V. Настоятельство и старчество Валаамскаго монастыря

При начале возобновления Валаамский монастырь не имел своей самостоятельности и был приписан к Кирилло-Белозерскому монастырю, по участию архимандрита сего монастыря Иринарха в обновлении Валаама. С 1720 Валаам получил самостоятельное существование, управляясь сперва строителями, из коих первым встречается Савва, а потом – игуменами, в каковое звание первым произведен строитель Ефрем, в 1757 году. С тех пор Валаамский монастырь ненарушимо хранит сей образ иноческого правления, хотя сами Венценосцы предлагали возвести Валаамскую обитель на степень архимандрии. Так Государь Император Александр І, в бытность свою на Валааме, изъявлял готовность учредить в Валаамском монастыре архимандрию: старцы, по любви к простоте, просили его утвердить здесь навсегда игуменство. Тогда, как бы в замен непринятой по глубине смирения архимандрии, Государь пожаловал в монастырь, в 1820 году, украшенный брильянтами наперсный крест для всегдашнего ношения его настоятелями обители при священнослужениях⁸⁵. Самый монастырь, по Высочайшему повелению 2 апреля 1822 г., возведен был в первый класс, по уважению древнего его существования и благоустройства, с тем, чтобы обитель Валаамская сохраняла принятые ею общежительныя правила и настоятелями ея были бы всегда игумены. Сверх того, постановлено было, чтобы игумены избираемы были из Валаамских братий. Это было так. Живо помня труды блаженного о. Назария и высоко ценя достоинство общежительного устройства Валаамской обители, игумен Иннокентий желал утвердить навсегда это прекрасное устройство на Валааме, и с этою целию просил высокопреосвященного митрополита Михаила исходатайствовать от Святейшего Синода дозволение, чтобы в настоятели Валаамского монастыря были избираемы непременно лица из подвижнейшей братии здешней обители. Хотя указ о таком избрании последовал в монастырь еще в 1799 году от преосвященного митрополита Гавриила, но старец, опасаясь, может быть, чтобы благодетельное предписание святителя как-нибудь по времени не пришло в забвение, просил подтверждения его от Святейшего Синода. Вследствие его прошения, по представлению владыки, Святейший Синод утвердил, чтобы настоятели в Валаамский монастырь, в случай вакансии, были определяемы навсегда из тамошних монашествующих достойные и способные к содержанию в непоколебимости общежительного устава; о чём дано было знать монастырю указом С.-Петербургской Духовной Консистории от 23 июля 1818 года за №1657. Настоятели Валаамской обители в это время были следующия лица: архимандрит Кирилло-Белозерского монастыря Иринарх (1718), возобновитесь Валаамской обители после разорения Шведами в 1611 году; строители: иеромонах Савва (1720 г.), иеромонах Иосиф Шаров (1723 г.), иеромонах Тихон (1724 г.), игумены: Ефрем (1754‒1782 г.), Назарий (1782‒1801 г.), Иннокентий (1801 г.), Ионафан, Варлаам и Вениамин.

Замечательнейшими из них были следующие:

1) Строитель Иосиф, по прозванию Шаров. Он родился 8 мая 1688 года, в мире именовался Исидор, происходил из купцев гор. Ладоги. 18 марта 1719 года на Валааме принял обеты иночества, которые были возложены на него при обычном посвящении известным архимандритом Иринархом. 12 февраля 1724 года сделан строителем едва возникавшей тогда Валаамской обители из пепла. В октябре 1723 года с ним случилось на Ладожском озере чрезвычайно замечательное происшествие. Ехал он с двумя Валаамскими слугами из Ладоги на Валаам в небольшой ладье, имея с собою некоторые вещи, потребные для монастыря. Не доезжая до Андрусовского монастыря, лодка их от сильной бури опрокинулась и слуги утонули. А инок Иосиф удержался за кормило и схватил веревку, которая прикреплена была к лодке. В таком положении он носился по волнам целыя сутки, вопия из глубины души к Богу, спасшему Иону во чреве кита и к дивному в морях Святителю Николаю. Потом волнами выбросило его на берег вместе с лодкой – еле жива суща. С большим трудом он отвязался от лодки и пошел искать какого-нибудь жилища человеческого, благодаря Бога за свое чудесное спасение и непрерывно падая на дороге от крайнего изнеможения сил. Действительно нашлась рыбачья хижина. В ней строитель Иосиф так занемог, что рыбаки, отчаявшись в его жизни, пригласили из ближайшего монастыря (вероятно, Андрусовского) священноинока приготовить его к переходу в другую жизнь. Два дни и две ночи черноризец сей прожил у рыбаков, напутствуя и утешая больного старца. На третий день ему стало легче и через неделю рыбаки отвезли Валаамского строителя в Олонец на попечение купца Никифора Королькова. Пробывши у него четыре недели и оправившись от болезни, старец опять возвратился в Валаамский монастырь. От сего же потопления, разсказывал он сам, нозе мои надолзе обложены быша ранами: исцелившим же им, осташася до дне сего черны, аки углие⁸⁶. Спасение свое старец Иосиф всегда считал делом чудодейственной благодати Божией.

