Размышления кающегося грешника

(Быт.1:1–28).

Филарет, митрополит Московский, находя соотношение и соответствие между творением мира и возрождением человека, рассуждает следующим образом:

I.

«Каждый человек имеет свое небо и землю, дух и плоть, внутреннее и внешнее, остаток первобытного совершенства и хаос греховного растления, из которого действием благодати постепенно устраивается новая тварь (2Кор.5:17), (Гал.6:15). Возникая из нравственного ничтожества, он находит себя землею неустроенною и пустою, закрывает глубину его сердца от него самого. Но на слезные воды покаяния нисходит Дух Божий, и слово Божие производит в нем вышний свет, который чем выше сияет, тем более отделяется, и становится ощутительнее собственная тьма человека».

II.

«За днем покаяния следует день очищения и отрады, в который Бог устрояет твердь в духе и сердце, отделяя вышния воды от нижних, кроткие и чистые слезы благодати от чувственных слез горести и сокрушения».

III.

«По заключении вод сокрушения в некоторых пределах, человек открывает в самопознании новую страну сухую, неукрашенную, бесплодную, обнаженную пред светом правосудия Божия, неорошенную никакими утешениями благодати. Но после сего испытательного томления, силою воссозидающего слова, из мертвой сухости начинают произрастать благие чувствования и добродетели, сперва слабые и кратковременные, потом твердые и возвышенные, долженствующие принести плоды правды. И то и другое состояние есть добро в путях Божиих, хотя ведомая ими душа в начале и не понимает их».

IV.

«Если человек постоянно продолжает внимать глаголющему о нем слову Господа, – свет веры в вышних силах души его становится Солнцем, которое освещает сокровеннейшие глубины её, согревает и оживляет ее. Он образует также некоторые частные озарения, откровения, видения, которые, как звезды, бросают некоторые лучи в самую глубокую нощь естественного неведения».

V.

«Иисус Христос, будучи Солнцем, сияющим в душе, и словом, в ней глаголющим, производит в ней внутреннюю новую жизнь. Из самых вод скорбей внутренних и внешних возникают живые и животворные дела любви, возрастают и умножаются; в тверди очищенного духа, в минуты восхищения, являются превыспренные помышления».

VI.

«Благодать и на мертвой прежде земле ветхого чувственного, внешнего человека, час от часа более, полагает напечатление истинной жизни внутренней. И земные помыслы получают вышнее направление; и страсти проницаются Божественною любовию; а рабский страх очищается духом сыновней Богу покорности. Таким образом, весь человек воссозидается во образ Сына Божия и тогда совершенно в него вселяется, в нем живет, в нем владычествует, в нем покоится, его освящает Святый, во святых почивающий» (Записки на книгу Бытия).

Божественная благодать все это сделала над каждым христианином в первоначальных таинствах – Крещении и Миропомазании. Начала возрождения каждому из нас даны: следовало бы каждому христианину развиваться по этим началам и постепенно возрастать в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова, дабы образовать из себя новую тварь, совершенного Божия человека, готового на всякое доброе дело. Но, со стороны благодати Божией, возрождение наше сделано было над нами тогда, когда мы ничего еще не понимали, – в первом младенческом возрасте нашем; а родители и воспитатели наши, к величайшему нашему несчастию, не сказали нам, что с нами было сделано, не выяснили нам всей силы и значения нашего возрождения и не указали нам правил, руководствуясь которыми, мы постепенно сделались бы новою тварью. И вот мы, в совершенном неведении, жили сами по себе, да только то и делали, что грешили, имея самые поверхностные понятия о христианстве, и нагрешили так много, что сиявшая прежде в душе нашей печать дара Духа Святого стала засыпанною в нас, как сором каким негодным, и не видно следов её. – Наши небо и земля снова смешались, образовался хаос; нужны опять слезные воды, нужен Св. Дух, нужно слово Божие, нужен свет, нужна твердь, нужны светила и проч. для нашего воссоздания. Все это, по неизреченной милости Божией дается нам в новом возрождении, втором крещении, – в покаянии.

Поняв дух, силу, значение и требования христианства, чувствуем, что не так живем, как бы следовало христианам, – не христовы, не христиане, не новая тварь, а ветхая; чувствуем это и сознаем, что пора нам измениться, исправиться.

Войдем же в себя и займемся этим, как следует. Исповедание грехов не представит больших затруднений, когда человек успеет совладеть с собою и положит намерение оставить грехи. Но он не совладеет с собою, пока не раскается; не раскается, пока не осудит себя; не осудит, пока не познает грехов своих и значения их. Итак, исходное дело в покаянии – познание грехов своих, за которым последует сокрушение о них с намерением больше не грешить, а исповедь завершит это великое дело.

Всякий войди в себя самого и займись, прежде всего, рассмотрением жизни своей и всего, что в ней было неисправного. Конечно, всякий говорит о себе, что он грешен, и не только говорит, а нередко и чувствует себя таковым; но эта греховность наша представляется нам в виде смутном и неопределенном. Этого мало. Истинное покаяние и должная исповедь требуют определенно разъяснить себе, что именно в нас нечисто и грешно и в какой мере, – узнать свои грехи ясно и раздельно, как бы численно.

