Выпуск первый. 1906г.

Люди русские, православные! Братья-сограждане!

Снова открываются в отечестве нашем предвыборные собрания пред созывом Государственной Думы. Вы пригласили в настоящее собрание ваше служителя Церкви Божией, вы начинаете его молитвой. Господи, благослови!

Припоминаются нам при этом случаи, когда первым христианам приходилось избирать из среды своей тех или других лиц, облечённых общественным доверием; во всех таких случаях мы видим горячую молитву христиан и пристрашливую, спасительную насторожённость, чтоб избранными оказались «люди изведанные, исполненные Святого Духа и мудрости» (Деян. 6:3).

Что же иное может сказать и пожелать пастырь Церкви в напутствие и вашему великому и ответственному делу?

Но уместно ли в этом деле слово молитвы и особенно слово поучения пастырского? Вот вопрос, который слышится ныне нередко, вызывает тревогу и недоумение у многих. Ответ на него вместе с тем будет поучением и для вас, возлюбленные братья и сограждане, в настоящем собрании.

Пастырь Церкви, призванный для молитвы и слова церковного учительства, как таковой, конечно, не может и не должен выступать, как член, служитель и радетель определённой той или другой политической партии: иначе слово его будет мало авторитетно и действенно; оно может быть, естественно, заподозрено и обвинено в партийной окраске, в вольном или невольном пристрастии. Пастырь есть служитель и радетель иного великого и вековечного союза – Церкви Христовой, сей скинии истинной, юже водрузи Бог, а не человек (Евр. 8:2). Он провозвестник царства Божия на земле, по завету Пастыреначальника, Который с первого же дня служения Своего человечеству «начал проповедать и говорить: покайтеся, приблизилось царствие небесное» (Мф. 4:17); посему и пастырь Церкви, прежде всего, и более всего есть слуга и гражданин этого именно царства.

Значит ли это, однако, что для него уже совсем не существует царство земное, человеческое? Значит ли это, что все запросы, нужды и явления текущей человеческой жизни для него совершенно безразличны, так что ни думать, ни говорить о них, ни интересоваться ими для него не нужно, не полезно и даже непозволительно?

Рассуждать так, скажем прямо, – не значит ли лицемерить? Не уклонение ли это от решительного, обязывающего и ответственного слова пред пасомыми, и притом не ради их блага, а ради собственного покоя, собственной выгоды и безопасности? И далее: не упраздняется ли таким рассуждением всякое земное человеческое царство, ибо ведь пасомые так же как и пастыри, суть члены и граждане того же царства Божия? А устраняя царство земное, мы не устраним ли вместе с тем и заповеди Божии: не убий, не укради, чти отца и матерь и другие, ибо они назначены для жизни земной, а не для той небесной и духовной, где не женятся, не посягают, не подкапывают и не крадут?..

Царство земное, жизнь земная от лицемерных рассуждений или умалчиваний не перестанет существовать, не перестанет предъявлять свои настоятельные нужды и запросы, не перестанет протекать перед нами в беспрерывной смене явлений, на которые нельзя не отзываться.

Нет, пастырь Церкви Христовой не может закрывать глаза на живую жизнь, но он должен дать всем явлениям её христианскую оценку, всё уяснить и определить в свете Евангелия, которое временной жизни указывает вечные цели, он должен всё осмыслить и освятить в идее спасения...

Бесспорно, пастырь Церкви служит царству Божию на земле. Но царство Божие для своего распространения внутреннего и внешнего может иметь среду и более благоприятную, и менее благоприятную и, наконец, прямо враждебную для его задач.

Несомненно, люди спасались, и спасаться могут при самых разнообразных формах жизни, при всех видах правления, и даже вне их – в пустынях, вертепах и пропастях земных. Но мы знаем, что одушевлённые искатели царства Божия часто потому именно и бежали в пустыни, что в царстве земном они видели такие порядки, которые препятствовали им служить царству Божию.

Но ясно ли отсюда, что далеко не всё равно для пастыря, будут ли его пасомые в государстве, где гонят веру Христову, или где ей оказывают благоговейное почитание; не всё равно, признаётся ли для государства обязанность следовать и служить нравственным идеалам и запросам и нравственно воспитывать граждан, или в нём преследуется одна и исключительная цель – дать гражданам только ограду их прав, безопасность, удобства жизни земной, безотносительно к нравственности, без всякой мысли о духе, о вере, о небе. Ибо правовое, юридическое не всегда совпадает с нравственным, религиозным.

Поясним мысль ещё более резкими сравнением: разве безразлично для пастыря, будут ли его пасомые членами такого человеческого сообщества, которое, по учению апостола, имеет целью: тихое и безмятежное житие во всяком благочестии и чистоте, в познании истины во Христе и усвоении плодов Его искупления (1Тим. 2:2–6). – Или же пасомые будут членами разбойной шайки, живущей только личным эгоизмом и ради него допускающей все виды насилия и обид, лишь бы своим членам доставить жизнь сытую и довольную в животном смысле слова, с забвением о высшем и вечном предназначении человека, об его духовных запросах и потребностях? Какое общение света и тьмы? Что общего у Христа с велиаром? Или какое соучастие верного с неверным? (2Кор. 6:14).

Ответ на эти вопросы представляется совершенно ясным.

Посему пастырь Церкви в случаях, подобных настоящему, должен указать и проповедать основное воззрение христианское на жизнь земную: царство земное, человеческое существует, мы обязаны заботиться о возможном его благоустроении, как обязаны заботиться о своём теле и его здоровье; но царство земное – не цель, а только средство; оно – средство, орудие и необходимая среда для проявления и господства на земле царства Божия, царства Христовой истины и благодати – Церкви Божией. Итак, устрояя царство человеческое, давайте ему такие формы жизни, такое устройство государственное, чтоб ими успешно подавлялось всё злое, облегчалось, возвеличивалось и развивалось всё доброе, нравственное, всё благодатное, христианское: Пусть человек с царством Божиим, начинающимся на земле и уходящим в бесконечность к вечному союзу всех разумных тварей, во главе с Творцом, Искупителем и Освятителем, Богом Триединым, – пусть человек, живя и действуя в земном временном союзе, т.е. в государстве, не удаляется, а приближается и восходит к вечному блаженному союзу, т.е. к Церкви небесной, торжествующей. За землёй пусть вечно видится небо, за временным – вечное, за человеческим – Божие. Народ, забывший о небе, недостоин и не может жить на земле.

Вот основные начала, которыми должны руководиться избиратели и будущие избранники в Государственную Думу, в дело совета Царю нашему и соучастия с Ним в трудах законодательства и благоустроения царства русского.

Сохраните и поддержите веру и Церковь православную: она безошибочно указывает, что благо и зло, она зовёт к тому, что только истинно и честно, что справедливо и чисто, что любезно, что достославно, что только добродетель и похвала (Флп. 4:8); она утешает на земле падающего в грехи и изнемогающего; она в благодати Христовой даёт человеку не только признание того, что истина и ложь, но и побуждения к добру, единственно твёрдые и действенные, даёт и самые силы к добру, к мудрости небесной, к жизни и благочестию.

Сохраните и поддержите твёрдую и сильную власть земную государственную, богоучреждённую, чтобы вместе с простором и свободой для каждого отдельного человека бороться со злом, внутри его живущим, даны были свобода, простор и самая широкая возможность для власти земной поддерживать добро и подавлять зло, вне нас организованное и действующее насилием. Это долг, тяжкий долг земной государственной власти; она, по учению христианства, – Божий слуга тебе во благое; она не напрасно носит меч; она – отмститель в наказание делающему зло (Рим. 13:4).

А во главе, и как высшее, религиозно-освящённое и высшим смыслом осмысленное средоточие и объединение всех видов власти земной, сохраните и утвердите благоговейное почитание Царя нашего, Богом венчанного и превознесённого Помазанника, свободного, никем и ничем не связанного и не ограниченного в исполнении своего великого царственного призвания и стоящего превыше временных, узких и своекорыстных интересов отдельных лиц или партий.

Отверзите нам врата правды в суде (Пс. 117:19), чтобы он удовлетворял запросам общественной совести, воспитывал народ строгим исполнением закона и наказанием преступников, а не развращал народ попустительством злу.

Дайте защиту сирому и убогому в христианском нашем Царстве (Пс. 9:39), поддержите бедного и изнемогающего (Пс. 81:3), любовью и заботой оградите нашего крестьянина и всякого человека рабочего – трезвого, честного, богобоязненного.

В распределении самых жертв, необходимых и неизбежных в строении государственном, да не будет, по слову апостола, одним облегчение, а другим тяжесть, но да будет равномерность (2Кор. 8:13).

Укажите, как юноше в чистоте содержать путь свой (Пс. 118:9) и воспитаться в семье и школе для служения делу Божию и делу государеву посреди народа своего родного.

Если кто о своих и особенно о домашних не печётся, тот отрёкся от веры и хуже неверного (1Тим. 5:8). Посему народу русскому, своему родному, нашему великому и многострадальному народу в его доме, в его царстве дайте славу и честь! Дайте ему подобающее место: да будет он в своём царстве, по выражению пророка, во главу, а не в хвост! Царство русское, строившееся в веках минувших великими и тяжкими подвигами молитвы, терпения, труда, слёз, крови и жертв, да пребудет единым и неделимым, могучим внутри и совне, каким соделали его молитвы бесчисленных угодников земли русской, заступников небесных за землю русскую, подвиги наших предков, труды великих князей и царей наших. Пусть приидет к нему злато земли; пусть приплывают к нему корабли из-за моря за плодами его земли благословенной и за изделиями его трудолюбивых и искусных рук; пусть ключом бьёт его жизнь трудовая земледельческая, промышленная; пусть с любовью и надеждой издали простирают к нему руки народы слабые и угнетённые, ища защиты у него и покровительства, а внутри его царства пусть благоденствуют народы, под тенью ветвей его укрывшиеся; пусть с почтением взирают на него тайные и явные недруги. Но превыше всего да будет слава и честь христианскому народу русскому в его великом историческом мировом, как бы мессианском призвании: нести Крест Господень; жизнью и словом нести истину Христову народам неверным, ближним и дальним; высоко держать пред миром Христово Евангелие; быть хранителем и провозвестником истины православия; осуществить заветы царствия Божия; осуществить в мире новое слово христианское, слово и дело мира, любви, единения в сочетании временного и вечного, земного и небесного, человеческого и Божьего, – святые заветы Богочеловечества.

В Окружной грамоте народа Московского в 1611 году, в тяжкую пору смуты и нестроения, старые русские люди так говорили и писали: «только коренью основание крепко, то и древо неподвижно; только коренья не будет, к чему прилепиться»?

Сохраните же, сохраните древу нашей народной и государственной жизни его корни животворные! В устроении царства не порывайте связей с тем, что было в прошлом, в корнях его, истинно христианского и церковного, истинно государственного и истинно народного.

Да благословит вас Господь Бог на великий и ответственный труд избрания доверенных людей, да поможет вам избрать людей истинно изведанных, исполненных Духа Святого и мудрости.

Молитвами Церкви Божией, трудами Царя и ваших избранников, по старинному выражению предков наших: «да приидет русское царство всё в достоинство»! Аминь.

Люди русские, дети великого русского отечества!

Наступают важные дни для родины нашей, дни избрания народных представителей в Государственную Думу. Воля Царская пусть свершится и пусть будет исполнена нами со всей подобающей вдумчивостью, как долг святой перед Богом и родиной.

Тысячу лет прожила наша Россия, значит, не со вчерашнего дня она помнит себя. Помнит она и знает, что было для неё полезно и благодетельно в веках минувших, помнит и знает, что было вредно и губительно.

И, прежде всего, губительно было для России, что ослабляло и ниспровергало в ней святую веру, святую Церковь православную. Оторванный совсем от веры, забывший совсем Бога, человек обращался в зверя и врага рода человеческого. От такого ли человека ждут доброго слова, совета, или доброго дела государственного устроения?

Оторванный от православия, забывший веру отцов и перешедший в чужую веру, русский человек переставал быть русским, и Русь святая становилась для него чужбиной. Конечно, и такой человек не мог приносить блага русскому царству.

Но святая вера православная, живо, глубоко и сердечно принимаемая и исповедуемая русскими людьми, воистину была матерью и спасительницей России. Православие слило воедино разрозненные славянские племена. Православие приобщило к нам крепким духовным союзом единой веры и не родные нам по крови чужие племена и объединило в одно царство великое русское все мелкие народности по Волге, Оке, по всему широкому простору русской земли. Православие дало силу части русского народа, оторванной насильно от царства русского и отошедшей к Польше, тяготеть к нему, помнить о нём, пока разъединённое вновь опять не соединилось. Православие образовало в нашем народе добрые христианские нравы, преданность родине до смерти, самый язык наш и зачатки истинной образованности. Православие научило предков наших любить и почитать власть и, во главе её, Царей православных; с ними в неразрывном союзе русский народ жил в дни мира и брани, и как ни много было у него врагов, как ни тяжело ему жилось, он создал великое царство русское, всему свету на зависть и удивление.

Ясно, что и теперь должны быть выбраны в Думу Государственную такие люди, которые всем сердцем веруют в Бога и преданы вере православной. Такие не пойдут на взятки и посулы, такие зла родной земле не пожелают.

Губительны были для России времена безгосударные. Без царя земля – вдова, без царя народ – сирота; вот что говорили старые русские люди, и говорили это по собственному горькому опыту. Ещё говорили они: Царь – от Бога пристав. Этим предки наши проявили великую мудрость и спасли своё царство от разделения и гнили. Без царя все делились на партии, каждая из них тянулась к власти, никто никого не слушал, каждый заботился только о своём благе, забывая благо общее, государственное. Но вот избран был на царство Михаил Феодорович Романов; в течение 300 лет затем его преемники, цари из дома Романовых, правят Россией. И как ни много у нас было врагов внутренних и внешних, как ни обширна была наша земля с её очень невеликим для такого обширного пространства населением, как ни много у нас всяких неустройств, однако, царь с народом и народ с царём создали великую Империю. Около царей наших не было по закону указчиков и опекунов; цари наши были самодержавные и неограниченные. И вот что видим: самые великие дела совершили цари наши именно потому, что они были самодержавны, что они были свободны в своей работе, что им никто не мешал.

Пример – освобождение крестьян, и притом с землёй; этого никогда не дали бы Царю сделать, если бы он был ограничен; доказательство этого видим на примере других государств. Но как только около царей появились указчики, конечно, не по закону, а против закона, захватом и насилием, так и было всё плохо. Тут всё равно, кто бы ни указывал царю, кто бы ни отнимал у него свободу: чиновники-приказные, или какое-либо сословие, или выборные от народа. Если царя стеснить в его деле, то восторжествует не общее благо, а польза отдельных лиц или партий. Пусть и теперь Царь правит народом, пусть не будет посредства между Царём и народом.

Пусть доверенные от народа в Думе Государственной крепко стоят за свободу Царя и утвердят её. Пусть они по совести и чести прямо скажут о нуждах народа, но пусть это будет совет, а не решение; решение – Царю; Ему сверху виднее; Он выше отдельных партий, сословий и отдельных лиц. С царями-отцами, самодержавными, как встарь, процветёт русская земля. Ясно, что выбирать в Думу Государственную нужно таких людей, которые признают и чтут власть Царя, Божьего Помазанника.

Губительны были для России времена, когда на судьбы её влияли люди не русские, или из русских домашние недруги, передавшиеся иностранцам, полюбившие всё чужое, а своё русское зазиравшие. Одни из них так были с детства воспитаны, что не знали России и не любили её, а любили всё чужое, а другие могли быть и закуплены врагами России. Они могли давать царям неверные и коварные советы, заключать невыгодные союзы и договоры, способствовать изданию вредных для народа законов.

Ясно без долгих рассуждений, что в Государственной Думе таким людям не должно быть места. Там должны быть честные и прямые русские люди, горячо любящие Россию. Конечно, попадут в эту Думу и представители инородцев, проживающих в России; Россия никому зла не желает, инородцев ни в вере, ни в языке, ни в обычаях жизни не стесняет. Но инородцы должны хранить верность русскому царству; наряду с русскими людьми они должны заботиться о том, чтобы русское царство было единым, нераздельным, могучим и грозным для врагов внутренних и внешних, чтобы государственное единение всех племён, населяющих Россию, было крепко и нерушимо. И о том должны заботиться наши народные избранники в Государственную Думу, чтобы русский народ оставался первым в государстве, чтобы инородцы не имели пред ним преимуществ и выгод, а это, нужно сказать, часто у нас бывало и бывает. Пусть всем племенам будет равенство, а русскому народу первенство, первенство и его православной вере, и его государственному языку.

Любящие Россию народные представители в Государственной Думе должны помнить, что и отдельные сословия или части русского народа тоже не должны выдвигаться одни перед другими, что, заботясь о крестьянах, например, не надо обижать и землевладельцев, а заботясь о рабочих, не надо стеснять и обижать работодателей. Всё должно быть по Божьему, любовно и справедливо.

С большим вниманием, с большой серьёзностью надо отнестись к выборам. Надо всем, имеющим право избрания, непременно участвовать в выборах: иначе добрые не пойдут, а злые обязательно придут, и тогда всё дело испортят. Надо быть очень осторожным, подавая голос за того или другого представителя, и твёрдо дознать, принимает ли он всё то, чего требует совесть православного русского человека, о чём мы и сказали вам сейчас в настоящей нашей речи: иначе мы свою судьбу доверим нашим врагам и погубителям. Пусть этого не случится!

Бог в помощь доброму делу!

Се раба Господня! Буди мне по глаголу Твоему.

Стечение священных воспоминаний Церкви, – Благовещения Пречистой Девы и Воскрешения Лазаря сегодня в этом св. храме усугубляется торжеством престольного праздника.

Столько побуждений духовных к радости!

Ныне главизна – начало нашего спасения, ныне Спаситель уверяет нас примером Лазаря во всеобщем воскресении. Мы видим, что спасение нам дано в воплощении Сына Божия, дано и на земле, и на небе. И открывшаяся весна, это воскрешение земли от зимних невзгод, это благовещение о тепле и свете, о жизни природы, – всё это должно бы ещё бо́льшим блеском исполнить наш праздник. Но не празднично, не радостно у нас на душе. Разучились мы, русские, радоваться. Забыли мы дни мира и покоя в эти последние два-три года. Оставили нас светлые чувства. Всюду беспокойство, всюду страх и уныние, всюду злоба и вражда, тревога и смятение. Откуда всё это? За что такие напасти на жизнь нашу? Куда ушли мирные дни, счастливые годы? Давно ли было время, когда русский человек, по древне-библейскому слову, сидел каждый в доме своём, посреди тихой семьи в праздники, а в трудовые будни стоял у своей работы? Мы вспоминаем эти годы теперь, как что-то давно минувшее и невозвратное, вспоминаем со вздохом сожаления посреди охватившей нас смуты и тревоги!

Откуда и за что на нас эти напасти?

И слышится нам в ответ слово Исаии пророка, – вечное слово Божие: несть радоватися нечестивому (Ис. 57:21).

Нет, не может быть радости у нечестивых.

При свете этого наставления удивляешься не тому, что нас постигли несчастья: удивляешься, что ещё мало их, удивляешься милости Господа, что не в конец прогневался на нас Бог, Которого мы безмерно оскорбили. И чего-чего не было в нашей русской жизни в последние годы?! Глумление над верой и Церковью; открытая проповедь неверия; насмешка над святыми таинствами; похищение икон святых; оскорбление народных святынь, а к этому – разврат, гордость, злоба, возмущение против всего высокого на небе и на земле, измена родине, радость при виде её несчастий и, в конце концов – кровь и кровь, насилие и насилие...

Смирить нас Господь хочет, смириться нам нужно. На кого воззрю, говорит Господь, как только на кроткого и смиренного и трепещущего словес Моих (Ис. 66:2).

И вот, братие, ныне в священных воспоминаниях Церкви пред нами начертаны высочайшие образы смирения. Это не слова, это не рассуждения, а живые пред нами люди, живые носители великого подвига.

Вот Пречистая Дева; о Ней что можно сказать иное, кроме того, что Она о Себе засвидетельствовала на все века: «призрел Господь на смирение рабы Своея, се бо отныне ублажат Мя вси роди» (Лк. 1:48)? Пред Нею – ангел-благовестник; Ей открыта величайшая тайна богочеловечества; Она становится избраннейшей, благодатнейшей и высшей из всех женщин; мало того, пред честнейшею и высшею херувимов и славнейшею, без сравнения серафимов стоит теперь в благоговении и трепете сам ангел-благовестник. Что же Мария? У Неё не находится иного слова о Себе, как наименование рабы Господней; у Неё не находится иного чувства, как чувства полной преданности воле Господней, для Неё непостижимой, и глубочайшего смирения: «Се раба Господня. Буди Мне по глаголу Твоему» (Лк. 1:38). Мы знаем дальнейшую Её жизнь, жизнь кротости и терпения, жизнь молчания и молчания. Рождает Она Сына-Бога: воспевают ангелы, пастухи, дар приносят волхвы, собираются и рассуждают книжники в Иерусалиме, Ирод и придворные его мятутся и тревожатся, замышляя гибель Богомладенцу, – а Она молчит и слагает все глаголы в сердце Своём.

Вот Сын Её проходит Своё великое служение: вокруг Него беспредельно преданный народ, слышны возгласы изумления пред Его словом, пред Его чудесами, около Него – апостолы, друзья, мироносицы, около Него и враги, завистники, клеветники, злобные и коварные. Слава о Нём несётся всюду, народ всегда около Него неисчислимыми толпами. Что же Мария? Её ли материнскому сердцу не проявить себя, Ей ли не говорить о Своём Сыне, о Себе Самой, Ей ли не возгордиться, говоря нашим языком. Она молчит, Её не слышно и не видно, о Ней умалчивает даже Евангелие. И в час страшной Голгофы, когда враги кричали, издевались, и хулил разбойник, когда женщины Иерусалимские шли позади Крестоносца и громко рыдали и плакали, когда, наконец, солнце омрачилось, и земля колебалась, и камни распались, и раздиралась церковная завеса, когда оружие, предречённое Симеоном, пронзило безмерно-скорбное сердце Матери, когда враги уходили с Голгофы и били себя в грудь, разбойник молил о царствии Божием, сотник исповедовал веру в распятого Сына Божия... и тогда Мария безмолвствует. О, если бы взвешено было горе Её! Горе Её «перетянуло бы песок морей»! Но и оно перенесено было верой и смирением Той, Которая достойно избрана в Матери Господа.

Нам недоступна эта высота духа, взлелеянная благочестивыми родителями и целожизненным воспитанием у порога храма Божия в пламени молитвы, в постоянном углублении в тайны Священного Писания, в постоянном общении с Богом.

Но вот другая Мария и рядом Марфа, сёстры Лазаря.

Какая преданность семье, какая нежная любовь к брату, какая жизнь тишины и благочестия, – святая любовь к Иисусу, святое радушие к Божественному Гостю. Умер брат их единственный, горячо любимый брат. Он не дождался прихода Христа Чудотворца, он лежит в мрачной могиле, он четверодневен, он издаёт уже смрад тления. И плачут сёстры над умершим, они рыдают, скорбят, они ходят поочерёдно к его могильной пещере посидеть у холодного камня, слёзы пролить по невозвратной потере, – но посмотрите, как смиренна их печаль и как преданность воле Бога сквозит в каждом их слове и шаге! Они встречают любимого Друга их умершего брата, любимого Иисуса Господа, – и робкая мольба слышится в словах их: Господи, если бы был Ты здесь, не умер бы брат мой (Ин. 11:21, 32)... И на мольбу веры, смирения и любви Они получают живым того мертвеца, над которым пролили столько слёз горючих.

Братие! Похожи ли на этих евангельских женщин наши современные женщины, которые бросают семьи, оставляют родителей, разрывают со всем, что священная древность наложила на них, как печать скромности и святого смирения, и влекут себя сами в шумную жизнь, в самое горнило её, в политические споры, идут на баррикады, озлобленные, охваченные политическими страстями, вооружённые смертельными орудиями человеческого истребления? Бедные семьи, бедные родители, несчастные дети, несчастный народ, несчастная жизнь в настоящем и ещё горшая в грядущем, – только это и можно оказать при виде современности. Что посеем, то пожнём. И если сеем разрушением семьи, то пожнём полным крушением всей жизни.

Братие! Народ наш родной святорусский издревле славен был смирением, был мирным и покойным, и Господь благословил его нивы и поля, благословил его земное царство; кроткий, он, по слову Божьего обетования, наследовал землю, землю обширную, землю обильную, достойный удел великого народа.

Кроткий и смиренный в семье, кроткий в подчинении и начальствовании, кроткий в труде, послушный власти, смиренный и обходительный со всеми, благодушный, нетребовательный, он был в любви у Бога и людей.

Куда девалось это смирение? Нахлынули новые учения новых самозваных учителей, нахлынули книжки грошовые, продажные газеты, – и зло вылезло из тёмных недр жизни, и не узнать русского человека! Взгляд гордый, вид заносчивый, слово дерзкое и грубое, задор, споры и страсти, насилие и брань, насилие и издевательство, насилие и разгром, насилие и кровь, кровь и кровь без конца. Смирение – это плотина, которая сдерживает грязную воду страстей. Разрушить плотину, и эта грязная вода хлынет неудержимо и всё снесёт на пути своём. Что же останется? Пустыня.

Пустыня в душе, пустыня в жизни...

Пока только в некоторых частях, а не вся тронута эта плотина. Есть время исправить её, есть время укрепить в себе святое смирение. Господь зовёт нас к этому грозными ударами судьбы на войне и в мире, зовёт нас этой тяжёлой, замутившеюся кругом нас жизнью.

Ищите этого смирения в вере и молитве; ищите его в Церкви и храме; ищите его в покаянии; ищите его в соединении со Христом в Его тайнах пречистых. Ищите его в размышлении о тяжких переживаемых днях, в преданности святым заветам доброй христианской семьи, в преданности святым заветам нашей русской государственности, основанной на вере в Бога, на любви и почитании Его Помазанника – Царя боговенчанного, на крепкой, как смерть, любви к родному нашему народу.

Стяжите это смирение веры и молитвы, благочестия и послушания – и засияет над нами весна жизни, и воскреснет загнивающее царство наше, как Лазарь четверодневен, и благовещение жизни русской возвестится скорбному и унылому нашему народу.

Завтра – выборы в первую Государственную Думу... О, если бы Господь положил на сердце выборщикам избрать людей добрых и разумных, исполненных веры, любви и смирения! Семя святое, люди верующие и благочестивые – вот в ком наше спасение: в них стояние царств человеческих! Аминь.

В сей скорбный час скорбных воспоминаний слышится нам слово этого умученного Христа Господа, сказанное Им апостолам в тягостный час Его прощальной беседы на Тайной Вечери, – слово грустного упрёка, сила которого относится ко всем временам, ко всем верующим:

«Вот наступает час и настал уже, что вы рассеетесь каждый в свою сторону и Меня единого оставите» (Ин. 16:32).

