Б. Правовой статус русской православной церкви

В начале века церковная общественность – миряне, пастыри и священноначалие были озабочены положением Церкви в России и желали реформ, нормализующих канонический строй и христианское свидетельство Российской Православной Церкви. Многие вопросы церковной жизни обсуждались на особых конференциях, именовавшихся Предсоборным присутствием. Начало Первой мировой войны затормозило процесс созыва чаемого Поместного Собора, первого за прошедшие двести лет синодального периода бытия Российской Церкви.

Но с переходом государственной власти к Временному Правительству в России восторжествовал либерализм, который внедрился и в саму Церковь, вызвав горячее стремление Святейшего Синода к демократическим реформам. Последствием этих либеральных движений в Церкви стало, например, избрание епархиальных архиереев. Если выборы в Москве – Митрополита Тихона и в Петрограде – Митрополита Вениамина были положительными в силу своего будущего плода – прославление их во святых Божиих, то в других епархиях выборы отдавали явным произволом. Так было в Твери, где малоцерковная публика доминировала на епархиальном собрании и забаллотировала Митрополита Серафима, также будущего исповедника Христова.

Важнейшим деянием «демократического» Синода стал созыв Поместного Собора Российской Православной Церкви 1917–1918 гг. Процедура отбора делегатов и регламент работы Собора не имеют себе равных по совершенству и эффективности. Здесь практически был сведен к минимуму элемент случайности, политиканства и эгоизма отдельных лиц.

Поместный Собор открылся на Праздник Успения Пресвятой Богородицы в Московском Кремле, Председателем его был избран Митрополит старейшей русской кафедры – Киевской, им был Митрополит Владимир (Богоявленский), ныне прославляемый Церковью Христовой как Священномученик. Каталог тем и вопросов, которые должен был рассмотреть Собор, составлялся Святейшим Синодом; в этот каталог, естественно, не входил вопрос о восстановлении патриаршества на Руси, поскольку это было бы концом синодального управления Православной Церковью. В то же время, вопросам церковного управления было отведено значительное место в каталоге тем, и работал специальный отдел, в котором были задействованы более 60 членов Собора.

За два месяца работы Отдел по церковному управлению не смог решить ни одного вопроса, поскольку члены Собора неожиданно и, впрочем, вполне естественно, всякий вариант решения, стоящих перед ними вопросов, связывали с возможностью восстановления патриаршества на Руси. При некотором нарушении регламента вопрос о восстановлении патриаршества был предложен для решения Пленарному заседанию Собора; после продолжительной и, порой, острой полемики Собор подавляющим большинством членов принял решение о восстановлении Патриаршего управления Российской Православной Церковью.

Восстановление патриаршества и избрание на это служение Московского Митрополита Тихона стало главным, хотя и не запланированным, Деянием Священного Собора Российской Православной Церкви 1917–1918 гг. Заседания Собора проходили в дни крушения прежнего государственного строя России и установления дотоле невиданного в истории человечества государства диктатуры пролетариата; никто не мог определенно сказать ничего конкретного о форме и принципах будущей государственности России, о месте и роли Церкви в стране, о взаимоотношениях социалистов-революционеров и христиан. Собор в лице его членов участвовал в замирении враждующих граждан – ходатайствовал в защиту юнкеров и Кремля от разрушения и разграбления, утешал и предавал христианскому погребению пострадавших с обеих сторон и т. д.

Спустя месяц после установления власти большевиков в Москве, когда появились признаки того, что эта власть стала реальностью, Поместный Собор принял Постановление, в котором выразил свое видение роли и места Церкви в новой России, какая бы форма правления ни установилась бы в отечестве. Основные принципы бытия Церкви в новом государстве провозглашены в Определении Священного Собора Православной Российской Церкви о правовом положении Православной Российской Церкви 2 декабря 1917 года следующими (см. Приложение № 1):

«1. Православная Российская Церковь, составляя часть единой Вселенской Христовой Церкви, занимает в Российском государстве первенствующее среди других исповеданий публично-правовое положение, подобающее ей, как величайшей святыне огромного большинства населения и как великой исторической силе, созидавшей Российское государство.

4. Государственные законы, касающиеся Православной Церкви, издаются не иначе, как по соглашению с церковною властью.

7. Глава Российского государства, министр исповеданий и министр народного просвещения и товарищи их должны быть православными.

8. Во всех случаях государственной жизни, в которых государство обращается к религии, преимуществом пользуется Православная Церковь.

9. Православный календарь признается государственным календарем. Двунадесятые праздники, воскресные и особо чтимые Православною Церковью дни признаются в государстве неприсутственными днями».

Следует обратить внимание на доводы Собора в пользу особого положения Православной Церкви в Российском государстве:

1) Российская Православная Церковь является частью единой Вселенской Христовой Церкви;

2) Российская Православная Церковь является святыней огромного большинства населения;

3) Российская Православная Церковь – это та историческая сила, которая создала само Российское государство.

Данное Определение Поместного Собора не могло вызвать у большевистского правительства ничего, кроме яростного неприятия. Еще либерал А. Керенский Заявлял 11 октября 1917 года членам Собора, что новый российский государственный и общественный строй будет внеконфессиональным. На Соборном заседании 14 октября (за две недели до большевистского переворота) прозвучало следующее предупреждение: «Уже одно упоминание Министра-Председателя о том, что государство стремится быть внеконфессиональным, показывает, что у Русского государства разрывается связь с религиозным началом жизни.... Мы вступили, очевидно, в новый период русской истории не только в отношении политическом, но и более глубоком, касающимся духовной жизни русского народа и ведущим к полному отделению Церкви и государства. Это нужно иметь в виду Собору и особенно его Отделу о правовом положении Церкви, чтобы не потерять чувство действительности и строить реформу, принимая во внимание окружающие условия» (Деян.25:8).

Собор знал о настроениях революционеров, но не отступил от чести и прав Российской Православной Церкви, хотя это предупреждение «не потерять чувство действительности» прозвучало из уст Кузнецова Н. Д., будущего оппонента соборного проекта постановления о правовом положении Церкви в новом государстве. Юрист Кузнецов Н. Д. критиковал проект с точки зрения «реальности», примерно так же, как и сегодня, критикуется это Соборное Постановление за его неосуществимость.

Нам следует внимательно отнестись к соборной дискуссии поданному Постановлению; в ней можно найти ответы на многие вопросы, которые ныне так «затерты», что даже и не обсуждаются. От имени разработчиков проекта Соборного Постановления о правовом положении Российской Православной Церкви выступил проф. С. Н. Булгаков. Он сразу определил задачи данного соборного документа, должного быть вневременным и не приспособленным к злобе дня, и сформулировал основные принципы неслиянного единства Церкви и государства (позволю себе длинную цитату) (см. Приложение № 2):

«Божественному Провидению угодно было, чтобы наш Отдел представил на уважение Священнаго Собора доклад об отношении Церкви к Государству в те трагическая минуты русской государственности, когда у всех нас является сомнение на сердце, лежит тяжкая дума: да есть ли еще Русская государственность и правительственная власть? Не есть ли это указание на то, что все вопросы, в частности и вопрос об отношении Церкви к Государству, Церковь должна решать не практически или исторически, но по вечным заветам своего бытия, в соответствии вечным истинам, которыя лежат в ея основе, не считаясь с изменчивым положением Государства и ходом исторических событий? И при обсуждении этого вопроса да не смущается кто-либо из нас тем, что наши разные запросы и вопросы могут иметь лишь теоретическое значение и никем не будут услышаны.

Нет: они должны быть услышаны, во-первых, Вселенскою Церковию, органом которой отчасти является наш Священный Собор; во-вторых, православным русским народом, который не исчерпывается теми, которые сидят в Смольном Институте, и, наконец, всем православным миром, ибо это не скомбинирование деталей, это наше торжественное исповедание, проверенное историей и самосознанием Церкви по этому важному вопросу.

Наш доклад является естественным выражением общих соображений о тех нормах, которыми, при внутреннем религиозном освещении, должно определяться отношение Церкви к Государству. Это первый и главный момент работы Отдела. Не выяснивши основы, как идеала, мы не могли бы сделать ни шагу вперед в дальнейших работах. ...

Это – вопрос о понимании Церковью задач государственности – политических, исторических, культурных, вообще всего земного делания. Есть ли отношение Церкви ко всем этим стихиям и в частности к стихии государственности отрицательное, пассивно-терпящее, или ея задача заключается в том, чтобы вносить свет благодати в эту область, как и повсюду, и во все стороны человеческой жизни? Для решения этого вопроса нужно обратиться к первооснове о боговоплощении Господа Иисуса Христа, Который принял плоть человека, понес тяготы жизни и призвал нас осуществлять все наши задачи во имя Христово, в духе христианства. Поэтому Церковь ни одну задачу не может отвергнуть, как чуждую ей: ведь, эти задачи относятся к той плоти, понятой в широком смысле, которую исторически понес Иисус Христос. Все это скрытно или открыто заключается, как в зерне, в Афанасиевом догмате, принятом на Никейском Соборе. Это должно быть нашей исходной мыслью.

Поэтому должно быть осуждено, отвергнуто и признано абсурдным то, что называется отделением Церкви от Государства, предоставление Государству исключительного мирского господства и уход Церкви куда-то в пространство, вне истории и вне жизни. Такое отделение многим представляется наиболее естественным и либеральным решением вопроса. Но этот соблазн должен быть рассеян, как облако.

Я не подвергаю сомнению того, что надо разделить сферы ведения Государства и Церкви…

Я говорю здесь о религиозном отделении.

Поэтому для веры и Церкви важны не политическая формы государственной жизни, а христианское вдохновение, с которым оне созидаются. Церковь не предначертывает путей для достижения политических задач...

Можно сказать, что если Церковь жива, и действенна, то и культура и государственность будут вдохновляться этой ея жизнью. Такова и есть задача Церкви, ея традиции, способ ея действования в истории. Нет предела, куда бы ни проникала церковная благодать; нет, по крайней мере, никаких указаний на это...

Из всего сказаннаго следует, что в смысле внутреннем и религиозном нельзя допустить отделения Церкви от Государства: Церковь не может отказаться быть светом миру, не изменив вере. И задача ея определяется не бойкотом неугодной власти, а великой ответственностью пред Богом за народ.

Земля Русская жила постольку, поскольку сознавала себя в связи с верой. Эту заповедь великой ответственности твердо усвоила себе Русская Православная Церковь.

Поэтому, мы должны сказать Учредительному Собранию, что Русское Государство исторически обязано Церкви своими устоями и крепостью, поэтому оно и сейчас не должно порывать связи с нею, если не хочет совершить чудовищнаго преступления и осквернить святая святых русскаго народа. Мы должны сказать, что хотим и требуем от Государства внимания к нуждам Церкви. Если Государство не сделает этого, то навлечет на себя осуждение. Оно может отвергнуть Церковь, но Церковь не отвергнет государственной жизни русскаго народа!...».

Эти исходные принципы взаимного сосуществования Церкви и государства члены Собора встретили в подавляющем большинстве с одобрением и воодушевлением.

Обратим внимание на две ключевые фразы из доклада С. Н. Булгакова:

– «И задача ея (Церкви) определяется не бойкотом неугодной власти, а великой ответственностью пред Богом за народ»;

– «Оно (государство) может отвергнуть Церковь, но Церковь не отвергнет государственной жизни русскаго народа!»

Не эти ли принципы реально проявились спустя десяток лет, когда Церковь публично заявила о лояльности к государственной власти, претерпевая при этом все невзгоды гонений и непризнания своих вечных прав. Именно в русле решений Собора жила и живет Русская Православная Церковь – государство ее отвергает, но она светом Христовым просвещает саму жизнь народа русского, не отвергая его государственности.

Дискуссия по докладу С. Н. Булгакова проходила весьма оживленно.

Из речи Председателя Собора Архиепископа Новгородского Арсения: «Церковь не должна быть отделяема от государства, ибо Церковь есть свет, соль, которая должна духовно осолить вселенную. ...С точки зрения истории Русского Государства, нельзя отрицать того, что Православие исторически явилось основою нашего Государства и иначе не может мыслиться. Русское Государство существует, благодаря православной вере».

Собор постановил: «принять положение, в силу которого Православная Церковь в России должна быть в союзе с Государством, но под условием своего свободного внутреннего самоопределения».

Член Собора П. И. Астров: «...деятельность Церкви распадается на две области, из коих одна – духовная, другая касается церковно-гражданских отношений. Не подлежит сомнению, что о подчинении Церкви Государству в первой области не может быть и речи. Но несомненно и то, что Церковь соприкасается в своей деятельности с обществом, с вопросом об имущественных правах и т. д...»

Член Собора А. В. Васильев: «Наука отстаивала необходимость отделения Церкви от Государства, и это считалось либеральными заслугою. Но всякое отделение – ложь и от лукавого. Закон Христов зовет к единству, к союзу, и нет и не может быть счастливого существования, если в жизни будет разделение. Поэтому нужно содружество, совместная работа Церкви и Государства, работа, ведущая хотя и разными путями, но к одной цели – охристианению жизни».

С. Н. Булгакова критиковали за то, что в его докладе Православной Церкви отводится, хотя и первенствующая роль в государстве, но все-таки в ряду всех иных конфессий, следовательно, этим как бы принижается Православие в России.

Все были определенно против полного подчинения Церкви государству, но некоторые радикалы требовали отделения от государства решительного, вплоть до самостоятельного экономического существования. Это требование совсем не укладывалось в сознании членов Собора – ими даже предусматривалось государственное бюджетное содержание Церкви; именно материальная зависимость Церкви от государства рассматривалась как объективное условие необходимости союза между государством (любой формы – республика или монархия.) и Церковью.

Член Собора граф Д. А. Олсуфьев считал недопустимым полное отделение Церкви от государства, видя в этом изоляционизм наподобие старообрядческому. Он заострил вопрос на том, что надежды на получение содержания из государственного бюджета чреваты потерей искомой независимости даже в своей внутренней религиозной области.

Материальная зависимость от государства требовала включения в Постановление положения о соответствии деятельности Церкви государственным законам.

Член Собора князь Е. Н. Трубецкой: «...дело в том, что весь проект построен на том предположении, что Церковь не должна отделяться от Государства, пользуясь от него разными услугами и особенно бюджетом. Но очевидно, что пользоваться услугами, без тех или иных условий, нельзя. Если государство дает Церкви бюджетное содержание или вспомоществование, то отсюда следует, что деятельность Церкви не должна быть противна государственным законам».

Член Собора В. И. Зеленцов, возражая положению, определяющему соответствие церковной деятельности государственным законам, заявлял: «Мы должны ожидать целого ряда законов, которые будут вредны для Церкви. И вот, каждый раз государство будет наблюдать за духовенством, нет ли нарушения законов, и будет тянуть их в тюрьмы».

И снова С. Н. Булгаков напоминает основную идею проекта: «Если мы хотим стать на путь разрыва, полнаго отделения Церкви и государства, если мы отчаялись в будущем Русскаго Государства, если мы думаем, что отношения Церкви и государства возможны только в форме бойкота государства со стороны Церкви, то тогда, без сомнения, нужно поступить более радикально: нужно просто зачеркнуть весь законопроект, ибо он построен на другом начале, именно он построен на принципе некоторого союза, содружества между Церковью и государством.

Каково это содружество, какова его форма? Я затруднился бы определить это, – с одной стороны, потому, что самое это понятие в современных условиях не может не остаться несколько неясным, невырисованным, – с другой стороны, и потому, что в юридической науке нет точных терминов, определяющих это понятие.

В основе законопроекта лежат две мысли: первая – та, что должно быть создано некоторое удаление между Церковью и Государством, и вторая – та, что отношения союза все же должны быть сохранены».

Это то, что я называю в первом разделе настоящих лекций – «неслиянное единство Церкви и государства в контексте халкидонского богомыслия».

Большие возражения, особенно со стороны юристов, вызвало положение о наблюдении государства за соответствием деятельности Церкви государственным законам. Но разработчики Постановления поясняли, что если Собор положительно определит ту область деятельности Церкви, которая подлежит наблюдению со стороны государства, то это даст свободу деятельности во всех иных областях, поскольку нельзя перечислить всех видов деятельности и указать, подлежат ли они контролю или нет.

Далее дискутировалось положение о вероисповедании высших должностных лиц государства – согласно проекту, глава правительства, министры исповеданий и образования должны быть православными. Практика европейских государств начала 20 века показывала, что складывался такой механизм формирования национальных правительств, когда соблюсти условия вероисповедной принадлежности не представляется возможным.

И все-таки члены Собора, понимая всю остроту момента, защищали это положение, рассматривая возможную православность главы государства как символ Православной России. Член Собора П. И. Астров: «Статья эта необходима как символ. Пусть человек, стоящий во главе Государства, и не вполне будет соответствовать по духу Православной Церкви, но он должен быть православным, потому что иначе не будет символа для Православной России».

Были возражения и по другим статьям проекта Постановления (православное воспитание в светской школе, льготы по воинской службе клириков, о церковном имуществе и проч.), но С. Н. Булгаков снова и снова настаивал, что та или иная статья проекта строго соответствует той идеологии, которая проводится в данном Постановлении. Нельзя вырывать из контекста одну статью и корректировать ее вне связи с другими статьями.

После постатейного обсуждения и принятия окончательных формулировок проекта Постановления Собор возвратился к обсуждению первой статьи.

Член Собора В. И. Зеленцов: «Мы только в качестве части Вселенской Церкви имеем право быть в союзе с государством. Поэтому мое конкретное предложение вставить в ст. 1 слова: «в Русском Государстве Православная Церковь, как неотделимая часть единой Вселенской Православной Церкви, занимает и т.д.»

Член Собора Н. Д. Кузнецов: «Поэтому для обоснования первенствующего положения Церкви нужно указать и что-либо другое, менее зависящее от непостоянной воли людей. Таковое и дает нам история, разъясняющая, как развивалось Русское Государство, и какое необычайное значение принадлежало в этом Православной Церкви. Опираясь на данные истории, я находил бы полезным в конце статьи после слов: «подобающее ей, как величайшей святыне огромнаго большинства населения», добавить: «и как великой исторической силе, созидавшей Русское Государство».

Архиепископ Волынский Евлогий: «Церковь имела значение не только для государства, но и для культуры; поэтому я так выразился бы: «и как величайшей исторической культурно-государственной силе».

Член Собора граф Д. А. Олсуфьев: «…Нельзя требовать первенствующего положения Православной Церкви в Китае на основании ея Божественности и вселенскости. Надо ограничиться аргументацией относительно большинства населения».

Член Собора проф. Ф. И. Мищенко: «Необходимо указать, что Православие есть религия большинства русского народа».

Архиепископ Харьковский Антоний: «Упоминание о том, что наша Церковь есть часть Вселенской, имеет громадное значение. Это не только исповедание нашей веры, но и важное предостережение. …В других областях, например, в искусстве, признают общечеловеческий характер, а за религией не желают признать такое значение, чтобы стеснить ея развитие».

После ряда уточнений Собор принял окончательную вероучительную формулу о положении Православной Церкви в Российском государстве: «Православная Российская Церковь, составляя часть единой Вселенской Христовой Церкви, занимает в Российском государстве первенствующее среди других исповеданий публично-правовое положение, подобающее ей, как величайшей святыне огромного большинства населения и как великой исторической силе, созидавшей Российское государство».

Это не пожелание Собора, а учение – на этом настаивали члены Собора.

Прошу обратить внимание, что отцам Собора было совершенно несвойственно Российскую Церковь называть «многонациональной Церковью», как это принято делать ныне.

В Постановлении Собора неизбежно и исподволь учитывались некоторые реалии революционной ситуации, поэтому оно, имея характер юридического документа, не может рассматриваться как вероучительный орос; такую роль члены Собора хотели придать после соборного обсуждения речи (декларации) проф. С. Н. Булгакова, которую он представил Собору в первом своем выступлении по проекту Постановления (см. Приложение № 2).

В связи с этим Собор принял предложение члена Собора князя Е. Н. Трубецкого: «Я настаиваю на том, чтобы декларация была принята и внесена от лица Собора, и вот почему. Может статься, что она окажется важнее самого законопроекта. Законопроект говорит о союзе Церкви с государством. Можно опасаться, что, благодаря темным силам, этот союз не осуществится к жизни. Но от лица Собора должно быть вынесено авторитетное учение Церкви об отношении ея к Государству, это будет важнее всего».

Вот некоторые положения булгаковского проекта учения Церкви об отношении ее к государству: «Посему, при определении внутренняго отношения между Церковью и Государством, руководящим началом для христианской совести является не взаимное отчуждение и расхождение обеих стихий, но, напротив, их наибольшее сближение чрез внутреннее влияние церковной стихии в области государственной, в каких бы внешних формах это ни выражалось».

«Посему и ныне, когда волею Провидения рушилось в России царское самодержавие, а на замену его идут новыя государственныя формы, Православная Церковь не имеет суждения об этих формах со стороны их политической целесообразности; но она неизменно стоит на таком понимании власти, по которому всякая власть должна быть христианским служением. Пред лицом Церкви может оказаться оправданной всякая политическая форма, если только она исполнена христианским духом или, по меньшей мере, этого ищет. И наоборот, противление этому духу всякую государственную организацию превращает в царство «зверя», изображенное у Тайновидца, делает ее игралищем себялюбия, личнаго или классоваго. Противление это, по свидетельству истории, возможно при всякой форме правления, одинаково как при самодержавии, так и при народоправстве».

Если суммировать все высказывания членов Собора вероучительного характера о взаимоотношениях Церкви и государства, то можно заметить, что в основе этих мнений лежит обращение к христологическим догматам (о них прямо говорил С. Н. Булгаков). Прежде всего имеется в виду халкидонское богомыслие о двух природах во Иисусе Христе, находящихся в неслитном и нераздельном сопребывании.

Эта природная неслитность отображается в невозможности подчинять Церковь Христову государству и государство растворять в Церкви (первое – духовное арианство, второе – духовное монофизитство); природная нераздельность отображается в невозможности разделить одну личность гражданина и христианина на два лица (Церковь перестанет определять жизнь личности и религия превратится в чувственный мирок обывателя – духовное несторианство).

Только через призму Халкидонского учения о нераздельном и неслитном соединении тварного и нетварного, земного и небесного следует рассуждать на тему о соотношениях Церкви и государства. Иные теоретические (социально-политические, демократические и т. П.) установки будут лживы и непродуктивны.

Главную мотивацию и аргументацию отцов Собора 1917–1918 гг. нынешнее священноначалие учло при разработке Концепции отношений Русской Православной Церкви и государства. Чтобы не пересказывать и не упрощать отточенные формулировки, приведу здесь обширные цитаты из «Основ социальной концепции Русской Православной Церкви».

Раздел Концепции 3.З. Во взаимоотношениях между Церковью и государством должно учитываться различие их природ. Церковь основана непосредственно Самим Богом – Господом нашим Иисусом Христом; богоустановленность же государственной власти являет себя в историческом процессе опосредованно. Целью Церкви является вечное спасение людей, цель государства заключается в их земном благополучии. «Царство Мое не от мира сего» – говорит Спаситель (Ин.18:36). «Сей мир» отчасти повинуется Богу, отчасти же, и главным образом, автономизирует себя от собственного Творца и Господа. В той степени, в какой мир не подчиняется Богу, он подчиняется «отцу лжи» сатане и «во зле лежит» (Ин.8:44, 1Ин.5:19). Церковь же – «тело Христово» (1Кор.12:27), «столп и утверждение Истины» (1Тим.3:15) – в своей таинственной сущности не может иметь в себе никакого зла, ни тени тьмы. Поскольку государство есть часть «мира сего», оно не имеет части в Царстве Божием, ибо там, где Христос «всё и во всем» (Кол .3:11), нет места принуждению, нет места противопоставлению человеческого и Божия, а следовательно, нет там и государства. В современном мире государство обычно является светским и не связывает себя какими-либо религиозными обязательствами. Его сотрудничество с Церковью ограничено рядом областей и основано на взаимном невмешательстве в дела друг друга. Однако, как правило, государство сознает, что земное благоденствие немыслимо без соблюдения определенных нравственных норм – тех самых, которые необходимы и для вечного спасения человека. Поэтому задачи и деятельность Церкви и государства могут совпадать не только в достижении чисто земной пользы, но и в осуществлении спасительной миссии Церкви. Нельзя понимать принцип светскости государства как означающий радикальное вытеснение религии из всех сфер жизни народа, отстранение религиозных объединений от участия в решении общественно значимых задач, лишение их права давать оценку действиям властей. Этот принцип предполагает лишь известное разделение сфер компетенции Церкви и власти, невмешательство их во внутренние дела друг друга. Церковь не должна брать на себя функции, принадлежащие государству: противостояние греху путем насилия, использование мирских властных полномочий, принятие на себя функций государственной власти, предполагающих принуждение или ограничение. В то же время Церковь может обращаться к государственной власти с просьбой или призывом употребить власть в тех или иных случаях, однако право решения этого вопроса остается за государством. Государство не должно вмешиваться в жизнь Церкви, в ее управление, вероучение, литургическую жизнь, духовническую практику и так далее, равно как и вообще в деятельность канонических церковных учреждений, за исключением тех сторон, которые предполагают деятельность в качестве юридического лица, неизбежно вступающего в соответствующие отношения с государством, его законодательством и властными органами. Церковь ожидает от государства уважения к ее каноническим нормам и иным внутренним установлениям.

Раздел Концепции 3.4. В ходе истории складывались различные модели взаимоотношений между Православной Церковью и государством. В православной традиции сформировалось определенное представление об идеальной форме взаимоотношений между Церковью и государством. Поскольку церковно-государственные взаимоотношения – явление двустороннее, то вышеуказанная идеальная форма исторически могла быть выработана лишь в государстве, признающем Православную Церковь величайшей народной святыней, – иными словами, в государстве православном. Попытки выработать такую форму были предприняты в Византии, где принципы церковно-государственных отношений нашли свое выражение в канонах и государственных законах империи, отразились в святоотеческих писаниях. В своей совокупности эти принципы получили название симфонии Церкви и государства. Суть ее составляет обоюдное сотрудничество, взаимная поддержка и взаимная ответственность, без вторжения одной стороны в сферу исключительной компетенции другой. Епископ подчиняется государственной власти как подданный, а не потому, что епископская власть его исходит от представителя государственной власти. Точно так же и представитель государственной власти повинуется епископу как член Церкви, ищущий в ней спасения, а не потому, что власть его происходит от власти епископа. Государство при симфонических отношениях с Церковью ищет у нее духовной поддержки, ищет молитвы за себя и благословения на деятельность, направленную на достижение целей, служащих благополучию граждан, а Церковь получает от государства помощь в создании условий, благоприятных для проповеди и для духовного окормления своих чад, являющихся одновременно гражданами государства. В 6-й новелле святого Юстиниана сформулирован принцип, лежащий в основе симфонии Церкви и государства: «Величайшие блага, дарованные людям высшею благостью Божией, суть священство и царство, из которых первое (священство, церковная власть) заботится о божественных делах, а второе (царство, государственная власть) руководит и заботится о человеческих делах, а оба, исходя из одного и того же источника, составляют украшение человеческой жизни. Поэтому ничто не лежит так на сердце царей, как честь священнослужителей, которые со своей стороны служат им, молясь непрестанно за них Богу. И если священство будет во всем благоустроено и угодно Богу, а государственная власть будет по правде управлять вверенным ей государством, то будет полное согласие между ними во всем, что служит на пользу и благо человеческого рода. Потому мы прилагаем величайшее старание к охранению истинных догматов Божиих и чести священства, надеясь получить чрез это великие блага от Бога и крепко держать те, которые имеем». Руководствуясь этой нормой, император Юстиниан в своих новеллах признавал за канонами силу государственных законов. Классическая византийская формула взаимоотношений между государственной и церковной властью заключена в «Эпанагоге» (вторая половина 9 века): «Мирская власть и священство относятся между собою, как тело и душа, необходимы для государственного устройства точно так же, как тело и душа в живом человеке. В связи и согласии их состоит благоденствие государства». Однако симфония в Византии не существовала в абсолютно чистой форме. На практике она подвергалась нарушениям и искажениям. Церковь неоднократно оказывалась объектом цезарепапистских притязаний со стороны государственной власти. Суть их заключалась в том, что глава государства, император, претендовал на решающее слово в устроении церковных дел. Помимо греховного человеческого властолюбия у таких посягательств была еще и историческая причина. Христианские императоры Византии были прямыми преемниками языческих Римских принцепсов, которые среди многих своих титулов имели и такой: pontifex maximus – верховный первосвященник. Всего откровенней и опасней для Церкви цезарепапистская тенденция обнаруживалась в политике императоров-еретиков, в особенности в иконоборческую эпоху. У русских государей, в отличие от византийских василевсов, было иное наследие. Поэтому, а также в силу других исторических причин, взаимоотношения церковной и государственной власти в русской древности были более гармоничными. Впрочем, отступления от канонических норм также имели место (правление Ивана Грозного, столкновение царя Алексея Михайловича с Патриархом Никоном). Что касается Синодальной эпохи, то несомненное искажение симфонической нормы в течение двух столетий церковной истории связано с ясно прослеживаемым влиянием протестантской доктрины территориализма и государственной церковности (см. ниже) на российское правосознание и политическую жизнь. Попытку утвердить идеал симфонии в новых условиях, когда империя пала, предпринял Поместный Собор 1917–1918 годов. В декларации, предварявшей Определение об отношении Церкви и государства, требование об отделении Церкви от государства сравнивается с пожеланием, чтобы «солнце не светило, а огонь не согревал. Церковь по внутреннему закону своего бытия не может отказаться от призвания просветлять, преображать всю жизнь человечества, пронизывать ее своими лучами». В Определении Собора о правовом положении Православной Российской Церкви государство, в частности, призывается принять следующие положения: «Православная Российская Церковь, составляя часть единой Вселенской Христовой Церкви, занимает в Российском Государстве первенствующее среди других исповеданий публично-правовое положение, подобающее ей как величайшей святыне огромного большинства населения и как великой исторической силе, созидавшей Государство Российское... Постановления и узаконения, издаваемые для себя Православною Церковию в установленном ею порядке, со времени обнародования их церковною властью, равно и акты церковного управления и суда признаются Государством имеющими юридическую силу и значение, поскольку ими не нарушаются государственные законы... Государственные законы, касающиеся Православной Церкви, издаются не иначе, как по соглашению с церковною властью». Последующие Поместные Соборы проходили в условиях, когда история сделала невозможным возвращение к дореволюционным принципам церковно-государственных отношений. Тем не менее Церковь подтверждала свою традиционную роль в жизни общества и выражала готовность трудиться в общественной сфере. Так, Поместный Собор 1990 года констатировал: «На протяжении тысячелетней истории Русская Православная Церковь воспитывала верующих в духе патриотизма и миролюбия. Патриотизм проявляется в бережном отношении к историческому наследию Отечества, в деятельной гражданственности, включающей сопричастность радостям и испытаниям своего народа, в ревностном и добросовестном труде, в попечении о нравственном состоянии общества, в заботе о сохранении природы» (из Послания Собора). На европейском Западе в Средневековье не без влияния творения блаженного Августина «О граде Божием» сложилась доктрина «двух мечей», согласно которой обе власти, церковная и государственная, одна непосредственно, а другая опосредованно, восходят к Римскому епископу. Папы были полновластными монархами над частью Италии – Папской областью, остатком которой является современный Ватикан; многие епископы, в особенности в феодально раздробленной Германии, были князьями, имевшими государственную юрисдикцию на своей территории, свои правительства и войска, которыми они предводительствовали. Реформация не оставила почвы для сохранения государственной власти папы и католических епископов на территории стран, ставших протестантскими. В 17–19 веках и в католических странах правовые условия изменились настолько, что на практике Католическая Церковь была устранена от государственной власти. Однако, помимо государства Ватикан, остатком доктрины «двух мечей» остается практика заключения Римской курией договоров в форме конкордатов с государствами, на территории которых находятся католические общины. Вследствие этого правовой статус данных общин определяется во многих странах уже не одними внутренними законами, но и правом, регулирующим международные отношения, субъектом которых является государство Ватикан. В странах, где победила Реформация, а затем и в некоторых католических странах в государственно-церковных взаимоотношениях установился принцип территориализма, суть которого заключается в полном государственном суверенитете на соответствующей территории, в том числе и над находящимися на ней религиозными общинами. Девизом этой системы взаимоотношений стали слова cujus est regio, illius est religio (чья власть, того и религия). При последовательном осуществлении данная система подразумевает удаление из государства приверженцев вероисповедания, отличного от разделяемого носителями высшей государственной власти (это не раз осуществлялось на практике). Однако в жизни прочно утвердилась смягченная форма реализации этого принципа – так называемая государственная церковность. При этом религиозная община, обыкновенно составляющая большинство населения, к которой принадлежит государь, официально именуемый главой Церкви, пользуется преимуществами государственной Церкви. Сочетание элементов этой системы церковно-государственных взаимоотношений с остатками традиционной, унаследованной от Византии симфонии определило своеобразие правового статуса Православной Церкви в России Синодальной эпохи. В Соединенных Штатах Америки, которые изначально представляли собой многоконфессиональное государство, утвердился принцип радикального отделения Церкви от государства, предполагающий нейтральный по отношению ко всем конфессиям характер властной системы. Впрочем, абсолютный нейтралитет едва ли вообще достижим. Всякому государству приходится считаться с реальным религиозным составом своего населения. Ни одна христианская деноминация в отдельности не составляет большинства в Соединенных Штатах, однако решительное большинство жителей США составляют именно христиане. Эта реальность отражена, в частности, в церемонии присяги президента на Библии, наличии официального выходного дня в воскресенье и так далее. У принципа отделения Церкви от государства есть, однако, и иная генеалогия. На европейском континенте он явился результатом антиклерикальной или прямо антицерковной борьбы, хорошо известной, в частности, из истории французских революций. В таких случаях Церковь отделяется от государства не ввиду поликонфессиональности населения страны, а потому, что государство связывает себя с той или иной антихристианской либо вообще антирелигиозной идеологией – здесь уже не идет речи о нейтралитете государства в отношении религии и даже о его чисто светском характере. Для Церкви это обыкновенно влечет за собой стеснения, ограничения в правах, дискриминацию или прямые гонения. История 20 века явила в разных странах мира много примеров подобного отношения государства к религии и Церкви. Существует также форма церковно-государственных взаимоотношений, которая носит промежуточный характер между радикальным отделением Церкви от государства, когда Церковь имеет статус частной корпорации, и государственной церковностью. Речь идет о статусе Церкви как корпорации публичного права. В этом случае Церковь может иметь ряд привилегий и обязанностей, делегированных ей государством, не являясь государственной Церковью в собственном смысле слова. Ряд современных стран – например, Великобритания, Финляндия, Норвегия, Дания, Греция – сохраняют государственную церковность. Другие государства, которых со временем становится все больше (США, Франция), свои отношения с религиозными общинами строят на принципе полного отделения. В Германии Католическая, Евангелическая и некоторые другие церкви имеют статус корпораций публичного права, в то время как иные религиозные общины от государства полностью отделены и рассматриваются как частные корпорации. На практике, однако, реальное положение религиозных общин в большинстве этих стран мало зависит от того, отделены или не отделены они от государства. В некоторых странах, где Церкви сохраняют государственный статус, он сводится к взиманию налогов на их содержание через государственные налоговые учреждения, а также к тому, что, наряду с регистрацией актов гражданского состояния, производимой государственными административными органами, признается правовая действительность церковных записей, сделанных при крещении новорожденных или при заключении брака через церковное венчание. Свое служение Богу и людям Православная Церковь совершает ныне в разных странах. В одних она представляет собой национальное вероисповедание (Греция, Румыния, Болгария), в других, многонациональных, религию национального большинства (Россия), в третьих принадлежащие к ней лица составляют религиозное меньшинство, живущее в окружении либо инославных христиан (США, Польша, Финляндия), либо иноверцев (Сирия, Турция, Япония). В некоторых немногочисленных странах Православная Церковь имеет статус государственной религии (Греция, Финляндия, Кипр), в других она отделена от государства. Различаются также конкретные правовые и политические условия, в которых живут Поместные Православные Церкви. Однако все они опираются как в своем внутреннем устройстве, так и в своем отношении к государственной власти на заповеди Христовы, на учение апостолов, на святые каноны, на двухтысячелетний исторический опыт, и в любых условиях находят возможность для исполнения своих богозаповеданных целей, обнаруживая тем свою неотмирную природу, свое небесное, Божественное происхождение.

Раздел Концепции 5.5. Имея различные природы, Церковь и государство используют различные средства для достижения своих целей. Государство опирается в основном на материальную силу, включая силу принуждения, а также на соответствующие светские системы идей. Церковь же располагает религиозно-нравственными средствами для духовного руководства пасомыми и для приобретения новых чад. Церковь непогрешимо проповедует Христову Истину и преподает людям нравственные заповеди, исходящие от Самого Бога, а потому не властна изменить что-либо в своем учении. Не властна она и умолкнуть, прекратить проповедование истины, какие бы иные учения ни предписывались или ни распространялись государственными инстанциями. В данном отношении Церковь совершенно свободна от государства. Ради беспрепятственного и внутренне свободного проповедования истины Церковь не раз в истории терпела гонения от врагов Христа. Но и гонимая Церковь призвана с терпением переносить гонения, не отказывая государству, преследующему ее, в лояльности. Правовой суверенитет на территории государства принадлежит его властям. Следовательно, они и определяют юридический статус Поместной Церкви или ее части, предоставляя им возможность нестесненного исполнения церковной миссии или ограничивая такую возможность. Государственная власть тем самым перед лицом Вечной Правды выносит суд о себе самой и в конце концов предрекает свою судьбу. Церковь сохраняет лояльность государству, но выше требования лояльности стоит Божественная заповедь: совершать дело спасения людей в любых условиях и при любых обстоятельствах. Если власть принуждает православных верующих к отступлению от Христа и Его Церкви, а также к греховным, душевредным деяниям, Церковь должна отказать государству в повиновении. Христианин, следуя велению совести, может не исполнить повеления власти, понуждающего к тяжкому греху. В случае невозможности повиновения государственным законам и распоряжениям власти со стороны церковной Полноты, церковное Священноначалие по должном рассмотрении вопроса может предпринять следующие действия: вступить в прямой диалог с властью по возникшей проблеме; призвать народ применить механизмы народовластия для изменения законодательства или пересмотра решения власти; обратиться в международные инстанции и к мировому общественному мнению; обратиться к своим чадам с призывом к мирному гражданскому неповиновению.

Священный Собор Российской Православной Церкви принял Определение о правовом положении Православной Российской Церкви 2 декабря 1917 года. Это Определение, адресуясь к государственной власти, имело в виду готовящееся в то время Учредительное Собрание, но оно было разогнано большевиками 19 января 1918 года.

Так в бывшей Российской империи установилось государство диктатуры пролетариата, основной политической задачей которого стал беспощадный и тотальный террор против всякого мировоззрения, отличающегося от коммунистической идеологии. Отношение нового государства к Церкви не замедлило проявиться – через четыре дня был опубликован Декрет Совета Народных Комиссаров «Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви» (см. Приложение № 3). Этот документ даже сегодня на рубеже 21 столетия оказывает свое влияние на законотворчество Российского государства.

Разгон Учредительного собрания был осужден святителем Тихоном и Священным Собором; именно в день окончательного большевистского переворота была произнесена анафема на гонителей Церкви.

Послание святителя Тихона, по словам Епископа Селенгинского Ефрема, «как гром среди разбушевавшейся бури, прогремело смелым словом прещения всем разрушителям родины и врагам Церкви Христовой».

А тем временем Отдел Собора, составлявший Определение о правовом положении Российской Православной Церкви, стал изучать большевистский Декрет об отделении Церкви от государства. Положения Декрета явились полной противоположностью соответствующим статьям принятого Соборного Определения о правовом положении Православной Российской Церкви (см. таблицу).

Несколько замечаний по существу и последствиям отдельных статей Декрета об отделении Церкви и государства.

1-я статья: «Церковь отделяется от государства» – станет решительной формой непризнания необходимости неслитно-нераздельного существования христианской Церкви и государства. Этот социально-духовный факт является ярчайшим свидетельством, что современная цивилизация решительным образом порывает с христианством, породившим эту цивилизацию. Ведь только с Божественным откровением двух природ Господа Иисуса Христа возникли в средиземноморской ойкумене онтологические условия (необходимость и возможность) развития человеческих сообществ. Не будь человеку дано понять, что возможно неслитное и нераздельное единение земного и небесного, тварного и нетварного, не стяжал бы человек подобия Божия в творческой жизнедеятельности. Некогда христианское общество входит в 21 век с менталитетом «Вольтеров» и «ленинов».

2-я статья: «В пределах республики запрещается издавать какие-либо местные законы или постановления, которые бы стесняли или ограничивали свободу совести, или устанавливали какие бы то ни было преимущества или привилегии на основании вероисповедной принадлежности граждан» – позволит государству не считаться с типами и видами религий, с их формирующей силой для социальных систем и государств. Откровенно игнорируется, например, простейший и очевидный факт – протестантские религиозные сообщества не создали в России, и не могут создать сколько-нибудь значимого культурного объекта, тогда как любой православный приход из развалины и сарая творит Храм – объект мировой культуры. Этой статьей полностью игнорируется самобытная ценность истории Русского народа и особенностей формирования Русского государства.

3-я статья: «Каждый гражданин может исповедовать любую религию или не исповедовать никакой. Всякие праволишения, связанные с исповеданием какой бы то ни было веры или неисповеданием никакой веры, отменяются» – послужит выражению главного принципа организованного богоборчества современной цивилизации, заключающегося в том, что христианское исповедание, возможное только в форме Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви, представляющей собой единое Тело Христово, намерено перетолковывается как частное дело отдельного гражданина.

Поэтому впредь государство как бы не будет замечать существования религиозных учреждений, все свои законы будет обращать к некоей «защите прав личности», используя понятие «свобода совести». Именно этот принцип будет утвержден в Конституции РСФСР от 10 июля 1918 года: «Ст. 13. В целях обеспечения за трудящимися действительной свободы совести церковь отделяется от государства и школа от Церкви, а свобода религиозной и антирелигиозной пропаганды признается за всеми гражданами».

