодно (1Кор. 7:7–11). При таком Управителе пророк совершен в своем пророчестве, праведник в своей праведности, мученик в кровавом своем свидетельстве ο Христе, другие же в проповеди ο Нем. Мы не хотим того сказать этим, что они не заняты делами добрыми, простыми, но только то, что они заявляют себя с отличной стороны лишь в той добродетели, к выполнению которой Богом призваны. Кто же из здравомыслящих может сказать например, что пророк действует не по правде? Ho и праведным равным образом не свойствен ли подобно как Аврааму дар пророчества?

Одному, говорит Гомер, Бог даровал уменье себя вести на войне,

Другого одарил способностью к пляске;

          этого способностью играть на кифаре,

                        того – сладостью песнопения

                                                                     (Ил. ХIII, 731, 732).

Но каждый имеет свой дар от Бога, один так, другой иначе (1Кор. 7:7). Апостолы же исполнены были всеми дарами. Προследите, если вам угодно, их «Деяния», прочтите их писания, и вы найдете, что свойственны им были и знание, и добродетель, и дар проповедания, и непорочность, и дар пророчества. Нужно однако же заметить, что Павел хотя и относится по жизни к эпохе сравнительно более близкой к нашему времени, потому что он явился только после Вознесения Спасителя, но его послания имеют тесную связь с ветхозаветными. В них он почерпает свое вдохновение, их выражениями говорит. Ибо верой во Христа и знанием Евангелия закон истолковывается и пополняется. Потому и сказано Евреям: Если не будете иметь веры в сказанное Мною, то и не постигнете того (Ис. 7:9). Что сим выражено? Α то, что если не будете веровать в Того, чье пришествие предсказано и предъизображено в законе, то Ветхого Завета не уразумеете, потому что воплотившись Спаситель уже этим одним объяснил его.

Итак, чертами, характеризующими истинного мудреца (гностика) состоят рассудительность и дальновидность. Но деятельность его не ограничивается только воздержанием от зла; это лишь ступень к высшему совершенству; но и в преданности добру не страху он послушен. Написано: Куда убегу и куда скроюсь от лица Твоего? Взойду ли на небо, Ты там. Отойду ли на край моря, и там десница Твоя. Сойду ли в бездны, и там Дух Твой (Пс. 138:7–10). И не вследствие обещанной награды гностик добродетелен, ибо сказано (Откр. 22:12): Вот Господь и награда Его пред лицем Его (Ис. 15:10; 62:11), чтобы воздать каждому по делам его (Пс. 61:13; Рим. 2:6). Глаз не видал, ухо не слыхало и на сердце человеку не вошло, что уготовал Бог любящим Eго (1Кор. 2:9). Что же состоит двигателем гностика? Не деятельность ли добрая, своими корнями утверждающаяся в любви? Не добро ли, ради красоты его и ради его самого достопочтенное? Не самим ли Богом (Отцом ) сказано Сыну: Пpocu и дам Тебе народы в наследие (Пс. 2:8). Вот просьба Царя поистине достойная. Она и нас научает просить Царя вселенной ο даровании человечеству туне (даром, безвозмездно. – Прим. ред.), без всяких с его стороны заслуг, спасения. дабы соделаться всем нам наследием Господа и достоянием Его. Напротив стремиться к познанию Бога с целию приобретения от того какой-либо выгоды, – чтобы то-то произошло, а этого чтоб не случилось, – это не в правилах гностика. Ему не нужно иной цели для созерцания кроме самого созерцания. Смею утверждать, что не из-за желания спастись человек должен стремиться к познанию Бога, а должен принимать и усвоять оное из-за Божественных красоты и величия, святости, превосходства и превыше естественности самого этого знания. И подлинно. Разумение вследствие постоянного упражнения становится началом определяющим. Постижение бессрочное, постоянное, – вот сущность гностика; деятельность – связная, неослабная, непрерывная. И эта никогда не приостанавливающаяся созерцательная деятельность становится в гностике оживляющим его субстанциональным началом. Предположим, допустим следующее. Вот гностику предложен выбор между Богопознанием и вечным спасением. Положим, что два эти дела, ни в каком случае неразделимые, могут одно от другого быть отделены. Ни одного мгновения не колеблясь, гностик выбрал бы Богопознание. Он рассуждал бы в этом случае так, что всегда и во всем следует, дескать, отдавать предпочтение силе самой в себе, в настоящем случае этой способности, которая присуща вере и от нее неотделима, этому свойству ее: чрез проникновение нашего существа любовию нас доводить до познания. Первым началом доброй деятельности человека вполне совершенного состоит такое: действовать не в видах блага личного. Раз он рассудил, что добродетель собою представляет нечто прекрасное и достославное: пламенный импульс его души уже постоянно и с энергией побуждает его к добру из-за самого добра. Его не увидишь ныне добродетельным, а завтра преступным или к добру безучастным: путь его точен и утвержден на добре непреложно.

С другой стороны гностик держит курс своей жизни по образу и подобию Божию не для стяжания себе славы или известности: и не ожиданием награды от Бога или от людей руководится при сем, как утверждают философы. Если же происходит, что за добро, творимое гностиком, ему отплатил бы кто противным, то забывая обиду он мысль ο возмездии за зло злом от себя отбрасывает как и всякую другую злую, помня что и Господь оказывается благим и правосудным как к злым так и к добрым, как по отношению к праведным так и к неправедным (Мф. 5:45). К тем, кои одушевлены сим чувством, Господь обращается с таким словом: Будьте совершенны как и Отец ваш небесный совершен есть (Мф. 5:48). Для гностика плоть уже умерла; только он один еще жив в ней (Гал. 2:20). Это погребение себя в самом себе служит ему фундаментом для созидания на оном святого храма, посвященного Богу (1Кор. 3:16), в коем душа его, доселе порабощенная греху, возносится к Богу ⁵⁵⁴. О нем тогда нельзя бывает сказать: «вот он воздержен»; он достигает такой бесстрастности, столь затруднен для обыкновенных человеческих страстей доступ в его душу, что он ожидает уже только облечения себя в Божественный образ (Флп. 2:6) ⁵⁵⁵.

