№4, преосвященного Михаила, епископа Минского, от 9 ноября 1905 года

Православная Христова Церковь руководится в своей жизни словом Божиим и неизменно действующими правилами апостолов и святых соборов. Управление Церкви Христос вручил апостолам; преемники их – архиереи, а не иереи и тем более не миряне. Канонами соборов ясно повелено собираться на соборы и рассуждать на них лишь епископам (Правила Апост. 37-е, I Всел. Соб. 5-е, IV Всел. Соб. 19-е, VI Всел. Соб. 8-е, VII Всел. Соб. 6-е, Антиох. 20-е, Карф. 87-е, Лаод. 40-е). Правда, по свидетельству истории, на соборах были и пресвитеры и диаконы, были правители мирские и простые миряне. Но пресвитеры были только как заместители своих не бывших на соборе епископов или в свите епископов, а миряне – в качестве письмоводителей, вызванных по делу, охранителей внешнего порядка, или в качестве зрителей и молчаливо внимавших. Посему, на основании действующего права православной Церкви, надлежит утверждать, что Собор Всероссийской Церкви должен составиться только из архиереев. Могут (и даже желательно) быть приглашены на Собор, по указанию архиереев, и сведущие из пресвитеров и мирян, но без права решающего голоса. Если отступить от сего, если принять во внимание практику первоначальной христианской общины, христиан идеальных, то при современном положении вещей, при современном направлении богословской науки и философии, при общественной разнузданности, пренебрежении к церковному учению и отрицании всякой власти, должно ожидать на Соборе таких речей, суждений и требований, от которых ужаснётся всякий истинный христианин. Утверждая так, мы не против съезда специалистов для разработки разных церковно-общественных и школьных вопросов, но это будут съезды при Синоде, а не Собор Церкви.

При огромности нашего государства, при многомиллионном количестве православных, в центральном управлении русской Церковью скопляется такое множество церковных административных дел, что в рассмотрении и решении их нет никакой возможности участвовать членам Синода, и дела должны решаться по канцеляриям светскими чиновниками, не знающими епархиальной жизни, решаться поэтому должны чисто формально. Освободить центральное управление от излишних дел, оставив ему только коренные части управления и церковное законодательство, является настоятельным делом.

Отсюда возникает необходимость – или расширения уполномочия епархиальных архиереев, или разделения России на церковные округа, числом примерно до девяти, но не в смысле автономных областей, а в смысле благочиннических округов епархии, в полной зависимости от центрального управления. При таком значении церковных областей они не будут в противоречии с началом государственного единства России. Центры церковных или митрополичьих округов будут: Петербург, Москва, Киев, Харьков, Казань, Вильна, Тифлис, Иркутск, Томск. В эти центры в определённое время, раза два-три в год, должны съезжаться епархиальные архиереи округа для обсуждения передаваемых центральным управлением дел и дел, подлежащих постоянному ведению окружных соборов. К числу сих дел нужно отнести: разбор жалоб на епархиальных архиереев и жалоб на учреждения епархий, о расторжении браков, о снятии сана духовными лицами, утверждение должностных лиц, утверждение коих ныне зависит от Синода.

Вторым важным значением разделения России на церковные округа будет частое взаимообщение архипастырей, соборное решение дел. Отношение окружных соборов к епархиальным архиереям должно иметь значение нравственного руководства и, если придётся, сказать слово прещения братолюбно (IV Всел. Соб. 19-е).

Современная консистория весьма обременена формальным письменным производством. В своём делопроизводстве она каждую поступающую бумагу должна вносить в журнал, представляемый прежде исполнения на рассмотрение архиерею, что заставляет наводить справки из оконченных и даже архивных дел. Для освобождения консистории от ненужной обременённости нужно предоставить ей большую самостоятельность в канцелярском делопроизводстве, взяв за общее правило, чтобы никакое дело не получало окончательного решения без утверждения архиерея, чтобы всякое разногласие в присутствии даже по мелким вопросам разрешалось также преосвященным. Члены консистории должны быть свободны от приходской службы, дабы не отвлекаться от епархиальных дел. Для привлечения лучших сил в консистории штаты консисторий должны быть пересмотрены и служебное и материальное положение служащих должно быть лучше поставлено.

Выделить церковный суд из консистории следует, но отнюдь не следует лишить церковный суд его отличительных особенностей от суда гражданского. Выделение будет состоять в учреждении особого, отдельно от консистории стоящего, установления (с низшими органами – духовными судьями), с соблюдением условий:

1) члены сего учреждения, ведающего суд в епархии, и духовные следователи должны быть священнослужители, свободные от приходской и всякой административной службы;

2) председателем епархиального суда должен быть епархиальный архиерей, так как по церковным канонам местный епархиальный суд принадлежит епископу, который канонами признаётся правителем и судьёй в своей епархии;

3) изъятие брачных дел из духовного ведомства, о чём в последнее время старается провести светская литература, не должно быть, как дело противоцерковное, ибо брак, как таинство, всегда признавался и должен подлежать церковному суду.

