Глава III. Разделение российской православной диаспоры в 1917‒1920-х годах, каноничность и историческая оправданность создания РПЦЗ

Первой по хронологии из частных спорных тем является история формирования российской православной диаспоры в 1917‒1920-х годах и ее болезненное разделение на четыре части: зарубежные приходы Московского Патриархата, Русскую Православную Церковь за границей, Западноевропейский экзархат и Американскую митрополию. А также неразрывно связанный с этим вопрос о каноничности и исторической оправданности создания РПЦЗ. Большую часть XX века представители каждой из этих четырех частей доказывали правильность своей позиции и критиковали действия остальных.

Решение о продолжении деятельности за границей Временное Высшее Церковное Управление (ВВЦУ) приняло 19 ноября на своем первом заседании за пределами России. Оно состоялось в константинопольском порту, на пароходе «Великий князь Александр Михайлович», в нем участвовали митрополиты Антоний (Храповицкий), Платон (Рождественский), архиепископ Феофан (Быстрое) и епископ Вениамин (Федченков). Как следует из показаний на допросе в ГПУ 30 января 1923 года Патриарха Тихона, митрополит Антоний (Храповицкий) получил согласие на деятельность ВВЦУ за границей и от Первосвятителя Российской Церкви. На этом заседании было также подтверждено постановление ВВЦУ от 15 октября 1920 года о назначении архиепископа Евлогия (Георгиевского) управляющим русским церквами в Западной Европе, включая Болгарию и Румынию. За собой ВВЦУ оставляло управление русскими приходами в Турции, Греции и Королевстве сербов, хорватов и словенцев.

Архиереи – члены ВВЦУ, принявшие решение о продолжении деятельности Высшего Церковного Управления, находились на канонической территории Константинопольского Патриархата, поэтому они вступили в переговоры с Местоблюстителем Патриаршего Престола, митрополитом Досифеем, о правомерном устроении статуса своего учреждения. Немаловажно, что участники заседания постановили оповестить о своих решениях Патриарха Московского и всея России Тихона.⁶⁶⁸ В результате переговоров Местоблюстителем был издан указ № 9084 от 2 декабря 1920 года об учреждении Эпитропии (Временного Высшего Русского Церковного Управления за границей) под председательством митрополита Антония в каноническом ведении Константинопольской Патриархии, которая сохраняла за собой все судебные прерогативы. Данный указ предоставлял русским архиереям определенные полномочия для регулирования церковных дел эмигрантов в области своей юрисдикции. Высшее Церковное Управление информировало Вселенскую Патриархию о своей деятельности в течение всего периода пребывания в Константинополе.

Однако уже вскоре каноничность новообразованного учреждения была поставлена под сомнение. Попробуем кратко перечислить важнейшие события 1920-х – начала 1930-х гг., которые в результате привели к образованию четырех ветвей Русской Православной Церкви за рубежом.

7/20 ноября 1920 года. Указ № 362 Патриарха Тихона, Священного Синода и Высшего Церковного Совета о создании церковных управлений (автономных митрополичьих округов) под руководством старшего иерарха на территориях, оторванных от центрального церковного управления, послуживший каноническим основанием для создания РПЦЗ.

20 ноября/3 декабря 1921 года. Послание I Всезарубежного Собора «Чадам Русской Православной Церкви, в рассеянии и изгнании сущим», имевшее политическую окраску и выражавшее надежду на восстановление в России правления представителя Дома Романовых. А также «Послание Мировой конференции» – обращение к участникам Генуэзской конференции с призывом к военной интервенции против большевиков.

22 апреля/5 мая 1922 года. Указ № 348 / 349 Патриарха Тихона и соединенного присутствия Священного Синода и Высшего Церковного Совета об упразднении Карловацкого Высшего Церковного Управления (с сохранением управления митрополитов Евлогия и Платона). 2 сентября 1922 года. Второй Архиерейский Собор формально исполнил волю Патриарха Тихона, распустив Высшее Русское Церковное управление, но учредил Временный Заграничный Архиерейский Синод и постановил созвать Русский Всезаграничный Церковный Собор.

31 мая‒1 июня 1923 года. Третий Архиерейский Собор отверг проект реорганизации церковного управления, составленный митрополитом Евлогием. Постановление о единстве с Московской Патриархией.

8 апреля 1924 года. Патриарх Тихон и Священный Синод поставили вопрос о каноничности Архиерейского Синода и митрополита Антония.

Апрель 1924 года. Детройтский Собор в США принял автокефалию.

3 октября 1924 года. Четвертый Архиерейский Собор упразднил автономный статус Западно-Европейской архиепископии (но оставил решение до принятия Патриархом Тихоном). Митрополит Евлогий покинул зал заседаний.

Июнь 1926 года. Архиерейский Собор в Сремских Карловцах. Разрыв Архиерейского Синода с митрополитами Евлогием и Платоном.

26 января 1927 года. Архиерейский Синод запретил митрополита Евлогия в священнослужении и постановил предать его суду епископов.

4 февраля 1927 года. В «Обращении к духовенству и прихожанам» митрополит Евлогий оповестил свою епархию о независимости Западноевропейской митрополии.

14 июля 1927 года. Указ митрополита Сергия и Временного Священного Синода в поддержку митрополита Евлогия: изменение, под давлением органов советской власти, первоначально нейтральной позиции, выраженной в письмах к архиепископу Феофану (Быстрову) и епископу Серафиму (Соболеву).

9 мая 1928 года. Постановление Временного Патриаршего Синода в Москве за № 104 (указ владыке Евлогию): Архиерейский Собор и Синод в Сремских Карловцах упраздняются; каноническим признается только управление русскими церквами в Западной Европе Преосвященным митрополитом Евлогием.

10 июня 1930 года. Митрополит Сергий подписал Постановление об увольнении митрополита Евлогия от должности Управляющего русскими церквами в Западной Европе за организацию молений в защиту Русской Церкви.

21 июля 1930 года. Письмо митрополита Евлогия митрополиту Сергию с отказом подчиниться увольнению и с сообщением о разрыве административно-канонических отношений с Московской Патриархией.

17 февраля 1931 года. Митрополит Евлогий перешел в юрисдикцию Вселенского (Константинопольского) Патриарха.

30 апреля 1931 года. Московская Патриархия приняла решение о запрещении митрополита Евлогия и его клира в священнослужении.

Май 1933 года. Митрополит Платон отказался дать подписку о лояльности советской власти и объявил Североамериканскую епархию автономной.

7 июня 1933 года. Архиерейский Синод заслушал «Послание Собора русских православных епископов в Северной Америке» от 28 февраля.

Август 1933 года. Московская Патриархия вынесла решение запретить митрополита Платона в священнослужении как «раскольника».

Май 1934 года. Личное примирение митрополитов Антония и Евлогия.

16 октября‒7 ноября 1935 года. Архиерейский Собор в Сремских Карловцах принял «Проект временного управления Русской Церкви за границей». Новый глава Североамериканской епархии митрополит Феофил подписал проект.

31 октября 1935 года. «Совещание четырех» – представителей четырех частей света (Западной Европы, Балкан, Америки и Дальнего Востока), приглашенных Сербским Патриархом Варнавой – последняя, неудачная попытка примирения. Участвовали митрополит Евлогий (Георгиевский), митрополит Феофил (Пашковский), митрополит Анастасий (Грибановский) и епископ Хайларский Димитрий (Вознесенский). Объединение состоялось только в отношении Америки.

Декабрь 1935‒март 1936. Переписка между владыками Антонием и Евлогием по поводу достигнутого примирения, обусловленного уходом последнего от Вселенского Патриарха. Письмо Евлогия Вселенскому Патриарху о нежелании выхода из его юрисдикции.

5 октября 1937 года. На Соборе Североамериканской епархии утверждено церковное объединение (с приходами РПЦЗ в Северной Америке).

Подробную характеристику ветвей Русской Зарубежной Церкви впервые в отечественной историографии дал в своей книге М.В. Назаров.⁶⁶⁹ Как отмечает исследователь, «причин зарубежного церковного раскола оказалось несколько, и говорить о них можно на разных уровнях: церковно-политическом, идеологическом, богословском. Разногласия возникли в вопросах об отношении к советской власти, к возглавлению Церкви в России, к духу западных демократий, к взаимоотношению между русским патриотизмом и Православием, к возможности и уместности тех или иных реформ в богословии... Напомним лишь получившийся результат: три разных юрисдикции зарубежного Православия и их отношение к главному, историософскому, опыту русской эмиграции».⁶⁷⁰

Исследователь церковных расколов А.К. Погасий в своей книге⁶⁷¹ пишет: «В чистом виде канонические разделения можно наблюдать, например, в Русской Православной Церкви 20‒90-х годов XX в., когда, оставаясь в рамках православных догматов, от Московского патриархата отделились Истинно Православная, Польская Православная, Украинская Православная (Киевский патриархат), Украинская Автокефальная Православная, Эстонская Православная, Зарубежная Русская Православная Церкви».⁶⁷²

Исследователь отмечает геополитические причины церковных расколов начала XX века: изменение социального строя, враждебное отношение властей к религиозному мировоззрению, целенаправленная деятельность государства по организации и проведению расколов в российском христианстве, гражданская война, сепаратистские тенденции в национальных автономиях, вынужденная эмиграция клира и верующих. «Наиболее значимые для религиозной жизни страны стали расколы в Русской Православной Церкви 20‒40-х годов. Геополитические и социальные процессы в стране вынудили одну часть церкви уйти в подполье, другую – за рубеж, третья часть признала советскую власть, а четвертая составила ей легальную оппозицию».⁶⁷³ Но предпосылки религиозных разделений, замечает далее автор, коренились внутри самой Церкви: это отсутствие духовной свободы в условиях государственной религии, невежественность и косность духовенства, разочарование людей в официальной Церкви, которая не могла удовлетворить духовные нужды верующих.

Как считает автор, по своей организационно-богослужебной сути эти расколы носят чисто канонический характер: христианская догматика всех отколовшихся частей Церкви осталась неизменной; расхождения касались канонической подчиненности и церковной дисциплины.⁶⁷⁴

Одним из важных фактов расколов начала XX века является их незавершенность, полагает исследователь. Политическая и военная победа советской власти, полное подчинение Церкви государству, насильственное преодоление националистического и церковного сепаратизма принесли только внешние результаты: Русская Православная Церковь Московского Патриархата осталась единой. А вот Православная Российская Церковь (как она называлась до революции) продолжала быть в расколе: весь период существования советской власти действовали Катакомбная Церковь и Русская Православная Церковь за границей, «не признававшие РПЦ МП и считавшие ее неканоничной и потому безблагодатной».⁶⁷⁵

Русская Православная Церковь за границей «основой своего существования считает постановление Патриарха, Св. Синода и Высшего Церковного Совета от 7/20 ноября 1920 года за № 362, изданное вдогонку Белой армии, уходившей из Крыма, – пишет М.В. Назаров. – До 1926 года Русская Зарубежная Церковь объединяла всю православную эмиграцию; в 1935–1946 гг., в период воссоединения с Американской епархией – 95% всех приходов Зарубежья (около 1000). До 1940-х годов она пользовалась официальным признанием всех Православных Церквей. После войны, в связи с выходом Московской Патриархии на международную арену и под давлением советского правительства, отношения с Русской Зарубежной Церковью заморозили почти все поместные Церкви, за исключением по-прежнему верной Сербской. В ограниченной форме поддерживалось общение с некоторыми Церквами вне коммунистической сферы влияния, например, с Иерусалимским Патриархатом».⁶⁷⁶

Эвакуировавшийся из Словакии в конце войны монастырь преп. Иова Почаевского дал жизнь трем монастырским издательским центрам – в Джорданвилле, Монреале и Мюнхене. Духовная семинария при Свято-Троицком монастыре в Джорданвилле признана в США высшим учебным заведением. Из авторов, имеющих серьезные труды, исследователь называет митр. Антония (Храповицкого), митрополита Анастасия (Грибановского), архиепископа Феофана (Быстрова), архимандрита Константина (Зайцева), архиепископа Серафима (Соболева), иеромонаха Серафима (Роуза), епископа Григория (Граббе) и др. С благословения Русской Зарубежной Церкви существует Высший монархический совет, созданный в 1921 г. на общеэмигрантском монархическом съезде в Рейхенгалле (Бавария) как политический орган русской эмиграции по вопросам восстановления православной монархии в России.⁶⁷⁷

Вторая ветвь – Западно-Европейская Православная Архиепископия, которая до 1926 года была епархией Русской Зарубежной Церкви. Под влиянием реформаторско-экуменических кругов и по инициативе своего основателя митр. Евлогия (Георгиевского), после многих перемен статуса и названий она оказалась в подчинении Константинопольского (Вселенского) Патриарха. Таким образом, ее каноническая связь с Русской Церковью прекратилась. Митр. Евлогий выразил это в следующих словах: «Основная линия моей церковно-административной деятельности, которой я неуклонно следовал с первого же общеэмигрантского церковного съезда в 1921 г., была последовательно и строго проводимая аполитичность. В деле церковном мы должны были временно умереть в политико-национальном отношении...».⁶⁷⁸ Эта ветвь эмигрантского Православия имеет около 50 приходов (большей частью франкоязычных), куда входят примерно 30 000 прихожан. «Но ее культурное и философское влияние на эмиграцию оказалось непропорционально велико по сравнению с количественными размерами», – отмечает исследователь.⁶⁷⁹

В лоне этой «парижской» юрисдикции в 1920-е годы был создан Богословский институт преп. Сергия, Русское студенческое христианское движение (РСХД), Религиозно-философская академия (создана под руководством Н.А. Бердяева в 1922 г. в Берлине, в 1925 г. переехала в Париж), журнал «Путь» и издательство YMCA-Press. С этой юрисдикцией связано творчество известнейших философов, историков Церкви и богословов, таких как протоиерей Н.Н. Афанасьев, Н.А. Бердяев, протоиерей Сергий Булгаков, Б.П. Вышеславцев, П.Н. Евдокимов, Л.А. Зандер, протоиерей Василий Зеньковский, Н.М. Зернов, В.Н. Ильин, А.В. Карташев, епископ Кассиан (Безобразов), архимандрит Киприан (Керн), В.Н. Лосский, К.В. Мочульский, Г.П. Федотов, протоиерей Георгий Флоровский, С.Л. Франк, протоиерей Сергий Четвериков и др.

Интересна точка зрения М.В. Назарова относительно Американской Православной митрополии. Он считает несущественным деление Зарубежного Православия на парижскую и американскую ветви, полагая их лишь разными вехами единого «ассимиляционного процесса». Отчасти это заметно и по религиозно-философскому творчеству эмигрантов: в Св.-Владимирской духовной семинарии, созданной в 1938 году, преподавали Н.С. Арсеньев, Н.О. Лосский, протопресвитер Иоанн Мейендорф, Е.В. Спекторский, Г.П. Федотов, протоиерей Г. Флоровский, протопресвитер Александр Шмеман и другие деятели, которые «отпочковались от парижской школы».⁶⁸⁰

Стремление к самостоятельности Американской Православной Церкви многие исследователи считают закономерным процессом, обусловленным спецификой жизни на континенте. Интересно, что еще в начале XX в. будущий Патриарх Тихон, возглавлявший с 1898 по 1907 год американскую епархию, писал «аргументированные рекомендации о даровании Американской Церкви статуса автономии или даже автокефалии».⁶⁸¹ Этому воспрепятствовал Октябрьский переворот, в том числе наплывом русских эмигрантов, не желавших рвать связь с Россией и затормозивших процесс. Но постепенно ассимиляция брала свое, оказывая влияние и на митр. Платона (Рождественского, 1866‒1934), который возглавлял американскую епархию еще до революции – с 1907 по 1914 год.

Стремление к независимости (при отсутствии условий для ее безупречного канонического обретения) и стало причиной откола Американской митрополии от Зарубежной Церкви, и оба раза это было продиктовано настроениями паствы (Детройтский Собор 1924 г., Кливлендский Собор 1946 г.). При этом М.В. Назаров разделяет точку зрения протоиерея Георгия Бенигсена о том, что окончательный разрыв с Зарубежной Церковью после войны был ускорен, во-первых, иллюзиями о свободе Церкви в СССР (Сталин был разрекламирован в США как союзник, и некоторые приходы «доходили до вывешивания красных флагов в своих храмах»); а во-вторых – дезинформацией о «панегириках», которые якобы Зарубежный Синод слал во время войны Гитлеру.⁶⁸²

Третья ветвь – приходы Московского Патриархата – возникла в результате требования митрополита Сергия (Страгородского) дать подписку о лояльности советской власти. Эти заграничные приходы Московской Патриархии в 1939 году насчитывали во всем мире (помимо Восточной Европы) лишь 4‒5 тысяч человек.

Деятельность этой ветви проходила пассивно, часто в русле советской внешней политики («борьба за мир»), и пользовалась поддержкой советской власти, стремившейся таким способом приручить эмиграцию. Из-за этого авторитет московских приходов в русской эмиграции был невелик. «Но все же не только раболепием объясняется существование этой ветви, – говорит исследователь, – здесь присутствует и «идея общей судьбы» с Россией в виде молитвенной помощи ей, как бы вера в чудо».⁶⁸³ К тому же наиболее известные ее представители – митрополит Антоний (Блюм) в Англии и архиепископ Василий (Кривошеин) в Бельгии – протестовали против преследований верующих в СССР.

Также в основе взглядов приверженцев этой юрисдикции лежит, по мнению некоторых историков (например, не только М.В. Назарова, но и Н. Зернова), неверное понимание богословского принципа подчинения властям. О богословской неверности подобного самооправдания в эмиграции говорилось достаточно. Ведь апостол имел в виду подчинение самому принципу власти, в противоположность анархии; к тому же – когда «начальник есть Божий слуга, тебе на добро» (Рим. 13:4); а об отношении христиан к недостойной власти можно судить по словам Христа об Ироде или святых отцов – о Юлиане Отступнике. В августе 2000 г. даже Архиерейский Собор Русской Православной Церкви Московского Патриархата отказался от прежнего толкования апостольских слов и высказал мнение о том, что христианин не должен повиноваться антихристианской власти.⁶⁸⁴

В заключение М.В. Назаров делает одно очень важное, на наш взгляд, замечание. Он говорит о том, что границы между всеми тремя (т.е., по нашей классификации, четырьмя) ветвями были подвижными. Так, по инициативе зарубежного Синода состоялось его примирение (хотя и краткое) с митр. Евлогием в 1934‒1935 гг. (чему предшествовал длительный переговорный процесс с участием Сербского Патриарха). После смерти в 1934 г. митрополита Платона Американская митрополия воссоединилась с Зарубежной Церковью на период с 1935 по 1946 год. После войны митрополит Евлогий подал прошение на переход своей епархии в подчинение Московской Патриархии; от Американской и Зарубежной Церквей, на волне патриотизма или в результате советского давления, тоже были такие переходы, также случались и возвращения.⁶⁸⁵

Другим важным аспектом является то, что разделения и даже «расколы» не приводили к полной взаимной отчужденности и непримиримости. Подобно историку Марку Раеву (которого цитирует Антуан Нивьер), автор полагает, что чаще всего юрисдикционные конфликты не порождали проблем на уровне приходов. Да и на самом высоком уровне часто наблюдалось стремление к единству. Например, в СанФранциско епископ Василий (Американской Церкви) и архиепископ Антоний (Зарубежной Церкви), хотя и не сослужили, однако не раз вместе молились и благословляли народ. Епископ Василий (Родзянко) пишет, что Православная Церковь в Америке (ПЦА) «нигде и никогда не выносила» решения о неканоничности Русской Зарубежной Церкви (РЗЦ). Ибо «ни один ныне здравствующий иерарх РЗЦ не находится ни под запрещением, ни под судом и никем не лишен сана... Точно так же и Архиерейский Собор РЗЦ нигде и никогда не «отлучил» (не объявил «неправославной» – наравне с римо-католиками) ПЦА... Все решения носили лишь административный характер. Существуют различные богословские мнения на этот счет, но они только мнения, а не канонические экклезиологические решения всей Русской Зарубежной Церкви».⁶⁸⁶

В этих зарубежных разделениях главным критерием истины должен быть экклезиологический, касающийся сути самой Церкви. Тут компромиссы невозможны (полагает М.В. Назаров). Однако и свою правоту можно отстаивать по-разному – с мудростью, либо без нее, усугубляя раздор.

2.1. Полемика среди историков русского церковного зарубежья: свидетельства непосредственных участников

В данном разделе мы рассмотрим несколько основных «точек», вокруг которых развивалась полемика о каноничности РПЦЗ. Важнейшей вехой здесь является известный указ № 362, который издали 20 ноября 1920 года Патриарх Тихон, Священный Синод и Высший Церковный Совет. Но также будет уделено внимание и другим моментам: взаимоотношениям высшей церковной власти за рубежом (в разных ее формах) с Патриархом Тихоном, каноническому признанию ВВЦУ Константинопольской Патриархией, указу № 348/349 и событиям I и II Всезарубежных Соборов, связанных с «расколами» митрополитов Евлогия (Георгиевского) и Платона (Рождественского). Текст указа № 362 совсем небольшой – всего три стандартных страницы, – но споры, сразу развернувшиеся вокруг него и не прекращающиеся до наших дней, занимают многие тома.

