XLIX. Император Василий II Болгаробойца (976–1025)

Преждевременная смерть бездетного царя Иоанна I Цимисхия открыла наконец путь к самовластному правлению сыновьям императора Романа II – Василию и Константину, которым к тому времени исполнилось 18 и 16 лет соответственно. Они уже в детстве были венчаны на царство, и теперь непосредственно взошли на царский престол как самодержавные государи. Двоевластие, зачастую губительное в других государствах и ставшее привычным в Византии, на этот раз не привело к осложнениям. Константин, не склонный к занятию государственными делами, но довольно благоразумный молодой человек, сам предложил старшему брату не делить самодержавную власть. Он с легкостью отказался от всех высших полномочий, хотя и остался титулованным императором, а все нити власти сосредоточились в руках царя Василия II Болгаробойцы – под таким именем он войдет в историю.

Новый император еще с юных лет производил впечатление человека решительного, собранного, мужественного и деятельного, но, конечно, неопытного в государственных вопросах. Его первым советником стал уже знакомый нам Василий Варвар, незаконнорожденный сын императора Романа Лакапина, ставший при царе св. Никифоре II Фоке паракимоменом (главным спальничьим царя) и несколько десятилетий являвшийся душой византийского правительства. Он благополучно пережил всех предыдущих василевсов и теперь опять оказался востребованным. Поскольку паракимомен приходился родственником Василию II, он, скопец с детства, испытывал к царственному юноше искреннее расположение и отеческую любовь. В первую очередь паракимомен добился, чтобы император навсегда добровольно отказался от увлечений юности – женщин и застолий, и вскоре перед современниками предстал серьезный, не по годам собранный и аскетичный человек⁶¹⁶.

Родовой инстинкт, присущий представителям знаменитой Македонской династии, обязывал юного царя напомнить всем присутствующим о том, кто является василевсом Римской империи. И уже первые действия Василия II явили современникам лучшие образцы самодержавного правления. Несмотря на недовольство придворных, царь вернул из ссылки свою мать, бывшую царицу Феофано, но не допустил ее к государственным делам. Кстати сказать, в последующие годы царственные жены вообще играли весьма незначительную роль в византийской политике, что, конечно, нельзя отнести к случайностям: греки не могли забыть, чем закончились для Римского государства попытки императриц Зои и Феофано выйти на первый план.

Современники в один голос отмечали благородство природы нового царя. Голубоглазый, с чуть изогнутыми бровями, выдающими его гордый и сильный нрав, он весь светился мужеством и силой. Невысокого роста, Василий II обладал удивительно прямой осанкой, отличался физической силой, прекрасно ездил верхом и владел оружием. У него была неистребимая привычка теребить в минуты гнева и опасности подбородок – единственное свидетельство внутренних волнений, которые император тщательно скрывал от окружающих⁶¹⁷.

Надо сказать, что юность царя и события предыдущих лет давали повод для многих политических комбинаций. Два предыдущих императора, ставших василевсами из полководцев под девизом защиты интересов Римской империи, давали хороший пример для других соискателей. Тем более что многие аристократы, обладавшие славным именем, деньгами и реальной силой, могли, ссылаясь на свое родство с Цимисхием или св. Никифором II Фокой, претендовать на царство, как наследники императоров. Первым негласным кандидатом являлся Варда Склир, прославивший свое имя на полях многочисленных сражений. Богатый, как Крез, любимец войска, родственник покойного Цимисхия, он имел все основания претендовать на царский венец.

Как полагают, его кандидатура предлагалась перед смертью Иоанну Цимисхию. Склира активно поддерживал Константинопольский патриарх Антоний и духовенство, но категорически не принимал могущественный евнух Василий, желавший продолжать управлять Римским государством при малолетних императорах. Он и убедил Василия II предпринять спешные меры предосторожности⁶¹⁸. И едва ли не первым своим распоряжением Василий II отправил доместика схол Востока в почетную ссылку в Месопотамию правителем фемного войска. Если василевс хотел изолировать Склира от политики, то это было не очень удачное место. Рядом располагалась Армения, где оскорбленный Варда имел многочисленных почитателей и родственников, дружно объявивших о своей поддержке ему, если он решится объявить себя императором. Склир не стал терять времени и тут же объявил о неповиновении василевсу. Его авторитет был настолько высок, что множество боевых командиров встали на его сторону, и вскоре Склир располагал уже значительным войском. Его поддержали не только армянские и грузинские аристократы, но и арабы, желавшие восстановить свою власть на захваченных Иоанном Цимисхием землях.

Поскольку Харпут, где пребывал Склир, находилась на значительном удалении от столицы, в Константинополе не скоро узнали о новой апостасии и не предприняли мер предосторожности⁶¹⁹. Поэтому уже летом 976 г. вся Малая Азия была охвачена волнениями и попала под власть Склира. Из Харпута Варда направился в Кесарию, где в феме Ликанды, у города Липара, дал сражение императорскому войску под командованием патрикия Петра. При помощи местных сарацинских князей ему удалось победить, попутно переманив на свою сторону дуку Антиохии Михаила Вурцу. После того как Антиохия досталась мятежнику, император направил против него второе войско под командованием протовестиария Льва и патрикия Иоанна. Они имели некоторый частный успех, но в конце 977 г. потерпели поражение в сражении с Вардой; протовестиарий Лев и доместик Петр Фока пали на поле боя, а патрикий Иоанн попал в плен.

Император направил посольство, надеясь договориться с мятежным полководцем, но тщетно. Хуже того, от царя отложился флот Кивириотской фемы, и теперь Склиру были открыты и сухопутные, и морские пути к столице. В начале 978 г. Варда Склир со своим войском находился в непосредственной близости от Константинополя. Впрочем, паракимомен Василий и на этот раз продемонстрировал свои недюжинные способности. Из разрозненных судов, охранявших столицу с моря, он создал небольшую эскадру, нанесшую под руководством флотоводца патрикия Феодора Карантина поражение восставшим в морском сражении у Фокеи. Сухопутную дорогу, проходившую через Никею, паракимомен поставил охранять патрикия Мануила Дротика – отца будущего императора Исаака I Комнина, родоначальника династии Комнинов. Тот блестяще справился с поставленной задачей, разрушив «греческим огнем» осадные башни мятежников и отбив все их атаки⁶²⁰.

Однако этого было еще очень мало для победы. И тогда паракимомен Василий, поднаторевший в знании человеческой психологии и имевший колоссальный жизненный опыт, решил противопоставить силе – силу, авторитету – авторитет. По его совету император пригласил Варду Фоку, племянника императора св. Никифора II, сосланного за мятеж в монастырь, – об этом писалось в предыдущей главе. Теперь он был на время освобожден от иноческой клятвы, но при условии, что, разбив Склира, немедленно вернется в обитель. Это был очень точный и в известной степени остроумный расчет: Фока не мог забыть, что именно Склир некогда остановил его заговор и свел на «нет» все усилия захватить царскую власть. Поэтому, у него имелись личные мотивы поквитаться со старым обидчиком. С большим трудом переправившись в Кесарию, где можно было набрать свежее войско, Фока деятельно взялся за выполнение царского поручения. Попутно он заручился поддержкой Грузинского князя Баграта II Регвени (961–994), предоставившего ему 12 тыс. великолепной конницы. Однако первое столкновение двух армий 19 июня 978 г. на реке Сангарии закончилось победой самозванца. Сам Фока едва не погиб, выбитый в бою из седла. Правда, и Склир понес тяжелые потери⁶²¹.

Но затем Фока начал действовать более удачно: хотя его отряды и уступали по численности мятежной армии, но правильная тактика обеспечила ему несколько небольших, но звонких побед над противником. Кроме того, на помощь царю пришел счастливый случай. В это время умер патриарх Антиохии, и жители города совместно решили просить императора поставить им архипастырем Агапия (977–995), с чем был солидарен и местный сарацинский эмир аль-Азиз биллах Абу Мансур Низар ибн-Маар (975–996) из династии Фатимидов, основавшей в 969 г. собственный халифат со столицей в Махди и подчинивший себе Дамаск. Фатимиды являлись шиитами измаилитского толка и связывали свое родство с дочерью пророка Мухаммеда Фатимой, откуда и получили свое наименование.

Василий II благосклонно рассмотрел эту просьбу, но в ответном письме просил отвергнуть Склира, если антиохийцы по-прежнему считают себя его подданными. Получив это послание, эмир и все жители города отвергли Варду Склира и объявили своим царем Василия II, что, конечно, негативно сказалось и на численности мятежной армии, и на ее боевом духе. Армяне, проживавшие в Антиохии, попытались переломить ситуацию и подняли бунт в пользу Склира, но патриарх благословил народ воевать за законного царя, и восставшие были разбиты⁶²².

Наконец, 24 марта 979 г. оба войска собрались для решающего сражения на территории фемы Харсиан в долине Панкалии. Видимо, ненависть двух родственников друг к другу была настолько велика, что они договорились перед началом боя встретиться в единоличном поединке, победителем в котором оказался Фока. В последующем столкновении войско мятежников не устояло и отступило. Склир прекрасно понимал, какой исход его ждет в случае сдачи в плен, а потому решил попытать счастья в Багдаде, предложив тамошнему султану Абдулкарим аль-Фадл аль-Мути (974–992) свои услуги. Однако императору стали известны ближайшие планы мятежников, и он в свою очередь тоже направил в Багдад послом патрикия Никифора с просьбой к халифу не оказывать покровительства Склиру. Случилось, что и Варда, и посол оказались в Багдаде одновременно, и посланник императора предложил халифу выдать мятежника. Тот согласился, но при условии уступки ему Римским царем нескольких ранее захваченных византийцами крепостей. Конечно, Никифор отказался и даже попытался отравить мятежного полководца, но неудачно. Решив не рисковать, халиф в присущей восточным людям манере посадил в тюрьму обоих византийцев, где Склиру и Никифору пришлось пребывать до лета 986 г.⁶²³

Примечательно, что сразу после поражения Склира патриарх Антоний тут же добровольно оставил свой престол, что только подтверждало опасения Василия II о его прямом участии в апостасии. На его место императором был поставлен Николай II Хрисоверг (979–981).

Тем временем Варда Фока с триумфом вернулся в Константинополь и дальше продолжал верно служить Римской империи. Василевс очень высоко оценил его полководческие таланты и, освободив от монашеского послушания, поставил во главе армии, воюющей в Сирии. Там наследник Сейф-ад-Даула Сад-ад-Даул Шариф (967–991) вернул себе родительскую вотчину город Алеппо. Араб попытался заключить вассальные союзы с более могущественными мусульманскими правителями, но это не помогло ему. 2 ноября 981 г. римская армия во главе с Вардой Фокой подошла к стенам Алеппо и 1 декабря этого же года нанесла Шарифу тяжелое поражение – тот немедленно признал над собой власть Византийского императора и обязался выплачивать дань⁶²⁴.

Казалось бы, теперь мир и спокойствие должны вернуться в Византию. Однако, как известно, в людях мало постоянства, да и подозрительность Василия II, небеспричинно глубоко укоренившаяся в его сердце еще с детства, сыграла свою роль. В скором времени он стал ревновать паракимомена Василия к своей власти. Ему казалось, что теперь, когда он вышел из юности и стал самодержавным василевсом, опека паракимомена не только обременительна, но и подозрительна. К тому же, как обычно, придворный мир, полный слухов, противоречий и интриг, настойчиво формировал убеждение у императора, будто бы сановник излишне щедр к отдельным лицам и таким способом втайне от царя формирует собственную партию. В этом не было ничего необычного: идея «общего блага» имела в Византии столь многочисленные интерпретации, а вариативность оснований занятия императорского престола столь безгранична, что смело можно было допустить, будто паракимомен Василий готовит Римской империи нового василевса.

Царь встревожился: рядом с ним находились две очень сильных личности – Варда и паракимомен Василий, союз которых, несмотря на взаимную ненависть, был не невозможен. А это несло смертельную опасность. Недолго думая, даже не пытаясь смягчить удар, он с юношеской решимостью и категоричностью неожиданно объявил в 985 г. ошеломленному паракимомену Василию об отставке. Несчастного вельможу посадили на корабль, который тотчас отчалил от берега и направился к месту его ссылки. Так, некогда первый сановник Римской империи, заканчивал жизнь в небытии и забвении. Василий не выдержал такого поворота судьбы и, оставленный всеми, вскоре умер.

Последующие действия императора едва ли могут быть оценены как разумные, зато позволяют пролить свет на характер царя, стремившегося всем продемонстрировать свою самодержавную власть. Кто-то из придворных внушил ему мысль, будто бы уже давно отставленный паракимомен решал государственные дела из личной выгоды, забывая о государственном благе. Не особенно разбираясь, что было хорошо, а что плохо, император в силу прирожденной, но еще неопытной решительности попросту отменил все прежние распоряжения паракимомена о награждении лиц титулами и чинами. Он даже приказал разрушить построенный на деньги паракимомена храм в честь Св. Василия Великого – впоследствии мотивы этого неблаговидного поступка никто не мог адекватно объяснить⁶²⁵. Естественно, подобные шаги вызвали негативную реакцию в высшем обществе и создали почву для очередного заговора, время для которого уже пришло. Нашелся и «новый старый» кандидат на царскую власть – Варда Фока.