Для этого вот что советуют сделать: поставь с одной стороны, закон Божий, а с другой – собственную жизнь и смотри в чем они сходны и в чем не сходны. Бери или свои дела и подводи их под закон Божий, чтобы видеть, законны ли они; или бери закон и смотри, исполняется ли он, как следует, в жизни твоей. Например: ты был оскорблен – и отмстил; так ли велит закон христианский? Видишь погрешности других и осуждаешь; так ли это по заповедям Господним? Сделаешь что доброе и высишься, или трубишь пред собою; позволительно ли так делать христианину? Или: закон велит в церковь ходить неленостно и в церкви стоять благоговейно, во внимании и молитве; исполняется ли тобою это? Закон велит не похвастовать, не гневаться, не завидовать, не присвоять чужого и проч; исполнено ли все это?

Чтобы ничего не опустить в этом важном деле самоиспытания, хорошо держаться в нем какого-либо порядка. Например: вообрази себе, как можно яснее, все обязанности свои в отношении к Богу, ближним и самому себе; и потом, как можно точнее и подробнее, просмотри свою жизнь по всем этим отношениям. Или: перебирай заповеди десятословия одну за другою, со всеми частными предписаниями, содержащимися в них, и смотри исполнил ли ты все требуемое ими? Читай также или припоминай нагорную беседу Спасителя, где он изъясняет закон, восполняя его духом христианским; или – послания Апостольские, в последних главах, где излагаются обязательные для христиан дела и расположения, например Римл. с 12 главы, Ефес. с 4, Иакова, Иоанна Богослова и проч. Всмотрись во все это, как в зеркало, и увидишь, где в тебе есть какое пятно и какое безобразие?

Вследствие такого пересмотра жизни, откроется, – в числе наших дел, слов, чувствований, помышлений, желаний, – множество или прямо противоположных закону, или полузаконных, т. е. таких, в коих нечисты намерения, хоть они внешне сообразны с законом, – или опущенных, коим следовало бы быть, но мы не хотели их выполнить; соберется всего этого многое множество, и, может быть, вся жизнь окажется составленною из одних дел недобрых, как непрерывная цепь или непрерывный ряд изделий безобразных и отвратительных.

Внешнее в покаянии сделано. Но на этом не должно останавливаться. Надобно идти далее по пути познания своей греховности или входить глубже в греховное сердце. Под делами и словами, под частными мыслями, желаниями и чувствованиями лежат постоянные расположения сердца, служащие для них источником. Совокупность этих расположений составляет личность человека и определяет его характер. Их-то потому особенно и надобно определить; труда здесь не очень много: добросовестность наша пред собою не позволит нам скрыть, чем облачается наше сердце, и какие обитают в нем властители; а то и осязательного можно указать о том свидетеля, и именно: какие не добрые дела часто нами повторяются и вырываются с такою силою, что мы совладеть с собою, не можем?... это значит, что они имеют корень в сердце; там, должно быть, скрывается постоянный их производитель, т. е. соответственная им склонность или страсть. Какая в особенности страсть господствует во мне, препятствуя моему покаянию и удерживая в оковах греха? Это можно узнать по следующим признакам: все, с чем труднее всего нам расстаться, – чем наиболее всего мечтаем мы и наяву, и во сне, – что особенно стараемся мы скрыть не только от других, но и от самих себя, – в чем тяжелее всего признаться пред отцом духовным, – чего особенно не хочется объявить на исповеди, – все это, очевидно, господствует над нами и держит нас в плену; во всем этом скрывается внутренний змий, который отравляет нас своим ядом. Против сего-то именно недуга душевного и должно направить все усилия и всю духовную бдительность. Кто не победит своей господствующей страсти, тот никогда не исправится и не выйдет на свободу от грехов. При всяком порыве вознестись горе, господствующая страсть влечет и повергает долу. Итак, какая же во мне господствующая страсть? Известно, что корень зла есть самолюбие. Из самолюбия выходят: гордость, корыстность и страсть к наслаждениям, а от них уже и все прочие страсти. Они все есть у всякого, кто грешит, но не у всех в одинаковой степени. У одного гордость преобладает, у другого – корыстность, у третьего – страсть к наслаждениям. И гордый не чужд корыстных видов и наслаждений, но легко приносит их в жертву, когда они могут унизить его. И своекорыстный готов потешиться, если это ему ничего не стоит и проч. Так, у всякого одна какая-либо страсть господствует, а другие стоят как бы в тени. Эту-то господствующую страсть и надобно увидеть, и определить, чтобы потом на нее решительнее и действовать можно было. Один св. отец говорит: «Господь требует от тебя восстановления целомудрия, а ты милостыню раздаешь, да богадельни и часовни строишь, – исправь прежде первое, и второе приятно будет». – Легко узнавать и частные пороки, которыми кто страждет. Если, например, кто, указывая на другого, в одном случае скажет: «Смотри, что он делает!» – в другом с досадою повторит: «какая несообразность!» – а то мину покажет насмешливую и вообще охотнее и больше говорит о поступках других, и с невыгодной стороны, – тому не трудно догадаться, что он страдает богопротивным пороком осуждения и т.д.