2) Ефрем. Он окончил свою многотрудную и полезную жизнь в С. Петербурге. Кончина его последовала в марте месяце 1782 года. Из оставшегося после него духовного завещания можно предполагать, что отец Ефрем был урожденец Олонецкого края и происходил из духовнаго звания. Начало иноческой жизни он положил в одном из Новгородских монастырей. Год и одиннадцать месяцев провел в трудах послушания без пострижения. В иноки пострижен 25 февраля 1745 года в пяток на сырной неделе, и будучи уже монахом, десять месяцев состоял еще на послушании. После сего был посвящен иеродиаконом и десять месяцев служил в этом звании, на виду архипастыря, в домовой церкви преосв. Стефана (Калиновского), архиепископа Новгородского. Чрез год и семь месяцев посвящен во иеромонаха. Деятельность его и благочестие были удостоены внимания епархиального начальства. Девять лет он был строителем. Около 1758 г. произведен в сан игумена и в этом сане потрудился двадцать четыре года. Преосвященный Гавриил, митрополит С.-Петербургский, уважал этого старца и имел доброе понятие о влиянии его, как настоятеля, на устройство внутренней жизни Валаамского братства. Когда старец Ефрем, стужив тяжким игом начальствования, был перемещен, по собственному прошению, в Соловецкий монастырь, а потом в Александро-Свирскую обитель в число братства: тогда, в 1771 году преосвященный Гавриил ходатайствовал пред св. Синодом о возвращении старца Ефрема по-прежнему в настоятели Валаамского монастыря, и старец Ефрем, пробыв два года в чужих обителях, снова поселился на Валааме⁸⁷. Старцы, помнившие отца Ефрема, хвалили его деятельность, благочестие, твердость характера и приветливость в обращении. Всех лет жития его было 70. В том числе 37 лет он провёл в разных иноческих трудах. После смерти старца Ефрема найдено духовное завещание, которое свидетельствует о его нестяжательности, милосердии к бедным и несчастным, о его добрых чувствованиях ко всем и о попечении о других св. обителях.

3) Назарий. Отец игумен Назарий был сын причетника села Аносова, Тамбовской губернии, Кондрата и жены Мавры. Он родился в 1735 году; мирское имя его было Николай. С юных лет он отличался своим благочестием и на семнадцатом году своей жизни ушел в Саровскую пустынь, чтобы там проводить иноческую жизнь. В 1760 году он был пострижен в монашество под именем Назария. В 1776 году посвящен был в иеромонаха. Строгое исполнение иноческого устава было всегдашнею заботою отца Назария. Вся жизнь его была подвигом. С самой юности возлюбил он Господа, Его искал и к Нему прилеплялся поучением и творением Его заповедей. Чтение священного писания и писаний отеческих составляло ежедневную пищу его души. Душа его так проникнута была мыслию о Божественных предметах, что единственным предметом его бесед было слово о пользе души. О делах мирских он не знал и слов, как говорить о них. Но если отверзал свои уста, чтобы говорить о подвигах против страстей, о любви к добродетели, то его беседа была неиссякаемым источником сладости, и как сам он, так и слушающие забывали часы и время в усладительной беседе. Слова его были правы, прямы и резки. Без слова Божия, как основания, не любил он начинать разговоров, так учил и других, чтобы душеспасительные советы основывать не на своем разуме, но на слове Божием. Строгий и как бы недоступный по виду, он своими словами привлекал сердца всех в любовь и послушание к нему. Смиренный сам, он и всех, которые просили у него наставления, прежде всего учил смирению. Жизнь неизменяемо проводил он постническую и нестяжательную; едва только не рубище употреблял для одежды своей.

В 1781 году отец Назарий был вытребован в Петербург и там, по воле преосвященного митрополита Гавриила, ревностно заботившегося о благоустройстве обителей иноческого сословия, определён в строителя Валаамской обители для заведения в ней общежития и порядка по правилам и примеру Саровской обители.

Пред поступлением отца Назария в Валаамскую обитель, там был строитель, один монах, два белые священника, но и те все потонули. Посему около года священнодействовал только сам Назарий.

В течение двадцатилетнего управления отец Назарий совершенно устроил вновь монастырь.

Старец Назарий пользовался таким уважением, что мог свободно говорить людям сильным. Преосвященный Гавриил особенно любил его.

Есть предание, что во время морского сражения со Шведами, бывшего близ Петербурга в царствование Императрицы Екатерины II, когда в большой страх приведены были жители Петербурга и преосвященный митрополит Гавриил заключился в уединении, внезапно пришел старец Назарий и требовал, чтоб о нем доложили преосвященному. Келейный отвечал, что владыка никого не велел принимать к себе: „это дело иное – отвечал Назарий – меня не нужно ему принимать, я просто пойду к нему, и хотя, может быть, ему и не до меня, да мне теперь есть дело до него”. Быв наконец допущен, о. Назарий решительно представлял владыке, чтобы он утешился от скорби надеждою победы и безопасности, и даже указав ему на небо к стороне моря, показал на светлых облаках восходящие на небо души воинов, положивших живот свой за Церковь, Царицу и отечество. Предание прибавляет, что митрополит Гавриил немедленно, лично или письменно, обратился к Императрице с утешительным и обнадеживающим словом, и что впоследствии, когда слово оправдалось событием, она милостиво приняла вместе с митрополитом и старца Назария.