Как скоро, и как до конца исполнилось слово Спасителя! Довольно было Его врагам издать приказ: «Если кто узнает, где Он будет, то объявил бы, чтобы взять Его» (Ин. 11:57), – довольно было такого приказа, чтобы все оставили Его.

Оставили те, которые так недавно, в столь великом множестве и с таким усердием ходили за Ним и слушали Его учение; оставили и те, которые, можно сказать, только вчера встречали Его с ваиями, как Царя, и взывали: «Осанна! Осанна!». Оставили и те, которые были Им облагодетельствованы чудесами исцелений. Тайно Он вынужден был совершить пасхальную вечерю; одинок томился и тужил Он в Гефсимании в непостижимом для сотворённого ума страдании и борении за вековой грех людей. О, если бы взвешены были все скорби и вопли Его! Они, по слову Страдальца ветхозаветного, перетянули бы песок морей... (Иов. 6:3). Но тут – хоть вблизи Его ученики. А дальше, дальше что видим? Один предал, другие спали, один отрёкся, испугавшись рабыни, и, наконец, все разбежались! На кресте един Он истоптал точило гнева Божия за грех мира; один пред лицом неба и земли висел Он на позорном древе, объятый смертными муками, окружённый не друзьями и учениками, а врагами и хулителями.

Не станем осуждать робость и трусость учеников Христовых. Ведь они видели только Его бесславную смерть, но не видели ещё воскресения... Когда же узрели они Христа воскресшего, тогда их мужеству и дерзновению не было предела; тогда во всю землю изыде вещание их и в концы вселенные глаголы их; тогда муками, кровью и смертью искупили они былые колебания, слабость и малодушие, засвидетельствовали непререкаемым свидетельством жизни и смерти свою верность Христу. Язвы Господа Иисуса непрестанно они носили на теле своём; пред языками и царями они возвестили славу Его.

Да, не будем после этого осуждать учеников Христовых. Себе плачите, – говорит Господь Иисус, идущий под крестной ношей на Голгофу, – себе плачите и чад ваших... (Лк. 23:28). Обратимся же к себе, к своей совести, поищем каждый ответа на страшный вопрос: Мы не изменяем ли Христу? Мы не предаём ли Его? Не отрекаемся ли от Него? Мы не оставляем ли Его и ныне одиноким среди нашего видимого многолюдства верующих?

А ведь у нас не меньше, если не больше, чем даже у апостолов, побуждений хранить Ему верность. Мы знаем об Его воскресении, об Его Божестве, об Его победе над смертью. Мы видели на пространстве двух тысячелетий победу Его и над злом всего мира; видели и видим блистающий свет Его учения, что принесло спасение погибшим, преобразование, непрестающее нравственное преобразование мира: и отдельных людей, и всего человечества со всеми его семейными, общественными и государственными отношениями.

Но малодушие и робость, уже ничем не объяснимые и непростительные, нередко толкают нас на измену Христу. Мы молчим о своей вере, мы прячем её глубоко в сердце, когда кругом нас раздаются хулы, издевательства и насмешки над христианством, когда учение Христа дерзко искажается и перетолковывается для прикрытия низменных страстей человеческих.

Мы готовы отречься от Христа, когда жалкая рабыня – лжеименная безбожная наука, сама во всём зависимая, сама не обладающая истиной, спрашивает нас язвительно и укоризненно, как Петра: и ты с Иисусом Назарянином? По духу и веянию моды, рабски покорные мнению большинства, мы принимаем сочувственно такие общественные и государственные учения, такие течения мысли и жизни, в которых заведомо нет ни единого помысла, ни единого слова о религии и христианстве. Как Пилат, мы не смеем тогда настоять на своём решении защитить до конца Иисуса и, – снисходительно объявив Его невиновным в неустройствах жизни, обвинив во всём и обрёкши на страдание тело Его – Церковь, мы отступаем пред говором и угрозой толпы, забывая, что этим Самого Иисуса мы отдаём на пропятие.

О, толпа, общественные вопли, общественное мнение, власть улицы, голос большинства, – вот где страшный идол современности, вот кровожадный Молох, который пожрал, попалил и истребил столько святых порывов, столько высоких стремлений и истин! Не знал Пилат, не видел, как составилось то большинство, которого он так испугался, которое осудило Христа на крест и вопило: «возьми, возьми, распни Его!». Не знал он, что в этой толпе, несомненно, присутствовали те же, что пять дней назад взывали Осуждённому: осанна; не видел он, как в толпе ходили подстрекатели, слуги безбожных руководителей народа, и склоняли его требовать казни Иисуса то клеветой на Него, то запугиванием и предречением бедствий, то угрозами, то подкупами. Наустиша народи! Вот оно большинство – безличное, безответственное, шаткое и неустойчивое, добыча первого искусного говоруна и ловкого подстрекателя! Не управляемое высшим законом веры и нравственности, движимое только земными выгодами и интересами, – оно отвергло духовное царство Мессии и заменило его мечтаниями о царстве земном, оно безумно накликало вечный позор и гибель на народ, некогда богоизбранный: кровь Его на нас и на чадах наших... (Мф. 27:25).

Настойчиво, властно просится в душу потребность обратить теперь слово и мысль от этого народа, присудившего Христа на смерть, к нашему родному народу в переживаемые им ныне важные дни. Дни не только важные, но страшные, роковые, решающие судьбу родины. Кому теперь вручит народ наш свою жизнь: верующим, или неверующим? Устами своих избранников будет ли он взывать: осанна, – будет вопить: распни Его? Сохранит ли он при новом строе своей государственной жизни прежнее стремление посреди своего царства земного, человеческого, искать осуществления задач, целей и законов царства небесного и Божьего, всё рассматривать при свете высшей правды под руководством Церкви Христа Иисуса, – или станет помышлять лишь о хлебе едином, останется только при земных интересах? Пребудет ли он верным Иисусу, или опять суждено исполниться скорбному слову Христову: Меня единого оставите?

Вопросы страшные. Родина наша вступает на новый путь жизни, пред нами впереди – новая Россия...

Прости, прости, старая, тысячелетняя Россия! На наших глазах судили, осудили тебя и приговорили к смерти... Грозные и беспощадные судьи заплевали твоё лицо и не нашли в тебе ничего доброго. Суд был строгий, неумолимый и беспощадный. Всё слилось в один вопль: возьми, распни!

Знаем и мы, что ничто человеческое тебе не чуждо; знаем, что много было у тебя недостатков. Но и то мы ведаем и видим, что ты соделала Русь святой, а народ свой – богоносцем, если не в осуществлении, то хоть в вечном, неумирающем идеале народной души. Ты породила и воспитала великий народ, сохранив его в горькой доле, в горниле исторических испытаний чрез целый ряд веков; ты породила и воспитала сонм святых и праведных. Ты не погибла под ударами, – под тяжкими ударами судьбы, но крепла в них, сильная верой; с сею верой, с великой мощью духа, ты перенесла все тяготы, и всё же создала, и нам завещала и оставила великое царство. За всё это тебе земной благодарный поклон.

Будущая, новая жизнь России неизвестна. Нo ход её для нас, верующих, представляется совершенно ясным. Он всецело будет зависеть от того, со Христом ли останется народ наш, или откажется от Него, пойдёт ли за Ним, или Его единого оставит. Не формы жизни, не формы правления спасают народ: семя свято, люди верующие и благочестивые, – те, что не преклоняют колена пред современными Ваалами, как в дни Илии, – уважение к нравственному закону, внутреннее христианство, послушание Церкви – вот что сохранит и укрепит всякое общество и государство. А народ, забывший о Небе, не достоин жить и на земле.

Хочется молить со слезами пред этим Гробом, молить Божественного Искупителя: Воскресни, Боже, суди земли нашей христианской, царствуй в ней вовеки! Даруй нам в совет Царю и в правление царством мужей крепкой веры, одухотворённого разума, глубокого благочестия, помнящих, что семя свято – стояние мира, что праведность возвышает народ, а упадают племена чрез грехи (Притч. 16:33).

Да не оставит народ наш Христа Господа, да не оставит Его единым!..

Воскресни, Боже, суди земли, яко Ты царствуешь во веки! Аминь.

Христос Воскресе!

Аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущии: аще не Господь сохранит град, всуе бде стрегий. (Пс. 126:1).

Древний царь, царь «по сердцу Божию» и избранник сердца народного, этими словами выразил своё исповедание, оправданное всем опытом его жизни. Полное крепкой религиозной веры, полное глубочайшего смирения и всецелой преданности высшему Божьему мироправлению, оно передано, волей Духа Божия, в завет и руководство народам грядущих времён на веки вечные.

Глубоко напечатлел в своём сердце этот завет наш русской народ; с трогательной верой, с детским послушанием урокам небесной мудрости, он осуществил его и в частной жизни, и в своём тысячелетнем государственном строении. Наглядный тому показатель – благочестивый обычай на Руси всякое дело начинать молитвой; наглядный тому показатель – и наше настоящее молитвенное собрание, но в особенности таким ярким и отрадным показателем служат те основные воззрения на существо жизни нашего народа, во имя которых объединились кружки и союзы русских людей, ради укрепления которых отовсюду собрались они сегодня в лице своих представителей в коренной град России, посреди заветных святынь народных, в осенении духа и священных преданий всей русской истории.

Привет вам, дорогие братья! Привет вам, горячие и мужественные исповедники русской идеи! Привет вам, истинные сыны богоносного и христолюбивого народа, явившиеся сюда для работы разума и слова в эти тяжкие переживаемые народом нашим дни, когда ему грозит опасность поколебать и потерять основные устои своего мировоззрения и своего исторического бытия!

Неизмеримо велико значение религиозной идеи, ясно сознанной и последовательно осуществляемой в жизни и исторической деятельности народа. Она освещает ему жизнь яркой путеводной звездой; она осмысливает его прошлое и настоящее, его государственный и общественный строй, его национальное самоопределение. Она даёт ему мерило и руководство для определения будущего.

Только близорукость, невежество, – или нечистая и упорная преднамеренность могут упускать из вида тесную связь, всегда существующую между государственными и общественными учреждениями народов и их религиозными верованиями. И только легкомыслие может полагать, что, нарушая и ниспровергая одну из главных основ народного миросозерцания или государственного строя, одно из коренных воззрений народа, мы всё-таки можем быть спокойны за целость народного духа, за все прочие его основы и воззрения: это значит – отрицать очевидность, отрицать влияние частей на целое. Мы ныне переживаем время господства именно такого непостижимого, точнее же сказать, прямо болезненного легкомыслия.

Но как в жизни отдельных личностей бывают моменты, когда сознание высшего религиозного долга и высшего призвания проясняется и вспыхивает в человеке особенно ярко, становится повелительной силой, руководящей его в жизни и деятельности, властно определяющей его поведение в данное время, – так и для целого народа, для целого государства бывают особо величественные и важные моменты жизни, когда пред народом открывается величайшее дело, величайший подвиг, правильное разрешение которого определяет ему приговор жизни или смерти, и становится возможным только при ясном сознании им своего высшего мирового, Божьего призвания и религиозно-определённого долга. Тогда религиозная идея и вытекающий из неё исторический долг народа повелительно определяют ему поведение, и он не может отступить от высших велений, какого бы труда, напряжения и жертв ни потребовал от него предлежащий ему подвиг: пред ним меркнут и отходят на второй план все прочие интересы жизни.

Таково именно значение и переживаемых ныне дней, таково значение столь страстно ныне обсуждаемого вопроса о существе и характере государственного строя в России. Мы, русские люди, не можем отказаться от завещанного нам историей самодержавия наших царей, излюбленного и созданного народом, освящённого Церковью, запечатлённого священным помазанием царей, не можем отказаться от самодержавия, – в смысле религиозно-нравственного воззрения на государство, в противоположность правовому, – если бы даже сам Самодержец от него отрёкся. Как бы резко ни звучало это утверждение, мы повторяем его с полным сознанием, с особым ударением и проникновением в его смысл.

Не станем говорить подробно об исторических заслугах, о государственном значении и безусловной необходимости самодержавия царей русских для нашего отечества. Особенности истории России; географическое её положение; огромные пространства; неизбежная редкость населения; разнообразие климатических условий; этнографический состав, разноплеменной, разнокультурный и разноверный; государственные границы, необыкновенно растянутые и доселе естественно не определившиеся в окончательном виде; наличие инородческих окраин с их центробежными стремлениями; своеобразное положение России по отношению к народам Европы и Азии; расовые особенности славянского племени, характер и особенности его духовного склада; мировые задачи и мировое призвание России и т.д., и т.д., – всё это, весьма важное и ценное в выяснении исторических прав и государственной ценности самодержавия, мы опускаем; здесь каждая отдельная мысль требует особого обстоятельного обсуждения, которое увлекло бы нас слишком далеко; это, наконец, не входит прямо и непосредственно в круг пастырского слова.

Но есть в самодержавии наших православных царей сторона, теснейшим образом связанная с тем, что называется религиозной и христианской идеей. В том виде, как оно понято и усвоено русской народной душой, в самом помазании царей на царство, – в этом обилии молитв, в несказанном подъёме народной веры и всенародного благоговения, – от него веет не только благочестными преданиями цветущей поры христианства, не только духом православной вселенской Церкви в Византии с её благочестивым и равноапостольным автократором Константином, но и духом седой библейской древности, с её богооткровенным пророчеством. И мнится, елей царского помазания изливается и доныне на царей наших из того благословенного рога, из которого некогда Давид, царь по сердцу Божию, приял помазание от Святого посреди братьев своих: «и ношашеся Дух Господень над Давидом от того дне и потом» (1Цар. 16:11–13). И слышится древнее слово: «Вознесох избранного от людей Моих; елеем святым Моим помазах его. И истина Моя и милость Моя с ним, и о имени Моем вознесется рог его. Той призовет мя: отец мой еси Ты, Бог мой и заступник спасения моего» (Пс. 88:20, 21, 25, 27). Царь является орудием Промысла в управлении народом и насаждении в жизни его законов и планов Божественного мироправления. Эту истину религиозную, таинственную можно принять только верой; её и принял и исповедует наш народ, когда говорит издревле на своём образном языке: «Царь – от Бога пристав»; «правда – Божия, а суд – Царёв». Эта истина освещает понятие о самодержавии и для самого царя: оно – вовсе не право царя, не частная и благоприобретённая собственность, не личное его владение, от которого он волен отказаться; оно есть долг; от долга же нельзя отказаться, ему можно только изменить.

То, что в Ветхом Завете дано было, как зерно, – в христианстве получило высшее освещение и одухотворение, и принесло плод многий.

Осуществление и утверждение среди области земной, временной и человеческой, иного царства, царства небесного, вечного, царства Божия – это составляет заветную цель христианства. О ней чудно предрекали издревле пророки, о ней предвещал Предтеча Христов, о ней градам и весям и всему миру проповедал Спаситель и Его апостолы. Достигать чрез царство человеческое целей царства Божия; осуществлять в жизни государства и посредством государства задачи христианства, религии мира, любви, искупления; проводить путём государственности христианские нравственные начала; обратить царство Божие в цель, а царство человеческое – в средство; слить их воедино, как душу и тело, – вот идеал и заветы христианские, вот сокровенные стремления и чаяния наши. Над ними глубоко задумывались самые избранные и великие, самые благородные души из мира верующих; над ними трудились и в том полагали цель своей деятельности лучшие и благороднейшие правители народов – равноапостольный Константин, великие Феодосий и Юстиниан, святые Владимир Великий, Александр Невский, благородный Владимир Мономах, кроткие: Феодор, Михаил, Алексий – до последнего нашего боголюбивого Царя-Праведника, Царя-Миротворца. И это же всё в тайниках души своей на протяжении тысячелетней истории русский народ впитал и воплотил в своё государственное мировоззрение, соделал непререкаемым членом символа своего государственного и народного бытия. Оттого ему противна была мысль об исключительно земном характере своего царства; противна была мысль о каком-либо договоре народа с царём, ибо договор исключал бы чисто нравственный характер их взаимных отношений и заменял бы библейский отеческий образ власти правовым, основанным на недоверии, а сыновнее свободное послушание любви – договорным принудительным повиновением. Это воззрение, по которому государство должно служить целям религиозно-нравственным, а не формально-правовым, высшим и небесным, а не низменно-земным, народ наш, конечно, не формулировал ясно, но оно лежит, как подпочва, как несокрушимый устой и фундамент, в его мировоззрении. Ибо, по народному представлению, праведниками и мир стоит... Зато в лице носителей духа и мысли народа, в лице его одарённых и вдумчивых сынов, с другой стороны, и в лице носителей самодержавия и представителей власти – самодержавие постепенно с течением веков, в ряде поколений как бы опознавало себя, уяснялось, очищалось от всего наносного и постороннего, просветлялось от света высшего. Процесс просветления и созревания русско-православного государственного мировоззрения, в освещении религиозной идеи, под руководством Церкви не останавливался даже и тогда, когда самое самодержавие в жизненном осуществлении своём уклонялось от своего существа, обращаясь в абсолютизм под влиянием Европы, или затенялось средостением чуждых и посторонних сил, отдалявших царя от народа.

Можно ли здесь умолчать о благородном подвиге проникновенной мысли славянофилов, озаривших сознанием и огненным словом то, что лежало в неясных предчувствиях и преданиях народа? Можно ли не помянуть с благодарной любовью подвиг жизни Самодержца Александра III, самым делом пред целым миром оправдавшего самодержавие и показавшего его величайшую духовную мощь и благодетельность для России?

Таким образом, в самодержавии царей наших сказалось торжество идей, в своём источнике богооткровенных, но до такой степени усвоенных духом нашего народа, что их можно и до́лжно назвать истинно народными. Здесь выразилось всё существо русского государственного строя; его не поколебать никаким ветром занесённых из чуждых стран учений, и под красные мятежные знамёна с надписями об изгнании «долой» этого строя можно привлечь только или гниль и отбросы русской жизни, или сынов народа, переставших быть его сынами, разобщившихся с его живым телом и с душой, или, что чаще всего бывает, сынов народа обманутых, введённых в заблуждение и кричащих «долой» только по недоразумению. «Долой самодержавие, довольно с нас и Батюшки-Царя!» – вот типичный возглас таких жертв недоразумения.

Но спросят: все ли, действительно, понимают эту религиозную идею народа, все ли сыны народа представляют ясно и определяют при свете религиозной идеи его мировое, высшее призвание?

Конечно, не все! Но как в теле принято относить разумно-сознательную работу к голове, так и в народе; представители его мысли и жизни, его вожди должны сознавать, а в выдавшиеся моменты истории, в дни опасности для целости народной идеи, должны исповедовать делом и словом призвание народа, уяснять его себе и другим, бороться в защиту его орудиями трезвой мысли и слова и крепким союзом единомыслия. Вот почему так отрадно нынешнее собрание ваше и единение, возлюбленные братья. И как в теле многое и притом самое важное для его жизни и благополучия совершается бессознательно или малосознательно; как в жизни тела часто и притом безошибочно действует врождённый и Творцом вложенный в человека могучий жизнеохранительный инстинкт, так и в народе: многое он понимает, не умея только выразить этого ясно и точно, а ко многому он стремится в своей исторической жизни, руководясь не ясно сознанными целями, а смутным чувством, безошибочным инстинктом, воплощённым в народные предания. Определить и уяснить себе такое движение народа можно только в исторической перспективе. С такой именно точки зрения, при взгляде назад на пройдённый Россией тысячелетий путь, становится ясным и разумным, планомерным и целесообразным величественный ход и движущие начала её жизни: Киев, Новгород, походы в Царьград через «Русское» море, борьба за северные реки и южные степи, широкий размах миссионерской и колонизационной работы наших обителей, путь к Чёрному и Белому морям, Волга, Ока, Вятка, Казань, Астрахань, Урал и Сибирь, Кавказ и Крым, защита православных угнетённых народностей, поддержка славянских племён, и эта загадочная, таинственная, тысячелетняя тоска песни, преданий и мечтаний народа, живущего на суше, о синем море, эти порывания к дальнему морю-океану... Всё это чуждо сердцу блудных сынов России, наших не помнящих родства русских европейцев, которые в прошлом России не видят ничего, кроме тьмы, грязи и бестолковщины. Но даже гордый и враждебный взор иноплеменный увидит всю неправду этого самоубийственного и неумного озлобления, – самооплевания и самопредательства. Россия прожила тысячу лет и за это время, руководясь животворной религиозной идеей, осмыслившей её бытие и её мировое призвание, она много поработала для всемирного блага и общечеловеческого счастья: сломила восточное варварство; спасла от разгрома европейскую цивилизацию, заслонив собой, в мученическом подвиге, нашествие диких орд. И затем, победивши эти орды вековым напряжением всех сил народных, освободила православный Восток, подавив истребительный разлив мусульманского фанатизма; дала политическое существование не одной народности; образовала Империю, в которой нашли себе достойную жизнь и покой множество племён, прежде занимавшихся взаимным истреблением; наконец, на огромном протяжении территории, равной ⅙ части всего света, она в меру сил и возможности, при самых тяжких исторических и географических условиях, насадила порядок, блага культуры и мирной жизни, основанной на христианстве, воспринятом в самое существо народного русского духа.

Здесь только намечен нами внешний рост России и только кратко указано средство, данное ей свыше, для достижения призвания неизмеримо важнейшего, чем одно внешнее распространение пределов: оно – в утверждении царства Божия по пути всего этого великого и невиданного в истории движения от берегов Днепра и Ильменя до берегов всех морей и океанов; оно – в водружении Креста и проповеди Евангелия, по завету Спасителя, до последних пределов земли (Деян. 1:8); оно – в новом слове, которое скажет Россия миру, – по вещему пророчеству славянофилов, – в утверждении и распространении неповреждённой и неискажённой страстями человеческими истины христианства; в создании чисто христианской философии и культуры, в сочетании начал Божественного и человеческого, в соединении веры и знания, христианского слова и дела, исповедания и жизни; в примирении страшных противоречий человеческой жизни и истории, плоти и духа, любви и эгоизма, национального и общечеловеческого; в примирении Востока и Запада и вековой борьбы в основных началах их жизни и мысли.

Призвание это, мировое и великое, указанное нам и историей и даже географическим положением России, – это наша честь и слава, наше нравственное право на бытие и национальное самоопределение, но оно вместе с тем и тяжкий долг наш пред Богом и человечеством; оно выстрадано русским народом, полито его кровью, потребовало много тяжких жертв и, конечно, потребует много этих жертв и в будущем. Оно обвеяно его поэзией, его ясновидящими преданиями, мистическими предчувствиями. От него мы не можем, не смеем, не в силах отказаться: это было бы не только позором, не только изменой высшему предназначению и царству Божию, но и отказом от самого нашего бытия.

И вот, пришли на нас теперь, по грехам нашим, чёрные дни. От нас вышли сыны народа, оторванные от его жизни вековыми ошибками разрыва с русской религиозной и народной идеей, по духу более сродные инородцам и иностранцам; вместе с этими чуждыми нам инородцами и иностранцами, слишком многочисленными в нашем царстве, слишком поднявшими голову после наших неудач и поражений на войне, захотевшими господствовать в приютившей их стране, они буквально заполонили Россию проповедью такого строя и таких начал жизни, которые грозят свести в ничто её тысячелетнюю историю, изменить в корне всё существо души народной. От нас они вышли, но не были от нас (1Ин. 2:19). Повторяем, – только непостижимое легкомыслие может полагать, что с уничтожением одного члена нашего государственного триединства: православия, самодержавия и народности, остальные два будто бы не потерпят ущерба. Несомненно, целость нашего мировоззрения тогда рушится, как рушится треугольник, если из него вынуть одну сторону; несомненно, Россию, в случае успеха таких учений, ждёт впереди расчленение и гибель; из народа созидательного и исторического мы обратимся в рабочий скот, в жалкий безличный материал истории, в жалкий материал работы других народов. Не станем скрывать от себя, что уже немало сделано сознательными и бессознательными врагами России для уготовления ей такой судьбы.

Где же выход, и где наше спасение? Сыны народа, сыны родные, любящие, верные, понимающие его дух и движущую религиозную идею, – объединяйтесь, работайте, боритесь, не приходите к расслабляющему унынию! Слово апостола пусть возгремит над вами, и окрылит вас силой: бодрствуйте, стойте в вере, мужайтесь, укрепляйтесь! (1Кор. 16:13). Только в свете этих руководящих начал мы найдём силы для терпения, мужества и спокойствия. Всего бывает в жизни; она не обходится без жертв, ошибок и неудач. Но великий народ способен выслушать и горькую правду, способен сознать ошибки и неудачи, способен терпеливо исследовать их и мужественно указать, он в силах с удвоенной ревностью выступить за их исправление. Залог его успеха – в спокойствии даже и напряжённой работы, и в терпеливом ожидании, вытекающих из веры в правоту и торжество своего дела и в Божье благословение.

Поэтому нам не нужны, как детям и больным, успокаивающие и подбадривающие известия; мы должны ясно представлять себе опасность, грозящую нашему отечеству; но нам не страшны должны быть эти опасности; в наших сердцах не место малодушному унынию, малодушным опасениям за судьбы отечества, если только мы веруем в Бога, в Россию, в религиозный и освящённый в святом помазании союз царя и народа, и в мировое призвание нашей великой родины.

«Аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущии; аще не Господь сохранить град, всуе бде стрегий»... Будем же верить, что недаром Господь создал дом нашего царства и хранил доселе его грады; недаром Господь вызвал к бытию Россию и поставил пред нею великие мировые задачи.

Опасность пусть удвоит наши силы. Выходите же, сыны народа, выходите на труд и на борьбу! Размышляйте, уясняйте себе и другим и громко проповедуйте существо русских истинно-народных идеалов; укажите наши отступления от них; при свете этих идеалов укажите желанные порядки русской жизни во всех её отраслях, закрепляйте сознанием то, что доселе было лишь чувством и преданием, вдохновляйте верой и разумом унылые души; созидайте ясный, последовательный план работы для всех защитников настоящей православной и русской России, а не мнимой и поддельной по вымученным зарубежным образцам.

За нами Бог, за нами правота дела, за нами история, за нами русский народ, а впереди – великое будущее великого нашего народа! Отстаивайте, берегите великие духовные сокровища России!

И верьте, пройдёт болезненное поветрие мысли, что охватило теперь столь великое множество людей. Претерпим это помрачение умов в России сверху и донизу. Самые несчастья и тяжкие удары судьбы отрезвят нас. Придёт этот день отрезвления, ярче загорится любовь к поруганным устоям русской жизни, и засияет над нами день радования, светлый и тихий, как этот день пасхальный.

«И будет в день оный народ свято-русский, возстаяй владети языки; на того язы́цы уповати будут, и будет покой его – честь!» (Ис. 11:10).

Святое Евангелие рассказывает о том, как Спаситель исцелил расслабленного, лежавшего при овчей купели 38 лет (Ин. 5:1–15).

Апостольские Деяния рассказывают об исцелении другого расслабленного, восемь лет лежавшего без движения, именем Энея, а также о воскрешении девицы Тавифы (Деян. 9:32–42). И то и другое чудо именем и силой Господа совершил апостол Пётр в среде верующих.