И еще далее надо идти в познании себя. После всего надобно определить общий дух жизни нашей или одну отличительную её черту. Кому мы служим: Господу или себе и греху? Что имеем в виду: себя или Господа, славу Его, угождение Ему? За кого всегда стоим: за имя Божие или за себя? Но сказать это может только совесть наша, втайне, пред лицом Господа. Ее и вопросите. Дела же и добрые не суть доказательство, что мы служим Господу, ибо можно и их делать себя ради. Эта черта определяет, что мы такое и чего потому ожидать должны. Познанием же этой черты возглавляется или завершается самопознание. Так, наконец, вообразится вся картина нашей греховности и вся история нашей греховной жизни: дела, чувства, расположения и главный дух жизни.

(Из 42 Слова Епископа Феофана к Владимирской пастве. Стр. 230–236).

Начнем теперь суд совести, т.е. будем давать ей вопросы, а она пусть отвечает нам добросовестно.

1. По отношению к Богу

Считаю ли я священным долгом своим приобретать верное и отчетливое познание о Боге и прочих истинах и предметах святой веры?

Люблю ли Бога всем сердцем и всей душой, более всего?

Любовь и благоговение мое к Богу не нарушал ли я часто помыслами неверия и маловерия, холодностью или рассеянностью при Богослужении, во храме или дома, стоя на молитве, опущением ежедневных молитв, утром и вечером, и даже совершенным небрежением о них?

Не прогневлял ли я Бога невниманием к урокам, подаваемым нам жизнью, путями Промысла Божия.

Не огорчал ли я Господа малодушным ропотом на неправедные якобы судьбы Его Промысла или неблагодарностью за благодеяния, или глумлением над предметами святой веры, над святыми угодниками Божиими, священными обрядами и постановлениями церковными?

2. По отношению к ближним

Люблю ли я ближних моих по заповеди Христовой, как самого себя.

Уважаю ли в них достоинство людей, во всем подобных мне, имеющих одни со мною нравственные силы и права на одно и тоже царствие в загробной жизни?

Ценю ли в них высокое титло христиан, запечатленных даром духа Святого, искупленных кровию Христовой, назначенных к наследию вечного блаженства?

Не смотрел ли на ближних, как на орудие к удовлетворению нечистых страстей, как на средство к достижению постыдных целей?

Не оскорблял ли их неосновательным подозрением или недоверием, презрением, клеветою, ненавистью, осуждением, злопамятством, мстительностью, злорадованием при их скорбях и печалях?

Не присвоял ли чужой собственности хищничеством или обманом, лихоимством или другим образом?

Не нанес ли вреда имуществу, чести, доброму имени и даже здоровью ближних?

3. По отношению к самому себе

Дорожу ли я своим достоинством человеческим и христианским?

Храню ли чистоту своей души и тела?

Удерживаюсь ли от всего, что противно трезвости и целомудрию?

Избегаю ли грехов невоздержания, неумеренности в пище и питии, так воспламеняющих нечистые страсти в душе и беспорядочные движения в теле?

Верен ли обетам, данным Богу?

Не изрекал ли языком своим ложных, скверных и соблазнительных слов?

Не употреблял ли очей своих, рук, ног и всего тела на вред себе и на пагубу другим?

Достойно ли вел себя в звании, в коем поставлен я Промыслом?

Богатство, честь и другие дары, и преимущества свои употреблял ли с пользою и достойно славы Божией?

(Читай Катихизис о заповедях и блаженствах).

4. Проникни в ум свой, чтобы видеть:

Какой в нем образ мыслей, какими водится он убеждениями?

Светит ли в нем свет веры, озаряя все пути жизни, или же он мудрствует по стихиям мира, а не по Христе, – по духу века, а не по духу Евангелия Xристова?

Так ли он судит обо всем, как учит слово Божие, или, как требует самолюбие наше и другие страсти?

Не предлагает ли он истину Божию во лжу, не представляет ли доброе лукавым и лукавое добрым, – свет тьмой, а тьму светом?

5. Проникни в сердце свое, чтобы видеть:

Чем живет оно, что любит и ненавидит, чего желает и отвращается, к чему стремится и от чего удаляется, что наиболее радует и огорчает нас?

Где главная цель, к которой мы стремимся всеми желаниями и мыслями, – на небе или на земле?

Какими правилами преимущественно руководствуемся в своих действиях, – взятыми из Евангелия, или из обычаев мира и внушений гордости житейской?

Какими побуждениями наиболее одушевляемся в наших желаниях, предприятиях и действиях, – желанием ли угождения Богу, спасения души своей и наследия жизни вечной, или – похотию плоти, похотию очес и гордостию житейской?

Что наиболее радует или печалит нас, – преуспеяние ли в добродетели, или удачи в земных предприятиях, победа над какою-либо страстью, или исполнение наших прихотей, достижение честолюбивых и корыстолюбивых целей?

6. Проникни в свою совесть, чтобы видеть:

Так ли верно различает она доброе от лукавого, как различает слово Божие?

Так ли зорко и неусыпно следит она за нашими действиями, как видит их чистое око Божие?

Так ли строго и неумолимо осуждает она всякое преступное движение души нашей, как осуждает слово Божие?

7. Спросим еще себя:

Как располагается моя внешняя жизнь, – по уставам ли св. Церкви, или по требованиям и обычаям света, противным обычаям христианским: по правилам ли благоразумия христианского, или по прихотям развращенного сердца?

