Доронин Б. Г. История империи Цин в трудах членов Российской Духовной Миссии (XVIII – середина XIX в.)

В многообразной деятельности Российской Духовной Миссий в Пекине важное место всегда занимало изучение Китая. Это привлекало и прикомандированных к Миссии студентов, и тех ее членов, что имели духовный сан. Многие из них продолжали изучать Китай и по возвращении на Родину, а для некоторых синология стала делом всей жизни. Стремясь, глубже понять страну, в столице которой находилась Миссия, ее члены уделяли пристальное внимание самым различным сторонам жизни китайского общества и государства. Но особый интерес у них всегда вызывала история империи Цин (1644–191.1), происхождение и особенности режима, утвердившегося в Китае в середине XVII в.

Обстановка, в которой работала Миссия, особенно в XVIII – начале XIX в., мало способствовала научным занятиям в этой области. Набиравший силу цинский режим становился все более жестким, к середине XVIII в. достигла апогея беспрецедентная даже по китайским масштабам «литературная инквизиция», в ходе которой изымались и уничтожались неугодные властям труды (в том числе и по истории империи Цин). Дипломатических отношений с Россией у цинского Китая до 1860 г. не было, и в своей повседневной деятельности члены Миссии были подчинены Палате внешних сношений (Лифаньюань), в чьем ведении находились связи с зависимыми от империи Цин монголами и некоторыми другими покоренными народами. В этих условиях обращение к истории империи, характеристика ее институтов требовали немалого мужества и решимости, живого личного интереса.

Начало работы по изучению истории империи Цин положили переводы И. К. Россохина (1717–1761) и А. Л. Леонтьева (1716–1786). С тех пор переводческая деятельность заняла важное место в трудах членов Российской Духовной Миссии, что свидетельствовало об их стремлении получить информацию о стране из первых рук, минуя возможных посредников. Многое зависело при этом от квалифицированного отбора материалов для переводов. Хотя книжные лавки Пекина предлагали покупателю немало интересного, члены Миссии отдали предпочтение официальным трудам. Эти сочинения готовились под эгидой государства и содержали наиболее полную информацию об империи; они и до настоящего времени остаются одним из главных источников по истории цинского Китая. Издавались такие труды императорской печатней (У ин дянь), распространялись преимущественно властями, и приобрести их иностранцу было, очевидно, нелегко. Не исключено, что для этого членам Миссии приходилось использовать личные связи. И тем не менее в течение XVIII – первой половины XIX в. в поле зрения членов Российской Духовной Миссии попали многие официальные труды, не отнесенные цинскими властями к категории секретных: «Сводное описание империи Великая Цин» (Да Цин и тун чжи), «священные наставления» (шэн сюнь) первых цинских императоров, «Описание усмирения русских» (Пиндин лоча фанлюэ), «Сводное описание восьми знамен» (Ба ци тун чжи), «Описание основания династии» (Кай го фанлюэ), «Исследование происхождения маньчжоу» (Маньчжоу юаньлю као), «Свод законов Великой Цин» (Да Цин хуэй дянь), «История династии Цзинь» (Цзинь ши) и др. Масштабы переводческой деятельности членов Миссии и ее целеустремленность не могут не вызывать чувства глубочайшего уважения к их самоотверженному труду²⁶¹. Помимо многочисленных фрагментов официальных трудов целый ряд наиболее важных сочинений был переведен полностью, в том числе такие фундаментальные, как «Сводное описание восьми знамен»²⁶², «Составленное по высочайшему повелению описание похода императора для усмирения территории к северу от пустыни» (Юйчжи циньчжэн пиндин шомо фанлюэ)²⁶³ и некоторые другие. При этом члены Миссии нередко демонстрировали удивительную оперативность.

