Видения потустороннего мира

Подготовка текста и комментарии А.В. Пигина

Необыкновенное приключение с одним русским крестьянином

Крестьянин Семион Федотов, имевший от рождения 25 лет и женатый на крестьянке Анне Ивановой, 1788 году⁹⁷⁵ поутру, в самое заговенье пред Рождественским постом⁹⁷⁶ поехал в лес за нарубленными дровами. И, наклав тяжелый воз, возвращался домой, но на дурном месте дороги, хотевши поддержать свой воз, падением онаго так сильно был ушибен, что оба бедра его совсем были раздавлены, спинная кость свихнута и одна нога вывернута, и он без памяти привезен был домой товарищами. В сей тяжкой болезни мог он с помошию привязаннаго к потолку пояса поворачивать только грудь, ноги же и спину поворачивали другия. В таком положении лежал он 7 недель. Четверо таскали его в печь и парили, однако без пользы, мазали потом мозжевеловым маслом. И прислан был цирульник, чтобы пустить кровь. Но больной на это не хотел согласиться, говоря, что пускание крови ему не поможет. После того, хотя он и мог таскаться на костылях, однако все не владел ногами и был весьма слаб. Управитель послал его в город к лекарю, который, осмотрев переломленную ногу и найдя ее заросшею хрящем, а спинную кость поврежденную, отказался лечить и решительно объявил ему, что он никогда не будет иметь ноги и спины премыми. Во время сей болезни жена, наскучив им, хотела было отравить его, но по зделаному на нее доносу сама в том призналась, была дома наказана и от мужа прощена.

В самое масличное заговенье⁹⁷⁷ на заутрени, то есть на росвете, или, по-крестьянски, в поддымки,⁹⁷⁸ сделалось ему крайне тяжело. Он почувствовал во всем теле такое разслаблеяие, что не мог двинуть палцем. Скоро потом он увидел на левой стороне в головах у себя двух юношей, ростом с семилетних детей, в длинных платьях, так сияющих, как лучь солнечный. Но что было у них на головах, того не приметил. Лица их были прекраснейшия, а сами без крыльев. Сии юноши стояли, ничего не говоря, только миловидно на него глядели. Больной испугался и почел в мысли своей, что приходит его конец. Он сказал отцу своему: «Батюшка! Ступай скорее по священника причастить меня, кончина моя пришла, и застанешь, либо нет!» Отец, усмотря его слабость, спрашивал у него, что с ним. Но он уже не мог отвечать и остался без языка.

Когда отец поспешил отправится за священником, тогда два сказанные юноши, взяв больнаго под обе руки, повели его, казалось, вон из избы. Он видел себя точно так, как был, то есть в одной рубашке и с крюченною ногою. В то же время показался ему обыкновенный ясный дневный свет. Но потом, чрез минуту, перешел он к Вечному дому, где уже свет был гораздо ярче. На сем кратком пути в левой стороне юноши показали ему мытарей, кои стояли по два, одни других повыше, числом около 20-ти, как бы на лестнице.⁹⁷⁹ Юноши сказали ему: «Тут мы водим души грешныя, которых сии мытари у нас отбивают. Так что у иной души грешной к нам неможно стоять: Царя Небеснаго прогневаем». Мытари показались ему в человеческом виде, с ужасными и безобразными лицами и с рогами, и были столь страшны, что, по его словам, естли бы увидел их кто здесь живущий, то в то же бы мгновение от страха умер.

Сей Вечный дом почитается храмом Божиим. Повыше над ним великое сияние и многия вечныя пресветлыя жилища. Возле сего храма множество гуляющих в рясах Божиих зеленаго цвета. Они питаются благовонием воздуха, который называется там благодатию Духа Святаго. Столь там радостно, как здесь у обедни в Светлое воскресенье. Юноши показали ему священника, которой гулял возле храма. На нем были обыкновенныя свяшенническия одежды золотаго цвета с разными или со всякими цветами. Священник сей был стар, с русою бородою. О сем священнике сказали ему, что он совершает службу в храме Господнем всякое воскресенье и что все там живущия ходят к службе. Храм Господень, внутрь котораго он не был введен, был великаго пространства и вышиною подобен здешним церквам. На нем стоял крест. На правой стороне храма виделось вышеупомянутое великое сияние, о коем он не знает, что оно такое. В левой же стороне храма, пониже, был сад без ограды, в нем находились младенцы крещеные. Юноши сказали: «Здесь младенцы крещеныя до 7-милетняго возраста. Им тут быть определено». Ниже сего места был сад же, но потемнее, в нем живут некрещенные младенцы.⁹⁸⁰ На окружающих сии места лугах гуляют многие, между коими сам-пят некоторый петербургской господин, прочие четверо – его бывшие слуги. О сем господине юноши сказали ему, что они все пятеро, согласясь, постились, ели один хлеб, носили власяницы, а в обуви ежевую кожу и в полтора года получили здесь покой. Они вместе умерли тому полтараста уже лет.

Потом повели его вниз, ниже места некрещеных младенцев, в Сумрачное Царство, где такой свет, как по захождении солнца бывает здесь в сумрачной день. Там все лежат на лугу; в чем одеты – не знает. Им нет муки, нет и света, только ходят по воскресеньям молиться, и куда – ему не показано. Тут же есть разноцветныя огни и что-то кипящее, о чем ему сказано так: «Здесь некоторыя без муки, другия же в муке».

Чрез это Сумрачное Царство привели его к огненной реке. Она так широка, что другаго ея берега не видно. Огонь сей реки, сказывал он, как будто глядит на человека и подобен обыкновенному печному огню, только очень жарок. И нельзя, по его словам, на версту к нему подойти: он чувствовал, что ему жарко было. Юноши при этом сказали ему: «Нельзя ближе подойти, ибо, де, хотя мы и ангелы, но сего огня боимся и не можем в нем помогать грешному, страшась гнева Божия». В огненной сей реке указали чернокнижников, ростовщиков, убийц, однако ж крещеныя находились отдельно от некрещеных. Там ему показывали также цыганов, кои яко душегубцы мучатся. Те, которыя стоят по шею в огне сем, ужасными голосами вопиют: «Истинный Владыка, Царь Небесный! Долго ли маяться?» Тех же, кои на дне глубоко находятся, совсем не слышно. Там и самоубийцы. Ему сказано: «Напрасно говорят сии слова: потребим душу. Душа не потребляется, не убивается, а потребляется только тело. Душа же, где бы ни умер человек, будет здесь, за Сумрачным Царством».

