IV. Деятельность Валаамскаго монастыря на пользу православной церкви, отечества и ближних.

Религиозная деятельность братии внутри монастыря по устроению обращенных и присоединенных к Православной церкви. – Влияние Валаама на другия смежные обители. – О миссионерской деятельности Валаамских иноков на Алеутских островах. – Письма Валаамских миссионеров к настоятелю Валаама. – Судьба Валаамских миссионеров в Америке. – Участие Валаама и братии молитвою и пожертвовавшей в годину испытаний для отечества в 1812 году. – Ежегодное приношение в пользу бедных воспитанников духовных училищ. – Помощь, оказываемая на Валааме пришельцам без различия вероисповеданий.

Достигши внутренней зрелости, Валаамский монастырь в это время проявил особенную свою деятельность так внутри, так и далеко за пределами своими.

Преосвященный Гавриил, зная духовную опытность отца Назария и других Валаамских старцев, старался отправлять на Валаам людей, преимущественно нуждавшихся в духовных наставлениях и требовавших бдительного о себе попечения. Так препровождены были в обитель: в 1783 году турок Василий Васильев, восприявший из магометанского закона святую веру Православного исповедания, и обратившиеся из раскола к Православной церкви, в 1784 году, крестьянин Ксенофонт Шестаков и в 1790 году монах Иосиф и крестьянин господина Бутурлина Никифор.

О Шестакове писал святитель отцу Назарию:

„Пречестный отец строитель Назарий.

Посылаю к вам при сем, в силу Высочайшаго Ея Императорскаго Величества повеления, обратившагося из раскола крестьянина Ксенофонта Шестакова; приимите его с любовию и старайтесь внушить ему истины христианския и подвиги иночества: он сколько сперва был упорен, столько, по обращении, показывает усердие к святой Церкви; потщитесь в сем более его утвердить, и, по пострижении в монахи, которое не отлагайте, утвердите противу могущих колебать его искушений; примечайте расположения его сердца и меня о том уведомляйте, потщитесь сие так исполнить, чтоб могли вы заслужить от Спасителя нашего Иисуса Христа таковое о себе изречение, каковое Он о пекущихся о спасении других сказал: сице изведеши честное от недостойнаго, будеши яко уста Моя. Я, прося Его благость, чтобы в сем спасительном деле споспешествовал вам Своею благодатию, и свидетельствуя сим мое благословение, пребываю вседоброжелательный вам Гавриил, митрополит Новгородский.

Сентября 13-го 1784 года.

Уведомляя об отправлении в монастырь монаха Иосифа и крестьянина Никифора, святитель писал, между прочим, отцу Назарию „Ваш и братии вашей пример откроет ему (монаху Иосифу) познание, сколько он заблуждал; утешайте его и молитеся о нем”; и „чтобы он (крестьянин г. Бутурлина), удален будучи от соблазнов, научился подражать вашей жизни”.

Такое высокое мнение имел преосвященный, об отце Назарие и Валаамском братстве, и старцы вполне оправдывали доверенность великого архиерея. Через два года магометанин, восприявший православную веру, по добровольному желанию был пострижен в монашество. О крестьянине Ксенофонте Шестакове известно из собственных его записок следующие подробности. На обращение его из раскола к православию, между прочими, имел значительное влияние послушник Валаамского монастыря, названный у самого Шестакова Алексеем Николаевичем. По присоединении же, высокопреосвященный митрополит Гавриил спросил у него: „какое имеешь ты намерение: дома ли жить или в какой-нибудь св. обители?” Ксенофонт отвечал: „возвратиться домой нет у меня желания: мое истинное желание теперь поступить в Валаамский монастырь и облечься там в монашеский образ: ибо, слышал я, тамошние иноки имеют житие богоугодное.” Владыка изъявил на то свое согласие и. Ксенофонт отправлен был в Валаамскую обитель. Там в первый же год своего поступления он возжелал иноческого жития и был пострижен в монашество. При сем он назван Киприаном.

В 1796 году инок Киприан, ревнуя о высших подвигах иночества, принял схиму и назывался схимонахом Кириаком. Через два года он умер. Замечательна была кончина его. По выполнении христианского напутствия в жизнь вечную, он за час до смерти, лежа на одре, встал и попросил воды. Выпивши с ложечку, он с час времени полежал на постели; и опять вставши сел и сказал: „теперь слава Тебе, Господи!” и с сими словами он опустил главу вниз и предаде дух Господу. Писавший сии заметки, на собственных записках, об обращении из раскола, заключил речь следующим благожеланием: вечная память достоблаженному брату нашему схимонаху Кириаку. Бог да ублажит его и упокоит и нас помилует, яко благ и человеколюбец. Аминь. Блаженная кончина его последовала 20 мая 1798 года, в четверток после полудня.