Когда творишь милостыню, говорит Господь, пусть никто не знает об этом (Мф. 6:1). И когда поститесь, умаслите голову свою, чтобы ο вашем посте один Бои знал (Мф. 6:16,17), из людей же никто. Но милосердый и сам не должен знать ο своем милосердии (Мф. 6:3); иначе порой он будет милостив, порой нет. Когда же милостыня им будет раздаваться по навыку в ней и потому, что уже свойством этим он проникся, то с добром уже самой своей природой он сблизится. Не дадим в душе места напыщенной надежде, что намеченная цель может быть достигнута разовым возвышенным усилием; ее достигнуть возможно лишь смиренным хождением по земле; шаг за шагом должны мы пройти весь узкий путь здесь (Мф. 7:13–14) Слова быть привлечену Отцом (Ин. 6:44) указывают на обязанность заботиться ο том, чтобы заслужить сообщение нам силы и действия благодати, исходящей от Бога, дабы благодаря ей беспрепятственно идти вперед и восходить по трудному пути добродетели.

Если случается, что избранный терпит ненависть от людей, то он, зная их неведение, сожалеет об ослеплении их образа мыслей. Не без причины происходит это; что познание, оживлено будучи любовию, учит невежд и наставляет в каждой твари уважать творение Вседержителя. Если гностик научился любить Бога, то добродетель его с тех пор никаким образом неутрачиваема ни во сне ни наяву, ни от какой-либо вещи чувственной. Ибо что сделалось субстанциальной принадлежностью его духа, то не может отпадать от условий своего существования, будет ли эта принадлежность познанием или вам угодно было бы назвать ее внутренним расположением: потому что господственная часть души чрез то самое, что она никогда не живет чужими мыслями, в своем действии неизменна и ничего не принимает из изменчивых форм, проходящих пред нею; она даже и во сне не преследует никакого из этих образов, которые проходят пред нею ночью, между тем как они беспокоят умы тех, кои были волнуемы ими днем. Вот почему Господь нам также заповедует бодрствовать (Мф. 24:42), чтобы наша душа никогда, даже и во сне, не была тревожима страстями. Его воля, чтобы образ нашего бытия и во время ночи так же был упорядочен (1Сол. 5:8), как и во время дня и чтобы мы и свой сон хранили чистым и непорочным. Способом достигать подобия Божия настолько, насколько это зависит от нас, состоит поддержание в нашем духе постоянного расположения к тем самым вещам. Таково уже свойство духа, поколику он дух, что причиной его изменчивости и его уклонений состоит слишком сильное воспламенение вещами материальными. Вот причина, почему Эллины назвали ночь «доброй советницей» ⁵⁵⁶, потому что душа, высвободившись тогда из-под власти чувств, входит в саму себя, чтобы отдаваться здесь вполне внушениям мудрости. Вот почему и мистерии также справляются особенно ночью как будто для того, чтобы изображать собранность, которую производит на душу ее отрешение от тела во время мрака. Итак, не будем так предаваться сну как прочие, но будем бодрствовать и трезвенность в себе поддерживать, ибо спящие спят ночью и упивающиеся упиваются ночью. Мы же, будучи чадами дня, да трезвимся, облекшись в броню веры и  любви и вместо шлема в надежду спасения (1Сол. 6–8).

Говоримое ο сне может быть сказано и ο смерти. И тем и другим состоянием изображается самоуглубление души: смерть есть образ сего уклонения ее в саму себя полный, сон – ослабленный. Гераклит, если б спросить его, дал бы нам такой же урок. «Смерть, – говорит он, – приближается к сну, потому что человек умерший объемлется ночью, погасая для радостей света; человек же живой приближается к состоянию мертвых, когда закрывает глаза свои для сна; в состоянии же бодрственном человек приближается к состоянию спящего, когда закрывает глаза». Блаженны действительно, по выражению Апостола, те которые видели Господа ⁵⁵⁷, потому чтя наступил уже час проснуться от нашей беспечности. Ибо ныне мы много ближе к нашему спасению, чем когда принимали веру. Глубокая ночь прошла, настал день. Итак, оставим дела тьмы и облечемся в оружия света (Рим. 13:11,12). Апостол метафорически называет Сына именем дня и света, а заповеди по другой метафоре оружиями света. Вот почему нам заповедано к престолу для жертвоприношения и молитвы приступать очищенными омовением и блестящими по внешнему виду, одетыми в богатую одежду. Нужно символ видеть в этих повелениях, предписывающих очищать и украшать внешность. Истинное очищение состоит в поддержке в себе святых чувств и мыслей. Этими омовениями, положенными законом, предание ο которых от Моисея дошло и до светских писателей, изображается христианское крещение. У этих писателей читаем: Пенелопа идет в храм молиться, предварительно

Омывшись в чистой воде и надевши чистые одежды

                                                        (Одис. IV, 751, 752; XVII, 48, 58).

Телемак же обращается с молитвой к Афине,

               омыв свои руки в пенистых волнах моря (Одис. II, 261).

У Евреев также был обычай очищаться каждый раз post concubitum. Полно мудрости слово это

Менее водой, а больше духом очищайся.

Это чистота совершеннейшая, я полагаю, если кто душой чист, если дела чьи безупречны, если мысли чьи непорочны, если слова чьи как солнце ясны; наконец, если душа чья остается девственною и во сне. Для человека, полагаю, достаточно и одного этого очищения, которое представляет собою искреннее и непреклонное покаяние, когда осуждая себя за прежние греховные деяния, мы начинаем на будущее время жить лучше, просвещены будучи в своем разумении и освобождая свою душу из-под глыб чувственных удовольствий и предшествовавших грехов. Если бы мне нужно было дать словопроизводство слова наука (ἐηιστή μη), то я обратил бы внимание на составную часть его στάσις, слово которым обозначается покой, потому что наука останавливает наше внимание, до той поры изменчивое и нерешительное, на сущности вещей. То же самое слово входит в состав и веры πίστις; вера действительно есть остановка духа, успокоение на том, что подлинно существует. Мы христиане всегда стремимся узнать относительно всякого дела правду; если какое дело хочет оставаться вечно праведным, то не должно оно бояться ни наказаний, коими грозит закон, ни ненависти современников опасаться или мщения за добродетель; ни пред опасностию наконец оно не должно трепетать, в которую ввергают его преступность и низость. Воздерживаться от неправды по побуждениям подобным, это значит быть добродетельным из-за страха, а не по личному добра всем предпочтению.

