К статье о Греческом Кондакаре XII-XIII в.

(Ответ Архимандриту Амфилохию).

Выяснение научных вопросов с помощию обмена мыслей между людьми различных мнений составляет одно изъ лучших средств для разработки самой науки. Только из столкновения противоположных суждений выработывается истинное. Лицам компетентным, стоящим вне спора, каждая сторона дает материал для составления более правильнаго понятия о деле, которое разходящияся стороны склонны бывают обсуждать односторонне и под углом личнаго понимания. С этою мыслию взялись мы за перо, чтобы отвечать на статью Арх. Амфилохия, помещенную в Чтениях Общества Любителей Духовного Просвещения в ответ на наш разбор введения к изданному им Кондакарю. Предполагая иметь дело лишь с научною стороною этой статьи и с более общими ея положениями, мы коснемся частностей лишь настолько, насколько это будет нужно для выяснения нашего отношения к делу и для характеристики полемических приемов нашего противника.

Мы подвергли сомнению твердость критерия, выставленнаго о. Амфилохием для определения принадлежности Роману Сладкопевцу кондакарей, не акростихованных его именем, и надпись „ὶδιόμελον“ назвали признаком шатким и не приводящим к цели. Это потому, что „ὶδιόμελον“ означает только, что известная песнь составлена самостоятельно, а не по образцу других, которыя бы служили для нея нормою технического строения и певческого исполнения; что в этом отношении самогласными могли быть песни Дамаскина и Косьмы Майюмского с таким же правом, как и песни романовы. О. Амфилохий отвечает нам на это приведением нескольких кондаков, надписанных в синодальном кондакаре „ὶδιόμελον“, а потом, по справке с изданием Кардинала Питры, оказавшихся с акростихом Романа. Но против „самогласия“ романовых кондаков мы ничего не говорили, и не в этом сила вопроса, а в том, – возможно ли применить это правило к делу как общий критерий – и на основании „ἀυτὸμελον, ὶδιόμελον“ не акростихованныя именем Романа песни называть непременно его произведением, а не имеющие этого признака кондаки считать произведениями позднейшими? Вы имеете дело с массою кондаков, из которых большая часть неизвестно кем составлены. Они записаны в сборнике XII-XIII в., и между ними попадаются произведения гимнографов живших после Романа, как видно из акростиха и из позднейших событий, по поводу которых они составлены.

В предисловии к кондакарю вы говорите: „в кондаках и икосах с именем его (Романа) нигде не надписано подобен: Дева днесь, или вознесыйся на крест, или другия тому подобныя“ (стр. 17). В примечании на стр. 13-й вы пояснили эту мысль таким образом: „если нет погречески подобен, а по славянскому древнему кондакарю написано: самогласно или самогласен, такие кондаки с икосами мною отнесены к самогласнымъ“ и следовательно, прибавим от себя, к романовым. Отправляясь от такого категорическаго заявления, хотя и не выписывая его, мы заметили, что „преимуществом самогласия не пользовались и все без исключения кондаки Романа Сладкопевца“ – т. е. и они надписывались подобными „προσόμοιον“. Оспоривая это замечание, вы, сами того не подозревая, соглашаетесь с ним и впадаете в противоречие. В самом деле, на стр. 190-й вашей статьи оказывается, что Роман Сладкопевец надписывал (только сам ли он – этого вы не доказали, а между тем это очень важно) над своими кондаками и икосами подобны, напр. ὁ ὑψωθείς ἐν τῶ σταυρῶ, τῆ γαληλαία, на 194 стр. эти ссылки дополняются еще несколькими кондаками Романа с надписью над ними подобна, правда заимствованного из других кондаков того же песнописца, но этим не устраняется противоречие с основнымъ положением, которое высказано несколько строк выше. А раз такие подобны находятся над произведениями с акростихом Романа, почему он не мог поставить их и над теми, которыя емуже принадлежат, но только не имеют в акростихе его имени? Как присутствие „ὶδιόμελον“ не исключает произведений позднейших Романа, так точно и надписание подобна не служит непременным указанием на эти последния. Во введении вы поставили дело очень резко: в ответе вам приходится отступать от этого положения в виду очевидных фактов.

