Глава IV. Борьба язычества с христианством. Волхвы

По изображению Начальной летописи, язычество не оказывало активного сопротивления новой религии. Но надобно полагать, что были люди, не сочувствующие делу Владимира, такие упорные язычники принуждены были бежать из Киева, о чем упоминает Татищев⁴⁵³. Вероятно, таких беглецов было не мало. Обширные леса и болота давали им полную возможность спокойно служить своим старым богам. Акад. Е.Е. Голубинский полагает, что введение христианства сопровождалось волнениями, открытым сопротивлением и бунтами. Но летопись молчит об этом. Есть указание, что в Новгороде христианство было введено гражданской властью, действовавшей вооруженной рукою: известная пословица гласит, что «Путята крестил мечем, а Добрыня огнем»⁴⁵⁴. Допуская возможность и даже логическую необходимость борьбы язычества с христианством, мы должны признать, что ни летописи, ни народная литература не сохранили об этом определенных указаний. А потому следует думать, что активные выступления язычества были ничтожны. Главную причину этого мы видим в том, что русское язычество не имело строго выработанного религиозного ритуала и вместе с тем не имело и жрецов. Старший в семье был в то же время и жрецом. На первый раз охранителями язычества могут показаться волхвы, о которых рассказывается в Начальной летописи. Волхвы на Руси были известны давно. Олег, как сообщает Начальная летопись под 912 г., спрашивал волхвов-кудесников от чего он умрет⁴⁵⁵. Конечно, вера в волхование и сами волхвы возникли в языческую пору. Христианство считало волхвование бесовским делом, а самих волхвов за служителей бесов. С распространением христианства волхвы теряли доверие у более просвещенной части русского общества: прибыльное их ремесло падало, и потому естественно волхвы оказались ревностными поборниками язычества и противниками христианства. Преимущественно волхвы появлялись в северо-восточной части Руси, по соседству с финнами. Сохранилось предание о появлении волхва в Новгороде6 рассказ об этом передается в летописи под 1071 г., но на самом деле волхв в Новгороде мог явиться между 1074–1078 г.⁴⁵⁶ Волхв обещал перейти реку Волхв пред всеми. Не окрепшие в христианстве новгородцы взволновались Положение епископа было затруднительным. Он облачился в священные облачения и, взяв крест в руки, сказал: «Кто хочет верить волхву, пусть идет за ним; а кто верует (во Христа), пусть идет ко кресту». На сторону епископа стал только князь Глеб Святославич с дружиной, а за волхвом пошел весь народ. Князь Глеб спрятал под полу топор, подошел к волхву и спросил у него: «Знаешь, что будет сегодня?» – «Сотворю великие чудеса», – отвечал волхв. Глеб ударил его топором, и волхв пал мертвым. Видя, что предсказания волхва не исполнились, народ разошелся⁴⁵⁷. Это собственно единственный случай, когда волхв стал в открытую оппозицию христианству. Волхвы скоро поняли, что им не одолеть господствующего течения. Они стали скрывать свое ремесло и в значительной мере сумели удержать свое влияние на народ. Отметим, что волхвы появлялись открыто только во время народных бедствий, преимущественно во время голода. Так появились волхвы во время голода в 1024 году и около 1071 г. в Ростовской земле⁴⁵⁸. В обоих случаях волхвы проявили непримиримую вражду к пожилым и богатым женщинам, которых убивали и имущество которых забирали себе. Может быть волхвы видели в старухах конкурентов по ремеслу: известно, что и теперь старухи нередко занимаются знахарством и ворожбой, даже сложилась поговорка, что «всякая старуха-ведьма». Волхвы старались повлиять на народ предсказаниями, иногда странными до нелепости. Так, появившийся в 1071 году в Киеве волхв предсказывал, что через пять лет Днепр потечет обратно, земли перейдут с места на место: греческая земля станет там, где русская, а русская, где греческая, т.