Решетов А. М. Значение трудов членов Российской Духовной Миссии в Пекине для этнографии

Каждая наука должна изучать свою историю, ибо только в этом случае есть возможность верно определить как традиции,, так и основные направления ее развития на будущее. Такие задачи стоят и перед этнографической наукой. В этом плане нельзя не отметить заслуги выдающегося советского ученого С. А. Токарева, создавшего наиболее полные исследования по истории отечественной этнографии²⁸⁴.

Обращаясь к нашей истории, мы с большой благодарностью отмечаем вклад Русской Православной Церкви в развитие этнографической науки. Вполне уместно назвать здесь имя Вениаминова (Попова) Ивана Евсеевича (1797– 1879) – русского ученого-этнографа, лингвиста, церковного деятеля, миссионера²⁸⁵. Почетный член Московского университета и Этнографического отдела Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, видный деятель Русской Америки, священник Русской Православной Церкви, в конце жизни – митрополит Московский и Коломенский, автор первого русского монографического описания североамериканского населения, собиратель ныне уникальных собраний Музея антропологии и этнографии имени Петра Великого в Ленинграде по культуре и быту этих народов. Своими исследованиями отец Иннокентий прославил русскую науку. За многогранную, в том числе и миссионерскую деятельность 6 октября 1977 г. он был причислен Русской Православной Церковью к лику святых.

Это только один из многочисленных примеров плодотворного сотрудничества отечественной этнографической науки и Русской Православной Церкви. Значителен и вклад членов Российской Духовной Миссии в Пекине в этнографию.

Как хорошо известно, деятельность Российской Духовной Миссии в Пекине была многогранна, и самые разные ее стороны весьма интересны для нашей науки. Один из важных аспектов – Русская Миссия и православие в Китае, культура и быт албазинцев в историческом аспекте, основные направления их трансформации, формирование китайской православной общины в Пекине. Для этнографа это важный объект изучения, еще ожидающий своего исследователя.

Можно уверенно утверждать, что трудами членов Российской Духовной Миссии в Пекине были заложены прочные основы этнографического изучения народов Китая. Исполинской фигурой предстает личность Никиты Яковлевича Бичурина (1777– 1853), в монашестве о. Иакинфа, который по праву считается также крупным отечественным этнографом²⁸⁶. Глава 9-й духовной миссии о. Иакинф был блестящим знатоком китайского языка, владел также маньчжурским и монгольским языками, его знание Китая было всесторонним, энциклопедическим; поэтому по справедливости следует говорить о его вкладе в китаеведное языкознание, историю, географию, этнографию и т. д. Создавая свои труды, основываясь прежде всего на китайских классических первоисточниках, а также на личных наблюдениях, проникновении в китайскую действительность, познании китайских реалий, он сумел глубоко и разносторонне показать быт и нравы китайцев и других народов этой страны, раскрыть специфику философских, этико-моральных и политических учений.. Достаточно назвать его сочинения, чтобы понять и оценить,, сколько он сделал в отечественной и мировой синологии применительно к этнографии. Он свершил столько, что сегодня нам кажется невероятным, как все это мог создать один человек. Словно это работал целый научно-исследовательский институт, состоящий из высококвалифицированных сотрудников. «Описание Пекина», «История первых четырех ханов из дома Чингизова», «История Тибета и Хухунора», «Описание Тибета в нынешнем его состоянии с картою дороги из Чэнду до Лхассы», «Описание Зюнгарии», «Описание монгольского народа», «Троесловие» (Саньцзянцзин), «Китай, его жители, нравы, обычаи, просвещение», «Статическое описание Китайской империи», «Китай в гражданском и нравственном отношении», «Религия ученых и ее обряды», «Земледелие в Китае», «Записки о Монголии. С приложением карты Монголии и разных костюмов», «Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена»... И этот список можно было бы продолжать дальше²⁸⁷. Если попытаться охарактеризовать значение каждого из названных сочинений, а оно, несомненно, велико, та это заняло бы большое место и время. За свои труды Н. Я. Бичурин при жизни был удостоен несколько раз Демидовских премий. О его работах писали в отечественных и зарубежных изданиях. Он исследовал историю и этнографию китайцев, монголов,, уйгуров, тибетцев, маньчжуров и т. д. В работах Н. Я. Бичурина мы впервые находим сведения о древних и современных народах Южного Китая. Его труды сохраняют непреходящее значение для науки сегодня. Именно поэтому в 1950–1953 гг. Институт этнографии АН СССР переиздал его трехтомное сочинение «Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена», под редакцией и с комментариями С. П. Толстова, А. Н. Бернштама и Н. В. Кюнера. В 1960 г. в Чебоксарах была издана книга Н. Я. Бичурина «Собрание сведений по исторической географии Восточной и Средней Азии» (составители Л. Н. Гумилев и М. Ф. Хван).

