Глава V. Брак

По свидетельству нашей Начальной летописи у русских язычников существовали неодинаковые формы брака: у полян практиковался привод невесты вечером к жениху, а у древлян продолжала существовать древнейшая форма брака – умычка. Летописец отрицает существование брака у древлян, хотя сам здесь же сообщает, что молодежь на игрищах совещалась, после чего происходила умычка: очевидно, умыкалась та девушка, которая изъявляла на то согласие. Конечно, у древлян, как и у полян не было христианского брака, т.е. таинства. Но без сомнения, существовал брак, как постоянная связь мужчины и женщины, с обязательствами с обеих сторон. У древлян было в обычае многоженство: некоторые имели по две и по три жены, вероятно, люди состоятельные⁴⁷⁹. У самого князя Владимира, до его крещения, был большой гарем. В поучении новгородского владыки Ильи-Иоанна (1165–1185 г) заключается замечательный по полноте перечень форм заключения языческого брака: 1) привод невесты в дом жениха вечером; 2) умычка; 3) наложничество; 4) случайная связь⁴⁸⁰. Одной из первых забот нового, христианского государства была забота об устройстве семьи на христианских началах. В урегулировании брачного вопроса заинтересованы церковь и государство. В первые века христианства на Руси светская власть в лице князей признала себя не компетентной относительно некоторых явлений жизни, которые были безразличны с языческой точки зрений, но шли в разрез с христианскими требованиями. В числе таких явлений был и брак. Гражданская власть поручила церкви ведать брачные дела, как это видно из уставов Владимира и Ярослава. Хотя светская власть передала ведение брачного дела иерархии, тем не менее князьям все-таки приходилось вступать в разбирательство дел, в основе которых лежали запутанные семейные отношения. Таковы были дележи наследства после смерти главы семьи. Как поступали в этом случае наши князья, нам говорит устав новгородского князя Всеволода Мстиславича (до 1136 г.). В этом уставе есть статья о долях наследования имущества между детьми от первой, второй, третьей и четвертой жены. Языческие традиции и языческие формы брака еще были столь живы в 12 веке, что светская власть считала необходимым принимать во внимание народные традиции, и детям от третьей и четвертой жены выдавалась «прелюбодейная часть». Эта доля была меньше первых двух, тем не менее дети от третьей и четвертой жены в глазах гражданской власти, были законными, хотя и наследовали меньшую часть по сравнению с детьми от первых двух жен своего отца. Впрочем, может быть в этом деле сказывается и христианская гуманность, признающая, что дети не виновны за слабости своего отца.