Эта статья Декрета и Конституции направлены на разрушение организованных структур Православной Церкви (об этом ниже).

4-я статья: «Действия государственных и иных публично-правовых общественных установлений не сопровождаются никакими религиозными обрядами или церемониями» – установила решительный отказ от Божией благодати, освящающей любую человеческую деятельность.

5-я статья: «Свободное исполнение религиозных обрядов обеспечивается постольку, поскольку они не нарушают общественного порядка и не сопровождаются посягательствами на права граждан Советской Республики. Местные власти имеют право принимать все необходимые меры для обеспечения в этих случаях общественного порядка и безопасности» – юридическая форма, не имеющая конкретного содержания, но позволяющая произвольно истолковывать «охрану общественного порядка» для возможного пресечения публичного исповедания веры. Например, можно было объявить, что колокольный звон по воскресным дням не дает возможности отдыхать трудящимся, и на этом основании благовест запрещался.

6-я статья: «Никто не может, ссылаясь на свои религиозные воззрения, уклоняться от исполнения своих гражданских обязанностей. Изъятия из этого положения, под условием замены одной гражданской обязанности другою, в каждом отдельном случае допускаются по решению народного суда» – этим устанавливается принцип, что гражданские права приоритетны по сравнению с правами религиозными.

Отныне любое церковное установление не может иметь реального действия, если оно допускает исключения из норм гражданского права. Это также ведет к разрушению Церкви, поскольку, например, канонический запрет священнослужителям состоять на военной службе может всегда нарушаться при подчинении священнослужителей действию данной статьи. А сам факт принадлежности к клиру является поводом к лишению некоторых гражданских прав (запрет участия в выборных органах власти – 65-я ст. Конституции РСФСР 1918 г.)

7-я статья: «Религиозная клятва или присяга отменяется. В необходимых случаях дается лишь торжественное обещание» – религиозная клятва, конечно, для атеистов ничто, но и торжественное обещание (кому и зачем?) – это пустой звук в устах богоборцев.

8-я статья: «Акты гражданского состояния ведутся исключительно гражданской властью: отделами записи браков и рождений» – запись актов гражданского состояния, мне кажется, является естественным правом государства, ведь перепись населения при Рождестве Господа Иисуса Христа проводил не Храм, а Кесарь; по-видимому, «кесарю кесарево».

9-я статья: «Школа отделяется от церкви. Преподавание религиозных вероучений во всех государственных и общественных, а также частных учебных заведениях, где преподаются общеобразовательные предметы, не допускается. Граждане могут обучать и обучаться религии частным образом» – еще одна карательная мера не столько для Церкви, сколько для народа.

Во-первых, процесс воспитания человека включает становление личности в ее духовно-душевной полноте, и во-вторых, воспитание не исчерпывается индивидуальным обучением и носит коллективный (общественный) характер. Поэтому отделение Церкви от школы – это повреждение процесса становления самого общества, поскольку личности его членов не получают полноценного воспитания.

10-я статья: «Все церковные и религиозные общества подчиняются общим положениям о частных обществах и союзах и не пользуются никакими преимуществами и субсидиями ни от государства, ни от его местных автономных и самоуправляющихся установлений» – повторение непризнания исключительного значения религии в обществе и уподобление духовной жизни человека его частным увлечениям и хобби. Эта статья ставит знак равенства между любой религиозной общиной (приход, монастырь и проч.) и, например, обществом филателистов или политической партией. Именно поэтому можно законодательно отказать Церкви в государственных субсидиях, не признав необходимости и ценности Церкви в государстве.

Эта статья явится основой для выработки порядка легализации религиозных обществ, полностью противоречащего канонам Православной Церкви, и даже до нынешних дней.

11-я статья: «Принудительные взыскания сборов и обложений в пользу церковных и религиозных обществ, равно как меры принуждения или наказания со стороны этих обществ над их сочленами, не допускаются» – религиозные организации могли бы существовать и без государственных ассигнований, используя взносы своих первичных учреждений (приходов, монастырей); чтобы не допустить этого, формулируется данная статья, запрещающая формировать единую финансовую систему внутри Церкви, которой нет и до сих пор.

12-я статья: «Никакие церковные и религиозные общества не имеют права владеть собственностью. Прав юридического лица они не имеют» – прямое следствие принципа, игнорирующего организационное устройство религиозных сообществ и признающего религиозные права только индивидуума. Коль скоро не признается возможность существования религиозной организации, то и упраздняется субъект гражданских прав, который мог бы обладать правами юридического лица.

Следствием этой статьи является... 12-я статья: «Все имущества существующих в России церковных и религиозных обществ объявляются народным достоянием. Здания и предметы, предназначенные специально для богослужебных целей, отдаются, по особым постановлениям местной или центральной государственной власти, в бесплатное пользование соответственных религиозных обществ» – лишившая религиозные организации экономической самостоятельности и возможности общественной деятельности.

Полная экспроприация церковной собственности юридически упразднила саму Российскую Православную Церковь как организацию, хотя фактически (вопреки Декрету и в нарушение Декрета) публичное и организованное православное вероисповедание не прекращалось по обещанному слову – «врата ада не одолеют ее» (Мф.16:18).

Из этих параллельных сопоставлений видно, что большевистский Декрет, – это прямая конфронтация с соборным Определением о правовом статусе Православной Российской Церкви; Декрет, не говоря напрямую, упраздняет Церковь как единое иерархически-организованное учреждение. Декрет практически не затрагивает интересы псевдоцерквей – религиозных обществ без иерархии, без организационной структуры, без имущества. Именно так расценил Священный Собор этот документ как обнародованную программу открытого гонения на Церковь Христову. Об этом так говорилось в Постановлении Священного Собора Российской Православной Церкви о Декрете Совета Народных Комиссаров «Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви» (см. Приложение № 4):

«…Священный Собор постановляет:

1) Изданный Советом народных комиссаров декрет об отделении Церкви от государства представляет собою, под видом закона о свободе совести, злостное покушение на весь строй жизни Православной Церкви и акт открытаго против нея гонения.

2) Всякое участие как в издании сего враждебнаго Церкви узаконения, так и в попытках провести его в жизнь несовместимо с принадлежностью к Православной Церкви и навлекает на виновных кары вплоть до отлучения от Церкви (в последование 73-му правилу сев. Апостолов и 13-му правилу 7 Вселенскаго Собора)».

Разработчики проекта Декрета об отделении Церкви от государства первой статьей определили – «1. Религия есть частное дело каждого гражданина Российской Республики». Но В.Ленин исключил эту мягкую формулировку, надписав свою железно-карательную «Церковь отделяется от государства», под которую можно подвести любой юридический и социально-политический произвол.

С этой ленинской формулировкой мы переходим в третье тысячелетие христианской эры.

Установленное большевиками отделение Церкви от государства совсем не сводится, как это обычно представляется всеми, и светскими политиками, и частью современного клира, будто бы гарантией невмешательства государства во внутренние дела Церкви. Напротив того, «неслиянно-нераздельный» союз с государством был бы действительной гарантией взаимного невмешательства в специфические функции и задачи этих двух общественных институтов – Церкви и государства.

Главная «заслуга» этого документа состоит в том, что проблему религии и места ее в обществе революционеры свели к проблеме гражданской свободы частного лица, исповедание веры которого не должно распространяться дальше его личности, и в лучшем случае – семьи. Так и начинался Декрет до ленинской редакции (см. выше).

Сведение проблемы религии к гражданской свободе частного лица – это главный принцип секулярных обществ 20 века – так называемых цивилизованных государств. Этот принцип строго соблюдался все годы Советской власти, полностью был воспринят демократами 90-х годов и переходит с новой Конституцией Российской Федерации в 21 век.

Для справки. Отделение Церкви от государства во Франции напрямую связано с падением абсолютизма и пропагандой демократии в этой стране. В частности, от демократии ожидалось превращение религии в веру чисто субъективную, личную, которая обязывает лишь того, кто исповедует ее, и которая в силу своего частно группового характера ничего общего с государством иметь не может, и может находиться только в ведении полиции и закона, стоящих на страже общественного порядка. Единственное ограничение суверенитета государства заключается лишь в том уважении, с каким оно должно относиться к индивидуальным правам человека и гражданина.

Раздел Концепции 3. 6. Принцип свободы совести, появившийся как юридическое понятие в 18–19 веках, превращается в один из основополагающих принципов межчеловеческих отношений только после Первой мировой войны. Ныне он утвержден Всеобщей декларацией прав человека, входит в конституции большинства государств. Появление принципа свободы совести – свидетельство того, что в современном мире религия из «общего дела» превращается в «частное дело» человека. Сам по себе этот процесс свидетельствует о распаде системы духовных ценностей, потере устремленности к спасению в большей части общества, утверждающего принцип свободы совести. Если первоначально государство возникло как инструмент утверждения в обществе божественного закона, то свобода совести окончательно превращает государство в исключительно земной институт, не связывающий себя религиозными обязательствами. Утверждение юридического принципа свободы совести свидетельствует об утрате обществом религиозных целей и ценностей, о массовой апостасии и фактической индифферентности к делу Церкви и к победе над грехом. Но этот принцип оказывается одним из средств существования Церкви в безрелигиозном мире, позволяющим ей иметь легальный статус в секулярном государстве и независимость от инаковерующих или неверующих слоев общества. Религиозно-мировоззренческий нейтралитет государства не противоречит христианскому представлению о призвании Церкви в обществе. Однако Церковь должна указывать государству на недопустимость распространения убеждений или действий, ведущих к установлению всецелого контроля за жизнью личности, ее убеждениями и отношениями с другими людьми, а также к разрушению личной, семейной или общественной нравственности, оскорблению религиозных чувств, нанесению ущерба культурно-духовной самобытности народа или возникновению угрозы священному дару жизни. В осуществлении своих социальных, благотворительных, образовательных и других общественно значимых программ Церковь может рассчитывать на помощь и содействие государства. Она также вправе ожидать, что государство при построении своих отношений с религиозными объединениями будет учитывать количество их последователей, их место в формировании исторического культурного и духовного облика народа, их гражданскую позицию.

Таким образом, 20 век – век вражды против Православия как организованного вероисповедания, имеющего свою иерархию, учреждения, имущество и особые духовные и социально-культурные служения.

Этот Декрет не ставит особых препон для сектантского развития вероисповедных течений в обществе. Любая секта так и образуется, как велит Декрет (если его читать между строк), что потом и будет подробно определено специальным Постановлением ВЦИК 1929 года. Ближайшая задача данного Декрета была ошеломить Церковь полным неприятием ее требований, содержащихся в Соборном Определении о правовом положении Российской Православной Церкви, и лишением ее всех гражданских и социальных прав.

Вся логичность вражды против целостности и организованности Церкви потом будет подробно расписана в Постановлении 1929 года, а пока провозглашением «отделения Церкви от государства» решалась задача ликвидации экономической самостоятельности (полная экспроприация имущества) и игнорирование организационно-иерархического устройства отечественного вероисповедания. Ведь за обращением к Святейшему Патриарху Тихону по имени «гражданин Белавин», или, например, к Патриарху Пимену – «гражданин Извеков» стоит именно государственное непризнание особого, значимого для всего верующего народа, вероисповедного положения их личностей – Святейший Патриарх.

Начавшиеся с принятием сего Декрета противоцерковные безобразия, расстрелы клириков и глумления над Церковью вынудили Священный Собор издать 18 апреля 1918 года особое Определение «О мероприятиях, вызываемых происходящим гонением на Православную Церковь». Вот две статьи из сего документа:

«10. Издать отдельно соборное Определение о правовом положении Церкви в государстве с необходимыми разъяснениями для широкого распространения среди населения правильных понятий о взаимоотношении Церкви и государства, особенно необходимых в переживаемое смутное время враждебных Церкви течений.

13. Призвать всех православных, в целях ограждения от расхищения церковного достояния, возвращения уже отобранного и защиты гонимых:

а) образовывать при приходских храмах и монастырях особые братства из преданных Церкви людей, со включением их в состав Приходских Советов;

б) составлять на братских собраниях – приходских, окружных, благочиннических, уездных и епархиальных соответствующие письменные, за собственноручными подписями участников собраний, приговоры (в 4-х экземплярах) в защиту Церкви и ее достояния и представлять эти приговоры Высшему Церковному Управлению, местным и центральным органам светской власти, причем в случае необходимости непосредственных сношений с последними, поручать эти сношения, ввиду явного преследования священнослужителей и церковных старост, братчикам – мирянам, а где нет братств – членам Приходских Советов из мирян;

в) лишать доверия и права представительства предателей из клира и мирян, сознательно действующих на пользу врагов Церкви, и

г) учредить при патриаршем престоле Всероссийский Совет приходских общин (применительно к 10-й главе принятого Святым Собором Приходского Устава), который бы объединял все местные церковные силы и планомерно направлял их деятельность по защите Церкви».

На этом первый этап узаконивания отношений Церкви и государства закончился. Началась полоса взаимного непризнания законности действий друг друга, продолжавшаяся до 1929 года.

Декрет об отделении Церкви от государства является эталоном российского государственного мышления даже до нынешних дней; некоторые принципы и идеи этого Декрета вжились и в сознание даже части современного клира, многие уже постепенно привыкли к псевдоправомерности его принципов.

Всякий новый российский закон, касающийся религиозных отношений в обществе, исправно воспроизводит основные принципы этого «ленинского» Декрета. Современное демократическое общество в лице своих законотворцев не имеет принципиально иных воззрений на права и особенности Православной Церкви в сравнении с большевиками – все они вышли из одной утробы богоборчества.

Для разъяснения положений Декрета об отделении Церкви от государства было выпущено Постановление Народного Комиссариата Юстиции от 24 августа 1918 года «О порядке проведения в жизнь Декрета «Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви» (Инструкция)» (см. Приложение № 5).

Здесь впервые появляется понятие «двадцатка», в современном юридическом смысле это группа учредителей того, что можно было бы называть религиозной организацией. Именно в этом документе заложены основания для непрекращающейся во времени экспроприации церковной собственности, то есть – потребовано вносить в инвентарную книгу все виды пожертвований, которые тем самым становились собственностью государства. Так продолжается и до нынешних дней.

В этой инструкции более подробно излагались статьи Декрета. В декабре 1918 года Комиссариат юстиции разослал циркуляр по вопросу об отделении Церкви от государства. В этом циркуляре порицались жестокости и противозаконные действия местных властей:

– не всякое церковное здание может быть закрываемо,

– недопустимо изъятие из храмов ценностей, поскольку «никакого общего распоряжения об изъятии из храмов предметов культа, хотя бы и сделанных из драгоценных металлов, до сих пор не было издано»,

– не делать демонстраций воинствующего упразднения знаков религиозной символики и памятников в общественных местах,

– недопустимы публичные уничижения священнослужителей, не разрушать хозяйства монастырей – фермы, фабрики и т. п.,

– недопустим запрет на религиозную проповедь с амвона,

– должны быть разрешены добровольные взносы верующих на содержание служителей культа и обеспечение нужд культа.

Так или иначе, но Церковь продолжала существовать в еле терпимом состоянии. Правительство иногда принимало решения, как бы охраняющие чувство и достоинства верующих, но самым ярким государственным натиском на Православную Церковь в первые годы Советской власти был процесс ликвидации мощей и изъятие церковных ценностей.

Постановление НКЮ от 25.08.1920: «Посему Народный Комиссариат юстиции предлагает к исполнению следующее:

1) Местные исполкомы при соответствующей агитации последовательно и планомерно проводят полную ликвидацию мощей, опираясь на революционное сознание трудящихся масс, избегая при этом всякой нерешительности и половинчатости при проведении своих мероприятий».

Декрет ВЦИК от 23.02.1922:

«Ввиду неотложной необходимости спешно мобилизовать все ресурсы страны, могущие послужить средством борьбы с голодом в Поволжье и для обсеменения его полей, Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет, в дополнение к декрету об изъятии музейного имущества, постановил:

1) Предложить местным Советам в месячный срок со дня опубликования сего постановления изъять из церковных имуществ, переданных в пользование групп верующих всех религий, по описям и договорам все драгоценные предметы из золота, серебра и камней, изъятие коих не может существенно затронуть интересы самого культа, и передать в органы Народного Комиссариата Финансов со специальным назначением в фонд Центральной Комиссии помощи голодающим».

Первой компанией хотели достичь дискредитации Церкви, а второй – реального лишения Церкви всех ее ценностей, с тем чтобы противодействие изъятию драгоценностей, жертвовавшихся православным народом для украшения особо почитаемых святынь, расценить как контрреволюционные выступления, дающие повод к арестам и расстрелам духовенства и активных верующих. Именно на физическое уничтожение православных христиан была развязана кампания по изъятию церковных ценностей.

Об этом говорит Программа большевиков (...13. По отношению к религии РКП не удовлетворяется декретированным уже отделением Церкви от государства и школы от Церкви, т. е. мероприятиями, которые буржуазная демократия выставляет в своих программах... РКП руководствуется убеждениями, что лишь осуществление планомерности и сознательности во всей общественно-хозяйственной деятельности масс повлечет за собой полное отмирание религиозных предрассудков. Партия стремится к полному разрушению связи между эксплуататорскими классами и организацией религиозной пропаганды, содействуя фактическому освобождению трудящихся масс от религиозных предрассудков и организуя самую широкую научно-просветительную и антирелигиозную пропаганду) и тайные инструкции, исходившие от Ленина, Троцкого и Калинина, – ...Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать... (см. Приложение № 6).

Здесь комментарии излишни.

Следует иметь в виду одно обстоятельство, что государство, объявив в Декрете об отделении Церкви от государства экспроприацию всего церковного достояния, в этом Декрете и в других инструктивных документах говорило, что имущество только передается религиозным обществам в пользование, а не в собственность. (Декрет – «Здания и предметы, предназначенные специально для богослужебных целей, отдаются, по особым постановлениям местной или центральной государственной власти, в бесплатное пользование соответственных религиозных обществ».)

Как они были переданы ко времени поволжского голода? Проведены ли документальная инвентаризация, оприходование ценностей государством и передача по особым актам пользователям?

Вряд ли такое могло быть.

Но государство безусловно считало себя собственником всех церковных ценностей, потому-то и появляется законная с точки зрения законов РСФСР формулировка – изъять из церковных имуществ, переданных в пользование групп верующих всех религий (см. выше). Это, де, мол, наше, оно временно было передано в пользование, а теперь мы берем свое законное. Выше излагалось, как делаются законными массовые грабежи населения – преступная власть издает ей угодный закон (например, ваучерная приватизация в Российской Федерации), а потом сопротивление этому закону считает уголовным преступлением.

Народу такое никогда не может быть понятным. Его сознанию гораздо ближе и тогда, и сегодня Определение Священного Собора от 12 сентября 1918 года: «1. Святые храмы и часовни со всеми священными предметами, в них находящимися, суть достояние Божие, состоящее в исключительном обладании Святой Божией Церкви в лице всех православно-верующих чад ея, возглавляемых Богоучрежденною иерархиею. Всякое отторжение сего достояния от Церкви есть кощунственный захват и насилие» (см. Приложение № 7).

А в упоминавшемся выше Постановлении «О мероприятиях, вызываемых происходящим гонением на Православную Церковь» сказано: «17. От имени Священного Собора оповестить особым постановлением, что Собор Православной Российской Церкви, возглавляемый Святейшим Патриархом и Преосвященными иерархами, состоящий из избранников всего православного народа, в том числе и крестьян, есть единственный законный высший распорядитель церковных дел, охранитель храмов Божиих, святых обителей и всего церковного имущества, которое веками составлялось главным образом из добровольных приношений верующих людей и является Божьим достоянием. Никто, кроме Священного Собора и уполномоченной им церковной власти, не имеет права распоряжаться церковными делами и церковным имуществом, а тем более такого права не имеют люди, не исповедующие даже христианской веры или же открыто заявляющие себя неверующими в Бога».

Но логика победителя, логика сильного грабителя восторжествовала.

И это сохраняется и по сей день.

Кто как, но нам следует придерживаться Определения Священного Собора, и расценивать как незаконное государственное обладание церковным имуществом; для православного христианина соборные решения, даже по гражданским вопросам, имеют приоритетный характер по сравнению с псевдозаконами богоборческих учреждений.

Одно дело – признавать незаконность грабежа, другое дело – подчиняться ситуации, без всякой установки на активное противостояние и социальную борьбу, исповедуя – «Господь дал, Господь и взял; [как угодно было Господу, так и сделалось;] да будет имя Господне благословенно!» (Иов.1:21).

Таким и определился путь внешней организации российского Православия в 20 веке.

Снова, якобы озаботившись нарушением Декрета об отделении Церкви от государства, Народный Комиссариат Юстиции 19 июня 1923 г. принял Постановление «Инструкция по вопросам, связанным с проведением Декрета об отделении Церкви от государства» (см. Приложение № 8).

Весьма примечательной была статья из этой Инструкции: «Вообще местная власть должна оградить спокойное и свободное отправление религиозных потребностей граждан в той лояльной форме, какая им угодна, и привлекать к ответственности лиц, нарушающих законы РСФСР». Следовательно, государство жаждало этой лояльности, что вполне было допустимо для любого гражданина, желающего гражданского мира и благополучия.

В результате всевозможных наступлений на Православную Церковь – экспроприации, кровавых гонений, провокационных расколов и, наконец, блаженной кончины Святейшего Патриарха Тихона Церковь, лишенная всех экономических и гражданских прав, искала формы своего бытия в этом противохристианском мире.

Вот те опоры, как мне кажется, на которых организационно самоопределялась Российская Православная Церковь в противохристианском государстве.

1) Мы должны сказать, что хотим и требуем от Государства внимания к нуждам Церкви. Если Государство не сделает этого, то навлечет на себя осуждение. Оно может отвергнуть Церковь, но Церковь не отвергнет государственной жизни русскаго народа! (Из речи С.Н.Булгакова по докладу о правовом положении Российской Православной Церкви.)

2) Посему и ныне, когда волею Провидения рушилось в России царское самодержавие, а на замену его идут новыя государственныя формы, Православная Церковь не имеет суждения об этих формах со стороны их политической целесообразности; но она неизменно стоит на таком понимании власти, по которому всякая власть должна быть христианским служением. (Из речи С. Н. Булгакова на Поместном Соборе.)

3) Не Наше дело судить о земной власти, всякая власть, от Бога допущенная, привлекла бы на себя Наше благословение, если бы она воистину явилась «Божиим слугой» на благо подчиненных и была «страшна не для добрых дел, а для злых» (Рим.13:3–4). (Из Обращения Святителя Тихона к Совнаркому по поводу годовщины Октябрьского переворота.)

4) Не мимо идут эти ужасы и нас, служителей Церкви Христовой, и много уже архипастырей и пастырей и просто клириков сделались жертвами кровавой политической борьбы. И все это, за весьма, быть может, немногими исключениями, только потому, что мы, служители и глашатаи Христовой Истины, подпали под подозрение у носителей современной власти в скрытой контрреволюции, направленной якобы к ниспровержению советского строя. Но Мы с решительностью заявляем, что такие подозрения несправедливы: установление той или иной формы правления не дело Церкви, а самого народа. Церковь не связывает себя ни с каким определенным образом правления, ибо таковое имеет лишь относительное историческое значение. ...Служители Церкви... должны стоять выше и вне всяких политических интересов, должны памятовать канонические правила Святой Церкви, коими она возбраняет своим служителям вмешиваться в политическую жизнь страны, принадлежать к каким-либо политическим партиям, а тем более делать богослужебные обряды и священнодействия орудием политических демонстраций. Памятуйте же, отцы и братие, и канонические правила, и завет святого апостола: «Блюдите себя от творящих распри и раздоры», уклоняйтесь от участия в политических партиях и выступлениях, «повинуйтесь всякому человеческому начальству» в делах мирских (1Пет.2:13), не подавайте никаких поводов, оправдывающих подозрительность советской власти, подчиняйтесь и ее велениям, поскольку они не противоречат вере и благочестию, ибо Богу, по апостольскому наставлению, «должно повиноваться более, чем людям» (Деян.4:19; Гал.1:10). (Из Послания Святейшего Патриарха Тихона к духовенству Русской Церкви с призывом о невмешательстве в политическую борьбу (8.10.1919).)

5) Признать послание Всезаграничного Церковного Собора чадам Русской Православной Церкви в рассеянии и изгнании сущим, о восстановлении в России монархии с царем из дома Романовых… за подписью Председателя Российского Заграничного Синода и Высшего Русского Церковного Управления за границей Митрополита Киевского Антония [Храповицкого] – актами, не выражающими официального голоса Русской Православной Церкви и, ввиду их чисто политического характера, не имеющими церковно-канонического значения. (Из Указа № 347 Святейшего Патриарха Тихона об упразднении Карловацкого Всезаграничного Высшего Церковного Управления от 05:05.1922.)

6) Мы... заявляем, что Российская Православная Церковь аполитична и не желает отныне быть ни «белой», ни «красной» Церковью. Она должна быть и будет Единою, Соборною, Апостольскою Церковью, и всякие попытки, с чьей бы стороны они ни исходили, ввергнуть Церковь в политическую борьбу должны быть отвергнуты и осуждены. (Из послания Святителя Тихона к Церкви от 01.07.1923.)

Постепенно обстоятельства и реальность бытия склонили Епископат к крайней степени смирения, к глубокому переживанию формулы «нет власти не от Бога».

Имеется следующий документ «Воззвание Патриарха Тихона и группы иерархов»: «...Ныне Церковь решительно отмежевалась от всякой контрреволюции. Произошла социальная революция. Возврат к прежнему строю невозможен. Церковь не служанка тех ничтожных групп русских людей, где бы они ни жили – дома или за границей, которые вспомнили о ней только тогда, когда были обижены русской революцией, и которые хотели бы ею (Церковью) воспользоваться для своих личных политических целей. Церковь признает и поддерживает Советскую власть, ибо нет власти не от Бога.

Церковь возносит молитвы о стране Российской и о Советской власти. Православные Епископы убеждены, что смута церковная прекратится только тогда, когда будет восстановлен канонический строй церковного управления и когда верующими в точности будут соблюдаться касающиеся Церкви законы государства.

Православное церковное управление, прежде всего, не должно вмешиваться в жизнь тех общин, которые не выразят свободного и добровольного согласия подчиниться его руководству. Православные общины, сознающие необходимость для них иметь законно-преемственную иерархию, сами вступят в духовный свободный союз с православным церковным управлением.

Православное Церковное управление должно считать для себя обязательным соблюдение церковных канонов и законов Российской Республики. Государственный строй Российской Республики должен быть основой для внешнего строительства церковной жизни. Церковь переживает важный исторический момент. Поэтому от всего церковного общества требуется проявить возможно больше церковной сознательности. Этой сознательностью должны, прежде всего, обладать руководители церковной жизни. Священники обязаны подробно выяснить себе и своим пасомым, что Русская Православная Церковь ничего общего не имеет с контрреволюцией. Долг пастыря довести до сознания широких масс верующего народа о том, что отныне Церковь отмежевалась от контрреволюции и стоит на стороне Советской власти» (Известия. 21.8.1923).

Кроме Святителя Тихона это Воззвание подписали Серафим, Архиепископ Тверской, Тихон, Архиепископ Уральский, и Епископ Илларион.

Эти лояльные к политической реальности заявления Епископата Российской Православной Церкви имели целью умиротворить противостояния внутри самого российского народа, упразднить любые поводы к законным и незаконным репрессиям верующих граждан, хотя мнения своего о состоянии Церкви священноначалие не скрывало перед лицом государственной власти.

Вот, в частности, Заявление Святейшего Патриарха Тихона во ВЦИК относительно реформы календаря; «Церковь в настоящее время переживает беспримерное внешнее потрясение. Она лишена материальных средств существования, окружена атмосферой подозрительности и вражды, десятки Епископов и сотни священников и мирян без суда, часто даже без объяснения причин, брошены в тюрьму, сосланы в отдаленнейшие области республики, влачимы с места на место; православные Епископы, назначенные Нами, или не допускаются в свои епархии, или изгоняются из них при первом появлении туда, или подвергаются арестам: центральное управление Православной Церкви дезорганизовано, так как учреждения, состоящие при Патриархе Всероссийском, не зарегистрированы и даже канцелярия и архив их опечатаны и недоступны: Церкви закрываются, обращаются в клубы и кинематографы, или отбираются у многочисленных православных приходов для незначительных численно обновленческих групп; духовенство обложено непосильными налогами, терпит всевозможные стеснения в жилищах, и дети его изгоняются со службы и из учебных заведений потому только, что их отцы служат Церкви».

Обращаю внимание на слова «не зарегистрированы», потому что по логике гражданских отношений действие незарегистрированного государством учреждения является безусловным нарушением Гражданского кодекса и подпадает под судебное разбирательство как деятельность нелегальной (а потому – подозрительной) организации.

Раскольные религиозные группировки сразу получали регистрацию и легализацию своей деятельности, а все православные церковные учреждения – аппарат управления, приходы, монастыри и др. с точки зрения гражданского законодательства находились на нелегальном положении.

Перед Церковью встала задача легализовать свое бытие в Российской республике, и решительным шагом к легализации учреждений Российской Православной Церкви было опубликование от лица всей ее полноты «Послания (Декларации) Заместителя Патриаршего Местоблюстителя Митрополита Нижегородского Сергия [Страгородского] и Временного при нем Патриаршего Священного Синода об отношении Православной Российской Церкви к существующей гражданской власти (29.7.1927)» (см. Приложение № 11).

Но до того происходили следующие события. После кончины Святейшего Патриарха Тихона не удалось нелегально избрать Патриарха, всякая «проходимая» кандидатура немедленно была бы репрессирована. Так, Митрополит Кирилл (Смирнов), собравший наибольшее число голосов при тайных выборах, был арестован в Зырянском крае и помещен в Вятскую тюрьму. Митрополит Сергий понимал, что отныне Митрополита Кирилла власти ни за что и никогда не освободят из заключения, и не только Митрополита Кирилла не отпустят, но любого другого иерарха «тихоновской Церкви» не удовлетворит ОГПУ. О том, что это понимал Митрополит Сергий, свидетельствует его письмо к зарубежным иерархам от 13 сентября 1926 года, в котором он, накануне своего ареста, не надеясь на существование церковно-управляющего центра, советует им войти в состав местных православных церквей: «... такое отдельное существование скорее предохранит от взаимных недоразумений и распрей, чем старание всех удержать и подчинить искусственно созданному центру...».

Это письмо – свидетельство того, что Митрополит Сергий уже в 1926 году понял всю тщетность попыток управлять зарубежными приходами Российской Православной Церкви из Москвы, находящейся под пристальным контролем ОГПУ. Сам Митрополит испытал ужасы советской тюрьмы. Митрополит Сергий (Воскресенский), близкий сотрудник Митрополита Сергия, трагически погибший в Прибалтике от рук партизан в 1944 году, рассказывал, что в тюрьме Митрополиту пригрозили расстрелом сестры, а также многих арестованных епископов.

2 апреля 1927 года Заместителя Местоблюстителя Патриаршего Престола Митрополита Сергия освободили из тюрьмы, а через несколько дней и епископа Павлина. 18 мая Митрополит Сергий провел совещание епископов и сформировал состав Священного Синода. А через несколько дней получил справку из ОГПУ о разрешении деятельности Священного Синода. Для большинства верующих стало понятно, что во время заключения между Митрополитом Сергием и органами ОГПУ было достигнуто некое соглашение. В конце мая последовал указ Митрополита Сергия по епархиям, который предписывал епископам подать в местные органы власти заявления с просьбой о регистрации.

Прежде опубликования Декларации Митрополит Сергий обратился 1 июня 1926 года в НКВД с ходатайством о регистрации (легализации) Православной Российской Патриаршей Церкви (см. Приложение № 9): «Между тем иерархия нашей Православной Церкви (так называемой Тихоновской, т. е. Патриаршеской) до сих пор не имеет регистрации. Это не может не сопровождаться многими практическими неудобствами, придавая всей нашей деятельности характер какой-то нелегальности, хотя мы и не совершаем ничего, запрещенного законами республики».

Замечателен текст этого Ходатайства.

В условиях полной организационной разрухи Русской Православной Церкви Заместитель Местоблюстителя Патриаршего Престола просит разрешить собираться епископам вместе для решения насущных вопросов (соборность), просит разрешения на публикацию и внешнее свидетельство через печатные органы и просит разрешения организовать духовное образование. Следовательно, публичное свидетельство и духовное образование являются столь же важными особенностями Православной Церкви, как и ее целостность и соборность.

Сразу с Заявлением о регистрации Митрополит Сергий представил властям проект послания к пастве с изложением принципов лояльности к советской власти и форм размежевания деятельности Церкви и государства.

Этот проект был слишком «православным» и поэтому властями не был одобрен к публикации (см. Приложение № 10).

В нем содержалось, например, такое заявление: «Мы не можем замалчивать того противоречия, какое существует между нами, православными, и коммунистами-большевиками, управляющими Союзом. Они ставят своей задачей борьбу с Богом и Его властью в сердцах народа. Мы же весь смысл и всю цель нашего существования видим в исповедании веры в Бога и в возможно широком распространении и укреплении этой веры в сердцах народа...;

...При всем том мы убеждены, что православный христианин, свято соблюдая свою веру и живя по ее заповедям, именно потому и будет всюду желательным и образцовым гражданином какого угодно государства, в том числе и Советского...».

При этом Митрополит Сергий сразу заявлял, что легализация как особая уступка со стороны государства накладывает на Церковь определенные обязательства, в частности – «быть вполне законопослушными гражданами Советского Союза, лояльными к его правительству, и решительно отмежеваться от всяких политических партий или предприятий, направленных во вред Союза».

Но большевикам, по-видимому, не понравились следующие слова Владыки: «Отнюдь не обещаясь примирить непримиримое и подкрасить нашу веру под коммунизм, мы религиозно остаемся такими, какие есть – староцерковниками, или, как нас величают, тихоновцами. Прогресс церковный мы видим не в приспособляемости Церкви к «современным требованиям», не в урезке ее идеала и не в изменении ее учения и канонов, а в том, чтобы при современных условиях церковной жизни и в современной обстановке суметь зажечь и поддержать в сердцах нашей паствы весь прежний огонь ревности о Боге и научить пасомых в самом зените материального прогресса находить подлинный смысл своей жизни все-таки за гробом, а не здесь».

В том документе были и другие положения, по духу подобные приведенному; заслуживает внимание, например, такое – «Обрушиться на заграничное духовенство за его неверность Советскому Союзу какими-нибудь церковными наказаниями было бы ни с чем не сообразно и дало бы лишний повод говорить о принуждении нас к тому Советской властью. Но выразить наш полный разрыв с таким политиканствующим духовенством и тем оградить себя на будущее время от ответственности за его политиканство для нас и желательно и вполне возможно».

Слишком «вольнодумным» был этот проект; требовались как дополнительные оговорки, так и многозначительные умолчания.

Спустя почти год, а именно 20 мая 1927 года, НКВД сообщил Митрополиту Сергию, что его заявление о регистрации принято к сведению, то есть регистрация Высшего Церковного Управления Православной Русской Церкви при Заместителе Патриаршего Местоблюстителя Митрополите Нижегородском Сергии состоялась.

В это время, по-видимому, был согласован текст знаменитой Декларации (см. Приложение № 11), которая была опубликована спустя два месяца (29 июля 1927 г.) после данной регистрации.

Эта Декларация затронула каждого христианина, до сих пор она претерпевает различные истолкования и критику.

Добро бы – со стороны раскольников и эмигрантов, но и ныне даже из уст клириков Русской Православной Церкви можно слышать беспощадную критику этого шага Митрополита Сергия и его соратников Епископов.

Конечно, текст Декларации существенно отличается по стилю от не принятого властью проекта Декларации, приложенного к заявлению о регистрации. Более того, сама лексика и стиль Декларации говорят о том, что над текстом либо гротескно поработали, чтобы тем показать всю подневольность авторов, либо в тексте напрямую и бесхитростно вставлены иною рукой типичные обвинения, применявшиеся на судебных процессах над врагами Советской власти. Например «выступления зарубежных врагов не прекращаются: убийства, поджоги, налеты, взрывы и им подобные явления подпольной борьбы у нас у всех на глазах». Это типичная лексика газет 20–30-х гг.

Как бы то ни было, иной Декларации мы не имеем.

За что же критикуют уже семьдесят лет эту Декларацию?

За фразу, что-де «беды Советской власти – это беды Церкви, и радости Советской власти – это радости Церкви».

Такая критика недобросовестна, потому что критики перетолковывают текст Декларации в угоду себе – таких слов в Декларации не содержится.

Подлинный текст таков: «Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи». Речь идет о Родине, какова бы она ни была – империей, королевством, республикой, диктатурой и прочее.

Что же сознавать Родиной? Сербию, Турцию, Палестину или Францию, где осели критики Декларации? Нет, но Россию!

Чьи же радости, успехи и неудачи нам близки? Родины или Германии, России или Англии?

Конечно, России-Родины – иного ответа не будет для русского православного христианина.

Поэтому Декларация заявляет (пусть плакатным языком): «Тем нужнее для нашей Церкви и тем обязательнее для нас всех, кому дороги ее интересы, кто желает вывести ее на путь легального и мирного существования, тем обязательнее для нас теперь показать, что мы, церковные деятели, не с врагами нашего Советского государства и не с безумными орудиями их интриг, а с нашим народом и с нашим Правительством».

Откуда родом эта последняя фраза – «мы, церковные деятели... с нашим народом и с нашим Правительством»?

Это ведь из Соборного доклада (проф. С. Н. Булгакова) – «Оно (государство. – О. Ш.) может отвергнуть Церковь, но Церковь не отвергнет государственной жизни русскаго народа».

Так решал Священный Собор Российской Православной Церкви – Православная Церковь не может отвергнуть государственности того народа, чьим исповеданием она является. При этом Церковь не отдает предпочтения тем или иным формам государственности – при Романовых в 18 веке Православная Церковь подверглась уничижению, сопоставимому с нынешним веком. Чего стоит одно закрытие двух третей монастырей Российской империи при Екатерине 2 и почти полная ликвидация монастырского землевладения о многом говорит. По крайней мере НКВД и ВЦИК не упразднили патриаршество в наиболее тяжелый момент бытия Церкви с 1925 года по 1927 год.

Соборное мнение: «Посему и ныне, когда волею Провидения рушилось в России царское самодержавие, а на замену его идут новые государственные формы, Православная Церковь не имеет суждения об этих формах со стороны их политической целесообразности».

Некоторые современные клирики, несмотря на решение Поместного Собора 1917–1918 гг. не обуславливать бытие Православия наличием только самодержавия, не определять тварным существом бытие нетварного и этим демонстрировать свое арианство, готовы и сам Собор обвинить в неправомыслии, а следовательно, и принятые Основы социальной концепции недостаточно православной. Но чтобы быть православным, надо вслед за Митрополитом Сергием повторить – «Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз (теперь – Российскую Федерацию. – О. Ш.) нашей гражданской родиной».

Это первый урок Декларации.

Второй урок заключается в следующем – Церковь хотя и представляет духовную сторону жизнедеятельности человека, но само ее публичное существование тоже имеет две стороны – духовную и материальную. «Катакомбы» в 20 веке скоро превращаются в сектантский раскол и прелестное вожделение древнехристианских обычаев. Православная проповедь в 20 веке может быть только публичной, легальной проповедью.

Храм, стоящий в городе, и крест, возвышающийся над городом, сами по себе уже являют публичную проповедь Христа и его Церкви. Ведь именно так и надо понимать – «Что говорю вам в темноте, говорите при свете; и что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях» (Мф.10:27).

Именно эта публичность и требует легализации Православной Церкви при любой форме государственного устройства. В Декларации сказано: «Только кабинетные мечтатели могут думать, что такое огромное общество, как наша Православная Церковь, со всей ее организацией, может существовать в государстве спокойно, закрывшись от власти». .

Чтобы водрузить Крест на Храм, надо вступить в некоторые экономические отношения и купить металл, золото и проч., а все эти социально-экономические отношения возможны только для легальных субъектов гражданского права. Как ни плох азот, но он содержится в воздухе до 70%, и мы дышим этой отравой; на чистом кислороде мы и дня не проживем. Как ни грязны материальные отношения, но от всеобщего греха нам не освободиться удалением от общества и государства.

Отсюда и Декларация свидетельствует: «Теперь наша Православная Церковь в Союзе имеет не только каноническое, но и по гражданским законам вполне легальное центральное управление; а мы надеемся, что легализация постепенно распространится и на низшее наше церковное управление: епархиальное, уездное и т. д.».

Третий урок – принципиальная лояльность и патриотизм – «Нам нужно не на словах, а на деле показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к Советской власти, могут быть не только равнодушные к Православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные приверженцы его, для которых оно дорого, как истина и жизнь, со всеми его догматами и преданиями, со всем его каноническим и богослужебным укладом. Мы хотим быть православными ив тоже время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи».

Логика этой фразы совершенна; в словах «не только» содержится такой смысл, что большая и основная часть сторонников новой власти – это «изменники и равнодушные к Православию люди», и вот-де мы, по-видимому малая часть, тоже можем быть лояльны, то есть добросовестны в своих отношениях к государству и одновременно «ревностными приверженцами Православной Церкви». Всегда когда выражаются по типу «не только», имеют в виду, что есть некое общее положение и констатируется какое-то частное дополнение к нему.

Данной фразой Декларации говорится, что сторонники Советской власти – это в основном изменники Православия и люди, равнодушные к нему. Но поскольку Церковь не связывает свое бытие с формами государственного устройства, но сама являясь формой духовной жизни конкретного народа, будучи душою народа – воспринимает его беды и радости как свои собственные беды и радости; поэтому Православная Церковь принципиально лояльна к любой реальной государственной власти, не без Промысла Божия утвердившейся на Земле.