Современники о. Иакинфа, утверждая, что «история есть описание событий какого-либо народа с присовокуплением сведений о его нравах и обычаях, о его нравственной и гражданской образованности», признавали, что «ни один, может быть, из нынешних ориенталистов не вынес на свет из хаоса восточной литературы столько новых фактов, столько любопытных и важных сведений об истории Восточной Азии, как наш неутомимый синолог отец Иакинф»²⁸⁸. Он впервые сообщил о многих реалиях современной ему китайской жизни, впервые дал словарик так называемого русско-китайского наречия и т. д.

Увлеченный богатством и уникальностью китайских традиций и обычаев, вообще китайской литературой и историей, о. Иакинф как бы открывал Китай своим современникам, отечественным и зарубежным. Труды его, содержавшие обилие новых сведений о стране и ее людях, затем долгие годы служили даже для специалистов настольными книгами. Своей энциклопедичностью они ценны для нас и сегодня, в том числе и для этнографического изучения народов Китая.

Трудно утверждать, что в составе коллекций МАЭ есть китайские вещи, приобретенные лично о. Иакинфом специально для музея, хотя исключать этого полностью нельзя, но он, несомненно, помогал П. Л. Шиллингу (барону фон Канштадту) в собирании китайских вещей во время их совместного пребывания в Кяхте. В дальнейшем эти китайские предметы из кабинета П. Л. Шиллинга вошли в состав уникальных коллекций МАЭ²⁸⁹.

Н. Я. Бичурин был хорошим художником²⁹⁰. Будучи в Китае, он сам делал зарисовки китайского быта, писал портреты китайцев, костюмы разных народов Китая, собирал аналогичные рисунки китайских художников. Альбомы, составленные из этих работ, хранятся ныне в Отделе редких рукописей ГПБ им. М. Е. Салтыкова-Щедрина²⁹¹. Они являются ценными этнографическими источниками.

Об о. Иакинфе написано много, и это справедливо, но все равно явно недостаточно. Стоило бы написать исследование об о. Иакинфе как об этнографе, ибо его вклад в изучение этнографии народов Восточной и Центральной Азии невозможно переоценить.

Очевидно, когда в науке появляются такие исполинские фигуры, как Н. Я. Бичурин, невольно «страдают» прежде всего его коллеги-современники и даже его предшественники и последующие поколения, как бы попадая в его тень. В порядке постановки вопроса о вкладе в этнографию членов Российской; Духовной Миссии в Пекине следует сказать еще о некоторых из, них. Выявить всех членов двадцати составов Миссии, отличившихся знанием культуры и быта народов Китая, – большая и сложная задача, для решения которой потребуются многие годы кропотливой работы многих поколений ученых, прежде всего в архивах, рукописных фондах, музеях и библиотеках.

