Глава III

Общеизвестность символического языка; имена личные, составленные из символических формул; язычники узнают смысл некоторых формул и употребляют эти формулы в мистериях Митры; христиане принимают меры предосторожности: сокращения, монограммы, греческие буквы в латинских надписях.

Мы видели, каким образом составные части символического языка первых христиан сосредоточивались вокруг тех догматов Церкви, которые подлежали правилу о тайне. От такого распределения условных выражений символический язык получал твёрдое основание и сделался, как бы особым, священным наречием, а условные его обороты, выражения и слова сделались достоянием всего христианского мира. Когда выражение или слово было одобрено и допущено в состав символического языка, тогда они более не подвергались ни в форме своей, ни в главном своём значении, никаким существенным изменениям и оставались во всех странах как окончательно установленные типы.

На первый взгляд такая безусловная неизменяемость символических формул как будто противоречит своеобразному характеру, присвоенному надписям каждой страны. Но, если определить то, в чём именно состоит местный характер надписей, то мы увидим, что он вовсе не вредил неизменяемости установившихся формул.

Многочисленные исследования христианских надписей¹⁶⁴ доказали, что, по обороту предложений и по общему составу их, можно, почти всегда, отгадать, в какой стране и даже в какой местности они были составлены. Почти каждая надпись имеет отпечаток своего местного различия, которое, впрочем, не могло влиять существенным образом на символические формулы, потому что оно ограничивалось известным оборотом предложения, в который входили без изменения установившиеся формулы. Это местное различие в особенности резко оттенялось в некоторых странах упущением известных формул или наоборот, постоянным повторением других, уже принятых формул, более соответствующих религиозному настроению этой страны. Бывают даже примеры, что те формулы, которые в одной местности вовсе не попадаются именно изобилуют на надписях соседней или даже смежной с нею местности. Отсюда следует, что даже такое условное колебание символических выражений между различными местностями отнюдь не могло повлиять на установленную форму символических выражений. Они, без изменений, повторялись во всём христианском мире, чем подтверждается существование только единого символического языка между всеми христианами.

Постоянное повторение одних и тех же символических формул, то на греческом, то на латинском языке, привело к общеизвестности симоволического языка и распространению его как на Востоке, так и на Западе. Он так часто, почти ежедневно, был в употреблении между христианами, и формулы его до такой степени были привычны каждому, что из них оставлены были имена личные для новокрещённых. Такое явление в высшей степени любопытно для истории символики, а потому необходимо указать на некоторые из этих имён.

recipere – Receptus, РЕКЕПТОС (Aringhi, IV, 37, p. 121),

renatus, renata – Renatus, Renata (Le Blant, II, № 491. – Rossi. Bullettino 1864, p. 70; – Inscript. I, p. 58; Marangoni, S. Victor, p. 84),

in albis – Albanus, Albano, Albina (Marin. Arval. 266)

ἐν εἰρήνῃ, εἰρήνῃ – Irene, Ireneus, Irenion, Εἰρήνα (Monimsen. Inscript. № 2143, 6709; Perret, pl. XLVII).

vixit in pace, in Deo vivas, viventis. – Viventius, Vivianus, Vitalis, Vitalissimus (Marangoni, Act. Vict. 106, 134, 88, 123). Также: Revue de l’art chŕtien I, p. 260; Garrucci, Vetri ornati di figure in oro trovati nei cimiteri dei cristiani primitivi di Roma. Roma 1858, t. XXIX).

τὸ άγαθόν, in bono – Agathon, Bona, Bonosus, Bonusa, Bonitus, Bonita (Boldetti 381; Ciampini, Vet. mon. I, 275; Mommsen, № 2076, 7155).

in aeterno – Aeternalis,

in agape – Agape, Agapus, Agatopus или Agapitus, Agapetus, (Rossi. Spicileg. ΙΧΘΥΣ, 19; Perret, pl. LXII).

in refrigerium – Refrigerius, Refrigeria (Boldetti, p. 286, 287.)

ἰχθυς с прибавкою в начале и конце слова букв А и Ω, составлено – ОІХѲVСА (Macarius, Hagioglypta [ed. 1856], p. 1, 200.).

Достаточно этих указаний, чтобы убедиться, до какой степени христиане хорошо знали все формулы символического языка. Они для составления личных имён не только пользовались формулами, но также и символическими изображениями, как мы это увидим далее. Во всяком случае этим доказывается, до каких подробностей известен был символический язык, и как ясен он был и общедоступен для всех христиан.

Но такая известность и общедоступность имели вредное последствие.

Слишком ясное понимание символов, распространённое между всеми христианами, могло лишить символический язык той тайны, которая составляла главную цель его происхождения. Для этого в Египте знание иероглифического языка хранилось в тесном круге одной только касты, между тем как у христиан сокровенное значение символического языка сделалось общедоступным достоянием всех членов Христианской Церкви без различия. При этом с увеличением числа христиан почти ежедневно увеличивалась и общеизвестность символического языка. Наконец, чего следовало опасаться при такой обширной гласности, то и случилось. Не одни христиане, но и сами язычники узнали значение некоторых символических выражений и воспользовались ими для своих целей.

Такой исход был неизбежен, так как язычники с неусыпным напряжением старались проникнуть в тайны Христианской Церкви. Они всегда упрекали христиан за укрывательство учения о вере и их богослужения. Они называли их: latebrosa et lucifugax natio, и прямо объясняли, что если бы вера христианская не была богомерзкой, то они наверно не скрывали бы её с таким опасением от всякого постороннего человека¹⁶⁵.

Сначала язычники действительно не имели никакого, сколько-нибудь верного понятия о христианской вере. Сам император Адриан (117–138 года) в письме своём выказывает полное неведение о значении Христианской Церкви¹⁶⁶. Если он, глава римской империи, не мог иметь хоть приблизительно верных сведений о христианском учении, если до него дошли только подобные нелепые слухи, то можно из этого заключить, как христиане ловко и искусно хранили тайну о своём учении.