При упрощении форм делопроизводства и выделении церковного суда из консистории нет нужды в организации особого епархиального органа епископской власти, который объединял бы в своём ведении всю область епархиального административного управления. Это новое административное в епархии учреждение отдалило бы епископа от духовенства и жизни своей паствы.

Наилучшим выходом от всех нестроений нынешней приходской жизни очень многими ныне признаётся введение в Церкви выборного начала, в силу которого избрание кандидатов клира должно составлять исключительное право приходов. Конечно, такое избрание имеет свои хорошие стороны, и оно в значительной степени могло бы способствовать восстановлению во многих местах утраченного ныне единения клира с прихожанами. Полное, однако, проведение этого принципа в жизнь, помимо его неканоничности (Лаод. 13-е), едва ли принесёт ту пользу, которая от него ожидается. Не говоря уже о других неудобных сторонах этого порядка, где явятся подкупы, посулы, всякого рода искательства, осуществление его поставило бы в затруднение самих прихожан в деле приискания достойных кандидатов священства. Доказательством этого служит тот факт, что многие приходы подолгу остаются вакантными за недостатком кандидатов, и прихожане таких приходов только и заявляют о себе в подобных случаях тем, что обращаются к епископу с просьбами о скорейшей присылке им священника, но никогда не в состоянии указать кандидата на вакантное место. Само собой разумеется, что в отдельных случаях ходатайства прихожан о назначении к ним известного им члена причта должны быть удовлетворяемы; но вводить выборное начало необходимым условием для определения на священно- и церковно-служительские места – несвоевременно, и, по нашему мнению, следует сохранить существующий ныне порядок замещения этих мест по усмотрению епископов, с указанным выше добавлением для единичных случаев.

Отрицая, таким образом, за выборным началом приписываемое ему ныне очень многими значение, мы полагаем, что главною причиною нестроения приходской жизни и даже некоторой враждебности в отношениях клира с прихожанами, особенно в сёлах, в настоящее время является обоюдная бедность сторон. Один благочестивый наблюдатель приходской жизни в нашем крае с грустью однажды сказал нам, что всё зло в том, что в нашей деревне живут два одинаково голодных волка – поп и мужик, которые, будучи обречены жить на те скудные средства, которые даёт деревня, и не имея никакого источника дохода извне, должны пожирать друг друга. Замечание это глубоко справедливо. С одной стороны, церковный причт, не будучи в состоянии жить на нищенское жалованье от казны, занят прежде всего заботою о приискании насущного куска хлеба для себя и своей семьи и возможном обеспечении себя и семьи в будущем и, вследствие этого, отдаётся не деланию на ниве Христовой, а возделыванию своих нив и садов и выколачиванию доходов от прихожан, а с другой стороны – убогие прихожане не только не проявляют ни малейшего старания улучшить жалкое положение причта, но ещё ищут удобного момента захватить себе что-нибудь с поповой нивы, с попова луга. Поэтому первою мерою к восстановлению нормальной жизни в приходах должно быть полное материальное обеспечение клира. Размер этого обеспечения, сообразно современным условиям жизни, должен равняться до 1.500 рублей в год для сельских священников и 2.500 руб. в год для священников в городах. С назначением такого содержания от духовенства должны быть отняты земли, которые могли бы быть отданы крестьянам для увеличения благосостояния последних. При таких условиях ряды духовенства могли бы пополняться лучшими людьми, которые, не будучи давимы нуждою и будучи свободны от занятий по хозяйству, могли бы действительно послужить Церкви.

Другой мерой для поднятия падающего влияния духовенства на жизнь народную является освобождение его от обязанностей и служения целям светской власти, а не духу Христову. Ставши выше этих целей, духовенство должно всё своё знание, всю свою энергию направить к устроению Царства Божия в сердцах людей.

Дальнейшим условием возрождения приходской жизни является предоставление прихожанам и церковно-приходским советам права совместного с духовенством заведования всеми церковными доходами и расходования их на нужды церкви и прихода.