В истории отечественной синологии хорошо известно имя первого русского китаеведа Иллариона Калиновича Россохина (1717–1761)²⁹². По существу именно с него началось изучение Китая в России, китайского и маньчжурского языков. Участник 2-й Духовной миссии, затем драгомон Академии наук, И. К. Россохин много переводил, в том числе работы этнографического характера, например «Нравоучительные пословицы китайских учителей», «О чрезвычайном почтении родителей». В 1745– 1750 гг. он перевел с маньчжурского языка «Историю о завоевании китайским ханом Канхием калхаского и элетского народа, кочующего в Великой Татарии, состоящую в пяти книгах»; совместно с А. Л. Леонтьевым им выполнен перевод шестнадцатитомного «Обстоятельного описания происхождения и состояния манджурского народа и войска, в осми знаменах состоящего». Можно утверждать, что И. К. Россохин часто бывал в Кунсткамере, где хранились китайские коллекции и книги. После большого пожара в Музее в 1747 г., когда погибла ценная коллекция предметов китайской культуры и быта, а также книги на китайском и маньчжурском языках, встал вопрос о посылке Ф. Елачича в Китай для восстановления утраченных коллекций. Решено было привлечь знатоков Китая и одновременно коллекций Кунсткамеры к составлению списков, которыми в Пекине руководствовался бы Ф. Елачич при отыскании и покупке китайских предметов. Среди таких лиц был и И. К. Россохин, который, в частности, составил реестр книг.

В состав 10-й миссии входил Захар Федорович Леонтьевский (1799–1874). Его дневник, частично сохранившийся, содержит интересные этнографические сведения. В газете «Северная пчела» под рубрикой «Этнография», например, в ноябре–декабре 1832 г. печатались материалы 3. Ф. Леонтьевского о Китае. Но особо важное значение для этнографии представляют его собрания китайских вещей и рисунков. Кабинет китайских редкостей 3. Ф. Леонтьевского пользовался широкой известностью в российской столице. В нем были собраны портреты, картины с изображением сцен частной жизни, карты, книги, различного рода вещи, весьма много платья, головных уборов, обуви, украшений, как мужских, так и женских²⁹³. В 1868 г. от коллежского советника 3. Ф. Леонтьевского в МАЭ поступила в дар собранная им коллекция, она состояла из маньчжурских, корейских и китайских костюмов²⁹⁴. Современники высоко оценивали вклад 3. Ф. Леонтьевского в науку, ставя его имя в один ряд с крупнейшими синологами той поры. «Имея истинное, глубокое уважение к Клапроту, Абель-Ремюзу и нашему Тимковскому, можем, однако же, сказать, что навряд ли сведения сих господ о Китае могут быть столь значительны, столь обширны, как сведения вообще ученых членов наших Миссий, и в особенности о. Иакинфа, известного в литературном мире под светским именем Бичурина, – и также владельца теперь рассматриваемого нами кабинета...»²⁹⁵.

Крупным знатоком Китая предстает иеромонах Аввакум (Дмитрий Семенович Честной, 1801–1866), участник 11-й Духовной миссии. Его глубоко интересовал китайский фольклор, им собраны «Китайские народные пословицы и поговорки», «Пекинские народные предания и поверья». Для этнографов немалый интерес представляют его заметки по истории монголов и о древних брачных обрядах маньчжуров²⁹⁶. Новые ценные сведения этнографического характера о быте китайцев зафиксировал также член 11-й миссии студент Алексей Иванович Кованько (1808–1870), который публиковал свои статьи под псевдонимом Дэмин²⁹⁷. В 1841–1843 гг. он опубликовал в широко известном журнале «Отечественные записки» 10 статей под общим названием «Поездка, в Китай», которые, вне всякого сомнения, являются и сегодня важным источником для изучения культуры и быта различных социальных слоев китайского общества. Вот одна из его ярких зарисовок жизни пекинских улиц: «От самых городских ворот и до подворья нашего, на каждом шагу встречались торгаши, разносчики и разные ремесленники, которые тут же на улице отправляли свои промыслы. Здесь продавцы платья под холстяным навесом, перебрасывая перед покупателями с особенной ловкостью товар из одной кучи в другую, во все горло и с удивительной скоростью назначают каждой вещи цену. Там в проходной харчевне засаленный китаец варит лапшу, рисовую кашу и мясо дохлых лошадей и верблюдов. Его подвижную кухню окружает толпа голодных, с жадностью вытаскивающих из котлов костяными лопатками и кусочки мяса, и лапшу, и пельмени, а хозяин вслух считает быстро и безошибочно глотки каждого их своих гостей. Подле него цирюльник публично скоблит бритвою лоснящуюся голову китайца, вычищает ему уши и подбирает в ноздрях волосы. За ним на деревянном подмостке уселся рассказчик, развернул перед собой длинный свиток и, подыгрывая на двух или трехструнной гитаре, нараспев горланит какую-нибудь историю; кругом его на скамейках сидят слушатели, и как только он их распотешит какою-нибудь удачною выходкою, – бросают ему мелкую монету. Здесь возвышается голос хозяина панорамы, который дико выкрикивает содержание своих картин, а в то время, когда переводит дух, колотит с оглушающим звоном в медные тарелки... Между всеми этими неподвижными группами шныряют мелкие разносчики со всякой всячиною. Иной продает игрушки, другой завитки из теста, жареные в масле, и хлебцы; третий тесемки, холст и ленты, иной соленые прикуски, и тому подобное. Нужно заметить, что китайские разносчики не кричат, подобно нашим, о своих товарах; вместо криков они дают знать о себе каждый особенным инструментом: так, продавец лент стучит в маленький бубен, цирюльник жужжит стальной пружиной, игрушечник бьет в медные тарелки»²⁹⁸.