Такое полное неведение императора Адриана весьма любопытно как доказательство, что даже в конце второго столетия язычники не могли ещё узнать ничего положительного о возникающей новой вере несмотря на то, что зорко следили за христианами и при этом горели желанием разведать тайну их веры. Это непреодолимое желание Минуций Феликс олицетворяет в язычнике Цецилии, который с иронией спрашивает у христианина: „Отчего они всячески стараются скрывать и таить то, что почитают? Делам честным открыто радуются, только преступные – скрываются? Отчего они не имеют ни жертвенников, ни храмов, никаких явных изображений, никогда не говорят открыто, никогда не делают открыто свои собрания? Или то, что они почитают и что так тщательно скрывают, должно быть достойно наказания, или оно постыдно?“

Из этих вопросов понятно, с какою ловкостию, с какою хитростию язычники добивались разузнать тайны христианской веры, и они этого добились. Во втором веке из письма самого императора видно совершенное незнание христианства, между тем через сто лет мы имеем свидетельство, что язычники не только знали многое из того, что скрывалось правилом Церкви, но даже, вероятно, воспользовались этим для своих мистерий.

Генесий¹⁶⁷ был один из известнейших актёров (magister mimi thymelae artis) Рима; он пел стоя в оркестре на особом возвышенном месте, называемом, thymele (θυμέλη) и прославился в мимике. Однажды, в 286 году, император Диоклетиан приказал Генесию представить на посмешище таинства христиан (ludum exhibere de mysteriis christianae observantiae). Тогда Генесий явился на середине цирка в виде опасно больного, желающего принять крещение. Он взывал тут к другим актёрам: „Еіа, nostri, gravem me sentio, levem me fieri volo?“ – на что другие актёры отвечали: – „Quomodo te levem facimus, si gravis es? Numquid nos fabri sumus et ad runcinam te missuri sunt?“ Эти остроты возбуждали громкий смех народа, и Генесий объяснил тогда, каким образом он хотел облегчить свою совесть: „Christianus desidero mori?“ по какой причине, спрашивали его с удивлением другие действующие лица, и Генесий, с ещё большею иронией, прибавлял: „Ut in illa die veluti fugitivus in Deo inveniar“. Из этого любопытного рассказа ясно видно, сколько уже тайн христианской веры было раскрыто для язычников. Но далее, в том же житии блаженного Генесия, мы видим, что когда кающийся Генесий действительно пожелал принять крещение, то хотя был ещё язычником, но в молитве своей употребил условные слова символического языка христиан: „Quia ассіреre cupio gratiam Christi, per quam renatus liberer a ruina iniquitatum mearum“. Формулы: accipere gratiam Christi и renatus принадлежат к Таинству Крещения.

Ещё более разительный пример известности для язычников, как христианских тайн, так и символического их языка, является в культе Митры.

Когда развитие древнего общества не могло уже довольствоваться более чистым материализмом языческих мифологий Греции и Рима, тогда оно обратилось к тайным верованиям Востока, надеясь найти в них под аллегорическими понятиями новые данные для веры и более соответствующие требованиям времени. Тогда мистерии Митры начали распространяться в Европе.

Столкнувшись, ещё на Востоке, с иудейским монотеизмом, поклонение Митре много переняло от него и посредством этих заимствований, переродился, отчасти, материализм его первоначального поклонения. Следы этих заимствований от иудейской религии в особенности заметны в священных книгах, в дополнении к Зендавесте, в Бундшехе, в ожидании нескольких мессий и пр.¹⁶⁸. Поддавшись влиянию другой религии, поклонение Митре, этим самым, утратило ту нетерпимость, которою отличались языческие религии. Вместе с тем поклонение Митре, изменившись уже раз от влияния чуждой веры, могло ещё далее измениться согласно обстоятельствам и сделаться гибким и удобным орудием в руках язычников. С этого времени поклонение Митре стало развиваться и постепенно заменять другие языческие религии, и, наконец, в начале второго века, его богослужение перестало скрываться и было исполняемо совершенно открыто даже в Италии и в Греции. Император Траян воздвигнул в Риме памятник: Deo soli Mithrae. Главная пещера (specus, spelunca) или храм Митры находился в подвалах самого Капитолия. После такой почести, публично возданной этой новой религии, понятно, что язычники подумали обуздать успехи христианской веры распространением поклонения Митре. Вместе с тем они полагали этим же средством освежить и подкрепить предания древнего мира. В нём теперь сосредоточилась вся надежда язычников на успешную борьбу против христианства, и мы видим, что все церковные писатели согласны, что поклонение Митре поставлено было в соперничество с христианством.

Выбор, сделанный язычниками, был довольно удачен, и можно полагать, что они не без намерения старались сглаживать слишком резкие отличия этого культа. От того появилось сходство между мистериями Митры и обрядами Христианской Церкви, и сходство такое несомненное, что отрицать его невозможно хотя причина этого сходства остаётся неразрешённой.

Некоторые писатели полагают, что между мистериями Митры и христианскими обрядами существовало только случайное сходство, между тем как церковные писатели прямо указывают на это сходство, как на подражание, сделанное с намерением. Они прямо упрекают язычников в предвзятой мысли, и св. Иустин первый с негодованием отзывается об этом подражании. „То же самое (о Причастии) злые демоны, из подражания, научили делать и в таинствах Митры; ибо, как вы знаете и можете узнать – при посвящении вступающего в таинства, ему предлагается хлеб „и чаша с водой“ (I Аполог. §§ 66, стр. 107).

Тертуллиан, ещё подробнее пишет об этом же подражании¹⁶⁹.

„Если бы кому угодно было спросить, кто возбуждает и внушает ереси, я бы отвечал: диавол, который ставит себе за долг скрывать от людей истину, и всячески старается в мистериях ложных богов подражать святым обрядам христианской религии. Он также погружает обожателей своих в воду и заставляет их верить, что в купели сей получат они отпущение грехов своих. Он ставит знак на челе воинов Митры, когда они посвящаются; приносит в жертву хлеб; представляет вид воскресения; предлагает вместе и венец, и меч; запрещает жрецам в другой раз жениться; имеет даже своих девственниц“.