Пока Василий II набирался опыта и собирал власть в государстве в свои руки, Варда Фока успешно воевал на Востоке и нанес африканским арабам два тяжелых поражения. В 983 г. он помог Сауд-ад-Даулу Шарифу, осажденному берберами в Халебе, освободиться от этой смертельной опасности. И тот в благодарность передал византийцам Химс, чтобы хоть как-то защитить от африканских Фатимидов свои тающие владения. В 985 г. он вновь принес клятву верности Византийскому императору⁶²⁶.

21 июля 985 г. Фока взял город Килиз, а в сентябре того же года город Апамею. Рядом с ним успешно действовал новый правитель Антиохии магистр Лев Милиссина⁶²⁷. События в Константинополе не могли не волновать его. Хотя Фока стал одним из наиболее приближенных к царю лиц, но, очевидно, был недоволен своим положением. То ли он полагал, что заслуживает большего, чем имел, то ли считал свое положение неустойчивым – так или иначе, но в его голове постепенно созрели преступные мысли. Внезапная отставка всесильного паракимомена Василия только укрепила решимость старого полководца устранить императора от власти и надеть на себя царское платье. Варда Фока легко посчитал, что старые клятвы, принесенные некогда Василию II, были даны для другого времени, а потому уже недействительны. Преодолев нравственные сомнения, полководец решил действовать.

Некоторое время он тайно сносился с правителями ближайших фем, где без труда нашел себе многочисленных союзников. Наиболее значительную помощь оказали Фоке его единородцы армяне, составившие костяк мятежной армии. Отсюда, кстати сказать, легко убедиться в том, насколько слабым авторитетом пользовался пока еще император Василий II на периферии. Обращает на себя внимание и неэффективная работа тех государственных служб, которые обязаны были следить за настроениями армии и отдельных полководцев. В общем, когда в августе 987 г. Варда Фока провозгласил себя императором и облачился в царское платье, это стало полной неожиданностью для Константинополя.

Положение Василия II осложнилось тем, что в это же время началась война в Болгарии, и в первом же сражении византийская армия под командованием царя потерпела поражение. Кроме того, как быстро выяснилось, Фока был не единственным претендентом на царство. Незадолго перед этим Варда Склир, все еще пребывавший в арабской тюрьме, упросил халифа Багдада отпустить его на свободу, чтобы вновь попытаться захватить царскую власть. В обмен на это Склир обещал арабу положительно для того решить некоторые территориальные споры между двумя государствами. Араб согласился и 3 января 987 г. освободил Склира, взяв в качестве заложников его сына Романа и брата Константина. Более того, халиф разрешил ему привлечь в свою армию арабов⁶²⁸.

Склир только начал собирать армию для похода на Константинополь, когда узнал об апостасии Варды Фоки. Решив объединить усилия, он явился к Фоке и предложил родственнику свои услуги при условии, что, захватив Константинополь, они разделят Римскую империю: Фока получит европейские владения, а Склир – азиатские. Тот согласился, и оба мятежника скрепили союз крепким рукопожатием. Однако оставались единомышленниками недолго. Не доверяя своему родственнику-сопернику, Фока вскоре арестовал Склира, присоединил его отряд к своей армии и направился на Константинополь.

Император оказался в критическом положении. В довершение всех бед весной 987 г. поступили неприятные известия из Корсуня о нападении на Херсон русских дружин во главе со святым равноапостольным князем Владимиром (978–1015). К нему направили посольство, чтобы урегулировать конфликт, но неожиданно византийцы столкнулись с необычным условием, выдвинутым св. Владимиром. Князь соглашался на мир, но лишь при условии выдачи за него замуж сестры императора Анны. Послы попытались обмануть Русского князя, но тот легко раскусил все их хитрости и продолжал настаивать на своих условиях.

Ситуация была критическая. Из памяти современников еще не стерлась история с женитьбой Болгарского царя св. Петра на византийской принцессе Марии при Романе I Лакапине, однозначно воспринятой всеми, как несмываемый позор. Теперь было еще хуже. Святой Петр являлся православным царем, хотя и «варварским», а св. Владимир – язычником и всего лишь князем. Тот был благочестив и целомудрен, а русский воитель возил с собой многочисленный гарем наложниц. Мария, ставшая женой св. Петра, не была порфирородной принцессой, а Анна – истинной царевной, рожденной от венценосных родителей. Тем не менее пришлось соглашаться, иначе к Константинополю могли подойти вместе с Вардой Фокой не только болгары, но и русские дружины.

Правда, так случается, что зачастую мы оцениваем события негативно, не понимая, какую великую роль им предстоит сыграть. И женитьба св. Владимира на византийской принцессе летом 987 г. привела Русь к Христу – Анна дала согласие выйти замуж при непременном крещении Русского князя. Любопытно, что первоначально Анна была сосватана за будущего Западного императора Оттона III, племянника царя Василия II – юный германец очень хотел породниться с императорским домом. Но, как выяснилось по факту, Русский князь оказался для Константинополя более предпочтительным женихом⁶²⁹. С этого момента началась новая история нашей Родины, столь значимая для христианской цивилизации и всего человечества. Между Византийской империей и Русью возникли очень теплые и тесные взаимоотношения, и вскоре русские воины будут в едином строю с греками отбивать атаки многочисленных врагов – норманнов, болгар, арабов⁶³⁰.

В итоге император Василий II даже выиграл: царское войско, которым он располагал, было немногочисленным, и 6-тысячный отряд русских воинов, отличавшихся высокой боевой выучкой, направленный в Константинополь по его просьбе святым равноапостольным князем Владимиром, оказался очень кстати.

В апреле 988 г. два войска – царское и мятежное – выстроились для битвы около Авидоса. Надо сказать, император Василий II и его царственный брат Константин «не праздновали труса» и стояли в первых шеренгах. Узнав о том, что цари решили принять участие в сражении, Фока обрадовался, надеясь разом решить судьбу императорской диадемы: убив их, он становился единственным претендентом на царство. Варда смело бросился в сражении впереди своего войска, надеясь в личном поединке сразить василевса. Навстречу ему смело мчался Василий II, держа в одной руке меч, а в другой – икону Пресвятой Богородицы. Внезапно на всем скаку Фока вывалился из седла, без сознания рухнул на землю и испустил дух. Причину его смерти передают по-разному: брат царя Константин заявлял, что своим дротиком поразил мятежника, другие утверждали, будто евнух, заранее подкупленный императором Василием II, отравил Фоку непосредственно перед сражением, дав тому питье с ядом. Так или иначе, но, узнав о смерти Фоки, мятежное войско разбежалось. Голову Варды принесли императору как почетный трофей⁶³¹.

Безусловно, это была великая победа, которой Василий II – один из наиболее выдающихся Римских императоров – был всецело обязан святому равноапостольному Владимиру и Руси. Без его поддержки и военной помощи не только последующие победы и завоевания Византии в Болгарии, Сирии и на Кавказе; само существование Македонской династии в тот момент времени становилось невозможным. Без Киева Василия II и его семейство ждала та же участь, что и франкских Меровингов, стертых с лица земли могущественными земельными магнатами, или Багдадских халифов, чья участь была едва ли менее печальной⁶³².

Победа над Фокой знаменательна еще одним событием из области государственно-церковных отношений. В разгар апостасии император при Константинопольском патриархе Николае II Хрисоверге (979–991) добровольно отменил старые постановления императора св. Никифора II Фоки, касающиеся распоряжения монастырскими земельными наделами, крайне непопулярные в Церкви. Этот момент очень важен, и нам следует остановиться на нем.

Как всегда, личность императора значила в Византии очень многое. В отличие от своих великих предшественников, Василий II занял куда более лояльную политику по отношению к правам Константинопольского патриарха, чему есть свои объяснения. В первую очередь нельзя забывать личную религиозность и аскетизм императора, жизнь которого мало отличалась от жизни рядового монаха. Кроме того, над ним довлели и политические соображения. Став царем в 18-летнем возрасте, окруженный претендентами из числа лучших византийских полководцев, не имея иногда средств, чтобы противостоять мятежникам в открытом сражении, Василий II не мог не обратиться за помощью к Константинопольскому патриарху в критическую минуту. Авторитет Николая II Хрисоверга явился той спасительной соломинкой, ухватившись за которую император преодолел страшные бури гражданских войн. И нет ничего удивительного в том, что император Василий II именно в 988 г. отменил прежние узаконения царя св. Никифора Фоки. Причем, сделал это в присущей ему категоричной форме, нисколько не пытаясь сгладить неловкость: «Эти узаконения, – писал царь в своем хрисовуле, – направлены к оскорблению и обиде не только церквей и богоугодных домов, но и самого Бога»⁶³³.

Однако в главных прерогативах царя по управлению Кафолической Церковью Василий II ничуть не сомневался. По примеру св. Никифора II Фоки и Иоанна Цимисхия он самолично поставлял патриархов на кафедры, и без его приказа ничего в Церкви случиться не могло. Впрочем, царю пришлось выдержать настоящую войну со своими епископами, решившими после смерти Николая II Хрисоверга в 991 г. навязать императору свою кандидатуру. Почти четыре с половиной года патриаршая кафедра пустовала, выросшие в идеологии «византийского папизма» восточные епископы дружно отказывались хиротонисать кандидатов в патриархи, предложенных императором, а царь не принимал кандидатов, отобранных архиереями. Только в 995 г. царь назначил Константинопольским патриархом Сисиния II (995–998), а до этого дня столичный престол вдовствовал (!). Вслед за ним василевс поставил патриархами столицы Сергия II (999–1019) и Евстафия (1019–1025), которых остальным архиереям пришлось лишь хиротонисать⁶³⁴.

Итак, очередной мятеж провалился, и Василий II сделал соответствующие выводы. Предательство и клятвопреступления среди самых близких людей ожесточили его сердце и наполнили подозрительностью. Правда, волновали императора не личное благосостояние и возможность поглощать в неописуемых количествах блага, даруемые жизнью молодому мужчине, а судьба Византийской империи. Бережливый и экономный, аскет в душе, Василий II быстро отставил в сторону все забавы и совершенно отказался от украшений и роскошных платьев. При торжественных приемах его простую одежду украшало лишь несколько жемчужин. Только они позволяли определить, что перед собеседником находится царственная особа. На его столе никогда не было мяса и вина, и Василий II был чрезвычайно набожен – клирики обожали своего государя. Его лицо было постоянно сосредоточенным – все понимали, что император озабочен государственными вопросами и, главное, безопасностью Римской державы.

Перемену, произошедшую с царем, ощутил на себе даже его брат Константин, которому василевс оставил всего лишь небольшую личную стражу, разогнав все остальное окружение и сановных бездельников, постоянно вьющихся возле того. Правда, он не лишил брата любимых удовольствий – охоты и бани, а также прощал некоторое легкомыслие⁶³⁵. Самопожертвование императора было настолько сильно, что он даже не удосужился жениться – пребывая день и ночь в заботе о Римском государстве, он не нашел для этого времени.

Пока Византийский император гасил огни мятежей, в Македонии зрели тревожные события. Пользуясь слабостью царской власти, в Македонии вспыхнуло восстание, которое подготовили и возглавили четыре сына некоего комита Николая Комитопула, скромного провинциального чиновника. Они низложили царя Бориса, который в спешке бежал в Константинополь вместе со своим братом-скопцом Романом. К несчастью, на самой границе болгарский сторожевой отряд принял Бориса за грека из-за его одежды, и тот пал, сраженный стрелой. Однако Роман вернулся к Комитопулам, был ласково принят ими и назначен начальником Скопии, что на Вардаре. Как скопец, он, разумеется, не мог претендовать на царский титул, и поэтому предложенная должность вполне соответствовала его запросам. В скором времени три брата из четырех погибли в стычках с византийцами, а четвертый, Самуил (980–1014) принял на себя царскую власть, положив начало династии Комитопулов.

Это был далеко не рядовой правитель: ему удалось в течение короткого времени создать могущественнейшую державу с центром в Охриде. Постепенно он объединил Македонию вплоть до Фессалоники, старые болгарские земли между Дунаем и Балканскими горами, Фессалию, Эпир, часть Албании вместе с Диррахием, а также Диоклею и Расцию. Одновременно с этим Самуил восстановил Болгарский патриархат, ликвидированный при Цимисхии. Однако образовавшееся государство трудно было ассоциировать со старой Болгарией, поскольку в этническом отношении оно представляло собой смесь множества народов, а ядром державы стала Македония, ранее являвшаяся периферийной областью Болгарии⁶³⁶.

