№ 36. Сотрудник Братства св. Гурия. 10 июля 1910 года

(в связи с общим положением русского дела в Туркестане).

Среднее духовно-учебное заведение в Туркестанской епархии должно быть учреждено с двоякой целью:

а)      подготовить достойных кандидатов для духовной службы в приходах епархии из местных уроженцев;

б)      оказать духовенству епархии помощь в деле образования своих детей. Достижение этих задач ввиду исключительного положения православной церкви в обширной Туркестанской епархии, населённой миллионами инородцев магометан, имеет особенную важность, как для самого духовенства, так и для всего православного населения.

Туркестанская епархия по числу лет своего существования в ряду других молодых епархий русской православной церкви занимает уже далеко не последнее место. Но не смотря на то, что значительная часть православных приходов епархии учреждена ещё в период завоевания русскими Средне-Азиатских областей в сороковых, пятидесятых и шестидесятых годах прошлого столетия, не смотря на то, что самостоятельная Туркестанская епископская кафедра существует уже более 35 лет, – до сих пор в личном составе Туркестанского духовенства почти нет людей местного происхождения, выросших в тех условиях жизни, в каких им приходится нести свою приходскую службу, и состав Туркестанского духовенства и по происхождению, и по воспитанию, и по образованию крайне разнообразен.

До учреждения кафедры в Верном, приходы Семиреченской области принадлежали к Томской епархии, а приходы Сыр-Дарьинской области – к Оренбургской и духовенство в этих приходах было по преимуществу из указанных епархий, заключая в себе наиболее слабые в различных отношениях элементы, так как Туркестанские приходы ввиду их отдалённости, трудности условий жизни и малообеспеченности, являлись в некотором роде местами ссылки для в чём-либо провинившихся священников.

С учреждением Туркестанской епархии кандидаты на священство и лица, уже носившие священный сан, выписывались Туркестанскими архиереями и сами приезжали в Туркестан из разных мест Европейской России, как из внутренних губерний, так и из окраинных – с севера и юга, востока и запада, а в Закаспийскую область и с Кавказа – также большей частью вынужденные к переселению в отдалённую Среднюю Азию различными неудачами на родине. Контингент низших членов приходских принтов получался преимущественно из лиц, служивших в войсках Туркестанского края, происходивших из разных сословий и получивших образование в духовных и светских школах. За недостатком кандидатов, окончивших духовные семинарии, часто в священный сан возводились церковники из солдат, не окончившие курса даже в духовном училище, или учившиеся в различных светских учебных заведениях, средних и низших, а иногда и лица с домашним образованием. При таких способах удовлетворения нужды в приходском духовенстве, оно в Туркестанской епархии в общем мало отвечало задачам пастырского служения, а разнообразие его состава по происхождению и воспитанию постоянно проявлялось в далеко не братских отношениях членов приходских принтов между собой, во взаимных спорах и интригах, вызывавших массу судебных дел.

Эта рознь заметна и в настоящее время: и теперь в духовенстве епархии почти нет сознания солидарности интересов, нет корпоративного духа, своего общественного мнения. Мало знакомые с исключительными условиями жизни местного православного населения, часто мало подготовленные к духовной службе, не связанные с прихожанами близкими отношениями, а потому и не дорожащие ими, священники, диаконы и псаломщики ведут, можно сказать, кочевой образ жизни, переходят с прихода на приход, из одной области в другую при всяком представившемся случае, чему нужно заметить, Туркестанские владыки не только не оказывали должного противодействия, но и сами приучали к этому своих подчинённых, как например, епископ Паисий, переместивший за три года своего управления епархией большую часть священников и псаломщиков на другие места, причём многих перемещавший по нескольку раз в один год. Нечего и говорить, как вредно отражается на церковной жизни епархии этот случайный подбор духовенства, это отсутствие связи, близких отношений между пастырями и пасомыми, эта рознь в среде самого духовенства и неразвитость сознания общности своих интересов.

