104. К Феодоре⁷³

Редко я пишу к твоей скромности, по трудности найти людей для доставки писем, но вспоминаю о тебе не только не редко, а напротив, постоянно. Одно от нас зависит, другое – не от нас, постоянно помнить мы всегда властны, а присылать письма не всегда. Поэтому одно исполняется нами неизменно, другое же по мере возможности. Прежние наши письма к тебе заключали в себе приветствия, а настоящее, сверх того – просьбу о милости. Какого рода милости? Такого рода, что она принесет более выгоды тебе, если ты ее окажешь, нежели тому, кто ее удостоится, и дающему будет полезнее, чем принимающему. Именно, до нас дошло, что, за оскорбление твоей честности, Евстафий изгнан тобой из твоего дома и удален с глаз. Как было дело и за что собственно он подпал под такой гнев, не могу сказать, потому что ничего не знаю. Но вот что я должен сказать тебе по горячей заботливости о твоем спасении. Ты знаешь, как ничтожна настоящая жизнь, как похожа она на весенний цветок, на пустую тень, на обманчивое сновидение, и уверена, что настоящую действительность, неустранимую и неизменную, составляет то, что ожидает нас по переселении из этого мира. Все это ты многократно слыхала от нас; да и сама всегда рассуждаешь так же точно. Поэтому, не удлиняя письма, скажу прямо: если он изгнан несправедливо, по чьей-нибудь клевете, то ты, из уважения к справедливости, поправь дело; а если справедливо, то опять сделай то же самое из уважения к законам человеколюбия, и от этого сама более получишь пользы, чем он.

Как тот, кто потребовал от подобного себе раба уплаты ста динариев, не столько повредил ему, сколько нанес роковой удар самому себе, за точную требовательность от подобного себе раба лишившись прощения долга в десять тысяч талантов, – так напротив, кто прощает прегрешения ближнего, тот через это самое смягчает строгость отчета, который сам должен будет дать в будущем веке, и чем большую отпускает вину, тем большего сподобится снисхождения. Но различие не в количестве только: во всяком случае, милость он может оказать только такого рода, какую в состоянии оказать раб; а вознаграждение получит такое, какое в состоянии дать только Владыка. Не говори же мне теперь, что оскорбивший тебя виноват в том-то и в том-то. Чем тяжелее будут по твоему показанию его проступки, тем яснее докажешь ты необходимость оказать ему снисхождение, так как тем более можешь таким образом заслужить себе милосердие в будущей жизни. Отбрось свой гнев; укроти здравым размышлением свое сердце; принеси это в жертву Богу.

Сделай это в удовольствие нам, за нашу любовь к тебе, и покажи, что даже наше коротенькое письмо имеет у тебя такую большую силу. Сделай это ради себя самой, ради тех великих благ, о которых я говорил, чтобы возвратить себе таким образом спокойствие, изгнать из души происходящую от гнева тревогу и затем, с полным дерзновением, просить у человеколюбивого Бога входа царство небесное. Доброта к ближнему есть великая очистительная жертва за грехи: "Ибо, – сказано, – если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный» («аще... отпущаете человеком согрешения их, отпустит и вам Отец ваш небесный» (Матф.6:14).

Подумай же обо всем этом и пришли письмо с уведомлением, сколько имело успеха наше послание. Наше дело кончено; мы сделали все, что в нашей власти: мы убеждали, мы просили, мы умоляли, как о милости, мы внушали тебе это, как долг. Теперь о тебе только вся забота. Исполнится ли, или не исполнится наша просьба, мы получим награду за это увещание, так как и за слова можно получить вознаграждение. Все наше усердие трепетно обращено теперь только к тому, чтобы и ты получила пользу через выполнение наших слов на самом деле, чтобы настоящими деяниями своими твоя скромность благоугодно приобретала себе будущие и бессмертные блага.