Около 980 г. Самуил во главе многочисленной рати попытался проникнуть через Коринфский перешеек в Аттику, но неудачно. Однако это не остановило его, и в следующем году он повторил свои попытки⁶³⁷. Ему противостоял византийский гарнизон, хотя и не очень активно, и Самуилу удалось захватить некоторые земли. Жителей этих мест, главным образом, славян, он переселил в Болгарию, а захваченную в плен в городе Лариссе красавицу-гречанку сделал своей женой.

Византийские гарнизоны, расквартированные в Элладе, по малочисленности не решались открыто противостоять болгарам, а те не могли проникнуть дальше в Пелопоннес, ограничиваясь ежегодными набегами. Такое положение вещей сохранялось до 986 г., пока император Василий II не предпринял поход на Самуила. Из Филиппополя он проник через Траяновы ворота до Сердики и осадил этот город. К несчастью, его войско, собранное наспех, было плохо подготовлено – видимо, василевс не имел достаточного времени для организации кампании. Осадная техника оказалась неэффективной против крепких стен, продовольствия не хватало, а тут еще были получены сведения о том, что Самуил с большим войском приближается к Сердике. Император срочно снял осаду и спешным маршем направил армию на родину.

16 августа 986 г. византийцы остановились для отдыха в лесном урочище у Вакарела, между Дунаем и Эгейским морем. На следующий день, 17 августа 986 г., греки достигли Ихтиманской долины, покрытой лесами, и тут на них с двух сторон обрушились болгары, укрывшиеся в засаде. Они обстреливали византийцев из луков, метали копья, а затем пошли врукопашную. Потери римской армии были ужасными – пало почти все войско, а победителям достался императорский шатер, весь обоз и множество осадной техники. Сам царь Василий II едва не погиб – его спас отряд армянской пехоты, который укрыл императора в середине своего каре и с боем прорвался сквозь густые ряды болгар. В следующие несколько лет Самуил попытался развить свой успех: он завоевал приморские города Драч и Леш и проник на севере через сербские земли до Рагузы (Дубровника)⁶³⁸.

Конечно, император Василий II никак не желал мириться с таким исходом. Он начал спешно готовиться к новому походу, но вновь помешали внутренние волнения. 70-летний и почти ослепший Варда Фока, пребывавший до сих пор под арестом, получив известие о гибели конкурента, решил еще раз попытать счастья. Весной 989 г. он собрал из рассеянных остатков войска Склира новую армию, ничуть не уступающую по численности и силе прежней, и вновь объявил себя Римским императором, надев пурпурные сапоги. Однако теперь мятежник действовал гораздо осмотрительнее. Не решаясь вступать в открытое сражение с императорской армией, Варда Фока блокировал Константинополь, перекрыв все дороги и торговые пути, ведущие в столицу.

Следует признать, что авторитет этого старого полководца был по-прежнему очень высок в народе, а в армии его откровенно любили ветераны, разделившие с ним многочисленные походы. Это был воистину «солдатский генерал», хотя и рожденный в старинной аристократической семье. Варда охотно ел вместе со своими воинами из одного котелка, знал их в лицо, разговаривал с ними на свободные темы и делился последним. Его служба охранения была организована настолько великолепно, что лазутчики императора не могли достать сведений о перемещении мятежной армии. Что бы ни затевал законный император, ему не удавалось расстроить планов Фоки, всегда оказывавшегося чуть-чуть быстрее и расторопнее Василия II⁶³⁹.

Делать нечего – отчаявшись победить противника в бою, император направил к Фоке посольство с предложением мира в обмен на вторую после себя должность в государстве. Сначала Варда категорично отверг это предложение, но, поразмыслив, подумал о том, что готовит ему судьба в ближайшие годы. Его очень волновала и участь солдат, сохранивших ему верность в годы мятежа. Поэтому он согласился снять со своей головы царский венец, приняв титул куропалата, при непременном сохранении командирами военных отрядов своей армии занимаемых ими должностей и чинов. Император дал свое согласие и сдержал слово.

Поддерживаемый с двух сторон, слепец подошел к царскому шатру, предварительно сложив с себя все знаки императорской власти. Они обменялись с Василием II поцелуями и даже предались беседе. Обрадованный таким легким исходом мятежа, молодой царь попросил у старика совета: каким способом сохранить единовластие в стране и держать армию в подчинении. Ответ Фоки был прост до чрезвычайности: он посоветовал оставить в стороне сострадание и милость и наводить порядок железной рукой, не опасаясь недовольства подданных. «Программа», изложенная Фокой василевсу, выглядела следующим образом: «Не терпеть слишком могущественных сановников; не позволять никому из крупных военачальников владеть большими богатствами, обременять их произвольными налогами, заставляя их таким образом посвящать все свое время частным делам, не доверяться никому и лишь немногим открывать свои замыслы». После этого старец отправился в выделенное ему имение, где и скончался 4 февраля 991 г, а его слова пришлись по нраву императору⁶⁴⁰.

Надо сказать, что, несмотря на свой жесткий характер, царь Василий II пощадил бунтовщиков. Исключение составил Антиохийский патриарх Агапий (977–995), письма которого были обнаружены в сундуке мятежного полководца. В них архиерей, забыв ранее данные царю обещания и его милости, открыто высказывался в поддержку восстания. За это Василий II низверг его с архиерейской кафедры и отправил в ссылку⁶⁴¹.

Испуг пришлось пережить и бывшим союзникам мятежников. Давид III Великий (994–1001), царь Тао-Кларджети (Юго-Западная Грузия), испугался последствий своей измены и срочно просил пощады, отмечая в послании к императору, что стар, не имеет наследника и вообще готов присоединить Грузию к Византийской империи. Император согласился, наградил грузина титулом куропалата и считал теперь его страну своей⁶⁴².

В ближайшие за этими событиями годы Василий II решил воплотить в жизнь советы «последнего из могикан» уходящей эпохи. Изверившийся в добрых нравах, он отныне решил все делать самостоятельно, никому ни в чем не доверяя. Царь совершенно отказался от советников, как реалист и солдат испытывая искреннюю неприязнь к «ученым» людям, хотя предпринимал шаги по развитию просвещения в Византийской империи. Население он обложил тяжелыми податями и налогами, не делая никаких различий между знатными и простыми семьями.

Убедившись на недавних примерах, что аристократия, и особенно военная аристократия, представляет собой потенциальных противников царской власти, мало заботящихся о государственном благе, он продолжил мероприятия своих царственных предшественников по ограничению ее могущества и богатства. «Неужели мы не окажем сопротивления, – восклицал Василий II в своем законе, – замыслам этих людей? Неужели мы оставим в их руках имущество бедняков, которых они бесчестно ограбили?» Он без колебаний объявил войну непокорным «властителям», чтобы устранить возникшую для целостности Римского государства опасность. Как справедливо полагают, «во всей социальной истории Византии эта борьба X века, вероятно, была самым значительным явлением»⁶⁴³.

Характерный пример являет история с Евстафием Малеином, одним из соратников Варды Фоки, могущественным аристократом. Приглашенный Малеином в гости, царь сам убедился, сколько велико могущество властителя, способного вооружить и поставить под свое начало несколько тысяч солдат из числа зависимых от него крестьян. Как следствие, под благовидным предлогом василевс пригласил Евстафия к себе во дворец, где тот и содержался некоторое время фактически под изысканным арестом, а тем временем его имущество конфисковали в казну⁶⁴⁴.

В 996 г. император полностью уравнял аристократов в правах с обычными земледельцами и ввел новые ограничения по скупке «властителями» земельных наделов свободных крестьян и стратиотов. Согласно эдиктам императора, все приобретения, сделанные властителями у бедняков, признавались незаконными. Более того, любая приобретательская давность по ним упразднялась. Сам царь объявил, что в отношении государственной казны не существует никакого срока давности, и простер право государства возвращать имущества до времен императора Августа Октавиана⁶⁴⁵.

«С тех пор как мы получили самодержавную власть и приняли разбирать дела между богатыми и бедными, мы увидели, что «властители», страдая страстью приобретения, находят явное поощрение своей страсти в 40-летней давности и стараются то посредством подарков, то посредством присущей им силы и влияния миновать как-нибудь этот срок и затем получить уже полное право собственности над тем, что они дурным образом приобрели от «убогих». Желая исправить такое зло, поставить в должные границы нынешних «властителей» и воспрепятствовать будущим следовать по тому же пути, мы издаем настоящий закон, после которого они будут знать, что уже не найдут в этой 40-летней давности никакой помощи, но что чужое будет отбираемо не только у них самих, но и у детей их или у тех, кому они оставят свое имущество. А что держава наша не без рассмотрения и не без испытания отменяет освященное давностью право собственности, но сострадая к бедным и заботясь о прочности общественного порядка, а также из любви к справедливости, из желания уврачевать опасную страсть любостяжания, – это ясно из нашего закона»⁶⁴⁶.

Вполне обоснованно опасаясь за свою безопасность, желая опереться на по-настоящему преданных соратников, Василий II окружил себя людьми незнатными, но проявившими себя на поле боя или в делах государственного управления⁶⁴⁷. С другой стороны, никакие заслуги и титулы не способны уберечь лицо от ответственности за преступление, полагает василевс. «По старому закону лица, достигшие звания протоспафария или другого высшего, будучи повинны в умышленном убийстве, наказывались только потерей сана и чести, но не смертной казнью. На будущее время преступники этого класса, если они совершат убийство или составят заговор и науськают других к тому преступлению, будут подвергаться не только лишению чести, но и лишению главы»⁶⁴⁸.

В целом все эти меры при внешней их непривлекательности позволили ему укрепить авторитет царствующей династии и собрать необходимые средства для ведения дальнейшей войны в Болгарии и Сирии. Несмотря на многочисленные мятежи и военные кампании, отметившие его правление, император Василий II оказался редкостным радетелем интересов государственной казны. В годы его царствования она увеличилась до 200 тыс. талантов – фантастическая по тем временам сумма. Сокровища кельтов и арабов, конфискованное у мятежников имущество, – все переводилось в деньги, которыми наполнились царские сокровищницы. Когда же места в них не осталось, император приказал вырыть специальные подземные лабиринты, где хранил остальные богатства.

Привыкший во всем доверять только себе, император Василий II успешно познал науку государственного управления и военное искусство. Не любивший красивых слов, а лишь дело, он лично диктовал писцам свои распоряжения и эдикты, никогда не тратя время на пустые и цветастые выражения. Настоящий аскет, он с войском проделывал многокилометровые переходы, легко сносил зной и стужу, был очень воздержан и не любил, чтобы кто-то замечал его слабости. Дорожа своими солдатами, в походах Василий II предпочитал действовать из засад, издалека обстреливая неприятеля метательными снарядами – военная техника в годы его правления постоянно совершенствовалась. Когда солдаты иногда говорили своему полководцу в лицо, что строжайшая дисциплина угнетает их, царь неизменно отвечал: «Иначе нам никогда не кончить войны», и был, конечно, прав. Терпеливый, он редко наказывал своих воинов в походе, но, вернувшись в Константинополь, предавал виновных военному суду. Царь умел подавлять гнев, но был долгопамятен, никому не прощая ошибок или предательства⁶⁴⁹.

Потерпев поражение от Самуила, василевс не стал торопиться. Только в 991 г. он через Фракию и Македонию отправился в Солунь и попытался переломить ситуацию в свою пользу. Однако перед ним был не прежний бессильный и миролюбивый Болгарский царь св. Петр, а мужественный воин и прекрасный организатор. Целых 4 года провел император в походе, но успехи римского оружия были пока еще очень скромными: Василию II удалось взять всего лишь несколько крепостей, да и то город Верею византийцы удержать не смогли и сдали обратно болгарам⁶⁵⁰. Вернувшись в Константинополь, император учел старые ошибки и, как человек целеустремленный и цельный, никогда не останавливающийся на половине пути, сделал главной целью своей жизни покорение Болгарии. Для этого ему потребовалось долгих 28 лет (!).

В первую очередь, проанализировав прошлые ошибки, василевс организовал опорные базы для своей армии в Филиппополе, Солуни и Мосинополе и начал подготовку к новой войне. Но его опередил Самуил, в 996 г. предпринявший очередной поход в Элладу. Вначале все развивалось очень даже успешно для болгар: они победили в битве при Солуни византийского полководца армянского происхождения Григория Таронита, причем его сын Ашот попал в плен. Но внезапно военное счастье изменило Самуилу. Началось с того, что его дочь влюбилась в Ашота и настояла на том, чтобы отец выдал ее за него замуж. Делать нечего – Болгарский царь удовлетворил желание дочери и после свадьбы назначил Ашота правителем города Драч. Но едва к стенам Драча подошел византийский флот, как Ашот сдал город, сумев привлечь для нейтрализации болгарского гарнизона местное греческое население. Интересно, что жена-болгарка помогала ему в этом.