Итоговой работой, посвященной непосредственно указу № 362 и его каноническому значению, можно считать статью протоиерея Николая Артемова, напечатанную в «Вестнике Германской епархии» за 2002‒2003 г.⁶⁸⁷ Автор проделал колоссальную работу, представив подробную историю изучения вопроса и разобрав «по пунктам» не только сам указ, но и все основные аргументы «за» и «против», бытовавшие на протяжении XX века в среде исследователей. Но сначала обратимся к «первоисточникам» и хронологически проанализируем труды историков-эмигрантов, а также рассмотрим позиции остальных четырех групп исследователей.

Труды историков-эмигрантов – это, прежде всего, свидетельства непосредственных участников исторического процесса:

Материалы периодической церковной печати (с 1923 г.).

Книга митрополита Евлогия (Георгиевского) «Путь моей жизни: Воспоминания» (1947 г.).

Далее следуют три работы, названные нами «Книжная полемика канонистов»:

Книга протопресвитера Михаила Польского «Каноническое положение высшей церковной власти в СССР и за границей» (1948).

Работа С.В. Троицкого «О неправде карловацкого раскола» (1960) – подробный разбор книги М. Польского.

Труд протопресвитера Георгия (Граббе) «Правда о Русской Церкви на Родине и за рубежом» (1961) – ответ на работу С.В. Троицкого.

А в заключение рассмотрим книгу графа А.А. Соллогуба «Русская Православная Церковь за границей» (1968).

Авторы всех этих исследований представляют группу историков-эмигрантов и являют собой большое разнообразие оценок.

Хронологически полемика началась в зарубежной церковной периодической печати, и продолжалась на ее страницах вплоть до конца XX века. Непосредственные отклики мы можем найти в журналах «Церковные Ведомости», «Церковная жизнь», «Вестник Германской Епархии Русской Православной Церкви за границей» и других.

Так, в журнале «Церковные ведомости» в Определении Собора Архиереев от 18‒31 мая 1923 г. «Об организации Высшей русской заграничной православной церковной власти» написано: «Все находящиеся за пределами России православные епископы (равно и те автономные архиепископии, которые образовались в лимитрофных странах из епархий, входивших в состав Русской Церкви), а также отдельные русские миссии, приходы, храмы, суть неразрывная часть автокефального Московского Патриархата, возглавляемого в настоящее время Святейшим Тихоном, Патриархом Московским и Всея Руси». Исследователь отмечает: «Представляется важным, что в этом Определении еще нет упоминания о том, что Русская Православная Церковь за границей была основана в 1920 г. Патриархом Тихоном [то есть указом № 362] на семь лет раньше, чем Московская Патриархия, основанная узурпацией власти митрополитом Сергием».⁶⁸⁸

В статье Архиепископа Берлинского и Германского Марка «Сила Церкви в единении веры и любви», опубликованной в журнале «Вестник Германской Епархии Русской Православной Церкви за границей», можно заметить изменение взглядов на проблему воссоединения РПЦЗ и РПЦ Московского Патриархата. Трактуя знаменитое Постановление № 362 Патриарха Тихона от 20 ноября 1920 г., епископ Марк пишет: «Согласно этому указу, свободная часть Русской Церкви должна управляться сама до возможности созыва свободного Собора Русской Православной Церкви. Нельзя всерьез считать, что имелось в виду некое механическое подчинение будущей административной единицы, которая сама еще не освободилась бы от следов воздействия тех же богоборцев...».⁶⁸⁹ В этом случае мы видим то, что можно назвать вольным или невольным мифотворчеством, ведь ничего подобного в Постановлении № 362 нет: нет ничего ни о «свободной части Русской Церкви», нет ничего о том, что такая часть «должна управляться сама». Как считает историк, подобное мифотворчество объясняется именно тем, что указ № 362 послужил главным «каноническим» основанием существования РПЦЗ.⁶⁹⁰ В 1947 г. в Париже были опубликованы воспоминания митрополита Евлогия «Путь моей жизни», в России они увидели свет только в 1994-м.⁶⁹¹ Основное внимание в них уделено обоснованию каноничности полномочий митрополита, интересно, что речь не идет об указе № 362: в воспоминаниях приводятся документы, согласно которым митрополит Евлогий получил власть непосредственно от Патриарха Тихона. Говоря об источнике своих церковных полномочий, митр. Евлогий отмечает, что это было не Временное Заграничное Церковное управление, а высшая власть Русской Церкви. Постановление ВРЦУ за границей о полномочиях митр. Евлогия как Управляющего русским церквами в Западной Европе признаны и подтверждены Патриархом. Это было уже после указа 1920 г., но еще до заключения Патриарха Тихона под стражу, что снимает вопрос о какой-либо вынужденности и несвободе его действий.

«Приблизительно в это же время (в мае‒июне 1921 г.) я получил пакет от Петроградского митрополита Вениамина со следующими важными бумагами:

1) основной, важнейший документ – указ Патриарха Тихона на мое имя об утверждении меня в должности архиерея, управляющего Русской Церковью в Западной Европе

2) копия этого указа, адресованная на имя Финляндского архиепископа Серафима, и 3) собственноручное письмо митрополита Вениамина – мне... Разумеется, эти документы совершенно укрепили мое каноническое положение; источником своих церковных полномочий я имел уже не Временное Заграничное Церковное управление, а высшую власть Русской Церкви».⁶⁹²

Большое место митрополит Евлогий уделяет событиям, последовавшим после указа от 22 апреля/5 мая 1922 года № 348/349 Патриарха Тихона и соединенного присутствия Священного Синода и Высшего Церковного Совета об упразднении Карловацкого Высшего Церковного Управления (с сохранением управления митрополитов Евлогия и Платона).

Вот что пишет автор: «По приезде в Карловцы я почувствовал сразу, что здесь за лето настроение изменилось. Сформировалась оппозиция указу Патриарха. Слышались речи о том, что «указ вынужденный – не свободное волеизъявление Патриарха; что его можно не исполнять». Я доложил в заседании Высшего Церковного Управления об указе; секретарь Управления Махараблидзе прочел докладную записку, в которой приведены были доводы, доказывавшие, почему с патриаршим постановлением можно не считаться. Я заявил, что тон взят недопустимый по отношению к главе Русской Православной Церкви и я ухожу... Собрание перешло к голосованию. Резолюция большинства гласила: «Отсрочить выполнение указа впредь до выяснения обстоятельств, при которых он был издан». Я выступил с «особым мнением».

...Тут мне следовало и проявить власть, заявить, что отныне указы Карловацкого Синода для меня силы не имеют, что я исполню волю Патриарха... Но я, ради братского отношения к собратьям-архиереям, закинутым в эмиграцию, во имя любви к митрополиту Антонию, старейшему зарубежному иерарху, с которым меня связывала долголетняя духовная дружба, ради всех этих сердечных, может быть сентиментальных, побуждений... пренебрег Правдой – волей Патриарха. В этом была моя великая ошибка, мой большой грех перед Богом, перед Матерью Русской Церковью и перед Святейшим Патриархом Тихоном, и в этом заключалась главная причина не только моих личных бед, но и источник всех дальнейших нестроений в жизни зарубежной Церкви».⁶⁹³

По мнению митр. Евлогия, Карловацкий Синод запутался вследствие неполного исполнения воли Патриарха: «Когда Управление было организовано, в Епархиальном совете прежде всего возник вопрос об определении отношений нашей епархии к Карловацкому Синоду, которые запутались вследствие неполного исполнения воли Патриарха. В зависимости от этого печать неопределенности налегла на всю мою епархиальную деятельность».⁶⁹⁴

Довольно большая книга (196 страниц мелкой печати) протопр. М. Польского «Каноническое положение Высшей Церковной власти в СССР и за границей» была напечатана в 1948 г.⁶⁹⁵ Как и его брошюра «Положение Церкви в советской России: Очерк бежавшего из России священника», написанная в 1931 г. в Иерусалиме, она имела большой отклик среди русских православных эмигрантов. Протопресвитер Михаил Польский был незаурядной личностью. Судьба его весьма характерна для своего времени. В 1923 г. он был арестован большевиками, сидел в тюрьме, затем отбывал ссылку на Соловках, после был отправлен в Зырянский край на поселение. С 1929 г. священник перешел на нелегальное положение, и 25 марта 1930 г. совершил удачный побег в Персию. Дальнейшими этапами его пути были: Иерусалим, Бейрут, Лондон и наконец Сан-Франциско, где он проявил себя как экспертканонист, отстояв законные права Церкви на Преображенский Собор в Лос-Анджелесе.

Будучи в Москве, он близко общался с окружением Патриарха Тихона и с ним лично, сослужил ему. Являлся соавтором знаменитого «соловецкого послания» («Обращения православных епископов из Соловецкого лагеря особого назначения к правительству СССР») и даже своего «особого мнения» по этому поводу. За время своего пребывания за границей он напечатал ряд своих работ, в том числе 2 тома «Новые Мученики Российские» и «Современное состояние Православной Церкви в СССР» (после Второй мировой войны). Работы М. Польского подкупают искренней, правдивой интонацией человека, лично пережившего трагические события в жизни Церкви и хорошо знающего многочисленные факты и подробности в отношениях обеих сторон. Также в них видны его незаурядный логический ум и твердость духа.

Через 12 лет появился подробный разбор «Канонического положения. ..» профессором С.В. Троицким в его книге «О неправде карловацкого раскола».⁶⁹⁶ Поскольку автор досконально следует за своим предметом и часто цитирует его, перейдем сразу к анализу этой работы. «Среди довольно многочисленной литературы в защиту Карловацкого раскола, видное место занимает книга М. Польского», – пишет С.В. Троицкий. Далее он сразу высказывает абсолютно надуманное, как мы считаем, политическое по существу обвинение в приверженности монархическим идеалам: «Его взгляды на эту жизнь определились, прежде всего, его первоначальной деятельностью миссионера царского времени, обязанного защищать тогдашний государственный и церковный строй со всеми его недостатками. А катастрофические события, тяжелые переживания первых лет революции и пребывание в клире Карловацкого раскола, – укрепили его убеждение в оправданности этого строя и необходимости его восстановления».⁶⁹⁷

С.В. Троицкий полагает, что книга М. Польского является самой подробной апологией Карловацкого раскола и играет видную роль в пропаганде карловчан, «соблазняя доверчивых и мало осведомленных русских людей, увлекая их на гибельный путь откола от Матери-Церкви и измены родному народу».⁶⁹⁸ Уже в этих первых заявлениях на первой же странице можно легко заметить типичную «советскую» (точнее, большевистскую) логику и стиль изложения: приписывание оппоненту «враждебных» мотивов, основанное только на косвенных данных, и характерный «обвинительный» язык, так знакомый советским гражданам по передовицам советской печати (с его неповторимым сочетанием низкой, бранной лексики и оборотов высокого, «церковного» стиля). Оппоненты отмечают, что, по всей вероятности, для профессора С.В. Троицкого переход после войны в юрисдикцию Московского Патриархата не прошел даром: он очень быстро освоил новые правила и искусно умалчивал о своих прежних, противоположных убеждениях.⁶⁹⁹

Книга протопр. М. Польского состоит из трех частей: I. Канонический период, II. Неканонический период и III. Заграничные пути. Каждая часть поделена на главы с общей нумерацией, а в каждой главе есть несколько подзаголовков. В разборе книги С.В. Троицкий досконально следует плану автора, зачастую теряясь сам и запутывая читателя (вполне вероятно, сознательно) в массе ненужных подробностей. Постараемся выделить главное. Протопр. М. Польский, по мнению Троицкого, пытается доказать два основных положения: каноничность высшего управления Карловацкой организации и неканоничность Московской Патриархии после декларации митрополита Сергия от 29 июля 1927 года. (В данном разделе нас будет интересовать первая часть полемики; второй вопрос, больше касающийся взаимоотношений Московской Патриархии с РПЦЗ, будет рассмотрен во втором разделе III главы.)

Разбор указа № 362 сводится, в основном, к положению о необходимости централизации/децентрализации высшей церковной власти. Протопр. М. Польский приводит выдержки из Постановления 1920 года [указа № 362], а также актов о децентрализации заместителей Патриарха. «Рассуждения о. Польского, относительно упомянутого Постановления 1920 года о церковной децентрализации, – пишет С.В. Троицкий, – обнаруживают истинные мотивы его воззрений. Постановление это было делом горькой необходимости. Его цель, вовсе не в признании нормальности церковной децентрализации, а как раз наоборот, – в восстановлении централизации, требуемой канонами, начиная с 34-го апостольского правила. Постановление это... допускает децентрализацию только «в случае, если Св. Синод и В.Ц. Совет прекратят свою деятельность (ст. 1), «если епархия вследствие передвижения фронта, изменения государственных границ, и тому подобного, окажется вне всякого общения с В.Ц. Управлением, или само В.Ц. Управление прекратит свою деятельность» (ст. 3), и т.д... Но, Постановление вовсе не допускает отказа от канонического начала централизации, а требует, чтобы централизация была восстановлена в возможных при данных условиях формах».⁷⁰⁰

Автор полагает что административное единство Русской Церкви было восстановлено благодаря полученной митрополитом Сергием легализации. Поскольку Карловацкая группировка легализацию осудила, именно на ней и лежит вина за «раскол». Протопр. М. Польский, по мнению Троицкого, пытается доказать, что административное единство, в сущности, не нужно было Русской Церкви, и что децентрализация является ее нормальным состоянием. Думается, что в данном случае также имеет место заведомо неправильная трактовка взглядов священника, который говорит лишь о том, что местное управление наиболее подходило к трагической ситуации, когда высшая власть оказывается, при всей своей «легализации», несвободна – чему он лично имеет многочисленные доказательства.⁷⁰¹

Главное противоречие С.В. Троицкий видит в том, что, допуская нелегитимность московской церковной власти, и, как следствие, необходимость децентрализации, протопр. М. Польский доказывает необходимость централизации Заграничной Церкви вокруг Карловацкого Собора и Синода: «Итак, восстановленное митрополитом Сергием единство церковного управления в СССР, где православное население живет компактной массой, по мнению раскольничьего апологета, – совершенно не нужно... Ну, а вот, русская православная диаспора, рассеянная по всему миру, и уже значительно ассимилировавшаяся с местным населением, и организованная сообразно с местными условиями, должна быть, почему-то вся подчинена самозванному Карловацкому Управлению, хотя Постановление Всероссийского В.Ц. Управления от 20/XI-1920 года допускает объединение только соседних епархий, да и то пока не восстановится центральное церковное Управление в СССР, а оно восстановилось еще в 1923 году.⁷⁰²

После выхода в свет книги С.В. Троицкого Архиерейским Синодом РПЦЗ даже был принят специальный указ. В нем, в частности, говорилось: «В 1961 г. среди русских православных приходов была широко распространена книга профессора Троицкого «О неправде Карловацкого раскола». Профессор Троицкий, проживающий ныне в Югославии и тесно сотрудничающий с Московской Патриархией, в своей книге пытается во что бы то ни стало доказать «богоустановленность советской власти и необходимость повиновения ей не за страх, а за совесть» и в связи с этим стремится подвести канонические основания для Московской Патриархии и осудить с точки зрения святых канонов Русскую Заграничную Церковь, как якобы раскольническую организацию, не имеющую для себя никаких оснований в святых канонах. Книга профессора С.В. Троицкого является одним из способов посеять смуту в умах верных чад Русской Зарубежной Церкви, рассеянных по всему миру, и разрушить русскую церковную организацию за границей, подчинив всех русских людей Московской Патриархии, якобы единственной церковной власти. Широкая известность профессора С.В. Троицкого, как канониста, не только в русских кругах, но и среди других Поместных Православных Церквей и приемы его полемики, искусно жонглирующие святыми канонами, делают опасной эту книгу и поэтому необходимо было и весьма важно для непоколебимого существования Русской Зарубежной Церкви разоблачить ее, сказать для всеобщего сведения слово правды о Русской Православной Церкви на Родине и за рубежом, и обличить неправду профессора С.В. Троицкого».⁷⁰³

Ответом на книгу С.В. Троицкого стал обширный труд протопресвитера Георгия (Граббе) «Правда о Русской Церкви на Родине и за рубежом».⁷⁰⁴ В первой главе, которая называется «Вместо предисловия», автор объясняет причины, побудившие его так развернуто ответить на предъявленные обвинения. Отдавая должное таланту профессора, он пишет: «Будучи единственным русским специалистом канонистом за рубежом, он естественно приобрел там в этой области такой большой авторитет, которого, может быть, не имел бы у себя на Родине при нормальных условиях... Казалось, что он мог бы быть до последних дней своей жизни продолжателем славной традиции русских ученых канонистов и давать беспристрастную научную оценку возникающих проблем церковной жизни. К сожалению, С.В. Троицкий ныне показал нам, что внешние условия – выгода или страх – могут влиять на его совесть и давать то или иное направление его трудам».⁷⁰⁵

«Работы С.В. Троицкого являются ценными историческими источниками, отражающими историю зарубежного православия, полемику историков и канонистов, принадлежащих к различным юрисдикциям Русской Православной Церкви. Большой авторитет С.В. Троицкого как канониста признавали и иерархи РПЦЗ», – отмечает А.В. Попов.⁷⁰⁶

Признавая большую обстоятельность книги С.В. Троицкого, Григорий Граббе отмечает два важных момента: во-первых, избыток мелких деталей часто мешает видеть главную мысль, а во-вторых, автор явно противоречит своим прежним поступкам и мнениям, высказанным в ряде работ, в том числе в периодической печати. Протопресвитер Георгий пишет: «Если бы мы последовали примеру С.В. Троицкого и шли подробно шаг за шагом вслед за его мелочно-придирчивой критикой, то за кустарником не увидали бы леса, и читатель мог бы потерять главную нить в трактуемых вопросах». «В книге использован громадный и разнообразный материал. Однако, на этот раз С.В. Троицкий оставил совершенно в стороне, без использования и без опровержения, весьма важные труды, которые совершенно иначе, чем его новая книга, трактуют многие из затронутых им вопросов... Я имею в виду его собственные статьи в органах Зарубежной Церкви – Церковных Ведомостях и Церковной Жизни, а также его докладные записки Архиерейскому Синоду Русской Православной Церкви за границей. Итак, С.В. Троицкий теперь утверждает то, что отрицал и с чем боролся ранее сам... Читателю остается решить вопрос, когда «последний из канонических могикан» выражал подлинное научное суждение, а когда он служит отголоском чуждого Церкви источника. Тогда ли писал он правду, когда был в условиях полной свободы, или когда оказался в условиях коммунистического тоталитаризма?».⁷⁰⁷

Анализу значения указа № 362 посвящена Глава 12 книги протопр. Г. Граббе «Канонический путь Русской Зарубежной Церкви». «Критикуя утверждения прот. М. Польского, касающиеся канонического положения Зарубежной Церкви, С.В. Троицкий обильно снабжает свой труд тенденциозными мелочными нападками на Архиерейский Синод и его Председателя. Его нападки большею частью повторяют то, что уже писалось в просоветской прессе, и что уже неоднократно опровергалось».⁷⁰⁸

«С.В. Троицкий старается доказать, что Высшее Управление Русской Православной Церкви за границей не имело признания ни с чьей стороны. Чтобы создать у читателей впечатление некоего самочиния в самом зарождении организации Русской Зарубежной Церкви, он пишет, что Высшее Церковное Управление Юга России после своей эвакуации в Турцию якобы исключительно под давлением извне обратилось к Местоблюстителю Константинопольского Патриаршего Престола за благословением на свою деятельность... На самом же деле обращение к Местоблюстителю было решено Высшим Церковным Управлением на первом же заседании, и не 16-го, а 6-го ноября, – сразу по прибытии в Константинополь эвакуированной из Крыма Армии генерала Врангеля. В архиве Архиерейского Синода сохранились подлинные протоколы Высшего Церковного Управления». (Нет сноски).

Анализируя деятельность Высшего Церковного Управления (бывшее Высшее Церковное Управление на Юге России), автор отмечает: «Не зная еще Постановления от 7/20 ноября 1920 г., зарубежные иерархи, руководствуясь св. канонами и фактическою потребностью, поступали, однако, в соответствии с ним... Когда был получен из Москвы указ от 22 апреля 1922 г. о закрытии Высшего Церковного Управления за границей, Собор Епископов в Сремских Карловцах исполнил это постановление, но в то же время реорганизовал зарубежное церковное управление в соответствии с указаниями уже ставшего ему известным постановления 7/20 ноября 1920 года.