Хочется спросить: в чём же состояло несчастье и страдание обоих расслабленных? Конечно, ответите вы, несчастье в том, что они не могли двигаться, не могли работать, были прикованы к одному месту. А ведь послушать многих нынешних смутителей народа, так выйдет, что расслабленные-то и были счастливцами. Ибо о чём теперь часто проповедуют? О том, чтобы человек как можно меньше работал и как можно больше пользовался всеми жизненными удобствами и благами, чтобы человек имел как можно меньше часов работы.

При таком желании, конечно, лежать без движения, быть расслабленным, совсем ничего не делать – это самое высшее счастье. Для лености и праздности ведь не нужно ни рук, ни ног, ни крепости членов, ни острого глаза, ни слуха, ни ловкости и выносливости. Если не будешь работать, расслабление и само собой придёт к человеку. Но вот видим, что природа человека громко восстаёт против расслабления. Оба расслабленные считали себя глубоко несчастными. Тридцать восемь лет лежал один из них около чудодейственной купели и всё ожидал, всё ожидал единого счастья: получить прежнюю крепость своих членов, ходить собственными ногами, распоряжаться собственными силами, трудиться своими собственными руками.

Так, братие, труд – это потребность человека, труд – это счастье наше, а где нет труда, там является расслабление человека, – глубокое его несчастье.

Но это ещё не всё. В Апостольских Деяниях рассказывается: когда девица Тавифа умерла, то христиане, узнав о том, что недалеко от них находится апостол Пётр, послали к нему двух человек просить, чтобы он не замедлил прийти к ним. Как только он пришёл, все женщины в доме, где находилась умершая, предстали пред апостолом со слезами, показывая ему рубашки и платья, какие делала Тавифа, живя с ними. (Деян. 9:39). Для чего же они делали это?

А для того, конечно, чтобы восхвалить умершую, чтобы показать, как полна была труда её жизнь, как, поэтому, она была достойна звания христианки, как она достойна милости Господней.

И апостол силой Божьей возвратил умершую к жизни.

Итак, труд есть не только потребность и счастье человека, но и великая похвала для него, добродетель, угодная в очах Божиих.

Так говорит нам совесть наша. Тому же ясно и вразумительно учит нас и слово Божие.

Когда Господь сотворил первых людей, Он даровал им блаженство и поселил в раю сладости. Что же, однако, люди услышали, от Господа в раю? Господь повелел им трудиться, возделывать рай и хранить его (Быт. 2:15). Блаженство, значит, было невозможно без труда. Но вот человек согрешил, изгнан был из рая, лишился блаженства. Как же ему было возможно загладить грех, исполнять волю Божию, исправлять себя, обновляться душой? Милосердый Господь не отказал ему в этом, и путь исправления, путь нравственного воспитания, врачевство от греха, подвиг примирения с Богом, смысл жизни Он опять указал человеку в труде: в поте лица твоего будешь есть хлеб твой (Быт. 3:17–19).

Мы знаем потом, как жили люди после грехопадения. Одни забыли Бога истинного и выдумали себе ложных богов. Это были язычники, которые считали труд несчастьем, а людей трудящихся презирали. Другие люди сохранили веру истинную; такие всегда высоко почитали труд: древние патриархи, пророки, цари, все благочестивые люди были великими трудолюбцами. Сам Христос Спаситель в доме Иосифа трудился с ним вместе, как плотник; Пречистая Матерь Господа занималась трудами рукоделия и домашнего хозяйства; Христовы апостолы были рыбаками; апостол Павел делал палатки и писал о себе: «мы трудимся, делая своими руками» (1Кор. 4:12). С кем больше всего обращались святые апостолы? На это отвечает книга Деяний Апостольских хотя бы в том месте, где рассказано о воскрешении Тавифы: апостол Пётр довольно дней пробыл в трудах проповеди после совершенного чуда, и проживал при этом у некоего Симона кожевника (Деян. 9:43).

Среди рабов-тружеников апостолы находили верующих; тысячи этих рабов соделались мучениками и святыми, которых и доселе почитают верующие люди.

Недостало бы времени перечислить все уроки слова Божия и Церкви Христовой, все поучения о святости, высоком достоинстве и пользе труда. Главное сказано; добавлю вам немногое. Иов, богатый человек древности, учит: «Человек рождается на труд, как птица для летания» (Иов. 5:7). Соломон, мудрейший из людей, среди полного изобилия и беспримерного богатства, восхвалял труд и говорил: «Сон сладок работающему» (Еккл. 5:11). Апостол Павел христианам завещал труд, и это завещание его как нельзя более относится к нынешнему нашему рабочему люду. Вот что он пишет: «Если кто не хочет трудиться, тот не ешь. Но слышим, что некоторые у вас поступают бесчинно, ничего не делают, а суетятся. Таковых увещеваем и убеждаем Господом Иисусом Христом, чтобы они, работая в безмолвии, ели хлеб свой». И ещё: «Если кто не послушает (этого) слова нашего, того имейте на замечании и не сообщайтесь с ним, чтобы устыдить его. Но не считайте его за врага, а вразумляйте, как брата» (2Сол. 3:10–15).

У всех народов, решительно на всех языках есть пословицы, говорящие, что леность есть мать всех пороков; так, голос общечеловеческий согласен с золотым правилом древнего библейского мудреца: «Многой злобе научила праздность» (Сир. 33:28). В высшей степени выразительно поучает нас тому же мудрец и учитель новозаветный – Иоанн Златоустый. Этот святой отец пишет: «Нет ничего в делах человеческих, чего не губила бы праздность; ибо и вода, если стоит, повреждается, загнивает, если же течёт, то сохраняет своё свойство; и железо, если остаётся без употребления, покрывается ржавчиной, а когда из него что-либо выковывается! приносит пользу и блестит, как серебро».

Да будет же, возлюбленные, благословен ваш труд! Трудитесь и работайте, исполняйте ваш долг пред Богом, питайте трудами рук ваших близких и родных, трудом честным и добрым очищайте души свои и привлекайте к себе этим любовь Бога и людей! Труд часто тяжек для нас. Но такова воля Божия. Бог труды любит. Без труда нет плода. Поэтому не слушайте тех ложных учителей и смутителей, которые нередко обещают трудящимся людям жизнь покойную и довольную без труда и указывают на преступный путь присвоения чужого добра. Чужим счастлив не будешь.

Поэтому не губите трудов ваших тем, чем часто губит его русский человек, губит месяцы и годы своей работы, обездоливает семью, губит душу и становится податлив на всякие лжеучения и соблазны, на всякие пороки и преступления! Я разумею пьянство после получки денег. Вот где горе горькое, горе наше всенародное; вот где может быть главный источник всех теперешних несчастий нашей родины! В пьянстве часто зачаты и рождены дети.

Такие люди уже над собой не господа, собой не владеют; такие люди склонны на всё злое; такими людьми жизнь не строится, а разрушается.

Будьте же, возлюбленные братья, набожны, трудолюбивы, будьте честны, трезвы и рассудительны. Тогда труд для вас будет не только долгом, но и счастьем вашим и ваших ближних, счастьем родины, источником довольства, путём богоугождения и душевного спасения! Аминь.

О, меч! О, меч! Доколе посекать ты будешь? Доколе не упокоишися? Вниди в ножны твои, почий и упокойся! (Иер. 47:6).

В кровавый мартиролог мучеников долга на святой Руси вчера внесён ещё один честный русский человек, безвременно погибший граф Сергий Николаевич Коновницын.

Без конца длится кровавый пир обезумевших злодеев. Без конца поднимается губительный адский пламень метаемых бомб и уносит от нас одну за другой жизнь верных слуг России, бестрепетных исполнителей долга присяги.

Можно сказать, наше время измыслило и объявило новый совершенно невероятный способ оценки достоинства людей: благородство, честность, вера и верность, патриотические заслуги – отныне свидетельствуются покушениями, увечьями, ранами и убийствами. Ни одно правительственное учреждение, даже специально ведая оценкой государственных деятелей, не могло бы указать и отметить с такой безошибочностью истинных носителей долга и чести, истинных слуг законности и порядка, истинных защитников отечества, как это делают наши революционеры. Ни разу не тронут ими ни один из слуг государства ничтожный, ленивый, неспособный и продажный. Ни разу не тронут ими ни один действительный преступник. Убиваются на подбор лишь достойные люди.

Под завывания презренных лакеев революции, захвативших в грязные руки свои печать, под истеричные вопли об отмене всяких твёрдых мер в подавлении беспорядков, всяких кар и особенно смертной казни, – казни за казнями совершаются ими самими по всей России, взрывам и бомбам вторят выстрелы, низкие и предательские, из-за угла, революционные грабежи, разбои и убийства. Приговоры объявляются безо всякого суда и допроса; оправданий не желают знать; казни приводятся в исполнение безо всякой пощады; о жертвах, убитых случайно при всяких покушениях, совершенно не думают.

Кровавое безумие, видимо, охватило врагов государственного порядка.

Как могло всё это случиться? Как могла преступная партия с такой сравнительной лёгкостью и возникнуть, и организоваться, и приводить в исполнение свои безумные замыслы?

Слышим и читаем иногда, – в ответ на эти вопросы, – жалобы на то, что у нас не умеют хорошо выследить преступников, вовремя предупредить злодеяние и представить его суду и заслуженной каре.

Но не это мы разумеем. Внешние меры предупреждения и карания преступлений никогда и нигде не являлись и не являются главными и всеисцеляющими. Важнее всего то внутреннее состояние и настроение общества, которое способствует или препятствует развитию в его среде преступных склонностей и преступных деяний. Внутренние враги России, враги всякого порядка, люди без правил и нравственных убеждений, приветствующие самое гнусное насилие в своих действиях, но возмущающиеся всяким законным проявлением суда и власти в государстве и объявляющие его насилием, – эти люди вышли от нас; условия, благоприятствующие их деятельности, созидались нами же и в нашей среде; пособников и пособничество они находят в том же обществе.

Вот на что нужно обратить внимание!

К глубокому сожалению, русское общество в своей жизни обнаруживает два прискорбнейших свойства: Во-первых, оно вызывается из своего равнодушия к деятельности и размышлению только страшными и ошеломляющими ударами судьбы, например, громом войны, или из ряда вон выходящими злодеяниями. Во-вторых, оно редко предвидит окончательное развитие и плоды той или другой мысли, того или другого факта. Оно не раз играло с огнём: а упустишь огонь – не поймаешь...

Эти-то мысли и факты, разделяемые и одобряемые семьёй, обществом, литературой, школой, сплошь и рядом приносят самые тяжкие последствия и плоды, неожиданные для людей духовно близоруких, живущих минутой, но вполне естественно ожидаемые людьми, умеющими смотреть вперёд, соображать и предвидеть результаты жизненных явлений.

В доказательство этого положения мы могли бы приводить факты и явления из нашей жизни без конца.

Припомните, как сочувствовали толстовщине, как осуждали Церковь за отлучение Толстого, этого самого опасного анархиста-теоретика, упраздняющего и Церковь, и государство! Не верили, что из его проповеди «непротивления злу» выродятся самые кровавые замыслы и самые дикие действия насилия. Разве теперь это не подтвердилось?

Припомните, как снисходительны были к волнениям молодёжи во всех учебных заведениях, осуждали школьные порядки, винили школьное начальство, сочувствовали молодёжи, в этом сочувствии видели доказательство благородного либерализма. Не верили, что школьная разруха пройдёт от университетов до самых начальных школ и обратит детей и юношей в скопище бездомных, безнравственных бродяг, лишённых всяких нравственных правил и всякой дисциплины, – в довершение всего, невежд, самовлюблённых, самодовольных, грубых насильников. Разве это всё не исполнилось на наших глазах?

Припомните эти потоки злоречий, клеветы, эти сплетни улицы, которые сочинялись на всех высших представителей власти, злорадно передавались друг другу по секрету, сообщались юношам и развращали их в корне.

Припомните, как в школах, высших и средних, издевались над всем русским, издевались над религией и патриотизмом – «передовые» педагоги! К сожалению, в семье и обществе не находилось отпора преступным влияниям.

Припомните, как мало была распространена и в каком презрении была патриотическая печать. Ведь заговорить о Боге, о присяге, о Царе, о России, – для этого прямо нужно было иметь мужество и заранее обречь себя на всякую клевету и издевательство.

А рядом другой факт: припомните увлечение, раскупку нарасхват всяких скандальных газеток, брошюрок, которые тешили жалкую потребность мелкой сплетни. Скажите, что у нас осталось не оклеветанным, не оплёванным, не приниженным? Скажите, кого пощадили? Над кем не смеялись старые и юные вместе, довольные только тем, что в данную минуту клевета не их касается!

Нужно ли говорить о кощунстве над верой и Церковью, о пошленьких рассказах о Церкви, о Царском Доме, обо всех лицах, стоящих у власти? Да, русское общество легкомысленно делало революцию, легкомысленно играло с огнём.

Дорожили ли мы государством? родиной? Следили ли за её врагами?

Как в дальней Маньчжурии после китайской войны русские, только посмеивались над японскими шпионами, которые три года, на виду у русской власти, день и ночь занимались съёмками местностей, составлением планов и прочего, – так и во внутренней жизни мы не хотели принять мер против надвигающихся опасностей.

Что нужно для образования и существования государства?

Прежде всего, конечно, нужна известная территория земли для населения: целость этой территории обыкновенно её насельники защищают и отстаивают от врагов жертвами крови и ценой смерти. Но ничуть не менее нужна для государства и народа единая и цельная, так сказать, духовная территория, общность религиозных, нравственных, патриотических, бытовых и культурных, исторически сложившихся устоев, воззрений, стремлений. Целость такой духовной территории и крепость её добывается и приобретается народом не сразу: над нею работают ряды поколений и тысячи лучших и выдающихся представителей Церкви, государства, общества, её также отстаивают от покушений врагов ценой жертв, крови и смертей. За неё страдают люди, подобные адмиралу Дубасову; за неё умирают мученики, подобные поминаемому сейчас рабу Божию убиенному Сергию; на неё ополчаются внутренние враги, а из внешних – те, которые понимают, где и как можно нанести самый чувствительный и гибельный вред противнику. Отсюда поддержка в России, на иноземные и инородческие деньги, всех тех, кто разлагают нашу государственную жизнь; отсюда денежная помощь русскому сектантству, забастовкам, волнениям, революционным затеям и предательствам, которые никогда без 30 сребренников не обходятся.

Гром теперь грянул. Пусть же русское общество одумается, отрезвится, оглянется на себя; пусть вступит в борьбу с этими грозными покушениями на духовную нашу целость. Пора понять, что мы своей беспечностью, беспринципностью и разъединением, своим молчанием и трусостью помогаем врагам государственного порядка, помогаем разброду нашей религиозной и общественной мысли, распаду нашего, веками сложившегося государственного строя.

Ведь как много ещё могучих положительных сил в нашем народе! Как много вполне преданных сынов Церкви и государства решительно во всех классах общества! Так много, так много, что ничтожная кучка убийц и крамольников, это – буквально капля в море. И если бы мы были объединены, энергичны; если бы мы, сторонники веры, Церкви, Государя и государства, заговорили, то, как иней пред лучами горячего солнца, как дым, расточились бы враги наши!

К этому единению зовёт нас вчерашнее страшное покушение на представителя Государя в нашей столице. К этому единению зовёт нас нынешняя молитва о рабе Божием убиенном Сергии. Она говорит нам, что мы виновны пред ним. Она будит в нас нашу совесть. Она напоминает нам о нашем долге: она повелевает нам стать во всеоружии веры, бодрости и любви к отечеству на стражу общественного спокойствия, на бодрый труд и на бодрую борьбу со всем, что так или иначе способствует, хотя бы в отдалённейшей степени, всякой попытке внутренних врагов России растлить общественную мысль, смутить и затемнить общественную совесть, или дерзнуть на злодеяние убийства слуг Государевых.

Пора обнаружить нам свою духовную мощь и показать дерзким злодеям единодушное, общественное осуждение и презрение к их преступной деятельности. Пора заговорить против партии беспорядка иной партии, партии порядка, если только можно ничтожную кучку злодеев, с одной стороны, и необъятную Россию, с другой, назвать этим избитым именем партии.

И пусть только услышится твёрдый тон в семье, в школе, в литературе и обществе; пусть только громко раздастся смелое слово и обнаружится смелая деятельность каждого из нас: сгинут тучи, которые теперь тёмной полосой протянулись над нашим небосклоном, сгинет этот туман, имеющий вид силы и значения, а на самом деле ничтожный и жалкий.

Тогда перестанет посекать нас губительный меч крамолы, тогда он внидет в ножны свои, и почиет, и упокоится...

Отрадное свидетельство начинающего отрезвления нашей жизни мы видим, между прочим, и в этом благородном Кружке Дворян, которые сошлись сюда во имя вечных зиждительных начал всякой человеческой культуры и достойной государственности: во имя веры, чести, долга, присяги и горячего патриотизма. Отрадно, знаменательно и это единодушное молитвенное поминовение убиенного раба Божия Сергия!

Раб Божий Сергий! Ты, благородный отпрыск древнего рода, пал смертью славных на страже долга! Ты оросил землю родную своей кровью! Ты телом своим защитил того представителя Царя нашего, жизнь которого Промысл сохранил России для служения её благу! Ты восшёл к небу в те дни, когда Церковь ещё не престала славить песнями Воскресшего Христа и в нём – воскресение и жизнь вечную для всякого верующего!

Да будет же убиенному мученику уделом святым жизнь вечная! Да будет тих и безмятежен его горний полёт к небу и Богу, да будет ему уготовано место упокоения, да будет ему вечная память! Аминь.

Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших, а только слово благое к созиданию (Еф. 4:29), слово здравое, незазорное (1Тим. 2:8). Удар бича наносит рубцы, которые скоро заживают, но злоречивый язык приносит неисцельные раны. Многие пали от острия меча, но не столько, сколько падших от злоречия (Сир. 28:21).

Итак, есть слово к созиданию, и есть слово к разрушению жизни. В приведённых словах Священного Писания эта мысль выражена ярко и образно; в них как бы предуказано переживаемое нами теперь время, – время гибельного господства слова гнилого, подкупного, разрушительного, исполненного всякой клеветы, обращённого в призыв к крови, к насилию, взаимному озлоблению и истреблению.

Как могло это случиться? Как могло такое слово найти себе читателей и слушателей? Священное Писание и на эти вопросы даёт краткий и выразительный ответ: язык – огнь, прикраса неправды (Иак. 3:6).

Проповедь разрушения всех зиждительных начал жизни человеческой и жизни православно-русского народа, начал веры, христианской нравственности, послушания власти церковной и государственной, любви к своему отечеству, – эта проповедь, для удобнейшего уловления душ слабых и умов некрепких, прикрыта блестящими фразами и высоко-благородными словами о правде Божьей, о правде нашей жизни, о пути истины для людей нашего XX века и для сына отечества, о благе Руси и Русского государства... И вот, свобода обращена в насилие над всеми, кто не хочет отступиться от завещанных человечеством и родиной сокровищ духа; свобода совести обращена в свободу бессовестности и под видом религиозных интересов проводит замыслы, далёкие от всякой религии. Свобода слова заменилась свободой клеветы, лжи, науськивания и преследования против всех несогласных с призывом к кровавой над ними расправе. Свобода той или другой народности, того или другого якобы угнетённого племени знаменует собой угнетение и прямо погибель народа русского в его собственном доме, в его царстве и т.д., и т.д. Всего тяжелее и опаснее такое злоупотребление словом именно в нашем народе: издавна он привык хранить уважение к печатному слову, ибо в течение веков не читал ничего, кроме книг Священного Писания и богослужебных, к которым относился с безусловным и благоговейным доверием. Слишком недавно ещё, сравнительно, он получил доступ к той печати, в которой правда стоит наряду с неправдой и так перемешана с ней, что во всём этом сплетении истины и лжи трудно разобраться свежему и малоосведомлённому человеку. Слишком мало ещё имел он опытов, чтоб убедиться, как нужно быть осторожным в чтении всяких листков и газет. Слишком мало имел он времени, чтоб уразуметь, что слово печатное теперь служит не одним только интересам вечной и Божьей правды, но и под прикрытием Божьей правды и любви даёт ядовитые советы дьявольской злобы и ненависти, что слово печатное стало похоже теперь на прохожую улицу, где услышать можно и добро и зло.

Тем отраднее наш сегодняшний скромный праздник, праздник стопятидесятилетия жизни старейшей русской газеты, которая в последние 40–50 лет особенно заметно c любовью и мужеством, а в самый последний год и прямо с героизмом, отстаивала и проводила созидательные начала русской жизни. Пусть очень и очень многие не разделяют такого взгляда на этот печатный орган: самая злоба врагов, бешеная, повышенная, свидетельствует о том, что знамя газеты – не незаметное знамя, что слово её – не бесцветное слово, с которым можно не считаться и которое можно обойти презрительным молчанием. Мы сеем в дух, мы сеем в будущее, а возрастит Бог. Люди моего возраста помнят, конечно, те дни, когда газета имела кормчим своим незабвенного М.И. Каткова. Сколько грязи, клеветы и вражды вызывало это имя! Каждая газетка, каждый журнальчик, каждый печатный «прогрессивный» орган в то время тем и доказывал свою рабью верность «передовому направлению», тем и выслуживался пред верховодами тогда уже формировавшейся революционной русской печати, что с бо́льшим или меньшим искусством усердно бранил Московские Ведомости и их талантливого редактора. Но не прошло и пяти лет после смерти М.И. Каткова, как чувство неприязни к нему уступило место спокойному признанию сначала таланта, а потом и заслуг почившего, а истекающее теперь только второе десятилетие со дня его смерти уже оплетает вокруг его духовного облика венок хвалы бессмертному подвигу русского гражданина и первого истинно-русского публициста.

Вражда и клевета не пережили своих мелких авторов, мелких и жалких прислужников у современных им главарей лжеобщественного мнения. Только вечное не стареет; а начала, которым служили М.И. Катков и его газета, – именно вечны и не познают старости: христианская вера, христианская Церковь, христианская нравственность, христианское государство, христианская любовь к своему родному народу и к завещанным его тысячелетней жизнью историческим устоям и основам Русского царства, во главе с его Венценосным Вождём, Божиим Помазанником.

Знаменательно избран в небесные покровители газете святой Стефан, епископ Пермский, просветитель дальней Зырянской страны. И он служил словом к созиданию, а не к разрушению жизни людей. И он служил Русскому царству и русскому народу, хотя жизнь его и деятельность протекли среди диких инородцев. Дело его было церковное, а не политическое; он служил укреплению, прежде всего, начал религиозно-нравственных, а не государственных. Но на Руси от дней святого Владимира так повелось, что начала церковные и народные были неотделимы одно от другого; русский народ верой и смирением уразумел глубоко истину: ищите прежде всего царства Божия и правды Его, и сия вся приложатся вам (Мф. 6:33). Искал он славы Божией, искал торжества веры, торжества Церкви Христовой, и приложилось ему царство земное, великое, необъятное; пришли к нему сынове инороднии и нашли приют под тенью приветливого многоветвистого древа Русского царства, и слились с ним чуждые по крови союзом духа – веры и любви, союзом крепким и неразрывным.

Приобщая инородцев к Русскому царству и русскому народу, св. Стефан приобщал их этим и к царству Божию и вечному спасению, к благам культурной и человечески достойной жизни. Вокруг него и его деятельности сплетались злоба, клевета, гонения тёмных сил, что шли и из зырянских лесов и от русских изменников и злодеев даже из центра тогдашней государственной жизни, из самой Москвы.

Но прошло уже 500 лет, и слава его не меркнет, а клевета давно изгибла!

Ибо и он сеял в дух, а не в плоть, сеял в будущее и не смущался настоящим.

Таков же завет его жизни и подвига и нам, служителям русско-церковного и народного дела. Бессмертна жажда правды в человеческом духе. Эту жажду вековечную насыщает Христос, о чём сегодня, по случайному совпадению праздничных воспоминаний, воспевает святая Церковь в преполовение Пятидесятницы: «Преполовившуся празднику, жаждущую душу мою благочестия напой водами. Яко всем Спасе возопил еси: жаждай да грядет ко Мне и да пиет».

Да будет же памятным этот призыв Слова Божественного и Воплощённого нам, служителям человеческого слова. У Него насытим жажду свою и жажду тех, которые ищут истины и руководства в печатном слове. Не станем скрывать, что такому слову вместе с великой созидательной работой предстоит огромная и тяжкая борьба с тёмными силами. Но будем сеять в дух, будем сеять в будущее. И пусть навсегда знаменем этого органа печати и целью стремлений будет жизнь, а не смерть, и слово его, по завету апостола, да будет всегда слово здравое, незазорное, не к разрушению и отрицанию, а «слово благое к созиданию»! Аминь.

Православные русские люди!

Христос Воскресе!

В последний воскресный день, в который мы ещё обмениваемся таким радостным пасхальным приветом, пришлось нам собраться, чтоб отметить первую годовщину жизни Московской монархической партии. Рядом с радостным приветом, какой грустью, каким упрёком звучат эти слова: «первая годовщина», монархическая «партия»!

Да разве вы существуете только первый год? Да разве вы – «партия»? Ведь мы – это весь православный русский народ, великий тысячелетий народ, искони исповедовавший те самые начала, о которых мы и теперь «среди шума и волнений воскресших смут, вражды и тёмных дел» громко и смело проповедуем: начала любви и верности Богу и Церкви Его, Царю Русскому и царству Его, народу русскому, его истории, его славе, его благу, его державности на земле своей богоданной. И вот, однако, пришлось нам выступить среди народа своего, как «партия»!

Тяжкий был для нас этот год, первый в жизни нашей «партии»: это год великих скорбей и болезней русского сердца, тяжких нестроений и несчастий русского народа.

Недостало бы времени перечислить их, начиная ужасными военными неудачами России на суше и на море и позорным миром, и кончая предательскими забастовками, декабрьским вооружённым восстанием в Москве и, в самое последнее время, недобросовестным, обманным подбором «представителей» якобы от русского народа в Государственную Думу, на самом же деле людей, совершенно ему по духу чуждых, что и показали они в первых же своих собраниях.

И, однако, не для скорби, не для уныния, не для печалования и слёз мы собрались сюда сегодня. Возгреми над нами слово святое: Братья, стойте в вере, мужайтеся, укрепляйтеся! (1Кор. 16:13). К бодрости, к мужеству, к надежде, к радости будем мы звать друг друга. За нами правда, за нами история, за нами русский народ! Правда же не погибнет, как не погибла она в лице воскресшего нашего Христа Господа. Ведь достигли, казалось, своей цели безбожные Каиафа и Анна; спокоен был Пилат; враги Христа обагрёнными в Его крови руками вкушали свою пасху, торжествовали свой еврейский праздник...