Затем, из позднейших писателей, Августин замечает, что поклонники Митры, при тайных заклятиях. произносят имя Христа: „я знаю, что жрец этого бога в фригийской шапке (pileatus) имеет обыкновение, в положенное время, восклицать, что этот бог в фригийской шапке есть Сам Христос“.

Кроме того, явное подражание заметно также и в жертвоприношениях, известных под именем: taurobolium и criobolium¹⁷⁰.

Ко всем указанным сходствам между поклонением Митре и христианской верою, надо добавить ещё символические выражения, заимствованные язычниками от христиан. Одно отдельное выражение не могло бы служить убедительным доказательством, но когда встречается целый ряд символических выражений, заимствованных от христиан, то нельзя сомневаться в предвзятом намерении подражать христианам.

Самого Митру поклонники его величали таинственным прозванием „непобеждённого“, invictus или всемогущего, omnipotens deus. На надписях мы, во-первых, встречаем символические формулы: perceptus и acceptus, в том же значении принятия Крещения, как на надписях христианских:

(Münter, Sinnbilder. II, р. 109):

ITERATIO VIGINTI ARNIS EX PERCEPTIS

TAVROBOLIIS VI. ARAM CONSTITUIT

(Rossi, Inscript. I, 35): На обломке надписи 319 года читаем:

TAVROBOLIVM CRIOBOLIVM ЕТ АЕМО(В)

PERCEPTVM PER FL. ANTONI

VМ EVSTOCHIVM.

На других надписях стоит символическая формула: suscipere. Потом заимствовали они также и формулы: renatus и renata, напоминающие слова Спасителя к Никодиму (Ин.3:3); „nisi quis renatus fuerit denuo, non potest videre regnum Dei“. Мы находим эти формулы на двух подписях 376 и 391 года:

Dis Magnis Matri Deum et Attidi. Sextilius

Agesilaus Aedesius... Dei Solis Hierophanta...

Taurobolio Criobolioque IN Aeternum Renatus

Aram sacravit Valente V Et Valentiniano

Iuniore Augg. coss. (Münter, 1. c. – Sepp, Heidenthum II p. 450)

DEO MAGNO MITHRAE

M. PHILONIVS PHILOMVSVS EYGENIANVS

QVI ET ARCANIS PERFVSIONIBVS IN AETERNVM RENATVS

TAVROBOLIV(M) CRIOBOLIVMQVE FECIT...

(Henzen, Collect. Orell. Supplem. в Evang. Kalender).

Любопытно заметить, что, вероятно, для пояснения непривычного им выражения renatus, поклонники Митры сочли необходимым добавить другую символическую формулу: in aeternum. Полное выражение renatus in aeternum, судя по времени самих надписей, заимствовано от христиан, как полагает проф. Пипер, под влиянием Иулиана Отступника, который старался преобразовать язычество даже через посредство христианской веры.

Подобные заимствования из христианских таинств и из символического их языка могли произойти только посредством злоупотреблений, против которых необходимо было христианам принять какие-нибудь меры. Прежде всего они должны были затруднить слишком уже известное теперь понимание символического языка, как главную защиту христианских догматов на основании церковного правила. Они должны были довольствоваться одним затемнением его понимания, так как создать теперь новый символический язык было немыслимо и даже бесполезно.

Эта мера была неоспоримым последствием замеченных злоупотреблений, и самое время, когда христиане на это решились, служит ясным тому доказательством. На известной надписи Пектория¹⁷¹ и на самых древнейших надписях не замечается никаких сокращений, и, по-видимому, первые из них являются только в конце III или в начале ІV века. Но при этом, чтобы объяснить некоторые отступления, надо припомнить различие, указанное де Росси¹⁷², между надписями внешними, subdiales, и надписями подземными, subterraneae. Первые, подверженные взорам людей посторонних, требовали более осторожности и таинственности в изложении, чем вторые, которые, по положению своему в подземных кладбищах или в катакомбах, обеспечены были от чужого любопытства, и были написаны, как бы исключительно для одних христиан. Если теперь взглянуть на древнейшую доселе надпись¹⁷³, упоминавшую о жертвоприношении taurobolium

L. IVLIO. V(rso serviano)

COS. III. NON O(ct)

EGIVM. TAVROBOLIVM.

VENERIS. CAELESTAE. ET. PANTELIV.

HERENNIA. FORTVNATA. INPERIO. DEA

PEP. TI. CLAVDIVM. FELICEM. SACERDOT

ITERATA. EST.

то мы увидим, что она принадлежит к 133 году и не содержит ни одной символической формулы, заимствованной от христиан. Таким образом может отчасти определиться время, когда христиане вынуждены были прибегнуть к сокращениям. Во втором веке не заметно ещё никаких заимствований из символического языка (надпись 133 года), а сведения о христианской вере, дошедшие до язычников (письмо Адриана между 117 и 138 годами) совершенно ошибочны и крайне ограниченны. С конца III века (житие блаж. Генесия) язычники имеют уже довольно полные сведения о христианских таинствах, между тем как на надписях Митры (319 года) встречаются символические формулы гораздо ранее. Затем, в том же III веке, появляются и первые сокращения символических формул.

Первая мысль о возможности сокращений эпиграфических формул не принадлежит христианам; они её взяли от язычников, которые, замещали слишком общеизвестные формулы одними начальными буквами. Таким образом они писали:

D. М. вместо Diis manibus;

ID вместо Idibus;

DP или DPS вместо depositus или depositio и пр.¹⁷⁴.

Совершенно так же поступали и христиане. Так как подобные сокращения встречаются на надписях, на которых остаётся достаточное пространство для полной выписки (ὁλογράμματος) всей символической формулы, то нельзя допустить, что один недостаток места принуждал христиан к таким сокращениям. Впрочем, встречаются иногда надгробные плиты, на которых действительно заметен недостаток пространства.

