А. А. Шаховской

Во главе писателей, писавших для театров и заботившихся об его усовершенствовании, бесспорно надобно поставить князя Шаховского: это был Сумароков своего времени; по крайней мере, по страстной любви к театру, по множеству драматических пьес, им написанных, по своей суетливости, бойкости и живости, и вообще по своему задорному характеру, он весьма много напоминает собою «российского Расина», хотя во многих отношениях стоит выше его.

Князь Александр Александрович Шаховской (1777–1846)¹⁰⁵, воспитанник Московского университетского пансиона, по окончании в нем курса, поступил в Преображенский полк; но скоро, бросив военную службу, он перешел в театральную дирекцию и всю продолжительную жизнь свою посвятил исключительно театру. Директор Петербургского театра, Нарышкин, для набора иностранных артистов, отправил Шаховского за границу; Шаховской превосходно воспользовался этим случаем для развития своего драматического таланта и для изучения театральной науки, и все, что он видел хорошего в разных европейских театрах, он старался потом перенести в русские театры. Существенную его заслугу в этом отношении составляет то, что он устроил театральную школу для приготовления молодых артистов из русских. Заботясь об успехах русской драматической поэзии, он в 1808 г. начал издавать «Драматический Вестник» с целию «изыскивать в древних сочинениях все, касающееся художеств, и тем содействовать отвращению дурнаго вкуса, который, господствуя в новых иностранных сочинениях, развращающих и ум и сердце, угрожает заразить и нашу словесность». В Драматическом Вестнике, кроме чисто литературных произведений, помещались исторические и теоретические статьи о театре, главным образом переводы из Вольтера, печатались нападки на мещанские драмы и особенно на немецкие драмы Коцебу. Гостеприимный дом Шаховского был центральным местом собрания всех любителей театра, всех писателей и артистов. В 1818 г. вследствие столкновения с директором театров, Тюфякиным, он оставил театр, но постоянно продолжал писать разные пьесы для театра. В 1825 г. вследствие неприятностей с князем Долгоруковым он переехал из Петербурга в Москву; в Москве он также заботился об усовершенствовании театра и сочинял для него пьесы.