8. Испытаем, наконец, со всем вниманием:

В каком состоянии мы находимся в отношении к своему спасению, т. е. положено ли в нас начало спасения посредством истинного, всесовершенного и нераскаянного покаяния, хотя бы и встречались в нашей жизни преткновения и даже падения?

Живем ли мы благодатною жизнию христианской, или находимся в состоянии греха, нечувствия, нераскаянности и мертвости духовной, хотя и исповедуемся часто?

Желаем ли искренно спасения души своей, т. е. сознаем ли тяжесть греха, которым оскорбляется величие Божие, прогневляется любовь и милосердие Отца небесного, попирается св. Кровь Сына Божия, бесчестится благодать Всесвятого Духа?

Чувствуем ли всю опасность греховной жизни, которая лишает нас славы чад Божиих, изгоняет из светлого царства Божия, делает душу нашу предметом отвращения св. Ангелов, игралищем злых и нечистых духов, и из существа Богоподобного обращает нас в скотов несмысленных?

Трепещет ли сердце наше при одной мысли об утрате жизни вечной, о лишении царства Божия на всю вечность?

Содрогается ли все существо наше при помышлении о нескончаемой вечности мучений, ожидающих грешника по смерти?

Возьми жизнь святых и грешных в слове Божием и сравни с ними свою от начала до конца, изо дня в день, из часа в час. Святым много лет жизни требовалось, чтобы достигнуть полного самопознания.

Если мы почитаем себя окаянными грешниками, коим угрожает погибель вечная, и оживлены верою в Сына Божия, в Его крестную жертву за нас, – прилепляемся сердечною любовию к Нему, Единому, могущему спасти нас, и стараемся, сколько возможно, более сообразовать себя с Его учением, освящать себя Его благодатию, подражать Его святой жизни; если, при всех случайных уклонениях и невольных преткновениях, главною целью наших действий, постоянным правилом поведения, главным побуждением к трудам и источником одушевления есть мысль о Боге и вечном спасении; если постоянно одушевляемся ревностию быть совершенными, яко Отец наш небесный совершен есть, желаем быть благоугодными пред Богом, страшимся оскорбить Его любовь и милосердие и быть в числе отверженных; если после каждой исповеди мы чувствуем себя лучше; если все порочное и нечистое не только теряет для нас свою прелесть, но со дня на день становится омерзительнее, а все доброе и благое со дня на день живее привлекает к себе наше сердце, занимает ум и воображение: то это признак, что мы – со дня на день – более и более умираем греху и оживаем для Бога и вечности и, следовательно, находимся на пути спасения.

Напротив, если началом наших мыслей, чувств и действий служит самолюбие или другая какая-либо страсть, если греховные навыки владеют душою нашею, если мы любим грех, услаждаемся им внутренно, ищем случая удовлетворения своим похотям, – то, хотя бы жизнь наша украшалась какими-либо внешними делами благочестия, как мертвый труп украшают цветами, – мы не в числе спасающихся и мертвы пред Богом, а, следовательно, находимся на пути погибели... (Из Собрания Слов, Речей и Бесед, говоренных в разные времена Архимандритом Димитрием, Ректором Киевской Духовной Академии. Т. I. Киев 1849 г.).

Такие и подобные размышления приводят нас к познанию греховности, производят истинную печаль по Боге и соделывают покаяние наше нераскаянным, без чего покаяние и исповедь наши бесплодны, и после покаяния мы опять остаемся во грехах своих.

О, Боже! мы непрестанно оскорбляем Тебя, всемогущего Творца и Благодетеля нашего: мы безбоязненно оскорбляем в себе образ Твой, по которому созданы, дерзко попрали св. заповеди Твои и безумно пренебрегаем великими щедротами Твоими, дарованными нам незаслуженно в недрах Православной Христовой Церкви; мы не любим небесного света Евангельского учения, коим просвещены, не внемлем попечительному гласу Церкви, разнообразно руководствующей нас ко спасению; не соответствуем и Твоему попечению о нас; огорчаем Тебя пренебрежением братий наших, унижением в себе человеческого достоинства до скотоподобия жизнию непотребною; оскорбляем Тебя, Отца Небесного, и Христа Спасителя, возлюбившего нас до смерти крестныя, и всесвятого Духа Твоего, всегда готового устроить наше спасение благодатию Своею. И во всем этом не считаем себя виновными; обо всем этом нимало не скорбим в душе своей, не сетуем, не сокрушаемся совестью. И причиною тому не что другое, как только пагубное зло – незнание себя, происходящее от привычки никогда не испытывать себя, не поверять своей жизни, не заглядывать в свою душу и её сокровенные изгибы. О, сколько величайших зол для души, сколько потери в деле спасения происходит от незнания себя! Господи, Владыко мой! Сам открой меня для меня и научи меня Своею Благодатию познати Себя (Чит. Слово Василия Великого – «Вонми Себе»).

Б.

Вслед за познанием себя надобно возболезновать о себе или оплакать грехи свои. Это – второе дело.

Познавши свою греховность, не будь холодным её зрителем; не проходи ее мимо с таким же равнодушием, как ходят по чужому, запущенному и заросшему дурною травою полю. Приблизь сие сознание к совести и с нею начни возбуждать спасительные покаянные чувства. Этим чувствам естественно следовало бы происходить в нас; но не всегда бывает так. Сердце огрубевает от греха. Как чернорабочий человек естественно грубеет от свойства своих работ, так грубеет сердце у человека, который сам себя предает на черную работу греху – копать рожцы и питаться ими. Потому нелегко оно умягчается, когда нужно бывает возводить его к раскаянию. Вот и еще труд, и труд еще более значительный, ибо в деле раскаяния все почти зависит от чувств сердца.