Публикации А. И. Кованько вызвали живейший интерес в России и за рубежом. Так, в одном из журнальных обзоров отмечалось: «В виде писем излагает свое путешествие в Китай один из почтенных наших хинезистов (подчеркнуто мною – А. Р.), скрывающий свое имя под псевдонимом Дэмин. Четыре письма помещено в прошлогодних «Отечественных записках». Они весьма любопытны»²⁹⁹. Представляется, что это весьма высокая оценка личности автора как китаиста, если вспомнить, что в те годы творили Н. Я. Бичурин, 3. Ф. Леонтьевский, Д. С. Честной и другие крупные ученые.

Еще о многих членах Российской Духовной Миссии в Пекине можно и должно говорить. Это, например, М. Д. Храповицкий, И. И. Захаров, Д. А. Пещуров, В. В. Горский, К. А. Скачков, В.П.Васильев, о. Гурий, о. Иннокентий и др. Но есть среди них тот, о ком здесь не сказать невозможно,– архимандрит Палладий – Петр Иванович Кафаров (1817–1878). Он провел в Китае 33 года, был в составе 12-й и возглавлял 13-ю и 15-ю миссии. Отличное знание китайского и других восточных языков, проницательный взгляд позволили ему собрать громадный и поистине оригинальный материал по культуре и быту народов Восточной и Центральной Азии, ввести в научный оборот новые классические китайские источники³⁰⁰. Его перу принадлежат такие различные по тематике исследования, содержащие в обилии этнографические сведения, как «Старинное монгольское сказание о Чингисхане», «Русское поселение в Китае в первой половине XIV в.», «Описание Манчжурии», «Описание Кореи» и т. д. Исключительный научный интерес представляют его исследования о китайцах-мусульманах (например, «Китайская литература мусульман»). В 1870–1871 гг. по поручению Русского Географического общества он совершил поездку из Китая в Маньчжурию и Амурско-Уссурийский край, в результате чего появились «Дорожные заметки на пути от Пекина до Благовещенска в 1870 г.» и «Исторический очерк Уссурийского края в связи с историей Маньчжурии». До сих пор сохраняет свою ценность составленный архимандритом Палладием совместно с П. С. Поповым двухтомный «Китайско-русский словарь», изданный в Пекине в 1888 г. Имя П. И. Кафарова, как и имена Н. Я. Бичурина, 3. Ф. Леонтьевского и других выдающихся членов Российской Духовной Миссии в Китае, много сделавших для изучения этнографии народов Восточной и Центральной Азии, занимает по праву почетное место в истории отечественной науки³⁰¹. Географическое общество удостоило его золотой медали.