По литературному направлению Шаховской был сначала строгий классик и следовал французской драматической теории, принадлежал к школе Шишкова и был членом Беседы любителей русского слова. Как поклонник Шишкова, он нападал на сантиментальное направление и осмеял его в своей комедии «Новый Стерн»¹⁰⁶. К драматическим писателям он относился враждебно, представляя их себе своими соперниками. Расположенный сначала к Озерову, он, после его успехов на сцене, стал вредить ему. В комедии «Урок кокеткам, или Липецкие воды» (напеч. в 1815 г.), в лице балладника Фиалкина, он в смешном виде выставил Жуковского. В последствии он и сам перешел на сторону романтизма и стал заимствовать сюжеты для своих произведений у романтических поэтов. Шаховской был чрезвычайно плодовитый писатель; число пьес, им написанных, доходит до 100. Между ними есть драмы, трагедии, комедии, водевили, оперы и балеты; но главным родом, вполне соответствовавшим его таланту, была комедия; Шаховской был комический писатель. Сюжеты для своих произведений он заимствовал отовсюду: его «Дебора или торжество веры» – трагедия в 5–ти действиях есть подражание Гофолии Расина (изд. в 1811 г.); «Урок кокеткам или Липецкие воды» – комедия, заимствованная из французской пьесы: La coquette; «Не любо не слушай, а лгать не мешай», комедия в одном действии – из французской пьесы Le menteur; «Китайский сирота», трагедия в 5-ти действиях – из Вольтера; «Иваной, или возвращение Ричарда львиного сердца» – романтическая комедия в 5-ти действиях – из романа Вальтера Скотта «Айвенго»; «Буря», волшебно-романтическое зрелище – из Шекспира; «Таинственный карло или долина черного камня» – романическая драма в 5-ти действиях – из Вальтера Скотта; «Алеппский горбун или размен ума и красоты» – водевиль из арабских сказок. «Аристофан или представление комедии: Всадники», историческая комедия в 3-х действиях, написана «в древнем роде и в разномерных стихах греческаго стопосложения» (М. 1828)¹⁰⁷. Но особенно, при выборе сюжетов, Шаховской следовал своему патриотизму. «Успевши несколько в старом, или обыкновенном писал он князю Одоевскому, я ищу для нашего театра если не совсем нового, то по крайней мере, не столь условнаго, как драматическия подражания, принесенныя к нам с пудрою, шитыми кафтанами и красными каблуками из Парижа. Я хочу моими опытами открыть дорогу людям, имеющим больше моего дарования, для обогащения нашей драматической литературы, и даже в созданию своего собственнаго театра на обширном и прочном фундаменте» ¹⁰⁸. С этою целию он часто брал сюжеты для своих пьес из русской истории и литературы. Он написал: «Ломоносов, или рекрут-стихотворец», опера-водевиль (1816) – из жизни Ломоносова, который, возвращаясь в Петербург из Марбурга, попался в руки прусских вербовщиков; «Сокол, князя Ярослава Тверского, или суженый на белом коне» – из предания о построении Тверского Отрочь-монастыря; «Иван Сусанин»; «Двумужница, или за чем пойдешь, то и найдешь» – романтическая драма из жизни волжских разбойников; «Финн», волшебная трагедия – из Руслана и Людмилы Пушкина; «Юрий Милославский» – из романа Загоскина; «Рославлев» – тоже из романа Загоскина; «Федор Григорьевич Волков» – из жизни основателя русского театра в Ярославле; «Смольняне», защита Смоленска Шеиным от Поляков. Для нас особенно интересны: «Новый Стерн», «Липецкие воды», «Пустодомы» (изд. 1820), «Двумужница», «Расхищенные шубы» и «Казак стихотворец»¹⁰⁹.

Содержание комедии «Новый Стерн» (в 1 действии) состоит в следующем. Граф Пронский, начитавшись чувствительных путешествий, сам пустился путешествовать за 500 верст от Москвы. Слуга его Ипат говорит: «Мы, сударь, смотря по погоде вздыхаем, плачем, восхищаемся, умиляемся, трогаемся. Ясное солнце согревает наши чувства; ужасный мороз напрягает нашу жизненность: быстрый ручей мелодиею своею питает нашу меланхолию; тихое озеро служит зеркалом нашей сантиментальности; наконец, ведро, ветер, дождь, горы, леса, луга, болота, люди, скоты, птицы, мухи, комары... все имеет влияние на нашу душу; словом мы сантиментальные вояжеры». Английской собачке Леди, которую переехали колесом, Пронский воздвигает «Монумент вечности». Встретив крестьянку, дочь мельника, Маланью, он вообразил её прелестной пастушкой, влюбился в неё и хочет жениться на ней. «Чудна, пестра природа.... Здесь потерял я друга.,.. О Леди! Леди! тебя уж.... Слеза дружбе! Здесь встретил я невинное существо, ангела в образе интересной пастушки. Всю ночь мрачный Морфей не очернил зрения моего; она была в мысленных очах моих. Напрасно я перелистывал Новую Элоизу; я везде читал имя незнакомой девушки». Крестьяне смеются над Пронским, считая его сумасшедшим. «Решено, что барин мой свихнул с ума. Жаль, а у него сердце ангельское! Слезливые писатели, плаксивые сочинители! вы, вы загубили добраго моего господина; вам будет отвечать за него! Эти маленькия книжонки, что я носил ему из университетской лавки, поддели беднаго графа.... Растолкуйте мне, сударь, откудова выехала к нам эта сантиментальная чертовщина?

Она сформировалась в Англии, – отвечает на это Судбин – попортилась во Франции, раздулась в Германии, а к нам вывезли ее в таком жалком состоянии....».