Что касается вопроса о благоустройстве прихода в просветительном отношении, то, думается, в настоящее время, с изменяющимися политическими условиями жизни русской, заботу об этом повсеместно у нас возьмут на себя земства, и для духовенства достаточно будет неленостно преподавать Закон Божий в школах земских и там воспитывать подрастающее поколение в духе заповедей Христовых. С предоставлением, впрочем, приходским общинам права ведать все церковные доходы, сами общины озаботятся заведением и содержанием у себя необходимых школ, и заблаговременная выработка для этого каких-либо правил представляется излишнею. Равным образом, устройство тех или иных благотворительных учреждений в приходах может быть подсказано самой жизнью, и, лично обеспеченный материально, всякий пастырь всегда сумеет совокупно с паствою откликнуться на нужду прихода в этом отношении и посильно её удовлетворить.

Духовные семинарии – учебно-воспитательные заведения для приготовления юношества к служению православной Церкви. Это приготовление к пастырскому служению производится целым рядом научных дисциплин и особыми школьными условиями, благоприятствующими развитию и укреплению душевных настроений, соответствующих главной воспитательной цели сих заведений. В духовные семинарии поступают главным образом ученики, подготовленные к прохождению семинарских курсов в духовных училищах, куда также по преимуществу поступают дети духовенства и отчасти дети городского бедного чиновничества и мещанства и лишь изредка дети крестьян. До 1879 г. не только окончившие курс семинарии, но даже окончившие лишь курс четырёх классов, поступали в университеты со слабым поверочным экзаменом; с указанного года семинаристы лишены были этого права для той, конечно, цели, чтобы семинарии подготовляли пастырей Церкви, а не медиков и юристов. Цель была, без сомнения, хорошая, но едва ли достижимая. Ибо едва ли возможно допустить, чтобы все семинаристы воспитались так, чтобы каждый из них пожелал быть пастырем Церкви. Без сомнения, найдётся в семинарии немало таких, которые, воспитавшись под крайне неблагоприятными домашними и школьными влияниями, не имеют никакого расположения к пастырству, тяготятся семинарской дисциплиной, крайне неохотно изучают преподаваемые предметы. Такие ученики, конечно, не могут не влиять дурно своим примером и складом своих понятий и воззрений на других учеников. Последние, может быть, без этого дурного товарищества охотно и вдумчиво готовились бы к трудному пастырскому служению, не предаваясь мечтам о выгодах и преимуществах разного рода других служений; но худое товарищество отравляет их спокойствие и постоянно направляет их мысли к должностям с большим окладом жалованья и свободной, полной всяких утех, светской жизнью. В последние годы, особенно в последние дни, мы ясно видим, что, с одной стороны, оканчивающие курс семинарии бегут от священства в другие должности, а с другой – в семинариях замечается сильное брожение, соединённое с беспорядками. Там, где семинаристы ясно и определённо выразили свои «требования» и желания, усматривается, что все эти желания и требования сводятся к одному: дай им право поступать в высшие учебные заведения и весь строй семинарской жизни установи таким образом, чтобы они подготовлялись к университету, т. е. изучали бы предметы, необходимые для университета, и жили бы так, как живут студенты университета – с той же свободою занятий и поведения. Одного только не хотят оставить нынешние семинаристы – казённого содержания, которым они желают пользоваться всецело, хотя таковым не пользуются гимназисты и воспитанники всех других учебных заведений. Очевидно, семинаристы желают привилегий беспримерных.

В настоящее время ожидается реформа семинарий. Проекты, какие появились в печати для этой реформы, двоякого рода. Один из них приближает курс духовных училищ и первых четырёх классов семинарий к курсу гимназии, в том предположении, конечно, чтобы те из семинаристов, которые прошли эти восемь классов и не желают быть священниками, свободно выбывали из семинарии и поступали в университеты. В высшие же богословские классы, предполагается, поступят лишь те, кто свободно стремится к пастырскому служению и охотно избирает его по внутренним влечениям своей души. Полагаем, что и в настоящее время есть много семинаристов, которые потому не идут в духовное звание, что они много лет были окружены товарищами, не расположенными к этому званию. В реформированных семинариях будет замечаться то же явление: не расположенные к священству отвлекут от священства и своих товарищей, обольстив их видами будущей жизни и деятельности в светском звании. Кроме того, не расположенные к духовному званию и не готовящиеся к нему от первых классов училища не будут расположены и подчиняться семинарским порядкам, во всяком случае, более строгим и стеснительным, чем в светских учебных заведениях. Отсюда и с преобразованием семинарий в смысле предоставления им прав, одинаковых с гимназиями, и сближением курсов младших классов семинарий с курсами гимназии, нельзя ожидать, чтобы внутри семинарий стало мирно и спокойно. Это спокойствие постоянно будут нарушать те многочисленные элементы, настроение которых не имеет ничего общего с главною задачею семинарского образования. Поэтому в настоящее время нельзя признать удовлетворительными те проекты преобразования духовных семинарий, которые желают облегчить выход из семинарии элементам, чуждым пастырского призвания, с тем, чтобы оставались заканчивать семинарский курс лишь те, кто расположен к пастырскому призванию. Можно опасаться, что таких будет очень немного, и по-прежнему духовные семинарии будут воспитывать инженеров и докторов, но не пастырей Церкви.