К огненной реке стоит великий железный тын, к которому свет приходит в отсвечиваниях огня сей реки. Тут люди безпрестанно подымают один конец сего тына, между тем как другой опять упадает. При них находятся другия, которым легче сих работников. Они гоняют тех с одного конца на другой, дабы подымали упадающий тын. Страждут же за одно слово: здесь бы мне сладко в богатстве и славе, а там, де, мной хоть тын подопри. От сей речи ангел углем чернеет, когда оную скажут. С сих работников пот льется, как кровь. В чем они одеты, за великим разстоянием не мог он видеть. За рекою находится страна тьмы, где, сказано, живут люди, не наблюдавшии закона, которыя не почитали за грех совокупляться с мачихою, сестрою и прочими.

Посем водители обратились назад, левее, шли по другим уже местам. И, перешед опять Сумрачное Царство, показали между оным и раем, или Царством Небесным, страну, в которой жесточайшая стужа. Там издали видел он привязаннаго к столбу человека в одной рубахе, который дрожа кричит: «Господи! Озяб я, издрог. Долго ли маяться?» Юноши сказали, что он страждет за то, что, бывши богат, гонял нищих и не давал им ничего. Видел еще некоего крестьянина, за ребро повешеннаго за то, что, притворись больным и подкупая выборных,⁹⁸¹ два года не ходил с прочими на работу, а по ночам свое домашнее дело отправлял. Он вопиет тоже: «Господи! Долго ли маяться?». Однако он не совсем висит, ибо поддерживает его сила милосердия. Тут ему приказано от юношей сказать людям: «Давайте милостыню! Скромная милостыня сияет паче солнца».

Потом опять привели в Царство Небесное, где показали ему вдалеке одно небольшое каменное строение, и сказали: «Тут будут двое из вашего города: один постарее, а другой в твои лета. Тот, де, который постарее, умыслит изменить Божию слову, но Бог по милосердию не допустит его до сего и лишит жизни в то же время, когда он это задумает. Сии двое из купечества и торгуют по правде». Показали в стороне сад Елисеев, в котором будет по смерти бедный ему знакомый крестьянин Елисей, садовый работник.⁹⁸²· Сад Елисеев имеет особое от райских лугов и жилищ отделение. В нем прекрасныя цветущия деревья, невиданныя поющия птицы. Там многия гуляют, но каковы и кто, за великим разстоянием он не знает.

Потом показали садик, дерев из 20-ти, где на возвышенном месте лежит девица П. округи, которая жила здесь 42 года. Показано еще приготовленное сиденье для двух крестьян, живущих на дороге из В. в ... (sic!), ибо живут правдою: что посеют, то и ядят. Сказано при том, что они оба умрут в 1789-м году в Светлое воскресенье, а если попросят Господа Бога, то за прежнюю их доброту Господь им жизни прибавит. Привели к палатам невернаго купца, то есть нехристианскаго вероисповедания, который выкупал невольников из тюрем, одевал нагих и питал нищих. Затем он видел трех маймистов,⁹⁸³ в рогоже гуляющих, видел молодую девицу, с тростию ходящую. Причем сказано, что она из города В. А за нею шли 4 крестьянина с почтительным видом. Она, говорили, напрядала в год себе на 3 сарафана и на 3 рубашки, а прочее, что выробатывала трудами своими, тайно давала известным ей бедным, из коих сии 4 пришли с нею в рай. Они помнят добро, им зделанное, и благодарят ее. Там же видел он еще великое и прекрасное здание, которое строится для шестерых в М. живущих, из коих об одном только крестьянине сказано, что он подает великую милостыню и что здание сие строят ему благословения и желания ему Царствия Небеснаго тех, кои от него принимают. О прочих же 5-х, кто они таковы и за что тут будут, не сказано.

Потом опять было показано ему место, где на удивление другим поставлен столб, ежевою шкурою до половины обитый, а внизу столба раскаленные гвозди. Это готовится крестьянину В. уезда, села К., или деревни, не знает. Готовится за то, что он, питаясь с семейством своим хорошею пищею, одной из 3-х невесток своих, которую не любит, дает оглодки и корки, а она плачет, благодарит Бога и никому не сказывает. Сей крестьянин по смерти приведен будет мимо мытарств прямо на сие место его муки. Тут же сидит женщина на креслах, и ее терзают змеи, ужи, ящерицы и лягушки за то, что, обещавшись быть девицею, не соблюла обета и вышла замуж. Еще какому-то неизвестному К. прикащику поставлено жилище.

После сего видел он 5-х человек, лежащих на постелях под одеялами. За то, что невинно казнены смертию, им можно лежать, но неможно ходить. Тут толковали ему о мудрости, ко вреду на земле употребляемой, по которой иныя чародействуют, продают такия хлебныя семена, кои в два года приходят, а в третий пропадают, обманывают в мерах. И что за это и за прочее бывает, для примера показали ему близ страны некрещеных младенцов женщину, на стуле горящую за то, что по ненависти первой удой коровы изжарила и вылила в навоз, отъчего корова изсохла и умерла. Причем сказано, что за мучение безсловесных животных много потерпят. Еще показан был крестьянин, который путал ноги чужих лошадей, для того чтобы их тем портить и стирать щотки,⁹⁸⁴ дабы к езде зделать неспособными. Он томился тем, что череп его стягивали конскими волосами.

Наконец, юноши ему говорили: «Раб Симеон! Скажи, чтобы не клеветали и не ябедничали, не перекрещивались,⁹⁸⁵ чтоб любили Бога и ближняго». Толковали также, что Господь хочет, чтобы все шли в рай, но нейдут сами, и что как скоро человек обратится на истинный путь и покается, то Господь покрывает тогда же грехи его, но что иные и каются, однако ж в покаянии лицемерят, оттого Господь и не приемлет покаяния. Далее толковали, чтоб народ о том не судил, как кто умирает, что о смерти человека ни ангелы не знают, а ведает о сем один Бог, что Господь не радуется тому, когда люди идут во тьму, но прощает скоро и убийцу обращающагося, что все игры, которыя обыкновенно бывают в великий праздник, не от Бога, но от диавола изобретены в ругательство святости Божией, что Бог не определил (не пишет народу) никому смерти ни от качелей, ни от пьянства, ни от самоубийства и что души умирающих от сего ввергаются прямо в глубину огненной реки.

Потом повели его как будто под гору. Свет убавлялся и сделался таков же, как наш. Они как бы съсунули его с горы. Он почувствовал холод, как бы морозом его ошибло, опомнился в самой обед, встал на ноги и зделался здоров. Спинныя кости и ноги стали совсем прямыми. Внутреннии глаза его открылись: он видел грешных людей черными, как смоль, а на тех, кои лучшей жизни, – здоровый алый цвет. Тот священник, который с благоговейными мыслями служит, светел в лице, и слова его благоуханны, как малина, а грешный и не благоговейный черен и так как бы нес великую на себе тяжесть. Он видел на торгу крестьянина, у котораго змей висит, как жернов, на шее за то, что он обещался давать милостыню и давал, но перестал и впал в скупость, послушавшись совета других, которые говорили ему: «Что ты раздаешь? Ты и сам будешь нищий». В этом сам он признавался ему, хотя Симеон и не сказывал, что он видит на нем, а спросил только, отчего ему тяжело.