В этом деле, прежде всего понуди себя дойти до того, чтобы обличить себя во грехе, и, чтобы обличение это было сознано; напрягись возбудить в себе чувство виновности, так чтобы ты в сердце сказал: виноват. Тут будет борьба с самооправданием или извинениями своих падений и грехов. Чтобы обличить себя, устрани все из внимания. Оставь себя одного и Бога Судию и без укрывательства укажи себе, что ты знал, что не надо грешить, мог воздержаться и избежать увлечения, и совесть тебе претила, а ты, наперекор всему, сделал грех. Сообрази место, время, обстоятельства и из всего извлеки такие сведения, чтобы и совесть твоя, и сердце сказали: виноват, ничего не имею в оправдание себя. Так переходи от одного грешного дела к другому, от одного нечистого расположения к другому, и ко всему, как подпись какую, прилагай: виноват.

Совершая добросовестно это действие обличения, ты сердечно утвердишь за собою все грехи свои: сознаешь, что и в том виноват, и в другом, и в третьем, и ничего не останется, в чем бы не был виноват, – во всем виноват! Как бы облечешься в грехи свои, почувствуешь, что они на тебе лежат всею тяжестью своею; сознаешь себя безответным в них и воззовешь: «окаянен я, – и то не хорошо, и это не хорошо, и я сам виноват, что оно не хорошо и есть во мне».

После того, как произнесешь ты в сердце своем: «окаянный я, виноват безответно», поспеши вслед затем возбудить болезненные чувства, составляющие сущность, или содержание истинного покаяния, именно: печаль, что оскорбил Бога; стыд, что довел себя до того; жаление, что мог, да не воздержался, и досаду на себя и свой произвол. Чувства сии и сами собой готовы будут возрождаться после сознания грехов, но и ты помогай им развиваться сильнее и сильнее. Пусть горит в них душа, как в огне: чем больше будет гореть и чем сильнее горение, тем спасительнее. Предел, до которого надобно довести сие болезнование о грехах, есть омерзение грехом и отвращение к нему.

Хорошо, наконец, безответному грешнику образно представить свое ужасное положение. Например: представь себе, что ты совершенно без одежды, грехи обнажили тебя, что ты весь в ранах неисцелимых, грехи изъязвили тебя, что ты в темную, холодную осеннюю ночь, среди обширной, безлюдной степи, сидишь и крепко стонешь от страха, холода и боли, над самою пропастью оврага, в котором кровожадные звери ждут тебя, чтобы растерзать; поворота и исхода тебе нет: тьма греховная окружает тебя, и адский холод оледеневшей от страстей души трясет тебя до скрежета зубов; все оставили тебя – и Бог, и люди: ты беспомощен, одинок, потому что грехи сделали тебя недостойным никакой помощи, и сам ты сделался совершенно бессилен... Что остается тебе?..

О!!! Упасть в адскую бездну навеки и сделаться добычею исконного врага... Или так размысли сам с собою: «Вижу себя схваченным и держимым разбойниками. Они связали меня крепками веревками, оковали тяжелыми цепями, привели ко мне неисцелимые недуги. И, что странно, я сам помогал им совершать надо мною ужасное злодеяние. От болезненности я пришел в расслабление, потерял способность к деятельности. Ощущаю, что жизнь едва жива во мне. Окован я оковами внутри меня, в душе моей. Оковы отняли у меня способность к движению. Разбойники приставили ко мне неусыпную и немилосердную стражу. Болезнь моя – многообразная греховность; язвы мои страсти; железные цепи – это греховные навыки, насильно влекущие к совершению ненавистных мне грехов; разбойники – духи злобы. И сам не имею сил, и они не дают мне возвратиться в Иерусалим, не дают сосредоточиться в сердце помыслам, рассеянным и скитающимся по вселенной без нужды и цели, не дают мне там – в храме истинного Бога – поклоняться Богу духом и истиною». Вообрази себя в таком положении и носи этот образ в душе своей до тех пор, пока он приведет тебя к живому сознанию твоей греховности и побудит тебя к сокрушению о грехах твоих. Живо представь себе все это, – и невольно придешь в ужас, и греховность твоя по необходимости опротивеет тебе, ты не в состоянии будешь выносить её и терпеть более.

В этом отвращении – опора решимости не грешить и надежда самоисправления. Кто отвращение возымел ко греху, тот стал вне его или изверг его из себя и имеет полную свободу действовать, не чувствуя увлечений его. Вот минута, когда смело можешь приступить к обету не грешить, который произнесется в сердце твоем пред лицем Господа. Пади тогда пред Господом и скажи Ему: «не буду, никогда не буду грешить, хотя бы умереть пришлось, только спаси и помилуй!» Этот сердечный обет должен увенчать чувства раскаяния и засвидетельствовать, что они не бесплодны. Он – не в слове, а в чувстве, и составляет внутренний завет сердца с Богом, или восстановление религии сердца.