Особо следует выделить деятельность профессиональных художников, включавшихся, начиная с 11-й миссии, в ее состав. Привлечение художников играло свою положительную роль, т. к. их живописные работы с натуры существенно дополняли описания ученых синологов, давали конкретное зрительное представление о реалиях китайского быта³⁰². Первым таким художником в составе 11-й миссии был Антон Михайлович Легашев (1798–1865). Как отмечает П. Е. Скачков, художник перед отъездом в Китай получил от Академии художеств специальное наставление, в котором предписывалось: «изучать составление и употребление китайских водяных и других красок, во время дороги в Пекин рисовать в красках с натуры одежду, предметы быта, музыкальные инструменты, военное оружие, строения, животных, растения, цветы и плоды срисовывать тщательно, «чтобы на всяком предмете был верный и сходнейший... портрет того самого предмета». При зарисовках «разноплеменных народов» в нарушение всяких академических правил, «принятых на основании характера древних греческих ваятельных произведений», обязательно сохранить свойственный каждому народу характер. В конце инструкции сказано о «снятии надписей, насеченных на камне и высеченных на монетах». Из инструкции следует, что задачей художника было составление своеобразного этнографического альбома»³⁰³ (подчеркнуто мною – А. Р.). К сожалению, творческое наследие А. М. Легашева монографически не изучено, чему есть объективные причины: оно разрознено по разным хранилищам, а порой еще и не выявлено. Весьма вероятно, что какая-то часть его утрачена. Однако хранящаяся в Музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина серия офортов из китайского быта, «Портрет китайца Ко-Фо-Сы» в Третьяковской галерее и др. с бесспорностью свидетельствует о значении его работ для этнографии. Известный искусствовед Г. Ю. Смирнов отмечал: «Легашев проявил себя в этом портрете не беспристрастным наблюдателем любопытных в этнографическом, антропологическом или историческом отношении черт, но художником внимательным к человеческой личности, к ее индивидуальным отличиям, к ее типичному и национальному своеобразию»³⁰⁴.

В составе 12-й миссии творил Кондратий Ильич Корсалин (1809 – после 1872), известный своей работой «Вид на загородный дворец в окрестностях Пекина», в 13-й – Иван Иванович Чмутов (1817–1865), наиболее представительными работами которого являются картина «За стенами Пекина» и рисунок – сцена из городского быта «Уличный цирюльник», в 14-й – Лев Степанович Игорев (1822–1893), прославившийся картиной «Китайские нищие на холоде». Произведения этих художников действительно представляют немалый интерес для этнографа в его научных исследованиях культуры и быта народов Китая. Картины и рисунки, выполненные художниками – членами Миссии в Китае, впервые широко знакомили русскую общественность с Китаем, его богатой природой и особенностями быта народов этой страны. Надо подчеркнуть и высокий уровень профессионального мастерства этих художников – не случайно очерк об их творчестве нашел достойное место в обобщающей работе о жизни и творчестве художников середины XIX в.³⁰⁵. Их произведения представлены в крупнейших художественных собраниях страны: Третьяковской галерее и Музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина в Москве, в Русском музее в Ленинграде, а также в Петербургской Духовной Академии, других собраниях и хранилищах.

Нельзя не упомянуть здесь о рисунках, выполненных китайскими художниками по заказу членов миссии и привезенных последними в Россию. Часть их публиковалась в свое время в прессе, знакомя широкие слои общественности с бытом народов Китая. Ныне хранящиеся в различных музеях и учреждениях, эти рисунки сохраняют непроходящее значение для этнографической науки при изучении изменений традиционной китайской культуры.

Следует также подчеркнуть, что пребывание и активная деятельность художников – членов Миссии в Китае способствовала росту популярности самой Миссии. Они писали портреты и картины для китайских сановников, которые с удовольствием принимали такие подарки.