Четвертый урок Декларации заключается в призыве нас к трезвению и реализму – «Мешать нам может лишь то, что мешало и в первые годы советской власти устроению церковной жизни на началах лояльности. Это – недостаточное сознание всей серьезности совершившегося в нашей стране. Учреждение Советской власти многим представлялось каким-то недоразумением, случайным и потому недолговечным. Забывали люди, что случайностей для христианина нет и что в совершившемся у нас, как везде и всегда, действует та же Десница Божия, неуклонно ведущая каждый народ к предназначенной ему цели. Таким людям, не желающим понять «знамений времени», и может казаться, что нельзя порвать с прежним режимом и даже с монархией, не порывая с Православием».

Века буржуазных и социалистических революций упразднили то, что называется легитимностью или законностью власти – революция является особой формой игнорирования законности прежней власти. Коль скоро государственные формы это явления социальной жизнедеятельности человека, то они не могут иметь значения абсолютной ценности, поэтому «законность» – понятие относительное; во внешней общественной жизни законно то, что силой утвердилось. Следовательно, Церковь не может пленяться такими относительными явлениями, как социально обусловленная законность власти.

Когда Израиль просил у Господа себе царя (для монархистов – Закон), то это было грехом в очах Божиих, и следовательно, беззаконно. Православной ли Церкви подчинять свою жизнь надуманному понятию «легитимность» власти? Законна власть Александра 1, которая установилась в результате убийства императора Павла; или – Керенского, сославшего бывшего царя Николая 2 на Урал; или – Ленина, разогнавшего Учредительное Собрание; или – Ельцина, разрушившего Союз и тем упразднившего власть Горбачева? Что утвердилось, то и легитимно, то и законно, поскольку социальный закон – это относительный закон, не имеющий онтологической абсолютности.

А Церковь выше этих кровавых историй и подчиняется им, как душа подчиняется удобопреклонному ко греху телу. Поэтому в Декларации читаем: «Недаром ведь апостол внушает нам, что «тихо и безмятежно жить» по своему благочестию мы можем, лишь повинуясь законной власти (1Тим.2:2), или должны уйти из общества».

Христианам, не принимающим принципы сей Декларации, предлагается: «...или переломить себя и, оставив свои политические симпатии дома, приносить в Церковь только веру и работать с нами только во имя веры; или, если переломить себя они сразу не смогут, по крайней мере не мешать нам, устранившись временно от дела».

В этой Декларации нет ничего нового по сравнению с последними посланиями и воззваниями Святителя Тихона, и проникнута она духом тех соборных и патриарших положений, которые приведены выше. Из текста Декларации не видно, что ее принятие к исполнению гарантирует окончание гонений на Церковь, хотя в устах ее критиков только и слышишь, что-де Гонения все равно не прекратились и что это было неэффективной уступкой безбожникам. Пусть это утверждает тот, кто сам прошел лагеря и тюрьмы, но не критик из Канады и Нью-Йорка. Прошедший же лагеря и тюрьмы свой подвиг не разменяет на политическую дискуссию.

Из Соловков пришел отклик на Декларацию, и вообще-то критический (см. Приложение № 12); непредвзятый анализ этого послания епископов-узников показывает, что по существу Декларации они ничего против не высказали, и замечания их были чисто редакционными, кроме вопроса о прещениях против деятелей карловацкого раскола.

Но ведь выше говорилось о языке Декларации как намеренной лексике абсурда и гротеска, поэтому имеющий уши слышать – слышит.

В заключение напомню основные положения Декларации, которые рассматриваю как учение Православной Церкви о взаимоотношениях Церкви и государства.

1) Православная Церковь не имеет оценочного суждения о формах государственности с точки зрения их политической целесообразности. Как для секулярного государства все религии равны, так и для Православия все формы государственной власти равнопреемлемы; конечно, предпочтительны те, которые заключают в себе высокие нравственные принципы бытия, но Промысл Божий выбора не оставляет.

2) Православное исповедание – это публичное свидетельство о Воскресшем и Спасшем весь мир Иисусе Христе, поэтому Православная Церковь не может выйти из общества, но наоборот – входит в него, неся Свет Христов в гущу греха и смерти. Публичность же в современном правовом обществе требует особых форм легализации бытия, чего и взыскует Православная Церковь, заявляя о своей лояльности и законопослушности установившейся государственной власти.

3) Если Церковь выполняет свое предназначение в сем мире, приготовляя человека ко встрече с Богом, то она не может не отождествить свое бытие с жизнью народа, который в ней «живет и движется и существует» (Деян.17:28). Поэтому такая Церковь всегда будет заявлять: «Мы хотим… сознавать (то или иное государство. – О. Ш.)… нашей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи».

4) Церковь воспринимает реальность как действие Промысла Божия, поэтому подчиняется этой реальности по завету Апостола Павла: «Итак, прежде всего прошу совершать молитвы, прошения, моления, благодарения за всех человеков, за царей и за всех начальствующих, дабы проводить нам жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте, ибо это хорошо и угодно Спасителю нашему Богу» (1Тим.2:1–3). От нас требуется благочестие и чистота, а не политические акции.

Таковы в целом смысл и учения Декларации об отношении Православной Российской Церкви к существующей гражданской власти, и ныне все эти положения в целом в той или иной форме выражения вошли в текст «Основ социальной концепции Русской Православной Церкви».

Решительное заявление о законопослушности позволило государству начать процесс законодательного упорядочивания отношений государства и Церкви.

Поэтому спустя почти два года было опубликовано Постановление ВЦИК и СНК (8 апреля 1929 года) «О религиозных объединениях», к изучению которого мы приступим.

После опубликования Российской Православной Церковью основного документа, определяющего ее отношение к установившейся власти в Российском государстве, после юридического оформления этого отношения, позволяющего создавать и другие законодательные акты как государства, так и самой Церкви, стало возможным вполне определенно конкретизировать «Декрет об отделении...» специальными открытыми узаконениями, а не тайными инструкциями. Таким законом, определившим отношение государства к Церкви даже и до нынешних времен, стало Постановление Всесоюзного Центрального Исполнительного Комитета и Совета Народных Комиссаров от 8 апреля 1929 года «О религиозных объединениях» (в дальнейшем – «Постановление 1929»).

Даже сегодня, когда действует уже «более цивилизованный» Закон Российской Федерации «О свободе совести и о религиозных объединениях», имеет смысл проанализировать тот документ, определивший внешнюю историю Русской Православной Церкви с 1929 года по 1990 год (см. Приложение № 13).

Данное Постановление содержит 68 статей, большая часть из которых посвящена трем направлениям государственного регулирования религиозных отношений в Советском Союзе – вопросы регистрации (легализации) религиозных объединений, вопросы государственного контроля за их деятельностью и вопросы использования бывшего церковного имущества.

Первой статьей Постановления все виды религиозных сообществ в стране уравниваются в подчинении данному закону. И далее говорится, что все религиозные объединения регистрируются как «религиозные общества», то есть не как «религиозные организации».

В дальнейшем это станет законодательной основой непризнания иерархического и организационного устройства Православной Церкви. В законе не найдется места такому учреждению, как Патриархия или епархия, Патриарх или Епископ.

Третья статья упраздняет канонически обусловленный порядок возникновения православных приходов и монастырей: «Религиозное общество есть местное объединение верующих граждан, достигших 18-летнего возраста, одного и того же культа, вероисповедания, направления или толка, в количестве не менее 20 лиц, объединившихся для совместного удовлетворения своих религиозных потребностей. Верующим гражданам, которые в силу своей малочисленности не могут образовать религиозного общества, предоставляется право образовать группу верующих. Религиозные общества и группы верующих не пользуются правом юридического лица».

Признается право за некими двадцатью гражданами объединиться для «удовлетворения религиозных потребностей» – иной формы не предусмотрено. Ни один российский приход Православной Церкви не возникал пожеланию частных лиц, хотя они и могли ходатайствовать перед Епископом о постройке храма, о присылке священника, о благословении на учреждение монастыря и тому подобное.

Трудно себе представить, чтобы язычники учреждали религиозное общество для удовлетворения своих религиозных потребностей. Такая «технология» учреждения новых «церквей» свойственна сектантским и протестантским уклонениям от Православия и католичества, в частности, так самоучреждаются «церкви» евангельских христиан баптистов.

Учреждения Православной Церкви возникают не для «удовлетворения религиозных потребностей», а для спасения во Иисусе Христе верных христиан. Для чаемого спасения необходима Евхаристия и прочие церковные Таинства, доставляющие жаждущим спасения благодать Духа Святого. Следовательно, Православная Церковь – это Церковь Божественных Таин, хранителем которых является Епископ.

И в связи с этим мы имеем следующие правила:

39-е Апостольское правило: «Пресвитеры и диаконы, без воли Епископа, ничего да не совершают. Ибо ему вверены людие Господня, и он воздаст ответ о душах их»;

31-е Правило 6 Вселенского Собора: «Определяем, чтобы священнослужители, священнодействующие, или крещающие в молитвенных храминах, находящихся внутри домов, творили сие не иначе как по изволению местного Епископа. Того ради, аще который клирик не будет соблюдати сего таковым образом, да будет извержен».

Кто же из православных захочет «объединиться», не войдя в общение с Епископом, кто из них будет «удовлетворять религиозные потребности», оставив Церковные Таинства, совершителем которых по поручению Епископа является священник?

Советско-законная «технология» образования православного религиозного объединения служила одной цели – упразднить канонический строй церковной иерархии и структурной организации публичного исповедания; оторвать христианина от священника и Епископа.

Далее (в ст. 4) косвенно запрещается всякая деятельность незарегистрированного религиозного общества. Это общий порядок для любого государства нового времени; ни одно деяние в обществе не может быть законным, если не обозначен субъект этого деяния, если этот субъект должным образом не зарегистрирован государственными органами как наличествующий со своими определяющими признаками.

Принцип обязательной регистрации субъекта гражданского права особенно торжествует там, где вроде бы увеличиваются гражданские свободы; но свобода вещь относительная, поэтому в правовом обществе она не увеличивается, но более ограничивается рамками закона – например, ныне к прежней обязательности регистрации субъекта права добавляется обязательность разрешения (лицензирование) на тот или иной вид деятельности. Статья 4, удовлетворяя общегражданским принципам секулярных государств, нарушает их тем, что лишает зарегистрированное общество прав юридического лица; следовательно, регистрация требовалась не для нормализации публичной деятельности обществ, но для организации государственного контроля за деятельностью религиозных обществ.

Весьма примечательна следующая статья, которая тех 20 граждан, решивших «объединиться для удовлетворения религиозных потребностей», называет учредителями. Эти учредители позже были названы Приходским собранием (приходской общиной), что исказило смысл понятия «приход». Об этом мы должны будем вспомнить ниже при обсуждении вопроса, что такое приход – «двадцатка», храм или прихожане. Здесь же следует уразуметь, что с точки зрения советского и нынешнего гражданского права эти самые двадцать граждан представляют собой учредителей общества – некоего «экзотического» общества, которое вроде бы и православный приход, зависимый от Епископа, и какое-то свободное общество, возникшее помимо воли Церкви. Прихожан за всю историю Православной Церкви никто и никогда в учредителях приходов и монастырей не числил.

Исходный пункт взаимоотношений советского государства и Церкви – полная экспроприация церковной собственности. Но при этом соблюдая минимум цивилизованности своих отношений к религиозному инакомыслию своих граждан, государство выработало особую форму эксплуатации объектов культового назначения (ст. 10), действующую и поныне – это передача их религиозным обществам в бесплатное и бессрочное пользование.

Чтобы храмы не стали местом внебогослужебного единения христиан, специально оговорено, что здание передается «исключительно для культовых целей». Запрещена лаже просветительская и воспитательная деятельность в культовых помещениях.

Далее, требование (ст. 10) того, что одно общество вправе иметь только одно молитвенное помещение, было обращено против многохрамовых монастырей. В начале 60-х годов в Ленинграде была кампания по закрытию часовни Ксении Блаженной. В печати и во властных органах обвинялась община Смоленской Церкви и Василеостровский исполком за то, что община имела второе молитвенное помещение – часовню (кроме самой Смоленской Церкви), а Исполком-де не проследил за соблюдением закона о недопустимости второго молитвенного помещения для одной общины. На этом основании часовня была закрыта почти на тридцать лет.

Для управления имуществом общины дозволялось сформировать исполнительный орган (ст. 13) в количестве трех человек, хотя они и не приобретают полной правоспособности, в своих действиях они выступают как частные лица, а не представители юридического лица.

Поскольку юридических прав община не имела, то она и не имела возможности вступать в экономические отношения – что-либо продавать, покупать, производить, строить и прочее. Но сторожа для храма нужны, ремонт здания делать необходимо, предметы культа должны наличествовать и кто-то должен все это обеспечить; тогда закон делает беспрецедентное повеление – финансы и оперативное управление достоянием общины передается частным лицам – членам исполнительного органа общины; не должностным лицам как представителям юридического лица, а частным лицам («отдельным гражданам» – ст. 11) – членам исполнительных органов общины. Фактически это означало, что денежные средства прихода могли находиться на личном счете в сберегательной кассе старосты храма, что создавало криминогенную ситуацию, в особенности в те годы, когда старосты «назначались» свыше.

Еще в 1929 году власть обеспечила себе право «назначать» старост в приходы согласно статье 14 – «Регистрирующим органам предоставляется право отвода из состава членов исполнительного органа религиозного общества или группы верующих отдельных лиц». Регистрирующий орган мог «подсказать», какого старосту он зарегистрирует – в этом и заключалось назначение свыше.

Статьей 20 было дано право «организовывать местные, всероссийские и всесоюзные религиозные съезды и совещания», а также их «исполнительные органы» (ст. 22), но все они не наделялись правом юридического лица.

Следовательно, Высшее Церковное Управление при Заместителе Патриаршего Местоблюстителя, зарегистрированное НКВД, не обладало правом юридического лица; Митрополит Сергий выступал как «отдельный гражданин», управляющий имуществом «религиозного объединения» – Высшего Церковного Управления при Заместителе Патриаршего Местоблюстителя.

На этом и ограничивался состав прав религиозных общин.

Но вот запретов гораздо больше, и самая примечательная по «гуманности» статья 17 – «Религиозным объединениям воспрещается:

а) создавать кассы взаимопомощи, кооперативы, производственные объединения и вообще пользоваться находящимся в их распоряжении имуществом для каких-либо иных целей, кроме удовлетворения религиозных потребностей;

б) оказывать материальную поддержку своим членам;

в) организовывать как специально детские, юношеские, женские, молитвенные и другие собрания, так и общие библейские, литературные, рукодельческие, трудовые, по обучению религии и т. П. собрания, группы, кружки, отделы, а также устраивать экскурсии и детские площадки, открывать библиотеки и читальни, организовывать санатории и лечебную помощь.

В молитвенных зданиях и помещениях могут храниться только книги, необходимые для отправления данного культа».

Особенно поражает требование закона – «воспрещается… оказывать материальную поддержку своим членам». Христианин обязан даже врага накормить, напоить и одеть, а здесь запрещается делать добро своим ближним. Это конкретный пример бескровного гонения на христиан – запрет на высокую нравственность, попытка внедрить в церковную среду классовые принципы «человек человеку волк».

Продолжение этих запретов находим в статье 22 – «Религиозные съезды и избираемые ими исполнительные органы не имеют прав юридического лица, и, кроме того, не могут:

а) устраивать какие бы то ни было центральные кассы для сбора добровольных пожертвований верующих;

б) устанавливать какие-либо принудительные сборы;

в) обладать культовым имуществом или получать его по договору, или приобретать таковое путем купли, или арендовать помещения для молитвенных собраний;

г) заключать какие бы то ни было договоры и сделки».

Пункты а) и б) запрещают формирование церковных финансов – единой экономической системы внутри отдельной церковного образования. Этому вопросу посвящена и статья 54, запрещающая сбор средств вне общины и на иные цели, кроме обеспечения культа. Именно эта статья явилась законодательным запретом для существования единой обшецерковной финансовой системы. Сегодня в условиях бурного развития церковного хозяйства, восстановления монастырей и храмов, воссоздания духовно-образовательной системы и прочих хозяйственных процессов необходимость единых общецерковных финансов становится, по моему мнению, главной организационной задачей Церкви.

За годы Советской власти Епископат и приходы привыкли к необязательности общецерковных взносов, обусловленной советским законом, а Патриархия до сих пор не сформулировала целостную внутрицерковную экономическую концепцию, которая позволила бы выработать принципы и правила формирования и использования общецерковных финансов, охватывающих экономические отношения религиозных организаций по вертикали и горизонтали.

Своеобразное «невмешательство» государства в дела религиозных обществ заключалось в фактическом тотальном контроле за деятельностью всех религиозных образований. Статья 8 слишком откровенна: «О составе религиозного общества или группы верующих, а также их исполнительных и ревизионных органах и служителях культа в сроки и по форме, устанавливаемой Народным комиссариатом внутренних дел РСФСР, сообщается органу, произведшему регистрацию данного религиозного объединения».

Это не ведомство по делам вероисповеданий, это – НКВД, МГБ, КГБ!

Собрания членов религиозных обществ проходят с разрешения властей – такой регламентации не знают иные общественные организации. Выходит, что для того чтобы «двадцатка» собралась для обсуждения дел общины, ей надо получить на то разрешение от местной власти (ст. 12). Съезды религиозных обществ (по-нашему – «соборы») могли состояться только с разрешения НКВД (КГБ) – статья 20, а списки участников съездов и членов избранных органов представляются тому же НКВД.

Эта же служба государственной безопасности разрабатывает формы учета и состав статистических данных, которые должны доставляться в НКВД – статья 63.

Слишком откровенен был сей документ, прямо говоривший о «надзоре» над Церковью: «Надзор за деятельностью религиозных объединении, а также за сохранностью передаваемого на основании договора в их пользование здания и имущества культа, возлагается на регистрирующие органы, причем в сельских местностях этот надзор возлагается также и на сельские советы».

Этот цинизм затем был несколько прикрыт, когда образовалось ведомство по делам Православной Церкви, а затем – Совет по делам религий при Совете Министров СССР, в который были переданы все надзорные функции и управленческий аппарат которого формировался из сотрудников службы безопасности.

Огосударствленное, то есть экспроприированное, имущество Церкви передается религиозным обществам по специальному договору в бесплатное пользование, но плата все-таки присутствует, она имеет особую форму условий арендного договора согласно статье 29: «В договоре, заключаемом верующими с городским советом, волостным или районным исполнительным комитетом, предусматривается, что лица, принявшие здание культа и имущество в пользование (ст. 28), обязуются:

а) хранить и беречь его, как вверенное им государственное имущество;

б) производить ремонт зданий культа, а также нести расходы, связанные с владением и пользованием этим имуществом, как-то: по отоплению, страхованию, охране, оплате налогов, местных сборов и т. п.;

в) пользоваться этим имуществом исключительно для удовлетворения религиозных потребностей;

г) возместить ущерб, причиненный государству порчей или недостачей имущества;

д) иметь у себя инвентарную опись всего культового имущества, в которую вносить все вновь поступающие (путем купли, пожертвований, передачи из других молитвенных зданий и т. п.) предметы религиозного культа, не представляющие частной собственности отдельных граждан, и исключить из описи с ведома и согласия того исполнительного комитета или совета, с которым заключен договор, предметы, пришедшие в негодность;

е) беспрепятственно допускать во всякое время, за исключением того времени, в течение которого производится совершение религиозных обрядов, уполномоченных городских советов или волостных и районных исполнительных комитетов или сельских советов к периодической поверке и осмотру имущества».

Ремонт культового здания порою представляет полное его воссоздание из руин, доведенное до такого состояния государственными пользователями. Государство в результате такого порядка восстанавливает объекты государственной собственности за счет Церкви. Особенно это наглядно сейчас, когда подавляющее большинство храмов, передаваемых в «бесплатное» пользование, восстанавливается за счет личных средств прихожан.

«Бесплатное» пользование с обязательным страхованием полностью разоряло общину, так что появлялся повод к закрытию храма.

Закон очень последователен в недопущении образования церковной собственности – статья 25: «Имущество, необходимое для отправления культа, как переданное по договорам верующим, составившим религиозное общество, так и вновь приобретенное ими или пожертвованное им для нужд культа, является национализированным и находится на учете соответствующего городского совета, районного или волостного исполнительного комитета и в пользовании верующих».

Также и 55-я статья: «Всякое культовое имущество, как пожертвованное, так и приобретенное, добровольные пожертвования, подлежит обязательному занесению в инвентарную опись культового имущества.

Добровольные приношения (пожертвования), сделанные в целях украшения пожертвованным предметом молитвенного здания или в целях украшения предметов культа, заносятся в инвентарную опись всего культового имущества, находящего в бесплатном пользовании религиозного общества».

Это означает, что если прихожанин в знак благодарения Бога за его великие милости принесет в Храм в качестве пожертвования ему лично принадлежавшую икону, то ее следует занести в инвентарную опись и считать государственной собственностью. Или же если за счет личных пожертвований в восстанавливающемся Храме был сооружен иконостас (написаны или куплены иконы), то этот иконостас заносится в инвентарную опись и становится государственной собственностью. Следовательно, данными двумя статьями, перефразировки которых содержатся и в нынешнем религиозном законодательстве, созданы условия для постоянной (вневременной) экспроприации церковной собственности. Этим требованием государство узаконило постоянное святотатство, то есть непрерывное похищение святыни, похищение жертвы, принесенной Богу.

Запомним, что это главное политико-экономическое средство недопущения роста церковного богатства и социального благополучия Церкви; и кроме того, это отличное (и бесплатное для государства) средство решать задачи по поддержанию национального достояния в сохранном состоянии. Министерство культуры бессильно решать вопросы подлинной реставрации культовых памятников, любой приход справляется с реставрацией храма более качественно, а материально, по затратам, более эффективно.

Договор о пользовании культовым зданием подписывали члены обшины (учредительная «двадцатка») – здание передавалось не Церкви, а группе граждан. Таково было разъяснение Наркомюста № 157 1920 года.

В связи с этим примечательна статья 31 Закона, позволявшая сталкивать различные церковные группировки с тем, чтобы более беспринципная раскольническая группа могла завладеть зданием Храма: «Все местные жители соответствующего исповедания, направления и толка имеют право подписать договор о получении в пользование здания и имущества культа и после передачи культового имущества, приобретая, таким образом, право участия в управлении этим имуществом наравне с лицами, первоначально подписавшими договор».

Живоцерковники и обновленцы быстро захватили почти все храмы Москвы благодаря этой формуле. Так обнаруживается еще один политико-экономический принцип государственного управления религиозными отношениями в стране – равное право для граждан пользования некогда церковной собственностью. Это конкретный пример пагубности равноправия, псевдосправедливости.

Кстати, и ныне карловацкие раскольники пользуются этими же установками закона, имея равные права на пользование зданиями, принадлежавшими Российской Православной Церкви. Если бы сохранялась именно церковная собственность на культовые сооружения, то не могло бы образоваться такого количества видов расколов и врагов единства Церкви. Если бы храмы, расположенные на территории СССР, в 1990 году принадлежали бы Русской Православной Церкви, то ни один раскольник не посмел бы занять культовое сооружение вопреки его собственнику, ни на Украине, ни в Эстонии, ни в каком-либо другом месте.

Далее в анализируемом Постановлении идет ряд статей (около двадцати), регламентирующих, как храм закрыть, как не допустить нового строительства и как сделать вид, что «желающих взять» культовое имущество на условиях арендодателя не нашлось.

Очень подробно описывается, как распорядиться имуществом храма, если его под тем или иным предлогом закрыли (ст. 40).

Советские законы обычно нарушались самим государством, а не теми ради которых они писались. Например, статья 42 запрещает использовать памятники истории и культуры под жилье. Но ведь уникальный памятник – Троице-Сергиева Лавра был передан под жилье (общежитие), и никто не озаботился нарушением данного закона.

Рассматриваемое Постановление 1929 года завершается статьями, регламентирующими порядок крестных ходов, которые ныне подпадают под действие Закона РФ о массовых мероприятиях, демонстрациях и шествиях.

Данным Постановлением определился круг отношений Советского государства и Церкви. Наивно было бы ожидать благосклонности государства к Церкви; совершилось то, что предугадывал Священный Собор устами проф. С. Н. Булгакова – «если государство отвергнет Церковь, то Церковь не отвергнет государственности своего народа».

Данное Постановление – торжественное заявление о том, что государство отвергает религию и лишь только терпит ее как временное недоразумение и пережиток прошлого. А все еще надеясь на какой-то возможный прогресс в отношениях государства и Церкви многие церковные деятели призывали Митрополита Сергия издать вторую Декларацию, подобную той, которую не одобрило Правительство. Оказывается, тот проект разошелся по пастве, и Православные знали подлинные идеи и предложения Митрополита Сергия, но почему-то игнорировали их, осуждая Декларацию и провоцируя органы НКВД на обвинение деятелей Православной Церкви в контрреволюции.

Митрополит же Сергий нес и по сей день несет груз обвинений, хотя найдется ли ему равный в дерзновении защищать интересы своей паствы. В доказательство этого обратитесь к Приложению № 14. Какая же еще иная сила могла найтись в начале страшных тридцатых годов, чтобы так откровенно заявлять об интересах сословия, пораженного в гражданских правах и чуждого идеологии коммунизма?

Постановление 1929 года претерпело ряд изменений до 1990 года, но дух свой сохранило, и даже отразилось в новом российском религиозном законодательстве.

Конституция Российской Федерации имела несколько версий отношений государства к религии и Церкви.

Конституция РСФСР от 10.07.1918.: «Ст. 13. В целях обеспечения за трудящимися действительной свободы совести церковь отделяется от государства и школа от Церкви, а свобода религиозной и антирелигиозной пропаганды признается за всеми гражданами».

Конституция РСФСР от 18.05.1929: «Ст. 4. В целях обеспечения за трудящимися действительной свободы совести, церковь отделяется от государства и школа от Церкви, а свобода религиозных исповеданий и антирелигиозной пропаганды признается за всеми гражданами».

Конституция СССР от 05.12.1936: «Ст. 124. В целях обеспечения за гражданами свободы совести церковь в СССР отделена от государства и школа от Церкви. Свобода отправления религиозных культов и свобода антирелигиозной пропаганды признается за всеми гражданами».

Конституция СССР 1977: «Ст.52. Гражданам СССР гарантируется свобода совести, то есть право исповедовать любую религию или не исповедовать никакой, отправлять религиозные культы или вести атеистическую пропаганду. Возбуждение вражды и ненависти в связи с религиозными верованиями запрещается. Церковь в СССР отделена от государства и школа – от Церкви».

Конституция РСФСР от 12.04.1978: с изменениями 1989–1992 гг. «Ст. 44. Каждому гарантируется свобода совести – право свободно исповедовать любую религию либо не исповедовать никакой, выбирать, иметь и распространять религиозные, нерелигиозные или иные убеждения и действовать в соответствии с ними при условиях соблюдения закона. Религиозные объединения в Российской Федерации отделены от государства, государственная система образования носит светский характер. Все религии и религиозные объединения равны перед законом. Оскорбление убеждений граждан преследуется по закону».

Конституция Российской Федерации от 12.04.1993.: «Ст. 14.1. Российская Федерация – светское государство. Никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной и обязательной. 2. Религиозные объединения отделены от государства и равны перед законом.

Ст. 28. Каждому гарантируется свобода совести, свобода вероисповедания, включая право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними».

Две первые версии конституционного права допускают возможность исповедания религии, причем – первая в грубой форме – «религиозная пропаганда» (это – революционная риторика).

Право «пропаганды» позволяло, например, вести публичные диспуты с атеистами. Но вот настало время «безбожных пятилеток» и право исповедовать, то есть не только веровать, но и свидетельствовать о своей вере, было упразднено, и заменено на право отправления культа (Конституций 1936 года). Свобода совести сузилась до возможности личного религиозного делания, не допускающего даже права обучать религии своих ближних.

Свобода культа, то есть право совершать богослужения, скрыто от глаз основной массы народа, было особой формой резервации Православной Церкви в советском обществе. Именно такое положение не допускало издательской и просветительской деятельности Церкви, а выходившие в свет издания не предназначались для распространения среди народа.

Конституция 1977 года делает шаг к либерализму и уже допускает «свободу вероисповедания», а не культа.

К этому времени представительская деятельность Церкви была столь обширной, что уже трудно ее было держать в узде «сталинской конституции». Поправки последующих (перестроечных) лет усилили момент исповедания тем, что ввели норму «право свободно распространять религиозные... убеждения».

Появляется также новый нюанс – не Церковь отделена от государства, а религиозные объединения; не школа отделена от Церкви, но государственная система образования носит светский характер.

В ныне действующей Конституции РФ нет прямого запрета для Церкви на политическую деятельность, но, более того, статья 32.2 разрешает каждому гражданину через своего представителя участвовать в управлении делами государства. Но ведь гражданин и член Церкви может своим представителем считать какого-нибудь церковного деятеля; поэтому, по моему мнению, неучастие Церкви в политическом процессе сегодня является следствием самоустранения Церкви от этого переходно-скандального государственного строительства.

Законодатели как будто почувствовали, что Церковь – это нечто больше, чем сумма религиозных объединений, и что можно отстранить от сотрудничества с государством некую организацию, но не Тело Христово – Святую Церковь Православную.

Хотя, думаю, эти законодатели говорили не свое, как некогда и Каиафа (см.: Ин.11:51). Юридически более корректно говорить об отделении религиозных организаций от государства, а не Церкви, поскольку закон не дает юридически точного определения понятию Церковь.

В современной Конституции вообще не говорится о светскости образования, и тем более – об отделении школы от Церкви. Если допущено право распространять религиозные убеждения и право учреждать негосударственные образовательные учебные заведения, то как же можно не допустить религиозного воспитания и образования в частных школах?

Поэтому норма об отделении школы от Церкви тихо умерла.

С принятием в 1962 году утопической Программы КПСС о построении коммунизма, в котором не находилось место религии, Н. Хрущев и его товарищи развернули новое ущемление прав верующих граждан и гонение на Православную Церковь. Тогда появляется новая версия Постановления ВЦИК и СНК 1929 года «О религиозных объединениях». Более трети всех статей подверглись корректировке и изменению. В основном было два мотива менять формулировки норм – исключать из текста всякое упоминание о НКВД, в силу нашумевших разоблачений роли органов безопасности в годы массовых репрессий, и точнее называть те местные органы власти, которые должны проводить в жизнь законодательство о культах.

Например, статья 21 Постановления 1929 года, устанавливающая надзор органов госбезопасности над Церковью, в редакции закона, принятого в 1962 году, была исключена. Типичное изменение формулировок норм заключалось в указании на решающую роль Совета по делам религиозных культов при Совете Министров СССР, к которому перешли все права по открытию и закрытию храмов и все вопросы, связанные с отношениями Церкви и общества, Церкви и государства. Если в прежней редакции закона практически все подобные вопросы решались местной властью, то теперь повелевается все решать в центре, в Москве.

Спустя 12 лет, после некоторой нормализации отношений Церкви и государства, в 1975 году были внесены новые поправки к Постановлению 1929 года. Эти поправки касались в основном экономических вопросов, поскольку религиозные организации, не имея прав юридического лица, все-таки вели самостоятельную хозяйственную деятельность, которая требовала своего законодательного упорядочения.

Данными поправками было разрешено продавать и покупать то, что в Советском Союзе называлось средствами производства, например автомобили или недвижимость. По коммунистической идеологии иметь в собственности средства производства могли только учреждения и организации, обладающие правом юридического лица. Но церковные учреждения не признавались за организации и право юридического лица им не предоставлялось, поэтому, скажем, покупка Патриархией представительского автомобиля была незаконной сделкой. Эту коллизию и требовалось разрешить в середине 70-х годов.

Для удобства сравнения изменений основного советского закона, регулировавшего религиозные отношения до 1990 года, составлена сравнительная таблица в Дополнении № 1.

Как выше сказано, первая корректировка Закона была связана с передачей функций по управлению и контролю религиозными отношениями от местных органов власти к двум ведомствам, возникшим в 40-х годах, Совету по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР и Совету по делам религиозных культов при Совете Министров СССР, а также – в связи с тем, что некоторые ведомства изменяли свои названия. После «хрущевских разоблачений культа личности» в тексте Закона потребовалось несколько прикрыть надзорную и управленческую роль НКВД, которое стало называться КГБ, и передать их контрольные функции упомянутым двум Советам (см. ст. 18, 20, 21, 64. Дополнение № 1).

Корректировка Закона, предпринятая в 1975 году, была связана со слиянием этих двух Советов в единый Совет по делам религий при Совете Министров СССР, а также в связи с приданием религиозным организациям некоторой экономической свободы.

Не дав формально прав юридического лица, законодатели исключили из текста Закона упоминание об отсутствии у Церкви прав юридического лица, но при этом специально оговорили право религиозным объединениям совершать хозяйственные акты, свойственные юридическим лицам. Рассмотрите блоки 3-й статьи Закона в Дополнении № 1; выделенный текст статьи подтверждает сказанное.

Особым малозаметным изменением, но весьма существенным для бытия Церкви, было упразднение статьи, запрещающей центральным церковным органам пользоваться средствами религиозных объединений и вести собственную хозяйственную жизнь (см. блоки статьи 22 Дополнение № 1). С этим изменением связано также и упразднение запрета сборов с религиозных объединений и отдельных верующих в пользу иных религиозных объединений (см. ст.54).

Тем не менее человеконенавистническая статья 17, запрещающая, например, «оказывать материальную поддержку своим членам», оставалась действовать вплоть до 1990 года.

Сохранялась также и статья 31, устанавливающая порядок равнодоступности всем гражданам подписать договор о пользовании культовым помещением. Именно эта статья позволяла вытеснять православные общины из храмов разбойными действиями раскольнических групп. Не будь данной юридической возможности – вторгаться в общинную жизнь иным гражданам, вряд ли возможно было бы отторжение Церквей и монастырей от православных общин греко-католиками и раскольниками всех мастей.

Итак, законодательство о культах Российской Федерации, имевшее задачу полного упразднения Церкви в коммунистическом будущем, в новых условиях послесталинской либерализации допустило некоторые еле терпимые для государства послабления режима контроля и легализации хозяйственной деятельности.

Ко времени распада Советского Союза законотворчество достигло в стране небывалой интенсивности. Были изданы основополагающие для каждого государства законы, почему-то так и не разработанные в годы Советской власти. Например, «Закон о собственности», «Об общественных организациях» и др.

Пришел черед и новым законам, регулирующим религиозные отношения в стране, в которой проходили одновременно два законодательных процесса – выработка Верховным Советом СССР нового союзного Закона и выработка Верховным Советом РСФСР альтернативного Закона. Дело в том, что на все «да» союзного закона российский хотел сказать «нет», и наоборот. Тексты законов представлены в Приложениях № 18 и № 19.

Союзные законодатели были профессионалами в государственном управлении и имели зачатки «державного» мышления; российские законодатели были в основном вчерашние диссиденты – противники официальной власти (в основном из среды научной интеллигенции), которые были пленены западно-демократическими фетишами и в принципе не могли иметь «державного» охранительного мышления. Всякая мысль об интересах народа, страны и государства для российских законодателей трактовалась как великодержавный (русский) шовинизм. Этим-то и отличаются два закона – союзный и российский: первому из них характерна еле заметная, но – государственность и охранительность прав традиционных религий, второму – протестантский (индивидуалистический) демократизм.

Структура текстов законов типична для многих законов, которыми регулируются иные общественные отношения.

Во-первых, определяются основные отношения, требующие своего регулирования (в данном случае – религиозные отношения), и даются их юридические формулировки;

во-вторых, устанавливаются двухсторонние (государства и органов, носителей регулируемых отношений) нормы прав и обязанностей;

в-третьих, устанавливаются имущественные права;

в-четвертых, регламентируются публичная деятельность и социальные права лиц, занятых в этой деятельности;

в-пятых, определяется порядок учреждения и ликвидации органов, носителей регулируемых отношений.

Для наглядного сравнения двух идеологий в становлении нового религиозного законодательства составлена таблица (Дополнение № 2). Прежде всего, следует обратить внимание на различие наименований законов. Наименование любого закона содержит понятие, отражающее тот предмет (общественное отношение), которое регулируется данным законом.

Закон о собственности регулирует отношения собственности, закон об образовании регулирует отношения, связанные с получением и предоставлением образования, закон об общественных организациях регулирует отношения, связанные с созданием и функционированием партий и общественных (нерелигиозных) организаций и т. п.

Следовательно, Закон СССР «О свободе совести и религиозных организациях» имеет своим предметом – совесть гражданина и религиозную организацию, тогда как Закон РСФСР «О свободе вероисповеданий» определяет своим предметом свободу вероисповедания.

Понятие «свобода совести» может трактоваться весьма широко, столь же разнообразно как и само понятие «совести»; обычно понятие «свобода совести» используется в идеологических целях. В связи с этим ревнители свободы совести в своих действиях как бы утверждают, что религиозное проявление мышления гражданина является насильственно сформированным и потому неестественным. Это предубеждение порождено атеистическим сознанием, верящим в то, что религиозные отношения в обществе могут быть так урегулированы, что задолго до того как человек сможет отличать доброе от злого, ему должна быть предоставлена возможность «свободно» выбрать ту или иную религию.

Основы социальной концепции Русской Православной Церкви агрументированно излагают видение Церкви на проблему свободы совести в Разделе Концепции 3.6 (см. выше).

Положительный смысл, который можно вложить в понятие «свобода совести», коротко говоря, заключается в возможности беспрепятственно определять свой внутренний мировоззренческий строй сознания и души. Государственная «забота» о «свободе совести» является попыткой опередить личность в формировании ее внутреннего мира – совести, то есть встать на пути естественных процессов формирования совести, задав гражданину форму мышления, определенную государственной идеологией.

Но в конце концов, законы о свободе совести – это законы не о совести, а об ограничении прав религиозных организаций. Таковыми были все законы атеистических государств. Религиозные организации – это социальные формы проявления различных верований, то есть организованные формы публичного выражения веры и публичного действия в соответствии со своей верой. Публичное выражение и действие является собственно вероисповеданием. Поэтому свобода совести в человеческом сообществе проявляется как свобода вероисповедания. Таким образом, государство может регулировать не свободу совести, а свободу вероисповедания как социальную форму проявления свободы совести.

Понятие «свобода вероисповеданий» более содержательно в смысле юридического определения и государственного регулирования. В этом случае государство не «забегает вперед», чтобы «сформировать» в нужном ему направлении совесть гражданина, но озабочено тем, чтобы согласовать гражданские права верующих и неверующих, а также лиц, придерживающихся различных верований. Такое направление воли законодателей более свободно от заранее устанавливаемых идеологических принципов, господствующих в обществе и государстве.

Отсюда может показаться, что российский закон по сравнению с союзным должен бы быть менее идеологичным и более конкретным по составу норм и положений. Тем не менее, союзный Закон преодолел «советскую идеологичность» в том, что предусмотрел в качестве объекта законодательства религиозные организации, то есть конкретные исторически сложившиеся учреждения, являющиеся носителями религиозных отношений. Эти религиозные отношения, в свою очередь, являются предметом государственного регулирования.

Для российского Закона носителем религиозных отношений является гражданин или группа граждан (религиозное объединение), поэтому основной пафос данного Закона – права человека и гражданина.

Само слово «организация» не встречается в тексте российского закона. В факте игнорирования российскими законодателями 1990 года исторически сложившихся и существующих сотни лет религиозных организационных структур проявляется большевистское антицерковное наследство и идеологическое преемство от прежнего советского законодательства. Таким образом, несмотря на идеологизм понятия «свобода совести», который должен был определять содержание союзного закона, закон был все-таки конкретен и реалистичен, поскольку нормировал публичную деятельность религиозных организаций – основных носителей религиозных отношений в обществе и государстве.

Российский же Закон, упразднив понятие «свобода совести» и заменив его на, вроде бы, конкретное понятие «свобода вероисповеданий», не утратил своей идеологичности, заменив атеистическую идеологию риторикой идеологии «прав человека».

Обратитесь к Дополнению № 2 и сравните хотя бы по количеству статей и слов в этих статьях, посвященных понятиям «свобода вероисповеданий» и «религиозные организации». Союзный Закон обошелся двумя-тремя (в основном 3-я и 4-я) краткими статьями о «свободе совести», тогда как российский закон посвятил этой теме несколько (3–7, 15, 16-я статьи) многословных статей. Зато союзный Закон весьма «многословен» по своему основному объекту законодательства – религиозным организациям. Этим он отличается от российского Закона, предусматривающего объектом государственного регулирования только религиозные объединения граждан и, как будто бы, не замечающего существования таких учреждений, как Московская Патриархия, Отдел внешних церковных сношений, Софринские художественные мастерские и др., которые возникли не как объединения граждан, но как организационно-функциональные учреждения особых общественных отношений, которые именуются религиозными отношениями.

Конечно, законодатели не могли не знать об этих организациях и, если закладывали в закон одну-единственную технологию учреждения религиозных объединений как сообщества граждан, то либо намеренно не считались с церковным правом, освященным столетиями, либо проявили полную некомпетентность в религиозном законотворчестве.

Пожалуй, и то, и другое имело место. Такой урок нам дает анализ названий законов и внешнее сравнение их текстов.

Большим достоинством союзного Закона было уважение церковного права различных религий принятием статьи 7: «Религиозные организации.

Религиозными организациями в СССР являются религиозные общества, управления и центры, монастыри, религиозные братства, миссионерские общества (миссии), духовные учебные заведения, а также объединения, состоящие из религиозных организаций. Религиозные объединения представляются своими центрами (управлениями).

Религиозные организации в СССР образуются с целью удовлетворения религиозных потребностей граждан по исповеданию и распространению веры и действуют в соответствии со своей собственной структурой, выбирают, назначают и заменяют свой персонал согласно своим уставам (положениям)».

Маленькая фраза – «Религиозные объединения представляются своими центрами (управлениями)», но в ней узаконено существование иерархического строя, например, Православной Церкви.