Таким образом, если раньше органы заграничного церковного управления, может быть, не вполне учитывали все условия существования Патриарха и Синода, пробовали обращаться в Москву с докладами и ожидали от Патриарха каких-то указаний, то теперь они формально признали, что для Зарубежной Церкви полностью наступили условия, предусмотренные постановлением 7/20 ноября 1920 года.

Из анализа самого текста постановления ясно видно, что оно не только было принято нехотя, но может быть даже сознательно формулировано так, чтобы это поняли за рубежом и могли по формальным причинам оставить его без исполнения. Это основание осталось в силе и до сих пор. Я полагаю, что из предыдущих глав достаточно ясно, что нормального течения церковной жизни в России нет и поныне, и что представляемое столь блестящим в просоветской пропаганде положение Церкви в России остается на самом деле очень печальным. Там нет свободной церковной власти, существующий в Москве Патриарх по меньшей мере сомнителен даже в отношении внешней своей каноничности и вне всякого сомнения является орудием в руках безбожной советской власти».⁷⁰⁹

Еще отчетливее позиция епископа Григория (Граббе) по поводу указа о закрытии Карловацкого Синода высказана в его книге «Завет святого Патриарха».⁷¹⁰ В ней он подробно исследует историю вокруг известного «Завещания» Патриарха Тихона и приходит к выводу, что оно является подложным документом, которое никогда не было подписано Первосвятителем. Находясь под домашним арестом, на заседании Синода в помещении, оцепленном войсками, Патриарх согласился на указ об упразднении Высшего Церковного Управления за границей, но это был явный акт насилия. Советский историк обновленчества Шишкин пишет, что Патриарх не хотел выступать против постановлений Первого Карловацкого Собора и сделал это только под давлением гражданской власти.⁷¹¹

Таким образом, позиция еп. Григория (Граббе) заключается в следующем. Зарубежная Церковь канонически образовалась как независимая область на основании патриаршего указа № 362, 7/20 ноября 1920 года и ничем не погрешила против верности Матери Русской Церкви. Однако, ее, в принципе, временная зависимость отличается от статуса Экзархата. Ряд явлений из Московской Патриархии, которые появились после кончины Патриарха Тихона, разделили ее с РПЦЗ – последствия физического и насильного устранения ее возглавителей, а затем – выдвижение гонителями митрополита Сергия, который уже вел управление, духовно оторванное от Патриарха Тихона и его Местоблюстителей-мучеников, что было-услужением атеистической власти.⁷¹² С помощью террора эти начала возобладали над церковной властью. Неоднократно делались попытки через сергианство распространить эти начала и на Зарубежную Церковь, но она не поддалась подобному давлению. В этом суть разделения РПЦЗ с Москвой.⁷¹³

По мнению епископа, беда заключалась в том, что хотя образование Заграничного Управления и было согласно с принципами Постановления 7/20 ноября – оно было организовано до получения его текста за границей и с самого начала не могло быть объявлено, что Заграничное Управление основано на нем. Текст был получен уже после Собора 1921 года от Епископа Нерчинского Мелетия из Сербии.⁷¹⁴

Автор считает, что Декларация митрополита Сергия в 1927 году, вызвавшая разделение в России, в большой мере делила и русскую православную диаспору за рубежом. Определялась разница между ними и другими церковными образованиями, составлявшимися из русских людей в Западной Европе и Америке. Первые ненадолго объединились против них с митрополитом Сергием, и затем ушли от проблем РПЦЗ к Константинопольскому Патриарху, став частью его Церкви, а вторые удалились в автокефалию и американизацию.⁷¹⁵

Автор убежден, что Зарубежная Церковь сохранила каноническую иерархию и церковные начала, насаждавшиеся с таким трудом Патриархом Тихоном и его верными последователями,⁷¹⁶ в то время как Американская и Парижская Церкви отказались от принадлежности к Русской Церкви.⁷¹⁷

В 1968 году вышла уже упоминавшаяся нами работа графа А.А. Соллогуба «Русская Православная Церковь за границей: Исторический очерк, 1918‒1968». Это издание альбомного формата, в 2 томах, с множеством фотографий, стало первым наиболее полным и упорядоченным историческим обзором. Автор стоит на позициях РПЦЗ, возлагая вину за «раскол» в эмиграции на митрополитов Евлогия (Георгиевского) и Платона (Рождественского).

А.А. Соллогуб подробно рассматривает историю образования Архиерейского Синода с канонической точки зрения, начиная с образования Высшего Церковного Управления на юге России. «Учреждение Высшего Церковного Управления и его постановления получили признание Патр. Тихона и органов его управления, – отмечает автор, – и, таким образом, Высшее Церковное Управление на Юго-Востоке России стало вполне каноническим учреждешем и по способу учреждения (Собором), и по признанию его Центральной Всероссийской Церковной Властью».⁷¹⁸

События ноября 1920 года, когда Белая армия и с нею около двух миллионов русских людей, со своими епископами и священниками, вынуждены были оставить родные места и «разоряться» по всем странам света, по мнению А.А. Сллогуба, вызвали неизбежную потребность в собственной мировой Русской Православной Церковной Организации.

Объясняя появление знаменитого указа № 362, исследователь, на наш взгляд, несколько произвольно объясняет мотивы Патриарха: «Патриарх Тихон понимал, какое огромное значение имеет существование свободной и независимой Русской Православной Церкви за рубежом России, но вместе с тем сознавал, что он не может иметь эту свободную часть Церкви в своем подчинении»⁷¹⁹ – последняя часть этих выводов не кажется очевидной.

А.А. Соллогуб цитирует Постановление Патриарха Тихона, Священного Синода и Высшего Церковного Совета Русской Православной Церкви: «В случае, если епархия окажется вне всякого общения с Высшим Церковным Управлением или само Высшее Церковное Управление во главе с св. Патриархом почему-либо прекратить свою деятельность, епархиальный Архиерей немедленно входит в сношение с архиереями соседних епархий на предмет организации высшей инстанции церковной власти. В случае невозможности этого, епархиальный архиерей принимает на себя всю полноту власти». Прямым исполнением этого пункта автор считает организацию первого Архиерейского совещания: «Поэтому прибывшие в Константинополь русские православные архиереи, совместно с находящимися за границей русскими православными иерархами, действуя по благословению Вселенского Патриарха, составили Первый Заграничный Собор русских православных епископов, который переименовал Высшее Церковное Управление на Юго-Востоке России в Высшее Русское Церковное Управление за границей».⁷²⁰

Подчеркивая значение Русского Православного Архиерейского Заграничного Собора для каноничности Русской Зарубежной Церкви, автор отмечает, что он был организован на добровольных началах в его состав вошли все иерархи, выехавшие из России, вместе со своей паствой, а также те иерархи, которые сохранили свои кафедры в Финляндии, Латвии, Манчжурии, Китае, Японии и Соединенных Штатах Америки. Собору подчинились также Русская Православная Миссия, издавна существовавшая в Южной Америке, и Русская Духовная Миссия в Иерусалиме. «Такое единение является строго каноничным и потому приобрело законно всю полноту высшей церковной власти над всеми русскими православными приходами и церквами за границей до того времени, когда Российская Церковь станет опять свободной, сбросив с себя безбожные большевицкие оковы, и когда можно будет слиться с Нею воедино. Высшее Русское Церковное Управление за границей, переименованное затем в Священный Архиерейский Синод Русской Православной Церкви за границей явилось исполнительным органом Архиерейского Собора в междусоборное время».⁷²¹

Указ № 362 трактуется А.А. Соллогубом как основание для самоорганизации, последующие указы Патриарха Тихона игнорируются как несвободные, следовательно, деятельность Евлогия и Платона характеризуется как раскол. Книга А.А. Соллогуба, в той ее части, где повествуется о «расколе», является ответом на воспоминания митрополита Евлогия и, прямо не апеллируя к ней, излагает собственную картину событий.

«Для того чтобы вполне ясной была картина раскола Русской Зарубежной Церкви, необходимо, хотя бы вкратце, коснуться непростительных деяний митрополитов Евлогия и Платона и их сподвижников и преемников, коими сознательно подготовлялся, а затем проводился раскол в Зарубежной Церкви, недостойными методами и неправдой, что так недопустимо в церковной жизни и абсолютно не подобает священному сану», – пишет А.А. Соллогуб.⁷²²

Описывая события, автор, на наш взгляд старается умалить роль митрополита Евлогия в противовес роли и значению остальных архиереев, при этом делается акцент на том, что указ Патриарха Тихона о назначении митр. Евлогия управляющим западно-европейскими приходами последовал после двух других событий: просьбы самого митрополита к ВЦУ об этом назначении и полученном согласии. Таким образом, трактовка А.А. Соллогуба гласит, что митр. Евлогий не был прямо назначен высшей церковной властью в Москве, а Патриарх Тихон всего лишь утвердил решение зарубежного ВЦУ. «В начале января 1920 года Высшее Церковное Управление на Юге России поручило Архиепископу Евлогию, находившемуся уже в Югославии, поехать в Европу для ознакомления с русскими европейскими приходами, которые до революции находились в ведении Петроградской епархии, и из которых Высшее Церковное Управление намеревалось создать самостоятельную епархию. Вернувшись из инспекционной поездки в Югославию и посылая через Таврического Архиепископа рапорт, Архиепископ Евлогий просил также его попросить, чтобы Высшее Церковное Управление назначило его на эту вновь открываемую епархию. 1 октября 1920 года он был назначен временно управляющим новой Западно-Европейской епархией, и 2 марта 1921 г. Архиерейский Синод (Патр. Тихона) признал законными действия Высшего Церковного Управления, сообщая «ввиду состоявшегося постановления Высшего Церковного Управления за границей, считать русские церкви в Западной Европе временно под управлением Преосвященного Евлогия».⁷²³

Дальнейшей причиной разрыва А.А. Соллогуб считает исключительно честолюбивые замыслы митр. Евлогия: «Получив епархию, Арх. Евлогий (возведенный в 1922 году в сан митрополита), вначале был деятельным и вполне преданным членом Высшего Церковного Управления за границей... Но вскоре, движимый честолюбивыми замыслами, начал стремиться управлять своей епархией без Синода и Собора, самочинно расширяя свои права, создавая путаницу и двоевластие. Желая положить предел начинающейся смуте, Архиерейский Собор в 1923 году принял общественное мнение для защиты Православной Церкви в России и русского народа, и ради этого единства шли на разные уступки честолюбцам, для которых личные интересы были выше, нежели интересы и благо Церкви, Родины и родного народа, попавших в неволю безбожных инородных преступников и изнывающих в потоках крови».⁷²⁴

В качестве показательных примеров разрушительного поведения митр. Евлогия автор приводит такие: в Финляндии он призывал финляндскую паству подчиниться «лжеепископу» Герману, категорически отвергнутому Патриархом Тихоном и русским епископатом, и признал бежавшего из России обновленческого «митрополита» Василия Смелова, (женатого и с двумя дочерьми), самочинно поручая ему «начать в далекой Персии дело устроения Церкви Христовой», несмотря на то, что там был русский приход, подчиняющийся Архиерейскому Синоду. Также он ставит в вину митр. Евлогию то, что тот посылал через Финляндию, Вену и Афины Патриарху Тихону доклады, записки и проекты, направленные против митрополита Антония и Архиерейского Синода, а когда об этом становилось известно, категорически отрицал это на заседаниях Синода и Собора, сознательно говоря неправду.⁷²⁵

Кульминация противостояния наступила, когда Архиерейский Собор решил выделить германское викариатство с епископом Тихоном из епархии митр. Евлогия и создать самостоятельную Германскую епархию: «Разгневанный этим митр. Евлогий демонстративно покинул заседаний Архиерейского Собора». 7 месяцев велась полемика, и 13/26 января 1927 года Архиерейский Синод «принужден был предать митрополита Евлогия суду священного Собора, отстранив его от управления епархией, и запретил впредь до суда в священнослужении. Управляющим Западно-Европейской епархией был назначен на место митр. Евлогия Архиепископ Серафим.... Наступил раскол – часть епархии осталась в самочинной епархии запрещенного в священнослужении митр. Евлогия».⁷²⁶

Точно такие же (честолюбивые) мотивы А.А. Соллогуб приписывает и митр. Платону (Рождественскому). «Высшему Церковному Управлению, в самом начале своей деятельности пришлось обсуждать положение Северо-Американской епархии, где у правящего архиерея епископа Александра (позднее архиепископа) возник ряд неурядиц, главным образом материального характера. 11 января 1921 года Высшее Церковное Управление на заседании слушало Прошение митрополита Платона о разрешении четырехмесячного заграничного отпуска в Северную Америку и выразило по этому поводу свое согласие. В начале апреля митр. Платон отбыл в Америку, но там, вместо устройства церковных дел, как утверждает А.А. Соллогуб, «начал стараться о назначении его на североамериканскую кафедру».⁷²⁷

По мнению автора, указ Патриарха Тихона от 29 сентября за № 41 об освобождении митр. Платона от управления Херсоно-Одесской епархией и утверждении его управляющим Северо-Американской епархией является не чем иным, как подделкой. Архиерейский Синод получил извещение о нем от митр. Платона, но не получил самого подлинного указа. Поначалу сомнения не возникло, но в 1925 г. Высший Суд Штата Нью-Йорк, рассматривавший дело митр. Платона с живоцерковником Кедровским, в заседании 25 ноября отказался признать подлинность этого указа. Дело в том, что этот указ получен был из Москвы на следующий день после его подписания. А до того, постановлением от 16 января 1924 г. за № 28, Патриарх Тихон уволил митр. Платона, без пояснения причин, с вызовом в Москву.

Как считает А.А. Соллогуб, «митрополит Платон умело скрыл получение им патриаршего указа и вызов в патриаршее распоряжение, выигрывая время, чтобы подготовить почву для принятого им хитроумного решения – отколоться самому не только от Москвы, исходя из зависимости Патриарха Тихона от большевицкой власти, но и от Архиерейских Собора и Синода, установив самочинную автокефалию. Под этим знаком было созвано в Детройте собрание клира и мирян, названное «Собором»... О Русской Зарубежной Церкви на Собрании ни разу не вспоминалось, словно она не существовала, несмотря на то, что митр. Платон был одним из учредителей Зарубежной Церкви, состоял членом Архиерейского Синода, ее деятельным членом и никому никаких поводов не давал даже и подозревать, что он перестает считать себя с ней связанным».⁷²⁸

В октябре 1924 г. митр. Платон едет в Сремские Карловцы на Архиерейский Собор, принимая деятельное участие в его работах: председательствует в финансовой комиссии, даже входит в состав Архиерейского Синода. Вернувшись в Америку, митр. Платон продолжает внешне быть всецело лояльным Зарубежной Церкви.

На Архиерейском Соборе 12‒14 июня 1926 г., который покинул митрополит Евлогий, митр. Платон сделал подробный устный доклад о состоянии Церкви в Америке и утверждал, что никогда не проводил и не проводит никакой автокефалии в своей Американской епархии, является решительным врагом ее, а если допустил Детройтский съезд и утвердил его постановления о таковой, то только для того, чтобы дать выход автокефальным настроениям, угрожающим целости и спокойствию епархии. «Разоблачая» своего противника, А.А. Соллогуб пишет: «Платон ехал на Собор, сознавая, что его лавирование не может продолжаться бесконечно... Предвидя это, митр. Платон заготовил грамоты, надеясь подвохом получить подписи, и использовать затем эти грамоты, для поднятия своего авторитета, при официальном объявлении автокефалии, к чему он стремился, движимый своими честолюбивыми замыслами, с момента приезда в Америку».⁷²⁹ Встретившись с решительными требованиями Собора прекратить деятельность приверженцев автокефалии, митр. Платон последовал примеру митр. Евлогия и также покинул заседание.

Таким образом, полагает исследователь, «отколовшись от Заграничной Соборной Церкви, митр. Платон попал не только в каноническое небытие, но и терял, ввиду осуществления его запрета в священнослужении со стороны Заграничного Архиерейского Собора – всякую гражданскую, юридическую основу своего существования».⁷³⁰

Подводя итог «полемике канонистов» и концепциям других историков-эмигрантов, в целом можно заметить, что ситуацию с разделением Русской Зарубежной Церкви на несколько ветвей схожим образом характеризует отечественный исследователь М.В. Назаров, который считает ее результатом общей реформаторской тенденции, но при этом, в отличие от С.В. Троицкого, еп. Григория (Граббе), митр. Евлогия и А.А. Соллогуба, он не делает оценочных суждений по поводу той или иной юрисдикции.

Значительное место материалы по истории и каноническим основаниям существования Русских Православных Церквей в Западной Европе занимают на страницах «Вестника Русского Студенческого Христианского Движения». Н.А. Куломзин в своей статье «Церковное положение Экзархата Патриарха Вселенского и Западной Европе. Завет митрополитов Евлогия и Владимира», опубликованной в 1960 г. в № 56 журнала, пишет, что в 1931 г., в трагичное для Русской Церкви время, когда невозможны были нормальные сношения с Москвой, митрополит Евлогий решил обратиться к Вселенскому Патриарху Фотию II и искать у него канонической опоры. Вселенский Патриарх назначил митрополита Евлогия своим Экзархом для Русских приходов в Западной Европе. Н.А. Куломзин подчеркивает: «Правильность нашего подчинения Вселенскому престолу не была еще всем ясна; разрыв с Москвой больно переживался и оправдывался лишь грустной необходимостью». Главный вывод статьи Н.А. Куломзина заключается в следующем: «Мы должны ясно понять и крепко держаться того положения, что именно Вселенскому, а не иному Патриарху, как первоиерарху, принадлежит забота о нашем церковном устройстве, в соответствии с духом канонов Православной Церкви».⁷³¹

В зарубежной церковной периодике впервые появились и статьи известного профессора-канониста С.В. Троицкого, еще до издания в 1960 г. его книги «О неправде карловацкого раскола». Например, в парижском «Вестнике Русского Западно-Европейского патриаршего экзархата» (выходил на русском и французском языках) была напечатана его статья «Экклезиология парижского раскола». (1952. № 7‒8. С. 10‒23.). Она посвящена критическому разбору канонических взглядов Александра Шмемана, высказанных им в статьях, опубликованных в 1949‒1951 гг. в журнале «Церковный Вестник». С.В. Троицкий указывает на несоответствие православному учению теории свящ. Александра Шмемана о том, что Поместная или автокефальная Церковь есть лишь союз местных Церквей, под которыми Шмеман подразумевает епархии. Опровергает С.В. Троицкий и мнение своего оппонента о неравнодойстойности епископов и, соответственно, о неравнодостойности Патриарха Московского перед Патриархом Константинопольским. Центральным положением в работах протопр. А. Шмемана того периода было утверждение о том, что автокефальные Церкви не могут иметь юрисдикции вне своих границ, и поэтому вся православная диаспора должна находиться в юрисдикции Константинопольского Патриарха. Профессор С.В. Троицкий комментирует это так: «...Ведь если поместные Церкви не могут иметь юрисдикции вне своей территории, то не может иметь такой юрисдикции и равная прочим, хотя и первая, Церковь Константинопольская». С.В. Троицкий делает вывод о том, что публикации свящ. Александра Шмемана не имеют канонических оснований и служат политическим целям, а именно, стремлению Константинопольского Патриарха подчинить своей власти епархию церкви без согласия самой церкви.⁷³²

В 2009 г. ставшие библиографической редкостью статьи А. Шмемана были опубликованы в сборнике.⁷³³ В их числе – важнейшие работы по канонической полемике: «Церковь и церковное устройство» (1949) – по поводу книги протопр. Польского «Каноническое положение высшей церковной власти в СССР и за границей», «Спор о Церкви» (1950) – по поводу доклада протоиерея Георгия Граббе о «Каноническом основании Русской Зарубежной Церкви», «Эпилог» (1950) – о работе протопр. М. Польского «Очерк положения русского экзархата вселенской юрисдикции». В первой из этих статей А. Шмеман, в частности, пишет: «Книга о. М. Польского требует от нас ясного и определенного ответа на вопрос: в чем наше коренное несогласие с Зарубежным Собором и в чем видим мы норму канонического устроения нашей церковной жизни? Я убежден, что настало время ставить и рассматривать эти вопросы по существу, то есть в свете Предания Церкви, а не в бесплодной форме «юрисдикционной полемики».⁷³⁴

Та же мысль выражена и в статье о докладе Григория (Граббе): «... внимательное чтение этого доклада не может не привести к убеждению, что спор между двумя «юрисдикциями» далеко перерастает сферу простых организационных вопросов и все больше и больше превращается в спор о самой природе Церкви. Под полемическими обострениями и преувеличениями, неизбежно в пылу споров нарастающими с обеих сторон, все яснее вырисовывается некое действительно тревожное расхождение в понимании самих первооснов экклезиологии, то есть учения о Церкви. ...Прот. Г. Граббе, вслед за епископом Нафанаилом, отказывается признать поместный принцип единственно нормальной основой церковного устроения».⁷³⁵