В царствование Государя Императора Александра Павловича, однажды старца Назария в Петербурге пригласили в дом одного сановника К., в то время подпавшего немилости Государя Императора. Супруга сановника просит о. Назария: „помолись, о. Назарий, чтобы дело мужа моего получило добрый исход”, – „Хорошо – отвечал Назарий – надо помолиться Господу, чтобы наставил Государя, но надо попросить и приближенных Его”. Супруга сановника, думая о начальниках своего мужа, говорит: „мы уже всех просили, да что-то надежды мало”. – „Да вы не тех и не так просите. Дай мне несколько денег”. Та вынула насколько золотых монет. „Нет эти мне не годятся; нет ли медных, или маленьких серебряных”. Она велела подать тех и других. О. Назарий взял деньги и ушел из дома. Целый день ходил по улицам и местам, где полагал найти бедных и нищих и раздавал милостыню. К вечеру явился в дом К., и с уверенностию говорит: „слава Богу! обещали все царские приближенные за вас”. Обрадованная жена идет и сообщает больному от скорби мужу, и сам К. призывает к себе и благодарит о. Назария за ходатайство пред вельможами. Еще Назарий не отошед от постели К., как приходит известие о благополучном окончании дела. К. от радости почувствовал облегчение от болезни и спросил о. Назария: кто из приближенных Государя был к нему более благосклонен? Тут он узнал, что это были нищие – приближённые Господа, по словам Назария. Глубоко тронутый благочестием Назария, он всегда сохранил к нему благоговейную любовь⁸⁸.

Устроив Валаамскую обитель, старец Назарий желал покоя. Ему было 66 лет; и в 1801 году он подучил увольнение от настоятельства. Еще во время своего управления обителию он имел отшельническую келию, в которую часто удалялся на целыя недели. Туда уклонился он, сложив свою должность. Единственным его занятием была молитва и рукоделие. Но обстоятельства понудили старца Назария оставить пустынную келлию и Валаамский остров.

В 1804 году, в марте месяце, он уволен, по прошению его, преосвященным митрополитом Амвросием, в Саровскую пустынь на всегдашнее пребывание.

Оставляя Валаамский монастырь, о. Назарий пожелал посетить некоторые пустынные обители, а между тем некоторые знакомые хвалили места, способные и удобные к житию монашескому, около станиц Черноморских казаков. Туда и направил путь свой о. Назарий с учеником своим Иларионом: и путь его лежал чрез Воронежскую губернию. По сказанию означенного его ученика, в путешествии его было следующее примечательное обстоятельство:

Приехав в одно село в повозочке на своей лошадке в день субботний, попросились они отдохнуть и переночевать в доме священника. Священник принял стражников радушно, а побеседовав с о. Назарием стал иметь к нему душевное уважение.

Время пришло ко всенощному служению для воскресного дня; но о. Назарий не примечает, чтоб священник готовился к служению всенощной, и сделал вопрос ему: „батюшка, разве с утра у вас правится воскресное служение всенощной?” Священник отвечает, что он весьма редко служит и не имеет намерения служить и на утрешний день. „Хотя приход мой большой, раскола нет, но никто из крестьян не ходит в церковь в дни праздничные; сбираются только на игры на погост церковный, а в церковь и не заглянут; и храм всегда бывает пуст – так охладели, а с ними и я обленился, думая, когда они не ходят в церковь, не для кого и совершать служение. Оттого мы всегда редко и служим”.

О. Назарий заметил священнику, что важной он ошибке подвергся и что это с ним искушение от врага спасенья нашего.

„Если прихожане ваши не исполняют своих важнейших обязанностей, то вы, пастырь, должны неопустительно выполнять обязанности ваши”.

„Храм Божий никогда не может быть пуст; от времени освящения храма в нем находится блюститель престола Господня – Ангел. А далее, еслиб и прихожане ваши не пришли к богослужению, отправляемому вами: то он всегда наполнен будет Ангелами хранителями душ их. Ибо при всяком славословии Божьем, по пламенеющей любви к Господу своему, Ангелы Божии первые бывают и сослужители и сославословители. И они наполнили бы святую церковь в ваше служение”.

„Когда вы, усердно исполняя свою обязанность для своего душевного спасения, молились бы и о пастве вашей, дабы человеколюбивый Господь, согрел сердца их и обратил бы к покаянию и молитве, тогда, Господь повелит, молитв ради ваших, Ангелам-хранителям, приближаясь к душам их, возбуждать к молитве и внушать усердие к богослужению, в храме святом вами совершаемому, где вы о них приносите умилостивительную жертву пред Господа в Божественной евхаристии”.

„И что вы скажете в ответ в день страшного суда Божия за погибель паствы Вашей, когда вы, со своей стороны, не употребляете никаких мер для их обращения и спасения?”

Тронутый до глубины сердца справедливым словом о. Назария, священник ответил: помогите мне, старец, и наставьте, я буду стараться исполнять ваши советы.

Отец Назарий говорит: “теперь же, батюшка, пойдем в храм Божий. Велите благовестить ко всенощной и причетникам приготовиться к отправлению всенощного Богослужения; а мы с о. Иларионом вам помогать будем”.