Итак, начни распознанием своей греховности, пройди чрез обличение себя и оплакивание грехов, или болезнование о них, и окончи решимостью не грешить, закрепив ее обещанием того и пред лицем Господа. Кто пройдет весь ряд этих действий, тому никакого труда не будет потом говорить на исповеди: виноват, не буду, – тот произнесет полную, искреннюю, безжалостную на себя исповедь и за то получит вседейственное разрешение от Господа, которое исполнит глубоким миром и обрадованием все существо его. Благодать Всесвятого Духа, помогшая обитать в сердце грехолюбивом, снова вселится в него, и он явится новою тварию, обновленным, как в начале вышел из купели (Из «Писем о христианской жизни», Епископа Феофана).

Но для размягчения и умиления сердца, загрубевшего от долговременного пребывания во грехах, весьма полезны еще следующие молитвенные размышления:

1. Господи, да не яростию Твоею обличиши мене!

Знаю, Господи, какой ужас и трепет постигнет, когда пред лицом вселенной, на страшном суде Твоем, откроешь все соделанные мною грехи: «множество содеянных мною лютых помышляя, окаянный, трепещу страшного дне судного!"… Знаю... трепещу... и не дерзаю, Господи, просить совершенного прощения многих моих грехов; ибо я согрешил пред Тобою, безмерно оскорбил Твое святое имя, пред лицем всех людей. – Я не повиновался Твоим повелениям; зле расточил Твои сокровища; наследие, данное мне Тобою, я иждил на беззакония; я растлил храм Твой – тело мое; душу мою – образ Твой – я, осквернив, погубил; время, данное мне, я провел с врагами Твоими; заповедей Твоих не сохранил ни одной; одежду, которою Ты облек меня, я запятнал: светильник, уготованный мне Тобою, я, задремав, угасил! Знаю, что все, сделанное мною, Ты, Господи, обличишь, и не могу сего я избежать: я буду, буду обличен. Но, Господи, да не яростию Твоею обличиши мене! Одного только этого прошу у Тебя, Единственного Милосердого. Сам Ты верно знаешь все мои тайные прегрешения, но не обличай меня, не являй моих грехов всем Ангелам и человекам, – всей вселенной, к моему стыду и поношению!...

2. Помилуй мя, Господи, яко немощен есмь.

Немоществует тело, немоществует душа, немощен ум, немощен помысл: оскуде крепость моя (Пс.7:9), оскудеша в суете дние мои (Пс.77:33), вижу приближающийся конец. Но, Господи, простри мне руку, утопающему в глубине сластей: отверзи мне, недостойно толкущему, и не заключи для меня двери милосердия Твоего! Ибо, если Ты заключишь, то кто отверзет? Если Ты не поспешишь, то кто поможет нам? Никто, кроме Тебя, истинного Бога. Даруй мне время жизни и время покаяния, победи окаменение сердца и соверши исправление мое! Ибо, если Ты не сделаешь, то все, что я сделаю, будет слабо и нетвердо; на что бы я ни покусился, все будет бессильно и непрочно; к чему я ни приступлю, все будет бесполезно и несовершенно. Не закосни, Господи, но скоро прииди и спаси Твое создание! Ты Сам сказал, Господи, яко без Мене не можете творити ничесоже (Ин.15:5). Предвари обращением души моей время моей жизни. Противоборствует мне враг мой, противоборствуют помыслы, природа, злое намерение и особенно лукавый обычай. Помилуй мя, Боже, яко немощен есмь: враг обессилил меня, сделал слабым и сокрушенным; а слабый и сокрушенный сам не может помочь себе; посему, помилуй мя, Боже, яко немощен есмь.

3. Исцели мя, Господи, яко смятошася кости моя, и душа моя смятеся зело!

Смятение духа и тела объяло меня, Господи! Я подпал душевным и телесным страстям, сделав душу и тело орудием их. Что могло бы давать мне силу, то все ослаблено во мне: и вера, и надежда, и любовь, и мудрость, и умеренность, и воздержание, и кротость, и смирение, и правда, и благочестие – все сокрушено, как сокрушаются телесные кости. Я вижу, что сила души моей ослабела, время оскудело, конец приближается, старость наступает, класы нивы моей наклонились и зреют для жатвы, жнец приблизился, серп готов, секира поднята, посечение несомненно, и душа моя смятеся зело... Вижу, что я остаюсь неисправленным и ежедневно становлюсь хуже, и душа моя смятеся зело... Вижу наступление трудного перехода из сей жизни в будущую, но не имею спутника, и душа моя смятеся зело... Вижу, что заимодавец приближается, требует от меня долг, срок исполнился, и мне нечем уплатить; Судия предъявляет мне приговор, и готовы исполнители казни ,– много обвинителей, ни одного нет защитника, и душа моя смятеся зело... Трепещу и смущаюсь и не знаю, что делать... Просить продолжения жизни? Но боюсь, чтобы не прибавить еще согрешений и не отойти все-таки неготовым. Не знаю, с каким лицем предстану я Судии, когда увижу себя при конце... Лукавый не перестает оскорблять меня; враги продолжают нападать на меня; брань плоти не умолкает; лукавые помыслы не утихают! Посему, Сам исцели мя, Господи, яко смятошася кости моя, и душа моя смятеся зело!

4. Обратися, Господи, избави душу мою, спаси мя, ради милости Твоея!