В № 8 за 2001 г. «Церковно-исторического вестника» была опубликована еще одна статья С.В. Троицкого: «История самочинной карловацкой организации», подготовленная не ранее 1935 г. Работа содержит большой фактический материал по истории РПЦЗ в период с 1920 г. по 1935 г. и написана с позиции Московской Патриархии, с резким осуждением РПЦЗ. Анализируя действия митрополита Евлогия по переходу Западно-Европейской Русской Епархии в юрисдикцию Константинопольского Патриархата, Троицкий приходит к выводу об их неканоничности и об обмане митрополитом Евлогием своей паствы.⁷³⁶

Ценные источники по истории Православия в Западной Европе опубликованы в № 79 «Вестника Русского Студенческого Христианского Движения». Среди них Грамота Вселенского Патриарха Афинагора о прекращении существования Русского экзархата Константинопольского престола в Западной Европе от 22 ноября 1965 г. Возглавителю бывшего экзархата было рекомендовано вступить в сношения с Патриархом Московским и всея Руси Алексием для устройства дел. В этом же номере журнала опубликовано письмо архиепископа Георгия Патриарху Афинагору, в котором архиепископ Георгий пишет об учреждении независимой и самостоятельной Архиепископии Православной Церкви Франции и Западной Европы ввиду невозможности для русских церквей в Европе вступить в юрисдикцию Московской Патриархии или в ведение других церковных образований в диаспоре. Редакционная статья подписана инициалами А.К. Автор задает вопрос: «Не есть ли это вообще отказ от территориального принципа организации церковной жизни и, тем самым, новое принципиальное утверждение церковного национализма, дробящего православный мир? ...Путь, указанный в Грамоте, а именно обращение к Московскому Патриарху, оказался невозможным для большинства не только по психологическим, вполне понятным причинам, но и по соображениям канонического характера. Многим до сих пор остается не понятным, на чем основаны притязания Московского Патриархата на общины, находящиеся на территории Западной Европы».⁷³⁷

Исследователь А.В. Попов, анализирую данную статью, сопоставляет ее со статьей Н.А. Куломзина (которая появилась на 5 лет раньше) и отмечает, что в ней акценты расставлены по-другому. В ней говорилось о том, что «правильность нашего подчинения Вселенскому Престолу не была ясна, и разрыв с Москвой больно переживался и оправдывался лишь грустной необходимостью». В этой же статье, подписанной А.К., права Московской Патриархии на русские церкви в Европе однозначно объявляются неканоническими. Историк приводит также высказывание протоиерея Алексея Князева (очевидно, автора вышеупомянутой статьи) в докладе Чрезвычайному епархиальному собранию в феврале 1966 г.: «Путь в Москву был немыслим после всего совершившегося; он к тому же становится все более невозможным и по каноническим соображениям: не Московский Патриарх организовал наш церковный удел, не говоря уже о том, что никаких признанных за ним прав на Западную Европу он никогда не имел».⁷³⁸

Автор делает вывод: «Обоснования каноничности отсоединения митрополита Евлогия в 1931 г. от Московской Патриархии и отсутствие каких-либо канонических прав последнего на русские церкви в Европе в настоящее время является фактически единственным общепринятым мнением среди историков и богословов, принадлежащих к Русской Архиепископии в Западной Европе. На наш взгляд, такое утверждение стоит на весьма непрочной базе. Единственным основанием такой точки зрения является первенство Константинопольского Патриарха среди глав автокефальных Церквей, и якобы вытекающее отсюда его право иметь заботу обо всех православных, проживающих вне своих Поместных Церквей».⁷³⁹

Таким образом, можно отметить, что полемика о каноничности образования РПЦЗ активно велась не только на страницах книг крупнейших представителей различных юрисдикции Русской Зарубежной Церкви, но и на страницах церковной периодики.

2.2. Новые методы разговора с Церковью: советские ученые включаются в книжную полемику

Точка зрения советских историков в полноценной монографии была сформулирована немногим позднее трудов С.В. Троицкого, еп. Григория (Граббе) и А.А. Соллогуба (и, возможно, отчасти была вызвана необходимостью продолжить полемику). Труд авторов Н.С. Гордиенко, П.М. Комарова и П.К. Курочкина «Политиканы от религии: Правда о «русской зарубежной церкви"» был издан в Москве, в издательстве «Мысль», в 1975 году. И другая работа тех же авторов, за исключением П.К. Курочкина, «Обреченные: О русской эмигрантской псевдоцеркви», была издана в Ленинграде, в издательстве «Лениздат», в 1988 году.

Эти работы советских историков характеризуют Русскую Православную Церковь за границей не столько как религиозную, сколько как политическую организацию, что явствует уже из самого названия их работ. Исследователи приходят к выводу, что в идеологии РПЦЗ социальные и общественно-политические моменты подавляют религиозноцерковные.⁷⁴⁰

Мотивом исхода русского духовенства за рубеж исследователи считают не религиозный, а сугубо политический фактор, называя это событие бегством.⁷⁴¹ Временное Высшее Церковное Управление Юго-запада России, оказавшись в Турции, по мнению авторов, должно было бы самораспуститься. Аргументация приводится следующая: не может существовать территориальный орган церковного руководства, оказавшийся за пределами ранее контролировавшейся территории; во-вторых: согласно общепринятым в Православии канонам, на территории одной Поместной Церкви (Константинопольской) не могут находиться органы управления другой (Русской); и главное, по мысли авторов, ВВЦУ не хотело терять свой контроль над эмиграцией. Причину переезда в Королевство сербов, хорватов и словенцев (Югославия) исследователи видят в отсутствии поддержки ВРЦУ со стороны Константинопольского Патриарха.⁷⁴²

Наименование «Высшее Русское Церковное Управление за границей» было получено, как утверждают исследователи, уже в Югославии, в июле 1921 года,⁷⁴³ что не соответствует действительности. Как мы знаем, в конце ноября 1920 года, на берегах Босфора, с благословения Вселенского Патриарха, состоялся первый заграничный Архиерейский Собор, который переименовал Временное Высшее Церковное Управление Юга России в Высшее Русское Церковное Управление за границей (ВРЦУЗ).

Цель созыва I Всезарубежного Собора авторы видят в желании ВРЦУЗ распространить свое влияние на всю русскую церковную эмиграцию. Для этого им было необходимо заручиться коллективной поддержкой эмигрировавшего епископата. Наряду с этим, исследователи одной из причин созыва, называют осознание иерархами шаткости положения ВРЦУЗ как самозваного церковного центра, не санкционированного Московским Патриархом.⁷⁴⁴ В обеих работах I Всезарубежный Собор расценивается не как церковный, а, прежде всего, как политический, т. е. враждебно настроенный по отношению к советской России, социалистическому строю и коммунистической идеологии. Об этом, по мнению авторов, говорят состав участников, характер работы, содержание принятых на нем решений и влияние на последующую деятельность церковной эмиграции.⁷⁴⁵

Одно из основных утверждений заключается в том, что ссылка ВРЦУЗ на указ № 362 – неправомочна. По мнению исследователей, данное распоряжение никакого отношения к ВРЦУЗ не имеет. Оно было адресовано епископам уже существовавших епархий РПЦ, какие имелись лишь в пределах бывшей Российской империи. Между тем иерархи, находящиеся в Сремских Карловцах, свои епархии покинули и, ссылаясь на церковные каноны, авторы приходят к выводу, что данные епископы вообще лишались архиерейского сана.⁷⁴⁶

Прямого признания ВРЦУЗ своим временным зарубежным органом Патриарх Тихон не высказал ни в одном документе, – отмечают авторы. Косвенных доказательств одобрения им факта существования эмигрантского церковного центра имеется более чем достаточно, и именно на них, утверждают исследователи, ссылаются члены ВРЦУЗ, обосновывая законность своей организации. Но этого явно недостаточно для утверждения, будто Святейший Патриарх признал его автономным органом церковной власти, призванным окормлять всю русскую эмиграцию.⁷⁴⁷

Поскольку основное содержание идеологии РПЦЗ с первых дней ее возникновения авторы усматривают в систематической и разнообразной дискредитации в глазах верующих революции, советской власти и коммунистической партии, не приходится говорить о какой-то ее каноничности и исторической оправданности.⁷⁴⁸ Авторы не соглашаются даже с самоназванием «Русская Православная Церковь за границей». Аргументируя свое мнение ссылками на церковно-каноническую и политическую точки зрения, они приходят к выводу, что РПЦЗ вообще не является Церковью в собственном смысле слова.⁷⁴⁹

В глазах исследователей русское духовенство было непосредственно причастно к попыткам насильственного свержения советской власти, т.е. совершало такие преступления, которые влекли за собой самые суровые наказания со стороны советского закона.⁷⁵⁰ Настоящие причины сопротивления Патриарха Тихона изъятию богослужебных церковных ценностей, РПЦЗ видело в необходимости посредством самих этих ценностей финансировать предстоящую политическую – антисоветскую борьбу.⁷⁵¹

2.3. Зарубежные исследователи: крайние и умеренные

Интересна точка зрения по этому вопросу канадского исследователя Д.В. Поспеловского. Его работа «Русская Православная Церковь в XX веке» была издана в Москве в 1995 г.⁷⁵² Некоторые положения были изложены им ранее в статье «Из истории русского церковного зарубежья», напечатанной в журнале «Церковь и время».⁷⁵³

Для Д.В. Поспеловского РПЦЗ – это наиболее крайняя эмигрантская церковная группировка. По его мнению, косвенно она восходит к Временному Высшему Церковному Управлению на юге России, созданному местными епископами в Ставрополе, на Кавказе для нужд территорий, контролируемых белоэмигрантами, но входивших в юрисдикцию Московского Патриархата. Патриарх Тихон не поднимал вопроса о каноничности этого управления и, когда после ухода Белой армии эти территории снова оказались под его непосредственным контролем, признал все совершенные этим управлением рукоположения и запрещения в священнослужении. Впоследствии сторонники Синода ссылались на этот факт как на доказательство каноничности Архиерейского Синода.

По мнению автора, это доказательство неубедительно по ряду причин. Д.В. Поспеловский выделяет следующие: во-первых, все Таинства являются действительными, если совершающий их епископ был рукоположен епископами, имеющими апостольскую преемственность и не впавшими в ересь. Во-вторых, находясь еще в России, все епископы, входившие в это управление, оставались епархиальными архиереями; некоторые из них продолжали управлять своими епархиями, в то время как другие были вынуждены временно оставить свои епархии в связи с военными событиями; например, митрополит Антоний (Храповицкий) оставил свою епархию только в конце 1919 года. И, в-третьих, вопрос о признании группы епископов канонической Церковью лежит совершенно в другой плоскости, в особенности в том случае, если эта Церковь считает себя экстерриториальной. Автор утверждает, что, согласно канонам, епископ должен быть «обручен» своей епархии. Из этого Д. В. Поспеловский делает вывод, что, своевольно покидая свою епархию, епископ нарушает каноны.⁷⁵⁴

По мнению автора, основы Карловацкого Синода были заложены Местоблюстителем Вселенского Патриарха, который в декабре 1920 года разрешил епископам-эмигрантам основать в Константинополе Временное Высшее Русское Церковное Управление за границей. В патриаршем указе было ясно сказано, как считает исследователь, что это церковное управление должно признавать верховную власть Константинопольского Патриарха, который сохранял за собой все судебные прерогативы. В своем послании 1923 года Патриарх Тихон прямо говорит, что зарубежное ВЦУ было создано Константинопольской Патриархией без ведома и согласия Патриархии Российской.⁷⁵⁵ «...С самого возникновения своего это Управление и само его создание нарушают все канонические основы. Вряд ли стоит еще напоминать, что по церковным канонам епископ, покинувший свою паству, теряет все свои архиерейские полномочия, покуда его не примет в свои ряды и даст назначение иерархия той страны, куда он прибыл, и если у него есть отпускная грамота».⁷⁵⁶

В 1921 году это управление переехало в Югославию вместе с массой русских беженцев. Не испросив и не получив отпуска от Вселенского Патриарха, глава управления митрополит Антоний (Храповицкий) начал действовать так, как если бы его прерогативы не были ограничены со стороны Константинополя.

Первоначальное молчание Патриарха по поводу появления ВЦУЗ, полагает Д.В. Поспеловский, беспокоило митрополита Антония. Он просил архиепископа Евлогия, назначенного Патриархом Тихоном управлять русскими приходами Западной Европы, помочь положить конец разговорам о непризнании ВЦУЗ и Карловацкого Собора Его Святейшеством. Ответ был получен в виде распоряжения Карловацкому ВЦУ прекратить свое существование и передать всю власть над русскими приходами в Западной Европе митрополиту Евлогию.

Телеграмма датирована 5 мая, а днем позднее Патриарх был арестован. Исследователь рассуждает, что факт ареста как бы дает основание карловчанам позднее утверждать, что определение это недействительно, т.к. Патриарх уже был не свободен, и его рукой водило ГПУ. Однако автор приводит более позднее свидетельство самого Патриарха: «...мы в апреле 1922 года на соединенном заседании Священного синода и высшего церковного совета уже осудили заграничный Собор Карловацкий за попытку восстановить в России монархию из дома Романовых. Мы могли бы ограничиться этим осуждением владык, бывших на Соборе... если бы они раскаялись, прекратили дальнейшую деятельность в этом направлении...». После этого Патриарх Тихон консультировал наиболее авторитетных архиереев на местах и только после этого послал телеграмму в Карловцы.⁷⁵⁷

По мнению исследователя, «карловчане» считают, что их церковное устройство полностью отвечает указу Патриарха Тихона от 20 ноября 1920 года о праве местных архиереев создавать временные автокефалии, если связь с Москвой будет невозможна. Постановление о временных автокефалиях было повторено митрополитом Агафангелом Ярославским в мае 1922 года после ареста Патриарха и его поручения Агафангелу взять на себя временное управление Церковью. Но Патриарх Тихон, выпускающий свой указ в день, когда последние врангелевские корабли покидали Крым, явно не мог давать такие инструкции своему духовенству, находящемуся на территориях Вселенского, а затем и Сербского Патриархов. Распоряжения могли касаться только канонической территории Московского Патриархата и имели в виду возможность исчезновения центрального управления: физическое уничтожение Патриарха и пр. Они могли также иметь в виду бывшие российские территории – Польшу, Финляндию, Прибалтику. «...Это постановление задним числом полностью узаконивало самостоятельные церковные управления на территориях, занятых белыми [...] Ясно и то, что Патриарх имел в виду только свою каноническую территорию, когда разрешал своим архиереям временные автокефалии. Однако остается загадкой, почему постановление было выпущено в день эвакуации последних белых частей из Крыма. Вероятно оно было предназначено к применению на оторвавшихся бывших частях Российской империи – Польше, Прибалтике, например, а возможно также и на территориях, где не было местных православных церквей. Не мог он [Патриарх] распространять действие постановления на канонические территории, например, сербского или константинопольского Патриархатов; а именно так толкуют это постановление карловчане, оправдывая свои действия в эмиграции».⁷⁵⁸

Когда же распоряжения Патриарха – повторные приказы самораспуститься – перестали устраивать «карловчан», они постановили, что Патриарх несвободен, его указы не соответствуют его подлинным намерениям и поэтому: «В случае и в будущем времени каких-либо распоряжений Его Святейшества, касающихся Заграничной православной церкви, роняющих ее достоинство и при этом носящих столь же явные следы насильственного давления на совесть Св. Патриарха со стороны врагов христовых, таковых распоряжений не исполнять, как исходящих не от Его Святительской воли, а от воли чуждой; но в то же время сохранять полное уважение и преданность к личности невинного страдальца – Св. Патриарха..».⁷⁵⁹

По мнению Д.В. Поспеловского, еще до вышеизложенного заявления Карловацкий Синод начал вести себя как совершенно независимое верховное церковное управление и аннулировал ряд более ранних постановлений Патриарха. Так, например, несмотря на протесты митрополита Евлогия, он вмешался в дела Западноевропейской епархии и назначил туда викарных архиереев, которые были де-факто ответственны только перед Синодом, а не перед митрополитом Евлогием. Все это, не говоря уже о том, что Синод признавал только те постановления Патриарха, которые были ему угодны, сделало Синод совершенно неканоничным, если не раскольничьим. Это привело к расколу в эмигрантской Церкви между сторонниками Синода и теми, кто остался верным Патриарху Тихону и не хотел вовлекать Церковь в политику. Д.В. Поспеловский приводит мнение Стратонова, считающего, что между «карловчанами» и обновленцами не было принципиальной разницы: и те и другие подчинили Церковь своим общественно-политическим и идеологическим целям, чем и нарушили ее единство.⁷⁶⁰

Д.В. Поспеловский отмечает, что после того, как в 1922 году Синод лишился признания со стороны Московской Патриархии и занял открыто политическую позицию, его законность была поставлена под вопрос митр. Евлогием и митр. Платоном, которых поддержали их духовенство, богословы и миряне. Несмотря на личное влияние митр. Антония и, несмотря на то, что накаленная антисоветская атмосфера в эмиграции делала борьбу с «карловчанами» особенно трудной, только три-четыре прихода перешли в то время из юрисдикции митр. Евлогия в юрисдикцию Архиерейского Синода.⁷⁶¹

Д.В. Поспеловский считает, что из всех зарубежных епископов, вошедших в Архиерейский Синод, только митр. Евлогий и Платон, получили назначение от Матери-Церкви. Но то, что митр. Евлогий обратился с прошением о назначении в канонически сомнительное церковное управление в Константинополе, было опасным прецедентом. Хотя это церковное управление было признано Вселенским Патриархом, митр. Евлогий не мог не знать, что никакой Патриарх не имеет права принимать в свою юрисдикцию духовенство, не получившее канонического отпуска от своего правящего епископа, в то время как бежавшие епископы продолжали считать себя, и считались другими, подчиненными Патриарху Тихону. Этот факт, как и то, что впоследствии митр. Евлогий из чувства личной преданности и уважения к митр. Антонию несколько раз истолковывал каноны очень широко и даже один раз поступил противно канонам, подорвал его авторитет. Когда, понимая, что зашел в своих уступках слишком далеко, и, опираясь на каноны, он выступал против самочинства Карловацкого Синода, «карловчане» обвиняли его в том, что он прибегает к канонам только тогда, когда это ему удобно.⁷⁶² По мнению исследователя, непоследовательное поведение митр. Евлогия объясняется именно тем, что он всегда ставил Церковь выше политики. Однако такое свободное обращение с канонами, не основанное на каких-либо ясных принципах, возможно только в том случае, если все руководствуются теми же соображениями. В действительности же политиканствующие карловацкие епископы и их советники использовали эти колебания владыки против него.⁷⁶³

Анализ конфликта между митр. Евлогием и Архиерейским Синодом приводит автора к следующим выводам. Синод стремился сохранить полноту власти дореволюционного Святейшего Правительствующего Синода над зарубежными епископами. Стремление к централизации в духе обер-прокурорского периода проявилось уже на Соборе 1923 года, когда было отвергнуто предложение митр. Евлогия о создании автономных митрополичьих округов. По мысли Д.В. Поспеловского, владыка хотел сохранить органическую связь с Москвой и в то же время, принимая во внимание различные политические и общественные условия, считал децентрализацию необходимой. Архиерейский Синод стремился взять на себя роль всероссийской церковной власти не только в эмиграции, но и в самой России, и этот вопрос ставился на повестку дня всех Архиерейских Соборов с 1923 по 1926 год. Автор иллюстрирует свою мысль конкретными примерами. В 1923 году была принята резолюция о том, что ВЦУ за границей временно берет на себя обязанности всероссийской церковной власти, впредь до восстановления на посту Патриарха Тихона или его преемника. (Резолюция была принята, когда Патриарх находился под арестом). В 1924 году был поднят вопрос о необходимости и возможности передать Синоду епископов, возглавляемому митр. Антонием, все права и обязанности всероссийской церковной власти.