Судбин, друг отца Пронского, прикинувшись крестьянином, хочет вразумить его и вылечить от сантиментальности. Когда граф объявляет ему, что он «по примеру многих чувствительных людей вздумал объехать всю Россию, а потом и далее», Судбин говорит ему: «славно, барин, спасибо тебе! Ты хочешь узнать всю святую Русь. Ты, чай, сынок знатнаго барина, служишь царю государю, так почему ж тебе не быть в чинах: губернатором, наместником или еще более. И потому то, знать, ты и объезжаешь все земли, чтобы узнать, где чем промышляют, где что родится, где много земли, да мало рук, где мало земли, да много рук, где мужички зажиточны, где они нищие, чем можно поправить их обиход, чем пособить злу, как сделать добро».... Граф удивляется, что простой крестьянин так рассуждает. Когда же он на сделанное предложение получил решительный отказ, Судбин ему говорит: «сегоднешний день должен вам открыть глаза: вы презрены крестьянскою девушкой, осмеяны ребятишками, чуть-чуть не родня Ипату. Вы должны почувствовать, сколь воображение молодаго чувствительнаго человека, воспламененное взбалмошными писателями, может быть для него пагубно. Рожденный с чувствами пламенными, сердцем нежным, душею пылкою, молодой человек, начитавшийся писателей, которые, не смотря на их ложныя мысли, одарены некоторым красноречием, может на минуту заблуждаться; по при первом свете рассудка, он должен выйти на истинный путь».

Осмеивая сантиментальных путешественников, автор имеет намерение осмеять все сантиментальное направление и имеет в виду преимущественно путешествия по России Измайлова и Шаликова, косвенно и Письма русского путешественника Карамзина.

Сюжет пьесы «Липецкие воды» составляет приключение одной барыни на липецких водах. Графиня Лелева приехала на воды не лечиться, а веселиться. Ее окружает множество поклонников, но она расположена к одному из них, полковнику Пронскому, участвовавшему в Наполеоновских войнах 12, 13 и 14-го годов: она старается отвлечь его от двоюродной своей сестры Ольги Холмской, в которую он влюблен. Между тем на воды приезжает двоюродный брат Пронского, Ольгин, прежний поклонник графини; графиня и ему назначает свидание. Открытие или разоблачение этого кокетства графини и составляет содержание пьесы, которой поэтому дано название: «Урок кокеткам». Между поклонниками графини представлен поэт-балладник Фиалкин, в лице которого изображен Жуковсвий. Вот сцена, в которой он выведен. Проводив домой всех других поклонников, графиня поручает выпроводить Фиалкина своей горничной Саше.

Графиня: Отправь его скорей...

Саша: Придите к нам ужо с гитарою своей

Попозже.

Фиалкин: Внушена мне гением баллада,

И посвятить хочу графине сердца плод.

(Графине) Примите....

Графиня: Что, сударь?

Фиалкин:Творенье небольшое,

Но есть в нем кое-что. Я выбрал модный род Баллад.

Графиня:Я их люблю.

Саша:А прозвище какое?

Фиалкин: Омир или Омер. Еще не решено,

Как должно звать его, и для того я или

Поставил, чтоб меня журналы не бранили.

Саша:Да дело в чем? а иль, нам все равно.

Фиалкин: Поэт бессмертный, кем была воспета Троя,

Лишенный глаз, любви талант свой посвятил.

Графиня: Гомер влюбился!

Фиалкин:Ах! кто пел и не любил?

Ахилла славил он, чтоб улыбнулась Хлоя.

Графиня: Вот это новое!

Фиалкин:Не думаете-ль вы,

Чтобы поэтом быть, довольно дарованья,

Воображения, в словесности познанья,

Души возвышенной, хорошей головы

И прочего? – Ах, нет, нет! Этого все мало.

Графиня: И даже прочего! – Что ж нужно для него?

Фиалкин: В нем сердце быть должно, которо б изливало

Слезу горячую в грудь друга своего;

Чтобы он чувствовал, чтоб чувствовал как бьется

Любовью вещее; чтобы в природе всей

Он видел милую, чтоб жил одною ей;

Чтоб тонкий вкус имел....