Поэтому, не следует ли, применительно к обстоятельствам данного времени, остановиться в вопросе о преобразованиях семинарий на других проектах (на проекте преосвященного Могилёвского, который вполне разделяем, кроме учреждения богословских лицеев), сущность которых состоит в том, что по этим проектам, вместо нынешних семинарий с общеобразовательными курсами, должны быть учреждены богословские семинарии или богословские курсы для воспитания пастырей Церкви, с курсом наук специально богословских или же имеющих прямое отношение к изучению богословских наук, каковыми являются психология и основания философии? Такие богословские семинарии могут быть с четырёх и даже с трёхлетним курсом. Сюда могут поступить: без экзамена – окончившие шесть классов заведений, которые возникнут вместо нынешних училищ и младших классов семинарий; засим по экзамену: окончившие 6 классов гимназий и других подобных заведений, лучшие ученики, окончившие учительские семинарии Министерства народного просвещения и учительские семинарии, подготовляющие учителей для церковноприходских школ. А для того, чтобы эти семинарии давали воспитанников, способных к слушанию курсов духовной академии, необходимо, чтобы в числе необязательных предметов были языки новые и древние. Лучшие и способнейшие ученики богословской семинарии, желающие получить высшее богословское образование, охотно, даже без предварительной подготовки, в течение лишь семинарского курса ознакомятся с древними и новыми языками настолько, насколько это необходимо для слушания академических курсов.

Конечно, можно опасаться, что не найдётся достаточного числа желающих поступить в духовные семинарии. Думаем, что эти опасения напрасны. Если католические духовные семинарии с их суровым режимом, с обязательным целибатством католического священника, находят достаточный контингент лиц, желающих служить Богу и людям в условиях слишком стеснительных, то будем надеяться, что и православные духовные семинарии не будут пустыми. В пределах епархии найдётся сто человек, которые охотно посвятят себя служению Богу в звании пастырей. Сознательное же вступление в это звание, в более или менее зрелом возрасте, может служить ручательством того, что три или четыре года, проведённых в семинарии в изучении философских и богословских дисциплин в курсах и программах, несколько видоизменённых и упрощённых сравнительно с нынешними курсами и программами, слишком обширными и многосложными, подготовят пастырей Церкви убеждённых, христиански настроенных и достаточно умственно развитых для несения трудного пастырского дела. Полагаем, что в таких семинариях не будут появляться петиции с требованиями пустить семинаристов в университеты, освободить от посещения богослужений, предоставить в их распоряжение библиотеки и т. д.

Православный христианин ходит в храм Божий для молитвы и поучения. Молитвенное своё настроение он выражает словами тех молитв, которые он выучил ещё в детстве; особенно душа его нуждается в тех молитвах, которые возглашаются к Господу Богу устами священно- и церковнослужителей. Если душе богомольца непонятна эта молитва, то он не выносит из храма той душевной пользы, какую вынесет, если он своим сердцем и устами хвалит и благодарит Господа Бога словами и молитвами Церкви. Вот основания, почему желательно, чтобы богослужения в храме совершались на понятном для богомольца языке и чтобы чтение и пение в храме совершалось отчётливо, вразумительно, громко, не спешно.

