А. Экономические категории в библейском контексте

Прежде чем приступить к изложению конкретно-экономического материала, следует рассмотреть основные экономические категории в контексте библейских идей и православных мировоззренческих установок. Священное Писание как образ бытия истинного разума человека может предоставить объяснение любому социальному отношению деятельного человечества.

Мы должны принять как исходную лемму то, что Священное Писание как плод Священного Предания является единственно верным интерпретатором основных социальных отношений человеческого сообщества. Все иные объяснения будут носить частный характер и отражать атеистический менталитет оппонентов Священного Предания.

Имея бескомпромиссное библейское истолкование таких понятий, как труд, богатство и собственность, можно не кривя душой правильно оценить конкретно-экономические явления и факты экономики вообще и церковной в частности.

Поэтому в настоящем учебном курсе мы обратимся к хозяйственным идеям, содержащимся в тексте Священного Писания.

Человек нового времени, начиная с эпохи буржуазных революций, установил себе новый предмет поклонения – труд или его особую форму – предпринимательство. Производительность и производство стали идолами, пожирающими саму жизнь на Земле, не принося обещаемого и ожидаемого всеобщего благосостояния.

Древние боги Ваал и Мамонна приняли вид материальной цивилизации, пожирающей все жизненные силы земли, нарушая при этом механизм восстановления этих сил.

Даже не христиане, все люди с живой совестью, в ужасе останавливаются перед картиной экологического распада, безумного саморазрушения труждающегося человечества.

Христиане должны ясно и недвусмысленно давать оценку роли и значению труда, а также – материальной цивилизации в жизни человека, при этом нам нельзя в своих оценках вечных явлений (таких, как труд) идти на поводу модных или самых распространенных теорий – социализм, марксизм, капитализм, позитивизм и т. п.

У нас есть свой пробный камень – Священное Писание, истины которого непреложны и вечны в своей правоте, что многократно подтверждается самой жизнедеятельностью человека.

Первое упоминание в Писании, пусть косвенное, о труде находим в заповеди – «в поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься» (Быт.3:19).

Пот означает крайне тяжелое усилие человека для достижения каких-либо целей. Как земле естественно произрастить плод, так и человеку естественно трудиться для того, чтобы есть хлеб. «Пот лица» на всю жизнь – «Дней лет наших – семьдесят лет, а при большей крепости – восемьдесят лет; и самая лучшая пора их – труд и болезнь» (Пс.89:10);

«...все дни его – скорби, и его труды – беспокойство; даже и ночью сердце его не знает покоя...» (Еккл.2:23).

Пророк Иеремия, сетуя на дни, в которые зачат и рожден, восклицает: «Для чего вышел я из утробы, чтобы видеть труды и скорби, и чтобы дни мои исчезали в бесславии?» (Иер.20:18).

Современный русский язык предлагает нам три слова (понятия) для обозначения как будто бы одного и того же явления – труд, работа, дело. Мы часто употребляем эти слова как совершенно равнозначные, хотя если посмотреть на корневой смысл каждого из них, то не скроется их истинное значение – трудность, рабство и деятельность, что совершенно не одно и то же.

«Этимологический словарь русского языка» (Фасмер М. – М.: Прогресс, 1987) говорит, что в древнерусском языке слово «труд» обозначало такой ряд явлений, как рвение, забота, страдание, скорбь. Западнославянские языки включают в этот ряд – хлопоты, тяжесть, досаду. Древнеисландский язык добавляет – испытание, беду, искушение. И, наконец, латинский – «толкать, теснить».

Осознание труда как естественной жизненной тяготы, характерное для всех христианских народов, дает возможность утверждать, что понятием «труд» в Священном Писании обозначается скорбная тягота жизни падшего человека.

Понимание труда как заповедной скорбной тяготы, обнаруживаемое в Священном Писании наряду со свидетельствами человеческой истории, придает такому пониманию неоспоримую истинность; причем в том, что язык человеческий и Священное Писание говорят о труде как о страдании, скорби и болезнях, нет никакого для труда осуждающего намека или нравственного неприятия труда, его греховности, ненужности.

Русское Православие изначально видело, что особенность человеческого бытия проявляется именно в труде, и усматривало в труде проявление сущности человека. В Изборнике Святослава (1073 г.) имеется такое выражение: «Он бо (Бог) от несущих и не от сущих творит без труда и времени, человек же и труда и времени и вещи требует».

Судя по этой цитате, можно утверждать, что наши предки были научно точны – действительно, человеческое творение, в частности вся воспроизводящаяся цивилизация, требует труда (усилия человеческой активности), времени (производства как длящегося во времени процесса труда) и вещи (материи).

В реформатской Европе был сделан особый идеологический прорыв, когда труду было придано значение священной обязанности человека – священное призвание (beruf). На этой основе развились те виды социального мировоззрения, которые оформились затем в буржуазную и коммунистическую идеологию.

Эти политические идеологии отвели весьма значительное место приукрашиванию труда священными достоинствами, видя только в нем источник материального благосостояния, ощутительного для человека уже сейчас, сегодня, как бы вне истории. Такие социально-политические концепции очень соблазнительны для человека своей величественной очевидностью.

Культ человеческого творения, явившийся идеологическим стержнем эпохи Возрождения в Европе позднего средневековья через ряд социальных теорий и мировоззрений, отлился в марксистскую идеологию потребительского коммунизма. Он провозглашает, что светлое будущее, этот «новый Иерусалим» коммунистического толка, будет иметь важнейшую особенность – труд станет жизненной первейшей потребностью человека, хотя сам Маркс говорил, что труд «это вечное естественное условие человеческой жизни, и поэтому он независим от какой бы то ни было формы этой жизни, а, напротив, общ всем ее общественным формам» (М. Э., т. 23, с. 195).

Если труд – вечное условие, то эта вечность уже и обеспечивает человеку саму потребность в труде. Как условие жизни – кислородный обмен делает сам кислород потребностью жизни. Действительно, труд столь же необходим человеку как воздух и вода – это естественное его состояние. Особое идеологическое предпочтение труда как высшей ценности в коммунистической теории базируется на протестантской этике, в особенности на менталитете квакерства и пуританства, когда вера во спасительную благодать Духа Святого была подменена уверенностью в том, что материальное процветание может быть знаком и свидетельством того, что жизнь твоя угодна Богу и спасение тебе на небесах уготовано. Богатство стало показателем того, что деятельность трудящегося угодна Богу и что спасение на небесах ему обеспечено.

Общечеловеческое понимание труда как скорбной тяготы и идеологизированное приукрашивание его самоценности – эти две крайности миропонимания предъявляют свои права на душу современного христианина.

Первое, существующее в контексте божественного откровения, воспроизводит самого человека, в смирении склоняющегося перед тем, что подает Бог и природа.

Второе, оправдываемое материальными благами, ощутительными для человека уже сейчас, сегодня, идеологически оправдывает губительную гонку воспроизводства цивилизации как постоянно гибнущего мира вещей, не успевающего насытить алчного человека новыми удовольствиями и впечатлениями.

С богоподобием Адам получил заповедь и способность возделывать сад Эдемский – это, можно сказать, одно из оправданий бытия человека среди сотворенного Богом «добро зело».

«И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею» (Быт.1:28).

Человек есть то существо, которое может воспринять заповедь возделывать Рай и которое имеет способность его возделывать.

Но и после падения Адама это основание его бытия – послушание заповеди и возможность исполнить эту заповедь не отделимо от него.

Теперь Адам должен возделывать не столько сад Эдемский, сколько проклятую землю и сад собственной падшей природы, но более того – Рай своей души. Человек сам земля и в себе производит «волчцы и тернии» – страсти и мерзости, и поэтому возделывание земли становится трудным и плоды земли скудны – «в поте лица твоего снеси хлеб твой».

Это заповедь о труде. Она дополнила заповедь о возделывании, которое вне Рая стало трудным – скорбным и болезненным.

Змий, Ева и Адам не ушли от наказа – заповеди; каждый из них получил свое: змий – проклятие (см.: Быт.3:14); жена – скорби рождения (см.: Быт.3:16); человек – скорби хлеба (см.: Быт.3:17):

«со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей» (Быт.3:17);

«в поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься» (Быт.3:19).

Хотя бы и со скорбью, но рождение не иссякнет, хотя бы и со скорбью, но хлеб не прекратится – вот долгота и ширина бытия человеческого как такового.

Змий проклят, но на человеке сохранено благословение – «сотворим человека по образу Нашему [и] по подобию Нашему» (Быт.1:26).

«Сотворим» осталось и непреложно, «образ» – вечен и «подобие» восстановимо.

Ведь не отступил же от человека образ Божий, и заданное подобие, да и о благословении не сказано, что оно отнято. Скорби хлеба и рождения в том благословенны, что завершаются радостью о Господе: «Женщина, когда рождает, терпит скорбь, потому что пришел час ее; но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости, потому что родился человек в мир» (Ин.16:21).

Когда заповедал Господь Адаму и Еве наполнять землю, обладать ею и владычествовать над всякою тварью, то это было заповедью о сотворчестве с Богом – сохраняя тварь, Адам силою Божией участвовал в творении. Адаму изначально была определена жизнь как активное творчество. Благословенное творчество человека не отъято от него по грехопадении и наличествует в нем как залог для хождения по Заповедям Господним. Лишь только на змия легло проклятие, да на землю как на бездушное существо, человек же был пощажен ради Самого Бога.

«Все сделал Господь ради Себя; и даже нечестивого блюдет на день бедствия» (Притч.16:4).

Итак, человек вышел из рая, неся три ценности, три сокровища, спасающие его от физической и духовной смерти – благословение к деятельности, скорби хлеба (труд) и скорби рода (рождение), которые оказываются тремя условиями, организующими бытие человека в особом заповедном пространстве, в котором пролегают пути Господни, то есть жизнь как исполнение Заповедей Божиих – «Блаженны непорочные в пути, ходящие в законе Господнем» (Пс.118:1).

Этот вывод мне хотелось бы назвать аксиомой социального бытия человека в контексте христианского оправдания цивилизации.

Если смотреть на эти достояния как на принципы, организующие бытие человека, то полезен нам будет образ трехмерного пространства: долгота – рождение человека в роды и роды, ширина – бесконечный труд и высота – освящающая благодать Божия, благословение, пребывающее на праведных и неправедных, как Солнце, светящее на чистые и нечистые места.

Такое бытие словесной твари получает объемность и должную полноту – в этом заповедном пространстве пролегают пути Господни. Как только человек пренебрежет какой-либо из сторон этого пространства, то и возможность движения ко спасению исчезает.

Как ни тяжел труд, он не без благословения; и – если творится о Господе, то конец его радость и веселие.

«Сеявшие со слезами будут пожинать с радостью» (Пс.125:5).

«Жнущий получает награду и собирает плод в жизнь вечную, так что сеющий и жнущий вместе радоваться будут» (Ин.4:36).

Если человек отказывается от благословения (отрицается Бога и веры в Него), то он начинает существовать в плоскости труда и рода (тому пример нынешняя цивилизация), теряет богостремительную вертикаль, «стелется горизонтально» по земле, уподобляясь ползающему проклятому змию, питающемуся прахом земли. Это состояние безблагодатной твари – этакое самоедство, которое так характерно для современной цивилизации.

Церковь же Христова организует пространство человеческого бытия; она устремляет к небесам человечество, пребывающее в скорбях хлеба и рода. Именно освящающая благодать Божия, подаваемая через Церковь Христову, осмысливает труд человеческий и родовое устройство человечества. Если же человек соединяет на всякий час и день в себе скорбный труд и Божие благословение, то он пребывает в Христоподобном состоянии – в нем неслиянно и неразлучно пребывает божественное и тварное.

Труд должен начинаться и завершаться молитвами с призыванием животворящего Духа Божия. Плоды труда этим самым освящаются, а первенцы из них отделяются для Бога, становясь святою жертвою – в этом жертвоприношении «скорбного хлеба» заключен знак и напоминание о райском сотворчестве человека и Бога.

Если же и рождение человеческое благословенно, то и оно спасительно. Рождение и смерть христианина обставлены, подкреплены и запечатлены Святыми Церковными Таинствами – освящающей благодатью Божией – это наречение имени, крещение, миропомазание, брак, елеопомазание и погребение.

На тройственный принцип человеческого бытия – Божие благословение, скорби хлеба (труд) и скорби рождения (род) указывает и пророк Исаия. Когда Господь давал обетование о творении Нового неба и земли (Ис.65:17) Он сказал: «Не будут трудиться напрасно, и рождать детей на горе: ибо будут семенем, благословенным от Господа, и потомки их с ними» (Ис.65:23).

Значит, труд без благословения напрасен, а рождения без благословения – горестны.

Ныне мы видим, что труждающийся человек в большинстве своем отказался от освящающей его деятельность благодати Божией – и что же? Он глядит уже в бездну. Труд стал смертоносным для всей планеты и космоса; труд порождает яды и орудия погибели. Нет ни одного вида деятельности, который бы не нес смерть и разрушение.

Из всего сказанного следует уразуметь, что труд – «скорбный хлеб», это одна из неотъемлемых компонент человеческого бытия, явившаяся как милость Божия по грехопадении райской четы. Господь силен спасти человека любыми способами, но «скорбный хлеб», по Его мудрому смотрению, самое легкое средство, данное человеку, чтобы не умереть для себя и для Бога.

Труд является спасительной заповедью падшему человеку. Посему труд не самоценен, но его роль как роль Ветхого Закона – он есть детоводитель ко спасению во Христе.

Церковь Христова, преподающая благодать Духа Святого верным во Иисусе Христе, организует пространство человеческого бытия; она устремляет к небесам человечество, пребывающее в скорбях хлеба и в болезнях рода. Освящающая благодать Божия делает животворными труд человеческий и родовое устройство человечества.

Раздел Концепции 6. 1. Труд является органичным элементом человеческой жизни. В книге Бытия говорится, что вначале «не было человека для возделывания земли» (Быт.2:5); создав райский сад, Бог поселяет в нем человека, «чтобы возделывать и хранить его» (Быт.2:15). Труд – это творческое раскрытие человека, которому в силу изначального богоподобия дано быть сотворцом и соработником Господа. Однако после отпадения человека от Творца изменился характер труда: «В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься» (Быт.3:19). Творческая составляющая труда ослабла; он стал для падшего человека преимущественно способом добывания средств к жизни.

Раздел Концепции 6.2. Слово Божие не только обращает внимание людей на необходимость ежедневного труда, но и задает его особый ритм. Четвертая заповедь гласит: «Помни день субботний, чтобы святить его. Шесть дней работай и делай всякие дела твои; а день седьмый – суббота Господу Богу твоему: не делай в оный никакого дела ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя, ни раб твой, ни рабыня твоя, ни скот твой, ни пришлец, который в жилищах твоих» (Исх.20:8–10). Этим повелением Творца процесс человеческого труда соотносится с божественным творчеством, положившим начало мирозданию. Ведь заповедь субботствования обосновывается тем, что при сотворении мира «благословил Бог седьмый день, и освятил его, ибо в оный почил от всех дел Своих, которые Бог творил и созидал» (Быт.2:3). Сей день должен быть посвящен Господу, с тем чтобы повседневные заботы не могли отвратить человека от Творца. Вместе с тем, деятельные проявления милосердия и бескорыстная помощь ближним не являются нарушением заповеди: «Суббота для человека, а не человек для субботы» (Мк.2:27). В христианской традиции с апостольских времен днем, свободным от труда, стал первый день седмицы – день Воскресения Христова.

Священное Писание на русском языке Синодального издания содержит указанные ранее три понятия – «труд», «работа», «дело».

В обычной речи эти слова употребляются почти что как полные синонимы, тем не менее, Писание достаточно четко их различает. В Библии нигде нет указания на то, чтобы Бог работал (Бог только делает, творит), тогда как человек в Священной Истории и делает, и работает, и трудится. Поэтому уже на одном данном примере видно существенное различие смысла этих слов. Библия в целом повествует о труде как о природном свойстве бытия человека, которое устанавливается вследствие грехопадения, повредившего изначальную природу человека.

Как проявление естества человека, труд может быть столь же нравственным или безнравственным как еда, сон, культура, быт и т. п.

Понятия «труд», «трудно», «трудиться» почти всегда употребляются в Писании только в связи с человеком.

Только однажды, для того чтобы усилить восхищение творением Божиим, выразить, сколь велико дело сотворения человека, многострадальный Иов восклицал – «Твои руки трудились надомною и образовали всего меня кругом – и Ты губишь меня?» (Иов.10:.8).

Сколь трудно было творение человека, столь же трудно будет его спасение. Сам Господь однажды сказал: «Труд будет тяжелый ...В нечистоте твоей такая мерзость, что, сколько Я ни чищу тебя, ты все нечист...» (Иез.24:12,13).

Наряду с понятием «труд» в Священном Писании весьма часто употребляются термины «работа» и «дело». Наиболее близким в русском языке к понятию «труд» стоит слово «работа», которое вполне однозначно говорит о пребывании в рабстве, то есть в неволе. «Работа» – это, собственно говоря, и есть рабство, то есть вынужденное служение (физическое или духовное) кому-либо или чему-либо (Богу, иному человеку, себе, своему рту, истукану, вымыслу и т. п.). Труд очень скоро становится работой – так наряду с тяготой появляется и зависимость, то есть обязательства перед другим человеком под угрозой либо наказания, либо смерти.

Книга «Исход» – это книга о рабстве и выходе из этого рабства.

Исторический буквализм и духовный символизм в книге «Исход» вполне адекватны друг другу – историческое деяние беспрепятственно рассматривается как образ духовной жизни каждого человека. Египетские работы – «плинфотворения» – это наиболее яркий образ подневольного бытия человека, порабощенного и телом, и душою, и духом. Египтяне, как образ грехов, с жестокостью принуждают человека к работе: «...Египтяне с жестокостью принуждали сынов Израилевых к работам и делали жизнь их горькою от тяжкой работы над глиною и кирпичами и от всякой работы полевой, от всякой работы, к которой принуждали их с жестокостью» (Исх.1:13,14).

Рабство греху (плоти и страстям) имеет одну только цель – угнетение человека. Египтяне не давали материала для кирпичей – соломы, но количество кирпичей должно быть сделано столько, как если бы солома имелась в достатке, в этом и состоит угнетение – возложение на человека непомерной тяготы. Работа греху столь тяжела для человека, что естественным движением его души будет вопль к небу: «И стенам сыны Израилевы от работы и вопияли, и вопль их от работы восшел к Богу» (Ис.2:23).

Тяжелая работа (труд) угнетает не только физические силы человека, но часто лишает способности духовного слышания и видения. Когда боговидец Моисей пересказал пребывающему в рабстве народу, что Господь обещал вывести Народ Свой из-под ига Египетского, то «...они не послушали Моисея по малодушию и тяжести работ» (Исх.6:9).

У таких людей возникает наклонность к рабству. Так, израильтяне, будучи уже свободны, стали просить себе царя. Самуил Духом Божиим отвечал им: «...и сами вы будете ему рабами; и восстенаете тогда от царя вашего, которого вы избрали себе; и не будет Господь отвечать вам тогда. Но народ не согласился послушаться голоса Самуила, и сказал: нет, пусть царь будет над нами, и мы будем как прочие народы» (1Цар.8:17–20). – Не захотел Израиль быть рабом Божиим, избрал рабство царю, войдя под иго такого же раба плоти и страстей, как и сам.

Рабствуя среди людей, человек рабствует и во времени – «Шесть дней работай и делай всякие дела твои; а день седьмый – суббота Господу Богу твоему: не делай в оный никакого дела» (Исх.20:9–10). Так установлено время рабства – «рабочие дни» (Иез.46:1).

Здесь наблюдается еще один нюанс понятия «работа» – именно в работе осуществляется дело – «работай и делай», в субботу же, сказано, только «не делай». Если человек святит субботу, то это означает, что он святит Имя Божие воспоминанием покоя как завершения Божьего творения.

Покой Божий – суббота был ради человека, ведь суббота явилась после творения человека – венца всего Божественного замысла. Таким образом, освящение субботы – это благодарственное самопорабощение человека Богу, от того-то и столь любезна она была иудеям как наглядное проявление связи человека с Богом.

Много позже Господь Иисус Христос раскроет подлинный смысл субботнего рабства и «делания» – Он отделит рабство обычаям человеческим от рабства Богу в делании добра. Он заповедает в субботу совершать добрые дела, уподобляясь тем Богу.

Дело Божие пребывает вне времени, так и добротворение человеческое не должно знать временных пределов. Следовательно, деланием добра преодолевается рабство греху и достигается рабство Богу, так что человек становится «господином субботы».

«А им говорит: должно ли в субботу добро делать, или зло делать? душу спасти, или погубить?» (Мк.3:4); «Итак можно в субботы делать добро» (Мф.12:12).

Важно заметить, что заповедь духовной свободы в день покоя (ныне в воскресенье) – это не дань обрядовой стороне религии, но, скорее всего, регулярное упражнение в обретении свободы путем порабощения Господу. Рабство Господу во Иисусе Христе становится сыновством Богу по благодати – «Ибо все, водимые Духом Божиим, суть сыны Божии. Потому что вы не приняли духа рабства, чтобы опять жить в страхе, но приняли Духа усыновления, Которым взываем: «Авва, Отче!» (Рим.8:14).

Нам дается время в ряду семи дней хотя бы однажды усилием своей воли сбросить все наши цепи обязанностей, пристрастий и дел, порабощающих душу и тело, и стать «тайнообразующими Херувимов», дабы вознести Господу Богу подобающую Ему хвалу и благодарение. Если в какой-то момент жизни человек становится богоносцем (ведь на херувимах восседает Господь), то он освобождается и от тяжкого труда, и от угнетающей работы – становится свободным во Христе Иисусе.

Дни покоя – суббота, а ныне это дни Евхаристического церковного общения людей – это праздники Божии, в эти дни должны смиряться души наши – «ибо в сей день очищают вас, чтобы сделать вас чистыми от всех грехов ваших, чтобы вы были чисты пред лицем Господним; это суббота покоя для вас, смиряйте души ваши: это постановление вечное» (Лев.16:30–31).

Что же, работа оскверняет человека, делает его нечистым?

По-видимому, есть в работе этот момент нечистоты. «Все первородное мужеского пола, что родится от крупного скота твоего и от мелкого скота твоего, посвящай Господу, Богу твоему: не работай на первородном воле твоем и не стриги первородного из мелкого скота твоего» (Втор.15:9).

Отделенное для Господа и посвященное Господу – это святыня, которая должна быть свободной от повреждения – от работы. Потому-то мы не должны сквернить тот день, который отделяем для Господа – День Евхаристии.

Итак, в Ветхом Завете установлена смирительная особенность труда – его крайняя неизбежность, тягостность и рабский характер.