Но христиане не довольствовались этим простым способом сокращения, заменяя символические формулы или символические слова начальными буквами. Они прибегали ещё и к другому способу, к монограммам (μονογράμματος), при котором сливают в одну общую условную фигуру главные согласные буквы, слова или формулы, а гласные буквы часто совершенно опускаются. И этот второй способ сокращения был искони известен в Греции и на Востоке, и встречается даже на автономных монетах греческих колоний. Например, слово ἄρχων заменялось монограммою, составленною из первых двух букв этого слова:

Монограммы, не придерживаясь никакого порядка при слитии букв между собою, очень затрудняли понимание общего смысла, хотя для христиан, посвящённых в значение этой условной фигуры, они не могли представить особых затруднений. Только когда неизвестное слово или формула изображаются монограммою, бывает весьма трудно, а иногда даже и совершенно невозможно угадать значение монограммы. Таким образом, многие из византийских монет, и в особенности печатей, доселе остаются для нас загадками. Вообще монограмма, возникшая на Востоке, служит одним из лучших средств для тайнописи.

Для объяснения способа сокращений, принятых христианами, возьмём для примера слово рах.

Вместо всего этого слова стали помещать одно первоначальное Р.

Потом слово рах переходит, от соединения первой Р и последней X буквы, в монограмму +ⷬ Пример: ZOSIMO MERENTI ТЕСV +ⷬ . С (Marangoni, S. Victor, p. 94). следует читать: Zosimo merenti tecu(m) pax C(hristi).

Та же монограмма +ⷬ существовала и в греческих надписях, как мы видим на трёх плитах, найденных в городе Мегаре¹⁷⁵.

Де Росси считает эту монограмму признаком позднейшего времени, и приводит римскую надпись 382 года¹⁷⁶.

Из того же слова pax, из соединения двух букв Р и X, составлена была ещё другая монограмма ☧.

Фабретти (1. с. р. 584. 183) сообщает латинскую надпись, весьма любопытную, на которой помещены оба слова рах и εἰρήνῃ, и две монограммы.

IRENE

☧

VINEÆ

IRENIANÆ

RE.

В верхней части надписи помещена монограмма ☧ от рах, в нижней части – монограмма от εἰρήνῃ или, как писали по латыни, irene. Буквы I, R, Е, Ν, Е соединённые вместе составляют монограмму R-E.

Обе эти монограммы ☧ и +ⷬ, сокращённые из слова рах, имели также обширное значение в символике, как и самое слово они не только означали: мир, спокойствие духовное, Рай, но даже и Самого Христа, а потом сделались знамением Креста. Буквы Р и X составляющие эти монограммы не только толковались как сокращение слова рах, но в особенности принимались за первоначальные буквы имени Христа. Такому толкованию способствовал символизм, искони приписываемый букве X.

Платон¹⁷⁷ для разъяснения, каким образом душа Вселенной, прозванная у него также и Сыном Творца, одинаково повсюду распространена и одинаково влияет во все стороны, сравнил её с греческою буквою X. Из отцов церкви св. Иустин¹⁷⁸ подробно развивает символизм этой буквы, говоря: „И то, что Платон в Тимее, говорит в физиологическом отношении о Сыне Божием, когда передаёт, что Он (Бог) поместил Его во Вселенной наподобие буквы X, он также заимствовал у Моисея. Ибо в Моисеевых Писаниях рассказано, что в то время, когда израильтяне вышли из Египта и были в пустыне, напали на них ядовитые животные, ехидны и аспиды и всякий род змей и истребляли народ. И Моисей по вдохновению и действию Божию взял медь и сделал образ креста и поставил его во святой скинии и сказал народу: если вы посмотрите на этот образ и уверуете, вы спасётесь чрез него. Вследствие того змеи, как написал Моисей, стали умирать, а народ чрез такое средство избежал смерти. Платон прочитал это, и не зная точно и не сообразивши что то был образ креста, а видя только фигуру буквы X, сказал, что сила, ближайшая к первому Богу, была во Вселенной наподобие буквы X. И его упоминание o третьем произошло, как я уже сказал, от чтения слов Моисея, что Дух Божий носился над водами, ибо он второе место даёт Слову Божию, которое, по его словам, помещено во вселенной наподобие буквы X, а третье место – Духу, о Котором сказано, что Он носился над водами, – говоря: третье около второго“.

Доселе мы рассматривали надписи, на которых монограмма ☧ поставлена была вместо слова рах; теперь мы увидим другие надписи, на которых она заменяет слово Christus или Χριστός и не может быть переведена словом рах. Две из таких надписей принадлежат к 291 и 298 годам¹⁷⁹.

В этой надписи¹⁸⁰ монограмма ☧ поставлена вместо буквы С, как на надписи Зосимы¹⁸¹, и читается так: „Еіlі(і) fecerunt matri suae Tigridi q(uae) vixil an(nos) C in pace Christi“. Но бывают также надписи, на которых настоящее значение этой монограммы не так ясно обозначается, как здесь, например: FAVSTINA IN ☧ может одинаково означать: Faustina in pace или Faustina in Christo, так как обе формулы существуют в символическом языке.

Мы приведём ещё пример надписи весьма любопытной, потому что она намекает на вышеприведённое толкование св. Иустина. На резном камне (intaglio) слово spes разделено по середине монограммою ☧; сверх того над монограммою помещена греческая буква

(одна из форм креста, употребляемая даже и для распятий) и вся формула, тут скрытая, может читаться: spes in Christo или spes in cruce Christi¹⁸².