е. произойдет великая катастрофа. В этом предсказании малодушные могли усматривать наказание за измену старым богам; предполагалось, что для избежания великого несчастия следует оставлять новую веру и обращаться к старому язычеству. Неверные верили волхву, а верные смеялись над ним, говоря «бес тобою играет на пагубу тебе». Действительно, так и случилось: в одну ночь пропал он без вести. В 1091 году появился в Ростове волхв, который погиб⁴⁵⁹. Летопись не сообщает причины скорой погибели волхва. Вероятно, он был схвачен по приказанию князя. По крайней мере мы имеем ясное указание, что в 1024 г. князь Ярослав, переловив в Суздале волхвов, одних из них подверг заключению, а других казнил. Если волхвов подвергали заключению, то вероятно пожизненно, так как о них прекращались всякие слухи. Опасаясь гражданской власти, волхвы редко обнаруживали свою деятельность. Еще реже они оказывали сопротивление властям. Такой случай был около 1071 года. Однажды в Ростовской земле, где тогда был голод, появились двое волхвов. Они распустили слух, что причиной голода являются женщины, вследствие чего много женщин было убито, а имущество их волхвы брали себе. Поднимаясь вверх по Шексне, волхвы пришли на Бело-озеро, имея с собою триста человек своих сторонников. Гражданская власть немедленно обратила внимание на беспорядки, вносимые волхвами, и воевода князя Святослава Ярославича боярин Ян Вышатич, пришедший на Бело-озеро за сбором дани, потребовал выдачи волхвов, как убийц. Жители были на стороне волхвов. Дело дошло до кровавого столкновения, после чего волхвы были выданы. На допросе волхвы рассказали воеводе миф о сотворении мира и человека: «Бог мылся в бане и вспотел» и проч.⁴⁶⁰ Волхвы были казнены. Итак, мы видим, что деятельность волхвов всюду была прекращаема государственною властью. Народ же относился сочувственно к волхвам. Впрочем, следует принять во внимание, что волхвы появлялись у нас в 11 в. во время общественных бедствий, когда в толпе с особой силой оживают старые верования и предрассудки. Волхвы поняли, что стоящие на страже новой религии князья не допустят их деятельности и открыто уже не выступали.

Но возникает вопрос: кто были эти волхвы? Представителями какого язычества они были? В Начальной летописи рассказывается, что один новгородец ходил в Чуд к кудеснику гадать, и гаданье не удавалось, пока на новгородце был крест. Итак, кудесник из чуди был финн-язычник, а не русский. «Каковы ваши боги и где они живут?», – спрашивал новгородец у волхва-финна. «Живут они в бездне», – отвечал волхв, «образом черны, крылаты, имеют хвосты, иногда поднимаются под небо, подслушивая ваших богов, ваши (христианские) боги на небе; если кто из ваших людей умрет, то возносим на небо; если кто умрет из наших (язычников), то носим к нашим богам в бездну». «Так оно и есть», замечает благочестивый летописец, присовокупляя от себя благочестивое размышление⁴⁶¹. В описи чудина своих богов легко узнать нашего народного чёрта, который не соответствует христианскому диаволу, так как не имеет закоренелой злобы. Черт наших народных рассказов глуп и сестен: умный мужик всегда его надувает. Ростовские волхвы так рассказывали воеводе Яну о сотворении мира: «Бог, мывшийся в бане и вспотев, отерся ветошкой и бросил ее с неба на землю; и сотворил диавол человека, а Бог душу в него вложил. Потому то, когда умирает человек, в землю идет тело, а душа к Богу»⁴⁶². Остановимся подробнее на этой легенде о миротворении.

Описанный в летописи рассказ волхвов о сотворении человека в более целом виде сохранился среди мордвы, среди природных финнов. По мордовской редакции человека вздумал сотворить не Чам-Пас, добрый верховный бог, а Шайтан, злой бог, сатана. Шайтан лепил тело человека из глины, песку и земли; выходили у него то свинья, то собака, гады. Шайтану же хотелось слепить человека по образу и подобию Чам-Паса. Тогда Шайтан позвал птичку-мышь и приказал ей вить гнездо в одном конце полотенца, которым Чам-Пас утирается, когда в баню ходит, и развести там детей: один конец станет тяжелей и полотенце с гвоздика от неравномерной тяжести упадет на землю. В се так и случилось: когда полотенце упало на землю, Шайтан подхватил его и обтер им свой слепок, и получил человек образ и подобие Божие. После того Шайтан стал оживлять человека, но никак не мог в него вложит живую душу. Душа в человека была вдохнута Чам-Пасом. Между Шайтаном и Чам-Пасом произошел продолжительный спор: кому должен принадлежать человек? Наконец, когда Чам-Пасу надоело спорить, он предложил поделить человека, после смерти человека душа должна идти на небо к Чам-Пасу, который ее вдунул, а тело гниет, разлагается и идет к Шайтану. А птичку-мышь Чам-Пас наказал за то, что она послушалась Шайтана, летала на небо и свила гнездо в Чам-Пасовом полотенце: Чам-Пас отнял у нее крылья и приставил ей хвост такой же, как у Шайтана, и дал ей такие же лапы, как у него⁴⁶³.