Между тем, будь в Туркестанской епархии открыта духовная семинария вместе с учреждением епископской кафедры, давно бы уже в огромном большинстве приходов духовенство состояло из питомцев этой семинарии, преимущественно детей местного духовенства, а если и светского происхождения, то во всяком случае, местных уроженцев, знающих край и население, а не из съехавшихся со всех концов Российской империи неудачников на своей родине. Но, конечно, и теперь скорейшее открытие в крае духовной школы представляет в высшей степени важный вопрос, разрешение которого удовлетворит самую насущную потребность Туркестанской епархии в нужном для православного местного населения и подготовленном для местной приходской службы духовенстве.

Какой должна быть эта школа, с каким учебным планом и программами, в данное время, ввиду предположенного преобразования духовно-учебных заведений, говорить об этом подробно нет нужды, так как и будущая Туркестанская духовная семинария несомненно организуется по общему новому типу духовной школы. Но, принимая во внимание, что двойственность задач духовной школы, служащей для подготовки кандидатов священства и вместе с тем дающей детям духовенства общее среднее образование, признаётся и всеми епархиальными архиереями и особым подготовительным к церковному собору присутствием при Св. Синоде, и руководящим началом при реформе духовной школы является приспособление её к требованиям жизни, а следовательно и к местным условиям, – не будет лишним указать, какие особенности в организации Туркестанской Духовной Семинарии наиболее отвечали бы местным нуждам епархии.

Раскинутая на огромном пространстве в 1.700.000 кв. вёрст, заключающая в себе пять областей с многомиллионным магометанским населением, Туркестанская епархия имеет сравнительно наибольшее количество православных приходов, гнёздами разбросанных в разных концах её территории. Настоящий Епархиальный центр её, г. Верный, находится в углу епархии, в Семиреченской области, наиболее заселённой русским элементом; административный же центр края г. Ташкент, занимающий действительно центральное положение в Туркестане, отдалён от Семиречья многими сотнями вёрст трудного пути. Поэтому какой бы пункт ни был избран для устройства в нём духовно-учебного заведения, город ли Верный или гор. Ташкент, он во всяком случае будет далёким для большинства приходов епархии. При нужде, конечно, духовенство повезёт своих детей и за тысячи вёрст. Но с какой затратой средств это будет сопряжено, какие лишения будут испытывать и родители, и учащиеся дети, если из-за непосильных расходов на проезд, будут вынуждены отказаться от свидания даже в вакационное время. Особенно дети младшего возраста. А устройство духовных училищ в разных областях края потребует больших затрат на постройки и крупных ассигнований на содержание их, да и не соответствует количеству духовенства в епархии.

Но есть полная возможность избежать указанных неудобств и затруднений, если курс духовно-учебной школы будет согласован с курсом школы начальной и общеобразовательной. Если при предстоящей реформе гимназий будет проведён в жизнь принцип единства общеобразовательной школы, на чём настаивает в настоящее время большинство школьных авторитетных деятелей, если из двухклассной или четырёхгодичной школы будет прямой переход в третий класс гимназии, если затем в духовную семинарию будет простой приём окончивших курс прогимназии и четырёх классов гимназии, тогда трудная для Туркестанского духовенства задача воспитания своих сыновей значительно облегчится. С каждым годом в русских селениях Туркестанского края увеличивается число двухклассных школ, в которых обучаются и дети духовенства, имея возможность жить в своей семье до 12–14-летнего возраста. А закончив про-гимназический курс в ближайшей гимназии, что для содержащих их родителей хотя и тяжело, но всё же как-нибудь достижимо, они будут иметь подготовку и для поступления в духовную семинарию, где в общежитии содержание будет дешевле, а для сирот и неимущих будут и казённые стипендии.

Нужны ли какие-нибудь уклонения от общего типа в учебном плане Туркестанской духовной семинарии, отвечающие исключительным местным условиям приходской службы – этот вопрос может быть рассмотрен и решён с точки зрения местных задач приходского духовенства. Если в число этих задач будет поставлено миссионерство среди магометан, то и семинария должна получить специально миссионерский характер. Но насколько возможна правильная организация миссионерского дела в Туркестане, есть ли для этого удобная почва и позволительны ли какие надежды на успех, миссии?