Саша (в сторону): Где тонко, там и рвется.

Фиалкин: Чтоб в скромной хижине вмещал он целый мир

И утро бы ему наивно улыбалось,

И веселил его одной природы пир;

Чтоб он любил.... как я!...

Графиня: Нам времени осталось

Немного, так прошу....

Фиалкин: Увы! Когда б я мог

Баллады пением тот выразить восторг,

Которым вспламенен Омер, певец всесветный.

Графиня (в сторону); В пенье сноснее вздор. (Ему) Пропойте.

Фиалкин (настраивая гитару): Я готов.

Баллада.

«Пел бессмертный славну Трою,

Пел родных Приама чад,

Пел Ахилла, жадна к бою,

Пел Елены милый взгляд!

Но чувствительность слезами

Излила глаза певца.

Ах, мы любим не глазами:

Для любви у нас сердца,

И бессмертный под сетями

У бессмертнаго слепца».

Я мысли освежить хотел игрою слов:

Поймал под сеть свою Амур, слепец бессмертный,

Бессмертнаго слепца Омера.

Графиня (в сторону): Что за вздор!

Саша: Слепец слепца ведет – прекрасно!

Фиалкин: Ах! ваш взор

Решит судьбу слепца!

Графиня: Он очень мил

Саша: А сколько

Куплетов всех?

Фиалкин : Всего их сорок восемь.

Саша: Только!

Фиалкин: Не больше.

Графиня (Саше): Ах, спаси!

Саша (Фиалкину):Безделица, да нас

Ждет туалет. А вам не время-ль на Парнас?

………………………………………

Графиня: Могу-ль я быть в надежде,

Что ныньче в вечеру услышу...

Фиалкин: А не прежде?

Графиня: Не прежде; но прошу, скажите мне пока Сюжет.

Фиалкин : Омер сидит в лесу у ручейка

И к Хлое страсть поет...,

Саша:Покуда перестанет.

Фиалкин: Нет, ошибаетесь! Покуда гром не грянет,

Покуда бурями чреваты небеса

Не хлынут океан на землю.... ¹¹⁰.

Эта не замысловатая и не остроумная сатира послужила поводом к тому, что вся партия Жуковского напала на Шаховского и на него также явилось множество сатир и эпиграмм; Шаховкого стали называть Шутовским и злым Гашпаром (главное лице в поэме «Расхищенные шубы»). «Липецкие воды» интересовали современную публику еще тем, что в них весьма сильно выражался патриотический элемент: действующие здесь лица в своих речах и монологах высказывают свои чувства любви к отечеству, вспоминают о Лейпциге, Кульме, Париже. Это было в 1815 г. Как продолжение «Липецких вод» в 1820 г. появилась одноактная комедия в стихах: «Какаду, или следствие урока кокеткам».

В комедии «Пустодомы» изображены Радугины – муж и жена, помещики, промотавшиеся от своей непрактичной и беспутной жизни. Князь Радугин, совершенно не зная русской жизни, составляет разные планы и проекты или совершенно не выполнимые, или совершенно бесполезные, по совету своего домашнего библиотекаря Инквартуса и управляющего дома Цаплина, и входит в долги. Вот как описывает Радугина слуга его:

Наш князь все в мире знает,

Все в небе звездочки по имю называет,

Кто до потопа жил, известно все ему;

А то, что делают теперь в его дому,

Не ведает, и знать ему как будто стыдно....

……………………………………………

Когда из-за моря он в свой явился полк,

То, году не служа, в отставку стал проситься;

Толкуя вещи все на свой ученый толк,

Его сиятельство нашел, что не годится

Ему, как всем, ходить и в караул и в строй;

Что офицерский чин для мудреца ничтожен;

Что он фельдмаршалом, или ничем быть должен.