В неменьшей степени содействовала известности Миссии деятельность врачей, также входивших в состав членов Миссии³⁰⁶. Врачи Миссии Осип Павлович Войцеховский (1793–1850) и Порфирий Евдокимович Кириллов (1801–1864) охотно лечили китайцев, к ним обращались за помощью даже представители высшего маньчжурского чиновничества, работавшие при императорском дворе. Авторитет этих врачей у местных жителей был исключительно высок, в знак уважения и признания их заслуг им преподнесли почетные доски. На доске, поднесенной О. П. Войцеховскому, написали четыре иероглифа: «Чан Сан мяо шу» («Прекрасное лечение подобно лечению знаменитого врача древнего Китая Чан Сана»). Хотя и О. П. Войцеховский, и П. Е. Кириллов мало занимались китайской медициной» отличное знание китайского языка (не случайно после возвращения на родину О. П. Войцеховский занял место заведующего кафедрой китайского языка в Казанском университете!), образа жизни, обычаев и нравов китайцев в конце концов приводили к стремлению глубже познакомиться с полезными для здоровья растениями, разобраться в их лечебных свойствах. О. П. Войцеховский составил маньчжурско-китайско-русский словарь, в котором широко была учтена лекарственная лексика, занимался он и этноботаническими сборами. В привезенном в Россию П. Е. Кирилловым гербарии большое место заняли лекарственные растения – свидетельство его занятий как этноботаникой, так и этномедициной. Именно это обстоятельство вдохновляло П. Е. Кириллова предпринять попытку интродукции чая в России: привезя домой чайный куст и семена, он доказал возможность разведения этой культуры у нас в стране, но эта попытка, к сожалению, не нашла тогда продолжения.

Еще активнее в научном отношении была деятельность врача 12-й миссии Александра Алексеевича Татаринова (1817– 1886). Превосходно овладев китайским языком (настолько, что по возвращении на родину получил назначение переводчиком Азиатского департамента!), он начал старательно изучать китайскую медицину, читать медицинские трактаты. Как и его предшественники, он пользовался у местного населения большим уважением, снискал себе громадный авторитет как пропагандист китайской народной медицины. Он придерживался высокого мнения о достижениях китайской медицины и утверждал: «Весьма замечательно, что китайский врач, несмотря на разницу своей теории о медицине от теории европейской, если не всегда, то, смело могу сказать, очень часто достигает той же цели, какой, может быть не всегда, достигает европеец»³⁰⁷. А. А. Татаринов является автором ряда опубликованных научных работ, в том числе «Китайская медицина», «Медицина и врачи в Китае» и др.

Из приставов, сопровождавших миссии в Китай и обратно, наиболее известны в науке Е. Ф. Тимковский, М. В. Ладыженский и Е. П. Ковалевский. Пристав 10-й миссии Егор Федорович Тимковский был человеком образованным, состоял в близких отношениях с Н. Я. Бичуриным и много помог тому в трудное для него время. Он широко известен как автор трехтомной работы «Путешествие в Китай через Монголию в 1820 и 1821 годах», переведенной в дальнейшем на французский, английский, польский, немецкий и голландский языки. Это сочинение представляет и сегодня немалый научный интерес своими ценными наблюдениями, а также включением в текст фрагментов переводов, выполненных с китайского Н. Я. Бичуриным о Восточном Туркестане, Тибете и Монголии. В Китае Е. Ф. Тимковский собрал и предложил в Петербурге Публичной библиотеке большое число рисунков этнографического содержания.

Пристав 13-й миссии Егор Петрович Ковалевский (1809– 1868) – опытный литератор, путешественник, дипломат, неоднократно бывал в разных частях Китая, довольно хорошо знал эту страну и народы, ее населявшие. Он также создал по итогам своей поездки в Китай в составе Миссии книгу в двух частях «Путешествие в Китай», весьма доброжелательно принятую читателями и критикой³⁰⁸.