Нужно сознаться, что до сих пор представители православной церкви в Туркестане христианской проповедью среди иноверного населения края не занимались и, если бывали и теперь случаются обращения инородцев в христианство, то это факты единичные, редкие и случайные, причём крестятся почти исключительно те иноверцы, которые с детства воспитывались в православных семьях или желают вступить с православными в родственные отношения. Единственным исключением может служить факт крещения нескольких сотен язычников-калмыков, солонов, сибо и манчьжуров, бежавших в Семиречье из Китайских пределов от истребления их магометанами во время Кульджинского восстания дунган в 1868 году. Но и тут язычников побудило креститься их бедственное положение и желание найти у русских защиту и покровительство, и обращение их в христианство не было прочным... Как только миновала опасность, Кульджинский край успокоился и был возвращён китайцам, крещёные эмигранты уже прочно успокоившиеся в Сарканской станице и зачисленные в Семиреченское казачье войско, в большинстве ушли назад в Китайские пределы и едва ли там сохранили какие-нибудь начатки христианской веры.

Нельзя, однако, сказать, что Туркестанские архиереи не думали о православной миссии среди иноверцев епархии. Наоборот, все они интересовались миссионерством, а некоторые, как епископы Александр и Григорий, правильную организацию миссионерского дела ставили в число важнейших задач Туркестанской кафедры и прилагали серьёзные усилия к осуществлению своих миссионерских планов. Эти преосвященные находили, что Туркестанские иноверцы представляют удобную почву для сеяния Слова Божия и для успеха дела нужны лишь умелые сеятели. Таких сеятелей преосвященный Александр рассчитывал подготовлять к их делу в основанном им в 1882 году Иссык-Кульском монастыре, который, по мысли основателя, должен был состоять из образованных монахов, могущих быть проповедниками христовой веры и надёжными руководителями ново-крещёных в христианской жизни. Но надежды на монастырь не оправдались: образованных монахов в нём не было, и в 1894 году преосвященный Григорий, проектируя в епархии сеть миссионерских станов, уже рассчитывает получить деятелей из слушателей миссионерских курсов при Казанской Духовной Академии, а преемник его Преосвященный Никон в 1897 году возбудил ходатайство пред Св. Синодом об открытии в Туркестане Духовной семинарии для подготовления не только кандидатов священства, но и миссионеров.

Проекты Туркестанских Архиереев об организации православной миссии в здешней епархии не осуществились даже в самой малой степени и, прежде всего, за полным отсутствием денежных средств, а затем и людей. Но всё же думается, что если бы нашлись и средства, и люди, то всё-таки, так оптимистически смотреть на условия развития дела православной миссии в Туркестане, как смотрел преосвященный Александр в своей записке об основании миссионерского монастыря на Иссык-Куле и как потом повторил преосвященный Григорий в своём проекте организации миссии – рискованно. Буддисты-ламаиты не так легко склоняются к христианству, как кажется преосвященному Александру, приводящему в пример успехи Забайкальской миссии. Эти успехи всегда были не велики и скорее можно говорить о неуспехе этой, имеющей более 20 правильно организованных станов и школ, миссии, присоединившей ко Христу за всё время своего существования довольно незначительное число инородцев, да и то почти исключительно шаманистов, в то время, как ламаизм распространился и прочно утвердился среди всей массы инородческого населения Забайкалья. В настоящее же время, с изданием новых законов о вероисповеданиях, масса крещёных бурят-шаманистов отпала в ламаизм, как говорят газетные известия.

Да в Туркестанской епархии с возвращением Кульджинского края Китаю и совсем не осталось язычников; теперь все инородцы в пределах Туркестана исключительно магометане.

В основу своих взглядов на возможность развития христианской миссии среди магометан преосвященный Александр кладёт два положения: во 1-х, что вообще у всех магометан Туркестанского края сила приверженности к своей вере в настоящее время весьма невелика, и во 2-х, что разные инородцы Семиречья – дунгане, киргизы и даже сарты, исповедующие ислам, далеко не в одинаковой степени привержены к своей религии. Преосв. Александр говорит: киргизы плохие магометане: у них нет ни знания исламизма, ни учёных мулл, ни медресе, ни Корана, ни других книг на своём языке. Они легко поддаются всяким запрещённым исламом соблазнам при первом мирном столкновении с русскими; во множестве живя в услужении у русских, они совсем не соблюдают магометанских обрядов; их аристократия бывает охотно в русском обществе и ведёт себя, как русские. Дунгане, переселившись из Китая, принесли с собой более народно-религиозных китайских верований, домашних обрядов, обычаев, суеверий и предрассудков, чем чистого магометанства. Даже сарты, считавшиеся до завоевания Туркестана за самых солидных и рьяных магометан, с переходом под власть русских, как практичный народ, пошли навстречу мирному сближению к русским, оставляя в стороне прямые интересы своей религии и жертвуя некоторыми из них ради материальных выгод».