Эпикур говорит, что «мудрец, или по крайней мере тот, кого он считает таковым, никогда не решится совершить какую-нибудь несправедливость, несмотря на все выгоды, какие он мог бы извлечь отсюда, потому что он никогда не может быть уверенным, что несправедливость его останется тайной». Итак, Эпикур, мудрец твой мог бы совершить зло, если б ему можно было быть ѵверенным, что оно никогда не будет открыто! Таково-то твое учение. Оно – тьма. Нет, если будешь удаляться от неправды в надежде даже и на награды, назначенные Богом за добрые дела, то даже и в этом случае не засвидетельствуешь еще своей добровольной расположенности к добру. В первом случае праведность порождается страхом, а во втором наградой, но и не праведность, ошибся я, а только тень праведности. Надежда же на воздаяние добром по смерти для благонамеренных и злом для злых свойственна не только тем, кои следуют варварской (еврейской) философии, но и Пифагорейцам. Они разделяют то же самое учение. Потому что надежду на сие они ставят целью для тех, кто предан их философии. Сократ говорит в «Федоне», что «души людей добродетельных оставляют мир сей с надеждою на блаженство». Потом, осуждая злых, он говорит противоположное: «Они живут, себе ожидая злого воздаяния». Гераклит в своем рассуждении ο человеке говοрит то же что и Сократ: «Ожидает его по смерти такое состояние, которое не может быть предметом ни надежды ни расчета». Апостол значит Богом был вдохновляем, когда писал к Римлянам: От скорби происходит терпение, от терпения опытность, от опытности надежда, а надежда не noстыждает (Рим. 5:3–5) Терпение и действительно страдает, надеясь на будущее. Надеждою же одновременно означается не только соделывание себя достойным ожидаемого, но и получение ожидаемого. В этом последнем отношении надежда не будет посрамлена, потому что обладать она будет благами не какими-либо изменчивыми или призрачными. Человек, преследующий свое призвание из-за него самого, единственно из-за того, что он призван, он стремится к познанию не страхом побуждаемый и ему угрозами; и не из-за привлекательности удовольствий он предан своему делу. Он не расследует, будет ли его деятельность сопровождаться какими благотворными последствиями или доставит ли ему какое-либо удовольствие она; он воздает Богу следующее ему почитание, увлекаемый любовию к тому, что действительно любезно, и следуя лишь своему долгу. Предположите, если хотите, что Бог уполномочил его безнаказанно следовать запрещенному; предположите, что ему обещано блаженство за нарушение закона; предположите даже, хотя это и невозможно, что дела его остались бы Богу неведомыми: все-таки он никогда не согласится допустить в своих действиях чего-либо противоразумного. Как скоро истинно-прекрасное и само по себе желательное им в качестве именно таких дознаны, к ним он и стремится как к предмету достолюбезному и стоящему того, чтоб к нему стремиться. Истинное благо и действительно состоит не только в поддержании и питании тела. Гностик наш знает, что соделывает нас Богу угодными не пища (1Кор. 8:8), не брак и не безбрачие, наблюдаемое вследствие заблуждения рассудка, а добродетель, исходным своим началом имеющая свет и мудрость. Если же это не так то и собаке, животному разума лишенному, должна быть усвоена добродетель умеренности, потому что и она не дотрагивается до пищи, как скоро занесена над ней палка хозяина. Отмените обетования людям добродетельным; устраните страх им грозящий и опасность, висящую над их головами, и вы увидите, что творится в глубине душ их.

Люди, отклоняющиеся от истинного (православного ) образа мыслей, не довольно глубоко проникают в природу вещей, когда в согласии с реальной действительностью и голосом разума не хотят того признать, что все созданное для нашей пользы хорошо; что прекрасны и брак и имение детей, если все это сопровождается рассудительностью и воздержанием от страстей. Но еще лучше из-за уподобления Богу полная свобода от страстей ⁵⁵⁸; прекрасно пристроиться к добродетели и сжиться с нею. Люди превратного образа мыслей из вещей внешних, будут ли это полезные или же вредные, от одних воздерживаются, от других же нисколько. Но даже и худшее нечто с ними происходит отсюда. Их воздержание от некоторых вещей и питаемое ими к ним отвращение заставляет их клеветать и на тварь и на Творца; по-видимому это образ мыслей правоверный, на самом же деле и в своих основах он нечестив. Эта заповедь: Не пожелай, она не нуждается ни в подкреплении ее устрашением, которое нас вынуждало бы воздерживаться от некоторых любезных нашей чувственности деяний, ни в завлечении к тому наградой, которое указанием на оную побуждало бы нас обуздывать в себе преступные пожелания. Не увлекающиеся приманками плотских удовольствий воздерживаются от них вовсе не в силу следования заповеди самой в себе, а ради обетования, ради благ, обещанных тем, кои выберут послушание и будут повиноваться Богу. Ибо поистине даже и за отвращением от вещей чувственных еще не необходимо следует обращение к вещам умозрительным. Лучше сказать отвращение сие от чувственного происходит вследствие обращения к умозрительному. Обращение с вещами, постигаемыми единственно разумом, естественным образом отвлекает гностика от вещей чувственных; чрез выбор того что прекрасно он с полным сознанием избирает добро; он удивляется тайне произрождения и чтит ее, храня нерушимо закон Создателя; но он чтит и блюдет свято также и уподобление Богу, нас приближающее к Нему. Он говорит: «Однако же, Господи, я хочу свободным быть ⁵⁵⁹ от пожеланий, чтобы быть тем в теснейшем союзе с Тобой. Устройство сего мира прекрасно и законы, управляющие творением, полны мудрости. Ничего здесь не происходит без причины. Требовалось, ο Вседержитель, чтобы я жил среди дел рук Твоих. Но находясь среди их я пребываю в Тебе. Да будет от меня далек страх, чтобы мне в состоянии быть приближаться к Твоему величию. Доколе остаюсь я здесь на земле, желаю я довольствоваться малым, стараясь подражать правосудию Твоего избрания, которое добро истинное различает от мнимого».