Завет Иисуса Христа смягчает эти требования и порою отметает труд материальный ради труда духовного, потому что человек впал в идолопоклонство относительно труда, забот и богатства – «И об одежде что заботитесь? Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут; но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них ...Итак, не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться ? потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам. Итак, не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы» (Мф.6:28–33).

В Священном Писании есть небольшой перерыв в теме труда, и только Павловы послания вновь повествуют о многих скорбях, трудах и лишениях, претерпеваемых Апостолами. Здесь труд уже не материальный, о котором говорил Екклесиаст – «понести в своей руке», здесь труд над созданием душевных храмин – обращение языков ко Христу. Апостол неоднократно говорит о том, что питается от рук своих и что труд его похвален без меры (2Kop.10:15), так как плод его – вера языков в воскресение Иисуса Христа.

Новый труд, труд Нового Завета, это стяжание веры и приведение человечества к вере – именно о таком труде болезнует Апостол языков (Гал.4:11), опасаясь как бы галаты не отпали от веры и его труд стал бы напрасен.

Апостолы – делатели жатвы проповедовали Иисуса Христа, «вразумляя всякого человека и научая всякой премудрости, чтобы представить всякого человека совершенным во Христе Иисусе; для чего я и тружусь и подвизаюсь силою Его, действующею во мне могущественно» (Кол.1:28,29) – это труд апостола Павла.

Священное Писание, в заключение предлагая нам Откровение Иоанна Богослова, завершает повествование о труде такими словами: «...отныне блаженны мертвые, умирающие в Господе; ей, говорит Дух, они успокоятся от трудов своих, и дела их идут вслед за ними» (Откр.14:13).

То будет возвращение в сад Эдемский, откуда изгнан был человек для трудов плоти и трудного хлеба, а ныне он получит Покой о Господе и Хлеб Небесный.

Если в труде вполне выражена именно материальность жизни, ее дебелость и сложность, то в рабстве проявляется в основном некая идеальность, которую руками не пощупаешь, таковы, например, отношения раба и хозяина.

Под рабством следует разуметь особую форму упорядочения свободной воли каждого человека, пребывающего в системе общественных отношений, что проявляется как социализация труда, то есть приведение труда – этого природного условия жизни человека в согласование с общественно необходимыми формами самосохранения человечества.

Замечу, что мир как космос есть прежде всего упорядоченность.

Всякий атом, сила и поле знают свое место и свою функцию. Можно сказать, что Земля – это «раба» Солнца, ее свободное движение упорядочено силою гравитации двигаться вокруг Солнца. В свою очередь силы гравитации действуют не хаотически, но по определенному богоустановленному закону, завету. То доказательство бытия Божия особенно убедительно, которое указывает на всеобщую упорядоченность вещей и явлений в мире – все чему-то и друг другу подчинено, предопределено и связано. И в обществе есть особые формы генерации рабства, заключающиеся в неизбежном установлении определенных норм, правил и узаконений, ставящих жизнедеятельность человека в определенные рамки. Такой принцип организации человеческого общежития – упорядочения волевых действий человека непреложен во все века.

Социализация человека и его труда проявляется как особая система генерации взаимозависимостей людей друг от друга, выработки и установления определенных норм, правил и узаконений, ставящих жизнедеятельность индивида в ограниченные рамки общественной целесообразности. Жизнь человека становится проявлением жизни общества. Поэтому упорядоченность воли и труда человека, принимающая в его жизни характер работы (рабства), является процессом социализации труда, а социализированный труд – это важнейшая характеристика человека, пребывающего в сообществе людей.

Не может быть свободного труда – труд всегда социально обусловлен и проявляется как работа, то есть – рабство Богу, ближнему, государству, обществу, собственным желудку, страстям, семейным обязательствам, интеллектуальной деятельности и многому другому.

Следовательно, работа означает подневольный или, как-либо иначе, общественно обусловленный характер труда.

Позволителен такой образ – свободная воля человека, это как бы некое сокровище, помещенное в сосуд рабства. Все из нас рабы – либо Божии, либо рабы собственной личной и общественной жизни.

Поэтому рабство, которое более конкретно выражается в слове «работа», можно тоже считать природным свойством человека как существа, живущего в сообществе других людей.

Если труд составляет по преимуществу физическую составляющую человеческого бытия, то работа – социальную и, отчасти, нравственно-духовную составляющую, отражая подневольность человека и во внешнем, и во внутреннем его мире.

Нравственная компонента работы проявляется в том, как человек относится к труду и его плодам. Именно социально обусловленный труд (работа) может содержать в себе нравственные установки (жертвенность, любовь), все то, что требует Господь от нас в притче о Страшном Суде.

Таким образом, рабство, а следовательно, и работа – это, скорее всего, социально-нравственная категория, которая очеловечивает труд (тяготы) людей.

Человек по дару Божию обладает свободой воли, и ей сопутствовала в райском блаженстве абсолютная свобода, основанная на вере в Творца.

По грехопадении эта пара «воля – свобода» не может уже состояться, поскольку человек попал в подневолье своей природы и терниеродящей земли.

Райская свобода невместительна для мира; поврежденная природа человека извратит ее в хаотическую анархию. Поэтому в зависимости от человека, или вне зависимости от него, свобода ограничивается и проявляется как та или иная форма рабства, т. е. принудительный характер жизнедеятельности.

И здесь не важно – видимы, или нет, формы подчинения и подневольности. Они есть, и с ними надо считаться, отбросив всевозможные мифы о свободном труде или свободном предпринимательстве.

Как уже говорилось, что понятие «рабство – работа» в русском тексте Священного Писания не упоминается рядом с именем Божиим. В Писании Господь не работает, но «творит» и «делает». Чаще всего употребляется термин «дело». Этот же термин употребляется и в повествованиях о человеке.

При этом вполне отчетливо обнаруживаются два контекста употребления слова «дело»: дела Божии – это всегда «добро зело», а дела же человеческие в подавляющем большинстве – зло и нечистота.

Творчество как приведение от небытия к бытию – это существеннейшее свойство Божие. Человек в силу его изначального богоподобия мог бы быть творцом, ведь дана была ему заповедь «возделывать» и «хранить» сад Эдемский. Возделывать – значит прибавлять к имеющемуся, увеличивать количество сущностей, а это и есть творчество. Хранить – значит противостоять небытию, воспроизводить тот богоустановленный порядок – космос (упорядоченную красоту), что тоже сродственно творчеству.

Кстати, упорядоченность, то есть подчиненность определенным принципам, как выше указывалось, является ограничением количества свободы, что в контексте данных рассуждений и есть рабство.

Человека весьма условно можно называть творцом, а его дело творением. Понятно, что плоды творчества свидетельствуют о творце, и они не могут не сказать того, что человек некогда отпал от Бога и далек от творения красоты. Но есть область деяний человека, которая сходна по своему явлению с делами Божиими – приведение из небытия к бытию, это область духовного делания.

Всякий грех укоренен в падшей природе человека, но не всегда он выявлен и совершен, а поэтому пребывает в некоем небытии. Равно и добро, укорененное в богообразной природе человека, пребывает до своего явления в небытии. Приложение воли человеческой к изнесению на свет Божий добра или зла можно уподобить по своему характеру действия божественному творчеству, т. е. приведению от небытия к бытию, творению новой сущности из ничего. «Добрый человек из доброго сокровища выносит доброе, а злой человек из злого сокровища выносит злое» (Мф.12:35).

В каждом деянии человека, в каждом его шаге, входе и выходе проявляется такого рода «творчество». Если же творчество человека сопровождается или усиливается богопротивными страстями, то мы здесь видим возведение греха на грех, и поэтому-то всякое дело человеческое, по Писанию, зло. Если же творчество человека проявляется в творении заповедей Божиих в его трудовой жизни, то здесь является миру «добро зело», сотворенное человеком.

Поэтому деятельная сущность человека проявляется как социально обусловленный труд (работа), наносящий из небытия к бытию добро или зло. Такой труд во Христе Иисусе приобретает нравственное свойство, определенную духовную ценность – доброе дело или злое дело.

«И все, что вы делаете, словом или делом, все делайте во имя Господа Иисуса Христа, благодаря через Него Бога и Отца.... Рабы, во всем повинуйтесь господам вашим по плоти, не в глазах только служа им, как человекоугодники, но в простоте сердца, боясь Бога. И все, что делаете, делайте от души, как для Господа, а не для человеков, зная, что в воздаяние от Господа получите наследие, ибо вы служите Господу Христу» (Кол.3:17–24).

Итак, можно умозрительно различать три понятия: «труд» – «работа» – «дело», объединяя их в одно понятие «жизнедеятельность».

Полезной будет такая аналогия: работа – это сосуд, ограничивающий распад содержимого; содержимое сосуда – это труд, а характер содержимого (молоко, мед, вино или отрава) – это дело, а все вместе – творческая жизнедеятельность человека, предназначенного к стяжанию совершенства во Христе Иисусе.

По грехопадении творчество Адама стало тягостным (трудным), творчество утратило свою самобытность (стало рабским) и творчество распалось на делание добра или зла (стало грехоудобноделательным).

Сама тяжесть добывания хлеба не является гарантией его наличия или основанием права обладания этим хлебом.

«Не во власти человека и то благо, чтобы есть и пить и услаждать душу свою от труда своего. Я увидел, что и это – от руки Божией; потому что кто может есть и кто может наслаждаться без Него? Ибо человеку, который добр пред лицем Его, Он дает мудрость и знание и радость; а грешнику дает заботу собирать и копить, чтобы после отдать доброму пред лицем Божиим» (Еккл.2:24–26).

Один из собеседников многострадального Иова говорил, что не много пользы от труда, что человек «нажитое трудом возвратит, не проглотит; по мере имения его будет и расплата его, а он не порадуется. Ибо он угнетал, отсылал бедных; захватывал домы, которых не строил» (Иов.20:18).

Следовательно, в социализированном труде всегда имеется захватнический момент как явление социальной обусловленности труда каждого индивида.

Труд производительно бесконечен, он изводит столь безмерный вещный мир, сколь вместителен этот мир в око зрения и в ухо слышания – «Все вещи – в труде» (Еккл.1:8).

Труд остается в вещах, а вещи достаются нетрудившимся над ними – «И возненавидел я весь труд мой, которым трудился под солнцем, потому что должен оставить его человеку, который будет после меня» (Еккл.2:18).

Следовательно, кто-то внешний должен воспользоваться трудами трудившегося – войти в труд его – «Я послал вас жать то, над чем вы не трудились: другие трудились, а вы вошли в труд их» (Ин.4:38).

«Есть зло, которое видел я под солнцем, и оно часто бывает между людьми: Бог дает человеку богатство и имущество и славу, и нет для души его недостатка ни в чем, чего не пожелал бы он; но не дает ему Бог пользоваться этим, а пользуется тем чужой человек» (Еккл.6:1–2).

Это премудрое божественное основание человеческого общежития.

К заповеди есть хлеб в поте лица добавляется заповедь трудиться для другого. Если сама тяжесть труда была средством смирения тела, то уже добровольное отчуждение от себя своего с потом добытого хлеба есть великий искус смирения сердца, упражнение в стяжании жертвенной любви.

Всякий труд «производит взаимную между людьми зависть» (Еккл.4:4), следовательно, богатство соблазнительно, и, чтобы спасти ближнего от зависти и осмыслить свой труд – «для кого же я тружусь и лишаю душу мою блага?» (Еккл.4:8), должно поделиться с ближним плодами своего труда.

Сколько необходимо отчуждаться от плодов своего труда, столь же непотребно присваивать чужой труд – «Горе тому, кто строит дом свой неправдою и горницы свои – беззаконием, кто заставляет ближнего своего работать даром и не отдает ему платы его» (Иер.22:13).

«Вот, плата, удержанная вами у работников, пожавших поля ваши, вопиет, и вопли жнецов дошли до слуха Господа Саваофа» (Иак.5:4).

На конец веков Апостол уже прямо воззовет к совести каждого человека: «если кто не хочет трудиться, тот и не ешь» (2Сол.3:10) и покажет пример собственного труда: «Ибо вы помните, братия, труд наш и изнурение: ночью и днем работая, чтобы не отяготить кого из вас, мы проповедовали у вас благовестие Божие» (1Сол.2:9).

Апостол не требует насильственного лишения питания нетрудящихся, но обращается к их совести, чтобы она выбрала что-либо из двух – или есть хлеб свой, или ничего не есть.

Кстати, социалистическая интерпретация этой заповеди – ложь (кто не работает, тот не ест), поскольку эта интерпретация имеет карательный оттенок – кто не работает, тому не дают есть; он не добровольно отказывается от хлеба, а ему грозят отобранием хлеба.

И прежде того было ясно, что плоды труда вольно или невольно отчуждаются, а поэтому здесь и мучение, и скорбь, и зависть. Но по пришествии Христовом Апостол говорит: «...а лучше трудись, делая своими руками полезное, чтобы было из чего уделять нуждающемуся» (Еф.4:28).

Полезное для всех и нужное для ближнего – это добрый плод труда.

Данное апостольское повеление основано на том, что и труд, и его плоды – все это дар Божий, а не собственное достояние человека: «И если какому человеку Бог дал богатство и имущество, и дал ему власть пользоваться от них и брать свою долю и наслаждаться от трудов своих, то это – дар Божий» (Еккл.5:18).

Как трудившийся, так и нуждающийся имеют равное право на пользование продуктами труда, и оно непререкаемо именно в силу заповеди и дара Божьего – заповеди трудиться и дара плодов труда.

Таким образом, Священное Писание прямо и ясно говорит, что плоды труда и богатство принадлежат человеку, но не по праву труда и его тягот, а по дару Божию; человек же должен трудиться «для рта своего» и для того, чтобы накормить неимущего ближнего своего. Поэтому нет правды в социальных и политических теориях, провозглашающих «священное» право собственности на труд и вещи, – эти теории не имеют онтологического обоснования и явно противоречат богоустановленным принципам человеческого общежития.

Итак, Священное Писание говорит о двух нравственных основаниях труда – трудиться, чтобы питаться самому, никого не отягощая, и трудиться, чтобы подавать нуждающемуся.

Это вторая аксиома социального бытия человека в контексте христианского оправдания цивилизации.

Кормить себя и нуждающегося – это вовсе не заслуга, за которой может последовать похвала от Бога, это заповедь, которую мы обязаны выполнять, помня, что «...когда исполните все поведенное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать» (Лк.17:10).

«Если кто праведен и творит суд и правду... никого не притесняет, должнику возвращает залог его, хищения не производит, хлеб свой дает голодному и нагого покрывает одеждою, в рост не отдает и лихвы не берет... то он праведник, он непременно будет жив, говорит Господь Бог» (Иез.18:5–8).

Право трудящегося пользоваться хлебом своих трудов все-таки непререкаемо, и непререкаемо именно в силу дара и завета Божьего – «Ибо в Моисеевом законе написано: не заграждай рта у вола молотящего. О волах ли печется Бог? Или, конечно, для нас говорится? Так, для нас это написано; ибо, кто пашет, должен пахать с надеждою, и кто молотит, должен молотить с надеждою получить ожидаемое» (1Кор.9:9).

Из всего сказанного возвращаю читателя к одной мысли – Священное Писание говорит о двух основаниях труда:

а) трудиться, делая полезное, чтобы питаться самому, никого не отягощая,

б) трудиться, делая полезное, чтобы подавать нуждающемуся.

В этом неразрывном единстве целей труда и заключен Евангельский смысл Господней Заповеди – в поте лица есть хлеб свой.

Раздел Концепции 6.4. С христианской точки зрения труд сам по себе не является безусловной ценностью. Он становится благословенным, когда являет собой соработничество Господу и способствует исполнению Его замысла о мире и человеке. Однако труд не богоугоден, если он направлен на служение эгоистическим интересам личности или человеческих сообществ, а также на удовлетворение греховных потребностей духа и плоти.

Священное Писание свидетельствует о двух нравственных побуждениях к труду: трудиться, чтобы питаться самому, никого не отягощая, и трудиться, чтобы подавать нуждающемуся. Апостол пишет: «Лучше трудись, делая своими руками полезное, чтобы было из чего уделять нуждающемуся» (Еф.4:28). Такой труд воспитывает душу и укрепляет тело человека, дает христианину возможность проявлять свою веру в богоугодных делах милосердия и любви к ближним (Мф.5:16; Иак.2:17). Всем памятны слова апостола Павла: «Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь» (2Фес.3:10).

Этическое значение трудовых процессов постоянно подчеркивали отцы и учители Церкви. Так, Климент Александрийский называл труд «школой общественной справедливости». Святитель Василий Великий утверждал, что «намерение благочестия не должно служить предлогом лени и бегства от работы, а побуждением к еще большим трудам». А святой Иоанн Златоуст призывал считать «бесчестием не работу, но праздность».

Пример трудового подвижничества явили иноки многих монастырей. Их хозяйственная деятельность во многом была образцом для подражания, а основатели крупнейших иноческих обителей имели, наряду с высочайшим духовным авторитетом, и славу великих тружеников. Широко известны примеры усердного труда преподобных Феодосия Печерского, Сергия Радонежского, Кирилла Белозерского, Иосифа Волоцкого, Нила Сорского и других русских подвижников.

Раздел Концепции 6. 5. Церковь благословляет всякий труд, направленный ко благу людей; при этом не отдается предпочтения никакому из видов человеческой деятельности, если таковая соответствует христианским нравственным нормам. В притчах Господь наш Иисус Христос постоянно упоминает о разных профессиях, не выделяя ни одну из них. Он говорит о труде сеятеля (Мк.4:3–9), слуг и домоправителя (Лк.12:42–48), купца и рыбаков (Мф.13:45–48), управителя и работников в винограднике (Мф.20:1–16). Однако современность породила развитие целой индустрии, специально направленной на пропаганду порока и греха, удовлетворение пагубных страстей и привычек, таких, как пьянство, наркомания, блуд и прелюбодеяние. Церковь свидетельствует о греховности участия в такой деятельности, поскольку она развращает не только трудящегося, но и общество в целом.

Раздел Концепции 6. 6. Работающий вправе пользоваться плодами своего труда: «Кто, насадив виноград, не ест плодов его? Кто, пася стадо, не ест молока от стада?.. Кто пашет, должен пахать с надеждою, и кто молотит, должен молотить с надеждою получить ожидаемое» (1Кор.9:7,10). Церковь учит, что отказ в оплате честного труда является не только преступлением против человека, но и грехом перед Богом.

Священное Писание говорит: «Не обижай наемника... В тот же день отдай плату его... чтоб он не возопил на тебя к Господу, и не было на тебе греха» (Втор.24:14–15); «Горе тому, кто... заставляет ближнего своего работать даром и не отдает ему платы его» (Иер.22:13); «Вот, плата, удержанная вами у работников, пожавших поля ваши, вопиет, и вопли жнецов дошли до слуха Господа Саваофа» (Иак.5:4).

Вместе с тем заповедь Божия повелевает трудящимся заботиться о тех людях, которые по различным причинам не могут сами зарабатывать себе на жизнь – о немощных, больных, пришельцах (беженцах), сиротах и вдовах – и делиться с ними плодами труда, «чтобы Господь, Бог твой, благословил тебя во всех делах рук твоих» (Втор.24:19–22).

Продолжая на земле служение Христа, Который отождествил Себя именно с обездоленными, Церковь всегда выступает в защиту безгласных и бессильных. Поэтому она призывает общество к справедливому распределению продуктов труда, при котором богатый поддерживает бедного, здоровый – больного, трудоспособный – престарелого. Духовное благополучие и самосохранение общества возможны лишь в том случае, если обеспечение жизни, здоровья и минимального благосостояния всех граждан считается безусловным приоритетом при распределении материальных средств.

Обозрев труды человеческие – их основания, назначения и ценность, а в целом – изнурение плоти и духа, обратимся к содержанию этих трудов, то есть к делам Божиим и человеческим.

Мы говорим о деле так же часто, как и о труде, работе, жизни и т. п. Нам не удастся найти особых этимологических характеристик этого слова – смысл его обычно сводится, в общем-то, к некоей жизненной активности человека.

В то же время Священное Писание вполне однозначно закрепляет за словом «дело» определенный круг идей и значений. Развернутое учение о деле дает в основном Псалтирь, книги, присваиваемые царю Соломону, пророческие книги, Евангелия и послания апостолов Иакова и Павла. Понятием «дело» обозначается то содержание в каждом акте деятельности человека, которое устанавливает связь между человеком и Богом.

Если тем, что совершает человек, прославляется Имя Божие (из молитвы Господней «...да святится Имя Твое...»), то такая человеческая деятельность именуется Священным Писанием «добрым делом». Если же в деянии человека Имя Божие хулится, то оно именуется «злым делом», и делом как таковым по своей сути не является.

Рассмотрим этот вопрос, выделив следующие темы:

– дела Божии,

– дела человеческие,

– связь дел Божиих и человеческих,

– дело само по себе,

– соотношение дел и веры.

Так складывается, что о делах Божиих говорят в основном книги Ветхого Завета, хотя чудные Христовы дела, которыми полны Евангелия, составляют немалую долю повествования о делах Божиих.

Каким образом является людям Бог?

Прежде всего Своими делами творения – «И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал, и почил в день седьмый от всех дел Своих, которые делал» (Быт.2:2).

Одна фраза, но дело четырежды предложено нашему вниманию, и сразу же говорится, что дела Божии весьма хороши (Быт.1:10).

Уже до совершения дел, в недрах Божиего замысла содержалось различение хорошего и плохого, доброго и злого. И вскоре прямо будет сказано о «добрых делах», которые «поднимают лицо» человека (Быт.4:7). Явление Бога в делах Его не дает человеку полного знания о Нем – бездна тайны дел Его непреодолима – «Делает ли Он что на левой стороне, я не вижу, скрывается ли на правой, не усматриваю... Он делает, чего хочет душа Его... и... не дает отчета ни в каких делах Своих» (Иов.23:9, 13, 33:13).

Наиболее полное хвалебное исповедание дел Божиих имеется в Псалтири. Известно, что почти во всех псалмах присутствуют три темы – покаяние, проклятия дьяволу и хвала Богу. В прославлении и в похвале Творцу дано развернутое учение о делах Божиих, часто называемых великими, чудесными и страшными. Величие дел усматривается обычно в видимом воплощении замыслов Божиих – «Как многочисленны дела Твои, Господи! Все сделал Ты премудро; земля полна произведений Твоих» (Пс.103:24).

Кстати, здесь важная деталь толкования. В славянском тексте псалма эта последняя фраза дана в таком виде: «исполнь земля славы Твоея». Поэтому «произведения» Божии, а, следовательно, Его дела – это слава Его. Слава Божия является той скрепой, которая единит Бога и Его тварь. Восхитившись Своим Творением, Господь положил все под ноги человеческие, и даже после грехопадения оставил на человеке славу Свою – «Славою и честию увенчал его» (Пс.8:6).