Итак: нет ни фанатизма, ни сильной приверженности к своей вере, нет даже единения в исламе среди туземцев Туркестана, по мнению преосвященного Александра, разделяемого и его преемниками по кафедре. Это готовое поле для сеяния Слова Божия. Какой же, значит, великий грех со стороны русского православного государства пренебрегать таким важнейшим и в смысле религиозном, и в смысле государственном, делом, как обращение в христианство здешних инородцев! Или откладывать его на далёкое будущее, упуская благоприятный момент под совершенно ничтожным предлогом, неимение денежных средств на правильную надлежащую постановку православной миссии! Но дело в том, что представители высшей административной власти в Туркестане далеко же так оптимистически, как здешние архиереи, смотрели на возможность распространения христианства среди магометан Средней Азии. Так ещё первый и наиболее выдающийся по правильному пониманию русских государственных задач в Средней Азии Генерал-Губернатор Кауфман утверждал, что «мусульманство в Туркестане едва ли не самое фанатическое в свете» и утверждал не без серьёзных оснований: Бухара и Самарканд много столетий были центрами магометанской учёности; медресе Самарканда, Коканда, Ташкента, знаменитые ещё в XV веке, хотя может быть и пережили уже свою былую славу, но продолжали выпускать сотни мулл, далеко не чуждых старого фанатизма и ещё не потерявших своей репутации среди разных мусульман Средней Азии. С исламом нужно было считаться не только как с религией, но как с политической системой, что и доказало Андижанское восстание. И русские администраторы завоёванного мусульманского края, стараясь понемногу приучать миллионы мусульман к русской власти, более всего боялись чем-нибудь затронуть их верования. Православная миссия, миссионеры, миссионерские станы и школы – всё это были для них ужасные слова, обозначающие крайне опасные вещи. Способствовать их учреждению в крае, значит, безумно раскладывать костры в соседстве с горючим материалом. А там пожар, взрыв, потоки крови и, вместо спокойного управления мирным краем, тяжёлая борьба с озлобленным многомиллионным населением, требующая напряженной энергии, выдающихся способностей. И они по-своему были правы. В особенности прав был Кауфман, говоря, что «русские в Туркестане прежде всего должны обнаружить пред магометанами полную и всецелую преданность требованием своей веры и фактами доказать превосходство христианской цивилизации над магометанской». И этого нельзя оспаривать. Суть не в вероучении ислама: оно для рядового мусульманина всё в положении – нет Бога, кроме Бога и Магомет пророк Его; суть не в обрядовой стороне, хотя мусульмане несомненно более точны в исполнении своих обрядов, чем православные туркестанцы; суть в морали ислама. Ислам для его последователей – закон жизни и не в смысле нравственных положений, а в смысле положительного права. Пусть мораль ислама невысокого достоинства, не выдерживает никакого сравнения с моралью Евангелия, но она практична, и весь мусульманский мир смотрит на поступки человека с точки зрения правил Корана и осуществляет эти правила в жизни. Авторитетный писатель о Туркестане Н. П. Остроумов в книге «Коран и Прогресс», с удовольствием вспоминая о своих 35-летних непосредственных сношениях с исповедниками ислама, особенно из туземцев Туркестанского края, отмечает их покорность, трудолюбие, бережливость, доверчивость, услужливость, честность, трезвость и скромность, как результат воспитывающего влияния Корана, дающего руководство к правильным действиям, к правильным мыслям, к правильным словам, требующего благочестия и оправдания добрыми делами. И сам преосвященный Александр пишет, что «для ознакомления с христианством, для суждения о высоте и святости его учения, у наших иноверцев имеется один только способ, одно средство – это видеть нашу жизнь и по нашей деятельности судить об исповедуемой нами религии.» «Но, к несчастью», продолжает преосвященный, «окружающие нас иноверцы не настолько к нам приближены, чтобы видеть лучшие безупречные и чисто христианские стороны нашей жизни и деятельности, и не настолько развиты, чтобы из фактов, совершающихся на их глазах, делать правильные и безошибочные выводы». Владыка, однако не указал, что же видят магометане в жизни русских. А чтобы сделать правильные из его положений выводы, совершенно необходимо было показать, как живут православные в Туркестане, что хорошего и дурного представляет их жизнь с точки зрения магометан.