Из святейших и таинственнейших учений Апостола мы научаемся, избрание чего нами Богу по истине угодно. Этот выбор по его учению, состоит менее в том, чтобы отрекаться от известных вещей, как если б они были дурные, а более в том, чтобы чтить другие, более ценить блага высшие, несравнимые с вещами обыкновенными. Вот напр. подлинные его слова: Посему выдающий замуж свою девицу поступает хорошо, а не выдающий поступает лучше (1Кор. 7:38), озабочивая ее благочестием и беспрепятственным служением Господу (1Кор. 7:35). Мы научены, что вещи трудно приобретаемые вовсе значит и не необходимы; между тем как вещи необходимо нужные милосердием Создателя даны нам как бы в руки. Демокрит посему прав был сказав, что природа и учение суть вещи почти тождественные. В немногих словах мы выясним здесь и причину сего. Учению поистине свойственно слагать и устроять человека; оно его устраивает так же, как инструмент бывает настраиваем. Вводя же в человека строй и согласие, учение создает в нем новую природу. И в этом отношении дело безразличное, как происходит в нем это преобразование в нового человека, бывает ли оно делом естественным или же он изменяется в новый вид от времени, или же от усвоения известного учения. Благо и то и другое равно происходит от Господа: одно исходит от Него как от Творца мира, другое истекает от Него как от Восстановителя мира и Обновителя в новом с ним завете. Выбирать же должно особенно то, что всего более одобряется главнейшей и благороднейшей частью человеческого существа; а таковой состоит разум. Итак, если выбор будет происходить под руководством разума, то истинно доброе окажется вместе с тем и приятнейшим, и дела и вещи так выбранные уже сами по себе дадут ожидаемые добрые плоды; я хочу сказать: занятие ими внесет в душу тишину, ясность и спокойствие. Слушающий меня, говорит Писание, будет жить в мире и nочиет с надеждою, ни от какого зла душа его не смутится (Притч. 1:33). Уповай всею полнотою сердца твоего и всего разумения твоего на Бога (Мф. 22:37; Лк. 10:27). Уже такое поведение может уподоблять истинного мудреца Богу. Я вам сказам: Боги вы и сыны Вышнего (Пс. 81:6). И Эмпедокл души мудрецов также причисляет к богам, говоря:

Наконец первенствуют, между мертвыми прорицатели, слагатели гимнов и врачи.

Πо оставлении земли, они бывают возрождаемы богами

И окружаемы наивысшими почестями.

Человек, рассматриваемый с точки зрения отвлеченной и абсолютно, носит в своей конструкции идею духа, который к его организации действительно и присоединяется. Не без образца он зарождается в лаборатории природы, где вообще происходит таинственное произрождение человечества, потому что субстанция его и форма ее общи человеку со всеми другими тварями. Но, будучи взят в отдельности, человек в своем существе воспроизводит тип, предносящий ему предметы достойные особенной его любви. Вот то, что дает нам основание утверждать, что Адам по своей организации был совершен, ибо ему ничего недоставало, чем характеризуется идея человека и его внешний образ. Совершенство он получил одновременно с жизнью и оно было оправдываемо его послушанием. Вот то, что имело в нем постепенно возвышаться до зрелости; этим была его способность совершенствоваться; я хочу сказать: этим была его свободная воля, что его воля могла выбирать и что она выбрала плод запрещенный, грех сей не должен быть усвояем Богу. Α произрождения два вида: есть существа рождающиеся и есть вещи происходящие.

Мужество, так как человек по природе своей подвержен страстям и душевным волнениям, говоря языком общеупотребительным, делает его бесстрашным и всякому, кто следует его внушениям, сообщает непобедимость. Крепость сердца служит так сказать оруженосцем для духа, его поддерживая в терпении, в безропотной покорности и других подобных добродетелях. Воздержность же и рассудительность с их благотворными влияниями собою остепеняют пожелание. Бог же бесстрастен; не свойственна Ему гневливость в нашем смысле этого слова; не имеет Он пожеланий; не объемлется страхом, так как Ему не нужно бывает избегать опасностей: Он вечно воздержен, так как Ему не приходится обуздывать своих вожделений. По своей природе Бог действительно и не может попадать в какую-либо опасность, не может Он подлежать страху; равным образом не имеет Он и никаких пожеланий; потому ему не приходится и обуздывать их. «Нужно, – говорил Пифагор, – чтобы человек вырабатывал в себе единство». Это слово Пифагора повторяется и у нас в смысле таинственном. Один у нас Первосвященник, один и Бог, неизменный по существу своему; от Него истекают и все блага. Спаситель, запрещая даже пожелание, тем самым в корне подсекает гнев, ибо гнев есть не иное что как пожелание мести. Вообще пожелание, какого бы свойства оно ни было, содержит в себе смятенность духа и навязывает ему состояние страстное. Всякий человек, научившийся обуздывать беспорядочные движения своей души, по своей невинности становится уже и участником природы Божественной и возвышается в своем существе до сего величественного состояния. которое именуется единством Божиим. Подобно тому как мореплаватели, желая снова к себе вытянуть ими же опущенный охранительный якорь, таща оный, сами к нему двигаются: подобно сему и истинный гностик, желая совершенством своей жизни привлечь к себе Бога, без собственного своего ведома сам тяготеет к Нему. Кто служит Богу, тот значит служит и себе самому. В жизни созерцательной заботиться ο своих дражайших интересах тождественно значит с почитанием Бога; и совершенство очищения по взаимному тождеству сущности доводит святость человека до созерцания святости Божией. Так человек воздержный, остающийся всегда рассудительным, постоянно наблюдающим за собою и себя созерцающим, никогда себе не изменяющим, уподобляется Богу, по крайней мере настолько, насколько это уподобление возможно.