Исторические памятники свидетельствуют, что наши иерархи весьма заботились о чистоте христианского брака и неленостно назидали свою паству в этом отношении. Так, митр. Иоанн 2 (ум. 1089 г.) обличал тех, кто имел по две, или по многу даже жен, пущая одних и прилепляясь к другим; таких митрополит приказывал вразумлять, а если не исправятся, считать чуждыми церкви (прав. 15). Люди простые жили со своими женами без венчания, полагая, что венчание нужно только князьям и боярам; свадьбы совершались по-язычески с плясанием, гудением и плесканием. Таких следовало подвергать епитимии, как блудников⁴⁸¹. Новгородский владыка Илья Иоанн в 1166 г требовал, чтобы пастыри не допускали сожительства без благословения церкви: «венчайте аче и с детьми»⁴⁸². Митр. Максим (1283–1306) в своем правиле писал «держите жены от святые соборной и апостольской церкви… Аще ж их держите в блуде, без благословения церковного, то что ти в помощи есть. Но молимся им и нуди их, аще и старии суть и младии, да венчаются в церкви»⁴⁸³. Итак, в 12 и 13 веках бывали случаи, когда русские люди, вероятно, из просто народия, жили не венчаясь; иногда даже доживали так до старости. Митрополиты приказывали таких венчать безотносительно к тому молоды они или стары, т.е. давно или не давно сожительствуют. Из послания митр. Фотия новгородцам в 1410 г. видно, что многие жили с женами без брака и «без благословения поповска понялися»; были и такие, которые состояли в четвертом браке; таковых надлежало отлучать от причастия. Фотий разрешал третий брак в случае бездетности при первых двух, но на вступавшего в третий брак налагалась тяжелая церковная епитимия, запрещение в течение пяти лет ходить в церковь и причащаться. Браки в то время заключались чрезвычайно рано, святитель запрещает венчать «девичок менши двунадцати лет, но венчайте как на третиенадесять лето поступить»⁴⁸⁴. Митр. Фотий отмечает недостаточно серьезное отношение русских людей к браку. Поучение по своему содержанию имеет в виду общехристианское назидание, но без сомнения, митрополит касается тех сторон жизни, которые наиболее требовали назидания⁴⁸⁵. В безыменном поучении, весьма сходном с посланиями Фотия, запрещается иметь наложниц и незаконных жен, равно как и незаконных мужей⁴⁸⁶. Митрополит Фотий в послании к псковичам в 1427 г. запрещал в церковные старосты избирать троеженцев; к тому же бывали случаи, что такие лица вступали во второй и третий брак при жизни первой жены⁴⁸⁷. В послании митр. Ионы (около 1452 г.) к вятскому духовенству заключается укоризна что пастыри не обличают многоженцев; бывали случаи, что некоторе имели до семи жен⁴⁸⁸. Из грамоты того же Ионы (около 1456 г.) видно что бывали случаи женитьбы десятым браком⁴⁸⁹. Самое сильное влияние на ход государственных дел имела духовная власть при Михаиле Федоровиче, когда патриархом был Филарет, отец царя. В силу своего исключительного положения патриарх Филарет мог применять к нарушителям чистоты брака суровые меры. Так в 1628 г. был скован в железах и сослан в монастырь боярский сын Нехорошко Семичов «за его великое воровство и за беззаконное за блудное дело, что он воровал, с рабами своими с девками многажды блудил и прижил с ними семеро ребят, а те девки меж себя двоюродные сестры». Семичов отбывал наказание в монастыре, исполняя черные монастырские работы, в церковном поучении; «кроме смертного часа, не давать ему никакой святыни»⁴⁹⁰. В 1633 году в Никольский Корельский монастырь по указу патриарха был сослан на церковное покаяние стольник Колычев за блудное дело: «он беззаконством с жонкою прижил трое ребят». Колычев должен был в течение года сеять муку на братию⁴⁹¹. Деятельными сотрудниками высшей иерархии в борьбе против языческих форм брака было низшее духовенство, как белое, так и монашествующее, особенно духовники, которые имели огромное влияние на своих чад духовных. Указанный факт понятен сам собою, и мы не будем на нем останавливаться. Достаточно отметить известные «Вопрошания Кирика»⁴⁹². Ссылаемся также на вопросные статьи в русских уставах исповеди, в которых первенствующее положение занимают вопросы о чистоте брачных отношений⁴⁹³. Из сказанного видно, что нарушение чистоты брачной жизни и грехи против седьмой заповеди были нередки в древней Руси. Чаще всего наши иерархи обличали сожительство без благословения церкви и требовали, чтобы венчались люди, имеющие уже детей, т.е. давно сожительствующие. В этих случаях можно видеть непонимание народом христианства, разбросанность населения, далеко не всегда имеющего возможность обращаться со своими нуждами к духовенству и проч. Но вряд ли был здесь разврат.

Необходимо отметить, что большинство обличений подобного рода направлено к обитателям окраин: в Пермь, Вотскую пятину, в Сибирь. В Сибири бывали случаи даже браков в самых близких степенях родства; жители же Вотской пятины скорее были язычники, чем христиане, так как поклонялись деревьям и камням, почитали более арбуев, чем священников. В Перми молились болвану Воипелю. Но здесь речь идет не о русском населении, а о финском. В своем послании в Пермь (1501 г.) митр. Симон прямо говорит о новообращенных. Чудские, ижорские, карельские и другие уезды и погосты Вотской пятины были заселены язычниками, или же такими финскими племенами, которых только по имени считали христианами. Архиепископ Новгородский в 1534–5 г. посылал туда иеромонаха Илью, который объехал многие погосты и уезды и всюду истреблял языческие обычаи, восстановил правоверие, а некрещеных крестил. Насколько успешно было дело Ильи, видно из того, что чрез 12–13 лет по поручению арх. Феодосия в ту же пятину для искоренения язычества посылали священника Никифора. Результаты деятельности последнего неизвестны⁴⁹⁴. То же самое следует сказать о Сибири. После покорения ее Ермаком, туда в 1582 г. было послано десять священников. В 1585 г. там уже были «русские города с православными церквами»⁴⁹⁵. И тем не менее в сибирских городах многие жили не христианским обычаем: вступали в связь с татарами, женились на родственницах; мужья отдавали своих жен в заклад и проч.⁴⁹⁶ Мы знаем, что в Сибири и теперь немного городов, а в конце 16–17 вв. их было еще меньше. Полагаем, что русских по сравнению с сибирскими инородцами было очень мало. Эти русские были или служилые люди, или искатели счастья, скорой наживы, которым было мало дела до обращения сибиряков в христианство. Православное духовенство, бывшее в Сибири для духовных нужд русского населения, не могло успешно проповедовать инородцам слово спасения, как вследствие незнания языков сибирских разнородных инородцев, так и вследствие разбросанности населения. Даже в настоящее время инородцы Сибири и северной части Европейской России не все крещены, и, конечно, не все крещеные могут считаться истинными христианами. Итак, указания памятников 16–17 в. на остатки язычества в народной жизни мы относим не к русскому населению, а к инородческим племенам, обитавшим на севере и на востоке от коренного русского населения. Необходимо отметить, что обитавшие среди инородцев русские, вследствие своей малочисленности и невысокого культурного уровня, не могли быть проповедниками христианства, чаще же сами от них многое заимствовали. Затерянные среди чуждых племен, принужденные приспособляться к чуждой среде, русские колонисты сами нередко сознательно или бессознательно усваивали чуждые им нравы и верования, вследствие чего чистота христианства потемнялась. Давнишняя совместная жизнь на одной и той же территории при одинаковых условиях почвы и климата естественно могла сблизить взгляды и верования русских и финнов, и других инородцев, живших совместно. Соседство народностей обыкновенно вызывает обмен и взаимодействие верований. Это вело к тому, что уровень нравственности и чистота религиозного миросозерцания русского населения северных окраин государства и Сибири понижались. Конечно, такое явление печально, но оно почти неизбежно. Замечено, что даже образованные представители культурнейших наций (немцы, французы), очутившись вдали от родины среди некультурной обстановки (, например, в Африке), обнаруживают быстрый упадок нравственности, предаются пьянству, разврату и проч. На основании исторических документов, можно думать, что в 15–16 в. и в первой половине 17 в. в русском обществе были распространены чувственные пороки. Указать на причину этого явления мы не можем. Во всяком случае древнее язычество к этому явлению никакого отношения не имело. Иерархия ревностно обличала грех против седьмой заповеди как в русском народе, так и среди обрусевших новокрещеных финнов.