С занятием Туркестана русский элемент в этом крае представляли прежде всего войска и чиновники, а вслед за ними во всех городах, где стояли войска и где образовались большие или маленькие административные центры, появились русские торговцы, подрядчики, искатели лёгкой наживы, сомнительные предприниматели, авантюристы. При таком первоначальном составе русское общество в Туркестане могло ли показать окружающим магометанам образцы истинно христианской жизни и снискать их уважение к себе и к своей религии? Генерал Губернатор справедливо противополагает точному исполнению магометанами требований своей веры пренебрежительное отношение русских к своей государственной религии; о нравственности их он не говорит, но в русской литературе достаточно картинных изображений так наказываемых ташкентских нравов и типов, а в делах Туркестанской Духовной Консистории можно найти документальные доказательства соответствия этих картин здешней действительности.

С течением времени возросло русское население городов, завелись торговые предприятия, с проведением железных дорог появился в значительном количестве рабочий элемент, во всех областях основались и русские селения. Но не говоря уж о городском населении, о высших классах, об офицерстве и чиновничестве, как и везде, более или менее равнодушных к требованиям своей веры, и низший класс, и рабочие и крестьяне, поселившееся в Туркестане, представляют из себя очень сомнительный элемент и в религиозном и в нравственном отношении, за исключением, быть может, более старого крестьянского населения Семиречья.

Как смотрят на русских магометане – это ярко обрисовалось в многочисленных показаниях, собранных следствием по Андижанскому восстанию. Важно было узнать, что могло подвигнуть магометан на их безумную попытку истребить русских, когда для них должны быть очевидны блага мирной и спокойной жизни, достигнутые только благодаря подчинению края русской власти, заменившей туземных деспотических правителей, при которых ни собственность, ни жизнь их подданных никогда не были в безопасности. И все допрашиваемые единогласно показывали, что они понимают преимущество русского управления, что они не терпят особенных несправедливостей и притеснений со стороны завоевателей, но что они ненавидят русских за тот разврат, какой они вносят в жизнь магометанского населения; что соприкасаясь с русскими, не уважающими своей веры и своего закона, и мусульмане начинают пренебрегать правилами ислама; что от русских они научаются пьянству, расточительности, обманам и сутяжничеству; что русские внесли разврат в семейную жизнь магометан и благодаря им появилась неизвестная в Туркестане ранее проституция. Даже киргизы – плохие магометане, совсем не культурный народ, с патриархальными, или скорее, примитивными нравственными понятиями, – и они убеждены, что русским нельзя верить и что поэтому их следует тоже обманывать; и они говорят, что русские лентяи и пьяницы, нехорошие люди.

И так, значит, принимаясь за дело христианского просвещения Туркестанских инородцев, прежде всего нужно вспомнить Евангельскую заповедь: «Тако да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваши добрые дела и прославят Отца вашего, иже на небесех» (Мф.5:16). Этим и определяется главнейшая задача духовно-учебного заведения в Туркестане. Оно должно дать русскому населению добрых пастырей, строгих ревнителей христовой веры и благочестия, способных влиять на вверенных их попечению православных овец так, чтобы в их жизни ясно обнаружились высокие преимущества христианского нравственного идеала.