Радугин вышел в отставку и женился. Доверив свои дела и дом своему приказчику плуту Цаплину, он

Хозяйничать в село профессоров отправил;

А при лице своем Инквартуса оставил,

Который прочих всех ученей и глупей.

Они начали делать выписи, составлять проекты:

Ты только извлекай, а я, занявшись слогом,

Известным мнениям дам новый оборот

И помещу свои статьи для домоводства.

Мои плантации, заводы, скотоводства,

Домы крестьянские, трехверстный водовод,

Отопка турфами, овины, молотильны,

Свекольный сахар, все ... и самые коптильни

Невежей просветят. – Я выставлять хочу

Всего полезного село мое в обращик,

И только что рапорт оттуда получу,

То и вмещу в журнал. (4–5. 9).

Но все планы его не удались. Свекольный завод оказался невыгодным; мериносовых овец пасти было негде; а турфы на винном заводе так плохо горят, что выходит не вино, а хлеба перевод. Радугин в негодовании все неудачи сваливает на русский климат и русское невежество.

Не стыдно ль звать климатом

Морозы, вьюгу, дождь и вечную зиму,

Где гибнет все, нельзя родиться ничему;

И в царстве клюквою, брусникою богатом

Что можно завести?

Нет сомненья,

Все перепорчено от пьянства, нераденья

И от невежества.... (12–16).

Признав источником всех своих неудач невежество, он берется за воспитание, хочет везде построить школы и учить в них насильно своих крестьян. Но дело ограничилось составлением планов, к чему он только и способен со своим руководителем Инквартусом. Инквартус – один из тех ученых педантов, которые весь век все изучают и обо всем рассуждают, полагая всю суть в самом процессе рассуждения. Когда Радимов замечает ему, что важнее всех наук на свете – наука Правдология

По правде в свете жить,

От правды не лынять, за правду не сердиться;

В душе, на языке всегда её иметь

А если надобно, за правду умереть,

Инквартус пускается в такие рассуждения:

Позвольте, знаю все: цель вашего ученья

Есть правда; спорить в том не можете никак:

А правда с истиной сословы¹¹¹ суть; и так

Цель Правдологии есть к истине стремленье;

А философия не есть ли точно тож?

Не все-ль философы от Канта до Сократа

Стремились к истине и отвергали ложь?

Хоть философия системами богата,

Но цель одна. Пример: Зенона стоицизм,

Пиррона скептицизм, Спинозы реализм,

И Фихтов ихтеизм с Берклея идеизмом,

Сократо-платонизм с антропофилеизмом,

Супер-натурализм, перипатетицизм,

Доризм, пифизм, кратизм, фиксизм и фатализм;

Так без софизмов я все кончу силлогизмом,

Что правды ригоризм вы греко-руссицизмом

Хотели выразить, – и я вас угадал.

Радимов.

Да из каких земель вас князю Бог послал?

И этих измов всех откуда ты набрался?

Инквартус.

Я родом с Эзеля, но в Галле просвещался

И человеком стал!....

Радимов.

Скажите-ж, человек,

Что с князем путного наделали вы в свете?

Инквартус.

Учились, учимся, учиться будем в век....

В столе и на столе найдете сто начал,

О ста материях....¹¹².

Сестра князя, Наталья, закладывает свое наследство, чтобы поправить его дела; дядя его Радимов, узнав о разорении его, приезжает в город, выкупает имение и их самих увозит в деревню.

Часто давалась на сцене «Двумужница, или зачем пойдешь, то и найдешь», романтическая драма в двух частях (Спб. 1836 г.). Она нравилась тем, что в ней изображались старые святочные игры и старые песни и вообще присутствием народного элемента. Интересовал также безобразный быт волжских разбойников. Из характеров обращают на себя внимание сваха Кузминична и старец Савватий.

«Казак стихотворец» – анекдотическая опера-водевиль в одном действии (издание 2-е Спб. 1817).