Заблаговестили ко всенощной и началось служение. Действительно вначале никого не было в храме; потом собралось человек до десяти стариков и старушек. Шестопсалмие прочел о. Назарий, а кафизмы – о. Иларион. По прочтении Евангелия, вынесено оно было на средину церкви. О. Назарий пошел прикладываться с о. Иларионом, но предстоящие, по непривычке, не шли прикладываться. Старец подошел к ним и растолковал им о пользе освящения чрез поклонение здесь святому Евангелию – и старички и старушки пошли, приложились и благодарили. О. Назарий поговорил с ними и советовал, чтобы они и домашним и соседям сказали, как полезно быть в церковном Богослужении и освящаться поклонением и целованием св. Евангелия и прочей церковной святыни.

По 6-й песни о. Назарий прочитал пролог, некоторые старики успели сходить и позвать домашних своих в церковь, так что человек до 80 собралось молящихся. При выходе из церкви старец поговорил с прихожанами о необходимости и пользе молиться в храме Божием.

На утро священник совершил божественную литургию, и о. Назарий в обычное время читал по книге поучение, народу к обедне собралось несколько более, чем ко всенощной. Отдохнувши после обеда, старец видит, что на погосте собирается вокруг церкви много народа, и священник объяснил, что во все праздничные дни сходится народ для своего веселия. „Пойдем и мы – говорит о. Назарий священнику – возьмите четь-минею”. Выбрав близ церкви удобное место, они сели и старец заставил священника читать вслух житие воспоминаемого в тот день святого. Старики обрадовались, увидя о. Назария, вчера познакомившегося с ними, и подошли первые; он уговорил их сесть и послушать жития Святых. Изредка останавливал чтение и говорил от себя в наставление. Число слушателей умножалось, и о. Назарий радовался от всего сердца возбуждаемому в православных желанию слушать духовную беседу.

На другой день следовал праздник Тихвинской иконы Божией Матери, и священник, по совету старца, служил и всенощную, и литургию, как и во все последующие праздники. Прихожане видимо оказывали расположение свое к молитве, умножаясь день от дня числом при Богослужении церковном.

О. Назарий, по убеждению священника, прожил более двух недель, не упуская ни одного случая беседовать и наставлять истинному христианскому благочестию как крестьян оного селения, так и приходивших к старцу из соседних мест пользоваться его наставлениями – и все сердечно полюбили его. Священник, сделавшись сыном его духовным, со всем усердием исполнял наставления о. Назария и видел в нем орудие, Богом посланное как для его спасения, так и для его паствы.

Старец, простясь со священником и с полюбившими его прихожанами, отправился в путь по тракту к станицам Черноморских казаков; обошед похваленные ему места, не нашел в них по духу своему покойного; да и нравы обывателей не понравились ему. Немедля отправился он в обратный путь, с намерением водвориться в Саровской пустыне, где положено им и начало монашеского его жития.

На обратном пути он непременно желал навестить сына своего духовного; и так случилось, что о. Назарий приехал в селение в самый благовест к обедне в воскресный день.

Народ, собравшийся во множестве у церкви, увидел приехавшего старца и едва не на руках из повозки принёс его в церковь. Священник, обрадованный его приездом, совершал уже проскомидию. Со слезами старец благодарил Господа о таком благодатном изменении, заметив, что церковь полна народом.

Народ с благоговением теснился около старца принять его благословение, а священник, совершив божественную литургию и обнимая старца, указал ему на радость свою и его, и говорил предстоящим, что такое многочисленное собрание – плод молитв о. Назария. Святая церковь не вмещала уже множество народа и паперть наполнена была молящимися.

Проведя некоторое время в том селении, о. Назарий и пастыря и паству просил продолжать и растить доброе начало благочестивым исполнением своих обязанностей, собрался в путь, провожаемый со слезами священником и всеми его прихожанами, сошедшимися проводить своего старца, отца и благодетеля (так стали звать его прихожане). Они проводили его за несколько верст от селения, а священник остался в переписке с о. Назарием до кончины его, пользуясь его наставлениями.

Прибыв в Саров, по любви к безмолвию, он устроил себе в лесу, при речке Саровке, недалеко от обители, пустынную келлию. Когда позволяли силы, то, по сказанию ученика его, любил он в ночное время ходить по лесу и на память совершать молитвословие дванадесяти псалмов и возвращался с восхождением солнца в келлию свою. Не раз случалось ему в ночное время в дремучем лесу встречаться с медведями, но никогда они не нападали на него; он безбоязненно ходил, предаваясь всегда в волю Господа своего.

Многие отшельники и уединенно живущие приходили к нему поверять свои помыслы и свое житие, аще от Бога суть. Наставления опытного в духовной жизни старца они принимали как глагол Божий. В Тамбовской и Нижегородской епархиях образовалось, под его руководством и при его наставлениях много женских общежитий, которые составились из лиц, пожелавших проводить житие целомудренное и богоугодное. Он назидал братию не только примером и поучительным словом, но и своими душеспасительными посланиями. В них высказывается характер его духовной жизни.