Устроившись сам, Валаамский монастырь имел благотворное действие и на другие обители. Подвижные сыны его избираемы были в богомудрые руководители других иноков. Так управлявший хозяйством на кюменских ловлях иеромонах Макарий в 1819 году был возведен в сан архимандрита и определен настоятелем в ставропигиальный Соловецкий монастырь. Иеромонах Феофан выбыл строителем во Введенскую островскую обитель. Иеромонах Пахомий поступил строителем в Палеостровский монастырь. Иеромонах Дамаскин призван строителем в Коневскую обитель.

Особенно в деле устроения других обителей потрудился игумен Иннокентий. Трудами его возобновлены были две обители: Сяндемская и Андрусовская. Кроме общехристианских побуждений к возобновлению Андрусовской обители и Сяндемской, старец Иннокентий имел особое побуждение. Был в его жизни несчастный случай, по которому он тонул на воде. В минуты неизбежной опасности он вспомнил о св. Николае чудотворце и преподобномученике Адриане, стал взывать к ним из глубины сердца, произнес в душе обет и, как он убежден был в этом, их предстательством спасен от потопления. Посему ещё в 1807 году старанием о. Иннокентия в упразднённой Андрусовской пустыне возобновлена была церковь св. Николая и снабжена надлежащею утварью. В 1814 году, по его предложению, С.-Петербургский купец Андрей Сергеев изъявил усердие пожертвовать капитал 6000 руб. для вечного обращения из процентов в пользу пустыни и, сверх того, обещал делать и другие пособия к её содержанию, если только она со всеми своими угодьями приписана будет к Валаамскому монастырю и для отправления в ней ежедневно священнослужения будут назначены братия Валаамской обители. Благочестивое желание купца Сергеева было изъяснено о. Иннокентием С.-Петербургскому Владыке, и святитель благословил, чтобы пустынь и братствующие состояли в полной зависимости и распоряжении Валаамского монастыря. В 1818 году, по ходатайству о. Иннокентия, согласно представлению митрополита и мнению Святейшего Синода, Высочайше повелено: Андрусовскую пустынь возвести в число заштатных монастырей, и тогда из Валаамской обители назначены были туда строитель и 6 человек братий.

В 1827 году о. Иннокентий просил Государя Императора об отводе земли с лесом для Сяндемской пустыни, приписанной к пустыне Андрусовской. Почему, по положению комитета гг. Министров последовало Высочайшее соизволение: „определить пустыне оклад денежный по 800 рублей ежегодно, вместо угодьев.” Старанием о. Иннокентия в Сандемской пустыне построена церковь во имя Успения Пресвятой Богородицы, на сумму в количестве 4175 руб. ассигн., всемилостивейше пожалованную, по прошению о. Иннокентия, Государем Императорам Николаем Павловичем и при содействии частных благотворителей, в особенности С.-Петербургского купца Ивана Сидоровича Редуева, друга и почитателя о. Иннокентия. По его же ходатайству Государем Императором Александром І пожалованы в пустынь сребропозлащенные сосуды и годовой круг церковных книг; в 1827 году Государем Императором Николаем Павловичем пожалованы другие священнослужительские облачения и в то же время благочестивая графиня Анна Алексеевна Орлова-Чесменская обогатила ризницу пустыни многими вкладами⁷⁴. В 1827 году старец Иннокентий приобрел для обители и внес в нее икону Владимирской Божией Матери в серебряной ризе с позлащёнными венцами. В 1828 году в обе обители назначен был строителем Валаамский иеромонах Иосиф, с подчинением его надзору Валаамского настоятеля, которому было предоставлено епархиальным начальством право: сменять по своему усмотрению строителей и братий пустыни, донося о своих распоряжениях только к сведению Духовной Консистории. Такое распоряжение начальства последовало собственно потому, что главным попечителем в деле восстановления пустыней был о. игумен Иннокентий. Так старанием о. Иннокентия упраздненныя и опустевшия обители Андрусовская и Сяндемская восстановились, возимели средства к существованию и по настоящее время, управляясь каждая своим строителем, имеют довольно значительное братство.

Сверх того, своим отличным внутренним устройством Валаамский монастырь имел в виду других обителей такое значение, что некоторые из последних прямо, устроялись по его примеру. Так напр. Коневский строитель Иларион, устроивши в своей обители каменные здания, собрал братию и, как говорится в его житии, завёл в своём монастыре, по примеру Валаамской обители, все три рода монашеской жизни: общежительную, скитскую и пустынножительство (изд. 1861 г. стр. 10). Подобных примеров, вероятно, было не мало.