Мы отметили мероприятия церкви против нарушений чистоты и святости брака. Но наш очерк был бы не полон, если бы мы не указали на печальные явления в русской жизни, касающиеся того же брачного вопроса, но потемненного и извращенного пороком. Имеем в виду такие виды греха против седьмой заповеди, каковы содомия и скотоложство. Особой связи этих грехов с русским язычеством мы не находим. Причастные к этим грехам люди действовали не в силу каких-либо доисторических традиций, а просто удовлетворяя своим порочным наклонностям. Полагая, что люди, обнаруживающие наклонности к этим ужасным порокам, психически ненормальны.

Грехи этого рода были известны в Греции, и против них имеются постановления в Кормчей⁴⁹⁷. В церковном уставе св. Владимира упоминается заставанье «с четвероножиною» т.е. скотоложство⁴⁹⁸. Если судить только на основании литературных памятников, то необходимо сделать вывод6 в первые века христианства у нас очень мало были распространены противоестественные пороки. Развитие их относится к более позднему времени, к 15–16 вв. Так, в епископском поучении, помещенном в Кормчей 15 в., автор обличает «содомскую пагубу, его же и в бессловесных несть»⁴⁹⁹. Уставы преп. Ефросина и преп. Иосифа Волоцкого (гл. 9) запрещают допускать в монастырь подростков мужеского пола. Правда, наши монастырские уставы составлялись под влиянием уставов греческих, где отмеченное обстоятельство предусмотрено. Но русская действительность показала, что постановления преп. Ефросина и Иосифа имели в виду не одну идею, а и печальную современную им действительность. Оказывается, этому ужасному пороку был подвержен даже глава русской церкви, митрополит Зосима, как это видно из сочинений преп. Иосифа Волоцкого⁵⁰⁰. Старец Елизарова монастыря Филофей в своем послании умолял великого князя Василия Ивановича искоренить из своего православного царства «горький плевел» содомии⁵⁰¹. Того же самого явления касался Филофей в послании к царю Ивану Васильевичу, считая содомию жертвой и диаволу⁵⁰². Обыкновенно о пороках исключительных много не говорят с одной стороны в виду щекотливости предмета, с другой стороны потому, что нужен повод, чтобы заговорить: все исключительное редко. Филофей считал необходимым писать об этом правителям русского государства, следовательно, порок принял широкие размеры. Это подтверждается другими источниками. В сочинениях митр. Даниила (1522–1539) рассеяно множество обличений против невоздержания всякого рода его современников и в том числе обличение грехов против седьмой заповеди. Восставая против обычая многих мужчин румяниться и удалять на лице волосы (выщипывали на лице волосы из бороды и усов), Даниил дает понять, что это делалось с гнусными намерениями содомии⁵⁰³. По словам Даниила, в 16 в. у нас господствовали грубые чувственные пороки. Простой народ погрязал в разврате, аристократия изощрялась в противоестественных формах этого греха⁵⁰⁴. Одно из посланий Даниила писано к лицу, погрязшему в содомии до потери физической крепости и ослабления умственных способностей⁵⁰⁵. Вероятно, низкий уровень нравственного состояния русского общества, рассматриваемый под аскетическим углом зрения монаха иерарха, побудил Даниила высказать взгляд противный христианской нравственности: Даниил допускал оскопление в видах достижения и сохранения целомудрия⁵⁰⁶.