Славные дела Божии – это приведение видимого и невидимого от небытия к бытию, это слава Его – «Да славят Тебя, Господи, все дела Твои, и да благословляют Тебя святые Твои» (Пс.144:10). И бездушная твердь тоже славословит своего Творца – «Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь» (Пс.18:2). А человек совсем определенно уже преклоняется пред славою Творца: «Славлю Тебя, Господи, всем сердцем моим в совете праведных и в собрании. Велики дела Господни, вожделенны для всех, любящих оные. Дело Его – слава и красота, и правда Его пребывает вовек» (Пс.110:1–3).

Славословие и благодарение, возносимое от всей твари, это венец Божиих дел, хотя они, так же как и дела Божии, пребывают вне времени, т. е. до времени, во время и после времени. «Да славят Господа за милость Его и за чудные дела Его для сынов человеческих!» (Пс.106:8). Эта формула прославления Творца многократно повторяется в 106-м псалме. Славословие Бога за Его чудные дела становится для человека особым видом благодарения – жертвой хвалы – «Да приносят Ему жертву хвалы, и да возвещают о делах Его с пением!» (Пс.106:22).

В конце концов, жертва хвалы стала православной Божественной Евхаристией, в которой завершаются дела Божии о спасении людей. «Кто приносит в жертву хвалу, тот чтит Меня, и кто наблюдает за путем своим, тому явлю Я спасение Божие» (Пс.49:23).

Так, слава Божия предстает как спасение человека – Господь делает с человеком то, «чтобы отвесть душу его от могилы и просветить его светом живых» (Иов.33:30). В книге Иова не раз говорится о делах Божиих как о чудных. Здесь надо понимать, что чудо в Священном Писании – это дело Божие, согласное с Его хотением и волей, когда побеждается установленный естества чин и закон.

Господь «делает великое, неисследимое и чудное без числа» (Иов.9:10).

Благодарность и вечное славословие требует памяти – «Памятными сделал Он чудеса Свои...» (Пс.110:4). Память о делах Божиих устанавливается в том, что роды человеческие, следующие друг за другом, связаны единым делом – восхвалять дела Божии и возвещать о Его могуществе (Пс.144:4). Праведник, положивший все упования на Бога своего, знает одно только благо – «чтобы возвещать все дела» Его (Пс.72:28). «Не умру, но буду жить и возвещать дела Господни» (Пс.117:17). Ко всем нам сквозь века обращено: «Возвещайте между народами дела Его» (Пс.9:12). И параллельно этому слово о славе – «Возвещайте в народах славу Его» (Пс.95:3). Еще раз видим тождество дел Господних и славы Божией.

Даже Богомыслие состоит в памятовании дел Божиих: «Вспоминаю дни древние, размышляю о всех делах Твоих, рассуждаю о делах рук Твоих» (Пс.142:5).

(Заметим, что Божии руки имеют дела, а человеческие руки – труд.)

Всякое узаконение Божие утверждает память Его дел – именно для постоянства пребывания в зрении Бога человеку даются заповеди жизни. «Он постановил устав в Иакове и положил закон в Израиле, который заповедал отцам нашим возвещать детям их, чтобы... не забывать дел Божиих и хранить заповеди Его...» (Пс.77:5,7). Псалмопевец говорит, что за невнимание и забвение «дел рук» Божиих Господь разрушит беспамятных и не воскресит их (Пс.27:5).

Все дела Божии богоцентричны, т. к. сказано, что «Все сделал Господь ради Себя...» (Притч.16:4); поэтому веселится Творец о делах и о славе своей, слыша хваление всей твари – «да веселится Господь о делах Своих!» (Пс.103:31).

Это веселение устроит радость во всяческом – «Ибо Ты возвеселил меня, Господи, творением Твоим: я восхищаюсь делами рук Твоих» (Пс.91:5).

Радости человеческой о делах Божиих сопутствует благоговейный страх перед величием и непостижимостью этих дел – «Как страшен Ты в делах Твоих!.. Приидите и воззрите на дела Бога, страшного в делах над сынами человеческими» (Пс.65:3,5).

В 144-м псалме прославляется ряд дел Божиих, среди них – щедрость и милосердие, помощь и воскрешение, отзывчивость и сострадание, окормление алчущих, хранение любящих Его и истребление нечестивых. «Нет дел» как дела Божии (Пс.85:8). Как бы щедр ни был всяк живущий, но щедрости Божией ему не превзойти; как бы ни был сострадателен живущий, но сострадания Божьего ему не превзойти, и так во всяком деле.

С пришествием на Землю Спасителя мы получили чудное обетование. Верующему во Христа Иисуса доступны дела Его (Ин.14:12), такой человек может и больше совершить, потому что Спаситель идет ко Отцу и пошлет Духа Утешителя, Который наставит нас на всякую истину (Ин.16:13), т. е. научит творить дела Божии.

Свет и тьма, мир и бедствие – все в руках Божиих – «Я, Господь, делаю все это» (Ис.45:7). Дело Божие никогда не прекращается, более того, мир вечно обновляется по замыслу Творца – «Вот, Я делаю новое...» (Ис.43:19) и «се, творю все новое» (Откр.21:5). Действительное же обновление является во Иисусе Христе – «Кто во Христе, тот новая тварь» (2Кор.5:17).

В целом Ветхий Завет, повествуя о делах Божиих, выделяет их чудесность, славность, величие – все то, что относится к высшему благу, к спасению в Боге. В Псалтири практически не употребляются понятия «дела человеческие», все это появится в дальнейшем – в книгах пророческих, когда основной темой станет обличение Израиля за измену делам Божиим.

По пришествии Иисуса Христа дела Божии, для чтущих их, прояснятся и станут более конкретными, близкими для каждого человека. Спаситель передал Иоанну Крестителю ответ на его вопрос «о делах Христовых»: «Слепые прозревают и хромые ходят, прокаженные очищаются и глухие слышат, мертвые воскресают и нищие благовествуют» (Мф.11:5).

Дело Божие – это исправлять законы естества – благотворить и чудотворить. «Кто Бог так великий, как Бог наш! Ты Бог, творящий чудеса» (Пс.76:14,15). Слепые, хромые, прокаженные, по неизреченному смотрению Творца, объявляются, чтобы стать вместилищем благодати Божией, чтобы в их исцелении, вопреки якобы вечным законам материи, явились дела и слава Божии. Вспомним, как ученики спрашивали Спасителя, кто согрешил, если сей слеп родился. Спаситель отвечал: «Не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божии» (Ин.9:3). Такой восприятель дел Божиих станет славой Бога и поводом к благодарению и хвалению Творца и Спасителя всех.

Спаситель приоткрыл еще одну тайну дел Божиих – Им введен образ хлеба. Мы помним, что о хлебе шла речь в связи с трудным, и в поте лица, пропитанием человека – о хлебе скорби. Теперь же, мы, спасенные в Воскресении Иисуса Христа, обладаем Хлебом жизни и радости. И вот какое развитие этой идеи дают нам Евангелия. «Равви! Ешь. ...Но Он сказал им: у Меня есть пища, которой вы не знаете... Моя пища есть творить волю Пославшего меня и совершить дело Его» (Ин.4:31–34).

«Отец Мой доныне делает, и Я делаю» (Ин.5:17). «...Дела, которые Отец дал Мне совершить, самые дела сии, Мною творимые, свидетельствуют о Мне, что Отец послал Меня» (Ин.5:36).

Вполне естественно ученикам спросить, а «что нам делать, чтобы творить дела Божии?» И Спаситель раскрывает смысл дел Божиих, если они будут совершаться людьми: «вот дело Божие, чтобы вы веровали в Того, Кого Он послал» (Ин.6:29).

И для чего же такое дело Божие?

«Истинно, истинно говорю вам: верующий в Меня имеет жизнь вечную. Я есмь хлеб жизни... Я хлеб живый, сведший с небес; ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира» (Ин.6:47,48,51).

И снова Евхаристия – раньше хвала и славословие дел Божиих нашли свое завершение в жертве хваления, и теперь дела Христовы стали по преимуществу Евхаристией – Хлебом жизни вечной. Прежний хлеб скорби и смерти (труд) находит свое преображение по вере в Иисуса Христа в Хлеб жизни вечной.

Когда Екклесиаст обратил сердце свое на обозрение дел, совершаемых на земле, тогда он увидел «все дела Божии и нашел, что человек не может постигнуть дел, которые делаются под солнцем. Сколько бы человек не трудился в исследовании, он все-таки не постигнет этого...» (Еккл.8:16).

Идею о неисследимости Божиих дел Екклесиаст проводит в контексте своего ветхозаветного пессимистического реализма. Безусловно, он прав в своем заострении или, лучше сказать, обнажении истины – «Все соделал Он прекрасным в свое время, и вложил мир в сердце их, хотя человек не может постигнуть дел, которые Бог делает от начала до конца» (Еккл.3:11).

Как бы то ни было, но дела Божии до конца неисследимы. Но свойственно ли человеку творить дела или нет? Мы знаем, что Господь «славою и честью увенчал» человека и «все покорил под ноги его», а Адаму повелел возделывать Рай.

Слава Божия, дела Его запечатлеваются в сердце человека, из которого износится доброе или злое дело. Псалмопевец говорит о людях, что Господь «создал сердца всех их и вникает во все дела их» (Пс.32:15). Вникающий Господь небезразличен к делам человеческим – именно Он посылает людей на дело (см.: Числ.16:28), и они во всяком недомыслимом деле призывают в помощь Бога своего. Причем всякое успешное дело человека не ему принадлежит, но Вникающему. Само изумление совершенством дела является свидетельством его неотмирности, и даже не знающие Бога в этом случае говорят о чудесности дела, т. е. о необъяснимости его человеческими знаниями (см.: Неем.6.16).

Однажды сказано, что благословил Господь Израиля во всяком деле рук его (см.: Втор.2:7). Если Писание так утверждает и мы знаем благость Господню, то под «делами рук» будем понимать только добрые дела.

Ведь не мог же Господь благословить злые дела Израиля, каковых было немало. Вроде бы всякое действие во власти человека – хочет идет направо, а хочет – налево. Но все не так – наше хотение не выше злотворения, потому что о добром сказал Спаситель так: «Без Меня не можете делать ничего» (Ин.15:5). Следовательно, человек не может делать без Бога именно тех дел, которые в Боге укоренены – от Него исходят и в Нем находят свое оправдание – суд и милость. Поистине наше хотение добра не превозмогает делания зла, укорененного в нас.

Иначе говоря, то, что делает человек, бывает помимо его воли, поскольку уже сама природа человеческая износит наружу терния и волчцы – злые дела, корень которых сидит глубоко в сердце падшего человечества.

«Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Итак, я нахожу закон, что, когда хочу делать доброе, прилежит мне злое. Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием; но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих... Итак, тот же самый я умом моим служу закону Божию, а плотию закону греха» (Рим.7:19–25).

Таково основание делания зла – в человеке неразлучно пребывает божественное и тварное, святое и греховное. Чтобы человеческие дела были успешны, Писание говорит: «Предай Господу дела твои, и предприятия твои совершатся» (Притч.16:3).

Следует обратить внимание на такую же форму другой заповеди:

«Предай Господу путь твой, и уповай на Него, и Он совершит, и выведет, как свет, правду твою, и справедливость твою, как полдень» (Пс.36:5,6).

Если учесть, что путь завершится правдой, а так же вспомнить псалом 110, где сказано: «дела рук Его истина и суд, все заповеди Его верны, тверды на веки и веки, основаны на истине и правоте», то увидим, что понятия «дела», «путь» и «правда» выстраиваются в один смысловой ряд.

Следовательно, дела человеческие, если они праведны, это путь к совершенству и правоте. Даже о Боге говорится – «Которого все дела истинны и пути праведны» (Дан.4:34). "

Здесь тоже синонимический параллелизм: «Дела Божии» и «пути Божии» – это одно и то же.

Но таковы ли в действительности дела человеческие?

Писание категорически утверждает – «Нет человека праведного на земле, который делал бы добро и не грешил бы» (Еккл.7.20). Все соделанное Богом имеет сердце, в которое он вложил мир (см.: Еккл.3:11); этот мир был порушен человеком так, что тварь стенает и мучается доныне (см.: Рим.8:22). Никаких иллюзий не должно быть – дело человеческое совершается при нарушенном мире в сердце твари. При этом дела становятся злодеяниями, которые совершаются так же сладострастно, как блудит необузданная блудница (см.: Иез.16:30); даже более того, люди всегда прилежно стараются портить все свои действия (см.: Соф.3:7).

А по слову апостола Павла «народы... делают всякую нечистоту с ненасытимостью», потому что «помрачены в разуме, отчуждены от жизни Божией» (Еф.4:18,19). У Господа есть гневные обличения такого люда – «...Народ Мой глуп – не знает Меня; неразумные они дети, и нет у них смысла; они умны на зло, но добра делать не умеют» (Иер.4:22).

Писание полно обличений злых дел человека, но всякий раз то или иное зло можно быть бы посчитать частным, конкретным и сиюминутным прегрешением, иначе говоря – считать, что злые дела не существо человека, а нечто случайное и привходящее. Но вот «явился еси днесь Вселенней» Спаситель, чтобы судить мир – «суд же состоит в том, что свет пришел в мир; но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы» (Ин.3:19).

Мир возненавидел Христа за свидетельство, «что дела его злы» (Ин.7:7). Обличение Христово достигает крайности: «Вы делаете дела отца вашего... Ваш отец диавол, и вы хотите исполнять похоти отца вашего» (Ин.8:41,44).

Итак, приговор от Божественных уст: «дела их были злы».

Ответственен ли человек за злые дела – ведь и в его членах заключен закон греха, и Господа он не познал. Может быть, неведение ему простится? Но этого неведения уже нет. «Если бы Я не сотворил между ними дел, каких никто другой не делал, то не имели бы греха...» (Ин. 15:24).

Теперь грех открыт; и надо отвечать – каяться и не грешить или пребывать в нем сознательно. Грех уже не частность и не случай, но существенное обобщение, которое характеризует духовное устроение человечества в целом – дела его злы. Злые дела погибнут, но дела Божии вечно пребывают.

Гамалиил увещевал фарисеев, чтобы те не противились делу, которое возможно от Бога (см.: Деян.5:38), и в качестве аргумента приводил недолговечность дел человеческих, что надо понимать как недолговечность неправедных дел.

«Придет же день Господень... земля и все дела на ней сгорят» (2Пет.3:10).

Человеку, привыкшему делать зло, столь же неестественно делать добро как эфиопу поменять кожу (Иер.13:23). Более того, злодетель не может терпеть добродетеля и восстает на него даже до убийства. Каин убил брата «за то, что дела его были злы, а дела брата его праведны» (1Ин.3:12). Желание Божие – благодетельствовать человеку, но Господь не скрывает, что отменит уготованное благо, если дела человека будут злы (Иер.18:10).

«Великий в совете, и сильный в делах, Которого очи отверсты на все пути сынов человеческих, чтобы воздавать каждому по путям его и по плодам дел его...» (Иер.32:19). «Клялся Господь славою Иакова: поистине во веки не забуду ни одного из дел их!» (Ам.8:7).

Очевидно, что за делами последуют воздаяния. Что бы ни делалось человеком, плоды дел его объявятся к осени человечества и тогда придет Суд – плоды сами будут судом пред Лицем Божиим. Осень – это время и срок, отсюда и суд отлагателен и не скор. От того-то человек не страшится делать зло. Промедление Суда есть Милость Божия, подающая возможность обратиться к делам Божиим, к доброделанию (см.: Ис.30:18). Добрые дела человека – это повод к прославлению Бога (см.: Мф.5:16), потому что все добро в Боге. Господь воздает каждому по делам его – не по тому, что один был горшечником, другой пахарем, а третий священником, но лишь по тому, как они прославляли Бога в своих трудах и делах (см.: Мф.16:27).

Дело будет безжалостно судить своего делателя, человек – это тряпье, а дело его – искра и огонь, который охватит это тряпье, так что никто не потушит (см.: Ис.1:31).

Если Священное Писание начиналось с радости Господа о делах Своих, то кончается оно Откровением Иоанна Богослова, где многократно обещается суд над делами человеческими. Почти что самый последний стих всей Библии – «Се, гряду скоро, и возмездие Мое со Мною, чтобы воздать каждому по делам его» (Откр.22:12).

А это ведь милость Божия! (Пс.61:13).

Суд неотвратим, а нам известны два обетования за злые дела:

первое – «не пожалеет око Мое, и не помилую» (Иез.8:18);

второе – хотя грешник «сто раз делает зло и коснеет в нем», но боящийся Бога получит от Него благо (Еккл.8:12).

Между этими прещением и милосердием пребывает впадающий в прегрешения человек. Наказание и благотворение – это также присущие Богу дела (Иез.22:14). Дела человеческие – отождествлялись с духовным путем человека, но есть и еще одно уподобление. О нравственном падении Иерусалимлян Господь говорит – «увидите поведение их и дела их» (Иез.14:22); и далее, «когда дом Израилев жил на земле своей, он осквернил ее поведением своим и делами своими» (Иез.36:17).

По закону библейского параллелизма второе выражение лишь усиливает значение первого, и в этом смысле они предстают как синонимы или тождества. Поэтому дела человеческие – это поведение человеческое, имеющее целевую ориентацию или к Богу, или к дьяволу. Думаю, что становится вполне ясным положительный смысл понятия термина «дело».

К тому, что сказано выше о благословении Израиля во всяком деле его, можно добавить и следующее.

Спаситель утешает Своих учеников: «...Если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного» (Мф.18:19). Ведь не о разбойных делах говорит Господь! Поэтому «всякое дело» – это наверняка «всякое благо».

Отмечая фарисейский нрав, Господь, тем не менее, говорит слушателям: «Итак, все, что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте; по делам же их не поступайте, ибо они говорят, и не делают» (Мф.23:3).

Здесь видно разделение на добрые и злые дела, причем злые дела уже и не дела – ведь «они говорят», но ничего «не делают», хотя «по делам же их не поступайте». Господь же всегда делает, даже в субботу. Фарисеи говорят жаждущим получить от Спасителя исцеления – есть шесть дней, «в те и приходите исцеляться...» (Лк.13:14).

Неужели милость прекращаема?! Неужели слава Господня не вечна?!

Суббота – особое время для хвалы Божией, наиприятнейшее время для дел Божиих, которые суть слава Его. Дело – это не работа, дело, как выяснено, – это славное явление Бога твари, имеющей сердце мирное, для спасения души ее. Сын Божий прямо ставит детям лукавого вопрос – «должно ли в субботу добро делать, или зло делать? Душу спасти, или погубить?» (Мф.3:4).

Доброе дело – это спасение души – «Итак можно в субботу делать добро» (Мф.12:12; Мк.3:4).

Евангелие называет грешников «делателями неправды» (Лк.13:27) – поэтому дело относится не к рукам, а к душе, оно имеет нравственную сущность, а не материальную. Сказано, что Господь Кровию Христовою очищает совесть нашу от мертвых дел (см.: Евр.9:14). Так вполне ясно указано, что дела относятся именно к совести, к внутреннему миру Человека. Именно поэтому они не должны быть трубными – левая рука не должна знать, что делает правая (см.: Мф.6:3), потому что благо Божие тайной облекается. Поскольку дела – это внутреннее достояние человека, то их надо открывать только на исповеди. Когда ефесяне устрашились силе злого духа и величали имя Господа Иисуса, то «многие же из уверовавших приходили, исповедуя и открывая дела свои» (Деян.19:18).

Откровение Иоанна Богослова не раз призывает к «покаянию в делах своих» (Откр.2:22, 16:11). О праведной Тавифе в Иоппии говорится – она «была исполнена добрых дел и творила много милостынь» (Деян.9:36).

«Исполнена» – значит в себе накопила, а не вовне разнесла, и это остается с нею до Суда грядущего. В важнейший момент истории человечества Спаситель сказал Иуде: «что делаешь, делай скорее» (Ин.13:27). Еще руки Иуды не двинулись, а дело уже совершилось в его душе. Даже в притче о талантах выражение «употребил таланты в дело» следует понимать так, что употребил таланты на стяжание блага и правды. Дело, не принесшее праведной прибыли, это и есть пренебрежение талантами, данными Богом.

И наконец, вспомним, что Спаситель, молясь на Кресте, просил: «Отче! прости им, ибо не знают, что делают» (Лк.23:34). Распинатели знали, что делали – в их руках были плети, гвозди, копья и Божественный Страдалец, но они не знали самого дела, которого делали, сути этого дела, того, что лежит за пределами видимой материи.

Перед входом в Иерусалим ученики по слову Спасителя отвязывают и уводят, наверняка, чужого осла. На вопрос: «Что вы делаете?» – они не отвечают «развязываем и уводим», но говорят: «он надобен Господу». Этот ответ был наиболее верный.

Если сказано о деле, значит надо открыть смысл этого дела, восходящий к Божественной надобности. Об этом догадываются иудеи, поэтому-то и задают вопрос: «Какой властью Ты делаешь?» (Мк.11:28; Лк.20:2), т. е. имеется ли божественное благословение в Твоих делах?

Эммаусские спутники Спасителя говорили о Нем, что это был «пророк, сильный в деле и в слове пред Богом и всем народом» (Лк.24:19).

Дело, следовательно, таковым является, если стоит перед Богом, к Нему возносимо и от Него посылаемо; дела являются именно делами, «потому что они в Боге соделаны» (Ин.3:21). Поэтому-то оправдано выражение «действовать о Господе» (Деян.14:3). Таким образом, то, что совершает человек, может именоваться делом, если оно Богоцентрично, т. е. восходит к Нему, основано на Его заповедях и благословении Отца Небесного.

Сам Иисус Христос говорил, что Он послан Отцом совершить дело Его. Затем в Деяниях читаем: «Дух Святой сказал: отделите Мне Варнаву и Савла на дело, к которому Я призвал их» (Деян.13:2). Это является основанием понятия «дела ради Бога». Добро, совершаемое ради человека, не имеет похвалы перед Господом – «ибо и грешники это делают» (Лк.6:33). В притчах выделяется такой оттенок различий дел: «Кто ведет дело разумно, тот найдет благо, и кто надеется на Господа, тот блажен» (Притч.16:20).

Понятно, что дело, совершаемое в надежде на Господа, это более предпочтительное, в смысле спасения, поведение человека. И апостол заключает: «И все, что вы делаете словом или делом, все делайте во имя Господа Иисуса Христа, благодаря чрез Него Бога и Отца» (Кол.3:17); и далее – «И все, что делаете, делайте от души, как для Господа, а не для человеков...» (Кол.3:23).