Но особенно Валаамский монастырь возвысился в это время миссионерскою деятельностию своих иноков далеко за пределами отечества. В половине прошлого столетия русские промышленники открыли Алеутские острова. Промышляя там бобров и других зверей, они вместе с тем располагали полудиких островитян и к принятию православно-христианской веры. Когда все частные промышленники соединились в одну компанию, которая ныне известна под именем Российско-Американской: то агент её, умный и набожный Рыльский купец Григорий Иванович Шелехов, прежде сам обращавший Алеутов к православной вере, вошёл к высшему начальству с представлением об отправлении на Алеутские острова православной духовной миссии. Св. Синод при этом обратил преимущественное своё внимание на Валаамский монастырь и настоятелю его, игумену Назарию, поручил избрать между подчиненными ему иноками миссионеров, требуемых для Алеутки. Выбор о. Назария пал на иеромонаха Иоасафа Болотова, духовного звания, пришедшого на Валаам из ярославских пределов, так как в нём замечены нрав светлый и приятный, кротость и твёрдость духа, увлекательный дар слова с силою убеждения и строгая обдуманность в исполнении предприятий. Иоасаф с радостию изъявил согласие принять на себя трудный апостольский подвиг. В помощь ему назначены были ещё несколько монашествующих Валаамского же монастыря⁷⁵. По именному повелению Императрицы Екатерины ІІ Иоасаф сделан был начальником образовавшейся миссии, произведен в архимандриты и, для благолепия при отправлении богослужения, ему были пожалованы митра и наперсный крест, да и вообще вся миссия снабжена всем нужным для священнослужения и проповеди христианства. Все это происходило в конце 1793 года. В следующем 1794 году миссионеры отправились к месту своего назначения и провели в пути целые 9 месяцев. От Петербурга до Охотска ехали они сухим путём, а от Охотска до Кадьяка плыли морем, причём случилась буря и путешественники подвергались крайней опасности. На Кадьяке миссионеры нашли русское поселение и вскоре выстроили церковь. Иоасаф, по природной даровитости, скоро ознакомился с языком полудиких туземцев и без труда успел со своими помощниками, в особенности иеромонахами Макарием и Ювеналием, обратить в христианство несколько тысяч язычников. Ювеналий, ревнуя о славе имени Христова, перебрался было на твердую землю Америки, и именно на полуостров Аляску; но тамошние дикари (кенайцы) оказались более алеутов привязанными к язычеству и веропроповедника предали мученической смерти. Между тем на Кадьяке миссионерами была заведена школа, в которой они обучали набранных новокрещенских детей. Намерение правительства было то, чтобы впоследствии способнейших и наиболее нравственных из воспитанников, для удобнейшего обращения дикарей и для лучшего поддержания христианства между новообращёнными, рукополагать в священно и церковнослужители к местным церквам. Для сей цели указом от 19 июля 1796 года императрица Екатерина II повелела св. Синоду посвятить начальника Алеутской миссии, архимандрита Иоасафа во епископа Кадьякского, с титлом викария Иркутской епархии. Вследствие того Иоасаф, в конце 1798 года, был вызван в Иркутск, и там 3 апреля седеющего 1799 года, на 39 году жизни, Иркутским преосвященным Вениамином, с другими епископами, хиротонисан в епископа. В начале мая новопосвященный преосвященный был уже и со свитой своей в Охотске и там 10 числа сел на компанейский корабль Феникс. Но, по неисповедимым судьбам Божиим преосвященный Иоасаф не видал своей новопосвященной паствы: корабль, на котором плыл он, пропал без вести: по некоторым вещам, выброшенным на берега острова Кадьяка, полагают, что он со всем своим грузом и всеми своими пассажирами погиб близ самой цели своего плавания⁷⁶.

Преосвященный Иоасаф, среди многотрудной, славной своей деятельности, находил время и для ученых занятий, которые у него сосредоточивались на местной природе, быте и нравах жителей. Наблюдения свои по этим предметам он изложил в топографическом, климатическом статистическом и нравственном описании острова Кадьяка. Это сочинение автором, по приезде в Иркутск, было представлено в св. Синод, и как замечательное и потому, между прочим, что до него об Алеутских островах у нас еще ничего не было писано, было напечатано в октябрьской книжке журнала: „Друг просвещения” 1805 года.

Помещаем здесь любопытные, по чистосердечным подробностям, письма Валаамских монахов к отцу Назарию из Америки. В этих письмах видна достохвальная ревность и успехи миссионеров в великом деле распространения православия среди диких племен, их сердечное расположение и преданность к старцу Назарию и любовь к месту их духовного воспитания – Валааму.

Преподобнейший, пречестнейший, государь батюшка, отец Назарий со всею о Христе братиею о Господе радоватися.