Описывая памятники с монограммою Христа ☧, нельзя не упомянуть об известной бронзовой монете императора Траяна Декия (249–251), любопытной как памятник с христианскою монограммою¹⁸³. Сопоставляя эту монету, чеканенную между 249 и 251 годом, с вышеупомянутыми двумя надписями 291 и 298 года, мы видим, что все три памятника принадлежат к одному почти времени, ко второй половине III века. Монета Траяна Декия чеканена в городе Меонии (Маіоnia) в Лидии, и имеет на лицевой стороне изображение императора, обращённое вправо, с круговою надписью: АVТКГ. M. KV. ТРАІАNОС ΔЕКІОС. На обороте: триумф Вакха. На колеснице, запряжённой двумя барсами, сидит Вакх; сбоку колесницы идёт Ариадна и держит виноградную лозу. Кругом надпись: ΕΠΙ ΑVΡ.Α·|·| IANOVB. Α☧ΑΤΟΒCΤΕ·|·ΑΝΗ которую следует читать: Ἐπὶ Αὐρ(ηλίου) Ἀππιανοῦ ß (δὶς) Ἄρχ(οντος) ἀ(γωτοθέτου) τὸ β (δεύτερον) οτεφανη (φόρου). В сегменте ΜΑΙΟΝΩΝ.

Рис. 8

Вместо слова ἄρχοντος стоит монограмма ☧ которая, сверх того, помещена на самой середине верхней части монеты. Чтобы поместить эту монограмму, как замечает Ленорман, на самом верху, на самом почётном месте монеты, художник должен был нарочно переставить самые слова надписи. На этом основании Ленорман и Де-Вит, полагают, что монетчик был христианин и с тайным намерением, заместив обыкновенную монограмму слова архонта монограммою Христа, дал ей самое почётное место на своей монете.

Это мнение Ленормана и Де-Вита хотя и оспаривается некоторыми нумизматами¹⁸⁴, всё-таки имеет своё значение. В особенности любопытно, что появление монограммы ☧ на этой монете совпадает с появлением её на надписях. Мы не думаем, что это может быть неоспоримым доказательством веры, исповедуемой художником, но всё-таки мы видим в этой монограмме известное влияние христианской эпиграфики. Причина, по которой художник, из многочисленных монограмм слова „архонт“, избрал именно эту монограмму, может объясняться тем, что на современных ему надписях он столько раз видел повторение этой монограммы ☧, что предпочёл её всем остальным. Как язычник, он её принимал за простую монограмму слова архонта, не подозревая тайного её значения.

Переходя к другой монограмме +ⷬ слова „рах“ мы видим, что она, одинаково, как и первая, употреблялась на христианских надписях. Она также сделалась символом имени Христа, но, как кажется, получила такое обширное значение в символике только после первой монограммы ☧. По крайней мере, судя по надписям, мы узнаём, что в Риме эта монограмма

стала общеупотребительною не прежде 355 года, а в Галлии – не прежде V века¹⁸⁵.

Наконец приведём пример, что и эта монограмма согласно толкованию св. Иустина, служила знамением Креста Христова, и вместе с тем, как символический знак Символа веры, с этим смыслом вырезывалась на надписях. В Трире, на кладбище св. Матфея (Saint Mathias)¹⁸⁶, была найдена надгробная плита, принадлежащая к началу IV века. Замечательна неправильностью правописания:

Рис. 9

jacet hic Maura con

jux Bonifatia veste

sacra quae rrec

ecess +ⷬ it in rac

e et tui secum an

nos XX,

т. е. „тут лежит Мавра, супруга Бонифация. хранителя царской одежды, которая ранее почила в мире и с тобою жила лет XX“. Выражение quae rrecessit in race (вместо quae praecessit in pace), заимствованное из заупокойных молитв, разделено на середине монограммою +ⷬ, как бы означая, что Мавра praecessit in pace Christi, или что она провела всю жизнь в христианской вере. При обоих толкованиях монограмма сохраняет то же символическое значение. Судя по ошибкам этой надписи, можно предположить, что она вырезана греческим художником.

Мы видели, каким образом из слова „рах“ составили две монограммы, различные по рисунку, но не по смыслу. Теперь увидим, что самая формула: in pace или ἐν εἰρήνῃ, заменяется иногда на надписях особою монограммою RI, которая объясняется двояко. Если монограмма состоит из букв INR, то значит in pace, если же принимают монограмму за слитые буквы RІ, тогда она означает irene и равняется по смыслу двум предшествующим монограммам. Привожу пример: VENIDIO FLACCO D PR ID SEPT RI¹⁸⁷.

Достаточно приведённых примеров, чтобы понять способ, принятый первыми христианами при составлении сокращений или монограмм. Я сообщу теперь список главнейших сокращений и монограмм.

in pace = INPC, I. P., IN. P. (Βosio, 276; Boldetti, 489, 492), INP. (Rossi, p. 42, № 48).

in pace Dei = in pace D (Bold., 582), I. P. D. (ibid. 419), IN P. P. C. (Marang. Victor, 122) = in pace pacis Christi?

quiescat in pace = Q. I. P., CESQ. I. P.

requiescat in pace anima = RIPA.

bene quiescat in pace = B. Q. I. P.

hic requiescit in pace = H. R. I. P.

ossa tua bene requiescant = Ο. T. B. Q. (Aringhi I, 610; Rossi, Spicil., IV. p. 506).

ossa ejus bene quiescant = O. E. B. Q.

ossa placide quiescant = O. P. Q.

anima quiescat in Christo = A. Q. I. C.

anima requiescat in manu Dei = A. R. M. D.

obiit in Christo = OB. IN. XPO.

dormit in Deo = dor. in D (Βοld., 399).

hic situs est = H. S. E. (Rossi, Spicil., IV, p. 56).

terra tibi levis sit = T. T. L, S. (ibid.).

diaconus – DIAC.

pax tibi = PTB (Martigny, 324).

te cum pace = TECVPC (Marini, Arvalli, 634).

Christus = X., XI., X̅R̅I̅., X̅R̅C̅, XS., CH., C., ☧, +ⷬ. (Lupi, Sever, p. 191, 198). XPTO (Fabretti, p. 391, № 254), XO., XTO., XPO. Le Blant, II, p. 109).

Iesus = Z., IH., IHS., IHV. (Le Β1ant, II p. 109). I̅C̅. X̅C̅.

Θεός = Θ̅C̅. (De Clarac, Inscr. de Louvre, pl LIX. № 857, 758).