Ему не приказано сказывать о трех вещах, о коих говорить и думать он боится. И когда спрашивали, то он говорит, что и спрашивать о сем грех. «Лучше, – говорит он, – дам я себя сжечь на костре, лучше увижу отца моего и мать сожигаемых, нежели скажу то, что мне не велено сказывать. Да хотя бы я и захотел кому сказать о том, так язык у меня не поворотится и слов не сыщу в себе». Когда спрашивали у него, для чего он, увидев ангелов и подумав, что конец его пришел, не сказал отцу, что видит, то он отвечал: «Мне дано было только то сказать, что я сказал. А прочее и хотел я сказать, но не мог выговорить». Ангелы когда повели его, сказали ему, что они опять его приведут назад, показавши то, что Бог открыть повелел. Также сказывал он: «У меня и поныне такая смелость говорить о том, что мне приказано, что если бы и палаш висел над моею шеею, я и тогда говорил бы без страха». Когда спросили его: «Скажи хотя это: те три неизрекаемые вещи злыя ли или добрыя?», тогда он переменился в лице, робел и говорил: «Грех о них и думать». Один из его начальников вскоре после его выздоровления принуждал его сказать, какия то были вещи. Он, долго противившись, наконец сказал: «Изволь, быть так. Я тебе скажу о них, но знай и верь, что я и ты, как скоро я выговорю их, умрем в ту же минуту». Это испугало спрашившаго, который, не желая так скоро умирать, оставил свое любопытство.

Когда происходило сие видение, тогда тело его лежало бездыханно, без всяких знаков жизни трое суток, оставалось только движение пальцов, а потому и медлили его погребать. Господин его находился тогда в тех деревнях и, узнав о сем, призывал к себе крестьянина своего Симеона, распрашивал, но не хотел всего слушать, а отнес это ко бреду, бывающему в горячке, почему и велел пустить кровь из правой руки. Он, хотя и не хотел этаго, однако ж должен был повиноваться. Это не лишило его упомянутаго зрения. После сего он, по свидетельству управителя тех деревень, жил упражняясь в молитве и почти всякую ночь ходя тайно на паперть церковную, отстоящую от деревни в полуторе верст, куда брал с собою товарища, молодаго крестьянина Конона. Но когда о том узнали, то ему стали препятствовать и даже гнать до того, что хотели отдать в рекруты.

По совету родни, отца и матери, говоривших ему, чтобы он жил с женою и не довел бы ее до распутства, он долго колебался сам с собою, наконец послушался их и в тот же день лишился духовнаго зрения, что случилось 1789 года в августе месяце. Возчувствовал сию потерю, сожалел он о сем и раскаивался, почитал великим грехом свой поступок и потому, согласившись с упомянутым Кононом, пошел в октебре месяце в лес, в самое пустое место. Там во рве вырыли они себе пещеру. С ними был топор и заступ, они нарубили дерев и сделали в пещере сруб, где и жили три недели и 5 дней, упражняясь в молитве с коленоприклонением. Пища их во все это время состояла в льняной избойне,⁹⁸⁶ которую дал им крестьянин, приезжавший в лес за хворостом. Сверх того другой крестьянин дал им 20 реп. Когда же ничего у них не осталось, то они ели липовой лист. В первые шесть дней пребывания в сей избушке слышали они над собою многих кузнецов, кующих железо с великим стуком, чем крайне были испуганы. Во все сии 3 недели выходили вон только три раза и, к удивлению, не имели даже нужды в телесных извержениях. О всем этом Симеон не сказывал до тех пор, пока услышал оное от управителя, который и приказал ему то подтвердить. Но и тогда просил, чтобы сего не писать, дабы не привести в огласку. Конец и Богу нашему слава.

Вологодской губерни, Тотемскаго уезда, села внутреннаго суточное видение девици Пелагеи Ивановны в 1818-м году, месеца марта 2-го дня

В первое воскресенье святаго Великаго поста,⁹⁸⁷ с вечера на понеделник, легла я спать в дому своем на полатях и спала целые судки безобразно. Во сне увидела себя на месте незнаемом и необычном, где стоял дом высокой, собою нехорошей. В него осмелилась взошла по леснице, едва всходила. Внутри его ничего нет, толко весма черно, ровно котелное дно или под овином. Видела среди избы поставлен железной стол, а на нем один деревянной ковш с водою. Окончин нет во всех окнах. По улице шли салдаты к востоку вперед. Походя по избе недолго, вышла я вон обратно и зашла во двор, подобно кирпишному сараю. Видела тут разныя страшилища; видела людей, жгущих два пучка соломы: сожигали неизвеснаго человека. Устрашась, я бежала.

После очутилась на лугах обилных и прекрасных. Любуясь тут разным цветам, ходя, искала себе дороги. Увидела тропочку, шла по ней в надежде вытти к какому ни есть селению. По дороге видела рощи изретка, увидела там дома преогромныя и прекрасныя и церквы, но не на земли, а висят как, но выше, на воздусех. Сама себе говорила: «Что же такое необычное место и удивителное? И спросить неково». Однако у одново дому был отворен крылец. Тут увидела: умершая моя меншая сестра, то я спросила: «Сестрица, чей етот дом?» Она мне говорила: «Дом етот твой есть». Я взошла внутрь покоев, в коим вид весма хорош собою. Он продолговат, о трех окнах. Из него видно весма далеко. Увидела я на правой стороне, далеко к востоку чрез рощи, церкви и дома пресветлые, как премножества солнце, сияющия лучами светлыми. А на левой стороне в отдалности, к западу восходит дым густой во множественном количестве. О сем спрашивала я свою сестру, но она не знает.

Заглядывала я в другие двери, увидела там седящаго человека на окне, которой мне говорил, что «вам, всем сестрам, сряду построены горници». Сестра моя мне говорила: «Иди, сестрица, вон. Спроси у крылца стоящих под яблонью певчиех, наподобие дьяконов, одетых в белых стихарях,⁹⁸⁸ с книгами и кадилами, спроси о замужной сестре нашей болшой, где ее дом находится». Я, пришедши к певчим, поклонилася по повелению моей сестры, одново из них называла Васильем. Сама тому не веря, спросила, чтобы не ошибилась: «Прошу вас, батюшко, как вас называют?» Он ответствовал: «Так и называют, как ты говорила». Я их просила: «Прошу покорно вас, батюшки, покажите мне дом болшей моей сестры замужней, где он находится». Они сказали: «Пожалуй, покажем». Повели назад миня на конец улици, и сестру мою меншую. И увидела дом там сестры болшей, он не очунь хорош, руки средней.