Так, одним из первых фундаментальных трудов цинской официальной историографии, переведенных членами Миссии, стало «Сводное описание восьми знамен». Его первый вариант (чу цзи) был представлен императору в 1739 г., и в тот же год И. К. Россохин приступил к его переводу²⁶⁴. Текст «Составленного по высочайшему повелению описания похода императора для усмирения территории к северу от пустыни» был утвержден Канси в 1708 г., а в 1750 г. И. К. Россохин уже завершил его перевод²⁶⁵. Но особенно любопытна история перевода другого официального сочинения жанра «фан люэ» (описание войн) – «Описание усмирения русских». Оно было завершено в 1688 г. и согласно утвердившемуся в синологии представлению до середины XIX в. широкого хождения не имело. Как считают, впервые оно было опубликовано в 1881 г. в сборнике «Полное описание северной границы» (Шо фан бэй чэн), который был составлен Хэ Цютао в 1859 г. и на следующий год представлен императору²⁶⁶. Между тем, по заслуживающим доверия данным, «Описание усмирения русских» впервые в мировой синологии было переведено иеродиаконом о. Иларием (Оводовым) еще в 1854 г. – то есть за шесть лет до того, как текст сборника «Шо фан бэй чэн» был представлен трону²⁶⁷. Следовательно, члены Миссии располагали текстом «Описания усмирения русских» до появления сборника «Полное описание северной границы». Поскольку получить рукопись данного сочинения из императорских архивов они не могли, можно предположить, что оно, как и другие «описания войн» (фан люэ), было опубликовано вскоре после того, как текст был одобрен императором, но, очевидно, доступ к нему долгое время ограничивался. Тем не менее члены Российской Духовной Миссии о нем знали, на что может указывать и подготовленная в середине XVIII в. А. А. Леонтьевым подборка материалов «Сведения о делах Албазинских», которые вероятнее всего представляют собой переводы фрагментов «Описания усмирения русских»²⁶⁸.

Многие, особенно ранние переводы трудов по истории империи были выполнены с маньчжурского языка; наряду с другими работами членов Российской Духовной Миссии они составляют фундамент отечественной маньчжуристики. Как известно, большая часть официальных трудов издавалась в империи Цин на трех официальных языках – маньчжурском, китайском и монгольском, но, по крайней мере с конца XVII в., основная масса официальной документации империи (в том числе и официальные труды) составлялась китайскими учеными на китайском языке и только потом уже дублировалась на маньчжурском и монгольском. Довольно скоро монгольский язык, по-прежнему оставаясь официальным, утрачивает свои позиции в делопроизводстве. Явное предпочтение, которое члены миссии отдавали трудам на маньчжурском языке, требует объяснения, тем более, как правило, все они хорошо знали китайский язык и культуру императорского Китая и не могли не понимать, что маньчжурский язык не позволял адекватно передать китайский текст, поскольку там отсутствовал соответствующий понятийный аппарат. Очевидно, здесь многое определяло то, каким текстом располагал переводчик. Общаясь главным образом с чиновниками Палаты внешних сношений, члены Российской Духовной Миссии, видимо, именно через них получали доступ к официальным трудам. А для внешнего мира, для народов-данников, делами которых занималась эта Палата, акцент на маньчжурских началах империи был очень важен.

Постепенно, наряду с продолжением активной переводческой деятельности, члены Российской Духовной Миссии начинают обращаться к самостоятельным исследованиям. Для их публикации создаются «Труды членов Российской духовной миссии» – первое и единственное русское дореволюционное издание, посвященное вопросам Китая. Среди прочих проблем истории империи Цин особое внимание члены Духовной Миссии уделили драматическим событиям XVII в., в ходе которых к власти пришли маньчжуры. За сравнительно короткий срок членами Миссии были подготовлены следующие труды по истории данного периода: три работы В. В. Горского – «О происхождении родоначальника ныне царствующей в Китае династии Цин и имени народа маньчжу»²⁶⁹, «Начало и первые дела маньчжурского дома»²⁷⁰, «У Саньгуй. Биографический очерк»²⁷¹, «События при падении минской династии» М. Храповицкого²⁷², «Политический переворот в Китае около половины XVII в.» О. М. Ковалевского²⁷³, «Известие о китайском, ныне маньчжуро-китайском государстве» архимандрита Софрония (Грибовского)²⁷⁴,. «Падение минской и начало маньчжурской в Китае царских династий или жизнь изменника Лиджичина» И. И. Каменского²⁷⁵, «Сведения о маньчжурах во времена династий Юань и Мин» В. П. Васильева²⁷⁶ и некоторые другие. Данная проблематика привлекла внимание членов Российской Духовной Миссии не случайно: именно здесь находились корни многих проблем, с которыми сталкивалась империя и в XVIII, и в XIX вв., а в китайском обществе еще жива была память о бедах, обрушившихся на страну в те годы. И в наши дни этот период рассматривается в науке как один из самых сложных, ему посвящается огромное число исследований как в Китае, так и за рубежом. В своей исследовательской работе члены Миссии опирались на труды цинских придворных историографов – лучший, наиболее информативный источник, которым располагали в то время специалисты по истории Китая.

