8 сентября, 1957.

Дорогой и глубокочтимый Владыка!

Сердечное спасибо, что порадовали меня папиной¹⁸ картиной, ширяевской лаской и собственным милым четверостишием! Конечно, поэтам приятно, когда их гладят по шерстке (или перьям, если они крылаты), а не против; но не замечали ли Вы иногда, если не на лебедях, то на собаках, что иную, слишком крепкую ласку они больше терпят (из вежливости), чем ею наслаждаются? Все же я рад уже просто тому, что нашелся в мире сем один человек, которому мои стихи пришлись по душе. Но что за чудовищные искажения в них получились! «Голгофы оцет» превратился в «отсвет», «дешевая больница» в «душевную» и т.д.

У нас август месяц был исключительно бурным: приезжали, один за другим, разные заморские друзья и знакомые. Из числа Вам вероятно известных: Глеб Струве (проведший у нас целых десять дней) и Ржевский (прозаик и критик) с женой-поэтессой Аглаей Шишковой, той самой, которую Ширяев прославил вместе со мной в своей статье. Все жили, конечно, .в гостинице, но целые дни проводили у нас. Было очень интересно: хорошо поговорили, читали стихи. От Струве узнали, что Вы примерно в это же время были в Европе и даже в Мюнхене, а потому надеялись, что и Вы почтите нас своим посещением, но этого – увы! – не произошло...

Стихи мои, думается мне, доходят и до тихоокеанских берегов, если только там читают «Новый Журнал» и «Грани». Были они в только что вышедшем № 49 первого и в № 31 второго. А кроме этого пока ничего нового и нет.

Репродукция с картины моего отца свидетельствует о полном убожестве советской полиграфической промышленности! В тонах она совершенно не похожа на оригинал. Но все же приятно, конечно, что труд отца не забыт. А вот сыну пути «туда» навсегда заказаны!