По мнению Д.В. Поспеловского, после того как митр. Евлогий и его клир подписали присягу о политической нейтральности в отношении советской власти, «карловчане» начали захватывать приходы, находившиеся в юрисдикции митр. Евлогия, что было явным нарушением канонов, тем более что, будучи неканоничным, Синод никакой юрисдикции не имел и иметь не мог. Более того, Синод присвоил себе право запрещать в служении епископов, находившихся в юрисдикции Московской Патриархии. В 1927 году «карловчане» наложили на митр. Евлогия запрещение в служении, обвиняя его в неповиновении, на что последний ответил, что, т.к. он никогда не находился в подчинении Синоду, это запрещение является недействительным.⁷⁶⁴

Пути митр. Евлогия и Архиерейского Синода разошлись в январе 1927 года, когда карловацкие епископы «низложили» митр. Евлогия и запретили евхаристическое общение с ним под предлогом, что он якобы учинил раскол, демонстративно покинув Архиерейский Собор в 1926 году. Каноническое разрешение этого вопроса было получено от Вселенского Патриарха, к которому митр. Евлогий обратился как к высшему судье в споре с другими православными епископами. Автор убежден, что односторонние действия и митр. Евлогия, и Константинополя были неканоничны.⁷⁶⁵ Иерархическое подчинение Западноевропейской епархии митр. Евлогия Константинополю было расценено РПЦЗ как «продажа себя грекам». Автор соглашается с тем, на что не без оснований указывали иерархи РПЦЗ, что сама каноническая последовательность Вселенской Патриархии была весьма подозрительной. Эта позиция ярко иллюстрируется следующими примерами. Константинополь незаконно вмешался в конфликт Святейшего Патриарха Тихона с обновленцами и неканонически признал обновленцев как Русскую Православную Церковь. Д.В. Поспеловский считает, что неканоничность действий самой Вселенской Патриархии сделала обращение митр. Евлогия также уязвимым с точки зрения каноничности. Сомнительным было и создание Константинополем в 1920 году самостоятельного протокарловацкого ВЦУ русских эмигрантов.⁷⁶⁶

По мнению другого зарубежного историка, А. Нивьера⁷⁶⁷ (стоящего на позициях евлогианства), с экклезиологической и канонической точек зрения, спорно само по себе разделение русского православного зарубежья на различные церковные юрисдикции.⁷⁶⁸ В то же время автор считает, что не следует преувеличивать значение церковных разделений, и присоединяется к мнению историка русской эмиграции Марка Раева, который считал, что раскол практически не породил проблем на уровне приходов.⁷⁶⁹

Другой зарубежный исследователь, Энтони Эдвард (Владимир) Мосс, является выразителем совершенно противоположной точки зрения, причем настолько резкой, что она даже названа его именем: крайняя точка зрения Мосса. Возможно, это произошло потому, что его собственная биография отразила многие сложности бытования Православия за границей в XX веке. Энтони Эдвард Мосс родился в 1949 г. в англиканской семье. Обратившись в Православие, он стал членом прихода Св. Архангела Михаила в Гилфорде (недалеко от Лондона), образовавшегося в 1973 г. в юрисдикции Московской Патриархии. «Вскоре, однако, основная часть прихожан убеждается в еретичности экуменизма, исповедуемого Московской Патриархией, и в 1975 г. приход переходит под омофор архиепископа Лондонского Никодима (Русская Православная Церковь за границей). Четверо бывших англикан, принятые когда-то в МП без крещения, принимаются архиепископом Никодимом через таинство Крещения; в их числе был и Энтони Эдвард, получивший в Крещении имя Владимира».⁷⁷⁰ В дальнейшем Гилфордский приход не раз менял юрисдикцию: архиепископ Никодим вскоре умер, и английские приходы РПЦЗ попали в сферу влияния архиепископа Женевского Антония, который настаивал на принадлежности РПЦЗ не к истинному Православию, а к World Orthodoxy. В 1978 г. приход перешел под омофор митрополита Китайского Епифания, бывшего тогда Западноевропейским экзархом «матфеевского» Синода Истинно-Православной Церкви Греции. Только в 1998 г. приход смог вернуться в Русскую Церковь, в юрисдикцию Российской Православной Автономной Церкви. Даже такого беглого перечня событий достаточно, чтобы понять, какая лавина проблем обрушивается на западного человека, решившего принять Православие. «Настоящий труд Владимира Мосса публикуется впервые – но не в английском оригинале, а в переводе на русский язык, сделанном прямо с рукописи. Это создает приятную иллюзию – будто русская церковно-историческая наука, как в дореволюционные времена, опять вырывается вперед в деле создания обобщающих трудов по современной истории Церкви», – пишет иеромонах Григорий (В.М. Лурье).⁷⁷¹

В своей книге⁷⁷² В. Мосс использует много труднодоступных и неопубликованных материалов и пространно цитирует работу А.Ф. Трасковского «История Русской Зарубежной Церкви, 1921‒1939 гг.».⁷⁷³ Следуя этому автору, В. Мосс перечисляет причины, вследствие которых русских эмигрантов должно было духовно окормлять именно русское беженское духовенство: «Прибыв в Константинополь, как указывает в «Жизнеописании митрополита Антония...» архиепископ Никон (Рклицкий), митрополит Антоний «первоначально считал, что отныне всякая деятельность русского Высшего Церковного Управления должна быть закончена, и все попечение о духовном устроении русских православных людей должна взять на себя Константинопольская Церковь и Поместные Православные Церкви, в пределах которых окажутся русские православные люди». Однако, как вскоре выяснилось, осуществление такого варианта было крайне затруднительно, ввиду того что огромные массы русских беженцев не знали языка и обычаев тех стран, куда они попали, и окормление такой большой паствы иноязычными священниками (например, греческими) было весьма проблематично. Кроме того, осталось бы не у дел эмигрировавшее многочисленное русское духовенство, которому было вполне под силу справиться с вышеуказанной задачей. Поэтому было решено продолжить деятельность Высшего Церковного Управления».⁷⁷⁴

По поводу указа № 362 В. Мосс пишет: «Этот мудрый указ Святейшего Патриарха Тихона, принятый в условиях антицерковного террора, через полгода после принятия, при помощи епископа Нерчинского Мелетия был доставлен зарубежным епископам и послужил каноническим основанием для образования Русской Зарубежной Церкви, так как эмигрантское духовенство оказалось в положении, соответствующем пп. 2 и 3 этого указа».⁷⁷⁵

Об указе № 348/349 (В. Мосс ошибочно называет его № 342), от 5 мая 1922 года, в котором Патриарх Тихон потребовал распустить Заграничное ВЦУ и передать всю церковную власть над русскими беженцами в Европе митрополиту Парижскому Евлогию, автор замечает: «Этот указ используется Московской Патриархией и ее сторонниками, чтобы навести тень сомнения на каноничность Русской Церкви за границей»⁷⁷⁶ и далее приводит несколько аргументов того, что указ был написан под нажимом:

1) по свидетельству обновленческого архиепископа Евдокима, Патриарх Тихон впоследствии писал митрополиту Антонию (Храповицкому): «Я написал это для властей, а ты сиди и работай»

2) указ, полученный Заграничной Церковью, не содержал патриаршей подписи и был подписан лишь архиепископом Фаддеем Астраханским

3) как замечает игумен Лука, «читая указ, непременно увидишь, что в нем ничего не сказано относительно нарушения ВЦУ канонов, и что оно нигде не называется неканоничным».⁷⁷⁷

Исследователь делает следующий вывод: «Никто, включая даже самого митрополита Евлогия, не признал за этим указом силы. Патриарх, предписывая митрополиту Евлогию возглавить приходы в Западной Европе, «проглядел» тот факт, что в Зарубежной Церкви существовало еще восемь епархий, и ничего не сказал об их управлении. Этот и другие смущающие моменты указа лишь подтверждали всеобщее мнение, что он был выпущен под давлением большевиков, желавших любыми средствами ослабить силы заграничных антикоммунистов».⁷⁷⁸ Таким образом, В. Мосс разделяет точку зрения митр. Евлогия, слова которого он приводит: «Нет никакого сомнения, что указ был выпущен под нажимом большевиков. Я не признаю этот документ имеющим какую-либо силу, хотя бы даже он и был написан и подписан Патриархом. Документ этот – политический, а не церковный».⁷⁷⁹

В книге немецкого историка Георга Зайде⁷⁸⁰ также присутствует трактовка указа № 362. Приводя различные косвенные доводы в пользу каноничности ВЦУ, он пишет: «...существует еще одно неоспоримое доказательство того, что церковное руководство в Москве признало деяние южнорусского Церковного управления правильным: в ноябре 1920 г. ВЦУ эвакуировалось вместе с остатками Белой армии в Константинополь. На следующий день после эвакуации Патриархом Тихоном и Св. Синодом был издан указ № 362, от 20 ноября 1920 г., который рассматривается Зарубежной Церковью вплоть до сегодняшнего дня в качестве доказательства ее права на существование».⁷⁸¹ Г. Зайде приходит к выводу, что «указ может применяться не только во время эвакуации, поскольку он был издан тогда, когда эвакуация уже завершилась». Истинными мотивами этого Постановления исследователь считает тот факт, что регулярного Церковного Управления к этому моменту уже не было.

Как полагает немецкий историк, «для РПЦЗ этот указ впоследствии явился основанием, или magna charta, ее права на существование. С 1927 г., когда Церковь Московской Патриархии попала в полную зависимость от государственной власти, вследствие чего данный документ получил дополнительное значение, поскольку угнетенная Московская Патриархия была уже не в состоянии руководствоваться церковными канонами в своих решениях церковных дел. Таким образом, часть Русской Церкви, живущая на свободе, РПЦЗ, ссылаясь на указ 1920 г., смогла организовать свою независимую и свободную жизнь».⁷⁸²

Итоговой работой, посвященной непосредственно указу № 362 и его каноническому значению, можно считать статью зарубежного исследователя, протоиерея Николая Артемова, напечатанную в «Вестнике Германской епархии» за 2002‒2003 г. и опубликованную в Интернете.⁷⁸³

«В обстановке гонений на Церковь Святейший Патриарх Тихон, Священный Синод и Высший Церковный Совет, которые как три высшие инстанции Русской Церкви составляли совместно Высшее Церковное Управление (ВЦУ), находились в чрезвычайно тяжелых обстоятельствах. Эти три инстанции были свободно избраны Всероссийским Собором и поэтому, с точки зрения канонической, их постановления имеют огромное принципиальное значение для всей Русской Церкви, даже до сего дня, – полагает автор. – Церковно-правовой смысл и действенность указа № 362 в наши дни, однако, практически неизвестны. В Московской Патриархии этот указ, пожалуй, полностью исчез из канонического сознания, а в сознании Русской Зарубежной Церкви если и сохранился, то несколько абстрактно».⁷⁸⁴

Исследователь приводит данные о публикации указа: в изданном в Париже самиздатском сборнике Л. Регельсона «Трагедия Русской Церкви» появились частично пункты 2, 4, 5 и 10, т.е. те выдержки из этого документа, которые цитируются С. В. Троицким, далее в изданной Свято-Тихоновским институтом в Москве книге «Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России...» опубликован лишь пункт 2, и то не полностью. Полная публикация последовала в 1995 г. в книге священника Г. Митрофанова. Зарубежная полная публикация Постановления № 362 состоялась в 7-м томе «Жизнеописания Блаженнейшего Антония, митрополита Киевского и Галицкого», 17-томном издании (Нью-Йорк, 1962), содержащем огромное число документов, собранных архиепископом Никоном (Рклицким).

Автор утверждает, что Постановление № 362 было не просто «забыто», оно искажалось и использовалось в неблаговидных целях. «С одной стороны, семидесятилетняя борьба советской власти против Русской Зарубежной Церкви порождала чудовищные утверждения, вошедшие отчасти в историографию. Стремясь отказать Русской Зарубежной Церкви в праве на существование и доказать, что она является «расколом», отвергали и применимость к ней Постановления № 362. С другой стороны, центробежные силы в самом зарубежье (в С.-Американской и З.-Европейской епархиях), согласно своим интересам аргументировали против Архиерейских Собора и Синода РПЦЗ, неизменно стоявших на основе Постановления № 362».⁷⁸⁵

Как полагает исследователь, само возникновение Русской Зарубежной Церкви и добровольное объединение ею всех епископов зарубежья в первые годы ее существования, показывает проявление здоровых сил церковного притяжения, на которые и было направлено Постановление № 362. В частности, благодаря ему сохранялась упорядоченность в зарубежных епархиях, оказавшихся после установления советской власти в одинаковых условиях по отношению к власти и Родине. Таким образом, церковная жизнь развивалась при пастырском окормлении миллионной паствы, а Постановление № 362 обеспечивало этому желанному для Церкви развитию твердую каноническую основу.

Остальные аргументы, по мнению прот. Н. Артемова, вроде тех, что епископы вследствие «бегства» уже потеряли свои архиерейские права, не выдерживают канонической критики и не имеют прямого отношения к Постановлению, но косвенно эта аргументация направлена на лишение указа № 362 силы применительно к зарубежным архиереям. «Для тогдашних обстоятельств само Постановление было актом достаточно рискованным. Если далее учитывать, что в те же дни ноября 1920 г. только в один Константинопольский Патриархат, насчитывающий 30 000 верующих, влилось более 150 000 православных русских людей, эвакуированных из Крыма со многими священнослужителями и епископами; если учитывать, что огромная масса русской эмиграции обреталась и в других странах, где, как в Германии и во Франции, уже имелись храмы и приходы, то решение по духу Постановления представляется жизненной необходимостью».⁷⁸⁶

Автор задает вопрос: «Каковы будут результаты, если подходить к данному указу по букве?». Он опровергает мнение канониста С.В. Троицкого том, что указ № 362 касался только внутрироссийских епархий: Постановление упоминает возможность «передвижения фронта, изменении государственной границы», но такими случаями дело не ограничивается: здесь следуют слова «и тому подобное» (пункт 2). Далее, по его мнению, нельзя ограничивать употребление Русской Зарубежной Церковью Постановления № 362 тем, что ее епархии между собой не «соседние». Соседние епархии и соседние архиереи – это канонически обусловленный термин. «По канонам, соседние архиереи должны привлекаться к общению (например, при выборах и рукоположении архиереев). Авторы Постановления, естественно, рассуждали в этом каноническом разрезе, территориально. Но учитывая, что здесь архиерею, в зависимости от церковной пользы, предоставлялось право основывать новые епархии, становится ясным, что цель упоминания «соседних епархий» в указании связи, т.е. чтобы – если возможно – архиерей не действовал единолично и в отрыве от других, а Соборно. Мысль здесь устремлена к «организации высшей инстанции церковной власти для нескольких епархий, находящихся в одинаковых условиях» (пункт 5). С. Троицкий пишет, что невозможно «назвать соседними и находящимися в одинаковых условиях русские епархии в Югославии, Китае и Америке», и что З. Европейская епархия и вовсе соседей не имеет. Однако вопрос в том, что считать «одинаковыми условиями» по духу».⁷⁸⁷

Далее, разбирая положения работы С.В. Троицкого, прот. Николай Артемов отмечает и другие противоречия: профессор-канонист, говорящий о «притязаниях Карловацкого управления», не приводит ни одного аргумента, почему именно, с его точки зрения, «попытка организовать один административный центр для всех частей Русской Церкви за границей не находит опоры в Постановлении», кроме только того, что епархии не «соседние». С.В. Троицкий пишет, что Карловацкий Синод, собирающий Архиерейский Собор, может в Сербии действовать исключительно по благословению Сербского Патриарха и Синода, но потом лишь голословно критикует Сербскую Церковь за «слишком широко понимаемое гостеприимство». Но, как полагает прот. Н. Артемов, Сербский Патриарх Варнава скорее из церковных соображений, чем просто «из гостеприимства» прилагал в те годы (1934‒1935) все усилия, чтобы помочь преодолению расхождений митрополитов Евлогия и Платона с заграничным Архиерейским Собором.

Автор полемизирует и с часто повторяющимся мнением о том, что покинувшие свои епархии архиереи якобы потеряли право действовать. «Эта аргументация, – пишет он, – порождена уже в 1920-е годы Константинопольской Патриархией, которая весьма своеобразно смотрела и смотрит на дела Русской Церкви. Повторяемые современными русскими авторами с этой подачи каноны касаются, однако, самочинно и произвольно покинувших свои епархии, а не епископов изгнанных, например, варварами или не допущенных во свой град. Итак, имелись достаточно веские канонические основания не ставить под вопрос епископские права русских епископов-изгнанников, о чем еще в 1922 г. пространно писал в своем ответе на Константинопольские притязания С. Троицкий [имеется в виду – в своих ранних работах]. Впрочем, сама церковная реальность тех лет свидетельствует, как смотрели на этот вопрос в Москве и в братских Поместных Церквах: Во всем православном мире епископы-изгнанники принимались как представители своей паствы».⁷⁸⁸

Протоиерей Николай Артемов, на основании различных фактов, приходит к выводу, что в своих действиях до получения Постановления № 362 зарубежное ВЦУ руководствовалось опытом раннего общения с Москвой и прецедентами 1919 года. «Еще во время деятельности ВЦУ Юго-Востока России имелись сведения о поддержке этой деятельности св. Патриархом Тихоном и, несомненно, опыт существования этого прямого предшественника заграничного ВЦУ (а также другого «прототипа» – Сибирского ВЦУ) определял как Постановление от 7/20 ноября 1920 г., так и впоследствии подход зарубежного Архиерейского Синода к возглавлению Русской Церкви в Москве».⁷⁸⁹

Как полагает автор статьи, сегодня наиболее запутанным является вопрос о правомочности зарубежного Архиерейского Собора и Синода управлять всем русским церковным зарубежьем. Он считает, что сначала этой проблемы вообще не существовало, поскольку все архиереи за рубежом вошли в Собор заграничного Высшего Церковного Управления. «Тараном, который пробил брешь в единстве зарубежных архиереев, оказался указ о закрытии ВЦУ от 22.04/05.05.1922 за № 348/349... Истолкование этого указа митр. Евлогием с двумя поддержавшими его викариями, а также автокефалистические стремления в С. Америке постепенно подрывали единство Собора. Отойдя от этих Соборных основ, отколовшаяся часть церковных структур в Западной Европе в последующие десятилетия подчинялась Москве (дважды) или Константинополю (трижды), или же объявляла себя автономной (дважды), в частности ссылаясь на Постановление № 362. В конце 40-х годов ушла из Русской Церкви часть православных верующих в Америке».⁷⁹⁰

Решающим оказался тот факт, что митр. Евлогий не признавал данной церковно-правовой основы, не считал для себя обязательным Постановление № 362 (мы видели, что в своих воспоминаниях он обходит этот вопрос), а вместо этого противопоставлял ему указ № 349 от 1922 г. «Отсутствие данного стержня, в связи с моментами личными, политическими, экономическими и др., подорвало возможность его общения с другими зарубежными епископами... – пишет историк. – Аргументация митр. Евлогия страдает недостатком последовательности, в том числе и канонической, поэтому указ № 349 о закрытии ВЦУ, к тому же упоминавший его лично, смог потом возыметь настолько разрушительное действие».⁷⁹¹

Одной из последних работ по данной теме также является статья кандидата богословия, ассистента кафедры общей истории Церкви Православного богословского факультета Университета в Белграде (Сербия) Владислава Пузовича.⁷⁹² 3 октября 2012 года автор выступил с докладом в СПбПДА. В данной работе на основе архивных материалов, имеющихся в составе архивных фондов Сербии, представлена позиция Сербской Православной Церкви относительно канонического и юридического положения Русской Православной Церкви за границей в течение 1920-х гг.

Автор сразу же отмечает, что приезд такой церковной структуры (заграничного Временного Высшего Церковного Управления) на каноническую территорию восстановленного Сербского Патриархата представлял собой исключительный прецедент в новейшей истории Сербской Церкви. Речь шла о своеобразной ситуации (сосуществования одной православной церковной структуры на канонической территории другой.⁷⁹³ «Проблемой являлся канонический статус вышеупомянутой русской заграничной церковной структуры, который в данный период не был точно определен как во внутреннем русском, так и в общецерковном плане. Одновременно данная церковная структура стремилась создать единую юрисдикцию, которой подчинялись бы все русские беженцы во всем мире».⁷⁹⁴

В. Пузович приводит несколько важных документов, в том числе тот, на основе которого был урегулирован статус и деятельность русского заграничного Временного Высшего Церковного Управления на канонической территории Сербского Патриархата в период между двумя мировыми войнами. Это постановление Священного Архиерейского Собора Сербской Православной Церкви от 31 августа 1921 г. (№31). Архиерейский Собор вынес его, руководствуясь докладом епископа Жичского Ефрема (Боевича), относительно известия митрополита Киевского Антония (Храповицкого) о переезде русского заграничного Временного Высшего Церковного Управления из Константинополя в Королевство СХС.