Все мы скоро поворотились назат, обратно. Трое певчиех и я на левой руке несли сестру свою меншую, коя показалась мне очунь мала. Шли дорогой, улицами и садами. Стречались со многими партиями салдатами, кои идут в светлых одеждах, в золотых галстуках и в венцах на головах своих. Спрашивала я певчих: «Что они очунь хорошо снаряжены, галстуки и венцы прекрасны и светлы?» Певчие мне отвечали, что они были в съражениях убиты, для того идут в венцах мимо сего места прямо в самой рай.

С сего времени и с их слов очуствовавшись, я узнала, что нахожусь я на другом свете, а не на етом. Тогда спросила я певчих: «Батюшки мои, покажите мне роднаго брата моего, он также служил государю и помер. Где ево дом находится? Мне хочется желателно ево увидеть». «Здесь, – говорили певчие, – очунь далеко он. Да не знаем, пропустят ли тебя до него. Однако хотя бы хотела или не хотела, да пойдем». Повели миня; в сих разговорах пришли до реки, чрез кою переходили по мосту, где за рекой гора, высоты наивеличайшия. Тут всходила я на нее, употребя великие труды. Правою рукою опиралась о землю, а на левой руке держала сестру свою. Кое-как вспялились на вершину оной горы. Распустили и навесили на миня седку, потому что видимых мною светозарных лучей без седки никакому человеку зреть неможно. Смотрила я сквозь ея.

И вели миня певчие улицами, и садами, и рощами до церкви, ис коей вышел наш бывшей священник отец Григорий со крестом и с Евангелием. Он мне говорил: «Каким ты образом сюда пришла?» Я отвечала: «Миня певчие привели сюда». Он говорил про себе: «И мне бы не жить при сей церкве, да один святой помолился и упросил за миня, за что миня сюда и привели. А тут бы мне быть там, где ты видела выходит густой дым. Да, пожалуйсте, скажи моей попадье тогда, когда придешь домой, чтобы она не делала помочей⁹⁸⁹ в воскресенье, и никакие бы работы не работала, и не опивалася бы вином. Ибо и за пирушки-те такие не минут вечнаго наказания. Конь сей, котораго ты видишь, ходил и помогал ей, когда она жила благочестиво. А ныне, видно, она жить пременилася, что конь сей отсюда не отлучается и к ней помогать перестал ходить. Однако мужа святаго, котораго я почитал в жизни своей, перенес он миня чрез все мытарства. Сказать словом: теперь мне здесь хорошо. Но и попадье моей здесь дом был построен, но переменен за перемену ея жизни, что она стала жить непостоянно». Певчие миня торопили ити вперед, и я священником своим простилася.

Перешли места несколко весма прекрасные. Стены града явилися чрезмерно высокия и благолепныя. Врата града сиянием удивляли б здесь каждаго человека, что зрить на них неможно. При вратах поставлен образ Спасителя нашего Иисуса Христа, к сему повелено было мне приложится и пасть на землю. И я сие учинивши, а певчие читали молитву «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас» трижды. Изнутри града отвечали: «Аминь! Буди имя Господне благословенно отныне и вовеки веков. Аминь!» Также и певчие отвечали: «Аминь».

Врата града отворили два мужа светолепные. И во вратах отворили седку обширнее прежние, и надели на миня, что без седки нелзя мне было видеть и стерпеть светозарных лучей. И повелели мне встать на ноги. Муж, блистающи светом, им говорил: «Для чего вы сюда привели девицу грешную? Ей здесь быть не надлежит». Певчие отвечали: «Ради сроственников ея пропустить можно». Оной светозарной муж разгнул книгу, в коей вся деяния моя, дела, и словеса, и помышления ясно объявлены и показуются; хотя и не учившемуся писанию, все ясно познает и уразумеет. Тут я и узнала, что хотя миня и привели на место светлое, но жить мне тут не приходится, но будет мне казнь и мучение по делом моим. Трое певчиех несли седку передо мною, чтобы мне лзя было итти по великолепному оному месту. Там видела я души чистыя в виде голубиц, белейши снега, на местах златых и прохладных веселятся, мужей, и жен, и детей малых – сказать об них совершенно неможно, и подобия на земли нет.

Подымались мы вперед в высоту и наконец достигли храма наивеличайшаго. Называли его собором вечнаго блаженства, высота его человеку видеть неможно. Сказывали: ему конец там, где престол Всевышняго Бога. Тут виделись с моим братом и радовались, которой находится во оном соборе. Он радовался о мне, но мало, потому что мне места нет сесть и остановится, что я темна.

Во оных светозарных местах видела я там малых детей, разделенных на четыре части. В первой части – в ризах позлащенных и с крыльями; во второй части – в ризах сребрянных, без крылья; в третьей части – без крыльев же, видом несветлы; в четвертой части – темнообразные и с крыльями же. Я певчих спросила: «Что они не в одном виде?» Мне они толковали, что златокрылые – души младенцев, умирающих воспою,⁹⁹⁰ кои здесь сравнены с мучениками и златотканно одеты, и даны им крылы. Сребровидные – души в болезни умерли, первых не достигнут. Третия часть – несветлыя, незаконнорожденныя, за невинность свою почтены местами светлыми, а они не достигли первых. А темныя сии имеют и крылье – удушенныя своими матерми, ради своих матерей темны вид имеют. А естьли когда матери их в совершенное покаяние принесут, тогда они позлащены будут, и достигнут воспою умирающих, и в златотканные одежды облекутся.

Еще видела я трон посреде града. На нем стояли три венца, светом сияюще, яко солнце. Спросила я певчих: «Батюшки мои, что ето за венцы очунь светлы?» Они отвечали: «Ето три венца, средней возложен будет на Матерь Божию, когда Судия приидет судити живых и мертвых; по правую руку – венец девице чистой и неоскверненной, а по левую руку – вдовице, которая чрез тритцать лет не осквернила себя, ума своего, серца, ни души, ни тела своего». В сих разговорах шли обратно, назад. Брат мой провожал миня от собора до врать царских, шол за нами, ступая по моим следам, чтобы то место освятить, где мои темные ноги и грешные становились. Все там видела прекрасно и великолепно. Вышедши из ворот града, тут с братом простились.

Проходили мостами. Там же видела человека, идущаго нам встречу, обложеннаго цепми железными, а видом весма страшнаго и очерненнаго, руки ево прикованы к коленам. Я о нем спросила: «Что за человек?» Певчие мне говорили, что он в жизни своей был нездоров и часто болен, а исцеления не просил у Создателя своего, но ходил к колдунам и волшебникам искать себе помощи – за то по смерти ево прикован был сими цепми к самому аду. А ныне поминовением по нем вывели его из ада и ведут в си царские врата во град, где его раскуют и водворят после сего в одном месте.