К числу наиболее ярких трудов по ранней истории династии Цин относятся упомянутые выше сочинения безвременно ушедшего студента 12-й миссии В. В. Горского (1819–1847); два из них составили основу первого тома «Трудов членов Российской духовной миссии». Остановимся на одном из них – «О происхождении родоначальника ныне царствующей в Китае династии Цин и имени народа маньчжу», которая, по нашему мнению, воплотила в себе некоторые важные особенности, присущие отечественному китаеведению XIX в.

Поставленные автором в этой статье проблемы – одни из центральных в ранней истории империи Цин. За 150 лет, прошедших со времени публикации труда В. В. Горского, они не утратили своей актуальности и по-прежнему вызывают острые дискуссии в мировой синологии. Весьма примечателен избранный автором метод решения поставленных проблем – он делает это на основе критического анализа имевшихся в его распоряжении источников, а также работ предшественников.

По мнению В. В. Горского, характер содержащейся в официальных трудах версии происхождения рода Айсинь Гиоро, из которого вышли правители династии Цин, был предопределен огромной заинтересованностью властей в соответствующем освещении родословия правящего дома. Именно это, указывает автор, привело к тому, что официальная версия, появившись впервые сравнительно недавно, в 1636 г., с тех пор неоднократно перерабатывалась, обрастая все новыми очень важными деталями²⁷⁷.

Для В. В. Горского был очевиден мифический характер многих сообщаемых официальными трудами сведений о роде Айсинь Гиоро, причем, подчеркивает он, миф этот был в своей основе китайским, а не маньчжурским. «...Большая часть того, – пишет В. В. Горский, – чем позднейшие историки дополнили и украсили повесть об Айсинь Гиоро, оказывается мифическим: где истина или искажена, или подавлена, или даже совершенно вытеснена чуждыми (т. е. китайскими – Б. Д.) идеями, несродными ни месту, ни лицам саги...»²⁷⁸. В подтверждение данного обстоятельства автор приводит ряд весьма тонких наблюдений над действиями главных участников описываемых событий²⁷⁹. Таким образом, автор демонстрирует ясное понимание того бесспорного обстоятельства, что официальная версия была выдержана в традициях китайской политической культуры – обстоятельство принципиально важное, но до сих пор по достоинству не оцененное. О том же свидетельствовало и подмеченное В. В. Горским совпадение некоторых фрагментов повествования о происхождении основателя рода Айсинь Гиоро с тем, как китайская официальная историография освещала восхождение к власти основателей некоторых национальных династий. Так, он указывает, что рассказ о рождении Айсинь Гиоро довольно точно воспроизводит фабулу повествования Сыма Цяня о рождении основателей домов Инь (XVI–XI вв. до н. э.) и Цинь (221–207 гг. до н. э.)²⁸⁰. Тем самым составители цинских официальных трудов ставили род Айсинь Гиоро в один ряд с основателями древних династий, что, конечно, имело исключительное значение для маньчжурской династии Цин. В. В. Горский сообщает, что в своем предисловии к «Исследованию происхождения маньчжоу» император Цяньлун специально подчеркнул, что начало дома Инь-Шан имеет удивительное сходство с началом рода Айсинь Гиоро.