Обломки финского сказания о творении человека дьяволом находятся в современных малорусских сказаниях. По одному из них, сатана, в подражание Богу, лепил фигуру по образу своему, и получился козел, которого сатана не мог оживить. По просьбе дьявола Бог дунул на козла, и козел стал живой. Происходит спор, чья тварь козел. «Почему же ты называешь козла своею тварью?» сказал Господь: «ведь я оживил его: твоя глина, а козел мой». Чтобы прекратить спор, Господь сказал дьяволу: «Если ты удержишь козла, пусть тогда он будет твой; а не удержишь – Мой». Сатана согласился, но удержать козла, который отбивался от него рогами, ему не удалось, только он оторвал часть козлиного хвоста.

По другому рассказу, дьявол стал делать человека, но слепил волка, которого оживил Господь: волк чуть не разорвал дьявола⁴⁶⁴. Вышеприведенный мордовский рассказ о творении человека служит комментарием к летописному рассказу под 1071 г. Летописный рассказ отрывочен, в нем нет стройности и последовательности. Есть основание думать, что описанные летописью волхвы были финны-язычники; если же это были русские, то они свое учение о создании человека заимствовали у финнов.

Летопись передает, что волхвы держались дуалистического учения о творении человека. В летописи нет указания, как учили волхвы о миротворении. Возможно, что это учение было сходно с рассказами современной нам мордвы о том же предмете. Вот финская легенда о миротворении. Плывший по водам Чам-Пас плюнул с досады на свое одиночество. Из этого плевка образовался огромный бугор, в котором скрывался Шайтан Чам-Пас послал Шайтана на дно моря за песком, чтобы из него сотворить землю, и заповедал Шайтану помянуть его, Чам-Пасово имя. Шайтан не сразу исполнил повеление Чам-Паса и, только в третий раз, помянув его имя, мог достать песку, но при этом часть песка скрыл во рту. Чам-Пас разбросал песок, который стал расти; образовалась земля. Вместе с этим рос песок, скрытый во рту Шайтана, причиняя ему страшную боль. Шайтан должен был признаться в своем поступке. Чам-Пас приказал Шайтану выплюнуть изо рта скрытый песок, отчего образовались бугры, горы и холмы, а до того земля была равная и гладкая. Чам-Пас проклял Шайтана и изгнал его в преисподнюю⁴⁶⁵. Этот рассказ удивительно совпадает с рассказами о миротворении, слышанными нами в Смоленской губернии. Таким же дуалистическим миросозерцанием проникнуты малороссийские легенды о миротворении; и содержание у них одно и то же⁴⁶⁶. Булашев отмечает сходство малороссийских рассказов о миротворении с религиозно-мифическими представлениями американских индейцев Чипеваи и легендами карел Олонецкого края. Об американских индейцах мы ничего не можем сказать. Что же касается карелов, то существование у них дуалистических мифов понятно, так как карелы – финны: одна народность обыкновенно имеет одни и те же сказания. Отметим, что одна малороссийская легенда весьма сходна с сербской народной песней «Царь Дуклиан и креститель Иован»⁴⁶⁷. По сербской песне, Дуклиян, вероятно известный гонитель христиан римский император Диоклетиан, и Иоанн Креститель – побратимы. Они пьют вино на берегу моря, после чего начинают играть, бросая яблоко, – нечто в роде игры в мяч. Креститель сильно бросил яблоко, и оно упало в море. Дуклиян предложил Крестителю достать яблоко со дна моря, если только Креститель не завладеет его короной. Пока Дуклиян доставал из моря яблоко, Креститель полетел на небо и просил Бога разрешить ему хитростью овладеть короной. При дальнейшей игре Креститель нарочно забросил яблоко в море. Дуклиян опять берется достать яблоко, если только Креститель не будет трогать его короны; затем Дуклиян, поставив на страже ворона, нырнул в морскую пучину. Креститель заморозил море, схватил корону и полетел на небо. Ворон закаркал, и Дуклиян поспешил подняться на верх, для чего ему пришлось пробить толстый слой льда. Дуклиян настиг Крестителя у небесных врат и не мог уже отнять у него короны, только, схватив за ступню, вырвал у него кусок мяса. В утешение ему, Господь сделал, что в всех людей имеется то же самое, т.