“Я не знаю как вы – писал он к одной инокине – а я себя так чувствую, что пред всеми я должен и всем виноват: можно ли после сего на кого оскорбиться? и трех и четырех любим очень – какая это малость, безделица! Лучше всех на свете любить, У меня любезная простота; всем отверзты сердечныя врата; а хотя кто мне и не рад, да я ему рад. Я три года не знал скорби и столь навык посту, неизглаголанному удручению плоти, что, думал, в том вся добродетель. Как пришли ко мне три сестрицы: уныние, скука, печаль: тут-то познал их и не знал, как угостить, и изнемог; потом научился, говоря: гостьи мои дорогие! милости прошу, пожалуйте, я вас угощу. Вот зажгу свечку; помолимся, поплачем, попоем, и возопием: Боже, милостив буди мне грешному! Создавый мя, Господи, помилуй; без числа согреших, Господи, прости мя! како воззрю к Твоей благости? Кое положу начало исповедания? Владычица Богородица! помяни раба Твоего. Гостьи мои бегом; а я говорю: матушки, погостите! Нет уже и не догонишь!”

Старец Назарий часто упражнялся в умной молитве.

„Помолимся духом, помолимся и умом – писал он к той же инокине. Взойдите-ка в слова Апостола Павла: хощу рещи лучше пять слов умом, нежели тысячу языком (1Кор.14:15, 19.) Изобразить не могу, сколько мы счастливы, что сии пять слов удостоилися говорить; что за радость! Господи Иисусе Христе, помилуй мя грешного. Вообразите-ка: Господи, кого я называю? Создателя, Творца всего, Кого вся небесные силы трепещут. Иисусе Христе, Сыне Божий! Ты ради меня кровь Свою излиял, спас меня, сошел на землю... Ум и сердце собрать во едино, глаза закрыть, мысленные очи возвести ко Господу... О сладчайший и дражайший Господи, Иисусе Христе Сыне Божий!” Так просто о. Назарий возбуждал простые сердца к подвигу молитвенному и в любовь Божию.

Пять лет пробыл о. Назарий в Саровской пустыни и скончался 23-го Февраля 1809 года, семидесяти двух лет от рождения.

Сей старец, игумен Назарий, от юности хранитель девства и целомудрия, был одарён от Бога обильным духовным рассуждением. Братию и всякого к нему приходившего поучал он и с ревностию и с удивительным благоразумием, а особливо – смирению, кротости и послушанию. К согрешающим без пренебрежения оказывал любовь, снисхождение и желание спасения, всячески стараясь искоренить в них страсти, а паче – гордость и отчаяние. Был кроток, смирен, и сердце его пылало любовью к Богу так, что ни в какое время не переставал творить умную молитву, всегда перебирая с нею в своих руках четки. Кроме помещённых выше обширных наставлений, вот ещё некоторые краткие его изречения – памятник духовной опытности и мудрости:

1) Святое послушание проходить с отвержением своея воли.

2) Иметь чистую и откровенную совесть.

3) Усердную молитву возносить со смирением, с трезвением и с памятью о смерти.

4) Дело в руках, молитву на устах, очи в слезах и весь ум в богомыслии иметь.

5) Без благословения ниже у кого брать, или куда пойти, или какую добродетель начинать делать. Где будет благословение, тамо благодать Божия, очищающая, укрепляющая и соединяющая с самим Богом. А где нет благословения, тамо – гнев Божий, тамо – помрачение, неустроение и от Бога отлучение.

6) Хранить душевное и телесное безмолвие.

7) О себе рассуждать и себя осуждать, т. е. свои дела, слова и помышления.

8) Любить нищету и нестяжание, яко многоценное сокровище.

9) Бесчестие за честь, хулу за хвалу, обиду за награждение, всякое искушение и злострадание почитать за превосходнейшее воздаяние.

Творяй сия не подвижется во век.

Совлецыся своея воли, яко срамныя одежды; смирение – ограждение, терпение – подтверждение, любовь – покров. А где любовь, тамо Бог, тамо и вся благая по писанному: Любящему Бога вся поспешествуют во благое. Пребываяй в любви, в Бозе пребывает и Бог в нем пребывает. Любовь покрывает множество грехов. Аминь.

4) Иннокентий. Он родился в Олонецкой губернии в деревне Рижкалицы, что на правом берегу реки Олонки, в Туксинском приходе, от честных и зажиточных поселян, по прозванию Моруевых. В отроческом еще возрасте он возжелал иноческого жития, и в 1765 году вступил в Валаамский монастырь, который в то время был еще очень неустроен и малолюден. Через семь лет, а именно в 1772 году, он пострижен в монашество игуменом Ефремом. Его добродетели и способности по хозяйственной части сделались известны Александро-Невской лавре, и тамошнее начальство вызвало отца Иннокентия на должность ключника Лавры. От него узнал преосвященный митрополит Гавриил о причинах нестроения Валаамской обители, и, определяя в 1782 году для восстановления монастыря старца Назария, святитель назначил ему в помощника и казначея отца Иннокентия, посвятив последнего тогда же в иеродиакона и иеромонаха. Будучи казначеем, о. Иннокентий по-прежнему отличался смирением и ревностною жизнию. На своих плечах носил он кирпич на строющееся здание монастыря, трудился на рыбных ловлях и, притом, неупустительно бывал при всех монастырских церковных службах. 13-го июля 1801 года преосвященный Амвросий, митрополит Новгородский, возвел Иннокентия в сан игумена Валаамского монастыря.