Ваших отеческих мне убогому благодеяний не изгладят из моего сердца ни страшныя непроходимыя Сибирския места, ни леса темные, ни быстрины великих рек не смоют, ниже грозный океан не угасит чувств оных. Я в уме воображаю любимый мною Валаам, на него всегда смотрю чрез великий океан; но нельзя мне собственным гласом, ради толь великаго расстояния, пред вами возгласить по долгу, мою благодарность, но посредством сей маленькой бумажки стараюсь, сколько можно, вам, любезному моему батюшке, оную принесть, при сем осмеливаюсь и о себе нечто доложить: 1) Благодатию Всевышняго Бога, святых ради ваших молитв, мы Американских пределов достигли благополучно все десять человек; подробно же описать столь великое странствие не дозволит краткость времени; в дороге находились круглый почти год; приключений, достойных памяти, никаких не встречалось, кроме некоторых от новости мест и от разноманерной езды, да за разговор простой любителям новостей можно сказать, что по охотской дороге в верховой езде нападали на нас медведи, а по океану встречали разных морских зверей: китов, касаток, свинок, сивучек и других, коих довольно мы видели. Штормов больших не было, кроме одного. 2) Находимся на острове Кадьяке, но еще не на месте, а намерение наше на матерую, но не знаем где понравится. Американцы к крещению идут весьма охотно; крестилось без мала тысяч семь, а на Уналашке, во время проезда сквозь Алеутские острова, неволею в одну бухту противным ветром нас загнанных, Алеуты своею ловкостию и желанием крещения весьма нас удивили. 3) Ныне отправляются для проповеди и крещения, вместе с сим письмом, отец Макарий по Алеутским, Лисьевским и Адреяновским островам, а после, в скором времени отправится отец Ювеналий на матерую, начиная с Кенайской губы в Чугачи, Алегмют, дальние Колоши и другие многие языки, даже до Чилхата. Ах! здесь восхитившись я духом, при всей краткости времени к продолжению истории урвав кратчайшую минутку, несколько прибавлю речей. Находясь между ведром и ненастьем, меж радостей и скуки, между довольством и недостатком, сытостию и гладом, теплом и холодом, при всех моих печалях обретаю нечто веселящее меня, когда слышу разговоры между братиею о проповеди и о разделении для того себе разных пределов; особливо прение между иеромонахами Макарием и Ювеналием, ибо они и вокруг Кадьяка пускались на малейших кожаных лодочках, не взирая на все морския опасности, а отец архимандрит Иоасаф Болотов оставался с нами, как будто с малыми детьми, в гавани. Также и далее простирая те иеромонахи свои мысли, некогда прохаживаясь в своей гавани, где я грешный случился быть между ними, взошли мы на холмик к полуденной стороне, сели, смотря на океан, и между прочим начали говорить, кому из нас куда идти для проповеди, ибо приближалось тогда время отравления судов, на коих тем должно было ехать. И вышел между ними в то время спор, для меня убогаго утешный и радостный. Есть на Куковских картах назначено к северу: по одной реке живут русские люди, а у нас об них разные слухи, о коих мы между разговорами тогда напоминали, желая как бы с ними видеться. Отец Макарий начал говорить: „Я, по намерению своему, если Бог изволит, когда буду на Алеутских островах, по пристойности же должен быть и на Аляске, куда меня Аляскинцы уже и звали, и как к той стороне ближе те русские, то буду искать способов как бы проведать достоверно о них”. А отец Ювеналий, услышавши про Аляску и не давши от ревности более тому говорить, с торопливостию духа тому сказал: „Аляска по всему моей части подлежит, то прошу покорно меня тем не обижать, как судно ныне отпускается в Якутан, то я и проповедь должен начинать от юга, и проходя вдоль по океану к северу и обшед Кенайскую губу, непременно в здешнюю гавань нужно идти по Аляске”. Слушая то, отец Макарий покрывался унынием и, приняв печальный вид, говорил умиленно: „Нет, батюшка, ты меня тем не тесни; сам ты знаешь: цепь Алеутских островов совокупилась с Аляскою, то непременно моей части подлежит, а оттуда и весь северный берег; тебе же, вели изволишь, довольно на весь твой живот южная часть Америки”. Я же нижайше, слушая таковое прение, приходил от радости в восторг. Ах! жаль мне батюшка, что не могу за краткостью времени больше говорить, и даже же могу, о нравах, обычаях и всех поведениях жизни здешних стран и о самом братстве с точностию доложить вам. Козьму Алексеевича постригли, переименовали Иосифом. Мы находимся с ним в хлебне. Прости, любезный батюшка, прости больше писать некогда. Прошу святых отеческих молитв ваших и благословения, остаюсь

Убогий Герман.

Всей любезной и дражайшей Валаамской братии усердно кланяюсь и прошу святых молитв.

19 числа мая 1795 года, Кадьяк.

Батюшка, отец Назарий!