Далее мы сказали: случалось и так, что над одним и тем же кондаком в одном греческом списке стоит „ὶδιόμελον“, а в другом указывается „подобенъ“. Вы отвечаете на это: „на странице 45-й мною пояснено о кондаке и икосе на Успение Богородицы, что кондак самогласен и по его образцу составлен кондак 1-го октября св. Ап. Анании, икос же составлен по подобию икоса св. Романа 29 Iюня св. Апп. Петру и Павлу“. Что же из этого следует в отношении поставленного мною вопроса и как с ним вяжется? Дело не в том, какие кондаки составлены на основании этой самогласной песни, а как разобраться в подобных противоречивых показанияхъ и какому обозначению верить? Ваше пояснение поясняет вероятно что нибудь другое и попало сюда по ошибке.

О нашем третьем замечании: „что кондаки и позднейших составителей исполнялись иногда самогласно“ т. е. надписывались „ὶδιόμελον“ и не имели подобна – об этом замечании вы умолчали, а между тем приведенныя нами на этот счет данныя (стр. 489) не оставляют никакого сомнения, что и после Романа были составители кондаков самостоятельные, произведения которых пользовались преимуществом самогласия, не имели подобна и как такия могли служить образцом для позднейших гимнографов. Что это не одно вероятное предположение, а действительный факт, которого вам не угодно признать в виду его противоречия вашему поспешному выводу, – это не трудно доказать положительными данными. Косьма Майюмский написал кондак и ряд икосов на успение Божией Матери с своим акростихом, и этот кондак: „τὴν ἐν πρεσβέιαις“ (в молитвах не усыпающую) послужилъ образцом для составления целого ряда кондаков на праздники и дни Святых. Вы говорите, что по этому образцу составлен только кондак Ап. Анании, 1-го Октября (стр. 191), но это не правда. Просмотрев внимательнее свой сборник, вы увидали бы, что кондаков с подобном „τὴν ὲν πρεσβείαις“ найдется гораздо больше, и мы насчитали их больше десятка: 12 Ноября – мученику Оресту, 30 – Андрею Первозванному, 13 Декабря – Евстратию и дружине, 14 Февраля – Мученику Авксентию, 8 Мая – Iоанну Богослову, 9 – Пророку Исаие, 21 – Мученику Юлиану, 31 Августа – на положение пояса Богородицы, кондак Богородицы (на стр. 152), Харитону Исповеднику (203), на поклонение веригам Апостола Петра (217). В извлечении из Питры этот подобен стоит в главе κοντάκιου παρακλητικο῀υ τῆς Θκᴕ (р. 66), кондака Ап. Матфею (71), мученикам Конону и Аристею… Вот сколько их оказывается и при нашем вероятно неполном перечне. Кондак Григорию Богослову с акростихом: „ἂσμα Στᴕδίτου“ составлен, как читается у Питры „πρὸς τὸ. τα θεόβρ“…… Это недописанное слово есть ничто иное как начало кондака Василию Великому, составленнаго, судя по акростиху, Студитом: „τὰ θεόβρητα τῆς λογικῆς σδυ κρήνης“ (р. 42). Тот же подобен поставлен над кондаком Мученику Панкратию (ibid 76) и Iоанну Златоустому (р. 90). Икос заупокойного кондакаря в субботу мясопустную „ἀυτὸς μόνος ὑπάρχεις“ (сам один еси безсмертный) поставлен в качестве подобна для перваго икоса в неделю всех святых (по слав. кондакарю р. 151) и в великий понедельник (р. 144), а в собрании Питры – над икосами „᾽Εις κοιμηθέντας μοναχᴕ%`ς“ с акростихом „φωνὴ θεοδώρου“ (т. е. Феодора Студита). А между тем „αυτὸς μόνος“ взято из кондакаря с акростихом „смиренного Анастасия“. Наконец кондак с икосами на великий четверг, по акростиху „το῀υ ταπεινο῀υ Ρωμάνου πόιημα“ (у Питры р. 13), не только имеет подобен: „Λάζαρον τὸν φήλον σου“, но – что особенно замечательно, – подобенъ этот заимствован из кондакаря Праведному Лазарю, составленнаго песнописцем Кириаком, который оставил свое имя в акростихе: „πόιημα κυριακου“ (ibid p. 33–34). Достопочтенный О. Амфилохий, признавая Романа первым кондакарным поэтом, конечно не может допустить, чтобы этот неизвестный песнописец жил раньше Романа Сладкопевца; а если так, то значит подобен этот подписан над романовым произведениемъ кем нибудь впоследствии и конечно потому, что обе эти пиэсы были составлены по одному образцу и одним размером. И так, вот оне „другия основныя образцовыя песни, кроме указанных вами в предисловии на стр. 45“, существование которых вы оспариваете и вызываете меня указать в своем ответе (стр. 191). В виду этих данных мне представляется неосновательным ваше сомнение в принадлежности Роману некоторых кондаков с акростихом „Ρω, Ρωμ, Ρωμν“ на том основании, что эти отрывки из полных кондакарей имеют при себе „προσόμοιον“ (Кондакар. 28. прим.). Ваш скептицизм на этот счет выходит из предвзятой теории.