В русской православной Церкви богослужение совершается на славянском языке; на этом же языке читается в храме Божием и слово Божие. Немногое в наших богослужебных книгах составлено вновь уже по принятии русскими христианства. Это – молебствия на разного рода случаи, засим те части месячной Минеи, в которых помещены службы святым, прославленным на Русской земле, или же службы в честь праздников (как например, Покров Пресвятой Богородицы), чествование коих совершается лишь на Руси. Все же остальные богослужебные чины и службы составляют перевод чинов и служб, составленных первоначально на греческом языке. Переводы эти совершались в разное время, разными лицами, сведущими и малосведущими в греческом языке. Последняя редакция богослужебных книг принадлежит известной комиссии, собранной при патриархе Никоне, во главе которой стоял Епифаний Славинецкий. Насколько неудачно были сделаны некоторые переводы, об этом свидетельствует то, что многие стихиры и тропари являются непонятными даже для людей, прошедших высшую богословскую школу (например, песнь: «Любити убо нам, яко безбедное страхом»), или же понятными лишь людям, изучающим греческий язык специально. Образцом такого же неудачного перевода могут служить такие употребительные песни, как «Иже херувимы», или же начало прошений в ектеньях, выраженное словами: «во еже». На греческом языке действительно стоят такие слова, которые иногда означают «иже» и «еже», но в указанных примерах эти слова такого значения не имеют: это – просто так называемые «члены», стоящие пред существительными или неопределёнными наклонениями, которые переводчиками неопытными приняты за «местоимения» и переведены «местоимениями». Ещё больше имеется песнопений, перевод которых неудачен вследствие неправильного подбора выражений славянского языка или неправильной расстановкой слов (например, ирмосы «Отверзу уста моя» и многие другие). Можно сказать, что наши богослужебные книги и отчасти Библия переведены на такой язык, на каком ни один славянин не говорил и не писал. Это – язык книжников, часто мало сведущих как в славянском, так и в греческом языке. А между тем православному русскому народу приходится слушать богослужение на этом языки, испытывая крайние трудности в понимании Священного Писания и богослужебных молитв и песнопений. Непонимание богослужебного языка самими чтецами и певцами делает их небрежными, читающими и поющими поспешно, неотчётливо, невразумительно. Богомольцы же, при том же непонимании и при дурном чтении и пении, скучают при богослужении, становятся невнимательными, равнодушными к богослужению – к его глубокому содержанию и высокой поэзии.

Посему настоит существенная нужда сделать новый перевод священных и богослужебных книг знатоками греческого и славянского языков и исправление текста тех частей в этих книгах, которые составлены в России. Более правильный перевод этих книг сделает богослужение наше более удобопонятным и вразумительным, а следовательно, – и более благотворным для души православного христианина, в настоящее время холодно и невнимательно относящегося к богослужению, ввиду неудобовразумительности языка его.

Пора относительно богослужения православной Церкви учинить и следующую перемену. Не в одно время явился весь состав нынешнего богослужения. Напротив, наше богослужение потерпело много изменений: из несложных молитв, чинов и обрядов времён апостольских оно через постоянные наслоения и прибавки явилось в настоящем сложном и многосоставном виде, рассчитанном на много часов. Если совершить наше богослужение как следует, без поспешности, раздельно, то в праздничный день всенощное бдение нужно совершать семь часов, литургию – три часа, вечернее богослужение – более двух часов, всего, следовательно, 12 часов. Так оно и совершается кое-где, в немногих монастырях, именно – немногих. В других же местах, где оно совершается по уставу, с полным чтением и пением всего положенного, естественная немощь совершителей укорачивает время его совершения беглым, следовательно – неблагоговейным и невразумительным чтением и пением. Отсюда получается такое явление, что из 50 тысяч церквей Российской империи в 49 тысячах богослужение совершается с чрезвычайными самовольными сокращениями, а также с поспешностью, с дурным чтением и пением: всенощное бдение 1–3 часа, литургия – 45 минут, а вечерни и совершенно не бывает. В сокращении службы происходит полный произвол, зависящий от воли настоятелей, а особенно чтецов и певцов. И так дело идёт и в деревнях, и в столицах, и в кафедральных соборах, и в монастырях. Все погрешают против устава, и это так часто, повсеместно и почти всеми совершается, что этот грех приобрёл право гражданства, считается делом обычным; иного порядка как будто и не может быть. Конечно, трудное дело совершать богослужение в течение 12 часов, ещё труднее стоять в храме и молиться в течение этого времени. Нельзя этого достигнуть никакими приказаниями и наказаниями. Где устав выполняется в совершенстве и притом разумно, там это является как подвижничество, тоже не для всех доступное, или, точнее – доступное для немногих. Обычное же человеческое слабосилие делает невозможным этот подвиг для всех и каждого. А между тем, по праву ли поступают те, кто сокращает устав по своему произволу? Едва ли! Итак, в 49 тысячах церквей православной русской Церкви творится беззаконие, вошедшее в привычку, хотя и смущающее совесть многих. Что же делать, чтобы не творилось этого беззакония? То же, что творили св. Василий Великий, св. Иоанн Златоуст и другие. Первый сократил сложный чин литургии, именуемой литургией ап. Иакова, второй сократил литургию первого, а Церковь не только вселенская, но и поместная, имеет право сокращать чины богослужебные, каким пользовалась до настоящего времени.

Посему настоит существенная нужда сократить чины наших богослужений, но с тем, чтобы сокращённое читалось и пелось полностью, по уставу, (сокращённому), истово, чинно, без поспешности, вразумительно.