Они победили. За них тоже «голосовал» сбитый с толку запугиванием и обещаниями народ и вопил: «Распни Его»!.. За смерть Христа ему тоже обещана была «народная свобода». Да, они победили! И глубоко под землёй в могильной пещере враги сокрыли тело Христово. Всё кончено. Всё предусмотрено. Злоба врагов после победы не знает устали, не ведает покоя и оплошности: и стража бессменно стоит у дверей гроба. Исполняется до конца слово Спасителя: «ваше время и власть тьмы!» (Лк. 22:53).

И если бы всё это так и осталось, то, конечно, правы были бы Пилат, Ирод, Иуда, Анна и Каиафа; вера в добро должна была бы угаснуть, и вере в Бога, в Высшую Правду не было бы места.

Но злоба, вражда, ухищрения злодеев, гроб, камень и кустодия не удержали Начальника жизни в челюстях смерти и ада, и ночь Его воскресения посрамила зло, и стала светозарной, светоносной для всех верующих навеки, до последнего дня бытия мира. Разрушив бо смертию смерть, победу даде нам и велию милость!

С такой верой, с такими залогами надежд и упований нас не запугают, не лишат сил, не заставят молчать и бездействовать. Пусть торжествует неправда, пусть гремят выстрелы и взрывы бомб злодеев; пусть враги России, прикрываясь и теперь именем народной свободы и народного блага, обманывают честный люд и, волки в овечьих шкурах, пробираются к власти и влиянию, готовя умаление церковной власти и расчленение России.

Мы живы. Жив наш Бог, жива Россия, жив и будет жив русский народ! Рано собрались делить его ризы, рано стали хоронить его! Враги не закопают его в землю; Иуды наши сами погибнут лютой смертью; Анны и Каиафы покончат жизнь в позоре или забвении; кустодия разбежится в ужасе; Пилаты проведут жалкие дни в изгнании и отчуждении от народа. А народ наш жив, и будет жив; прозреют и те его сыны, которые ныне сбиты с толку губительной пропагандой, завёрнутой в красные и крикливые фразы красных и мятежных газет. Ложью весь свет пройдёшь, да назад не вернёшься!

Монархическая партия в этот минувший год, как и все ей родственные по духу и направлению союзы и дружины, пережила и переживает одинаковую судьбу с православной Церковью, с которой она себя теснейшим образом соединила. Она и возникла непосредственно после указа о веротерпимости и даже под его влиянием, из опасения за целость устоев России.

Гремели над нами громы и носились молнии: но они только очистят воздух. Сыпались на нас удары и сыплются; но долго молотят хлеб, пока не отделится зерно от соломы; долго бьют и пеньку, пока не отлетит ненужная кострика, и пока не останется шелковистая и полезная пеньковая прядь.

Ах, сколько горя переиспытало за последний год русское сердце!

Великодушный и благородный Государь дал учреждение Государственной Думы, чтобы сблизиться с народом Своим. Враги обратили его в новую и высокую стену между Царём и народом, с первых же заседаний – в орудие бунта против Царя и Его правительства. Дал Он свободу слова: её обратили в свободу сквернословия и клеветы и в средство распространения самых разрушительных и безумных учений. Дал свободу союзов и собраний: её обратили в свободу разбойных шаек, состоящих из убийц, заполнивших Россию грабежами и убийствами, оглушивших нас взрывами и выстрелами, возведших убийство, грабительство и насилие «во имя свободы» в добродетель и геройство. Дал Царь так называемую «свободу совести», которая, впрочем, в умеренных и справедливых границах и прежде была в России: её обратили в свободу от совести, в торжество бессовестности, и из свободы религиозной, под прикрытием только религии, обратили в орудие борьбы с русским православным народом.

Православный епископ из Западного края со скорбью повествовал Государю Императору в прошлом году, вскоре после издания закона 17 апреля о веротерпимости, как поляки-католики поняли свободу веры: вместо того, чтобы мирно и тихо жить в исповедании своей веры, в благодарных чувствах к Царю и России, они стали наступать на православие, на русский народ, распускали слухи, что и Царь принял католичество, что православные церкви обратятся скоро в костёлы, наконец, стали открыто гнать православных, угрозами, насилиями отторгать их от Церкви; католичество снова сделали орудием для восстановления Польши и для ненависти против России. Государь кротко и скорбно, в ответ на рассказ преосвященного, заметил:

«Вот Я хотел сделать как лучше, а что из этого выходит?!»

И Церковь, и церковные люди сразу оказались как бы лишёнными прежнего покровительства со стороны государства. Благо это или зло? Не будем унывать, будем верить, что это послужит нам ко благу. Прежде на нас сыпались низкие обвинения в неискренности и подкупности, враги наши кричали, что мы подслуживаемся правительству, заискиваем пред ним, ищем наград, выгод, хороших должностей, что мы закуплены. А они только одни честны и искренни, они гонимы...

Минувший год показал, что теперь – мы гонимы. Положения изменились и перевернулись. Тысячи верных слуг Царю и России избиты и ранены бомбами и револьверами крамольников; тысячи изгнаны с окраин в угоду инородцам; тысячи лишены мест и должностей за «черносотенные убеждения»... Нам нет покровительства, и мы, русские люди, стали «парией» в среде русского народа. Замолчите же теперь, хулители, замолчите, клеветники! Ваше время и власть тьмы!

С нами Бог попустил повториться древней истории Иова. Страдал жестоко благочестивый человек. Непонятны были ему и окружающим его страдания. Многие стали думать, что он страдает за тайные грехи, и стали говорить ему это даже в глаза.

А на небе мы, откровением Божиим, познаем непонятную тайну страданий праведного. В ответ на похвалу Господа Иову сатана клевещет на праведника: «Разве даром богобоязнен Иов? Не Ты ли кругом оградил его, и дом его, и всё, что у него? Дело рук его Ты благословил; стада его распространяются по земле; у него полный дом, счастливая семья, великое богатство...

Но отними от него всё, коснись его тела, отними здоровье, посмотри тогда, благословит ли он Господа?» (Иов. 1:9–11).

Чтобы посрамить клевету, чтоб укрепить ещё более праведность, чтобы прославить праведника, Господь попускает ему страшное испытание.

И верен Бог в делах Своих: друзья Иова соблазнились, жена говорила безумные глаголы, но праведник остался верным, и будущее принесло ему вновь долгие годы довольства и счастья.

Отпадут теперь и от нас в годину попущения Божия и наших страданий все прежде ненадёжные наши единомышленники, но верные сыны Церкви и русского царства укрепятся. Никто теперь не смеет упрекнуть нас в корысти или гнусных расчётах. Напротив, к врагам России, почуяв силу их, сколько теперь пристало из страха, из-за обмана, из выгоды!

А у нас всё явно, всё начистоту, всё прямо. Ничего не обещаем, ничем не подкупаем. Любишь Бога и Церковь, любишь Царя, любишь народ наш русский, первенствующий по праву и правде в своём царстве, что бы там ни говорили иноверцы и инородцы, – тогда иди к нам.

И что же? Остались ли мы одиноки?

Нет! Посмотрите, как нарастает здравая печать. Посмотрите, как растут везде и возникают патриотические союзы! Посмотрите, в каком множестве депутаций являлись православные русские люди пред очи Царёвы с ясной и твёрдой речью о своих дорогих убеждениях. И теперь пред каждым из нас стоит повеление Господа, как некогда Павлу: Говори и не умолкай! (Деян. 18:9). Надо говорить, писать, печатать, посылать просьбы и заявления Царю нашему о наших нуждах, печалях, о наших желаниях и государственных убеждениях. Царь – это единственная для нас Верховная власть. Никакой кустодии, никакой опеки над Ним мы никогда не признаем... Никакое решение большинства толпы для нас не убедительно. Мы с Богом: значит, всегда в большинстве, по американской пословице...

Последний всероссийский съезд русских людей явил пред нами величественное зрелище. Чего искали эти представители семидесяти союзов, кружков и партий, съехавшиеся со всей России в Москву? Их подкупили? Их силой собирали? Им навязывали горячие речи в защиту русских начал?

Съезду, напротив, препятствовали собираться; его участников обливали грязью клеветы и издевательства в газетах; даже официальный орган – Русское Государство обозвал их «революционерами справа» и противниками воли Царя. Это мы, мы-то противники Царя нашего, многолюбимого Царя-Батюшки, за Которого мы все готовы положить наши головы!

Нет! Верной верой, вольной волей и верной любовью мы преданы Богу, Царю и русскому народу. Не за корысть, не за страх, а за любовь и за совесть мы работаем, мы сблизились и соединились вместе этим союзом единомыслия и патриотизма. Не разобьёт ничто нашей верной дружины! Сумеем мы и слово молвить в свою защиту; сумеем мы и постоять за правду; сумеем и умереть за наши религиозно-патриотические убеждения. Горе нас сплотит, гроза нас очистит, а смерти мы не боимся.

Мир в земле сырой,

Честь в стране родной,

Слава на Руси святой!

Этого не знают и не познают враги наши; этого высокого, сладостного чувства, сладостных надежд они не испытают в сердце. В их теперешнем торжестве уже таится их могила и погибель; в их победных кликах уже слышится робость и неуверенность. Оттого так спешат они поскорее, поскорее изрыгнуть всю полноту своей дерзости пред Царём, торопятся всё сказать сразу, ничего не упустить, ничего не забыть. Знают они, что время их коротко.

Лучше нас они знают, что мы, русские люди, живы, и с нами надо считаться! Ещё немного, – и ложь их обнаружится пред всеми; сами они её покажут своими дерзкими и безумными речами в Думе, в которых доселе они упорно и намеренно не упомянули даже ни имени Божия, ни верноподданства и благодарности Царю, – ещё немного, и правда наша, вековая русская правда, засияет ярче солнца. Знамя оное мы донесём до этого дня. И на знамени том начертано: Бог, Церковь, Россия; а в России: Православие, Царь и русский народ. Не вырвут этого знамени враги, не затопчут, не уничтожат: ибо нельзя уничтожить целый народ.

Он пробудится от навеянного усыпления, он не отдаст, не потеряет себя и своих вековых сокровищ: веры, Царя и родины. Встанет, встанет русский народ-богатырь в своём национальном самосознании. И погибнут злой смертью его Иуды-предатели, избивая друг друга, как революционеры – Гапона; и разбежится в ужасе и смятении стоящая над Царём и народом иноверная и инородческая кустодия...

Небесный гром на злобу грянет

И воцарится тишина,

И в стольном Киеве княжна

От сна волшебного восстанет!..

(Пушкин).

Из глубины веков слышатся нам слова древнего пророка, объятого Духом Святым: Дух Господень на мне! (Ис. 61:1). И ныне, по слову церковного песнопения, празднуя Пятидесятницу, мы празднуем и Духа пришествие, – пришествие Его, всеосвящающего, не на одних только святых учеников Христовых, но и на всех верующих.

В этот знаменательный день Пятидесятницы утверждена на веки Церковь Христова, утверждена не слабыми, изменчивыми силами человеческими, а силой Божией. Праведный Отец, создавший мир и человека, Его единородный Сын, подъявший бремя людских прегрешений, и Дух Святый, от Отца исходящий и по искупительным заслугам Сына Божия дающий верующим все божественные силы к жизни и благочестию, – Троица Святая, утвердила в век века Церковь Божию на земле.

Слава, честь и благодарение Господу за Его несказанное к нам милосердие!

Радостен нынешний праздник наш, радостны славословия наши, благодарения и молитвы о ниспослании нам Духа Святого, радостно сознание наше, подкреплённое словом апостола, что каждому, из нас дана благодать по мере дара Христова! (Еф. 6:8).

Но, братие возлюбленные, чем величественнее дары благодати, тем выше и налагаемые на нас обязанности. Одно без другого не бывает.

И прежде всего наш долг всем сердцем и всей душой любить Бога и принадлежать к Его святой Церкви. И здесь одно без другого не бывает: кому Церковь не мать, тому и Бог не отец. В Церкви познаём мы Бога, а без познания и веры в Него, конечно, и любить не можем Его; в Церкви мы познаём волю Божию, руководящую нас к жизни; в Церкви получаем мы и Духа Святого, без Которого бессильны мы исполнить волю Божию. Церковь во святых таинствах преподаёт нам Духа Святого: в крещения мы родимся в новую благодатную жизнь; в миропомазании получаем благодать Духа, помогающую нам возрастать и укрепляться в новой христианской жизни; в таинстве покаяния мы освобождаемся от грехов, и, наконец, в таинстве Причащения соединяемся со Христом. Отнимите эти таинства, отнимите Церковь, отойдите от неё – и что же останется? Останется грех в человеке – и только, останется зверь в человеке – и больше ничего. Как без глаз нельзя видеть свет, так без Церкви нельзя воспринять Духа Святого.

И как без света и тепла не может быть на земле никакой жизни, всё будет мрачно и хладно, – так без Духа Святого не может быть никакой жизни в человеке: всё будет один мрак, одна скорбь, убивающее уныние, духовная смерть... А в наши тяжкие дни, когда силы вражьи желают отторгнуть от Церкви верных сынов её всеми несбыточными обещаниями, соблазнами, льстящими нашей гордости или чувственности, – в такие дни это до́лжно помнить больше всего. «Блюдите, како опасно ходите! Дние лукави суть» (Еф. 5:16).

Но когда сгущается тьма, тогда, обыкновенно, необходим нам огонь для освещения дома; когда увеличивается опасность, удваивают осторожность.

Прильнём же теперь крепче всем сердцем к родимой матери нашей – Церкви! Она и теперь, как и во веки, сильна божественной силой защитить и оградить нас от опасностей переживаемых нами лукавых дней; она поможет нам безошибочно отстранить от себя мутный поток лжеучений нашего времени. А ведь сколько их теперь наплодилось! Сколько появилось незваных учителей народа! Сколько соблазнов вступить на погибельный путь зла и преступления!

Но воистину, мног мир и велик покой у тех, которые пребывают в послушании Церкви; для них ясно: что одобряет Церковь Божия, то и до́лжно исповедовать; а что противно учению Церкви, или идёт мимо неё и даже против неё, то отвергай со всей силой, не внимай злому навету, хотя и заманчив он... Одно для христианина всего дороже: согласие с Церковью Божией, с её Богопреданным учением. К преподобному Агафону однажды пришли посетители и захотели испытать его кротость и смирение. «Агафон, – сказали они преподобному, – говорят, что ты злой, что ты обманщик, что ты вор, что ты ленивый монах, что ты грешник»... На все эти обвинения преподобный или молчал, или соглашался беспрекословно. Но вот ему сказали: «Говорят, что ты еретик, – неправо, не по учению Церкви веруешь». Агафон с живостью и решительно заявил: «Нет! нет! Это неправда».

Вот нам великое назидание! Хранить учение Церкви, принимать её таинства, молиться её молитвами, слушать её уставы и заповеди – вот долг христианина. Церковь святая никогда не скрывает сокровищ своих. Она зовёт к себе всех, ближних и дальних: она широко отверзает двери в ограду свою, она с любовью открывает для всех объятия свои.

Иди к её пастырям; иди в святые храмы её; слушай святое Божие Откровение – книги Священного Писания, учение Иисуса Христа; исполняй обряды церковные, уставы богослужения, постов, праздников, священных воспоминаний; в них, в этих уставах, целожизненная школа воспитания и отдельных христиан, и целых христианских обществ.

Прииди, Душе Святый, Дух Истины, прииди и наставь нас на всякую истину! Излейся в наши сердца, напои их потоком своей всеосвящающей благодати, призри на наши коленопреклонные молитвы, восшуми с небесе святого в наших душах, очисти их от всякия скверны, утверди и укрепи нас в союзе святой Церкви! Аминь.

Сия есть воля Божия о вас – святость ваша (1Сол. 4:3).

Древнее сказание передаёт нам из жизни благочестивых христиан такой случай. К одному святому старцу, жившему и подвизавшемуся в пустыне, стекался народ из окружающих и дальних поселений. Всякий приходящий предлагал старцу тот или другой вопрос по поводу своих душевных тревог или жизненных затруднений. И каждому, и всем давал святой старец благодатные советы, уроки и наставления, всех поучал охотно. Только один юноша вёл себя не как другие. Почти каждый день приходил он к старцу, сидел у его ног, внимательно слушал всё, что говорилось, но сам никогда и ни о чём не спрашивал старца, наконец, святой старец обратил внимание на юного и на необычайное поведение. Он спросил юношу-посетителя: «Скажи, отчего ты всё молчишь? Разве у тебя нет ничего, о чём бы тебе хотелось спросить у меня?».

– Отче, – ответил юноша, – для меня довольно и того, чтобы всегда смотреть на тебя!

Братие! Святая Церковь поставляет нас в положение этого юноши, когда вспоминает того или другого святого, когда поставляет пред нами его жизнь, его духовный образ, когда изображает его на иконе или картине, когда восхваляет его богослужебными песнями, когда даёт нам имя того или другого святого. Сегодня же святая Церковь представляет нам всех святых, в честь которых и посвящено первое воскресенье после Пятидесятницы. Смотрите на это величественное собрание святых! Смотрите на древних патриархов, пророков, царей и праведников, смотрите на апостолов, подвижников, мучеников, преподобных, воссиявших в Новом Завете, из всех стран и народов, из всех возрастов, полов, званий и состояний. Какое великое множество, и какое училище благочестия!

Человек так устроен, что во всех случаях жизни нуждается в образцах и назидательных примерах; средством к приобретению им познаний и умений в огромном большинстве случаев служит подражание. И вот, в этом великом собрании святых каждый, сообразно своему положению, найдёт себе то в одном, то в другом святом образец для подражания. Так, даже о величайшем подвижнике древности – об Антонии Великом нам известно, что он старательно изучал жизнь святых, и у одного учился кротости, у другого – молитве, у иного – трудолюбию, у иного же, наконец, – молчанию и терпению и т.д.

Но скажут: да разве всем нам нужно и можно быть святыми?

Братие возлюбленные, помните, что именно так: и нужно, и можно нам быть святыми! Если же будем думать иначе, если святость для нас не обязательна, то суетна вера наша и напрасны наши упования. Ибо для чего же и для кого тогда Христос Спаситель сходил на землю, учил воле Божией, оставил нам в Себе Самом образ жизни святейшей, да последуем стопам Его, для чего Он искупил грешных Своей кровью?

Для чего и для кого тогда на земле учреждена Христом Господом Церковь? Её Он соделал святой, и таковой она пребывает, в ней именно грешные получают освящение, т.е. святость, чрез неё спасаются и входят в вечную славу Божию, куда не может войти ничто нечистое. Или напрасна была молитва Спасителя в тягчайший час Его жизни, пред муками Гефсимании и Голгофы, молитва к Отцу о верующих: «Святи их во истину Твою... за них Аз свящу Себе, да и mии будут священи воистину»? (Ин. 17:17–19). Или напрасно писал апостол: «Будьте подражателями мне, как я Христу»? (1Кор. 11:1). Или не обязательно для нас его наставление: ходите достойно звания, в которое вы призваны? (Еф. 4:1). Или напрасно слово его ко всем христианам: воля Божия о вас есть святость ваша? (1Сол. 4:3). Читайте Деяния Апостольские, читайте послания апостолов, – вы найдёте и увидите, что там везде верующие так прямо и называются не христианами, а именно святыми (Деян. 9:32; 1Кор. 16:1).

И мы должны быть святыми. Но не только должны, мы можем быть святыми. За то порукой Сам Господь: Он, милосердый, не положил бы на нас бремени, которого мы понести не можем. За то порукой Церковь Его, которая на земле продолжает дело Христово, даёт верующим благодать Духа Святого ради искупления Иисуса Христа.

Припомните прошлый праздник Пятидесятницы, припомните обильное излияние Духа Святого на верующих, – и припомните, что тогда говорилось вам с этого святого места. Говорилось о необходимости принадлежать к Церкви Христовой. Но принадлежность оказывается не одной верой, не одним исповеданием её устами, но и исповеданием жизни святой и богоугодной. В противном случае мы – лицемеры.

«Покажи мне веру от дел твоих, – говорит апостол и добавляет: – вера без дел мертва, как мертво тело без духа» (Иак. 2).

А святые – нам судьи, как и слово Божие говорит: разве не знаете, что святые будут судить миру? (1Кор. 6:2). Почему же они нам судьи? Понятно и ясно это. Ведь они так же, как и мы, жили в мире, имели плоть и кровь, имели нужды и заботы, имели врагов и друзей, испытывали соблазны, искушения, падения, несчастья. Они не отличались от нас по человеческой природе. Даже нужно сказать больше: многие из них так были искушаемы, как никто из нас. Кто из нас страдал, как мученики? Кто распят, как апостолы Пётр и Андрей? Кто сжигаем был на огне? Кого раздирали колёсами, у кого сдирали кожу, кого бросали зверям на растерзание?

Но и святые спасались не одной своей силой, они спасались той силой, какая дана и каждому из нас; это – сила Божия, сила благодати Христовой. «Всё могу о укрепляющем меня Иисусе» (Флп. 4:13), – вот что, словами апостола, может сказать о себе всякий верующий, если только он действительно, а не на словах только – верующий. И история блистательно подтвердила его. До Христа как мало было святых! В язычестве совсем не было людей добродетельных в полном смысле этого слова, а среди избранного народа если и были немногие праведники, то они спасались только верой в Того же Иисуса, только грядущего, ещё не пришедшего. Но вот пришёл давно желанный всеми народами Христос-Избавитель. И что же видим?

Вспомните, как после тяжёлой и унылой зимы начинается весна; ещё стоит часто ненастье, но солнце уже начинает греть больше; земля, однако, ещё пустынна и безжизненна, деревья голы, поля неприветливы. Но прошёл весенний дождь, пронеслась гроза, засияло солнце, – и вдруг обновилось лицо земли! Неделя, другая, третья, – и всё зелено, всё цветёт, жизнь торжествует в природе. Эта дивная картина природы особенно поразительна в странах южных, где голая, безотрадная степь-пустыня, после первого весеннего тепла и дождя как-то изумительно быстро, в несколько дней преобразуется в цветущий, благоухающий рай.

Это образ великого переворота в духовной жизни людей под действием благости Духа Святого, обитающего в Церкви Христовой. До христианства темно, безотрадно и пустынно было в жизни людей; один грех царствовал в мире, одно зло торжествовало в жизни людей. Но вот пришёл Христос Спаситель, основал Свою христианскую и святую Церковь, – и процвела пустыня, как дивный сад, процвела языческая, прежде неплодящая Церковь пришествием Господним: процвела великим множеством святых; как звёзды яркие путеводные, они украшают наше духовное небо.

Братие! Взирая на звёзды эти, будем возгораться их светом, будем помнить наше единственное назначение здесь, на земле: сия есть воля Божия о вас – святость ваша! Аминь.

По берегу Галилейского моря проходит Иисус Христос. В одном месте Он видит двух братьев: Симона, называемого Петром, и Андрея; в другом месте Он находит иных двух братьев – Иакова и Иоанна, сыновей Заведеевых. Все четверо трудились над рыболовством; около них – лодки и сети. И сказал тем и другим Спаситель: «Идите за Мной!» И они оставили всё, и пошли вслед за Иисусом Христом.

Так, по изображению читаного сегодня Евангелия, совершилось призвание апостолов. Апостолы пошли на призыв Господа и соделались ловцами человеков: они нашли в последовании за Христом всё счастье и весь смысл жизни, они нашли в нём святость и вечную славу у Господа.

Возлюбленные братья! Господь зовёт к Себе апостолов, – зовёт к Себе и нас; их путь жизни, счастья, спасения и славы, это – и наш путь! Призваны ли мы с вами ко Христу? Но разве можно даже спрашивать об этом христиан?

Каждое богослужение мы слышим глубоко знаменательное прошение: «Господи Вседержителю, Боже отец наших»... Воистину, Он – Бог отцов наших, и в этом наше первое и самое раннее к Нему призвание. Почти тысячу лет наши отцы, деды, прадеды и предки были христианами, со Христом они были и во Христе, с Ним были в жизни, с Ним и по смерти пребывают. Они положили печать своей веры на всю окружающую нас жизнь, они засвидетельствовали её храмами, обителями, святыми иконами, святыми христианскими нравами и обычаями, какие они завещали грядущим поколениям. Если бы они теперь встали из могил, то увидели бы, как много и во всём изменилась жизнь, но они всё-таки узнали бы в нас своих родных, близких и дорогих, узнали бы по вере нашей Христовой, которую исповедовали и они, узнали бы по молитвам, которыми молились и они, по храмам и святыням, которые и они чтили, по святым обычаям и обрядам веры, которые исполняли и они, по закону и заповедям Господним, которые и они хранили в жизни.

Да, в этой живой и неразрушимой связи нашей с предками – наше первое, естественное и самое раннее призвание ко Христу; Христос зовёт нас к Себе в самом нашем рождении и происхождении. Это призвание закреплено и запечатлено после рождения нашего святым таинством крещения. По заповеди Церкви, по милостивому снисхождению Господа, оно даётся нам в дни младенчества, пока мы ещё бессознательны, даётся не по нашему решению, а по решению наших родителей, по доверию к ним и к восприемникам. Здесь милость Бога и милость Церкви. Так ведь поступают родители и относительно земной, обыкновенной пищи: они не ждут, пока ребёнок вырастет и сам укажет, что ему есть и пить, как одеваться. Ведь это было бы безумием и жестокостью; ведь ребёнок, пока вырастет и придёт в сознание, умрёт без пищи и ухода. Всякому это понятно без долгих объяснений. Ясно, что и духовное питание даётся ребёнку как можно раньше, чтобы не оставлять его до времени полного возраста во власти духа злобы. Поэтому же после крещения ребёнка часто приносят к чаше Христовой, приобщают его животворящей Крови Спасителя и таким образом сочетают, соединяют его со Христом. Здесь опять призвание наше к Господу.

Растёт ребёнок, – и видит и слышит в семье и окружающей жизни всё, что напоминает ему о христианской вере и законе. Раскрывается его сознание, начинает он больше и больше понимать и познавать себя и жизнь, становится отроком, вырастает в юношу, делается зрелым мужем, живёт в семье, в обществе, в государстве, становится старцем, приближается к могиле: и всё больше и больше умножаются, и всё громче и громче гремят над ним призывы Господа и Спасителя. Он, Милосердный, беспрерывно говорит человеку, беспрерывно зовёт: «Иди за Мной!»

Дивный мир, дивная природа говорят о величии и могуществе Бога.

Святая Церковь голосом пастырей, священным богослужением, а наипаче словом Божиим открывает нам вечную волю Божию, зовёт нас к Господу.

Голос совести нашей, в согласии со словом Церкви, ободряет и награждает нас за всякое послушание воле Господа и мучит терзаниями и угрызениями за всякое нарушение. Пример святых, живших в минувшие века, пример современных нам добрых и благочестивых христиан влечёт нас следовать Божьему призыву.