Ваше „сильное и верное доказательство, что св. Роман, а не кто другой сочинил кондаки и икосы (нужно было бы сказать: кондак и икосы) на Благовещение“, не представляется мне убедительным, – и вот почему: что%` у св. Романа находятся икосы одинакового размера и объема с икосами акафиста, собственно говоря из этого еще никоим образом не выходит, чтобы и акафист был его же произведением. Да и строфы в 29 стихов из романова кондакаря Праведному Iосифу, строго говоря, не тождественны с 30-ти стишными строфами акафиста. В кондакаре Праведному Iосифу, как и во всех других произведениях этого рода, строфы от первой до последней равны между собою, а не чередуются с другими меньшими по объему, каковы строфы аллилуйныя. Объяснять это неравенство тем, что такова была его воля (т. е. Романа), как делает о. Амфилохий (стр. 199), – далеко неубедительно. Дальнейшее несходство между кондакарем Iосифу и акафистом состоит в самомъ размере стихов. Хотя вы и говорите, что „размер стиховъ одинаковъ“ (стр. 192), но на самом деле это не так. Кроме крупного неравенства в 11 и 12 стихе, – 13-й стих в икосе Праведному Iосифу состоит из 9-ти слогов, а в акафисте из 6-ти; 17-й стих в икосе – из 7-ми, в акаф. – из 9; 21-й в икосе – из 4-х, в акафисте из 7-ми; 29-й в икосе- из 7-ми, в акафисте из 4-х. Где же равенство? „У св. Романа в икосе Прав. Iосифу, говорите вы, 11-й и 12-й стихи длиннее против 11-го и 12-го стихов 2-го икоса в акафисте, но такие длинные стихи 11-й и 12-й в 13-ть слогов есть в икосе акафиста под буквою N“ (193 прим.). Неравенство отмечено верно, но ссылка на икос под буквою N доказывает неясное представление о структуре акафиста и в частности – его строф. Все строфы с χαιρε – теперешние икосы – равны между собою по объему и заключают одинаковое число слогов; следовательно и деление их должно быть совершенно одинаково: сколько стихов и слогов в стихах у одной строфы с χαιρε, столько должно быть и в другой. Все будет зависеть от того, какую принять систему деления. В вашей статье, по образцу Питры, принято более мелкое деление икоса на 31 стих, в других изданиях напр. у Христ и Паремикас в Anthologia graeca – более крупное – на 18 стихов. Если держаться последняго, то действительно данные стихи будут состоять из 13-ти слогов, но не в одном икосе под буквою N, а во всех; в таком случае и сумма стихов для каждой строфы равномерно сократится и не подойдет к тому образцу, которым вы пользуетесь, или потребует иного деления самых икосов праведному Iосифу. Допускать же в одном икосе, как у вас под буквою Г, один размер и одно число стихов, в другом же под буквою N другой – значит смешивать различныя системы деления и основываться на признаке случайном. Размеры журнальной статьи не позволяют нам войти в подробное разъяснение этого просодического правила и выяснить его посредством образцов: ограничимся указанием на деление принятое в Anthologia graeca, где издан акафист, и у проф. Ловягина в разделении стихов с „χάιρε“.