Епархиальные съезды, возникшие на основании семинарского устава 1867 г. и имевшие своей задачей попечение о материальных нуждах духовно-учебных заведений епархии, с самого начала открытия их проявили настолько живое отношение к подлежащим их ведению делам, что почти повсеместно епархиальная власть стала признавать полную компетенцию за съездами и в разрешении разных вопросов церковно-общественной жизни; епархиальные архиереи стали поручать съездам рассмотрение вопросов, касающихся материального быта самого духовенства, обще-епархиальных потребностей церквей и приходов, относительно религиозно-нравственной жизни православных приходов и т. п. Следовательно, расширение круга деятельности епархиальных съездов является вызванным самою жизнью церковного епархиального управления необходимостью признать за съездами более широкие полномочия против первоначального их назначения епархиальной властью. А это говорит за то, что епархиальные съезды являются желательными в пособничество епархиальному управлению и в будущем. Оставление в епархии этого учреждения с таким назначением нисколько не может дискредитировать епархиальную власть, так как епархиальные съезды по правилам своим не могут иметь того значения, чтобы представлять собой сколько-нибудь серьёзную оппозицию епархиальной власти: все постановления съездов подлежат утверждению епархиального архиерея, с полным правом за ним безапелляционного кассирования постановлений этих. Так что епархиальные съезды всегда остаются со значением не решающего, а лишь совещательного голоса. Между тем в такой своей роли они могут принести много полезной помощи епархиальному управлению в правильном применении своих распоряжений и административных мер соответственно действительной нужде по делам, которые будут рассматриваться при участии съездов. Если решаются вопросы относительно материальных средств церквей, нужд приходского духовенства или же вопросы о религиозно-нравственной жизни паствы, об отношениях духовенства к своим пастырским обязанностям, о мерах поднятия веры и нравственности в православном населении, – в таких делах депутаты съезда являются единственными выразителями действительного положения вещей и указателями наилучших способов достижения желанных результатов применительно к местным условиям каждого прихода.

Возражение, что созыв епархиальных съездов стоит великих денежных сумм и что съезды, вовлечённые в сферу обще-епархиальных нужд, присвояют себе права полномочных хозяев церковного имущества, не может иметь значения причины нежелательности съездов, как вспомогательного по епархиальному управлению учреждения. Нет сомнения, что поездка на съезд депутатов стоит немалых средств, но само духовенство нисколько не обременяется такими расходами. Если же по местам на такие расходы употребляются церковные средства, то это, конечно, злоупотребление, которое должно быть устранено. Что же касается установления съездами налогов из церковных доходов на обще-епархиальные нецерковные нужды, то таковые налоги бывают, как вызываемые крайней нуждой, при неизбежности их, по отсутствию других источников на покрытие этих нужд. Вообще же духовенство всегда склонно ограждать средства церквей от неправильной эксплуатации их, в целях употребления церковных доходов по прямому их назначению на нужды самих церквей.

Если нынешнему церковному управлению суждено будет получить реформу, хотя сколько-нибудь приближающую его к самоуправлению Церкви, то присвоение епархиальному съезду значения вспомогательного при епархиальном архиерее органа по церковному управлению, как органа ближайшего общения епископа с подведомственными ему паствами, является желательным. В предупреждение возможных случаев постановлений съезда, несообразных с существующими законами и положениями о церковном управлении, с которыми депутаты съезда могут быть и незнакомы, желательно было бы, чтобы в заседаниях съезда по делам, могущим вызвать неправильное решение, принимали участие и члены консистории, на обязанности которых должно лежать выяснение съезду соответствующих соображений закона, с которыми съезд должен считаться. При такой постановке дела решения съезда не будут оставлять за собою никаких недоразумений и сомнений относительно возможности утверждения их епархиальным архиереем.

Что касается вопросов, подлежащих решению епархиального съезда, то таковыми должны быть все вопросы, касающиеся церковного хозяйства, религиозного образования народа, народной веры и нравственности, распространяющихся в народе неправильных учений, состояния духовно-учебных заведений в материальном и отчасти воспитательном отношении, а равно вопросы по разным благотворительным учреждениям епархии.

Устрояя на земле для спасения верующих Церковь, Христос Спаситель назвал её Царством не от мира сего, следовательно – чуждой мирских интересов. На просьбу одного из народа о разделе имущества с братом Спаситель ответил: «Кто поставил Меня судить или делить вас?» Таким ответом Иисус Христос показал, что Он заботится о вечном благе душ, а все остальные людские интересы чужды Ему. Судя по сему, жизнь общественная должна быть вне круга деятельности священнослужителей, как продолжателей устроения Царства Христова на земле.