Если российский Закон, выбрав в качестве объекта законодательства «религиозное объединение граждан», определил одну-единственную форму учреждения его – как коллективный (учредительный) договор (ст. 17 ...Религиозное объединение – добровольное объединение совершеннолетних граждан, образованное в целях совместного осуществления права граждан на свободу вероисповеданий, в том числе для совместного исповедания и распространения веры), то союзный закон предусмотрел и образование юридических лиц не как объединений граждан, а как учреждение новых организаций (ст. 14. ...Религиозные объединения, а также центры, управления, монастыри, религиозные братства, миссии, духовные учебные заведения, создаваемые религиозными организациями, представляют на регистрацию устав (положение), принятый этими организациями, в исполнительный комитет районного (городского) Совета народных депутатов по месту своего расположения).

Это означает, что Патриарх может учредить любую религиозную организацию в соответствии с целями и задачами Русской Православной Церкви, разработать и принять устав этой организации и зарегистрировать его в установленном государством порядке.

Такая организация не будет «религиозным объединением» группы граждан, она будет структурно-функциональным подразделением той организации, которая именуется Русской Православной Церковью.

Прямого разрешения существованию таких организаций в российском Законе не имелось. По букве Закона сама Патриархия является религиозным объединением группы граждан. Только вопрос, каких и кого? Где такое собрание учредителей (десять или двадцать человек), которое решило бы создать (учредить) Патриархию? Таков основной парадокс российского религиозного законотворчества в 20 веке.

Но союзный закон умер, не успев по-настоящему внедриться; все его положительные особенности канули в Лету и утвердился российский закон «О свободе вероисповеданий», некоторые статьи которого полезно проанализировать.

В момент издания настоящих лекций Закон РСФСР «О свободе вероисповеданий» упразднен вследствие принятия нового Федерального Закона «О свободе совести и религиозных объединениях». Тем не менее, элементарный анализ прежнего Закона позволит раскрыть преемство атеистического законодательства и показать то, что современное общество не может полностью удовлетворить требования православного населения, которое хотело бы жить по преданиям тысячелетней Церкви.

Закон состоял из трех разделов:

1. Общие положения.

2. Право на религиозные убеждения и религиозную деятельность.

3. Имущественные и финансовые правоотношения религиозных объединений.

Статьи первого раздела посвящены в основном обеспечению права гражданина на реализацию его религиозного мировоззрения. Главное во всех этих статьях – права личности, права гражданина.

Прежде всего определяются задачи Закона – регулирование общественных отношений, возникающих в связи с проявлениями в публичной деятельности граждан вероисповедных установок, а также – обеспечение единообразия соблюдения конституционных принципов свободы совести на всей территории государства.

Согласно анализируемому Закону (ст. 3), свобода вероисповедания заключается (см. Приложение № 19) в праве иметь какие-либо религиозные убеждения и действовать в соответствии с ними при условии соблюдения законов государства. Из сего заключения каждый гражданин должен раз и навсегда запомнить, что любая так называемая свобода граждан не может быть абсолютной, она всегда будет обусловленной общественной целесообразностью и государственными интересами, что и проявляется в требовании «при условии соблюдения законов государства».

Об этом, кстати, говорилось на Соборе Российской Православной Церкви в 1917 году во время дискуссии о правовом положении Российской Православной Церкви. Ставился вопрос: дозволительно ли проявлять подчинение государственным законам, если они противоречат религиозным чувствам, принципам и установкам личности? Нынешний ответ Церкви выражен в Основах социальной концепции (см. с. 105).

Следует признать, что нельзя жить в обществе и быть свободным от этого общества. Все гражданские свободы по своей сущности относительны – это свободы с точки зрения тех, кто предоставляет их, но не тех, кто ими намерен воспользоваться.

Имея в виду государственно-общественную относительность свободы вероисповеданий, должно заметить, что данный Закон установил право гражданина действовать в соответствии со своими убеждениями. Это главное, что отличает данный Закон от предыдущих религиозных законодательных актов, и даже от союзного Закона, принятого почти одновременно с российским Законом.

Исходя изданной законодательной нормы, сегодня нельзя уже ссылаться на внешние причины, якобы не позволяющие осуществлять активную религиозную деятельность. Любая деятельность, необходимая с точки зрения христианского свидетельства, сегодня может быть осуществима – Закон дозволял это и не препятствовал. По крайней мере, в действиях православных религиозных организаций, имеющих целью духовное окормление народа Божия, не найдется того состава деяний, которые могли бы противоречить современному российскому законодательству, а это значит, что Церковь ныне свободна в осуществлении своих внешних дел.

Закон предусматривал две формы вероисповедания – индивидуальную и совместную. Совместная форма вероисповедания обеспечивается созданием религиозного объединения гражданами. Так вводится основное понятие данного Закона «религиозное объединение» – основной объект государственного регулирования, основной субъект гражданского права в области общественных религиозных отношений.

С точки зрения государства свобода вероисповедания обеспечивается (или гарантируется) (ст. 5), если:

1) соблюдается принцип равноправия всех граждан независимо от их отношения к религии,

2) если религиозные объединения отделены от государства,

3) если в государственных учебных заведениях не ведется преподавание религиозных предметов и дисциплин,

4) если в государстве нет предпочтения ни к одной из религиозных конфессий, и наконец,

5) если будет действовать соответствующее законодательство, обеспечивающее соблюдение этих принципов.

Трудно себе представить, чтобы православный человек желал бы себе особых социально-гражданских привилегий по отношению к соотечественникам иного вероисповедания или атеистам. Как известно «...Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф.5:45). Поэтому первый принцип вполне гуманен и целесообразен с точки зрения человеческого общежития.

Равноправие граждан различных вероисповеданий особым образом разъяснялось в статье 6, в которой есть весьма примечательная часть, практически не действующая: «Оскорбление религиозных чувств граждан, равно как и осквернение почитаемых в данной религии предметов, строений и мест, преследуется по Закону».

Но... мое религиозное чувство оскорблено тем, что рядом с местом, на котором был некогда монастырь в честь Иконы Божией Матери «Страстная», устроен ресторан «Страстной». Кто озабочен этим фактом нарушения Закона? Кто защитит чувство православных христиан, оскорбленное непотребным употреблением священных понятий? А мы ведь привыкли к такой «простоте» – «Ильинка», «Покровка», «Макарьевская ярмарка», Страстной бульвар и т. п. С кого спросить?!

В том-то и состоит демагогическая суть всех декларируемых религиозных «свобод» – они провозглашены не для исполнения, поскольку никогда не будет создан адекватный государственный механизм осуществления этих «свобод».

Равенство прав граждан обеспечивается также равенством их по отношению к гражданским обязанностям, которые относятся ко всем гражданам государства. Для государства естественно требовать безусловного исполнения гражданских обязанностей независимо от вероисповедания граждан. Надо сказать, что в основе православной нравственности содержатся принципы безусловного подчинения внешней власти – «кесарю кесарево», поэтому Православная Церковь не может изыскивать особых привилегий в исполнении гражданских обязанностей, кроме тех случаев, когда святыне Церкви воздается неподобающее отношение.

В частности, не подобает православному священнику принимать клятвы воинского устава, быть готовым на кровопролитие и обещаться отдать жизнь за что бы то ни было, кроме исповедания Христова. Другое дело – православный мирянин, он не может и не должен отказываться от воинской службы, поскольку в данном случае проявляется то, что угодно Богу – «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин.15:13).

Православной Церкви чужд пацифизм – протестантская идеология индивидуализма. Воинское служение сродни монашеству, сродни культовому действу – на алтарь жизни Отчизны, благополучия отцов, матерей и детей возносится жертва чистая (молодой, красивый, сильный юноша). Как агнец, ведомый на заклание, воин безгрешен, если подчиняется приказу ведущих. Ведущие ответят в свое время перед Богом, правильно ли они употребили чистую жертву народа, но не дело самой жертвы рассуждать о ее предназначении.

Гражданские законы некоторых государств предоставляют возможность замены исполнения воинской обязанности иными гражданскими обязанностями; Православная Церковь ищет альтернативной службы только для лип, принявших священный сан или монашество.

Второй принцип – знамя 20 века «отделение церкви от государства». В формулировке настоящего Закона имеем – «религиозные объединения отделены от государства».

Снова и снова возвратимся к этой многонедоразуменной формуле.

Весь текст Закона, все-таки, имеет в виду в качестве субъекта права религиозные организации – «Патриархию», «епархии», «приходы» и прочее, хотя и определяет их как объединения граждан, которые учреждаются по тем же юридическим схемам, что и прочие частные, общественные и коммерческие организации. В данном случае более точным оказывался союзный Закон, содержавший статью 5 «Отделение Церкви (религиозных организаций) от государства», в которой не было никакого упоминания об общественных объединениях.

Почему же «общество филателистов» или какое-нибудь «спортивное общество» как объединения граждан не отделены от государства, а «объединения верующих граждан» должны быть отделены от государства.

Было бы правильно сказать: «религиозная организация как учреждение с особыми внутренними законами возникновения и существования отделена от государства». В таком случае признаком отделенности должно быть то, что государство уважает все внутренние законы религиозной организации и не вмешивается в их реализацию, а религиозная организация уважает все государственные законы и не проявляет политических действий, влекущих изменение государственных законов. Такая отделенность как взаимное уважение и невмешательство должна быть восполнена союзным взаимодействием религиозной организации и государства в тех областях общественного бытия, где их интересы и заботы совпадают. Именно о подобном союзе Церкви и государства говорилось на Поместном Соборе Российской Православной Церкви в 1917 году.

Но если проанализировать последовательно те особенности, которые, якобы, раскрывают принцип отделения религиозных объединений от государства, то каждый из них может вызвать по меньшей мере недоумение.

Например, утверждается: «Государство, его органы и должностные лица не вмешиваются ... в законную деятельность религиозных объединений и не поручают им выполнение каких-либо государственных функций».

Замените здесь слова «религиозных объединений» на слова «частное коммерческое предприятие», и будет верно, потому что государство не вмешивается в деятельность частных предприятий и не поручает им исполнение государственных функций. Так что невмешательство в саму деятельность не может быть признаком отделенности Церкви от государства.

Правда, есть одна сфера деятельности коммерческих частных предприятий, где государство вопреки народной воле передает свои функции частным учреждениям – это финансы. Частные коммерческие банки пользуются бюджетными средствами, обогащаются за счет несвоевременных невыплат пенсий и заработных плат: по-видимому, такое объединение демократического государства с частными учреждениями более предпочтительно, нежели союз с религиозными организациями.

«Религиозные объединения не могут вмешиваться в дела государства» – но разве коммерческое предприятие или какой-либо иной субъект гражданского права может вмешиваться в дела государства? Следовательно, и данный признак не раскрывает принципа отделения религиозных объединений от государства.

«Религиозные объединения... не участвуют в выборах органов государственной власти и управления и в деятельности политических партий» – вот это единственный признак реального отделения от государства религиозных объединений. Любая общественная группировка – от политических партий до смехотворных образований типа «Партии любителей пива» – может участвовать в политической жизни страны, участвовать в государственном строительстве, определять социально-нравственный облик государства и оказывать влияние на формирование государственного законодательства.

Православная Церковь явилась по существу учредителем и создателем Российского государства, а ныне ей решительно отказано в этом ее существенном и естественном праве.

Таким образом, конституционный принцип отделения религиозных объединений от государства следовало бы заменить элементарным запретом религиозным объединениям вести любые формы политической деятельности и это было бы достаточно определенно и понятно.

Моя же точка зрения основана на соборном 1917 года учении, гласящем о необходимости не «отделения», а союза Церкви с государством.

Особый интерес в связи с проблемой отделения религиозных объединений от государства представляет государственный контроль деятельности религиозных объединений.

Как можно убедиться по предыдущему материалу контроль деятельности религиозных объединений, несмотря на объявленное отделение Церкви от государства, составлял «особую заботу» большевиков. В прежних законах почти треть текста посвящалась регламентации контроля деятельности религиозных объединений. В рассматриваемом Законе предусматривается контроль соблюдения религиозного законодательства со стороны законодательной, исполнительной и судебной ветвей власти.

В связи с этими изменениями в государственном контроле, а также с решительной критикой прежнего органа – Совета по делам религий при Совете Министров СССР, данный Закон отверг всякую форму подобного контроля и взаимодействия государства и религиозных объединений. Вместо надзорного «Совета» учрежден Экспертно-консультативный совет, функциями которого является в основном информационно-научное обслуживание органов государственной власти: «Экспертно-консультативный совет:

– создает банк данных о религиозных объединениях, зарегистрированных в РСФСР;

– консультирует Комитет по свободе совести, вероисповеданиям, милосердию и благотворительности и другие комитеты Верховного Совета РСФСР по вопросам применения настоящего Закона;

– проводит юридическую и религиоведческую экспертизу, дает официальное заключение по запросам органов государственного управления и суда.

Нарушение религиозного законодательства карается известными видами ответственности вплоть до уголовной (ст. 13), но думается, что любой судебный процесс по делам применения норм религиозного законодательства будет весьма неопределенным и неосуществимым.

Третий принцип – светскость государственного образования гарантирует, якобы, непредрасположенность учащихся к тому или иному религиозному мировоззрению. Но вряд ли это можно соблюсти в чистоте, поскольку любой учебник пишется живым человеком, исповедующим атеизм или религию. Поэтому школьная программа не может быть свободной от влияния религиозных или антирелигиозных идей. Например, после канонизации страстотерпца-царя Николая (Романова) в общеобразовательной школе воцарилось две правды – одна прежде бывшая («Николай Кровавый») и другая, освященная Духом Святым («Николай Страстотерпец»), Свободна ли совесть учеников в этом случае? Учитель истории преподаст ту правду, в которую верит, и так поведет за собой учеников.

Данной законодательной нормой обеспечивается только запрет на государственное финансирование преподавания религиозных знаний в системе государственных образовательных учреждений, но школа, все-таки, не может не формировать религиозного мировоззрения. Если в программе по москвоведению сказать правду о кремлевских соборах, то Дух Святой научит истине учеников, полюбивших эту правду.

Закон отказался-таки от мертвого принципа отделения школы от Церкви и сохранил только автономность государственной системы образования в деле формирования мировоззрения обучающихся.

Поскольку частное предпринимательство захватывает и образовательную деятельность, то государство уже не в силах контролировать состав суммы знаний, подаваемых в частных учебных заведениях. Поэтому религиозное обучение и воспитание было разрешено Законом: «Преподавание вероучении, а также религиозное воспитание, может осуществляться в негосударственных учебных и воспитательных заведениях, частным образом на дому или при религиозном объединении, а также факультативно по желанию граждан представителями религиозных объединений с зарегистрированным уставом в любых дошкольных и учебных заведениях и организациях».

И более того, религиозное обучение без совершения культовых действий допускается и в государственных школах: «Преподавание религиозно-познавательных, религиоведческих и религиозно-философских дисциплин, не сопровождающееся совершением религиозных обрядов и имеющее информативный характер, может входить в учебную программу государственных учебных заведений».

Так одним большевистским принципом стало меньше – ныне школа не отделена от Церкви.

Четвертый принцип – равенство религиозных объединений перед Законом, на который и возразить вроде бы нечего. Тем не менее следует иметь в виду особую ценность таких категорий, как отчизна, народ, культура, вера народа, которые имеют особую ценность среди прочих социальных явлений. Воздаяние должного уважения тому, что составляет историко-культурную особенность страны, в частности Православной Церкви, не было бы нарушением принципов свободы совести. Воздаяние должного уважения Православию и признание особой роли Православия в истории России не умалило бы свободу баптистов и иных религиозных учреждений и граждан.

Разъясняя принцип равенства всех религиозных объединений перед Законом, законодатели установили: «Государство в вопросах свободы вероисповеданий и убеждений нейтрально, то есть не становится на сторону какой-либо религии или мировоззрения». Действительно, оно было настолько нейтрально, что даже допустило постоянное вещание во всероссийском телеэфире преступной религиозной группы Аум Синрикё, которую запретили в Японии как общественно опасную банду. В период действия этой нормы Закона в России обосновались все виды тоталитарных сект и общественно опасных религиозных группировок, которые более мобильны в прозелитизме, чем традиционные российские вероисповедания, поскольку финансируются враждебными для России силами.

Новый, ныне действующий, Федеральный Закон поставил некоторые препятствия для распространения таких деструктивных религиозных образований.

И, наконец, действительным гарантом осуществления свободы вероисповедания, как ее понимает государство, может и является весь корпус государственных актов, регулирующих религиозные отношения в обществе.

Второй раздел Закона РСФСР включал в основном статьи, регулирующие процедуры учреждения религиозных объединений, а также – статьи, определяющие сферы и характер их деятельности.

Особо следует обратить внимание на определение в Законе субъекта права. В соответствии со статьей 4 допускается единая форма коллективного исповедания – религиозное объединение. Поэтому в статье 17 устанавливалось: «Религиозное объединение – добровольное объединение совершеннолетних граждан, образованное в целях совместного осуществления права граждан на свободу вероисповеданий, в том числе для совместного исповедания и распространения веры». Таким образом, все религиозные учреждения, организации, учебные заведения и прочие церковные структуры публичного действия именуются одним термином – «религиозное объединение». Признаком «религиозного объединения» является инициативность десяти граждан в деле создания некоего общества, для совместного вероисповедания. Вполне очевидно, что под эту схему не вписывается такая организационная структура, как епархия Православной Церкви, какое-либо синодальное учреждение, духовная семинария, академия и прочие религиозные организации.

В Законе, наверное, специально было упразднено понятие «религиозная организация», и регламентировалась схема учреждения, свойственная протестантским и сектантским объединениям. Действительно, любая секта или псевдорелигиозное образование возникает как частное объединение единомышленников. Совершенно не так возникает любое учреждение Православной Церкви. Введена новая форма легализации религиозных объединений – регистрация уставов органами Министерства юстиции.

Остальные нормы нового религиозного законодательства целесообразнее рассмотреть уже в тексте нового Федерального Закона «О свободе совести и о религиозных объединениях».

Новый Закон Российской Федерации «О свободе совести и о религиозных объединениях», регулирующий религиозные отношения в стране, был принят Государственной Думой 19 сентября 1997 года и одобрен Советом Федерации 24 сентября 1997 года (см. Приложение № 20). В дальнейшем в настоящем тексте этот Закон буду называть «федеральный Закон».

Как выше сказано, структура текстов многих и разнообразных законов типична, и настоящий Закон по своей структуре подобен двум своим «предшественникам».

Как видно из названия Закона, возобладала, в конце концов, «союзная» формулировка «свобода совести», и добавлено в название понятие «религиозное объединение». Последнее означает, что субъектом права становятся в равной мере гражданин и организация. В прежнем же российском Законе гражданину отдавался приоритет.

Все-таки, чем же отличается свобода совести от свободы вероисповедания? Повторюсь еще раз, поскольку об этом практически ничего и нигде не написано.

Всякая сущность проявляется в определенной форме, следовательно, свобода совести служить Богу или противнику также должна иметь свою общественную форму проявления. Именно общественная, а не индивидуальная, форма проявления свободы совести есть то, что следует понимать в качестве «свободы вероисповеданий»; это не синонимы, но содержание и форма, сущность и явление.

В конце концов, законы о свободе совести должны быть законами об общественной форме проявления свободы совести, то есть о свободе вероисповедания. Государство вправе и в силах управлять именно общественными процессами, одним из которых является вероисповедание, и предметом государственного (законосообразного) регулирования являются всегда общественные явления и процессы. Можно условно разделить свободу совести на – свободу внутреннюю (для себя в Боге) и свободу внешнюю (для других в согласии с человеческим общежитием).

Свобода внешняя, лишь часть совместной жизни, может именоваться свободой исповедания собственной веры для ближних и общества, и вот она-то может быть предметом государственного законосообразного регулирования. Кстати, примерно в этих терминах и определялось исповедание веры в Законе РСФСР «О свободе вероисповеданий» (ст. 17): «Исповедание и распространение веры включает в себя совершение культа, распространение своих убеждений в обществе непосредственно или через средства массовой информации, миссионерскую деятельность, дела милосердия и благотворительности, религиозное обучение и воспитание, подвижническую деятельность (монастыри, скиты и прочее), паломничество и иную деятельность, определяемую соответствующими вероучениями и предусмотренную уставом (положением) данного объединения».

Предметом государственного регулирования является деятельность в обществе. Поэтому было бы правильно, если бы Законы о свободе совести назывались «законами о свободе вероисповедания», то есть законами о деятельности, связанной с публичным исповеданием и распространением веры.

На заключительной стадии принятия нового (федерального) Закона о свободе вероисповедания в России в обществе обнаружилось решительное противостояние различных как религиозных объединений, так и партийных группировок «за» и «против» принятия этого Закона. Причиной этого стала его Преамбула, в которой законодатели, желая того или не желая, хотели подчеркнуть особую роль Православной Церкви в духе высказываний о правовом статусе Российской Православной Церкви, имевших место на Поместном Соборе 1917–1918 гг.

Но плюралисты, от «дома выращенных» демократов до Президента США и Папы Римского, встали единым фронтом для того, чтобы не допустить в тексте Закона акцентирования культурно-исторического и государственного значения Православной Церкви, для того, чтобы установить полную неразличимость роли и места всякой религии в Российской Федерации, чтобы уравнять в правах традиционные конфессии и экзотические «псевдоверования», принимающие организованные формы сект и «псевдоцерквей».

(Кстати, чтобы быть верным себе и Богу, надо термином «церковь» называть только организованные формы традиционного христианства, в котором сохраняется Евхаристия как высшая форма бытия последователей Господа и Бога нашего Иисуса Христа. Поэтому Церковью можно называть только православные и католические религиозные организации; с большой натяжкой можно назвать церквами те протестантские образования, в которых сохраняется Евхаристия. Все остальные религиозные образования и организации следует называть как угодно, но не Церковью, не Екклезией.)

Борьба за Преамбулу закончилась следующим компромиссом: «Федеральное Собрание Российской Федерации, подтверждая право каждого на свободу совести и свободу вероисповедания, а также на равенство перед законом независимо от отношения к религии и убеждений, основываясь на том, что Российская Федерация является светским государством, признавая особую роль Православия в истории России, в становлении и развитии ее духовности и культуры, уважая христианство, ислам, буддизм, иудаизм и другие религии, составляющие неотъемлемую часть исторического наследия народов России, считая важным содействовать достижению взаимного понимания, терпимости и уважения в вопросах свободы совести и свободы вероисповедания, принимает настоящий Федеральный закон».

Православная Церковь была отмечена особо, но без указания ее государственно-строительной роли, как это сделал Поместный Собор 1917–1918 годов.

Закон состоит из трех разделов – «Глава 1. Общие положения», «Глава 2. Религиозные объединения» и «Глава 3. Права и условия деятельности религиозных организаций», и, в целом, из 27-ми статей, изложенных по параграфам (пунктам).

Нечасто в нашей жизни можно наблюдать изменение идеологии государственного законодательства, поэтому здесь предлагается сравнивать все три закона – Закон СССР «О свободе совести и религиозных организациях», Закон РСФСР «О свободе вероисповеданий» и Федеральный Закон «О свободе совести и о религиозных объединениях».

Итак, для выяснения сущности норм законов полезно сопоставить нормы, регулирующие одни и те же отношения.

Прежде всего, следует обратить внимание на различие наименований законов. Наименование любого закона, как выше сказано, содержит понятие, отражающее тот предмет (общественное отношение), которое регулируется данным законом.

Следовательно, Закон СССР «О свободе совести и религиозных организациях» имеет своим предметом – совесть гражданина и религиозную организацию, тогда как Закон РСФСР «О свободе вероисповеданий» определяет своим предметом свободу вероисповедания. Название федерального Закона определяет своим предметом свободу совести и религиозные объединения (организации). Все эти понятия должны содержаться в первых статьях законов.

По вариантам этих статей видно, как росла грамотность законодателей. «Союзные» задачи почему-то раскрывались понятием «гарантия прав»; «российские» задачи отождествлялись с «регулированием», а в федеральном Законе задачи вообще пропали, но фигурирует новый термин – «предмет».

Именно этот термин допустимо использовать в контексте и смысле этих всех первых статей, в которых действительно указывается «предмет законодательного регулирования – религиозные отношения», а законодатели времени «перестройки» называли его «задачами».

Обратим внимание на некоторые особенности «Общих положений» федерального Закона.

В федеральном Законе четко выделены два субъекта права – гражданин и религиозное объединение – такое было в союзном Законе, но отсутствовало в российском Законе: «Статья 1. Настоящий федеральный закон регулирует правоотношения в области прав человека и гражданина на свободу совести и свободу вероисповедания, а также правовое положение религиозных объединений».

Субъектами права в союзном Законе были граждане и организации, в российском – только граждане, в федеральном – граждане и объединения (организации). То, что российский Закон был эпатажным (противосоюзным), а поэтому временным, ясно по тому, что он исключил из своего названия, а следовательно из области правового регулирования, религиозные организации (объединения) в противовес союзному Закону, но реальность восторжествовала в федеральном Законе.

Следует иметь в виду, что в корпус религиозного законодательства входят государственные акты всех видов, в текстах которых, так или иначе, упоминаются структуры, связанные с религиозными отношениями в государстве. Поэтому в состав религиозного законодательства входят Конституция РФ, настоящий федеральный Закон, конкретизирующий соответствующие статьи Конституции, Закон о собственности, Кодекс законов о труде, Закон о некоммерческих организациях, Закон об общественных организациях, Закон об образовании, Указы Президента, Постановления Правительства и прочие государственные акты, регулирующие религиозные отношения в обществе (см. табл, выше).

Федеральный Закон в отличие от прежних законов вводит ограничение на разгул законотворчества, в частности утверждается приоритет настоящего Закона среди всех прочих, если они затрагивают отношения вероисповеданий.

Группа статей, раскрывающих основное понятие законов – право на свободу совести, разные по содержанию, но все-таки во всех вариантах законов можно вычленить основные условия реализации этого «права».

Вначале следует сравнить содержания соответствующих статей законов, а затем в таблице определить «Основные признаки, условия и формы реализации права на свободу совести».

Содержание законодательства о свободе вероисповедания

Из приведенных в разделе «1. Право на свободу совести» признаков можно вычленить нижеследующие (см. табл. ниже).

Думаю, что законотворцы не вполне отдавали себе отчет в том, что явление «свобода совести» имеет социальную форму проявления такую, как «свобода вероисповедания», поэтому так беспорядочно используются эти понятия в разных версиях законов, регулирующих религиозные отношения в обществе.

Но, так или иначе, под свободой вероисповедания следует понимать то, что оговорено в ст. 3.1 Федерального Закона: «право исповедовать индивидуально

Основные признаки, условия и формы реализации права на свободу совести

или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать и менять, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними».

Самое главное здесь право «распространять» свои убеждения и «действовать» в соответствии с ними. Именно в этом заключается свобода вероисповедания.

Никто в государстве не может запретить православному христианину совершать те частные и общественные деяния, которые освящены тысячелетней практикой Православной Церкви. Было бы только желание действовать в соответствии с православными убеждениями.

В данной статье «о свободе совести» имеется не совсем приемлемое для православных положение (ст. 3.5): «Запрещается вовлечение малолетних в религиозные объединения, а также обучение малолетних религии вопреки их воле и без согласия их родителей или лиц, их заменяющих».

Не редки случаи, когда ребенок вопреки родителям ходит в православный храм и участвует в богослужении, это же положение пытается отменить такую практику (в российском Законе такого не было). Надо думать, что эта норма введена для охранения детей от вовлечения их в религиозные нетрадиционные организации, в том числе тоталитарные секты.

Весьма полезной является статья 3.6, запрещающая оскорбление религиозного чувства, в частности «Проведение публичных мероприятий, размещение текстов и изображений, оскорбляющих религиозные чувства граждан, вблизи объектов религиозного почитания запрещаются».

Но, кажется, эта статья останется не более чем декларацией. Наиболее чувствительны к оскорблению религиозного чувства православные христиане, поскольку их Бог не абстракция, а Живая Личность, реально пострадавшая, воскресшая и всех спасшая. Оскорбление Имени Иисуса Христа и его Дела является оскорблением нас лично. Но... мы не пойдем в государственные судебные органы искать «правду на земле», но возьмем пример у Господа, молившегося о распинателях: «Отче! Прости им, ибо не знают, что делают» (Лк.23:34).

Если стало обычаем проводить в Кремле, даже на Соборной площади, мероприятия, не совместимые с духом христианской нравственности, например буддийское представление, оскорбляющее значение московских православных святынь, то о какой же защите религиозных чувств может идти речь.

Некоторых православных искушают гала-концерты на ступенях Храма Христа Спасителя, участие колоколов соборной кремлевской колокольни в этом концерте, музыкально-эстрадные шоу на Красной площади и многие нетрадиционные опыты соединения православных символов с акциями массовой культуры.

Кстати, комментаторы Федерального Закона считают, что понятие «оскорбление религиозного чувства» не имеет юридического содержания, поэтому нельзя непротиворечиво сформулировать данную статью Закона.

Основная форма выражения равноправия граждан независимо от их отношения к религии одинакова для всех вариантов законов; последняя (1997 г.) версия такова: «3.4. Граждане Российской Федерации равны перед законом во всех областях гражданской, политической, экономической, социальной и культурной жизни независимо от их отношения к религии и религиозной принадлежности».

В предыдущих вариантах законов имелись намеки на особые обстоятельства по отношению к гражданским обязанностям, при этом оставалось только догадываться, что речь идет о воинской повинности. В Федеральном Законе сказано на сей раз прямо: «3.4. ...Гражданин Российской Федерации в случае, если его убеждениям или вероисповеданию противоречит несение военной службы, имеет право на замену ее альтернативной гражданской службой».

Но поскольку до сих пор не принят Закон об альтернативной службе, то реализацию приведенной нормы предусмотрели в следующей форме: «3.4. ...По просьбам религиозных организаций решением Президента Российской Федерации священнослужителям в соответствии с законодательством Российской Федерации о воинской обязанности и военной службе в мирное время может предоставляться отсрочка от призыва на военную службу и освобождение от военных сборов». По-видимому, это будет действовать как временная норма до принятия закона об альтернативной службе. Предполагается, что всякий раз Президент будет публиковать специальный Указ, предоставляющий эти льготы конкретным лицам (поименно), заявленным в мотивированном ходатайстве руководителей религиозных организаций.

Определяя субъект гражданского права в области религиозных отношений, законодатели держатся единого мнения о существе любого религиозного учреждения, утверждая, что таковым является добровольное объединение граждан. Только союзный Закон делал акцент на «организации» как субъекте права. Российский Закон игнорировал сам факт существования религиозных организаций. В контексте его норм такое учреждение, как Московская Патриархия или любой синодальный Отдел, является добровольным объединением граждан-учредителей. Это по меньшей мере безграмотность, или же – преднамеренное игнорирование реальных иерархических образований Русской Православной Церкви.

В представленной таблице видно, насколько бедно и неопределенно нормировал Закон РСФСР бытие религиозных учреждений; видно также, что союзный Закон был нечеток в определениях, перечисляя все возможные формы религиозных учреждений. Наиболее логичным оказывается ныне действующий Федеральный Закон. В его названии имеется понятие «религиозное объединение», следовательно, в тексте это станет основным видом субъекта права.

Объединение может быть религиозной группой или религиозной организацией. Их отличие друг от друга заключается в характере легализации – группа не имеет устава и прав юридического лица, а организация имеет устав и права юридического лица.

Согласно тексту Федерального Закона:

«7. 7. Религиозной группой в настоящем Федеральном законе признается добровольное объединение граждан, образованное в целях совместного исповедания и распространения веры, осуществляющее деятельность без государственной регистрации и приобретения правоспособности юридического лица».

«8.7. Религиозной организацией признается добровольное объединение граждан Российской Федерации, иных лиц, постоянно и на законных основаниях проживающих на территории Российской Федерации, образованное в целях совместного исповедания и распространения веры и в установленном законом порядке зарегистрированное в качестве юридического лица».

Следовательно, все зарегистрированные учреждения Русской Православной Церкви отныне называются организациями, но не объединениями, то есть так, как было в союзном Законе. Сегодня православный приход следует именовать религиозной организацией, а не объединением граждан.

Определяя понятие религиозного объединения, законодатели сформулировали признаки, по которым можно устанавливать, относится ли данное объединение к религиозным организациям:

«6.1. Религиозным объединением в Российской Федерации признается добровольное объединение граждан Российской Федерации, иных лиц, постоянно и на законных основаниях проживающих на территории Российской Федерации, образованное в целях совместного исповедания и распространения веры и обладающее соответствующими этой цели признаками: вероисповедание; совершение богослужений, других религиозных обрядов и церемоний; обучение религии и религиозное воспитание своих последователей».

Итак, признаками религиозного объединения (организации) являются: вероисповедание; совершение богослужений, других религиозных обрядов и церемоний; обучение религии и религиозное воспитание своих последователей.

Только та организация может быть названа религиозной, которая обладает перечисленными признаками. Данные признаки определяют направления деятельности религиозных организаций, основные из которых богослужение и религиозное обучение (воспитание).

Кстати, даже законодатели согласились с тем, что религиозная организация должна заниматься религиозным воспитанием и обучением, формируя свою паству. Поэтому каждый приход обязан отвечать законосообразному понятию «религиозная организация», то есть иметь в составе своей уставной деятельности какую-либо образовательную деятельность – от воскресной школы до гимназии.

В Федеральном Законе принята тревожная статья «6.3. Создание религиозных объединений в органах государственной власти, других государственных органах, государственных учреждениях и органах местного самоуправления, воинских частях, государственных и муниципальных организациях запрещается».

Следовательно, в тюрьме или в исправительном учреждении нельзя иметь храм, в котором бы совершались Церковные Таинства. Но ко времени принятия настоящего Закона в государственных учреждениях уже действовали домовые церкви; например, в помещении Академии Генерального Штаба (храм был освящен Святейшим Патриархом Алексием 2), в Московской Краснопресненской пересыльной «тюрьме» – Храм в честь Иконы Божией Матери, именуемой «Споручница грешных» (приписан к Храму во имя Преображения Господня в Тушине), в государственной Третьяковской галерее – Храм святителя Николая в Толмачах и еще десятки других «домовых» церквей. Ныне, по сведениям священноначалия Русской Православной Церкви, практически нет ни одного места исполнения наказания, где бы не было уготовано место для богослужений и частных треб по просьбе заключенных.

Трудно себе представить, что все эти храмы могут быть закрыты по букве настоящего Закона. Данный запрет, надо думать, связан прежде всего с самим характером религиозного объединения, установленным еще советскими законами и сохраненным в настоящем Законе. Здесь имеется в виду то, что, согласно Закону, самая типичная форма религиозного учреждения – это Добровольное объединение граждан-учредителей, постоянно проживающих в одной местности. В таком случае действительно, в тюрьме или в воинской части нельзя сформировать «приходское собрание учредителей», поскольку заключенные или военнослужащие не являются постоянным контингентом этих заведений. И все-таки нельзя оставить тюрьму без действующего храма, в котором совершались бы таинства Крещения, Покаяния, Евхаристии и душеспасительные обряды и молитвословия.

Закон предусматривает учреждение религиозных организаций и не в форме объединений – этой-то возможностью надо воспользоваться для создания религиозных организаций в закрытых государственных учреждениях.

В настоящем Законе впервые вводится разграничение религиозных организаций по уровню управления и охвату территории деятельности – местные и централизованные.

К местным организациям относятся приходы, монастыри, братства и иные организации, не имеющие в своем составе подчиненных им религиозных организаций. К централизованным организациям относятся епархии, экзархаты, патриархии, и вообще те религиозные организации, в состав или в подчинение которых входят не менее трех иных религиозных организаций.

Таким разграничением и уточнением структурно-иерархического строя религиозных организаций законодатели приблизились к адекватному отображению реального канонического строя учреждений Русской Православной Церкви.

Если централизованная религиозная организация действует на территории России не менее 50 лет, то она может в своем наименовании использовать слова «Россия», «российская» и производные от них слова.

Закон, наконец-то, признал возможность учреждения религиозной организации не как объединения граждан, но как автономного подразделения иной религиозной организации. В частности, Московская Патриархия как централизованная религиозная организация вправе учредить какой-либо синодальный отдел (отдельное юридическое лицо), какое-либо учебное заведение и тому подобное.

Аналогично может поступать и епархия в лице Епархиального управления, которое может стать учредителем епархиальной семинарии. Соответствующая статья Закона сформулирована следующим образом: «8.6. Религиозной организацией признается также учреждение или организация, созданные централизованной религиозной организацией в соответствии со своим уставом, имеющие цель и признаки, которые предусмотрены пунктом 1 статьи 6 настоящего Федерального закона, в том числе руководящий либо координирующий орган или учреждение, а также учреждение профессионального религиозного образования».

Комментаторы Закона объясняют эту статью в приведенном выше смысле – как право учредить отдел, учебное заведение и прочее.

В то же время можно уверенно применять эту статью к учреждению прихода, поскольку приходу свойственны признаки статьи 6.1.

Это означает, что Епископ вправе учредить самостоятельно без всяких «объединившихся граждан» приход как религиозную организацию с признаками – вероисповедание, совершение богослужений, обрядов и церемоний, обучение религии и религиозное воспитание своих последователей.

При разработке новой версии гражданского Устава православного прихода учитывалась возможность учреждения прихода как реализации воли Епископа – это теперь законосообразно и соответствует каноническому праву Православной Церкви и тысячелетней практике Русской Православной Церкви.

Но, к сожалению, Церкви не удалось полностью отстоять свое естественное право развиваться сверху – от Главы, еже есть Иисус Христос, от епископа, которому Господь вручил ключи «вязать и решать».

Очень важным нововведением является статья «8.7. Органы государственной власти при рассмотрении вопросов, затрагивающих деятельность религиозных организаций в обществе, учитывают территориальную сферу деятельности религиозной организации и предоставляют соответствующим религиозным организациям возможность участия в рассмотрении указанных вопросов». Считается, что это положение введено в целях соответствия международным стандартам и договоренностям России в области прав человека.

В целях реализации норм Закона созданы Совет по взаимодействию с религиозными объединениями при Президенте Российской Федерации и Комиссия по вопросам религиозных объединений при Правительстве Российской Федерации. В Государственной Думе и в Совете Федерации Федерального Собрания имеются соответствующие комитеты.

Религиозные объединения, как и все прочие юридические лица в Российской Федерации действуют на основании своих уставов.

Если в прежних законах утверждалось, что «религиозные объединения действуют на основании своих уставов» и не уточнялся источник происхождения этих уставов, то в Федеральном Законе указываются, что уставы утверждаются учредителями религиозного объединения – либо объединившимися гражданами, либо централизованной религиозной организацией, являющейся учредителем.

Для православных приходов действует свой специфический порядок. Собрание граждан учредителей (Приходское Собрание) «принимает» Устав, о чем составляется специальный протокол, а епархиальный архиерей утверждает в форме «благословения» Устав, «принятый» Собранием.

В силу того, что тысячи приходов должны функционировать по одной и той же схеме (технологии), целесообразным является наличие «типового», единого для всех, Устава православного прихода. Такой Устав был разработан, утвержден Священным Синодом и согласован с Министерством Юстиции Российской Федерации. Поэтому, при собственном учреждении, каждый приход получает от епархиального Преосвященного Типовой Устав прихода не для обсуждения, а для руководства в своей деятельности. Следовательно, обсуждение и принятие Приходским Собранием Типового Устава православного прихода – это выражение своего согласия подчиниться нормам Типового Устава. Непринятие Типового Устава означает непринятие организационных нормативов ныне действующего церковного законодательства.

Главное требование Закона таково, что уставы религиозных организаций Должны соответствовать нормам Гражданского кодекса Российской Федерации. А это в свою очередь определяет содержание и структуру текста уставов:

1) наименование (точное наименование, которое будет зафиксировано в Уставе, в бланке, в печати);

2) место нахождения (почтовый адрес);

3) вид религиозной организации (местная или централизованная);

4) вероисповедание и в случае принадлежности к существующей централизованной религиозной организации ее наименование (указание «православная», или принадлежность к «имярек» епархии Русской Православной Церкви;

5) цели, задачи и основные формы деятельности (об этом ниже при обсуждении Устава прихода);

6) порядок создания и прекращения деятельности (процедуры реорганизации);

7) структура организации (например, состав учебных подразделений в МПДА – Академия, Семинария, Регентская школа, Иконописная школа);

8) органы управления, порядок их формирования и компетенция (например, Приходское Собрание, Приходской Совет, Настоятель);

9) источники образования денежных средств и иного имущества организации (для прихода – пожертвования, предпринимательская деятельность, для учебного заведения – смета и т. П.);

10) порядок внесения изменений и дополнений в устав (регламент собрания учредителей);

11) порядок распоряжения имуществом в случае прекращения деятельности;

12) другие сведения, относящиеся к особенностям деятельности данной религиозной организации.

В настоящее время разработаны Церковью и зарегистрированы Министерством Юстиции Российской Федерации типовые уставы православных организаций – Церкви в целом, православной епархии (см. Приложение №21) и православного прихода (см. Приложение №22), рассмотрению которых посвящается отдельный раздел (см. ниже).

Как и в прежних вариантах законов предусматривается государственная регистрация религиозных объединений как юридических лиц. Наличие у религиозной организации прав юридического лица обеспечивает ей публичную разностороннюю деятельность на основании обладания полнотой экономических и гражданских прав.