Конечно, это требование не временного и не местного характера. Но несомненно, что теперь наступило такое время, условия и задачи пастырского служения резко изменились, предъявляемые к пастырям требования увеличились и осложнились, а местные особенности в положении Туркестанской паствы получили новое значение. События и народные движения последнего времени сильно отразились на отношения православного населения к своему духовенству, к церкви и даже к самой православной вере. Индифферентное или даже пренебрежительное отношение к церкви, проявлявшееся ранее только в так называемой интеллигенции, в высших классах общества, в значительной мере распространилось теперь и в низших слоях населения, в рабочей среде и даже более или менее ясно проявляется и в крестьянстве. И сельское население, недостаточно знакомое с православным вероучением, религиозные обязанности полагающее, главным образом в исполнении обрядовых требований, стоящее далеко не на высоте ясного понимания христианского нравственного закона, представляет удобную почву для сеяния всяких плевел и само не может дать серьёзного отпора во множестве проникающим в его среду пропагандистам неверия и лжеучения, нередко опирающимся на своё яко бы понимание Евангелия; не может разобраться и отнестись сколько-нибудь критически к идеям, распространяемым либеральной печатью, теперь уже всё увеличивающимся, с каждым днём потоком льющей в народ свои произведения. С изданием Высочайшего указа 17 апреля 1905 года об укреплении начал веротерпимости, предоставляющего каждому свободно переменить веру, даже за своих малолетних детей, православие, можно сказать, перестало быть господствующей церковью. Законные меры против отпадения от православия отменены и православное население уже не ограждено от возможного влияния иноверия; дозволено даже отречение от христианства тем, у кого предки не были христианами. С большой вероятностью можно ожидать, что пока ещё не утверждённый закон о свободе совести пойдёт в этом направлении ещё дальше и разрешит иноверцам свободу пропаганды или, по крайней мере, отменит судебное преследование за неё. Да и если и не отменит, то на практике, при теперешнем настроении общества, суд не решится карать за пропаганду иноверия, как и ранее он почти всегда освобождал от всякой ответственности отпавших от православия. Тогда, можно предсказать заранее, пастыри Туркестанской епархии станут лицом к лицу с пропагандистами магометанства и не в среде здешних инородцев, каких-нибудь киргиз, а в среде русского населения.

Нечего закрывать глаза на возможность такого положения и покоиться на уверенности, что магометанство глубоко чуждо русскому народу. И при существовании ранее карательных законов против отпадающих в магометанство русских, случаи отпадения бывали. Их знает Туркестанская Духовная Консистория, ещё, вероятно больше знает Консистория Оренбургская, так как в светской печати не раз на них обращалось внимание, а о прочном сожительстве с магометанами киргизами русских уральских и оренбургских казачек, формально не переменивших своей веры, есть даже целое исследование. Недавно в Верном перешла в магометанство и целая казачья семья чисто русского происхождения.

И немного нужно знать магометанство в его современном состоянии, чтобы видеть всю величину угрожающей с его стороны опасности. Во всех епархиях, где организованы противомусульманские миссии, миссионеры, а за ними и епархиальные архиереи указывают на трудность и даже невозможность борьбы с распространением ислама. В то время, как при всех условиях миссий, при правительственной поддержке, миссионеры с трудом достигают присоединения к православию каких-нибудь немногих десятков инородцев-язычников, и то делающихся сомнительными христианами и часто отпадающих в магометанство, последнее приобретает среди тех же язычников сотни и тысячи своих адептов и уже прочно и бесповоротно. На памяти ещё живущего поколенья почти все инородцы Поволжья и многочисленный киргизский народ сделались магометанами. Преосвященный Александр, как приведено выше, считает киргиз плохими магометанами и потому доступными и влиянию христианства. Совершенно верно; но также верно, что скоро те же киргизы сделаются и хорошими магометанами. Сила магометанства в общем одушевлении, в общем фанатизме, как говорят миссионеры. Проповедниками магометанства являются не специалисты вероучители, не муллы только, а все магометане вообще и каждый в отдельности. Особенно это нужно сказать про татар. Предприимчивый, торговый народ – татары проникают всюду, как деловые люди. Но входя в деловые сношения с другими инородцами, как фанатичные приверженцы ислама, они являются и пропагандистами его; с щепетильной строгостью относясь к предписаниям своей веры, они и примером, и словом и экономическим влиянием укрепляют новых магометан в правилах своей веры и нравственности; своей массой они парализуют деятельность православных миссий. На свои средства строят мечети, содержат достаточно для кочевников образованных в казанских медресе и фанатизированных мулл, заводят многочисленные школы; они учреждают общества вспомоществования нуждающимся магометанам, как известное Троицкое общество Оренбургской губернии, широко распространившее район своей деятельности и располагающее большими средствами и силами или как недавно возникшее Ташкентское. Нельзя не сознаться, что миссионерская деятельность казанских татар – хороший, заслуживающий подражания пример для православных миссий. Вот как нужно работать православному духовенству и в Туркестане, чтобы православная миссия имела прочный успех.