Что „над икосом целомудренному Iосифу, несомненно по акростиху принадлежащем св. Роману Сладкопевцу… подписано: πρὸς τὸ ἄγγελος (πρωτοστάτης)“, это доказательство было бы сильно и убедительно, когда бы можно было доказать, что обозначение подобна современно Роману, или сделано им самим, а не принадлежит позднейшему времени. Несколько строк выше мы привели образчикъ позднейшого подобна над икосами Романа Сладкопевца в великий четверг и видели, что этот подобен был взят из кондакаря Правед. Лазарю, составленного некиим Кириаком. „῎Αγγελος πρωτοστάτης“, как икос весьма употребительный и гораздо более известный, чем многия подлинныя произведения Романа, мог иметь еще большее право на это место, чем кондак малоизвестного Кириака. Обращаемся затем к самому тексту икосов Iосифу у Питры (р. 7) и читаем здесь следующее: „τῆ ἀγία καὶ μεγάλη δευτέρα κοντάκιον ἐις τὸν σώφρονα ᾽Ιωσὴφ· ἦχ πλ δ· χαίρετε· ἀκροστιχις· ὲις τὸν σώφρονα ᾽Ιωσὴφ Ρωμανο῀υ“, т. е. „в святой и великий понедельник кондак на целомудреннаго Iосифа, глас 8-й радуйтеся, акростих: на целомудреннаго Iосифа, Романа“. Словом: „χαίρετε“ указывается подобен для кондака, принадлежащого Роману, но подобен не его, а какого-то другого автора. Следующий за этим кондаком второй очень небольшого объема: „τους τὸ πάθος“ имеет во главе свой подобен: „πρὸς τὸ. ὀυ παυόμεθα“ – опять позднейший и неизвестный из кондаков Романа. Из того, что они поставлены во главе кондакаря съ именем Романа в акростихе было бы, по меньшей мере, натяжкою относить их к произведениям самого Сладкопевца.

Теперь нам следует разобрать ваши замечания на счет моего quasi незнания структуры акафиста и различия между кондаками и икосами. Если бы это была только одна придирка, или выражение известного полемическаго приема, я бы конечно пропустил ее без внимания и охотно согласился в своем „lapsus calami“, но дело имеет более серьезное значение и затрогивает вопросы чисто научные. Пиша свою статью, я имел дело не с печатными акафистами и не „с акафистником 1880 г.“ (существование котораго оставляю на вашей ответственности), а с рукописными образцами этого рода гимнографии или с изданиями акафиста на основании древних рукописей. Основываясь на них, я говорил и теперь повторяю, что „в форме акафиста мы имеем полную кондакарную пиэсу в составе одного кондака и 24-х икосовъ“. Ваша поправка: 13-ти кондаков и 12-ти икосов (р. 197) доказывает или забывчивость, или незнание. В рукописях везде только один кондак: „взбранной“, остальныя же строфы пишутся под ряд с общим заглавием „икосъ“, а не чередуются с кондаками, как это принято в последствии. Вот почему, держась древней терминологии, которая, как мне думается, особенно необходима при научном обсуждении гимнографических вопросов, я выражался: не кондаки и икосы, а строфы аллилуйныя и строфы с „χαίρε“, что%` подало вам повод къ неуместному глумлению. Посмотрев в древния рукописи и справившись с изданием акафиста в вашем же кондакаре, вы увидите, что строфы с аллилуия кондаками не называются. Мы конечно далеки от намерения перебирать и цитовать эти источники, и не в нашем интересе вдаваться в этот труд, укажем то, что имеем под руками сейчас. В синод. уставе № 330–380 (XII в.), на утрене в субботу 5-й недели великого поста, по 6-й песни канона, читается: „коⷣ блговѣщению· възбраньнᴕм· несѣдающе· и прочеѥ· к̃ (20) и четыри икоси и на тѣхъ несѣдѣти“ (л. 17). О кондаках – ни слова. В типографском уставе, из кондакаря котораго, по указанию покойного И. И. Срезневскаго, выписывали вы кондаки, в той же службе по шестой песни полагается кондак глас 8-й „възбраньноумоу воѥводѣ и поюⷢ҇ икⷵо кд̃ (24) несѣдающе“ (л. 3). В греческом уставе С. Б. (№ 456 1298 г.) – та же служба, из которой приведемъ более подробную выписку для ознакомления с тем, как читали акафист в старину. После первой кафизмы „ψάλλομεν τὸ κοντάκιον τῆς ὑπεράγιας Θκο῀υ τῆ ὑπερμ. καὶ οἶκους ἕξ καὶ πάλιν τὸ κοντάκιον… затем λόγος τ. ὰκαθίστου… после непорочных ἐυθέως τὸ κοντάκ. καὶ ἔτερους οἶκους ἕξ καὶ ἀυθίς τὸ κοντάκιον κὰι ἀνάγνωσις. По третьей песни – τὸ κοντάκιον καὶ το῀υς λοιπο῀υς ἕξ οἶκους καὶ πάλιν τὸ κοντάκιον, после шестой – καταλειφθέντας ἕξ οἶκους“ (ϕ. 110 об.). То же записано