По сравнению с прежними законами в новом Законе введены различия религиозных объединений – централизованные и местные, традиционные и нетрадиционные, при этом усложнена их регистрация, которая поставлена в зависимость от учредителя и от вида объединения. Для этой цели разработаны «Правила рассмотрения заявлений о государственной регистрации религиозных организаций в органах юстиции Российской Федерации» (см. Приложение № 24)

Для государственной регистрации местной религиозной организации учредители (группа граждан или централизованная религиозная организация) представляют в соответствующий орган юстиции:

1. заявление о регистрации;

2. список лиц, создающих религиозную организацию, с указанием гражданства, места жительства, даты рождения;

3. устав религиозной организации;

4. протокол учредительного собрания;

5. документ, подтверждающий существование религиозной группы на данной территории на протяжении не менее пятнадцати лет, выданный органом местного самоуправления, или подтверждающий ее вхождение в централизованную религиозную организацию, выданный ее руководящим центром;

6. сведения об основах вероучения и соответствующей ему практики, в том числе об истории возникновения религии и данного объединения, о формах и методах его деятельности, об отношении к семье и браку, к образованию, особенностях отношения к здоровью последователей данной религии, ограничениях для членов и служителей организации в отношении их гражданских прав и обязанностей (этот пункт относится только к нетрадиционным для России вероисповеданиям);

7. Документ, подтверждающий место нахождения (юридический адрес) создаваемой религиозной организации (для православных объединений это будет почтовый адрес передаваемого в их пользование церковного здания).

Основаниями для государственной регистрации централизованных религиозных организаций (епархий, экзархатов), а также религиозных организаций, образуемых централизованными религиозными организациями (учебные заведения, синодальные отделы, благотворительные организации, приходы, монастыри), являются:

1. заявление о регистрации;

2. список учредителей религиозной организации;

3. устав создаваемой религиозной организации, утвержденный ее учредителем (учредителями);

4. документ, подтверждающий место нахождения руководящего органа (юридический адрес) создаваемой религиозной организации;

5. нотариально удостоверенные копии устава и свидетельства о государственной регистрации учредителя (учредителей);

6. соответствующее решение правомочного органа учредителя (здесь имеется в виду документированное решение о создании религиозной организации, например, выписка из протокола Святейшего Синода о создании имярек монастыря).

При создании централизованной религиозной организации учредитель (учредители) представляет также уставы не менее чем трех местных религиозных организаций, входящих в ее структуру, и сведения об иных входящих в указанную структуру религиозных организациях. Это последнее относится, например, к евангельским христианам баптистам, объединения которых существуют автономно без какой-либо иерархии. Если же они вдруг решат создать некий коллективный совещательный и координационный орган, то, используя предложенную процедуру, могут учреждать централизованную религиозную организацию по принципу объединения. В Православной Церкви эта норма неосуществима.

Органы юстиции, зарегистрировав религиозную организацию, выдают учредителям свидетельство установленного образца о государственной регистрации религиозной организации и вносят сведения о государственной регистрации в единый государственный реестр юридических лиц, открытый для всеобщего ознакомления.

Религиозной организации может быть отказано в государственной регистрации в случаях, если:

1) цели и деятельность религиозной организации противоречат Конституции Российской Федерации и законодательству Российской Федерации, при этом регистрирующим органам надо сослаться на конкретные статьи законов, которые могут быть нарушены регистрируемой организацией;

2) создаваемая организация не признана в качестве религиозной (то есть она не содержит признаков религиозной организации – см. выше);

3) устав и другие представленные документы не соответствуют требованиям законодательства Российской Федерации или содержащиеся в них сведения не достоверны (когда в устав вводятся нормы и правила, обычные для религиозной организации, но, например, противоречащие демократии, правам человека и т. П.);

4) в едином государственном реестре юридических лиц ранее зарегистрирована организация с тем же наименованием (если, например, будет регистрироваться еще одна «Московская Духовная Академия и Семинария», то учредителям укажут, что организация с таким названием имеется, поэтому следует изменить название);

5) учредитель (учредители) неправомочен (например, епархиальное управление) неправомочно создавать централизованную организацию такую как Синодальный отдел.

Содержание статей об отделении религиозных объединений от государства не одинаково в анализируемых версиях законов. Некоторые признаки присутствуют во всех версиях закона, например, неучастие религиозных объединений в выборах в органы государственной власти, а иные признаки встречаются в одной или двух версиях закона. Статьи, непосредственно посвященные изложению содержания принципа отделения религиозных объединений от государства, включают до 20 признаков, которые, якобы, раскрывают этот принцип полно и обоснованно.

Разные версии законов не каждый из приведенных признаков относит к признакам отделения религиозных объединений от государства, либо вообще не включают таковой в текст закона, поэтому в целом принцип отделения религиозных объединений от государства не может быть непротиворечиво определен. И наконец, этот принцип со временем видоизменяется, например, новая версия Закона уже допускает определенную финансовую поддержку религиозных объединений со стороны государства и не считает это противоречащим принципу отделения.

Если одни законодатели считают: какой-либо признак раскрывает понятие «отделение Церкви от государства», а другие законодатели не согласны

(Знаком «X» отмечено наличие данного признака в статьях об отделении религиозных объединений от государства.)

Признаки отделения Церкви от государства

с этим, то следует отказать этому признаку в принадлежности к тем показателям, которые действительно раскрывают понятие «отделение Церкви от государства». Таким образом, только четыре признака почти дословно (в одной и той же формулировке) входят во все версии Закона – 4, 5, 11, 12, их-то и следует принять за показатели понятия «отделение Церкви от государства» и анализировать, сопоставляя версии законов в таблице на предыдущей странице.

По существу вопроса первые два признака – невыполнение государственных функций и невмешательство государства в законную деятельность юридического лица вполне приложимо ко всякому иному юридическому лицу, например к заводу, фабрике, кооперативу, банку, профсоюзу и прочее. Ио ведь о них не говорят, что, например, заводы (частные) отделены от государства.

Итак, непоручение выполнять государственные функции и невмешательство в законные дела юридического лица не может считаться признаком отделения его от государства.

Остается одно – неучастие в политической жизни страны. Но об этом достаточно говорилось выше.

Федеральный Закон сохранил принцип отделения религиозных объединений от государства в одном непререкаемом положении – запрет на участие в деятельности политических партий, на участие в выборах и в формировании органов государственной власти.

На встрече 9 октября 1998 года в Даниловском монастыре с государственными и общественными деятелями Святейший Патриарх Алексий 2 заявил: «В последние дни многие спрашивают: что может сделать Церковь для преодоления нынешнего политического и экономического кризиса? Не стоит ли ей прямо вмешаться в процесс выработки государственных решений, выступить с собственной политической программой?

Убежден, что это не соответствовало бы ни исконной роли Церкви в жизни общества, ни самой природе ее миссии. Церковь не желает навязывать кому-либо политических или экономических рецептов.

Однако она не может стоять в стороне от происходящего в России. Ведь именно в Церковь несут свои беды и скорби десятки миллионов наших сограждан, испытывающих ныне неимоверные трудности. Именно на помощь Божию, на помощь Церкви возлагают свое упование люди, которые лишились всякой надежды на власть имущих и даже на самих себя. Полагаю, что точно такие же чувства испытывают многие приверженцы других традиционных для нашей страны религий.

Желая облегчить страдания пасомых, церковное Священноначалие решило обратить к власть имущим и ко всем влиятельным общественным силам новый призыв к справедливости и к активным действиям, могущим спасти страну и народ от нынешних нестроений, а также от возможности их повторения в будущем».

Все-таки, ведь «именно в Церковь несут свои беды и скорби десятки миллионов наших сограждан», поэтому не может Церковь стоять в стороне от государственного и социального строительства.

Весьма существенное новшество в «принципе отделения» – это возможность государственного финансирования некоторых видов деятельности религиозных объединений, которое заключается как в предоставлении налоговых льгот, так и в прямом финансировании содержания национального достояния, в которое входят многие культовые сооружения и памятники истории и культуры.

В данном случае Закон легализовал и утвердил законность уже сложившейся практики. Строительство Казанского Собора на Красной площади в Москве, Храма Христа Спасителя и прочих памятников истории и культуры, переданных для богослужений Русской Православной Церкви, осуществилось не без финансовой помощи государства. Если на строительство Храма Христа Спасителя непосредственно из государственного бюджета деньги не поступали, то, по крайней мере, жертвователи и строители имели налоговые льготы, например могли не платить налог на добавленную стоимость.

Именно эту практику и следовало узаконить, что вылилось в статью 4.3 Федерального Закона: «Государство регулирует предоставление религиозным организациям налоговых и иных льгот, оказывает финансовую, материальную и иную помощь религиозным организациям в реставрации, содержании и охране зданий и объектов, являющихся памятниками истории и культуры...».

Выделена одна проблемная область, которая потребовала большего законодательного определения. Вопреки действию прежнего законодательства некоторые государственные учреждения допускали в своей деятельности проведение религиозных обрядов, что вызывало нарекания улиц активного неправославного мировоззрения. В частности, в Министерстве внутренних дел в 1993–1997 гг. складывалась практика освящения полковых знамен по чину Православной Церкви. В Академии Генерального штаба оборудовано помещение для домового храма, который был освящен Святейшим Патриархом Алексием 2.

Мне представляется, что противники такого развития православного свидетельства в современном обществе «протолкнули» статью 4.4 Федерального Закона: «Деятельность органов государственной власти и органов местного самоуправления не сопровождается религиозными публичными обрядами и церемониями. Должностные лица органов государственной власти, других государственных органов и органов местного самоуправления, а также военнослужащие не вправе использовать свое служебное положение для формирования того или иного отношения к религии».

С этой нормой, наверное, будет то же, что и с отделением школы от Церкви – может произойти некоторая дифференциация той же армии. Если будут наемные или альтернативные войска, то в их подразделениях нельзя будет препятствовать проведению религиозных обрядов.

Совершенно новым и положительным в Федеральном Законе является прямое заявление об уважении внутренних законоустановлений Церкви: «4. 5. В соответствии с конституционным принципом отделения религиозных объединений от государства религиозное объединение создается и осуществляет свою деятельность в соответствии со своей собственной иерархической и институционной структурой, выбирает, назначает и заменяет свой персонал согласно своим собственным установлениям...».

Государство признало иерархичность Церкви (Собор, Патриарх, Синод, епископ, священник, дьякон, мирянин); это означает, что православный приход уже не может восприниматься государством как абсолютно обособленная единица, и рассматривается как юридическое лицо, неотъемлемо входящее в структуру централизованной религиозной организации.

Например, теперь имущественные споры прихода и иных юридических лиц не могут быть решены без участия епархиального управления.

Законным считается не только создание религиозных объединений в виде иерархической структуры, но также и сама деятельность, обуславливаемая внутренними законоустановлениями самой Церкви, об этом гласит статья 15.1 – «Религиозные организации действуют в соответствии со своими внутренними установлениями, если они не противоречат законодательству Российской Федерации, и обладают правоспособностью, предусматриваемой в их уставах».

Закон окончательно определил возможность объявлять нерабочими днями религиозные праздники – «Статья 4.7. По просьбам религиозных организаций соответствующие органы государственной власти в Российской Федерации вправе объявлять религиозные праздники нерабочими (праздничными) днями на соответствующих территориях».

В соответствии с понятием «религиозное объединение», важнейшим видом деятельности таковых является совершение богослужений.

Все версии Закона, определяя право на совершение богослужений, выделяют следующие области регулирования религиозных отношений:

1. право основывать и содержать места проведения богослужений;

2. право беспрепятственного совершения богослужений;

3. право граждан просить религиозные организации о совершении богослужений;

4. право религиозных учреждений испрашивать возможность совершать богослужения в любых местах;

5. особенности совершения богослужений в местах лишения свободы и в воинских частях;

6. правила проведения богослужений вне помещений в соответствии с законодательством о митингах и шествиях.

Иных указаний и условий в области права на богослужение Закон не предусматривает, поскольку данная область деятельности религиозных организаций определяется их внутренними законоустановлениями, правилами и традициями. В Федеральном Законе все отмеченные области регулирования религиозных отношений сформулированы в статье 16.

Благотворительная деятельность не считается признаком религиозного объединения, но Закон специально оговаривает возможность и условия осуществления благотворительной деятельности религиозными объединениями.

Выделяются следующие правовые особенности такой деятельности:

1. право осуществлять благотворительность самим объединением или специально для этого созданным учреждением;

2. право создавать специальные культурно-просветительные учреждения, в том числе и средства массовой информации и издательства;

3. право на льготы по налогообложению в соответствии с российским законодательством.

В Федеральном Законе введена новая норма «Статья 18.3. Государство оказывает содействие и поддержку благотворительной деятельности религиозных организаций, а также реализации ими общественно значимых культурнопросветительских программ и мероприятий».

В свое время (в 1993 году) в Государственной Думе разрабатывался проект Закона о социальном партнерстве религиозных объединений и государства, в котором закладывались основы тесного сотрудничества Церкви и государства в образовании, медицине, социальном обслуживании и призрении, а также в иных гуманитарных сферах общественной деятельности. Отголоском этого законопроекта является указанная статья 18.3.

Со своей стороны Церковь заявила о готовности деятельно участвовать в этих областях общественной жизни (см. в параграфе 3.2 – Раздел Концепции 3.8).

Идеология «отделения Церкви» менялась, и это отражалось в формулировках соответствующих статей, определяющих отношения Церкви со школой:

– Союзный Закон еще говорил об отделении школы от Церкви, понимая под Церковью религиозные организации (сто. 6. Отделение школы от церкви (религиозных организаций);

– Закон РСФСР был озабочен светскостью государственной системы образования, и уже не говорит об отделении школы от Церкви (ст. 9. Светский характер системы государственного образования;

– Федеральный Закон, касаясь вопросов образования, коснулся только религиозного образования и заявил, что Российское государство есть светское государство, а все государственное не может быть сопрягаемо с исполнением каких-либо культов (ст. 5. Религиозное образование).

В целом все версии законов о свободе вероисповеданий утверждают, что государственная система образования носит светский характер и не имеет цели формировать у обучающихся того или иного отношения к религии. Федеральный Закон устанавливает: «Статья 4.2. В соответствии с конституционным принципом отделения религиозных объединений от государства государство: ...обеспечивает светский характер образования в государственных и муниципальных образовательных учреждениях».

С другой стороны, всем гражданам предоставляется равное право доступа к различным видам и уровням образования независимо от их отношения к религии.

Учитывая то, что свободное предпринимательство охватывает и сферу народного образования и что сегодня нельзя запретить преподавание религии в частной (негосударственной школе), государство решило уточнить, что именно в системе государственных школ, содержащихся за счет государственного бюджета, недопустимо преподавание религии. Оно возможно, но за счет родителей и вне основной сетки учебных часов. Если того пожелают граждане, то представители религиозных объединений с зарегистрированным уставом могут преподавать вероучение в любых (то есть даже в государственных) дошкольных и учебных заведениях и организациях. Подтверждено также право родителей просить представителей религиозной организации обучать детей религии вне рамок образовательной программы в государственных и муниципальных образовательных учреждениях.

В то же время, если негосударственное образовательное учреждение, осуществляющее преподавание по государственным программам (предметы общеобразовательной школы), прошло государственную аккредитацию, то оно вправе рассчитывать на финансовую поддержку из государственного бюджета – статья 4.3 «Государство регулирует предоставление религиозным организациям налоговых и иных льгот, оказывает финансовую, материальную и иную помощь религиозным организациям... в обеспечении преподавания общеобразовательных дисциплин в образовательных учреждениях, созданных религиозными организациями в соответствии с законодательством Российской Федерации об образовании».

Действительно, здесь уже теряется смысл принципа отделения школы от Церкви.

Всякое обучение религии можно интерпретировать как ознакомление с общественно-исторической культурой народа, то есть как информирование обучающихся по широкому кругу культурно-исторической тематики. Поэтому Закон позволил преподавание религиозно-познавательных, религиоведческих и религиозно-философских дисциплин даже в государственных учебных заведениях, если только это обучение не сопровождается совершением религиозных обрядов.

Все приведенные в этих абзацах положения в той или иной форме вошли в Федеральный Закон «Об образовании», поэтому ныне действующий Федеральный Закон «О свободе совести и религиозных объединениях» формулирует нормативную базу только для самого религиозного образования, практически не касаясь общего и специального государственного образования.

Гражданское право лично или совместно с другими исповедовать веру проявляется также в праве индивидуально или совместно с другими получать религиозное образование. И основываясь на этом праве, религиозные организации могут в соответствии со своими уставами и с Федеральным Законом «Об образовании» создавать собственные образовательные учреждения.

Федеральный Закон впервые ставит вопрос о профессиональном религиозном образовании: «Статья 19. Учреждения профессионального религиозного образования.

1. Религиозные организации в соответствии со своими уставами имеют исключительное право создавать учреждения профессионального религиозного образования (духовные образовательные учреждения) для подготовки служителей и религиозного персонала.

2. Учреждения профессионального религиозного образования подлежат регистрации в качестве религиозных организаций и получают государственную лицензию на право осуществления образовательной деятельности.

3. Граждане, обучающиеся на очных отделениях учреждений профессионального религиозного образования, которые имеют государственную лицензию, пользуются правом на отсрочку от призыва на военную службу в соответствии с законодательством о воинской обязанности и военной службе и иными льготами, предусмотренными законодательством Российской Федерации».

Во-первых, никто не может учредить духовную православную семинарию кроме православной религиозной организации (исключительное право);

во-вторых, духовное учебное заведение признается и регистрируется как религиозная организация (см. Приложение № 20: ст. 5.3; ст. 8.6; ст. 19.2), которая создана не как объединение граждан, а как учреждение, образованное централизованной религиозной организацией;

в-третьих, все учреждения профессионального религиозного образования (академии, семинарии, школы, училища) должны иметь право на образовательную деятельность, которое подтверждается наличием государственной лицензии;

в-четвертых, только наличие лицензии дает возможность публично и легально осуществлять образовательную деятельность, и только в этом случае обучающиеся могут пользоваться всеми льготами, предоставляемыми школьникам, учащимся и студентам государственных учебных заведений.

Здесь вкратце следует сказать, что государственное лицензирование – это особая форма государственного контроля над частной предпринимательской деятельностью. Как только возникли свободные рыночные отношения и делом частного бизнеса стали все сферы социальной жизни, то возникла необходимость упорядочения этой стихии.

Во-первых, необходимо было обеспечить безопасность граждан от частной деятельности, например от деятельности неквалифицированных строителей. В этих целях государство оценивает квалификацию персонала организации, и в случае ее соответствия заявленным целям и задачам деятельности, предоставляет право вести строительные работы. Также и области образования, здравоохранения и проч.

Во-вторых, государство может либо сдерживать, либо поощрять развитие того или иного бизнеса, или же, если не может сдержать, изымать сверхприбыль в виде большого лицензионного сбора (своеобразный налог на специфический вид деятельности, например игорный бизнес и торговля спиртными напитками), или предоставлять особые льготы и стимулы.

Что касается лицензии на образовательную деятельность, то здесь лицензирующими органами оценивается санитарно-противопожарное состояние учебных и подсобных помещений, квалификационно-штатный состав преподавателей, наличие апробированных учебных программ. Все это обычно делается в случае лицензирования такого учебного заведения, в котором ведется обучение только светским предметам.

В департаментах народного образования нет специалистов по профессиональному религиозному обучению, поэтому сама процедура лицензирования религиозных учебных заведений носит пока еще формальный характер (только оценка санитарно-противопожарных условий обучения в определенном для этого помещении). Наличие лицензии у образовательного учреждения, независимо от статуса учреждения (государственное, частное, религиозное), дает право учреждению и самим учащимся пользования социальными льготами, предусмотренными законодательством для образовательных учреждений.

Важнейшим шагом со стороны государства было восстановление возможности для церкви быть собственником движимого и недвижимого имущества. Все варианты законов о вероисповедании, в частности Федеральный Закон, так формулируют это право религиозных организаций: «Ст. 21.1. В собственности религиозных организаций могут находиться здания, земельные участки, объекты производственного, социального, благотворительного, культурно-просветительского и иного назначения, предметы религиозного назначения, денежные средства и иное имущество, необходимое для обеспечения их деятельности, в том числе отнесенное к памятникам истории и культуры».

Важное дополнение Федерального Закона «в том числе отнесенное к памятникам истории и культуры» создает возможность того, что те храмы и монастыри, которые являются объектами государственной собственности и находятся в пользовании Министерства культуры, могут быть возвращены в собственность Православной Церкви. Ранее об этом нельзя было и помышлять.

Памятники истории и культуры в зависимости от своей степени значимости делятся на объекты культурного наследия федерального (общероссийского) значения и местного значения.

В соответствии с постановлением Верховного Совета Российской Федерации от 27 декабря 1991 г. № 3020–1 «О разграничении государственной собственности в Российской Федерации на федеральную собственность, государственную собственность республик в составе Российской Федерации, краев, областей, автономной области, автономных округов, городов Москвы и Санкт-Петербурга и муниципальную собственность» объекты историкокультурного наследия, т. е. памятники истории и культуры общероссийского значения, расположенные на территории Российской Федерации, относятся исключительно к федеральной собственности и, согласно распоряжению Президента Российской Федерации от 18 марта 1992 г. № 114-РП, запрещены для включения в перечни объектов, передаваемых в государственную собственность субъектов Российской Федерации.

Указ Президента Российской Федерации «Об утверждении перечня объектов исторического и культурного наследия федерального (общероссийского) значения» от 20 февраля 1995 г. № 176, в свою очередь, конкретно определил, какие памятники истории и культуры имеют общероссийский статус. Объекты культурного наследия, не вошедшие в этот Перечень, соответственно относятся к памятникам истории и культуры местного значения.

Невозвращение Церкви ее недвижимости связано с тем, что, находясь в собственности государства, памятники истории и культуры функционируют как музеи и приносят доход структурам Министерства культуры РФ. Но само министерство объясняет это невозвращение тем, что-де Церковь не имеет возможности сохранять в должном состоянии раритеты истории и культуры. Практика же показывает, что религиозные организации (приходы и монастыри) порою более эффективно осуществляют реставрацию памятников и достаточно профессионально содержат ценные предметы религиозного почитания.

Собственность религиозных организаций может образовываться трояко – обычным способом вследствие приобретения (покупки, производства), вследствие передачи от государства и вследствие пожертвования от граждан и организаций. Эти три способа указывались в разных статьях предыдущих вариантов Закона, а в последней его редакции объединены вместе: «Ст. 21. 2. Религиозные организации обладают правом собственности на имущество, приобретенное или созданное ими за счет собственных средств, пожертвованное гражданами, организациями или переданное религиозным организациям в собственность государством...»

Весьма важными являются последние слова, поскольку создается юридическая база для полного восстановления имущественных прав Церкви на все достояние, экспроприированное после 1917 года. Предполагается, что если что-либо и будет передаваться Церкви в собственность, то это будет производиться безвозмездно (бесплатно): «21. 3. Передача в собственность религиозным организациям для использования в функциональных целях культовых зданий и сооружений с относящимися к ним земельными участками и иного имущества религиозного назначения ... осуществляется безвозмездно».

Передача имущества религиозного назначения в собственность религиозным организациям Русской Православной Церкви во многом осложнена тем, что среди этого имущества есть объекты культурного наследия (памятники истории и культуры), которые не могут быть переданы негосударственным структурам и защищены Федеральным Законом «О музейном фонде» (см. Приложение № 27 – выделено жирным шрифтом в статье 15).

Но пока действует единственная форма отношений Церкви к недвижимому имуществу, находящемуся в собственности государства – это прежняя форма бесплатного пользования культовыми сооружениями, которая подтверждена Федеральным Законом о свободе совести (ст. 22. 2. Передача религиозным организациям в пользование по функциональному назначению культовых зданий и сооружений с относящимися к ним земельными участками и иного имущества религиозного назначения, находящегося в государственной или муниципальной собственности, осуществляется безвозмездно).

Какова же правовая основа «права пользования»?

Статья 216 Гражданского кодекса Российской Федерации устанавливает, что наряду с правом собственности существуют иные вещные права, и в качестве примера называет пять вещных прав («Статья 216. Вещные права лиц, не являющихся собственниками.

1. Вещными правами наряду с правом собственности, в частности, являются: право пожизненного наследуемого владения земельным участком; право постоянного (бессрочного) пользования земельным участком; сервитуты; право хозяйственного ведения имуществом и право оперативного управления имуществом.

2. Вещные права на имущество могут принадлежать лицам, не являющимся собственниками этого имущества.

3. Переход права собственности на имущество к другому лицу не является основанием для прекращения иных вещных прав на это имущество.

4. Вещные права лица, не являющегося собственником, защищаются от их нарушения любым лицом в порядке, предусмотренном статьей 305 настоящего Кодекса»),

Перечень вещных прав, приведенный в указанной статье, не является исчерпывающим, а следовательно, Гражданский кодекс Российской Федерации допускает существование иных имущественных прав субъекта. С принятием второй части Гражданского кодекса Российской Федерации в гражданском законодательстве появился отдельный гражданско-правовой институт – договор безвозмездного пользования (глава 36 ГК РФ), который фактически закрепил существование особой формы вещного права – права пользования. Впоследствии понятие «право пользования» стало использоваться в Федеральном Законе «О свободе совести и о религиозных объединениях».

Таким образом, в настоящее время стихийно сложившаяся практика передачи имущества религиозного назначения религиозным организациям Русской Православной Церкви в безвозмездное пользование получила правовое обоснование.

Появление «право пользования» связано с практикой передачи религиозным организациям Русской Православной Церкви ее имущества во времена установления советской власти в России. Тогда все церковное имущество передавалось Русской Православной Церкви только на этом основании. Еще Декрет «Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви» утверждал в 13-й статье, что «Здания и предметы, предназначенные специально для богослужебных целей, отдаются... в бесплатное пользование соответственных религиозных обществ».

При передаче в пользование религиозным организациям Русской Православной Церкви имущества религиозного назначения, относящегося к федеральной собственности, органы государственной власти руководствовались Положением, утвержденным Постановлением Правительства Российской Федерации «О порядке передачи религиозным объединениям относящегося к федеральной собственности имущества религиозного назначения» от 14 марта 1995 г. за № 248, ныне оно заменено новым Положением от 3 июля 2001 г. № 0863 (см. Приложение № 25).

Передача в пользование религиозным организациям Русской Православной Церкви культовых зданий, строений с прилегающими к ним участками земли и иного движимого и недвижимого имущества религиозного назначения, являющихся памятниками истории и культуры осуществляется Министерством культуры Российской Федерации. Религиозные организации Русской Православной Церкви используют имущество религиозного назначения, находящееся под охраной государства или состоящее на государственном учете как памятник истории и культуры, на условиях охранного договора либо обязательства, оформляемого в установленном порядке.

Распоряжение Президента Российской Федерации от 23 апреля 1993 г. № 281-РП предписывает «осуществить поэтапную передачу в собственность или пользование религиозным организациям культовых зданий, строений и прилегающих к ним территорий и иного имущества религиозного назначения, находящегося в федеральной собственности, для использования в религиозных, учебных, благотворительных и других уставных целях, связанных с деятельностью конфессий» (см. Приложение № 25).

К сожалению, Распоряжение Президента не относится к нормативным правовым актам прямого действия, а следовательно, оно не вправе содержать нормы права, обязательные к исполнению неопределенным кругом лиц. Скорее всего, названное Распоряжение следует отнести к разряду поручений, адресованных конкретным исполнительным органам, для подготовки последними соответствующих мероприятий. Во исполнение вышеназванного Распоряжения Правительство Российской Федерации приняло Постановление «О порядке передачи религиозным объединениям относящегося к федеральной собственности имущества религиозного назначения» № 248 от 14 марта 1995 г., которое ныне заменено новым от 3 июля 2001 г. № 0863.

Этими же Постановлениями было рекомендовано органам исполнительной власти субъектов Российской Федерации и органам местного самоуправления при передаче Церкви относящегося к их собственности движимого и недвижимого имущества религиозного назначения руководствоваться также Положением «О порядке передачи религиозным объединениям относящегося к федеральной собственности имущества религиозного назначения». Согласно этому Положению, имущество религиозного назначения, относящееся к федеральной собственности, может быть передано религиозным организациям Русской Православной Церкви в единоличное пользование либо в совместное пользование с учреждениями и организациями культуры Российской Федерации. Условия совместного использования этого, имущества с учреждениями и организациями культуры определяются на основании соглашения между последними и религиозными организациями Русской Православной Церкви в соответствии с законодательством Российской Федерации.

Кроме того действует Указ Президента Российской Федерации «Об особо ценных объектах культурного наследия народов Российской Федерации» от 30 ноября 1992 г. № 1487, который утвердил Положение об особо ценных объектах культурного наследия народов Российской Федерации, согласно которому «внесенные в Государственный свод особо ценные объекты являются исключительно федеральной собственностью. Изменение формы собственности указанных объектов либо их перепрофилирование не допускается.»

Кроме того, Федеральный Закон Российской Федерации «О Музейном фонде Российской Федерации и музеях в Российской Федерации» от 26 мая 1996 г. статья 15 говорит, что «музейные предметы и музейные коллекции, включенные в состав государственной части Музейного фонда Российской Федерации, не подлежат отчуждению, за исключением случаев утраты, разрушения либо обмена на другие музейные предметы и музейные коллекции».

Памятники истории и культуры, относящиеся к особо ценным объектам культурного наследия, могут передаваться в совместное (государства и Церкви) пользование религиозным организациям Русской Православной Церкви на основе соглашения между ней и Министерством культуры Российской Федерации, например, Московские кремлевские соборы. Это регулируется Федеральным Законом «О Музейном фонде Российской Федерации и музеях в Российской Федерации», в котором нормируется использование и охрана имущества, относимого к особо ценным объектам культурного наследия и навеки закрепляемого в исключительно федеральной (государственной) собственности, это имущество может быть предоставляемо в пользование религиозным организациям Русской Православной Церкви на основе соответствующего соглашения между Церковью и Министерством культуры Российской Федерации или соответствующим государственным учреждением культуры.

Например, чудотворная икона Божией Матери «Владимирская» как великая духовная, историческая и культурная ценность до сих пор является музейным предметом и входит в экспозицию Третьяковской галереи со времен Октябрьской революции. В настоящее время эта главная святыня православной Руси хранится в храме Святителя Николая в Толмачах при Третьяковской галерее согласно договоренности между последней и Московской Патриархией обеспечивающей как наличие Иконы в богослужении, так и наличие ее в качестве экспозиционного экспоната для посетителей Третьяковской галереи. При этом Икона будет оставаться федеральной собственностью.

Итак, многие особо ценные объекты культурного наследия и музейные ценности, имеющие церковное и религиозное назначение, во многих случаях являются величайшими церковными святынями. Их включение в государственный свод особо ценных объектов и в государственную часть Музейного фонда означает, что эти объекты не могут быть возвращены в собственность Русской Православной Церкви, пока существуют данные нормы права.

Вместе с этим, положение в этой области не столь безнадежно, есть и положительные моменты, позволяющие надеяться, что в ближайшее время появится нормативная база по возврату Русской Православной Церкви ее имущества, находящегося в настоящее время в государственной или муниципальной собственности. Речь идет о Заключении № 193 (1996) Совета Европы по приему Российской Федерации в свои ряды, согласно которому (пункт 12 Заключения) Россия обязана «в кратчайшие сроки возвратить собственность религиозных организаций».

Данное положение обязательно для Российской Федерации как члена Совета Европы. При этом следует отметить, что в документе идет речь не о передаче религиозным организациям их собственности, которой они лишились в силу определенных событий, а о ее возврате, что юридически более определенно и наибольшим образом отвечает интересам Русской Православной Церкви. И есть прецедент восстановления прав собственности Церкви.

Развитие местного самоуправления и некоторая автономизация субъектов Российской Федерации позволяет более кардинально решать вопросы возвращения прав собственности религиозным организациям. Такой случай имел место в Чувашской Республике. Указом Президента Чувашии Николая Федорова 22 августа 1997 года в собственность Чебоксарской епархии Русской Православной Церкви переданы многие здания – памятники культовой архитектуры.

В перечень передаваемых объектов включено полтора десятка зданий соборов, церквей, монастырских комплексов и строений 18–19 веков, находящихся в Чебоксарах, старинных городах Алатырь и Мариинский Посад, в ряде сел. До сих пор они числились в реестре республиканской собственности и находились во временном пользовании религиозных организаций. Этим же указом поручено Министерству культуры республики решить совместно с федеральными властями и вопрос о передаче в собственность чебоксарской епархии церковных зданий с прилегающей к ним территорией, которые являются федеральной собственностью. Среди них многие храмы в Чебоксарах, в том числе и самый древний в Чувашии Введенский собор, сооруженный в 1651 году, а также ряд других старинных церквей и соборов в разных уголках республики.

Все разногласия между федеральными органами исполнительной власти либо между федеральным органом исполнительной власти и религиозными организациями Русской Православной Церкви по поводу передачи имущества религиозного назначения рассматривает Комиссия по вопросам религиозных объединений при Правительстве Российской Федерации.

В условиях государственного владения культурно-историческими памятниками (монастыри, храмы, часовни) обеспечивается определенный способ их охраны – недопущение приватизации.

Федеральный Закон особо оговаривает право Церкви использовать имущество для своих нужд, то есть для публичного вероисповедания, совершения богослужений, религиозного просвещения и благотворительной деятельности. Если в большевистском законодательстве передаваемые в пользование помещения должны были использоваться только для культовых целей, то нынешнее законодательство таких ограничений не делает и утверждает, что «22. 1. Религиозные организации вправе использовать для своих нужд земельные участки, здания и имущество...», а нужды могут быть самыми разными, и не только культовые.

Предметы церковной собственности часто представляют либо особое национальное достояние, либо святыню Церкви, поэтому Закон предусматривает защиту как самой собственности, так и предметов собственности.

Первое проявляется в том, что на некоторые предметы церковной собственности не могут обращаться претензии кредиторов – это новое в российском законодательстве: «21.5. На движимое и недвижимое имущество богослужебного назначения не может быть обращено взыскание по претензиям кредиторов».

Второе (охрана предметов собственности) раскрывается в том, что пользование предметами национального достояния должно быть согласовываемо с государственными органами охраны памятников истории и культуры. Эта норма в Законе РСФСР выглядела следующим образом: «Ст. 26. Условия содержания религиозными объединениями объектов и предметов, являющихся историко-культурными памятниками, согласовываются с соответствующими управлениями (отделами) культуры».

Такое требование содержалось в текстах предыдущих версий Закона (союзной и российской), но в ныне действующей – она отсутствует. В то же время Федеральный Закон особо оговорил право религиозных организаций пользоваться средствами государственного бюджета для содержания культовых сооружений, относящихся к ценным памятникам истории и культуры: «4. 3. Государство... оказывает финансовую... материальную и иную помощь религиозным организациям в реставрации, содержании и охране зданий и объектов, являющихся памятниками истории и культуры...».

Имущество, принадлежавшее Церкви, всегда имело и имеет до сих пор строго целевое назначение. С точки зрения законодательства Российской Федерации, такое положение обусловлено тем, что любая религиозная организация как некоммерческая организация имеет специальную правоспособность, т. е. вправе вести только те виды деятельности, которые указаны в ее учредительных документах и соответствуют целям ее создания. В этой связи все имущество, которое так или иначе находится в распоряжении религиозных организаций Русской Православной Церкви, должно использоваться ими исключительно для решения своих уставных задач и достижения своих целей или целей, по своему характеру связанных с ними.

Использование имущества в целях, не предусмотренных уставом, не допускается. В этом заключается особый правовой статус имущества религиозных организаций Русской Православной Церкви.

Предание Церкви говорит об этом следующим образом. Церковное имущество само по себе назначается исключительно для целей Церкви и поэтому не может быть употребляемо ни на какую другую цель. Этим церковное имущество отличается от обыкновенного имущества, которое владелец его может по своей воле употребить, на что ему угодно. Следовательно, им нельзя располагать как частным имуществом, а только согласно установленной цели. В этом смысле можно вполне правильно выразиться, что церковное имущество есть собственность Христа, или бедных, как оно и называется в различных церковных актах, ибо этим словом обозначается не собственность сама по себе, а то, для чего она предназначена. В этой связи Церковь наделена тремя правами в отношении своего имущества, именно: право управлять и употреблять церковное имущество согласно его назначению; затем, право надзирать, добросовестно ли ведется управление этим имуществом и употребляется ли оно согласно своему назначению, и, наконец, право, в случае невозможности достигнуть определенной ранее цели или в случае нужды удовлетворить ближайшие потребности, употребить это имущество на другую подобную цель, или продать его.

Обратимся снова к анализу версий законов о религиозных отношениях в России.

В союзном Законе «О свободе совести и религиозных организациях» предусматривалось исключительное право религиозных организаций пользоваться культовыми сооружениями: «Ст. 17. ...Религиозные организации имеют преимущественное право на передачу им культовых здании с прилегающей территорией». Такое требование ограждало использование храмов не по назначению, но, к сожалению, в нынешнем Законе это право не подтверждено.

И наконец, обязательным пунктом законов является подтверждение права иметь собственность на территории иных государств (вне России): союзный Закон «Статья 18. ...В собственности религиозных организаций может быть также имущество, находящееся за границей».

К вопросам собственности Союзный Закон относил право религиозных объединений обращаться к кому угодно за пожертвованиями: «18. ...Религиозные организации вправе обращаться за добровольными финансовыми и другими пожертвованиями и получать их». Эта норма отменяла прежний весьма странный запрет на материальную взаимопомощь членам общины.

Федеральный Закон не оговаривает специально этот вопрос, но систематически утверждает обычный для всех юридических лиц порядок уставной деятельности в соответствии с Гражданским кодексом, которым обращение за пожертвованиями не запрещена.

(В настоящем параграфе «з» использованы материалы из публикаций М. В. Ильичева)

Вполне очевидно, что нынешние религиозные организации, в особенности – Православной Церкви, ведут необычную для них экономическую деятельность. Приходы Российской Православной Церкви до 20 века не вели такой интенсивной строительной, книгоиздательской и торговой деятельности, как нынешние приходы Русской Православной Церкви. В те времена материальное содержание Церкви осуществляло государство, купечество и прочий «имущий» класс, ныне же каждое религиозное учреждение находится на полном самообеспечении, кроме синодальных учреждений и духовных учебных заведений.

Особенно остро стоял вопрос самообеспечения в периоды советской истории явного и неявного гонения на Церковь, когда каждый приход не мог рассчитывать даже на помощь прихожан и выживал только благодаря хозяйственной смекалке настоятеля или старосты.

Таким образом, хозяйственная деятельность, приносящая доход, становится необходимым условием материального обеспечения религиозных организаций. Поэтому фактически сложившиеся условия выживания религиозных организаций получили в новой России законодательное обоснование.

Все три варианта Закона разрешают небогослужебную деятельность религиозным организациям. В связи с тем, что все виды хозяйственной деятельности перечислить нельзя, то Федеральный Закон отсылает к Гражданскому кодексу РФ и кратко формулирует: «Ст. 23. Религиозные организации вправе осуществлять предпринимательскую деятельность и создавать собственные предприятия в порядке, устанавливаемом законодательством Российской Федерации».

Такая формулировка весьма важна, поскольку всякая свободная экономическая деятельность называется предпринимательской, но не всякая предпринимательская деятельность может быть коммерческой. Коммерческой является такая деятельность, которая ставит своей целью извлечение прибыли в личных целях, и поэтому такая деятельность безусловно налогооблагаема.

Ныне православные приходы ведут предпринимательскую деятельность, например – производят печатную продукцию в целях извлечения прибыли, но доходы от этой деятельности не распределяются между учредителями, а направляются на финансирование уставной религиозной (гуманитарной) деятельности. Поэтому такую предпринимательскую деятельность нельзя называть коммерческой.

Поскольку в Законе не перечислены виды предпринимательской деятельности, как это было в прежних вариантах Закона, то сие означает право заниматься любой хозяйственной деятельностью, кроме предосудительной с точки зрения православной нравственности, а также той, которая приносит максимальные прибыли, эксплуатируя низменные чувства граждан (например, шоу и зрелища). Церковь сама должна определить некий Кодекс о видах деятельности религиозных организаций, входящих в ее структуру, в котором должны быть оговорены принципы участия религиозных организаций в различных светских мероприятиях, а также оговорены такие условия подобных участий, которые обеспечивали бы неснижение авторитета и достоинства Церкви, дабы Имя Христово не хулилось в делах клириков.

Выделение Законом в предпринимательской деятельности производства, продажи, экспорта и импорта религиозной литературы и предметов культа связано с тем, что такая деятельность является одной из публичных форм распространения своего вероучения, что входит в состав понятия свободы вероисповедания. Тем не менее, утративший силу Российский Закон устанавливал, что производство печатной продукции должно регулироваться общим законодательством о печати и средствах массовой информации.

Далее, поскольку содержание религиозной богослужебной литературы и символика предметов культа строго согласуются с определенным вероучением, то следует исключить возможность их искажения теми производителями, которые хотели бы получить сверхприбыли на подобного рода товаре. Поэтому Закон утверждает исключительное право религиозных организаций на производство именно этой продукции. В формулировке Федерального Закона это определено так: «Ст. 17. 2. Религиозные организации пользуются исключительным правом учреждения организаций, издающих богослужебную литературу и производящих предметы культового назначения».

Следует отличать исключительное право от монопольного.

В условиях свободного предпринимательства, или, как говорят, «в рыночной экономике», всякая монополия отвергается как форма нарушения прав человека. Поэтому в Законе записано не «монопольное право», а «исключительное право». Если, все-таки, кто-нибудь произведет предмет культового назначения, то это не будет поводом к судебному разбирательству.

Чтобы хоть как-то оградить это «исключительное право» и ввести ответственность за содержание произведенного продукта религиозного назначения, Закон потребовал обязательной маркировки этой продукции: «Ст. 17. 3. Литература, печатные, аудио- и видеоматериалы, выпускаемые религиозными организациями, должны иметь маркировку с официальным полным наименованием данной религиозной организации».

В целом Федеральный Закон более кратко определяет права по предпринимательской деятельности религиозных организаций по сравнению с прежними вариантами, потому что уже действует ряд законов (Гражданский кодекс РФ, Закон РФ «О предпринимательской деятельности», Налоговый Кодекс и проч.), в которых определяется специфика деятельности различных учреждений (коммерческих, благотворительных, религиозных и проч.).