Рок продолжал преследовать Самуила. Он прошел через всю Элладу и дошел даже до Пелопоннеса. Однако его по пятам преследовала другая византийская армия, во главе с полководцем Никифором Вестом. На берегу сильно разлившейся вследствие дождей реки Сперхия оба войска расположились лагерем друг напротив друга. Ночью, когда болгары спали, византийцы перешли вброд реку и напали на их лагерь – битва закончилась совершеннейшим уничтожением болгарского войска. Сам Самуил едва спасся, бежав на остров Преспы. После Сперхейского сражения инициатива полностью перешла к грекам. В течение 999 и 1000 гг. римские полководцы, среди которых заметно выделялся Никифор Ксифин, победоносно захватывали земли Мезии и близ Софии. Затем под ударами римского меча пали Большой и Малый Преслав. Но кардинальные успехи начались в 1001 г., после прибытия Василия II на болгарский фронт. Император вторгся в область Сердики и захватил города Вервею, Сервею, тем самым отрезав Самуила от старых болгарских земель на Дунае. Затем василевс вторгся в Македонию и захватил Воден и другие крепости Фессалии⁶⁵¹. А в 1002 г., после длительной осады, царь смог принудить к сдаче город Бдин. Единственным ответным успехом Самуила стало внезапное нападение на Адрианополь, которое, однако, не привело к захвату города⁶⁵².

Из Бдина царь Василий II, разрушая по пути болгарские крепости, двинулся по Моравской долине к Скопии, где в 1004 г. вновь разгромил Самуила, после чего город Скопия открыл ему ворота. Только теперь, пробыв на войне почти 4 года без передышки, василевс решил прервать кампанию, в ходе которой его противник лишился большей части своих земель, и отойти в Константинополь.

Самуилу к этому времени уже начали изменять самые близкие люди: например, князь Роман, внук великого царя Симеона, сдал находившийся под его защитой город византийцам и получил взамен титул патрикия. После 4–5 лет войны от недавнего Болгарского царства остались только Западная Македония, Албания и горные земли возле Софии. Но тут неожиданно Самуил получил передышку, поскольку император был вынужден отвлечься на войну в Грузии и Армении. Правда, ничего кардинально уже изменить было нельзя, в чем Самуил сам вскоре убедится. А пока он удовлетворялся локальными успехами, надеясь, что в войне начался перелом.

Болгарин пребывал в иллюзиях до тех пор, пока вновь не появился император Василий II. Римскому царю только в 1014 г. удалось вновь сосредоточиться на войне с болгарами, которые, используя длительную передышку, несколько восстановили свои силы и даже вернули себе города Драч и Воден. Естественно, византийцы сразу же приступили к активным наступательным действиям, хотя первоначально и не очень удачным. Хотя римский полководец Феофилакт Вотаниат разбил у города Солуни болгарское войско под командованием Несторицы, сам император безуспешно пытался пробиться через засеки в ущельях Клидиона близ Струмицы. Однако правильная стратегия и умение войска оказали решающее значение на исход этой кампании. 29 июля 1014 г. на помощь Василию II подоспел стратиг Филиппополя Никифор Ксифий и, обойдя болгар с тыла, напал на них. Это сражение, названное впоследствии «битвой у горы Беласицы», привело к полному уничтожению болгарской армии; сам Самуил едва спасся.

Но вслед за этим переменчивое военное счастье даровало некоторый успех и болгарам: храбрый полководец Феофилакт Вотаниат, отправленный императором к городу Струмице, попал в засаду и погиб, а вместе и ним и большая часть его отряда. В ответ василевс приказал ослепить 15 тыс. пленных болгарских воинов, оставив на каждую сотню одного зрячего, как проводника, и в таком виде отправил их к Самуилу. Конечно, это было страшное зрелище: по лесным и горным тропам шли тысячи здоровых, сильных, но слепых мужчин, нелепо и неумело пытавшихся держаться друг за друга. Путь их был не скор, и когда они предстали перед своим царем, тому открылось жалкое и страшное зрелище. Оборванные и голодные, грязные и морально сломленные, слепые бродяги мало напоминали его некогда храбрых и мужественных воинов. Самуил не вынес увиденной картины – с ним случился сердечный приступ, и он потерял сознание. Через 2 дня, 15 сентября 1014 г., царь Самуил скончался. Говорят, это был великодушный и добрый человек, редко опускавшийся до казней и весьма милостивый. К его чести, он более четверти века противостоял победоносной византийской армии и самым лучшим ее полководцам⁶⁵³.

Кончина государя вызвала настоящий раскол в болгарском обществе, чем, естественно, воспользовались византийцы. Сын и наследник Самуила Гавриил-Радомир (1014–1015) пытался организовать сопротивление, но через несколько месяцев был убит двоюродным братом, некогда пощаженным им самим, Иоанном Владиславом (1015–1018). Затем узурпатор заманил к себе и подло убил Сербского князя св. Иоанна Владимира (990–1016), позднее причисленного Церковью к лику святых мучеников. Таким путем Иоанн Владислав пытался купить мир с Византией, но едва не был уничтожен возмущенными болгарами, желавшими продолжать войну. И, надо сказать, последующие военные действия не принесли грекам решающего успеха – болгары отчаянно сопротивлялись и, заключив союз с печенегами, переходили даже в контрнаступления. Борьба перешла в такую степень взаимного ожесточения, что обе стороны без размышлений ослепляли всех пленных подряд, лишь после этого страшного обряда отпуская изуродованных воинов «на свободу». Однако весной 1018 г. Иоанн Владислав пал от руки собственного солдата, когда стоял с войском у города Диррахий.

После этого Болгарский престол стал вакантным, и тут же образовались две конкурирующих партии со своими претендентами. Собственно говоря, это обстоятельство и решило окончательно судьбу многолетней войны. Император Василий II начал новое наступление в Болгарии, и повсеместно города открывали перед римской армией ворота, выражая свою покорность⁶⁵⁴. Последний защитник независимости Болгарии – царевич Пресиан (1018), сын Иоанна Владислава, был взят в плен при обороне крепости Проништа в 1018 г.

64-летний Римский царь, прозванный за свои блестящие и многочисленные победы Болгаробойцей, триумфально вошел в Константинополь под громкие крики народа. Его сопровождали пленные члены царской семьи Болгарии и множество других пленных. Радость византийцев была понятной – вдуматься только: Болгарского царства больше не существовало! Прежняя Болгария была преобразована в фему Булгария с административным центром в Скопии. Теперь Римская империя простиралась от Евфрата до Истрии, от Дратвы до Кипра, и все Сербские и Хорватские князья принесли клятву верности василевсу. Никогда со времени св. Юстиниана Великого Византийская империя не знала подобных успехов. Она простиралась от Дуная до Антиохии и Сирии на севере, от присоединенной Армении до отвоеванной Южной Италии. Вокруг Византии группировались вассальные государства: итальянские и славянские, кавказские и армянские. Русь, обращенная в христианство с 989 г., также вошла в сферу ее влияния⁶⁵⁵.

В этой связи нам открывается удивительная картина беспрецедентной способности Римской империи устраивать свои отношения с покоренными народами. Обеспечив переход Болгарии под власть Византии, император Василий II утвердил нерушимость и целостность ее границ, одновременно с этим подтверждая старые привилегии, данные ей при прежних Римских василевсах, а также права Болгарской церкви, сформированные при Болгарских самодержцах⁶⁵⁶.

«Мы постановляем, – писал император в своем хрисовуле, – чтобы нынешний святейший архиепископ владел всеми Болгарскими епископиями, над которыми прежние архиепископы имели верховную власть при царях Петре и Самуиле. Хотя мы владеем теперь этой страной, но сохранили неприкосновенными ее привилегии и подтверждаем их нашими хрисовулами и печатями и повелеваем, чтобы нынешний святейший архиепископ Болгарии владел той же самой церковной областью, какая была в его власти при царе Петре. И чтобы господствовал над всеми епископиями Болгарии, утверждая права епископии Силистрии-Дристры. Ибо при Петре, прежнем Болгарском царе, этот город славился честью архиепископской кафедры. После же того архиепископия переходила из города в город, пока не перешла в Охриду. Утверждая за архиепископом Болгарским названные епархии, где и прежде была над ними его власть, установленная старыми узаконениями, ибо не отменяем ничего из прежних преимуществ Болгарской архиепископии, а если бы она и испытала какой ущерб, то настоящим хрисовулом нашим восстанавливаем его, дабы нерушимо и неизменно сохранялись все древние преимущества архиепископии»⁶⁵⁷.

Важная деталь – Болгарская церковь признавалась автокефальной, т.е. независимой от Константинополя, причем ей передавались несколько епархий, ранее входивших в состав Константинопольского патриархата. Архиепископ, глава Болгарской церкви, назначался на кафедру непосредственно императором, и тот факт, что первым болгарским архиереем был назначен этнический болгарин, свидетельствовал о доверии царя к своим новым подданным и о желании даровать им значительную автономию⁶⁵⁸.

В другом хрисовуле император отмечал: «Хотя Болгарская страна покорена, мы не отменяем ее прав, но подтверждаем их». Действительно, покоренные болгары едва ли почувствовали какие-то перемены для себя к худшему. За основной массой болгарской знати были сохранены права на землю, кроме того, им были пожалованы византийские титулы. Болгарские царевичи заняли высокие должности в Константинополе: один из них возглавил дворцовую стражу «букеллариев», другой стал стратегом в Армении, третий – в Феодосиополе (Эрзеруме). Болгарская царица Мария и дочь Самуила Екатерина вошли в штат придворных дам Римского императора, прочие княжны вышли замуж за знатных византийцев.

В самой Болгарии ничего не изменилось – сохранилось старое местное самоуправление, прежние налоги и подати. Лишь в крепостях были выставлены византийские гарнизоны, но они главным образом защищали саму Болгарию от внешних опасностей, которыми был полон тот век. Сохранение прежней системы выражалось, в частности, в том, что болгарские крестьяне, в отличие от греков, имели возможность уплачивать налоги не деньгами, а натурой, т.е. отдавать государству известную меру пшеницы, проса и вина⁶⁵⁹.

Во главе Болгарии был поставлен катепан, являвшийся императорским наместником страны. Ему подчинялись стратиги (архонты) областей. И первый катепан Болгарии Давид Арианит и его преемники довольно мирно сосуществовали с местной аристократией; права болгарского крестьянства также не были ущемлены. Единственно, кто мог высказать претензии, были некоторые члены царской семьи, высланные на периферию⁶⁶⁰. Да еще, пожалуй, часть военной аристократии, которую из соображений безопасности перевели для продолжения службы императору из Болгарии в Южную Италию или Малую Азию⁶⁶¹.

Вообще, говоря о системе государственного управления в Римской империи, доведенной Василием II до высшей степени совершенства, следует отметить, что внутренняя политика Византийской империи всегда базировалась на некоторых абсолютных принципах, родных детях Православия и имперской идеи. Основной задачей царской администрации являлось обеспечение государства финансовыми средствами. Это было делом чрезвычайно трудным, так как в Византии почти всегда существовала известная диспропорция между потребностями и ресурсами. Другая задача администрации была, быть может, еще труднее. Византийская империя не обладала ни единством расы, ни единством языка. Это было «искусственное творение, руководившее двадцатью различными национальностями и объединявшее их по известной формуле: один государь, одна вера».

Замечательным достижением Римского государства стало превращение этого многонационального конгломерата в сплоченный и единый организм посредством всеобщей эллинизации и повсеместного исповедания Православия. Греческий стал государственным и церковным языком и получил значение национального языка. Благодаря умелой пропаганде эллинской культуры и замечательному искусству щадить и ассимилировать побежденные народы, Византийское государство наложило общий отпечаток на те разнородные элементы, из которых оно состояло. И это, по справедливому замечанию известного исследователя, лучше всего свидетельствует о жизненности и могуществе Византийской империи. Вследствие распространения Православия и умения Восточной Церкви одерживать культурные победы над странами, завоеванными оружием, чиновничество смогло сблизить и смешать все расы и нации, которыми единодержавно управлял Римский царь. При Василии II государственное управление стало поистине могущественным остовом, поддерживавшим Византийскую империю и делавшим ее однородным и крепким организмом⁶⁶².

Рядом с победоносной Болгарской войной стоят победы императора в Сирии и на Кавказе. Надо сказать, что восточная политика Василия II по ясности задач и обдуманности своевременно и систематически проведенных военных и дипломатических мероприятий также замечательно характеризует государственный ум и военный талант этого яркого представителя Македонской династии⁶⁶³.

Несмотря на прежние завоевания византийцев, Алеппо и Дамаск продолжали оставаться стратегическими базами мусульман. Дамасский эмир Бакджур (983–991) попытался отложиться от Фатимидов, правящих в Египте, но потерпел поражение, смирился и в награду получил от них права на город Алеппо. Тогда Саад-ад-Даул уведомил императора о происках своего конкурента и убедил начать кампанию против Бакджура. Дука Антиохии Михаил Вурца выступил в поход и 25 апреля 991 г. Бакджур был разбит, а затем попал в плен. К этому времени сам несчастный Саад-ад-Даул уже скончался, а его сын Саид-ад-Даул Шариф (991–1002) не имел никаких сил противостоять египетским Фатимидам. Он во всем доверился своему полководцу Лулу, а тот предался в руки византийцам, чьей помощью единственно и существовал он сам и его господин. Правда, занятый войной в Болгарии, Василий II в то время не имел возможности предоставить необходимую военную помощь⁶⁶⁴.