Святыми молитвами вашими мы доехали до Америки благополучно; дорогою, начиная с Якутска, усердно желающих Якутов всюду, всюду крестили; где река пришла, тут и останавливаемся крестить. Хотя там и есть проповедники, но дорого за крещение берут, а морем по Алеутской гряде ехавши только два дни, заезжали на остров Уналашку и тут более ста человек окрестили; они давно уже готовы к принятию крещения, ибо всегда с русскими промышленниками живут; а на Кадьяке зимою более 6000 окрестили, и так усердно приемлют крещение, что все свои шаманские наряды изломали и сожгли. Вы хотя и стращали нас нагими, но, благодаря Бога, о целомудрии имеют понятие; хотя не нарядны, однако не наги, и опрятнее еще русских ходят: платье носят хотя не богатое, из птичьих шкурок, но длинное, до пят и без пол, сшитое на подобие стихаря; одна прореха только голове пройти. Отец Герман у меня в хлебне с отцем Иосифом, бывшим Козьмою Алексеевичем, отец Макарий Коневский, сверх моего чаяния, по здешнему месту весьма способен. Я думал, что и не дойдет, а он почти один половину острова объехал, крестил и венчал, а на сем транспорте отправился, на остров Уналашку и другие около него лежащие острова крестить. Афанасий тут учится службе, а больше за огородами ходит, да землю роет. Отец Нектарий, также добрый иеродиакон Ювеналий довольно рачительны, а брат, его, произведенный в иеродиаконы, отец Стефан, хотя и молодой человек, но такой добрый, простонравный, услужливый и умный, что хотя бы из Валаамскаго братства выбрать, так и днем с огнем наищешься столь способнаго по здешнему месту. За ваши святыя молитвы мне Бог создал братство доброе и любовное; впредь не знаю, как Бог укрепит, а теперь все хорошо. Описал бы вам все здешнее поведение, но, простите, времени еще недостает: то креститься приходят, то венчаться, кто поучаться закону, а никого опечалить и оскорбить отказом не хочется; притом же и русские разные нужды имеют: поговорить и исповедываться, да надобно присмотреть: церковь строится, а при отправке судна сочинял ведомость к преосвященному, посылал письма в Россию к компанионам о разных неустройствах и своих надобностях и проч. и проч.; краткими сими чертами единаго от вас себе ищу удовольствия, чтобы вы нас не исключали из числа любезнаго братства Валаамскаго, а считали своими и незабвенно имели во святых молитвах ваших. Теперь еще мало жили, так не очень осмотрелись, а нынешнею весною я располагаю ехать с Ювеналием на матерую Америку в Кенай, а оттуда в Чугачи, к Угналихму там, и так далее в Якутан, и что Бог поможет видеть успеха в Евангельской проповеди, то, при будущем (ежели доживем) транспорте, по обстоятельнее вас уведомить постараюсь. Всех отцев Валаамских, любезное братство, прошу о неоставлении нас дикарей в молитвах, а мы всегда в суетах и посреди мира. Простите, батюшка! За сим остаюсь, прося молитв ваших и благословения убогий чернец Иоасаф с братнею.

Мая 19 числа 1795 года, на острове Кадьяке, в Павловской гавани.

Преподобнейший и пречестнейший, милостивый государь мой батюшка, отец Назарий, со всею любезною о Господе братнею радоватися вам желаю.