Исключительно плодотворной для науки, особенно для этнографии, явилась поездка в Китай в качестве пристава 11-й миссии полковника Генерального штаба Михаила Васильевича Ладыженского. Его стараниями были приобретены в Китае и принесены в дар МАЭ две коллекции, ныне являющиеся украшением китайского собрания этого старейшего русского государственного музея³⁰⁹. Наряду с предметами материальной культуры и культа он собрал большую и интересную с научной точки зрения коллекцию рисунков китайских художников с изображением строений, пекинских улиц, а также свидетельств быта и т. д. Частично сохранившиеся дневниковые записи М. В. Ладыженского, которые он делал в Китае, печатались в различных изданиях в 1907–1916 гг. (к сожалению, не полностью)³¹⁰.

Особо следует отметить публикацию «Трудов членов Российской духовной миссии в Пекине», в которых помещались ценные этнографические работы, в том числе творения инициатора этого издания П. И. Кафарова. В дальнейшем миссией в течение длительного времени выпускался «Китайский благовестник», в котором увидели свет многие работы этнографического содержания, принадлежащие перу членов Миссии. В этой: связи нельзя не отметить научную деятельность участника 14-й миссии иеромонаха Александра (Кульчицкого) (1823–1888). Его особо интересовали китайские обряды, религии и суеверия. В 1862 г. он написал статью «Брак у китайцев», опубликованную в «Китайском благовестнике» только в 1907–1909 гг., но затем вышедшую и отдельным изданием. В рукописном виде остались такие его творения, как «Книга чар и заклинаний»,. «О китайском финише», «Записки по религиозно-народным обрядам и суевериям», однако их местонахождение теперь неизвестно.

Работы членов Российской Духовной Миссии в Пекине способствовали не только этнографическому изучению народов Китая, но и оказали большое влияние на процессы зарождения отечественного этнографического востоковедения. Так, сегодня можно с уверенностью утверждать, что у истоков русского этнографического японоведения в XVIII в. стоял участник 2-й миссии И. К. Россохин. Именно он в 1744 г. в Петербурге перевел с китайского «Краткое известие о жыбенском государстве, то есть Японском, которое переведено из китайской генеральной географии, называемой И Тун джы»³¹¹. Этот труд – отрывок из: сочинения «Дай-цин-и-тун-чжи» («Географическое и историческое всего китайского государства описание») представляет собой первый, выполненный с китайского на русский язык перевод сведений о Японии. В нем излагается следующая версия о происхождении японцев: в древности, известные под названием вону, они были одним из китайских родов, переселившихся с материка на острова; как всегда в аналогичных источниках, есть здесь утверждение о принесении переселенцами дани Китаю. Только в VII в., при династии Тан, они получили название «жыбэнь». Источник знакомит читателей с основными занятиями японцев, их образом жизни, одеждой, играми, этикетом и т. д.

В данном обзоре лишь намечены основные направления деятельности членов Российской Духовной Миссии в Пекине, в общем виде характеризуется их вклад в отечественную этнографическую науку. Рамки статьи не дают даже простой возможности перечислить имена всех членов двадцати составов духовной миссии, от участников 1-й миссии (1716–1728 гг.) во главе с архимандритом Илларионом (Лежайским) (1657–1717) до начальника последней, 20-й миссии (1933–1956) архиепископа Виктора (1893–1966), трудившихся в Китае свыше 275 лет³¹², в частности, на ниве отечественной востоковедной, в первую очередь – синологической этнографии. Если даже руководствоваться только работами П. Е. Скачкова³¹³, «Трудами членов Российской духовной миссии в Пекине», «Китайским благовестником»³¹⁴ то можно было бы дополнительно назвать еще десятки имен и сотни названий различного характера публикаций. Конечно, еще ждут своего исследователя материалы хранилищ рукописей, архивов, музейных собраний, прессы. Эта работа должна планомерно продолжаться совместными усилиями исследователей, работающих в различных государственных и церковных научных учреждениях. В новых условиях должны быть определены направления постоянного научного сотрудничества академической, вузовской и церковной науки. Несомненно, одно из таких направлений – всестороннее изучение деятельности Российской Духовной Миссии в Китае, научные заслуги которой и поныне вызывают уважение, восхищение и преклонение.