С того самого мгновения, как какая-либо вещь и ее противоположность в наших руках, как напр. жить или не жить добродетельно, верить или не верить, с того самого мгновения ложно утверждать, что она в нашей власти. И из того самого обстоятельства, что мы господами оказываемся двух вещей противоположных, следует, что состоящее в нашей власти возможно. В нашей следовательно власти, исполнять заповеди или нет. Этому соответствует посему и то, что похвала или порицание суть следствие собственных наших действий; и если грешник бывает наказываем за совершенные им преступления, то несет он наказания единственно по своей поле и за свои грехи: от него зависело, что послано на него наказание. Пред тем закононарушения были; того же, что совершено было, нельзя сделать, как если б того не бывало. Грехи, совершенные ранее принятия веры, Господом прощаются. Но Он оставляет их не так, как если б их никогда не было совершено, а так изглаживает (следствия их), как если б грехов тех не произошло.

«Прощение не относится ко всем грехам, – восклицает здесь Василид; – оно относится только к невольным преступлениям, происшедшим от нечаянности и неведения». Отвечаем ему: Бог открывает нам сокровище своих даров не так, как сделал бы это человек. И священное Писание отвечает сему еретику: Подумал в беззаконии своем нечестивец: буду я Ему подобен (Пс. 49:21) ⁵⁶⁰.

Ho и в том случае, когда мы бываем наказываемы за невольные грехи, то не потому это происходит, чтоб сделать грехи те не бывшими, но именно потому то мы и несем наказание, что они были нами совершены. Наказание еще не сообщает виновному сил и способов не грешить; оно только помогает ему впредь не грешить. Между прочим и всем другим оно как бы так говорит: «Берегитесь и вы впадать в те же самые грехи». По трем причинам здесь на земле всеблагий Бог наказывает нас: во-первых для того, чтобы сам наказуемый сделался лучше; во-вторых, чтобы те, которые еще могут быть спасены, примерами наказанных ближних заблаговременно могли быть подготовлены к спасению; в-третьих и наконец, чтобы охранить от презрения того, кто сделался жертвой несправедливости и чтобы воспрепятствовать нанесению ему новой обиды. Способов же вразумления и исправления мы различаем два: один при посредстве учения, другой при посредстве наказания, которое называется поэтому и способом понудительным. Нужно еще и то знать, что наказываемы мы бываем только за грехи, нами совершенные после крещения ⁵⁶¹; грехи же ранние нам прощаются; что же до грехов позднейших, то мы нуждаемся в очищении от них. О неверующих же сказано: Они считаются за пыль, ветром поднимаемую с поверхности почвы, за каплю воды, падающую из таза (Пс. 1:4; Ис. 15:15; Прем. 11:23).

«Счастлив человек, набравшийся ума-разума от науки. Блажен тот, кто не ставил целью своих действий ущерб и несчастие сограждан, ни других к делам несправедливости кто не поощрял. Блажен он, созерцая нескончаемую красоту вечной природы, старости непричастной, блажен он, зная в чем та красота состоит и каким образом и почему она остается неизменною. В людях этого рода никогда не возникает и намерения себе дозволить действие бесчестное» ⁵⁶². И Платон посему имел все основания сказать, что человек, «отдающийся созерцанию идей, будет жить между смертными как бы богом. Ум есть трон идей, а Бог есть престол ума». О человеке, ум коего обращен к созерцанию невидимого Бога, Платон сказал, что Бог он, живущий между смертными людьми. В «Софисте» Сократ элейца, своего гостя, отличавшегося в диалектике, также называет «богом» и приравнивает его к тем из них, которые под видом иностранцев посещают города (Одис. ХVII, 485). Мудрец и в самом деле может представлять собою нечто богоподобное. Потому что когда душа его, возвышаясь над всем материальным, обращается лишь сама с собою и, ограничиваясь лишь личной своей жизнью, поддерживает отношения, как корифей в «Феэтете», единственно к миру идей, то возвышается она до состояния ангельского (Мф. 22:30), погружена своею жизнью во Христа; и обращена будучи к созерцанию Бога, чтит лишь Его волю. И по истине

Только вот такой человек и есть истинный мудрец;

Остальные же все не иное что как балансеры,

весоплясы на точке без опоры и подобны теням скоротечным (Одис. X, 495).

Мертвые (духом), они действительно и  заняты не иным чем, как похоронами своих мертвецов (Мф. 8:22). Посему-то и Иеремия сказал: Наполню Я город сей трупами сынов страны, пораженных Моим негодованием (Иер. 33:5).