Действующие лица в этой пьесе – казак Климовский, тысяцкий Прудиус, Маруся – невеста Прудиуса, любовница Климовского и др. Пьеса давалась на сцене с большим успехом, благодаря малорусским песням, положенным на ноты. Некоторые из них, как-то: ехав казав за Дунай, сказав дивчине прощай, были в большом ходу и вошли в разные песенники.

«Расхищенные шубы» – поэма-комедия или комическая поэма. Как пародия на эпические поэмы, она также начинается словом «пою».

Пою крамолою забавы пресеченны,

И муфты, и хвосты, и шубы расхищенны.

Действие происходит на святках в мещанском клубе. Главными действующими лицами являются аллегорические лица: Веселость и Раздор. Раздор, недопущенный в собрание Веселости, внушает старшине собрания переплетчику Гашпару мысль наделать двойных ярлыков, из коих одни должны быть приколоты к шубам, а другие розданы посетителям для скорейшего отыскания одежды. С этими ярлыками Гашпар является в совете старшин, предложение его возбуждает спор и поднимается страшный шум.

Шаховской, мы заметили, Писал очень много. Подобно Сумарокову, бывшему первым директором театра и в то же время поставщиком пьес для него, он также был присяжным писателем для театра. Он не успевал ни вдумываться в сюжет пьесы серьёзно, ни обрабатывать его художественно. Поэтому между множеством его пьес мы не находим ни одной классической пьесы, сохранявшей свое значение надолго. Да и таланта у него не было такого, чтобы писать такие пьесы; у него не было глубины взгляда, ни серьёзности мысли. У него была наблюдательность, бойкость и живость, воображение и остроумие. С этими качествами он в обилии мог доставить материал для спектаклей, не особенно ценный и богатый по своему содержанию и внутреннему значению, но разнообразный и интересный. Он не был строго разборчив: что происходило вокруг него на сцене или в обществе, он, нисколько не стесняясь, вставлял в свои пьесы, задевал известные личности, рисуя их портреты, намекая на известные случаи. Это придавало его пьесам характер современности и близости к жизни.

К кружку Шаховского принадлежали Кокошкин, Катенин и Карабанов.

Федор Федорович Кокошкин (род. 1773 г.), подобно Шаховскому, сначала также принадлежал к дирекции Петербургского театра, был членом по репертуарной части, а потом директором Московского театра. Занимая эту должность, он весьма много пользы принес театру. Будучи сам хорошим артистом, он учил актеров театральному искусству, образовал Щепкина, Мочалова и много других артистов. Первую известность в литературном мире он приобрел переводом «Мизантропа» Мольера¹¹³, а потом писал оригинальные пьесы для театра. Дом его был центром, где устраивались благородные спектакли и литературные вечера, на который собирались разные писатели и артисты.

Павел Александрович Катенин (1792–1853) принадлежал к школе Шишкова и представлял собою такой образец классика, что не допускал даже возможности другого направления в драматической поэзии, кроме классического, и других образцов драмы, кроме драм Корнеля и Расина. Когда явилась романтическая драма и когда сам Шаховской перешел на ее сторону, то он восстал против нее с особенною силою. В «Литературной Газете» Дельвига он напечатал ряд критических статей, под заглавием «Размышления и Разборы». В этих разборах он между прочим разобрал «Чтения о драматической поэзии» Августа Шлегеля, где представлена параллель между древней и новой драмой, между трагедиями Корнеля, Расина и Вольтера и между трагедиями Шекспира. Свои теоретические положения он старался подкрепить образцами. Для этого он перевел из Корнеля 4-е действие «Горациев» (1817) и «Сида» (1822), – из Расина «Есфирь» (1816) и кроме того, в подражание Расину, написал свою трагедию «Андромаху». Пушкин, оценивая литературный талант и деятельность Катенина, вероятно, на основании этих переводов, сказал, что он «воскресил Корнеля гений величавый»; но этот отзыв несправедлив, или по крайней мере слишком преувеличен; переводы Катенина далеко не выражают силы подлинника, а его «Андромаха» не может быть и сравниваема с своим образцом¹¹⁴.