Мое нечестие да не победит Твоего милосердия; мое нерадение да не победит Твоего человеколюбия. Призри на меня, Господи, по милости Твоей, и уврачуй мои немощи, ради имени Твоего Святаго.

5. Не вниди в суд с рабом Твоим (Пс.142:2).

Если Ты захочешь судиться с нами, уста всех заключатся, и никто не оправдается. Ибо, чем мы можем воздать Твоей неизреченной благости за толикия благодеяния? Ты от небытия воззвал нас в бытие, сотворил, размножал, покрывал, распространял, вся покорил под ноги наша (Пс.8:7). Потом заблудших обратил, погибших взыскал, взял на рамена, искупил Своею Кровию, нагих облек одеждою, уничиженных обогатил, соделал нас Своими братьями, наследниками и сонаследниками. И что мы против сего можем сказать в оправдание? Чего не дано нам? Чего мы не имели, чтобы жить свято и богоугодно?! Посему, не вниди в суд с рабом Твоим: отврати лице Твое от грех моих (Пс.50:9). На сторону милосердия приклони чашу весов, дабы безмерная тяжесть моих грехов не послужила к моему обвинению. Спаси меня по Твоему милосердию, которым спаслись все достигшие спасения. Согрешил Моисей, согрешил Петр, и никто не чист от греха. Посему ищу спасения чрез веру, а не чрез дела, чтобы и мне Человеколюбец сказал: вера твоя спасе тя, иди в мире (Лк.7:50). Из всех помилованных Тобою никто не слышал: «дела твои спасли тебя, иди в мире». Ибо вся правда наша пред лицем Твоим, яко порт нечистыя (Ис.64:6). Посему опять взываю: спаси мя по милости Твоей. Милость Твоя да поженет мя вся дни живота моего (Пс.22:6). Милость Твоя да поженет мя, зле от Тебя обегшего беглеца, который всегда спешит ко греху. Милость Твоя да поженет мя и постигнет, браздами и уздою да востягнет меня, не приближающегося к Тебе (Пс.31:9). Ты един Бог творяй чудеса велия (Ис.135:4), удиви милости Твоя, спасаяй уповающия на Тя (Пс.16:7), являющий милость паче надежд и паче прошения!

(Из «Духовной Беседы», 1858 г., № 12-й: «Чувствования грешника и проч.»).

6. При этом весьма полезно обозреть всю свою жизнь, с молитвою: «помилуй, мя, Боже, помилуй мя»! Это такая молитва, которая, при обозрении нашей жизни, сама собою приходит на мысль и по временам исторгается из самых уст.

Взойдем ли к самому началу бытия нашего на земле? Там мрак и нечистота, похоть и страсти. В беззакониях зачат есмь, и во гресех роди мя мати моя, – вопиет за всех нас св. Давид. Зачатый в беззаконии, я и сам потому беззаконен; рожденный в грехе, я и сам потому грешник. И не сие ли самое означали болезни моего рождения? За что страдали и рождающая, и рождаемое, если не было вины и нечистоты? Не это ли самое выражал и вопль мой при появлении на свет? Что вопияло тогда во мне? Не разум, не память, не воображение, – вопияла вся природа моя. Чем смущалась она и от чего страдала? От внутреннего прирожденного расстройства, нечистоты и виновности. Первый вопль обращен был не к земле, а к небу, – к Тебе, Жизнодавец, который образовал меня во утробе матерней и который Един мог воссоздать меня и вне утробы матерней. Представляя все сие теперь в моем уме, вникая мыслию в образ моего явления на свет, я и теперь поникаю лицем долу, стыжусь нечистоты моего происхождения, боюсь наследия, мною принесенного, и вопию: помилуй мя, Боже, помилуй мя! Будь милосерд к бедному созданию, которое явилось на свет со всеми нечистотами отцев и праотцев, которое, вместо наследия принесло с собою ужасную преклонность ко злу, коему предстояла и предстоит борьба со множеством скорбей, соблазнов и искушений! Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

Вслед за первым рождением от плоти и крови последовало другое, высшее и лучшее, рождение от Духа. Несмотря на мою нечистоту и бесчувственность, меня, тотчас по рождении, приняла в объятия св. Церковь, смыла скверну природы моей в купели крещения, освятила благодатию Духа, запечатлела знамением креста, облекла в белую одежду невинности; из чада гнева я стал чадом благодати. Но где теперь царское благолепие? Где дары, на меня излиянные? Увы, и я, подобно невесте у Соломона, должен сказать: положиша мя стража в виноградех, и винограда моего не сохраних (Песн.1:5). Не сохранил я благодати крещения, не прибыл верным Тому, Кому сочетался! Осквернил белую одежду невинности! Потерял благодать и Духа! Одно ваял мир; другое похитили страсти; то пропало от нерадения и беспечности; весь я подобен человеку, впадшему в разбойники; от ног до головы нет во мне целости. К кому обратиться за помощью, кроме Тебя, Всеблагий Творец и Всемогущий Промыслитель мой: Помилуй мя, Боже, помилуй мя! Заблудих, яко овча погибшее, взыщи раба Твоего (Пс.118:176). Изведи из темницы душу мою исповедатися имени Твоему! (Пс.141:8). Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей!