Бог (Отец, непосредственно) непостижимый ⁵⁶³, не может быть (непосредственно) и предметом науки. Сын же в одно и то же время есть и мудрость и истина и наука, и наконец всем Он состоит, что может иметь ближайшее отношение к Богу. Он даже большее нечто. Он состоит разъяснением, но и исходным пунктом всего. Но когда и всеми силами Духа было создаваемо вместе все (Быт. 1:2), то было оно творением возводимо, собственно говоря, к одной центральной точке, к Сыну. Познать же все силы Его нет никакой возможности, потому что в действительности Сына представляет не единое что-либо; не в виде математической какой-то единицы Он существует ⁵⁶⁴; ниже множество, из частей слагающееся, Собою Он представляет; но это не есть существо и какое-то многосложное, допускающее присутствие в себе нескольких частей, нет; существование Сына нужно себе представлять так, что своим единством Он обнимает все, почему от Него и проистекает все. Он есть обод всех сил: они в Нем движутся и Им же объединяемы. И это причина, почему Логос именуется Альфой и Омегой (Откр. 1:8). Потому что Он есть единственное в своем роде существо, которого конец есть и начало, а начало которого есть и конец; и нет в бытии сего Существа перемежек, перерыва или меры ⁵⁶⁵. И вот почему верить в Логоса при посредстве Его же самого, это значит достигать единства с самим собою ⁵⁶⁶, что равносильно союзу с Логосом нераздельному, нерасторжимому. Не верить же в Логоса, это значит впадать в сомнения, блуждать по странам неведомым, разлучаться и разделяться на партии. Это-то и побудило Господа сказать: Никакой сын иноплеменницы, необрезанный сердцем и необрезанный плотию, т.е. нечистый и по душе и по телу, не войдет во Мое святилище, ни даже и тот иноплеменник, который живет среди сынов Израиля; войдут только Левиты (Иез. 44:9,10). Что же это за сыновья иноплеменницы? Это те, которые вместо того, чтобы верить, лучше желают оставаться не верующими. Истинными священниками Божиими состоят следовательно лишь те, кои ведут жизнь непорочную. Посему из всех племен и обрезывавшихся слыли под именем святейших те лишь, в среде коих сыны народа (именно в этом смысле) облекаемы были, после помазания их священным елеем, обязанностями первосвященническими, царскими и пророческими. Посему запрещено было им даже дотрагиваться до трупов; не позволено было им входить даже в комнату, где лежал покойник (Лев. 21:1 и д.; Чис. 6:9,10 и д.; Иез. 44:25 и д.). Не потому это, как если бы самый труп становился чем-то оскверняющим, а потому, что грех и непослушание суть дела плоти, живут они в теле, с ним и умирают (т.е. по себе добрых плодов не оставляя); а вследствие этого самого и гнусны ⁵⁶⁷. Посему священнику позволялось входить в комнату покойника только в том случае, если это был отец его, мать, сын или дочь. Отношения плотские и кровные у священника ограничивались следовательно лишь сыновними и родительскими. В этой же ближайшей и непрерывной степени родства наследовалось путем рождения и звание священника. Посему священники и очищаться должны были в течение семи дней, периода по продолжительности равного творению мира. В день седьмой они праздновали покой Божий. В восьмой же день приносима была ими умилостивительная жертва за свой грех, как написано ο сем у Иезекииля (Иез. 44:27). Ее нужно понимать в качестве заверения и утвердительного обнадежения. Очищением же совершенным, по моему мнению, состоит воистину очистительная и примиряющая (с Богом) вера, чрез закон и пророки приводящая к принятию Евангелия. Эта Евангельская чистота и мир с Богом состоят в полном послушании Богу при отложении заботы ο всех вещах земных и отрешении от них, продолжающемся и сохраняемом до дня, в который радостно и с благодарностью пользовавшаяся ими душа отдаст земле свою плотскую хижину (2Кор. 5:2). Затем сие очищение должно было происходить чрез семь годов субботних в том году, который приносил с собой субботу или покой высшие (Лев. 25:4–8 и д.). Этим означаются те семь небес, кои по некоторым представляют собою посредствующие ступени при восхождении нашем к Богу. Или же обозначается этим и прямо область звезд неподвижных, соседняя с миром сил умных, на которую пророк намекает осминами ⁵⁶⁸. В эти семь седмин истинный гностик, по моему мнению, должен совсем отрешиться от мира явлений чувственных, а всего первее от греха. Вот почему и жертвы во очищение грехов приносимы были в течение семи дней. Нужно тщательно наблюдать впрочем при сем круговороте времен, чтобы не осталось никаких следов от нечистоты греховной уже и к седьмой седьмине (да кто-то еще и доживет до нее!).

Иов был человек праведный, и вот он говорил: Наг я вышел из утробы матери моей, наг и отыду (Иов. 1:21). Не то хотел он сказать сим, что оставляет мир сей не скопивши богатств: мысль была бы жалкая и пошлая, а тο, что, как и следовало праведному, оставляет он землю эту непричастным злу и пороку, свободным и чистым от почитания не имеющих никакого определенного вида кумиров и призраков, кои и за гроб сопровождают людей, здесь живших бесчинно, нечестиво и неправедно ⁵⁶⁹. То же самое обозначается и следующим изречением: Обратившись, вы должны быть как дети (Мф. 28:3), чисты телом, святы душою, воздерживаться от дел злых. Господь этим показывает нам, что Он желает нас видеть такими, какими мы вышли из лона водного ⁵⁷⁰. За рождением плотским должно следовать возрождение духовное, которым Господь хочет постепенно подготовить нас к бессмертию. Светильник же нечестивых погаснет (Иов. 21:10).

Эту чистоту души и тела, составляющую цель всех усилий и стремлений истинного гностика, премудрый Моисей очерчивает нам в изображении внутренней и внешней чистоты Ревекки, благоприлично обращая наше внимание на свое изображение чрез повторение своей мысли. Он описывает Ревекку в таких выражениях: Девица же была прекрасна: муж не познал ее (Быт. 24:16). Ревекка значит: «слава Божия», а слава Божия состоит в нетленности, невредимости. Истинная праведность состоит в том, чтобы никогда не желать чужого и не вредить ближним, вообще же всею своей личностью представлять храм, посвященный Богу. Праведность! Она – мир и безмятежность жизни, ее крепость и неколебимость. Когда Господь сказал женщине, Им исцеленной: Иди с миром (Мк. 5:34), то сим выражением Он не иное что заповедал ей, как обратил к той же праведности. Α Салим значие мир, и наш Господь действительрто носит титул «Царя мира» (Мф. 21:5: Лк. 12:15). Моисей именно на Него намекает, когда говорит ο Мелхиседеке, царе Салимском, священнике Бога всевышнего, в знак благодарности поднесшем Аврааму освященные хлеб и вино (Быт. 14:18; Евр. 7:1,2). Он изображается тут лицом даже еще высшим. Слово Мелхиседек значит Царь праведности, а праведность и мир – синонимы, одно и то же (Евр. 12:2).

Василид же думает, что праведность и дочь ее мир помещены в огдое (весьмерице), упоминаемой пророком и там пребывают. Но это толкование слишком аллеторично. Обратимся от него к изъяснениям для всех более доступным, нравственным; Василидова же учения разбор последует за настоящим рассуждением. Итак, поистине сам Спаситель нас посвящает в свои таинства соответственно тому, что говорит и трагический поэт:

Ведая знающих Его, сам Он дарует нам эти праздники ⁵⁷¹.

А если бы спросили вы:

Что это за праздники, ο которых говорю я,

то иерофант ответит вам:

Не посвященным в тайны не следует и открывать их.

Если же по любопытству кто стал бы снова допытываться, что это за празднества, то снова услышал бы:

Не следует вас допускать до слушания тайн сих,

Не смотря на то, что стоят они расследования:

Нечестивец не допускается на праздники сего Бога.