Видела я: стоит стол величайшей, на столе лежит хлеб чистыя, около его стоят в ряду много женщин. Они от глада желают насытится, сесть для установления алчбы своея, но не могут и нелзя, потому что у них руки прикованы к серцу и ноги к полу, потому, глядя на хлеб, плачут. Певчие мне говорили: «Они, живучи в мире, ласково принимали на словах странных и другов своих, но лицемерно, а на серце своем не держали истинной любви и нищих не миловали, а самым делом не делали – за то и лишаются онаго хлеба с таковыми руками». Да после сего и многих таковых я видела.

Вели мине мимо сего места; шли местами болотными, и зыбкими, и смрадными, всякаго гада множеством преисполненно. Тут я узрела участь свою неизбежную, мне означенную певчими за творение дел моих в жизни моей. Доведена я была до ужаснаго и величайшаго рва, и в длину онаго рву конца невидимаго не имеющемуся. По оному протягнута цепь, наподобие связи железной, а на ней повешены человеки кулаками в замок, коих снизу дым густой покрывает. Видны толко у них одни руки, которые поверх цепей. И в ужасе человека распознать неможно. Изъо рва с дымом выметываются искры с треском силным, от того шума ничего слышать неможно. На правой руке стоят безобразные демоны с своими книгами, кои чинят допросы грешникам. Между рвом сим – дорога в три бруса шириною, и поперег рва накладены брусья, чрез кои должно нам перехаживать.

Схватили миня тут темныя демоны и бросили как бы по-нашему в голбец.⁹⁹¹ Тут летела я без всякаго порядка; тут во ужасе болшем, как изумленная, кричала я безперерывно. Еще подхватили миня во тме демоны темнообразные и колотили гвозья премножество в голову мою, да и руки мои не знаю к чему приковали, называли миня окаянною и непотребною. Я певчим молилась во всю силу. Мучение продолжалось, пока не отворили дверей. Отворя двери, певчие покадили миня, говоря злобным, что «вы уже свое взяли, и ей мучимой быть не надлежит». По проговорению их как бы некая сила невидимая вырвала миня оттуды, и руки мои ослабли, и все демоны от миня отстали. Я в болшей ужасти не могла видеть и узнать, что делается. А за мною оттуда вылетел змий крыластой и бил миня по правой щеке без пощадения, как лев рыкая⁹⁹² или вол ревущи, вопль мой заглушал своим визгом и криком. И я ничего тут не могла увидеть, а повсюду я искала себе защиты и не находила.

И взяли миня певчие, пришли на другое судное место, где я без оправдания, добрых дел у миня не было. Посаждена я была на горячей камень, и камнями в миня бесы метали и били в зубы мои, ибо неможно терпеть таковаго биени, но недолго, певчие кадя на миня, демоны и змий отставали, и болезнь мне престала.

И достигнув третьяго места – по моему блудному делу. Волоса на мне загорелись и заделались длинные до самой земли, опаляли все тело мое и распирали лице мое железными удици, тем продолжалось мучение мое. А змий с высоты сналету на миня нападал и бить в голову мою не переставал, как то неможно мне было от него оборонится и видеть места, по коему я шла в безпамятстве за певчими, кои миня не жалели, упрекали миня моими злыми делами и говорили: «Аще бы ты шла с делами добрыми, то б перед тобою катился клуб огненной, отганял бы всех демонов, а не змий крыластой». Как певчий покадили, и все демоны и мучение от миня отставало.

Потом на четвертом месте стретили нас демоны и схватили мине, еще не дошедшую, и бросили на огненную воробницу,⁹⁹³ вертящуюся над бездною с дымом. И руки мое к ней приковали, и оную со мной махали и досягали ровно до самова дна, что я со страсти не могла узнать и обратно назад выносили. Потом певчие вступили в спор великой с безобразными, сняли миня с воробници, говоря им, что «вам ваше все отдано, и более нет вам до нее дела». И я, как изумленная, кричала безперерывно, не знала конца своему делу. Ужас смертелной находил на каждом шагу.

Певчие предъставали миня на пятое судное место, где я была удержана от демонов. Они миня уличали моими злыми делами, на вопрос их оправдания от миня не последовало. Почему удержали миня, и, обвив горячею проволокою, миня всю мучили, и гвозья сквось тело мое натыкали, и назад вырывали ис тела, ругаяся надо мною. А змий тот, шумя надо мною, и бил миня с полету сверху без пощады. А когда певчие кадилами миня окадили, тогда болезнь моя перестала, и проволока отпадала, и все изчезало.

Тут я в горести своей дошла до огня величайшаго, которой показывает вид свой страшной и шум безмерной. И ефиопы,⁹⁹⁴ тут стоящие, хотели миня во оной вверзить, но певчие не допустили, представя за миня силные резоны, которых бы мне не вздумать. Тут темнообразные рвали тело мое и кидали на огонь, а змий хоботом длинным бил миня с полету, пока ему время позволило. Прошли огни, сии показанныя, доходили до котлов, висящих на уголье огненном, шумящие треск и клокот котлов кипящих. Тут серце мое от зрения окаменело, но, минув ево, певчие провели сквозь чрез огни.

Демоны скрежетали на миня зубами своими, схватили миня и бросили на огненную машину. К ней была опущена лесница, и я, летевши с машины, упала на лесницу, где злобные демоны миня приковали. Певчие спорили обо мне с ефиопами, утверждая, что «мы ее снимем и уведем в мир обратно», что «она взята безовременно, не дождавшись своево конца определения». А те в упорстве говорили: «Наша есть, наши дела делала». Попоже наконец певчие миня руками отвязали. Тогда они отступили, идучи обратно, что змий за мной более не летел. Еще тут во огни видела я некоторый души, лежащие на досках или на вратах железных, разженных, поливаемых варом, яко бы из кувшина.⁹⁹⁵ Когда демоны льют на них, тогда те места белеют и они крик и голос свой удвояют, и ревут, и визгом самым ревя вопиют к Богу, чтоб суд Свой сослал и милосердие.

Еще видела допрос, ис коих одну душу уличали демоны, что та гуляла, играла, веселилась и песни всегда пела. И не отвечала та душа им ничего, что она была неповинна. Говорили ей демоны, что «ты хотя сама и не все делала, но тут же стояла, слушала и серцем веселилась приятно, с таковыми же осуждаешися». Еще видела человека, а на нем навешен онуч⁹⁹⁶ более воза черных, долгих и волочащихся за ним боле сажени, которой приведен блиско рва и в ров свержен со всем имением.