Это вызвало соответствующую реакцию со стороны правителей Египта: они совершали набеги до стен самой Антиохии и в 994 г. осадили Алеппо. Оттуда слали просьбы к императору поспешить на помощь, отмечая, что после падения этого города не устоит и Антиохия, а, следовательно, арабская угроза распространится затем на Константинополь. «Один слух о твоем приближении заставит врагов снять осаду», – говорилось в послании.

Хотя царь в это время был занят в Болгарии, он, верно оценив обстановку, срочно начал собирать новую армию. Зимой с 994 на 995 г. Василий II с 40-тысячным войском, посаженным для быстроты передвижения на мулов, совершил беспримерный марш, явившись в Антиохию. Правда, боеспособной оказалась только передовая часть в количестве 17 тыс. стратиотов, но эффект неожиданности сработал и на этот раз – сарацины спешно сняли осаду с Алеппо. Подчинив ранее завоеванные города, император освободил Вурца за пассивность от занимаемой должности, а дукой Антиохии поставил Михаила Далассина – представителя знатной византийской фамилии⁶⁶⁵.

В ответ Фатимидский халиф аль-Азиза (975–996) предпринял поход в Сирию, однако по пути умер. Во главе Фатимидского халифата стал его 11-летний сын аль-Хаким (996–1021), прославившийся впоследствии неслыханной жестокостью по отношению к христианам. Среди сарацин разразилась страшная междоусобица, и многие мусульманские эмиры искали расположения Римского царя и просили о помощи. Выдалась очень удачная ситуация для дальнейшего укрепления положения Византии в Сирии. По приказу василевса в 998 г. Дамиан Далассин, брат Михаила Далассина, начал военные действия против халифа. К сожалению, у города Апамеи византийское войско в количестве 6 тыс. человек было разбито, Далассин погиб, в плен попали два сына дуки и множество командиров.

Тогда за дело взялся сам император. В 999 г. он предпринял второй поход в Сирию, желая доказать всем, что Римский царь никогда не отдаст Сирию во власть Египетского халифа. Осенью 999 г. василевс прибыл в Антиохию, имея при своем войске большой вспомогательный отряд русских воинов. Пройдя с войском от Северной Сирии до Ливана, василевс приказал уничтожить все на своем пути, чтобы подорвать снабжение мусульманских войск. Затем дошел до Дамаска, где были сосредоточены главные сарацинские силы, но, продемонстрировав свою силу (разгромить врага было нереально), в начале 1000 г. вернулся в Антиохию и назначил ее новым дукой Никифора Урана⁶⁶⁶.

Минувшие события самым негативным образом сказались на судьбе династии Сейф-ад-Даула, некогда заставившего Византию считаться с собой. В 1002 г. Лулу отравил своего господина, а двумя годами позже в качестве регента отослал двоих сыновей покойного в Египет по предварительной договоренности с Фатимидами. Очевидно, он хотел начать собственную династию, но его сын Мансур был вскоре вытеснен из Халеба. На этом история царственной ветви завершилась⁶⁶⁷.

Внезапно события в Грузии отвлекли внимание василевса от основной цели восточного похода. Поступило сообщение о том, что Грузинский князь Давид был отравлен своим архиепископом, недовольным провизантийской политикой монарха, дав тому вместе со Святым Причастием яд. Не медля, царь направился с войском в центр фемы Халдия – Трапезунд, где вообще редко появлялись европейцы, чем произвел большое впечатление на местных правителей. Пройдя утомительные горные пути, он стал на границе с Грузией в укреплении Гаваджик. Сюда к царю явились представители грузинской аристократии, приветствовавшие его как своего императора. Затем явились царь Абхазии и Карталингии Баграт II (978–1015), а также цари Грузии, Карса, Вана и Васпурахана. Все они притязали на владения покойного Давида. Выбор императора Василия II пал на представителя династии Багратидов, Гургена II (1001–1008), с которым он заключил соответствующий договор. Тем не менее самый влиятельный Армянский царь Гагик I (989–1020), сын Ашота III (952–977), не прибыл на встречу с императором, опасаясь его растущего влияния на Кавказе. Расставив повсюду греческие гарнизоны, василевс весной 1001 г. вернулся в Константинополь, захватив множество заложников из числа грузинской и армянской знати⁶⁶⁸.

Несколько лет после этого события на Востоке не привлекали особого внимания царя. Но в 1009 г. Египетский халиф аль-Хаким начал страшные гонения на православных, приказав срыть храм Воскресения в Иерусалиме, базилику Константина и Лобное место. В свое время Фатимиды, желая укрепиться в Северной Африке и Египте, относились довольно снисходительно к христианам и евреям, теперь этой политике был положен предел. Был обнародован его указ, согласно которому публичный торг на базарах разрешался только днем, а после заката никто не имел права покидать свои дома. Христиане обязывались носить на одежде крест, а евреи – бубенчики. Воспрещена была продажа всех напитков из ячменя, дабы не вводить правоверных в соблазн. Озабоченный желанием сосредоточить в своих руках всю власть в мире ислама, он казался попеременно современникам то шиитом, то суннитом, а позже попытался установить государственной религией своего Халифата измаилитский догмат о воплощении Божественного духа в натика, и приказал считать себя седьмым, высшим натиком, которому подобает божественное поклонение. Отсюда и те гонения, которым подверглись христиане⁶⁶⁹.

Нельзя, впрочем, сказать, что попытка аль-Хакима создать из Египта образцовое измаилитское государство удалась. Уже в 1006 г. Омейядский принц Абу Раква, изгнанный из отечества могущественным майордомом Кордовского халифа Хишама II (976–1009, 1010–1013) аль-Мансуром, стал имамом среди берберов и арабов Барки. Под его предводительством те восстали против аль-Хакима и едва не взяли штурмом столицу Фатимидского халифата, но были разбиты. В отличие от Византии, сохранявшей внутреннюю силу, мир ислама был весь покрыт трещинами и ранами сепаратизма. То берберы воевали с турками, то арабы объединялись с ними, чтобы громить негритянскую гвардию аль-Хакима (его любимая жена была негритянкой). А когда в 1017 г. один измаилит провозгласил в мечети, будто душа Адама переселилась в зятя пророка Мухаммеда, а оттуда в аль-Хакима, едва не вспыхнуло новое восстание.

В конце концов аль-Хакиму пришлось спасаться бегством в Даразий, где он и исчез в феврале 1021 г. Слухи о его исчезновении ходили самые разные – одни полагали, что его отравила собственная сестра, другие утверждали, будто он убыл в тайное место, дабы продолжать руководить измаилитами издалека. В любом случае его сын и наследник аль-Захир (1021–1036) был вынужден констатировать факт резкого ослабления могущества своего государства и династии⁶⁷⁰.

Для полноты картины заметим, что Багдадский халифат в это время прозябал на задворках истории, руководимый слабыми и во всем зависимыми от турок правителями. В годы, о которых идет речь, в Багдаде правил аль-Кадир Биллах (992–1031). Целиком зависящий от Буидов, он много времени проводил в молитвах и толкованиях Корана, а также в обосновании того бесполезного в практическом отношении факта, что Египетские Фатимиды не связаны с родом пророка Мухаммеда. В 1009 г. в Багдаде произошли столкновения шиитов с сунитами, и для подавления шиитов халиф направил свою личную гвардию, которая залила город кровью. Пожалуй, это было самое яркое событие в его жизни⁶⁷¹.

В связи с гонениями и нестроениями в Египте, Сирии и Багдаде в одночасье византийские владения стали прибежищем для всех гонимых халифом. Правда, и там не все обстояло гладко. Уже в 1008 г. царь Баграт III Багратиони (1008–1014), сын Гургена II, объединив Грузию, создал независимое Грузинское царство, царем которого и был венчан. А его сын и преемник Георгий I (1014–1027) поставил перед собой задачу вернуть себе земли бывшего Тао-Кларджети, не так давно отторгнутые Византией. И потому в 1018 г. он вступил в альянс с аль-Хакимом, чем вызвал гнев императора Василия II. В этом же году царь начал готовить поход к границам Кавказа, для вида заявив, что цель его экспедиции – Сирия. Однако до возмездия было еще далеко – война в Болгарии не позволяла василевсу немедленно рассчитаться с мятежниками. Но, едва покончив воевать с болгарами, царь тут же двинулся на Кавказ.

В феврале 1021 г. в очень трудных условиях царь с войском переправился через горы и вступил в Малую Армению, чем совершенно застал неприятеля врасплох. Возле современного Эрзерума василевс сделал остановку, надеясь мирным путем убедить Георгия вернуться к подчинению Римской империи, но тот уповал на свои войска и помощь сарацин. В данном римлянами сражении грузины были разбиты, а их царь бежал. Весной 1022 г. Василий II совершил третий поход на Кавказ, чтобы закрепить прошлогодние успехи. Практически все сильные властители кавказских земель принесли свою покорность Римскому царю. Сейчас невозможно в точности определить восточные границы Византии, но, несомненно, сфера ее влияния расширилась до долины реки Куры и даже до Тифлиса. Царь Георгий бежал, пылая жаждой мести, но 16 августа 1027 г. скоропостижно скончался в Триалети⁶⁷².

Император собирался двинуться в Абхазию, чтобы принять эту страну в свои владения, но тут из Константинополя поступили сведения о новом мятеже в малоазиатских фемах. Его поднял Никифор Ксифия, стратиг фемы Анатолик, и Никифор Фока, сын знаменитого Варды Фоки. Узурпаторы очень рассчитывали на помощь грузинских и армянских аристократов, а также сочувствие населения, где память о семействе Фок была сильна. Однако их надежды были сильно преувеличены. Более того, изначально заговорщики не условились между собой о дальнейшем ходе действий, и вскоре Ксифия стал подозревать Фоку в своекорыстных планах. Он заманил товарища в западню и убил 15 августа 1022 г., но затем понял, что без Никифора Фоки у него нет никаких шансов на успех. Отказавшись от дальнейшей борьбы, Никифор Ксифия сдался на милость царя, был пострижен в монахи и окончил свои дни в монастыре на острове Антигони. Окончательно погасить очаги мятежа царь поручил Никифору Далассину, назначенному стратигом фемы Анатолик, с чем тот успешно справился⁶⁷³.

Несколько слов следует сказать о положении дел на Западе, которые были чуть менее успешны для византийцев, хотя и здесь им удалось удержать владения в Южной Италии и сохранить стратегическую инициативу. Однако интерес представляют не только эти события, но и состояние папства в Риме, по-прежнему находящегося в глубоком кризисе, и двусмысленное поведение Западных императоров, нередко срывавших возможность избавить христианские народы от арабской угрозы. Это предуготовляло, с одной стороны, глубокую и решительную реформу в Западной Церкви, с которой мы вскоре столкнемся, с другой – выводило на страницы византийской истории новых лиц – норманнов, будущих властителей Средиземноморья.

Сарацины Сицилии, находившиеся в вассальной зависимости от Египетского халифа, зачастую пренебрегали соглашениями своих патронов с Римскими императорами и беспощадно грабили земли Апулии и Калабрии. Стратиг фемы Лангобардии был вынужден своими средствами за счет местного фемного ополчения отбивать их атаки, не очень надеясь на помощь союзников-германцев. Те были заняты своими делами, и зять Василия II император Оттон II только в 980 г. сумел посетить Италию и Рим. Тем не менее германская политика по присоединению заветного полуострова к своим владениям была столь же вредна для самой Германии, как и для Византии, старавшейся удержать свои южноитальянские владения. Амбиции Западных императоров приводили к постепенной изоляции Италии от обеих империй, а также к полной анархии в самом Риме.

Не только в Византии самодержавной власти пришлось пережить минуты смертельного противостояния с аристократами; нечто подобное происходило и на Западе. Смерть великого Оттона I породила множество попыток обрести независимость со стороны немецких и лотарингских сеньоров. И то обстоятельство, что король Западно-Франкского королевства Лотарь (965–986) и император Оттон II Рыжий приходились друг другу родственниками (франк был женат на дочери императрицы Аделаиды от ее первого мужа Лотаря, Итальянского короля), ничего не значило. Недолго думая француз решил взять в плен царственного кузена, который намеревался вместе с беременной императрицей Феофано прибыть в Ахен. Разумеется, Робертины, владевшие Парижем, поддержали его, и вскоре французская армия стояла неподалеку от города. Когда об этом донесли Оттону II, тот не поверил, вскочил на коня и лично отправился на рекогносцировку. Конечно, он не имел возможности собрать в короткое время достаточно войска, чтобы отразить угрозу, зато успел покинуть Ахен вместе с женой и двором. Ворвавшиеся в город французские солдаты застали столы с дымящейся едой, предназначенной для царственных особ.