Писал я к вам одно письмо неясное, которое должно было отдать отцу архимандриту для пересылки к вам через компанионов, и которое нельзя было ему не читать, для того и не мог я написать в оном, чтобы вы о нашем состоянии могли узнать чрез преосвященнаго, к которому я писал секретно о многих вещах, о чем изволите справиться, в том упомянул и о русских людях, но не сказал как они зашли. Здесь слухи об них носятся такие: что они Новгородцы и во время царя Ивана Васильевича ушли в Сибирь и по Лене спустившись пришли на Колыму, сделали 7 судов, называемых кочами, и с Колымы перешли на Анадырь. Тут одно судно разбило, из коего люди вышли на берег, начали жить, сделали церковь, которой пол и поныне цел, и сделан ныне тут город Анадырск; прочия же суда пошли в море и пристали пять в Ижиге, в Якум, к Танску, а шестой давался без вести, то и думают, что непременно то судно принесло в Америку и живут тут, где ныне слышим, а при отправлении сего моего писемца, когда я его до сего места тихонько в своей маленькой кухонке дописавши пошел в горницу, в коей братия живут и отправляется вместо церкви служба и всегда приходят люди, услышал там от приехавших с матераго от Лебедевской компании, что те русские люди от них близко, и хотя они с нами еще не видались; но очень слышно и получили чрез других ножи большие с надписью точно тех русских; живут же они, как слышно, на большой реке, и рыба в ней Сибирских рек, которой у нас на Кадьяке нет. Есть же у них и русская рыба щука и налим, и если бы, батюшка, какая-нибудь помощь со стороны царской, то весьма много можно добра получить, а с купцами очень неудобно приводить здешний народ, потому что они только стараются о богатстве и весьма обижают бедных американцев; о чем я к преосвященному писал пространнее. Вас же, государь батюшка, прошу пожалуйте сколько-нибудь своими советами тому моему донесению помозите в пользу здешняго беднаго народа; а особливо просил я его высокопреосвященство, чтоб прислал к нам архиереем или отца Иоакима из Саровской или отца Феофана, бывшаго архиерейскаго келейника, потому что, мне кажется, они отнюдь не пристрастны к имению, а у нас то весьма нужно, чтоб быть не скупу. Но, однако, отцу Иакиму, по старости лет и по непривычке к хлопотам, мне кажется, будет тягостно, то весьма весьма желал бы я отца Феофана, и думаю ему не скучно покажется; по его свойству весьма и весело: у нас всегда новости и разговоры. Почти как необычайные иеромонахи: отец Макарий и отец Ювеналий пылают всегда ревностию и стремятся во все стороны, а отец Афанасий дома для нас, чтоб не были без иеромонахов: и правит службу и крестит приходящих, а если бы не было обиды американцам от компании, то весьма весело бы было. Хотя у нас хлебом и бедно, а может быть и хлеб бы стал родиться, еслиб старание приложить, можно сыскать способныя места: но у нас ныне управитель в компании Баранов, человек богатый, а к тому ж гордый, весьма роскошный и ни мало о таких вещах не старается; но не поверите, какое у нас щегольство, подлинно в российских городах вряд ли такое сыщется. В нашей гавани точно как будто какой ни есть Европейский городок. Слили ныне колокольчик пудов в пять и благовестят ко всякой службе, а утро и вечер бьют зори в барабан и играет флейка; служба отправляется в наших покойцах, а церковь небольшая деревянная зачата делать, но еще не кончена. В праздники приходят к службе вояжные и посельщики, приехавшие с нами, также управитель, прикащики и штурмана, есть и офицеры. У нас родится репа, картофель и все огородные овощи, а огурцы не пробованы, также и хлеб; но один вояжный посеял ячмень в одно лето фунт, а взял полтора пуда, а в другое сеял – не было. Морские туманы, и ничего не родилось.

Прости, батюшка, прости! Весьма тужу и жалею, что не могу с вами больше говорить: судно хочет уже парус подымать. Всей любезной и прелюбезной Валаамской братии весьма усердно кланяюсь; а отец Иосиф, бывший Козьма Алексеевич, со мною живет в хлебне и усердно вам кланяется. Просим святых молитв и благословения.

Убогий Герман.

22 Мая 1795 года.

Р.S. Я из Москвы отправился 794 года января 22 дня. Святую Пасху праздновали в Иркутске. Тут был с месяц. Из Иркутска Леною рекою более 2000 верст плыли покойно во всяком довольстве. От Якутска до Охотска более 1000 верст ехали верхами с братиею, а все имущество наше везли 100 лошадей; хотя рекою было и весело, но верхами и того лучше: по лесам, горам, буеракам, всего насмотрелись. Пажити везде злачныя и время веселое – май, июнь, июль; но пасутся одни медведи, довольно навидались, хотя они и смирны, но лошадей пестовать мастера. Прибыли в Охотск 13 июля, который стоит на самом берегу океана, и проезжали мимо Камчатки чрез Курильскую гряду и цепь Алеутских островов. Чего мало слыхал, то Бог привел видеть: китов морских, касаток, бобров; китов же подле самаго нашего судна на поверхности воды плавающих и играющих довольно насмотрелись. Зверки не большие, саженей но 15, да голова саженей 5.

1794 года сентября с 24-го, живу на острове Кадьяке; слава Богу более 7000 американцев перекрестил, да более 2000 браков обвенчал; состроили церковь, а время позволит сделаем другую, да походных два, а то и пятую нужно сделать. Живем хорошо; они нас любят, а мы – их; народ добрый, но бедный. Мужчины и женщины ходят в одном платье, в птичьем, без пол, без рубах, на подобие стихаря, а щеголи бобровое платье носят; пища – рыба и разные коренья.

Приметьте охоту мою странствовать; я своим состоянием доволен”.