Итак, дело, творимое человеком, относится к его внутреннему миру и соотносимо с богоустановленными заповедями праведности. Писание широко использует различные образы, позволяющие вникнуть в суть божественных дел. В частности, дело уподобляется пути. Путь может вести к совершенству или к нечистоте – «Тогда вспомните о злых путях ваших и недобрых делах ваших... Краснейте и стыдитесь путей ваших, дом Израилев» (Иез.36:31,32).

«И накажу его по путям его и воздам ему по делам его» (Ос.4:9, 12:2).

«О человек! Сказано тебе, что – добро, и чего требует от тебя Господь: действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренномудренно ходить пред Богом твоим» (Мих.6:8).

Исходя из всего этого, под делом можно понимать путь обретения божественного ведения, путь ко спасению, путь в Царство Небесное. В этом смысле понятие «дело» имеет духовное значение, раскрывая смысл уподобления человека Богу в творческой активности. Зададимся вопросом, что впереди – дело или духовное состояние человека. Кажется, что, совершая доброе дело, человек чуть ли не механически становится добрым. Но тогда надо вспомнить нам апостольский гимн любви – «Если я раздам все имение мое... а любви не имею, нет мне в том никакой пользы» (1Кор.13:3).

Дело может послужить усовершенствованию человека, но не обязательно – жизнь сложнее.

Если принять установку, что дело первично, то мы оказываемся скрытыми материалистами и атеистами – именно таковая установка торжествует в современном секулярном мире. Пророчествуя будущий Суд, Исаия отделяет праведника от его дел и грешника от его дел: «Скажите праведнику, что благо ему: ибо он будет вкушать плоды дел своих» (Ис.3:10,11). Что здесь впереди? Конечно, праведник, ведь суда еще нет, и плоды дел еще не обозначились, а праведник назван праведником. Вот он таков, и поэтому ему благо, поскольку дела его будут плодоблагоносными. И далее – «А беззаконнику горе, ибо будет ему возмездие за дела рук его», т. е. не дела плохи и поэтому он беззаконник, но беззаконник творит соответствующие его духовному устроению дела.

Итак, впереди стоит благочестие или нечестие, а вслед за ними идут соответствующие им дела. Если даже предположить, что нравственный облик человека не оскверняет его дел, то и возможные добрые дела грешника не приблизят его к Богу – «Дела их не допускают их обратиться к Богу своему, ибо дух блуда внутри их, и Господа они не познали» (Ос.5:4). Тем более, если дела оскверняются «духом блуда».

Прежде надо «вникнуть в закон совершенный, закон свободы, и пребыть в нем» (Иак.1:25) и только тогда стать «исполнителем дела» и «блаженным в своем делании». Апостол Иоанн Богослов вполне определенно говорит о первичности духовного устроения человека пред всяким делом: «Кто делает грех, тот от диавола, потому что сначала диавол согрешил. Для сего то и явился Сын Божий, чтобы разрушить дела диавола. Всякий, рожденный от Бога, не делает греха, потому что семя Его пребывает в нем; и он не может грешить, потому что рожден от Бога» (1Ин.3:8,9).

Дела человеческие – злые или добрые не замыкаются на самом делателе – они доходят до небес и потрясают их; все дела у Бога взвешены, и худые из них прогневляют Бога (1Цар.2:3), так что на каждое из них найдется возмездие (2Цар.15.7).

Дела Божии связаны с делами человеческими – они как внимательный отклик на все деяния людей. У Тертуллиана есть образная фраза, что мы молитвой своей обезоруживаем небеса, заставляем их посылать дождь на землю. Ни один грех не минует наказания, и ни одно доброе дело не минует похвалы – «ибо Он по делам человека поступает с ним, и по путям мужа воздает ему. Истинно, Бог не делает неправды, и Вседержитель не извращает суда» (Иов.34:11,12).

Все люди – дело рук Божиих, и в этом они равны для Его суда, и лишь только дела их судит Господь, в которых может быть разное – или злое, или доброе (Иов.34:19). Всякому человеку предстоит избрать доброе или злое, но если выбор совершен и сердце прилежит добру, то естественен вопрос: «Что нам или мне делать?» Такие вопросы очень часто встречаются в Писании.

К понятию «дело» приложено понятие «уметь», поэтому вместе с вопросом «что нам делать?» высказывается просьба – «научи нас».

В целом Священное Писание – это учебная книга к обретению добрых дел (2Тим.3:16). Господь от века сказал: «...буду учить вас, что вам делать» (Исх.4:15), а потом еще раз, чтобы Мне услышать ваши моления «удалите злые деяния ваши от очей Моих; перестаньте делать зло; научитесь делать добро...» (Ис.1:16,17).

Чрез пророка Захарию Господь наставлял народ Свой: «Вот дела, которые вы должны делать: говорите истину друг другу; по истине и миролюбно судите у ворот ваших. Никто из вас да не мыслит в сердце своем зла против ближнего своего, и ложной клятвы не любите; ибо все это Я ненавижу, говорит Господь» (Зах.8:16,17).

Итак, истина, суд и правда – вот дела Божии, могущие быть доступны человеку. Когда к Иоанну Крестителю обращался народ с вопросом «что нам делать?», то он учил добросовестно выполнять свои работы, т. е. в качестве дела предлагал соблюдать справедливость и честность в своих обычных занятиях. Народу повелел делиться имеющимся у него добром; мытарям не запретил их, презираемый всеми труд, но повелел не брать выше установленного; воинам не сказал, чтобы они бросили службу, но повелел довольствоваться имеющимся у них (Лк.3:10).

Апостол Петр на вопрос «что делать?» ответил гласом Крестителя и Самого Спасителя – «покайтесь» и «креститесь во Имя Иисуса Христа» (Деян.2:38).

Апостол Павел призывает совлечься ветхого человека с делами его (Кол.3:9) и веровать в Господа Иисуса Христа (Деян.16:31). То же советует апостол Иоанн Богослов: «А заповедь Его та, чтобы мы веровали во Имя Сына Его Иисуса Христа и любили друг друга, как Он заповедал нам» (1Ин.3:23).

У Спасителя нашего, смею сказать, было только одно дело, ради которого Он был послан в мир: «Я прославил Тебя на земле, совершил дело, которое Ты поручил Мне исполнить ...Я открыл имя Твое человекам... ныне уразумели они, что все, что Ты дал Мне, от Тебя есть» (Ин.17:4–7).

Вот высшее дело людей – прославлять Творца своего, благоговеть и возносить жертву хвалы. Все другие дела из этого исходят и этим питаются, а ежели не так, то они злы и делами именоваться не могут. Будем помнить, что дело Христово столь же трудно, сколь и опасно в этом мире – апостол Епафродит «за дело Христово был близок к смерти, подвергая опасности жизнь...» (Флп.2:30).

Имеем страшное прещение за небрежение к делам Господним – «Проклят, кто дело Господне делает небрежно...» (Иер.48:10). Заветы апостольские веровать во Иисуса Христа – это дело Божие, осуществимое в человеке.

Вера и дело!

Если дело – это вера, то, где же они разделились?

Как возникло противопоставление их?

«Верьте Мне, что Я в Отце, и Отец во Мне; а если не так, то верьте Мне по самым делам» (Ин.14:11). Значит, дела могут возбудить в людях веру, указав на присутствие Божие в мире сем.

«Вера без дел мертва» (Иак.2:20) – это одна опора нашей религиозности.

«Все, что не по вере, грех» (Рим.14:23); «... человек оправдывается не делами закона, а только верою в Иисуса» (Гал.2:16) – это другая опора нашей религиозности.

Два великих апостола – брат Господень Иаков и апостол языков Павел установили эти опоры. Навершие этих опор – повеление Спасителя веровать в Него, видя Его дела. Так получены врата Спасения, чрез которые войдем в обители Отца Небесного.

Не составит большого труда показать то, что апостол Иаков под делами понимает именно добрые дела, причем такие, которые ради Бога и в Боге. Для подтверждения того, что вера без дел мертва, апостол приводит в пример жертвоприношение Авраама. Но ведь это дело выше всяких дел – жертва Богу, слава Его и Истина Его. Не о суетливой деятельности говорит апостол, что де без нее вера мертва, но о том деле, которое венчает веру – веру в Спасителя и Господа. Такое дело и Господь совершил – прославил Своего Отца.

Вера в Господа и дело о Господе пребывают в неразлучном единстве – «Вера содействовала делам его (Авраама), и делами вера достигла совершенства» (Иак.2:22).

Слово Божие вне всяких сомнений приятелъно: «Верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит» (Ин.14:12).

Поэтому только умозрительно мы можем отделить веру отдел о Господе, в практической жизни их отделить друг от друга совершенно невозможно. Кажется, что апостол Павел мог быть озабочен тем, что превознесение дел, причем без их различия – ради Бога или ради мира, могло спровоцировать уверенность о спасении как награде за дела. Поэтому он учит о спасении как милостивом Божьем даре – «Не от дел, но от Призывающего» (Рим.9:12). Исав и Исаак, еще не выйдя из утробы матери, были исследованы Богом – они еще не изведали доброго и злого, и сами того не сотворили, но Господь вопреки первородству Исава избрал второго – Исаака.

Стяжи человек совершенную веру и увенчай ее богоподобными делами, спасен же он будет благодатию Божией, то есть даром Милости Божией. Не уничижит Господь славы Своей, но явит богатство благости и даром спасет, а не по заслугам, хотя бы даже и за добрые дела. «Он спас нас не по делам праведности, которые бы мы сотворили, а по Своей милости, банею возрождения и обновления Святым Духом...» (Тит.3:5).

Спасение по дару имеет важное нравственное значение – «Не от дел, чтобы никто не хвалился» (Еф.2:9).

Разве есть в том похвала нам, что мы люди? Мы созданы таковыми. Вот если зверь стал бы человеком, то он мог бы похвалиться. Господь создал нас для творения добрых дел – и можем ли мы похваляться ими? Ведь это наша обязанность, но не заслуга – «Ибо мы – Его творения, созданы во Христе Иисусе на добрые дела, которые Бог предназначил нам исполнять» (Еф.2:10).

Представим себе, что к концу дней человек выполнил бы все свои предназначения, и стал бы ожидать заслуженного спасения. Но Господь вдруг не подаст ожидаемой почести такому делателю. И вот наш делатель разгневался бы, и что же – он уподобился бы первому пришедшему на виноградник в притче о найме работников на виноградник. Господь ответит такому «справедливцу» – «Разве Я не властен в своем делать, что хочу?» (Мф.20:15).

Еще пророк Иеремия предупреждал, чтобы человек не надеялся на свои дела – «Так как ты надеялся на дела твои и на сокровища твои, то и ты будешь взят...» (Иер.48:7). И еще, коль скоро мы созданы на добрые дела, и это наша обязанность и рабство Богу, то вспомним слова Спасителя – «Так и вы, когда исполните все повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать» (Лк.17:10).

Спасение по милости Божией – такова основная идея учения апостола Павла о делах и вере.

«Но, если по благодати, то- не по делам; иначе благодать не была бы уже благодатию. А если по делам, то это уже не благодать; иначе дело не есть уже дело» (Рим.11:6).

Если Господь поступает по делам человека, то это суд, но судится, как правило, дело нечестивое, и тогда действительно судимое дело не есть дело, т. е. оно не относится к тем делам, на которые и был предназначен человек – на прославление Божие. Апостол не оставляет никакой возможности перетолковать его слова, он твердо снова и снова возвещает, что Господь спас нас «не по делам нашим, но по Своему изволению и благодати, данной нам во Христе Иисусе прежде вековых времен» (2Тим.1:9).

Только в этом и есть смысл Павловой проповеди о предпочтительности веры над делами, чтобы утвердить в нашем сознании милосердие и дароподательность Божии. Разъяснив эту тайну спасения, апостол в полном соответствии с библейским учением о добрых делах начинает увещевать свою паству творить таковые дела. В начале своих посланий он много говорит о грядущем суде над делающими злые дела, которые «достойны смерти» (Рим.1:32). Апостол подает довольно длинный перечень непотребств, которые и делами-то трудно назвать – «Дела плоти извечны; они суть: прелюбодеяния, блуд... вражда, ссоры... ереси... убийство, пьянство, бесчинства и тому подобное» (Гал.5:19). Это все «дела тьмы», в которых человек не должен участвовать (Еф.5:11).

«Дети мои! Станем любить не словом или языком, но делом и истиною» (1Ин.3:18). «Ибо всем нам должно явиться пред судилище Христово, чтобы каждому получить соответствующее тому, что он делал, живя в теле, доброе или худое» (2Кор.5:10).

Ближайшему своему ученику и сотруднику Тимофею, возвеличивая «добрые дела», Апостол пишет: «Старайся представить себя Богу достойным, делателем неукоризненным, верно преподающем слово истины» (2Тим.2:15). Сыну своему по вере Титу – «Во всем показывай в себе образец добрых дел, в учительстве чистоту, степенность, неповрежденность, слово здравое, неукоризненное, чтобы противник был посрамлен, не имея ничего сказать о нас худого» (Тит.2:7,8); и далее говорит, что Иисус Христос «дал Себя за нас, чтобы избавить нас от всякого беззакония и очистить Себе народ особенный, ревностный к добрым делам» (Тит.2:14).

Все учение Иисуса Христа – это единство любви, истины и дел: «Дети мои! Станем любить не словом или языком, но делом и истиною» (1Ин.3:18).

А лучшее из всех дел человеческих – это жертва хвалы Отца и Сына и Святого Духа во веки веков.

Столь подробный анализ понятия «дело» проведен не для умственных упражнений; каждый промежуточный вывод этого анализа может служить для формирования этических установок человеческой деятельности. Главный результат анализа – это убеждение в том, что в делах людей должно святиться, прославляться и возвеличиваться Имя Божие. Об этом Сам Господь Иисус говорил, повелев в молитве Господней взывать – «да святится Имя Твое» – да святится среди народов и твари Имя Твое, когда они взирают на наши дела. Именно так объясняют это прошение святые отцы, и в частности святитель Иоанн Златоуст в Проложном слове на 13 марта.

Устроение жизни так, чтобы деятельность человека была связана с установкой «освящения Имени Божия» вполне реально. Такая установка как нормативное требование в социальной жизнедеятельности идет красной нитью, например, через весь текст Талмуда. Иудеи всегда озабочены отношением мира к их вере. Поэтому их учители и раввины многократно записали в Талмуде правило поведения примерно в следующей конструкции – «поступай так-то и так-то, иначе внешние будут порицать наш народ, нашу веру и нашего Бога. А это будут хула на Бога, и за то ты будешь великим грешником». Вот пример из книги 13 века «Большая книга заповедей»: «Неоднократно проповедовал я еврейским общинам, что те, которые обманывают и обкрадывают иноверцев, оскорбляют Имя Бога израилева; ибо, видя с нашей стороны такие поступки, все народы скажут, что у евреев нет учения Божия... что касается греха оскорбления Имени Божия, то учители наши блаженной памяти сказали: „оскорбляющий Имя Божие втайне, будет наказан всенародно, все равно – совершено ли оскорбление преднамеренно или без умысла“».

Плохо ли, хорошо ли, но религиозные мотивы в деятельности иудеев присутствуют.

Было бы неплохо, чтобы православно верующие проявляли бы в социальной деятельности подобные же религиозные установки. Если Святейший Патриарх Алексий II уже не раз порицал московский клир за его роскошный быт на фоне нищеты паствы, то внешние, глядя на это, вряд ли прославят Имя Божие в делах клира. Народ церковный, может быть, отделит в своем сердце тернии от злаков, но прочие наши сограждане будут кивать главою на Церковь и Бога. Горе тогда соблазнителям малых сих.

Любое дело человека должно иметь религиозную составляющую; если ее нет, значит, это дело злое и труд напрасен. «Труд-работа-дело» человека составляют целостное явление «сущность-форма-цель (во имя чего)». Человечество развивается путем изменения только средней части этого звена – «работы», то есть – рабства как принципа общественного бытия.

Еще десять лет назад гражданин СССР мог свободно поступить учиться в любой вуз, а сегодня его «свобода» ограничена толщиной собственного кошелька; еще вчера можно было лечиться в любой больнице любого города, а сегодня – только по месту прописки или за отдельную (немалую) плату. Сегодня еще пока можно свободно покупать и продавать, а завтра тотальный банковский учет установит полный контроль за финансами каждого индивидуума.

Человеку порою не остается выбора, и он включается в силу всеобщего социального рабства в небогоугодное дело. Гений разума Сахаров А. Д. был включен в общественную систему радетелей научного рабства (религиозноподобное поклонение научным открытиям) и сотворил водородную бомбу. Затем всю жизнь этот гений боролся против ядерного оружия, и все тщетно. Научное открытие сделано, зло сотворено, и результат его стал определяющим аргументом политики современных супердержав.

Будучи включенным в общественную систему всеохватного взаимного рабства, человек не в силах выбрать богоугодную деятельность, не войдя в конфликт с обыденным сознанием и с окружающим его социумом. Нравственная ценность труда постепенно стирается в сознании современника. Он сладострастно поклоняется неопределенной абстракции – какой-то «рыночной экономике», то есть форме общественного труда, когда критерием успеха считается эффективное ограбление массы граждан для обогащения небольшого слоя «ловких» людей и государственных служащих. Нравственная сторона труда, делание «Христа ради» исключено из сознания поклонника «рыночной экономики».

Поэтому современный труд в целом безблагодатный, а перспективы его одухотворения не усматриваются. Все государства и народы свыклись с отделением от Христа, и уже не представляют, как это Церковь может определять экономику и политику обществ и государств. Более того, социальное рабство принимает такие формы, которые даже государствам диктуют только однозначные действия. Например, России «ну никак не жить», если она не вступит в глобалистское Всемирное Торговое Общество, деятельность которого вызывает ярое неприятие со стороны пока еще не совсем порабощенных граждан Европы и Америки.

Но и тому придет конец. Глобализация как подчинение государств и народов небольшому числу международных корпораций однозначно оценены в Основах социальной концепции Русской Православной Церкви.

Раздел Концепции 16.2. В течение 20 века многосторонние межгосударственные соглашения привели к созданию разветвленной системы международного права, обязательного для исполнения в странах, подписавших соответствующие договоренности. Государствами были также образованы международные организации, решения которых обязательны для стран-участниц. Некоторым из этих организаций правительствами передается ряд полномочий, которые касаются экономической, политической и военной деятельности и в значительной степени затрагивают не только международные отношения, но и внутреннюю жизнь народов. Реальностью становится феномен правовой и политической регионализации и глобализации.

С одной стороны, такое развитие межгосударственных отношений способствует активизации торгового, производственного, военного, политического и иного сотрудничества, необходимость которого диктуется естественным усилением международных связей и потребностью в совместном ответе на глобальные вызовы современности. В истории Православия есть примеры положительного воздействия Церкви на развитие региональных межгосударственных связей. Международные организации способствуют разрешению различных споров и конфликтов. С другой стороны, нельзя недооценивать опасности расхождений между волей народов и решениями международных организаций. Эти организации могут становиться средствами несправедливого доминирования стран сильных над слабыми, богатых над бедными, технологически и информационно развитых над остальными, практиковать двойные стандарты в области применения международного права в интересах наиболее влиятельных государств.

Все это побуждает Православную Церковь подходить к процессу правовой и политической интернационализации с критической осторожностью, призывая власть имущих как на национальном, так и на международном уровне к сугубой ответственности. Любые решения, связанные с заключением судьбоносных международных договоров, а также с определением позиции стран в рамках деятельности международных организаций, должны приниматься лишь в согласии с волей народа, основанной на полной и объективной информации о сути и последствиях планируемых решений. При проведении политики, связанной с принятием обязывающих международных соглашений и действиями международных организаций, правительства должны отстаивать духовную, культурную и иную самобытность стран и народов, законные интересы государств. В рамках самих международных организаций необходимо обеспечить равенство суверенных государств в доступе к механизмам принятия решений и в праве решающего голоса, в том числе при определении базовых международных стандартов. Конфликтные ситуации и споры надлежит разрешать только при участии и согласии всех сторон, жизненные интересы которых затрагиваются в каждом конкретном случае. Принятие обязывающих решений без согласия государства, на которое эти решения оказывают прямое влияние, представляется возможным лишь в случае агрессии или массового человекоубийства внутри страны.

Памятуя о необходимости духовно-нравственного влияния на действия политических лидеров, соработничества с ними, печалования о нуждах народа и отдельных людей, Церковь вступает в диалог и взаимодействие с международными организациями. В рамках этого процесса она неизменно свидетельствует свою убежденность в абсолютном значении веры и духовного делания для человеческих трудов, решений и установлений.

Раздел Концепции 16.3. Глобализация имеет не только политикоправовое, но также экономическое и культурно-информационное измерения. В экономике она связана с возникновением транснациональных корпораций, где сосредоточены значительные материальные и финансовые ресурсы и где трудится огромное количество граждан разных стран. Лица, стоящие во главе международных экономических и финансовых структур, сосредоточивают в своих руках огромную власть, не подконтрольную народам и даже правительствам и не признающую никаких пределов – будь то государственные границы, этническо-культурная идентичность или необходимость сохранения экологической и демографической устойчивости. Подчас они не желают считаться с традициями и религиозными устоями народов, вовлекаемых в осуществление их планов. Церковь не может не беспокоить и практика финансовых спекуляций, стирающая зависимость доходов от затраченного труда. Одной из форм этих спекуляций являются финансовые «пирамиды», крушение которых вызывает широкомасштабные потрясения. В целом подобные изменения в экономике приводят к утрате приоритета труда и человека над капиталом и средствами производства.

В культурно-информационной сфере глобализация обусловлена развитием технологий, облегчающих перемещение людей и предметов, распространение и получение информации. Общества, прежде разделенные расстояниями и границами, а потому по большей части однородные, сегодня с легкостью соприкасаются и становятся поликультурными. Однако данный процесс сопровождается попыткой установления господства богатой элиты над остальными людьми, одних культур и мировоззрений над другими, что особенно нетерпимо в религиозной сфере. В итоге наблюдается стремление представить в качестве единственно возможной универсальную бездуховную культуру, основанную на понимании свободы падшего человека, не ограничивающего себя ни в чем, как абсолютной ценности и мерила истины. Такое развитие глобализации многими в христианском мире сопоставляется с построением Вавилонской башни.