Можно питать уверенность, что те же татары, при свободе пропаганды, оставят без внимания русское христианское население и что в среде его они не могут рассчитывать ни на малейший успех? А если такая уверенность сколько-нибудь сомнительна, если признать, что магометанство с его потворством чувственности, простотой культа, кажущейся лёгкостью, удобопонятностью и практичностью нравственных требований, правил жизни, может иногда оказаться, а как упомянуто выше и оказывается соблазнительным для отдельных лиц русского происхождения и православного вероисповедания, если принять во внимание, что и русские христиане нередко попадают в экономическую зависимость от магометан, ставящую в опасность и религиозную их совесть, то борьба с магометанством и на русской почве неизбежна и, готовясь к ней, православной церкви в Туркестане заранее нужно вооружиться.

Таким образом будущая Туркестанская Духовная Семинария, кроме общих с другими такими Семинариями задач, должна поставить себе исключительную, местную, может быть частную, но большой важности задачу: приготовлять борцов с исламом. Чтобы с успехом бороться, прежде всего нужно знать противника и его слабые стороны, а потому изучение магометанства в его сущности и в его истории и обличение его недостатков непременно должно войти в курс семинарского образования. Рассчитывать на выигрыш битвы можно, только зная в совершенстве поле сражения, а потому местная география, этнография и история должны будущими войсками креста Христова изучаться в подробностях. Наконец, им необходимо уметь пользоваться и оружием противника – языком его. А так все Туркестанские магометане говорят на разных наречиях тюркского языка, владеет им и значительная часть русского сельского населения, то и в Туркестанской духовной Семинарии тюркский язык теоретически должен изучаться в его общих основах, с указанием разности в наречиях, а практически – языки сартовский и киргизский по выбору, с которым нужно сообразоваться и при назначении окончивших курсы на места службы. Желательным следует признать и введ. в семинар. курс хотя бы не обязательного изучения арабского языка, без которого изучение Корана затруднительно, а пользование магометанской богословской литературой, ввиду отсутствия её переводов, совершенно невозможно. Правильно поставленное теоретическое изучение этих языков, при исключении из семинарского курса языков древне классических, может иметь значение и в смысле содействия формальному развитию учащихся в семинарии, усовершенствованию способности логического анализа и синтеза, приучению к точной, ясной литературной передаче мыслей.

Кроме того, введение в курс духовной семинарии всех перечисленных предметов, сообщая ей местный характер, даст возможность подготовлять в этом учебном заведении не только кандидатов во священники, но людей наиболее основательно знающих местные условия жизни, местное население, наиболее способных к деятельности в крае на всяких поприщах государственной и общественной службы, в каких страшно нуждается Туркестанский край. Уже одно это обстоятельство придаст особенное значение новому заведению, сделает его ценным в глазах высшей администрации края и во мнении общества, а это предохранит от крайне отрицательного, проявляющегося теперь во всей России, отношения к своей школе со стороны самих учащихся, открывая перспективы свободного выбора будущей службы и деятельности для питомцев его, не чувствующих склонности к пастырской службе, получающих образование в Духовной Семинарии лишь экономического характера, какой элемент всегда в духовно-учебных заведениях был и наиболее вредно влиял массы учащихся, по отношению к воспитывающей его школе.

Программы перечисленных предметов должны быть составлены возможно сокращённее в смысле подробностей: в программах новых в семинарском курсе предметов, отвечающих местным потребностям, достаточно одних общих положений, а подробности даёт практика и способность преподавателей приспособиться к предмету и к требованию жизни и возможно разумнее и педагогичнее использовать то количество учебного времени, какое может, быть отведено на изучение этих предметов, сообразно с новым учебным планом будущих духовных семинарий.

И. Брызгалов.