Выше, мы сказали, что начальник миссии, составленной из Валаамских монахов, преосвященный Иоасаф, на пути к своей епархии потонул со всею святою в 1799 году; в этой свите находились, между прочими, и иеромонах Макарий, и молодой иеродиакон Стефан. Ранее их скончал свое апостольское служение ревностный иеромонах Ювеналий: в 1796 году он сподобился мученической кончины, быв убит американцами, живущими подле озера Илямны, или Шелехова⁷⁷. Когда, после несчастного случая с отцем Ювеналием, несколько матросов наших были занесены бурею на берег материка к северу от Кадьяка, и для спасения жизни сказали диким, которые хотели убить их, что они бессмертны, то американцы отвечали им: „Вы верно братья тому, странному человеку, которого еще недавно мы никак не могли умертвить; он обращал нас к своему Богу, а мы не хотели для него оставить многих жен, и привязали его к дереву; но уже совсем мертвый три раза восставал и снова начинал убеждать нас, доколе, наконец, не отдали, мы его на съедение нашим соседям”⁷⁸. Этот новый мученик был блаженный отец Ювеналий⁷⁹.

О прочих Валаамских миссионерах много говорит в описании своего путешествия Александро-Невской лавры иеромонах Гедеон, бывший в кругосветном плавании в 1804 году. Он нашел тогда в Кадьяке четырех братий, оставленных там епископом Кадьякским Иоасафом, именно для священнослужения – иеромонаха Афанасия, ризничего иеродиакона Нектария и для исправления послушаний по части экономии монахов Германа и Иосифа. Все они, пишет отец Гедеон, соответствуют своему званию; все, по мере сил своих, стараются об учении туземцев; собственными трудами развели они огород; от трудов своих помогают бедным жителям и по должности проповедников, имея ласковое обращение, впечатлели в умах американцев доброе к себе мнение⁸⁰. Много горьких неприятностей потерпели миссионеры от управителя Российской Американской компании Баранова. Все эти неприятности подробно описывает отец Гедеон в донесениях своих преосвещенному Амвросию, митрополиту Новгородскому и С.-Петербургскому, помещённых в помянутом его сочинении. Из Валаамских братий, которых застал на острове Кадьяке отец Гедеон: иеромонах Афанасий, до 1825 года исправлявший должность священника в Кадьяке, в 1825 году выбыл в Россию и на Валааме скончался в 1881 году, иеродиакон Нектарий в 1806 году выбыл в Иркутск и в 1814 году, будучи иеромонахом, скончался в Киренском монастыре. Монах Иосиф умер в Кадьяке⁸¹. Престарелый отец Герман долее всех своих собратий подвизался в подвиге апостольском в Америке. О нем упоминает Александр Скарлатович Стурдза в своём памятнике трудов православных благовестников русских, описывая состояние православной Церкви в Российской Америке. Он говорит, между прочим, что монах Герман жил потом на отдалённом острове (Еловом), занимаясь молитвою и трудами; что в последнее время воспитывалось у него несколько мальчиков и девочек, сирот Алеутских, и что это маленькое заведение его было в весьма хорошем состоянии, особенно со времени посещения его бароном Врангелем, бывшим начальником колоний. Отец Герман, хотя и не был священником, говорит Стурдза, но не лишал христианских советов и наставлений тех Алеутов, кои были близки к нему и спрашивали его; последнее я сам слышал от некоторых Алеутов, от него научившихся. Со смертию отца Германа (1837 г.) кончилась и Кадьякская миссия⁸², составленная из иноков Валаамских.

Братия Валаамской обители в этот период времени, как и всегда после, принимали горячее и деятельное участие в судьбе отечества. Это выразилось самым очевидным образом в годину тяжких испытаний России. Так приближался грозный 1812 год, время тяжкаго испытания православной России. С огромными силами, каких до того не имел ни один завоеватель, на нее шел новый Амалик, под знаменами которого стали лучшия войска двадцати народов Европы. Возгорелась брань, беспримерная в истории, брань, грозившая порабощением нашего отечества и всех государств Европейских безграничному самовластию Наполеона І. Вера, отечество, жизнь – все было в опасности. Россия избрала лучше погибнуть, нежели покориться ненавистному врагу. В святых храмах, по всем концам обширной империи, раздавались великодушные слова Благословенного Александра: „не положу оружия, доколе ни единого неприятельского воина не останется в моем царстве”.

Когда прочтен был на Валааме манифест о нашествии, когда служили здесь соборные молебны, братия не могли ни петь, ни читать; как немые стояли они в слезах, только воздыхая к Богу. Так не без искренних, глубоких чувств отправлялась здесь каждая служба⁸³. Возлюбившие Христа пустынники не могли не чувствовать глубокой скорби своих собратий; Христовы воины не могли не вооружаться на защиту их дорогого земного отечества многомощным, единственным оружием – молитвою ко Христу со слезами. Сверх того, из незначительных средств своих монастырь Валаамский и братия его внесли на огромныя военныя издержки свою малую, посильную лепту 1100 рублей.