Признавая неизбежность и естественность процессов глобализации, во многом способствующих общению людей, распространению информации, эффективной производственно-предпринимательской деятельности, Церковь в то же время обращает внимание на внутреннюю противоречивость этих процессов и связанные с ними опасности. Во-первых, глобализация, наряду с изменением привычных способов организации хозяйственных процессов, начинает менять традиционные способы организации общества и осуществления власти. Во-вторых, многие положительные плоды глобализации доступны лишь нациям, составляющим меньшую часть человечества, но имеющим похожие экономические и политические системы. Другие же народы, к которым принадлежит пять шестых населения планеты, оказываются выброшенными на обочину мировой цивилизации. Они попадают в долговую зависимость от финансистов немногих промышленно развитых стран и не могут создать достойные условия существования. Среди их населения растут недовольство и разочарование.

Церковь ставит вопрос о всестороннем контроле за транснациональными корпорациями и за процессами, происходящими в финансовом секторе экономики. Такой контроль, целью которого должно стать подчинение любой предпринимательской и финансовой деятельности интересам человека и народа, должен осуществляться через использование всех механизмов, доступных обществу и государству.

Духовной и культурной экспансии, чреватой тотальной унификацией, необходимо противопоставить совместные усилия Церкви, государственных структур, гражданского общества и международных организаций ради утверждения в мире подлинно равноправного взаимообразного культурного и информационного обмена, соединенного с защитой самобытности наций и других человеческих сообществ. Одним из способов достижения этого может стать обеспечение доступа стран и народов к базовым технологическим ресурсам, дающим возможность глобального распространения и получения информации. Церковь напоминает о том, что многие национальные культуры имеют христианские корни и последователи Христовы призваны способствовать укреплению взаимосвязанности веры с культурным наследием народов, решительно противостоя явлениям антикультуры и коммерциализации информационно-творческого пространства. В целом вызов глобализации требует от современного общества достойного ответа, основанного на заботе о сохранении мирной и достойной жизни для всех людей в сочетании со стремлением к их духовному совершенству. Помимо сего, необходимо достичь такого мироустройства, которое строилось бы на началах справедливости и равенства людей перед Богом, исключало бы подавление их воли национальными или глобальными центрами политического, экономического и информационного влияния.

Раздел Концепции 16.4. Современная международно-правовая система основывается на приоритете интересов земной жизни человека и человеческих сообществ перед религиозными ценностями (особенно в случаях, когда первые и вторые вступают в конфликт). Такой же приоритет закреплен в национальном законодательстве многих стран. Нередко он заложен в принципах регламентации различных форм деятельности органов власти, построения государственной образовательной системы и так далее. Многие влиятельные общественные механизмы используют этот принцип в открытом противостоянии вере и Церкви, нацеленном на их вытеснение из общественной жизни. Эти явления создают общую картину секуляризации жизни государства и общества.

Уважая мировоззренческий выбор нерелигиозных людей и их право влиять на общественные процессы, Церковь в то же время не может положительно воспринимать такое устроение миропорядка, при котором в центр всего ставится помраченная грехом человеческая личность. Именно поэтому, неизменно сохраняя открытой возможность сотрудничества с людьми нерелигиозных убеждений, Церковь стремится к утверждению христианских ценностей в процессе принятия важнейших общественных решений как на национальном, так и на международном уровне. Она добивается признания легитимности религиозного мировоззрения как основания для общественно значимых деяний (в том числе государственных) и как существенного фактора, которые должны влиять на формирование (изменение) международного права и на деятельность международных организаций.

Развитие общества проявляется прежде всего как развитие общественного характера труда. Основной формой развития труда является его разделение по видам деятельности и становление обмена продуктами труда. Деление труда на виды не всегда приемлемо для богоустановленной нравственности, и само развитие специализированной трудовой деятельности всегда соотносилось с нравственным законом.

Первые виды разделенного труда двух сынов Адама уже были не равнозначны в очах Божиих – с видом труда сопрягалась наклонность ко греху.

«Спустя несколько времени, Каин принес от плодов земли дар Господу, и Авель также принес от первородных стада своего и от тука их. И призрел Господь на Авеля и на дар его, а на Каина и на дар его не призрел. Каин сильно огорчился, и поникло лице его» (Быт.4:3–5).

Первые социальные формы разделенного труда прямо были связаны с бунтом против Бога – «сделаем себе имя»: «И сказали друг другу: наделаем кирпичей и обожжем огнем. И стали у них кирпичи вместо камней, а земляная смола вместо извести. И сказали они: построим себе город и башню, высотою до небес, и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли. И сошел Господь посмотреть город и башню, которые строили сыны человеческие. И сказал Господь: вот, один народ, и один у всех язык; и вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать; сойдем же и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого. И рассеял их Господь оттуда по всей земле; и они перестали строить город [и башню]» (Быт.11:3–8).

Всякое новое дело получает божественную оценку, так о возникшем ростовщичестве говорится:

«Если брат твой обеднеет и придет в упадок у тебя, то поддержи его, пришлец ли он, или поселенец, чтоб он жил с тобою; не бери от него роста и прибыли и бойся Бога твоего; [Я Господь,] чтоб жил брат твой с тобою; серебра твоего не отдавай ему в рост и хлеба твоего не отдавай ему для получения прибыли» (Лев.25:35–37).

Даже новая социальная функция – царствование получает у Господа негативную оценку: «...поставь над нами царя, чтобы он судил нас, как у прочих народов. И не понравилось слово сие Самуилу, когда они сказали: дай нам царя, чтобы он судил нас. И молился Самуил Господу. И сказал Господь Самуилу: послушай голоса народа во всем, что они говорят тебе; ибо не тебя они отвергли, но отвергли Меня, чтоб Я не царствовал над ними» (1Цар.8:5–7).

Развитие труда в форме его разделения и специализации сопровождается все большим закабалением людей друг другу, в процессе которого человек «отвергает Бога». Современная производственная (трудовая) цивилизация совершается не «Христа ради», но ради человека и его пристрастий. В частности, основой нынешней мировой экономики являются финансовые отношения, сущность которых (ростовщичество) изначально осуждена Богом: «Взятки берут у тебя, чтобы проливать кровь; ты берешь рост и лихву и насилием вымогаешь корысть у ближнего твоего, а Меня забыл, говорит Господь Бог» (Иез.22:12).

По-прежнему любой прогресс в материальном производстве имеет одну цель – «вавилонскую цель» – «сделать себе имя».

Всякая трудовая деятельность может быть богоборческой, но крайние формы современного богоборчества обнаруживаются в таких областях, как медицина и биология. Возникла целая индустрия покушения на жизнь (от контрацепции до генной инженерии), которая желания частного лица ставит выше богоустановленного порядка (космоса) рождения, жизни и смерти. Грех биологических экспериментов (клонирования, транссексуализма, афтоназии и др.) над человеком – венцом творения Божия состоит в губительной нравственной установке – «все позволено».

Церковь не ставит своей целью запретить подобные виды трудовой деятельности, но заявляет о их развратительном действии на состояние нравственности общества – осознание ценности и неприкосновенности жизни как Божия дара упраздняются, происходит десакрализация Образа Божия в Человеке.

Ни Церковь, ни общество, ни государство не в силах противостоять желанию частного лица совершить грех, но ни Церковь, ни общество, ни государство не должны оправдывать какими бы то ни было доводами необходимость совершения данного греха.

Раздел Концепции 6.З. Совершенствование орудий и методов труда, его профессиональное разделение и переход от простых его форм к более сложным способствуют улучшению материальных условий жизни человека. Однако обольщение достижениями цивилизации удаляет людей от Творца, ведет к мнимому торжеству рассудка, стремящегося обустроить земную жизнь без Бога. Реализация подобных устремлений в истории человечества всегда заканчивалась трагически.

В Священном Писании сказано, что первыми строителями земной цивилизации были потомки Каина: Ламех и его дети изобрели и произвели первые орудия из меди и железа, переносные шатры и различные музыкальные инструменты, они явились родоначальниками многих ремесел и искусств (Быт.4:20–22). Однако они вместе с другими людьми не избежали соблазнов: «Всякая плоть извратила путь свой на земле» (Быт.6:12), а потому по воле Творца цивилизацию каинитов завершает потоп. Наиболее ярким библейским образом безуспешной попытки падшего человечества «сделать себе имя» является строительство Вавилонской башни «высотою до небес». Столпотворение предстает символом объединения усилий людей для достижения богопротивной цели. Господь карает гордецов: смешивая языки, Он лишает их возможности взаимопонимания и рассеивает по всей земле.

(справедливость и милосердие в системах распределения плодов труда и жизненных ресурсов)

Разделение труда приводит к распределению и перераспределению результатов труда между производителями и потребителями. Естественный обмен продуктами труда вскоре заменяется принужденным обменом – тогда начинает проявляться обмен как средство обогащения. Известный политико-экономический факт первоначального накопления капитала как условия развития материального производства представляет собой беспощадное ограбление основной массы населения и обогащения небольшой группы «законных» грабителей. Такое «накопление» заключается в насильственном перераспределении продуктов труда (богатства) в пользу тех социальных слоев, из которых формируется государственная власть.

При этом государство вырабатывает такое гражданское право, которое объявляет допустимыми и законными подобные процессы перераспределения богатства. «Законное» ограбление большинства населения путем перераспределения богатства характерно как для буржуазных формаций, так и для социалистических.

Построение социализма в нашем отечестве осуществлялось путем перераспределения богатства из деревни в город в целях создания индустрии за счет аграрного сектора экономики. Средством перераспределения богатства были цены на товары – государство устанавливало на продукцию сельского хозяйства очень низкие цены, а на продукцию городской промышленности – очень высокие цены. Город богател, а деревня умирала. В результате крестьянство даже нынешних времен так и не оправилось от тотального ограбления, совершенного государством в 20–30-е годы.

Переход от плановой социалистической экономики к рыночному хозяйству в современной России также сопровождается глобальным перераспределением богатства в пользу небольшой группы новоявленных олигархов. Механизмом такого перераспределения были особый тип приватизации государственной собственности, монетаристская финансовая система, особый тип банковских технологий, позволяющий использовать государственную собственность в целях личного обогащения, специальное налоговое законодательство, стимулирующее непроизводительное предпринимательство (развитие финансового и торгового капитала).

В результате рецидива «первоначального накопления капитала» в конце 20 века в мире возникла беднейшая страна с неприемлемым для современной цивилизации демографическим, экологическим и социальным состоянием.

Капиталистическая и социалистическая экономические системы общественного воспроизводства представляют собой две крайности социализации личности.

Для первой характерен крайний индивидуализм – ложное представление, что судьба человека целиком находится в его собственных руках и что независимо от общества человек способен достичь материального благополучия на Земле.

Для второй характерен крайний коллективизм – также ложное представление, что человек целиком является продуктом общества, и только общество вправе определять меру материального благосостояния каждого индивидуума.

Буржуазный менталитет – это идеология ловкого дельца, сумевшего успешно перераспределить общественное достояние в собственное владение.

Социалистический менталитет – это идеология потребителя, желающего пользоваться общественным достоянием на равных условиях и в равных объемах с прочими потребителями.

Нравственные установки, которые содержатся в Священном Писании, не позволяют признать истинными эти крайности человеческого самоопределения.

Заповедь Божия, провозглашенная апостолом Павлом, «... лучше трудись, делая своими руками полезное, чтобы было из чего уделять нуждающемуся» (Еф.4:28) и иные выражения этой же нравственной установки труждающегося человека позволяют выделить два основания богоугодного распределения богатства, созданного общественным трудом – трудом, реализованным в обществе людей.

Таковыми основаниями будет «справедливость» и «милосердие», Ветхий и Новый Заветы, исполнение Ветхого в Новом:

«Знаю, Господи, что суды Твои праведны и по справедливости Ты наказал меня. Да будет же милость Твоя утешением моим, по слову Твоему к рабу Твоему» (Пс.118:75–76).

В силу того, что плоды труда – это дар Божий, то они по милости Божией должны принадлежать равно всем, но чтобы проявить ревность о данном Богом таланте (Мф.25:21), необходимо предоставить возможность индивиду приобрести богатства свыше того, что равно всем уделено. В первом условии реализуется милосердие как принцип равнодоступного достойного социального благосостояния, а во втором условии реализуется справедливость как принцип должного воздаяния по заслугам труда и ревности о данных свыше талантах.

«Доброе дело – молитва с постом и милостынею и справедливостью. Лучше малое со справедливостью, нежели многое с неправдою; лучше творить милостыню, нежели собирать золото, ибо милостыня от смерти избавляет и может очищать всякий грех. Творящие милостыни и дела правды будут долгоденствовать» (Тов.12:8,9).

Двадцатый век – век противостояния двух социальных концепций, а именно буржуазного индивидуализма и социалистического коллективизма.

Социалистические идеи равного участия в пользовании всеобщим материальным достоянием основаны на евангельской этике равенства и братства всех людей.

«Все же верующие были вместе и имели все общее. И продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого. И каждый день единодушно пребывали в храме и, преломляя по домам хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца, хваля Бога и находясь в любви у всего народа» (Деян.2:44–47).

В этой формуле социального равенства присутствуют условия, без которых действительное равенство не состоится:

целесообразность – «смотря по нужде каждого»;

довольство и отсутствие завистливой ревности – «принимали пищу в веселии и простоте сердца»;

литургичность «пребывали в храме... хваля Бога».

Социализм рождается тогда, когда последние два условия упраздняются, и остается одна претензия на равенство в богатстве. Такой социализм скоро порывает со всякой верой и становится атеистическим мировоззрением. В нем реализуются принципы социального равенства, которые не позволяют должным образом реализоваться талантам отдельной личности. В основе социалистического равенства лежит мнимое распределение по труду, и это оказывается действительным социальным неравенством. При социализме не равны крестьянин и рабочий, партийный и беспартийный, житель центра и житель периферии, хотя трудятся они равноинтенсивно.

Плоды труда – это дар Божий, и одаривание ими находится во власти Дарующего, а не трудящихся, тем не менее для людей, живущих в едином сообществе, Господь повелевает иметь в качестве основания при распределении плодов труда выполнение заповеди Божией «добывать хлеб в поте лица» – так рождается принцип распределения по труду.

Распределение по труду как принцип справедливого распределения богатства заложен в заповеди Апостола «если кто не хочет трудиться, тот и не ешь» (2Сол.3:10) – это фундаментальная норма умиротворения и согласования интересов личности и общества. Нарушение этого принципа непрерывно порождает социальную напряженность в течение всей истории человечества. Еще ни одна экономическая формация не смогла реализовать завет апостола Павла.

Российское социалистическое государство, построенное на основании подавления личности и реализовавшее некоторые начатки распределения по труду, не справилось с задачей построения эффективной экономики и гражданского мира. В то же время, отказавшись от уже реально действующих принципов равного участия граждан в пользовании всеобщим материальным достоянием (бесплатная и равнодоступная всем медицина, образование, социальная защита) и перейдя на буржуазные принципы социального устройства, оно ввергло общество в крайнюю степень поляризации по уровню благосостояния, лишив граждан равенства возможностей в общественной жизнедеятельности.

Платная медицина, платное образование, непрестижность производительного труда, использование национального дохода (фонд заработной платы и пенсионные средства) в целях личного обогащения финансистов и прочие особенности «рыночной экономики», то есть общества с характерными чертами капитализма начала 19 века, лишили основную часть российских граждан достойного уровня жизни.

В таком обществе правды нет, и оно осуждено Священным Писанием: «Горе тем, которые постановляют несправедливые законы и пишут жестокие решения, чтобы устранить бедных от правосудия и похитить права у малосильных из народа Моего, чтобы вдов сделать добычею своею и ограбить сирот» (Ис.10:1–2).

Господствующий ныне экономический порядок имеет своей основной задачей перераспределение ресурсов Земли – труда, материальных ценностей, природных ресурсов в пользу индустриально развитых стран. Происходит глобальное обнищание подавляющей части населения земного шара и обогащение незначительной части населения «цивилизованных стран» – это является основным свойством «рыночной экономики», какие бы формы развития она ни принимала. Пафос рыночной экономики состоит в прославлении частного (индивидуального) предпринимательства, но все- таки и это оказывается ложью, поскольку не может быть труда (предпринимательства), свободного от общественных отношений. Поэтому «частное предпринимательство» неосуществимо в силу тотального господства на «рынке» государства, финансовой олигархии, финансово-промышленных групп и иных неэкономических структур и силовых систем, имеющих криминальный характер.

Результат же индивидуалистической экономики один – насильственное обнищание большинства и обогащение меньшинства путем «законного» перераспределения ресурсов Земли и Человечества.

«Горе тому, кто строит дом свой неправдою и горницы свои беззаконием, кто заставляет ближнего своего работать даром и не отдает ему платы его» (Иер.22:13).

Коллективистское общество, вкусившее благо социального равенства, противится новому индивидуалистическому порядку социального неравенства и, не имея позитивной альтернативной программы гармонизации своего социума, возвращается к отвергнутой идеологии коммунизма. Церковь должна предложить соотечественникам альтернативу господствующим социальным концепциям.

Общественное устройство будет справедливым, если в нем будет непротиворечиво сочетаться коллективизм и индивидуализм, милосердие и справедливость.

То, что человек может реализоваться только как общественная сущность, подтверждается многими притчами Спасителя, в которых говорится о пире, о лозе, о работниках и других образах совместного бытия рабов Божиих:

«И рабы те, выйдя на дороги, собрали всех, кого только нашли, и злых и добрых; и брачный пир наполнился возлежащими» (Мф.22:10).

Коллективизм должен проявляться в том, что каждая личность должна

быть столь уважаема, что ей обеспечивался бы действительно равный доступ к общественному материальному достоянию и равные возможности самоопределения в обществе.

Индивидуализм должен проявляться лишь в том, что каждой личности следует предоставить максимум возможностей реализовать свой интеллект в любой сфере социальной жизни, не ущемляя прав общества, то есть иметь свободу как сделать, так и сказать: «Господин! пять талантов ты дал мне; вот, другие пять талантов я приобрел на них» (Мф.25:20).

Общество должно быть ареной реализации прав и обязанностей личности, а личность – должна быть реализацией общества как богоустановленного способа бытия самого человека.

В равной мере недопустимы тоталитаризм коллектива (коммунистического и нацистского толка) и тоталитаризм личности (буржуазно-олигархического толка).

Общественное и личное смогут неслиянно соединиться только во Иисусе Христе: «Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего» (Ин.15:5).

От личности потребуется навык смирения, а от общества – практика милосердия; в личности должен быть усматриваем Образ Божий, а в обществе – образ Церкви Христовой; личность должна быть дерзновенной к общественному служению, а общество – приемлет премудрого и простеца.

Но в начале и конце всякого движения личности и общества должен быть Господь Иисус Христос; только тогда состоится единство коллективного и индивидуального, только тогда будут создаваться основы справедливого и милосердного устройства общества.

Современное экономическое сознание оставило без внимания особый вид богатства, который имеет специфическую природу своего образования, это достояние религиозных сообществ, имеющих в основе своих культовых действий и вероучения специальный вид проявления религиозности – жертвоприношение.

Жертва как особый вид благодарения («призрел Господь на Авеля и на дар его») или умилостивления божества является древнейшей формой перемещения личного и общественного богатства. Даже примитивные культуры, не имевшие регулярных экономических отношений производства и обмена богатством, знали жертвоприношение как форму добровольного отчуждения богатства ради нематериальных идей и принципов.

В отличие от жертвы иные формы перераспределения богатств являются вынужденными и регулируются законами производства и потребления, обмена и распределения; при этом регулятором является по преимуществу государство как орган управления всей социальной жизнедеятельностью человека.

Жертвенное перераспределение богатства добровольно, обусловлено религиозно-нравственным законом и регулируется совестью индивидов.

Православная Церковь принцип жертвоприношения возвысила до крайней степени своего культового значения – весь культ Православной Церкви целиком сводится к жертве духовной и материальной. Закон о жертве, данный Богом Моисею, явился фактором консолидации стихийных кочевников в единое теократическое общество, в котором каждый индивид был более свободен, чем римский или афинский гражданин – это был гражданин неба, а не города.

Можно выделить следующие онтологические свойства жертвы.

Во-первых, жертва является святой, то есть в прямом смысле принадлежащей Богу; жертвователь подает Богу, а не священнику:

«И всякая десятина на земле из семян земли и из плодов дерева принадлежит Господу: это святыня Господня» (Лев.27:.30);

«И сказал я им: вы – святыня Господу, и сосуды – святыня, и серебро и золото – доброхотное даяние Господу Богу отцов ваших» (Езд.8:28).

Во-вторых, цель жертвы нематериальна и трансцендентна, в частности это стяжание спасения в Боге, то есть очищение от греха, восстановление гармонии между людьми и Богом, освящение людей или, как говорится в Новом Завете, всыновление их Богу.

«А на обязанности князя будут лежать всесожжение и хлебное приношение, и возлияние в праздники и в новомесячия, и в субботы, во все торжества дома Израилева; он должен будет приносить жертву за грех и хлебное приношение, и всесожжение, и жертву благодарственную для очищения дома Израилева» (Иез.45:17).

«И сказал мне: это – место, где священники должны варить жертву за преступление и жертву за грех, где должны печь хлебное приношение, не вынося его на внешний двор, для освящения народа» (Иез.46:20).

В-третьих, жертва – это форма добровольного отчуждения собственного богатства в пользу божества в лице культовых учреждений – храма и его служителей. Причем закон добровольного отчуждения носит всеобщий характер для всех членов данного религиозного сообщества – Закон дается народу в целом, а не каким-либо отдельным сословиям.

«И поставили мы себе в закон давать от себя по трети сикля в год на потребности для дома Бога нашего: на хлебы предложения, на всегдашнее хлебное приношение и на всегдашнее всесожжение, на субботы, на новомесячия, на праздники, на священные вещи и на жертвы за грех для очищения Израиля, и на все, совершаемое в доме Бога нашего» (Неем.10:32,33).

В-четвертых, жертва как материальный продукт не может быть уменьшаема, но всегда составляет некоторую постоянную долю имущества, отчуждаемую в пользу божества, и в своей некоторой части принадлежит лично священнослужителям.

«Кто соблюдает закон, тот умножает приношения; кто держится заповедей, тот приносит жертву спасения» (Сир.35:1).

«Давай Всевышнему по даянию Его, и с веселым оком – по мере приобретения рукою твоею, ибо Господь есть воздаятель и воздаст тебе всемеро. Не уменьшай даров, ибо Он не примет их: и не надейся на неправедную жертву» (Сир.35:9–11).

«...и принеси приношение, которое из сего составлено, Господу; представь оное священнику, а он принесет его к жертвеннику; и возьмет священник из сей жертвы часть в память и сожжет на жертвеннике: это жертва, благоухание, приятное Господу; а остатки приношения хлебного Аарону и сынам его: это великая святыня из жертв Господних» (Лев.2:8–10).