и в греч. уставе той же библиотеки № 381 (ϕ. 146). На конце этой рукописи (ϕ. 189) помещается метафраз акафиста под заглавием: „μετάφρασις… τῶν οѴ58; ικων τῆς ὑπεραγίας Θκου“. В славянской триоди XII в. (№ 319–423) Синод. Библ. л. 264, акафист записан, после 6-й песни канона в субб. 5-й недели, в таком виде: сначала „конⷣк глⷵа н̃ (8-й) самоглⷵанъ възбраньноуоуׅмоуׅ (sic) воѥводѣ“ и проч… После кондака: „iкⷵо· Анг̃лъ прѣдъстатель“; за ним без всякого заглавия следуют одна за другою строфы акафиста с окончанием: „радоуися и алѣлⷢ҇а“. Перед каждою поставлена буква, означающая счет их до последней строфы, которая пишется 24-ю. В этом списке читается: град твой… и Персом наставниче целомудрия (См. Опис. С. Б. III, 506). Согласно с греческим излагается дело и в некоторых славянских рукописных уставах, напр. Синод. библ. № 383–328. Здесь акафист читается в четыре приема по шести икосов, предваряемых и сопровождаемыхъ пением кондака: възбранной… В ученых изданиях и до сих пор принято в таком виде печатать акафист. Ссылаюсь на Anthologia graeca Christ et Paranikas, где он издан под таким заглавием: „Σεργίου (наш автор признает писателем акафиста Сергия патр. К-пльскаго) ἀκάθιστος ὕμνος τῆς Θκο῀υ κοντάκιον ἦχ πλ., δ τῆ ὑπερμάχω… а затем – οὶ οѴ58; ικοι το῀υ ἀκαθίστου ὕμνου κατ` ἀλφάβητον“. Автор говорит, что при издании он пользовался двумя греческими рукописями Мюнхенской библиотеки XII-XIII в. под буквами F. G. (р. CXLIII, 140). В таком же виде, только под именем Георгия Писидийскаго, изданъ акафист у Миня в его Патрологии: сначала кондак, потом το῀υ ἀκαθίστου ὆ικοι ῶν ἐις ἀνάγνωσιν ἵσταται· οὶ ἀυτοὶ δὲ οἷκοι εισι κατὰ ἀλϕάβητον ἥγουν κ῀ δ (24) καὶ λέγονται παρὰ το῀υ ἰερέως (Т. 92. р. 1335). В синод. славянском уставе № 332–385 (XIV в.) л. 158, замечается поворот от этого простого обозначения и переход в противоположную крайность: где в цитованных греческих стоит ὆ικους ἕξ, здесь говорится „по первых шести кондакехъ“. Неустановившаяся терминология показывает, что разделение на кондаки и икосы было тогда делом новым и не обходилось без недоразумений. Впрочем, уже в Киприановой псалтири и в общей минее нашей библиотеки № 77-XV в. (на нее ссылается Опис. рукописей Синод. Библ. III, 55, 56) кондаки и икосы записаны по теперешнему. Но даже и в позднейших акафистах, напр. Iоанну Предтече патриарха Исидора, по той же нашей рукописи л. 429, кондаки и икосы перечисляются под ряд таким образом: кондак 1-й, икос 2-й (перваго – нет по этому счету), кондак 3-й, икос 4-й и т. д. так что последняя строфа, которая, по принятому теперь счету, была бы 13-м кондаком, называется 25-м кондаком, а предшествующий ей икос – 24-м. Тоже и в акафистах Петру и Павлу и Никол. Чудотворцу (ibid. л. 434). Вот как произошло это разнообразие: то, что́ впоследствии стали называть акафистом, есть ничто иное как подражание кондакарям, а эти последние представляют из себя гимнографическое целое, во главе которого стоит кондак с известным числом икосов: если они расположены по алфавиту то 24, а если по акростиху, то сколько букв в последнем. Акафист имеетъ кондак и 24 строфы, которыя первоначально и назывались икосами, но строфы аллилуйныя, как более короткия, отличались от остальных, и это неравенство повело в последствии к отделению их под названием кондаков. Древнейшие греческие акафисты не знают аллилуйныхъ строф, а имеют только строфы с „χάιρε“. После этого судите, как смотреть на вопрос, с которым вы обращаетесь ко мне: „когда же это, в каком веке и кем аллилуйныя строфы (кондаки) названы кондаками? И только по количественному неравенству! Разве это высказал авторитетный Дюканж, которым я не пользовался? Мне об этом ничего неизвестно“, говорите вы (р. 198). Может быть, – но смеем уверить вас, что для решения вопросов в роде сейчас поставленных „авторитетный Дюканжъ“ не при чем; тут нужно более внимательное отношение к древним рукописям, а не справки с акафистником 1880 года. Напрасно также прибегаете вы к авторитету митрополита Филарета и злоупотребляете этим почтенным именем (стр. 205). Митрополит Филарет конечно не хуже нас знал строение акафиста, но издавая его для общого употребления, держался и принятой тогда терминологии.