Раздосадованный Лотарь попытался взять на обратном пути Менц, но и это дело у него не получилось. Тем временем, призвав своих вассалов, Оттон II собрал армию численностью 30 тыс. человек – великая по тем временам сила – и вторгся на территорию Франции. Лотарь, распустивший к тому времени свою армию, ничего не мог ему противопоставить, вынужденно скрываясь за стенами Парижа. Но тут ему на помощь пришел герцог Бургундии Генрих (965–1002), также принадлежащий к династии Робертинов, и теперь уже Оттону II Рыжему пришлось срочно отступать, едва не подвергнув свою армию смертельному риску, – вследствие половодья реки разлились, а потому переправа была чрезвычайно сложна. В результате император потерял часть своего обоза, сгинувшего в водах реки Аксоны, и довольно много солдат, пораженных инфекционным заболеванием⁶⁷⁴. Обе стороны приписывали победу себе, а тем временем Лотарь, опасаясь происков конкурентов, решил венчать на королевство своего 13-летнего сына Людовика V Ленивого (979–987), что и произошло в Реймсе 8 июня 979 г.⁶⁷⁵

Но при всех своих достижениях и успехах Лотарь не сумел закрепить за собой Лотарингию – цель всех его борений с Оттоном II. А активность одного из сильнейших представителей семьи Робертинов – Гуго Капета (940–996), графа Парижа, будущего родоначальника великой династии Капетингов, вынудила его заключить тайный договор с Западным императором в июне 980 г. на не самых выгодных для себя условиях⁶⁷⁶.

Затем Оттон II собрал в Риме представителей французской, итальянской и германской знати; среди его сподвижников оказался даже будущий папа Сильвестр II (999–1003), с которым их связывали прошлые теплые отношения. Правда, до открытых столкновений дело еще не дошло, но ни у кого сомнений в истинных целях военных приготовлений короля не оставалось⁶⁷⁷.

Между тем известия о тайных договоренностях короля Лотаря с императором стали распространяться в кругу франкской знати, что вызвало сильное раздражение и недовольство Каролингом. Этим воспользовался Гуго Капет, повсеместно рассказывавший, будто все победы, одержанные над Оттоном II, принадлежат ему, а королю – лишь поражения. А затем отъехал в Рим, где имел тайное свидание с императором, следствием которого стал новый мирный договор (разумеется, тайный) между ними, перечеркнувший былые договоренности Оттона II с Лотарем. Впрочем, и тот внезапно получил шанс расширить свое могущество, женив сына, Людовика V, на вдове герцога Аквитании Аделаиде. Но молодой принц вовсе не стремился стать помощником своему отцу, и уже в скором времени своим безрассудным поведением и транжирством резко ослабил авторитет Каролингов в Аквитании. Вероятно, участь последних представителей славной династии Карла Великого была бы еще печальнее, если бы не некоторые события, внезапно многое изменившие в ходе дел на Западе⁶⁷⁸.

Несмотря на все ранее заключенные с греками договоры, цели германцев были далекими: они хотели укрепиться в Южной Италии, опираясь на поддержку старых, испытанных союзников – герцогов Капуи и Беневента, и распространить свое влияние на других Лангобардских князей. А этого можно было достичь, лишь покончив с грабительскими операциями сарацин из Сицилии. Однако на этом пути Оттона II ждало горькое разочарование. Чем далее он продвигался на юг Италии, тем более менялись предпочтения и симпатии местных князей. В отличие от Византии, имевшей с Южной Италией давние политические и духовные связи, Восточно-Франкское королевство выглядело прямым захватчиком, посягателем на исторические права и прерогативы итальянских городов. Поэтому в ответ на германские амбиции граждане Салерно вступили в отношения с патрикием Амальфи и признали над собой власть Византийского императора. Их примеру последовал сам Беневент, герцог которого Пандульф I (961–981) незадолго перед этим умер. Они сместили его сына Пандульфа II (981–1014) и отказались подчиняться германским чиновникам.

Оттон II попытался еще в январе 982 г. вернуть эти земли в подчинение, но успеха не достиг. Тогда Западный император решил разбить сарацин и таким способом завоевать утраченные симпатии местного христианского населения. Любопытно, что в официальной германской хронике тех лет говорилось, будто бы император желал освободить Калабрию от «частых набегов греков и грабежей сарацин»⁶⁷⁹. Впрочем, по другой версии, звучащей со страниц древней хроники, император «пытался присоединить к Римской империи Калабрию и Апулию, принадлежавшие Греческому государству, по причине родства, которое связывало его с Греческим императором через его жену Феофано»⁶⁸⁰.

Его соперником стал Сицилийский эмир, объявивший христианам джихад. Спешно германец разослал повеления своим вассалам, включая и духовных лиц, поставить необходимое количество воинов. Увы, силы короля были невелики: светские князья прислали ему 586 рыцарей, а епископы – 1504 воина; конечно, ни о каком серьезном успехе с таким войском нечего было и думать⁶⁸¹.

Интересно, что в походе своего мужа участвовала Западная императрица, бывшая византийская принцесса Феофано, находившаяся во время решающей битвы в Россано под защитой византийского гарнизона. 13 июля 982 г. в долине реки Стило произошло роковое для Оттона II сражение. На измученное жарой и походом войско Западного императора внезапно напали арабы с местными греками и истребили весь цвет германской аристократии, почти поголовно уничтожив своих врагов. Оттон II чудом спасся и бежал на греческом корабле в Верону, где в начале 983 г. соимператором Западной Римской империи был провозглашен его сын Оттон III (983–1002).

Все саксонские князья оплакивали поражение в битве, и лишь одна императрица Феофано, как казалось германцам, радовалась победе своих соплеменников (ведь греки были в сарацинском войске, и этого казалось достаточным) над армией мужа. Едва ли, конечно, события носили столь ярко выраженный однозначный характер, вполне возможно, что это был очередной наговор на изысканную гречанку, так слабо сочетающуюся с германскими нравами и традициями. Но в любом случае впоследствии ненависть германцев к императрице обуславливалась ссылкой на этот эпизод⁶⁸². Сам же Оттон II скончался в возрасте 28 лет 7 декабря этого же года в Риме, подготавливая новый поход в Южную Италию⁶⁸³. Он стал единственным Западным императором, похороненным в Вечном городе.

Это поражение еще более ослабило христианские силы в данном регионе, и потому арабы без особого труда расширили сферы своего влияния на итальянские территории, подчиненные Византии, укрепляясь все более и более в приморских городах. В 986 г. они захватили город Жераче, в 988 г. опустошили окрестности Бари и едва не захватили Тарент, а в 994 г. овладели городом Матерой. Постепенно добившись превосходства на море, сарацины осадили в 1003 г. Бари еще раз, и только внезапная помощь венецианцев позволила грекам отстоять город.

Неудачи в Италии способствовали образованию смуты в самой Германии. Едва Оттон II был предан земле, как права на императорскую корону в обход его сына и вдовы заявил двоюродный брат покойного Генрих Сварливый (955–976, 985–995), герцог Баварии. Этот беспокойный и амбициозный родственник покойного императора уже пытался в 974 г. захватить власть, но был посажен в тюрьму; герцогство, естественно, у него отобрали. Теперь у Генриха появился новый шанс.

Императрица Феофано, как уже говорилось выше, не пользовалась популярностью у германцев, а ситуация усложнялась тем, что ее сын, наследник престола Оттон III, находился в руках его дяди, Кельнского архиепископа Бруно, едва ли испытывавшего к мальчику большую любовь. Как рассказывают, дядя с детства так сильно злоупотреблял физическими наказаниями, что однажды юный принц тайком убежал в город, расположенный неподалеку от замка, нашел там труп мальчика и принес в свою комнату, где и положил тело в постель. Когда архиепископ увидел труп в кровати принца, он принял его за Оттона III и едва не лишился от страха жизни, представив себе, какое наказание для него придумает император. Сам же принц объяснил окружающим, что таким способом пытался заставить дядю и воспитателя умерить свою жестокость. Понятно, почему архиепископ с легким сердцем передал юношу его же сопернику – смертельная опасность!⁶⁸⁴

Ситуация для юного императора и его матери осложнялась еще и тем, что в скором времени Генрих Сварливый созвал Собор аристократов в Квидленбурге, где во время празднования Пасхи (984 г.) и был провозглашен своими сторонниками королем Восточно-Франкского королевства. По счастью для Оттона III, этот поступок возымел обратный эффект: если бы Генрих признал себя регентом при номинальном мальчике-императоре, все было бы решено. А теперь германские князья с омерзением отошли в сторону. Поэтому Генрих не торопился легализовать этот титул, опасаясь противостоящих ему сторонников Оттона III, среди которых значились герцоги Саксонский и Швабский, архиепископ Майнца и епископ Льежа, а также архиепископ Реймса, но начал методично объезжать вассалов Западной империи, надеясь на их поддержку и помощь⁶⁸⁵.

Тем временем императрице Феофано удалось привлечь на свою сторону группу интеллектуалов из местной среды, с их помощью перебраться через Альпы и подтвердить свои права на опекунство сына в Риме. В Италии, в Павии, ее дружественно приняла императрица-вдова Адельгейда, что разом опровергло и слухи о германофобии Феофано, и предоставило в ее распоряжение множество аристократов, у которых вдова великого Оттона I пользовалась непререкаемым авторитетом. Там же Феофано приняла необычный титул imperator august и придала своему имени мужское окончание, назвавшись Theopanius, чтобы обеспечить своим актам законную силу.

Обе императрицы явились 24 июня 984 г. в Рор, где в это время пребывал Генрих Сварливый, и переломили ситуацию в свою пользу. Генрих тут же отказался от каких-либо амбиций и спокойно отправился в свое герцогство. Власть Оттона III была восстановлена. В дальнейшем Феофано удалось проводить самостоятельную политику, направленную на сближение обеих держав – Западной и Византийской⁶⁸⁶.

Поскольку Запад жил все еще идеей единой Империи, эпизод противостояния Генриха с Оттоном III имел самые прямые и, увы, негативные последствия для Лотаря, короля Франции. Для достижения некоторых своих целей (захват вожделенной Лотарингии) он вступил в 985 г. в тайный союз с Генрихом Сварливым и во главе армии направился к союзнику в Бризы, где у них был назначен пункт сбора. Но коварный баварец в последнюю минуту побоялся пускать франков на германские земли, опасаясь негативной реакции саксонских аристократов, и французам пришлось поворачивать назад, где в горах их поджидали возгские горцы. Лишь с большим трудом королю удалось отбить их атаки и спасти армию от тотального разгрома. Все же весной 985 г. внезапным штурмом он взял Верден, который ранее рассчитывал подчинить себе при помощи Генриха Сварливого. Но едва он отправился в Лан, как герцог Верхней Лотарингии Зигфрид Люксембургский (922–998) взял Верден штурмом. Лотарю пришлось срочно возвращаться обратно и вновь брать город приступом. Продолжая свой успех, король осадил в следующем году Льеж и Камбре, но 2 марта 986 г. внезапно скончался от колик в животе, простудившись в дороге⁶⁸⁷.

Его наследником стал уже упоминавшийся Людовик V, которому едва исполнилось 19 лет. Возможно, юный король был не столь уж и ленив и мог со временем реализовать свои дарования, но 22 мая 987 г. скончался в результате падения с лошади на охоте. На власть претендовал дядя покойного короля Карл Лотарингский, герцог Нижней Лотарингии (977–992), второй сын короля Людовика IV Заморского, но на совете аристократов выбор пал на небезызвестного нам по предыдущему изложению Гуго Капета, графа Парижа, имевшего родственные связи с семьей покойного Оттона I ⁶⁸⁸. На время ситуация нормализовалась. Оценив по достоинству ум, политическую мудрость и авторитет императрицы Феофано, Гуго Капет прибыл в 991 г. в Кведлинбург, где императрица вместе с царственным сыном встречала Пасху, и услужливо сопровождал их во время поездок. К сожалению, 15 июня того же года императрица Феофано скончалась в возрасте 30 лет и была погребена в Кельне, в церкви святого целителя и великомученика Пантелеймона, как значилось в ее завещании⁶⁸⁹. Но у нее был достойный подражатель.

Император Оттон III, воспитанный в классическом имперском сознании, великолепно образованный чуть-чуть романтик, с детства под влиянием матери вынашивал великую идею воссоединения двух частей некогда единой и великой Римской империи. Его воспитатель Герберт написал ему как-то на книге, которую читал совместно с Оттоном III: «Италия, Галлия и Германия вверяют тебе свои силы, и Скифские королевства не обделяют вниманием. Ты, цезарь, августейший император римлян, рожденный от самой почитаемой крови греков, превосходящий греков по размерам Империи, управляющий римлянами по праву наследства, превосходящий и тех, и других своим талантом и красноречием»⁶⁹⁰.