«Анализируя данное постановление Архиерейского Собора Сербской Православной Церкви, можно выделить два очень важных момента. Во-первых, статус и уровень полномочия русского заграничного Временного Высшего Церковного Управления были определены Сербской Церковью. Во-вторых, данное церковное управление, согласно упомянутому постановлению, имело юрисдикцию как над русскими священниками в Королевстве СХС (не стоящими на службе в Сербской Церкви), так и над русскими священниками в изгнании, пребывающими в других странах».⁷⁹⁵

Однако постановление Архиерейского Собора Сербской Православной Церкви многие вопросы оставило нерешенными. О некоторых из них писал известный русский юрист Сергей Викторович Троицкий в своей статье «Правовое положение Русской Церкви в Югославии», опубликованной в 1939 г. в Белграде. С.В. Троицкий высказывает мнение, что русская заграничная церковная структура в Королевстве Югославии на самом деле является «филиалом Сербской Церкви». Он подчеркивает, что в данном постановлении Сербской Церкви усматривается ряд «существенных пробелов», в том числе и неурегулированное положение русских заграничных епархиальных и приходских структур. Все это, при неурегулированном статусе Русской Православной Церкви за границей в рамках государственной системы Королевства Югославии, по мнению С.В. Троицкого, должно было привести к постепенному сужению полномочий Русского Заграничного Архиерейского Синода, и даже к полному упразднению русской заграничной церковной структуры на канонической территории Сербского Патриархата.⁷⁹⁶

В. Пузович считает, что большая часть проблем, о которых писал профессор Троицкий, возникала не только из-за недочетов (какие он усматривал) в постановлении Сербской Церкви от 1921 г., а, в первую очередь, из-за сложного в экклезиологическом плане факта сосуществования на одной и той же территории двух параллельных православных церковных структур.

Другим важным документом Сербской Православной Церкви об отношении к каноническому положению Русской Православной Церкви за границей, является письмо-ответ Архиерейского Собора Сербской Православной Церкви, направленное Константинопольскому Патриарху 9 декабря 1924 г. Данный документ является ответом Сербской Церкви на требование Константинопольской Патриархии (от 24 мая 1924 г.) закрыть Архиерейский Синод Русской Православной Церкви за границей как неканоническую церковную структуру. Константинопольская Патриархия выдвинула такое требование после того, как запретила служить в Константинополе архиереям Анастасию (Грибановскому) и Александру (Немоловскому), – это служение было воспринято как нарушение канонических норм единства архиерейской власти на определенной территории. «В данной сложной ситуации, – подчеркивает В. Пузович, – Сербская Церковь встала на защиту Архиерейского Синода Русской Православной Церкви за границей как относительно каноничности его существования, так и относительно каноничности его юрисдикционных компетенций».⁷⁹⁷

Первая часть ответа Архиерейского Собора Сербской Православной Церкви посвящена каноническому статусу русской заграничной церковной структуры на канонической территории Сербского Патриархата. Подчеркивая неотъемлемые права сербских церковных властей «организовывать церковную власть по своему свободному усмотрению» на своей канонической территории, Архиерейский Собор считает, что принятием русских беженцев и предоставлением согласия на деятельность русского заграничного церковного управления, «оправдал свое апостольское призвание», принимая во внимание тот факт, что русские архиереи и священники лучше всех знают потребности и церковные обычаи русского народа, оказавшегося в изгнании.⁷⁹⁸

Во второй части высказывается мнение Сербской Церкви относительно юрисдикции Архиерейского Синода Русской Православной Церкви за границей на территории Центральной и Западной Европы (Германия, Франция и Англия). Особо подчеркивается, что речь идет о миссионерских территориях, на которых не существует организованной православной церковной структуры. Поэтому вполне «естественно и в согласии с канонами», чтобы на таких территориях церковное управление над каким-либо православным народом осуществлялось «ближайшей церковной властью» этого народа.⁷⁹⁹

Автор статьи также говорит о позиции, которую заняла Сербская Православная Церковь в конфликте Архиерейского Синода с митр. Евлогием. В 1927 г., во время раскола между Архиерейским Синодом Русской Православной Церкви за границей и митрополитом Евлогием (Георгиевским) Сербской Православной Церкви снова пришлось аргументировать свою позицию относительно канонического положения Русского Синода в Сремских Карловцах и его юрисдикции, но на сей раз в Чехословакии. «Посольство Чехословакии в Белграде направило ноту Министерству по делам религии Королевства СХС (№ 30/1/ 27, от 12 января 1927 г.), в которой был поставлен вопрос о статусе и компетенциях Русского Заграничного Архиерейского Синода. А именно ставился вопрос о том, подпадает ли русская заграничная церковная структура в Королевстве СХС под юрисдикцию Сербского Патриархата. Если не подпадает, возникает вопрос, в чьей юрисдикции она находится – митрополита Антония (Храповицкого) или митрополита Евлогия (Георгиевского)?».⁸⁰⁰

Сербская Православная Церковь продолжала оказывать поддержку Русскому Заграничному Архиерейскому Синоду в Сремских Карловцах. Однако с углублением разногласий между данным Синодом и митрополитом Евлогием нарастало давление на Сербскую Церковь с целью ограничить компетенции Русского Синода в Сремских Карловцах. А именно митрополит Евлогий в марте 1927 г. направил письмо некоторым главам из Православных Церквей с просьбой оказать ему поддержку в полемике с Карловацким Синодом. Его, в частности, поддержали Патриарх Константинопольский Василий III, Патриарх Александрийский Мелетий II и афинский архиепископ Хризостом. Эти архиереи особо подчеркивали самопровозглашенность Русского Синода в Сремских Карловцах и неканоничность его деятельности. «Чувствуя за собой такую поддержку и считая себя единственным законным представителем Русской Церкви за границей, митрополит Евлогий с 1927 г. до 1929 г. не раз письменно обращался к сербским церковным властям с просьбой запретить Карловацкому Архиерейскому Синоду вмешиваться в дела Русской Церкви в Европе. «Учитывая сложившуюся обстановку, позицию Сербской Церкви можно охарактеризовать как сдержанную, – отмечает сербский историк, – Одновременно она не прекращает покровительствовать Архиерейскому Синоду Русской Православной Церкви за границей».⁸⁰¹

В заключение В. Пузович пишет: «Руководствуясь, в первую очередь, пастырским попечением, Сербская Церковь считала, что лучшим способом устройства церковной жизни русских беженцев является формирование русской заграничной церковной структуры... Конечно, необходимо принимать во внимание тот факт, что сербские и русские заграничные церковные власти воспринимали это как временное решение, которое должно было оставаться в силе только до скорого упразднения большевисткого режима в России. Но поскольку этого не произошло, проблемы стали усложняться. Экклезиологический вопрос организации православных церковных структур вне традиционных православных территорий не потерял своей актуальности по сей день, что подтверждают проблемы в связи с устройством Церкви в диаспоре».⁸⁰²

С этим утверждением можно полностью согласиться, поскольку, по мнению митрополита Илариона (Алфеева) – председателя Отдела внешних церковных связей РПЦ МП, одной из главных проблем современного вселенского Православия является вопрос юрисдикционной принадлежности диаспоры. Константинопольский Патриархат считает, что все общины, находящиеся вне известных территорий Поместных Церквей, должны входить в его каноническую орбиту. Практически все Поместные Церкви оспаривают эту претензию. Даная проблема выносится одной из главных на предполагаемый Всеправославный Собор.

Как считает профессор-протоиерей Георгий Митрофанов – заведующий церковно-исторической кафедрой СПбПДА, проблема в докладе не решена, а поставлена, вопросов много, и исследователи будут их решать. Наш следующий раздел как раз посвящен вкладу ученых – священнослужителей Московского Патриархата в историографию этого вопроса, и в первую очередь мы рассмотрим две монографии протоиерея Георгия Митрофанова.

2.4. Труды ученых – священнослужителей Московского Патриархата

Впервые вопросы, касающиеся истории Зарубежной Церкви, были подняты протоиереем Георгием Митрофановым в статьях, опубликованных по благословению митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна (Снычева) в пяти номерах журнала «Христианское чтение» за 1991 г., с приложением документов.⁸⁰³ На основании этих публикаций и начался диалог среди историков и представителей РПЦЗ. В 1995 г. вышла в свет уже упоминавшаяся монография «Православная церковь в России и эмиграции в 1920-е годы. К вопросу о взаимоотношениях Московской Патриархии и русской церковной эмиграции в период 1920‒1927 гг.». Эта книга до сих пор относится к тем немногим работам, которые непосредственно посвящены данной проблеме. В ней есть отдельные разделы, повествующие об указе № 362.

Постановление Святейшего Патриарха Тихона, Священного Синода и Высшего Церковного Совета от 7/20 ноября 1920 года за № 362, как считает прот. Георгий Митрофанов, с самого начала было обращено к уже сформировавшимся в русской церковной жизни органам управления, которые объединяли под своим руководством группы епархий, находившихся на канонической территории РПЦ, хотя и не имевших связи с высшей церковной властью. Дальнейшее развитие событий привело к тому, что сравнимый по своему значению лишь с решениями Поместного Собора 1917‒1918 годов о Патриаршем Местоблюстительстве, указ № 362 сыграл чрезвычайно важную роль в жизни РПЦ 1920-х годов, выразившуюся, в частности, в том, что именно он был провозглашен руководством РПЦЗ важнейшим каноническим документом Московской Патриархии, обосновывающим создание и функционирование высшего церковного управления за границей.⁸⁰⁴

Как считает автор, в эмигрантской среде каноническое положение этой группы епископов с самого начала было неопределенным, обусловленным пребыванием этих епископов за пределами канонической территории РПЦ, ибо, покинув свои епархии, эти епископы в соответствии с церковными канонами формально лишались права осуществлять свое архиерейское служение, где бы то ни было, без благословения на это Патриарха Тихона.⁸⁰⁵

По мнению прот. Георгия Митрофанова, обращение русских епископов в Константинополе во Вселенскую Патриархию без благословения Патриарха Тихона и получение ими грамоты, формально подчинявшей этих епископов Вселенской Патриархии, также явились каноническими нарушениями, и рассматривались самими русскими епископами в Константинополе лишь как обусловленные особыми историческими обстоятельствами, временные меры, призванные нормализовать церковную жизнь в одной из многочисленных групп русских эмигрантов.⁸⁰⁶

ВРЦУ за границей в марте 1921 года было переведено в г. Сремски Карловцы. Как считает автор, при этом ВРЦУ за границей пришлось допустить еще одно каноническое нарушение в связи с тем, что перемещение группы русских епископов на территорию Сербской Православной Церкви было осуществлено без благословения взявшей их всего лишь три месяца назад под свой омофор Вселенской Патриархии.⁸⁰⁷

Автор тщательно исследует соответствие каждого из пунктов указа № 362 создавшейся обстановке и действиям участников ВРЦУ. По мнению автора, применимость указаний второго и третьего пунктов указа к созданию в ноябре 1920 года ВРЦУ за границей, а значит, и обоснование этим документом последующей деятельности руководящих органов РПЦЗ изначально представлялись весьма спорными.

Оказавшиеся «вне всякого общения с Высшим Церковным Управлением» русские епископы в Константинополе, вступив в переговоры между собой, создали в 1921 году упомянутое в указе «Временное Высшее Церковное Правительство» в виде ВРЦУ за границей. При этом, в соответствии с третьим пунктом указа, главное «попечение об организации» этого органа проявил старейший по хиротонии в этой группе архиереев митр. Антоний (Храповицкий). Между тем, и во втором, и в третьем пунктах указа речь шла не об епархиальных епископах, покинувших свои епархии и оказавшихся на канонической территории других Поместных Церквей, а об епархиях РПЦ, которые вместе со своими правящими епископами «вследствие передвижения фронта, изменения государственной границы и т. п.» могли оказаться «вне всякого общения с Высшим Церковным Управлением». Прот. Георгий Митрофанов считает, что подобная формулировка в указе отнюдь не случайна, ибо, в соответствии с церковными канонами, епископ, пребывавший в своей епархии, сохранял всю полноту архиерейской власти, даже если его епархия, входившая в каноническую территорию поставившей этого епископа Поместной Церкви, отторгалась силой внешних обстоятельств от этой Церкви. Совершенно иным было положение группы епископов в Константинополе, которые в силу самовольного оставления ими своих епархий канонически лишались права осуществлять епископское служение и в связи с пребыванием их на территории других Поместных Православных Церквей не имели возможности совершать богослужение и проповедовать без благословения местной высшей церковной власти.

Таким образом, применимость указаний второго и третьего пунктов указа № 362 к созданию в ноябре 1920 года ВРЦУ за границей, а значит, и обоснование этим документом последующей деятельности руководящих органов РПЦЗ изначально представлялись весьма спорными.⁸⁰⁸

По мнению автора, сколь бы проблематичной ни представлялась каноническая обоснованность создания ВРЦУ за границей, сама по себе деятельность русских епископов за границей, направленная на упорядочение церковной жизни в эмигрантской среде, не только являлась нравственно оправданной, но при условии строгого согласования этой деятельности в дальнейшем с Патриархом Тихоном могла получить твердую каноническую основу через благословение руководством РПЦ того или иного органа высшей церковной власти за границей.⁸⁰⁹

После подробного анализа Постановления № 362 прот. Георгий Митрофанов приходит к выводу о том, что зарубежные архиереи не попадают под действие Постановления. По его мнению, в нем идет речь о епархиях и архиереях, оказавшихся в отрыве от канонического центра, а зарубежные архиереи оказались вне своих епархий.

Подводя некоторые общие итоги развития взаимоотношений между РПЦ и РПЦЗ в период 1920‒1927 годов, прот. Георгий Митрофанов подчеркивает, что своеобразие канонического положения и беспрецедентность исторических условий, имевших место в это время в обеих частях РПЦ, создали церковно-историческую ситуацию, не имевшую аналогов в истории Русской Церкви. Тем не менее, доля участия и соответственно мера ответственности руководства РПЦ и руководства РПЦЗ в назревшем между ними церковном расколе не могут быть признаны равнозначными. Автор убежден, что руководство Московской Патриархии, обладавшее вплоть до 1926 года канонически безупречным преемством полноты высшей церковной власти во всей РПЦ в лице Патриарха Тихона и Патриаршего Местоблюстителя митр. Петра, лишь в период правления Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митр. Сергия могло подвергаться некоторой критике за расширенное понимание своих полномочий, связанное с неопределенностью прав Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, который, тем не менее, также сохранял непрерывную каноническую преемственность в органах высшего церковного управления РПЦ.⁸¹⁰

В то же время руководство РПЦЗ, с самого начала нуждавшееся в подтверждении своих полномочий со стороны Патриарха Тихона, уже с 1922 года возглавлялось Архиерейским Синодом, который не только нарушал самим фактом своего существования указ Патриарха, Священного Синода и Высшего Церковного Совета № 348/349 от 22 апреля/5 мая 1922 года, но и стремился присвоить никогда не передававшиеся ему РПЦ канонические права высшей церковной власти сначала во всей русской эмиграции, а с 1927 года и в России.

Описывая реакцию Архиерейского Синода на указ за №348 и 349 от 22 апреля/5 мая 1922 года, автора замечает, что, стремясь как можно более четко определить отношение Московской Патриархии к «Посланию чадам Русской Православной Церкви, в рассеянии и изгнании сущим» и «Посланию Мирной Конференции от имени Русского Всезаграничного Церковного Собора», данный указ признал эти документы актами не только «не выражающими официального голоса Русской Православной Церкви», но и «ввиду их политического характера, не имеющими церковно-канонического значения».

Тем самым руководство Московской Патриархии, основываясь на своем праве высшей церковной инстанции по отношению ко всем чадам РПЦ независимо от их местопребывания, аннулировало документы, самостоятельно принятые одной из групп епископов, духовенства и мирян, причислявших себя к Русской Церкви, не оставляя этой группе возможности использовать данные документы даже как выражавшие ее частную точку зрения. Причем автор подчеркивает, что основанием для непризнания вышеназванных документов в качестве официальных актов Русской Церкви стали не особенности излагавшейся в них политической позиции, но политическая направленность этих церковных документов, как таковая, ибо подобная направленность не соответствовала принципу аполитичности Русской Церкви, провозглашенному Патриархом с 1919 года.⁸¹¹

По мнению автора, вменяя в вину ВРЦУ за границей принятые по инициативе этого органа документы политического характера, указ от 22 апреля/5 мая 1922 года не связывал упразднение ВРЦУ за границей лишь с этими действиями. Другим не менее существенным основанием для упразднения ВРЦУ за границей в указе было названо «назначение тем же Управлением Преосвященного митрополита Евлогия заведывающим русскими православными церквами за границей», подтвержденное указом Святейшего Патриарха Тихона и Священного Синода от 26 марта/8 апреля 1921 года за № 424 и являвшееся, таким образом, единственным среди подобного рода решений ВРЦУ за границей, получившим официальную санкцию высшей церковной власти. Это назначение митр. Евлогия определялось в указе, «как не оставляющее области для деятельности» ВРЦУ за границей в связи с тем, что, по мнению руководства РПЦ, во временное управление митр. Евлогия должны были перейти не только существовавшие к 1920 году русские церкви в Западной Европе, но и возникшие с конца 1920 года под руководством ВРЦУ за границей русские приходы в балканских странах и Турции, на постоянное управление которыми, не имея на то благословения Патриарха Тихона, претендовало ВРЦУ за границей.⁸¹²

Таким образом, прот. Георгий Митрофанов считает ясно выраженной и достаточно обоснованной позицию Московской Патриархии по отношению к митр. Евлогию. Анализируя реакцию Архиерейского Синода на указ № 348/349, и последовавшие за тем события, исследователь приходит к выводу, что приняв Постановление от 20 августа/2 сентября 1922 года, по существу, сохранившее ВРЦУ за границей под новым наименованием Временного Архиерейского Синода, и оставив митр. Евлогия, продолжавшего управлять лишь русскими приходами в Западной Европе, в качестве рядового члена этого Синода, Архиерейский Собор не исполнил ни одного из Положений, содержавшихся в указе Патриарха Тихона, Священного Синода и Высшего Церковного Совета от 22 апреля/5 мая 1922 года и в то же время формально подтвердил, как это было выражено в послании, свое «полное подчинение и сыновнее послушание Святейшему Патриарху Тихону».⁸¹³

По мнению прот. Г. Митрофанова, вопреки трем единственно канонически оправданным путям сохранения преемства высшей власти в Русской Церкви – через избрание очередным Поместным Собором нового Патриарха, через назначение Патриархом Местоблюстителя Патриаршего Престола или, наконец, через вступление в силу указа № 362, от 7/20 ноября 1920 года о самоуправлении русских епархий, Архиерейский Синод в своем Определении от 27 марта / 9 апреля 1925 года допустил возможность совершенно произвольной передачи руководства РПЦ представителю зарубежного епископата, составлявшего незначительную часть русской епископской иерархии и лишенного в силу своего пребывания вне канонической территории РПЦ канонических оснований и нравственного права выступать от имени всей Русской Церкви. С точки зрения исследователя, весьма знаменательно, что члены Архиерейского Синода, которые не могли не понимать каноническую безосновательность принимавшегося ими решения, выдвигая в заместители Патриарха митр. Антония, вынуждены были доказывать оправданность своего выбора аргументами, которые, даже если бы все они соответствовали действительности, не были способны придать Определению Архиерейского Синода характер подлинно каноничного постановления.⁸¹⁴

По мнению автора, вызвавшее резко отрицательную оценку митр. Евлогия и его сторонников, и приостановленное в действии осенью 1925 года самим Архиерейским Синодом Определение, от 27 марта/9 апреля 1925 года, выявило у руководства РПЦЗ убеждение в том, что Архиерейский Синод и его председатель митр. Антоний при определенных условиях могут осуществлять из-за границы руководство РПЦ на правах высшей церковной власти. Однако действия руководства Московской Патриархии после кончины Патриарха Тихона благодаря строгому исполнению воли почившего Первосвятителя позволили сохранить в РПЦ каноническое преемство высшей церковной власти.⁸¹⁵

Поворотным пунктом для исследовательского пути прот. Георгия Митрофанова можно считать его статью «Нас объединят новомученики», опубликованную в «Православной газете».⁸¹⁶ Она была написана по результатам участия профессора-протоиерея во Всезарубежном Пастырском совещании в городе Наяк (США) 8‒12 декабря 2003 года на тему «Путь Русской Зарубежной Церкви в прошлом и будущем». «Впервые после многих десятилетий очень острой полемики представители этих двух частей, как я убежден, единой Русской Православной Церкви имели возможность встретиться друг с другом и поговорить, глядя друг другу в глаза, об очень многих самых больных, самых острых вопросах, различное понимание которых разделяло эти две половины единой Церкви на протяжении многих десятилетий. Ценность Всезарубежного пастырского совещания состоит в том, что на нем присутствовали практически все священники и епископы Русской Православной Церкви за границей, за исключением нескольких человек».⁸¹⁷

В интервью по поводу совещания, отвечая на вопрос журналиста об изменении взглядов прот. Н. Артемова, прот. Г. Митрофанов заметил: «Я думаю, что не только его позиции, но и позиции многих представителей зарубежного духовенства меняются. Но сейчас можно сказать одно: отец Николай представляет то большинство духовенства Русской Зарубежной Церкви, которое не только открыто к диалогу с нами, хотят его развития, но и видят ближайшую цель – восстановление евхаристического общения между двумя частями Русской Православной Церкви».⁸¹⁸

В более поздней своей работе⁸¹⁹ профессор-протоиерей Г. Митрофанов пересмотрел свои взгляды на позицию митр. Сергия (Страгородского). Исследователь пришел к выводу, что его политика была во многом ошибочной.⁸²⁰ По мнению автора, с самого начала своего существования РПЦЗ провозгласила идею о том, что как только рухнет безбожный режим и возникнет возможность для проведения свободного Поместного Собора, духовенство РПЦЗ будет участвовать в этом Соборе, и будет решать проблемы восстановления церковного единства.⁸²¹ Такое «потепление» к деятельности РПЦЗ можно считать исторически закономерным и идущим в русле общего улучшения взаимоотношений РПЦ и РПЦЗ, которое имеет место в последнее время.