Певчие мне говорили: «Ты поди в мир, там простись своею матерью и со всеми людми и покайся во всех грехах, принеси чистое раскаяние.⁹⁹⁷ А если ты сего не учинишь, то скоро будешь прикована к той же леснице, с которые мы тебя сняли. Да еще не вожена ты туду, где ваши гулбы и ярмонки. Тут бы тебе не стерпеть, принуждено бы нам тебя оставить». Я еще осмелилась спросить певчиех: «Батюшки мои, умирающие в пьянстве где находятся они?» Мне отвечали: «Они далеко, брошены на огненное колесо, которое имеет оборот свой безпрестанно. И оттуда ни един не вынимается и с колеса не снимается».

И туть прошли мы все страшные места, и не увидела я никакой страсти. И в сих разговорах с ними ровно бы дошла я до своего дому. И в него входила и пробудилась. На другой день к вечеру серце мое от страсти болело немалое время.⁹⁹⁸

Видние старца Макарьевскаго 2-класнаго монастыря⁹⁹⁹ иеродиакона Макария, что ныне первокласнаго нижегородскаго Печерскаго монастыря¹⁰⁰⁰ иеросхимонаха Мардария¹⁰⁰¹

В 1845 году,¹⁰⁰² когда жил еще в Макарьевском монастыре, я отчаянно хворал целую зиму. Причина моей болезни – странное приключение. В начале зимы ночью мне представилось, будто волжный разлив воды был так велик, что досягал окон моей келлии и вода чуть-чуть не влилась в мою келлию, чего никогда не бывало.¹⁰⁰³ Надобно сказать, что келлия моя была вверху корпуса окнами на Волгу, высоты от земли до окон полагается около 4 сажен. Я был в страхе и думал, как бы не потонуть мне, с минуты на минуту ожидал смерти извне чрез окна.

Но, о Боже мой! Страшно вспомнить! Ужас смерти усилился и всего оковал меня при мгновенно появившемся еще более ужасном прежняго видении. Смерть уже была внутри моей келлии и грозила прекратить мою жизнь. Мне представился силный пожар внутри келлии, стены которой все объяты были великим пламенем. От силнаго страха я был вне себя и не знал, что делать. Хотел было выпрыгнуть, не представляя невозможности, из окна, которое было за решеткою, думая, что легче утонуть, нежели сгореть, а если будет угодно Богу, я как-нибудь спасусь и выплыву. Но вдруг остановился, ибо увидел на разливе несколько лодок с людми, которых начал звать к себе на помощь. Пловцы старались раза три подплыть к окну келлии моей, но волны с великою силою мгновенно отражали их еще далее прежняго. Это, верно, были недобрые пловцы, которые искони ищут души человека.¹⁰⁰⁴ Огонь наполнил всю келлию так, что весь нутрь ея был огонь. Мне стало нестерпимо горячо и душно, еще несколько секунд – и в руках смерти.

Не стерпевши жара огня, я бросился в окно.¹⁰⁰⁵ И что же!? О, лютая смерть мне, грешнику! Голова моя по плеча увязла в железной решетки окна так, что мне нельзя было не только поворотится, но и освободится. В таком-то висячем положении я почуствовал в себе смертельную боль и от стеснения и огня. Пламя объяло до колен мои ноги – они горели. Я горько плакал и, силно крича, начал звать к себе на помощь. Иеромонах Мануил, живший в соседстве со мною, услыхал вопль и неистовый крик мой, вскоре подбежал к двери моей келлии – она была заперта. Иеромонах сшиб крючек и, взошедши, вынул меня чуть живаго из решетки окна и положил на постель, как мертваго.

Утром, мало-помалу опомнившись, я не доверял сам себе, что еще нахожусь в живых, но был уже силно нездоров. От испуга виденнаго не только сердце, но и все тело мое дрожало. Осмотрел кругом себя в келлии: все было цело и невредимо, и ни малейших следов огня не оказалось. Посмотрел в окно на Волгу: все по-прежнему на своем месте. Толко на мне остались следы этаго страннаго и страшнаго видения. Голова была вся избита, шея изрезана, отчего я был весь в крови, ноги обгорели и черныя, как уголь. От сего-то приключения я слег в постель и был долго и силно нездоров.

К концу зимы болезнь до того усилилась, что нельзя было ни поворотится, ни приподнять головы. Действительно, я так был плох, что и вспомнить страшно, с часу на час ожидал конца жизни. По моему желанию меня причастили Христовых Таин и особоровали. В предсмертных минутах, теряясь в размышлениях о будущей жизни, мне приходили страшныя мысли. Я, живя в миру, служил при церкви святителя Николая,¹⁰⁰⁶ а в настоящее время в монастыре преподобнаго Макария.¹⁰⁰⁷ Что, думал я, жизнь моя, дела и служение угодны ли будут Богу и получу ли себе прощение грехов или вместо благоугождения более прогневлял Его и ввержен буду в геенский огнь?

Между тем болезнь все более и более разслабляла мое тело. И вот, когда слабость доходила до последних границ, а день склонялся к вечеру, я заметил у противоположной стены келлии моей несколько юнош благолепных в белом светлом одеянии, прекрасной наружности, с серебристыми кудрявыми волосами. «Мы за тобой пришли, – сказали они, приближаясь ко мне, – пойдем с нами, нам повелено нечто открыть тебе». Вдруг я почуствовал, что от самаго нутря что-то выходило из гортани моей, и ощутително из меня вылетела небольшая птичка. Как это случилось, ведает Бог, – неудобопостижимо. Но в виде вылетевшей птички был я сам, мгновенно принявший облик, подобный образу небесных небожителей, был я сам, отделившимся от тела, в полном сознании, со всеми чуствами, со свежими силами, здоровый, но без отчетнаго понятия самаго себя и случившагося.

Благовидные юноши вывели меня из келлии моей и повели монастырскими переходами. Вдруг на пути сем явился пред нами страшный зверь, наподобие собаки, который препятствовал мне идти за моими путеводителями. Но я на них надеялся, думая, что они, сохранив, проведут меня мимо етаго сквернаго зверя. Аггелы, угадав мою мысль, сказали: «Что нам до тебя? Как сам хочешь, с ним делайся. Мы тебя не можем провести». И оставили меня. Я, безпомощный, начал силнее страшится и скорбеть, находясь в такой опасности. В сию минуту предстал предо мною на помощь преподобный Макарий с посохом в руке. Он, вероятно, пришел посетить свою пещеру, в которой некогда спасался. Видя меня в опасности, устремился на зверя и начал бить его своим жезлом так силно, что он наконец сделался бездыханным. Вскоре после сего прилетели два великие ворона, которые, забив острые клювы и впустив длинные когти свои в труп, понесли его по воздуху и скоро скрылись из глас наших. Аггелы опять заступили место избавителя, преподобнаго Макария, который сказав: «Я с тобою опять увижусь» – и удалился в горний мир, свое жилище.