Например, в Российском Законе была ценная для своего времени статья: «Ст. 30. Имущественные и финансовые пожертвования, поступающие в религиозные объединения, а также все виды денежных поступлений от граждан, не подлежат налогообложению. Прибыль от производственной деятельности на основе собственности религиозных объединений, за исключением средств, отчисляемых на благотворительные и культурно-просветительские цели, облагается налогом в соответствии с законодательством Российской Федерации в порядке, установленном для предприятий общественных организаций». Ныне же эта норма заложена в налоговом законодательстве, и нет необходимости повторять ее в Федеральном Законе «О свободе совести и о религиозных объединениях».

В заключение следует сказать, что предпринимательская деятельность разрешена только «религиозной организации», но не «религиозной группе», то есть такому религиозному объединению, которое имеет статус юридического лица и в силу этого является организацией.

Регламентируя предпринимательскую деятельность, Закон не может обойти стороной трудовые отношения, проявляющиеся в осуществлении этой деятельности. Главная идея трудового права рабочих и служащих религиозных организаций состоит в том, что они уже не рассматриваются как особая форма трудовой деятельности, которая могла бы выпадать из области общего гражданского трудового права. Так, например, до 1990 года священнослужители «выпадали» из этой области, считалось, что их труд не является социально полезным, и поэтому ставка подоходного налога на их жалованье была в четыре раза больше, чем ставка для служащих государственных учреждений, и, кроме того, клирики не имели права на государственную пенсию.

В статьях о трудовых отношениях в религиозных организациях выделяются следующие области правового регулирования – право найма на работу, договорная форма условий труда и оплаты, распространение на рабочих и служащих религиозных организаций федерального законодательства о социальном и пенсионном обеспечении. Так же как и в случае с «предпринимательской деятельностью», настоящий Закон более краток в изложении норм, определяющих трудовые отношения в религиозных организациях, поскольку указанные аспекты трудовых отношений урегулированы Гражданским кодексом РФ, Кодексом законов о труде, Федеральным Законом «О пенсионном обеспечении» и проч.

Федеральный Закон, будучи кратким в своих апробированных нормах (предпринимательство, труд, формы вероисповедания), значительно отличается подробностью изложения вопросов, связанных с возможными социальными последствиями развития форм верований нетрадиционных для России.

Во-первых, устанавливается определенный регламент проникновения зарубежных форм вероисповедания в Российскую Федерацию. Если образуется религиозная организация, которая указывает в качестве своего вышестоящего органа зарубежную религиозную организацию, то помимо обычных документов, необходимых для регистрации, согласно статье 11.6, следует представить «устав или иной основополагающий документ иностранной религиозной организации, который удостоверен государственным органом государства нахождения этой организации».

В Российской Федерации может быть представительство любой иностранной религиозной организации, но оно не вправе заниматься религиозной Деятельностью «ст. 13. 2. …Представительство иностранной религиозной организации не может заниматься культовой и иной религиозной деятельностью, и на него не распространяется статус религиозного объединения, установленный настоящим Федеральным законом».

Если же в России создается нетрадиционное религиозное объединение, то ему устанавливается как бы пятнадцатилетний испытательный срок, в течение которого требуется ежегодная перерегистрация устава: «Ст. 27. 2. …Религиозные организации, не имеющие документа, подтверждающего их существование на соответствующей территории на протяжении не менее пятнадцати лет, пользуются правами юридического лица при условии их ежегодной перерегистрации до наступления указанного пятнадцатилетнего срока».

При нарушении настоящего Закона такое объединение может быть автоматически закрыто путем отказа перерегистрации устава.

Федеральный Закон не оговаривает необходимость наличия особых «государственных органов по делам религий», и весь прежний «надзор за деятельностью» религиозных объединений разделил на две области: надзор за исполнением законодательства и контроль за соблюдением религиозным объединением своего устава (см. Приложение № 25).

Первое касается не только участников религиозного объединения, но внешних для него граждан, поэтому надзор за исполнением законодательства возложен на органы прокуратуры Российской Федерации.

Второе касается только участников (членов) религиозного объединения, отношения которых регулируются уставом самого объединения, поэтому контроль соблюдения устава может быть возложен только на государственный орган, зарегистрировавший данный устав, поскольку ему принадлежит право приостановить действие устава в случае его нарушения (Ст.14.3. …орган, осуществляющий регистрацию религиозных организаций… вправе вносить в суд представление о ликвидации религиозной организации…).

Не только нарушение устава может актуализировать вопрос ликвидации религиозного объединения, но и обнаружившиеся факты эксплуатации религиозного чувства могут стать предметом судебного разбирательства. Поэтому Федеральный Закон в отличие от прежних законов ввел весьма пространную статью, определяющую условия ликвидации религиозного объединения по решению суда в случае неоднократных или грубых нарушений норм Конституции Российской Федерации, настоящего Федерального Закона и иных федеральных законов. Кроме того, религиозная организация может быть ликвидирована в случае систематического осуществления ею деятельности, противоречащей целям ее создания (уставным целям): «Ст. 14. 2. Основаниями для ликвидации религиозной организации, запрета на деятельность религиозной организации или религиозной группы в судебном порядке являются:

– нарушение общественной безопасности и общественного порядка, подрыв безопасности государства;

– действия, направленные на насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации;

– создание вооруженных формирований;

– пропаганда войны, разжигание социальной, расовой, национальной или религиозной розни, человеконенавистничества;

– принуждение к разрушению семьи;

– посягательство на личность, права и свободы граждан;

– нанесение установленного в соответствии с законом ущерба нравственности, здоровью граждан, в том числе использованием в связи с их религиозной деятельностью наркотических и психотропных средств, гипноза, совершением развратных и иных противоправных действий;

– склонение к самоубийству или к отказу по религиозным мотивам от оказания медицинской помощи лицам, находящимся в опасном для жизни и здоровья состоянии;

– воспрепятствование получению обязательного образования;

– принуждение членов и последователей религиозного объединения и иных лиц к отчуждению принадлежащего им имущества в пользу религиозного объединения;

– воспрепятствование угрозой причинения вреда жизни, здоровью, имуществу, если есть опасность реального ее исполнения, или применения насильственного воздействия, другими противоправными действиями выходу гражданина из религиозного объединения;

– побуждение граждан к отказу от исполнения установленных законом гражданских обязанностей и совершению иных противоправных действий».

Вполне понятно, что эти деяния могут наблюдаться только в тоталитарных сектах, распространению которых нынешнее законодательство пытается установить предел.

Закон РСФСР в свое время «открыл все ворота» для всякого вида экзотических сект и верований, исключив из своего текста понятия национального нравственного здоровья, нравственной безопасности и т. п. Россия стала ареной действия таких преступных банд, как одна из японских псевдорелигиозных групп Аум Синрикё, которой был предоставлен всероссийский телевизионный эфир почти на два года.

Правоспособность ликвидируемой религиозной организации как юридического лица прекращается, а имущество указанной религиозной организации распределяется в соответствии с ее уставом и гражданским законодательством Российской Федерации

В заключение Закон требует приведения в соответствие действующему законодательству уставов всех религиозных объединений и перерегистрации их до 31 декабря 1999 года. Органами юстиции определен порядок регистрации и перерегистрации уставов религиозных организаций в следующем документе – «Правила рассмотрения заявлений о государственной регистрации религиозных организаций в органах юстиции Российской Федерации» (см. Приложение № 24).

В этом параграфе и главе в целом речь идет об изменениях, происшедших за время социалистического строя в России, то есть до 1990 года.

Во время Отечественной войны государство «разрешило» восстановиться организационной структуре Русской Православной Церкви с ее центральным управлением – Московской Патриархией и многими епархиями, приходами и монастырями.

8 сентября 1943 года состоялся Собор Епископов Православной Церкви, который избрал Митрополита Московского и Коломенского Блаженнейшего Сергия Патриархом Московским и всея Руси. И тогда же (14.09.1943) был образован Совет по делам Русской Православной Церкви для осуществления связи между правительством и Патриархом по вопросам, требующим разрешения правительства, и для контроля за правильным применением законодательства о культах.

Многие контрольные функции и надзор за деятельностью религиозных объединений перешли от НКВД к Совету по делам Православной Церкви. Послевоенный период – время передышки для Церкви, открылись тысячи храмов, десятки монастырей и семинарий.

В феврале 1945 года состоялся Поместный Собор Русской Православной Церкви, на котором был избран Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий и было принято Положение об управлении Русской Православной Церковью (см. Приложение № 15), заменившее собой ряд постановлений об управлении Российской Православной Церковью, которые были приняты Поместным Собором 1917–1918 гг. В прениях по проекту данного Положения проф. Г П. Георгиевским было высказано следующее: «Прежде всего, проект Положения задуман приснопамятным отцом нашим, Святейшим Патриархом Сергием. Он долго и много обдумывал. Он многократно набрасывал формулы его состава, сверял свои наброски с канонами и историческими прецедентами в этой области, наконец, не упускал случая посоветоваться с современными канонистами и знатоками церковной практики...»

Этот документ весьма краток по сравнению с прежними документами Поместного Собора, регламентирующими управление Российской Православной Церковью.

Новое Положение упростило многие формулировки и упразднило подробную регламентацию внутрицерковных дел и функций управления. Права Патриарха были практически подтверждены, но все-таки виден мотив к усилению централизации церковной власти. Если в Определении о правах и обязанностях Святейшего Патриарха Московского и всея Руси (8.12.1917) сказано: «1. М) дает Архиереям братские советы, как относительно личной их жизни, так и относительно исполнения ими пастырского долга…», то в новом Положении этот пункт перефразирован следующим образом; «5. Патриарх, в случае нужды, преподает Преосвященным архиереям братские советы и указания касательно их должности и управления».

Здесь прямо сказано, что Патриарх вправе указывать епархиальному Епископу по всем вопросам административного и хозяйственного управления. Произошла также централизация управления и концентрация функций управления приходом в виде повышения роли настоятеля. С этой целью практически упразднен Приходской Совет.

В Приходском Уставе (20.04.1918) было определено:

«28. Совместная деятельность клира и прихожан в управлении приходскими делами осуществляется через Приходское Собрание и Приходской Совет.

44. Право участия в Приходском Собрании с решающим голосом имеют все члены причта и прихожане обоего пола, достигшие 25-летнего возраста и занесенные в приходскую книгу…; право участия с совещательным голосом имеют все прихожане, достигшие брачного возраста и ведущие самостоятельно свое хозяйство.

68. …В состав Совета входят все члены причта, церковный староста или его помощник, миряне обоего пола, избираемые из лиц, имеющих право участия в Приходском Собрании, в определенном Приходским Собранием числе, во всяком случае не меньшем числа членов причта, сроком на три года. …

70. Ежегодно из состава Совета выбывает одна треть выборных членов, первые два года по жребию, а затем по старшинству избрания, и заменяется новыми членами».

В новом Положении значится: «39. Православная приходская община, в лице группы верующих (не менее 20 человек), получает в бесплатное пользование предоставляемый ей храм и церковную утварь от местной гражданской власти по особому договору и поручает наблюдение и хранение получаемого церковного имущества избранному ею из своей среды Исполнительному органу в составе 3-х человек и настоятеля храма, которые и отвечают вместе с подписавшими договор за целость имущества пред гражданской властью».

И приход, и община, и «двадцатка», и учредители, и ответственные за получение храма – все в одном лице. Так, не в гражданском, а в церковном законоустановлении упразднено было Приходское Собрание в его прежнем смысле как «все прихожане» и заменено двадцатью «учредителями» общины и соответственно упразднен Приходской Совет и заменен Исполнительным органом. Упраздненный Приходской Совет, согласно Уставу 1918 года, мог состоять из десятка лиц – в него могли входить все клирики (для городских современных приходов это до 5–7 человек), один староста и избранные миряне по количеству клириков. Такой Приходской Совет московского храма нынешнего времени мог бы состоять из 10–15 человек.

Исполнительный орган определен для всех храмов состоящим из трех человек и настоятеля, имевшего обязанности Председателя Исполнительного органа. Такое административное положение настоятеля дало возможность возложить на него обязанности по хозяйственно-финансовому управлению приходом. В Приходском Уставе 1918 года предписывалось: «30. Церковный староста избирается прихожанами на три года, для совместного с причтом и Приходским Советом приобретения, хранения и употребления храмовых денег и всякого храмового имущества, под надзором и руководством Благочинного и епархиального Архиерея».

Следовательно, 1) староста – это не клирик, 2) он не Председатель Приходского Совета, 3) избирается прихожанами, а не «учредителями» как сегодня, 4) является распорядителем финансов и самое главное 5) подчиняется благочинному и Архиерею, а не настоятелю.

Новое Положение установило: «41. Исполнительный орган приходской общины верующих, под непосредственным руководством и наблюдением настоятеля храма и при ответственности перед гражданской властью за сохранность здания и имущества храма, ведет церковное хозяйство, ...является ответственным распорядителем денежных средств прихода...».

Так, в условиях неблагоприятного состояния Церкви при Советской власти клирики все-таки получили те права, которых у них раньше не было в таком объеме, а именно, право управления и организации приходского хозяйства и управления финансами. Даже в царские времена настоятель не был полновластным «хозяином» денежных средств прихода или монастыря – деньги давались в большинстве случаев из государственной казны – не вполне достаточно. Оттого-то и было рядовое духовенство (в основном сельское) по своему благосостоянию беднейшим классом.

Гонимая Церковь в условиях большевистского правления смогла найти форму обеспечения нормальной жизнедеятельности духовенства, пораженного во многих социальных правах (высокое налогообложение, отсутствие пенсионного обеспечения и социального страхования, поражение в избирательном праве и проч.). И сегодня, наблюдая нынешнюю российскую особенность совершения пожертвований, обнаруживаешь, что прихожане охотнее подают жертву лично священнику, а не церковной администрации – «за ящик», и это, оказывается, связано с тем, что за годы Советской власти в сознании верующих произошло разделение Церкви как организации и священника как ее служителя. Прихожане считают, что подать священнику – это будет действительно пожертвованием, а опустить в «ящик» – это подать жертву «не Церкви», а сторонним лицам. Эту тенденцию необходимо упразднять, чтобы окончательно не разрушить высокое мнение о единстве и целостности Церкви.

Идеалы, начертанные Поместным Собором 1917–1918 гг., конечно, не могли осуществиться по многим причинам как внешнего, так и внутреннего свойства – как по вине государства, так и по неготовности церковных учреждений осознать, принять и реализовать эти идеалы. Реальная жизнь диктовала свои правила.

Коренное изменение внутриполитической обстановки в стране в середине 50-х годов было отмечено новым усилением атеистической агитации и пропаганды. Вероятно, бывшие финансовые злоупотребления в церковной среде давали пищу для атеистической противоцерковной агитации. Примерно так же, как и в 20-х годах, противогосударственные высказывания и действия отдельных священнослужителей (в стране и за рубежом) давшей повод обвинять всю Церковь в контрреволюции.

Если в 20-х годах и Святитель Тихон в своем воззвании отмежевался от некоторых высказываний Епископов-эмигрантов, и Митрополит Сергий обнародовал известную «Декларацию», то в новых условиях атеистического натиска Церковь решила упразднить несвойственную дотоле ей практику управления хозяйством прихода самим настоятелем, то есть решила исключить саму возможность обвинения клириков в присвоении приходских средств.

В 1961 году состоялся Архиерейский Собор Русской Православной Церкви. Во вступительном слове Святейший Патриарх Алексий заявил следующее: «Одной из главнейших забот наших является упорядочение в приходах нашей Церкви приходской жизни, во многих местах наших епархий расстроенной и вызывающей бесконечные жалобы.

Год тому назад Священный Синод своим постановлением обращал внимание епархиальных архиереев на нарушение советских законов, касающихся религиозных объединений, и давал указания к урегулированию создавшегося положения, но, несмотря на это, жалобы продолжали поступать. Это свидетельствовало о том, что в данном случае требовались не паллиативные, а решительные меры, и, в частности, строгое разграничение прав и обязанностей членов клира и приходских исполнительных органов.

В апреле этого года Совет по делам Русской Православной Церкви известил нас о том, что Совет Министров Союза ССР вновь обратил внимание на многочисленные случаи нарушений со стороны духовенства советского законодательства о культах и указал на необходимость внести надлежащий порядок в жизнь приходов, и именно в вопросе восстановления прав исполнительных органов церковных общин в части финансово-хозяйственной деятельности, в соответствии с законодательством о культах... 18 апреля сего года состоялось Постановление Священного Синода, которым разграничивались обязанности клира приходского, в частности настоятелей, и исполнительных органов, причем настоятелям вменялось в обязанность всецело сосредоточить свои заботы на духовном руководстве приходом и на богослужебной стороне, с освобождением их от участия в хозяйственно-финансовой деятельности общины, каковая деятельность возлагалась только на исполнительный орган верующих, несущий по закону ответственность перед Гражданской властью за сохранность здания и имущества храма...».

Затем был заслушан Доклад Архиепископа Тульского и Белевского Пимена об изменениях в «Положении об управлении РПЦ».

В результате было принято следующее Определение (см. Приложение № 16):

«1в) Для управления делами прихода организуются, в соответствии с общецерковным началом соборного управления, два органа: церковно-приходское собрание как орган распорядительный (собрание членов-учредителей «двадцатки») и церковно-приходской совет как орган исполнительный в составе трех человек – старосты, помощника старосты и казначея, избираемых общиной из прихожан правоспособных и доброй христианской нравственности...

1д) Исполнительный орган приходской общины верующих, ответственный за свою деятельность перед общеприходским собранием, в период между двумя приходскими собраниями осуществляет руководство хозяйственно-финансовой жизнью прихода. Он несет ответственность перед гражданской властью за сохранность здания и имущества храма, ведет церковное хозяйство ... Исполнительный орган является ответственным распорядителем денежных средств прихода и строго следит за правильным учетом и расходованием этих средств. Он делает взносы и отчисления из приходских средств на церковные и патриотические нужды; оплачивает содержание священнослужителей, если таковые состоят на определенной заработной плате, содержание рабочих и служащих храма...».

Положение об управлении Русской Православной Церкви было скорректировано, образованы новые органы – «церковно-приходское собрание» и «церковно-приходской совет», причем ни в тот, ни в другой клирики небыли включены. И поскольку все организационные, хозяйственные и финансовые права управления переданы исполнительному органу, то клирики тем самым были отстранены от формирования и использования приходских средств.

Права клириков были определены следующими нормами:

«1и) Настоятель прихода и прочие священники (где они есть) суть пастыри прихода, которым поручено Епископом совершение в приходском храме общественного богослужения и церковных треб, преподание церковных таинств по Церковному Уставу и руководство их в жизни христианской. Они ответственны перед Богом и своим Епископом за благостояние прихода со стороны его религиозной настроенности и нравственного преуспеяния.

1к) Настоятель храма, памятуя слова апостолов: «А мы постоянно пребудем в молитве и служении слова» (Деян.6.2–4), осуществляет духовное руководство прихожанами, наблюдает, чтобы богослужения совершались в храме истово, благолепно, в соответствии с требованиями Церковного Устава и чтобы все религиозные нужды прихожан удовлетворялись своевременно и тщательно. Он осуществляет наблюдение за дисциплиной членов причта, представляет их своему духовному начальству к наградам. Он заботится о развитии доброй нравственности в приходе. Для достижения этой цели он, прежде всего, подает добрый пример своим личным поведением на приходе. Он заботится также о том, чтобы все принадлежности богослужения были в исправном благоприличном виде и своевременно доводит до сведения исполнительного органа общины о нуждах, связанных с нормальным отправлением богослужения, треб и Церковных Таинств».

Трудно что-либо противопоставить апостольскому повелению «постоянно пребывать в молитве» совершителям Таинств, в этом была правда Архиерейского Собора 1961 года.

Сегодня бытует обычай молчаливо осуждать решения этого Собора, якобы-де он ущемил права настоятелей, лишив их возможности управлять хозяйством приходов. Но все-таки неложен глагол апостольский – если в молитве не клирик, то кто же тогда?

Права духовенства были ущемлены тем, что назначение клирика на служение было разрешительно-регистрационным. Уполномоченный Совета по делам религий имел полную власть сменять клириков по «требованиям» старост.

Тем не менее, принятое Определение не сбалансировало права и обязанности органов церковного управления. Любое церковное имущество (движимое и недвижимое) есть общецерковное достояние, поэтому не вправе мирянин безраздельно распоряжаться церковными финансами; надо было вернуться к формуле Приходского Устава 1918 года, которая повелевала старосте в расходовании средств прихода руководствоваться указаниями благочинного и епархиального архиерея. Но поскольку хозяйственные права старосты не были обусловлены церковным контролем (даже Ревизионная комиссия состояла только из мирян), то обнаружились еще большие безобразия в использовании церковных средств, тем более что старосты с этих пор стали «назначаться», а не избираться прихожанами или двадцатью учредителями.

Неправда такого положения заключалась в том, что настоятель лишен был всех управленческих и контрольных функций, он стал бесправным главой прихода. С моей точки зрения, это было следствием несовершенства текста Определения, но не намеренным со стороны Архиерейского Собора принижением роли настоятеля на приходе. Такая ситуация в Русской Православной Церкви продолжалась до принятия нового Устава об управлении Русской Православной Церковью на Юбилейном Поместном Соборе в 1988 году.

Для дальнейшего анализа и умозаключений необходимо указать на источники нашего анализа. В частности, для целей дальнейших рассуждений считаю необходимым сопоставлять Устав Прихода, принятый Поместным Собором Российской Православной Церкви в 1918 году (для краткости обозначим – «Устав Прихода 1918»), Устав об управлении Русской Православной Церкви, принятый Юбилейным Поместным Собором Русской Православной Церкви в 1988 году (для краткости обозначим – «Устав Церкви 1988»), Гражданский Устав православного Прихода, принятый Священным Синодом Русской Православной Церкви в 1991 году (для краткости обозначим – «Устав Прихода 1991») и Устав местной православной религиозной организации Прихода, принятый Священным Синодом Русской Православной Церкви в 1998 году (для краткости обозначим – «Устав Прихода 1998») и Устав Русской Православной Церкви, принятый на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в 2000 году (далее – «Устав Церкви 2000»).

Поместный Собор Русской Православной Церкви, состоявшийся послу- чаю Тысячелетия Крещения Руси в июне 1988 года, принял ряд решений, отразивших новую идеологическую и социально-политическую ситуацию в стране. Особая роль была отведена определению гражданско-правового положения учреждений Православной Церкви в СССР. С этой целью был рассмотрен вопрос об управлении Православной Церкви, решением которого стало принятие «Устава об управлении Русской Православной Церкви». (Текст «Устава Церкви 1988» см. в Дополнении № 3 в первом столбце.)

Данный Устав не заменял гражданский Устав, который требуется регистрировать при получении прав юридического лица Русской Православной Церкви, но в нем были учтены все законодательные акты СССР, касающиеся государственного регулирования религиозных отношений в обществе на момент работы Собора, то есть до 1988 года.

Устав, принятый Собором, содержал в основном нормы канонического права и нормировал практику сложившихся в 20 веке взаимоотношений между учреждениями Русской Православной Церкви. Поскольку данный Устав входит в корпус канонического права, то его положения и нормы могут изменяться только по решению высшего органа управления Церкви – Архиерейского и Поместного Соборов.

Принятие новых гражданских законов, регулирующих религиозные отношения в обществе, требует немедленного изменения действующих гражданских уставов религиозных организаций, то есть приведение их в соответствие с действующим законодательством, но это не влечет за собой требования изменения канонического права, то есть – Устава об управлении Русской Православной Церкви.

Более того, всякий раз изменяя гражданские уставы, приводя их в соответствие с действующим законодательством, эти изменения следует согласовывать с действующим каноническим Уставом об управлении Церкви. В последующем, на очередном Поместном Соборе могут быть вносимы поправки к такому Уставу, но они не должны нарушать вневременных канонических норм. В 2000 году состоялся не Поместный Собор, а Юбилейный Архиерейский Собор, который принял новую версию Устава Русской Православной Церкви (см. Приложение № 17), учитывающую состояние гражданского законодательства по состоянию на август 2000 года.

«Устав Церкви 1988» состоял из пятнадцати разделов, каждый из которых посвящен тому или иному органу управления Церковью – Собору, Синоду, Патриарху, Епархиальному Архиерею и т. д.

Всякий раз описывая особенности органа управления, любой Устав регламентирует порядок формирования данного органа, его функции, права и обязанности, а также регламент деятельности. Для того чтобы выяснить особенности действующего «Устава Церкви 2000», необходимо сравнить его положения и определения с рядом нижеперечисленных канонических постановлений Поместного Собора Российской Православной Церкви 1917–1918 гг., а также с Положением об управлении Русской Православной Церкви, принятом на Поместном Соборе Русской Православной Церкви в 1945 году.

Канонические постановления:

1. Определение по общим положениям о высшем управлении Православной Российской Церкви, от 4 ноября 1917 года.

2. Определение о правах и обязанностях Святейшего Патриарха Московского и всея России, от 8 декабря 1917 года.

3. Определение о Священном Синоде и Высшем Церковном Совете, от 7 декабря 1917 года.

4. Определение о круге дел, подлежащих велению органов высшего церковного управления, от 8 декабря 1917 года.

5. Определение Священного Собора Православной Российской Церкви об епархиальном управлении, от 4–9 февраля 1918 года.

6. Определение Священного Собора Православной Российской Церкви о православном приходе, от 7(20) апреля 1918 года, «Приходский Устав».

Для удобства сравнения варианты канонических норм сведены в тематические таблицы с указанием года их принятия на том или ином Соборе. Поскольку в 1961 году состоялся Архиерейский Собор, внесший поправки к Положению 1945 года, касающиеся управления в приходах, то в соответствующих таблицах представлены канонические нормы «в редакции 1961 года», которые выделены курсивом.

Определение понятия «Церковь»:

Весьма странно видеть (см. таблицу сравнения) в определении Церкви указание на социальный признак – национальность. Почему бы тогда не указать на то, что в Церковь входят богатые и бедные, князья и простецы, эллины и иудеи. «Не говорите лжи друг другу, совлекшись ветхого человека с делами его и облекшись в нового, который обновляется в познании по образу Создавшего его, где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Кол.3:9–11 ).

Мы видели, что в 1918 голу Церковь укореняла себя во Вселенской Церкви, а теперь она лишь «имеет общение» с Поместными Церквами.

По-видимому, понятие «Единая Вселенская Церковь» ныне менее актуально, и важнее подчеркнуть разделение по национальным и государственным признакам.

Изменилось и высшее церковное управление:

Попытка разделить духовные и материальные вопросы управления Церкви, предпринятая Собором 1917 года, не удалась, и ныне вся полнота исполнительной власти между Соборами принадлежит Патриарху и Священному Синоду.

Разделение функций управления по их содержанию было в 1918 году следующим:

Ведению Священного Синода подлежат дела иерархическо-пастырского характера, относящиеся преимущественно ко внутренней жизни Церкви, из области:

1. вероучения;

2. богослужения;

3. церковного просвещения;

4. церковного управления и церковной дисциплины.

В состав Высшего Церковного Совета входят Патриарх-Председатель и пятнадцать членов: три иерарха из состава Священного Синода, по его избранию, и по избранию Всероссийского Поместного Собора: один монах из монастырских иноков, пять клириков и шесть мирян.

Ведению Высшего Церковного Совета подлежат дела церковно-общественного порядка, относящиеся преимущественно ко внешней стороне церковной жизни, из области:

1. церковной администрации;

2. церковного хозяйства;

3. школьно-просветительной;

4. ревизии и контроля;

5. юрисконсультской части.

Высший Церковный Совет формировался в его епископской части Священным Синодом, а в клиро-мирской части – Поместным Собором. Следовательно, Поместный Собор должен был иметь своими членами широкий круг представительства от клира и мирян. Современные же Соборы по своему составу значительно отличаются от Собора 1917–1918 годов.

С 1945 года введен новый орган управления – Архиерейский Собор. Таковой был в момент заседания Поместного Собора 1917 года, но его права и деятельность возникали только в период работы Поместного Собора. Основная функция прежнего Архиерейского Собора (теперь это называется Архиерейское совещание) – канонически оценивать решения Поместного Собора и накладывать вето на решения, противоречащие учению Православной Церкви. Теперь же Архиерейский Собор может работать вне Поместного Собора, являясь одной из высших форм (органом) управления Церковью.

Священный Синод в 1918 году в лице своих постоянных членов формировался Поместным Собором, а теперь – самим же Синодом, поскольку поставление на Санкт-Петербургскую и Крутицкую кафедры и назначение Председателем Отдела внешних церковных сношений и Управляющим делами Московской Патриархии находится в ведении Священного Синода.

Если в 1918 году Высшее Церковное Управление состояло из 28 человек (Синод – 13 человек и Совет – 15 человек), то ныне, при большем объеме работ и сфер деятельности, требовалось бы еще более увеличить аппарат центральной власти, но фактически произошла концентрация власти в руках малочисленного Священного Синода. При всех положительных сторонах централизации власти, имеется один недостаток – невозможность объять необъятное.

Священный Синод изменился как по составу, так и по своим задачам:

Определение епархии:

Так же как и в определении Церкви в целом, здесь проявляется мировоззрение распада. Если отцы Собора 1917 года сказали, что «епархия – это часть целого», то отцы последующих соборов говорят, что «Церковь разделяется на епархии». В первом выражении внутренне содержатся все структурные явления – целостность, элементность, взаимосвязь, иерархичность. Во втором выражении подчеркнута автономность и особая независимость от целого.

Вопрос: погрешает ли такая тенденция самоидентификации против соборности?

Правило назначения епархиального Архиерея претерпевало изменение:

В Положении 1945 года Архиерей назначается даже не Синодом, а Патриархом. В принятом в 1988 году положении повторена норма Собора 1917 года, но только отменены выборы с участием мирян. Положением Собора 1917 года предусматривалось, что первый этап выборов осуществляют Архиереи сопредельных епархий, после чего они уведомляют об избраннике Священный Синод, который доводит процедуру избрания и назначения до своего логического конца.

Органом управления епархией является Епархиальное Собрание, формулировка которого практически не изменилась, и ныне она такова: «Высшим органом, при содействии которого архиерей управляет епархией, является Епархиальное собрание. Епархиальное собрание состоит из равного числа представителей клира и мирян (мужчин, женщин, молодежи)».

Практика последних лет показывает, что Епархиальное Собрание – это собрание клира епархии и Председателей Приходских Советов, то есть – все присутствуют «по должности», но не по избранию.

В управлении епархией Архиерею содействует Епархиальный Совет, который может формироваться исходя их местных условий, воли Преосвященного и решения Епархиального Собрания. В «Уставе 1988» о Епархиальном Совете говорилось: «Епархиальный совет образуется по благословению правящего архиерея и состоит не менее чем из четырех лиц в пресвитерском сане, половина из которых назначается архиереем, а остальные избираются Епархиальным собранием на один год».

Определение «прихода» в «Уставе 1988» таково: «Приходом является община православных христиан, состоящая из клира и мирян, объединенных при храме. Такая община составляет часть епархии, находится под каноническим управлением своего епархиального архиерея и под руководством поставленного им священника- настоятеля». В отличие от Приходского «Устава 1918» в этом определении недостает слов «состоящее из клира и мирян, пребывающих на определенной местности».

Это свидетельство того, что приход в прежнем его понимании как «все верующие, посещающие данный храм» юридически упразднилось. Понятие «приход» усваивается группе «учредителей» религиозной общины (религиозной организации), а это или «двадцатка», или «десятка», необходимая для принятия гражданского Устава прихода с целью его государственной регистрации.

Существенно отличаются положения о порядке образования приходов: Судя по тексту «Устава 1918», «население может просить» об учреждении прихода, «Епархиальный Архиерей может определять» необходимость прихода, но разрешение об удовлетворении этих инициатив принадлежит Высшему Церковному Управлению (Патриарху, Священному Синоду, Церковному Совету).

«Положение 1945» и «Устав 1988» устанавливают противоканоническую практику, в частности, учреждение прихода осуществляется самими прихожанами с последующим испрашиванием благословения от Архиерея.

Замечательная особенность поправки 1961 года – неожиданно предусмотрено «избрание общиной священника», что, конечно, никогда не было реализовано.

Вторая особенность поправки 1961 года состоит в подчеркивании хозяйственной автономии прихода: «Приходская община является частью Русской Православной Церкви, а вместе и Вселенской Христовой Церкви и имеет самостоятельный характер в управлении хозяйством и финансами».

Если «приход» есть «часть Вселенской Церкви», не означает ли это утверждение того, что в некоторых случаях приход может отделиться от Русской Православной Церкви и при этом не потерять своего нормативного статуса, то есть будет принят в общение иными Православными Церквами? Такой возможности отделения способствует самостоятельность управления хозяйством и финансами. Наверное, было бы правильным говорить, что приход есть часть Вселенской Церкви только чрез свое неразрывное единство с Русской Православной Церковью – именно принадлежность к ней дает единение со Вселенским Православием.

Разделение Русской Православной Церкви путем обособления хозяйств и финансов приходов и иных религиозных организаций было политикой Советского государства, которую теперь надо осознать и прекратить как вредную для единства Церкви.

В «Уставе Церкви 2000» появилась тема «границ прихода» – это новое. Так, глядишь, и вернемся к приходам – общинам в соответствии с «Уставом Прихода 1918».

Наибольшее недоразумение состоит в том, что все анализируемые положения полностью отошли от подлинного понятия «прихода» и его органов управления, как это содержалось в «Уставе 1918».

Приходское Собрание и его члены:

Собор 1917–1918 годов определял, что приходом являются все прихожане, записанные в Приходскую книгу, а Приходское Собрание – это представители прихожан по семьям и по месту проживания.

Во всех последующих редакциях, ориентированных на соблюдение гражданского законодательства, Приходское Собрание – это собрание учредителей, то есть тех лиц, которые были зарегистрированы органами государственной власти при учреждении (или при регистрации) прихода или при процедуре взятия на себя ответственности за пользование храмом – государственной собственностью. Следовательно, эта горстка людей может не иметь никакой связи с прихожанами. Поэтому часто мы не наблюдаем наличие прихода как такового и видим храм как учреждение (организацию), то есть место по удовлетворению религиозных потребностей, тогда как он должен быть единым домом единой семьи.

Современная практика такова, что членами Приходского Собрания постепенно становятся служащие храма – от клириков до сторожа. Поэтому Приходское Собрание в таком храме представляет простое «общее собрание сотрудников учреждения».

Для подлинного и действенного христианского свидетельства необходимо восстановить связь управления приходом с самими прихожанами и для этого вернуться к положениям «Устава 1918». Хотя на момент издания этих лекций такое пожелание подобно Утопии.

Приходской Совет и его деятельность:

По «Уставу 1918» в Приходской Совет входят все члены причта и прихожане в равном к причту количестве. Следовательно, многопричтовые приходы могли иметь до пятнадцати членов Приходского Совета.

Другие уставы сужают Приходской Совет до административного органа, практически не имеющего связи с прихожанами.

Не имея автономных финансов до 1918 года, приход не имел опыта распоряжения ими, но годы советской власти дали осуществиться такому опыту, и он оказался поучительным. В 1961 году власть настоятеля была несколько ограничена, и управление финансами было делегировано, как это и предусматривает гражданское законодательство, главе исполнительного органа – Председателю Приходского Совета (старосте).

Чтобы все-таки соблюсти гражданские требования – распорядитель финансов – это глава исполнительной власти, «Устав 1988» дозволил настоятелю быть Председателем Приходского Совета, и тем самым по определению настоятель получил возможность быть распорядителем финансов прихода. Новинкой «Устава 2000» стало то, что епархиальный Архиерей может назначать Председателем Приходского Совета не только клирика, но и мирянина, таким образом, Архиерей может напрямую формировать приход и его органы управления.

И снова, как и до 1961 года, практика показала ошибочность совмещения в одном лице настоятеля как духовного руководителя и настоятеля как распорядителя хозяйством и финансов. Удивительно, что «Устав 1918» не только не позволял настоятелю управлять финансами прихода, отдавая эту власть старосте, но и самого старосту выводил из подчинения настоятелю, определяя, что староста подотчетен благочинному и епархиальному Архиерею. Но такое положение возможно, если мы согласимся с необходимостью наличия единых церковных финансов, и что хозяйственная деятельность прихода не должна иметь абсолютно автономного характера.

Таким образом, некоторые важные принципы управления Русской Православной Церковью изменены и не совпадают с теми, которые содержались в решениях Поместного Собора 1917–1918 годов. Изменение принципов в основном связано с необходимостью согласования церковного устава об управлении с нормами гражданского законодательства.

Но ныне действующее гражданское законодательство все-таки позволяет привести систему управления Церкви в должный канонический вид.

Прежде всего следует отметить, что прежний Устав, принятый на Поместном Соборе в 1988 году, именовался «Устав об управлении Русской Православной Церкви», а новый Устав, принятый Архиерейским Собором в 2000 году именуется «Устав Русской Православной Церкви».

И действительно, положения Устава не сводятся только к вопросам управления, в нем есть вопросы – канонического права, суда, церковного строительства и проч.

В целом тексты этих двух уставов (1988 и 2000) практически совпадают, в подавляющем большинстве совпадения буквальны как цитаты одного источника. Среди новинок нового Устава есть принципиальные и тактические (временные).

Все принципиальные новины связаны с изменением гражданского законодательства, позволившим изменить и унифицировать некоторые уставные положения.

Самое главное, чего нельзя было сформулировать в 1988 году – это право юридического лица для Церкви в целом. Нынешнее российское гражданское законодательство иного и не предполагает, как того, чтобы действующий хозяйствующий субъект имел бы право юридического лица, поэтому в самом начале «Устава Церкви 2000» имеем следующую статью: «1.5. Русская Православная Церковь зарегистрирована в качестве юридического лица в Российской Федерации как централизованная религиозная организация. Московская Патриархия и иные канонические подразделения Русской Православной Церкви, находящиеся на территории Российской Федерации, регистрируются в качестве юридических лиц как централизованные или местные религиозные организации. Канонические подразделения Русской Православной Церкви, находящиеся на территории иных государств, могут быть зарегистрированы в качестве юридических лиц в соответствии с существующими в каждой стране законами».

Далее, прежний Устав предусматривал то, что будет разработано отдельное положение о церковном суде. В силу определенных причин такое положение не было разработано как отдельный документ, но взамен этого в «Уставе Церкви 2000» были особенно выделены вопросы суда, поэтому уже в общей части появилась статья: «1.8. В Русской Православной Церкви действует церковный суд в трех инстанциях: а) епархиальный суд; б) общецерковный суд; в) суд Архиерейского Собора».

Следующие две статьи тоже новые – девятая отдает приоритет церковному суду в вопросах внутрицерковных отношений, в десятая статья подчеркивает аполитичность церковных структур.

Права и обязанности органов управления Церкви – Соборов, Синода, Патриарха, архиереев, настоятелей, Приходских собраний, Приходских советов практически не изменены, кроме особых моментов современной церковной жизни. За последние десять лет произошли структурные изменения Церкви – появились самоуправляемые Церкви и экзархаты (главы 8 и 9 «Устава Церкви 2000»). Поэтому в правах и обязанностях органов управления появились определенные нормы касательно формирования этих структур и взаимоотношений с ними. Например, «статья 6.25. В обязанности Священного Синода входит:

…

о) одобрение Уставов Самоуправляемых Церквей и Экзархатов;

р) утверждение журналов Синодов Экзархатов;» и т. п.

Церковному суду посвящена отдельная седьмая глава «Устава Церкви 2000». Основная идея положений о суде состоит в том, что право суда в Церкви Христовой принадлежит епископу, поэтому не может быть иных судебных органов, кроме коллегии епископов или лиц, епископом уполномоченных.

Первая инстанция – епархиальный суд возглавляется викарным епископом и состоит из пресвитеров;

вторая инстанция – общецерковный суд состоит из четырех и более архиереев, избираемых Архиерейским Собором;

третья (высшая) инстанция – суд самого Архиерейского Собора.

Поскольку в настоящее время развернулась активная социально-хозяйственная деятельность религиозных организаций, то, например, в обязанностях епархиального Преосвященного появились следующие положения:

«Статья 10. 18. Осуществляя управление епархией, архиерей:

…

я1) ходатайствует перед органами государственной власти и управления о возврате епархии храмов и других зданий и сооружений, предназначенных для церковных целей;

я2) решает вопросы, связанные с владением, пользованием и распоряжением имуществом епархии;

я3) распоряжается финансовыми средствами епархии, заключает от ее имени договоры, выдает доверенности, открывает счета в банковских учреждениях;

я4) осуществляет контроль за религиозной, административной и финансовой деятельностью приходов, монастырей, учебных заведений и других подразделений епархии;

я5) издает собственные исполнительно-распорядительные акты по всем вопросам жизни и деятельности епархии...».

Произошли некоторые изменения в формулировках прихода – в прежнем Уставе субъектом права была религиозная община, а в нынешнем – религиозная организация (приход).

Существенно изменились формулировки источников доходов религиозных организаций – сделан больший акцент на жертвенном (добровольном) происхождении доходов религиозных организаций; само выражение «оплата треб» упразднено:

«Статья 15. 1. Средства Русской Православной Церкви и ее канонических подразделений образуются из:

а) пожертвований при совершении богослужений, Таинств, треб и обрядов;

б) добровольных пожертвований физических и юридических лиц, государственных, общественных и иных предприятий, учреждений, организаций и фондов;

в) пожертвований при распространении предметов православного религиозного назначения и православной религиозной литературы (книг, журналов, газет, аудиовидеозаписей и т. п.), а также от реализации таковых предметов...».

Новая гражданско-правовая ситуация позволяет Церкви иметь в собственности недвижимость, поэтому появились и соответствующие статьи:

«Статья 15.5. Имущество, принадлежащее каноническим подразделениям Русской Православной Церкви на правах собственности, пользования или на иных законных основаниях, в том числе культовые здания, здания монастырей, общецерковные и епархиальные учреждения, Духовные учебные заведения, общецерковные библиотеки, общецерковные и епархиальные архивы, иные здания и сооружения, земельные участки, предметы религиозного почитания, объекты социального, благотворительного, культурно-просветительного и хозяйственного назначения, денежные средства, литература, иное имущество, приобретенное или созданное за счет собственных средств, пожертвованное физическими и юридическими лицами, предприятиями, учреждениями и организациями, а также переданное государством и приобретенное на других законных основаниях, является имуществом Русской Православной Церкви».