Определенное значение для историков русского зарубежного Православия имеет работа протоиерея Владислава Цыпина, так как она содержит раздел «Церковная диаспора 1920‒1937».⁸²²

По мнению автора, тот факт, что большинство архиереев оставили родину и свои епархии перед лицом прямой угрозы для жизни, не подлежит сомнению. И все-таки с канонической точки зрения своевольное оставление епархии является предосудительным действием. Впоследствии, отмечает прот. В. Цыпин, сознавая каноническую уязвимость своего положения на чужбине, сами архипастыри, их сторонники и апологеты ссылались на 39 правило Трулльского Собора которым архиепископу Кипрскому, бежавшему после захвата острова мусульманами в Гелеспонт, предоставлялось право продолжить свое архипастырское служение в качестве первого епископа своей автокефальной Церкви, находящейся в изгнании на территории иной Поместной Церкви – Константинопольского Патриархата. Однако, по мнению исследователя, ссылка на этот канон едва ли правомерна, потому что тогда произошло переселение почти всего православного народа Кипра, а в XX веке лишь небольшая часть паствы вместе со своими архипастырями покинула родину.⁸²³

Прот. В. Цыпин считает, что канонический статус ВЦУ был двусмысленным: образовано оно было как учреждение, подведомственное Константинопольской Патриархии, а само себя считало идентичным с ВЦУ на Юге России и оставшимся в подчинении Патриарха Московского.

По мнению автора, ВЦУ не вполне правомерно ссылалось на указ Священного Синода и Высшего Церковного» Совета, от 20 ноября 1920 года, за № 362 о временной автономии епархий, связь которых с Патриархией прервана, действовало совершенно независимо от Московской Патриархии, ограничивая свою каноническую связь с нею только возношением за богослужением имени Святейшего Патриарха Тихона.⁸²⁴

Анализируя события 2 сентября 1922 года, когда на Соборе архиереев последовала реакция на указ Патриарха Тихона № 348/349 – было упразднено Высшее Русское Церковное Управление, но учрежден, вместо этого, Временный Заграничный Архиерейский Синод, исследователь приходит к выводу, что воля Патриарха была исполнена лишь формально, и карловацкий церковный центр не был упразднен, а сохранил свое существование под новым названием.⁸²⁵

Давая оценку перехода митр. Евлогия со своей паствой в юрисдикцию Константинопольского Патриарха и утрату по этой причине канонической связи с Русской Церковью 17 февраля 1931 года, прот. Владислав Цыпин придерживается следующей позиции. Он считает, что переход архиерея без отпускной грамоты из одной Поместной Церкви в другую в любом случае канонически неправомерен. Исследователь говорит о канонической незаконности Карловацкого Синода и о полноте канонической власти митр. Сергия, а также о том, что для митр. Антония (Храповицкого) была очевидной преемственность линии Патриархии по отношению к эмиграции от Патр. Тихона к митр. Сергию.⁸²⁶

2.5. Новая российская историография: стремление к объективности

Российский исследователь А.В. Попов, составитель грандиозного труда «Российское православное зарубежье: история и источники» (М., 2005), внес свой вклад в вопрос о каноничности образования РПЦЗ. Он, в частности, считает, что первопричиной раскола Русской Церкви послужили призывы Первого Всезаграничного Собора.⁸²⁷ Наиболее интересна, по мнению Попова, для исследователей русского зарубежного Православия глава воспоминаний митрополита Евлогия (Георгиевского) «Церковная смута», в которой иерарх рассказывает об истоках и причинах своих разногласий с Архиерейским Синодом РПЦЗ, конфликте с Московской Патриархией, приведшем к разрыву в 1930 году, обстоятельствах и побудительных мотивах перехода под юрисдикцию Вселенского Патриарха. По мнению автора, канонических оснований для перехода под омофор Вселенского Патриарха не было.⁸²⁸

В работе А.В. Попова содержится подробный анализ оценок указов № 362 и 348/349 представителями различных точек зрения в вопросе о каноничности РПЦЗ. Автор полагает, что постановление № 362 часто служило главным и, по его предположению, единственным аргументом в пользу каноничности существования РПЦ. Он приходит к выводу, что историков Церкви, не признающих канонического или какоголибо другого значения Постановления № 362 для РПЦЗ, значительно больше, чем их оппонентов.⁸²⁹

Исследователь говорит о том, что русское духовенство в эмиграции вышло за рамки Постановления № 362, создав новую, соответствующую условиям эмиграции, форму организации православных приходов; ВЦУ за границей имело право на существование лишь до момента получения Постановления № 348 от 5 (22) мая 1922 года; деятельность ВЦУ за границей в соответствии с Постановлением № 362 должна была носить временный характер и автоматически прекратиться с момента возобновления связи с Патриархией.⁸³⁰

По мнению историка, не опираясь на твердые канонические основания, РПЦЗ в 1920-е годы разделилась на несколько частей, важнейшими из которых являются РПЦЗ, Православная Церковь Америки и Архиепископия православных церквей русской традиции в Западной Европе. Две последние пошли своими путями.⁸³¹ Единственной ветвью российского православного зарубежья, сохранившей верность исторической России и российскому Православию, является РПЦЗ. Не признанная ни одной из Православных Церквей, долгое время находившаяся в расколе с РПЦ, она, тем не менее, сыграла огромную роль в сохранении русского Православия вне России.

В то же время А.В. Попов отмечает, что в ситуации гонений на Церковь в СССР проблемы не могли быть разрешены каноническим образом.⁸³² Камнем преткновения между РПЦЗ и РПЦ МП являлась Декларация митрополита Сергия (Страгородского), которая дала основание Зарубежной Церкви выйти из подчинения московской церковной власти и прекратить с ней общение. Но на сегодняшний день Декларация является историческим фактом и не может служить поводом для разногласий.

Несколько под другим углом зрения смотрит на эту проблему современная российская исследовательница Л.В. Пономарева. В своей работе «Вселенская миссия Русской православной эмиграции в XX веке», разделяя позицию известного лингвиста Н.С. Трубецкого относительно вопроса о существовании внутреннего согласия между митрополитами Евлогием и Сергием (Страгородским), она пишет: «Если бы митрополит Сергий действительно хотел запретить Евлогия, то сделал бы это уже давно... Запрещая Евлогия, он исполнил предписание правительства, но в то же время (как я думаю сознательно) выбрал для этого момент, когда запрещение уже не могло иметь для Евлогия никакой канонической силы».⁸³³

Совершившийся переход митрополита Евлогия в юрисдикцию Константинопольского Патриарха, по мнению автора, в целом не разрушил приходскую жизнь русской православной эмиграции.⁸³⁴ В этом исследовательница солидарна с мнением, которое высказывалось А. Нивьером и М.В. Назаровым.

Исследовательница разделяет мнение Д.В. Поспеловского в вопросе о взгляде митрополита Сергия на роль русской православной эмиграции: «Сергий называет послереволюционную русскую эмиграцию не политической, а духовной эмиграцией, что показывает, что революция для него – духовный катаклизм, а коммунизм – секулярная религия. [...] Указанная Богом задача эмиграции – это открыть западному христианству все богатство православной веры, и упрекает эмиграцию в том, что вместо этого она занимается бессмысленными раздорами и взаимными осуждениями...».⁸³⁵

На примере подобного суждения мы видим, как в отечественной историографии совершился радикальный поворот во взглядах на эту проблему – от мнения советских историков о стопроцентной политизированности РПЦЗ – до признания и разделения позиции зарубежных историков о приоритете духовной составляющей в ее деятельности.

Однако не все современные российские исследователи придерживаются такой точки зрения. К примеру, протоиерей Аркадий Маковецкий считает, что Первоиерархи РПЦЗ с самого начала своего пребывания в рассеянии заняли принципиальную политическую позицию и строго ей следовали, активно участвуя в политической борьбе – в последовательном союзе с правым лагерем эмиграции.⁸³⁶ Таким образом, автор в некотором роде солидарен с советской историографической традицией в признании политического аспекта деятельности РПЦЗ, только не дает такому факту негативной оценки.

В книге протоиерея Аркадия Маковецкого первые две главы посвящены образованию и церковным расколам Русской Церкви за рубежом в 1920‒30-е годы: «Образование и жизнь эмигрантской Церкви в 20-е г. XX в.» и «РПЦЗ и церковные расколы во второй половине 20-х‒начале 30-х гг. XX в.». Вторая глава посвящена «расколам» митрополитов Евлогия (Георгиевского) и Платона (Рождественского), а также последней попытке примирения – «Совещанию четырех». В первой главе дан содержательный анализ основных документов, повлиявших на образование и обоснование каноничности РПЦЗ. Ценность книги заключается также в Приложениях, содержащих тексты документов, многие из которых были опубликованы здесь впервые в отечественной науке.

Труд написан в апологетическом ключе по отношению к РПЦЗ. Автор стремится, по возможности для себя, объективно подойти к освещению проблем, что выражается, в частности, в справедливой, с нашей стороны, критике некоторых позиций РПЦЗ. (Сделана аргументированная попытка интерпретации и оценки ключевых событий из истории РПЦЗ и мотивировка поступков ее руководителей).

Автор считает, что церковный раскол проистекал из трагических событий начала XX века – большевистской революции 1917 года, Гражданской войны и последовавшей за ними эмиграции многих православных епископов, священников и мирян.⁸³⁷ История Христианской Церкви изобилует примерами разделений, которые отчасти предсказаны были еще апостолом Павлом.⁸³⁸ Автор справедливо, по нашему мнению, считает, что обращение к Константинопольской Патриархии обосновывалось тем, что орган, управляющий русскими церквями, оторванными от Москвы, оказался на ее территории, ибо никакая деятельность одной Церкви на территории другой автокефальной Церкви не может иметь места без ее ведома и согласия.⁸³⁹

Митрополит Антоний сначала полагал, что отныне всякая деятельность Высшего Церковного Управления за границей должна быть закончена и все попечение о духовном устроении русских православных людей должна взять на себя, прежде всего, Константинопольская Церковь и Поместные Православные Церкви, в пределах которых окажутся русские православные люди. Но затем, как полагает автор, видимо, ознакомившись с действительным положением русской эмиграции, владыка Антоний пришел к убеждению о необходимости сохранить русскую церковную организацию с одобрения и благословения тех Поместных Церквей, в пределах которых она находилась, в данном случае с согласия Константинопольской Патриархии. Именно эта убежденность, очевидно, и привела к созданию автономной церковной организации.⁸⁴⁰

По мнению автора, русские епископы оправдывали свои действия 39-м правилом VI Вселенского Собора. Следуя этому правилу, местные Церкви должны были подчиниться вновь прибывшим епископам, чего, в случае с российским ВВЦУ не предусматривалось, поскольку епископы и священники той Церкви, на территории которой оно оказалось, продолжали окормлять свою паству, а ВВЦУ – свою.⁸⁴¹ Исследователь утверждает, что это беспрецедентное явление в церковной истории, и поэтому каноническое положение РПЦЗ всегда было неопределенным. Эту юрисдикцию можно было рассматривать не как полноценную Церковь, а только как временную организацию, возникшую в результате масштабной исторической катастрофы, происшедшей в России.⁸⁴²

22 декабря 1920 года последовала грамота за № 9084 Вселенской Патриархии, по которой «русским иерархам было предоставлено исполнять для русских православных эмигрантов все, что требуется Церковью и религией для утешения и ободрения православных русских беженцев».⁸⁴³ Здесь мы не соглашаемся с автором, поскольку указ об учреждении Эпитропии последовал не 22 декабря, а 2 декабря 1920 года. Автор справедливо указывает, что если процитировать грамоту так, как она дается в книге С. В. Троицкого, то картина несколько меняется: ВЦУЗ разрешили действовать лишь под высшим управлением Вселенской Патриархии, а не автономно. В то же время Константинопольская Патриархия сохраняла за собой все судебные прерогативы, в т.ч. бракоразводные дела.⁸⁴⁴

Исследователь следующим образом характеризует реакцию руководства РПЦ на события в Константинополе. Уже 8 апреля 1921 года Патриарх Тихон вместе со своим Синодом издал указ за № 224, где говорилось: «Ввиду состоявшегося постановления ВЦУ за границей, считать Православные Русские Церкви в Западной Европе находящимися временно, впредь до восстановления правильных и беспрепятственных сношений означенных Церквей с Петроградом, под управлением Преосвященного Волынского Евлогия, имя которого должно возноситься за богослужением».⁸⁴⁵ Некоторая незавершенность данного указа, проистекавшая из неопределенности самой ситуации в России, привела к тому, что руководители РПЦЗ сочли, что словами: «ввиду состоявшегося постановления ВЦУ за границей» – Синод и Патриарх «признали законными действия» ВЦУЗ, которые ранее, еще находясь в Константинополе, назначило архиепископа Евлогия временно управляющим Западно-Европейской епархией. Подобный подход впоследствии, продолжает автор, очевидно, вызывал критику недоброжелательно настроенных к РПЦЗ исследователей, считающих что «преемственность Заграничного Церковного Управления от церковных управлений Юга, так и признание его со стороны Патриарха Тихона являются далеко не безусловными». Исследователь признает, что в этом замечании есть доля истины; однако, с другой стороны, продолжает он далее, надо заметить, что Патриарх Тихон и церковное управление в России в 1920-е годы находились в крайне сложном положении: Церковь терзали большевики, со всех сторон приходили вести о гонениях и притеснениях верующих. Понятно, что Патриарх просто не мог уследить за всем и во все вникать, тем более в происходящее за пределами России; в основном он был поглощен внутрироссийскими проблемами; притом он испытывал постоянное давление властей, с 25 ноября 1918 года находясь под домашним арестом. Исследователь говорит, что вообще трудно было бы ожидать строго канонических решений и со стороны церковной власти в России, и со стороны заграничных архиереев, учитывая то, что Русская Церковь только за несколько лет до того вернула себе каноничное устройство и восстановила патриаршество. Русская Церковь только начала делать первые шаги по правильному устройству церковной жизни, но Октябрьская революция и последовавшие за ней события не дали осуществиться этим начинаниям.⁸⁴⁶

Автор говорит, никак не конкретизируя, о целом ряде фактов того, что Патриарх Тихон не сомневался в праве на существование Заграничного Высшего Церковного Управления.⁸⁴⁷

Исследователь утверждает, что Патриарх на всех допросах хотя и осуждал деятельность зарубежного духовенства в связи с выступлениями против советской власти, сделанными на Первом Всезаграничном Соборе, в 1921 году, но не упоминал о том, что само образование заграничного Церковного Управления было незаконно и им не одобрялось. Очевидно, что под давлением властей он вынужден был выпустить постановление об упразднении ВЦУ. Более того, замечает автор, на допросе 18 января 1923 года Патриарх признал, что давал прямое благословение на созыв Карловацкого Собора: «...совещание [соединенное заседание ВЦУ и Синода в Москве] постановило благословить созыв Карловацкого Собора...».⁸⁴⁸ Эти слова, по мнению автора, не оставляют сомнения в том, что Патриарх и российское ВЦУ знали о деятельности ВЦУЗ, благословили ее и не считали ее незаконной. Доказывая свою позицию о благожелательном отношении Патриарха Тихона к РПЦЗ, автор даже не исключает возможности сослаться в этом на советскую историографию, традиционно критически рассматривавшей всю деятельность Православной Церкви за границей.⁸⁴⁹

Автор резюмирует – в начальный период становления РПЦЗ решала задачи, жизненно необходимые для выживания людей, оказавшихся за пределами Отечества, и это прекрасно понимали и Патриарх Тихон, и церковное руководство в Москве.⁸⁵⁰

Первый Всезарубежный Собор, по мнению автора, является следующим этапом организационного оформления РПЦЗ.⁸⁵¹ Своими деяниями, считает автор, Собор заложил фундамент организации РПЦЗ.⁸⁵² Особенный резонанс среди принятых Собором документов, как считает автор, вызвали «Послание чадам Русской Православной Церкви, в рассеянии и изгнании сущим» и «Послание к Всемирной конференции».⁸⁵³

Автор предполагает, что именно из-за упомянутых посланий Карловацкого Собора большевики оказали сильное давление на Патриарха. И он, надеясь предотвратить волну репрессий против верующих, вместе со Священным Синодом и ВЦУ выпустил 5 мая 1922 года указ № 347, обращенный к митрополиту Евлогию (Георгиевскому).

Единство Зарубежной Церкви оказалось непродолжительным. Вскоре, замечает автор, в ее среде проявились сепаратистские стремления, и некоторые епископы, опираясь на местные настроения, пожелали стать независимыми от зарубежного Синода. Из этих попыток особое значение имел, в частности, «евлогианский раскол» в Европе, сильно осложнивший политико-организационное развитие РПЦЗ как центра русского Православия за рубежом.⁸⁵⁴

Архиерейский Собор РПЦЗ 1923 года, считает автор, давая автономию Западно-Европейкому округу, хотел пресечь начиняющуюся смуту, вызванную указом Патриарха Тихона от 5 мая 1922 года.⁸⁵⁵ Разделение имело более глубокие корни и здесь автор ссылается на епископа Григория (Граббе), считавшего, что у ведущего слоя русской общественности в Париже усилилось влияние левых кругов эмиграции, а в Белграде – правых.⁸⁵⁶ Автор делает вывод, что ВЦУЗ поручило митрополиту Евлогию не все зарубежные приходы, а только западноевропейские. Исследователь ставит в вину и составителям указа и владыке Евлогию то, что об этом они не упоминают – «забывают».⁸⁵⁷ По поводу разрыва в 1926 году автор считает, что митрополит Евлогий не хотел установления контроля со стороны Синода за жизнью его епархии, особенно касательно устройства Богословского института в Париже и работы Христианского студенческого движения, опасаясь, что остальные архиереи РПЦЗ не одобрят либерального направления деятельности этих организаций. Именно поэтому, а не из-за монархизма соборян или каких-то политических причин, митрополит Евлогий покинул Собор.⁸⁵⁸

Исследователь в своей работе касается той роли, с его точки зрения, какую сыграл в церковной смуте Свято-Сергиевский Богословский институт в Париже. Ядро института, по мнению автора, составляла церковно-либеральная интеллигенция, отрицательно относившаяся к «традиционному» направлению, свойственному митрополиту Антонию (Храповицкому), и она немало способствовала углублению разрыва между митрополитами Евлогием и Антонием. Здесь автор солидарен с мнением епископа Григория (Граббе), считавшего, что институт оказался впоследствии важным фактором в церковной смуте.⁸⁵⁹ Также автор, ссылаясь на мнение епископа Григория (Граббе), считает, что, в конечном счете, расхождение между Архиерейским Синодом РПЦЗ и митрополитом Евлогием было не столько политическим, сколько идеологическим. Автор присоединяется к мнению современников тех событий, считавших, что смута в русской эмиграции особенно усилилась потому, что архиереи различным образом толковали указы Патриарха Тихона. Кроме того, Архиерейский Синод РПЦЗ выносил канонические проблемы на суд эмиграции, в то время как общественность была не знакома с тонкостями канонов Церкви, а потому могла всему этому противопоставить лишь личные симпатии и антипатии. В конце концов, считает автор, поведение митрополита Евлогия вызвало всеобщее возмущение зарубежных архиереев, и 26 января 1927 года Архиерейский Синод, вынужден был, подчеркивает автор, запретить его в священнослужении, впредь до суда. С тех пор церковная жизнь русского Западно-Европейского округа стала развиваться уже совершенно независимо от РПЦЗ. Возникший раскол, считает автор, отрицательно повлиял на духовное единство русской эмиграции.⁸⁶⁰

В завершение своего труда автор подводит основные итоги (дает собственную классификацию процессу образования и разделения РПЦЗ):

Законодательное и организационное оформление РПЦЗ происходило в четыре периода и основывалось на 39-м правиле Шестого Вселенского Собора и на указе № 362 от 7 (20) ноября 1920 года Святейшего Патриарха Тихона и его Синода.

В первый период (октябрь 1917 год-май 1919 год) произошло кардинальное изменение границ Российской империи, в результате чего часть епархий дореволюционной Православной Российской Церкви оказалась за пределами России, часть на территориях, подведомственных белогвардейским правительствам, а другие оказались под контролем советской власти.