Миновала тяжкая година искушений; в день Рождества Христова в 1812 году Русский народ торжествовал своё избавление от нашествия Галлов и с ними двадесяти язык; уже ни единого неприятельского воина не осталось в империи, Александр Благословенный, неся мир и благоденствие народам, уже с торжеством шествовал по стогнам Парижа и в восторге преклонялась пред ним столица Франции. Тогда деятельно заживлялись гдубокие раны, нанесенные врагом нашей отчизне. Валаамский монастырь, по мере сил своих, содействовал водворению благолепия в храмах Божиих, опустошенных хищною рукою безбожного неприятеля. Из едва возрождавшейся своей ризницы он отделил в пользу разоренных церквей: серебряные сосуды, потир, дискос, священнические ризы и прочую церковную утварь.

Валаамская обитель, по приглашению епархиального начальства, ежегодно выделяла из сумм своих на содержание в уездных и приходских духовных училищах бедных учеников по 100 руб.

Сверх того, Валаамский монастырь, со времени своего благоустройства, никогда не отказывал в пище тем бедным людям, которые, прибывши на остров, по каким-либо случаям оскудевали в пропитании. Настоятели монастыря давали пропитание и тем из бедных, которые принадлежали к лютеранскому исповеданию. Вот какое событие сообщает по сему случаю в записках своих Валаамский инок Кириак, обращённый из раскола в православие. „Однажды прибыли в обитель нашу, по своим надобностям, чухны, исповедующие веру лютеранскую. Ненастная погода задержала их здесь, а хлебом они были не богаты. Вот и пришли они к настоятелю монастыря с просьбою ссудить их нужным количеством хлеба на то время, пока не прекратится противный ветер. Настоятель не только не отказал им в просьбе, но даже приказал кормить их в братской трапезе. Надобно же было случиться, что в это самое время зашел и я в трапезу. Вхожу туда, и вижу – маймисты сидят за столом и вкушают пищу из братской посуды. Признаюсь, не выдержал я: рассудок мой помрачился и недуг раскольнический пробудился во мне снова. Мысленно я начал роптать на настоятеля за то, что он дозволил кормить из братской посуды маймистов, людей, которые отвергают православную веру. Я решился идти к настоятелю и горячо поговорить с ним, зачем он так делает; но потом раздумал: зачем же мне идти? Ведь я пришел сюда не закон уставлять, а покоряться повелениям других. Да и кто послушает меня? С этими скорбными мыслями пошел я в свою келлию и пробыл там до вечерни. Когда же ударили в колокол, к вечерни, я пошел в церковь, не очистив наперед совести своей покаянием в осуждении маймиотов и в ропоте на настоятеля обители. Что же? Как Господь судил привести меня к истинному сознанию моего согрешения? Стою я в церкви и каюсь Господу в согрешениях своих. Когда иерей начал читать молитву: Благословляяй благословящыя Тя Господи, в это время слышу в сердце моем таинственный голос: как же ты не помнишь согрешения своего? Не ты ли вчера осуждал и уничижал маймистов и настоятеля, роптал и скорбел? того ради благодатию своею Бог и отвращается от тебя.

„Узнав, чем именно подвигнул я милосердого Бога на гнев против себя, я, после обедни, поспешил к настоятелю обители, отцу игумену Баварию, и, пав к ногам его, поведал ему мой грех и просил у него со слезами прощения. Выслушав исповедь мою, отец Назарий с любовию простил меня во всем, но при этом подтвердил блюстись на будущее время от подобнаго греха. „Аще потерявши благодать – говорил мне он – то не скоро обращении ее потом. Много и еще говорил он в назидание мое, как, например, обращаться с братиею и как хранить иноческие обеты. После принесенного мною покаяния, Господь не удостоивал меня несколько времени и тех благодатных ощущений, которых прежде сподоблялся я, многогрешный, во время совершения божественной литургии. Глубоко чувствовал я эту потерю и беспрестанно повторял: согрешил, Господи, прогневал благость Твою. Но прошло с месяц и Господь снова умилосердился надо мною. Стоя за божественною литургиею со вниманием и страхом, я, во время призывания иереем Святого Духа, ощущаю, как и прежде, чудное благоухание, исходящее из алтаря от св. престола – и душа моя чувствует такую радость, какой и описать нельзя; могу только сказать, что если бы кто в это время показал мне горы золота и обещал дать их в собственность, я отверг бы предложение, даже не взглянул бы на эти горы... По неисповедимым судьбам Божиим и по моим грехам, в настоящее время благодать Господа скрылась от меня. Я сетую об этом, чувствую свою греховность, но не отчаиваюсь в милосердии Господнем; только дай нам, Господи, быть при святой матери нашей церкви, о грехах своих покаяние приносить, милость Божию и прощение грехов получить и Единого в Троице Бога хвалить – Отца и Сына и Святаго Духа, ныне, и присно, и во веки веков. Аминь”.

„Повторяю вам, любимцы мои: все то, что только сообщил я вам здесь, все это сущая правда⁸⁴.”