е. выемка на подошве ног. Этот рассказ отрывочен и непонятен. Значительно осмысленнее и цельнее малороссийская легенда, записанная в с. Рыхте, Подольской губернии. В те времена, когда не было еще на свете ничего, а была одна вода, Бог, ходя по той воде, увидел пузырь, в котором оказался маленький невзрачный человечек с хвостом и рожками. Бог назвал этого человечка Сатанаилом и сделал его чем-то в роде своего товарища (итак, дьявол соначален Богу по этой легенде). Бог приказывает Сатанаилу достать со дна моря горсть пестку, чтобы создать землю. Сатанаил обнаруживает гордость и неповиновение. Только в третий раз у него осталось ничтожнейшее количество песку под ногтями, и из этой земли Бог творит землю. Сатана хочет погубить уснувшего Бога, но убеждается только в своем бессилии. Однако Господь был к нему милостив и даже подарил ему золотую корону на голову. Бог творил мир, а Сатанаил бесчисленное количество подобных себе человечков, т.е. дьяволов, при помощи которых он хотел овладеть небом. Но Бог сверг Сатанаила и всю его рать с неба и создал ангелов, среди которых особенною любовью Его пользовался Миха. Обладавший только двумя крыльями Миха спускается на землю и дружится с Сатанаилом, задавшись целью отобрать у Сатанаила его золотую корону. Дальнейшее в общих чертах сходно с сербской песней. Приятели купаются в море и спорят, кто больше продержится под водой. Миха хитростью заставил Сатанаила продержаться под водою возможно большее количество времени, а сам схватил корону и бросился на небо. Сатанаил с трудом пробил прокрывающий море лед и пустился догонять Миху. Имея шесть крыльев, Сатанаил догнал Миху и отнял бы у него свою корону. Но Господь бросил Михе громадный огненный меч, которым Миха отрубыл Сатанаилу с одной стороны три крыла, вследствие чего Сатанаил шлепнулся на землю. Тогда Господь отнял у Сатанаила конец его имени – ил и приставил его к имени Миха; таким образом Сатанаил стал называться Сатана, а Миха – Михаил. Замечателен конец легенды. Злобствуя на Михаила, Сатана изготовил громадный чугунный столб с приспособлениями для приковывания шеи, рук и ног и хранил этот столб в глубокой яме, надеясь когда-нибудь захватить ненавистного Миху. Однажды, когда Сатана пробовал свое изобретение, проходил мимо какой-то слабенький старик и стал спрашивать, что это за вещь. Давая объяснения, Сатана надел на себя цепи, приладил их и позапирал. «А что, Дед, хорошо, а?» спросил Сатана «Аминь», изрек старик, и тотчас железо слилось, и Сатана очутился на веки закованным. Дед был ни кто иной, как сам Бог⁴⁶⁸. Булашев отмечает сходство украинских сказаний дуалистически-космогонического характера с апокрифами, каковы: «Свиток божественных книг» и «Беседа трех святителей»⁴⁶⁹. Малороссийская легенда, содержание которой мы кратко изложили явно проникнута богомильством, ересью, возникшей в 9 столетии на Балканском полуострове. Возможно, что наша легенда сложилась под влиянием апокрифа, на книжной основе. Но как сложился приведенный нами выше финский рассказ о сотворении мира, проникнутый дуализмом, след. Тем же богомильством? Мордовский рассказ записан в 19 столетии. Возможно, что мордва позаимствовала легенду у русских и переработала ее сообразно своему миросозерцанию. В таком случае и мордовский рассказ является отражением книжного апокрифа. Но как же объяснить сходство русского летописного рассказа под 1071 г. с мордовской легендой? Решить этот сложный и темный вопрос нелегко. «Возможно», говорит Веселовский: «что черемисская, мордовская и т.д. и южнославянская легенды принадлежали первично одной и той же полосе развития и религиозного миросозерцания; богомилы лишь внесли в круг своих дуалистических мифов, может быть, не славянское представление, отвечавшее их целям, а черемисы и алтайцы получили обратно свой старый космогонический миф в освещении христианской ереси и апокрифов»⁴⁷⁰. Предания наших инородцев иногда оказываются весьма сходными с таковыми же преданиями русскими и болгарскими и со старой повестью о мироздании, популярной среди раскольников. Эти предания могли быть заимствованы русскими у инородцев. Зато и раскольники несомненно оказывали влияние на инородческие предания. Так, например, в одной мордовской легенде содержится рассказ о рукописании Адама, о древе познания⁴⁷¹. Академ. Веселовский сильно сомневается в исконно-славянском характере дуалистического мифа о мироздании⁴⁷². Он склонен признать дуализм ростовских кудесников, о которых говорит наша летопись, в основе своей финским⁴⁷³. Волхвы нашей летописи – финны из ростовской мери. Легенда о сотворении человека, рассказанная ими Яну, и до настоящего времени, как мы видели, сохранилась среди нижегородской мордвы, только в более цельном и понятном составе, без пропусков. Сближение между финским и русским племенами носило мирный характер. Финские боги обрусели, стали русскими бесами, чертями наших народных сказок и поверий. «Вот почему русский летописец 9 в. говоря о волхвах, не делает и намека на то, что ведет речь о чужом племени, о Чуди: язычество, поганство русское или финское для него совершенно одно и то же»⁴⁷⁴. Г. Могульский в статье «О мнимом дуализме в мифологи славян» развивает мысль, что дуализм был чужд религиозному сознанию славян. Что касается русских ересей 11 в.