За летами моего неразумного младенчества, о коем самый первый мудрец не может, не сказать ко Господу с Давидом: скотен бых у тебе (Пс.72:22), наступили лета отрочества и юности. Время драгоценное, в которое человеку, при раскрытии в нем разума и воли, можно сказать, самому дается быть, в некотором смысле, творцом духовного бытия своего. В это время и я, подобно прародителям моим, находился в раю невинности; и предо мною было древо жизни с обетованием и древо смерти с заповедью. Мог я не простирать руки к плоду запрещенному; властен был я остаться на пути правды и непорочности. Все удерживало меня: и благодать крещения, и голос совести, и родители, и воспитатели, но – увы, ничто не удержало! И мне змий-искуситель представился достовернее моего Творца и Благодетеля; и для меня древо смерти показалось добрым в снедь, угодным очими еже видети и красно еже разумети; и я, – стократ неразумнее прародителей моих, ибо имел их опыт пред собою, – и я, несчастный, вкусил дерзновенно горькие снеди и потерял рай. Ах, кто не пожелал бы, чтобы возвратились дни его юности, драгоценные те дни, когда от нас зависело вступить на путь Господень, или уклониться на распутии греха и суеты мирской! Но сии дни не возвратятся, и каждому из нас, вспоминая их, остается только восклицать из глубины души: Помилуй мя, Боже, помилуй мя! Грех юности и неведения моего не помяни. Помяни же мя ради благости (Пс.24:7), единой благости Твоей!

Настало время мужества и лет зрелых. Мы вошли в различные связи семейства, дружества, знакомства, вступили на путь служения общественного, облеклись различными обязанностями; многие из нас засвидетельствовали клятвою, что они будут верными истине, непреклонными хранителями правды для себя и для других. Чего бы надлежало ожидать от нас после сего? Надлежало бы ожидать твердого и неуклонного исполнения своих обязанностей, мужественной борьбы с пороком во всех его видах, благоразумного употребления даров счастья, кому они посланы, и великодушного перенесения ударов несчастия, кого они постигали, что мы всегда будем готовы на всякое дело благое, удалены от всякой лжи и неправды, будем воздержны и строги к самим себе, великодушны и милосерды к ближним нашим, кротки, искренни и любвеобильны ко всем и каждому, непамятозлобивы к самим врагам. Но многие ли из нас могут похвалиться сими качествами? Кто, бросив самый поверхностный взор на свои обязанности, не скажет: ах, я не исполнил и не исполню их, как должно! При святом алтаре я не предстою с той чистотой и благоговением, кои подобают служителям Бога Вышнего; в суде я не храню правды и истины с тем самоотвержением, какого требует участь подсудимых собратий моих; во святилище наук я дорожу не столько истиною, сколько суетною славою моего имени, и готов нередко защищать ложь, для меня приятную; в купле и продаже я своекорыстен; на господстве жесток и своенравен; в низкой доле лукав и строптив. Сколько времени погибло и гибнет у меня напрасно! Сколько данных от Бога талантов погублено и теряется всуе! Многократно я решался на доброе и доселе творю худое. Вижу, что я иду не тем путем, а иду непрестанно. И когда окончится во мне эта злополучная борьба совести со страстями? Где конец моему душевному плену и рабству? Творец Всемогущий, к Тебе молитва моя: помилуй бедное создание Твое! Дай силы расторгнуть узы греховных навыков и страстей. Отврати очи мои, воеже не видети суеты! Коснись грехолюбивого сердца, да перестанет одно биться для праха и тления! Помилуй мя, Боже, помилуй мя! Спаси меня от меня самого!

Наступят и лета старчества. Тело мое ослабеет, чувства, одно за другим, будут закрываться, и льстящий теперь мир сам начнет убегать от меня. Но и все это обратит ли меня к Богу и вечности? Употребится ли мною хотя сей жалкий остаток жизни на дела благие? Не разделят ли и его между собою те же похоти и те же страсти? Ах, сколько старцев, кои с летами видимо юнеют в злобе и любви к миру! Сколько стоящих у дверей гроба и смотрящих вспять! Не буду ли подобен им и я? Но пройдут ли мои последние годы и дни в суете и ослеплении, как проходят у многих? Милосердый Господь! не попусти мне впасть в сие ужасное ослепление. Пощади от сего адского нечувствия! Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

Вслед за немощами старости, придет последняя болезнь. Ляжем на одре, с коего не встанем более: врач отступится, священник приблизится, сродники и присные окружат одр наш и будут ожидать нашей кончины, а, может быть, и сего не будет... В этот грозный час, среди последнего томления тела и духа, среди всеконечного смятения мыслей и чувств, какая молитва нужнее нам, кроме молитвы: Помилуй мя, Боже, помилуй мя! Помилуй грешника, коего жизнь исчезла в суете и грехах! Яви последний знак милосердия и даруй, да изыду из темницы плоти моей с чувством покаявшегося на кресте разбойника!

Ударит, наконец, час смертный; душа разлучится с телом и пойдет на суд Божий. Тогда среди неба и ада, между Ангелами и духами отверженными, что будешь чувствовать ты, бедная душа моя? Не будешь ли до самого страшного, всемирного суда, который решит участь твою на всю вечность, непрестанно взывать: Помилуй мя, Боже, помилуй мя! (Из слова во вторник 1 недели Великого поста – Иннокентия, Архиепископа Херсонского. «Великий пост»).