«И сказал Господь Аарону: вот, Я поручаю тебе наблюдать за возношениями Мне; от всего, посвящаемого сынами Израилевыми, Я дал тебе и сынам твоим, ради священства вашего, уставом вечным; вот, что принадлежит тебе из святынь великих, от сожигаемого: всякое приношение их хлебное, и всякая жертва их за грех, и всякая жертва их повинности, что они принесут Мне; это великая святыня тебе и сынам твоим» (Числ.18:8,9).

В-пятых, жертва служит благосостоянию не только служителям культа, но и для всего народа Божия:

«Впрочем вы хорошо поступили, приняв участие в моей скорби. Вы знаете, Филиппийцы, что в начале благовествования, когда я вышел из Македонии, ни одна церковь не оказала мне участия подаянием и принятием, кроме вас одних; вы и в Фессалонику и раз и два присылали мне на нужду. Говорю это не потому, чтобы я искал даяния; но ищу плода, умножающегося в пользу вашу. Я получил все, и избыточествую; я доволен, получив от Епафродита посланное вами, как благовонное курение, жертву приятную, благоугодную Богу» (Флп.4:14–18).

В-шестых, жертва как посвященная Богу – неприкосновенна, а всякий похищающий ее должен возвратить больше, чем похитил:

«И сказал Господь Моисею, говоря: если кто сделает преступление и по ошибке согрешит против посвященного Господу, пусть за вину свою принесет Господу из стада овец овна без порока, па твоей оценке, серебряными сиклями по сиклю священному, в жертву повинности; за ту святыню, против которой он согрешил, пусть воздаст и прибавит к тому пятую долю, и отдаст сие священнику, и священник очистит его овном жертвы повинности, и прощено будет ему» (Лев.5:14–16).

И наконец, в-седьмых, жертва стоит в ряду самых фундаментальных заповедей, данных человеку его Богом:

«Всем сердцем почитай отца твоего и не забывай родильных болезней матери твоей. Помни, что ты рожден от них: и что можешь ты воздать им, как они тебе? Всею душею твоею благоговей пред Господом и уважай священников Его. Всею силою люби Творца твоего, и не оставляй служителей Его. Бойся Господа, и почитай священника, и давай ему часть, как заповедано тебе: начатки, и за грех, и даяние плеч, и жертву освящения, и начатки святых» (Сир.7:29–34).

Итак, жертва – это культовое действие человека, связывающее его земное бытие с небесным. Жертва как форма использования богатства находится вне экономических и социальных отношений; посягательство на предметы культовой жертвы – это преступление перед людьми и Богом.

Такое отношение к культовой жертве, заданное моисеевым законом, почти полностью сохранилось в ортодоксальном христианстве, в частности в Русской Православной Церкви. Начальная часть важнейшего богослужения – Божественной Литургии называется Проскомидия, то есть приношение жертвы. Только лишь сложившийся экономический уклад современной цивилизации, приведший к торжеству всеобщего эквивалента богатства – денег, вносит коррективы во внешние формы культовой жертвы. Всем видится, что в храмах православной церкви происходят как будто бы акты купли и продажи. Но в основе этих «псевдопокупок» лежит неденежно-стоимостная оценка объекта обмена, но религиозное чувство добровольного отчуждения своего богатства в пользу Милующего и Любящего Бога.

Сама некоторая таксовость исполнения культовых действий – это элементарная дань современным условиям общественной жизни. При Моисее мерой жертвы служило, скажем, плечо туши овна; и это нисколько не примитивнее, скажем, современных десяти тысяч рублей.

Итак, культовая жертва, являющаяся основой материального благосостояния Церкви, имеет внеэкономическое происхождение, и поэтому на нее не должны распространяться законы, регулирующие финансы и экономику государства, в частности государственное налогообложение.

Необходимо установить, что если доход религиозных организаций не носит культового характера, то он может быть облагаем налогами, если не направляется на богослужение и социальные нужды обездоленных граждан, но жертвоприношение облагать разными поборами абсолютно недопустимо.

С этим соглашается и полнота Церкви. В Определении Священного Собора Православной Российской Церкви о правовом положении Православной Российской Церкви от 2 декабря 1917 года устанавливается (см. Приложение № 1):

«22 Имущество, принадлежащее установлениям Православной Церкви, не подлежит конфискации или отобранию...

23. Имущество, принадлежащее установлениям Православной Церкви, не подлежит обложению государственными налогами, волостными, городскими и земскими сборами, если эти имущества не приносят дохода путем отдачи их в аренду или наем».

Отождествление культовой жертвы с любого рода доходами, рентой и коммерческим результатом является недобросовестным подлогом, оскорблением сокровеннейшей области человеческих чувств и благородных движений души и, в конечном счете, оказывается тривиальным святотатством, то есть кражей святыни.

Принимая все сказанное во внимание, можно смело утверждать, что нынешнее Российское законодательство, удерживающее в государственной собственности храмы Православной Церкви, культовые предметы – иконы, книги, церковную утварь и все прочее, так или иначе отобранное у религиозных организаций, носит откровенно антицерковный характер.

Можно только удивляться, почему до сих пор ни светские экономисты, ни церковные деятели не усмотрели в происхождении церковного богатства особое внеэкономическое культовое явление, которое тем не менее оформляется как церковная собственность, возникшая не по законам коммерции «товар – деньги – товар», а по закону «двух лепт» евангельской вдовы, которая отдает Богу все, что имеет. Постыдно брать налог или иной побор с этих «двух лепт». Сегодня органы статистики, финансов и налоговой службы даже не предусматривают само бытие особого рода собственности – собственности религиозных организаций. Это положение необходимо незамедлительно исправить.

У православных христиан России не может быть иной точки зрения и иного требования, кроме тех, которые устанавливают Поместные Соборы Русской Православной Церкви.

Постановление Священного Собора Православной Российской Церкви от 5 (18) апреля 1918 года «О мероприятиях, вызываемых происходящим гонением на Православную Церковь» повелевает: «11. Принять меры к возвращению всех отобранных имуществ церквей, монастырей, церковных учреждений и организаций, в том числе зданий духовно-учебных заведений и консисторий». Эта задача актуальна и сегодня, и для нас, и для наших детей.

Основой реституции церковной собственности является нравственное требование восстановить волю жертвователей, которые отчуждали свой труд и плоды своего труда в достояние Церкви, в святыню благодарения и славословия Творца всяческих.

Попранная воля жертвователей вопиет к Небу, и этот нераскаянный грех экспроприации церковной собственности не дает материального благополучия нашему Отечеству. Для блага же страны, для блага, которое невозможно измерить в финансовых показателях, необходимо возвратить в собственность Церкви все объекты, порожденные культовой жертвой, все еще находящиеся в государственном владении.

Идею жертвенности происхождения церковного достояния однозначно отобразила Социальная концепция Русской Православной Церкви.

Раздел Концепции 7.4. Особую форму собственности представляет имущество религиозных организаций. Она приобретается различными путями, однако основным компонентом ее формирования является добровольная жертва верующих людей. Согласно Священному Писанию, жертва является святой, то есть в прямом смысле принадлежащей Господу; жертвователь подает Богу, а не священнику (Лев.27:30, Езд.8:28). Жертва – это добровольный акт, совершаемый верующими в религиозных целях (Неем.10:32). Жертва призвана поддерживать не только служителей Церкви, но и весь народ Божий (Флп.4:14–18). Жертва, как посвященная Богу, неприкосновенна, а всякий похищающий ее должен возвратить больше, чем похитил (Лев.5:14–15). Пожертвование стоит в ряду основных заповедей, данных человеку Богом (Сир.7:30–34). Таким образом, пожертвования являются особым случаем экономических и социальных отношений, а потому на них не должны автоматически распространяться законы, регулирующие финансы и экономику государства, в частности государственное налогообложение. Церковь заявляет, что если тот или иной ее доход носит предпринимательский характер, то он может быть облагаем налогами, но любые посягательства на пожертвования верующих являются преступлением перед людьми и Богом.

На примере вопроса церковная собственность можно показать, что Церковь неизменна в своих взглядах и учении на протяжении сотен лет. Приведенное концептуальное положение обосновано не только свидетельствами Священного Писания, но и решениями Поместных Соборов Православной Церкви.

В Постановлении от 2 декабря 1917 года Поместного Собора Российской Православной Церкви «О правовом положении Православной Российской Церкви» содержалось следующее положение (см. Приложение № 1):

«22. Имущество, принадлежащее установлениям Православной Церкви, не подлежит конфискации или отобранию, а самые установления не могут быть упраздняемы без согласия церковной власти».

Когда большевики 23 января 1918 года Декретом об отделении Церкви от государства экспроприировали всю церковную собственность и начали жестокое гонение исключительно против Православной веры, Поместный Собор принял 5(18) апреля 1918 года Определение «О мероприятиях, вызываемых происходящим гонением на Православную Церковь». В этом определении говорится: «11. Принять меры к возвращению всех отобранных имуществ церквей, монастырей, церковных учреждений и организаций, – в том числе зданий духовно-учебных заведений и консисторий.

12. Призвать от имени Собора приходские и епархиальные организации к защите гонимых и освобождению заключенных за Веру и Церковь и к принятию мер для возвращения отобранного имущества церквей, монастырей, церковных учреждений и организаций, в том числе зданий духовно-учебных заведений и консисторий.

...17. От имени Священного Собора оповестить особым постановлением, что Священный Собор Православной Российской Церкви, возглавляемый Святейшим Патриархом и Преосвященными иерархами состоящие из избранников всего православного народа, в том числе и крестьян, есть единственный законный высший распорядитель церковных дел, охранитель храмов Божиих святых обителей и всего церковного имущества, которое веками составлялось главным образом из добровольных приношений верующих людей и является Божиим достоянием (выделено мною. – О. Ш.). Никто, кроме Священного Собора и уполномоченной им церковной власти, не имеет права распоряжаться церковными делами и церковным имуществом, а тем более такого права не имеют люди, не исповедующие даже христианской веры или же открыто заявляющие себя неверующими в Бога».

Против диктатуры пролетариата Церковь могла выставить только свое мнение и учение, но не насильственное противление. Семидесятилетняя советская практика лишения Церкви всех имущественных прав не убедила нас в законности этой практики. Поэтому, еще находясь в плену всеобъемлющего государственного контроля, Русская Православная Церковь на своем Поместном Соборе в 1990 году в Заявлении по поводу Проекта Союзного Закона «О свободе совести и религиозных организациях» обращалась к государству: «Поместный Собор просит законодательно передать в собственность Церкви в лице религиозных обществ и других церковных учреждений используемое ими недвижимое имущество...».

Это требование казалось утопическим даже для 1990 года, когда еще ни одно церковное учреждение не имело прав юридического лица. Ни общество, ни государство никак не отреагировали на это прошение.

Прошло десять лет – многие храмы не только отреставрированы Церковью за счет собственных средств, но порою заново построены на прежних руинах и остатках фундамента. И до сих пор государство удерживает в своей собственности церковное достояние, осуществляя повторную экспроприацию. Если в 1917 году церковное имущество просто изымалось в помощью административно-политических акций и репрессий, то ныне изъятие происходит косвенным образом – объекты, находящиеся в собственности государства, строятся и реставрируются за счет культовой жертвы верующих граждан страны, а культовая жертва похищается, тем что огосударствляется, то есть становится государственной собственностью.

В ныне действующем Федеральном Законе «О свободе совести и религиозных объединениях» имеются следующие нормы:

«Статья 15. Внутренние установления религиозных организаций.

1. религиозные организации действуют в соответствии со своими внутренними установлениями, если они не противоречат законодательству Российской Федерации и обладают правоспособностью, предусматриваемой в их уставах.

2. Государство уважает внутренние установления религиозных организаций, если указанные установления не противоречат законодательству Российской Федерации»; и кроме того – «Статья 21. Право собственности религиозных организаций.

1. В собственности религиозных организаций могут находиться здания, земельные участки, объекты производственного, социального, благотворительного, культурно-просветительского и иного назначения, предметы религиозного назначения, денежные средства и иное имущество, необходимое для обеспечения их деятельности, в том числе отнесенное к памятникам истории и культуры.

2. Религиозные организации обладают правом собственности на имущество, приобретенное или созданное ими за счет собственных средств, пожертвованное гражданами, организациями или переданное религиозным организациям в собственность государством либо приобретенное иными способами, не противоречащими законодательству Российской Федерации».

Следовательно, иметь Церкви в собственности памятники истории и культуры Федеральный Закон не возбраняет и в то же время рекомендует учитывать внутренние установления Церкви, а это – решения ее Соборов. Таким образом, Постановление Поместного Собора 1917 года должно исполняться для православно верующих граждан Российской Федерации.

Заявив в 1918 году о праве собственности на объекты, созданные за счет культовой жертвы, Церковь робко напомнила об этом на Поместном Соборе в 1990 году и, наконец, однозначно сформулировала в своей Социальной Концепции, что дало возможность во всеуслышание обнародовать специальное Обращение Юбилейного Архиерейского Собора (август 2000 года) к Президенту Российской Федерации о возвращении имущества Церкви (см. Приложение № 28): «Причиной обращения к Вашему Превосходительству стали просьбы многих пастырей и верующих Русской Православной Церкви, обеспокоенных проблемой возврата церковного имущества. ...В годы лихолетья государство беззаконно изъяло у Церкви собственность, созданную трудами многих поколений верующих и, что гораздо более важно, посвященную Богу, то есть заведомо не подлежащую никакому отчуждению (выделено мною. – О. Ш). Без этой собственности сегодня практически немыслимо полноценное возрождение нашей Церкви, осуществление ее просветительного, миссионерского, социального служения, в плодах коего нуждаются страна и народ. ...Во многих странах Центральной и Восточной Европы церковная собственность вновь полностью передана верующим. В России этот процесс не только не завершен, но по-настоящему и не начат. ... Однако храмы, иконы и святыни не могут более оставаться изъятыми из богослужебной, молитвенной жизни. ...Памятуя о том, что возврат исторически принадлежащего ей имущества является международно признанным правом Церкви, просим Вас употребить все возможные усилия для подтверждения этого права и на национальном уровне...» (см. Приложение № 28).

Церковь в обращении к Президенту повторила то, что говорила сто и двести, и тысячу лет назад – «Святыня (жертва Богу) неприкосновенна, а кто ее крадет, тот есть святотатец».

Ничто так не разделяет христиан на различные мировоззренческие партии, как взгляд на право собственности. Очевидность практики и внешней жизни христианина борется с этическими воззрениями, вытекающими из Священного Писания и Священного Предания Православной Церкви – для одних собственность рассматривается как особая святыня, а для других – как безусловно пагубное явление.

Учение Церкви о собственности не должно обосновываться реальной практикой экономических отношений, но своим началом должно иметь учение Господа Иисуса Христа, явленное в Новом Завете. Ветхий Завет имел развернутую систему регулирования отношений собственности верного Богу народа. Эта система основывалась на понимании того, что верховным владыкой всякой твари, и в том числе всякого богатства, является Бог.

Эта мысль многократно высказана в книгах Ветхого Завета: «Господня земля и что наполняет ее, вселенная и все живущее в ней...» (Пс.23:1).

Если человек соглашается, что все его окружающее принадлежит Богу, то в его сознании рождается понятие долга – распоряжаться своим, сообразно с волей Божией, тогда собственность человека становится относительной, утрачивает признаки абсолютного права.

Этот акт веры имеет и другое проявление – христианин самого себя, свою жизнь и все, что его окружает, рассматривает как дар Божий. О своем праве собственности на вещи мира Господь напоминает, установив жертвоприношение – человек в акте жертвы возвращает Богу Божие: «сделай Мне жертвенник из земли и приноси на нем всесожжения твои и мирные жертвы твои, овец твоих и волов твоих; на всяком месте, где Я положу память имени Моего, Я приду к тебе и благословлю тебя...» (Ис.20:24); и в то же время говорит: «ибо Мои все звери в лесу, и скот на тысяче гор, знаю всех птиц на горах, и животные на полях предо Мною» (Пс.49:10,11).

Ветхий Закон предполагал наличие частной собственности и охранял ее, но в то же время ставил границы для абсолютизации ее. Не только покушаться на чужую собственность преступно, но и даже помышлять о ней предосудительно: «Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, [ни поля его,] ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, [ни всякого скота его,] ничего, что у ближнего твоего» (Исх.20:17).

И в то же время были установлены юбилейные годы, когда проданная земля должна была возвращаться бывшему собственнику, когда земля не засевалась и плоды ее не принадлежали кому-нибудь одному, и, наконец, существовал закон о жатве – неимущие вправе были пользоваться остатками жатвы, при этом владелец урожая не вправе был убирать поле до последнего колоса.

Господь дарует человеку собственность только для совместного пользования: «Если же будет у тебя нищий кто-либо из братьев твоих, в одном из жилищ твоих, на земле твоей, которую Господь, Бог твой, дает тебе, то не ожесточи сердца твоего и не сожми руки твоей пред нищим братом твоим, но открой ему руку твою и дай ему взаймы, смотря по его нужде, в чем он нуждается ...дай ему [и взаймы дай ему, сколько он просит и сколько ему нужно], и когда будешь давать ему, не должно скорбеть сердце твое, ибо за то благословит тебя Господь, Бог твой, во всех делах твоих и во всем, что будет делаться твоими руками; ибо нищие всегда будут среди земли [твоей]; потому я и повелеваю тебе: отверзай руку твою брату твоему, бедному твоему и нищему твоему на земле твоей» (Втор.15:7–11).

В основе такого имущественного законодательства лежал закон любви – «Ибо заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, не пожелай чужого и все другие заключаются в сем слове: люби ближнего твоего, как самого себя» (Рим.13:9).

Отношение собственности проявляется как психологическое отторжение своего ближнего, как установление границы между «я» и «не я». Заповедь любви к ближнему дана для разрушения этой границы, но эта смертная вражда могла быть упразднена только Заветом Иисуса Христа, только силою и действием Духа Святого. Спаситель многократно показывает в притчах относительность права собственности для человека – это всегда виноградник, данный в пользование, или таланты, распределенные между людьми, или имение, отданное в управление доброму или нерадивому управителю.

Основным условием этого относительного права собственности является пользование имуществом в соответствии с Божией Волей, выраженной в Евангельских заповедях.

Если воля Божия нарушается, то собственник утрачивает право собственности – «Что же сделает хозяин виноградника? – Придет и предаст смерти виноградарей, и отдаст виноградник другим» (Мк.12:9).

Евангелие устанавливает такой закон собственности, при котором собственное имущество добровольно отчуждается, а чужое имущество считается неприкосновенным: «и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два. Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся» (Мф.5:40–42); «Всякому, просящему у тебя, давай, и от взявшего твое не требуй назад» (Лк.6:30).

В беседе с юношей о спасении Господь прямо связал спасение с отказом от богатства – «если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною» (Мф.9:21).

При этом, скажем, апостолы не порицали юридические формы собственности, и – даже наличие рабства, и не принуждали к отказу от имущества. Желание исполнить заповедь милосердия может быть только добровольным движением совести. Осуждая лукавство Анании, апостол Петр сказал: «Чем ты владел, не твое ли было, и приобретенное продажею не в твоей ли власти находилось?» (Деян.5:4).

Здесь надо помнить, что неприкосновенность чужой собственности – это этическая норма всей Священной Истории, но саму неприкосновенность нельзя интерпретировать как священность, то есть усматривать в этом священное право собственности.

Единственный «апологетический» труд о богатстве и собственности принадлежит св. Клименту Александрийскому – «Кто из богатых спасется». Как известно, искавшему совершенства юноше Господь советует продать имения и раздать нищим. Но спрашивает св. Климент – является ли материальная бедность залогом совершенства? По слову св. Климента – совершенно нет: «Если бы это было так, то нищие, располагающиеся по дорогам, вовсе ничего не имеющие, ходящие обнаженными и выпрашивающие, что необходимо надень, но Бога и праведности Божией незнающие, единственно из-за этой своей крайней нищеты, из-за этой беспомощности жизни, из-за этого неимения ничтожнейших вещей должны были бы считаемы за людей счастливейших и богоугоднейших и за наследников жизни вечной».

Такая всеобщая бедность исключила бы возможность исполнять основные заповеди Спасителя о помощи ближним. По определению св. Климента – «...собственность есть то, что приобретается, а имуществом называется то, что полезно и создано Богом для пользы людей». То есть собственность и богатство – это некоторое отношение между людьми – приобретение (у одного прибавилось – у другого убавилось); имущество это некая полезность, необходимая всем, и полезность эту создает Бог, поэтому она принадлежит всем в силу своей полезности.

«Поистине богатства и собственность существуют и подчинены нам некоторым образом так же, как материал и орудия знающему доброе употребление их.... Назначение его служить, а не господствовать. Нельзя, следовательно, взводить вину на то, что само в себе ни добро, ни зло, потому что оно невинно; а того нужно винить, кто эти вещи может употреблять как во благо, так и во зло, после того как выбирает то или другое. ...Оттого должно не столько от богатства отрешаться, сколько душу освобождать от страстей, которые собой затрудняют правильное пользование богатством. Кто добр и праведен, тот и богатство будет употреблять во благо. Следовательно, отречение ото всего того, чем кто владеет, и продажу всего своего имущества нужно так понимать, что это сказано по отношению к душевным страстям».

Путь ко спасению заграждается не вещами, а отношением к ним и характером пользования ими. Спасение утверждается «...на душевной добродетели – на вере, надежде и любви, на братолюбии, мудрости и кротости, смирении и истине, наградой за которые спасение».

Св. Климент задается вопросом, что значит «Продай все», и отвечает: «Что это значит? Имущество в деньги преврати? Одного рода богатство выменяй на другое, явное и для всех открытое в серебро превративши? Совсем нет; но вместо богатства, пред тем существовавшего в твоей душе, которое ты вознамерился спасти, внеси в душу свою другое богатство, приносящее с собой богосозданную и вечную жизнь; радуйся заповедям Божиим, исполнение которых для тебя будет сопровождаться наградой и непрерывной славой, блаженством и вечной жизнью. Тогда поистине продашь ты свое имение, продашь многое и лишнее, что для тебя небо затворяет, и выменяешь себе то, что тебя спасти может».

Вся «вина» богатства в том, что оно может служить поводом к самопорабощению: «Можешь ты владеть богатством. Рассуждай тогда так: «Поистине не воспрещает мне Господь владеть богатством, не завистлив Он». Но вот ты замечаешь, что богатство тебя порабощает и выводит тебя из равновесия. Брось его, отвергни, возненавидь, откажись, убеги».

Самый главный принцип владения богатством – это поиск нуждающегося в нем – стяжание звания «ближнего», какового сподобился милосердный самарянин. И священник, и левит проходят мимо, пораженного сатаной, человека, но Единый Милосердный и Богатый милостью Христос помогает ему, при этом обогащает и иных помощников (гостинника).