А вся наша жизнь?! И радости, и скорби, и успехи, и неудачи, ошибки, падения, покаяние, горе, скорби, болезни, общественные бедствия, тяжесть труда, огорчения от близких, – всё напоминает о Боге, о небе, о вечной жизни, где будет вечный покой и вечная правда. И чем ближе к смерти, чем чаще становится пред сознанием мысль о неизбежном конце всего земного, о скорой могиле, тем больше говорят душе помыслы о суде Господнем, об отчёте за прошлую жизнь, за все её дела, тем больше мы познаём тщету всего земного, тем больше усталый дух, углубляясь в себя, находит побуждений искать единого на потребу, жить только в Боге и для Бога.

«Яко из Того и Тем и к Тому всяческая!» (Рим. 11:36). Вот, братие мои, вот сколько могучих призывов ко Христу мы слышим в жизни, от колыбели до могилы. Но придёт время, – Господь позовёт нас уже не к исправлению и покаянию, а к суду и отчёту. Что скажем мы, непослушные призыву? Что скажем мы, ленивые, глухие к Божьему слову?

Звал Христос апостолов, и за Ним пошли двенадцать. Но один из них отошёл от Христа, и имя его, имя Иуды Искариотского, и доселе приводит в содрогание всех верующих. И его звал Спаситель: не отлучал от лика апостольского, хотя Всеведущий знал об его грядущем злодеянии, и его не лишал Своего общения, от него не скрывал Своего учения, Своих чудес, Своих милостей, и его призвал на тайную вечерю, где преподал ученикам таинство Тела и Крови.

Не будем ли и мы на суде Божием похожи на Иуду? Ведь и мы отошли от призыва Господня и большей частью по той же причине, как Иуда: по жадности и приверженности к благам земным.

Братие! Время жизни пока в нашем распоряжении, свет очей наших не угас. Пока свет с вами, ходите во свете! (Ин. 12:35). «Дондеже время имамы, да делаем благое!» (Гал. 6:10). Бог непрестанно зовёт нас к Себе. Но страшно слово Евангелия: «Много званых, мало же избранных!» (Мф. 20:16, 22:14).

Бог сотворил нас без нас, но спасти нас без нас не восхощет! Аминь.

Ищите прежде всего царствия Божия и правды его, и сия вся приложится вам (Мф. 6:33).

Золотое, вековечное правило Евангелия! В тяжкие для народа еврейского времена, когда враги – римляне, чужеземцы и неверные лишили его свободы и собственного царства, когда все представители народа только и стремились к тому, чтобы свергнуть чужеземное иго, среди народа еврейского, самого корыстного, привязанного к благам земным, среди всех этих обстоятельств, – слышите ли, что проповедует и вещает Спаситель? Не о народной свободе говорит Он, не о том, чтобы дали народу земли, богатства, земные блага. Нет, слово Его иное: «Не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться? Ищите прежде всего царствия Божия и правды его». Что же? Значит ли это, что Спаситель не желал народу ни свободы, ни земного благополучия? Нет, Он, к сказанному добавляет: «сия вся приложатся вам». Итак, без царства Божия, без правды Божией земное благополучие – ничто, оно долго не продержится, оно падёт само собой, оно бесцельно и бессмысленно. Напротив, ищущему царства Божия и правды Божией земное благополучие само прилагается, само собой, без всяких усилий приходит и прочно держится, приносит истинное счастье.

Трудно было принять это учение слушателям Господа Иисуса Христа, трудно вместить его и нынешним христианам: и всё-таки Спаситель твёрдо и настойчиво говорил, и Церковь святая, по Его завету, неизменно нам повторяет и напоминает: «Ищите прежде всего царствия Божия и правды его, и всё это приложится вам”.

Минувшая история христианства вообще и история нашей родины, России, вполне подтвердили всю святую правду этой заповеди Христовой.

Гнали христиан после смерти Спасителя, мучили их, объявляли и считали врагами народа, врагами отечества. Всё терпеливо сносили христиане: на насилие не отвечали насилием, на злобу не отвечали злобой, всё предавали Судии Праведному – Богу. Что же вышло? Правители государств стали замечать, и не могли не заметить, что из среды христиан выходили лучшие отцы и матери, лучшие и покорнейшие дети, лучшие воины, лучшие и покорнейшие подданные. Что бы ни поручили христианам, какое бы дело, какую бы должность им ни дали, – во всём они оказывались честными, трезвыми, неподкупными, скромными, во всём им можно было довериться. Из христиан были лучшие господа и лучшие слуги, лучшие начальники и лучшие подчинённые. Один из правителей, Константин Великий, смолоду это всё приметил, и когда сделался единодержавным повелителем почти всего света, он сам принял христианство и объявил его религией сначала дозволенной, а потом господствующей. Вся эта огромная перемена в жизни и положении христиан случилась менее чем через 300 лет после смерти Иисуса Христа. Не искали ничего христиане, а всё приобрели!

В истории нашей родины мы видим нечто подобное. С тех пор, как русский народ стал христианским, он больше всего был привязан к своей вере. Другие народы называли своё отечество разными гордыми прозваниями, говорили о силе, о мужестве, о могуществе и непобедимости своего царства. А наш народ прозвал свою родину только святой. «Святая Русь», – так называли предки наши Россию. Другие народы строили огромные города, прекрасные в них здания, памятники, крепости, дороги, – всё для земного благополучия. А наш народ изукрасил землю русскую храмами и монастырями. Вместо мирских памятников русские любили строить храмы и сооружать святые иконы. Искал русский народ больше всего царства Божия, искал славы Божией, славы Церкви Христовой. И приложилось ему в трудах, в бедности, в тяжких испытаниях и нашествиях врагов, приложилось ему, как-то незаметно и само собой, и царство земное, великое, необъятное. И если мы, потомки старых русских людей, держались бы той же заповеди Господней, царство наше всегда было бы счастливым и сильным, благословение Божие всегда бы на нём почивало. И этой верностью правде Божией каждый из нас всего лучше послужил бы родине. Не сильными, не знатными, даже не учёными и не умными людьми крепко царство, а людьми святыми, благочестивыми, ищущими прежде всего и выше всего царства Божия, – это вполне понятно. Ведь в царстве земном нужны верные воины, честные сановники и правители, самоотверженные слуги Государя, любящие подданные, усердные, неподкупные судьи, учители и проч. А для этого нужно, чтобы были богобоязненные родители, послушные и добрые дети. Откуда же взять их, если нет веры, если нет страха Господня, искания царства Божия и правды Божией? Ведь умный, но нечестный судья или правитель вдвое опаснее глупого; один ум, одно уменье ещё не приносит пользы отечеству. Хотите ли, чтобы все люди были счастливы? – для этого есть одно и только одно средство: пусть все люди будут исполнять Христовы заповеди, искать правды Божией...

Так ли теперь устроена наша жизнь? Это ли говорят теперь народу незваные, непрошеные учители, которых развелось теперь видимо-невидимо? Нет, мы слышали от них иное. Спаситель говорит, что, прежде всего, ищи царства Божия, а земное благополучие тогда само собой придёт, а лжеимённые учители наших дней, иногда, для удобнейшего обмана, прикрывающееся тоже проповедью о царстве Божием и о правде Божией, учат совершенно обратному: надо, говорят, прежде всего искать именно земного благополучия, а тогда придёт и царство Божие. Говорят народу о свободе, о земле, о правах, и никто не заговорит об обязанностях. Не слышим мы от новых учителей, что народ наш пьянствует, что он часто ленится, что многим рабочим и ремесленникам нельзя у нас доверить никакого дела, что они нечестны, обманывают нас, делают всё небрежно, во всём недобросовестны, что ныне и пятака медного никому дать в долг нельзя. Пьянство, пороки, преступления, разврат, нечестность растут в народе, но обо всём этом молчат новые учители. Ни разу не обмолвятся они об этих грехах на своих собраниях, на которых они говорят без молитвы и без благословения Божия. Что же из всего этого выйдет? А выйдет то, что беспутному народу не пойдут впрок и свобода, и земли, и богатства, которые щедро обещаются разными ораторами и учителями, как беспутному сыну не пойдёт впрок отцовское богатство... А что касается обещающих, то ведь чужое нетрудно обещать... Вот, если бы они своё дали что-нибудь...

Царство земное, земное благосостояние – не цель, а только средство для угождения Богу, для царства Божия. Не замо́к дорог, а то, что им заперто. А если под замком – пустой сундук, то не велика корысть завладеть замко́м. Так, без благочестия и святости не только бесполезно, но и прямо вредно благосостояние и богатство земное.

Апостол говорит нам: «Благочестие на всё полезно, имея обетование жизни настоящей и будущей» (1Тим. 4:8).

К этому нечего прибавить, кроме того же апостольского поучения: «Слово сие верно и всякого приятия достойно»! (ст. 9). Аминь.

В тяжёлые дни смуты умов и сердец и затемнения совести общественной, когда в учреждении, призванном явить голос всей русской земли, раздаётся слово поругания на самое чувство патриотизма, – отрадно вспомнить преподобного отца нашего Сергия Радонежского и всея России чудотворца.

Отрадно увидеть в нём, и подкрепить, и осмыслить, и подтвердить святость и незыблемость горячей любви к родине.

Святой, благословивший героя Донского на брань; святой, пославший в страшную сечу, имеющую решить судьбу родины, двух иноков, уже укрывшихся было в обители от печалей века сего, но ради высокого чувства и подвига любви к родному народу снова надевших военные доспехи под мантию монашескую; святой, освятивший своей подписью государственный закон о новом порядке престолонаследия, имеющий привести крепость царству и его правителям; святой, исходивший своими стопами соседнюю область с мятежно-крамольными князьями и затворивший церкви и алтари для непокорствующих законной власти законного князя, – вот кто преподобный Сергий при жизни.

Удивительно ли, что и в мире горнем он, по воле Господа, пребыл и пребывает защитником и молитвенником за землю русскую, и явил к ней любовь и в смутную пору внутренних раздоров на Руси, когда Москва была полонена поляками и своими русскими ворами-изменниками, когда пресёкся царский род, и позднее, через 200 лет, в страшную годину нашествия завоевателя Европы с двадцатью языками?!

Не перевелись враги России и теперь. Снова Божиим попущением за грехи наши катится смута по земле русской, и мнится, торжествуют и радуются домашние воры-изменники, предвкушают близость гибели царства русского и внешние враги.

Не страшен этот открытый натиск врагов. Страшнее, в тысячу крат гибельнее смута духовная – падение чувства любви к родине, к родной святыне, к родной Церкви, это опустошение душ и сердец.

В такие дни всей горячностью веры и любви вспоминаем и прославляем великого русского человека, великого и святого сына родной нашей Церкви, и в примере его жизни черпаем уроки, черпаем силы стоять на страже любви к отечеству.

Для того ли Промысл Божий вызвал к бытию Россию, поставив её на рубеже двух миров и положив пред ней великое мировое призвание, чтоб она, перестав быть сама собой, исчезла с лица земли и изменила богоданному призванию?

Для того ли Господь приобщил её к Церкви Своей и духовное небо её украсил сонмом равноангельных подвижников, чтобы всё это погибло пред разливом безбожия и иноверия?

Для того ли святые русские трудились над духовной нивой нашей, засевали её пшеницей чистого благочестия, поливали по́том, слезами и кровью, обвеяли молитвами, являлись по смерти из-за могил своих, оставили храмы, обители, свои мощи и свои чудеса, – чтобы поздние потомки, изжившие, обезумевшие, поддавшиеся соблазну лукавых слов или презренного злата, всё это свели в ничто?

Жив Господь наш, и жива Церковь Его, и жива Русь святая! Миллионы сынов её не преклонили и не преклонят колен своих пред Ваалом, их ни запугать, ни закупить, ни обмануть врагам России. Пред ними яркий светоч – преподобный Сергий, отец наш, чтимый святой общенародный.

Не померкнет никогда подвиг его святого патриотизма, и он откликнется миллионами миллионов отзвуков в душе народной. Не заглушить этих отзвуков никакими воплями хитросплетённых и обольстительных учений лжесловесников, издевающихся над святым словом: родина. Не вытравить этих отзвуков никакими поветриями тлетворных газет и листков, призывающих народ «отрешиться от старого мира», того мира, который говорил о долге, о чести, о благородстве, о подвиге, о любви к родному краю и к родному народу!

Здоровый и жизнеспособный народ на это самопредательство и самоубийство не пойдёт. Не пойдёт на этот путь тот народ, который дал из себя и чтит таких как преподобный Сергий!

Ибо завет преподобного гласит народу своему на все века:

«За веру православную, за Русь святую нам подобает живот свой положити и кровь свою пролити!»

В короткое время на двух противоположных концах России, в Севастополе и Петербурге, вновь совершились злодеяния убийства двух верных сынов Царя и родины.

Наступает время, когда можно применить к судьбе нашего отечества древние пророческие слова: «Боже, приидоша язы́цы в наследие Твое; оскверниша храм святый Твой... Трупы рабов твоих отдали на снедение птицам небесным, тела святых Твоих – зверям земным; пролили кровь их, как воду, окрест Иерусалима, и не бе погребаяй»... (Пс. 78:1–3).

Да, новые безбожные язычники, новые звери хищные в образе человеческом рыщут по лицу русской земли и обагряют её кровью защитников веры, родины и Царя.

Наступает время и настало уже, когда к русским людям, верным долгу, вере и чести, верным родине и Царю, заветам верности и благородства, применимо слово молитвы церковной: вменихомся яко овцы заколения!..

Просится на уста псаломское молитвенное слово к Богу: «Ты напитал нас хлебом слезным, Ты напоил нас изобильно слезами... Боже сил, доколе?! Ты положил нас в пререкание соседям нашим, и враги наши издеваются над нами!» (Пс. 79:5–7).

Да, гибнут русские люди, слуги Царя и родины, – и несть избавителей. Мало того, об их страданиях, об их смерти хранят молчание, – которое, по существу, есть осуждение и даже злорадство, – хранят молчание там, где говорят именем народа, где во имя блага государства произносят суд, – похвалу и укоризну...

Гибнут не только носители власти, наперёд преднамеченные крамольниками к казни, которую они лишь в применении к себе горячо отвергают, а в применении к другим и допускают, и одобряют; страдают и гибнут, стоят накануне смерти, или обливаются грязью клеветы и всяческих преследований, не только несогласные со злодеями в мыслях и убеждениях: гибнут случайные жертвы, гибнут во множестве, по недоразумению и ошибке. Пятьдесят человек, случайно оказавшиеся на площади во время войскового парада в Севастополе, разорванные на части, обезображенные, иные тяжело раненые и изувеченные, мужчины, женщины, дети, старухи, – эти жертвы уже не ужасают злодеев. Застрелен один генерал вместо другого, – это, с их точки зрения, только незначительное недоразумение, не стоящее внимания...

Посмотрите, с какой сатанинской злобой и настойчивостью приводятся в исполнение злодейские планы. Покушение на убийство адмирала Чухнина, окончившееся тяжёлым поранением, не удовлетворяет злобы служителей «освобождения»: им нужно не поранение, их не удовлетворят ни увечье, ни страдание; им нужна смерть, непременно смерть намеченной жертвы, – и вот, попущение повторяется, на сей раз уже со смертельным исходом. Нужно ли говорить о том, что в первый раз покушение производит девушка, обманом, предательски, с подложным письмом, под чужим именем проникнув в дом; во второй раз – из-за куста стреляет человек, которому доверились, которого считали близким, приставили к охране хозяина и имущества.

Убить того, кто тебе доверяет себя и жизнь свою, – это у самых последних людей, даже у дикарей, считается низостью и такой гнусностью, которой нет достойного слова осуждения. Но у наших демонов злобы как бы усохла совесть, все нравственные понятия вытравлены и перевёрнуты. И всё это делается ими ради свободы, братства, любви и справедливости!

Посмотрите, далее, с какой лёгкостью поднимается рука для нанесения смертельных ударов, и ударов верных – в голову не одного, а нескольких. Идёт в толпе генерал; вечер; кругом темно; дождь; движение народа; злодей, как оказывается, не знает в лицо намеченную жертву; достаточно по росту и одежде издали быть несколько похожим на обречённого на смерть, – и вот, злодей, не задумываясь, производит смертоносные выстрелы один за другим, без малейшего опасения, что каждый выстрел может попасть в случайно подвернувшегося человека.

Кто же эти демоны злобы? Давние преступники, подавившие в себе голос совести? Невежественные и грубые бродяги, не ведающие, что они творят? Озлобленные жизнью, неудачами, страданиями, лишениями, неправдами людей?

Нет, это молодые люди, почти мальчики, это всё – учившиеся люди, почитающие себя образованной и просвещённой частью общества. Все эти грабители, убийцы, воры, агитаторы, – всё это юнцы, не успевшие ещё и вкусить опыта жизни.

Древний пророк ходил с открытым вопросом в душе: «Господи, почто путь нечестивых спеется?» Древний псалмопевец изливал тоску свою пред Богом при виде страданий и гибели родины своей: «Ты посадил лозу виноградную, очистил для неё место и утвердил корни её, и она наполнила землю. Горы покрылись тенью её, и ветви её, как кедры Божии; она пустила ветви свои до моря и отрасли свои до реки. Для чего же ты разрушил ограды её, так что обрывают её все проходящие по пути? Лесной вепрь подрывает её, и полевой зверь объедает её... Боже сил, обратись же; призри с небесе, Боже, и виждь, и посети виноград сей, и утверди его, охрани то, что насадила десница Твоя!» (Пс. 79:10–16).

Не узнаёте ли вы в этих словах России? Не образ ли это нашей родины? Не образ ли это нашей молитвы?

Но древний пророк не призывал к унынию и отчаянию. К Богу он обращал вопль свой, и молитву народа – к Господу; в грехах народа он видел источник бед и страдания, и в покаянии, в твёрдости веры и жизни указывал спасение. Он прорекал и утешал: «Господь сил восстановит нас, и воссияет лице Его и спасёмся!» (Ст. 20).

Пусть же и для нас, в этот час скорбного моления о погибших сынах родины и в эту печальную годину жизни России, не закроется источник надежды и бодрости, пусть далеко отойдёт дух расслабляющего уныния, пусть не поколеблется в нас наша твёрдость и наша верность Богу, Церкви, Царю и России. Смелее и смелее будем мы возглашать наше исповедание, хотя бы нам за то грозили смертью и на наших глазах над нашими единомышленниками приводили в исполнение свои угрозы. Глубже и глубже будем мы проникаться верой в правоту наших убеждений, освящённых Церковью, преданиями родной старины и кровью пострадавших за них бесчисленных героев долга.

Твёрдым словом будем мы отражать натиски врагов на святыню русского духа, на все идеальные основы истинно-человеческой жизни, и будем неуклонно обличать ложь врагов. А если потребуется, – мы безбоязненно пойдём за них на борьбу и смерть, мы не пощадим никаких сокровищ, ничего земного и даже самой жизни нашей, если Царь призовёт нас идти на защиту погибающей от внутренней крамолы родины.

Вечная память погибшим на страже долга, честь и слава живущим борцам! Пусть растут в числе и силе содружества верности, сообщества преданных сынов России: их вера и убеждённость, их твёрдость, их борьба неустанная, их кровь и страдания, в конце концов, победят злобу, крамолу и измену, заставят раскрыть глаза многих обольщённых, и Господь изведёт нам свет и правду, и силу России, как свет полудня (Пс. 36:6). Придёт пред лице Божие стенание наше, и могуществом мышцы Своей Он сохранит обречённых на смерть (Пс. 78:11).

Но только до конца претерпевший, – только тот спасётся! Аминь.

Умоляю вас, братия, именем Господа нашего Иисуса Христа, чтобы все вы говорили одно, и не было между вами разделений, но чтобы вы соединены были в одном Духе и в одних мыслях (1Кор. 1:10).

В самый тяжкий час Своей жизни, отправляясь на Гефсиманское томление и последующую крестную смерть, в самый тяжкий час жизни, расставаясь с апостолами, Господь Иисус произносит великую первосвященническую молитву о верующих к Отцу Своему Небесному. О чём Он молит? Что более всего Он желает видеть в том малом стаде верующих, которому Бог благоизволил дать царство? В чём Он видит условие его процветания и силы до века?

Он просит единения верующих между собой, основанного на единении в Боге.

«Не о сих же молю токмо, – не об одних апостолах, – но и о верующих словесе их ради в Мя: да вcи едино будут, якоже Ты, Отче, во Мне, и Аз в Тебе, да и тии в Нас едино будут» (Ин. 17:20–21).

И вот, через столько веков, через два тысячелетия христианской жизни, мы видим, что приведённый нами в начале слова призыв апостола, слышанный нами сегодня за литургией, к нам относится всецело, как будто написанный и сказанный вчера.

О, зачем, зачем эти наши разделения, наши раздоры и споры?! Зачем православные люди одного народа, одного Царства разделились так резко в суждениях и взглядах, распались на партии, возненавидели друг друга и, наконец, во многих местах обагрили землю кровью, опозорили себя братоубийствами? Зачем это царящее всюду озлобление?

И отчего всё это?

Братие! Дух единый и единые мысли, – то, о чём говорит апостол, – не могут быть у людей, если они предоставлены сами себе, своим только природным силам, ибо силы эти слишком повреждены грехом. Свидетельства, примеры и доказательства такой слабости естественных сил человека мы найдём во всей истории людей. Только высшая, духовная сила, только вера Христова, низводящая силы божественные, только вера может заставить людей, соединившись в великое собрание, именуемое Церковью, забыть зверские наклонности и стремления, уступать всем во имя любви, подчинять себя благому игу закона Господня, сознать, что даже блаженней давать, чем принимать. При таком устроении жизни исполняется великое слово Писания: «Едино тело, един дух... едина вера, едино крещение, един Бог и Отец всех, иже над всеми и чрез всех и во всех нас» (Еф. 4:4–6). Христос Спаситель для того и пришёл на землю, чтобы соединить всех людей в единый союз этой веры – в Церковь. В час Его рождения ангелы воспели об этом грядущем счастье и спасении людей и возвестили на земле мир, в человецех благоволение. В час Его мучительной разлуки с апостолами, имеющими насадить Церковь во всём мире, мы уже слышали, молитва Первосвященника-Господа призывала верующих быть едино. В час сошествия Духа Святого на апостолов, когда утверждено основание Церкви, древнее разделение и вавилонское смешение языков, – плод гордости, неверия и злобы людей, – было уничтожено и заменено противоположным: егда же огненные языки раздаяше, в соединение вся призва.

И на веки вечные основанием взаимного единения и взаимной любви людей служит вера во Христа, воспринятая нами от апостолов. Им заповедано идти в мир весь и проповедать Евангелие всей твари, научить все народы и крещением во имя Отца и Сына и Святого Духа соединить всех в единую Церковь, в которой должны пасть все прежние разделения эллина и иудея, раба и свободного, мужеского пола и женского. Всяческая и во всех Христос!

Отступите от этого великого единения, – и снова воцарится древнее язычество; отступите от этого единения, – и снова распри и разделения; отступите от веры и Церкви, – и снова кровь и вечная злоба, и снова человек человеку зверь. Тогда не спасёт никакая сила, на которую возлагают надежду сыны века сего. Надеются обыкновенно на просвещение, на развитие закона и права, на правильное устройство государства, на так называемую гражданственность. Напрасные надежды! Если строишь дом из дерева, не ожидай, что он, в конце концов, будет каменным. Силы человека без помощи Божьей не только слабы, но, главное, греховны, а греховность, как закваска, пройдёт во все дела человека, отравит и просвещение, и право, и государство, и гражданственность, она даст разложение умов, порочность сердец, слабость воли, всюду она произведёт разномыслие и вражду и сделает своё дело разрушения. Ведь в государствах, преследующих право и гражданственность, всё основано на прениях и спорах; говорят и уверяют, что эти прения и споры именно и ведут к истине. Пусть так; пусть они могут привести и к истине, но приведут ли они к единению и миру? Приведут, если будут объединены в высшем начале веры и любви, если будут подчинены им и притом не за гнев и страх спорящих, а за любовь и за совесть!

Иначе будут вечно царить самоуверенность, гордость, самолюбие и злоба, а отсюда далеко до мира и единения.

Итак, только в единении веры и Церкви – спасение наше от разделений и раздоров. Ослабело в нас, в русских людях, это единение, и вот поэтому-то и поразило нас глубокое несчастье: споры, вражда и взаимные раздоры. Слишком преувеличенное значение мы придали земным делам, делам устроения царства земного и его порядков, и вот поэтому-то и выросло у нас озлобление одних против других.

Вспомним же единое на потребу! Вспомним, что не о хлебе едином жив будет человек, но о всяком глаголе, исходящем из уст Божиих! Вспомним пламенную молитву Господа о единении верующих, вспомним наставление апостола, слышанное нами ныне, чтобы не было между нами разделений, но чтобы мы соединены были в одном духе и в одних мыслях! Вспомним, наконец, страдания нашей дорогой родины, гибнущей от распрей и разделений!

Было время, называемое смутным, в истории России, – страшное время, когда разделения и распри привели нашу родину на край гибели. Уже не стало в ней власти, уже не было царя, уже одни части государства шли войной против других, уже столица государства, Москва, была в руках врагов. Но под знаменем веры и православной Церкви, одумавшись и покаявшись, по призыву пастырей и святых обителей, объединились наши предки и спасли гибнущее отечество.

Пусть и устрашит и вразумит нас это воспоминание!

Будем едины в вере и Церкви, будем едино в Боге!

Мир вам, мир всем! Аминь!

Кто б ни был ты: солдат, казак, драгун, или матрос, одно в тебе значение: защитник родины, земли родимой страж, и Богом и Царём и всем честным народом на подвиг призванный, на подвиг чести и верности святой присяге. Привет тебе, поклон наш всенародный! Родной ты наш, послушай наше слово, идущее от сердца.

В чём воина великое значение? Чем подвиг воина стоит высоко, чем велик и славен он, и прямо скажем – свят?

Воин – это сторож, который день и ночь сторожит Родину свою от вора ли, или от безумца, кто бы он ни был: пришелец ли из земли чужой, иль страшный враг домашний, свой, дома взращённый, враг Царя и русского народа. И в этом чине присягает воин-сторож, присягает Богу, Родине, Царю служить и прямить, целует Крест, Евангелие, и знамением Креста ту клятву утверждает, бодрит свой дух, и с мужеством идёт стоять на страже.

Как видите, такой воин-сторож – не тот наёмник-сторож, который амбары, да коней, да стадо в поле сторожит; даже не тот подвижник-сторож, что с женой, с детьми сторожит стрелку железнодорожного пути, чтобы спасти поезд от крушения, а, стало быть, и жизнь людей, которые сидят в вагонах. Нет, воин-сторож – то чин совсем особый; это – тот сын земли родной, что клятву дал, хоть лечь костьми, хоть кровь свою пролить и душу положить за веру, родину, Царя, да за покой родильницы своей – избы, кормилицы нас всех без исключения. Наёмный сторож может от службы отказаться; возьмёт расчёт, получит деньги, – хозяин станет нанимать другого. А воин отказаться от звания своего не может; отказ его – это измена; отказ его – это погибель родной страны, предательство Иуды; нет слов, чтобы заклеймить его позором. Не деньги здесь, не жалованье, не содержание зовут на подвиг воина, а честь и совесть, любовь к народу и долг святой, высокий.