Этот вопрос требует дальнейшего своего развития – каковы реальные следствия того, что некий приходской дом есть имущество Церкви в целом?

Важные положения «Устава Церкви 2000» связаны с правом централизованных религиозных организаций отзывать свои благословения, подтверждающие каноническую принадлежность религиозной организации к Русской Православной Церкви. Самовольное изменение юрисдикции некоторыми приходами и общинами потребовало заботы о сохранении единства Церкви, поэтому появились такие нормы Устава, как, например: «Статья 11. 8. В случае принятия Приходским собранием решения о выходе из иерархической структуры и юрисдикции Русской Православной Церкви, приход лишается подтверждения о принадлежности к Русской Православной Церкви, что влечет прекращение деятельности прихода как религиозной организации Русской Православной Церкви и лишает его права на имущество, которое принадлежало приходу на правах собственности, пользования или на ином законном основании, а также права на использование в наименовании названия и символики Русской Православной Церкви».

И последнее замечание. Святейший Патриарх отныне имеет долг печалования – эта норма была установлена при восстановлении Патриаршества на Руси в 1918 году, затем она выпала из Устава Церкви, и теперь снова включена – «статья 4.7. Осуществляя свою каноническую власть, Патриарх Московский и всея Руси...

к) имеет долг ходатайства и «печалования» перед органами государственной власти как на канонической территории, так и за ее пределами».

Поскольку единая территория Русской Православной Церкви распалась на ряд государств, в которых проживает русскоязычное население, то снято прежнее ограничение о гражданстве избираемого Патриарха:

А) «Устав Церкви 1988»: «Ст. 4. 17. Кандидат в Патриархи должен отвечать следующим требованиям:

а) быть архиереем Русской Православной Церкви;

б) обладать богословским образованием, достаточным опытом церковного управления, отмеченным приверженностью к каноническому правопорядку;

в) пользоваться доброй репутацией и доверием иерархов, клира и народа;

г) «иметь доброе свидетельство от внешних» (1Тим.3:7);

д) иметь возраст не моложе 40лет;

е) являться гражданином СССР».

Б) «Устав Церкви 2000»: «Ст. 4. 17. Кандидат в Патриархи должен отвечать следующим требованиям:

а) быть архиереем Русской Православной Церкви;

б) обладать высшим богословским образованием, достаточным опытом епархиального управления, отличаться приверженностью к каноническому правопорядку;

в) пользоваться доброй репутацией и доверием иерархов, клира и народа;

г) «иметь доброе свидетельство от внешних» (1Тим.3:7);

д) иметь возраст не моложе 40лет».

Чтобы правильно определить понятие «приход», необходимо сделать ряд предварительных замечаний. В науке не принято одно понятие определять другим, тождественным ему по названию и смыслу, понятием.

В современных документах стало обычным смешение понятий «община» и Приход, например, «приходская община» – это или некорректное удвоение определений (если есть понятие Приход, то для чего – община, и наоборот), либо ошибочное отождествление разных сущностей (приход – тело церковное, а община – форма социализации человека, то есть особый вид совместной жизнедеятельности).

В Уставе об управлении Русской Православной Церкви, принятом на Юбилейном Поместном Соборе Русской Православной Церкви в 1988 году, можно вычитать следующее: «Приходом является община православных христиан...», а далее используется выражение «приходская община».

Чтобы понять нелогичность таких определений, приведем пример. Если скажем, что Триодь – это книга, то будет бессмысленно говорить – «триодная книга», и наоборот – нелепо говорить «книжная Триодь». Это недоразумение исправлено в новом Уставе Русской Православной Церкви, принятом на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в 2000 году (см. Приложение № 17); в данном Уставе понятие «община» употреблено только один раз, и именно при формулировке понятия «приход»: «Ст. 11. 1. Приходом является община православных христиан, состоящая из клира и мирян, объединенных при храме».

Поскольку Церковь Христова получает некую социальную форму своего бытия как особое организационно-иерархическое учреждение, то эта форма конституируется гражданскими принципами бытия.

В частности, отцами Вселенских Соборов церковное устроение связывалось с государственными обособлениями территорий и народов.

В правиле 17 4 Вселенского Собора читаем: «...Но аще царскою властию вновь устроен, или впредь устроен будет град, то распределение церковных Приходов да последует гражданскому и земскому порядку», а несколько ранее в этом же правиле – «По каждой епархии, в селах, или предградиях сущие Приходы, должны неизменно пребывати под властию заведывающих оными Епископов...».

Затем 6 Вселенский Собор правилом 38 определил: «Отцами нашими положенное сохраняем и мы правило, гласящее тако: аще царскою властию вновь устроен, или впредь устроен будет град, то гражданским и земским распределениям да следует и распределение церковных дел».

Таким образом, Церковь в своем внешнем устроении следует гражданским и местным (земским) распределениям по территории, по группам населения, по государственным обособлениям.

Самое главное в указанных двух соборных определениях – это территориальная определенность приходского устройства Церкви, то есть се территориальная организация.

Каковы же определения понятия «приход» в церковноправовых документах?

«Устав 1918» можно считать, несмотря ни на какие гражданско-правовые ситуации в России, эталонным с точки зрения правильности формулировок понятий, относящихся к Церкви Христовой, а также с точки зрения адекватности содержания этих понятий тем целям и задачам, которые соответствуют структурным подразделениям Прихода.

«Устав 1988» необходимо привлекать как пример согласования канонического права Православной Церкви с гражданским законодательством секулярного государства, и, кроме того, мы должны положения этого Устава рассматривать как канонические, поскольку их установил Поместный Собор и должен менять также Поместный Собор.

Устав Прихода, вводимый в действие в 1999 году, это тот правовой документ, который разработан в соответствии с новым Федеральным Законом «О свободе совести и религиозных объединениях» и по которому Приходы Русской Православной Церкви будут существовать в грядущие годы.

Архиерейский Собор Русской Православной Церкви в 2000 году принял Устав Русской Православной Церкви (см. Приложение № 17), во многом исправил положения «Устава Церкви 1988» и привел свои нормы в соответствие с действующим гражданским законодательством постсоветской России.

Выше говорилось, что внешняя организационная форма бытия Церкви предполагает ее территориально-государственное (градское) конституирование. Даже Большая Советская Энциклопедия определяет – «Приход, низший церковный округ в христианской Церкви, центром которого является храм».

Здесь в понятии «приход» указываются его важнейшие признаки – территориальная определенность, в которой центром является культовое учреждение – храм; кроме того, указывается иерархичность – «низший округ». Следовательно, авторы энциклопедии недалеки были от истинного определения Прихода.

Сопоставим определения понятия «приход»:

В определении Прихода, данного Поместным Собором Российской Православной Церкви 1918 года в Приходском Уставе, наблюдаем следующие содержательные акценты:

– это общество верующих – «клир и миряне»;

– территориальная (земская) определенность – «местность»;

– культовая особенность – «при Храме» (Церковные Таинства в большинстве своем это общее делание – Литургия, которая в общем случае не может быть вне Храма);

– относительно обособленное (входит как структурный элемент в целое – Епархию), а не автономное сообщество – «часть епархии»;

– иерархическое устройство – «управление архиереем и его наместником – настоятелем».

Задолго до Соборного определения автором Устава Прихода Священномучеником Серафимом (Чичаговым) давалось следующее определение – «Православным Приходом именуется союз православных христиан, составляющий часть паствы местного Епископа и чрез сие принадлежащий к единой святой Соборной и Апостольской Церкви, находящийся в известной местности, объединенный в общину при своем храме и врученный Епископом ближайшему пастырскому руководству одного или нескольких священников для достижения членами оного вечного спасения посредством общей молитвы, благодатных Таинств, церковного назидания и дел христианского благотворения».

Здесь больше неформальных признаков – спасение, Таинства, благодать, но по сути все отражено близко к соборному определению.

Но обращаю внимание на удивительно тонкое определение сущности Прихода как части Вселенской Церкви. Приход – это паства Епископа, и через принадлежность к пастве Епископа, являющегося одним из пастырей Единой Соборной Церкви, эта паства-приход становится принадлежащей всей Вселенской Церкви.

Увы, такого определения не дано в современных действующих уставах, в которых употребляется понятие «православный Приход». В «Уставе Церкви 2000» приход определен как община, но как эта община возникает и чем она отличается от Приходского Собрания, нигде прямо не указано. В то же время «Устав Прихода 1998» в соответствии с Федеральным Законом «О свободе совести...» под приходом понимает не общину, но обособленную организацию, в которой Приходское Собрание – это собственно учредители данной организации. Таким образом, налицо противоречие между «Уставом Прихода 1998» и «Уставом Церкви 2000». В целом нынешние уставы далеко ушли от понимания прихода как неотъемлемой части паствы епископа и Вселенской Церкви.

И все-таки под Приходом, если не принимать во внимание особенностей современного гражданского законодательства, следует понимать всю паству православного Епископа, проживающую в районе Храма, настоятелем которого является послушник Епископа. Так в общем виде определяет «приход» Устав об управлении Русской Православной Церкви 1988 года, но только учитывая регистрационные требования гражданского законодательства, он несколько упрощал это понятие, сужая его до рамок религиозного общества из двадцати верующих: «Приходская община образуется по добровольному согласию не менее 20 верующих граждан и регистрируется гражданскими властями на основании поданного заявления в установленном законом порядке».

Следовательно, так постепенно было внедрено понимание Прихода как «Двадцатки», что совершенно не соответствует ни существу Церкви, ни практики ее бытия. Но зато такая формулировка – это непосредственная дань гражданскому законодательству, которое допускает существование любою общественного объединения как объединения зарегистрированной небольшой группы лиц в нашем случае – «Приходского собрания».

Как в прежнем типовом гражданском Уставе православного Прихода, так и во внедряемом в «Уставе прихода 1998», определение Прихода сталкивается с трудностями с самого начала.

Согласно «Уставу прихода 1998» – «Приход (название храма, его место нахождения село или город, район, республика, край, область, округ) местная православная религиозная организация (название)...».

В 90-е годы предлагалось вместо слов в скобках вписывать в именительном падеже название Храма. Если же название Храма вписывать в именительном падеже, как это было до сих пор, то может получиться: «Приход Храм во имя Преображения Господня в селении Тушино города Москвы местная православная религиозная организация...». Юристы Московской Регистрационной Палаты и нотариусы, регистрировавшие имущественные сделки Прихода, задавали вопрос: что в этом параграфе названо юридическим лицом «приход» или «Храм имярек»?

Два существительных рядом в именительном падеже; это или неграмотное построение фразы, или надо считать, что «приход» и «храм» тождественные термины.

Если термин «храм» тождественен термину «приход», то, следовательно, будет правильно сказать так – «Храм – это религиозная организация и т. д.». Подобные филологические случаи имеются. Например, «завод» как здание и «завод» как организация.

Если название Храма вписывать в родительном или предложном падеже, т. е. «Приход Храма (или – «при Храме») во имя Преображения Господня в селении Тушино города Москвы местная православная религиозная организация...», то сохранится тождественность понятий «паствы» и «прихода».

Новый Федеральный Закон «О свободе совести...» упорядочил прежнюю неразбериху с понятиями «общество», «община», «организация»; да так упорядочил их, что в «Уставе Прихода 1998» пропало определение Прихода как паствы, как группы верующих, как религиозного общества.

Субъектом права, то есть юридическим лицом, может быть только организация, то есть такое объединение ограниченного числа граждан, которое, определив цели и задачи своей легальной публичной, не противоречащей гражданскому законодательству, деятельности, зарегистрируется в органах государственного контроля. Религиозные учреждения, становясь субъектами социально-экономических отношений, взыскуют права юридического лица, поэтому неизбежно конституируются как организации.

Федеральный Закон «О свободе совести...» определяет: «Ст. 8. 1. Религиозной организацией признается добровольное объединение граждан Российской Федерации, иных лиц, постоянно и на законных основаниях проживающих на территории Российской Федерации, образованное в целях совместного исповедания и распространения веры и в установленном законом порядке зарегистрированное в качестве юридического лица».

Следовательно, все зарегистрированные учреждения Русской Православной Церкви отныне называются организациями, но не объединениями. Теперь православный Приход именуется религиозной организацией, а не объединением граждан. Так, и в «Уставе Прихода 1998» читаем: «Приход ... местная православная религиозная организация».

Поэтому сегодня возникло двоемыслие – термин «приход» употребляется для обозначения разных явлений: первое – Приход как часть паствы епископа и Вселенской Церкви; второе – Приход как «контора», как «учреждение», как «организация».

Это двоемыслие не безобидно. Большевики добились отторжения паствы от пастырей, упразднив прежние организационные формы приходской жизни – приходские семейные записи, формы содержания клира за счет членов Прихода и т. п. Теперь же юридическое обособление Прихода как организации от Прихода как паствы-общины усиливает клерикализм и разрушение общинного начала в Церкви.

Но юридическая определенность религиозных учреждений как организаций укрепляет системность Церкви как единого организационного целого. Поэтому в «Уставе Прихода 1998» появляются нормы, цементирующие организационное единство Церкви.

Во-первых, вводятся понятия «местная» и «центральная» религиозные организации. Это данъ иерархическому строению некоторых конфессий, в частности Православной Церкви.

Во-вторых, решительно подчеркнута зависимость бытия местной организации от центральной:

– «1. …Приход принадлежит (название) епархии Русской Православной Церкви, входит в ее каноническую структуру и юрисдикцию, является ее неотъемлемой частью»;

– «21. …Епархиальный архиерей до государственной регистрации Прихода подтверждает принадлежность учреждаемого Прихода к (наименование) епархии Русской Православной Церкви»;

– «55. …В случае принятия Приходским собранием решения о выходе из иерархической структуры и юрисдикции Русской Православной Церкви, Приход лишается подтверждения о принадлежности к (наименование) епархии Русской Православной Церкви, что влечет прекращение деятельности Прихода, как местной религиозной организации Русской Православной Церкви и лишает его права использовать в наименовании символику Русской Православной Церкви».

Этим самым Русская Православная Церковь получила юридические инструменты защиты своего организационного единства.

Устав Прихода 1998 года – это устав организации, именуемой «приход». Такое употребление слова «приход» сродни употреблению слов «биржа», «завод», «учреждение» и прочие виды юридических лиц.

Следует, пожалуй, согласиться с такой десакрализацией церковного понятия, еще и не то было; но только будем помнить следующее.

Если епископу потребуется в церковном суде решать вопросы управления своей паствой, он будет под Приходом понимать то, что дано в определении «Устава 1918», но если придется в гражданском суде решать спорные вопросы между Приходами или между епархией и Приходами, то под Приходом будет пониматься то, что дано в «Уставе Прихода 1998».

Формирование «двадцатки» (в прежних законах) или «десятки» (по нынешнему законодательству) представляет собой юридический способ легализации отношений Церкви и государства, Церкви и иных субъектов гражданского права – только ограниченное число лиц может заключить с государством договор о специальной взаимной ответственности. Такой контрагент взаимных отношений с государством становится юридическим лицом, а объединившиеся физические лица становятся учредителями данного объединения – юридического лица. Поэтому «объединившиеся физические лица» – это не Приход, а учредители религиозного объединения.

Более того, в новом Федеральном Законе лица, составившие инициативную группу для создания Прихода, прямо называются учредителями: «Ст. 9. 1. Учредителями местной религиозной организации могут быть не менее десяти граждан Российской Федерации, объединенных в религиозную группу...».

Поэтому в российском гражданском законодательстве не содержится особых определений традиционных форм внешней организации Церкви – Приход, благочиние, епархия, экзархат и Патриархат, потому что в смысл этих понятий входят юридически неформализуемые явления, например Единая Соборная Церковь.

Сама логика легализации культового объединения как объединения группы граждан наглядно расписана во французском Законе об отделении Церкви от государства (18 в.), который явился родоначальником всех других законов об отделении Церкви от государства.

В французском Законе ясно определяется то, что ныне в отечественном законодательстве именуется религиозным обществом – «двадцаткой» или Приходским Собранием. Это так называемые «ассоциации», учреждаемые для доставления средств на содержание и публичное отправление культа. В зависимости от численности населения, обслуживаемого данным культовым учреждением (храмом), устанавливается численность ассоциации.

Все, что далее регламентируется французским Законом, это более подробное и строго логическое определение прав и обязанностей ассоциаций (наших – «двадцаток»). Ассоциация – субъект гражданского права.

Итак, современное религиозное законодательство не рассматривает Приход как церковное учреждение в его содержательном смысле; государство регистрирует не Приход как часть единой Церкви, но как особое общество граждан, объединившихся путем организации специального учреждения, ставящего себе задачей доставление средств для публичной реализации культа и исповедания веры.

Это связано с тем, что Гражданский кодекс Российской Федерации устанавливает бытие только таких субъектов коллективного гражданского права, как юридическое лицо, которое имеет определенный правовой статус: «Статья 48 ГК РФ: Понятие юридического лица

1. Юридическим лицом признается организация, которая имеет в собственности, хозяйственном ведении или оперативном управлении обособленное имущество и отвечает по своим обязательствам этим имуществом, может от своего имени приобретать и осуществлять имущественные и личные неимущественные права, нести обязанности, быть истцом и ответчиком в суде.

Юридические лица должны иметь самостоятельный баланс или смету.

2. В связи с участием в образовании имущества юридического лица его учредители (участники) могут иметь обязательственные права в отношении этого юридического лица либо вещные права на его имущество. К юридическим лицам, в отношении которых их участники имеют обязательственные права, относятся хозяйственные товарищества и общества, производственные и потребительские кооперативы. К юридическим лицам, на имущество которых их учредители имеют право собственности или иное вещное право, относятся государственные и муниципальные унитарные предприятия, в том числе дочерние предприятия, а также финансируемые собственником учреждения.

3. К юридическим лицам, в отношении которых их учредители (участники) не имеют имущественных прав, относятся общественные и религиозные организации (объединения), благотворительные и иные фонды, объединения юридических лиц (ассоциации и союзы)».

Иной вид юридического лица – это учреждение, которое конституируется статьей 120 ГК РФ: «Учреждения

1. Учреждением признается организация, созданная собственником для осуществления управленческих, социально-культурных или иных функций некоммерческого характера и финансируемая им полностью или частично.

Права учреждения на закрепленное за ним имущество определяются в соответствии со статьей 296 настоящего Кодекса.

2. Учреждение отвечает по своим обязательствам находящимися в его распоряжении денежными средствами. При их недостаточности субсидиарную ответственность по его обязательствам несет собственник соответствующего имущества.

Особенности правового положения отдельных видов государственных и иных учреждений определяются законом и иными».

Ныне «двадцатка» или «десятка» именуются Приходским Собранием.

В чисто юридическом смысле Приходское Собрание является учредителем той вышеназванной ассоциации; члены Собрания – это соучредители ассоциации (объединения). И это тоже устанавливается Гражданским кодексом РФ, который объединение граждан для вероисповедания именует только организацией: «Статья 117 ГК РФ. Общественные и религиозные организации (объединения)

1. Общественными и религиозными организациями (объединениями) признаются добровольные объединения граждан, в установленном законом порядке объединившихся на основе общности их интересов для удовлетворения духовных или иных нематериальных потребностей.

Общественные и религиозные организации являются некоммерческими организациями. Они вправе осуществлять предпринимательскую деятельность лишь для достижения целей, ради которых они созданы, и соответствующую этим целям.

2. Участники (члены) общественных и религиозных организаций не сохраняют прав на переданное ими этим организациям в собственность имущество, в том числе на членские взносы. Они не отвечают по обязательствам общественных и религиозных организаций, в которых участвуют в качестве их членов, а указанные организации не отвечают по обязательствам своих членов.

3. Особенности правового положения общественных и религиозных организаций как участников отношений, регулируемых настоящим Кодексом, определяются законом».

Согласно «Уставу Прихода» 1998: «Ст. 23. ...В состав Приходского собрания входят священнослужители Прихода, его учредители, а также прихожане, достойные по своей приверженности к Православию, нравственному облику и жизненному опыту участвовать в разрешении приходских дел».

Количество членов учредителей в нынешнем Уставе не определено, хотя Федеральный Закон установил в ст. 9.1 – «Учредителями местной религиозной организации могут быть не менее десяти граждан».

Отождествлять Приходское Собрание как учредительно-законодательный орган специфической организации с тем, что мы понимаем как православный Приход, конечно же, нельзя. Вся логика законосообразного уставного самоопределения религиозной организации полностью сопоставима с учреждением любого иного нерелигиозного общества, только отличается некоторыми моментами учета церковного канонического права.

Никакого соотношения или взаимоопределения между Приходским Собранием и Приходом не существует. Верующие граждане, проживающие в районе храма или регулярно посещающие его, не делегируют своих прав Приходскому Собранию, оно же в свою очередь не озабочено широким привлечением прихожан в жизнь учрежденной ими ассоциации. Более того, ассоциация (Приходское Собрание) делегирует свои права особой структуре – Приходскому Совету, который уже на другом уровне продолжает организационный процесс – учреждает функциональные подразделения и формирует коллектив служащих (порою неверующих).

Так, ассоциация по доставлению средств на содержание и публичное отправление культа (реальный приход) все дальше отходит по смыслу своему от понятия Приход как паства и часть Церкви.

В Федеральном Законе содержится, в неявном виде, право епископу учреждать новые Приходы, поэтому в «Уставе Прихода 1998» предусмотрено: «Ст. 19. ...По распоряжению епархиального архиерея, проводится учредительное собрание, на котором формируются органы управления Приходом».

Следовательно, возможен такой вариант, когда архиерей сам соберет всю «десятку» учредителей, назначит учредительное собрание и тем самым организует Приход, создав местную религиозную организацию.

Кроме того, теперь никакая инициатива православных граждан по созданию Прихода не может осуществиться без воли архиерея. В Уставе имеется следующее положение: «ст. 19. ...Епархиальный архиерей до государственной регистрации Прихода подтверждает принадлежность учреждаемого Прихода к епархии Русской Православной Церкви».

Поэтому никакие десять – двадцать граждан не обладают ныне абсолютным правом создания религиозной организации, именуемой «приход Русской Православной Церкви».

Итак, к правам православных епископов добавилось еще одно право – учреждать Приходы независимо от наличия пожеланий граждан. Если сегодня в каком-либо городе или районе не будет православного Прихода, то это уже вина не обстоятельств, но вина православной иерархии.

Ныне в православной среде наблюдаются некоторые движения, связанные с поиском адекватных форм общинной жизни. Во всегдашнем в 20 веке обновленчестве наиболее ярко проявляется попытка реанимировать тесную общинную жизнь христиан. Если принципиально не решать этого вопроса, например, на основе Устава прихода 1918 года, то паства вечно будет «наступать на грабли» чуждого Церкви обновленчества.

Чтобы нам не исказить подлинного смысла понятия «приход», надо согласиться с условностью этого понятия, с тем, что существующие ныне религиозные учреждения – так называемые «приходы» являются организациями по материально-финансовому и социальному управлению дел, способствующих публичному исповеданию веры и отправления культа.

Традиционный (общинный) Приход и Приход как организация по обеспечению публичности вероисповедания не одно и то же.

Чтобы не смешивать традиционного понятия «приход» с «ассоциацией по доставлению средств на содержание и публичное отправление культа», будем впредь называть последнюю термином «местная религиозная организация» и в юридических документах не искать таких особенностей Прихода, которые сформулированы в Приходском Уставе, принятом на Поместном Соборе в 1918 году.

Новый Федеральный Закон именно так и определяет все религиозные образования, получившие права юридического лица, то есть окончательно вводит понятие «религиозная организация». Этим термином именуется Патриархия как орган, обеспечивающий легализацию и реализацию его управленческих функций Патриарха; орган при Епископе, обеспечивающий легализацию и реализацию его управленческих функций; всякое иное церковное учреждение, обладающее всеми признаками организации в соответствии с гражданским законодательством.

В таком случае может быть приходская (местная) религиозная организация, (центральная) епархиальная, синодальная (центральная), учебная и т. Д.

Впрочем, по аналогии с светскими учреждениями, приходскую религиозную организацию можно называть термином «храм»; например, заводское здание называется «завод» и сама организация, пребывающая в этом здании, называется «завод». Понятие «храм» расширяется для именования специфической организации, поставившей себе целью содержать сей храм для публичного вероисповедания.

С моей точки зрения, местную православную религиозную организацию лучше называть храмом, нежели Приходом. Все-таки Приход как был, так и остается, согласно «Уставу Прихода 1918» – «Ст. 1.1. …общество православных христиан, состоящее из клира и мирян, пребывающих на определенной местности и объединенных при храме, составляющее часть епархии и находящееся в каноническом управлении своего епархиального Архиерея, под руководством поставленного последним священника-настоятеля».

«Устав Прихода 1998» оставляет понятие Приход как главный термин, но вводит в название юридического лица и название храма. Если название Храма будет дано в родительном падеже, то определение будет грамотным, если же название будет дано в именительном падеже, то повторится терминологическая неопределенность – что же будет тогда организацией «приход» или «храм»?

Для того чтобы получить права юридического лица, религиозная организация должна разработать собственный организационно-правовой устав и зарегистрировать его в установленном законом порядке.

Статья 10 Федерального Закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» гласит:

«1. Религиозная организация действует на основании устава, который утверждается ее учредителями или централизованной религиозной организацией и должен отвечать требованиям гражданского законодательства Российской Федерации.

2. В уставе религиозной организации указываются:

– наименование, место нахождения, вид религиозной организации, вероисповедание и в случае принадлежности к существующей централизованной религиозной организации ее наименование;

– цели, задачи и основные формы деятельности;

– порядок создания и прекращения деятельности;

– структура организации, ее органы управления, порядок их формирования и компетенция;

– источники образования денежных средств и иного имущества организации;

– порядок внесения изменений и дополнений в устав;

– порядок распоряжения имуществом в случае прекращения деятельности;

– другие сведения, относящиеся к особенностям деятельности данной религиозной организации».

Все эти разделы содержатся в анализируемом «Уставе Прихода 1998».

Относительно органов управления религиозных организаций гражданское законодательство регламентирует только их основную структуру, а именно разделение на три ветви власти – законодательную (учредительную), исполнительную (выборную) и ревизионную (контрольную и выборную). Православная Церковь, соглашаясь с таким современным, ставшим всеобщим типом властных структур, все-таки имеет еще четвертую, самую главную, власть – священную иерархию – Настоятель, Епископ, Патриарх.

Власть священноначалия существенно влияет на проявления законодательной и исполнительной власти в религиозной организации, поскольку самими верующими она признается главной и основной, реализующей каноническое право Православной Церкви и традиции Русской Православной Церкви. Ведь внутри Церкви законодательная, исполнительная и судебная власть принадлежит епископу, и никакой верный член Церкви против это не возразит. Проблемы могут возникнуть тогда, когда внутреннее и внешнее законодательство обнаружат свои разные цели и интересы.

К сожалению, гражданское законодательство Российской Федерации либо не учитывает факта беспрекословности власти епископа, либо принципиально его игнорирует; несмотря на это, уставы религиозных организаций предусматривают нормальное взаимодействия указанных четырех ветвей власти.

«Уставом Прихода 1998» предусмотрены следующие «ветви» власти в Приходе – Настоятель, Приходское Собрание, Приходской Совет и Ревизионная комиссия.

Настоятель

Выделение должности настоятеля в особую ветвь власти обусловлено особыми полномочиями его как духовного возглавителя Прихода, которому добровольно подчиняются все прихожане и служащие храма по принципу христианского послушания и смирения.

Права и обязанности настоятеля «Уставы Церкви» и «Устав Прихода 1998» определяют по-разному (см. табл.).

Правило должно быть следующим – Устав Церкви дает принципиальные формулировки, а Устав Прихода может их конкретизировать до мельчайших подробностей, но реальное соотношение положений уставов не таково – в основном это прямые повторы, а иногда указываются обязанности настоятеля, которые не всегда входили напрямую в его круг прав и обязанностей.

Права и обязанности Настоятеля православного Прихода

Различия круга дел и обязанностей настоятеля в данных уставах связано со следующим. «Устав Церкви 1988» не мог, например, обязать настоятеля активно участвовать в катехизаторской, образовательной и т. п. деятельности, поскольку в 1988 году советское законодательство, в той или иной форме, запрещало религиозным объединениям публичную небогослужебную деятельность. «Устав Прихода 1998» уже включил нормы Федерального Закона «О свободе совести...», поэтому в нем появились требования по внебогослужебной деятельности настоятеля. «Устав Церкви 2000» практически полностью дублировал положения «Устава Прихода 1998», но исключил положения об ответственности настоятеля, изложив в основном его права. В «Уставе Церкви 2000» особо подчеркнуто отношение епархиального преосвященного и настоятеля (пункт «г»),

В «Уставе Прихода 1998» напрямую не обозначены следующие права и обязанности Настоятеля, которые определял «Устав Церкви 1988»:

– наблюдение за состоянием храма, его убранством и наличием всего необходимого для совершения богослужений в соответствии с требованием богослужебного устава и указаниями священноначалия;

– забота о правильном и благоговейном чтении и пении в храме;

– забота о точном выполнении указаний епархиального архиерея;

– наблюдение за осуществлением решений Приходского собрания;

– выдача удостоверений по просьбе отдельных лиц о крещении и браке.

Произошли некоторые изменения прав и обязанностей настоятеля по сравнению с «Уставом Церкви 1988». Единоличное правление Настоятеля усилено; например, если раньше созыв Приходского Собрания – это было совместной акцией Приходского Совета и Настоятеля, то теперь – это прерогатива только Настоятеля. Если о «катехизаторской, благотворительной, церковно-общественной, образовательной и просветительской деятельности» в «Уставе Церкви 1988» ничего не говорилось, а в действовавшем до 1999 года Уставе Прихода установлено, что Настоятель «полномочно представляет Приход при решении канонических, богослужебных, катехизаторских, педагогических, благотворительных и церковно-общественных вопросов», то в «Уставе Прихода 1998» прежнее «полномочное представительство» обращено в обязанность и право настоятеля организовывать эти виды деятельности.

По-видимому, если подобных видов деятельности на Приходе не будет осуществляться, то можно считать, что Настоятель нарушает Устав Прихода. Короче говоря, сегодня Приход не может удовлетвориться только культовой деятельностью – для христианского свидетельства необходима социально-экономическая и гуманитарная деятельность.

В новом «Уставе Прихода 1998» произошло уточнение права вето настоятеля на решения Приходского Собрания и Приходского совета, а в «Уставе Церкви 2000» оно конкретизировано.

«Устав Прихода 1991»: «имеет право налагать «вето» на решения Приходского собрания и Приходского Совета с последующей передачей этого вопроса на рассмотрение епархиального архиерея или с его согласия – благочинного»;

«Устав Прихода 1998»: «при наличии к тому оснований, имеет право приостанавливать исполнение решений Приходского собрания и Приходского совета по вопросам канонического, внутри церковного и вероучительного характера, с последующей передачей этого вопроса на рассмотрение епархиального архиерея»;

«Устав Церкви 2000»: «ж) при наличии к тому оснований, приостановление исполнения решений Приходского собрания и Приходского совета по вопросам вероучительного, канонического, богослужебного или административно-хозяйственного характера, с последующей передачей этого вопроса на рассмотрение епархиального архиерея».

Усилена роль настоятеля в деятельности Приходского Совета, если в «Уставе Прихода 1991» о настоятеле говорилось, что он «может участвовать в работе Приходского совета», то по новому Уставу Настоятель «руководит работой Приходского совета».

В «Уставе Церкви 2000» формулировка стала мягче: «з) наблюдение за осуществлением решений Приходского собрания и работой Приходского совета».

Вообще-то, руководит подразделением «председатель», «заведующий», «директор» и т. П. Следовательно, руководить Приходским Советом должен его Председатель, в противном случае становится неопределенной роль такого Председателя.

Заметим, что совмещение функций духовного и хозяйственного руководства на Приходе претерпевает крайние отклонения.

До 1961 года эти функции полностью принадлежали настоятелю; с 1961 года по 1988 год Настоятель был полностью отрешен от хозяйственного управления; с 1989 года, почти до 1996 года, господствовала тенденция совмещения этих функций в лице настоятеля, но после 1996 года Святейший Патриарх Алексий II стал требовать разделения функций вследствие обнаружившихся некоторых злоупотреблений и малоэффективности руководства хозяйством в ряде Приходов.

Некоторые обязанности и права Настоятеля не сформулированы в «Уставе Прихода 1998»; например, опущено указание на то, что Настоятель назначает лиц на богослужебные должности (кроме клириков) в соответствии со штатным расписанием. Исключено указание на обязанность настоятеля заботиться о благочинии в приходском Храме.

В целом можно выделить следующие сферы деятельности Настоятеля:

– взаимоотношения с епархиальным архиереем;

– задачи в управлении приходом как частью Церкви (а не как организацией);

– функционирование Приходского Собрания и контроль за Приходским Советом;

– административная деятельность (журналы, отчеты, архивы);

– отношения с внешним миром.

Именно по этим направлениям надо было бы строго формулировать права и обязанности настоятеля прихода – ничего не упускать и не делать мелочных регламентаций.

Приходское Собрание

Смысл понятия «Приходское Собрание» претерпел существенное изменение от понимания его Поместным Собором 1917–1918 гг. до нынешнего уставного истолкования.

Приходской Устав, принятый Поместным Собором 1917–1918 гг. (см. Приложение № 23), под Приходским Собранием понимал представительный орган прихожан храма, живущих в границах Прихода, обозначенных Епископом.

Об этом ясно свидетельствует 51-я статья Устава: «В многолюдных Приходах, в которых записано в приходскую книгу более 500 полноправных прихожан, Приходское Собрание может быть составляемо из уполномоченных от прихожан. Для выборов уполномоченных Приход разделяется на участки, причем число уполномоченных определяется применительно к величине Прихода и к количеству участков в Приходе. Установление такого состава Приходских Собраний и числа уполномоченных в каждом Приходе подлежит утверждению епархиальной власти по ходатайству Прихода».

Таким образом, Приход (прихожане) – это члены общины, записанные в приходскую книгу согласно статье 22: «Все прихожане с их семействами, имеющие местожительство в пределах Прихода, вносятся причтом в особую приходскую книгу. В книге в особых графах отмечается фамилия, имя, отчество, звание и род занятий каждого, время его рождения и крещения, бытия у исповеди и Святого Причастия и вступления в брак, время смерти, время переселения в Приход или выбытия из Прихода. Книга приходская выдается безсрочно от Епархиального Начальства».

Записанные в приходскую Книгу обязаны были содержать храм и притч, то есть регулярно вносить добровольно определенные Приходским Собранием денежные или натуральные повинности (ст. 123–126 «Устава 1918»),

Такое Приходское Собрание могло бы быть полномочным представителем Прихода как тела церковного, и оно по праву решало практически все вопросы приходской жизни.

В нынешних же условиях приходского устройства Приходское Собрание – это, в подавляющем большинстве случаев, группа учредителей религиозной организации, и, в этом своем качестве, оно не является представителем Прихода как части Церкви; кстати, эти учредители чаше всего даже и не проживают на территории Прихода. В храмах не ведется приходская книга с записью прихожан и их семейств, поэтому они не имеют материальных и денежных обязательств перед Храмом. Приход совершенно по иному содержится и управляется, чем это было до 1918 года.

Девятьсот лет приходы Русской Православной Церкви были «общинами», а в новом столетии они стали «учреждениями».

«Устав Церкви 1988» определяет: «Членами Приходского собрания зарегистрированного государственными органами Прихода являются клирики и миряне, члены данного Прихода, достигшие 18-летнего возраста, доброй христианской нравственности, состоящие в церковном общении и не находящиеся под церковным или гражданским судом».

Следовательно, собрание – это зарегистрированная государством группа граждан. Такой орган полностью соответствует тому, что называется в Гражданском кодексе – собрание учредителей некоей организации.

Иначе говоря, гражданское законодательство, игнорируя культовое понимания Прихода как некоей церковной целостности, легализирует особую организацию, якобы представляющую интересы верующих граждан безотносительно их проживания на той или иной территории. Такой организацией является, как выше указывалось – Храм (в именовании «Устава 1998» – Приход), а высшим органом ее управления являются члены-учредители, называемые Приходским Собранием.

Чтобы расширить представительскую способность Приходского Собрания, «Устав Прихода 1998» ввел в его состав всех священнослужителей Прихода и прихожан: «В состав Приходского собрания входят священнослужители Прихода, его учредители, а также прихожане, достойные по своей приверженности к православию, нравственному облику и жизненному опыту участвовать в разрешении приходских дел».

Эту формулировку расширил «Устав Церкви 2000»: «Ст. 34. ...В состав Приходского Собрания входят священнослужители прихода, его учредители, а также прихожане, регулярно участвующие в литургической жизни прихода, достойные по своей приверженности Православию, нравственному облику и жизненному опыту участвовать в решении приходских дел, достигшие 18-летнего возраста и не состоящие под запрещением, а также под церковным или светским судом». Здесь видна попытка отделить «учредителей» от «прихожан» – проблема, созданная гражданским законодательством.

Следовательно, группа «учредителей» – это часть Приходского Собрания, которое в целом может постепенно расширяться включением в него новых членов после каждого очередного заседания.

Приходской Устав вообще не определяет порядок образования Приходского Собрания. Но в «Уставе Прихода 1998» усилена роль епархиального Архиерея в образовании приходов, поэтому имеется такое выражение – «По распоряжению епархиального архиерея, проводится учредительное собрание, на котором формируются органы управления Приходом». Скрытый смысл здесь таков, что Архиерей сам может формировать группу учредителей, которая составит требуемое Уставом Приходское Собрание. Это подтверждается, например, такой уставной нормой: «При отступлении членов Приходского собрания от канонических правил и установлений Русской Православной Церкви, состав Приходского собрания, по решению епархиального архиерея, может быть изменен частично либо полностью». То есть Архиерей может полностью изменить состав Собрания в его части как группы учредителей, распустив прежнюю группу и введя в ее состав новых членов.

Но, как бы то ни было, сущность нынешних приходских собраний – это собрания учредителей (зарегистрированных государственными органами) Прихода как организации, а не как части Церкви.

Сопоставляя права и задачи Приходского Собрания в трех вариантах приходских уставов 1918, 1991 и 1998 годов, можно выделить следующие основные направления деятельности Приходского Собрания, обозначенные во всех данных вариантах Приходского Устава:

– формирование органов управления Приходом;

– планирование приходской деятельности;

– определение правил использования церковного имущества;

– рассмотрение отчетов органов управления и приходских учреждений;

– принятие решений по взаимоотношениям с епархией и органами государственной власти;

– дисциплинарные вопросы.

Все эти задачи выражены по-разному, в соответствии с действующим гражданским законодательством. Ниже цитироваться будут пункты 26-й статьи «Устава 1998», но в специально оговоренных случаях – нормы «Устава Прихода 1918» и «Устава Прихода 1991».

Формирование органов управления

Приходское Собрание:

«– образует (избирает) Приходской совет и Ревизионную комиссию;

– представляет на утверждение епархиального архиерея кандидатуру председателя Приходского совета церковного старосты»;

Приходское Собрание, согласно «Уставу 1918», формировало также органы управления приходских учреждений, например, школ, богаделен, библиотек и т. п.

Планирование приходской деятельности

– принимает планы и рассматривает проектно-сметную документацию на строительство и ремонт церковных зданий;

– планирует финансово-хозяйственную деятельность Прихода;

– принимает годовой бюджет, включая размеры отчислений на благотворительность и религиозно-просветительские цели, и представляет его на утверждение епархиального архиерея;

– утверждает штатное расписание;

– определяет содержание членам причта и Приходского совета;»

Сущность данной деятельности состоит в основном в одобрении представленных проектов решений. В самом деле, если проект реставрации разрабатывался специалистами по определенным научным методикам с финансово-экономическим обоснованием, то что же может противопоставить этому Приходское Собрание – ничего, кроме общих рассуждений.

Более определенно Приходское Собрание может высказываться по вопросам формирования штатов и уровням месячных окладов служащих Прихода и приходских учреждений.

Общий порядок таков, что основанием для выплаты заработной платы (жалованья) может быть только штатное расписание, утверждаемое представительной властью или учредителями. Поэтому Приходское Собрание должно корректировать штатное расписание и утверждать его на новый финансовый год на каждом своем отчетно-годовом заседании.

Определение правил использования церковного имущества

Приходское Собрание «на условиях, определяемых настоящим Уставом, Каноническим уставом Русской Православной Церкви, Уставом Русской Православной Церкви (гражданским) и Уставом епархии, а также действующим законодательством, определяет порядок распоряжения имуществом Прихода;

– обеспечивает сохранность церковного имущества и заботится о его приумножении;»

Общим для всех вариантов Устава было рассмотрение и принятие финансовых и прочих отчетов исполнительных органов.

На этом совпадение функций, прав и задач Приходского Собрания в вариантах Приходского Устава исчерпывается.

Особенностью «Устава 1998» является установление невозможности отделения Прихода от канонического и организационного единства с епархией. Это стало необходимым после печального опыта последнего десятилетия, когда конфликты клирика с епархиальным архиереем разрешались таким образом, что клирик с паствой и Храмом самовольно переходил в юрисдикцию иностранной религиозной организации.

Если раньше Собрание только «принимало новых членов», то теперь «принимает и исключает членов Приходского собрания с утверждения епархиального архиерея».

Если раньше Собрание с «благословения епархиального архиерея» принимало Устав, то теперь Устав «утверждается епархиальным Архиереем» – неюридический термин «благословение» заменен на правовой термин «утверждение».

Совершенно новым положением Устава является следующее – Собрание «сохраняет единство Прихода и его принадлежность к епархии Русской Православной Церкви».