Обращаясь к происхождению термина «маньчжоу», к которому восходит название народа и созданного им государства, В. В. Горский подверг критике версию о буддийских корнях данного термина, получившую весьма широкое распространение в синологии и приверженцем которой был Я. И. Шмидт. Опираясь на данные источников, автор пришел к выводу о том, что данная версия возникла довольно поздно и научно несостоятельна. По мнению В. В. Горского, термин «маньчжоу» имеет древнее происхождение, он восходит к титулу, который якобы имел основатель правящего рода Айсинь Гиоро. Что же касается родословия правящего дома, то он, пишет В. В. Горский, «есть только возрождение и продолжение нюйчжэньского (чжурчжэньского – Б. Д.)», а Айсинь Гиоро – «один из потомков династии Гинь (Цзинь – Б. Д.)»²⁸¹.

Разумеется, дать исчерпывающие ответы на поставленные им вопросы В. В. Горский не мог – их нет и в конце XX в. Но проделанная им работа, мысли, высказанные им по широкому кругу вопросов, своего значения не утратили, они по-прежнему привлекают внимание специалистов. Особенно важен продемонстрированный им в данной работе внимательный, но вместе с тем критический подход к использованным источникам, понимание сложного и противоречивого характера произведений цинских придворных историографов. Рассматриваемый труд содержит немало ценных и глубоких мыслей по данному предмету²⁸².

В. В. Горский не был одинок в своем внимании к проблемам источниковедения, над ними размышляли и другие его коллеги и современники, изучавшие цинский Китай. Так, И. И. Захаров (1814–1885), чья работа была опубликована в «Трудах членов Российской духовной миссии» вместе с сочинениями В. В. Горского, анализируя причины неудач некоторых ученых в разработке китайской проблематики, приходит к поразительному для китаиста середины XIX в. выводу: они «делали выкладки по началам и правилам науки, образовавшейся в Европе из быта и состояния только новых европейских государств. Без сомнения, успех их был бы вернее, если бы они имели под руками лучших китайских авторов и полные официальные документы»²⁸³. Сказано это было в связи с изучением народонаселения империи, однако значение данного замечания много шире: И. И. Захаров явно понимал невозможность плодотворного изучения Китая без глубокого понимания его специфики – принципиально важное положение, которое и в наши дни учитывается далеко не всеми синологами.

Особенно полно отмеченная тенденция получила развитие в трудах крупнейшего отечественного китаиста XIX в. В. П. Васильева, также прошедшего школу Российской Духовной Миссии. Он хорошо знал китайские источники и видел не только их достоинства, но и недостатки, обусловленные спецификой историописания в императорском Китае. Его трезвые суждения об этом предмете нередко квалифицировались как «гиперкритицизм». Однако углубленное изучение историографии старого Китая, особенно активизировавшееся в последние годы, приносит все больше доказательств правоты В. П. Васильева, а не его оппонентов.

До середины XIX в. членами Российской Духовной Миссии был выполнен большой объем работы в области истории империи Цин. Приведенные примеры свидетельствуют о весьма высоком качестве их трудов: они, безусловно, находились на уровне мировой синологии того времени, а в ряде случаев и превышали его. Не случайно труды членов Российской Духовной Миссии сразу же привлекли внимание ученых, а некоторые из них не утратили своего значения и в наши дни, активно используются специалистами при разработке проблем ранней истории династии Цин. К сожалению, многое из сделанного членами Миссии оказалось в архивах и мало известно изучающим Китай, а опубликованное стало библиографической редкостью.

Общеизвестно, что трудами и заботами членов Российской Духовной Миссии в рассматриваемый период были заложены основы отечественного китаеведения, там выросла плеяда блестящих ученых, первым среди которых был отец Иакинф (Бичурин). Что же касается исторической его части, то свои истоки она берет из цинских штудий членов Миссии: интерес к более ранним этапам китайской истории пробудился в отечественном китаеведении позже.