Против содомии направлено сильное «слово на потопляемых и погибаемых без ума, богомерзким гнусным содомским грехом, в муках вечных» Максима Грека. Видно, что в груди преподобного кипело негодование. Он находил, что следует занимающихся содомией казнить чрез сожжение и предавать вечной анафеме: «Проклят всяк, иже с мужским полом спит», – говорит ревнитель чистоты и благочестия⁵⁰⁷. Неизвестный автор послания к Грозному говорит, что его современники порицали брак и одобряли содомию. Грех был очень распространен, в нем были повинны даже бояре, воеводы и близкие к царскому двору люди. Автор умолял царя искоренить опасный и гнусный порок⁵⁰⁸. Послание точно не приурочено к определенному лицу и приписывается то митр. Даниилу то попу Сильвестру. Вероятно, оно написано между 1547–1552 гг.⁵⁰⁹ Стоглавый собор открыто признал, что среди русского общества распространены блуд, прелюбодеяние и содомия⁵¹⁰. В 1552 г. митр. Макарий писал послание в Свияжск к царскому войску. Из послания видно, что воины бесстыдно блуд содевали со младыми юношами, содомское зло, скаредное и богомрезкое дело. Митрополит отмечает, что воины оскверняли освобожденных из плена пленников, жен и девиц⁵¹¹. Такое же распутство было присуще русскому обществу и в начале 17 в., если верить показаниям иностранцев. Шаум и Юрий Крижанич свидетельствуют, что русские погрязли в содомском блуде, говорили об этом открыто, нисколько не стесняясь, даже хвастаясь своим грехом⁵¹². Олеарий, посетивший Москву в 1634, 1636, 1639 и 1643 годах, сообщает, что русские обычно говорят о сладострастии, о постыдных пороках, разврате и проч. «Некоторые из них», говорит Олеарий: «грязнят себя отвратительным пороком, известным у нас под названием содомского». Олеарий отмечает, что русские на время греховного дела снимали с себя крест, а в комнате завешивали иконы⁵¹³. Конечно, к показаниям иностранцев о России следует относиться осторожно. Так, англичанин Флетчер, посетивший Россию в 1588 г. и издавший в 1591 г. свое сочинение «О государстве Русском», писал следующее: «нельзя сказать, наверное, что преобладает в этой стране – жестокость или невоздержание. Впрочем, о последнем, я и говорить не стану, потому что оно так грязно, что трудно найти приличное для него выражение. Все государство преисполнено подобными грехами. И удивительно ли, когда у них нет законов для обуздания блуда, прелюбодеяния и других пороков»⁵¹⁴. Картина, нарисованная Флетчером крайне мрачна. Но мы не сомневаемся, что Флетчер излишне сгустил краски. У него есть сведения заведомо ложные. Так, Флетчер считал русских идолопоклонниками; был убежден, что русские признают только три таинства: крещение, причащение и елеосвящение… и проч.⁵¹⁵.

Итак, на основании исторических свидетельств мы полагаем, что 16–18 вв. были периодом нравственного упадка русского народа. О причинах этого, особенно распространения содомии, определенно сказать затрудняемся. Скорее всего этот порок временно был распространен под влиянием татар. Со времени Петра Великого противоестественные пороки не подвергаются общественному обличению как это было в эпоху Грозного. Очевидно, более просвещенное русское общество гнушалось толь низкого порока, хотя слабости относительно седьмой заповеди водились за многими, в том числе и за самим Великим Преобразователем. Необходимо отметить, что все высказанное обличителями пороков русского общества должно быть относимо прежде всего к высшему слою русского общества и к жителям больших городов, собственно Москвы. Известно, что материально обеспеченная аристократия всегда, во все времена, обнаруживала склонность к нравственной распущенности. То же должно сказать о скученном населении больших городов. Но аристократия и городской пролетариат не могут считаться показателями нравственного состояния целого народа. Народная словесность свидетельствует, что наш народ чрезвычайно высоко чтил и чтит нравственную чистоту и верность. Достаточно указать только на следующее: по народному взгляду брак – дело великое и святое; он ни в каком случае не должен и не может быть расторгнут; одна смерть может разъединить супругов на земле. Для подтверждения нашей мысли достаточно сослаться на Пушкинскую Татьяну, в лице которой великий национальный поэт изобразил тип русской женщины согласно с народными воззрениями⁵¹⁶. Народная жизнь свидетельствует, что нравственное начало всегда было сильно и крепко у русских людей. В этом мы видим влияние церкви.