Если Приходское Собрание решит выйти из канонического подчинения епархиальному Архиерею, то войдет в силу следующая статья Устава, упраздняющая Приход как организацию – «55. …В случае принятия Приходским собранием решения о выходе из иерархической структуры и юрисдикции Русской Православной Церкви, Приход лишается подтверждения о принадлежности к епархии Русской Православной Церкви, что влечет прекращение деятельности Прихода, как местной религиозной организации Русской Православной Церкви и лишает его права использовать в наименовании символику Русской Православной Церкви».

Согласно новому Уставу, само бытие Прихода как местной религиозной организации возможно только в том случае, если какая-либо центральная религиозная организация даст подтверждение, что данное религиозное объединение канонически принадлежит ей как часть целого. Этот принцип пред- регистрационного учреждения Прихода содержался в «Уставе 1991», но теперь он выговорен достаточно определенно.

Выпали из текста «Устава 1998» следующие ранее бывшие положения «Устава Прихода 1991» –

«– обсуждает и принимает ходатайства, обращения к епархиальному архиерею и органам государственной власти и управления;

– рассматривает жалобы на членов Приходского совета и на причт;

– избирает делегатов на епархиальное собрание».

В Церкви не приветствуются всякие «митинговые и коллективные акции» – именно с этим связано невключение этой прежней нормы о праве Собрания обращаться к Архиерею и государственным органам по вопросам различного социального значения и о праве рассмотрения жалоб.

Необходимость такого обращения возникает постоянно, но для этого предусмотрено, что Настоятель и Председатель Приходского Совета как руководители Прихода непосредственно сами обращаются к Архиерею или государственным органам.

В «Уставе Прихода 1918» было весьма важное право Приходского Собрания: «суждение о поступках членов Прихода; возбуждение дел об ответственности председателя, его товарища и членов Совета, а также остальных должностных лиц по Приходу».

В «Уставе Прихода 1991» это право было подтверждено: «рассматривает жалобы на членов Приходского совета и на причт», но в «Уставе Прихода 1998» от него не осталось и следа.

Ныне Приход как община не вправе публично выразить какое-либо замечание Настоятелю, клирику и Приходскому Совету. Все-таки идет отчуждение пастырей от паствы.

Поскольку «Устав Церкви 2000» разрабатывался в течение двухлетней апробации «Устава Прихода 1998», то в нем практически полностью повторены нормы прав Приходского Собрания, но все-таки смягчены некоторые формулировки. Например, возобновлено право Собрания рассматривать жалобы на членов Приходского Совета.

Упразднена представительская возможность Прихода в епархии. Конечно, нынешнее Епархиальное Собрание – это не собрание клира и мирян, но собрание клира и церковной администрации (Председателей Приходских Советов). И тем не менее, в утратившем силу «Уставе Прихода 1991» было оговорено представительское право Приходского Собрания: «избирает делегатов на епархиальное собрание». Эта норма исключена из текста «Устава 1998» как не имеющая своего реального значения.

Она могла действовать только в модели Прихода-обшины, которая регламентировалась «Уставом Прихода 1918».

Чтобы не определять конкретно права Приходского Собрания, в «Уставе Прихода 1998» сформулировано общее положение: «решает иные вопросы в пределах настоящего Устава, Канонического устава об управлении Русской Православной Церкви и законодательства Российской Федерации».

Содержательная деятельность Приходского Собрания, являвшегося действительным представителем православного Прихода, согласно «Уставу Прихода 1918», была более конкретна и действенна по сравнению с нынешним «собранием учредителей». В частности, ни в один из Приходских уставов нового времени не входили следующие права Приходского Собрания, определенные «Уставом 1918»:

– суждение о кандидатах в члены приходского причта;

– представление заключений по вопросам, предложенным на обсуждение Собрания Епархиальным Начальством или Правительством;

– забота о религиозно-нравственном обучении и воспитании подрастающего поколения и заведование приходскими учебными заведениями, а также забота о храмовом пении, об устройстве религиозно-нравственных бесед и чтений, приходской библиотеке, снабженной книгами религиозно-нравственного содержания, и об издании назидательных листков и брошюр;

– забота об образовании миссионерских кружков и братств, о создании просветительных кружков и учреждений, кружков для уборки храмов, благотворительных и взаимопомощи, пожарной дружины, кооперативов, потребительской лавки, приходского дома, приходской пасеки и других;

– изыскание средств на нужды Прихода и храма путем сборов, самообложения, подписок, а также ассигнований и заимствований из церковных сумм;

– дела по приобретению и отчуждению недвижимых имуществ, дела по принятию пожертвований в пользу храма и Прихода;

– рассмотрение и утверждение смет и раскладок денежных и натуральных повинностей;

– переложение натуральных повинностей в денежные и обратно;

– сложение безнадежных к поступлению и неправильно числящихся недоимок по сборам.

Все эти возможные направления церковно-социального служения Прихода теперь находятся в ведении Настоятеля; таким образом, Приходское Собрание постепенно превратилось в совещательный орган при Настоятеле; от него требуется только формальное рассмотрение годовых отчетов, утверждение штатных расписаний и иных планово-отчетных документов. Формировать же лицо Прихода как активного совершителя Православной веры и богоугодных дел нынешнее «собрание учредителей» не имеет возможности.

«Самообложения» и «недоимки» – это явления Прихода-общины, а сейчас такового нет и пока не предвидится.

Из содержания прав и функций Приходского Собрания видно, что нынешнее реальное Приходское Собрание не имеет такой озабоченности вопросами веры и публичного исповедания, как это регламентировалось Уставом Прихода 1918 года, когда Собрание было полномочным представителем Прихода-общины в целом. Ныне это орган управления религиозной организацией, а не Приходом в его подлинном смысле. Здесь формальных прав и процедур больше, чем определений круга интересов и забот.

Особо выделяются в «Уставе Прихода 1918» дела по формированию финансов Прихода за счет регулярных поступлений от прихожан. Действующий сегодня порядок взаимоотношений Прихода (храма) как организации и Прихода как общины не предусматривает материальных обязательств прихожан перед приходским храмом. Упразднению этих взаимоотношений способствовало запрещение гражданским законодательством (Декретом 1918 года и Законом 1929 года) принудительных сборов в пользу религиозных обществ: «Ст. 54. Члены групп верующих и религиозные общества имеют право производить складчины и собирать добровольные пожертвования как в самом молитвенном здании, так и вне его, но лишь среди членов данного религиозного объединения (то есть среди членов «двадцатки» – учредителей – О. Ш.) и только на цели, связанные с содержанием молитвенного здания, культового имущества, наймом служителей культа и содержанием исполнительных органов. Всякого рода принудительное взимание сборов в пользу религиозных объединений влечет ответственность по Уголовному кодексу РСФСР» (см.: Приложение № 13).

Поскольку членами религиозных объединений считаются зарегистрированные члены Приходского Собрания («двадцатки»), то понятно, что ни о каких регулярных финансовых обязательствах прихожан не могло идти речи. Так, запретив попечение прихожан о Храме, государство начало процесс сведения «прихода» к «организации», отдаление прихожан от жизни храма. И ныне достигнутый отрыв общины от организации зацементирован уставными положениями.

Возможно ли ныне восстановление Прихода с его обязательствами перед Храмом? И необходимо ли это? Думается, что крайне необходимо и возможно. Возвращение к прежней схеме взаимоотношений Прихода и Храма поставит по крайней мере предел существенной коммерционализации приходской жизни.

Ныне перед Церковью стоят такие социальные задачи, которые не могут быть решены силами Прихода как организации, но могут решаться Приходом как общины, как единого сообщества верующих на данной территории. Поэтому развитие приходской жизни лежит на пути восстановления Прихода как целостного субъекта публичного вероисповедания. Приходское Собрание должно быть не зарегистрированной группой граждан, а полномочными представителями прихожан – ими выбранными, и ими же направленными с определенными наказами ко Храму для работы в заседаниях Приходского Собрания. В качестве учредителя такого Прихода, по моему мнению, должен быть епископ как глава местной Церкви, а не его паства.

Приходской Совет

Приходской Совет как исполнительный орган предусмотрен всеми Уставами практически одинаковым по задачам и функциям.

Приходской Совет является органом, исполняющим решения Приходского Собрания. Это положение формулируется следующим образом.

В «Уставе 1998» имеются существенные поправки. Приходской Совет не только исполнительный орган, но и распорядительный. В самом деле, любой хозяйственный акт – это то или иное распоряжение имуществом и финансами; поэтому о Председателе Приходского Совета говорится, что он является распорядителем приходских финансов. Следовательно, Приходской Совет является не только исполнительным органом, но и распорядительным.

Экономико-юридический термин «распоряжение» означает право по своему усмотрению продать, подарить, завещать, отдать в залог ту часть собственности, которая принадлежит тому или иному юридическому или физическому лицу. Иначе говоря, распоряжение означает возможность смены собственника. Следовательно, Приходской Совет вправе покупать, принимать в дар, продавать, дарить, закладывать и прочее объекты собственности Прихода.

Такая поправка в определении существа Приходского Совета необходима в условиях, когда Приход становится активным хозяйствующим субъектом в обществе с рыночной экономикой.

Уточнив экономическую правоспособность Приходского Совета, новый Устав сузил некоторые права ее. Например, во всех прежних вариантах приходского Устава Приходскому Совету принадлежало право совместно с настоятелем созывать Приходское Собрание, в нынешнем варианте этого права не содержится.

В «Уставе Церкви 1988», «Уставе Прихода 1991», «Уставе Прихода 1998» и «Уставе Церкви 2000» наблюдается практически полное совпадение основных функций Приходского Совета, хотя и при различии их формулировок.

Основными функциями Приходского Совета являются:

– выполнение решений Приходского Собрания;

– обеспечение благочиния в богослужебной деятельности Прихода;

– обеспечение надлежащего содержания и сохранности имущества;

– забота о приросте приходского имущества;

– учет имущества, а также денежных и материальных ресурсов;

– распоряжается денежными средствами Прихода с ведома и под контролем Настоятеля и ведет их учет;

– планирование хозяйственной и финансовой деятельности;

– хозяйственные и социально-культурные контакты с внешними органами и учреждениями, представительство в суде;

– заключение хозяйственных договоров и, в частности, трудовых договоров и соглашений (прием на работу);

– обеспечение членов причта жильем;

– решение текущих хозяйственных вопросов;

– решение иных вопросов в пределах настоящего Устава и Канонического устава об управлении Русской Православной Церкви.

Перечисляя основные права и обязанности Приходского Совета, «Устав Прихода 1998» регламентирует некоторые обязанности непосредственно Председателю Приходского Совета (церковному старосте), в частности: «Председатель Приходского совета – церковный староста – представляет Приходской совет в деловых отношениях по финансово-хозяйственным и административным вопросам, а также в суде; в необходимых случаях выдает доверенности».

Приходскому Совету и, следовательно, непосредственно Председателю Приходского Совета принадлежит право распоряжения денежными средствами Прихода. Это право подтверждается во всех вариантах Устава.

Исполнительная власть, как и полагается, распоряжается материальными ресурсами. Для того чтобы Настоятелю распоряжаться денежными ресурсами Прихода, то есть самому решать вопросы сбора и распределения доходов, ему необходимо быть Председателем Приходского Совета. В период 1990–1999 гг. этот вопрос так и решался – если требовалось Настоятелю хозяйственное полновластие, то он избирался Собранием (или назначался епархиальным Архиереем) Председателем Приходского Совета. Не всегда такое сочетание властей – духовной и экономической содействовало общей пользе, поэтому «Устав Прихода 1998» оставляет как общее правило разделение властей – Настоятеля и Председателя Приходского Совета.

Общая тенденция «Устава Прихода 1998», которая полностью отражается в последовавшем за ним «Уставе Церкви 2000», это усиление власти настоятеля на Приходе путем расширения его контрольных и разрешительных функций.

Например, касательно должности Председателя Приходского Совета введены два следующих новшества.

Первое. В статье 28 «Устава Прихода 1998», и соответственно – в статье XI.45 «Устава Церкви 2000», имеется положение: «Епархиальный архиерей утверждает избрание председателя Приходского совета, либо назначает на эту должность своим Указом Настоятеля или другое лицо с введением его в состав Приходского собрания».

По прежнему «Уставу Прихода 1991» если епархиальный Архиерей не соглашался с решением Приходского Собрания по избранию Председателя Приходского Совета, то он отклонял избранную кандидатуру и назначал соответствующим указом своего послушника-клирика Председателем Приходского Совета. То есть назначение Архиереем мирянина на эту должность без ведома Приходского Собрания ранее было как будто бы недопустимым.

Ныне Архиерей может назначить не только своего послушника – клирика, но и мирянина, при этом потребовав ввести его в состав Приходского Собрания. Это право обеспечено еще и тем, что, согласно статье 19 «Устава Прихода 1998», само учреждение Прихода, то есть созыв Приходского Собрания может состояться только по распоряжению Архиерея («По распоряжению епархиального архиерея, проводится учредительное собрание, на котором формируются органы управления Приходом»). И далее, статьей 24 устанавливается возможность роспуска Приходского Собрания по решению Архиерея («При отступлении членов Приходского собрания от канонических правил и установлений Русской Православной Церкви, состав Приходского собрания, по решению епархиального архиерея, может быть изменен частично либо полностью»).

Следовательно, право ввести в Собрание мирянина с назначением его Председателем Приходского Совета вполне логичное положение действующей ныне версии приходского Устава.

По-видимому, епархиальный Архиерей может теперь составить в своем ведении актив опытных хозяйственников, которых может назначить Председателями Приходских Советов, если того потребует та или иная ситуация в конкретном Приходе.

Второе. Безраздельное управление финансами Прихода Председателем Приходского Совета – мирянином, конечно же, в некоторых отношениях может быть предосудительным. Ведь церковные средства – это пожертвования, принесенные к Алтарю Божию, и священник должен быть основным лицом, принимающим решение о практическом использовании сей жертвы. Поэтому в «Уставе Прихода 1998» установлено право настоятеля контролировать решения Приходского Совета по распоряжению финансами Прихода и обязанность Приходского Совета согласовывать (уведомлять Настоятеля) свои решения по этому вопросу с Настоятелем.

Делопроизводство на Приходе приобретает некоторые особенности: документы, связанные с богослужебной деятельностью ведутся, учитываются и хранятся у Настоятеля, документы по хозяйственной части концентрируются в основном в Приходском Совете.

Все документы, не связанные с финансовыми обязательствами, исходящие от Прихода, подписываются Настоятелем и Председателем Приходского Совета. Банковские и другие финансовые документы подписывают председатель Приходского совета и казначей как главный бухгалтер организации (учреждения).

«Устав Церкви 2000» закрепил за казначеем обязанности главного бухгалтера (Cm. 11.51. ...В гражданских правоотношениях казначеи осуществляет обязанности главного бухгалтера. ...).

Делопроизводство предполагает наличие особого бланка и печати Прихода. В соответствии с Федеральным Законом «О свободе совести и о религиозных объединениях» любая религиозная организация при совершении любых внешних отношений должна указывать свое именование и вероисповедную принадлежность полностью. Следовательно, в бланке Прихода и в печати его должно быть записано следующее: «Местная православная религиозная организация «Приход (название храма) епархии Русской Православной Церкви».

Образец печати утверждается епархиальным управлением. В бланке (штампе) Прихода указывается также идентификационный номер налогоплательщика (ИНН), код причины постановки на налоговый учет (КПП), расчетный счет Прихода в банке, полный почтовый адрес, телефоны, номера факсимильных аппаратов и электронной почты (если имеются).

Некоторые приходы разрабатывают символ своего Храма (силуэт Храма, Крест или образ святого). Поскольку бланки Храма могут использоваться по всякой непредвиденной нужде, то лучше воздержаться от нанесения на бланк того, что могло бы интерпретироваться как святой образ.

Возвращаясь к рассмотрению функций Приходского Совета, мы увидим, что нынешние функции беднее тех, которые определялись «Уставом Прихода 1918». Главное отличие состоит в том, что сущности приходов 1918 года и 1998 года отличаются. Тогда была община, добровольно содержавшая Храм, а ныне – это группа учредителей, не связанных никакими материальными обязательствами с Храмом, а прихожане не поставлены в отношения целостной приходской семьи.

Нелишне напомнить то, чем должны были заниматься Приходские Советы приходов, существующих как целостные общины по «Уставу Прихода 1918».

Самофинансирование Прихода:

– ведение списков прихожан, имеющих право на участие в Приходских Собраниях и обязанных делать взносы на приходские нужды;

– составление проектов смет и раскладок;

– собирание сборов, установленных Приходским Собранием;

– обсуждение степени нужды, обращающихся за помощью Прихода, и оказание этой помощи;

– создание общества взаимопомощи.

Просветительская деятельность:

– забота о религиозно-нравственном обучении и воспитании подрастающего поколения и ближайшее заведование церковно-приходскими учебными заведениями;

– образование миссионерских кружков:

– создание библиотек, читален, Приходского дома;

– устройство религиозно-нравственных бесед и чтений;

– образование общества трезвости.

Создание приходских учреждений:

– создание благотворительных и просветительных учреждений и кружков, приютов, богаделен и школ, учреждаемых Приходскими Собраниями;

– избрание лиц для заведования вспомогательными учреждениями Прихода и представление их на утверждение Собраний;

– ревизия отчетности Приходских вспомогательных учреждений.

Комментировать эти функции Приходского Совета не стоит, они говорят сами за себя. Кое-какие из этих функций косвенно отражены в «Уставе Прихода 1998», но не в таком явном виде.

Ревизионная комиссия представляет собой осуществление контрольной функции Прихода. Порядок ее формирования, функции и права неизменны – «Устав Прихода 1998» почти дословно повторяет положения о Ревизионной комиссии, которые даны в «Уставе Церкви 1988»: «36. Приходское собрание из числа своих членов избирает Ревизионную комиссию Прихода, состоящую из председателя и двух членов сроком на три года. Ревизионная комиссия подотчетна Приходскому собранию. Ревизионная комиссия проверяет финансово-хозяйственную деятельность Прихода, сохранность и учет имущества, его использование по назначению, проводит ежегодную инвентаризацию, ревизует зачисление пожертвований и поступлений и расход денежных средств. Результаты проверок и соответствующие предложения Ревизионная комиссия представляет к рассмотрению Приходского собрания.

37. Члены Приходского совета и Ревизионной комиссии не могут состоять в близком родстве».

Только о возможных последствиях деятельности Ревизионной комиссии Устав ничего не говорит. В «Уставе Церкви 1988» имеется статья 50: «О проведенных проверках Ревизионная комиссия составляет акты и представляет их на очередное или чрезвычайное заседание Приходского собрания. При наличии злоупотреблений, нехватки имущества или денежных средств, а также при обнаружении ошибок в ведении и оформлении финансовых операций Приходское собрание принимает соответствующее решение. Оно имеет право предъявить иск в суде, предварительно получив на то согласие епархиального архиерея».

Эта статья претерпела изменение в «Уставе Церкви 2000» (исключена апелляция к Приходскому собранию): «Ст. 11.55. … В случае выявления злоупотреблений Ревизионная комиссия немедленно информирует о том епархиальную власть».

Интересно, что Староста Прихода по «Уставу 1918» подчинялся тоже только благочинному и епархиальному Архиерею, то есть был защищен от власти Настоятеля. Эту норму следовало бы ввести в нынешних условиях криминогенности в обществе, но самое главное – если все имущество Прихода принадлежит Церкви, то епархиальный Архиерей должен иметь более активные рычаги управления имуществом Церкви.

Религиозная организация должна действовать, соблюдая как гражданское, так и внутрицерковное законодательство. Во всяком уставе юридического лица должно быть указано то, что данное учреждение действует в рамках соответствующего законодательства.

Две статьи «Устава Прихода» 1998 устанавливают:

«Ст. 4. В своей деятельности Приход руководствуется постановлениями Поместных и Архиерейских соборов, определениями Священного Синода, указами Патриарха Московского и всея Руси, Каноническим уставом об Управлении Русской Православной Церкви, Уставом Русской Православной Церкви (гражданским), Уставом Московской Патриархии, Уставом епархии, Указами епархиального архиерея и настоящим Уставом.

5. Приход осуществляет свою деятельность при соблюдении законодательства Российской Федерации и нормативно-правовых актов субъекта Российской Федерации, той или иной области (республики)».

Под Каноническим уставом об управлении Русской Православной Церкви теперь надо понимать тот документ, который в данном тексте обозначается «Устав Церкви 2000». Он был принят Юбилейным Архиерейским Собором Русской Православной Церкви в 2000 году в соответствии с действующим ныне федеральным законодательством о свободе совести. Сроки введения в действие «Устава Прихода 1998» и «Устава Церкви 2000» не совпали, поэтому, при обнаружении некоторых нормативных расхождений этих уставов, преимущество имеет «Устав Церкви 2000».

Устав Прихода 1998 определяет три цели существования Прихода:

– совместное осуществление права на свободу вероисповедания;

– распространение православной веры;

– попечение о религиозно-нравственном воспитании.

Эти цели могут достигаться весьма разнообразными действиями, среди которых можно выделить богослужения, просветительство, благотворительность и предпринимательство.

К богослужебной деятельности относятся богослужения, чинопоследования, Таинства, обряды, требы, шествия и церемонии в храмах и на относящихся к ним территориях, в местах паломничества, в учреждениях и предприятиях Прихода, на кладбищах и в иных местах прощания с усопшими, в жилых помещениях, а также в любом другом месте в соответствии с конкретными условиями и правилами проведения богослужений (в государственных, общественных и частных учреждениях).

Религиозное просветительство заключается в распространении православного вероучения непосредственно или через средства массовой информации, миссионерской деятельности, религиозном образовании, обучении и воспитании, паломничестве. Согласно Уставу, Приход должен создавать школы и другие образовательные учреждения для обучения православному вероисповеданию детей и взрослых.

Приходская благотворительность проявляется в основном в призрении малоимущих и одиноких прихожан.

Предпринимательская деятельность – это любая деятельность Прихода, приносящая доход как прибыль. Эта прибыль должна целиком использоваться на уставную деятельность Прихода – богослужения, просвещение и благотворительность.

Предпринимательство, а также любой вид приходской деятельности, кроме богослужебной, может осуществляться специализированным приходским учреждением, что определяется Уставом Прихода: «Ст. 15. Приход по утверждению епархиального архиерея может создавать учреждения для благотворительной, культурно-просветительской, образовательной, издательской, художественной, реставрационной и иной деятельности, а также учреждать средства массовой информации, действующие в соответствии с целями и задачами Прихода. Приходские учреждения могут действовать, как часть Прихода, или в качестве самостоятельных юридических лиц».

Для полноты епархиального руководства приходскими учреждениями, обладающими правом юридического лица, следовало бы ввести систему лицензирования их деятельности. Например, прежде чем приступить к реставрации Храма, группа реставраторов должна определиться как коллектив (бригада) и получить в епархиальном управлении лицензию на право реставрации культового сооружения (храма, часовни, монастыря).

На некоторые виды предпринимательской деятельности, регулируемой государством, Приход получает лицензии. Это относится, например, к издательской, образовательной, строительной и т. п. видам деятельности.

Устав позволяет Приходу заниматься любой деятельностью, только бы она соответствовала «традициям и правилам, принятым в Русской Православной Церкви».

Некоторые спорные по своим мотивам виды деятельности напрямую разрешены в «Уставе Прихода 1998»:

«Приход также вправе:

1. сдавать в аренду имущество (за исключением церковных зданий, сооружений, имущества богослужебного назначения);

2. вести торговую деятельность;

3. иметь долевое участие в деятельности других учреждений и организаций;

4. приобретать акции, облигации, иные ценные бумаги и получать доходы по ним».

Получение процента по вкладам (скрытое ростовщичество) стало обычным явлением в современном обществе, по-видимому, и для Церкви становится оно не предосудительным.

Совершенно новое положение в приходском Уставе введено в связи со становлением особого направления в развитии общества, то есть со становлением общественного самоуправления на муниципальном уровне. Органы местного самоуправления получают определенную автономность от государственных органов, и уже могут самостоятельно вступать в любые социально-культурные и хозяйственные связи и отношения с юридическими и физическими лицами, пребывающими в местности, подведомственной данному органу местного самоуправления. Права органов местного самоуправления определяются Федеральным Законом «О местном самоуправлении». Через органы местного самоуправления религиозные организации могут весьма тесно и плодотворно сотрудничать со всеми организациями как в социальной, так и в производственной сфере.

Указание на такое сотрудничество дано в «Уставе Прихода 1998» (ст. 11): «Приход имеет возможность участвовать в рассмотрении государственными органами и органами местного самоуправления вопросов, относящихся к деятельности Прихода, с учетом территории, на которую распространяется его деятельность».

При этом если Приход берет на себя некоторые гуманитарные обязанности в районе действия муниципалитета, то он вправе рассчитывать на материальную поддержку со стороны муниципального и государственного бюджетов (ст. 16): «Приход вправе получать содействие и поддержку государственных органов в осуществлении своей уставной благотворительной деятельности и культурно-просветительских программ».

Приход как организация вступает в трудовые отношения с лицами наемного труда. По нынешнему законодательству для религиозных организаций не делается никаких исключений положительного или отрицательного характера в реализации норм Кодекса законов о труде (КЗОТ). Все лица, занятые в деятельности религиозной организации, обладают полнотой общих гражданских прав наравне с прочими трудящимися в Российской Федерации.

Статья 52 «Устава Прихода 1998» гласит: «Приход принимает и увольняет работников по трудовым договорам или контрактам, в соответствии с законодательством Российской Федерации. На лиц, работающих в Приходе по трудовым договорам и контрактам распространяется законодательство о труде. Работники, а также священнослужители Прихода на общих основаниях подлежат пенсионному и социальному обеспечению, социальному и медицинскому страхованию в соответствии с законодательством».

Поскольку в религиозной организации действуют некоторые особенные принципы взаимоотношений руководителя и подчиненного, связанных добровольными психологическими установками или религиозными обетами послушания, то нормы КЗОТ, не учитывая их, могут не соответствовать характеру трудовых отношений в религиозной организации. Для того чтобы непротиворечиво сочетать КЗОТ и каноническое право Православной Церкви, в Устав вводится следующая (53-я) статья: «Работники Прихода обязаны соблюдать правила внутреннего распорядка, учитывающие особенности условии труда в Приходе, как православной религиозной организации».

«Трудовой» статус клириков не вполне вписывается в нормы КЗОТ Клирик, да и все работники религиозных учреждений, пишут не «заявления», а «прошения» (они ничего не заявляют, но только просят); обращаясь к руководителю религиозной организации (епархиальному Архиерею), клирики говорят о себе «Вашего Преосвященства послушник», то есть выражают свою волю полного послушания, даже вопреки нормам гражданского законодательства.

Государство обязалось учитывать подобные особенности отношений в религиозных организациях. Это обязательство, во-первых, оговорено в статье 15. 2. Федерального Закона «О свободе совести и о религиозных объединениях»: «Государство уважает внутренние установления религиозных организаций, если указанные установления не противоречат законодательству Российской Федерации», и, во-вторых, это обязательство принято тем, что «Устав Прихода 1998» в этой редакции согласован с Министерством юстиции РФ.

При создании любого юридического лица оно наделяется имуществом, либо имущество постепенно формируется в результате уставной деятельности этого учреждения. Таким образом, религиозные организации приобретают право собственности, реализующее в таких формах отношений, как владение, пользование и распоряжение объектами собственности.

Статья 43 «Устава Прихода 1998» определяет: «Приход может иметь в собственности здания, объекты производственного, социального, благотворительного, культурно-просветительского и иного назначения, предметы религиозного назначения, денежные средства и иное имущество, необходимое для обеспечения деятельности Прихода, в том числе, отнесенное к памятникам истории и культуры.

Приход вправе получать безвозмездно в собственность или пользование из государственной или муниципальной собственности церковные здания, сооружения, прилегающие к ним земельные участки и иное имущество религиозного назначения, включая памятники истории и культуры, для использования полученного имущества в соответствии с уставными целями».

Это, конечно, уже не ново с 1990 года, но тем не менее более определенно, потому что установлено право иметь в собственности «памятники истории и культуры». Сегодня ещё ни один «памятник» не передан религиозным организациям в собственность.

Практически все культовые сооружения – «церковные здания» являются архитектурными сооружениями ранее 20 века, поэтому они автоматически входят в разряд памятников истории и культуры, которые, согласно логике сохранности культурного наследия страны, считаются общенародным достоянием, не могущим быть в собственности иных организаций, кроме самого государства. Поэтому до сих пор существовал запрет на передачу в собственность культовых сооружений Русской Православной Церкви.

Если же религиозная организация заново строит культовое сооружение, то в соответствии с положениями федеральных законов «О собственности» и «О свободе совести и о религиозных объединениях» вновь построенное за счет организации сооружение является собственностью данной организации.

Появление в Уставе Прихода нормы, допускающей право собственности на культовое сооружение прошлых лет создания, свидетельствует о положительных сдвигах в осознании права Церкви на владение своим специфическим имуществом.

В «Уставе Прихода 1998» появилось новое положение, которое весьма актуально ныне, когда Приход вступает в многочисленные финансовые, хозяйственные и правовые отношения с внешними организациями. Потеря платежеспособности Прихода вследствие особенностей того или иного этапа развития рыночного хозяйства в стране может возбудить кредиторов предъявлять свои требования на церковное имущество. Закон определил, что церковное имущество принципиально дифференцированно – богослужебное и иное.

К богослужебному относятся церковное здание и его элементы (росписи, мозаики, церковная утварь), иконы, богослужебные предметы и тому подобное, составляющее святыню Церкви. Такое имущество признано Законом неприкосновенным, поэтому в Уставе говорится: «Движимое и недвижимое имущество богослужебного назначения не может быть отчуждаемо, на него не может быть обращено взыскание по претензиям кредиторов, оно не может быть отдаваемо в залог, быть вкладом в предпринимательские структуры или гарантией долговых обязательств».

Не имеется никаких ограничений для Прихода в осуществлении строительной деятельности – «Приход вправе строить для своих надобностей здания и сооружения, жилые дома, помещения хозяйственного назначения».

Всякое новое строительство возможно только в том случае, если оно согласовано с муниципальными органами управления имуществом, землепользованием, архитектурным надзором и прочими коммунальными службами, осуществляющими контроль использования земельных участков, архитектурного стиля и сохранности особенностей историко-культурной зоны вокруг церковного здания.

Все приходское движимое и недвижимое имущество, независимо от форм его приобретения, является имуществом Русской Православной Церкви. Если это положение трудно юридически сформулировать, то фактически это несомненная истина. Дело в том, что церковное богатство, как выше показывалось, является производным от добровольных жертвоприношений. Жертва приносится не религиозной организации – Приходу, монастырю, духовной школе и т. И., но Самому Богу и Спасителю. Поэтому все церковное имущество принадлежит Богу как святыня, как некая часть, отделенная в собственное владение Бога. Таким образом, Устав Прихода правильно определил то, что имущество всех религиозных организаций является имуществом Русской Православной Церкви.

Религиозные организации Русской Православной Церкви являются самостоятельными субъектами права, и они вправе осуществлять все полномочия собственника в отношении принадлежащего им имущества. И если конкретная религиозная организация Русской Православной Церкви владеет церковным имуществом на правах собственности, следовательно, именно она и является собственником этого имущества, а не Русская Православная Церковь как таковая. Таким образом, приведенное положение Устава можно расценивать только как каноническое правило, не имеющее правового значения. Вместе с тем, сейчас есть различные гражданско-правовые средства для приведения в соответствие этого положения с требованиями законодательства Российской Федерации.

Далее, в скобках, я высказываю собственную точку зрения на должное имущественно-финансовое состояние Церкви, пока еще не нашедшую публичной поддержки.

(Для реализации прав Церкви как единого собственника культовых сооружений было бы целесообразно на высшем церковном уровне рассмотреть вопрос о том, чтобы государственное или муниципальное имущество религиозного назначения передавалось бы из государственной или муниципальной собственности в собственность только Русской Православной Церкви или соответствующей епархии, а последние передавали бы это имущество в пользование своих религиозных организаций.

Это право надо закрепить рядом внутрицерковных положений. В частности, надо Церкви в целом в лице Святейшего Патриарха оформить право собственности на всякий кафедральный собор. И тогда все епархиальные Архиереи будут находиться в определенных экономических отношениях с центральной церковной властью.

Каждый епархиальный Архиерей от лица Епархии должен стать собственником всех приходских церковных зданий; тогда ни один клирик не сможет уклониться в раскол, оставаясь в прежнем церковном здании – он будет выдворен из него по приговору суда.

Такая возможность предоставлена в новом Уставе. Как только Приход выйдет из повиновения епархиальной власти, у него отзывается право именоваться местной православной организацией, прекращает свое действие Устав Прихода и начинается процедура «банкротства», то есть закрытие счетов и погашение задолженностей перед кредиторами. После всех расчетов с кредиторами, оставшееся имущество упраздняемого Прихода переходит в распоряжение епархии Русской Православной Церкви.)

Быть собственником, приобретать собственность и распоряжаться имуществом можно лишь только в тех случаях, когда установлено право получения и расходования материальных средств.

Средства можно получать в виде сметного (бюджетного) финансирования, а также самостоятельно, за счет собственной хозяйственной деятельности. Приход не получает от иных организаций средства на ведение основной уставной деятельности (богослужение, воспитание, миссионерство), поэтому «Устав Прихода 1998» определяет: «Приход осуществляет свою деятельность на началах самофинансирования и хозяйственного расчета, как юридическое лицо, имеет самостоятельную смету, отвечает по своим обязательствам своим имуществом, может от своего имени приобретать и осуществлять имущественные и личные неимущественные права, нести обязанности. Приход не отвечает по обязательствам епархии и епархия не отвечает по обязательствам Прихода».

Имущество Прихода образуется вследствие пожертвований:

– пожертвований в связи с совершением богослужений, таинств, треб и обрядов;

– добровольных пожертвований граждан и юридических лиц – государственных, общественных и иных предприятий, фондов, учреждений и организаций, в том числе с определенной целью расхода;

– пожертвований в связи с распространением (реализацией) предметов религиозного назначения и религиозной литературы (книги, журналы, газеты, аудиовидеозаписи, информационные дискеты);

– доходов, получаемых от деятельности приходских учреждений и предприятий, направляемых на уставные цели Прихода;

– иных, не запрещенных законодательством поступлений, направляемых на уставные цели Прихода.

«Устав Прихода 1998» впервые сформулировал, а «Устав Церкви 2000» закрепил, что всякий доход от культовой деятельности это «пожертвование», а не «доход».

В последнее время сложилась практика стихийного сбора пожертвований вне стен храмов – на транспорте, у монастырских стен и иных многолюдных местах. «Уставом Прихода 1998» определен порядок таких сборов: «В случае недостатка приходских средств на строительство, реставрацию или ремонт храма, могут производиться сборы пожертвований вне храма по, надлежащим образом оформленным, доверенностям».

Предполагается, что доверенность на сбор пожертвований будет давать Епархиальный Архиерей.

В Уставе заложены начатки единой общецерковной финансовой системы: «Приход в обязательном порядке через епархию отчисляет средства на общецерковные нужды в размере, установленном Священным Синодом и средства на общеепархиальные нужды в порядке и размере, установленных епархиальным управлением».

Для того чтобы эта норма была действенной и эффективной, необходимо разработать положение о общецерковном бюджете, выработать принципы мобилизации средств и их распределения; необходимо выполнять те работы, которые свойственны Министерству финансов Российской Федерации, Министерству по налогам и сборам и иным государственным экономическим учреждениям.

Особенностью приходского финансового делопроизводства является «выборный бухгалтер». Всякое юридическое лицо должно иметь должность «главного бухгалтера», которому принадлежит право второй подписи в банковских и финансовых документах.

В силу специфики религиозных организаций в их составе имеется выборный казначей. Наименования такого рода занятий и профессий не содержится в перечнях профессий и специальностей Российской Федерации. Поэтому Устав повелевает в качестве главного бухгалтера иметь выборного казначея. Образцы подписей Председателя Приходского Совета и Казначея для банка, в котором содержатся приходские средства, заверяет епархиальный Архиерей.

Правовая коллизия с «Уставом Прихода 1998» такова. Настоящая версия Устава Прихода принята Священным Синодом как типовой документ, который должен определять существование и деятельность всех Православных Приходов Русской Православной Церкви. При его разработке учитывались канонические правила Православной Церкви и гражданское законодательство Российской Федерации. Составился такой компромиссно-оптимальный документ, в который на нынешнем этапе взаимоотношений Церкви и государства трудно чего-либо иное добавить или убавить, не задев при этом интересы Церкви или государства. Поэтому учреждаемый Архиереем Приход должен не обсуждать положения Типового Устава, а постараться их понять и принять к исполнению.

Роль Приходского Собрания при обсуждении и принятии Устава такова – Собрание решает, что если оно желает быть собранием Православного Прихода, то оно должно принять этот Устав к исполнению. И все.

Если для некоего мирянина или клирика положения Типового Устава неприемлемы, то он не вправе рассчитывать на то, чтобы находиться в составе паствы Архиерея, в числе членов учреждаемого Архиереем Прихода. Заметим, что учреждение православного Прихода в новых условиях практически принадлежит Архиерею; ведь если он не даст разрешения на созыв собрания учредителей, то оно и не состоится. При уже действующем Уставе могут возникнуть желания внести некоторые поправки в него; тогда Приходское Собрание вправе обратиться к Епархиальному Архиерею с просьбой внести в Устав ту или иную поправку. Архиерей же, сопоставляя полезность такой поправки с точки зрения интересов епархии и Церкви в целом, может благословить такое изменение Устава или же переадресовать решение этого вопроса в Священный Синод Русской Православной Церкви.

Регистрация Устава Прихода – это оформление прав юридического лица, вхождение в государственный реестр юридических лиц, регистрация во всевозможных налоговых и фондовых организациях.

Регистрация Уставов религиозных организаций регламентируется Правилами рассмотрения заявлений о государственной регистрации религиозных организаций в органах юстиции Российской Федерации (см. Приложение № 24).

Регистрация уставов в дальнейшем обозначается как регистрация самих организаций, представляющих данные уставы.

Централизованные религиозные организации, имеющие местные религиозные организации на территории двух и более субъектов Российской Федерации, а также религиозные учреждения и организации, образуемые централизованными организациями, регистрирует Министерство юстиции Российской Федерации.

Органы юстиции субъектов Российской Федерации (области, края, республики) регистрируют местные религиозные организации, централизованные религиозные организации, состоящие из местных религиозных организаций, находящихся в пределах территории одного субъекта Российской федерации, а также религиозные учреждения и организации, образуемые централизованными организациями, зарегистрированными в органе юстиции субъекта Российской Федерации.

Например, если епархия имеет в своем составе приходы, расположенные в одной области, крае или республике, то епархию должно регистрировать областное, краевое или республиканское управление юстиции. Если же приходы епархии расположены в различных областях, краях и республиках, то эту епархию регистрирует Министерство юстиции Российской Федерации.

Для государственной регистрации православного Прихода как местной религиозной организации ее учредители, то есть группа граждан не менее 10 человек, представляют в соответствующий регистрирующий орган следующие документы:

– заявление о государственной регистрации установленной формы;

– список лиц, создающих Приход, с указанием гражданства, места жительства, даты рождения;

– Устав Прихода в двух экземплярах, заверенный Епархиальным Архиереем, а по содержанию отвечающий требованиям статьи 10 Федерального Закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» и типового Устава Прихода, принятого Священным Синодом Русской Православной Церкви.

– протокол учредительного собрания, содержащий сведения о дате и месте проведения собрания, количественном и персональном составе его участников и рабочих органов, существе принятых решений (о создании религиозной организации, принятии ее устава, избрании руководящих органов) и результатах голосования по ним;

– документ, подтверждающий место нахождения (юридический адрес) создаваемой религиозной организации, то есть документ, подтверждающий право использования того или иного помещения для осуществления основных приходских служений.

Датой представления учредительных документов в регистрирующий орган является дата их фактического поступления в регистрирующий орган. Регистрирующий орган должен удостовериться в подлинности представленных документов и в случае необходимости вправе осуществить проверку их достоверности.

Решение о государственной регистрации Прихода оформляется в виде заключения и объявляется распоряжением регистрирующего органа или решением уполномоченного должностного лица регистрирующего органа.

Зарегистрированному Приходу выдается свидетельство о государственной регистрации установленного образца и один экземпляр Устава в прошитом виде, заверенный регистрирующим органом.

На каждой странице двух экземпляров устава проставляется специальный штамп с указанием наименования регистрирующего органа, регистрационного номера и даты регистрации. Оба экземпляра Устава Прихода прошиваются и заверяются на обороте последнего листа подписью уполномоченного должностного лица и гербовой печатью регистрирующего органа.

Второй экземпляр Устава Прихода и копия свидетельства о государственной регистрации религиозной организации подшиваются в регистрационное дело, хранящееся в регистрирующем органе.

На основании решения о государственной регистрации Приходу присваивается регистрационный номер, с которым он как организация вносится в единый государственный реестр юридических лиц. В случае изменения данных, включаемых в единый государственный реестр юридических лиц, Приход обязан в месячный срок со дня внесения такого изменения уведомить об этом регистрирующий орган. В случае утраты подлинников свидетельства о государственной регистрации Прихода регистрирующий орган может выдать их дубликат. Для выдачи дубликатов свидетельства о государственной регистрации Прихода в регистрирующий орган подаются следующие документы:

– заявление, подписанное руководителем религиозной организации;

– решение руководящего органа религиозной организации по факту утраты подлинников документов;

– материалы проверки, акты, справки и другие документы, подтверждающие факт утраты подлинников указанных документов.

Материалы о государственной регистрации Прихода формируются в отдельное регистрационное дело, в котором должны находиться все документы, представляемые на государственную регистрацию, а также копия свидетельства о государственной регистрации Прихода. В регистрационное дело приобщается вся последующая переписка по данному Приходу, справки о проверке его уставной деятельности, ежегодная информация о продолжении его деятельности и другие материалы, касающиеся этой религиозной организации.