По-русски сказано; понять не мудрено, чем подвиг воина и славен и велик, и скажем прямо – свят.

Но вот пришли безумные, или враги России и говорят такому воину, такому сторожу русской земли: «Будь с нами заодно; бунтуй против начальства, сытее будешь; одежонка у тебя плоха, – мы лучшую дадим; коль служба нелегка, – мы службу облегчим; мы плату деньгами прибавим, и такое обращение с тобой наладим, что не услышишь слова грубого, ни слова чёрного; и будешь, словно не крестьянин, а купец или боярин. И будет всё твоё, что силой возьмёшь, хотя бы взял чужое, как мы берём, чем только и живём и весело и вольно».

Кричит солдату враг, безумный соблазнитель, кричит:

«Ну, что же ты стоишь! Бросай ружье, или с ружьём иди за нами; патронов укради, ведь сила нам нужна большая; начальство перебьём, захватим крепости, казармы; вина напьёмся, а потом пойдём усадьбы жечь, леса рубить; хотим всю землю захватить, поля и хлеб весь поделить, и денег мы захватим, награбим мы одёжи всяческой и всякого добра. Захватим власть; республику уставим, и выберем главой богатыря такого, что не чета ему цари и короли».

Кричит солдату враг, домашний враг России, безумный соблазнитель: «Иди, будь с нами и не рассуждай; но знай, коль мы у власти будем, так дня не будешь ты солдат; нам нужен лишь пролетариат. Работодателей долой; заводы, фабрики захватим; хозяевами сами станем; войска, полицию долой – милицию поставим; не будет званья мужика, а будут такие всё слова: интеллигенты, социалисты, демократы, атеисты, нигилисты, анархисты, и чем далее, тем величавей, кончая автономией под звуки марсельезы... И будем все гулять, доколе всё, всю Русь не прогуляем. А там, что после нас, – да хоть потоп, хотя бы море крови»...

И начал говорить солдат: «Всё слушал я, но не всё понял; да и как понять нерусские слова, которым нас не обучали и от начальства не слыхали. Вот грамотеи газеты разные читали, да верить-то газетам разве можно? Ведь часто сами же газеты говорят: о чём вчера мы сообщали, – то солгали.

Послушай, если друг ты мне, доброжелатель, – за доброжелательство благодарю. Скажи, однако: откуда вдруг ты взялся, зачем искал меня и почему меня ты вдруг так возлюбил? Почему тебе со мной вместе непременно надо грабить, а не одному? И кто в ком нуждается: ты во мне, иль я в тебе? Но я тебя ведь не искал! Красно ты говоришь, язык твой устали не знает, словами и умом ты хочешь поразить. Но вот что я надумал: положим, я за тобой пойду, но ведь наутро могу я встретить с иной речью иного друга, который тоже может быть и умный, и мне доброжелатель; а позднее – встречу и ещё умнее и добрее... И что тогда?.. Куда, за кем идти? Или всю жизнь бродить? Нет, коли друг, так ты оставь меня... Оставь мне Бога моего и моего Христа, каким мне мать Его дала. Вот Бога и Христа всегда я буду слушать. А слово Бога – в Церкви; она всегда одно и то же говорит, и не своё, а Божье. А ты скажи по совести: в Бога веришь? и Церковь Его чтишь? Евангелие ты признаешь? Суда ты Божьего боишься? Христа ты слушаешь? Нет?! Так лучше, брат, оставь меня в покое. Я клятву дал; я крест приял, я крест несу, и смерть мою с ним мирно встречу. Петь гимн чужой, чужого мне напева, врагу служить и родину свою терзать, Россию разорять и попирать закон Христа, закон любви и верности, – я громко говорю: на это не согласен... Да и народ ведь ныне не безгласен. Про нужды все свои скажет народ Царю лицом к лицу голосом Думы. Царь и народ не могут жить иначе, как дума в думу, душа в душу. Вот если Думу мы такую соберём, чтобы Царю она в правлении помогала, то сильны будем вновь, ибо в единении сила. Ну, а не соберём такой мы Думы, коли в неё опять такие умники все попадут, как ты, предатель, тогда мы сами виноваты. Такую Думу Царь распустит, она России – вред и гибель. На то и Царь от Бога державу восприял, чтобы по Божьему закону зло карать и пресекать мечом и силой воинской, а доброе всё поощрять.

Затем я понял, что, коли за тобой мне идти, так я сытее буду; одежду лучшую мне дашь; коли у власти будешь, так домой отпустишь; срок службы сократишь и жалованьем наградишь, более чем ныне получаем. И вот не я один, солдат, хотел бы знать, откуда ты – пролетариат... богат? Ни службы у тебя нет, ни ремесла, а денег много! Откуда же они и кто тебе их дал? Ты ешь и пьёшь, и всюду разъезжаешь, листки печатаешь и в сотнях тысяч их бросаешь и раздаёшь; ты сыт, одет, и выпить ты не прочь, да и других всё угощаешь, чтобы к себе привлечь. Скажи, откуда у тебя на это взялись средства? А я слыхал, что не друзья России, а враги тебе давали деньги и дают. Но ведь на это я с тобой не пойду! Ты обещаешь чужое всё ограбить и со мной поделить, а Бог-то где? Но ведь чужое станет тогда моим; другой придёт такой, как ты, и ведь уже моё отнимет. Да и с тобой поделим ли всё мы полюбовно? Да и надолго ли хватит чужого? Но положим, что при дележе того, что силой возьмём у богатеев и в казне, и в дележе земли мы не заспорим. Ну, а как народу народится столько, что опять на малоземелье жалобы пойдут? Или кто из нас, хотя из пахарей или солдат, по гневу Божьему, всё потеряет или прогуляет, и в чин заслужит твой – пролетариат, тогда-то как?.. Переведи-ка дух, перекрести-ка лоб, подумай сам: казна будет пуста, её вновь не ограбишь; леса порубленные быстро не растут; песками занесёт селения и города; вода посохнет в водоёмах, и мор пойдёт и глад... И что тогда для нового-то дележа поделят наши дети?..

Милицию у нас ты хочешь завести, а у соседей, у врагов России, будет войско!¹⁸ Умён ты, брат, не очень, коли Россию ставишь под топор. Ведь войско постоянное и обученное милицию всегда разгонит, тогда Россию враг возьмёт хоть голыми руками. Не для того ль враги России и деньги тебе платят и речи все твои внушили? Наладил ты одно: милиция нужна, не войско. Но если разницы ты в том не понимаешь, так что же будем говорить? Живи, как хочешь жить! Не мне тебя учить. Мне самому много учиться надо, теперь учиться воинскому делу, а после службы домой вернуться и опять учиться, как семью кормить и одевать, детей ремёслам обучать, да землю так пахать, и так ухаживать за ней, чтобы не голодать.

Затем прости! И знай: не сторожить земли родной не можем. Не сторожить её ведь это значит – забыть Бога, присягу потоптать, Иудой быть, и распинать Христа, и родину святую продавать так низко, так позорно! На это – не согласен!

И что ты пристаёшь всё к рядовым? Вот, мы тебя сведём к начальству, там люди есть, что и учились побольше твоего. Поговори-ка с ними! Таким, как ты, приятель-подстрекатель, место лучшее в тюрьме! ведь ты – просто разбойник, только поопасней!».

Настоящее собрание наше омрачено печальными воспоминаниями о безвременной смерти тридцати убитых новых жертвах безумной нашей революции, о мученической смерти доблестного генерала Г. Мина и генерала Вонлярлярского. Пред нами сейчас на панихиде прошёл скорбный список убиенных. В нём помещены рядом имена старцев и младенцев, мужчин и женщин, простолюдинов и сановников. С трудом верится в происшедшее.

Газеты сообщали, что когда дочь министра П.А. Столыпина, тяжко раненая при взрыве, пришла в себя, то спросила окружающих: «Это был сон?» И только взглянув на свои окровавленные ноги, представлявшие одну сплошную рану, невинно пострадавшая несчастная девушка горько заплакала, и поняла, и убедилась, что это был не сон, это была сама действительность...

О, это не сон, братия, не сон то, что делается вокруг нас, – и кто знает, какие новые замыслы, какие новые преступления таит в себе злоба осатанелых выродков русского общества, в злодействах своих не знающих ни смысла, ни жалости, ни совести. Может быть, нас ожидает ещё то, о чём сказано в Библии: у каждого слышащего зазвенит от ужаса в обоих ушах.

Это не сон, это горькая, горчайшая действительность! Дыхание смерти носится всюду, и, кто знает, страшные призраки её не стоят ли теперь над кем-либо из нас...

Из всех вопросов, какими занимался и занимается человек помимовольно, над всеми его волнениями, помыслами, страхами, радостями и надеждами, несомненно, господствует, как самый тревожный и важный, вопрос о жизни и смерти. Что такое жизнь, как она явилась, в чём её сущность, – этого не объяснит никакой сотворённый ум. Но мы все её чувствуем в себе, мы опытно её познаем, за неё борется всё живущее, к ней мы стремимся, её защищаем и отстаиваем, её верой мы переносим за пределы могилы и гроба. Но что такое смерть, откуда она, в чём состоит, как она относится к духу человека, как её избегнуть, – пред такими вопросами стояли в бессилии величайшие умы, величайшие гении человечества, и всё, что они говорили в ответ на эти вопросы от разума человеческого, всё было лишь жалким лепетом, ни для кого не убедительным. А между тем, смерть стояла и стоит пред каждым, как рок неисходный и неизбежный, и если жизнь земную остановить – во власти человека, то остановить смерть никто собственной силой не может. Вопрос о сущности жизни и смерти – это книга неведомая, книга, запечатлённая семью печатями для мудрецов мира.

Разрешение вопроса даёт только вера. И человеку остаётся одно: или обречь себя на всегдашнее и полное неведение тайны, или принять разъяснение, которое даёт ему святая вера.

Бог смерти не сотворил, свидетельствует вера. Смертию умреши, сказано первосозданному человеку, в ограждение от греха. Единым человеком грех в мир вниде и грехом смерть, подтвердил и апостол новому творению, – верующим христианам. Это – о смерти. Она от греха. А вот что знаем о жизни. Я есмь воскресение и жизнь, Я есмь путь, и истина, и жизнь, – говорил о Себе Спаситель. А юноше, ищущему, как войти в жизнь, Он ответил кратким словом: соблюди заповеди. Итак, жизнь есть соединение с Богом в вере, чистоте, святости. В этом и тайна смерти благочестивых, тайна смерти святой и мужественной, в этом объяснение того, почему многие святые называли жизнь рождением в жизнь вечную. И если мы видим смерть во имя долга, во имя чести, в сознании святости подвига, то мы чувствуем и признаём в ней нравственную красоту, высший смысл, который примиряет с нею жизнь, привлекает к себе живущих, и мало того, – и по ту сторону смерти, за её естественной гранью, указывает естественное же продолжение жизни духа, ради которого жил умерший. И, наоборот, в смерти без нравственной и духовной основы чувство наше и сознание видит что-то оскорбительное для достоинства человека, что-то уравнивающее его со скотами несмысленными.

Так, только вера и святость осмысливают и жизнь, и страдание, и радости, осмысливают и самую смерть; только вера и святость дают истинную цену и всякому подвигу, и всякой, по-видимому, и геройской смерти. Ибо, несомненно, могут быть и бывают кажущиеся подвиги и, действительно, мнимое геройство. В дни гонений на христиан находились верующие, которые сами искали смерти, искали мученичества насильно. По-видимому, что здесь худого? Многим и теперь такое поведение показалось бы похвальным, Но св. Киприан Карфагенский осудил такое самовольное и насильственное искание смерти, проникнутое до некоторой степени духом какого-то вызова и самоуслаждения, и заметил по этому поводу: «Бывает настроение, которому только не хватает мученичества, и бывает мученичество, которому, однако, недостаёт должного и доброго настроения».

Так сказано о христианах, желавших за Христа умереть. Что же нужно сказать о тех, которые идут заведомо для того, чтобы убить, хотя бы при этом и самим пострадать, даже умереть?

Бросить бомбу, перебить десятки невинных и случайно подвернувшихся под несчастный случай людей, не пощадив ни старости, ни сиротства, ни младенчества, не подумав и не пожалев о тысячах обездоленных родных, близких, о море слёз и горя, – и самому при этом погибнуть; выслеживать жертву целыми месяцами, подойти сзади, неожиданно, к беззащитному, убить его выстрелами и затем, не успев скрыться, быть схваченным и отдаться в руки правосудия, может быть и с опасностью смертной казни: что это? Геройство, или что-то другое?

Многих и очень многих обольщает это видимое мужество, картинное и показное, – и они готовы пред ними преклониться. Многих это настолько увлекает, что они и сами готовы пойти по пути такого мнимого подвига. Один пожилой человек, в ответ на осуждение злодеев, заявляет: «Но ведь они умерли сами; согласитесь, они ехали на смерть, это геройство». А одна из газет, «Труд», на днях с бесстыдством пишет об убийстве нескольких десятков полицейских служителей в Варшаве: «Есть что-то величавое в этих могучих актах красного террора».

А между тем, здесь-то именно и есть то мнимое мужество и мнимое мученичество, которому недостаёт доброго настроения, то самопожертвование, которое отдаётся сатане, а не Богу, злу, а не добру. И напрасны здесь жалкие потуги – придать злодеянию вид идейности и какой-то нравственной высоты. Если чистое нравственное чувство осудило лукавые умствования иезуитов, позволявших себе дурные средства ради высоких целей «славы Бога», то почему же прилагать иную меру к тем, кто идёт на позор и преступление убийства – ради целей «освобождения», не будучи на то никем призван, и даже не уполномоченный теми, кого он «освобождает»?

Какая ясность и простота учения об этом в слове Божием! В послании св. ап. Петра читаем: «Всех почитайте, братство любите, Бога бойтеся, Царя чтите. То угодно Богу, если кто, помышляя о Боге, переносит скорби, страдая несправедливо. Ибо, что за похвала, если вы терпите, когда вас бьют за проступки? Но если страдаете за правду, то блаженны. Только бы не пострадал кто из вас, как убийца, или вор, или злодей, или как посягающий на чужое, а если как христианин, не стыдись» (1Пет. 2:17, 19–21). Другой апостол, св. Павел, учит: «Если кто и подвизается, не увенчивается, если незаконно будет подвизаться» (2Тим. 2:5). И в то же время оба эти апостолы сами пострадали за Христа и сами славятся в веках, как великие мученики.

Кажется, ясна мысль о разнице смерти героя и злодея. Но мы живём в век такой путаницы в нравственных понятиях, такой разноголосицы во взглядах на вещи, о которых, в сущности, не может быть двух мнений, что и об этой простой истине нужно теперь напоминать и часто, и настойчиво.

Да, нынешние убийцы «ради идеи» – это не герои, не мученики, а простые злодеи и преступники, нередко больные душевно, нередко ослеплённые, потерявшие волю и сбитые с толку своими учителями. В руках этих-то таинственных руководителей наши злодеи, мнящие себя героями, – жалкое орудие для достижения целей, о которых они чаще всего и не подозревают... Смерть для них, по-видимому, не страшна, но при безверии, при этой страшной злобе, она – не высокая смерть человека, а смерть озлобленного зверя; их смерть – лествица не к небу, как у святых и у подвижников, а в преисподнюю, и не новое рождение, а смерть сугубая и вечная.

И пусть оставшиеся в живых друзья, почитатели и сообщники этих злодеев восхваляют их, объявляя мучениками и героями; пусть уверяют, – как это слышим теперь, – что их могилы в будущем будут украшены памятниками и обратятся в места народного паломничества; пусть прославляют их в сочинённых повестях, в звучных песнях и стихах; пусть в диком, исступлённом усердии, помешанные на крови, они продают и раздают на улицах портреты злодеев, убийц и извергов: людей нравственно здоровых они не могут ни смутить, ни обольстить. Мы знаем, что злодеи и убийцы, как ни восхваляй их исступлёнными криками, так и останутся только злодеями и убийцами, внушающими лишь ужас и отвращение у честных людей; мы знаем, что и разбойники, и грабители умирают на своём ремесле, и они друг друга воспевали в песнях, а сумасшедшие так же нередко бесстрашно ищут смерти, то разбивая голову о стену, то бросаясь с высоты нескольких этажей на землю...

Люди верующие не боятся смерти, но сами её не ищут. Они знают, что смерть от Бога, но от Бога и жизнь, и дана жизнь для жизни, для жизни святой и достойной, во славу Бога, во благо ближним. Они знают, что и смерть во имя долга и любви к родным есть смерть достойная и славная, есть начало новой жизни. И бесконечно много мужества и геройства не у того, кто идёт убивать из-за угла, но у того, кто, зная, что в каждую минуту может быть взорван, бесстрашно и неустанно работает на своём посту, который вручили ему Царь и родина; кто, после страшного взрыва и страшного опустошения смерти и страдания близких и даже родных детей, способен по-прежнему стойко, неустанно и не озлобляясь творить своё великое дело... ежедневно ожидая нового злодейского покушения. Это – истинное мужество.

И наш долг, братия, хранить в себе такое мужество, невзирая ни на что. Пусть веет вокруг дыханием смерти; пусть грозят каждому из нас кровавой расправой; пусть гремят выстрелы и рвутся бомбы... Останемся мужественны и тверды, непоколебимы!

Будем поминать молитвой убитых борцов за Царя и родину; будем воздавать должное их заслугам и геройству, но не будем унывать. Да совершится воля Божия! Ей единой ведомо, зачем дана России эта тяжкая година испытания.

По-прежнему в единении единомышленников, по-прежнему в единении и союзе святой веры, родной Церкви, в союзе любви к Царю и отечеству будем словом и делом являть наше исповедание.

В этом сила, в этом спасение, в этом залог нашей неминуемой победы в будущем. Да, оружие, в конце концов, выпадет из рук революции, и победа будет на стороне людей чести, долга, мира и порядка. Победа будет наша!

Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его! Яко исчезает дым, да исчезнут! Аминь.

Совершенно неожиданно мы открываем чтения в этом месте заупокойным молением о человеке, которому было столь близко и дорого наше дело. Покойный генерал Димитрий Фёдорович Трепов принимал самое близкое участие в открытии наших чтений, и если они беспрерывно существуют уже пятый год, то этим мы обязаны главным образом покойному. Он был и учредителем их, и заботливым попечителем до последних дней жизни. Служа в Москве, несмотря на множество мелочных дел и важных обязанностей, которые возлагал на него занимаемый пост, он находил время, чтобы заняться организацией чтений для рабочих и этому делу помогал всеми силами и способами, которые открывало ему его властное и влиятельное положение. О нём он предстательствовал пред покойным Великим Князем Сергием Александровичем; исходатайствовал нужные материальные средства; сам находил и приглашал лекторов; бывал в их собраниях при обсуждении вопросов об упорядочении и направлении чтений; принимал участие в составлении программ и т.д. Если мы и в настоящем году имели и имеем возможность продолжать чтения, ныне в столь расширенном объёме, то в значительной степени мы обязаны тем покойному Димитрию Фёдоровичу, не забывавшему о созданном им деле и по переселению в северную столицу.

Покойный хорошо понимал причины нашего русского нестроения. Ведь одна из главных его причин, это – глубокое народное невежество, которое не даёт тёмному человеку возможности дать отпор натиску враждебных учений, посягающих на святое святых народной души и жизни. И то хорошо понимал покойный, что наука науке рознь, и что не всякое просвещение душе во спасение. Есть наука, которая, подобно зимнему солнцу, светит, да не греет. Есть наука, которая, не опираясь на нравственное преобразование человека, подобна острому ножу и усовершенствованному орудию в руках злодея. И есть наука, освещённая высшим светом веры, согретая огнём святой религии; она созидает жизнь.

Долго народ живёт, руководясь в жизни только преданием. По преданию он получает религиозные и нравственные устои жизни, по преданию он хранит инстинктивную верность созданным встарь формам жизни, которые, может быть, при отвлечённом суждении и имеют недостатки, но для данного народа, для данного времени и для данных условий незаменимы. Но вот наступает время, когда против такого устойчивого предания поднимается буря, и почва под ним колеблется. Тогда то, что было лишь чувством, инстинктом и преданием, надо закрепить и утвердить сознанием, надо защитить против напора враждебных сил. Русское народное государственное и общественное мировоззрение не боится никакого света знания; оно покоится не только на твёрдых религиозно-нравственных началах, но и оправдано серьёзной наукой. Дать возможность уяснить и укрепить такое мировоззрение – значит дать твёрдый устой жизни, и если где, то именно в Москве, среди великого множества рабочего русского люда, достойно и праведно было создать такое именно просветительное и высокопатриотическое начинание.

Покойный Димитрий Фёдорович это и сделал... Он создал дело, которому должны подражать все города России. И такое дело должны назвать и признать добрым все честные и мыслящие люди, к какому бы лагерю общественному и государственному они ни принадлежали. Ибо добро – всегда добро. Но предубеждение и партийная узость, но упорство озлобления и невежество могут и белое назвать чёрным.

Удивительно ли после этого, что, при вести о неожиданной смерти Димитрия Фёдоровича, у многих сдавит сердце опасением за судьбу нашего просветительного дела? Удивительно ли, что среди рабочих, так долго пользовавшихся чтениями, печальная весть вызвала немедленно желание сего дня же, именно здесь и пред началом чтений, помолиться об упокоении безвременно скончавшегося?

Да, любовь и благодарность разрешаются в молитву. И вознося её к престолу Бога Правды и Милости, видя плоды и течение доброго дела, которому служил покойный, разве не найдём мы в этом залог светлых и отрадных о нём чаяний? Апостол заповедует смотреть на то, на каком кто основании строит: на основании золота, серебра, камения многоценного, или дерева, сена, соломы; огонь испытает дело каждого; у одного оно сгорит, у другого во век останется (1Кор. 3:10–14). Сеющий в плоть от плоти пожнёт тление, а сеющий в дух от духа пожнёт жизнь вечную (Гал. 6:8).

Дело просветительное, которому служил покойный, конечно, было сеянием в дух и вечность; оно было построено на основании, которому огненное испытание не страшно.

Да будет же ему отрадным уделом вечность, в которую он вступил. И жизнь непрестанной тревоги, выпавшая ему в последние годы на долю, жизнь, не ведавшая покоя, вся в ожидании ежечасной смерти, – да обретёт вечный покой на лоне Божией Милости и Божией Правды... Аминь.

Прекрасная картина мирного труда изображена пред нами в слышанном сегодня евангельском чтении. Две лодки стоят у озера; рыболовы, выйдя из них, вымывают сети. Но труд их не озлобляющий, труд их не подавляет духовных запросов, высоких стремлений. Подходит к рыбакам Спаситель; народ теснит Его, желая слушать слово Божие, и Спаситель входит в лодку, отплывает немного от берега и, седши, учит народ из лодки. Слушает народ, слушают рыболовы, прекрасная картина человеческого труда сменяется ещё более дивной картиной человеческой жажды познания истины небесной. Это духовное настроение, эта пламенеющая и никогда не угасающая вера и потребность общения с Богом, познания Его слова, – всё это даёт смысл и труду, поднимает его над трудом животным и делает истинно-человеческим. Такой труд не озлобляет, а созидает человека. Пусть не сразу и не всегда видны будут плоды труда, пусть постигают трудящегося неудачи: он не впадает ни в злобу, ни в отчаяние. Вот перестал Спаситель учить народ и говорит Симону: «Отплыви на глубину; закиньте сети для лова». Симон говорит Ему в ответ: «Наставник, мы трудились целую ночь и ничего не поймали, но по слову Твоему закину сеть». Итак, полная неудача постигла тяжкий труд целой бессонной ночи. Но ни тени ропота, ни тени озлобления не слышно в словах Симона. Послушно исполняет он слово Божественного Наставника, и что же? «Поймали они великое множество рыбы, и даже сеть у них прорывалась» (Лк. 5:1–6).

О, куда, куда сокрылись и отошли от нас картины мирного и терпеливого труда, прерываемого молитвой, – труда не озлобляющего, а созидающего души?! Ни о чём теперь так много не говорят, как о труде. Ни о чём так не заботятся, как об упорядочении труда, о его продолжительности, о плате за труд... Но с какой злобой говорят и те, которые действительно трудятся, и те, которые о труде только красно говорят, следуя моде или домогаясь человеческой похвалы! Сколько споров, сколько рассуждений! И думается всем тем, которые без конца говорят и пишут о труде, что стоит лишь добиться определённого количества часов труда, хорошей платы за него, и наступит счастье людей, и все будут довольны. А между тем, год от году мы видим, что говорящие так много о труде стараются лишь о том, чтобы сократить его, – значит, настоящей-то любви к труду здесь нет. А между тем, мы видим, что труд всё больше и больше озлобляет рабочего человека, и он с ненавистью относится и к работе, и к хозяину, и к инструментам, и к фабрике.

Братие! Труд дан и заповедан человеку, как птице крылья и способность летания; он необходим ему, как воздух. Но есть труд животного, и есть труд разумного существа. Животное работает по принуждению, по страху, из-за побоев. И, конечно, труд для него ненавистен. И человек, если он по тем же побуждениям трудится и с ненавистью к труду относится, не выше животного. Но когда труд освещён мыслью, когда в нём участвуют сердце и ум, когда он не заглушает запросов души и сменяется молитвой, когда труд совершается во имя Бога и ради ближних терпеливо, в любви и смирении, то он уже не тяготит человека, не носится, как тяжкое и ненавистное бремя, он не озлобляет, он укрепляет и телесные и душевные силы человека. Посмотрите, даже в мире животных любовь сразу изменяет труд. Как хлопотливо и неустанно птичка носит соломку для гнезда! Как день-деньской достаёт она пищу для своих птенчиков! Считает ли она часы работы, тяготит ли её труд?

А у человека разве область любви не шире, чем у неразумной птицы? Нет, у него ещё есть разум, у него ещё есть чувство горячее и глубокое, и он может и должен нести труд свой разумно и любовно. Отчего у нас столько недовольства в труде, отчего столько в нём нечестности и обмана? Отчего столько лени, что чуть кто среди рабочих заговорит о забастовке, сразу столько любителей безделья отзываются на этот призыв? Отчего, однако, мать не забастует кормить своего ребёнка, и ночь не спит, и день работает, и часов труда не считает? Отчего крестьянин, обрабатывая своё поле, свою ниву-кормилицу в страдную пору летнюю, не забастует и не бросит работы?

Оттого, что в одном случае положена в основу труда любовь к нему и любовь к семье, а в другом случае – только зависть к ближнему, ненависть к чужому добру, а часто – лень и нечестность. Оттого, что наши рабочие и ремесленники всю цель труда полагают только в искании средств к жизни, и какой жизни? Состоящей в разгуле, в нечистых удовольствиях и в праздном существовании. Оттого, что труд не чередуется с молитвой, совершается и заканчивается без мысли о Боге, о душе, о спасении. Изнурительный труд, потом пьянство, а то и разврат, опять труд с тяжёлой головой и отравленной кровью, и опять потом пьянство: что же удивительного, если тогда совсем засыпают в человеке мысль, душа и сердце, и труд его обращается в несносное бремя и вызывает только бесплодные жалобы, ропот и безумные бунты с разорительными забастовками? Что же удивительного, если такой труд полон неудач, а каждая неудача, при отсутствии любви, терпения и смирения, родит только одну злобу? Что же удивительного, если такой труд обращает человека в животное и вызывает в нём звериные чувства?