В притче о «неправедном богатстве» (Лк.16:9) неправедность истолковывается св. Климентом в том смысле, что не бывает абсолютной собственности у человека – она всегда есть собственность Бога и передается человеку лишь в пользование. А пользование это должно быть таковым, чтобы искать нуждающихся в этом богатстве и собственности, чтобы с ними делиться для всеобщего блага, чтобы облагодетельствованные ближние засвидетельствовали бы на Суде о бывших благодеяниях, сотворенных богатым.

«Не повелел Он требовать от тебя, и не того от тебя ожидает, что ты будешь тяготиться, но что сам будешь отыскивать тех, которые имеют получить от тебя благодеяние, будучи достойными учениками Господа. Прекрасно без сомнения и слово Апостола: Радостного дателя любит Бог (2Кор.9:17)... Вот учение о совершеннейшем: не ожидать просьбы, а самому того отыскивать, кто достоин благодеяния».

Итак, путь совершенства, который Господь предложил юноше, – это путь богоугодного использования богатства – преодолевать порабощение богатством и приобретать себе молитвенников и заступников пред Богом ради оказанных им благодеяний.

Новый Завет устанавливает двуединый принцип обладания богатством – владеть, чтобы оказывать помощь неимущим, и владеть общинно (сообща).

От того, что подобная организация социальной жизни в массе своей не состоялась, нельзя считать братское общение имуществ членов первенствуюшей Церкви случайной и неудавшейся попыткой. Но это общение остается непреходящим идеалом материальной жизнедеятельности людей, хотящих стяжать божественную любовь к ближнему.

О христианском общении имуществ ярко и недвусмысленно свидетельствуют учители Церкви. В послании апостола Варнавы: «Люби ближнего более души своей... Имей общение с ближними со всеми, не называй ничего собственностью; ибо если вы общники в благах нетленных, то не более ли в вещах тленных?.. Не будь простирающим рук к принятию и сгибающим их, когда ты должен дать».

Св. Иустин Философ говорил: «И достаточные из нас помогают всем бедным, и мы всегда живем за одно друг с другом... Достаточные и желающие, каждый по своему произволению, дают что хотят и собранное хранится у предстоятеля; а он имеет попечение... о всех находящихся в нужде».

О готовности христиан отказаться от всего своего в пользу неимущих свидетельствует и св. Ириней Лионский: «Есть приношения там (в Ветхом Завете), есть приношения и здесь (в Новом); есть жертвы у народа (иудейского), есть жертвы и в Церкви; но изменен только вид, так как приношение делается уже не рабами, а свободными... И посему те посвящали Ему (Богу) десятины своих (имений); а получившие свободу определяют все имущество свое для целей Господних радостно и свободно давая не меньшее в надежде получить большее; так бедная вдова все свое состояние отдала в сокровищницу Божию».

Особенно ярко говорит об общении имуществ св. Климент Александрийский:

«Бог создал человечество для братского общения, Сам первее всего пожертвовав Своим Сыном и Логосом, все доставляя всем, даровавши в общее достояние для всех. Все, следовательно, должно быть общим, и богатые не должны желать больше иметь, чем другие. Слово: «у меня драгоценности есть, почему же не должно себе доставлять удовольствие ими?» – не человечно, не есть оно слово братское. Более соответствует христианской любви другое слово: «у меня есть это, почему же не должен я с нуждающимся поделиться?». Такой человек совершен и исполняет заповедь: «возлюби ближнего, как самого себя»... Знаю, что Бог дал нам право наслаждаться, но только в пределах необходимого, и по Его воле наслаждение должно быть общим. Это не в порядке вещей, чтобы один в изобилии жил, тогда как многие терпят нужду».

И еще: «Если достояние того и другого из друзей составляет общую их собственность, а Бог и человек теперь между собою поставлены в отношения дружественные (так как, благодаря посредству Слова Божия, Бог стал другом людей), то, действительно, все становится достоянием человека, потому что Богу все принадлежит; и все это составляет общую собственность обоих друзей – и Бога и человека».

Свмч. Киприан Карфагенский учит:

«Ибо что принадлежит Богу, то должно составлять общее наше достояние, и никто не должен быть лишаем участия в благодеяниях и дарах Его так, будто весь род человеческий не одинаково должен пользоваться благостью, щедростью и милостью Божественною. Так, одинаково для всех светит день, одинаково сияет солнце, падает дождь, дует ветер, и сон у спящих один, и блистание звезд и луны обще для всех. И если земной владелец, руководствуясь таким примером равенства, разделяет свои плоды и прибытки с братством, то он, становясь чрез безмездныя щедрые подаянья общительным и справедливым, становится подражателем Бога-Отца».

Как это ни странно, но в мире имеются факты всеобщего присвоения благ на основе принципа, что плоды природы должны быть равнодоступны всем – так каждый гражданин Арабских Эмиратов имеет свою долю в нефтеносных богатствах страны, также и каждый гражданин Норвегии получает свою ренту от разведанных и используемых нефтеносных залежей. Некоторые экономисты Российской Академии Наук убеждают научный мир в необходимости и возможности введения такого же порядка и в России.

Этические требования святых отцов не были только декларациями, равенство первых христиан действительно имелось, и об этом свидетельствовали даже враги (Юлиан Отступник): «из иудеев никто не просит милостыни, и нечестивые Галилеяне, кроме своих, питают и наших».

Нищета среди христиан все-таки имелась, но и последующих святых отцов она не смущала, они не снижали евангельский идеал до уровня обыденного права и сознания.

Лактанций высказал убеждение, что неравенство благосостояния людей имеет своей причиной грех любостяжания, и эта точка зрения стала господствующей во всей остальной святоотеческой письменности: «любостяжание есть источник всех зол: оно происходит от презрения к истинному величию Божию. Люди, обилующие в чем-либо, не только перестали уделять другим избытки свои, но начали присваивать и похищать себе чужое, будучи влекомы к тому собственною корыстью. То, что прежде было в общем употреблении у всех людей, начало скопляться часто в домах у немногих. Чтобы других подвергнуть своему рабству, люди стали собирать себе в одни руки первые потребности жизни и беречь их тщательно, дабы небесные дары сделать своею собственностью, не для того, чтобы уделять их ближнему из человеколюбия, которого в них не было, но чтобы удовлетворять единственно своему любостяжанию и корысти. После того составили они себе самые несправедливые законы под личиною мнимого правосудия, посредством которых защитили против силы народа свое хищничество».

Свт. Василий Великий право собственности считает несправедливым захватом общего имущества: «скажи же мне, что у тебя собственного? Откуда ты взял и принес в жизнь? Положим, что иной, заняв место на зрелище, стал бы потом выгонять входящих, почитая своею собственностью представляемое для общего всем употребления; таковы точно и богатые. Захватив всем общее, обращают в свою собственность, потому что овладели сим прежде других».

Даже современные «технологии» быстрого обогащения оказываются не чем иным, как тотальным ограблением целых народов. Разгосударствление национального богатства России, осуществленное в годы ельцинского режима с помощью лукавой чековой (ваучерной) приватизации, позволило продукт многолетнего труда миллионов россиян присвоить незначительной группе лиц, кичащихся своим украденным у народа богатством.

В Основах Социальной Концепции утверждается: «Вообще отторжение и передел собственности с попранием прав ее законных владельцев не могут быть одобрены Церковью. Исключением может быть такое отторжение собственности на основе соответствующего закона, которое, будучи обусловлено интересами большинства людей, сопровождается справедливой компенсацией. Опыт отечественной истории показывает, что нарушение этих принципов неизбежно приводит к социальным потрясениям и страданиям людей».

Общее для святоотеческой мысли утверждение, что собственность – это украденное у бедных, выражено святителем Василием Великим так: «А ты, захватив все в ненаполнимые недра любостяжательности, думаешь, что никого не обижаешь, лишая сего столь многих. Кто любостяжателей? Не удерживающийся в пределах умеренности. А кто хищник? Отнимающий у всякого, что ему принадлежит. Как же ты не любостяжателей, как же ты не хищник, когда обращаешь в собственность, что получил только в распоряжение? Алчущему принадлежит хлеб, который ты у себя удерживаешь; обнаженному – одежда, которую охраняешь в своих кладовых; необутому – обувь, которая гниет у тебя; нуждающемуся – серебро, которое зарыто у тебя».

Святитель Григорий Богослов делает акцент на том, что человек является лишь распорядителем, а не собственником достояния, исшедшего от щедрот Бога, и что это распоряжение должно быть в соответствии с Божией волей, а воля эта такова, чтобы торжествовала братская любовь.

По его учению, материальное неравенство возникает с делением людей на рабов и свободных: «...свобода и богатство заключались единственно в соблюдении заповеди; а истинная бедность и рабство – в преступлении оной; но с того времени, как появилась зависть и раздоры... с того времени расторглось родство между людьми, отчуждение их друг от друга выразилось в различных наименованиях званий и любостяжании, призвав и закон на помощь своей власти, заставило позабыть о благородстве естества человеческого – ты же смотри на первоначальное равенство прав, а не на последовавшее разделение; не на законы властителя, а на законы Создателя».

Св. Ефрем Сирин окончательно лишает надежды богача на звание христианина как исполнителя заповеди любви: «В ком любовь, тот никогда ничего не присвояет себе, ни о чем не говорит: «это мое»; но все, что ни есть у него, предлагает всем в общее употребление. В ком любовь, тот никого не почитает себе чужим, но все ему свои».

Земля, по выражению свт. Амвросия Медиоланского, «вообще для всех людей сотворена», и потому никто не должен присваивать только себе то, что сотворено для общего употребления: «Алчущим принадлежит тот хлеб, который ты имеешь; нагих суть те одеяния, которые заключил в свои сокровище-хранилища; бедных искуплением и обогащением должны быть те деньги, которые ты в землю закопал»; «ты отдаешь бедному не то, что твое собственное, а возвращаешь ему то, что его. Земля принадлежит всем, а не богатым только. Ты уплачиваешь ему твой долг и отдаешь ему только то, что ты должен ему».

Свт. Иоанн Златоуст утверждает, что первоначальная Божеская воля, согласная с законами нашей любви и вообще мировой жизни, есть та, чтобы люди всем владели сообща, а не различали моего и твоего. Такое различение начинается, по взгляду свт. Иоанна, лишь тогда, когда среди людей царит не братолюбие, но злоба, большая, чем даже среди неразумных животных: «Разве не зло, что один владеет тем, что принадлежит Господу, и что один пользуется общим достоянием? Не Божия ли земля и исполнение ее? Поэтому, если наши блага принадлежат общему Владыке, то они в равной степени составляют достояние и наших сорабов; что принадлежит Владыке, то принадлежит вообще всем».

Свт. Иоанн продолжает апостольское разъяснение смысла труда, говорит, что если Бог дает одному много, то это «для того, чтобы, по апостольскому увещанию, твой избыток восполнял недостатки других».

Из многих высказываний сего святителя вытекает один-единственный принцип христианского отношения к собственности – это совершенный отказ от нее, который должен быть руководственным не только для монашеской жизни. По его словам, если собрать все богатства, находящиеся в руках небольшой группы лиц, то его хватит на все население вселенной – и человечество не обеднеет от такого разделения, потому что тогда земля превратится в небо, в котором действует сторичное воздаяние: «мы нищи, но многих обогащаем; мы ничего не имеем, но всем обладаем» (2Кор.6:10).

Но разделившееся человечество богатеть не будет, потому что, как говорит свт. Иоанн Златоуст, «разделение всегда приносит убыток, а единомыслие и согласие – прибыль».

Свт. Иоанну Златоусту принадлежит окончательное определение, что накопительство с целью исключительного пользования своею собственностью является воровством: «Не уделять из своего имущества есть также похищение. ...Укоряя иудеев, Бог чрез пророка говорит: земля принесла плоды свои, а вы не внесли десятин, но похищенное у бедного в домах ваших. Так как вы не дали обыкновенных приношений, то похитили собственность бедных... Итак, из этого мы поучаемся, что «когда мы не подаем милостыни, то будем наказаны наравне с похитителями».

Последующие писания святых отцов не внесли ничего отличного от учения отцов первых пяти веков, поэтому этот обзор учения Церкви о собственности следует считать исчерпывающим. Приведенные здесь цитаты – эти перлы Священного Предания скользят мимо наших ушей, не опускаясь в сердце. Мы жестоко стоим за соблюдение постов, бьемся насмерть за календарь и язык, но эту настойчивость святых отцов в заклинании нас, что де мы суть воры, если не делимся с ближним украденным богатством, решительно игнорируем. В этом неправда давно бытующего в нашей среде избирательного предпочтения норм Священного Предания; мы охотно судим и рядим о том, что услаждает нашу душу, а не о том, что ведет нас ко спасению.

Право собственности не принадлежит к области благодатной христианской жизни, к сфере Божьего царства и потому не может быть рассматриваемо как святыня для христианской совести; к нему не может быть прилагаем предикат «священное», но допустимо именование «неприкосновенное».

Право собственности, однако, является неприкосновенным для христианина, даже до такой степени, что грешно желать чужого, в силу, с одной стороны, того общего закона христианской морали, что всякое насилие не должно иметь места в устроении христианской жизни; а с другой – потому, что христианство не отрицает форм естественного права и естественных человеческих отношений, но одухотворяет и возвышает эти формы, преобразуя их по духу Христовой истины.

И христианская любовь, разрушающая эгоистические перегородки жизни, ставит идеалом своим не отобрание чужого, но свободное отдание своего на общую пользу. Тот истинно владеет своим имуществом, кто рассматривает его в качестве общего достояния и служит своим общей пользе, согласно с волей Бога, верховного Владыки всего сущего, и с законами человеческой любви, счастье и полнота которой не в приобретении и обладании, но в дарении и жертве.

Раздел Концепции 7.1. Под собственностью принято понимать общественно признанную форму отношения людей к плодам труда и естественным ресурсам. В число основных полномочий собственника обычно включают право владения и пользования, право управления и получения дохода, право на отчуждение, потребление, изменение или уничтожение объектов собственности.

Церковь не определяет прав людей на собственность. Однако материальная сторона человеческой жизни не остается вне ее поля зрения. Призывая искать прежде всего «Царства Божия и правды Его» (Мф.6:33), Церковь помнит и о потребностях в «хлебе насущном» (Мф.6:11), полагая, что каждый человек должен иметь достаточно средств для достойного существования. Вместе с тем Церковь предостерегает от чрезмерного увлечения материальными благами, осуждая тех, кто обольщается «заботами, богатством и наслаждениями житейскими» (Лк.8:14). В позиции Православной Церкви по отношению к собственности нет ни игнорирования материальных потребностей, ни противоположной крайности, превозносящей устремление людей к достижению материальных благ как высшей цели и ценности бытия. Имущественное положение человека само по себе не может рассматриваться как свидетельство о том, угоден или неугоден он Богу. Отношение православного христианина к собственности должно основываться на евангельском принципе любви к ближнему, выраженному в словах Спасителя: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга» (Ин.13:34). Эта заповедь является основой нравственного поведения христиан. Она должна служить для них и, с точки зрения Церкви, для остальных людей императивом в сфере регулирования межчеловеческих отношений, включая имущественные.

По учению Церкви, люди получают все земные блага от Бога, Которому и принадлежит абсолютное право владения ими. Относительность права собственности для человека Спаситель многократно показывает в притчах: это или виноградник, данный в пользование (Мк.12:1–9), или таланты, распределенные между людьми (Мф.25:14–30), или имение, отданное во временное управление (Лк.16:1–13).

Выражая присущую Церкви мысль о том, что абсолютным собственником всего является Бог, святитель Василий Великий спрашивает: «Скажи же мне, что у тебя собственного? Откуда ты взял и принес в жизнь?». Греховное отношение к собственности, проявляющееся в забвении или сознательном отвержении этого духовного принципа, порождает разделение и отчуждение между людьми.

Раздел Концепции 7.2. Материальные блага не могут сделать человека счастливым. Господь Иисус Христос предупреждает: «Берегитесь любостяжания, ибо жизнь человека не зависит от изобилия его имения» (Лк.12:15).

Погоня за богатством пагубно отражается на духовном состоянии человека и способна привести к полной деградации личности. Апостол Павел указывает, что «желающие обогащаться впадают в искушение и в сеть и во многие безрассудные и вредные похоти, которые погружают людей в бедствие и пагубу. Ибо корень всех зол есть сребролюбие, которому предавшись, некоторые уклонились от веры и сами себя подвергли многим скорбям. Ты же, человек Божий, убегай сего» (1Тим.6:9–11).

В беседе с юношей Господь сказал: «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною» (Мф.19:21). Затем Христос разъяснил эти слова ученикам: «Трудно богатому войти в Царство Небесное... удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие» (Мф.19:23–24).

Евангелист Марк уточняет, что в Царство Божие трудно войти именно тем, кто уповает не на Бога, а на материальные блага – «надеющимся на богатство» (Мк.10:24). Лишь «надеющийся на Господа, как гора Сион, не подвигнется, пребывает вовек» (Пс.124:1).

Впрочем, и богатый может спастись, ибо «невозможное человекам возможно Богу» (Лк.18:27). В Священном Писании не содержится порицания богатства как такового. Состоятельными людьми были Авраам и ветхозаветные патриархи, праведный Иов, Никодим и Иосиф Аримафейский. Владея значительным имуществом, не согрешает тот, кто использует его согласно с волей Бога, Которому принадлежит все сущее, и с законом любви, ибо радость и полнота жизни – не в приобретении и обладании, но в дарении и жертве.

Апостол Павел призывает «памятовать слова Господа Иисуса, ибо Он Сам сказал: блаженнее давать, нежели принимать» (Деян.20:35).

Святитель Василий Великий считает вором того, кто не отдает часть своего имущества в качестве жертвенной помощи ближнему. Эту же мысль подчеркивает святой Иоанн Златоуст: «Не уделять из своего имущества есть также похищение». Церковь призывает христианина воспринимать собственность как дар Божий, данный для использования во благо себе и ближним. В то же время Священное Писание признает право человека на собственность и осуждает посягательство на нее.

В двух из десяти заповедей Десятисловия прямо сказано об этом: «Не кради... Не желай дома ближнего твоего, не желай жены ближнего твоего, ни поля его, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ни всякого скота его, ничего, что у ближнего твоего» (Исх.20:15,17).

В Новом Завете такое отношение к собственности сохранилось и приобрело более глубокое нравственное обоснование. В Евангелии об этом сказано так: «Заповеди: «не кради»... «не пожелай чужого»... и все другие заключаются в сем слове: «люби ближнего твоего, как самого себя» (Рим.13:9).

Ныне основными формами собственности являются частная, государственная, муниципальная и иные формы. Кроме того, имеется собственность групп граждан, союзов и иных объединений граждан, именуемая «общественной». Право собственности в общем случае возникает у субъекта, если он произвел определенные Гражданским кодексом ряд действий – затраты собственных средств, получение пожертвования или наследство и проч.

Еще десять лет назад в России была (как говорила Конституция СССР) общенародная собственность в форме государственной собственности. Как «барская» большевистская уступка обманутому крестьянству существовала реликтовая, получастная-полуколлективистская кооперативно-колхозная форма собственности.

Все граждане были уравнены в правах по отношению к общенародной собственности и получали трудовое вознаграждение (псевдозарплату) не как стоимость вложенного труда, а как «равную долю из общественного пирога». Задача социалистического государства заключалась в том, чтобы не дать гражданам иметь собственность, в особенности – собственность на производственные средства и ресурсы. Ныне вся эта социалистическая система распалась. Всенародная (государственная) собственность через ряд глобальных финансовых махинаций перераспределена в пользу небольшой группы лиц. Эти лица либо полные собственники отдельных объектов имущества, либо владеют и управляют имуществом с помощью акций – специальных свидетельств о доле имущества, принадлежащих акционеру.

Передел собственности в начале века произошел путем кровавых революций 1905, 1917 и Гражданской войны 1918–1922 гг. Передел собственности в конце века тоже не без крови – региональные войны (Чечня, Приднестровье, Средняя Азия), побоище в Москве в октябре 1993 года, резкое снижение уровня жизни и смертности россиян. Это тоже революция, но «размазанная» по времени и пространству.

Формы передела собственности становятся «цивилизованными». Если прежний передел (20-е годы СССР) собственности между городам и деревней совершался с помощью карательных продотрядов, которые с боем выбивали крестьянскую собственность (зерно и продовольствие) в пользу города, то теперь какой-нибудь «мирный» невооруженный управляющий коммерческим банком, воспользовавшись специально узаконенным правом пускать государственные (бюджетные) средства в финансовый оборот ради личных интересов, обогащается за счет регулярной невыплаты зарплаты работникам бюджетной сферы. Систематические невыплаты зарплаты, отключения электроэнергии и прочие «достижения» экономической реформы – это особые современные методы и технологии перераспределения государственной и личной собственности в пользу лиц, управляющих финансовым и торговым капиталом. Некогда общественное становится частным – льющейся крови не видно, но недоедание, холод и гнет нищеты возбуждают гнев, который, как свидетельствует история, всегда выливается.

Государство легко избавляется от государственной собственности на имущество производственного, торгового, финансового и прочего назначения. Но оно цепко держится за бывшую церковную собственность, экспроприированную в 1918 году. Об этом было выше.

Частная собственность в нынешнее время – это совершенно иное явление по сравнению с прежними веками. Сумма богатств в обществе возрастает геометрически, и контроль группы лиц или одного лица над значительной долей этого богатства создает невиданный доселе уровень дифференциации между бедными и богатыми – осуществляется формула «бедные беднеют, а богатые богатеют». Если непосредственно прилагать учение отцов Церкви к оценке нынешних экономических процессов, то их можно признать худшими за всю историю человечества, то есть надо согласиться с тем, что человечество, отказываясь от правильного исповедания Евангельских заповедей, оказалось банкротом в своей материальной и духовной жизни.

Чтобы встать на путь исправления этого безумного порядка обогащения десятка лиц и одновременно с этим массовой люмпенизации основного населения в довольно благополучной стране, надо решиться на совершенно недопустимые для идолов «рыночной экономики» меры.

Во-первых, ресурсы Земли – это общее достояние каждого из жителей страны, поэтому каждый рубль дохода вследствие использования Земли, ее ресурсов, воды и ветра должен быть равно доступен для всех граждан страны – гражданину должна предоставляться пожизненная рента, начиная со дня рождения человека (такая система бытует, например, в Арабских Эмиратах и Норвегии). Это особенно актуально для России – не имеет морального права пользователь плодородных земель жить богаче заполярного шахтера. Не по своей воле шахтер оказался там, куда его послало государство.