Вступив в должность настоятеля, он продолжал свою подвижническую жизнь, подавал пример собою всему братству и твёрдо соблюдал правила общежития. Сохраняя таким образом ненарушимо прекрасное внутреннее устройство, сообщенное монастырю блаженным старцем Назарием, отец Иннокентий неутомимо заботился и об улучшении внешнего быта умножавшегося братства. И Валаамская обитель, после старца Назария, во всех отношениях цветущим состоянием своим большею частию обязана, при помощи Божией, его трудам, усердию и дарованиям. Разнообразные труды, понесенные о. игуменом Иннокентием для пользы святой обители, в качестве монастырскаго брата, казначея и игумена, ослабили при старости его телесные силы. Слабость здоровья останавливала его в прохождении его должности: почему старец просил отставки. Министр духовных дел и народного просвещения князь А. Н. Голицин докладывал Государю Императору о желании старца. Государь, изъявляя сожаление, что здоровье игумена Иннокентия не дозволяет ему долее продолжать службу, соизволил на удовлетворение его просьбы. Об этом дано было знать братии чрез Духовную Консисторию для избрания способнейшего и достойнейшего из среды их в настоятели. Тогда единодушно всею братиею избран был о. казначей Ионафан. 5 октября 1823 года последовал указ о. Иннокентию о сдаче монастыря вновь избранному настоятелю.

По сдаче монастыря, о. Иннокентий оставлен был на покое в Валаамской обители. За долговременную и усердную его службу, по Высочайшему повелению, согласно представлению высокопреосвященного митрополита, ему назначен был по смерть в пенсион полный оклад настоятельского жалованья, положеннаго по штату 600 руб. ассиг. ежегодно.

Последние дни своей многотрудной жизни старец посвятил на окончательное устройство восстановленных его попечением двух обителей: Андрусовской и Сяндемской. Не удерживала и болезнь деятельного старца в его заботах об устройстве пустынь: в сентябре месяце 1828 года он, больной, по делам их прибыл в г. Петрозаводск и здесь, 90 лет, 22 числа сентября свершил своё земное течение, предав дух свой Господу. Во время болезни его посещал преосвященный Игнатий, епископ Олонецкий, и старец два раза просил владыку доставить его тело на Валаам. Преосвященный Игнатий, уважая редкия добродетели усопшего, почтил память его исполнением последнего его желания: исходатайствовал дозволение погребсти тело его на Валааме и благословил, на пути туда, у каждой встречавшейся церкви останавливаться и совершать литии, а в Сяндемской пустыни внести тело в тамошний Успенский собор, воздвигнутый почившим. В это время, много лет почти безмолвная, пустынь была полна сотнями народа всякого звания; не только окрестные жители, но и от далёких мест приходили поклониться останкам достойно почитаемого старца. До сих пор не только на Валааме, но и во многих дальных краях русской земли с благоговением воспоминают душеспасительные наставления о. Иннокентия, строгие правила его жизни, младенческую простоту его сердца, евангельскую ко всякому любовь⁸⁹.

5) Ионафан. Он умер чрез два года по кончине о. Иннокентия, 22 января 1830 года. Он происходил из ремесленников г. С. Петербурга; поступил в Валаамский монастырь при о. Назарие и им пострижен в монашество в 1792 году, проходил послушание в поварне, звонаря и пономаря; посвящен в иеродиакона в 1793 году и во иеромонаха в 1794 г., потом был голосовщиком, ризничим и книгохранителем; при должности казначея он продолжал исправлять обязанности и уставщика на клиросе. Доброго характера, тихий, приветливый, о. Ионафан много потерпел скорбей от лиц, находившихся в монастыре под надзором. Число этих лиц доходило при нем до 14 человек; между ними были люди и вольного духа, и буйного нрава, и повреждённые в вере. Составляя особое общество среди монастырского братства, закоснелые во зле, они разливали свой яд в сонме братий и нарушили святую тишину монастырской жизни. Скорби о. Ионафана прекратила печальная кончина. В уважение отлично честного поведения его (как сказано в указе Духовной Консистории), и ревностнейшего должности своей прохождения, архипастырем благословлено ему было употреблять при священнослужении палицу.

6) Варлаам. Он избран был в настоятели по смерти о. Ионафана из Валаамской братии (1830–1838). Он был родом из московских купцов. Почувствовав влечение к монашеской жизни, еще в молодых латах он оставил, по слову Спасителя, дом, родителей, имение и вся красная мира сего, и удалился на Валаам, коим управлял тогда опытный в духовной жизни старец Назарий. Под его-то руководством возмужал и окреп в подвигах иноческой жизни пустыннолюбивый о. Варлаам. Постепенно проходил он монастырския послушания. „В бытность мою в поварне, молитва кипела во мне, как пища в котле”, говаривал он, воспоминая о пользе послушания. В 1798 году он пострижен в монашество, в 1801 году посвящен в иеродиакона и в 1805 году во иеромонаха. В сане иеродиакона и иеромонаха совершал божественную службу в скиту в то время, как там пребывали приснопамятные старцы Феодор и Леонид. Сожитие и собеседование с ними принесло не малую пользу Варлааму, как сам он сознавался впоследствии. Лишь ревность о благе родной обители, наветуемой смущениями от людей, приходивших в нее „не ради Иисуса”, понудила безмолвнолюбивого Варлаама согласиться поднять на свои рамена, неудобоносимое для подобных ему любителей безмолвия, бремя начальства. Но здесь постигли его, попущением Божиим, разные искушения: правдивость его не всем нравилась: находили ее слишком резкою, а искусством применяться к обстоятельствам он не владел, и потому должен был устраниться не только от начальства, но и от любимой им обители: его перевели в скит Оптиной пустыни для купножития со старцем иеросхимонахом о. Леонидом, с которым, за несколько до того лет, он сблизился ещё в скиту Валаамском. Так встречи наши с людьми Божиими никогда не бывают случайны.