Посмотри, христианин, на Спасителя: Он до 30 лет трудился над простой работой плотника. Посмотри на апостолов: их нашёл Спаситель не в среде беспечных и бездельных, а в среде трудящихся людей и призвал к новому величайшему труду апостольства прямо от рыбачьих лодок, от починки сетей, от ежедневной работы. Но эта работа не убивала и не принижала их духа, не делала чёрствым их сердце: и душа, и сердце радостно отзывались у таких работников на слова благовестия Христова и на призыв идти за Христом на новый труд, на новый подвиг, впереди которого им не обещано было ничего, кроме мученичества.

Осени себя Крестным знамением, православный народ, и призывай всегда Божие благословение на твой жизненный труд!

И если будешь нести труд твой в терпении, любви и смирении, то он послужит тебе в созидание твоего блага телесного и душевного; тогда и к тебе придёт на зов души твоей Господь, и мрежи труда твоего исполнятся ловитвы! Аминь.

И будете сынами Всевышнего (Лк. 6:35).

В жизни нередко наблюдаем, что один и тот же предмет, одно и то же действие могут иметь различное значение, смотря по тому, служат ли они добру или злу. Так лекарство, состоящее из ядовитого вещества, в малом количестве и по указанию врача отпущенное нашему болящему ближнему, принесёт ему облегчение и здоровье. Но то же лекарство, со злым умыслом и в большом количестве данное ближнему, принесёт ему отраву и смерть. Так и острый нож в руках врача служит для спасительной операции больного, в руках сапожного мастера – для его ремесла, которым он кормит жену и детей, а в руках разбойника – это орудие грабежа и убийства. Ясно, что нельзя судить обо всём по внешности. Нужно смотреть в человеке во всём его деле на внутреннее расположение сердца. Не станем с этой точки зрения судить других, это – дело Божие, но сами себя мы обязаны проверять именно такой проверкой; об этой-то проверке и говорит нам ныне читанное в церкви святое Евангелие.

Краткое ныне евангельское чтение (Лк. 6:31–36), но как много в нём сказано! Оно охватывает решительно всю жизнь человека и даёт ей настоящую христианскую оценку.

"Если вы, – говорит Спаситель, – любите любящих вас, какая вам за то благодарность? Ибо и грешники любящих их любят». Значит, в такой любви нет ничего особенного, нет нравственной заслуги. Между тем, как часто мы и пред своей совестью и пред другими людьми выставляем именно такую любовь, забывая, что даже и в мире животных любовь самца к самке, любовь самки к детёнышам – вовсе не редкое явление.

«Если делаете добро тем, которые вам делают добро, какая вам за то благодарность?». И вправду, здесь не нравственно высокая добродетель, а часто простой расчёт: сделать добро другому, чтобы и он также добро мне сделал.

«И если взаймы даёте, от кого надеетесь получить обратно, какая вам за то благодарность?». И разве, в самом деле, не ясно, что здесь пред нами не нравственно-высокий подвиг самопожертвования ради любви, а просто житейское благоразумие и самый обыкновенный расчёт, особенно если отдать взаймы, значит – получить обратно с излишком, т.е. с процентами.

Не такой добродетели требует Спаситель от нас, Своих учеников и последователей: «Любите врагов ваших, и благотворите, и взаймы давайте, не ожидая ничего». Пусть добро, которое мы делаем, будет совершенно бескорыстно, пусть оно не опирается ни на какие земные выгоды, побуждения и награды. То верю, что быть добродетельным и благочестивым – это самое лучшее средство к достижению и земного благополучия, к устроению добрых отношений с людьми. И, несомненно, об этом очень и очень часто нам говорят, и говорят совершенно справедливо. Но не в этом главное. Если бы это и не было так, если бы благочестие несло за собой одни гонения, неблагодарный день и невозможные страдания, всё равно христианин и тогда не должен ослабевать в добре. Он не наёмник в добродетели. Наёмник хорош, пока знает, что ему будет дана хорошая плата; наёмная кормилица и няня, ухаживающая за ребёнком за деньги, потом уходят к другому, третьему хозяину и забывают о первом ребёнке. Но разве так ухаживает за родимым детищем мать? Разве можно купить за деньги материнскую любовь?

То же самое, братие, и в христианской добродетели. Закону Божию, заповедям евангельским христианин служит не за страх, не за корысть, а за совесть и за любовь. Есть у христианина и высший Образ для его служения добру, и высшая помощь, и высшее побуждение: "Будьте, – говорит Спаситель, – сынами Всевышнего; будьте милосерды, как Отец ваш милосерд». Господь по любви создал этот прекрасный мир, в котором мы живём; особую любовь Свою Он излил на человека, как на царя творения. Но люди уклонились в грех и нечестие, но люди оказались неблагодарными Творцу Своему. Что же Господь? Прекратил ли Он попечение о мире, прекратил ли Он ток Своей любви бесконечной? Правда Его, конечно, восторжествует во всей силе, и суд Его постигнет зло и злых. Но любовь Его не колеблема. По-прежнему Он солнце Своё сияет на добрых и злых, по-прежнему Он посылает дождь на праведных и неправедных. Он благ к неблагодарным и злым.

Пусть и тебе, христианин, на добро люди отвечают злом, пусть на твои жертвы и труды отвечают неблагодарностью, пусть за взятое взаймы не отдают обратно: зло чужое не должно подавить и победить твоего добра, твоей любви, твоего желания быть сыном Всевышнего и Милосердого Отца. Знаем, что это трудно: трудно, однако же, возможно. Знаем, что любить врага, как говорят, даже и невозможно: но невозможное от человека, возможно у Бога. Это – нравственное, духовное чудо много, много раз осуществлялось в христианстве. Да, человеку естественному, не облагодатствованному, не познавшему Христа, не ищущему Его помощи, всё это невозможно; ему возможно только то, что легко, что доступно и даётся без труда. Поэтому и Спаситель говорит, что язычники и грешники любят любящих их, делают добро тем, кто им делает добро, и взаймы дают тем, от кого надеются получить обратно. Но если нравственность христианская не выше языческой, в чём же её существо и в чём превосходство?

Тогда зачем было и Сыну Божию сходить на землю и Учением Своим открыть всю волю Божию, а искуплением примирить человека с Богом и даровать ему все божественные силы к жизни и благочестию? Тогда зачем и нам называться христианами?

Но на примере воплощённого Сына Божия мы видели всю полноту добра и любви бесконечной, молившейся на кресте за врагов. А на примере бесчисленных последователей Христовых, таких же людей, как мы, с нашими обыкновенными силами, – на примере апостолов, мучеников, подвижников, множества святых, живших во всех положениях земной жизни, в богатстве и бедности, во власти и безвластии, в семье и обществе, в мире и в обителях, – мы видели и видим, как исполнялся при помощи благодати Божией тот евангельский вековечный закон христианской, а не житейской языческой добродетели, о котором сегодня учит нас святое Евангелие.

И много тех, которые желали быть сынами Всевышнего, вошли в Его вечные обители, и много тех, которые стремились к подражанию Отцу Небесному, Милосердому, блаженствуют в лоне Его вечной любви. Вслед за Христом и Евангелием они зовут нас на этот путь жизни.

Святые призывы да не будут безответны! Аминь.

Заветы святителя Алексия.

В совершенно необычной обстановке и в особо знаменательном собрании совершаем мы ныне это молитвословие о Царе и Сыне Царёвом. Среди людей, открыто, мужественно и самоотверженно, иногда с опасностью для чести и даже жизни своей, выставляющих, как знамя жизни и деятельности, преданность Церкви Христовой, родине и Царю, мы встречаем нынешний церковно-гражданский праздник. Как отрадно совершителю богослужения вознести молитву о Царе и царстве среди людей искренних, единомышленных, участвующих в богослужении не телом только, но и духом, не за страх, а за совесть, не по долгу, внешнему и принудительному, а по внутреннему влечению сердца! Но вместе с тем здесь-то и место указать отрадные утешения русским людям и глубоко назидательные уроки, которые на сердца боголюбивые и царелюбивые должны пасть, как роса на землю жаждущую.

Вы стоите за веру православную.

Но вот пред вами живой образ религиозной ревности и преданности истине православия в лице святителя Алексия, митрополита Московского, память которого сегодня празднует св. Церковь; имя его носит и небесному покровительству его вверен нынешний наш Царственный Именинник. Сын боярина, из богатого дома, с заманчивым будущим в смысле житейских успехов, он оставляет с молодых лет мир и отдаётся всецело подвигам веры и служению Церкви. Перст Божий возвёл его на митрополичий престол всея Руси. И в этом звании святитель не знал усталости в трудах. Дважды по делам Церкви он совершает тяжкое путешествие в Царьград, переписывает своей рукой и исправляет перевод богослужебных книг, устраивает митрополию, вводит порядок в церковном управлении, пишет послания, воздвигает храмы, созидает обители. Это он был другом великого игумена земли русской – преподобного Сергия; он упорядочил наше монашество. Это он своим влиянием на ханов татарских, поработителей России, в дни господства наших врагов добился того, что Церковь православная осталась и объявлена была ханами неприкосновенной, первенствующей и господствующей, свободной в своей жизни и в распоряжении своими имуществами. – Добился того, чего теперь хотели лишить её свои, русские, домашние воры и насильники, якобы от имени русского народа.

И он же, святитель Алексий, завещал нам, русским людям, в трогательно-простых выражениях хранить единение и мир в общении церковном. «Други, – говорит он, – берегите молитву церковную. Как нельзя согреть дом одним дымом без огня, так нельзя остаться с одной молитвой домашней без церковной». «Что холоднее и бездушнее камня? Но если и камни ударять один о другой, то они согреются и из них посыплются искры. То же и в церковном общении». Вот нам урок единения, мира и любви взаимной, – урок, русским православным людям теперь столь необходимый. Всё, что нас разделит и разъединит, все, кто нас разделит, – всё раздорническое не благословенно.

Вы стоите за Царя, вы благоговейно храните чувства и долг верноподданства.

И в этом нам образ – святитель Алексий. До́рог Царь для русского народа, и потому, конечно, до́рог для него и первородный Сын Царёв, живая надежда будущего, залог сохранения Царского рода, залог того, что по смерти царствующего Государя царство не омрачится кровавыми спорами и раздорами из-за престолонаследия. О, знает Россия эти тяжкие времена, эти раздоры из-за великого княжения, когда не было ясного закона наследования престола!

Святитель Алексий и благословил тот именно порядок наследования престола от отца к старшему сыну (а не старшему в роде), который с течением времени дал России прекращение междоусобиц после смерти каждого великого князя; его дорогую подпись мы видим на этом акте громадной государственной важности.

Князь Димитрий Иванович, будущий герой Донской, был ребёнком. Но митрополит всея Руси Алексий хранил свято верность и ребёнку – законному Государю; он заботливо его пестовал, охранял его от злых влияний, воспитал в нём будущего спасителя отечества. Новый порядок престолонаследования только что возник; князья удельные не хотели его признавать; при малолетнем великом князе они по-прежнему тянули врозь и грабили землю русскую. И сам митрополит, который принимал самое близкое участие в делах государственных, который при множестве князей был один, как митрополит всея Руси, мог бы воспользоваться положением и сосредоточить власть в своих руках. Но святитель не только сам хранил верность ребёнку-Государю, но и пасомых приводил к тому же; словом архипастырского поучения, грозой отлучения от Церкви он смирял мятежных князей и сберёг власть законного Государя, положил семена единодержавия и самодержавия на Руси.

Вы стоите за русскую народность; вы отстаиваете Россию для русских; вы все – горячие патриоты.

Святой патриот перед вами – святитель Алексий. Для величия русского народа в годину его унижения под игом татар он работал всю жизнь, участвуя и в делах государственных, и в делах церковных. Он не дожил до радости поражения врагов на поле Куликовом, но он её видел духовными очами, он подготовил эту радость и, можно сказать, руками и устами преподобного Сергия он благословлял Димитрия Донского на брань. Ради русского народа три раза он ездил в Орду, отвратил гнев хана от русской земли, отвратил усиленную дань и разорение её и страшную войну; ради спасения Руси от разгрома инородцев он способствовал укреплению власти великого князя; ради русского народа он нёс все труды и невзгоды жизни. По его завету ныне вместе с ним ублажаемый другой святитель Всероссийский, митрополит Иона, писал русским людям пред решительной борьбой с татарами: «Кому случится умереть на той брани, те, подобно древним мученикам, примут от Христа венец за подвиг мучения».

В деятельности святителя Алексия трудно различить, где чисто церковная его работа, и где государственная. Но русский народ не осудил за это святителя; но Церковь русская не задумалась прославить его во святых. Так искони повелось на Руси: русские люди созидали царство Божие прежде всего, и это считали целью, а на царство земное, на наряд государственный они смотрели, как на средство для достижения цели, и старались, чтобы средство это было достойно и прилично для цели, было сильно и действенно. Кто хотел бы на Руси разделить Церковь от государства, тот уподобился бы человеку, который пожелал разделить в живом теле мясо и жилы от костей.

Духовный образ святителя Алексия и с ним вместе ныне ублажаемых святителей Московских Петра и Ионы – это великое назидание в наши дни и прежде всего нам, пастырям Церкви. Совершенно верно то, что духовенству должно быть строжайше воспрещено всякое политиканство. Оно словом Божиим, присягой и долгом своего звания и ежедневной молитвой призвано приносит моления, прошения, благодарения за вся человеки, за Царя и за вся, иже во власть суть (1Тим. 2:1–3). Посему для служителей русской Церкви, волей Царя ныне призванных к участию в Государственной Думе и в Государственном Совете, путь жизни, правило слова пастырского и образ поведения в жизни чисто государственной – совершенно ясны: они призваны поддерживать православную веру, власть Государя и жизненные интересы родного русского народа. Это – политика духовенства; это – его религиозный и патриотический долг; это – завет первоиерархов русских и угодников: святителей Петра, Алексия, Ионы, Филиппа, преподобного Сергия; это – заветы великих патриотов-страдальцев: Иова, в век незабвенного Гермогена и Авраамия Палицына.

Память же лжепатриарха Игнатия проклята в народе... Посему всё, что не религиозно, не народно, не патриотично, – всё, что хотя бы косвенно склонно поддерживать такие течения жизни, которые действуют в подрыв и ослабление силы и чести православной Церкви, в умаление власти Царя, утверждающего эту власть свою на религиозно-нравственном христианском начале, а не на языческом правовом, и в подрыв силы, значения и прав русского народа в его царстве, – всё такое и все такие должны покинуть ряды служителей Церкви, уйти из её священной дружины, не смущать боголюбивого и царелюбивого народа русского своим предательством, изменой долгу, лицемерием, или хотя бы даже только попустительством злу. Нет в мире более народного духовенства, как в России. Таким его сделала история.

Нужно ли ещё слово о том, что высказанное есть урок, назидание и долг для всякого русского человека? Но думается, что слово само собой вам и слышимо, и понятно. Ваше присутствие здесь – тому доказательство.

Пусть же ныне укрепятся и освятятся в нас молитвой наши религиозно-патриотические убеждения, и пусть они, распространяясь всё шире и шире, вглубь сознания русского народа принесут плод многий в жизни нашей родины! Тогда исполнится недавно сказанное слово и желание нашего государя: в час, когда Он, как смертный человек, по воле Божией отойдёт смертным исходом в путь всея земли, Он передаст Своему Первородному Сыну-Наследнику царство мирное, упорядоченное, могучее.

Боже! Суд Твой Цареви даждь и правду Твой Сыну Царёву! Да возрастает Царственный Отрок от силы в силу, исполняяся премудрости, и да будет в любви у Бога и человеков! Аминь.

Как широка область веры в жизни человека и как неизмеримо её значение! Один из вдумчивых и благочестивых писателей, чтобы показать силу веры, приводит самый простой пример, взятый из обычной жизни. Всякий человек легко пройдёт в комнате по одной половице, по одной доске пола; но перекиньте эту доску через пропасть, прибавьте к ней ещё две или три, – и тот же человек уже не решится пройти по доске, а если пойдёт, то упадёт и погибнет. В чём тут тайна? В присутствии и отсутствии веры в себя и свои силы. Как только этой веры нет, всякое, самое простое и лёгкое дело валится у нас из рук.

Расширьте и углубите эту мысль; перенесите её от простых и обыденных вещей ко всему объёму человеческой деятельности, и вы увидите, как гибельно всякое неверие, всякое колебание. Нужно ли говорить после этого о той области, в которой вера есть дыхание жизни, начало и конец, т.е. об области религиозной? Евангельское чтение нынешнего воскресного дня даёт нам два примера веры и два наставления о вере нашего Спасителя (Лк. 8:41–56). К Иисусу Христу подходит Иаир, начальник синагоги, и просит исцелить его умирающую дочь – единственное его детище; скорбный отец упал к ногам Иисуса, он молит, он просит от всего сердца о милости, он торопит Божественного Чудотворца поскорее войти в дом к болящей и умирающей. Спаситель идёт на призыв мольбы и скорби, но на пути Его задерживает народ, задерживает больная кровотечением женщина, которая в молчаливой скорби, в болезни, о которой стыдилась поведать пред всеми, с горячей верой безмолвно только коснулась края ризы Христовой и получила исцеление.

Можно представить себе, как мучительна была для Иаира эта задержка на пути Иисуса Христа, как он мучился, как он ждал, чтобы поскорее пришёл в его дом Спаситель. В этом смятении чувств он слышит известие: «Умерла твоя дочь; не беспокой Учителя». И вот, когда вера Иаира, несмотря на только что совершившееся чудо исцеления женщины, заколебалась, над ним раздаётся ободряющее слово Господа: «Не бойся, только веруй, и спасена будет». А женщине, в ответ на её всенародно поведанный рассказ о том, как оправдалась и исполнилась её вера, тот же Спаситель изрёк иное слово, слово похвалы и утешения: «Дерзай, дщерь! вера твоя спасла тебя; иди с миром!».

Брат христианин! Как часто у нас искушается и готова колебаться вера! Как часто, при виде препятствий, неудач, неожиданных противодействий, мы готовы отчаяться за успех дела, к которому приставлены, которому служим! Пусть же слышится тебе всегда и везде святое, ободряющее слово Евангелия: «Не бойся, только веруй!»

Ты – начальник; ты трудишься, не покладая рук, ты во всём действуешь, желая блага обществу и отечеству; но тебя не понимают, тебе во всём мешают, в добрые намерения твои не верят, всё перетолковывают, везде оказывают тебе неповиновение, и даже тобой облагодетельствованные больше всего восстают на тебя... Не бойся, только веруй! Не отчаивайся, не бросай служения правде, придёт время – и плоды твоей службы и работы скажутся добром и пользой для людей!

Ты, подчинённый; ты свято и в смирении исполняешь твой скромный долг; но тебя презирают, тебе не оказывают внимания; иные, худшие тебя, проходят вперёд за деньги, по ходатайству сильных мира, за лесть и ложь, ты же в тени и даже терпишь незаслуженные преследования от начальства... Не бойся, только веруй! Не озлобляйся, не отходи от правды и долга, не вступай в борьбу со злом посредством зла; терпеливым и настойчивым исполнением долга, неколебимой верностью чести и правде, работая пред Богом и совестью, а не пред людьми, ты верно придёшь к самой высокой награде: к чистой совести и похвале от Бога.

Пастырь видит, что его молитва в храме, слово поучения, голос любви и мольбы об исправлении жизни не слышится пасомыми; блюститель правды ужасается при виде торжествующего порока, против которого не слышно голоса суда; труженик, работающий честно и добросовестно, работающий весь век, терзается бедностью и недостатками; больной видит полную неудачу лечения, которое отнимает у него и у семьи столько средств... Мало ли на свете страданий? Что же тяжелее душевных страданий христианина, который любит добро и святость, стремится душой жить по Евангелию и закону Божию, а сам по слабости воли всё грешит и грешит, раскаивается и снова падает, плачет о грехе и опять отдаётся во власть его? Кто из нас не испытывал этой муки самообвинения, самобичевания?

И всё-таки каждому из этих страдающих готово слово, единственное слово ободрения: не бойся, только веруй! Пусть только это слово пройдёт в душу, пусть вера станет настоящей, горячей, усердной, молитвенной, – и эта вера и молитва привлекут силу высшую, силу небесную, силу Божию. С такой силой человек может повторять всегда уверение апостола: «Всё могу о укрепляющем мя Иисусе» (Флп. 4:13). Чудо свершится, чудо вечно свершается: бессильный становится могучим, несчастный и обездоленный – терпеливым и мужественным, колеблющийся – твёрдым и уверенным. Самая тяжесть несчастья не только не чувствуется, но является для человека сознательной школой для укрепления души, для приобретения мужества, терпения и всего того, что украшает душу человека и делает её достойной Божьего благоволения.

И слышит душа христианская не только слово ободрения Господа: «Не бойся, только веруй, и спасена будешь», но и слово сладчайшей хвалы: «Вера твоя спасла тебя; иди с миром»! Аминь.

Спаситель в субботу исцелил страдающую женщину, имевшую сухую руку; Он возвратил несчастной здоровье и возможность честной работой добывать себе и близким пропитание, быть полезным и деятельным членом общества. Но зависть и злоба фарисеев нашли и здесь повод к обвинению против Чудотворца. Фарисеи, не смея отрицать или осудить самое дело благодеяния, нашли, что оно совершено не тогда, когда это можно и нужно, именно в субботу, в день, в который, по учению фарисеев, следовало воздерживаться от всякого дела, даже и от дела благодеяния ближнему.

Спаситель здесь же, в синагоге, где совершено было чудо исцеления, обличил начальника синагоги за такие рассуждения и назвал его лицемером. Лицемер этот говорил не по любви к празднику, не по ревности к славе Божией: он мнимой и показной заботой о благочестии и хранении субботы прикрывал свою ненависть к Иисусу Христу; он искал только повода к тому, чтобы пред народом унизить Иисуса Христа и обвинить Его в нарушении закона. Ибо, если бы он действительно ревновал о славе Божией и о благе ближних, – а об этом и говорит Закон Божий, – то он порадовался бы тому, что в праздник Господень, в доме молитвы, силой свыше, Иисус Христос, во имя Отца Небесного, исцелил несчастную женщину и сделал её счастливой и довольной.

Страшен грех лицемерия! Он укореняется в человеке постепенно и прочно, он крепко захватывает власть над душой человека и, самое главное, быстро становится неприметным, постоянным спутником всех мыслей и чувств, всех отношений к людям и событиям жизни, так что даже сам грешник уже не замечает своей неискренности и своей лицемерной оценки всего окружающего. Спаситель сравнивает этот грех с закваской в тесте: когда поднялся и испечён хлеб, трудно найти в нём эту закваску, а между тем она, несомненно, в нём есть... Берегитесь, говорит Спаситель Своим ученикам, берегитесь закваски фарисейской, которая есть лицемерие... (Мф. 6:16; Мк. 8:15; Лк. 12:1).

Лицемерие может охватывать всю жизнь человека, но всего позорнее, всего опаснее и ужаснее, когда оно вторгается в область религиозную. И нужно сказать, переживаемое нами время особенно богато таким именно лицемерием. Укажем примеры.

Нужно врагам родины ослабить или совсем уничтожить значение присяги; не нравится им, что сыны родины, побуждаемые присягой, остаются верными долгу службы и готовы на смерть за Царя и отечество; хочется врагам отечества, чтобы сыны его обратились в изменников и предателей. И вот раздаются речи о том, будто присяга запрещена Иисусом Христом в Евангелии, тогда как мы хорошо знаем из того же Евангелия, что Иисус Христос на суде в синедрионе, когда первосвященник заклинал Его Богом живым и этим приводил к присяге, Сам принёс клятву. Но кто же и почему говорит против присяги? Верующие люди? По чувству любви и благоговения к Евангелию? Нет, это говорят те, кому и веры не нужно, те, которые и Евангелие по своему усмотрению переделывают. Это говорят лицемеры.

Нужно врагам родины, преступникам против закона, избавиться от тяжких наказаний, которые они по достоинству заслужили, за свои страшные злодеяния. И вот они кричат, что наказания запрещены законом Божиим, что они противны заповедям Божиим. Они не хотят знать, что в личных отношениях одного человека к другому, безусловно, воспрещено христианину налагать самовольно наказания на ближнего своего, но власти законной, о которой апостолом сказано, что она не напрасно носит меч, это право предоставлено. Но кто же говорит против наказаний? Люди, действительно почитающие Евангелие и заповеди Божии? Люди, которые сами гнушаются самоуправством? Нет, это говорят те, которые сами часто насильничают без конца, убивают из-за угла, которые при грабежах денег у артельщиков, казначеев, в лавках не щадят десятками людей неповинных. Себе разрешая всё, они у законной власти отвергают право наказывать злодеев за их беспрерывные злодеяния. Это самое гнусное и самое отвратительное лицемерие.

На что оно рассчитано? Разве на то, чтобы принести благо и пользу ближним? Нет, на то, чтобы развязать руки пороку и преступлению!

Чтобы достигнуть цели своей, такие лицемеры нередко ссылаются на слова Спасителя о любви к врагам и непротивлении злу. Но разве Господь наш для того приходил на землю, чтобы дать злу торжество? Разве тому Он учил верующих? Разве Он не обличал пороки? Нет, мы и сегодня в Евангелии слышали, что Он грозно уличил начальника синагоги в лицемерии, открыл пред всеми его тайные мысли. Мы знаем, что Спаситель наш боролся с грехом и дьяволом и за это пострадал даже до креста. Он и нам заповедал такую борьбу, и нам даровал победу над дьяволом Своей смертью и воскресением.

Итак, берегись, христианин, слушать лицемерные речи лжесловесников и их указания на Евангелие. Им нужна не сила и слава Евангелия, им нужна только своя преступная выгода.

Не может быть двух правд и двух истин: одна для себя, а другая для ближних. Зло – всегда зло, и к себе, к своим поступкам, к своему поведению нужно быть гораздо строже и требовательнее, чем к поступкам других людей. Если кто поступает иначе, тот лицемер.

Древний мудрец говорит, что лицемер устами своими губит ближнего своего (Прем. 11:9); следовательно, лицемерие есть духовное убийство. Страшен этот грех пред Богом, и пусть он бежит от нас!

Прямота, искренность и более всего послушание Церкви Божией, – вот что даст нам силу и возможность избавить себя от искушений и обмана лицемеров и самим не впасть в опасный грех лицемерия, которое Спаситель обличает так грозно в святом Евангелии. Аминь.