Во-вторых, частное предпринимательство и возможность присвоения доли общественного богатства должно быть поставлено в рамки, целесообразные с точки зрения эффективности гармоничного развития общества в целом. Человек вправе своим трудом обеспечить себе уровень жизни намного больше, чем среднегарантированный в стране, но в то же время этот уровень не должен быть причиной массового обнищания сограждан.

В-третьих, экономическое законодательство должно быть таким, чтобы обеспечивать всем гражданам равный гарантированный и достойный уровень благосостояния и создавать условия реализации частной инициативы для того, чтобы этот уровень повышать в соответствии со своими талантами, навыками и способностями.

Например, вполне вероятно, что будет внедрена следующая государственная пенсионная система. Государство, независимо от трудового вклада граждан, гарантирует им всем равный минимум пенсии, но каждый гражданин может в течение всей своей трудовой жизни создать в негосударственном пенсионном фонде специальные накопления, которые могут оказаться существенной прибавкой к его государственной гарантированной пенсии.

Только такие принципы социального благосостояния могут соответствовать Евангельской заповеди – трудиться для того, чтобы было из чего уделить нуждающемуся.

Раздел Концепции 7.3. Церковь признает существование многообразных форм собственности. Государственная, общественная, корпоративная, частная и смешанные формы собственности в разных странах получили различное укоренение в ходе исторического развития. Церковь не отдает предпочтения ни одной из этих форм. При каждой из них возможны как греховные явления – хищение, стяжательство, несправедливое распределение плодов труда, так и достойное, нравственно оправданное использование материальных благ. Все большую значимость приобретает интеллектуальная собственность, объектами которой являются научные труды и изобретения, информационные технологии, художественные произведения и другие достижения творческой мысли. Церковь приветствует творческий труд, направленный на благо общества, и осуждает нарушение авторских прав на интеллектуальную собственность. Вообще отторжение и передел собственности с попранием прав ее законных владельцев не могут быть одобрены Церковью. Исключением может быть такое отторжение собственности на основе соответствующего закона, которое, будучи обусловлено интересами большинства людей, сопровождается справедливой компенсацией. Опыт отечественной истории показывает, что нарушение этих принципов неизбежно приводит к социальным потрясениям и страданиям людей. В истории христианства объединение имущества и отказ от личных собственнических устремлений были характерны для многих общин. Такой характер имущественных отношений способствовал укреплению духовного единства верующих и во многих случаях был экономически эффективным, примером чему могут служить православные монастыри. Однако отказ от частной собственности в первоапостольской общине (Деян.4:32), а позднее в общежительных монастырях носил исключительно добровольный характер и был связан с личным духовным выбором.

Учитывая особенность происхождения церковного достояния как жертвы Богу, необходимо ввести в гражданское законодательство особое понятие «собственность религиозных организаций», которая порождается «культовой деятельностью», и определить возможности финансовых изъятий и налогов с доходов имущества, получаемого в результате использования собственности-религиозных организаций. Недопустимо отождествлять «доходы» религиозных организаций от культовой деятельности с доходами вследствие предпринимательской деятельности.

Всякий социальный феномен, если рассматривать его с точки зрения христианской сотериологии, может быть интерпретирован в терминах догматики 4 Вселенского Халкидонского Собора. Идеология христианской государственности окончательно оформилась в Византии как система идей о симфоническом сопребывании государства и Церкви. Здесь придется немного отвлечься и обсудить вроде бы далекую от нашего предмета тему.

Основой этой системы идей является халкидонское богомыслие – осознание неслиянного единства двух природ во Иисусе Христе, что применительно к социуму транслируется в ожидания неслиянного единства тварного и нетварного, материи и духа, государства и Церкви.

В реальной земной жизни Церкви халкидонская догматика осуществима как тенденция, но не как состояние. Церковь догматически разрешила проблему неслитного, нераздельного, неизменного и непревращенного соединения божественной и человеческой природ во Иисусе Христе, но реализация этого догмата в жизни Церкви сопоставима с призывом Спасителя – «Итак будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф.5:48). Но много ли из нас совершенных?

Точно так же, много ли из нас умеющих сочетать в себе, в своей деятельности и жизни земное и небесное в неслитном единении? Всякий наш шаг и дело – это либо балансирование вокруг возможного неслитного единения человеческого и божественного, либо, в подавляющем большинстве случаев, уклонение в две антихалкидонские крайности – монофизитство и несторианство.

Практически весь социальный путь Церкви как организации (не Тела Христова, а – человеческой организации) есть вольное или невольное уклонение от Халкидона. Таков был путь христианской государственности, таковым стал путь национальных Церквей. Идеи Халкидона относительно государственности выразились в Священном Предании, в частности в богослужении Православной Церкви. Стихира, которая поется на Великой Вечерни богослужения Рождества Христова и написанная монахиней Кассией, излагает идею неслиянного единства земного государства и небесного отечества:

«Августу единоначальствующу на земли, /многоначалие человеков преста; /

и Тебе вочеловечшуся от Чистыя, /

многобожие идолов упразднися, /

под единем царством мирским гради быша, /

и во Едино Владычество Божества язы́цы вероваша. /

Написашася людие повелением кесаревым, /

написахомся, вернии, Именем Божества, /

Тебе, вочеловечшагося Бога нашего. /

Велия Твоя милость, Господи, слава Тебе».

Перевод смысла стихиры таков:

«Когда установилось единоначалие римского кесаря, прекратилось многовластие в народах,

Тогда же вочеловечился Ты, Господи, от Чистой (Богородицы)

и упразднилось поклонение множеству идолов.

Единому гражданскому царству (кесарству) подчинились все города,

И во Едино Владычествующее Божество уверовали все народы.

Переписались люди по повелению кесаря,

став его подвластными гражданами,

но по своей верности Христу все люди стали

называться Именем вочеловечившегося Божества,

т. е. – христианами вследствие усыновления нас Самим Христом».

Языковая ситуация христианской цивилизации от первых веков до средины нынешнего тысячелетия имела ту особенность, что существовало два сходных термина с неодинаковым содержанием – царь и цесарь. Кирилло-мефодиевская письменная традиция закрепила за понятием цесарь обозначение Христа как всецаря или василевса Нового Рима, как единственного владыки вселенной. Причем как титул Августа передавался римским императорам посредством усыновления действующими императорами претендентов на трон, так и звание христианина было неким фамильным знаком принадлежности Христу через земного владыку – василевса Нового Рима.

В то же время термином царь обозначались национальные и нехристианские владыки. Так, в русской книжности впервые слово «царь» стало употребляться для обозначения татарского хана. Это было профанацией термина цесарь – его десакрализация; если василевс Нового Рима цесарствует во имя Христово, то всякий иной владыка, не входя во власть цесаря, служит сатане. В Новом Риме – Константинополе установилось тысячелетнее цесарствие Христа – все люди по гражданству были ромеями – подвластными кесарю Нового Рима, а по национальности (по происхождению) были христианами, поскольку были благодатно всыновлены Христом Иисусом.

В Византии действительно не было среди сынов Божиих ни эллина, ни иудея; не было национальностей в современном смысле этого слова. Именно в этом социальном контексте абсолютно прав апостол Павел: «не говорите лжи друг другу, совлекшись ветхого человека с делами его и облекшись в нового, который обновляется в познании по образу Создавшего его, где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Кол.3:9–11).

Национальность в ее современном социальном смысле появляется после разрушения образа единого стада Христова, после того как сыновство Христу перестало быть актуальным для народа и личности.

Именно на осознании единства гражданства и происхождения (гражданства в тысячелетнем кесарстве Христа и происхождения от вочеловечившегося Господа, то есть в ношении Его Имени) основана идеология Симфонии Государства и Церкви – не простое согласованное правление императора и патриарха, но единство земного гражданства и небесного происхождения (сыновство Христу).

Единство небесного происхождения и земного гражданства, идеологически существовавшее в Новом Риме – в Константинополе, предполагало единого на всю христианскую вселенную земного правителя – василевса и единого вселенского патриарха. Оппозиция римского и константинопольского епископов была порождена именно этой проблематикой.

Если кесарь в Новом Риме, а вселенский патриарх в Старом Риме, то это могло быть проявлением социального несторианства, как бы грубой ни казалась такая интерпретация догмата. Если кесарь и патриарх неслиянно едины, то такое положение не далеко от Православия. Недаром Халкидонский Собор был озабочен статусом Константинопольского епископа, возвышая его до вселенского звания.

Старый Рим совершил разрушение образа симфонии государства и Церкви, короновав Карла Великого, то есть введя во вселенную второго кесаря. Поэтому тогда уже идея неслиянного единства христианской Церкви и государства практически была похоронена. Не может быть двух Христов – Цесарей, владеющих вселенной, как и не может быть двух вселенских первенствующих патриархов. Таким образом, Второй Рим как образ Цесарства Христова не дожил до второго тысячелетия, а уж Третий Рим – это только идеологический мираж.

Русские государи могли знать об этой государственно-церковной идеологии. По крайней мере, Митрополит Московский Киприан на Великом Входе поминал византийского императора и патриарха, а затем только русского князя.

Идеологическая и реальная попытка внедрить ромейскую концепцию на Руси была несостоятельной. В том, что Великий князь Иоанн 4 принял титул царя, никакого указания на восприятие ромейства нет, и не могло быть. Иоанн 4 принял титул татарского хана, а не христианского государя. И доводом-то именования себя царем он использовал то, что русский Великий князь стал государем Астраханского и Казанского ханства, правители которых именовались царями.

Христианские правители не назывались царями. Когда Иоанн 4 стал требовать, чтобы его называли не князем, а царем, то польский король Сигизмунд 1 писал ему: «ни один государь у христиан этим именем не называется, кроме бусурманских царей». При Иоанне 4 в Москве установился не Третий Рим, но скорее – Вторая Орда. Чтобы осуществилось духовное ромейство, необходимо было византийское цесарство, а не царство русского государя, а также вселенский титул Московского Патриарха.

Москва претендовала на вселенский титул, и этот вопрос рассматривался на Соборе в Константинополе, который утвердил деяния Вселенского Патриарха Иеремии по установлению патриаршества на Руси. Собор рассудил, что, несмотря на то, что Русь – единственное в то время православное государство, Церкви Русской непозволительно тем кичиться, поскольку в диптихе наличествуют Церкви с более уважительными особенностями, например – Иерусалимская как место обитания Самого Спасителя, и ей отводится не первое место; посему – быть Русской Церкви после Иерусалимской.

Патриарх Иеремия отправился на Русь не столько для возведения Русского Митрополита в достоинство Патриарха, сколько на поиски места для вселенской константинопольской кафедры. После захвата турками Константинополя встал вопрос о переносе Вселенской кафедры в другой город и государство. Вселенский Патриарх Иеремия предлагал Борису Годунову, как организатору введения патриаршества на Руси, себя в качестве Русского Патриарха, но Борис этого предложения не принял. Если бы перенесение кафедры из Константинополя в Москву состоялось, то тогда можно было бы рассуждать о Третьем Риме как Христовом Цесарстве.

Но Господь не допустил реализоваться этой гордыне.

Единение христианства и государственности не удерживается на лезвие халкидонского богомыслия – всегда наблюдается какая-нибудь антихалкидонская крайность.

Социальное монофизитство – это либо папизм, либо клерикализм, либо папоцезаризм. Социальное несторианство это в основном все виды и формы отделения церкви от государства – придание вере характера частного дела и личного интереса.

Русская история испытала и испытывает все крайности неправомыслия в духе осужденных ересей в Халкидоне. Деятельность Патриарха Никона была монофизитского типа – это было стремление поглотить мирское в церковном. Альтернативой этому монофизитству было «несторианство» Аввакума и «арианство» царя Алексея Михайловича.

Будущие «старообрядцы» составили в послепетровское время костяк буржуа-промышленников. Буржуазное мировоззрение возникает только в том случае, если религия становится частным делом личности, если ей не усваивается прав регулирования общественных отношений. Если даже мы не найдем прямых несторианских высказываний протопопа Аввакума, то плоды старообрядческого менталитета – это несторианство в чистом виде, то есть отделение Церкви от государства. Самого протопопа Аввакума можно считать по мировоззрению Аполлинарием, а по превратностям судьбы – Несторием.

«Арианство» царя Алексея Михайловича заключается в том, что его государственная идеология и деяния его последователей в государственном строительстве не православны по своей сути. Романовы не на словах, а на деле отвергли божественную природу Церкви, допустив, что только государство своими якобы благими деяниями обеспечивает высокое и достойное бытие Церкви.

Как для Ария Христос не Бог по своему существу, но человек, стяжавший божественные достоинства от Единого Бога, так и для российских императоров Церковь не самодостаточна и нуждается во вдохновении императорского «духа жизни».

Возникла мифология о российском царе, «удерживающем» Христову Истину и Мир на земле – как будто Церкви Православной недостаточно собственных божественных сил для спасительного Благовестия и противостояния лукавому. «Социальные ариане» – российские императоры воплотили в жизнь несторианство, разделив церковь и общество. Сословность духовенства было рецидивом ветхозаветного левитства. Взаимное отторжение Церкви и общества приводило к клерикализму и мифотворчеству в церковной среде и к атеизму на периферии религиозности.

Точно ли то, что российский народ до 1917 года был православным?

Известен такой факт. В Великий Пост 1916 года все военнослужащие Российской Армии говели и причастились, но в Великий Пост 1917 года говело меньше десяти процентов военнослужащих. А всего-то, власть перешла ко Временному Правительству, и были объявлены гражданские свободы. И православности как не бывало.

Верные чада Церкви, которые хотели халкидонски мыслить, голосом Поместного Собора Российской Православной Церкви заявили о том, что следует осуществить в России неслиянное единство государства и Церкви. Об этом ниже будет более подробный разговор, но здесь, забегая вперед, следует указать на основные положения, доказывающие необходимость единства Церкви и государства

Поместный Собор 1918 года принял Постановление, в котором выразил свое видение роли и места Церкви в новой России, какую бы форму правления она ни приняла.

Собор постановил: «принять положение, в силу которого Православная Церковь в России должна быть в союзе с Государством, но под условием своего свободного внутреннего самоопределения».

Это и было прохалкидонским решением церковно-государственного вопроса, попыткой отразить в социальной жизни православного народа догмат о двух природах во Иисусе Христе, находящихся в неслитном и нераздельном сопребывании. Неслитность природ церкви и государства отображается в невозможности подчинять Церковь Христову государству, а также – в недопустимости государство растворять в Церкви (первое – духовное арианство, второе – духовное монофизитство); нераздельность природ отображается в невозможности разделить одну личность гражданина и христианина на два лица (Церковь перестанет определять жизнь личности и религия превратится в чувственный мирок обывателя – духовное несторианство).

Решительное размежевание Церкви и государства, так называемое «отделение Церкви от государства», есть социальное несторианство. Только через призму Халкидонского учения о нераздельном и неслитном соединении тварного и нетварного, земного и небесного следует рассуждать на тему о соотношениях Церкви и государства.

После установления власти большевиков был опубликован Декрет Совета Народных Комиссаров «Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви».

Важнейшая концептуальная установка этого документа состоит в том, что проблему религии и места ее в обществе революционеры свели к проблеме гражданской свободы частного лица, исповедание веры которого не должно распространяться дальше его личности, и в лучшем случае – семьи. Это и есть деятельное несторианство – божественное загнано в чувственный мирок обывателя, где должно летаргически уснуть, как уснули все несторианские церкви. Так оформился главный принцип секулярных обществ 20 века – «цивилизованных государств», которые служат примером подражания для современной России.

Постановление Собора с оценкой Декрета об отделении Церкви от государства и школы от Церкви было принято 25 января 1918 года:

«…Священный Собор постановляет:

1) Изданный Советом народных комиссаров Декрет об отделении Церкви от государства представляет собою, под видом закона о свободе совести, злостное покушение на весь строй жизни Православной Церкви и акт открытого против нее гонения».

Спустя много лет, после жесточайших гонений на Православную веру, вечно живая Церковь подражает Своему Основателю, уничижается, но декларирует правду: «Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи». Речь идет о Родине, какова бы она ни была – империей, королевством, республикой, диктатурой и прочее.

Здесь точно проявляется халкидонский тип мышления – соединить несоединимое.

Священный Собор Российской Православной Церкви решал – Православная Церковь не может отвергнуть государственности того народа, чьим исповеданием она является. При этом Церковь не отдает предпочтения тем или иным формам государственности. Декларация, предложенная Митрополитом Сергием, находится в русле решений Поместного Собора – она призывает стяжать единство в несоединимом и различать неразделимые природы.

Ныне во всем мире произошла полная десакрализация государственного устройства христианских народов. Отделение Церкви от государства как конституционный принцип, переходящий в 21 век, закрепляет за Православием характер личного и группового исповедания и лишает его функций по устройству социального и государственного благобытия.

Ныне христианская религия загнана в мирок обывателя, в чувствование «после работы», на время «выходных дней» и на «представительские мероприятия».

Ныне торжествует Несторий – небесное отделяется от земного. Несториански замкнутая в себе Церковь, генерирует клерикализм как организационный принцип и папизм в межличностных отношениях.

При господстве принципа отделения Церкви от государства спасением для живой веры может быть социальное партнерство Церкви и государства и активная социально-культурная деятельность Церкви в целом, и каждой организации и ее члена в отдельности. Даже хозяйственная жизнь религиозных организаций, так сильно развернувшаяся в последнее десятилетие, дает возможность восстанавливать единство Церкви и общества, и, отчасти, государства.

Но время православных цезарианских монархий ушло – упразднился один из трех онтологических признаков приоритетности Православной Церкви, указанных в Соборном Постановлении, – «православие – религия подавляющего большинства населения». Следовательно, Третий Рим не состоится. Новый мировой порядок – это не Христово цезарство.

Христианский Рим – это единство тварного и нетварного, земного и небесного, государства и Церкви. О таком ныне и не мечтается; тысячелетнее цезарство Христа окончилось с Византией и грядет только в будущем как Второе Пришествие.

Создание общества милосердного равенства и справедливых возможностей под силу только целостному союзу государства и Церкви в духе определений Поместного Собора Российской Православной Церкви в 1917–1918 гг., упоминавшихся выше.

Постановление Собора: «принять положение, в силу которого Православная Церковь в России должна быть в союзе с Государством, но под условием своего свободного внутреннего самоопределения».

С. Н. Булгаков, выступая на Поместном Соборе с речью о правовом статусе Российской Православной Церкви, говорил: «Можно сказать, что если Церковь жива и действенна, то и культура и государственность будут вдохновляться этой ея жизнью. Такова и есть задача Церкви, ея традиции, способ ея действования в истории. Нет предела, куда бы ни проникала церковная благодать».

Даже не вторгаясь в сферу политических отношений, Церковь может тесно взаимодействовать с государством во всем спектре социальных отношений. Ничто не мешает Церкви давать нравственную и экспертную оценку любому законопроекту Федерального Собрания, затрагивающего интересы соотечественников.

Не может Церковь проходить мимо деяний государственных органов, ведущих к ухудшению благосостояния граждан, какого бы вероисповедания они ни придерживались. Голос Церкви, возвещающий истину о мирских делах, должен быть слышен обществом. Помимо этого, современные религиозные объединения могут стать эффективными организаторами различного рода социального служения в масштабах всей страны. Участвуя в любом предприятии социального делания, Церковь может входить в соучредители социальных структур своим особым «уставным капиталом» – нравственным авторитетом и системой положительных ценностей, устрояющих гармоничные межличностные и межгрупповые взаимоотношения.

В частности, в области здравоохранения Церковь может вносить свой вклад, развив систему института сестер милосердия. Тогда профессионально-нравственная подготовка медицинского персонала станет особой социальной функцией Церкви.

Аналогично может действовать Церковь в сфере просвещения, культуры, социального призрения и социальной адаптации отдельных категорий граждан. Каждый общественный факт и процесс имеют двойственную природу – их материальная форма бытия и их социально-нравственные реализация и значение, государство обеспечивает эффективность материальных процессов общественного воспроизводства, а Церковь формирует нравственный фон реализации этих процессов.

Гуманизация материальных общественных процессов – двуединая задача сотрудничества государства и Церкви. Хотя бы – очеловечение (гуманизация), не говоря уже об одухотворении.

Раздел Концепции 3.8. Государство, в том числе светское, как правило, осознает свое призвание устроятъ жизнь народа на началах добра и правды, заботясь о материальном и духовном благосостоянии общества. Поэтому Церковь может взаимодействовать с государством в делах, служащих благу самой Церкви, личности и общества. Для Церкви такое взаимодействие должно быть частью ее спасительной миссии, объемлющей всестороннее попечение о человеке. Церковь призвана принимать участие в устроении человеческой жизни во всех областях, где это возможно, и объединять соответствующие усилия с представителями светской власти.

Условиями церковно-государственного взаимодействия должны являться соответствие церковного участия в государственных трудах природе и призванию Церкви, отсутствие государственного диктата в общественной деятельности Церкви, невовлеченность Церкви в те сферы деятельности государства, где ее труды невозможны вследствие канонических и иных причин.

Областями соработничества Церкви и государства в нынешний исторический период являются:

а) миротворчество на международном, межэтническом и гражданском уровнях, содействие взаимопониманию и сотрудничеству между людьми, народами и государствами;

б) забота о сохранении нравственности в обществе;

в) духовное, культурное, нравственное и патриотическое образование и воспитание;

г) дела милосердия и благотворительности, развитие совместных социальных программ;

д) охрана, восстановление и развитие исторического и культурного наследия, включая заботу об охране памятников истории и культуры;

е) диалог с органами государственной власти любых ветвей и уровней по вопросам, значимым для Церкви и общества, в том числе в связи с выработкой соответствующих законов, подзаконных актов, распоряжений и решений;

ж) попечение о воинах и сотрудниках правоохранительных учреждений, их духовно-нравственное воспитание;

з) труды по профилактике правонарушений, попечение о лицах, находящихся в местах лишения свободы;

и) наука, включая гуманитарные исследования;

к) здравоохранение;

л) культура и творческая деятельность;

м) работа церковных и светских средств массовой информации;

н) деятельность по сохранению окружающей среды;

о) экономическая деятельность на пользу Церкви, государства и общества;

п) поддержка института семьи, материнства и детства;

р) противодействие деятельности псевдорелигиозных структур, представляющих опасность для личности и общества.

Церковно-государственное соработничество представляется также возможным в ряде других сфер в тех случаях, когда оно служит исполнению задач, соответствующих вышеперечисленным областям церковно-государственного взаимодействия.

Рассмотренные с точки зрения Священного Писания и Священного Предания Православной Церкви такие категории, как труд, общество, государство, собственность, благосостояние, социальная справедливость и милосердие, здесь объяснены и раскрыты не так, как принято в обычной политэкономической литературе. Должно быть уверенным, что Священное Писание и учения святых отцов содержат в себе Истину, которая лежит в основе всех иных истин.