После процедуры коронации этот потомок Византийских самодержцев без всяких внутренних сомнений велел именовать себя «Августейшим императором римлян» («Romanorum imperator augustum»). На королевских документах вместо восковой печати теперь подвешивался свинцовый медальон, на одной стороне которого была изображена голова Карла Великого, а на другой – щит со знаменем и надписью: «Renovatio imperii Romanorum» («Возрождение Римской империи»). Чуть позже была изготовлена печать самого Оттона III с надписью «Aurea Roma» («Золотой Рим»)⁶⁹¹.

В январе 1001 г. в торжественной речи, произнесенной перед понтификом и папским двором, Оттон III без обиняков заявил, что «Константинов дар» – подделка (!), да и поведение предыдущих апостоликов в любом случае его полностью обесценило. Тем самым он указал, что не Божественный Промысел лежал в основе публичных прав и полномочий понтификов, а воля императора св. Константина Великого. Древние папы были достойны такой награды – и император делегировал им свои права; теперь же, вследствие постыдного поведения апостоликов в последние столетия, эти дары можно считать отозванными.

Затем Оттон III заметил, что не намерен утверждать грамоту своего дедушки Оттона I Великого, предоставившего Римскому епископу восемь графств Пентаполя – достаточно, чтобы папы получали только доходы от этих земель. Поскольку император св. Константин I Великий именовал себя isapostolos («равноапостольный»), Оттон III принял титул servus Jesu Christi («раб Иисуса Христа»). Это означало, что Христос непосредственно дал ему право расширять и укреплять Римскую империю и Кафолическую Церковь, и папа, как уже говорилось выше, может быть лишь помощником императора⁶⁹².

В горячих мечтах Оттону III рисовалась восстановленная в прежних размерах Священная Римская империя. Остальные земли, населенные христианскими народами, но не вошедшие в состав Империи, должны были стать союзниками римлян («amici et socii populi Romani») – одни, как полунезависимые (Бургундия, Венгрия, Польша и Дания), а другие – в качестве полностью зависимых территорий. По примеру императора святого и равноапостольного Константина I Великого, Оттон III неоднократно лично председательствовал на церковных Соборах и подписывал вместе с папой их акты.

Эта практика имела для него немалые выгоды, поскольку Гуго Капет вовсе не собирался всерьез признавать себя вассалом императора. Едва став королем Западно-Франкского королевства, он поспешил венчать королевской короной своего сына Роберта II Благочестивого (996–1031). Юноша был красив, мужественен, отличался знанием наук и умением биться холодным оружием⁶⁹³. Просьба короля была удовлетворена его вассалами, но затем начались проблемы. Желая укрепить свою династию, Капет женил в 988 г. Роберта на Сусанне (до замужества носившей имя Розалии), дочери короля Италии Беренгара II (950–964). Но 30-летняя вдова графа Фландрии Арнульфа II (965–987), имевшая уже детей от первого брака, была слишком стара для 19-летнего мужчины (он даже именовал ее «итальянской старухой»), и тот недолго думая в 992 г. оформил развод, чтобы сочетаться узами брака с новой женой. Формальным поводом стало то, что королева так и не подарила своему супругу наследника престола.

Неожиданно для всех новой пассией Роберта стала графиня Анжуйская Берта, в которую он влюбился с первого взгляда во время совершения Таинства Крещения ее пятого ребенка. Дождавшись, когда его возлюбленная овдовела, он предложил ей свои руку и сердце и не был отвергнут.

Теперь эта тема неожиданно стала предметом политических баталий между королем Франции и императором. По требованию императора папа Григорий V (996–999), этнический немец, поставленный Оттоном III на Римский престол, признал новый брак короля недействительным; Роберт не подчинился Святому престолу, за что в 998 г. был отлучен от Церкви.

Дошло до того, что при содействии папы Сильвестра II, во всем разделявшего взгляды своего ученика, Оттон III созвал в 999 г. в Риме Собор, на котором вновь рассмотрел брачное дело Роберта II Благочестивого. Французу вменялось в вину то, что он находится с супругой Бертой Бургундской в кровнородственной связи, а потому обязан расторгнуть брак и в течение 7 лет нести заслуженную церковную епитимию⁶⁹⁴. Нюанс заключался в том, что Сильвестр II до своего понтификата именовался Гербертом Орильякским, был замечательным ученым, а Роберт являлся его учеником. Как, впрочем, и Оттон III. Завершая рассказ об этом удивительном монархе, скажем, что в конце концов он был вынужден расстаться и с Бертой, которая в силу неведомых причин также не смогла родить от него ребенка. Лишь брак с Констанцией, дочерью Арльского графа Гийома I (955–993), дал Капетингам четырех сыновей и дочь⁶⁹⁵.

Как и его дед, Оттон III широко практиковал назначение на итальянские кафедры этнических немцев, а также активно поддерживал духовных лиц в их конфликтах со светскими князьями. Провозгласив эпоху возрождения Римской империи, Оттон III определил Италию своим постоянным местом проживания, изредка покидая ее для войны со славянами. В ходе одной их таких войн (999–1000 гг.) на обратном пути германец заехал в Польшу, которую относил к полунезависимым союзникам, наделил Польского короля Болеслава Храброго (992–1025) титулом патриция, подарил тому золотой обруч для предстоящей коронации и предоставил льготы по уплате дани. Аналогично вел себя Западный император и с Венгерским королем Иштваном I Святым (997–1038), которому в 1001 г., во время возвращения из очередного похода, подарил титул «король» и утвердил самостоятельное архиепископство для Венгрии в городе Гране. Заехав наконец-то в Германию, император повел себя в высшей степени оригинально: он приказал разрыть гробницу Карла Великого, снял с трупа золотой крест, золотые одежды и... надел на себя. Теперь Оттон III считал себя «настоящим» императором⁶⁹⁶.

Вместе с тем при всей грандиозности и всесилии Оттон III не был любим на родине. Он проводил большую часть времени в Италии, был несколько непрактичен в государственных делах и явно выбивался своими «греческими» манерами из круга отечественной аристократии. Кроме того, его небезосновательно подозревали в слишком теплых отношениях с Константинополем, где, впрочем, Оттона тоже не баловали вниманием, как очевидного конкурента на титул Римского императора, который, конечно, для греков олицетворялся исключительно с личностью василевса Василия II. Наконец, Оттона III всерьез опасались в Риме, видя, как просто и без согласования с партиями Вечного города император поставлял и освобождал понтификов от Апостольской кафедры. Нигде не найдя поддержки в своих политических планах, германец возмечтал стать проповедником, чтобы обращать язычников в христианство, но потом передумал.

Тем временем заволновалась Италия, крайне недовольная немецким засильем. Уже в 999 г. южноитальянские города, включая Неаполь, Гаэту, Амальфи и Салерно выгнали поставленных Западным императором правителей и поддержали маркграфа Ардуина Иврейского, заявившего притязания на Итальянскую корону. Правда, германцы были еще очень сильны и в октябре 1000 г., нанеся поражение итальянским мятежникам, Оттон III вступил в Рим. Но едва он ушел, как восстание вспыхнуло с новой силой, а во главе его стал Григорий Тускуланский, ранее назначенный германцем на должность префекта флота. Пришлось вновь отправляться в поход и занимать Рим.

В Вечном городе, на площади Ангела, Оттон III сказал прочувственную и далеко не ординарную речь. «Вы ведете себя так, – сказал он, обращаясь к жителям города, – как будто не являетесь моими возлюбленными римлянами. Ради вас я оставил свое отечество, своих близких, из любви к вам покинул своих саксов и немцев. Я добыл для вас новые земли, на которые никогда не ступала нога наших далеких предков, когда они покоряли мир. Все это делалось во славу вашего имени. И за все это вы платите мне возмущением против меня, вашего отца, убиваете моих верных подданных, хотите, чтобы я удалился. Но я не злопамятен и никогда не оставлю вас в своей благосклонности».

Как рассказывают, впечатление от речи было таково, что сами горожане тут же на месте умертвили двух зачинщиков предыдущего восстания. Но вскоре начались новые волнения, и императору вместе с папой Сильвестром II пришлось спешно покидать Рим⁶⁹⁷.

Ситуация осложнялась тем, что постепенно помимо Германии образовался новый центр в Париже, поскольку в головах современников доминирующее положение занимала уже идея восстановления не Священной Римской империи, а Империи Карла Великого, поскольку без второго условия невозможен и первый результат. А потомки по прямой линии сохранились не в Германии, а во Франции. Потому некий автор того времени и писал жене короля Людовика IV Заморского (936–954) Гербере: «Королевство римлян большей частью уничтожено, но поскольку существуют короли Франции, которые должны держать Римскую империю, достоинство Римской империи целиком не погибло. Оно живет в них».

Отдавая себе отчет в могуществе Оттонов, короли Западно-Франкского государства (Франции) не шли на прямую конфронтацию, но начали постепенно налаживать свои собственные отношения с Римским престолом. В свою очередь Оттоны никогда не считали правителей Франции своими вассалами. Во всей Европе был только один король, который разговаривал на равных с императором, – король Франции. И пока короли Германии воевали с папами в те минуты, когда в эпоху слабых понтификов внезапно появлялись лица, желавшие избавиться от императорской опеки, короли Франции неизменно стояли в стороне, никак не вмешиваясь в схватку титанов. Проявления этого тройственного противостояния мы увидим по мере повествования еще не раз⁶⁹⁸.

Сломленный морально, Западный император вынашивал новые, не менее грандиозные планы. Но для их реализации следовало успокоить Италию. Собрав в очередной раз войско, Оттон III отправился осенью 1001 г. в Рим, но, не достигнув его, умер в возрасте 22лет 24 января 1002 г. В результате все, что было достигнуто Оттоном I Великим, рассеялось как дым⁶⁹⁹. Сразу же после его смерти королем Италии тут же был избран Ардуин Иврейский (1002–1014), которого в 1004 г. архиепископ Арнульф Миланский короновал короной Лангобардских королей.

После смерти бездетного Оттона III императорский престол захватил его родственник по отцовской линии Баварский герцог Генрих II Святой (1002–1024), отец которого приходился родным братом императору Оттону I. 7 июня 1002 г. его короновал епископ Виллигиз, а франкская и мозельская знать торжественно присягнула на верность. Как рассказывают, некогда, еще совсем юношей, он молился в Регенсбургской церкви и услышал голос, потребовавший его прочесть надпись на стене; там было написано: «После шести». Юноша был удивлен и напуган, он посчитал, что таким способом Провидение предупреждает его об опасности. Но выяснилось, что именно после 6 лет, 6 месяцев и 6 дней после этого памятного дня скончался император Оттон III, а сам Генрих II стал преемником. Но его политика отличалась полной противоположностью, в чем мы сумеем без труда убедиться⁷⁰⁰.

Но если императорская власть смогла восстановить свои прерогативы, то у пап дела шли совсем плохо. Понтифики, поставляемые аристократическими партиями, менялись один за другим, постоянно становясь креатурами, а потом и жертвами то королей, то аристократических партий Рима. Например, папа Бенедикт VI (973–974) почти полгода ждал своего утверждения Западным императором, опасаясь без его согласия начать понтификат. Но затем жители Рима организовали восстание, свергли апостолика, заключили в тюрьму и в июле 974 г. задушили⁷⁰¹.

А папа Бонифаций VII (974), как писалось выше, через месяц после начала своего понтификата был вынужден забрать свое имущество и бежать в Константинополь, где пребывал до 980 г. Затем, снабженный деньгами императором Василием II, он вернулся в Рим и в 984 г. вернул себе папство. Правда, и на этот раз ненадолго – весной 985 г. он вновь был свергнут и растерзан толпой римлян. В перерыве между понтификатом Бенедикта VI и Бонифация VII Римскую кафедру занимал поставленный Оттоном II Иоанн XIV (983–984), которого убил все тот же Бонифаций VII. Новый папа, Иоанн XV (985–996), поставленный Кресценцием, почти не имел шансов на долгий понтифик. В 988 г. он оказался под домашним арестом у одного влиятельного римского аристократа и смог вернуться на престол лишь при помощи армии Оттона III. Но ему не суждено было видеть своей свободы – папа умер, не доехав до Рима. Вслед за этим к императору Оттону III в Верону прибыла делегация из Рима с просьбой поставить своим решением нового понтифика, поскольку иных способов умиротворить все партии просто не существовало⁷⁰².

Выбор императора был однозначен – как указывалось выше, он предложил папой своего 20-летнего кузена Григория V (996–999) – первого понтифика из числа немцев. Но тут же вступил в тяжелейшую борьбу с самым могущественным человеком Рима – Кресценцием, поставившим в 997 г. антипапу Иоанна XVI (997–998), этнического грека, из Калабрии. Папу Григория V изгнали из Рима, и лишь очередной поход Оттона III к Вечному городу позволил папе вновь занять Латеранский дворец. Иоанн XVI срочно бежал в Кампанию, но его схватили, ослепили и отправили в один из дальних монастырей, где он и скончался тремя годами позже⁷⁰³.