Небесные спутники повели меня на ночь в западную страну, вели долго так, что я заметил: становилось уже темнее. Наконец подошли к какому-то строению, ветхому, почерневшему от неопрятности. В средине, как бы особо, стоял один дом в несколько етажей, по величине отличавшийся от прочих. Сопутники почему-то в этот дом меня не сводили, хотя и желалось побывать мне в нем. Надо полагать, что етот дом был наполнен грешниками, которые в жизни своей прогневляли Бога. Мы пришли в небольшой домик, закоптелый, смрадный, грязный, вонючий, преисполненный всякою нечистотою до отвратительности. Во мраке на полу вдоль стен сидели женщины с страшными лицами, оборванныя, истерзанныя, они жалобно стонали и проклинали дни злосчастной своей жизни. Среди стены устроены род подмостков, на них лежали младенцы – черные, как уголь. Будучи небольшаго росту, младенцы с виду казались примерно лет 30. При входе в этот полный несчастными жертвами дом в руке у меня появился крест деревянный, от котораго исходило такое сияние, что весь дом ярко осветился. Но меня содрагал и ужасал укоризненный вопль младенцев. «Вы сами были нашими злодеями, – вопияли они, – вы сами, как змия ехидны, погрызли нас и отчуждали от уготованнаго нам райскаго жилища». Среди прочих я узнал одну знакомую мне макарьевскую женщину.¹⁰⁰⁸ Над головою ея лежали три младенца и подобно прочим вопияли на матерь¹⁰⁰⁹. «Что это за женщины с младенцами?» – в недоумении спросил я аггелов. «Ето те злыя женщины и безбожныя матери, – отвечали они, – которыя, чтобы скрыть от людей прелюбодейный грех, отравляли незаконнорожденных детей своих и умерщвляли несчастных без совершения над ними христианскаго таинства крещения. И вот, как незаконный, нечистый и скверный плод, не омытый водою таинства, они праведным Судиею осуждены на вечное мучение вместе с матерями своими».

Путеводители повели меня дальше. Нам пришлось проходить между двух груд, род хлебных ворохов, прогнилых и черных на вид. «Это, – сказали аггелы, – хлеб тех скупых продавцев, кои во время голода продавали его по дорогой цене и кроме того продавали с обманом, с лукавством, примешивая в муке песок, землю и прочее».

Потом небесные спутники привели меня к озеру. В виде тонкаго дыма от озера отделялся вонючий смрад, а вода пропитана червями и подобными отвратительными насекомыми. Подходя ближе к озеру, я стал замечать, что из него выметывались, как рыба в реке при тихой погоде, человеческие члены: то руки покажутся, то ноги, случалось, выныривало до половины человеческое тело. Меня ужасало виденное. Аггелы на мой вопрос об участи и причине наказания сих несчастных сказали, что ето христиане, состоящие в секте перекрещенцем.¹⁰¹⁰

Мы шли еще дальше. Вдали я заметил густой дым, столбом клубившийся высоко по воздуху. Подошли ближе. В земле заметил отверстие, из котораго и выходил дым. Жерло имело странную форму: оно походило на великий глаз, что самое приблизително изображается на картинах. «А ето что такое?», – заслышав выходящие оттуда стоны человеческие, в ужасе спросил я аггелов. «Здесь ад, – они отвечали мне, – здесь место мучения нераскаянных грешников, оскорблявших Бога неисполнением Его святых заповедей и прогневлявших Его величие своими неправдами. В продолжение своей жизни они были неплодным древом, которое, будучи посечено, вметается здесь в етот огонь.¹⁰¹¹ Живя на земле, им не хотелось жить так, как заповедал Спаситель. Но жили так, как внушал им лукавый враг, не размышляли о Царстве Небесном и етом аде, не хотели помнить слов, имеющих изречься на грешников: «Отидите от Мене, проклятии, во огнь вечный, уготованный диаволу и аггелом его».¹⁰¹² И вот, теперь страждут во пламени сем».

Оттуда начался другой путь. Аггелы обратились к востоку, куда и повели меня. Шли долго. Но вот показался народ в таком количестве, что смотреть страшно. Они составляли из себя две стороны, противоположных одна другой. Все шли по пути нам – к востоку же. По левую от нас руку шли успешно, без давки и замешательства, по одному направлению. Напротив было с правой: эти люди и шли, и падали, опять вставали, опять пытались идти и снова теснясь спотыкались, снова падали, подавляя друг друга. Видя безсилие и отталкивающую их силу идти вместе с людми, что на противоположной стороне, одни из них отставали, иные обращались в южную сторону, а иные бродили зря, без правилнаго и целнаго направления. «Вот христиане, приближающиеся к Царствию Небесному за молитвы, приносимыя о них Богу православною церковию. По смерти они не имели столко достойных дел, чтобы вполне получить от Судии оправдание на частном суде. Но молитвы и Безкровная Жертва, выну приносимая за них церковию, смотри, как успешно подводит их к назначенному месту вечнаго покоя. А вот ети, что в правой руке, люди из идолопоклонников, магометан и других исповеданий языческих. Они желали бы идти вместе с христианами, но не могут, будучи безсилны, ниоткуда не получая себе помощи». Этот народ, обеих сторон, и мы шли по воздуху, но его путь был ниже нашего, и потому нам смотреть на него было весьма удобно. Число идущих превышало всякую цыфру, зрение терялось в пространстве, занятом идущими.

В противоположность ужасных и страшных видений очам моим представилось зрелище новое, умилителиое и прекрасное. Вдали я заметил церковь неописаннаго великолепия и красоты, расположенную среди прекраснаго града, чуднаго по строению и обширности. Прежде ответа аггелов сердце шептало мне, что ето рай, и я не ошибся. Боже мой! Что я тогда чуствовал! Мысль, тяготившая при усилной болезни, снова начинала развиватся. Я опять стал размышлять: простит ли мне Господь грехи мои и получу ли пропуск в сие райское жилище. «Умоляю вас, служители Господни, введите меня в оный горний град, во Иерусалим небесный. Я великий грешник, но вы имеете силу предстательствовать обо мне». – «Иди за нами», – в утешение сказали мне аггелы. И вот мы очутились среди церкви. Ея красоту и великолепие язык мой изреши не может. Но в общем плане храм имел сходство с нашими церквами: таковые олтарь и трапеза, олтарь, отделенный, как в наших церквах, иконостасом с образами Спасителя и Богородицы. Образов других святых я не заметил, а только одне иконы явленныя Богоматери Владимирской, Казанской, Иверской¹⁰¹³ и другие. Пред каждым образом висели лампадки с горящим елеем. Царския врата были отверсты, но завесы в них не было. Вместо царских врат запрестолное место было за завесой, во всю длину которой был изображен крест. В олтаре помещались служащие священники и диаконы, крестообразно опоясанные орарем,¹⁰¹⁴ некоторые из них имели крылья. Самый храм был полон народа – и мужщин, и женщин – со свещами в руках, а у иных сосуды с елеем, но у всех без огня. Вскоре по моем приходе началось богослужение, имеющее сходство с нашей вечерней. Помню, что пели среди кафизм¹⁰¹⁵ «Аллилуйа», потом стихиры¹⁰¹⁶ и «Свете тихий».¹⁰¹⁷ Но многое совершалось и пелось новое и неудобопонятное для меня. Совершалось и каждение храма особаго рода неким благовонным фимиамом.