Евангельское чтение нынешнего воскресного дня мы слышим за богослужениями очень часто (Лк. 17:12–19). Повесть об исцелении десяти прокажённых мужей и о том, как только один из исцелённых оказался благодарным и, возвратившись к Иисусу Христу, воздал Ему хвалу, эта святая повесть читается пред нами на каждом благодарственном молебствии. Она примером благодарного самарянина учит нас никогда не забывать благодеяний Божиих к роду человеческому; она предупреждает нас, чтобы мы не впали в тяжкий грех неблагодарности к нашему Благодетелю Господу.

Но не об этом мы поведём сегодня речь. Обратим внимание на другую сторону евангельского рассказа.

Проказа – это страшная болезнь, особенно распространённая в жарких странах. Она постепенно разъедает тело больного; она передаётся окружающим; она делает для человека невозможным пребывание в среде других людей. Но при этом человек по-прежнему движется, ходит, долго признаёт себя даже здоровым, не чувствует других каких-либо недугов, не ложится на одр болезненный. Целыми годами постепенно разрушается его тело, заражая всё кругом своим гниением и зловонием, производя в человеке страшное уныние духа и тоску сердечную. Ужас болезни усиливается сознанием, что больной видит неизлечимость своего недуга и страшную опасность его для людей здоровых, для лиц, ему родных и близких. Только чудодейственная сила Спасителя даровала исцеление прокажённым, как мы видели в Евангелии; только Его милосердие возвратило им жизнь и возможность жить среди людей, не заражая людского общества, без опасности гибели для ближних.

Но что было бы, если бы нашёлся такой человек, который убедил бы неисцелённых прокажённых, что они здоровы, что им можно и до́лжно возвратиться в семью, к общественной жизни? Болезнь у больных, конечно, осталась бы, но здоровые все от них, несомненно, получили бы заразу и погибли.

Братие! Есть в людях иная зараза, иное – духовное прокажённое состояние. Эта проказа заразительная есть грех. И грех быстро и легко передаётся всем окружающим; и грех делает человека опасным в среде человеческого общества. Грех во всех его видах и проявлениях губит и поражает нестроениями всю жизнь людей: семейную, общественную, государственную. Страшнее всего то, что грешник часто не только не замечает своей духовной болезни и проказы, но считает себя совершенно здоровым, не только не уклоняется от воздействия на других людей, напротив, желает взять общественную жизнь под своё руководство. Не только не считает грех злом и несчастием, но, наоборот, грех почитает добродетелью и счастьем. Не подавляя греха в себе самом, он не осуждает его и в других, умалчивает о нём, даже восхваляет грех и тем способствует его укреплению и распространению.

Присмотритесь к нашей теперешней жизни. Все теперь сознают, говорят и пишут, что в жизни общественной и государственной много нестроений, много беспорядков и несчастий, которые грозят нашей родине погибелью. И много является учителей, радетелей, которые берутся за исправление непорядков, которые обещают водворить счастье и довольство в нашей жизни. О чём они, большей частью, говорят? Обо всём и о многом, кроме того единого, о чём больше всего нужно говорить. Они бранят правителей; они ищут и указывают виновных в наших непорядках; они возбуждают к ним злобу и ненависть; они будят зависть к людям богатым и стоящим высоко в обществе и государстве. Об одном они молчат: о грехе человеческом. Молчат о том, что мы все, и высоко и низко стоящие, и богатые и бедные, погрязли в пороках, что злоба, ненависть, зависть, возбуждаемые такими радетелями общественного блага, – это страшные грехи, которые не исправят жизни, а погубят и наполнят её кровью, принесут погибель родине; они справедливо говорят, что грех делает людей, стоящих у власти, дурными и нечестными, а людей богатых – жестокими и злыми. Но они умалчивают о том, что тот же грех делает крестьянина пьяницей и ленивцем, ремесленника – нечестным и неисполнительным, подчинённого – грубым и ослушником, бедняка – завистливым, вором и погромщиком чужого добра. Молчат о том, что грех и порок разрастаются со страшной силой, переходят, как зараза, и нечистым гниением, как проказа в теле, поражают всю жизнь нашего народа. Молчат о том, что всем нам, прежде всего, нужно очиститься душевно, раскаяться в грехах, исцелиться от духовной проказы, что без такого исцеления – всё погибло и ничто не пойдёт впрок. Что́ для прокажённого прекрасная пища, одежда и жилища? Всё равно, это не исцелит его болезни, не порадует его сердца, не отвратит грядущей гибели. То же самое и для общества людей, погрязшего в грехе; над ним стоит вечный приговор: нет радости у нечестивого...

Благодарение Богу, от греха возможно исцеление. Прокажённых очистила чудодейственная сила Спасителя. И нас от греха вечно исцеляет та же Его чудодейственная сила. Шедше покажитеся священником, сказал Он прокажённым. И мы слышим от Него тот же вечный голос. Пойдём же в Церковь Божию; у неё получим указание на грех; от неё услышим обличение и научение; она призовёт нас к миру, любви и единению; она учением Христа и Его благодатью смягчит сердца и властных и подчинённых, и богатых и бедных, и обидчиков и обиженных. Она всем укажет, что корень всех наших несчастий есть грех. И она, властью, от Бога данной, простит нам грех и призовёт к жизни святой и богоугодной.

Самая опасная – та болезнь, которую больной не сознаёт и не замечает. Сознаем же, прежде всего, нашу греховность, как самую тяжкую нашу болезнь и на неё, на борьбу с грехом, живущим не в других, а в себе самих, обратим всё наше внимание и все духовные силы!

Мы получим очищение и прощение от Спасителя. Но если мы убеждены, что неблагодарность есть самое низкое свойство низких душ, то будем твёрдо помнить, что самая чёрная неблагодарность к Спасителю, избавившему нас от греха, есть новое служение наше греху и пороку. На языке житейском мы сравниваем неблагодарных со свиньёй, самым нечистым домашним животным. И слово Божие говорит нам, что грешник очищенный и снова идущий на грех подобен вымытой свинье, которая вновь лезет в грязь...

Грех и порок, злоба, гордость и зависть, – вот наша грязь, вот корень всех наших несчастий. Правда и святость, мир, любовь и смирение, покаяние и молитва, – вот путь нашего спасения в жизни временной и вечной! Аминь.

Книга родства Иисуса Христа... Так начинается святое Евангелие (Мф. 1:1). Пред самым праздником Рождества Христова Церковь предлагает нам святую повесть о предках нашего Спасителя по плоти. Он – из рода Давидова и Авраамова, как об этом предсказывали пророки, по вдохновению от Господа. Он – Тот Самый Мессия, Христос, Избавитель, Спаситель, Которого ожидали люди в течение тысячелетий, страдая под бременем греха, неся отвержение от Бога, обрекая себя чрез грех духовной смерти. Он – Тот Самый Мессия, узнать Которого евреи имели полную возможность, ибо писания пророков живописали Его пред ними, изобразили Его ясными чертами, указали самый род Его, происхождение, город рождения, время явления Его в мир. Все те, у кого в душе горел огонь веры; все те, кого тяготил грех; все те, у кого не погасло ожидание Избавителя; все те, у кого было послушание слову Божию и указанию св. пророков; все те, у кого было горячее желание узнать всю волю Божию о спасении людей, всю правду Божию и милость, – все такие избранные сыны древнего Израиля могли узнать и действительно узнали пришедшего Спасителя, радовались Его явлению, слушали Его слово, пошли за Ним, вошли в Его Церковь и показали другим путь к небу, вечности и спасению.

Обо всём этом напоминает нам родословие Иисуса Христа, приведённое св. Евангелистом и ныне нами прослушанное. Таково было значение родословия Иисуса Христа для Его современного Ему народа еврейского.

Для нас, верующих, для христиан всех времён и мест, уже принявших благовестие об Иисусе, книга родства Его, конечно, уже не имеет того значения, какое она имела для Его современников. Однако да не подумает кто-либо, что самое евангельское чтение нынешнего воскресного дня потеряло для нас теперь силу назидания. Во век останется верным слово апостола о святом писании: всё, что написано, в наше научение преднаписано. Для нас книга родства Иисуса Христа имеет ещё более глубокое, одухотворённое и живое поучение, чем для первых читателей и слушателей святого Евангелия.

Книга родства... С кем же вступил Господь Иисус в родство? Кому сроден стал Вечный, Невидимый, Непостижимый Бог? Он вступил в родство – страшно сказать! – вступил в родство с нами, грешными людьми, а мы, мы, братие, – теперь родные, близкие, свои Богу.

Какое чудное, какое великое родство! Представь, что ты был самым последним человеком в царстве, неведомый, нищий, мало того, по справедливости, за твои преступления гонимый законом, подлежащий наказанию и даже смертной казни. Представь, что тебя мучит и жжёт раскаяние, что ты любишь и чтишь царя своего, но знаешь, что ты пред ним преступник, нарушивший много раз закон, что ты, если и станешь царю твоему известен, то разве только по указанию на предстоящую тебе смертную казнь. И вдруг, тебе объявляют, что ты не только избавлен от казни, не только помилован, но ты приближен к царю, мало того – царь чрез сына своего и наследника вступает с тобой в родство, а ты ему теперь – близкий родственник! Можно ли изобразить и представить твою радость?

Но эта радость – ничто пред той радостью, которую даровал нам Господь, когда чрез Сына Своего Единородного, Воплощённого, вступил в родство с грешным человеческим родом.

Как страдал и мучился род человеческий! Люди согрешили пред Богом и сами изгнали себя, удалили себя от Его лица; каялись они и снова грешили; стремились совестью и душой к Богу, искали с Ним общения, искали близости к Нему, а сами новыми и новыми грехами всё более и более удаляли себя от Бога. Они были преступны, они были отвержены, они заслужили только вечную смерть. Но стремление и любовь к Творцу своему они не утеряли; они искали Его, и не смели приблизиться; они жаждали Его, и не смели подойти. Нужно было, чтобы Сам Бог, Сам Он, Милосердый, пришёл и приблизился к людям, невидимый воплотился и пожил среди них.

И вот, Господь в недоведомой любви не только прощает грешных, не только избавляет их от вечной смерти, но посылает к ним Сына Своего и чрез Него, чрез Его воплощение, вступает в столь близкое общение с людьми, что это общение является родством Бога с людьми и людей с Богом. Вы не странники, не пришельцы, – говорит апостол христианам, – вы сожители святых и свои, родные у Бога!

Какое чудное, какое великое родство!

Но чем больше кому дано, тем больше с него взыщется. Чем более у кого прав, тем выше его обязанности. Чем с большей высоты упадёшь, тем сильнее и больнее расшибёшься. Берегись же, христианин! Храни своё высокое родство с Богом, храни своё достоинство! В житейском земном быту родство с великими людьми заставляет быть человека особо настороженным, особо внимательным к своей жизни: что в другом человеке и не заметят, то осудят в человеке, стоящем у всех на виду по своему высокому родству. Какая же осторожность, какое внимание к себе, к своим мыслям и душевным движениям, к своим словам и действиям, – ко всему своему поведению должно быть у нас, христиан, родных и близких к Богу!

И какая тяжесть укора совести, какая тяжесть мук душевных, какой палящий стыд, какое ожидание наказаний должны проникать наши души, если мы сознаём и видим, что родство с Богом мы вменили ни во что, что отдались мы врагу Божию – дьяволу и перешли на его сторону, что делами своими мы заслуживаем не приближения к Богу, а вечного отвержения! Или думаем, что зло наше останется безнаказанным?

Но ведь для того, чтобы избавить грешных людей от греха и зла, чтобы соделать их родными Богу, потребовалось не одно только рождение Иисуса Христа: потребовались Его страдания – несказанные мучительные страдания духа и пречистого тела, потребовалась кровь Сына Божия и Его смерть.

Грешник безумный! Неужели ты хочешь второй раз распинать Христа грехами своими? Неужели ты полагаешь, что Божие долготерпение и милосердие зовут тебя не к святости, а к пороку и преступлению? Родство с Богом одно и само по себе, без твоих усилий быть его достойным, не спасёт тебя в очах Милосердого и Праведного; Он взыщет с тебя, Он призовёт тебя к ответу.

Книга родства нашего с Богом да будет нам книгой спасения, а не книгой нашего осуждения! Аминь.

Вся во славу Божию творите (1Кор. 10:31).

Может быть, кому-либо покажется странным и непонятным, почему и для того дела, которое мы здесь начинаем, мы прежде всего обращаемся к общей молитве. Людям, чуждым христианского мировоззрения, чуждым церковности, чуждым всенародных русских святых заветов, людям, привыкшим всё мерить узкой и своекорыстной земной мерой, – естественно оказаться в настоящем случае в полном неведении и всё объяснить установившимся бездушным обычаем, или даже лицемерием. Таким людям никогда не понять наших христианских и русских воззрений.

Св. апостол Павел заповедал христианам: едите вы ли или пьёте, или иное что творите, – всё во славу Божию творите (1Кор. 10:31). Этой заповедью определяется наше отношение и к нынешнему торжеству и к тому делу, ради которого мы сегодня собрались. По-видимому, открытие чайной – дело исключительно житейское и в нравственном отношении совершенно безразличное. Но вот еда и питьё, – по-видимому, тоже дело только житейское, а, между тем, апостол таким его не считает. Нравственное значение имеют не предметы мира и вещи сами по себе, а люди и их отношения к вещам и предметам. Дом, например, в нравственном отношении – ничто; но человек может обратить его и в храм молитвы, и в место благотворительности, и в рассадник всяческого разврата, и в притон воровства и разбоя. Бумага сама по себе тоже не имеет значения, но человек может на ней написать или напечатать ангела или демона, сеять добро или зло, верность или измену, мир или вражду.

Мы открываем первую в Москве чайную от имени и на средства патриотических союзов и обществ. Пусть же это учреждение будет действовать «во славу Божию», на службе добру, а не злу; пусть оно послужит начальным, образцовым и для многих других подобных же учреждений в Москве и по всей нашей Московской области!

Придёт сюда усталый русский рабочий человек: пусть он встретит здесь тепло, привет, утоление голода и жажды, а главное – трезвость.

Придёт сюда русский человек в свободное время повидаться, побеседовать с друзьями и знакомыми: пусть встретит он собеседников умных, твёрдых, честных, верных долгу пред Богом, Царём и родиной; пусть услышит настоящее русское слово правды о происходящих в отечестве событиях; пусть услышит настоящее дельное указание, как ему поступать надо достойно высокого звания христианина, верноподданного и народолюбца.

Не одна пища телесная будет здесь предложена. В широкие круги народа проникает теперь печать – книги, журналы, особенно же листки и газеты. Великое благо – печать честная, трудовая, нравственная. Великое зло – печать лживая, натравливающая на зло, против религиозного, противоправительственного.

К сожалению, доброе часто лежит, а худое бежит, по меткому народно-русскому присловью. Иногда трудно найти русскому человеку хорошую газету: её гонят всячески, запрещают продавать, препятствуют её распространению, мешают всячески её продаже. Это делают как будто ради «свободы», ради «просвещения» народа. На самом деле здесь только страх перед свободным, и правдивым, и истинно-просвещённым, а не затемнённым ложью печатным словом. Пусть же в этом доме всегда найдётся для посетителя хорошая, дельная и нравственная книга или газета. Она усвоится многими посетителями, перенесётся ими и в семью, и на улицу, – доброе, отрезвляющее слово будет далеко распространяться, и будет ослаблять действия слова гнилого, безбожного, противного вере, присяге Царю и благу русского народа.

Тогда, воистину, это учреждение, по завету апостола, обратится во славу Божию.

Благословение Господне на доброе дело! И вам, добрые православные люди, сошедшиеся на молитву и торжество наше, – мир вам и Божие благословение! Аминь.

Для души, любящей Бога и верной святым заветам родной Церкви, для сердца, любящего родной народ, всюду и всегда найдётся пища для благоговейных и патриотических чувств и размышлений. Но то, что мы видим сегодня вокруг себя, воистину усугубляет эти думы и чувства и поднимает их до высоты исключительного воодушевления. Мы – в историческом храме царствующей династии Романовых. Мы – в храме, который является священным свидетелем того времени, когда Россия пережила страшную смуту и вышла из неё спасённой, при помощи Божией, благодаря великому религиозному воодушевлению народа, благодаря подъёму народного патриотизма и, скажем прямо, благодаря тому, что над крамольными и продажными стремлениями домашних воров и изменников, – мнивших себя передовой частью общества и тянувших то к Польше, то к Швеции, то к внутренним переменам образа правления по зарубежным образцам, – восторжествовал простой, верующий народ, чутьём понимавший всё великое значение родного прошлого, своих близких, сродных душе народной и указанных историей начал жизни.

«Только коренью основание крепко, то и древо неподвижно, только коренья не станет, к чему прилепиться?» – такими справедливыми и мудрыми словами выразили в то время русские люди свой глубокий народно-государственный смысл. Царелюбивые патриоты до глубины души, они, прежде всего, пожелали дать Царя осиротелой земле, они в Царе искали жизни и осуществления воли Божией о России, и избрали на царство не мужа-воителя, не поседелого в делах правления боярина, даже не мужа зрелого возраста и славного в народе какими-либо подвигами, – а избрали невинного юношу, почти отрока, и ему покорились добровольно всей землёй, покорившись тому великому религиозно-нравственному началу, которое, по русскому воззрению на смысл земного правления, заключено в Царском самодержавии.

Мы стоим пред Казанской иконой Богоматери. Эта чудотворная икона напоминает нам наше великое историческое шествие на Восток с Крестом и Евангелием, то мировое призвание России, в исполнение которого она должна была ниспровергнуть на пути своём векового врага христианства – Казанское царство, неверное и враждебное; эта икона объединила потом восточную Россию инородческую с коренным русским народом, обходя ежегодно огромный край до пределов далёкого севера и скрепляя население в едином духе веры и молитвы; эта икона была небесным благословением и помощью России в самые тяжкие годины её исторической жизни от смутного времени до Отечественной войны. С этим святым образом соединено столько возвышающих дух патриотических воспоминаний!

И вот, обвеянные такими воспоминаниями, мы благоговейно приносим в дар храму и святому образу Богоматери прекрасную лампаду, сооружённую на общие пожертвования. Некогда старый русский паломник во Святую Землю у величавшей святыни христианской в Иерусалиме возжёг лампаду за землю русскую, терзаемую междоусобиями. Мы повторяем трогательный подвиг его молитвенного патриотизма. За нашу родимую землю русскую, терзаемую смутой, обагряемую кровью верных её сынов и защитников, возжигаем мы лампаду – символ тепла душевного и света, символ святой горячности наших чувств, во образ нашего единения, во образ жертвы и жизни мирной, не кровавой, приносимой на алтарь отечества.

Знаменательно звучит надпись лампады: «В призывание молитвенной помощи от Царицы Небесной Царю-Самодержцу Всероссийскому в день 8 июля 1906 года».

Тяжело было Государю в этот день. Тяжело было Ему разочароваться в избранниках народных, услышать, в ответ на ласковую речь Свою, речи, полные злобы, возмущения и крамолы, оправдывающие убийства и убийц, призывающие к бунтам, грабежам и погромам... Горячо молились тогда верноподданные монархисты о Царе своём и призывали Ему помощь свыше в трудных делах правления.

Да будет горяча и ныне молитва наша о Царе и царстве! Да возвеселится новый благодатный Израиль, народ святорусский, о Сотворшем его, и сынове Сиони возрадуются о Царе своём! Пошли нам, Господи, предстательством Богоматери, дни мира и покоя, дни благоденствия царства нашего!

Приими жертву нашу, жертву душ и сердец и умилённых молений за Царя и за страдающую землю русскую!

Господь крепость людям Своим даст, Господь благословит люди Своя миром! Аминь.

Убит прямой и честный русский человек; погиб верный слуга Царя и родины смертью, увы, многих, очень многих мучеников долга; убит рукой юноши, предательски, посреди мирных трудов, в мирном собрании, при исполнении долга гражданина. Таких, как он, жертв крамолы было много. Но в отвратительном преступлении, жертвой которого он пал, справедливо отмечают одну новую черту.

Доселе крамольники уверяли всех, что они вынуждены на убийства и покушения, что они бьют только «насильников», – тех, кто борется с ними казнями, тюрьмами и ссылками; тех, кто борется с ними только силой мысли и слова, они будто бы не трогают, за убеждения противные не казнят, отстаивая для всех свободу мысли и слова.

Но вот, недавно бомбы и револьверные выстрелы направлены были в адмирала Дубасова, человека, удалившегося от дел и уже не страшного для злодеев.

В ответ на недоумения, газеты, прислужницы крамолы, поспешили объявить: «Это месть за подавление московского восстания».

Итак, область революционных убийств распространяется не на одно настоящее, но и на прошлое.

В убийстве графа Игнатьева даже и такое объяснение отпадает... Он убит только за свои убеждения; он убит только за то, что мыслил и жил не по чужой указке из лагеря «освободителей», а по велениям своего разума, по велениям долга и русского чувства; он убит, – что совсем нелепо, – не за настоящее, не за прошлое, а, так сказать, за будущее: в предупреждение его возможного влияния на правительство в сторону господства исконных русских начал, убит, как человек, который в будущем мог стать у власти и быть страшным для революции. Значит, если ты умён, если ты с характером, если на тебя не действуют ни запугивания, ни подкуп в каком-либо виде, – ты в таком случае обречён на смерть.

В поводах к убийству и в оправданиях его недостатка не будет: если ты теперь невиновен пред «освободителями», то вина найдётся в прошлом; но если и в прошлом нет ничего, то вина – в будущем; и будущее ве́домо им в совершенстве...

Так понимается свобода новыми её поклонниками и проповедниками. Вот к чему неизбежно пришло наше «освободительное движение»! Горшего рабства и тягчайшего насилия, под видом свободы, трудно себе и представить.

Юноши-преступники служат новому кровожадному Молоху «освободительного движения» усердными добровольными палачами. Впрочем, они не только палачи: они и обвинители, они же и судьи казнённых! Закон, справедливость и порядок беспристрастного суда должны применяться только к ним: к противникам применяется только смертный приговор, – приговор кучки помешанных на крови героев свободы, всегда гласно или негласно приветствуемый «передовой» печатью. Её представители, освободительные газеты, – это единственные свидетели на суде, – те газеты, которые изо дня в день лгут, клевещут, натравливают убийц на тех или иных нежелательных для революции государственных деятелей.

Немного нужно проницательности, чтобы безошибочно предугадать, кто в данное время такими газетами намечен жертвой и осуждён на казнь: восставать против насилий и казни можно только в том случае, если казни законной властью направляются против бунтовщиков и изменников. Такова двойная мораль «освободительного движения».

Есть ряд деятелей и сановников ничтожных, действительно вредных, заслуживающих гласного обвинения, продавших Россию инородцам, втянувших её в разорительные предприятия. Но это – друзья и союзники «передовой» печати; о них – или похвала, или молчание.

Но есть иные государственные работники, – умные, честные, твёрдые, стойкие, русские по убеждениям. Они-то и подвергаются преследованиям в печати, на них-то и направляются бомбы и выстрелы фанатиков-убийц.

Наблюдается очередь убийствам, – и профессора, поэты с именем научным и литературным, не стыдятся, в угоду революции, заниматься писанием статей, говорящих неприкровенно: «вот кого надо убить»!

Какой-то скрытый Вельзевул, князь тьмы, руководит этой сатанинской армией. Его рука устранила с дороги революции Великого Князя Сергея Александровича, предварительно запятнав сплетнями и клеветой имя этого честного витязя. Его рука убрала с дороги Плеве. По её мановению начиналась газетная травля, всегда неизменно кончавшаяся кровью, против всех остальных мучеников долга, которых мы в каждое наше собрание, как бы в исполнение чередной панихиды, здесь поминали...

Этот Вельзевул натравливал и на графа Игнатьева газеты во всех случаях, когда твёрдое и умное слово покойного могло опровергнуть лукавство, измену, продажность или безумие врагов православной и самодержавной России. Так было после 18 февраля 1905 года; так было во время обсуждения Положения о Государственной Думе 6 августа; было год назад, при новом обсуждении Положения о Государственной Думе с расширением её прав и пересмотром выборного закона... Так было и после роспуска крамольной Думы, когда крамола боялась, как бы покойный граф не стал у власти...

Граф Игнатьев был против Думы в том виде, как она существует. Своё слово о ней он сказал, как честнейший верноподданный; слово его не было услышано, не было исполнено, – и всё-таки он убит. Такова проповедуемая свобода мысли и слова!

Юноши и даже мальчики упиваются газетами; по газетным гнусным сплетням и клеветам они судят государственных деятелей, произносят им смертные приговоры и приводят их в исполнение. Юноши диктуют законы жизни и направляют ход истории великого народа... Они почитают себя безгрешными: что они решили для России, то должно быть исполнено. Несогласным – смерть. Проверки газетных слухов и обвинений нет; по-видимому, всё дело в том, чтобы пролить как можно больше крови, умертвить побольше из лагеря несогласных.

Изверг-убийца графа Игнатьева в тюрьме на допросе указал следующую жертву крамолы, назвав имя престарелого государственного мужа (К.П. Победоносцева), о котором мы положительно за верное знаем, что он более года не бывает ни во дворце, ни в Государственном Совете, удалившись совершенно в частную жизнь. Чем же объяснить этот кровавый приговор, ему произнесённый? Одним: газеты чуть не ежедневно уверяют своих читателей, что этот старец стоит втайне во главе правительства, что он – опора «реакции», задержка «реформ»...; пальцем они показывают на него палачам революции: «вот кого забыли, вот кого ещё надо убить»!

Печать открыто проповедует убийства. Свершится одно убийство – похвала между строк, или красноречивое умолчание о гнусности преступления в той же печати служат наградой преступнику и вдохновляют новых палачей-добровольцев.

Какая страшная ответственность, какая вина перед Богом, пред родиной и историей лежит на совести этих писателей, обмокающих трость осуждения – перо своё не в чернила, а в кровь ими убитых!

Но зло своей гнусностью бьёт, прежде всего, себя. Изо дня в день падает то обаяние, которое «освободительному движению» удалось внушить к себе обманом, обольстительными фразами, лживыми обещаниями, мнимым благородством побуждений и целей. Страшен будет час, когда повязка спадёт с глаз обманутых русских людей, – и страшно будет проклятие народа вдохновителям на погромы, убийства, измены и бунты, и тем, которые, идя на кровавое, мнили себя героями.

А для людей порядка, чести и долга новые и новые убийства слуг Царя и родины не страшны: они не запугают их, не разъединят, а напротив, ещё более скрепят их союз, их единение. На одном венке, возложенном на гроб убитого графа Игнатьева, была надпись: «Сомкнём ряды!» Надпись глубоко знаменательна. В ней – нам призыв к продолжению борьбы, к бодрости и мужеству; в ней звучит уверенность в грядущей победе добра.

«Страха же вашего не убоимся, ниже смутимся; Господа же нашего Того освятим и Той будет нам в страх». Вот наше исповедание пред лицом врагов!

В этих чувствах веры и верности, мужества и преданности любимой родине мы творим ныне поминовение новой безвинной жертвы злодеев, нового мученика, погибшего за святые убеждения честного русского человека, и молим ему покоя в лоне вечной любви Божией! Аминь.