Я разобрал главные пункты вашего полемическаго ответа: перехожу к подробностям. Что%` в ночь осады Константинополя Хозроем не пели акафиста, это я показал рядом цитат из Александрийской хроники (автор которой, судя по окончанию ея 20 м годом Ираклия, жил очень близко к описываемому событию) и из сказания о неседальном; и это согласно с указанием Георгия Амартола, который, под 678 годом, после разсказа о неудачном походе Сарацин на Византию, делает такое замечание: „ὀτε κὰι ἡ ἀκάθιστος ὲτυπώθη κὰι τὸ κοντάκιον τῆς ὑπεραγίας Θκου „τῆ ὑπερμάχᴕσῃ στρατηγῶ“ καὶ τὸ προστάγμα (προστάσια) χριστιανῶν“ καὶ τὸ „πρεσβέια θερμὴ“ (Георгий Амартол по издан. в Ученых Записках Акад. Наук р. 612). Сравните это место с приведенною в нашей первой статье выдержкою из книги „De Cerimoniis“ об употреблении тех же песней на молебнах по случаю побед, и вы увидите, что кроме обще-религиозного значения акафист Богородицы имел для Византийцев и патриотическое. Этого мотива отвергать нельзя, не смотря на толкование Ласкариса. Сказать, что кондак акафиста относится к службе благовещения и только – значит представлять дело односторонне и опускать из виду употребление его на службе 5-й недели великого поста, а эта служба, как известно из триоди, – не благовещенская. На стр. 202 вы говорите, что я „не верю сказанию о неседальномъ“. Спокойно и внимательно прочитав мою статью, вы увидали бы, что сказание это я признаю, только вместо неполной выдержки из него в вашем введении к Кондакарю, привожу это место по другому более полному списку, который дает и более данных для суждения о деле. Приводя мои слова: „тогда (т. е. во время осады) пели ὕμνον, теперь (т. е. в эпоху составления повести о неседальном) – икосы“, вы не хотели понять, о чем я говорю и порешили коротко и ясно: „теперь и тогда пели кондаки и икосы“, между тем как в греческом тексте, на основании котораго я делаю этот вывод, упоминаются: ὕμνος καὶ οἷκοι, а о кондаках не говорится ни слова. Вообще не легко иметь дело с частностями вашей статьи, в которой вы не даете себе труда иногда понять и правильно привести оспориваемое место; так что я не узнавал своей статьи в иных выдержках: до того искажали оне ея смысл. Вот напр. на 191 стр. читается следующее: „эти последние (новые пљснописцы жившие послљ св. Романа (?)) были настолько авторитетны, на сколько была велика их известность и сподручно техническое строение“. Я говорю здесь об гимнографических образцах, а вы в скобках толкуете о песнописцах и им приписываете какое то „техническое строение“. Такое толкование возвращаем вам по принадлежности. Или другое место: „кто поручится, что в данном случае та и большая (?) известность выпадала на долю древнейших кондаков Романовых, что они, и они исключительно, считались тогда образцом для составления и исполнения оных (?)“ (ibid. 189). Затем, пропустив без всякого указания (а в таком случае ставят какой-нибудь знак) начало следующого предложения с другим подлежащим, вы приставили вторую его половину к оконченному уже периоду, и вышло совершенно противоположное тому, о чем у меня идет речь. Слова: „пользуясь широкою известностью“ и т. д., относятся не к произведениям Романа, а к произведениям позднейших песнописцев, о которых говорится в выпущенном вами месте (Слич. 487 стр. нашей статьи). Исправлю и еще одну неточность. Вы говорите о какой-то „критике, сделанной мною на Агиологию“ Восточной церкви (стр. 188). Никакой критики я не писал, а писал для Академии Наук разбор этого сочинения, и на основании представленного мною отзыва почтенный труд Архимандрита Сергия был удостоен Академиею Наук Уваровской премии. Все эти неточности произошли конечно от того, что ответ свой вы писали наскоро, между делом, как и сообщили о том в конце своей статьи.