Бог, не имевший начала, есть начало совершенное всех вещей. Все существующее имеет отношение к сему началу. И так как Он есть существо, то и начало всего творчества; и так как Он благ, то состоит источником и сил нравственных; а так как Он ум, то Он источник и способности разумной и судительной. Отсюда следует, что единородный Сын всевышнего Отца, святости бесконечной, есть и воспитатель человечества.

Итак, хулящие творение и недовольные телом безрассудны. Они не обращают внимания на то, что человек уже телесной своей организацией обращен в высоту, дабы ему возможность иметь созерцать небо ⁵⁷²; весь механизм его чувств сведен к приобретению познаний; члены его тела и все этого части приспособлены более к совершению добра, нежели к чувственным удовольствиям. От того происходит, что телесная наша хижина может в себе вмещать душу, существо в очах Божиих наидрагоценнейшее; а все существо человеческое, по освящении и души и тела, чрез обновление оного во Христе Иисусе, удостаивается того, что становится жилищем Святого Духа. Гностик же триаду добродетелей совмещает в себе более тесным образом, потому что он отдается исканию Бога и нравственно и физически и разумом. Ибо мудрость есть знание вещей божеских и человеческих ⁵⁷³. Праведность же собой водворяет гармоническое согласие между частями души ⁵⁷⁴; а святость состоит в должном Богопочтении. Если же кто скажет, что плоть саму себя бесславит и что именно в ней-то и коренится акт произрождения, а в подтверждение своей ненависти к плоти сошлется на слово Исаии: Всякая плоть – трава и вся красота человеческая похожа на полевой цветок; трава высыхает, цвет опадает; слово же Господне пребывает вовеки (Ис. 15:6, 8): то пусть он выслушает разъяснение вопроса нас занимающего от самого Духа Святого чрез уста Иеремии: Рассею их как мякину, ветром уносимую в пустыню. Boт жребий и участь вашего непослушания, говорит Господь. И так как вы забыли Меня и надеетесь на ложь, то и Я выставлю пред всеми наготу вашу, и ваше бесчестие будет видимо всеми и ваши прелюбодейства и неистовость ваших пожеланий и проч. (Иер. 13:24–27). Кто же изображается в Писании под видом цветка полевого (Иак. 1:0; 1Пет. 1:24)? Что это за люди, ходящие по плоти (1Кор. 10:3)? Что это за плотские люди, о коих говорит Апостол (1Кор. 3:3)? Это люди, живущие во грехах. И действительно это так. Истина общепризнанная, что душа есть благороднейшая часть человеческого существа, а тело низшая. Но ни душа не есть благо по самой природе своей, ни тело не есть зло по той же самой природе своей. Но и из того, что известная вещь не есть благо, еще не следует с непосредственностью, что она – зло. Есть разряд вещей, занимающих средину между добром и злом. И вещи «не принимаемые» и «признаваемые» ⁵⁷⁵ входят в ту же самую категорию. Нужно было, чтобы человек, по организации принадлежащий к существам, руководящимся чувствами, был составлен из начал разнообразных, но не противоположных; а таковы тело и душа. Теперь выходит, что дела добрые, принадлежа природе высшей, всегда и отношение имеют к этому высшему началу, коему свойственно господствовать; дела же сластолюбия и греха истекают из начала низшего, духа греховного. Но душа мудреца и гностика, заключенная в тело лишь на короткое время, подобно Путешественнику, пришедшему в чужую землю, пользуется телом с строгой умеренностью и остерегается быть слишком снисходительной к нему и благосклонной, будучи расположена оставить эту бренную хижину тотчас, как только ей призыв будет объявлен. Странник, говорит она вместе с Авраамом, в земле этой я и пришлец между вами (Быт. 23:4; Пс. 38:13).