Правда, Иисус Христос ставит выше всего спасение и благо души. Но нельзя забывать, что милосердие Его охватывает человека во всей его целости. Его отношение к тем страданиям и несправедливостям, которые Он встречал, Его негодование при виде неправды, глубокая жалость ко всем сирым и обездоленным, постоянная заботливость о страданиях телесных, многочисленные чудеса для облегчения людей, терзаемых болезнью или голодом, – всё это говорит о том, что и телесные нужды человека не были чужды Христу Спасителю. Он заботился об облегчении их, чем показал, что мирские интересы не могут быть изъяты совершенно из круга деятельности служителей алтаря Господня, пока человек живёт на земле. Вот почему, посылая учеников Своих на проповедь, Иисус Христос заповедал им исцелять больных, очищать прокажённых, изгонять бесов, способствуя таким образом материальному благосостоянию обездоленных, ибо здоровье дороже всех внешних благ. Первая христианская община устроилась так, что в ней церковные и общественные интересы слились нераздельно: полное общение имуществ, почему между верующими не было никого нуждающегося. Когда произошло несогласие из-за раздаяния потребностей, апостолы избрали в помощь себе диаконов, установив особый чин иерархического служения, поручив ему заботу о мирских интересах, с возложением известных церковных обязанностей. Ясно, что с церковным служением лиц иерархии могут соединяться известные общественные обязанности, клонящиеся ко благу Церкви и удовлетворению телесных нужд верующих. Сбор милостыни для бедных производился или самими апостолами, или, по поручению их, учениками их и предстоятелями Церквей, – благовестниками Евангелия о вечном спасении, которым таким образом не должны быть чужды заботы об удовлетворении телесных потребностей верующих. – Вот почему апостольские и соборные правила, запрещая священнослужителям принимать на себя мирские попечения ради личных корыстных целей, разрешают управление имениями сирот, больных, вдов, чтобы не попало таковое управление в руки обидящих. Так, 6-е апостольское правило, под угрозою извержения, запрещает епископу, пресвитеру и диакону принимать на себя «мирские попечения», – по толкованию в Кормчей книге «злаго ради приобретения своего, аще где не законом позвани будут младых и несовершенных возрастом детей оставшееся им от родителей имение управляти, или инако како повелени будут заступати вдовиц и сирот и немощные управляти, и не дати в руце обидящих стяжания их»; из этих слов Кормчей книги ясно видно, когда и в каких случаях запрещается священнослужителям принимать на себя «мирские попечения» – только ради злого приобретения своего. 81-е апостольское правило подтверждает предыдущее: «не подобает епископу или пресвитеру вдаватися в народные управления, но не опустительно быта при делах церковных», и 83-е апостольское правило говорит: «Епископ, или пресвитер, или диакон, в воинском деле упражняющийся и хотящий удержати обое, то есть римское начальство и священническую должность, да будет извержен из священного чина». Вселенские и некоторые из поместных соборов подробно изъясняют, когда и в каком случае священнослужителям разрешается принимать на себя известные общественные обязанности. Так, в 3-ем правиле IV Вселенского Собора сказано: «Дошло до святого собора, что некоторые из принадлежащих к клиру, ради гнусного прибытка, берут на откуп чужие имения и устрояют мирские дела, о Божием служении небрегут, а по домам мирских людей скитаются, и поручения по имениям приемлют, из сребролюбия. Посему определил святый и великий собор, чтобы впредь никто, ни епископ, ни клирик, ни монашествующий, не брал на откуп имений, и в распоряжение мирскими делами не вступал: разве токмо по законам призван будет к неизбежному попечительству над малолетними, или епископ града поручит кому иметь попечение о церковных делах, или о сиротах и вдовах беспомощных, и о лицах, которым особенно нужно оказать церковную помощь ради страха Божия». 10-е правило VII Вселенского Собора, подтверждая вышеуказанное правило, запрещающее клирикам принимать на себя «мирские и житейские попечения» или «занимать мирскую должность у глаголемых вельмож», рекомендует клирикам: «Лучше же да идёт учити отроков и домочадцев, читая им Божественное Писание, ибо для сего и священство получил».

На Поместном Карфагенском соборе, между прочим, постановлено девятнадцатым правилом: «да не бывают епископы, и пресвитеры, и диаконы откупателями ради корысти, или управителями, и да не приобретают пропитания занятием бесчестным или презрительным». Наконец, Двукратный Поместный собор, происходивший в Константинополе в 861 г., под угрозой извержения на основании божественных правил, запрещает клирикам «принимать на себя мирские начальственные должности или попечения или в домах мирских начальственных лиц звание управителей».