Потом водворилось глубокое молчание, и все предстоящие как бы готовились к чему-то необычайному. Не долго длилось молчание. От необыкновенной вести все приняло другой вид. «Царица Небесная грядет», – провозглашал некто громко. С этим словом все бывшие в храме встрепенулись, свечи и елей зажглись мгновенно в руках каждаго. Свод церковный раступился, и на небе показалось молниеносное сияние, оттенок какого имеет в ночное время зарево от великаго пожара. И вот, за престолом на горнем месте явилась честнейшая и славнейшая без сравнения серафим¹⁰¹⁸ Владычица наша Пресвятая Богородица Приснодева Мария, заступница и ходатаица рода христианскаго, сопровождаемая апостолами Петром, Иоанном¹⁰¹⁹ и многими другими святыми. Она была лет 16 или 15, в том возрасте, в котором Христа Спасителя нам родила. Красота Ея, красота паче дщерей земных, ослепляла очи мои, и слова Ея, яко самой сущей Матери Божией, потрясали дух мой. Она была в образе монахини, в темно-малиновой мантии, над покровом главы Ея – неболшая карона с водруженным наверху крестиком. Карона от камней вся так и горела. С появлением в церкви Богоматери вправо от царских врат вверху иконостаса запели: «О Тебе радуется, Благодатная, всякая тварь».¹⁰²⁰ Царица Небесная от горняго места проходила до западных врат церкви. Пред Нею двое, предшествуемые несколкими свещами и кадилами, несли на блюде четвероуголныя хлебы с обрезными краями и крестообразно перерезанными в средине. На краях блюда звезды блестели, будто звезды на небе. По выходе из церкви Богоматери вся небесная процессия скрылась из виду, и в церкви снова водворилось молчание и глубокая тншина.

Сътоя в восхищении, я слушал аггельские гласы поющих: «О Тебе радуется». Ах, как сладко слушать их! Сердце мое растаявало. Того нелзя было понять, где именно поют и во сколько примерно голосов. Нельзя также было заметить такого разделения, как в наших певческих хорах, кто бы пел дышкантом¹⁰²¹ и другим голосом. Но то были небесныя звуки, полные превыспренней мелодии. То была одна целная небесная гармония, не условливающаяся физическими законами организма и слуха. То были гласы звучные, нежные, стройные, кои у престола Божия славословят немолчно, воспевая Святейшему святых песнь свою: «Свят, Свят, Свят» и «Аллилуйа».¹⁰²² Эти гласы и здесь, в церкви, воспевали Благодатную и вещали Ей радость свою и рода человеческаго.

Прошло несколько времени, снова возвестили, что Царица Небесная грядет. И точно: с прежними сопровождавшими Ея апостолами Петром и Иоанном Она вошла в церковь. Над главою Ея я заметил небольшаго размера венец, лучи коего были так ярки, что нельзя их сравнить или уподобить солнцу. Этот свет ослепил мои взоры, и я не мог разсмотреть, кто венец сей поддерживал. Но что-то, близ венца, казалось мне наподобие тонкой сени легкаго облака. Впереди Ея несли те же лица упомянутые хлебы, только сзади шли новые люди. По обе стороны к полам мантии Богоматери излегка прикасались двое монахов и шли вслед за Нею. За монахов таким же образом держались другие – из мирян, за тех – третьи. И по обеим сторонам держащихся друг за друга было человек по 15. Божия Матерь¹⁰²³ еще прошла всю церковь и удалилась со всеми предшествующими и провождающими Ее к горнему месту олтаря, а оттуда вознеслась на небо. «Здесь, – сказали мне аггелы, – второе небо, где истинные христиане находятся в ожидании себе полной награды до времени втораго пришествия Христова».

Ко мне подошли величественной наружности двое старцев: святитель Николай и преподобный Макарий. «Царица Небесная, – сказал святитель Николай, – умолила Сына и Бога Своего о твоих грехах. Успокойся и возвратись к прежнему месту твоего жилища». Исполненный радости, в благодарных слезах, я умолял сих святых и спутников моих, аггелов Господних, оставить меня там навсегда. «Этому быть невозможно, – отвечали они мне, – для етого не пришло еще время. Тебе нужно жить на земле для спасений братий наших. А в награду и утешение твое ко дням жития твоего Господь прибавил еще 15 лет. Поди же и молись!»

Аггелы несли меня по воздуху, и я скоро очутился в своей келлии, где лежало бездыханное мое тело. Кто бы мог представить, сколь гнусно, сколь отвратителною казалась тогда плоть моя! Несколько раз отворачивался я от моего бреннаго праха и молил аггелов избавить меня от тела смерти сея. Но их слова были непреложны. И я очутился в том теле, в котором за несколько часов, болный, в предсмертных минутах, ожидал себе смерти. Теперь – здоровый, с крепкими силами.

На другой день я был совершенно здоров. Когда братия монастыря увидели меня в легкой одежде, шедшаго к божественной службе, до крайности все удивились. Сам архимандрит¹⁰²⁴ за непременное счел распросить меня о неожиданном моем выздоровлении, как было дело. Я расказал ему и благодарил Бога, дивнаго в чудесех Своих.

Раз ко мне пришла старшая родная сестра моя. В беседе между прочим я расказал ей описанное видение. Но кто без слабостей? Иногда еже не хощу, си содеваю!¹⁰²⁵ Я расказал было то, что заповедано было молчать. Едва раскрыл уста, начал разговор, неудобопонятно как из передняго угла появился человек в длинном полукафтанье, с грозным видом и с обнаженным в руке мечем. Он подошел ко мне и не сказал ни слова, размахнулся и разсек мою голову. Я обмер, но ощущение боли взяло верх. Руки неволно протянулись к разсеченной голове и сложили обе половины черепа, который казался мягким, как воск, а вместо мозгу был лед. Кричу сестру свою на помощь, чтоб она пособила мне сложить череп поплотнее. Когда оба сложили, голова моя без боли и признаков разсека сделалась здорова и цела. Странный человек изчез. Я и сестра моя благоговели пред чудом, столь страшно и дивно заградившим уста мои для сохранения заповеданной тайны.