Перейдя в Оптину пустынь, о. Варлаам продолжал прежнюю подвижническую жизнь; все имущество бывшего игумена, перевезённое с ним, состояло из нагольного тулупа и жесткой подушки. Во время, посвященное отдыху, он любил уединяться в лес, окружающий скит, и там, любуясь в безмолвии красотою матери-природы, „от твари познавал Творца” – по его выражению. Прогуливаясь же с молитвенною целью, любил быть наедине. „Возьмите меня с собою, батюшка”, сказал один из скитской братии, видя о. Варлаама, идущего в лес. – „Хорошо – отвечал старец – пойдем, только с условием: ходить молча!” Встречаясь с поселянами, любил вступать с ними в разговор и признавался, что нередко находил высокое утешение в их простых ответах на самые духовные вопросы. Имея, по слову св. Исаака Сирина, сердце растворённое жалостию ко всякой твари, при виде страданий, не только человеческих, но и животных, проливал обильные слёзы; ибо несмотря на свой внешний вид как будто суровый, был прост и добр, как Евангельское дитя. Сложения был крепкого, украшен сединами; стан имел согбенный, главу поникшую к персям, глаза тусклые и присно слезящие. Держась же уединения и крайнего молчания, по слову, слышанному преп. Арсением: „всех люби и всех бегай”, со всеми был всегда миролюбив; беседа его была отрывистая, краткая и речь лаконическая, от желания краткими словами выразить многое и сократить беседу. „Замечательно – говорил нередко о. Варлаам – что два помысла постоянно борют человека: или осуждение других за умаление (подвигов), или возношение при собственных исправлениях”. Сие одно показывает, как высоко было духовное устроение старца; ибо, по свидетельству отцев, такие помыслы могут быть лишь у истинных подвижников. И точно, его нестяжание, простота, смиренномудрие были поучительны и трогательны. Он жил на пасеке, келлии никогда не замыкал и вовсе о ней не заботился; она была завалена стружками, дощечками, которые старец собирал в лесу, и возле скита для подтопки печи и поделок. Когда однажды воры, забравшись на пасеку, обобрали келлии, расположенныя в одном с ним корпусе (братия в то время были на церковной службе): „Батюшка – сказал старцу сожительствовавший с ним брат – воры обокрали вас!” – „Щепки-то, что ль? – отвечал, улыбаясь, старец – я ещё натаскаю”. И точно, воры, ища чего-либо в „игуменской келлии”, внимательно разбирали ящик за ящиком, наполненные щепою и опилками досок и стружками, наклали целый ворох их по среди келлии, и довольно потрудившись, ушли из келлии, не найдя ничего, но взяв тулуп, единственную одежду, сверх той, которая была на старце.

Старец, окружённый всеобщею любовию и заботливостию, от которых, по смиренномудрию, всемерно уклонялся, хотя и скоро свыкся с новым мостом своего уединения, но не мог до конца дней своих забыть любимого Валаама – этого русского Афона, по замечанию самих Афонцев, по единственному в своём роде удобству для всех трёх родов монашеской жизни: общежительной, среднего, скитского пути и безмолвного пребывания наедине в пустыньках. „Хорошо, нечего сказать, хорошо и у вас – говорил пустыннолюбивый старец, – а все не то, что на Валааме: там, возьмешь, бывало, краюшку хлеба за пазуху, и хоть три дня оставайся в лесу: ни дикого зверя, ни злого человека, Бог да ты, ты да Бог” – „А от бесовских-то страхований, батюшка, как спасались?” – „Ну да от них-то и в келии не уйдешь, если не тем путем пойдешь!” отвечал старец. „Впрочем, прибавил он: пути спасения различны”: „ов спасается сице; ты же, по слову св. Исаака, общим путем входи на восхождение духовного пира”, давая разуметь, что всякому духовному возрасту прилична своя пища и что безмолвие для непобедивших страсти бывает причиною высокоумия, а не спасения. О. Варлаам поведал о себе, что он, живя в Валаамском скиту, одновременно с приснопамятными старцами Феодором Молдавским и Леонидом, недоумевал, как сии старцы, проводя целые дни в молве и житейском попечении от множества приходящих к ним пользы ради и советов духовных, пребывали несмущёнными. И обратился однажды к старцу Феодору с такими словами: „Батюшка, я блазнюсь на вас, как это вы по целым дням пребываете в молве и беседах со внешними, каково есть дело сие?” – „Экой ты, братец, чудак! да я за любовь к брату два дня пробеседую с ним, о яже на пользу душевную, и пребуду несмущённым”, отвечал старец. Из этого ответа, известного уже своими подвигами и благодатными дарованиями старца, о. Варлаам вразумился навсегда познавать различие путей „смотрительных от общих”⁹⁰; и впоследствии внушал о сем и другим. Уклоняясь по смирению от учительства, в случаях обыкновенных, он с радостию и готовностию спешил на помощь смущённому чем-либо брату, и беседа его действовала всегда успокоительно. Старец до самой блаженной кончины отправлял чреду богослужения в скиту и соборне в обители. В год кончины, накануне Рождества Христова, ещё был у бдения в монастыре, готовился на соборное служение и выходил на величание; но внезапно почувствовал сильное ослабление (вследствие простуды), тотчас отвезен был в скит, потом особорован, приобщен св. Таин, и после сего земной пищи и лекарства уже не принимал и мирно отошел ко Господу 26 числа, на другой день праздника, в 12 часов ночи; 27 совершено соборное погребение.