Deus = D., D̅S̅., D̅I̅., D̅O̅., D̅M̅. (Le Blant, № 8, 258, 622, 622A, 354), (Boldetti, lib. II. C. XI, Fabretti, 564).

Domino = DNO (Grüter, 1171, 5; – Le Blant, II, 310), DMO (Le Blant, II, 109).

In dei nomine = I. D. N., IN D̅I̅ N̅ (Le Blant, II, № 412A).

passi = PI. (ibid. I, p. 30).

Diis Manibus = D. M.

feliciter = F̅L̅T̅ Mommsen, № 66.

Spirito = SPO. (Muratori, 1888, 5).

viva felix = VV. F.

κύρίε = K̅E̅ (Mai, Vatic, V, p. 27, 4; 28, 1).

μάρτυρες = Μ̅ Σ̅ Boeckh., № 1757).

Θεοῖς χαταχθονίοίς = θ. κ. (Lupi, Sever. p. 105).

omnibus = omnibs. (Le Blant, I, p. 43).

cum omnibus bonis quiescas = C. O.B. Q.

aptus, aptissimus = apts (L e Βlant, I, p. 43).

recessit, reddidit = Rc, R (Rossi, Bullet., 1864, p. 58; Inscrip., I, p. 539, № 1192).

plus minus = P. M.

fossor – FS.

Acolytus = ACOL.

Espiscopus = EPC., EPVS., EPS. (Le Blant, № 211).

Presbyter = PR., PRB., PRBR., PREB., PSRB.

Sacerdos = SAC.

Sacra virgo = SAC. VG.

refrigere = R.

domus aeterna = DMAET.

in bono = IN. B.

vivas (bibas) in Christo = Β. I. C.

in Deo vive = IN. D. V.

spiritus in Deo = S. I. D.

vive in aeternum = V. I. ÆТ.

pie zeses = P. Z.

Deus dedicatus = D. D. D. (Lersch. Le Blant, I, p. 487).

benemerenti, bona memoria = B. M. (Le Blant, II, p. 485), монограмма (Fabretti. p. 56 g. № 130).

ETΩN K = монограмма (Lupi. Sever. p. 66).

minus = MS., M. S., (Perret, V, pl. XXXII, № 81 ter; – Rossi, ΙΧΘVΣ № 62).

vixit = VT (Boldetti, 387).

meus = MS. (Muratori, 1955, 1).

sub = SB (Le Blant, № 30).

dies = D (ibidem. II, p. 5, 10).

spectabilis femina, vir spectabilis = SP. F., V. SP. (ibidem. № 1302.).

Относительно сокращений в надписях надо заметить ещё следующее.

Сокращения, происшедшие от испорченности и упадка языка или от неправильного произношения простонародья, как-то: Politus вместо Hippolitus, Disderius вместо Desiderius, Leuces вместо Seleuces¹⁸⁸, deposio, depossio, depsitus¹⁸⁹ и другие неправильности в орфографии, в произношении не должны быть отнесены к условным сокращениям.

Вообще любопытно заметить, что сокращения появляются на христианских надписях и размножаются именно в то время, когда они исчезают из надписей языческих¹⁹⁰. Сверх того, на надписях христианских встречается много сокращений чисто языческих формул, совершенно чуждых христианской эпиграфике, но употреблённых для избежания этого резкого отличия, которое страшило первых христиан. Вместе с другими заимствованиями от язычников христиане продолжали ставить на своих надписях и сокращения, принадлежащие древним надписям Греции и Рима. Это повторение прежних сокращений делалось по преданию, и, по-видимому, даже бессознательно. Вероятно, христиане не помнили даже настоящего значения этих сокращений и продолжали по привычке или по другим причинам, вырезывать их на надписях, не придавая им никакого особенного значения.

Таким образом, языческий возглас: diis manibus, сокращённый в две буквы: D. M.. не может истолковываться никакою подходящею формулою из символического языка, между тем эти буквы попадаются на надписях, несомненно христианских, на надписях с символическим выражением ΙΧΘΥΣ или с другими, столь же верными доказательствами христианства¹⁹¹.

На римской надписи 361 года¹⁹² мы видим, что старались выскоблить буквы D. M., как прямое указание на языческое предание. Вообще присутствие букв D. М. на христианских надписях объясняется также и тем, что христиане покупали в особых лавках у язычников наперёд приготовленные надгробные плиты, на которых, при самой обтёске камня, вырезались эти две буквы, как необходимое начало всякой надгробной надписи. Привычка вырезывать в начале надгробных надписей эти буквы делалась иногда совершенно бессознательно, как мы это видели на одной надписи Ватикана¹⁹³.

Каменотёс, вырезывая вывеску для своей лавки, по привычке всегда начинать надгробные надписи воззванием к diis manibus, по ошибке вырезал эти буквы D. М. и в начале своей вывески:

D. M.

TITVLOS SCRI

BENDOS VEL

SI QUID ΟΡΕ

RIS MARMOR

ARI OPVS FV

ERIT HIC HA

BES.

То же самое может быть сказано и относительно другой языческой формулы: diis manibus sacrum, сокращаемой в буквы: D. M. S.

Что же касается собственно христианских монограмм, то в них замечается общая наклонность принимать форму, как можно ближе подходящую к форме креста. Если в них находится буква Τ то эта буква таким образом расположена в монограмме, чтобы явственнее выступать перед всеми другими, так как Τ считался не только символом, но даже и самым изображением креста. Пример такой монограммы находится на саркофаге третьего века¹⁹⁴. Из имени усопшего Tyranio составлена монограмма, в которой буквы Τ и Υ превышают все остальные буквы.

На другой надписи, того же века, из пещер св. Каллиста¹⁹⁵, буква Τ уже прямо поставлена одна, как символ креста и самого распятия, над серединою имени усопшей: IRE Τ NE, что объясняется формулою: Irene (vixit или requiescat) in Christo.

В монограмме Tyranio буква Υ вырезана одной величины с буквою Τ, чем резчик хотел выразить равенство в их символическом значении. И действительно, как видно из надписей Синайских¹⁹⁶, буква Υ также принималась за символ и за настоящее изображение креста.