Василид на этих словах основывает свое учение ο преимуществах избранных и ο том, что по природе своей они происхождения вышемирного. Учение нечестивое и ложное. Все твари суть дело одного и того же Бога; никого нет, кто по своей природе был бы чужд сего мира, потому что природа одна, подобно тому как существует только один Бог. И все же избранный живет здесь как чужой, зная что он хотя и всем здесь владеть может, но после все должен оставить. Он не пренебрегает благами, разделяемыми Перипатетиками на три вида ⁵⁷⁶ и пользуется ими; он пользуется и телом, но скорее как путешественник, который заехал в дальнюю сторону; он входит в гостиницы и в дома, им встречаемые на пути, но заботится ο вещах сего мира и ο кровле, его защищающей, также мало, как заботится путешественник. Оставивши же все, жилище, имущество, равно как и пользование ими, не питая к ним ни малейшей страсти, он охотно и радостно следует за проводником, его выводящим из сей жизни, никогда не оборачиваясь назад с целию посмотреть на оставленное ⁵⁷⁷ , благодаря Бога за земное странствование и призвание, с любовью и благословениями приветствуя жилище, приготовленное ему на небе. Знаем, говорит Апостол, что когда земная эта хижина наша разрушится, Бог дарует нам на небе другое жилище, созданное не человеческими руками и имеющее существовать вечно. Вот почему, будучи во плоти сей, мы и воздыхаем, желая облечения в славу ceгo небесного жилища, только бы застал нас час смертный одетыми, а не голыми, ибо мы идем к тому жилищу еще верою, и еще не видим его открыто, а мы желаем лучше выйти из тела и водвориться у Господа (2Кор.5:1–3,7,8). Мы желаем лучше... Это последнее слово есть выражение сравнения. Но сравнивают между собою вещи, имеющие взаимное сходство. Так храбрейший храбрее храбрых и тех, кто мужества вовсе не имеет. Вот почему Павел прибавляет: Все наше любочестие в том состоит, чтобы, вдали ли от Него живя или находясь уже в Его присутствии, быть Богу угодными (2Кор. 5:9). Угодными Богу, т.е. единому Богу, Виновнику и Творцу всех вещей, как в сем мире находящихся, так и внемирных. Я согласен с этим ясным словом Эпихарма: «Если ты был благочестив от всей глубины сердца, то по смерти не потерпишь никакого зла; твой дух будет жить в небесах вечно». Не менее я одобряю и лирического поэта (Пиндара), такие стихи изрекшего: «Души людей нечестивых носимы под небом вихрем туда и сюда и терпят кровью сочащиеся муки; вечно они носят это ярмо бедственности и мучений и от него отвязаться не могут. Души же людей благочестивых напротив живут на небе и в радостных гимнах возносят хвалы к Царю блаженных». Итак, пусть нам никто не говорит теперь, что душа посылается с неба на землю, чтобы терпеть здесь недостойную ее судьбу. Бог все устрояет к лучшему. Дело в том только, что душа, добровольно избравшая праведнейшую жизнь по Бозе и по праведности, меняет землю на небо. Иов стремившийся к познанию и его достигший, имел же право сказать: Знаю, что Ты все можешь и что нет для тебя ничего невозможного. И подлинно. Кто же Тот, который научил меня ведать вещи, коих дотоле я не видал, – великое и удивительное, чего я не знал? Себя же самого ни во что я ставлю и называю пеплом и землею (Иов. 42:2,3,6). Почему это? Потому что невежда привязан к греху и состоит землею и пеплом; между тем как человек, в познании поступающий вперед, и чрез оное, насколько дано это человеческой слабости, уподобляющийся Богу, ходит с того времени по духу и так доходит до того, что становится избранным. Или желаете вы иметь новое доказательство того, что Писание именем пепла называет безрассудных и непокорных? Слушайте. Пророк Иеремия дает нам оное в том, что говорит он об Иоакиме и его братьях. Земля, земля, слушай слово Господне: Запишите человека этого злополучным (Иер. 22:29,30). Α вот и другой пророк возвышает тот же самый голое: Слушайте небеса и внимай земля (Ис. 1:2). Разум пророк называет слушанием, а душу гностика небом, потому что единственной заботой его состоит созерцание вещей небесных и божественных, почему он и делается Израелитом. Напротив того кто избирает невежество и предпочитает жестокосердие, того он клеймит именем земли. – Внимай... Пророк обращается здесь к органу слуха, ушам, приписывая чувственное тем, кои заняты вещами плотскими. Это ο них пророк Михей сказал: Народы живущие с горем пополам, слушайте слово Господне (Мих. 1:2). И Авраам (Быт. 18:25) говорил: Никогда, Господи, судия земли ⁵⁷⁸, так как не верующий спасительному слову уже осужден (Ин. 3:18).

Есть также и другой суд и приговор Господа и он изложен в кн. Царств ⁵⁷⁹: Бог слышит молитвы праведных, нечестивых же не хочет спасать, потому что они отказываются от признания Его. Вседержитель и действительно ничего не может делать такого, что противоречит разуму (Иов. 36:6; 34:12). На эти слова что ответят ереси? Вот Писание объявляет, что Вседержитель Бог благ и что он никогда не может быть виновником порока и беззакония. Если они не познали Бога, то началом их заблуждения неведение. Бог же ничего не может творить такого, что противоразумно. Вот Бог наш, говорит пророк, Нет другого Спасителя кроме Его (Исх. 45:21). Ибо в Боге нет неправды, как свидетельствует Апостол (Рим. 9:14; Евр. 6:10).

У пророка ясно мы научаемся и тому также, что такое воля Божия и в чем состоит гностический прогресс: Итак, Израиль, чего требует от тебя Господь Бог твой? Того только, чтобы ты боялся Господа, Βοга твоего и чтобы ходил во всех путях Eго (Втор. 10:12). От вас, которые имеете власть выбирать, Он ничего другого не требует, как того, чтобы выбрали вы вещь спасительную, любили Его и служили Ему одному (Мф. 4:10; Лк. 4:8). А что иное заповедуют и Пифагорейцы, советуя «молиться громогласно»? Не представляется же им, что Бог не услышит тех, которые молятся тихо: было бы это невероятно. Они думают, что молитвы, произнесенные без краски на лице пред многочисленным стечением народа, не могут не быть справедливыми ⁵⁸⁰.

Что же касается нас, то мы ο молитве рассудим после, когда настанет время для того ⁵⁸¹.

Мы должны быть заняты делами вопиющими к Богу ⁵⁸², ведя себя как среди бела дня, (Рим. 13:13). До светятся дела твои (Мф. 5:16). Вот человек и дела Его предшествуют Ему. Ибо вот Бог и дела Его (Ис. 62:11). Требуется, чтобы гностик, насколько это возможно для него, подражал Богу, а мне помнится, что избранных поэты за красоту также называют существами «боговидными». Они именуют их то существами «божественного рода», то «равными Богу», то мудрость им усвояют равную по степени мудрости Зевса. Свойственна им божеская осторожность; эти существа богам подобные ⁵⁸³. Что вам сказать на это, как не то, что в этих разнообразных наименованиях нужно признать плагиат у Моисея слов по образу и подобию Божию (Быт. 1:26). Слушайте Еврипида. «Золотые крылья прикреплены к моим плечам. Я обут в крылатые сандалии Сирен. Одетый так, я воспаряю в неизмеримый эфир, прохожу равнинами неба и являюсь на беседу к Зевсу» ⁵⁸⁴. Я же молился бы, чтобы дух Христов вознес меня в возлюбленный мой Иерусалим ⁵⁸⁵.

Стоики также говорят, что нет другого города, который более соответствовал бы своему имени как небо; города же, какие существуют здесь на земле, не суть города в собственном смысле; они только название городов носят; недостает им действительности. И в правду. Вот город, так подлинно прекрасный. Весь народ в нем представляет собою сонм людей добродетельных; в нем целые массы народа и все послушны закону; это церковь Логосова. Не может город этот осаде подлежать, не может быть угнетаем каким-нибудь земным тираном: воля Божия царит в нем, совершающаяся и на земле так же, как на небе (Мф. 6:10). Поэты дают нам некоторые черты сего города. Потому что эти гиперборейские города ⁵⁸⁶, эти равнины Аримаспов, эти поля Элисейские ⁵⁸⁷ суть общества праведных. И Платонова республика, как известно, в качестве идеального образа. представлена существующей на небе ⁵⁸⁸.