Памятником его подвижнической жизни, как выше было замечено, остается в скиту, на пасеке, за прудом, уединённая беседка (род келлии), сколоченная им самим из досок, где безмолвный старец – „тщася худшее покорити лучшему, и плоть поработити духу” – проводил без сна летние ночи в уединённой молитве, и в крайнем утомлении принимал краткий отдых, сидя на малой лавице, в той же келейце устроенной. На стенке и до днесь висят медные складни со св. изображениями – свидетелями тайных воздыханий и обильных слёз, которые обличали лишь веки глаз его, опухшия и лишенные ресниц.

Из иноков этого времени оставили по себе память:

7) Иеросхимонах Никон. Он происходил из мещан города Арзамаса; в монашество пострижен 1783 года отцом Назарием, 1785 г. посвящен в иеродиакона и чрез четыре дня в иеромонаха; принял схиму в 1805 г. В сане иеромонаха он шестнадцать лет трудился в печении просфор и исправлял, притом, чреду священнослужения. Много лет подвизался в пещере, с большими трудами изрытой в монастырской горе. Суровая и мрачная эта пещера была жилищем змей, которых сожительство не тревожило смиренного старца. С удивлением взирал на жизнь пещерника преосвященный митрополит Михаил, посетив старца в его вертепе. 6 августа 1822 года подвижник почил от трудов своих.

8) Схимонах Николай: он был первоначально келейником у отца Назария. Научившись от него высокой жизни, он много лет подвизался сам в тесной пустынной келлии, имевшей пространства не более квадратной сажени; в этом уединении удостоили старца посещаем Император Александр Благословенный и преосвященный митрополит Михаил. – Жизнь его протекла в трудах и непрестанной молитве. Он скончался 6 января 1828 года. Недалеко от места его подвигов под сению креста почивает многотрудное его тело. Над могилою его, как памятник, стоит деревянный гроб и крест.

9) Благочинный иеромонах Дамаскин. Он происходил из дворовых людей; в 1789 году пострижен игуменом Назарием в монашество; того же года посвящен в иеродиакона и в 1793 году – во иеромонаха. В 1800-году был определен строителем в Коневскую обитель и по желанию снова возвращён в Валаам. С 1806 года до кончины исправлял должность благочинного над монастырями: Валаамским, Коневским, Введенско-Островским и Андрусовской пустынею; кроме того, проходил должность ризничего и, по словесному приказанию преосвященного Амвросия, митрополита Новгородского и С.-Петербургского, должность письмоводителя.

Одно исчисление должностей, лежавших на о. Дамаскине, показывает его неутомимую деятельность. Старец не знал праздности, этого корня всех пороков, целый день трудился он то по письменной части, то занимаясь шитьем пелен из маленьких шелковых лоскуточков, не пропуская притом ни одной церковной службы. Будучи подчинённым настоятелю, как сын обители, и вместе с тем будучи начальственным лицом, как благочинный, о. Дамаскин умел сохранить должное отношение к о. игумену. Никогда не происходило между ними никаких неприятных столкновений. 23 мая 1825 года, 70 лет от роду скончался о. Дамаскин, и по его кончине не было уже человека в обители, который мог бы нести труды всех лежавших на старце обязанностей, как то объяснил тогда на запрос начальства о. игумен Ионафан.

10) Казначей иеромонах Арсений, родом был из Орловских купцов; в монашество пострижен о. Иннокентием в 1802 году; посвящен во иеродиакона в 1804 и во иеромонаха в 1807 году. Трудясь первоначально в общих послушаниях, он проходил потом должности келлиарха и эконома и с 1823 года должность казначея, занимаясь, притом, исправлением священнослужения и обязанностей голосовщика. В должности казначея о. Арсений был деятельным помощником о. игумена Ионафана и потом о. Варлаама; постоянно ревновал о благе обители и своими трудами приобрел для неё до 200 тыс. руб. ассиг. Неустройства монастыря при о. игумене Вениамине побудили о. Арсения сперва отказаться от должности, а потом оставить и самую обитель: в 1839 году он отправился на Афон. С именем Антония в тамошнем монастыре св. великомученика Пантелеймона принял схиму.

В удалении от духовной родины, среди разнообразных лишений, старец всегда благодарил Господа, что сподобился, по Его благости, пострадать за правду. Кончина его последовала в 1853 г.