Кроме сокращений и монограмм, христиане западные прибегнули, как кажется, к третьему ещё средству для затемнения своих надписей. Они, в особенности в Риме и в странах латинских, писали латинские надписи греческими буквами. Такое сочетание греческого алфавита с латинским изводом не было придумано самими христианами, а только заимствовано ими, одинаково как и сокращения и монограммы из более древней языческой эпиграфики¹⁹⁷.

Теперь спрашивается: если христиане заимствовали этот способ изложения надписей от язычников, то какая была побудительная к тому причина. Иные полагают, что эта причина может объясняться греческим влиянием на первоначальную Церковь и вообще пристрастием римского общества к греческому языку. В подтверждение они говорят, что Римская Церковь, при начале своём, состояла по преимуществу из греков, иудеев и других уроженцев Востока, которые обыкновенно говорили по-гречески. Из числа римских христиан, упоминаемых апостолом Павлом в посланиях¹⁹⁸, двадцать три имеют греческие имена. Что же касается до пристрастия римлян, не только мужчин, но даже и женщин, к примешиванию греческих слов в латинскую речь, то насмешки Марциала и Ювенала¹⁹⁹ резко нам обрисовали эту слабость – похвастаться своим знанием греческого языка.

Другие писатели полагают, что такая странность в переложении надписей могла произойти и от того, что большая часть римских резчиков (quadratarii) была, вероятно, из греков. Если допустить такое предположение, то грубые ошибки, даже в звуках греческих букв, сделаются совершенно необъяснимыми. С другой стороны, мог ли римский уроженец до такой степени забыть звуки родного языка, что писал: ΘΗГ вместо hic, КОІОVГЕ вместо conjuge, ΑΝΝΩΡΟVΝ вместо annorum, ΕΝΠΑΚΗ вместо in pace²⁰⁰.

Все эти объяснения не кажутся мне довольно убедительными. Отчего именно в странах, где латинский язык был в общем употреблении, где quadratarii были из греков, начали таким непонятным образом портить чистоту и ясность слога на надгробных надписях? Одно желание блеснуть знанием греческого языка должно было отстранить всякие грубые ошибки. Если большинство христиан в Риме, действительно, лучше знали по-гречески, чем по-латыни, то это преимущество прежде всего отразилось бы на их молитвах – чего мы не видим в сборнике папы Григория – а во-вторых, при передаче латинской надписи греческими буквами, не встречались бы такие грубые ошибки даже против звуков греческих букв.

Поэтому, нам кажется, что в основании такого странного явления лежит не случайная причина, а намерение, и, при внимательном рассмотрении подобных надписей, можно даже отчасти заметить следы такого намерения. Все латинские надписи подобного рода распадаются на четыре разряда.

Во-первых, латинские надписи, сполна прописанные греческими буквами. Для примера привожу две плиты из пещер св. Каллиста и Претекстаты в Риме²⁰¹:

EVCEBIE EIN ПАКЕ вместо Eusebia in pace

EVTVXIANH TH XON ПАКЕ вместо Eutychiana te cum pace.

На надписи, из Сорренто, воззвание D. М. переведено греческими буквами, а слово conjux заменено греческим σύμβεια²⁰²:

Иногда на надписях перемещены буквы заглавные с прописными, а вместо греческих чисел стоят римские, как на надписи римской из пещер св. Василиссы (Sanctae Basiliae)²⁰³:

ΒΕΝΕΜΕΡΕNΤΙΦΙΛΙΕ

ΘΕΟΔΩΡΕ ΚΥΕΒΙΞΙΤ

МНСІСХΙΔΙНСХVII

следует читать: Benemerenti filiae Tlieodorae quae vixit menses XI dies XVII. Бывают также надписи, в которых между греческими буквами попадаются и латинские, как на следующей надписи из пещеры св. Кириака²⁰⁴:

AΛEZANDPO BENE

MEPENTI IN ΠАСЕ.

Ко второму разряду принадлежат надписи, сполна прописанные греческими буквами, в которых самый извод надписи дан по-латыни, но символические формулы в нём помещены по-гречески. Таким образом, на надгробной плите из пещер св. Гермеса²⁰⁵ на via Salaria, стоит:

Ha другой плите – в Ватиканском собрании:

Первое имя: Ἑρμαείσκε есть перевод обыкновенного у римлян имени Mercurialis, а слово φῶς, есть, как мы уже видели²⁰⁶, такое же ласкательное выражение, как lux mea у римлян: „Гермайский, мой свет, живи в Господе Боге, во Христе“, и пр. Таким образом, самые важные выражения в надписи, нуждавшиеся в большей таинственности, изложены были по-гречески, а только простое указание на время написано по-латыни. Вообще из этих надписей видно, что из предосторожности главнейшие символические формулы переводились на греческий язык, а другие, более сходные с языческими формулами, писались на латинском языке. На надписи 345 года из пещер св. Кириака²⁰⁷ в Латеранском музее заметно это различие в формулах:

После слов: Сократ хваленый φιλ, следовало прилагательное из числа символических выражений: затем вторая формула in pace стоит в, конце и по-латыни. На другой римской надписи мы встречаем также две формулы; важнейшая из них на греческом, менее важная – выражена на латинском языке:

Διατροφός, nutritor, составлено из глагола διατρέφω²⁰⁸. Nutritores и nutritor упоминаются на других латинских надписях Рима (срав. Perret. pl., ΧVΙΙ, № 21; pl. XXX, № 75); a формула μνήμης χάριν или ἐν μνείας χάριν часто встречается также на римских надписях²⁰⁹.

На других надписях формулы латинские заменены равносильными формулами греческими. В надписи, сделанной Антисфеею в честь умершего супруга, fidelis заменено словами ПІСТН. Таким же образом поступали и с другими формулами символического языка.

К третьему разряду принадлежат надписи, изложенные по-гречески, но со вставкою формул по-латыни, ниже приписанных греческими бутами (Lupi, Sever, p. 64; Martigny, p. 311).