⁴⁷⁵, то г. Могульский всецело их возникновение приписывает богомильству⁴⁷⁶. В заключение отметим, что до сих пор среди мордвы сохранился обряд, напоминающий об избиении женщин волхвами в 11 ст. Состоит он в следующем. Когда мордвины готовятся совершать свое общественное богослужение, по дворам ходят избранные люди для сбора жертвенных припасов. В каждом доме старшая замужняя женщина берет обеими руками за тесемки мешок с мукой, закидывает его через голову назад за голые свои плечи и не оглядываясь задом подходит к сборщикам. Сборщик, взяв в одну руку мешок, другой рукой пять раз колет подошедшую в обнаженные плечи и спину, читая при этом молитву, а потом перерезывает тесемки, и сумка падала в подставленную для того кадку⁴⁷⁷.

Других активных выступлений язычества мы не знаем. Но это не значит, что оно без борьбы уступило свое место христианству; только это сопротивление было не активное, а пассивное. Известно, что сторонники язычества при св. Владимире бежали из Киева в глухие места. Полагаем, что в чистом своем виде язычество долго не могло продержаться: слишком велик был пример князя и боярства, принявших новую веру. Примеру властей следовали подчиненные, примеру Киева другие города, а за ними и пригороды. Родившиеся в язычестве, те, кого крещение киевлян застало в зрелом возрасте, могли быть убежденными почитателями древних богов. Но естественно думать, что новые поколения, не порывая совершенно со старыми верованиями, ничего уже не имели против новой веры и охотно ее принимали. Тут-то и получалось двоеверие, приводившее в негодование наших христолюбцев и ревнителей правой веры. Именуясь христианами, русские люди в значительной мере оставались при своих старых взглядах и верованиях. Язычество продолжало жить, как уклад жизни. Этот полуязыческий строй жизни, это двоеверное миросозерцание особенно были крепки и живучи по украинам, в селах и деревнях, удаленных от городов. Таким пристрастием к старине особенно отличались женщины, которых наши древние проповедники усердно обличали в идоломолении и волшебстве⁴⁷⁸.

Знакомство с древней русской литературой и обличительной литературой в частности приводит нас к убеждению, что «бабы богомерсския» и вообще древне-русские люди верили и жили по-язычески не вследствие упорного нежелания жить по-христиански, а вследствие плохого знания христианского вероучения. Мы нигде не видим и следов того, чтобы древняя Русь пыталась сравнивать старую веру с новой или же сознательно отдавала предпочтение язычеству перед христианством. У нас долго держались языческих воззрений только потому, что наши предки плохо знали христианство. Язычество не выступало против христианства, а продолжало существовать прежде всего потому, что его нечем было заменить: духовенству нужно было время и способы научить население новой вере. Конечно, когда русский народ был оглашаем проповедью христианства, язычество исчезло не тотчас. Ведь и в органической природе нужно время и труд, чтобы вместо многолетних пустивших в почву глубокие корни растений, развести новые злаки. В этой пассивности была значительная сила язычества, которое было крепко тем, что народ сросся, сжился с ним в течение многих веков. Замечательно, что русские люди обыкновенно не замечали своего двоеверия: народная масса считала себя истинно христианской, что не мешало ей справлять старые праздники и чтить своих старых домашних богов. Но делалось это не вследствие предпочтения язычества христианству, а просто по незнанию нового закона. Иерархия обличала народное двоеверие, но сам народ, двоеверно живший, считал себя истинно верующим, не замечая и не зная, что в его жизни много языческого. Таким образом язычество оказывало христианству пассивное сопротивление. Сила язычества заключалась в невежестве народной массы.