«Новый Константин», как любил себя называть Оттон III, в очередной раз продемонстрировал Римским епископам, что верховным правителем в государстве и Западной Церкви является только он. Когда скончался Григорий V, германец поставил папой своего любимца и воспитателя Герберта, дав тому новое имя Сильвестра II (999–1003) – мнение клира и населения Рима его совершенно не интересовало. Примечательно, что Сильвестр II открыл список французских пап, как и покойный Григорий V – немецких. В дипломе об утверждении Сильвестра II было прямо написано: «Господина Сильвестра, нашего учителя, избираем и по воле Божьей ставим и определяем светлейшим папой. Вся власть в Риме и Римской области должна исходить от императора, а папа является его верным помощником». Воспитанный в византийском духе и прекрасно образованный, он считал делом чести прекратить самовластие Римских епископов, основывающееся к тому же на сомнительном базисе. Иными словами, новый понтифик оправдал самые смелые ожидания императора.

Он много работал над искоренением двух наиболее распространенных грехов – непотизма и симонии и совместно с императором мечтал о восстановлении Священной Римской империи. Но Рим был не тем городом, который долго терпит чужеземца: в 1001 г. город восстал против папы и тот вынужденно бежал, а в мае 1003 г. скончался от малярии⁷⁰⁴.

Следующие три понтифика были креатурами Кресценция – Иоанн XVII (1003), Иоанн XVIII (1004–1009), Сергий IV(1009–1012), постоянно метавшиеся между собственным желанием наладить добрые отношения с Оттоном III и Генрихом II и прогреческой политикой их повелителя, идущей вразрез с устремлениями Западных императоров. Наконец, папой был избран тускуланец Бенедикт VIII (1012–1024), сын графа Тускуланского. Он был, скорее, воином, чем священником, и многие годы провел в борьбе с Кресценциями, организовав вместе с Западным императором несколько удачных походов – правда, не принесших им с союзником решительной победы.

После его смерти новыми апостоликами стали брат, а затем племянник покойного понтифика: Иоанн XIX (1024–1032) и Бенедикт IX (1032–1044, 1045, 1047–1048). Интересно, что три последних понтифика взошли на престол из мирян – любопытная деталь в контексте вековых споров Рима и Константинополя по поводу патриархов, хиротонисанных из государственных чиновников. Более того, 20-летний Бенедикт IX, избранный исключительно при помощи денег своего отца, являлся совершеннейшим распутником – самым распутным из тех, кого римляне видели на папском троне, что и предрешило его падение. Кресценции, пытавшиеся поставить в очередной раз собственного кандидата, и на этот раз не умели успеха – Сильвестр III (1045), сменивший Бенедикта IX, не удержался на престоле более года. Но и тот, вернув себе трон, в мае 1045 г. внезапно добровольно ушел на покой, передав власть собственному крестному отцу, принявшему имя Григория VI (1045–1046). Этот папа мог стать крупнейшим реформатором Церкви, но, к несчастью, некогда отставленные понтифики заявили о собственных правах на понтификат. И император Генрих III (1039–1056) не стал мудрствовать лукаво, а просто отлучил от власти сразу всех трех претендентов.

Разумеется, нельзя винить императора за то, что ему пришлось столь оперативно вмешиваться в церковные дела. Никакой иной власти, способной умиротворить Рим, просто не существовало. А потому, понимая свой долг перед Церковью, освободив от папской мантии предыдущих трех апостоликов, Генрих III затем назначил поочередно четырех других. Климент II (1046–1047) продержался всего десять месяцев, а потом был отравлен неугомонным Бенедиктом IX, которого вновь пришлось убирать силой. Затем выдвиженцем императора стал немец Дамасий II (1048), но через 23 дня скончался от малярии в Палестрине. О двух других папах мы поговорим чуть ниже. Так разлагалось папство, ожидая своих новых реформаторов и спасителей⁷⁰⁵.

Тайные и, главное, неудачные виражи германской политики и неспособность обоих императоров соединиться для защиты Италии от арабской угрозы привели к тому, что многие города на юге полуострова решили вообще обойтись собственными силами, не подчиняясь ни Оттону III, ни Василию II. В 1008 г. при катепане (новое наименование правителя византийских фем Ломбардия и Калабрия) Куркуасе вспыхнуло антигреческое восстание в Бари. Новый катепан Василий Аргир с большим трудом подавил в 1009–1010 гг. восстание и вернул Бари Византии. Тем не менее это поражение вынудило лангобардские партии Южной Италии искать помощи у норманнов, с которыми были заключены первые неофициальные соглашения, преследующие освобождение данных земель от власти греков. Во всяком случае уже в 1015 г. в Капуе появился отряд норманнских добровольцев во главе с Гислербертом – якобы для оказания помощи населению против сарацин. Но, справившись с мусульманами, при тайной поддержке Римского папы Бенедикта VIII (1012–1024) они вошли в сношения с антивизантийской партией. В 1017 г. норманны напали на Апулию и первоначально имели большой успех. Однако катепан Василий Бугиан, подкрепленный из Константинополя войсками и русскими дружинами, сумел нанести норманнам жестокое поражение при Каннах в 1018 г.

Вообще, деятельность этого, выражаясь современным языком, генерал-губернатора Южной Италии была чрезвычайно успешной. Он отставил в сторону оборонительную тактику и начал смело расширять сферу влияния Византии на полуострове. Вскоре князья Беневента и Салерно искали сближения с новым катепаном, а герцог Капуи признал свою зависимость от Константинополя, передав золотой ключ от города. Помимо этого, византийский катепан построил крепость Трою у входа в ущелье, ведущее через Апеннины на равнину. Недолго думая Василий пригласил остатки норманнских дружин к себе на службу, оценив по достоинству уровень боеготовности северных «гостей». После этого практически все лангобардские правители признали власть Византийского царя, включая герцога Капуи Пандульфа. Даже монастырь Монте-Кассино, до сих пор считавшийся оплотом латинских интересов на юге Италии, перешел на сторону Константинополя⁷⁰⁶.

Но тут, как и ранее, сыграло свою роль древнее стремление Римского епископа обеспечить независимость от Византийского императора. Папа Бенедикт VIII, с тревогой следивший за успехами греков, обратился с настоятельной просьбой к германцам остановить Василия Бугиана. К слову сказать, этот папа, презрев канонические правила, в 1016 г., собрав флот, лично повел его против сарацин, одержав блистательную победу в Ломбардии. Примечательно, что после этого сражения вождь арабов прислал папе мешок, полный каштанов, а его посол передал понтифику, что в следующем году арабы числом не менее того, какое есть в мешке каштанов, высадятся в Италии, дабы отомстить за поражение. В ответ этот папа, явно не страдающий отсутствием храбрости, передал послу мешок с просом, говоря: «Пусть приходят во второй раз, но пусть знают, что они найдут здесь столько же облаченных в доспехи рыцарей или даже более того, сколько здесь зерен»⁷⁰⁷.

Теперь же, в 1020 г., он отправился к Западному императору Генриху II Святому в город Бамберг с просьбой урезонить «зарвавшихся греков». Папа настолько понравился германцу, что тот в знак признательности выдал понтифику грамоту, в которой утвердил за папами все старые владения, ранее отобранные Оттоном III ⁷⁰⁸.

Следует сказать, что вообще новый император Запада был совершенно равнодушен к идее восстановления Священной Римской империи и испытывал очевидную симпатию к папской доктрине, всячески укрепляя положение понтификов в Риме и Италии⁷⁰⁹. О нем говорили, что король полностью заслужил свое прозвище, но едва ли заслуживал канонизации. Погруженный исключительно в вопросы Церкви и благочестия, он стал послушным орудием в руках папы, о котором недвусмысленно говорили, будто их с Генрихом II следовало поменять местами. Вместо идеи восстановления Священной Римской империи Генрих II провозгласил новый девиз восстановления Франкского королевства. Прекрасно понимая все выгоды политики Оттона I Великого, Генрих II вскоре восстановил епископальную систему, получив немецких архиереев в качестве верных проводников своей политики. Конечно, союз с папой органично входил в его планы⁷¹⁰.

Генрих II пошел навстречу желаниям Бенедикта VIII, и антивизантийское соглашение было без труда заключено. Правда, для того, чтобы реализовать договоренности, нужно было решить несколько тонких дипломатических задач. Территории, на которые претендовал папа, принадлежали Византии вне зависимости от того, признавал этот факт Западный император или нет. Попытка использовать недавнее противостояние византийцев с лангобардами под эгидой защиты последних от «агрессии» также не получалась. Но когда 15 июня 1021 г. греки под руководством того же катепана Василия овладели важной крепостью на реке Гарильяно, германец отбросил в сторону сомнения и дипломатический этикет.

В конце 1021 г. германская армия во главе с королем Генрихом II численностью 60 тыс. воинов предприняла поход в Италию. Официально целью его являлась защита итальянских городов от сарацин, но на самом деле германцы желали привести в повиновение города Южной Италии. Они жестоко покарали недавних союзников Византии: те были или казнены, или пленены, а затем отправлены в темницы Германии. Но самое главное – германцам так и не удалось взять важнейшую крепость византийцев Трою, лишь 4 года тому назад возведенную Василием Бугианом. Простояв несколько месяцев под стенами крепости, германская армия бесславно отправилась восвояси, грабя все вокруг. Только смерть Генриха II 13 июля 1024 г. остановила этот узаконенный разбой⁷¹¹.

Кончина Генриха II означала крах германской экспансии в Италии. Жители Павии сожгли королевский дворец, а итальянцы направили своих представителей к Французскому королю Роберту II Благочестивому с предложением принять Итальянскую корону. Но тот, имея множество врагов у себя на родине, благоразумно отказался. Тогда предложение адресовали Аквитанскому герцогу Гильому V Великому (995–1030). Тот специально съездил в Италию, убедился, что немедленное принятие предложения не даст ему ничего хорошего, и для начала сколотил коалицию против германцев. Чуть позже, хотя и не без колебаний, к нему примкнул и Французский король (или, как тогда говорили, король Западно-Франкского королевства) Роберт II Благочестивый. Однако итальянский епископат, в массе своей состоявший из этнических немцев, поддержал своего соотечественника, чем резко осложнил дела коалиции.

Позиции Византии в Италии значительно укрепились, и даже попытки нового Восточно-Франкского королевства Конрада II Салического (1024–1039), основателя новой династии, захватить Капую едва могли увенчаться успехом, если бы не привходящие обстоятельства. Но все же, хотя и с громадным трудом, германцам удалось восстановить свое господство в Италии. Был занят Милан – гордая Павия не далась немцам в руки – и Конрад II короновался Лангобардской короной. Позже, в 1027 г., папа Иоанн XIX (1024–1032) венчал его императорским венцом⁷¹².

Император Василий II не без веры в успех надеялся совершить поход на Сицилию и освободить ее от арабской зависимости. Громадная византийская армия, в которую вошли части турок, болгар, русских, уже стояла в Реджио, ожидая императора, чтобы начать наступление на остров. И есть все основания полагать, что Василий II не собирался ограничивать свои планы только захватом Сицилии. По крайней мере начатые им переговоры с Римом свидетельствовали о намерении освободить всю Италию и вернуть ее Римской короне. К сожалению, смерть не позволила императору реализовать свою давнюю мечту, и вскоре в Сицилии появятся иные правители...⁷¹³

Скончался император Василий II на 72-м году жизни, 15 декабря 1025 г., в 9 часов утра. Незадолго перед смертью царь срочно вызвал к себе брата Константина, отдыхавшего в Никейской области, и торжественно провозгласил того новым императором Византии. Впрочем, некоторые исследователи сомневаются в достоверности данного факта, ссылаясь на то, что Константин еще в детстве был венчан императорской диадемой, и надобность в дополнительном подтверждении его прав на престол отсутствовала. Тем не менее нельзя забывать, что аристократия, многие представители которой были крайне недовольны внутренней политикой Василия II, исподволь пыталась объявить новым царем своего ставленника в обход Константина. Этот заговор был организован настолько тонко и так тщательно скрывался, что даже тайные службы императора не имели никаких достоверных сведений – одни слухи. В такой ситуации император решил не рисковать и подтвердить права Константина на царство.

За несколько дней до кончины Василий II назначил Алексея III Студита (1025–1043), настоятеля Студийского монастыря, новым патриархом Константинополя, а потом озвучил свою предсмертную волю. Даже в последние часы жизни василевс не изменил ни своим взглядам, ни привычкам. Согласно завещанию императора, его похоронили в простой одежде (он категорично запретил облачать тело в царское платье) в скромном монастыре Св. Иоанна Евангелиста около Константинополя. Там он желал покоиться рядом с простыми странниками-паломниками. Ранее же сооруженный мраморный склеп в храме Святых Апостолов василевс завещал своему младшему брату, что и случилось несколькими годами позже, когда император Константин VIII отдал Богу душу⁷¹⁴.

Византийская империя погрузилась в траур, даже не подозревая, что только что ее оставил последний выдающийся представитель великой Македонской династии. Наступала эпоха главным образом выдающихся посредственностей...