В русской Церкви, со времён князя Владимира, просветители Руси – иерархи были первыми советниками князей. Изначала в Русском царстве так велось: если великое государственное или земское дело начиналось, то великий Государь призывал к себе на собор патриарха, митрополитов и архиереев и с ними о важном деле советовался; без их совета ничего не предпринимал. Далее, временное правительство в 1612 г. не считало себя вправе приступить к устроению земли (к созванию земского собора) без участия предстоятелей Церкви. Предстоятели Церкви – епископы за всё время царствования Михаила Феодоровича не только присутствовали на всех земских соборах, но и принимали самое деятельное участие во всех сферах их деятельности. Они дружно действовали, помогая в устроении государства и упорядочении всех сторон внутренней государственно-общественной жизни. И в царствование Алексея Михайловича в заседаниях боярской думы патриархи и митрополиты были непременными членами, и участие духовенства в трудах думы не проходило бесследно в законодательной деятельности её. Участвовало в земских соборах и белое духовенство. Так, под актом земского собора 1598 г. имеются подписи 10 протопопов московских. В призывной грамоте на собор 1612 г. приглашались и протопопы, в другой грамоте – протопопы, попы и диаконы. Под избирательной грамотой 1613 г. имеются подписи 5 протопопов и 5 попов из разных городов Руси. Участвовало белое духовенство и в земских соборах при царе Михаиле Феодоровиче. Да и естественно должно быть так, ибо кому больше всего известны были нужды народа, как не духовенству.

Из приведённых выше правил св. апостол, вселенских и поместных соборов нельзя заключать, чтобы клирики совершенно были устранены от участия в государственных и общественных делах. По духу сих правил, занятия мирскими делами, или, на современном языке, государственно-общественными, будут несовместимы со священным званием в том случае, когда они приняты были бы духовными лицами в видах корыстных и когда эти занятия явно отвлекали бы их от исполнения прямых обязанностей служения Церкви. Но если мирские общественные обязанности не отвлекают от прямых обязанностей служения Церкви и являются безусловно бескорыстными (каковы обязанности гласных в городских думах, членов земских собраний), напротив, бывают полезными обществу и государству, – исполнение таковых обязанностей является вполне согласным с требованиями канонов церковных, по коим епископ, пресвитер и диакон не имеют права отказываться даже от управления, например, домом или имением, коль скоро призывает их ко сему закон для охранения имущества сирот, вдов, больных от расхищения обидящих. В думских и земских собраниях представители Церкви и служители алтаря Господня могли бы явиться защитниками интересов всех обездоленных – бедных жителей городов и сельских обывателей. Пастыри Церкви должны быть непременными членами городских дум и земских собраний (и по выбору, а не по назначению одного депутата, как это допущено ныне) не для ограждения только личных церковных интересов, но как общественные деятели, могущие принести громадную пользу, – для более правильной и всесторонней функции наших городских дум и земских собраний. Священники более или менее чужды всякой партийности. При выборе в гласные в думах обыкновенно происходят интриги и борьба разных партий; пастыри Церкви могли бы явиться умиротворяющим элементом в шумных собраниях домовладельцев при выборе гласных. Им больше, чем кому-либо, должны быть известны умственные и нравственные качества кандидатов в гласные. Пользуясь пастырским авторитетом, они легко могли бы устранять недостойных и особенно вредных кандидатов. Далее, состоя гласными дум, они могли бы направлять деятельность дум ко благу всех горожан, а не известной только части общества – богатых классов. В деле благоустройства городов они могли бы составлять оппозицию против расточительности наших городских дум на постройки домов развлечений – театров и кафешантанов или на поставление никому не нужных памятников, бюстов писателей, – этих наглядных показателей человеческого тщеславия, – на общественные средства в то время, когда у города бывает масса более существенных нужд – устройство школ, больниц, приютов и т. п. В земских собраниях представители крестьянства в большинстве случаев являются безгласными, крестьяне должны бояться барина... Если же в земство попадают кулаки и мироеды, то последние не только не поддерживают интересов бедного крестьянства, напротив, делают всё к вреду последнего. Лучшими защитниками интересов последнего могли бы быть священники сельских приходов, ближе всего стоящие к крестьянству, живущие по обязанностям пастырского служения интересами крестьянского населения. Почему на земских собраниях духовенство могло бы проводить более полезные и плодотворные проекты учреждений для народа, чем это делается ныне земскими деятелями, стоящими более на стороне землевладельцев помещиков, а не на стороне крестьян. Вся деятельность современного земства сводится к деятельности напоказ и расхищению общественных сумм через устройство плохих мостов, исправление на бумаге дорог и т. п. Бедность же и темнота народа остаются прежние. Только духовенство может осветить деятельность земства и внести дух правды в неё, оградив от хищения со стороны мнимых радетелей о благе народном – современных либералов социал-демократов, которых наиболее всего в рядах земских деятелей.