Наконец, к четвёртому разряду, принадлежат надписи, изложенные и прописанные по-латыни, но со вставкою символических формул по-гречески. Этого рода надписи всех нагляднее поясняют намерение христиан при употреблении греческого алфавита. Первое место тут занимают две надписи, описанные учёным Лупи²¹⁰.

Первая из них, из пещер св. Гермеса:

Θ. К.

Celectina.

По-гречески выставлены заглавные буквы символической формулы Богу создателю: Θεῷ κτιστῷ. Те же буквы по языческой эпиграфике означают θεοῖς καταχθονίοις, богам подземным.

Вторая надпись, также из Рима, находилась у маркиза Каппони:

VARRONIVS

PILOMENVS.VARRONIAE.

FOTINE. FILIAE. SVAE

FECIT

большой якорь

ΔΟΥ ├┼┤☧ ΛН

Единственные, таинственные части в этой надписи писаны по-гречески и затемнены сверх того монограммой. Первая формула, с монограммою ☧, читается: ἐν Χριστῷ; вторая формула δούλη, в особенности после формулы ἐν Χριστῷ имеет то же значение, как и латинские формулы: serva dei или ancilla dei.

Фабретти²¹¹ издал такую же латинскую надпись, на которой кроме трёх монограмм, помещено ещё известное слово ІХѲΥΣ. Другая римская надпись, изданная Болдетти²¹², несмотря на то, что вся написана по-латыни и латинскими буквами, начинается греческими буквами ENOIPN или сокращением формулы: ἐν εἰρήνῃ.

Ещё более замечательный пример употребления греческих букв для затруднения чтения самой надписи встречается на надписи²¹³, найденной в пещерах св. Сикста (в 1851 году) и вырезанной на штукатурке:

В горизонтальных строках написано: Benemerenti sorori Bon(osa)e ☧ VІІІ kal(endas) nob(embres); в остальных строках: Deus Christus omnipote(n)s, spirit(um) tu (um) ref(r)igeret in Christo. Из расположения всей надписи заметно, что так как формула benemerenti заимствована от язычников, то она не нуждалась в таинственности и была прописана по-латыни. Напротив, слишком большая ясность ответственных надписей не допускала латинских букв, и по необходимости требовала затемнения посредством греческих.

Наконец, не можем не упомянуть ещё об одной римской надписи 367 года²¹⁴, весьма любопытной, представляющей нам, вместе с греческим изводом, также и латинский его перевод.

ENΕΙΡΗΝΗ. ΑΝEΠΑΗ. BENAINATOC. ΑΠΚ(ος)	Ἐν εἰρήνῃ ἀνεπ(αύσατο) Βεναινᾶτος...
ZHCAC ETH˚ΟΕ OC ΚITE ΕΝ ΤΩΔΕ TOΠΩ ΕΖΕΛΘΩΝ	Ζήσας ἔτη ο ε, ὃς κεῖται ἐν τῷδε τόπῳ, ἐξβλθὼν
ΕΚΤΟΥΒΙΟΥΤΗ ΔΙΔΝ. MAP. ΥΠ. ΛΟΥΠΠΙΚΙ.	ἐκ τοῦ βίου τῇ πρὸ δἰδ(ῶ)ν Μαρ(τίων) ὑπ(ατείᾳ) Λουππικί(νου)
ΚΑΙ ΙΟΒΙΝΟΥ. ΘΕΟΦΙΛΑ ΕΠΟΙΗCΑ. CΙΜΒΙΩ	καὶ Ἰοβίνου. Θεόφιλα ἐποίησα συμβίω.
ΒΕΝΝΑΤΟ. THEOFILA FECIT VXOREIVS.	Benenato Theofila fecit uxor eius.

Дословный перевод по-латыни греческого текста уничтожил бы причину, для которой надпись писана была по-гречески, оттого в переводе: Benenato Theofila fecit uxor eius пропущен перевод главной формулы: ἐν εἰρήνῃ ἀνεπαύσατο. К этому заметим, что на совершенно подобной. двуязычной надписи, но только 444 года, та же формула (hic requiescit in pace) переведена вполне²¹⁵. Вот какой переворот в disciplina arcani сделал промежуток времени в каких-нибудь пятьдесят семь лет.

Остальные, известные нам, семь надписей²¹⁶ этого рода, слишком повреждены или слишком не важны по содержанию своему, чтобы на них останавливаться. Но из рассмотренных нами 37-и надписей можно вывести заключение, что христиане употребляли в латинских надписях греческие буквы, с намерением затруднить слишком лёгкое понимание надписи. В этом меня в особенности убеждают те латинские надписи, в которых одни только символические формулы изложены по-гречески.

Этою мерою предосторожности оканчиваются те дополнения, которые христиане принуждены были, силою обстоятельств, внести в символический язык.

Возникнув сначала от местного обычая, местной потребности к предосторожности от язычников, впоследствии символический язык отклонился от правила, принятого Церковью, и стремился те восемь предметов, которые по disciplina arcani скрываемы были от людей, не принявших ещё христианской веры, оградить таинственными выражениями и условными формулами также от язычников. Несмотря, однако же, на таинственность выражений и формул, символический язык стал вполне ясен для всех верующих, в каких бы странах они ни находились. Такая общеизвестность символического языка влекла за собою опасение огласки его тайного значения между врагами Христианской Церкви. Чего опасались, то именно и случилось, и в царствование Диоклетиана, мы, из жития Генесия, видим, что многое из христианских тайн сделалось уже известным язычникам. Тогда христиане, чтобы затруднить посторонним понимание символического языка, прибегли к сокращениям, монограммам, и, наконец, в странах латинских, к прописи латинских надписей греческими буквами.

На этих изменениях первоначальных частей символического языка приостановилось и дальнейшее развитие его, так сказать, словесной части, которою мы доселе занимались. Теперь нам остаётся изучить вторую составную часть символического языка, или символические изображения и изучить отношение их к символическим словам и формулам.