Второй период начался 6 мая 1919 года с созыва в Ставрополе Южно-Русского Церковного Собора, на котором было образовано ВВЦУ, и закончился в ноябре 1920 года, когда основная масса эмигрантов из России сосредоточилась в Константинополе, где и возникло Высшее Церковное Управление за границей.

Третий период начался в ноябре 1920 года первым за границей заседанием ВВЦУ и завершился в апреле 1921 года, когда Патриарх Тихон вместе с Синодом подтвердил его легитимность.

Четвертый период начинается с момента упразднения ВЦУЗ согласно указу Патриарха Тихона и учреждения вместо него Архиерейского Синода РПЦЗ. Важнейшим событием этой стадии развития РПЦЗ стало проведение 21 ноября 1921 года Первого Всезарубежного Собора РПЦЗ в Сремских Карловцах, ознаменовавшего завершение законодательного и организационного оформления этой Церкви.⁸⁶¹

В 2007 г. вышла монография преподавателя Православного Свято-Тихоновского Гуманитарного университета А.А. Кострюкова.⁸⁶² Монография посвящена истории возникновения и становления РПЦЗ. Данная тема, по мнению автора, мало изучена, в течение десятилетий она была исключительно предметом полемики, а не научного изучения. На основании архивных документов автор постарался непредвзято ответить на ряд вопросов, связанных с историей возникновения Русской Зарубежной Церкви и с позицией Святейшего Патриарха Тихона в отношении Архиерейского Синода в Сремских Карловцах. Автор не ставил перед собой цель оправдать только одну из сторон, а попытался выявить в этой полемике сильные и слабые стороны как тех, так и других, стараясь не вмешиваться в нее.⁸⁶³ В книге имеется содержательный обзор литературы по истории РПЦЗ в 1920‒1925 годах, в котором проанализированы все упомянутые нами работы, а также некоторые другие.

По мнению автора, документов, связанных с отношением Патриарха Тихона к Высшему Церковному Управлению за границей, известно немного. Прежде всего, это Постановление Святейшего Патриарха, Священного Синода и Высшего Церковного Совета от 20 ноября 1920 года № 362.⁸⁶⁴ Исследователь приводит мнение протоиерея Г. Митрофанова о том, что это постановление «с самого начала было обращено к уже сформировавшимся в русской церковной жизни органам управления, которые объединяли под своим руководством группы епархий, находящихся на канонической территории Русской Православной Церкви, хотя и не имевших связи с высшей церковной властью».⁸⁶⁵ Данное постановление, считает автор, стало основополагающим документом для РПЦЗ и, по мнению ее представителей, явилось вполне достаточным обоснованием деятельности ВЦУ.

А.А. Кострюков напоминает о том факте, что указ № 362 в течение некоторого времени не был известен за границей. Он был получен только в январе 1922 года. Автор считает, что, однако, сомнений в признании заграничного ВЦУ Святейшим Патриархом у архиереев-беженцев не возникало. Доказательством того, что Патриарх считает ВЦУ каноничным, служил для них, в частности, указ от 8 апреля 1921 года – указ Патриарха № 424 на имя архиепископа Финляндского Серафима (Лукьянова), в котором признавалось постановление ВЦУ о назначении архиепископа Евлогия управляющим приходами в Западной Европе, – а также косвенные свидетельства, содержавшиеся в письмах Всероссийского Патриарха.⁸⁶⁶

Анализируя письма Патриарха Тихона к архиепископу Евлогию, написанные в этот период, автор отмечает, что глава Русской Церкви относился к назначениям и перемещениям, совершаемым за рубежом, с полным доверием, а свои мысли на этот счет облекал в форму советов, а не приказов.⁸⁶⁷ Согласно письму митрополита Антония (Храповицкого) от 30 августа 1926 года, в разное время ВЦУ за границей признавало до 35 зарубежных архиереев.⁸⁶⁸ Автор говорит о необходимости учитывать, что некоторые из иерархов, упоминаемых митрополитом Антонием, никогда не принимали участия в деятельности Зарубежного ВЦУ, и проверить сведения об их принадлежности к его юрисдикции не представляется возможным. Некоторые из архипастырей, приведенные в списке, были отрезаны от Карловацкого Управления, и о том, что они признавали ВЦУ, можно судить только по косвенным данным. И все же можно сказать, что в течение 1920‒1925 годов ядро Зарубежной Церкви включало в себя примерно двадцать архиереев.⁸⁶⁹

По мнению автора, власть большевиков была беззаконна, и и борьба с этой беззаконной властью, которой увлеклись некоторые иерархи в эмиграции, с исторической точки зрения вполне оправдана.⁸⁷⁰ Исследователь полагает, что образование РПЦЗ было в те годы, в тех условиях не только исторически неизбежно, но и необходимо.⁸⁷¹

В конце своей монографии автор подводит некоторые итоги:

В течение 1920‒1925 годов наблюдалась борьба за влияние на духовную власть в Русском Зарубежье. Знаменем для первой группы, промонархической, был митрополит Антоний (Храповицкий), знаменем для либеральной группы – митрополит Евлогий (Георгиевский). Каждая из групп пыталась влиять на церковные события, и эти попытки удавались. Для того чтобы понять корни церковных смут за границей, автор призывает помнить, что и митрополит Антоний, и митрополит Евлогий были подвержены влиянию своего окружения и отличались непоследовательностью в своих поступках. Автор предполагает, что если бы во главе РПЦЗ оказалась сильная, самостоятельная личность – история могла развиваться в другом направлении. Исследователь считает, что намного правильнее говорить не о противостоянии митрополитов Антония и Евлогия, относившихся друг к другу с большой симпатией, а о противостоянии окружений этих иерархов. С этим напрямую связаны события, последовавшие после указа № 348 (349).⁸⁷²

Еще при жизни Патриарха Тихона произошел отход РПЦЗ от демократических принципов церковного управления. Демократические установки Московского Собора 1917‒1918 годов на зарубежной почве приводили к сомнительным результатам. Основная масса мирян видела взаимоотношения между Москвой и Карловцами, а также политические события в черно-белом цвете. Опасаясь, что радикально настроенные миряне могут привести Церковь к катастрофе, иерархи-беженцы пошли на нарушение принципов Карловацкого Собора и образовали Синод, в котором не предусматривалось места для политических деятелей.⁸⁷³ Таким образом, автор признает роль либерально-демократических тенденций (характерных для Православия во всем мире) в появлении разделений и «расколов».

В 2011 г. вышла еще одна книга А.А. Кострюкова, «Русская Зарубежная Церковь в 1925‒1938 гг.: Юрисдикционные конфликты и отношения с московской церковной властью».⁸⁷⁴ Монография посвящена истории Русской Зарубежной Церкви в 1925‒1938 годах и является продолжением предыдущего исследования. Одной из задач, которую ставит перед собой автор, является выяснение ситуации, связанной с разделениями внутри русской церковной эмиграции: «Авторы, исследовавшие этот вопрос, далеко не всегда беспристрастно описывали обстоятельства конфликта Зарубежного Синода с руководством Западноевропейского и Североамериканского округов. Разделения, возникшие в результате этих конфликтов, воспринимались в изгнании даже тяжелее, чем разрыв с Московской Патриархией, а потому анализ фактов часто уступал место эмоциям. Поэтому представляется важным исследовать внутренние течения в церковной эмиграции, которые привели ее к разделениям».⁸⁷⁵

Нежелание митрополита Евлогия признавать над собой власть Зарубежного Синода, конечно же, не могло улучшить их взаимоотношения, полагает автор, тем более что митрополит Евлогий вел себя непоследовательно и противоречиво, говоря в Сремских Карловцах одно, а в Париже прямо противоположное. Это усугублялось тем, что окружение митрополита Евлогия не разделяло многих идей как карловацких иерархов, так и политических деятелей, влиявших на митрополита Антония.⁸⁷⁶

Закономерным результатом противостояния стала попытка Архиерейского Собора 1924 года «в целях церковной пользы» упразднить автономию Западноевропейского округа.⁸⁷⁷ К 1926 году обстановка еще более накалилась. Связано это было не столько с вмешательством Архиерейского Синода в дела Западноевропейского округа, сколько с превышением своих полномочий самим митрополитом Евлогием, считает исследователь.⁸⁷⁸ Митрополит Евлогий, например, принял участие в конфликте между приверженцами старого и нового календарного стиля на Валааме, приняв сторону новостильников и призвав монахов подчиниться архиепископу Герману (Ааву). Другое каноническое нарушение митрополита Евлогия состояло во вмешательстве в дела австралийского прихода Зарубежной Церкви, который митрополит Евлогий посчитал принадлежащим своей юрисдикции.⁸⁷⁹ Все это выходило за рамки полномочий, предоставленных митрополиту Евлогию Архиерейским Собором 1923 года.⁸⁸⁰

Архиерейский Собор 1926 года, в силу ряда своих решений, стал ключевым событием для Русской Зарубежной Церкви.⁸⁸¹ Часть решений этого Собора имела трагический характер. Именно на этом Соборе было положено начало разделению русской православной эмиграции на Русскую Зарубежную Церковь, Западноевропейский округ и Североамериканскую митрополию. Как полагает исследователь, разделения внутри Зарубежной Церкви возникли не без участия ОГПУ. Так, начальник секретно-политического отдела ОГПУ Я.С. Агранов среди заслуг начальника 6-го («антицерковного») отделения ОГПУ Е.А. Тучкова указывал, что помимо расколов внутри Церкви в России, им «проводилась серьезная работа по расколу заграничной православной русской церкви».⁸⁸²

В своих мемуарах митрополит Евлогий отмечал, что атмосфера на Соборе в момент его прибытия была «нервная, накаленная».⁸⁸³ Анонимный автор, подготовивший Соборный отчет, согласен, что атмосфера была тяжелая, но виновником этого считал не карловацких иерархов, а как раз митрополитов Платона и Евлогия. «Выступления обоих митрополитов, – говорится в отчете, – носили почти обструкционный характер. Создавалось ясное впечатление о желании затруднить работы Собора, сорвать Собор, вызвав разделение, подорвать высокий авторитет его».⁸⁸⁴

Митрополит Евлогий, ранее изъявлявший верность Синоду, в 1926 году стал обосновывать свои права указом № 348 (349) от 5 мая 1922 года, настаивая на том, что имеет от Патриарха самые широкие полномочия, не ограниченные Архиерейским Синодом в Сремских Карловцах

Подводя итоги Собора, А.А. Кострюков пишет: «Митрополит Евлогий действительно расширил свои полномочия, предоставленные Архиерейским Собором 1923 года, и не видел в этом своей вины. К этому надо прибавить импульсивный характер митрополита, приводивший порой (если верить протопресвитеру Г.И. Шавельскому) почти что к истерикам. Не надо забывать и о поддержке парижских общественных кругов, не желавших влияния на церковную жизнь русской эмиграции карловацких монархистов. В совокупности все эти факторы и привели к разделению».⁸⁸⁵ Таким образом, можно заметить следующее: исследователь полагает, что свои канонические права митр. Евлогий получил от Архиерейского Собора, а не от Патриарха Тихона.

Архиерейский Собор 1926 года так и не поставил точку в отношениях между Синодом, митрополитом Евлогием (Георгиевским) и митрополитом Платоном (Рождественским). В течение длительного времени после закрытия Собора было неизвестно, как сложатся дальнейшие отношения с этими иерархами.⁸⁸⁶

В «Заключении» своей книги А.А. Кострюков приводит следующие выводы: в разделении между Зарубежным Синодом, с одной стороны, и митрополитами Платоном и Евлогием – с другой, нельзя возлагать вину только на одну сторону. Упустив возможность примирения в самом начале конфликта, Зарубежный Синод только к середине 1930-х годов пошел на сближение, которое уже не могло быть прочным.⁸⁸⁷ Со своей стороны, и митрополит Платон, и митрополит Евлогий в начале разделения вели себя некорректно по отношению к признаваемому ими ранее Зарубежному Синоду. Во многом такое поведение иерархов можно объяснить влиянием как на митрополита Платона, так и на митрополита Евлогия их окружения.⁸⁸⁸

В целом можно сказать, что в условиях атеистического гнета периода 1925‒1938 годов позиция Русской Зарубежной Церкви была правильной как с церковных, так и с исторических позиций. Путь Зарубежной Церкви сохранял Церковь, объединял эмиграцию и позволял вести борьбу с коммунистическим режимом.⁸⁸⁹ Что касается ошибок, имевших место с обеих сторон, то они не дают права навешивать ярлыки «раскольников» в отношении Зарубежного Синода и «богоотступников» в отношении Московской Патриархии. Поэтому представляется правильным рассматривать пути Церкви в Отечестве и Церкви в эмиграции как пути, равноценные перед Богом и перед историей.⁸⁹⁰

В таком подходе российского исследователя сказалась тенденция, общая для большинства представителей современной отечественной науки, занимающихся историей Русской Зарубежной Церкви. Другим подобным примером может служить монография профессора М.В. Шкаровского «История русской церковной эмиграции», вышедшая в 2009 году.⁸⁹¹ Хронологические рамки исследования охватывают время с сентября 1939 по май 1945 годов, но при этом значительное внимание уделяется и истории русской церковной эмиграции в 1920-е‒1930-е годы. Сильной стороной рассматриваемой работы является впервые вводимый в научный оборот богатый архивный материал. В ней впервые исследуются многие малоизвестные или вообще неизвестные ранее страницы истории русской православной эмиграции в Европе, преимущественно Центральной и Восточной, накануне и в годы Второй Мировой войны.

Автор отмечает, что как существовавшие ранее, так и появившиеся после 1917 года православные общины не имели единого управления и принадлежали к трем юрисдикциям, к началу 1930-х годов возникшим на основе прежде единой Русской Церкви: Московский Патриархат, Русская Православная Церковь за границей с центром в югославском городе Сремски Карловцы (карловчане) и Временный экзархат Вселенского Патриарха на территории Европы с центром в Париже, который возглавлял митрополит Евлогий (Георгиевский). Правда, общин Московского Патриархата в Юго-Восточной Европе к началу II Мировой войны практически не осталось, немного было и евлогианских приходов. Подавляющая часть священнослужителей и мирян принадлежала к Русской Православной Церкви за границей.⁸⁹²

В другой своей работе, «Русская церковная эмиграция в Югославии: 1920‒1930-е годы»,⁸⁹³ профессор М. В. Шкаровский, рассматривая историю разделения русской православной диаспоры, в частности, говорит о попытках примирения, связанных с посредничеством представителей Дома Романовых. В 1920-е годы митр. Антоний являлся сторонником выборности будущего российского монарха, и скорее поддерживал великого князя Николая Николаевича в его конфликте с провозгласившим себя императором великим князем Кириллом Владимировичем.

В расколовшем русскую эмиграцию церковном конфликте между управлявшим русскими приходами Западной Европы митрополитом Евлогием (Георгиевским) и Архиерейским Синодом, Кирилл Владимирович был на стороне последнего, но, не желая усугублять вражду, посещал храмы обеих юрисдикции. В 1930 году великий князь попытался примирить конфликтующих, в апреле он обратился с просьбой о восстановлении церковного мира к митрополитам Антонию и Евлогию, но безрезультатно. Летом того же года митрополит Евлогий (запрещенный 27 января 1927 года Архиерейским Собором РПЦЗ в священнослужении) вышел из состава Московской Патриархии. За участие по приглашению архиепископа Кентерберийского в молении в Лондоне о страждущей Русской Церкви Заместитель Патриаршего Местоблюстителя митр. Сергий 11 июня 1930 года уволил митр. Евлогия от управления приходами Западной Европы.

10 ноября 1930 года супруга Кирилла Владимировича Виктория Федоровна присутствовала на богослужении митр. Евлогия в парижском соборе св. кн. Александра Невского и затем дала аудиенцию владыке. В ходе беседы митр. Евлогий высказал сочувствие к примирению с РПЦЗ и выразил сожаление, что этому препятствует наложенное на него прещение. В тот же день представитель Кирилла Владимировича в Париже А. А. Башмаков отправил митр. Антонию письмо с проектом созыва при личном участии «Его Императорского Величества» «Предварительного совещания» с участием шести архиереев (по три с каждой стороны) для подготовки канонического собрания, на котором было бы принято постановление о примирении. Однако в ответном письме от 24 ноября 1930 года владыка Антоний категорически отверг предложенный способ примирения.⁸⁹⁴

В уже упоминавшейся книге А. К. Погасия «Церковные расколы в российском православии XIV‒начала XX веков» (2009) также есть раздел, непосредственно посвященный указу № 362. Исследователь считает, что учитывая положение Патриарха в 1918‒1920 гг., сложно говорить о его истинном отношении к ВВЦУ. Но при этом автор отмечает, что Патриарх Тихон обратил внимание на такой опыт «свободного управления в свободной части Русской Церкви», и несколько позже, 7 (20) ноября 1920 г., совместно со Священным Синодом и Высшим Церковным Советом снова принимает «беспрецедентное, исключительное по своей важности Постановление о самоуправлении епархий в случае отсутствия канонического Высшего Церковного Управления или невозможности связи с ним».⁸⁹⁵

«...В десяти пунктах [Постановления] перечисляются различные ситуации, в которых, по представлению авторов, могли оказаться епархии, с подробными указаниями, как действовать в отдельных случаях. При этом нужно отметить, что это Постановление было очень конкретно и практично... Чтобы избежать споров о том, кто должен взять на себя организацию временной власти, постановление фактически отсылает исполнителей к «Правилам» об избрании патриаршего местоблюстителя от 28.07 (10.08) 1918 г., где эта обязанность предписывается старейшему из архиереев».⁸⁹⁶

Далее автор пишет, что хотя в Постановлении указываются конкретные обстоятельства, лишающие возможности поддерживать связь с ВЦУ, однако суть здесь на самом деле не в них, а именно в «отсутствии общения» и «прекращении деятельности» центрального руководства вне зависимости от причин. Таким образом, современный исследователь, как и его зарубежный коллега, протоиерей Николай Артемов, стремится анализировать указ № 362 с точки зрения не буквы, а духа закона. «Постановление № 362, вне сомнения, было принято вовремя, отвечало требованиям жизни и помогло, в конечном итоге, сохранить Церковь, – пишет историк. – Авторами были предусмотрены все возможные варианты распада церковной администрации и предписаны соответствующие им меры по предупреждению хаоса. Не смогли они предусмотреть только одного – человека, с его характером, относительностью мышления, разностью взглядов, пристрастиями, слабостями».⁸⁹⁷ Автор поясняет свою мысль: авторы Постановления действовали несколько идеализированно, рассчитывая на то, что после всех неустройств церковная организация восстановится в прежнем виде и всем временным структурам необходимо будет отчитаться перед Патриархом, Синодом и ВЦС и сложить полномочия. Но получилось иначе: «Традиционное для Российской Церкви жесткое следование канонам, церковной традиции и чрезмерная централизация власти сыграли с ней злую шутку: сложившаяся ситуация, помноженная на перечисленные человеческие качества, перестала укладываться в каноны и традиции. В результате русский церковный народ, составляющий, по сути, единую Российскую Православную Церковь, до сих пор не может решить: существует ли в Церкви канонически правильная центральная власть?».⁸⁹⁸

1. Актуальность вопроса обусловлена событиями последних лет – значительными изменениями во взаимоотношениях Московского Патриархата с Русской Православной Церковью за границей (РПЦЗ). Открылись новые возможности для диалога, целью которого является установление канонического единства, а также единства в свидетельстве и молитве.

2. Полемика о каноничности РПЦЗ началась еще в 1920-х годах в зарубежной церковной периодике, затем превратилась в книжную полемику, в которой принимали участие историки разных стран, наций и убеждений, и продолжается по сей день, перейдя на страницы журналов и интернета.

3. Долгое время исследователи не имели достоверной информации, обрывки документов цитировались через третьи руки, переходя из публикации в публикацию; теперь многие источники полностью введены в научный оборот, стали доступными тексты важнейших указов, протоколов и других документов по истории РПЦЗ.

4. В историографии по данному вопросу существует множество трактовок одних и тех же событий, на мнениях историков сказываются те или иные политические, идеологические и юрисдикционные тенденции, а также личные предпочтения.

5. Из опубликованных источников видно, что представители Архиерейского Синода делали все доступные в их ситуации шаги для обоснования каноничности Русской Церкви в изгнании и долгое время пытались сохранить хотя бы евхаристическое общение с Московской Патриархией.

6. За последние 20 лет, в связи с открытием архивов и возобновлением диалога между исследователями разных стран в режиме реального времени повысилась объективность работ и общий уровень исторических изысканий.

7. К настоящему времени в историографии сложилась парадоксальная ситуация: большинство исследователей полагают, что представители всех частей Русской Зарубежной Церкви (как и Московского Патриархата) действовали в согласии с интересами паствы, принимая обоснованные решения в сложной исторической ситуации, – и в то же время большая часть авторов не признают канонических оснований для последовавших разделений.